Положение эскадры
Дело близилось к вечеру. Броненосцы во главе с «Бородино» стали опять ложиться на курс NO 23°, ведущий к выходу из Цусимского пролива. За «Бородино» близко шел «Орел», далее — сильно отставшие «Николай I», «Апраксин», «Сенявин», «Александр III», «Ушаков», «Сисой Великий», «Наварин» и «Нахимов». Интервалы меж судами были уже сильно неправильны.
Слева от броненосцев находились «Олег» и «Аврора», еще левее — остальные крейсера, транспорты, миноносцы, валившие нестройной кучей. Из броненосцев не хватало «Суворова» и «Осляби», из крейсеров — «Урала», из транспортов — «Камчатки» и «Руси». Миноносцы были все налицо. «Буйный», на котором находились тяжелораненый или умерший от ран, как мы думали, адмирал Рожественский и часть команды, спасенной с «Осляби» (175 человек){79}, был виден далеко в тылу эскадры.
Слева «Аврору» в полутора кабельтовых расстояния обгонял «Алмаз». Нам были видны его пробоины в носу, в корме, развороченный фальшборт, разбитая фок-мачта. Развевались уже известные нам два трехфлажных сигнала. Видневшиеся на переднем мостике, на спардеке алмазовские офицеры раскланивались с нашими, махая фуражками. За «Алмазом» шла «Светлана», сильно сидевшая носом. Волны заливали ее верхнюю палубу.{80} Госпитальных судов с утра никто так и не видал. Про них даже и думать позабыли. «Жемчуг» и «Изумруд» были тут же. Все время боя они вертелись, крутились, бросались [136] под огнем спасать людей, но неудачно. Назначение этих судов в бою так и осталось непонятным.
Гибель броненосца «Александр III»
Все суда, за исключением небогатовских, были сильно повреждены. Самый печальный вид представлял «Александр III» — броненосец Гвардейского экипажа. Крен его на правый борт был огромен и не только не уменьшался, а, напротив, заметно увеличивался. Развевавшийся сигнал обозначал: «Терплю бедствие». Поведение его было не вполне понятно. За полчаса перед тем он вышел из строя, прошелся вдоль всей эскадры на юг, потом вернулся назад, все время, точно разыскивая кого-то. Аврорцам показалось, что он ищет «Суворова», чтобы остаться с ним и вместе умереть. Вот он снова вышел из строя, вступил концевым. Около семи часов он как-то сразу исчез.{81} Никто не хотел верить в его внезапную гибель. Командир Небольсин упорно требовал от сигнальщиков, чтобы они разглядели это судно, а те твердили в один голос: «Вот тут он был, вот тут, а теперь не видать; куда делся, не знаем». И расстояние до него перед тем было не очень большое: кабельтовых тридцать. Момента, в который перевернулся вверх килем геройский броненосец, на «Авроре» так никто и не заметил.
Гибель «Бородино»
Между тем японские броненосцы, за дымом и мглой потерявшие на некоторое время нашу эскадру, снова нагнали ее с тыла и, поравнявшись с передними кораблями, как и раньше, сосредоточили свой огонь на головном, которым теперь шел «Бородино». На нем уже с полчаса горел пожар в корме. Дымилось мало, что-то алело, какая-то яркая точка, словно груда раскаленного угля. Когда «Бородино» четверть часа спустя был взят как следует на прицел, и снаряды один за другим стали впиваться в его бока, поднимая громадные столбы черного дыма (от мелинита, а возможно, что и от угольных ям), у всех нас екнуло сердце; мы почувствовали, что такого огня никакому броненосцу не выдержать. [137]
Доблестный же «Бородино» упрямо не хотел выхолить из строя или ворочать влево. Он твердо и неуклонно вел эскадру на NO 23°. В багровых, точно кровавых лучах спускалось солнце — вот-вот зайдет за горизонт. Ветер заштилел, волна улеглась. До захода солнца осталось каких-нибудь пять минут. Все страшно жаждали, чтобы наступившая ночь спасла бы своим благодетельным покровом несчастный корабль. Каждое мгновение было так дорого! Но пять минут протекали, казалось, как целая вечность. На заднем мостике «Бородино» у грот-мачты показался пожар: узенький язык пламени высоко (выше уровня труб) лизнул мачту. Дыма не было, в стороны огонь не распространялся. Что бы это могло гореть: не вспыхнул ли порох в мачтовом или простом элеваторе?
Обыкновенно такие пожары кончались через несколько минут, пока не выгорит в патронах бездымный порох, но этот пожар был как-то странно упорен и разгорался все сильней. Неприятель, заметив это, еще более усилил огонь. Минут пятнадцать «Бородино» еще боролся с пожаром, энергично отвечая на огонь. Вдруг в 7 ч 15 мин в его носовой части последовал взрыв, поднялось целое облако черного дыма, и вслед за тем, сделав последний предсмертный залп из 12-дюймовых орудий кормовой башни, «Бородино» почти в одно мгновение лег на правый борт, обнажил свою подводную часть, киль, сверкнувший в лучах заходящего солнца, как чешуя гигантской рыбы, и скрылся под водой еще быстрее, чем «Ослябя», не долее, чем в полминуты времени.{82}
Над погибшим в славном бою кораблем из воды появилось белое облачко пара, поднимавшееся все выше и выше к небу. Казалось, с этим облачком улетала душа судна. Солнце в это время село. Было 7 часов 20 минут. Броненосец «Орел», следовавший в кильватере, прошел по свежей колыхавшейся еще могиле своего боевого товарища. Находясь в каких-нибудь двадцати кабельтовых, аврорцы были безмолвными свидетелями этой трагедии.
