В небе Юго-Восточной и Центральной Европы
Не думал я, мечтая о полетах, что когда-нибудь буду сражаться в небе Юго-Восточной и Центральной Европы. Защищать свою землю — да, вторгаться в воздушное пространство соседей — нет. Так нас воспитывали. Но жизнь повернула все по-другому. Не по нашей вине стало пылающим небо Румынии, Венгрии, Чехословакии, Польши, Германии, куда полетели боевые советские эскадрильи на последнем этапе войны. Советский воин освобождал народы Европы от коричневой чумы.
Румыния не просто вышла из войны. Она направила свои вооруженные силы против гитлеровцев. Вчера враги, а сегодня товарищи по оружию. Такое не сразу воспринималось сердцем и разумом, но в наших войсках была проведена большая разъяснительная работа, да и многие из нас знали, что Румынию в войну против СССР ввязали реакционные силы страны.
Нередко теперь вместе с нами прикрывали войска, штурмовую авиацию и румынские летчики. Истребители у них были немецкие — «Фокке-Вульф 190». Это обстоятельство создавало дополнительные трудности при опознании самолетов в воздухе. От нас потребовалось больше внимательности. Ошибок не произошло. [95]
6 октября 1944 года войска 2-го Украинского фронта начали боевые действия на территории Венгрии. Крупная Дебреценская операция продолжалась более 20 суток. Была разгромлена 3-я венгерская армия, разбито несколько немецких дивизий. Авиация фронта непрерывно поддерживала наши наступающие танковые и пехотные части. Авиаторы около пяти тысяч раз поднимались в воздух, спеша им на помощь.
Теперь чувствовалось, что спесь с фашистских летчиков сбита, но это не уменьшило накала воздушных боев. Под Дебреценом очень хорошо действовала эскадрилья капитана Гирича. Ее летчики сбили 6 вражеских самолетов, из них 3 — комэск.
Любил я слушать его доклады о прошедшем бое. Плечистый, среднего роста, с черной шевелюрой, он по складу характера был горячим, но неторопливым. Докладывал обстоятельно, без эмоций и всегда правдиво. Мне доводилось в дни войны, да и после, встречать авиаторов, которые смаковали свою храбрость в бою. Андрей Гирич был храбр без лихости и не терпел малейшего хвастовства. И еще я любил (и не я один) слушать, как поет в кругу друзей капитан. У Андрея был бархатный баритон... А песня... Жестокая штука бой, но без песни на войне нельзя.
1945 год мы встречали на венгерской земле. Предновогодний день выдался более или менее спокойным, и мы решили отметить наступление нового года, сулившего долгожданный конец войне. Летная столовая была расположена на окраине города Кечкемета. Мы собрались в 21 час. Только сели за стол — бомбежка. Видно, дело не обошлось без лазутчика-наводчика. И все же нам повезло: серия бомб легла слева и справа от здания столовой. Тряхнуло как следует. Несколько человек (в том числе и я) получили легкие ранения от битого стекла. [96]
Утром позвонил командир дивизии Благовещенский, с иронией спросил:
— Ну как, Медведев, хорош был концерт к вашему новогоднему ужину?
— Ответим концертом к обеду, — в тон комдиву ответил я. — Только более точным.
— Добро. А сейчас принимай поздравление: полк твой награжден орденом Кутузова третьей степени.
— Спасибо, Всеволод Георгиевич.
— Медведев, не те слова говоришь.
Я растерялся, но тут же меня осенило, и я во всю силу своих легких выпалил:
— Служу Советскому Союзу!
После боевого вылета был митинг. Присутствовало почти все дивизионное начальство. Благовещенский поздравил полк с наградой. В ответном слове я сказал, что сегодня сбили 5 вражеских самолетов, пытавшихся разбомбить будапештские мосты через Дунай. И тут произошло неожиданное: строй разрушился, ко мне подбежали десятка два ребят и стали меня подбрасывать в воздух. Я испугался: как такую вольность расценит командир дивизии? Всеволод Георгиевич ничего не сказал, но с улыбкой покачал головой.
