Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Почему за державу обидно?

Приднестровье — у меня к нему отношение особое — «земля, которую отвоевал и, полуживую, вынянчил...» Приднестровье — о нем надо или писать подробно и беспощадно, точно, не пропуская ничего, или не писать вообще. Пока слишком велико разочарование, слишком сильно жалостливое презрение или презрительная жалость — я не знаю пока, как это чувство точно называется, еще не определился. Может быть, когда-нибудь я и напишу — о беззаветно мужественных в бою, но совершенно беспомощных перед предельно наглыми «родными» проходимцами людях, о героизме и доблести, о беспредельной подлости и ханжестве, о том, как можно бороться за одно, а напороться на совершенно другое; о стравливании хороших людей (у которых только одна жизнь!) при помощи политического словоблудия во имя корыстных политических интересов, о том, как можно, бессовестно эксплуатируя высокое человеческое стремление к свободе, создать удельное царство самого дикого беспредела. Может быть, это когда-нибудь и случится. Устояться все должно, отложиться, очиститься от налета эмоций. А пока я пропускаю эту страницу. Теперь пристало время подвести некоторые итоги, попробовать разобраться, почему за державу обидно, и сделать выводы, отнюдь не претендуя на истину в последней инстанции.

Я на российской земле родился, я в нее уйду. Как писала Анна Ахматова:

Не ложимся в нее, а становимся ею, Оттого и зовем так свободно своею. Бежать мне с нее некуда и незачем, на ней жить моим детям и внукам, и она мне далеко не безразлична. Велика [422] Россия, а отступать-то и некуда: там, где мы теперь стоим, там и наше Куликово поле.

Теперь о главном. В своем исполинском тысячелетнем деле созидатели России опирались на три великих устоя — духовную мощь Православной Церкви, творческий гений Русского Народа и доблесть Русской Армии.

Первый из этих устоев Иваны, родства не помнящие, начали расшатывать на государственном уровне сразу после революции 1917 года и завершили свою дьявольскую работу в начале тридцатых, подняв на воздух тысячи храмов и похоронив под их обломками духовность Отечества, загнав ее на десятилетия в подполье, искусственно сделав постыдной и непристойной. Расправа над второй державной опорой в основном была завершена к концу тридцатых годов — всех, посмевших «свое суждение иметь», прислонили к стенке или разместили в местах, не столь отдаленных от Северного полюса. Остальных пригнули и выровняли, ввергнув, таким образом, творческий гений в шок.

Пытались и последнюю державную опору — армию отправить в небытие и даже кое в чем преуспели, но преступление против суворовских наследников не удалось. На то она и доблесть, чтобы в огне не гореть и в воде не тонуть. Армия сцепила зубы, выдвинула из своих рядов новых гениальных полководцев, прикрыла образовавшиеся бреши новыми стойкими бойцами, сначала выстояла, а потом и одержала победу в величайшей из войн, которые знало человечество, вписав мечом новую славную страницу в скрижали Истории. Немецкие фашисты, да и союзники наши, отождествляли СССР и Россию, называя всех бойцов Советской Армии русскими. Они правильно отождествляли. Сражалась великая многонациональная Россия, сражалась и победила, явив миру величие русского духа, подтвердив славу русского оружия, доказав еще раз всем, что традиции, заложенные великими российскими воителями, нетленны.

На чем же стояла, стоит и стоять будет Армия государства Российского? На основах простых, суровых и потому — вечных. В области духовной — на преобладании духа над материей. В области устройства вооруженной силы — на самобытности («мы мало сходствуем с другими европейскими народами»), на преобладании качественного элемента над количественным («не множеством побеждают»). В области воспитательной — на религиозности и национальной гордости [423] («мы русские — с нами Бог!»), сознательном отношении к делу («каждый воин должен понимать свой маневр»), на проявлении частной инициативы на низах («местный лучще судит... я — вправо, должно — влево — меня не слушать»), на способствовании этой инициативе на верхах («не входить в подробности ниже предположения на возможные только случаи, против которых разумный предводитель войск сам знает предосторожности, и «не связывать рук»). В области стратегической — «смотрение на дело в целом». В области тактической — «глазомер, быстрота, натиск» и использование успеха до конца («недорубленным лес вырастает»). А венец всему — победа, победа, «малою кровию одержанная». Эти бессмертные заветы, эти гениальные предначертания наших предков дали великие результаты.

Что есть армия российская? Это — храбрость, сметливость, выносливость, предельная неприхотливость, дисциплинированность. Это — солдат. Офицеру к этим качествам должно прибавить гражданскую позицию (не молчать, например, из конъюнктурных, карьеристских соображений при виде глупости, граничащей с преступлением, — «Честь превыше всего!») и умение не бояться ответственности. Немного проку в храбрости и высоком уровне тактической подготовки, если офицер не способен в экстремальной ситуации властно произнести: «Я решил...» И вступить в своеобразную полосу отчуждения, где царит только он, его разум и воля. Не прокурора должно видеть мысленным взором, принимал решение, а победу. «Я персонально отвечаю за свои действия, и больше никто!» И тогда она придет. Великий Суворов сформулировал это ясно, кратко и исчерпывающе: «Рядовому — храбрость, офицеру — неустрашимость, генералу — мужества». А есть ли на свете мужество — каждый решает сам.

И еще один, крайне важный для армии момент. Офицеры звена командир взвода — командир батальона никогда не говорят: «Когда я командовал 5-й ротой...» Нет, они с гордостью произносят: «Когда я служил в 331-м гвардейском парашютно-десантном полку...» И этим, может быть, даже не всегда осознанно, подчеркивают уникальную духовную сущность полка. Да, полк — инстанция отнюдь не чисто тактическая, полк — инстанция духовная. Полки — носители духа армии, а дух полка прежде всего зависит от командира. В этом — все величие призвания полковника. И тот, кто хочет возродить российскую армию, русское военное искусство [424] на русских же основах, должен помнить об этом всегда. Бригадно-корпусная система, может, и хороша, но для российской армии она те же прусские букли и коса; отказавшись от полков, мы лишим армию духовной основы, мы выбьем из нее русский дух, и армии не будет. Точнее, будет пародия на армию.

Армию, построенную на русских духовных вышеперечисленных принципах, победить нельзя. А пока будет жива армия — будет жить держава. Но формулу можно прочитать и наоборот: чтобы развалить державу, надо развалить армию. Как это сделать? А так, как это делается на протяжении ряда последних лет. Для начала окунуть ее, армию, в политическое дерьмо, примеры — Венгрия, Чехословакия, Афганистан. Поскольку политические цели таких акций мутны и расплывчаты, а военные — недостижимы, заставить ее как следует умыться в крови.

