И снова: какой быть Германии?

В начале 1948 года премьер-министры правительств земель Бизонии по указке американского и английского губернаторов расширили двухзональный экономический совет, превратив его фактически в парламент. Был создан верховный суд, объединенный земельный банк и другие государственные органы. Все это произошло, как указывалось выше, в результате срыва Лондонской конференции и состоявшегося затем совещания во Франкфурте-на-Майне генералов Клея и Робертсона, на которое были приглашены премьер-министры земель Бизонии.

Центральное правление СЕПГ 15 января 1948 года, рассмотрев результаты указанных двух совещаний, приняло резолюцию, в которой указывалось, что исход Лондонского совещания министров иностранных дел и Франкфуртского совещания генералов вызвали у немецкого народа серьезную озабоченность за свое будущее. Подчеркнув, что данное премьер-министрами земель Бизонии согласие на раскол Германии означает предательство национальных интересов немецкого народа, ЦП СЕПГ выразило уверенность, что немецкий народ с еще большей энергией будет продолжать борьбу за единство и мир.

Позиция ЦП СЕПГ была решительно поддержана Советской военной администрацией в Германии. На заседании [178] Контрольного Совета Маршал Советского Союза В. Д. Соколовский заявил, что создание Бизонии является грубейшим нарушением Потсдамских соглашений о сохранении единства Германии и о реконструкции ее политической жизни на демократических основах. Он предупредил английское и американское командования о том, что проводимая ими политика раскола Германии чревата серьезными последствиями, тай как она разрушает контрольный механизм в Германии и означает полный отход от принятых на себя Великобританией и США международных обязательств в отношении Германии. Однако представители западных держав в Контрольном Совете оставались глухими к мнению Советского Союза и его требованиям, которые полностью поддерживались немецким населением советской оккупационной зоны, а также многими жителями западных зон.

В Тюрингии после срыва Лондонской конференции блок партий возглавил широкое движение населения за единство Германии и справедливый мир. Повсюду проходили массовые митинги и сбор подписей под требованием единства Германии. На чрезвычайном заседании ландтага в Народный конгресс были избраны восемь депутатов, а на состоявшемся в Йене Народном конгрессе Тюрингии избрана его постоянная комиссия из представителей от партий, профсоюзов, женской организации и от организаций Свободной немецкой молодежи.

Обо всех этих событиях постоянно информировали премьер-министр Вернер Эгерат и министр внутренних дел Тюрингии Вилли Гебгардт. При этом, разумеется, мы всегда обсуждали и различные вопросы строительства антифашистско-демократического порядка в земле.

Должен сообщить, что работа, проведенная организациями СЕПГ по преодолению националистических и антисоветских настроений среди отдельных функционеров партии и усиление воспитательной работы среди населения в духе дружбы и взаимопонимания между немецким и советским народами обусловили укрепление доверия между представителями немецкого населения, особенно интеллигенции, и представителями УСВАТ. Вот только один факт подобного взаимного абсолютного доверия.

В одном из городов Тюрингии находился завод, принадлежавший советскому акционерному обществу, в продукции которого очень нуждалось народное хозяйство СССР. На этом предприятии работали и немецкие и советские специалисты, совместными усилиями которых началось производство первых советских телевизоров. Когда встал вопрос [179] о том, чтобы немецкие специалисты поехали в Советский Союз, сам директор этого предприятия сначала отказался от поездки в Ленинград, мотивируя свой отказ тем, что, дескать, советский директор предприятия САО (нет надобности называть его имя) не доверяет ему, а без доверия он работать нигде не может.

Узнав об этом, я немедленно приехал на завод, чтобы выяснить, почему директор, являвшийся светлой головой всего предприятия, отказывается.

В беседе с директором я выяснил, что он считает проявлением недоверия к себе то, что, когда он попросил советского директора обеспечить ему и жене пропуск в западную зону, чтобы посетить мать, от которой он может унаследовать бакалейный магазин, ему было отказано.