Будапештская группировка врага располагала большим количеством орудий и минометов. Мы часто вылетали гасить огневые точки врага. И делали это довольно успешно. В книге «Решения принимались на земле» генерал-полковник авиации С. Н. Гречко (в те дни исполнявший обязанности начальника штаба воздушной армии), вспоминая поездку в только что освобожденный от гитлеровцев Будапешт, пишет:
«По поступившим в штаб воздушной армии боевым донесениям, только в январе в этих местах (район расположения венгерской военной академии. — Д. М.) было проведено 57 групповых воздушных боев и сбито более [97] восьмидесяти фашистских стервятников. Поскольку остатки сбитых и сгоревших вражеских самолетов еще не были убраны, старшина-фотограф и подполковник И. В. Орлов нащелкали здесь большое число фотоснимков, убедительно свидетельствовавших о мужестве и мастерстве летчиков-истребителей боевых групп, возглавляемых во время боя подполковником Д. А. Медведевым, капитаном А. З. Валеевым, лейтенантом С. В. Носовым и другими советскими летчиками».
Командование фашистских войск для помощи окруженной будапештской группировке организовало «воздушный мост» — на самолетах Ю-52 сюда подбрасывались подкрепления, боезапас. Началась охота за «воздушными извозчиками». Мы тоже принимали в ней участие. Наши летчики Гусаров, Гирич, комэск Полеев сбили по одному Ю-52.
После освобождения советскими войсками Будапешта [98] события на фронтах нарастали стремительно. Наш полк в составе 2-го Украинского фронта принял участие в освобождении от гитлеровских войск Словакии и столицы Австрии Вены. За нее шли ожесточенные бои. Любой ценой пыталось фашистское командование удержать Вену. Тщетно! 13 апреля 1945 года части Красной Армии вступили на ее улицы и площади. Радостно приветствовали освободителей жители Вены.
Полк наш расположился в пригороде Вены. 2 мая впервые за последние два месяца выдался день, когда не планировались для нас боевые полеты. С разрешения командира дивизии я с группой летчиков отправился осматривать достопримечательности австрийской столицы.
Весна была в полном разгаре. Буйно распустились деревья. И на этом фоне торжества жизни портили картину битый кирпич, мусор на улицах перед разрушенными домами. Удручающее впечатление оставило взорванное фашистами здание театра оперы и балета. По такому же проекту был в свое время построен театр в Одессе. Я бывал в нем и всегда любовался его прекрасным архитектурным ансамблем.
К ужину вернулись к себе. Летный состав занимал несколько отдельных домиков дачного типа. В одном из них временно квартировали я и два моих заместителя — майоры Чесноков и Гусаров. Перед сном немного поговорили об операции наших войск на ближних подступах к Берлину. Каждый понимал, что идут последние дни войны. А где-то в душе возникал протест против неизбежных жертв, которых могло бы и не быть, капитулируй Германия до начала мая.
Пытаюсь заснуть: утром нужно быть со свежими силами — из штаба армии предупредили о новом боевом задании. Сквозь дрему слышу беспорядочную стрельбу. Открыл глаза — выстрелы не умолкали, звучали [99] совсем близко. Послышался лязг металла. Похоже, танки.
— Возможно, десант или налет, — крикнул из соседней комнаты майор Гусаров.
Мысль о десанте отвергаю, но к окну подхожу осторожно. Каскад трассирующих пуль гаснет в безоблачном утреннем небе. Почему стреляют в воздух, когда в небе нет самолетов? Выбегаю на улицу. Вижу удаляющийся танк Т-34, а справа стоит сержант и стреляет в небо из автомата. Подзываю его к себе:
— В чем дело, сержант? Что случилось?
— Берлин взят нашими войсками, товарищ подполковник.
— Точно?
— Абсолютно!
— Спасибо, дорогой, за радостную весть.
«Проспали, выходит, наши связисты сообщение о взятии Берлина», — мелькнула мысль. А грудь распирает от нахлынувших чувств. Возвращаюсь поспешно в дом, хватаю двуствольное охотничье трофейное ружье, заряжаю и палю дуплетом в распахнутое окно. Сзади шаги. В дверях Чесноков и Гусаров. Кричу им:
— Друзья, Победа! Взят Берлин!
Обнимаемся, что-то говорим друг другу. Наскоро умывшись, спешим на аэродром. Там всеобщее ликование. Незабываемые минуты жизни!