Убедившись, что умылась достаточно, свалить на нее все просчеты, оплошности и прямую глупость и недальновидность политических руководителей. Объявить ее преступной и тут же усугубить ее положение, подорвав уровень армейского интеллекта посредством отказа от призыва студентов всех мастей, «элитных» детей, неэлитных детей элитных родителей и прочая, и прочая, и прочая. Создать мнение об армии, как о тюрьме, и внедрить это мнение в общественное сознание. Поставить во главе ее людей, которые свою личную преданность очередному дежурному «царю» ставят несравнимо выше преданности державе и благодаря этому обстоятельству пользуются в ней крайне невысоким авторитетом. Вбить клин между офицерами и солдатами, желательно разобщить еще старших и младших офицеров, посеять между ними недоверие и вражду. Принять меры к резкому снижению уровня и объемов боевой подготовки и, как следствие, уничтожить дисциплину. Растащить боевую технику и оружие по национальным, а офицерский корпус — по политическим квартирам и начать всех стравливать. И в конечном итоге ввергнуть страну в кровавый хаос, поставив ее перед лицом реальной угрозы краха государственности. Если пристально всмотреться в происходящие процессы, то растет и ширится ощущение, что это все уже было, проходили. Не мы, до нас, но было. И точно. Возьмем Историю Русской армии, созданную честно и жестко русскими офицерами под руководством русского полковника Александра [425] Евгеньевича Савинкина. Вчитаемся: «Жестокий урок Японской войны сказался двояким образом в душе Армии — ее офицерском корпусе. Главная его масса — средние и младшие начальники — с рвением принялась за возрождение подорванной русской военной мощи, быстро и плодотворно проработав весь горький опыт потерянной кампании. Старший же командный состав был глубоко потрясен и подавлен военной катастрофой: устои, казавшиеся незыблемыми, разрушились, переучиваться было поздно... Таким образом, в то время, как в толще Армии — на ее низах — шла стихийная творческая работа и здоровая кровь военного организма удивительно быстро затягивала раны, бывшие столь ужасными, на верхах российской вооруженной силы наблюдались упадок духа, уныние, шатания и колебания»... Разве это не о нас? А теперь о взаимоотношениях армии и общества тогда, в начале века: «Отношение общества к Армии и к офицеру было резко отрицательным и пренебрежительным. Генерал Ванновский — на склоне дней своих ставший Министром народного просвещения — не находил ничего более умного, как отдавать в солдаты излишне шумных студентов. Нелепая эта мера сильно вредила Армии, превращая ее в какое-то место ссылки, тюрьму, вредила и престижу военной службы в глазах страны, обращая почетный долг в отбывание наказания. К мундиру относились с презрением. «Поединок» Куприна служит памятником позорного отношения русского общества к своей армии. Военная служба считалась уделом недостойным: по господствовавшим в то время в интеллигенции понятиям в «офицеришки» могли идти лишь фаты, тупицы либо неудачники — культурный же человек не мог приобщаться к «дикой военщине» — пережитку отсталых времен. Милютинский устав 1874 года, фактически освободивший от военной службы людей образованных и даже полуобразованных, лег всей своей тяжестью на неграмотных. Не отбывавшая воинской повинности интеллигенция, совершенно незнакомая с военным бытом, полагала в начале XX века казарму тюрьмой, а военную службу состоящей из одной лишь «прогонки сквозь строй». Из более чем двухвековой и славной военной истории она удержала лишь одно — шпицрутены!!!»

Удивительно знакомая картина с несущественным уточнением — «прогонку сквозь строй» следует заменить на «неуставные взаимоотношения». Остальное все сходится. А военные [426] министры, как тогда обстояло дело с ними? Пожалуйста. Один: «Человек, не лишенный способностей, генерал Сухомлинов отличался властолюбием и вместе с тем поразительным легкомыслием. Своей бодростью и неизменным оптимизмом он нравился Государю и импонировал ему».

Бывают же такие исторические совпадения! И второй: «Гучков — при содействии услужливой Ставки — произвел настоящее избиение высшего командного состава. Армия, переживавшая самый опасный час своего существования, была обезглавлена... Во главе ряда Военных Округов были поставлены авантюристы, наспех произведенные в штаб-офицерские чины. Воинской иерархии для проходимца-министра не существовало».

Воистину, история повторяется дважды: один раз в виде трагедии, второй раз — в виде фарса!

И еще. О Куропаткине: «Генерал Куропаткин обладал лишь низшей из воинских добродетелей — личной храбростью... Куропаткину больше, чем другим, не хватало «мужества» в суворовском понятии этого слова. Отличный администратор, генерал Куропаткин совершенно не был полководцем и сознавал это. Отсюда его неуверенность в себе... Куропаткин привык делать дела с разрешения и одобрения, без них ни на что не решался. Ему была присуща боязнь начальства, когда ум, образование, знания, храбрость и честность разбиваются о робость перед чем-то высшим, боязнь ответственности. Царь не мог командовать армией за 10 тысяч верст, Куропаткину дана была полная власть, но...»

Почему так получилось? Ответ на вопрос в книге «Итоги японской кампании» дает... генерал Куропаткин: «Люди с сильным характером, люди самостоятельные, к сожалению, не двигались вперед, а преследовались, в мирное время они для многих начальников казались беспокойными. В результате такие люди часто оставляли службу. Наоборот, люди бесхарактерные, без убеждений, но покладистые, всегда готовые во всем соглашаться с мнением своих начальников, двигались вперед».

Вывод первый: ничто не ново под луной. Вывод второй: если во главе львов стоит лев — победа гарантирована, если лев стоит во главе ослов — 50x50, но если во главе львов — осел — это финиш!

Офицеры и солдаты. Солдаты и офицеры. Какими они были, наши прапрадеды, в те предгрозовые годы? Ведь взаимоотношения [427] между ними привели сначала к расколу в армии, а вслед за нею рухнула и держава.

«Для солдат 1914 года офицеры были старшими членами великой полковой семьи, воспитавшего их полка. Отношения между офицерами и солдатами Русской армии были проникнуты такой простотой и сердечностью, подобных которым не было ни в какой иностранной армии, да и ни в каких иных слоях русского народа. Вооруженный народ 1916 года видел в офицерах только «господ», принося в казармы запасных полков, а оттуда в окопы всю остроту разросшихся в стране социальных противоречий и классовой розни».

Пройдет еще год, и они насмерть вцепятся друг другу в глотки.

А теперь о пользе беспредельной, доведенной до абсурда «демократизации» армии: «В конце апреля перевертень Поливанов закончил свою «Декларацию прав солдата» — этот, по словам генерала Алексеева, «последний гвоздь в гроб нашей вооруженной силы»...

Согласно этой декларации, военнослужащие получали все политические права (участие в выборах), могли поступать в любую из политических партий, могли исповедовать и проповедовать любые политические убеждения («долой войну», «долой офицеров»). В воинские части в тылу и на фронте могли свободно доставляться все без исключения печатные издания (в том числе и анархические). Отменялось обязательное отдание чести. И, наконец, упразднялись все дисциплинарные взыскания. Регулярной вооруженной силе наступал конец...»

Если кто-то думает, что для того, чтобы разложить до молекул в моральном плане любое войско, надо много думать и работать, тот глубоко ошибается. Делать не надо вообще ничего, думать тоже. Надо просто сказать: «Ребята, носите погоны, получайте деньги и, очень вас прошу, пожалуйста, ровным счетом ничего не делайте. Вольно, не напрягайтесь». И все. Больше ничего не надо: «ребята» спланируют процесс разложения так, что никакому Генеральному штабу не снилось. Если к «ничегонеделанью» примешать в соответствующих пропорциях межпартийную рознь и межрелигиозную вражду, можно стать счастливым обладателем совершенно уникальной шайки. А если под создание и организацию шайки подвести законодательную основу, да на самом высшем уровне? И сделать так, чтобы вся страна стала одной [428] сплошной шайкой? Что из этого получится? Не надо напрягать фантазию — все было. Обратимся опять к Истории: «Вся Россия превратилась в один огромный сумасшедший дом, где кучка преступников раздала толпе умалишенных зажигательные снаряды, а администрация исповедовала принцип полной свободы этим умалишенным во имя «заветов демократии». Спасти страну можно было только расправой с предателями и обузданием взбесившихся масс. Но для этого необходимо было переменить всю обанкротившуюся систему управления — заменить трескучие фразы решительными мерами».

Вот так он и замкнулся тогда, первый порочный круг с далеко идущими последствиями.