Я вспомнил об этом деле и объяснил директору, что мною не был выдан для него пропуск в американскую оккупационную зону лишь потому, что по существовавшему тогда порядку на пропуска в западные зоны имели право только работающие, а его жена не работала. Но если он считает, что этот факт является проявлением к нему недоверия, то в доказательство его ошибочного представления о нашем к нему отношении абсолютного доверия он может в любой день поехать, чтобы навестить свою мать, в американскую зону оккупации и решить все свои наследственные дела.

Мой собеседник заметно разволновался и попросился выйти на несколько минут. Было понятно, что об этом моем предложении он хотел поставить в известность свою жену. И в самом деле, через минут пять он снова явился в кабинет директора, где проходила наша беседа, и возбужденно спросил:

— А могу я взять с собой жену и детей, ведь моя мать так соскучилась по своим внукам...

— А почему нет? — ответил я. — Забирайте и их с собой!

Он снова побежал в другую комнату, и вскоре вернулся, чтобы выяснить еще важный для него вопрос:

— А я могу поехать на собственной машине, дадите мне пропуск и для моего шофера? — поинтересовался он.

— Дорогой директор, — возразил я, — можете брать с собой кого хотите, если это поможет вам как можно скорее повидаться со своей матерью, а ей — повидаться с внуками.

— А как получить мне пропуск? — поинтересовался он. [180]

— Завтра вам пропуск будет вручен советским директором, который утром будет у меня.

Он благодарил меня, но с видимым недоверием.

Пропуск ему был выдан по существовавшим тогда правилам на двенадцать дней. Наш директор нервничал, будучи уверенным, что я поступил неправильно, отпустив важного специалиста в западную зону, где его могут завербовать на работу в пользу американских оккупационных властей. А после обеда начался обычный разговор на всякие темы, но немецкий директор, как мне казалось, все время порывался говорить со мной о вербовке нами специалистов для поездки в Ленинград, а переводчик тактично каждый раз напоминал ему, что сегодня было условлено о делах не говорить ни слова.

Потом он ко мне все же подошел и с серьезным видом заявил:

— Господин генерал, хочу сказать вам, что напрасно за мной так усердно ухаживают. И даже в мою честь, как я понял, этот роскошный обед организовали. Я все равно не поеду в Советский Союз.

В ответ я напомнил ему, что мы заранее условились не разговаривать сегодня о делах, связанных с поездкой специалистов в Советский Союз, но если он захочет говорить со мной на эту тему, то я с удовольствием выслушаю его, но заранее предупреждаю, что никто к поездке его в СССР не будет принуждать, это его личное дело.

Он понимающе кивнул мне, отошел к пианино, проиграл что-то из Моцарта, а затем снова приблизился ко мне с переводчиком.

— Господин генерал, могу я ознакомиться с условиями договора?

Я ответил, что он может обратиться по этому вопросу к советскому директору предприятия, у которого имеются проекты договора и с которым уже знакомы многие специалисты завода.

На другой же день директор ознакомился с содержанием проекта договора о поездке в СССР на работу, и при этом поинтересовался, нельзя ли в проект этого договора включить свои добавочные предложения и пожелания. С разрешения маршала В. Д. Соколовского мною были санкционированы добавочные требования директора. Но когда мне сообщили, что после подписания договора, утвержденного мною, он вспомнил вдруг о том, что забыл вставить в договор условие, чтобы ему в Ленинграде была предоставлена персональная легковая машина, я попросил советского директора, [181] чтобы он разъяснил претенденту на персональную машину, что после того как договор утвержден УСВАТ и вступил в силу, никакие исправления и добавления в нем недопустимы.

Я глубоко убежден, что после трех лет работы в Ленинграде он навсегда остался верным и непоколебимым другом Советского Союза, а также личным другом ленинградских рабочих.

