За единство Германии!

Мощное движение общественности под этим девизом широко развернулось в советской оккупационной зоне Германии именно в 1947 году. Это было время, когда США, Англия и Франция в своих оккупационных зонах открыто стали на путь полного отказа от выполнения Потсдамских решений, предусматривавших обращение с Германией, как с единым экономическим целым. Можно ли было после этого верить в незыблемость подписей империалистических держав под договорами, определявшими международные отношения и международное право в отношении определения будущей судьбы разгромленной гитлеровской Германии?

Для нас было ясным, почему все слои населения требовали точного соблюдения Потсдамских решений о единстве Германии, которые мы безоговорочно готовы были выполнять, как всякие другие международные обязательства.

Однако оказалось, что руководители западных держав, подписывая Потсдамские соглашения, вовсе не думали ими руководствоваться, так как относительно устройства Германии в будущем у них имелись собственные планы. Осуществлять эти планы они начали чуть ли не с первых дней оккупации поверженной гитлеровской Германии. Сущность этих планов заключалась в следующем. [156]

У. Черчилль еще в 1943 году выдвинул проект ликвидации единого германского государства, считая необходимым его расчленение на несколько немецких государств. На Тегеранской конференции руководителей держав антигитлеровской коалиции он категорически заявил: «Я за расчленение Германии. Но я хотел бы обдумать вопрос относительно расчленения Пруссии. Я за отделение Баварии и других провинций от Германии»{5}.

«Я считаю, что южные провинции, — говорил далее Черчилль, — легко оторвать от Пруссии и включить в дунайскую федерацию»{6}. Он считал, что «создание еще одного большого германского государства на юге, столица которого могла бы находиться в Вене, обеспечило бы лилию водораздела между Пруссией и остальной Германией»{7}.

Таким образом, британский лев с кровожадностью подлинного царя животного царства стремился разорвать Германию на куски, лишь бы изолировать от нее Пруссию.

Правительство США имело свой план расчленения Германии, несколько отличный от английского, однако он тоже не соответствовал интересам немецкого народа. В сентябре 1946 года государственный секретарь Бирнс, выступая в Штутгарте, откровенно заявил, что США стремятся к созданию «Соединенных штатов Германии», поэтому в соответствии с курсом на «федерализацию Германии в американской зоне оккупации были созданы три «государства», а именно: земли Бавария, Вюртенберг-Баден и Гросс-Гессен. Назначенный американцами премьер-министр Баварии Шефер (лидер реакционной католической «народной партии») открыто выступал за отделение Баварии от Германии. За расчленение Германии ратовали также руководитель ХДС Конрад Аденауэр, а также руководитель СДПГ в Западной Германии Курт Шумахер. Одним словом, вся международная и внутригерманская реакция занимала враждебную по отношению к немецкому народу позицию, сводящуюся к ликвидации единой Германии.

Легко увидеть, что все эти планы империалистических держав преследовали единственную цель — ликвидацию единого германского государства, чтобы в будущем лишить Германию возможности выступать их конкурентом на европейском и международном рынках. Кстати сказать, поэтому и предлагалось перестроить ее экономику в сторону [157] большего развития сельскохозяйственного производства и сокращения производства промышленного.

Только Советский Союз, верный своим международным обязательствам, последовательно, твердо выступал за соблюдение решений, принятых о Германии на конференциях руководителей держав антигитлеровской коалиции, и неизменно стоял за сохранение единой Германии, исходя из того, что она уже давно заняла важное место в системе мирового хозяйства, как высоко развитое индустриальное государство, и впредь будет важным фактором мировой торговли, что отвечает также интересам других народов. А установка на ликвидацию Германии как единого государства и уничтожение ее основных промышленных пунктов привели бы к превращению Германии в очаг реваншизма, что было бы только на руку германской реакции и лишило бы Европу спокойствия и устойчивого мира. Такова была дальновидная позиция Советского Союза. Она полностью отвечала и интересам немецкого народа.

Однако западные державы не желали считаться ни с позицией Советского Союза, ни с интересами германского народа и, руководствуясь своими узкоэгоистическими империалистическими интересами, продолжали курс на расчленение Германии.

Естественно, что по мере реализации империалистическими державами их планов раскола Германии ухудшались отношения и между органами военных администраций западных держав и органами СВАГ.