Так, может, политический фон был другой? Увы, одинаковые причины порождают одинаковые следствия. Опять слово Истории: «Не будем изображать всех подробностей революционного позора нашей Родины. Восемь месяцев, с февраля по октябрь 1917 года, были грязной страницей тысячелетней нашей истории. Невиданная грязь была затем смыта великой кровью»... «Дикий опыт «стопроцентной демократии» с марта по ноябрь 1917 года — насаждение в военное время совершенно нового, неиспробованного строя, полное пренебрежение государственностью во имя каких-то книжных принципов, оказавшихся никуда не годными, — этот безумный опыт вошел в историю под названием «керенщины», по имени своего самого характерного — и в то же время самого бесхарактерного деятеля».

А теперь о политических проходимцах прошлого. Наших проходимцах. Нашего прошлого. И настоящего: «Великой страной взялись управлять люди, до той поры не имевшие никакого понятия об устройстве государственного механизма. Пассажиры взялись управлять паровозом по самоучителю — и начали с того, что уничтожили все тормоза». «Инстинкт государственности, понимание интересов Государства были совершенно незнакомы либерально-демократической общественности. Ею завладели два чувства: безотчетная ненависть к «старому режиму» и страх прослыть «реакционерами» в глазах Совета Рабочих Депутатов. Не было удара, которого эти люди не согласились бы нанести своей стране во имя этой ненависти и этого страха...»

А теперь вспомним настроения, царившие в советском [429] обществе в августе-сентябре 1991 года. Вспомним эйфорию Вспомним «Площадь Свободной России»:

«Вспышка патриотизма, охватившего в июле 1914 года Россию, при всей своей мощности, была непродолжительной. Подобно вороху соломы, энтузиазм вспыхнул ярким пламенем — и быстро погас. В этом виновато было правительство, не сумевшее использовать исключительно благоприятную возможность всенародного подъема, не догадавшееся создать аккумулятор для длительного использования внезапно появившейся энергии, огромный заряд которой пропал поэтому даром. Виновато и общество, оказавшееся неспособным на длительное волевое усилие и скоро вернувшееся в свое обычное состояние едкого скептицизма и страстной, но бесполезной (потому что злостной) критики. Инерция трех поколений никчемных людей взяла верх...» Какие, к черту, вояки?

Перестройка, перестрелка, перекличка... Огненная дуга... Об органах государственной власти, о праматери современной российской Думы, о партиях и партийных программах беспристрастная Матушка-История речет так: «Совет Государственной Обороны — многоголовый анархический организм — оказался совершенно не в состоянии справиться со своей сложной и ответственной задачей. Заседания этого разношерстного Ноева ковчега носили характер совершенно сумбурный. Заседания Совета Государственной Обороны Столыпин характеризовал «бедламом», Великий князь Сергей Михайлович — «кошачьим концертом», а генерал Палицын, один из инициаторов этого учреждения, — просто , «кабаком»... Дума выдвинула много хороших ораторов, но ни одного государственного человека. Участие в управлении государством было очень ограниченным. Правительство продолжало комплектоваться представителями сановного мира и не было ответственно перед Думой... Партия и партийная программа представляли для либерально-революционной общественности святая святых. Русский «общественник» — все равно, конституционный демократ, социалист-революционер, социал-демократ или большевик — твердо верил в непогрешимость своих партийных догматов. Вне партии для него ничего не существовало. Не партия служила интересам страны, а страна должна была, служить интересам партии. Если программа расходилась со здравым смыслом и требованиями жизни, то виноват был здравый смысл и требования [430] жизни. Партийная же программа при всех обстоятельствах оставалась непогрешимой. Доктринерство общественности вытекало из ее неопытности в государственном строительстве. Все свои познания в этой области она черпала из иностранной парламентской практики, наивно считая западноевропейский парламентаризм верхом совершенства и мечтая подогнать под те же образцы Россию. Во всеоружии своих теоретических познаний передовая русская общественность сгорала властолюбием. Она рвалась к власти на смену «отживающему самодержавию», дабы применить эти теории на деле. Никто из этих самонадеянных доктринеров не сомневался в возможности и даже легкости управления громадной страной по самоучителю, к тому же заграничному». Читаешь ее, вот такую нашу суровую и серьезную Историю, вроде не грешно и слезу смахнуть, ан нет, силен он, российский дух противоречия, на уме глупость всякая, сказка вертится. Русская, народная. Пробудился однажды поутру свет-Иван-царевич, глядь, а в организме крупный непорядок: вместо пупа — огромаднейших размеров гайка. Что тут началось! Со всех концов царства съехались — слетелись лучшие первейшие врачеватели и околослесарных дел мастера. Что они только с той гайкой не делали! И ничего, сидит проклятая, ни на миллиметр не провернулась. Нашлись добрые люди боярского сословия, посоветовали — порекомендовали: мол, за тремя морями, в тридесятом царстве мастера нашим, лапотным, не чета, враз с гайкой сладят. Скоро сказка сказывается, еще быстрее Иван-царевич конно и водно в указанный регион добирается. Прибыл. Мастера, точно, с нашими не сравнить. Враз подсуетились, инструмент хитрый, слесарно-гинекологический завели и под торжествующие крики гайку зловредную отвернули. Только гайка на пол упала — у Ивана-царевича задница отвалилась. Мораль: не ищи за тремя морями, в тридесятом царстве на отечественную задницу приключений. Сказка — ложь, да в ней намек...

