Под крылом — Берлин
После переучивания в Шяуляе полк вошел в состав 1-го Белорусского фронта и разместился на аэродроме Беднеры. Через неделю, к началу Берлинского сражения, перелетели на аэродром Рингельвальд, который находился в 10 километрах севернее города Найдан. Это была уже собственно Германия. По мере передвижения советских войск, мы еще раз сменили место дислокации. 30 апреля приземлились на аэродроме Дальвицы, в восьми километрах восточнее Берлина. С этих двух аэродромов полк и вел боевые действия.
На Берлинском направлении фашисты в течение первой половины апреля непрерывно усиливали свою группировку за счет переброски большого количества войск с других направлений, оказывали упорное сопротивление действиям наших войск по расширению плацдарма на западном берегу реки Одер. Всего на участке Гюстевице — Нейцелле (район действий 4-й гвардейской авиационной истребительной дивизии), протяженностью около 100 километров, действовали части десяти фашистских дивизий, подразделения трех отдельных полков и трех отдельных батальонов.
Все указанные пехотные соединения и части врага были усилены тремя артиллерийскими корпусами, одним артполком, девятью артдивизионами, тремя зенитными дивизионами, одним танковым батальоном, одной бригадой штурмовых орудий, тремя минометными батареями.
Во второй линии обороны фашисты имели одну пехотную и одну танковую дивизии.
В границах 1-го Белорусского фронта наше командование сосредоточило до 1300 самолетов, в основном [218] истребителей.{19} Но до 16 апреля вражеская авиация большой активности не проявляла. Группами по 12 самолетов ФВ-190 авиация штурмовала боевые порядки советских войск, а бомбардировщики — по 18–30 самолетов одновременно — бомбили переправы через Одер. Эти налеты осуществлялись, как правило, в сумерки или на рассвете. Фашистские летчики боялись встреч с нашими истребителями.
Все солдаты, сержанты и офицеры понимали, что предстоит сложная и трудная операция, что прижатый к стене враг будет сопротивляться изо всех сил. Ведь это последний оборонительный редут фашистов.
И действительно, гитлеровцы сражались стойко, дрались за каждую улицу, каждый дом, пускали в ход все средства борьбы. Но сила была на нашей стороне. Благодаря мужеству советских солдат, их высокому наступательному порыву, благодаря искусству советских военачальников битва за Берлин закончилась в исключительно короткие сроки. Спустя две недели после начала наступления советских войск сопротивление берлинского гарнизона было подавлено.
15 апреля в полку зачитали приказ командующего 1-м Белорусским фронтом Маршала Советского Союза Г. Жукова. В нем говорилось: «Боевые друзья! Войскам нашего фронта приказано разбить противника на ближних подступах к Берлину, захватить столицу фашистской Германии и водрузить над ней знамя Победы. Кровью завоевали мы право штурмовать Берлин и первыми войти в него. Я призываю вас выполнить эту задачу с присущей вам воинской доблестью, честью и славой. Вперед на Берлин!»{20}
Состоявшийся вслед за этим митинг вылился в яркую демонстрацию любви и преданности Коммунистической партии и Советскому правительству, готовности личного состава полка с честью выполнить приказ Родины — добить фашистского зверя в его собственной берлоге.
— Вот и настал час расплаты с германским фашизмом. — сказал, открывая митинг, заместитель командира полка по политчасти майор Александр Степанович [219] Зверев, — Сколько горя выстрадал наш народ от рук этих бандитов. Сколько городов и сел сожжено! Сколько замучено ими советских людей — мужчин, женщин и даже детей. Теперь мы сполна рассчитаемся с гитлеровцами. Гитлер и его прихвостни посеяли бурю на нашей земле. Пусть же теперь пожинают ее плоды!
В бой, на последний и решительный бой с фашизмом, товарищи!
— Радостно сознавать, что мы дошли, наконец, до Берлина, что нам довелось участвовать в последнем сражении именно здесь, под Берлином, — заявил командир первой эскадрильи майор Гудаев. — Мы готовы идти в бой и с честью выполним любой приказ.
Слова попросил Герой Советского Союза капитан А. Кулиев.
— Как всегда, мы будем драться по-гвардейски. Наш девиз: только вперед, только победа!
От имени механиков, техников и инженеров на митинге выступил, старший инженер полка И. А. Петров.
— Технический состав сделает все, чтобы самолеты всегда были готовы к боевым вылетам.
До Берлина оставалось 70 километров — последних 70 километров до полной победы над фашизмом. И все мы были полны решимости выполнить приказ Родины — овладеть столицей фашистской Германии.