По-моему, завоевание доверия между представителями разных народов, особенно в условиях, в каких пребывали мы, достойно называться историческим завоеванием, чем нельзя не гордиться. К сожалению, нет возможности привести многочисленные факты взаимного доверия, создавшегося между представителями УСВАТ и немецких органов самоуправления, а также многими функционерами, что явилось основой возникновения в дальнейшем подлинной дружбы между немецким и советским народами.

Все возрастающее доверие немецких трудящихся, политических партий, общественных организаций, интеллигенции к проводившейся советской оккупационной политике определялось главным образом наглядными и ощутимыми примерами подлинной заботы органов СВА о постепенном улучшении материального благосостояния населения в советской оккупационной зоне и нашей последовательной борьбы за укрепление общественного порядка, справедливости, законности и демократии, и особенно острой, принципиальной борьбой за выполнение Потсдамских решений о единой демократической Германии.

На состоявшемся во второй половине января 1948 года расширенном заседании земельного правления СЕПГ с участием членов Центрального секретариата СЕПГ Макса Фехнера, Германа Матерна и Гельмута Лемана обсуждался отчет земельного правления партии по выполнению приказа СВАГ № 234 о мероприятиях по выполнению производственных планов 1948 года и улучшению работы комиссии народного контроля. И ни один из обсуждавшихся вопросов не был изолирован от одновременного обсуждения задач всех членов партии в борьбе за единство Германии и справедливый мир.

Этот вопрос был наиболее широко обсужден на заседании 1-го Народного конгресса Тюрингии 23 января. В нем приняли участие 1000 делегатов от всех партий, предприятий и общественных организаций города Эрфурт, и от имени Центральной комиссии Народного конгресса выступал председатель ХДС Отто Нушке. На конгрессе после активного [182] обсуждения задач борьбы за единство Германии и справедливый мир были избраны делегаты на заседание Народного конгресса в Берлине, которые в принятом решении обязывались решительно отстаивать единство Германии и политику взаимопонимания между народами. Напомню, что движение Народного конгресса широко развертывалось только в советской оккупационной зоне. В западных зонах оно было запрещено, и Маршал Советского Союза В. Д. Соколовский, сославшись на письмо по этому поводу представителей Народного конгресса доктора В. Кюльца, В. Пика и О. Нушке, внес на обсуждение Контрольного Совета предложение о разрешении беспрепятственной деятельности Народного конгресса на территории всей Германии, указав при этом, что данное движение не противоречит ни Потсдамским решениям, ни другим обязательствам держав, оккупирующих Германию, и что оно охватывает широкие круги германского народа и пользуется большой популярностью. Но для западных держав подобные заявления и предложения не имели уже никакого значения. Зато немецкая общественность воспринимала их как искреннюю заботу СВАГ об интересах немецкого народа.

Эта забота выражалась в первую очередь в стимулировании экономического развития зоны, и, значит, в улучшении снабжения населения. В 1948 году по сравнению с 1936 годом в Тюрингии отпускалось на душу населения в килограммах: хлеба — 119 против 96, картофеля 223 против 161, сахара 22,4 против 21. Но из-за слабо еще развитого животноводства мяса продавалось всего 6,6 килограмма против 40,4 в 1936 году. Такое положение было и с жирами. Это — средние данные, но, как говорилось выше, снабжение было дифференцированным, и по наивысшим нормам снабжались работники особо тяжелого труда.

В предвидении отмены карточной системы и в целях мобилизации средств населения, а также предоставления трудящимся еще одного добавочного источника снабжения была создана государственная торговая организация «Хандельсорганизацион» (ХО), магазины и торговые точки которой были оборудованы и оснащены первоклассными стендами, а также снабжены товарами и продуктами питания высшего качества. Продажа в этих магазинах была свободной и неограниченной, но цены были установлены значительно выше, чем на нормированные товары и продукты, которые продавались по карточкам. Поэтому на первом месте в торговле пока что оставался частник, отпускавший товары тоже только по карточкам, на втором — потребительская [183] кооперация и на третьем — ХО. Забегая вперед, скажу, что эта организация вскоре стала вытеснять и частный сектор из торговли. Но об этом после.