Но служба есть служба. Появляется дежурный по части и сообщает о вызове в штаб дивизии меня и майора Чеснокова. Едем туда. В штабе уже собран старший командный состав. Полковник Благовещенский тепло поздравляет всех с победой наших войск в Берлине. Переждав, пока стихнут аплодисменты, он, посуровев, говорит:
— Для нас, товарищи, война не окончилась. Крупная группировка фашистских войск восточнее чехословацкой [100] столицы, города Праги, продолжает боевые действия. Требуется усилить удары по врагу, чтобы принудить его к безоговорочной капитуляции. Нашей дивизии приказано совместно со штурмовиками прикрыть наступление войск Второго Украинского фронта. Нам к этому, боевые друзья мои, не привыкать. И ни в коем случае не расслабляться! Полк Медведева готовится к перебазированию на передовой аэродром города Брно. Задача ясна?
— Ясна, ясна, — дружно загудели собравшиеся.
— Ну тогда по местам. Медведеву и Чеснокову задержаться.
Комдив подходит к нам с улыбкой, очевидно, скажет, что-то приятное. Так и есть:
— Товарищ Медведев, прошу передать наши искренние поздравления майору Гиричу. Указом Президиума Верховного Совета СССР ему присвоено звание Героя Советского Союза. Спасибо и вам и товарищу Чеснокову. Тут есть доля и вашего труда.
Весть об Указе пришла на аэродром раньше нашего возвращения. Сработал беспроволочный солдатский телеграф. Теперь в полку было два Героя Советского Союза — майоры Гирич и Гусаров (он получил это высокое звание в 1943 году).
За бои над территорией Венгрии и Чехословакии был награжден Золотой Звездой Героя Советского Союза и орденом Ленина командующий нашей воздушной армией генерал-полковник авиации Сергей Кондратьевич Горюнов. Его большие заслуги вместились в Указе в одну строчку: «...за умелое руководство авиацией». Только тот, кто сражался под командованием Горюнова, знает по-настоящему, сколько большого командирского мышления, энергии, сил, мужества скрывают эти лаконичные слова.
Высокими наградами были отмечены за освобождение [101] города Брно летчики 6-й гвардейской истребительной авиадивизии. Ею командовал полковник И. И. Гейбо — мой бывший комэск по боям на Карельском перешейке в 1939–1940 годах (тогда капитан). Сам Иосиф Иванович был удостоен звания Героя Советского Союза. Всегда приятно, когда награда Родины находит достойного. Вдвойне радостно, когда награжденный был человеком, у которого ты набирался ума-разума, учился науке побеждать.
Передавая сообщение о награждении Гирича, командир дивизии дал мне и срочное боевое задание: произвести воздушную разведку западнее Праги. Поздравив Андрея Гирича с наградой, я вызвал комэска Михаила Кирилкина и приказал готовиться к полету вдвоем. Через 15 минут мы были в воздухе.
Вскоре показались очертания Праги. Михаил качает крыльями. Вижу и я — «хеншель». Очевидно, летит на корректировку огня своей артиллерии. Я развернулся в его сторону. Фашист, видимо, тоже заметил нас, стал снижаться по крутой спирали. Догнать его ничего не стоило, но горючего у меня в обрез. И все же решил: зайду на атаку, а потом пусть поупражняется Михаил. Очередь хлестнула по «хеншелю», и он, зацепив землю крылом, загорелся.
Позже мой ведомый дружески упрекал меня за то, [102] что я не дал ему прикончить врага. Но ведь важно, что сбили самолет, а кто — ведущий или ведомый, — вопрос второстепенный. У нас в полку это обстоятельство трений не вызвало.
Сбив корректировщик, мы в районе юго-западнее чехословацкой столицы обнаружили большое скопление вражеских танков. Срочно передав по радио в штаб координаты, повернули к своим. Еще в воздухе я увидел, как с соседнего аэродрома взлетали наши штурмовики.
3–6 мая 1945 года полк активных боевых действий не вел, — готовились к боям за Прагу. Погода стояла почти летняя. Солнце пекло немилосердно, воздух к полудню накалялся до предела. Всех мучила жажда. И тут отличился мой ординарец Даниил Фонарев. Он раздобыл у кавалеристов лошадь и начал доставлять холодную воду прямо к стоянкам самолетов.
Когда я впервые увидел нашего «поильца» у своего самолета, сразу же вспомнил лошадь, которая помогла мне спастись в тяжелые дни сорок первого года... Я подошел ближе к гнедому и заметил на крупе его, на ногах узловатые рубцы заросших ран. Это был конь-ветеран, прошедший многими дорогами войны. Я погладил чуть вздрагивающую шею лошади и тихо сказал:
— Спасибо за службу, друг.