А после известной речи У. Черчилля в Фултоне (США) в марте 1946 года, положившей, по существу, начало «холодной войне», отношения между сотрудниками СВА и представителями американской, английской и французской военных администраций стали резко изменяться к худшему, что не могло нас не настораживать.

Первым шагом на пути раскола Германии явилось создание так называемой Бизонии путем объединения американской и английской зон оккупации, Экономического совета и Совета земель, что, по существу, означало создание двухпалатного парламента, в котором исполнительные функции правительства возлагались на Исполнительный совет в составе председателя и шести министров, предназначенных для руководства важнейшими отраслями экономики и административного управления. Было решено также создать верховный суд и эмиссионный банк.

Сообщение о создании Бизонии широкие круги немецкого населения встретили с большой тревогой и озабоченностью. [158] В советской зоне оккупации повсюду проходили митинги протеста, на которых принимались резолюции с требованием к оккупационным властям точно соблюдать Потсдамские соглашения.

Центральное правление СЕПГ обратилось с предложением ко всем партиям и профсоюзам Германии образовать совместный комитет для подготовки референдума по вопросу о создании единого германского демократического государства. Но это предложение было отвергнуто в западных зовах не только буржуазными партиями, но и шумахеровской социал-демократией.

Из держав бывшей антигитлеровской коалиции активным и последовательным борцом за создание единой демократической Германии выступал только Советский Союз. Опираясь на его поддержку, Центральное правление СЕПГ обратилось с воззванием ко всему немецкому народу, призывая его усилить борьбу за создание единого демократического германского государства. В нем указывалось, что реакция хочет расчленения Германии, чтобы подчинить немецкую экономику интересам международного капитала, закрыть доступ немецким высококачественным товарам к международному рынку и что создание Бизонии тормозит окончательное искоренение нацизма и милитаризма, затрудняет демократизацию, препятствует восстановлению экономического единства Германии. СЕПГ предлагал немецкому народу самому решить вопрос о форме государственного устройства Германии тайным голосованием и добиться национального единства своей родины путем создания общегерманского демократического правительства, подготовку к образованию которого должно осуществить организованное Контрольным Советом центральное управление.

Конечно, эти разумные предложения СЕПГ были отвергнуты западными оккупационными державами, но Советское правительство поддержало их на Московской конференции министров иностранных дел четырех держав, состоявшейся весной 1947 года. Отстаивая необходимость создания единой демократической Германии и демократического общегерманского правительства, способного выкорчевать остатки фашизма и выполнить обязательства Германии перед союзниками, Советское правительство считало, что политический строй в Германии должен носить демократический характер и органы власти должны создаваться на основе демократических выборов аналогично тому, как это предусмотрено Веймарской конституцией 1919 года, но с ограничением прав и обязанностей президента правами главы конституционного [159] государства, который не имеет независимой исполнительной власти. В качестве первого шага к образованию временного германского правительства предлагалось учредить центральные германские административные департаменты по финансам, промышленности, транспорту, коммуникациям, внешней торговле в соответствии с решением Потсдамской конференции.

Министры иностранных дел западных держав отвергли советское предложение, но все же согласились вернуться к обсуждению этого вопроса на Лондонской конференции (в том же составе ее участников), которая должна была состояться в ноябре 1947 года. Не согласились указанные министры и с предложением Советского правительства об установлении четырехстороннего контроля над Руром, экономические ресурсы которого после создания Бизонии перешли под контроль только двух держав — США и Англии, а СССР и Франция исключались из участия в этом контроле.

Вследствие отрицательного отношения западных держав ко всем разумным предложениям Советского Союза Московская конференция окончилась без ожидаемых немецким народом результатов.

Западные державы, видимо стремясь как-то оправдать свою линию на раскол Германии, в июле 1947 года созвали в Мюнхене совещание премьер-министров земель всех зон оккупации. На этом совещании руководители правительств земель советской зоны всеми силами пытались убедить премьер-министров западных зон в необходимости активно бороться за соблюдение Потсдамских решений и противодействовать политике раскола Германии. Но премьер-министры западных зон при обсуждении этого вопроса отмалчивались, поэтому совещание ни к чему не привело.