Сейчас же хочется сказать, что сотрудникам УСВАТ приходилось постоянно наблюдать за планомерным снабжением населения, принимать действенные меры по развитию сельского хозяйства, своевременной сдаче крестьянами обязательных поставок продуктов полеводства и животноводства, производству предметов широкого потребления фабриками, заводами и кустарями. И при этом надо было преодолевать упорное сопротивление саботажников, жуликов и пройдох, пытавшихся наживаться на ввергнутых нацистами в беду их же сограждан.

Для контроля за законным и бережным расходованием продовольственных товаров было решено привлечь криминальную полицию, которая имела много возможностей для осуществления этого важного государственного мероприятия. Пригласив в УСВАТ министра внутренних дел В. Гебгардта, я по-дружески сообщил ему, что проконтролировать во всех районах и городах правильное распределение продовольственных товаров у нас, в УСВАТ, нет достаточных сил и средств и что в таком контроле не менее, чем мы, заинтересовано правительство Тюрингии.

— Вас понял, товарищ генерал. Приступаю к выполнению этой задачи.

— Учтите, задача очень важная. Речь идет об обеспечении нормального и правильного снабжения населения продовольствием.

— А я так и понимаю эту задачу, и сделаю все, что в моих силах.

И сделали! Полиция в ряде городов обнаружила немало хищений продовольственных товаров. При этом было вскрыто, что в хищениях, в виде отпуска товаров без карточек, нередко были замешаны ответственные лица, злоупотреблявшие своим служебным положением, как это ранее было обнаружено в Гере.

Снова пришлось ориентировать комендантов районов и городов в необходимости продолжать строгий контроль за деятельностью органов самоуправления и частных фирм, особенно в деле снабжения населения продовольствием.

Помимо хозяйственных забот, обременявших нас ежедневно, мы внимательно следили за восстановлением культурной жизни в Тюрингии.

Как говорилось выше, началось восстановление Веймарского немецкого национального театра, открытие которого [184] готовилось к 199-й годовщине со дня рождения великого немецкого поэта В. Гете.

К этому знаменательному событию готовились не только артисты театральной труппы, но и правительство Тюрингии, магистрат города Веймар, партии и общественные организации земли. Мы тоже не стояли в стороне, так как внесли определенный вклад в дело восстановления здания театра.

Для участия в торжественном открытии театра были приглашены в Веймар представители партий и массовых организаций других провинций и земель и даже делегация интеллигенции из западных оккупационных зон.

Торжественное открытие Веймарского немецкого национального театра состоялось 28 августа 1948 года. С приветствием и поздравлением к коллективу театра по случаю его открытия обратились премьер-министр Тюрингии В. Эгерат, интендант Берлинского театра Вольфган Ландгоф, генеральный интендант Веймарского немецкого национального театра Ганс-Роберт Бортфельд, а от УСВАТ — генерал-майор И. В. Смирнов, пожелавший театру дальнейших успехов в его важной работе по пропаганде гуманистического искусства.

После торжественной процедуры открытия театра была показана подготовленная к данному случаю постановка «Фауста» В. Гете.

Мне неоднократно приходилось слышать утверждение немецких товарищей, что ни один театр Германии не может так поставить «Фауста», как Веймарский, находящийся в городе Гете и Шиллера. Не знаю, так ли это на самом деле. Видимо, каждый постановщик этого гениального произведения по-своему прочитывает и понимает его, поэтому и не удивительно, что в разных театрах ставят «Фауста» по-разному. Но пусть на меня не обижаются мои немецкие друзья из славного Веймарского театра за откровенность: между тем, что мне пришлось увидеть и услышать в 1948 году и постановкой 1975 года, которой даже в программе почему-то дано было название «Фауст-75», значительная разница. При этом далеко не в пользу постановки 1975 года, на просмотре которой я, как, наверное, и все зрители, был буквально оглушен необычайным шумом и грохотом, беспрерывно сопровождавшим весь спектакль. Да и Мефистофель в этой постановке был представлен скорее весьма интеллигентным спортсменом, нежели искусителем из преисподней. [185]

Но это мое сугубо личное мнение, мнение зрителя, совершенно не разделяющего тенденции «модернизировать» классические произведения. Не представляю себе, как можно было бы «модернизировать» великие творения Чайковского или Глинки.