Гнедой, будто понял слова, замотал головой. А я, повернувшись к Фонареву и техникам, удивленно смотревшим на меня, приказал:
— Не обижайте коня. Он свое уже отвоевал.
— А мы его не обижаем, товарищ командир, — ответил заулыбавшийся Фонарев.
Пражская операция советских войск началась 7 мая. В Праге вспыхнуло восстание. Гитлеровцы жестоко подавляли его. Нужно было спешить. О начале наступления хочу привести выдержку из воспоминаний генерал-полковника С. Н. Гречко. В уже упоминавшейся мною [103] книге «Решения принимались на земле» он пишет: «Первыми, как обычно, нанесли удар по обороне противника бомбардировщики. Бомбовый удар был нанесен по заранее разведанным и сфотографированным воздушными разведчиками позициям артиллерийских и минометно-ракетных подразделений. Вслед за сильной и продолжительной артподготовкой приступили к боевой работе многочисленные группы штурмовиков из авиакорпусов Н. П. Каманина и В. В. Степичева. Судя по всему, начало наступления было неожиданным для противника, поэтому нашим войскам удалось довольно быстро преодолеть его оборону на переднем крае. Однако с продвижением в оперативную глубину сопротивление гитлеровцев быстро возросло не только на земле, но и в воздухе. Уже в первый день операции было отмечено 760 самолето-пролетов врага — бомбардировщиков и истребителей. Но наши летчики, в частности истребители из авиакорпуса И. Д. Подгорного, были начеку. Только 6 летчиков-истребителей — Д. А. Медведев, А. Б. Бричиков, М. С. Егоров, С, И. Коновалов, К. А. Красавин, И. Е. Череда сбили за день 14 фашистских стервятников».
В тот день, о котором пишет С. Н. Гречко, полк наш сделал более ста вылетов, провел 30 воздушных боев. Наши два Героя Советского Союза, Гусаров и Гирич, командиры эскадрилий Михаил Кирилкин и Николай Полеев, старший лейтенант Кононов, лейтенанты Чубаров, Блинов и автор этих строк сбили 10 вражеских самолетов. Потерь у нас не было.
9 мая 1945 года с аэродрома Брно я поднялся в воздух вместе с Кирилкиным. Моросил мелкий дождик. После взлета Михаил приблизился ко мне. Летели крыло в крыло так, что я видел его улыбающееся лицо с рыжеватыми усиками. Чем ближе мы подлетали к месту сражения, тем лучше становились погода и видимость. [104]
Внизу столбы дыма — горят здания. Все внимание теперь земле, — передаю в штаб, что там происходит. Ведомого предупреждаю:
— Могут быть «фоккеры».
Михаил покачивает головой, что означает «понял», и удаляется на боевой интервал. Внизу по курсу слева что-то блеснуло. Различаю низко летящий транспортный самолет Ю-52.
— Внизу слева удирает фашист, — передаю Кирилкину. — Атакую. Прикрой.
Со снижением начинаю догонять врага. Фашист удирает на предельно малой высоте, доворачивает к реке. Понимаю: хочет использовать поверхность воды для еще большего снижения, а берега — для прикрытия от моих атак.
Не выйдет! С высоты 300 метров открываю огонь, как по наземной цели. Прицельно стрелять сложно: Ю-52 маневрирует вдоль реки. Две атаки окончились безрезультатно. Тогда я снижаю скорость и подстраиваюсь к «юнкерсу». Дистанция сокращается быстро... 300 метров... 200... 100... Стиснув зубы, нажимаю на гашетку управления огнем пушек. Трасс от снарядов не вижу. Резко тяну ручку высоты на себя. И тут слышу голос Михаила:
— Командир, здорово. Фриц развалился пополам и бухнулся в речку...
Это мой 130-й воздушный бой и 15-й сбитый вражеский самолет. Первый — 22 июня 1941 года, последний — 9 мая 1945 года. 15 лично и 16 в группе — таков итог.
При заходе на посадку вижу на аэродроме самолет ПО-2. «Кто-то из начальства», — мелькнуло в голове. И точно. Техник докладывает:
— Товарищ подполковник, прилетел начальник штаба [105] воздушной армии генерал Селезнев. Он ждет вас у самолета.