На рассвете 16 апреля летчиков разбудил гул артиллерии. Мы выскочили на улицу. Там, на западе небо полыхало зарницами. Это вели стрельбу тысячи стволов артиллерии и минометов.
Последнее, решительное наступление началось!
Больше мы не ложились спать. Все с нетерпением ожидали утра, чтобы подняться в воздух и идти в бой.
Но наступивший день не оправдал прогноза метеорологов, их обещания — дать «миллион высоты и до Берлина видимость». Впрочем, они тут и не виноваты. В воздухе стоял дымный, раскаленный туман, пыль и гарь от невиданного количества взрывчатки и металла, которые в то предрассветное утро обрушили на врага советские артиллеристы и минометчики. Этого синоптики не смогли предвидеть и учесть на своих картах.
Видимость была отвратительная. Лишь во второй половине дня посветлело. И тут же поступил приказ [220] на вылет. Нашему полку приказали прикрыть действия бомбардировщиков, наносивших удар по опорным пунктам врага в районе города Мюнхеберг.
Подполковник М. Зворыгин поручил первый боевой вылет майору Гудаеву. Ставя задачу, командир полка обратил его внимание на сложность воздушной обстановки в районе цели. Город прикрыт плотным зенитным огнем, в воздухе снуют вражеские истребители.
— Ваша задача — сберечь все бомбардировщики, обеспечить выполнение ими боевой задачи. У стен Мюнхеберга идут упорные бои. Надо помочь нашим пехотинцам сломить сопротивление врага.
Как обычно, Михаил Никифорович стоял за столом, на котором лежала карта. Его черные волосы, зачесанные на пробор, свисали на высокий лоб, на котором появились две неглубокие продолговатые морщинки. Круглое, выразительное лицо с карими глазами было сосредоточенным.
Зворыгин посмотрел на Гудаева. Он о чем-то думал в эту минуту. Может быть о тех опасностях, с которыми неминуемо встретятся летчики в этом полете, о возможных потерях. Он сам много раз участвовал в воздушных боях и знает, что это такое. Стоит допустить оплошность, зазеваться, как тут же будешь сбит. Как не хотелось ему именно сейчас терять своих летчиков! Ведь война идет к концу, победа уже близка.
Михаил Никифорович поправил волосы. Морщинки на лбу исчезли. Лицо стало теплее, добрее.
— Будь повнимательнее в воздухе, Гудаев. И ребят предупреди. Полет ответственный и опасный. Хорошенько следите за воздухом.
— Понятно, товарищ командир. Разрешите идти?
— Да, иди.
Командир эскадрильи ушел.
— Вот что, Николай Иванович, — обратился Зворыгин к находившемуся здесь же начальнику штаба Токареву. — Проверьте еще раз, как этот вылет обеспечен связью. Все ли готово?
— Есть проверить.
Двадцать истребителей ЯК-3, возглавляемых майором Гудаевым, поднялись в воздух. В указанном районе они встретили три девятки подопечных бомбардировщиков и пристроились к ним. [221]
В налете на Мюнхеберг участвовали еще две большие группы бомбардировщиков 66-й авиационной дивизии. Их сопровождали летчики 64-го и 65-го истребительных полков нашей дивизии. Эти группы вели майор Комаров и майор Витковский.
Несмотря на плохую видимость, самолеты точно вышли на цель и сбросили бомбы на позиции врага.
При подходе к Мюнхебергу встретили 12 «фоккеров». Они шли развернутым фронтом со стороны солнца на высоте 2000 метров. Пользуясь тактическим преимуществом, гитлеровцы с ходу атаковали бомбардировщики. Но гвардейцы были начеку.
— Самохвалов, атакуй вторую четверку!
— Бычков, — третью!
На себя Гудаев взял первое звено, которое нацелилось на головную группу бомбардировщиков. Летчики сумели связать боем вражеские истребители, не допустив их к бомбардировщикам, при этом сбили три фашистских самолета. Из этого рейса все наши самолеты возвратились без потерь.
Вскоре Мюнхеберг, закованный в железобетон, пал.
Впервые я побывал над Берлином 19 апреля. В тот раз нам с майором Кудленко приказали разведать вражеские войска севернее и южнее Берлина. Накануне до позднего вечера готовились к этому вылету. По карте крупного масштаба изучали конфигурацию пригородов, направление главных улиц огромного города.
— Слушай, Гриша, — обратился я к Кудленко, — давай начнем разведку с северных пригородов. А потом... пройдем над рейхстагом и выйдем на южные окраины.