Да простится мне это краткое отступление!

Так постепенно утверждалась и развивалась культурная жизнь в Тюрингии. Мы горячо поддерживали и стимулировали ее, помня, что «не хлебом единым жив человек». Все же главное внимание органов СВА и немецких демократических сил по-прежнему концентрировалось на вопросах борьбы за единство Германии и справедливый мир, а также на вопросах дальнейшего хозяйственного развития в зоне и улучшения материального положения трудящихся.

Создание Бизонии, сговор на Лондонской конференции министров иностранных дел США, Англии и Франции о доведении до конца намеченного раскола Германии, отказ западных оккупационных властей разрешить в их зонах движение Народного конгресса, саботирование ими Потсдамских решений о демилитаризации Германии, принятие «плана Маршалла» — все эти действия западных держав являлись убедительным доказательством твердого намерения правительств США, Англии и Франции осуществить взятый ими курс на реставрацию в Западной Германии реакционного капиталистического режима и милитаризма.

Советское правительство решительно протестовало против осуществлявшейся западными державами политики раскола Германии, и по его поручению Главноначальствующий СВАГ неоднократно вносил конструктивные предложения по восстановлению германского государства на принципах, выработанных и принятых главами правительств антигитлеровской коалиции на Потсдамской конференции. Однако представители западных держав в Контрольном Совете оставались глухими к протестам и предложениям советского командования.

Демократические силы всей Германии в ответ на происки западных оккупационных властей и немецкой реакции продолжали усиливать борьбу за достижение единства своего государства. Движение Немецкого народного конгресса за единство и мир охватило широкие круги всех слоев населения не только в советской, но и в западных оккупационных зонах.

По инициативе СЕПГ в марте 1948 года в Берлине был созван 2-й Немецкий народный конгресс, посвященный столетию [186] революции 1848 года. Конгресс призвал немецкий народ выполнить заветы многих поколений немецких патриотов и создать единую демократическую республику, а также принял решение о проведении народного опроса для выявления отношения населения к вопросу о единстве Германии. Конгресс избрал Немецкий народный совет в составе 400 человек, обязанностью которого являлось неустанное ведение борьбы за единство Германии и справедливый мир.

Народный опрос свободно проводился только в советской зоне. Но и в западных зонах, где он был запрещен, патриоты собрали свыше 15 миллионов подписей за проведение плебисцита.

Западные оккупационные власти игнорировали все предложения и акции Народного конгресса. Более того, в июне 1948 года они провели в Лондоне совещание представителей стран Бенилюкса (Бельгия, Нидерланды, Люксембург), на которое были приглашены известные немецкие реакционеры Аденауэр и Шумахер. Его участники окончательно договорились о создании сепаратного немецкого государства. Важным шагом к этому завершающему раскол Германии акту было проведение 18 июля в трех западных зонах сепаратной денежной реформы, в результате которой нарушались нормальные экономические отношения между восточной и западными оккупационными зонами. А 23 июля военные коменданты западных секторов Берлина распространили денежную реформу и на Западный Берлин.

Проведение сепаратной денежной реформы в западных зонах и Западном Берлине создавало угрозу наплыва из этих мест старых денежных знаков, что подрывало бы экономику в советской оккупационной зоне, поэтому решением СВАГ была немедленно проведена денежная реформа и в нашей зоне.

В результате состоявшихся 30 августа переговоров главы Советского правительства И. В. Сталина с послами США, Великобритании и Франции было достигнуто соглашение о введении в Берлине валюты советской зоны. Но и это соглашение в условиях «холодной войны» было сорвано западными державами.