«Картинки с выставки» 80-90-летней давности, а как свежо, как актуально! Умные учатся на чужих ошибках, неумные — на собственных. Общественное развитие везде идет по спирали, а у нас что, по кругу? Кто мы? Сколько можно наступать на одни и те же грабли? Почему «смутное время» стало нашей нормальной средой обитания? Мы когда-нибудь просто жить, а не бороться, начнем? [431] Мы все виновны. Все без исключения виновны в том, что позволили в очередной раз развязать державный веник — 73 процента за! — а мы позволили! Корчатся в огне междоусобиц отдельные его прутики, легко гнутся и ломаются они под напором внезапно хлынувших экономических тягот, стремительно нищают и дробятся, дробятся, дробятся... Развалился Союз. Теперь разваливается Россия. Суверенные республики, суверенные области, суверенные города. По логике процесса, должны дойти до суверенных хуторов, не исключено, подворий. Феодальная Русь! Взялись мы обезьянничать. Как водится, сразу в пример себе «героев» — США, Германию, Японию. Раньше все их догоняли и перегоняли, теперь будем за ними тянуться. Тоже дело — «чем бы дитя ни тешилось»... Вообще-то уважающие себя люди и государства живут своим умом. Глупость — это не отсутствие ума, это — такой ум. Может, для начала и не грех собезьянничать, только любой чужой, даже самый замечательный опыт следует преломлять на свою почву с учетом политических, экономических, религиозных и массы других условий. Иначе рискуем, желая иметь козу, получить грозу, точнее, уже получили. Все мировое сообщество стремится к интеграции, объединению, мы недрогнувшей рукой рубим вековые связи. Они открывают границы, снижают планку таможенных требований, наши внутренние границы стремительно теряют прозрачность, мы создаем свирепые таможни там, где их отродясь не было. В Западной Европе введена единая денежная единица — ЭКЮ, а у нас — «парад» национальных валют, большинство из которых годно только для одной цели — оклеивания туалетов. У них все делается для того, чтобы людям жилось лучше, проще, чтобы избавить их от массы искусственных, надуманных тягот, у нас — наоборот. За политической трескотней о реформах, демократии, правах человека как-то потеряли его, бывшего советского, ныне, никому не нужного человека. Он ныне впал в дикую нищету в массе своей и не видит на темном небосклоне ни одной путеводной звезды. Человек живет надеждой, как бы тяжко ему ни было, только надежда способна помочь ему преодолеть все на свете. Человек может настроиться на жизнь в экстремальной ситуации на какое-то определенное время, но когда ему дают понять, что вся его оставшаяся жизнь — экстрема, надежда умирает. И тогда начинают расти кладбища покойников, похороненных в целлофановых мешках. И первыми жертвами экстремальной [432] «жизни» становятся старики — победители в величайшей из войн, растратившие в попытках «догнать и перегнать» силы и здоровье и на склоне лет нагло ограбленные государством, во имя которого они вершили свои боевые и трудовые подвиги. И дети, большинству из которых плохо в семьях. У них отец и мать, издерганные бесплодными попытками свести концы с концами. Концы очень часто не сходятся, и тогда всю тоску, горечь, раздражение и зло родители срывают на детях. Семьи разваливаются, дети бегут. Попадают из-под опеки родительской под опеку государственную, из огня да в полымя — в детдом. А услужливая статистика подсказывает, что каждый третий ребенок, вышедший из детдома, становится бомжем, каждый пятый попадает под суд, а каждый десятый кончает жизнь самоубийством. И это человеческое общество? Вместо того, чтобы уйти от детских домов казарменного типа в самом худшем понимании этого слова и воспитывать детей в условиях, очень напоминающих семью, что относительно недорого и, главное, разумно и перспективно, оно тратит сумасшедшие деньги на содержание правоохранительных органон для бесплодной борьбы с сонмом изгоев, которых само же и породило. У нас что, высоких человеческих душ не осталось? Или мозгов? Все разрастающаяся темная масса неграмотных, обездоленных, озлобленных, никому не верящих людей без будущего, без путеводной звезды, без царя в голове стремительно погребает и погребает под собой все робкие ростки прогресса. И воцарится закон джунглей. Старики и дети... Дети и старики... Прошлое и настоящее... Настоящее и будущее... Отношение к ним есть один из главных способов определения наличия морального здоровья общества. Оно или есть, или его нет. И оно есть граница, отделяющая общество людей от сборища нелюдей. Остановиться бы, задуматься... Не разорвать бы связь времен, не похоронить бы походя, бездумно свое будущее, не убить бы надежду, ибо уже сейчас смертность превышает рождаемость. А такого даже в Великую Отечественную войну не было. Была надежда, и люди жили и рожали детей, и крепла держава. Это нормально, когда рожают детей. Что сотворили мы, неразумные, над собой, над своими детьми, а, значит, и над своим будущим, над своей многострадальной Родиной, которая для большинства из нас была, есть и будет единственной? Нам некуда идти с этой земли. А не [433] махнули ли мы, братья-славяне (и не славяне тоже!), хрен тоталитарный на хрен демократический? Из практики известно: такая замена — только пустая трата времени. «У России друзей нет!» — сказал в свое время государь-император Александр III. И ничего с тех пор не изменилось. Ползут на нашу землю легионы нуворишей. Сулят миллиарды. Сулят манну небесную. Оптом и в розницу скупают необъятные богатства наши и души. С помощью перевертышей творят черное дело с одной целью — чтобы не было у России будущего. Работают организованно, без сна и отдыха, во всех направлениях: политическом, экономическом, нравственном. Тратятся, не скупясь, потому что все эти расходы в сравнении с расходами на противостояние великой державе — ничто!

Из мальчишки, привыкшего с детства шакалить, перепродавать бутылку «Кока-колы» или пачку жевательной резинки, насмотревшегося всевозможной сексуально-насильственной галиматьи, никогда не вырастет Гражданин и Солдат своей страны. Из девочки, вокруг которой, сюсюкая, увиваются всевозможные липкие типы, на словах предлагая стать фотомоделью, а в действительности делая ее обыкновенной шлюхой, никогда не вырастет Гражданка и Мать. И вот это последнее, нравственное разложение — самое страшное.

Неприхотлив, мужествен наш народ. Пройдя через великие испытания, оплатив кровью все и вся, привык обходиться малым. И как бы тяжко ни было, мы в состоянии преодолеть все наши экономические трудности при соблюдении двух обязательных условий: оградить от тлетворного разложения наше будущее — детей и начать жить своим природным живым российским умом. Если этого не сделаем — не будет ни великой России и никакой России вообще! Будет территория, предназначенная для выполнения трех функций: поставка на мировой рынок супердешевого сырья, сверхдешевого рабочего быдла и вселенская свалка всевозможных (включая радиоактивные) отходов, населенная холуями, рабами, подонками — кем угодно, но не Гражданами с большой буквы.

Всегда нужно твердо помнить: мы — наследники 1000-летней православной Руси, 300-летнего дома Романовых почти 75-летней Советской власти. И ни от чего и ни от кого в своей истории мы не имеем права отказываться. Без прошлого нет и не может быть будущего. И не надо [434] стрелять в Прошлое из пистолета — Будущее ответит из пушки. Иваны, родства не помнящие, годятся для одного — быть холуями.

А прошлая история наша учит нас, что все эти мелкопоместные удельные княжества мы уже проходили. Было! И закончилось трехсотлетним монголо-татарским игом! Но то была кабала физическая, жива была вера и достало у народа сил и мужества родить Сергия Радонежского и Дмитрия Донского. И возродилась Русь...

В 1612 году, стоя на краю пропасти, перед лицом угрозы краха государственности, выдвинул русский народ из своих рядов гражданина Минина и князя Пожарского. И преодолел Смутное время. И возродилась Русь...

Великий Петр, зубы сцепив, преодолевая интриги и косность, создавая армию, терпя поражения и неудачи и перековывая их в Викторию, прорубая окно в Европу, тяжелой рукою укреплял государственность. Не сахар был Самодержец Российский... Но возродилась Русь...

В 1812 году на землю русскую припожаловала «непобедимая» армия из «двунадесяти языков» во главе с увешанным всеми мыслимыми и немыслимыми титулами императором Франции. Авторитет Наполеона был столь высок, что ему даже Москву сгоряча отдали. Подержать. Поперебрасывать с ладони на ладонь. А потом встал Его Величество Русский Народ, и не стало «непобедимой» армии. Л. Н. Толстой в своем романе «Война и мир» очень точно определил, что войну выиграл не Наполеон и не Кутузов, а русский дух. Последние гвозди в гроб французской авантюры вколотили в Париже русские казаки. И возродилась Русь!..

1941-й... Это нашествие было самым серьезным. Настолько серьезным, что пришлось насильно забытую было историю вспомнить, портреты Александра Невского, А. В. Суворова, М. И. Кутузова на видном месте разместить. Выстояли. Перемололи, вышвырнули. Победили. И возродилась Русь...

Новое ползучее, липкое, тлетворное иго, надвигающееся на нашу землю со всех сторон, направлено не против материальной оболочки державы, а против Души Народа. Враг страшен тем, что он невидим. С ним нельзя скрестить меч. Его нельзя достать пулею. Но он есть. Он расшатывает и разрушает основополагающие моральные устои, завещанные нам предками, и заменяет их импортным суррогатом чуждых нам идей. Он плодит всевозможные секты, партии, общественные [435] организации мутной направленности и проповедует православной Руси православие на английском языке. Он создает политический, экономический хаос, стравливает народы, организовывая для них себе на забаву всевозможные вооруженные конфликты и гражданские войны. Он поощряет разгул преступности и препятствует борьбе с нею. Он организует «утечку мозгов» и тем уничтожает интеллектуальный потенциал государства Российского. Он делает все для того, чтобы процесс разрушения державы стал необратимым, и во многом уже преуспел. Ему кажется, что желанная цель близка. Но он ошибается. Он не знает, что сопротивление славянства в экстремальных ситуациях десятикратно усиливается, и никому не дано понять, за счет чего это происходит. Он не помнит того, что русские медленно запрягают, но очень быстро ездят. Он не осознал, что пружина беспрецедентного, не имеющего в мире аналогов российского терпения сжата почти до предела, еще немного, и она могуче распрямится с очистительной силой, сметая накопившуюся за годы и годы накипь, мразь и скверну. И возродится Русь...