Кудленко тотчас же согласился с этим предложением. Трудно было удержаться от такого соблазна. Быть над Берлином и не взглянуть на рейхстаг, на это фашистское гнездо!
Так и порешили.
На следующее утро мы вылетели на разведку. Над своей территорией набрали высоту и на большой скорости взяли курс на северную окраину Берлина. С высоты 1500–1000 метров осмотрели заданный район. Затем перешли на бреющий и, придерживаясь центральной магистрали города, направились через Берлин на юг. Внизу проплывали кварталы домов, каналы, [222] мосты, зеленые пятна парков. Хорошо различались крупные здания. Вот показался и рейхстаг с огромным куполом. Здание выделялось среди других своими размерами. От избытка нахлынувших чувств мы крутанули по восходящей «бочке». К удивлению, за время полета над городом по нашим самолетам гитлеровцы не сделали ни одного выстрела.
Задание мы выполнили и благополучно вернулись на аэродром Рингельвальд, на котором базировались в то время.
Войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов, сметая на своем пути врага, охватили Берлин с флангов и 21 апреля вышли на его окраины. На следующий день начался непосредственный штурм Берлина.
В тот день полк получил приказ обеспечить действия бомбардировщиков ТУ-2 по Берлину.
Погода стояла плохая, и все же вылет состоялся. Первую группу истребителей в количестве 16 самолетов повел командир полка подполковник М. Зворыгин. Бомбардировщики точно вышли на цель и сбросили бомбы на центр города.
25 апреля многие летчики полка побывали над Берлином. До этого они знали город по картам, на которых он выглядел огромным черным спрутом. Сейчас этот спрут корчился, извивался, жалил. Он не хотел умирать. Но час его пробил, и он издыхал, истекая кровью.
Берлин горел. Из черных проемов окон вырывались потоки огня и дыма. В воздухе летала копоть. Улицы были мертвы и пустынны. Жители сидели в подвалах и ожидали исхода битвы.
А над Берлином, как вестники победы, проносились «Яковлевы» и «Лавочкины».
В те дни все мы переживали самые счастливые часы в нашей жизни. У каждого душа ликовала. Дошли, наконец, до Берлина! Чувства наши трудно передать сейчас, спустя столько лет. Одно можно сказать: у всех был необычайный подъем, все стремились к Берлину, все торопились первыми войти в него. И никакие тотальные мобилизации Гитлера уже не могли остановить советского солдата. Он ясно видел перед собой близкую победу, а вместе с нею и конец войны.
Помнится, вечером, когда мы узнали, что будем [223] сопровождать бомбардировщиков в налете на Берлин, в общежитии летчиков царило оживление. Кругом шли разговоры. Одних волновала сложность ориентировки при густой сети линейных ориентиров. Другие спорили, какое противодействие окажет вражеская авиация.
— Немецко-фашистское командование бросит на защиту Берлина всю свою авиацию, и летчики будут ожесточенно защищать свою столицу, — говорили одни.
— Гитлеровские летчики будут деморализованы, — возражали другие.
Так или иначе, но все понимали: настал долгожданный час.
Наступило утро. Известно, как летчики встречают новый день. Первым делом поднимают глаза к небу, определяют: летная или нелетная погода. 25 апреля погода в общем-то выдалась летная. Но горизонтальная видимость небольшая — один-два километра. Для истребителей это не совсем подходяще.
Автомашины доставили всех на аэродром. И тут каждого одолело нетерпение:
— Будем ли выполнять задачу?
— Какая обстановка на земле?
— Когда вылет?
Каждый просил, чтобы его включили в состав вылетающей группы.
Наконец, раздалась команда:
— Летный состав — на командный пункт полка!
Все поспешили к месту сбора. Начальник штаба майор Токарев построил прибывших летчиков и доложил командиру полка о готовности личного состава к выполнению боевой задачи. Подполковник Зворыгин зачитал боевой приказ и боевой расчет. Задача полку на день: сопровождение бомбардировщиков на Берлин. Первую группу ЯКов ведет командир полка, последующие — Кубарев, Кудленко, командиры эскадрилий.
В тот день наша 4-я гвардейская истребительная авиационная дивизия обеспечивала действия самолетов 6-го бомбардировочного авиационного корпуса. По замыслу командования бомбардировщики вылетали четырьмя колоннами по 18 самолетов в каждой.
Первые две колонны обеспечивают 28 истребителей ЯК-3 64-го гвардейского авиаполка. Группу сопровождения ведет командир полка подполковник Сурков. [224]
Ударную группу прикрытия из 10 самолетов возглавляет командир дивизии генерал-майор авиации Китаев.