В то время, как в Западной Германии стараниями западных держав и немецкой реакции шло восстановление капитализма и милитаризма, в советской оккупационной зоне развитие хозяйственной, политической и общественной жизни по пути демократизации достигло заметных результатов. Проведение демократических выборов в органы самоуправления, земельной реформы, экспроприации собственности [187] военных и нацистских преступников устранили капиталистов, юнкеров и помещиков из общественной и Государственной жизни. В руки народа перешли основные промышленные предприятия, производившие в 1948 году 40 процентов всей промышленной продукции в зоне. Осуществлением денацификации аппарат органов самоуправления, учреждений и заведений был очищен от нацистов и укомплектован представителями демократических сил, а комиссии по денацификации распущены. Созданная Немецкая экономическая комиссия (НЭК) во главе с членом СЕПГ Генрихом Pay развернула активную деятельность по централизации планирования развития экономики в зоне. Ею был разработан план развития экономики на второе полугодие 1948 года, а также план на 1949–1950 годы, принятый на Пленуме СЕПГ в июне 1948 года.

Расширился и окреп фронт демократических сил. В советской зоне были созданы две новые партии — Демократическая крестьянская партия Германии (ДКПГ), председателем которой был избран Эрнст Гольденбаум, и Национальная демократическая партия Германии (НДПГ), председателем которой стал Лотар Больц{10}.

По предложению ЦП СЕПГ существовавший блок партий 5 августа был преобразован в Блок антифашистских демократических партий и профсоюзов. В него входили СЕПГ, ЛДПГ, ХДС, КДПГ, НДПГ, ОСНП, а позже (в 1950 году) в него вошли Союз свободной немецкой молодежи, а затем и Демократический женский союз Германии.

Важные изменения произошли в руководящих кругах ЛДП и ХДС. Прогрессивные элементы в ЛДП во главе с Вильгельмом Кюльцем и Йоганесом Дикманом укрепили ряды своей партии и усилили ее сотрудничество с СЕПГ. ХДС избавилась от Кайзера, Лемана и других реакционных руководителей, и ее председателем был избран прогрессивный политический и общественный деятель Отто Нушке.

Короче говоря, экономическая, политическая и общественная жизнь немецкого населения в советской зоне получила широкий размах и свободное развитие, а стремление демократических сил к единству Германии и миру сплачивало организованные политические силы, ясно сознававшие цели демократического переустройства всей страны. Во главе этих сил, как не раз уже подчеркивалось, стояла СЕПГ — единая партия германского рабочего класса. [188]

Рассказываю обо всем этом лишь потому, что все, происходившее в советской оккупационной зоне в целом, находило полное отражение в жизни и деятельности прогрессивных сил Тюрингии.

Прежде всего, неукротимое движение Немецкого национального конгресса за единство Германии и справедливый мир. И одновременное вдохновенное выполнение всех производственных планов в промышленности и сельском хозяйстве, которое хотя и оставалось индивидуальным, но его развитие четко планировалось, особенно посевные площади и обязательная сдача продукции полеводства и животноводства в заготовительные организации. Именно планированием развития сельского хозяйства в Тюрингии, как и во всей зоне, было достигнуто некоторое улучшение снабжения городского населения отдельными продуктами питания. Никто уже не голодал, никто не ходил разутым и раздетым, хотя до полного материального благополучия во многих трудовых семьях было еще далеко. Но все же жизнь немецкого населения входила в нормальное русло, и мы, работники УСВАТ, руководствуясь гуманными идеями интернационализма, с удовлетворением сознавали, что в осуществлении разработанной нашей партией советской оккупационной политики мы добились уже многого, а главное — способствовали установлению и укреплению доверия к Советскому Союзу, оказывавшему бескорыстную помощь немецким демократическим силам в строительстве новой жизни, что имело решающее значение в укреплении дружбы между немецким и советским народами.