Наши великие предки оставили нам державу. Они умели являть миру силу, мощь, величие и благородство. Они за все заплатили полной мерой, каждый клочок державной земли обильно и не один раз полит потом. За Державу отданы десятки миллионов жизней, пролиты реки крови. Стратегически они не проиграли никому и ничего. Они были Воины и Созидатели. Почему мы бездарно разваливаем великое наследство? Почему мы стали разрушителями? Ответ прост. Обратимся к Истории Русской армии: «Можно и должно говорить о происках врагов России. Важно то, что эти происки нашли слишком благоприятную почву. Интриги были английские, золото было немецкое, еврейское... Но ничтожества и предатели были свои, русские. Не будь их, России не страшны были бы все золото мира и все козни преисподней». Враг наш — внутри нас. Поэтому победители живут несравнимо хуже побежденных. Поэтому, обладая колоссальными богатствами и имея возможность кормить полмира, мы влачим жалкое существование, постыдно побираемся и все равно не сводим концы с концами. Поэтому за державу обидно!

А пока мы куда-то идем. Куда? Спросим у Платона: «...тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из [436] демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство... демократию подтачивает болезнь, которой я считал появление особого рода людей, праздных и расточительных... мы их уподобили трутням... самые ядовитые из трутней произносят речи и действуют, а остальные усаживаются поближе к помосту, жужжат и не допускают, чтобы кто-нибудь говорил иначе... В конце концов, когда они видят, что народ, обманутый клеветниками, готов не со зла, а по неведению расправиться с ними, тогда они волей-неволей становятся уже действительными приверженцами олигархии... Значит, уже это-то ясно, что, когда появляется тиран, он вырастает именно из этого корня, то есть как ставленник народа... Имея в руках чрезвычайно послушную толпу, разве он воздержится от крови своих соплеменников? Напротив, он станет привлекать их к суду по несправедливым обвинениям и осквернит себя, отнимая у человека жизнь... Карая изгнанием и приговаривая к страшной казни, он между тем будет сулить отмену задолженности и передел земли... первой его задачей будет постоянно, вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе... А если он заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю... тирану придется их всех уничтожить, так что в конце не останется никого ни из друзей, ни из врагов, кто бы на что-то годился... Он связан блаженной необходимостью либо обитать вместе с толпой негодяев, притом тех, кто его ненавидит, либо проститься с жизнью... Народ тогда узнает, клянусь Зевсом, что за тварь он породил, да еще и любовно вырастил...»

Удивительно глубокий человек был древнегреческий философ Платон! 2400 лет назад эти строки написал, а сколько раз жизнь подтверждала правильность поставленного им диагноза. Да, от демократии до олигархии — меньше шага. Да, опьянение свободой в неразбавленном виде сверх должного веселит, но и о похмелье забывать не следует...

Вот мы и пришли... к извечному российскому вопросу: «Что делать?» Другой, не менее известный, вопрос: «Кто виноват?» — даже трогать не станем, и так ясно.

Кто хочет успешно управлять Россией, должен хотя бы на «удовлетворительно» знать ответы на пять вопросов:

I. Что есть национальная политика в России? 132 нации [437] и народности, православие, католицизм, мусульманство, буддизм, иудейство, масса сект. Что может объединить, чем можно скрепить эту огромную, разноязычную, разноплеменную массу? Какие струны в совершенно разных человеческих душах надо задеть, чтобы без насилия понудить людей мирно сосуществовать, а не уничтожать друг друга? Национальный вопрос в России не закрыт, на него просто закрыли глаза. Много горя еще может принести страусиная политика в национальном вопросе.

II. Что есть в России политика региональная? 89 регионов, или, как их принято называть, субъектов Федерации, из них 17 «нерусских». Это республики, края, области, мегаполисы (Москва, Санкт-Петербург). Это оффшорные зоны, свободные экономические зоны, зоны наибольшего экономического благоприятствования. Границы этнические, как правило, не совпадают с границами географическими. Всем хочется много суверенитета и соответствующих привилегий. Некоторые не прочь махнуть избыточную, по их мнению, часть суверенитета на дополнительные экономические льготы. Как сделать так, чтобы кто-то, большой и нахальный, не стянул одеяло на себя вопреки державным интересам?

III. Что такое экономическая политика в России? Переразвитый военно-промышленный, недоразвитый аграрно-промышленный, убыточный — парадоксально, но факт — топливно-добывающий комплексы. Масса нерентабельных предприятий, иногда с отсталыми навсегда технологиями. Громада находящихся в предаварийном состоянии или на ладан дышащих атомных электростанций, предприятий химической промышленности. Экология — мрак. Все хотят жить, как на Западе, а работать, как при социализме. Трехдневная рабочая неделя и четырехчасовой рабочий день. Любое повышение заработной платы дает один и тот же результат — очередной виток инфляции. Отечественный предприниматель в загоне. Иностранцы: мера участия. Как объять необъятное?

IV. Какая должна быть налоговая политика в России? Государство много хочет, пытаясь «содрать» с производителей 93 рубля из 100 зарабатываемых, а иногда и 116. Кто много хочет, тот мало получает. Производить становится невыгодно, производство останавливается, государство не получает ничего или, точнее, получает — кучу маленьких МММов. Кривая Леплера: если государство допускает такое [438] свинство, что планка налогов достигает критической отметки в 45 — 50 процентов, следствия два: массовое падение производства и поголовное уклонение от уплаты налогов. Голь на выдумку хитра, и никакая налоговая полиция тут не поможет. Кроме того, всем ясно, что львиная доля налогов идет на содержание непомерного чиновничье-бюрократического аппарата, и это дополнительно стимулирует изобретательность налогоплательщиков в части уклонения от уплаты налогов. Они, налогоплательщики, справедливо полагают, что в виде взяток бюрократам бюрократово уже отдали. Но государство без налогов существовать не может. Замкнутый порочный круг. Где налоговая грань здравого смысла?

V. И, наконец, какой тип государства мы хотим построить в России? Без проекта можно построить средней паршивости курятник, все остальное, от двух этажей и выше, требует проектирования. Это в гражданском строительстве. А в строительстве государственном? Зная, что строим, придем к пониманию, как строить. Один туземный президент, отвечая на вопрос: «Что же строим?», глупо улыбаясь, заявил: «Хорошее». А точнее сформулировать задачу можно? Вот с обстоятельного, многопланового ответа на эти вопросы и начинается Родина. С ясного понимания того, чего же мы хотим. С осознания бесчисленных трудностей, которые предстоит преодолеть. С веры в то, что преодолеем. Иного не дано. Мы русские — мы все можем. Готов ли я сегодня отвечать на эти вопросы? Да, готов! Но это тема отдельного и серьезного разговора. Почему современная Россия стала правопреемницей только Советского Союза? А тысячелетняя история Киевской Руси, Руси боярской, России царской, что, не в счет? Или в очередной раз выгодно историю забыть? Мы должны стать наследниками царской России по состоянию дел на февраль 1917 года. Таким образом, мы восстановим связь времен и историческую преемственность поколений. Мы наследуем долги, но мы наследуем и проценты от многочисленных вкладов, которые за десятилетия наросли — приятно представить, — и сами вклады. Долги мы отдадим — куда они денутся. Но мы восстановим престиж государства Российского и в историческом плане останемся порядочными людьми, а такого рода порядочность дорогого стоит.