Третью колонну бомбардировщиков прикрывают 18 истребителей 66-го гвардейского авиаполка. Группу непосредственного прикрытия возглавляет капитан Луговцев, ударную из шести истребителей — майор Кривушин.
Четвертую колонну бомбардировщиков ТУ-2 поручалось прикрывать мне. В мое распоряжение поступило 18 истребителей ЯК-3.
А над всей колонной с превышением 400–600 метров свободным полетом следует восьмерка майора Кудленко.
К этому полету готовились как никогда тщательно. И не удивительно. В воздух поднималось в общей сложности более 150 самолетов. Раньше нам не приходилось участвовать в таких массовых вылетах. Не так-то просто организовать его.
Наконец, все готово. Летчики разошлись по самолетам и ждут сигнала на вылет.
... На краю аэродрома, у взлетно-посадочной полосы, колышется на ветру гвардейское знамя, с прикрепленными к нему двумя боевыми орденами. Это стало уже традицией. После 16 апреля, когда советские войска перешли в наступление на Берлин, полковое знамя каждый раз вывозилось на аэродром. У знамени командир дает последние указания на вылет. Здесь же летчики докладывают о выполнении боевых заданий. Гвардейское знамя провожает каждого из нас в бой, оно и встречает каждого после сражения с врагом.
На горизонте появляется первая группа бомбардировщиков. Вверх взвивается зеленая ракета. Зарокотали авиационные моторы, наполняя аэродром гулом. Выруливаю на старт и вместе с ведомым взлетаю. Вслед за нами поднимаются остальные самолеты.
Собрались над аэродромом и пошли на сближение с бомбардировщиками. Подойдя к ведущему первой девятки, я покачал ему крылом. Он ответил тем же. Возникло такое чувство, будто мы пожали друг другу руки. Мы связались по радио. Я доложил, что у меня все в порядке и сказал:
— Идем на логово.
Посмотрел по сторонам. Кругом краснозвездные самолеты. [225] Целая армада идет на Берлин. Такого на моей памяти не было.
Горизонтальная видимость по-прежнему небольшая. Пришлось вплотную прижаться к воздушным кораблям. В эти минуты мне показалось, что я вижу лица всех летчиков, идущих вместе со мной, и на каждом написано одно желание: скорее увидеть Берлин. До цели всего семнадцать минут полета. Но эти минуты показались нам бесконечными.
Наконец, показались пригороды Берлина, а дальше — огромное дымящее пространство. Это Берлин. Дым от пожаров поднимался на высоту до 1000–1500 метров и еще больше ухудшал видимость. Но бомбардировщики уже ложились на боевой курс, а мы, истребители, все внимание отдавали воздуху, поиску врага. Но его нет. Правда, минуту спустя справа промелькнули несколько пар «фоккеров», но они тут же куда-то исчезли. В бой вступать не решились.
Наступил момент бомбометания. Плавно отделяясь от самолетов, бомбы пошли вниз, на головы фашистов. На земле, в центральной части города, видны мощные огненные взрывы. Там бушевало пламя, выжигавшее из укрытий гитлеровскую саранчу.
— Получайте, гады! Вот вам и расплата!
Когда мы уходили от цели, я долго оборачивался назад. Хотелось еще и еще раз посмотреть на горящий и чадящий Берлин. Думалось: мало. Надо удесятерить удары!
Проводив бомбардировщиков, мы в полном составе произвели посадку на своем аэродроме. У гвардейского знамени я доложил командиру полка о выполнении боевого задания. Улыбающиеся глаза летчиков светились радостью и гордостью. Каждый понимал — дни Берлина сочтены, конец войне близок. А большего счастья для солдата и не надо.
Подполковник М. Н. Зворыгин обошел строй летчиков, крепко пожал каждому руку и поздравил с успешным боевым вылетом на Берлин.
— Радуюсь вместе с вами, друзья мои! Радуюсь тому, что настал час возмездия, что до победы рукой подать. Посмотрите на это гвардейское знамя, — Михаил Никифорович Зворыгин протянул руку в сторону святыни полка. Багровое полотнище, с силуэтом великого [226] Ленина и вышитым золотом словом «Гвардия», трепетало на ветру, переливаясь волнами. — Оно завоевано усилиями ветеранов полка, обагрено кровью однополчан. Пронесите же это знамя с честью до конца, до полной победы над немецким фашизмом!
2 мая гарнизон Берлина сдался, а 8 мая был подписан акт о безоговорочной капитуляции. Мы ликовали, обнимались, целовались. Фашизм раздавлен Великая Отечественная война советского народа завершилась. Мы победили! [227]