Подбегаю к генералу, рапортую о сбитом «юнкерсе». Он жмет мне руку:
— Поздравляю, товарищ Медведев, — улыбаясь, говорит он. — Победа пришла в наш дом. Сегодня рано утром в Берлине подписана капитуляция фашистской Германии...
Что делалось в городе Брно в тот день — описать трудно. Кто плакал от радости, кто смеялся. И везде и ото всех жителей города в наш адрес звучали приветственные слова:
— Братущки! Братушки!.. [106]
11 апреля 1987 года я смотрел по телевизору репортаж о том, как встречали Генерального секретаря нашей Коммунистической партии Михаила Сергеевича Горбачева в Братиславе, в том краю, где мне довелось воевать в самые последние часы Великой Отечественной войны. Смотрел и радовался. Нет, не пропал наш ратный путь в небе Европы. Прекрасные всходы дала наша дружба с народом Чехословакии, омытая солдатской кровью.
Со слезами на глазах я смотрел на церемониал возложения венков к памятнику героям Словацкого национального восстания и на холме Славин — к памятнику советским воинам, павшим в боях за свободу и независимость чехословацкого народа.
Ветераны войны поймут мои чувства. Уверен — они пережили в этот апрельский вечер то же, что и я. Хочется, очень хочется, чтобы наши дети и внуки поняли нас сердцем, а разумом оценили историческую значимость такой встречи...
Первыми в Прагу ворвались танкисты. Вслед за ними улицы чешской столицы заполонили и другие войска 2-го и 4-го Украинских фронтов. Однако для нас небо еще оставалось пылающим. 10 и 11 мая завершались бои с гитлеровскими войсками, пытавшимися уйти на запад и капитулировать не перед Красной Армией, а перед командованием американских войск.
И эта попытка гитлеровских генералов лопнула, как мыльный пузырь. Под напором с земли и воздуха остатки армий группы «Центр» и части дивизий группы «Австрия» были пленены.
11 мая 1945 года я сделал свой последний боевой вылет, 451-й по счету. В середине месяца полк наш перебазировался в город Луцк. Здесь в начале июня 1945 года я узнал о присвоении мне звания Героя Советского Союза. А вслед за тем пришло сообщение о [107] зачислении подполковника Д. А. Медведева слушателем военно-воздушной академии.
Вот уже пятый десяток лет отсчитывает жизнь от тех дней, когда пылало небо нашей Родины. Путь мой в эти годы не был легким и простым, но с авиацией я не расставался. Окончил академию. Командовал авиационной истребительной дивизией. Еще учился — теперь уже в академии Генерального штаба Вооруженных Сил Советского Союза. Был на высоких командных должностях. И все это время летал.
В 1965–1976 годах преподавал в Военно-инженерной Краснознаменной академии (институте) имени А. Ф. Можайского с исполнением должности заместителя начальника академии. Не порвал связи с этим высшим учебным заведением, уйдя в запас. И сегодня веду там научно-исследовательскую работу.
Все эти годы со мной была память о войне. Неотступная память вела по местам бывших сражений. Побывал на Карельском перешейке. Посетил Трептов-парк в Берлине.
Встречался со своими боевыми друзьями — техником моего самолета Алексеем Шостаком, с комиссаром нашего полка осенью 1941 года Иваном Михайловичем Морозом и другими товарищами.
Прожитые годы оставляют свои напластования в памяти и душе человека. Пласт детства самый глубокий. Он потянул меня в родную Узловую. В городской школе № 59 меня ждали. Как хорошо мне было среди ребят! Радовался, узнав, что школьники решили открыть мемориал в память защитников Родины, своих земляков, павших в боях Великой Отечественной войны. Был на открытии этого обелиска. Видел горящие глаза молодых патриотов... [109]
Мне доверена большая честь быть председателем Ленинградского совета ветеранов войны и труда. Совет объединяет десятки тысяч людей, прошедших через горнило военных испытаний.
Твердо убежден, что все они, как и я, хранят благодарную и тревожную память о минувшей войне. Она дает нам силу трудиться во имя настоящего и будущего, делать свой посильный вклад в дело воспитания молодежи на революционных, боевых и трудовых традициях советского народа.
Им, юным и молодым — наши заботы, внимание ветеранов. С этих позиций и написаны мои небольшие воспоминания. Счастлив буду, если они помогут молодым читателям не только получше узнать прошлое Отчизны, но и взять в настоящем равнение на героев сражений за ее свободу и процветание.