Соотечественники. Тремя волнами эмиграции расшвыряла [439] их злая судьба по всему свету. Армянская диаспора, чеченская диаспора... А кто и когда задумывался, какова русская диаспора в ближнем и дальнем зарубежье? Разве мы не дети одной земли? Разве попавший по воле рока в Нью-Йорк или Париж русский перестал быть русским? Или русскими перестали быть 25 миллионов человек, в одночасье, помимо собственной воли, оказавшихся на «чужбине» в ближнем зарубежье? Разве у них так же, как у нас, не болит сердце за Россию? Почему мы забыли о них? Мы разные, они по-другому видят и представляют себе возрождение России? И прекрасно. Все приходят на этот свет разными, и уходят так же. В этой пестроте, многоголосье взглядов, мнений и суждений, как всегда, где-то посредине отыщется истина. Правота доказывается не кулаками, а логикой, разумом, опытом жизни. Побеждать в цивилизованном обществе — занятие глупейшее, не победить, а убедить — вот что достойно славы. Противостояние давно утратило всякий смысл — в эмиграции оказались и потомки рьяных монархистов, и не менее рьяных коммунистов. Делить стало нечего. Мы все — дети России, пришла пора протянуть друг другу руки.

В России эпоха вражды, сначала явной, потом перешедшей в подспудную, тлеющую, затянулась. Она веригами висит на плечах, не дает дышать, думать, жить. Она застит взор пеленой ненависти, неприязни, обид. Прошлое с нами, прошлое внутри нас. Без прошлого нет будущего, но и жить с постоянно повернутой назад головой невозможно. Ради будущего мы должны осознать себя единым народом. Пора поставить точку. Пора похоронить принесшую нам столько горя, страданий и мук эпоху и начать жизнь с чистого листа С новой строки. А что принять за точку отсчета? Борьба каких сил положила начало эпохи вражды? Самодержавной власти и партии большевиков. Кто их олицетворял? Государь-император Николай II и вождь трудящихся В. И. Ленин Оба давно ушли, один пережил другого на неполные шесть лет, и останки обоих до сих пор не преданы земле Над прахом уже десятилетия глумятся, над одним — мерзостно-варварски, над другим вроде бы научно, но то и другое, по большому счету, циничное издевательство. Ибо нарушен вековечный мировой порядок — все живущее от земли родится и в нее уходит. Так было, так есть, так будет. Никому не уклониться, никому с собой ничего не унести. Оба — и царь и [440] вождь ушли в небытие и в историю, и останутся в ней навсегда. Их можно кусать, но нельзя укусить. Оба познали земную славу, почести, величие и оба расстались с жизнью в результате насилия. Оба были еще и просто люди, один — муж и отец большого семейства, второй — любящий сын и брат. Одному должно найти упокоение в усыпальнице русских царей, второй завещал простую и понятную человеческую просьбу — похоронить рядом с матерью. Так пусть обретут вечный покой помазанник Божий и вождь пролетариата. Обретут, унеся с собой окаянное время. Одновременно. Всенародно. Под стон колоколов по всей стране. Под склоненные знамена. Под артиллерийский салют. Под звон тысячетрубного погребального оркестра. Эту трагически-величественную церемонию должен изваять — именно изваять — один из отечественных (обязательно отечественных!) гениев режиссуры, такой как Никита Михалков. Она должна ударить по нервам, по душам, по сердцам! Она должна вызвать всеобщую сопричастность великому действу, наполнить сердца Верой, Надеждой, Любовью. Это будет великий символ всеобщего примирения и очищения, что даст прорыв в будущее!

Великая смута расколола некогда единый офицерский корпус русской армии, поделила его на красных и белых. Русские офицеры — люди одной крови, веры, языка, наследники одной боевой славы — в трагическом помрачении умов перестреляли и порубили друг друга. Мужественно и профессионально. Беспощадно. Русские русских в плен не брали. Ненависть стала религией. Вслед за офицерским корпусом на белых и красных поделилась вся страна. Многие умерли, так и не успев и не сумев уяснить разницу. Канула в Лету гражданская война, отгремела Великая Отечественная. Сменилось несколько поколений, человечество расщепило атомное ядро, научилось лечить страшные болезни, шагнуло в космос. Мир поменялся, но незыблемым в России осталось одно — деление на красных и белых. Враждующие стороны могут называть себя как угодна, но они все равно — красные и белые. Эти два цвета — каинова печать, это в крови, это в мозгу это в генах. Это деление не приводило к добру раньше и не приведет никогда. Невидимый глазу и оттого еще более зловещий дьявольский огонь можно и нужно погасить поставив в Москве, на Красной площади, простой и величественный памятник русским людям, россиянам, в силу трагического [441] стечения обстоятельств погубившим себя и свою страну. Один, общий — на всех. В назидание потомкам. Смотрите. Помните. Остановитесь. Пусть вам никогда не будет обидно за Державу. Этот памятник будет, обязательно будет. И скоро. Мы его выстрадали. Такую цену ни за один памятник в мире не платили. И не заплатят. На это способны только мы, русские! Он грядет, а пока... Ордена российские: Александра Невского, Суворова, Кутузова, Нахимова... Какие имена, какие деяния... Слава, доблесть, бессмертие... Неотъемлемая, казалось бы, часть истории русского народа, русской армии... На ней бы, на Истории, на Славе, детей воспитывать — будущее стойкое поколение россиян, нетравленое поколение, без рабства в крови, без страха в генах. Свободных людей свободной земли. Будущее России... Указ от 2 марта 1994 года — и ни истории, ни славы! Вместо них — очередной суррогат: «медаль к ордену, орден к медали». Все эти медали к орденам и значки «Шестьсот лет граненому стакану» ничего не дают ни уму ни сердцу. Все это действо мутное, непонятное, нерусское, неприемлемое, призванное в очередной раз стереть из памяти народной величие подвигов полководцев российских, принизить славу русского оружия, подрубить могучие духовные корни державы. Чем отличается забвение тоталитарное от забвения демократического? Ничем! У власти — те же люди и природа забвения — та же. Им очень нужны красные и белые, в этих цветах смысл их существования. Для них Россия — «эта страна», полигон для самых диких бесчеловечных экспериментов, источник безбедного существования, а россияне — подопытные кролики. А если вдруг осатаневшие кролики обнажат резцы, то отойти есть куда. На русские деньги в заморских землях все для этого готово. При этом нас же и хаять будут — какие мы некультурные, дурно воспитанные, и «галантерейность» в обращении у нас отсутствует в наличии. Ничего, пережили голод — переживем и изобилие. Хайте. Но наша История и наша Слава с нами останутся, ручки у пигмеев коротки Славу из Истории вымарать, а саму Историю заставить забыть. Но убивать никого не надо. Зачем готовить почву для создания новых легенд и мифов о «демократических великомучениках»? Работа грязная и глупая. Просто отшвырнуть, как отшвыривают с дороги змею. Пусть живет ушибленная, если сможет.