Итог шестичасового эскадренного боя
После гибели четырех лучших наших броненосцев все поняли ясно и твердо, что бой проигран в полном смысле этого слова, и что надеяться нам более не на что. Оставшиеся корабли — худшие и самые слабые. Японская эскадра цела. Гибелью [138] «Бородино» кончился собственно бой. Дальнейшее (атаки миноносцев) — это была бойня, последовательное добивание уже разбитого противника, уничтожение корабля за кораблем.
Поворот броненосцев к югу без сигнала и распад 2-й Тихоокеанской эскадры
Незадолго до захода солнца, около семи часов, в лучах заката впереди нашего курса от норда до норд-веста на горизонте показались первые неприятельские миноносцы отрядами по 4–5 штук, заграждавшие путь на север. Они держались в строю кильватера и хорошо соблюдали расстояние. Приготовясь атаковать наши суда, они пока еще не трогались с места, выжидая окончательного наступления темноты. Флагманский корабль «Олег» попробовал открыть по ним огонь, но безуспешно — снаряды не долетали. На «Авроре» насчитали впереди сначала девять миноносцев, потом семнадцать; затем, увидав, что миноносцы начинают выползать и слева, и сзади, и счет им потеряли. (После уже мы узнали, что в бою участвовало около 105 неприятельских миноносцев: из них 25 истребителей{*37}, 12 миноносцев 1-го класса, 55–2-го и 13–3-го.){83} У нас же было всего девять истребителей. Очевидно, они хотели кольцом окружить эскадру. До ближайших из них на севере мы приблизились уже на расстояние 50 кб. Казалось, один момент, и они понесутся в атаку. Еще до гибели «Бородино», на последнем галсе было видно, как тяжело приходится несчастным броненосцам. Некоторые из них — «Наварин», «Сенявин», «Апраксин» — уже ломали строй, склоняясь больше в нашу сторону, точно стараясь подставить более корму неприятелю. В момент катастрофы с «Бородино», «Орел» как будто уменьшил ход и, прокатившись по инерции над местом гибели, тотчас же без всякого сигнала повернул влево на восемь румбов и пошел в сторону наших крейсеров курсом, близким к весту. Одновременно с «Орлом» и остальные броненосцы повернули в сторону, противоположную неприятелю, но уже не в последовательном порядке, то есть не один за другим, как это делалось ими в течение всего дня, а «все вдруг» [139] без всякого сигнала с адмиральского корабля, которым теперь был «Николай I». С «Авроры», находившейся от броненосцев на расстоянии около 20 кб, было видно, что броненосцы стараются дать самый полный ход и идут самой нестройной кучей, не соблюдая правильных интервалов, не равняясь в строе фронта. Более других выдвинулся вперед «Николай I» и еще более склонился к югу. Не понимая этого маневра, не видя сигнала, крейсера, транспорты, миноносцы застопорили свои машины... Но со стороны броненосцев это уже не был маневр. Это было самое беспорядочное отступление в сторону, противоположную неприятелю.
Прошло минут пять. Чтобы очистить место быстро надвигавшемуся отряду броненосцев, крейсера, транспорты и миноносцы, следуя примеру первых, должны были повернуть и дать ход в ту же сторону (в зюйдовую четверть), очутившись, таким образом, благодаря повороту на восемь румбов, теперь впереди (то есть южнее) своих броненосцев. Именно это движение броненосцев нарушило прежнюю цельность, стройность, организованность эскадры: получилась беспорядочная каша, была потеряна всякая диспозиция.
Неприятель продолжал еще обстреливать броненосцы, и перелеты ложились близко за кормой «Авроры» (это указывает расстояние, на котором «Аврора» находилась от своих броненосцев). Беспорядочно разбросавшиеся транспорты помешали и нашим крейсерам сохранить строй.
Тогда адмирал Энквист поднял сигнал своему отряду: «Вступить в кильватер», — и «Аврора», прибавив ход, вслед за «Олегом» обошла сбившуюся кучу транспортов, миноносцев и выровнялась в линию кильватера; «Мономах» исполнил то же самое, а «Донской» — нет.
С левой стороны «Олега» оказался «Жемчуг». Остальные суда (разведочный отряд, транспорты, миноносцы и среди них «Буйный») сначала оказались левее нас, а затем сзади и валили то справа, то слева нестройной кучей.
Сумерки быстро надвигались. Со всех румбов бросились в атаку миноносцы. Было видно, как те миноносцы, которые находились теперь впереди нас и были в кабельтовых уже тридцати, повернули носами к нам и, дав полный ход, пошли в атаку: под носом их закипели, забелели буруны. Тогда, чтобы принять атаку с кормы, «Олег», а за ним «Аврора» и остальные суда положили руля, взяли еще левее, на SW, и развили ход до полного. (На большом ходу мины отбрасываются от борта.) Тихоходный «Мономах» отстал. [140]
До наступления темноты мы видели, что наши броненосцы продолжали идти прежним курсом на SW и отстреливались в тыл. Быстро наступившая затем темнота, продолжавшийся сзади бой, наш более скорый ход и минные атаки, начавшиеся тотчас же и по крейсерскому отряду, совершенно разделили крейсера и остатки броненосной эскадры.
Крейсерскому отряду пришлось действовать самостоятельно и вразброд, так как благодаря скрытым огням, разности ходов, а, главное, минным атакам и частым переменам курса, крейсера (так же как и остальные суда) растеряли друг друга, и свое место при адмирале каким-то чудом сохранили только «Аврора» да по своей инициативе присоединившийся «Жемчуг».