Итоги Мюнхенской конференции премьер-министров земель всей Германии были рассмотрены 12–14 июля 1947 года на состоявшемся в замке Вартбург заседании тюрингского земельного правления СЕПГ, на которое были приглашены председатели коммунистических фракций ландтагов земель западных зон. Руководили этим заседанием, а точнее — совещанием Вальтер Ульбрихт и Макс Фехнер, которые предложили активизировать по всей Германии народное движение за единство страны.

Проходивший в сентябре 1947 года второй съезд СЕПГ решил созвать общегерманское совещание представителей всех партий и земельных правительств, на котором решить вопрос о проведении народного референдума по вопросу восстановления единства Германии на демократических основах, [160] а также создать центральное немецкое управление и образовать временное единое правительство, которое должно подготовить и провести выборы в общегерманский парламент.

Эта мудрая инициатива СЕПГ была встречена в штыки не только буржуазными партиями западных зон, но и руководителями ХДС советской зоны Кайзером и Лемером. Тогда ЦП СЕПГ обратилось с воззванием к немецкому народу с призывом провести в Берлине Немецкий народный конгресс за единство Германии.

Конгресс состоялся 6–7 декабря 1947 года. Для участия в нем прибыли министры правительств и депутаты ландтагов земель (из Тюрингии было делегировано 150 человек), а также 650 представителей из западных оккупационных зон, несмотря на запрет и преследования их со стороны оккупационных властей западных держав. Конгресс обсудил вопросы борьбы за единство Германии и избрал делегацию, которая должна была поехать на Лондонскую конференцию министров иностранных дел четырех держав, чтобы изложить точку зрения немецкого народа относительно политической организации Германии. Но осуществить возложенную на нее обязанность не смогла, так как министры иностранных дел западных держав (Джорж К. Маршалл, Эрнст Бевин и Жорж Бидо) отказались выслушать представителей немецкого народа.

В данном случае в отношении западных держав к решению германского вопроса не было ничего неожиданного: отказавшись от проведения в жизнь Потсдамских решений, они осуществляли свой курс на раскол Германии.

Напомню, что еще на Московском совещании министров иностранных дел четырех оккупационных держав Контрольному Совету было поручено провести на основе Потсдамских постановлений ряд неотложных мер в области демилитаризации, денацификации и демократизации Германии. Однако в западных оккупационных зонах демилитаризация не проводилась. В британской зоне сохранялась не только военная промышленность, но даже подразделения фашистских войск в виде «рабочих групп» во главе с нацистскими офицерами. Ликвидации военных заводов не допускали и американские оккупационные власти. Денацификация практически также не проводилась. Органы немецкого самоуправления, особенно органы суда и прокуратуры, а также руководящие органы промышленности и сельского хозяйства продолжали оставаться засоренными нацистами. [161]

Последовательно проводя курс на раскол Германии, правительства США и Великобритании заключили сепаратное соглашение об объединении оккупированных ими зон. Французские оккупационные власти рядом сепаратных действий осуществили фактическое отделение Саарской области от остальной Германии. Сепаратное соглашение о совместном англо-американском контроле над Рурской областью, служившей основной базой германского империализма и милитаризма, не было внесено на рассмотрение Контрольного Совета.

Действия американских и британских властей, ведущие к ликвидации единства Германии, нашли свое дальнейшее развитие в «плане Маршалла», который имел в виду подчинить экономику Германии американским, английским и французским монополиям и превратить западные области Германии, прежде всего Рурскую, в военно-промышленную базу англо-американского империализма в Европе с целью использовать ее для давления на те европейские государства, которые не желали идти в кабалу американских и британских монополий.

Обо всем этом 21 ноября 1947 года заявил с приведением многочисленных фактов на заседании Контрольного Совета Маршал Советского Союза В. Д. Соколовский{8}, предупредив остальных членов Контрольного Совета, что советское командование доложит о срыве Ялтинских и Потсдамских решений на сессии Совета министров иностранных дел. Однако западные оккупационные державы продолжали линию на раскол Германии и о ее единстве ни от кого не хотели слышать, тем более от представителей немецкого народа, избранных в состав делегации Народным конгрессом.

Узнав об отказе министров иностранных дел западных держав выслушать мнение немецкой делегации, Народный конгресс выразил сожаление по этому поводу, но одновременно считал, что движение Народного конгресса положило начало объединению немецкого народа в принципиальных вопросах и что для достижения этого объединения нужно усилить борьбу за единую Германию.