А у указа есть «духовные» истоки: октябрь-93. В сердце [442] земли российской — в ее столице, из российских танков российскими офицерами расстрелян российский же Верховный Совет. Телекомпания «Си-эн-эн» оперативно и высокопрофессионально показала российский позор всему миру. Мир с непривычки вздрогнул, ну, это у них, у цивилизованных, бывает, они потом еще долго нервно хихикали и ежились. А мы — ничего, мы — привычные. У нас тут же народилась новая плеяда Героев России. Давайте еще раз вдумаемся в смысловой ряд: Россия... столица России... российские танки... российские танкисты... расстрел россиян... герои России... черт знает что! С какими глазами, интересно, лапы за звездами тянули? Или совесть — это роскошь, а роскошь нам не по карману? В гражданских войнах государственных наград нет, и если правители по недомыслию или из конъюнктурных соображений все же пытаются их всучить, порядочные офицеры от них отказываются. Но это Офицеры!.. И еще одна вывихнутая мысль из головы не идет. Если исход политического противостояния решают танки, то главный политик страны — командир танкового полка. Развернул свой 125-миллиметровый «политический аргумент» в одну сторону — одна политика, в другую — другая. А все остальные нашептыватели на ухо и вообще советчики при нем, при танковом полковнике. Но советчиков можно слушать, а можно... Холить его, танкиста, лелеять надо, не гневить, а то вдруг встанет с левой ноги да не в духе и развернет политику куда Макар телят не гонял. Что тогда делать будем? Так армия вне политики или как?.. Похоже, что «или как»... И опять проступают те же цвета — белый и красный. Кто ведет, с кем идти? И надо ли? Прикрыл один глаз — бело, прикрыл другой — красно. Черт направо, черт налево... Там, глядишь, и кладбище набежало, за ним другое, третье... А мир — он не красно-белый. Он — пестрый, многоцветный, сияющий, радужный, радостный... И красные, и белые цвета в нем — только рядовые, равноправные, ничем от других цветов не отличающиеся составляющие. И это — мир.

Смягчая жестокость законов необязательностью их исполнения, власть в России всегда была суровой. Молох власти перемалывал отдельных людей, семьи и целые народы. Кромсал, рвал, рубил, не утруждая себя разбирательствами, кто прав, а кто виноват. И никогда, ни разу Власть не склонила голову перед Народом в знак покаяния. Не вернуть [443] безвинно убиенных, до времени из-за перенесенных страданий и мук ушедших, не прибавить здоровья здравствующим, да и ограбленным надеяться не на что. Но пролить чудодейственный духовный бальзам на больную народную душу, покаявшись в содеянном и испросив прощения, — ох, как это сейчас необходимо. Та власть, которая найдет в себе мужество для такого возвышенного шага, и будет истинно народной властью. С нее начнется Возрождение. Россия — не единственная страна, в духовном арсенале которой отсутствует общенациональная идея, но это слабое утешение. Стержень, вокруг которого сплачивается нация, сначала сломали, потом пытались заменять суррогатами, а в конце, во времена царствования Леонида I, и вовсе утратили. И мы стали страной без руля и ветрил. Нас поразил духовный СПИД. Любая дешевка в яркой обертке стала восприниматься как откровение. Всяк стал сверлить дыру в своей части державного корабля, не осознавая, что ко дну пойдем все. Мы летим в пропасть и живы, пока летим. Но дно все ближе и ближе. Надо всмотреться в него пристально, мужественно и. хладнокровно, надо зацепиться за что-то спасительное. Надо воссоздать державный стержень. Выбор невелик: национализм и православие. Русский национализм — он как медведь зимой в берлоге — ленивый, заспанный, расшевелить и выгнать нелегко. Но если раскачается и выберется, назад уже не вернется — шатуном станет. И тогда на пути не становись! Злой, худой и волосатый, он будет наводить ужас на мир и его окрестности. Он не даст жить другим, желая попеременно то меда с хреном, то квашеного ананаса, то лапы в теплом океане омочить, но и сам жить не будет. Продираться сквозь джунгли к теплому океану — разве это жизнь?

И православно-тысячелетняя Вера нашего народа, не раз могуче подвигавшая его на подвиги, не раз спасавшая его в смутные времена. Вера, неразрывно связанная с Отечеством. Но... История Русской армии: «Суворов учил: «Мы — Русские! С нами Бог». Его не поняли, стали по-дикарски перенимать чужеземные «доктрины» и «методы», рассчитанные на сердца чужих армий. Мы перестали быть Русскими... Бог перестал быть с нами...» Все новое — это хорошо забытое старое. Так, может быть, не мудрствуя лукаво, вспомним, на, чем стояла Русская земля, и вернем отлученную от государства церковь в его лоно, воссоздав мощный духовный государственный институт? И серьезно, и вдумчиво, как это мы [444] можем, когда захотим, реформируем армию, вернув ей былую мощь и величие. Церковь укрепит армию, армия защитит церковь. И на этой возрожденной духовной оси двух державных сил вновь ощутим себя Русскими. А духовная мощь и доблесть объединенными усилиями на русской почве возродят творческий гений. А треугольник — фигура жесткая, непоколебимая. И тогда державе — быть! Только не спешить. «Служенье муз не терпит суеты». Не превратить восстановление храма Христа Спасителя в комсомольско-молодежную стройку, в создание чьего-то «личного народного» храма. В конъюнктурно-поспешно отстроенном на оторванные от сирот и стариков бюджетные деньги храме будет не больше святости, чем в предшествовавшем ему бассейне. Это новое раздражение и новая смута. Дорога к храму длинна и терниста.

Родина не должна быть малоизвестной. Ее надо научиться любить, а любить можно только то, что знаешь. Надо знать ее великое прошлое, ее гениев и злодеев, ее сказания и легенды, цвета ее флага, абрис ее герба, мелодию ее гимна. Моральное здоровье нации определяется очень просто — если при звуке гимна страны люди непроизвольно встают и замирают, значит, нация здорова. Любить свою Родину могут только хозяева своей земли, которым ведомо понятие «малой родины», на которой у них отчий дом — родовое гнездо, свои три березы, незатейливая, метровой ширины речушка. Им есть что защищать, им есть за что, если приведется, умереть. Бомжу, меняющему вокзалы и подвалы, не дано возвыситься до понятия «Родина». Это не те сорок миллионов придурковатых «собственников» с тремя акциями «МММ» в нижнем ящике комода, с которыми они толком не знают, что делать. Нет, это — хозяева, упорно и настойчиво работающие на себя, на своих детей и внуков, на свою державу. Разумные, заботливые, предусмотрительные. Им интересно на своей земле все, им до всего есть дело, им хочется жить и созидать, жизнь для них многоцветна и радостна. Ими не надо командовать, им надо дать одно — разумную, огражденную законами свободу. Хозяин, начиная новое дело, рискует своими деньгами, чиновник — государственными. Хозяин работает на положительный результат, чиновник к результату равнодушен. У нас не будет хозяев до тех пор, пока государство будет работать на чиновника, а не чиновник на государство. Оптимальная система управления: начальник — программист — компьютер. Это непросто, [445] но к этому надо стремиться. Тогда «пинатели воздуха» уступят место хозяевам, а хозяева возродят Державу.

Цари, генсеки, президенты приходят и уходят, а народ остается. Вечная это категория — народ. Он, народ, состоит из отдельных людей, таких разных, таких непохожих. И каждый приходит в этот мир, чтобы родить детей, дождаться внуков, построить дом, посадить дерево и уйти. Каждый человек — это целый мир, и дано ему прошагать по Земле семьдесят — восемьдесят лет, и мир меркнет, и на смену ему приходит другой, неповторимый, и жизнь продолжается. И не надо прерывать ее пулей или осколком. Когда-то надо остановиться и начать жить, а не бороться. Люди — не мусор, не мелкая разменная монета в политических играх и не удобрение для полей. На таких полях можно вырастить только зубы дракона. И кровь людская — не водица. Одна у нее цена. Человеческая она кровь. 9 января 1905 года было убито и ранено тридцать манифестантов — и этот день был назван «кровавым воскресеньем». В февральские и мартовские дни 1917 года было растерзано пять тысяч — и революция была названа «бескровной». Во время известных событий 1989-1990 годов в Тбилиси погибло восемнадцать, в Вильнюсе — тринадцать человек — и шум на весь мир. В Таджикистане убиты десятки тысяч человек. В октябре 1993 г. в Москве убиты сотни — и молчаливое равнодушие. Нет крови «священной» и крови, которую можно проливать, как воду. Нет такого конфликта, который люди или государства не смогли бы разрешить без кровопролития, была бы добрая воля. Все войны в истории человечества, даже столетние, кончались переговорами и миром. Без исключений. Так стоит ли наваливать горы трупов, плодить бессчетное количество калек, вдов и сирот, превращать в пыль и пепел города и села, прахом пускать по ветру труд многих и многих поколений, отбрасывать страну в ее развитии на десятилетия назад, а потом садиться за стол и договариваться. Может, сразу с этой заключительной стадии и начать? Гомо сапиенсы все-таки!

Давно пора прекратить посыпать головы пеплом; периодически оглашать мир воплями о том, какие мы недоумки; с помощью «начальника отдела кадров войск ПВО» Руста смещать сотни генералов и офицеров; дирижировать чужими оркестрами и вообще творить подобные благоглупости на потеху зарубежной публики. Русская народная [446] мудрость: молчи — за умного сойдешь. Не научившись уважать себя — других уважать не заставишь. Никакой иностранный дядя из той клоаки, в которую мы сами себя загнали, нас тащить не будет, можно в этом не сомневаться. Так и будем, как козлы за морковкой, ходить за посуленными «зелеными» миллиардами до скончания века. Российский ученый, российский предприниматель, купец российский, рабочий, солдат — вот опора и надежда державная. Культурный и образованный россиянин. Обязательно образованный, во что бы то ни стало образованный. Дурак, но преданный — это проехали. Закрыл рот и убрал рабочее место — тоже проехали. Не болтать надо — пахать! Через великий труд державу на ноги поставить можно. И должно. Поднять надо над горизонтом путеводную звезду, свою, российскую. Чтобы не выписывать во мраке восьмерки и петли, не блудить, завывая от страха и одиночества. Идти тяжело и трудно, не все дойдут, кто-то умрет по дороге, кто-то отстанет, кто-то потеряется. Но мы знаем, куда мы идем. И мы, народ российский, дойдем. Другого не дано.

Превалирующим чувством в нашем обществе на протяжении десятилетий была зависть. Заглянуть в карман соседа — это святое дело! И оказать ему помощь и содействие, широко, от души, по-русски: «Иван, ты сидел?» — «Сидел». — «И я сидел. А Петр не сидел. Давай его посадим?» Нет, дорогие соотечественники, на такой психологии далеко не уедешь. Изжила она себя, осиновый кол ей в могилу вместо креста. Если все-таки бороться, то бороться надо не за то, чтобы не было богатых, а чтобы не было бедных. И бороться за это надо плечом к плечу, чувствуя локоть соседа, и богатеть вместе с Россией, а не за счет ее. У нас для этого есть все, надо только руки и голову приложить. Получится, обязательно получится. И еще — надо, наконец, прекратить лгать. Какие же горы лжи наворочали! И продолжаем по инерции, за счет того, что те же людишки у власти, громоздить. Правда она, объективно, одна. Большая, красивая и чистая. Это теория. А на практике вдруг выяснилось, что есть правда приднестровская и молдавская, армянская и азербайджанская, грузинская и абхазская. Есть две таджикские правды. Есть президентская и парламентская. Правительственная. И все эти мутные ручейки, под правду рядящиеся, текут в болото лжи. Пора мелиорацией заняться, чтобы вырвавшийся из болота на простор и свободу могучий, широкий и кристальный [447] поток смыл всю грязь и кровь. Никто, кроме нас!.. Хватит. Мысли можно развивать до бесконечности. Много их, теснятся они, бьют крылами, куда-то рвутся. Умные ли, глупые, дано ли им расправить крылья и воспарить, или сгинут они безвестно — время покажет, но не надо торопиться их хаять. Необходимо помнить, что всякая идея проходит в своем развитии три фазы:

— Да это же бред сивой кобылы!

— Постойте, постойте, в этом что-то есть!

— Так это же и козе понятно!

Хорошо бы встретить XXI век в государстве возрождающегося здравого смысла. Только где тот Македонский с мечом и железной решимостью гордиев узел извести...

История Русской армии: «Мы должны все время помнить, что мы окружены врагами и завистниками, что друзей у нас, русских, нет. Да нам их и не надо при условии стоять друг за друга. Не надо и союзников: лучшие из них предадут нас». — «У России только два союзника: ее Армия и Флот», — сказал Царь-Миротворец. Мы располагаем бесчисленными духовными сокровищами. Они лежат еще втуне, но дадут, при умении взяться за дело, небывалые плоды — как в мирном строительстве, так и на полях сражений.

Побольше веры в гений нашей Родины, надежды на свои силы, любви к своим русским. Мы достаточно дорого заплатили за то, чтобы на вечные времена исцелиться от какого бы то ни было «фильства» и знать лишь одно русофильство. Довольно с нас «мировых проблем» и дорогостоящего мессианства! Не будем мечтать о счастье человечества — устроим лучше счастье нашей собственной страны. Довольно и «священных союзов» на русской крови и «мировых революций» на русские деньги и русские страдания.

Научимся смотреть на вещи ясно и просто, раз навсегда отрешившись от мистики, засоряющей и затуманивающей государственное сознание.

Русский народ — отнюдь не богоносец, как то думали люди, великие сердцем, но не умевшие мыслить государственно. Он также не преступник, как полагают люди недалекие и озлобленные. Богоносцами могут быть не народы, а только отдельные люди, причисляемые за это к лику святых. У нас богоносцев больше, чем где-либо. Народ — это не только сто миллионов людей, живущих в данное время. Это также — миллиард их праотцов, оставивших наследием великую страну. И это [448] также — миллиард их потомков, что еще не родились, но приумножат это наследие в грядущие века. Народ, как и часть народа — армия, как и часть армии — полк — это не только те, кто есть, но и те, кто были, и те, кто будут. Поколению духовно нестойкому наследуют поколения более сильные...

Наш народ землепашцев в то же время и народ-воин. Никакой иной народ так не сумел соединить плуг с мечом, труд землепашцев с обязательным для всех воинским долгом. В какой стране и в какую эпоху мы найдем явление, подобное казачеству?

Военный гений русского народа велик и могуч — тому свидетели все покоренные столицы Европы и те шедшие на Русь завоеватели, что стали верноподданными Белого Царя.

У Русского Народа есть свои достоинства, есть и свои недостатки. Развивая достоинства, мы должны по мере сил сводить на нет недостатки — то есть в первую очередь стремиться к удалению причин, способствующих этим недостаткам. Труд огромный, но благодарный — труд, за который надо только суметь как следует взяться, а взявшись — вложить в него все сердце и всю душу без остатка.

И за этот беспримерный труд возьмутся и доведут его до завершения те поколения воссоздателей России — Русских офицеров, — для которых в тяжелые годы и писались эти строки.

Нам придется преодолеть великие трудности — но это для того, чтобы совершить затем великие дела!

А когда эти трудности покажутся неодолимыми, рвы Измаила — глубокими, Чортовы Мосты — непроходимыми, когда вот-вот опустятся руки и упадут сердца — тогда оглянемся назад и спросим совета у Петра, Румянцева, Суворова. И они дадут совет — тот самый, какой надо. И вновь содрогнется вселенная от дел русского оружия. Но горе нам и горе вам, что придете, если вместо русских великанов станете спрашивать совета у чужих «нихтбешгимзагеров», если вместо Суворова будете опять искать откровения у Мольтке. Поражения вновь тогда станут вашим бесславным уделом. Третья Плевна сменится Мукденом, Мукден — Мазурскими озерами...

Я верю, что впереди у нас Полтава, а не Мукден. Ибо только верой силен человек. Эпоха разрушителей подходит к своему логическому печальному концу, грядет другая — Созидателей. Державных Созидателей.

Александр Лебедь.

Дальше