Поддерживая стремление немецкого народа к созданию своего единого государства, Советский Союз на Лондонской конференции министров иностранных дел четырех держав предложил немедленно образовать демократическое правительство [162] для всей Германии и подписать с ним мирный договор. Эти предложения были отклонены министрами западных держав и по их вине конференция была сорвана.

Тюрингский ландтаг на заседании 17 декабря 1947 года, выслушав сообщение о срыве Лондонской конференции Совета министров четырех держав, принял решение, в котором выражалось сожаление депутатов и населения и серьезная озабоченность тем, что западные державы продолжают предпринимать новые меры, ведущие к расколу Германии. Одновременно ландтаг выразил благодарность Советскому правительству за его позицию в германском вопросе, его поддержку борьбы немецкого народа за создание единого демократического германского государства. Эта борьба продолжалась и в последующие годы, однако западные державы, а вместе с ними и немецкие реакционные силы в западных оккупационных зонах упорно вели линию на углубление раскола Германии.

В связи с этим, не могу умолчать об участии евангелической церкви в борьбе за единство Германии, так как упоминавшийся выше епископ Тюрингии Мориц Митценхайм стал инициатором созыва съезда всех епископов Германии с целью обсуждения вопроса по объединению усилий церкви в борьбе за единство страны. Съезд состоялся в Вартбурге. Чтобы показать, что мы относимся положительно к стремлениям евангелической церкви внести свой вклад в дело борьбы за единство Германии, я с разрешения Главноначальствующего СВАГ решил провести в том же замке Вартбург для участников съезда прием, о чем был поставлен в известность епископ Митценхайм, обещавший по моей просьбе никому об этом не сообщать. Я уже хорошо знал Митценхайма и особенно его способность не только красиво говорить, но и непреклонно молчать. А сообщил я ему заранее о готовящемся приеме лишь потому, что хотел выяснить такую деталь, как сервировать для этих гостей стол, поэтому спросил его:

— Господин епископ, пьют ли ваши коллеги спиртное?

— Конечно, но только кто хочет.

— И курят?

— И курит, кто хочет.

Этих сведений было достаточно, чтобы решить, как должен быть накрыт стол для принимаемых гостей, да еще высоких гостей, со всей Германии. Но я еще попросил епископа Митценхайма быть во время приема консультантом, так как я не особенно разбираюсь в нравах и обычаях немецкого духовенства. Он согласился с видимым удовольствием. [163]

И вот, когда в одной из многочисленных комнат замка Вартбург состоялся прием, данный УСВАТ епископам евангелической церкви всей Германии, доктор Митценхайм занял место рядом со мной во главе стола, а когда все расселись, громко заявил:

— Господин генерал, мы перед всякой трапезой обязательно читаем молитву.

— Что ж, — ответил я, — раз такой обычай существует, то начинайте.

По просьбе Митценхайма все поднялись со своих мест, и он начал свою молитву, которая, думаю я, будет длиться не более десяти минут. Но он закончил ее словом «Амен» через несколько секунд, и все снова сели. Митценхайм поздравил всех присутствовавших с успешным завершением съезда и выразил пожелание, чтобы обо всем, что было обговорено и решено на съезде, вскоре узнали миллионы верующих Германии и активизировали борьбу за единство германского государства.

В кратком выступлении я присоединился к пожеланию Митценхайма и выразил надежду, что епископы всех земель и провинций западных зон Германии используют свое влияние для убеждения широких масс верующих в необходимости решительной борьбы за создание единой Германии, как на этом настаивает Советский Союз. Затем стали выступать епископы из западных земель. Наиболее запомнились мне две речи. Один из ораторов начал свой тост на немецком языке, но, когда мой переводчик сделал попытку перевести его первую фразу, он его остановил и на чистом русском языке объяснил, что он сам себя будет переводить. После ужина я поинтересовался, где он так хорошо освоил русский, и он сообщил, что учился в свое время в гимназии в Пензе, женат на русской и в его семье все в одинаковой мере владеют и немецким и русским, потому что жена всех детей с малолетства обучала обоим языкам. Кроме того, после окончания духовной семинарии он долгое время служил в церквях Прибалтики, где был широко распространен русский язык. В своем выступлении он говорил о том, что прекрасно знает русский народ и глубоко убежден в искреннем намерении Советского правительства отстоять интересы немецкого народа, который западные державы стремятся расколоть.

Запомнилось и выступление епископа Нимеллера, который кроме четкого изложения своей позиции в вопросе о единстве Германии выразил благодарность УСВА Тюрингии за предоставленную возможность успешно провести съезд [164] епископов Германии и обещал в издаваемой им газете подробно осветить отношение Советской военной администрации к церкви, чтобы разоблачить лживую пропаганду, распространяемую на Западе о якобы нетерпимости русских к верующим, а также описать устроенный епископам прием в замке Вартбург.

Признаться, я не особенно был уверен в том, что епископу Нимеллеру удастся выполнить свое обещание, учитывая ухудшение отношений к нам со стороны бывших наших союзников по антигитлеровской коалиции. Тем более было приятно спустя дней десять получить из Западной Германии пакет с газетой, в которой была опубликована большая статья Нимеллера с добросовестным изложением действительного положения дел в советской оккупационной зоне, а также подробно описан прием епископов, данный в Вартбурге УСВА Тюрингии.

Хочется напомнить, что когда в 1950 году на втором всемирном Конгрессе сторонников мира (16–22 ноября) для руководства борьбой народов за мир был учрежден Всемирный Совет Мира во главе с великим Ф. Жолио-Кюри, то в состав указанного Совета был избран и представитель прогрессивного духовенства епископ Нимеллер, который оказался достойным оказанного ему высокого доверия сторонников мира всей планеты. Прогрессивным общественным деятелем являлся и епископ Тюрингии доктор Митценхайм, который был избран в Совет мира ГДР и депутатом парламента республики с первых дней ее создания. Но это было значительно позже, и упоминание об этом вызвано лишь желанием не возвращаться больше к рассказу о прогрессивных представителях немецкого духовенства. Добавлю только, что не все духовенство было подобным Нимеллеру и Митценхайму, которые вносили свой вклад в борьбу за единство Германии.

Эта борьба особенно усилилась в следующем году, но прежде чем перейти к освещению этого периода, хочу рассказать еще о двух важных событиях, происшедших в 1947 году и касавшихся изменений в составе правительства Тюрингии.

Классовая борьба проявлялась в земле не только в саботаже ряда хозяйственных мероприятий, в острых противоречиях по многим вопросам между партиями в блоке, в антисоветизме некоторых элементов в органах самоуправления, но и в сопротивлении проведению в интересах немецкого населения советской оккупационной политики, в том числе и со стороны некоторых депутатов ландтага. Все это [165] вполне объяснимо, так как эта деятельность носила четкий классовый характер, и остатки буржуазных классов либо открыто, либо скрытно старались ее торпедировать.

Выше говорилось о бегстве на запад бывшего премьер-министра Пауля, являвшегося временным попутчиком в происходивших демократических процессах в обществе, но остававшемся, по существу, буржуазным деятелем.

Еще до бегства Пауля решением Центрального правления СЕПГ были освобождены от занимавшихся ими постов министр внутренних дел Э. Буссе, который был переведен на ответственную работу в Берлин, а также министр народного образования доктор В. Вольф, перешедший на научную и педагогическую работу в Йенский университет, создав в нем Институт диалектического материализма. Министром внутренних дел был избран В. Эгерат, а вместо него председателем земельного правления СЕПГ стал Эрих Копс.

После бегства Р. Пауля возникла необходимость дальнейших изменений в составе правительства. Не было сомнения в том, что для укрепления правительства верными народу руководителями на пост премьер-министра наиболее подходящим деятелем являлся старый опытный коммунист Вернер Эгерат, но на его избрание нужно было согласие не только земельного правления СЕПГ, но и всех фракций ландтага.

Э. Копс и Г. Гофман договорились с руководителями фракций, и В. Эгерат единодушно был избран премьер-министром Тюрингии, чему лично я был очень рад, так как за время его работы председателем земельного правления СЕПГ не только хорошо узнал этого человека как коммуниста, но и навсегда сердечно подружился с ним, видя в нем истинного верного друга советского народа.

Последовали и другие изменения. В частности, вместо В. Эгерата на пост министра внутренних дел был избран коммунист Вилли Гебгардт, который с первых дней вступления советских войск в Тюрингию вел в Йене и Штадтроде партийную и общественную работу.

Выходец из рабочей семьи, он с молодых лет связал свою судьбу с рабочим движением, пятнадцатилетним юношей вступил в союз молодых рабочих социалистов, а в 1919 году стал членом СДПГ. Но политика этой партии Гебгардту оказалась не по душе, и в 1923 году он переходит в коммунистическую партию Германии, считая ее подлинной защитницей интересов германского рабочего класса.

Из беседы с В. Гебгардтом мне стало известно, что он выполнял различные задания партии: редактировал коммунистическую [166] газету «Нойес Цайтунг», издававшуюся в Йене, был брошен в тюрьму по обвинению в подготовке «государственной измены», в 1931 году избирался депутатом Тюрингского ландтага, а с приходом фашистов к власти был арестован и заключен в концлагерь, но так как против него нацисты не могли сфабриковать обвинения, то был освобожден, и с 1934 года работал строительным рабочим, потом батраком, помощником электромонтера, находясь все время на нелегальном положении. В 1944 году гестапо его снова арестовывает и заключает в Бухенвальд, после самоосвобождения которого В. Гебгардт возвращается в Йену, где избирается председателем заводского совета электростанции и организационным секретарем Йенского районного руководства КПГ. Затем Вилли работал ландратом района Штадтрода и в октябре 1946 года был избран депутатом ландтага.

В обязанности министра внутренних дел входило руководство полицией, органами юстиции, коммунальными органами, контроль за деятельностью пограничной полиция и ряд других функций, с выполнением которых В. Гебгардт справлялся успешно, постоянно контактируя свою работу с сотрудниками УСВАТ, в первую очередь с отделом внутренних дел. Его честность, партийная принципиальность очень импонировали нам, и его посещения УСВАТ воспринимались нами как нормальная житейская потребность германского коммуниста к общению с советскими единомышленниками для обсуждения и решения многих важных дел. Мы с ним крепко подружились и эту дружбу пронесли через многие годы вплоть до его кончины.

После перехода в Йенский университет В. Вольфа на пост министра народного образования была избрана доктор Мария Торхорст. Это первая женщина-министр не только в Тюрингии, но и во всей советской оккупационной зоне. Должен сказать, что со своими нелегкими обязанностями она справлялась блестяще. Ей было 59 лет, но выглядела она значительно моложе, а богатый жизненный опыт и педагогическая подготовка позволили ей быстро сориентироваться в обстановке и взяться за дело без раскачки.

Когда Торхорст посетила наше управление, я о ней уже многое знал от Эгерата и Гебгардта, но все же с удовольствием слушал рассказ о ее прошлой деятельности. Родом она из г. Леде (Вестфалия) из семьи священника. После окончания средней школы в Бонне вступила в Кельнский университет, по окончании которого получила диплом профессиональной учительницы. Еще будучи студенткой, [167] Мария Торхорст вступила в студенческое социалистическое рабочее общество, а в 1928 году — в СДПГ. В школе города Нойкёльн она преподавала в старших классах математику, физику и географию, а сама участвовала в общеобразовательном кружке молодых социалистов, особенно интересуясь Советским Союзом и постановкой там школьного дела. Этот интерес был настолько глубоким, что побудил ее к самостоятельному изучению русского языка, чтобы регулярно читать советские педагогические журналы и делать сообщения о советской педагогике на собраниях местной группы свободного учительского профсоюза, которым она руководила в Нойкёльне.

В мае 1932 года Марии посчастливилось приехать в Москву, где неоценимую помощь в изучении советской педагогики ей оказали учителя Белобжесская и Гайсинович, о которых она вспоминала с большой теплотой и любовью. Но как все немцы, имевшие какие-либо отношения с Советским Союзом, Торхорст с приходом фашистов к власти оказалась не у дел и почти все двенадцать лет была безработной, если не считать временной работы в качестве продавщицы, машинистки, служащей. А в 1943 году она была заключена в рабочий лагерь.

После разгрома фашистской Германии М. Торхорст активно включилась в педагогическую работу в Берлине, занявшись подготовкой новых учителей для замены бывших нацистских педагогов.

В Тюрингии она с настоящей одержимостью занялась вопросами совершенствования методов обучения и воспитания учащейся молодежи в средних и высших учебных заведениях, расширением сети профессиональных школ, развитием деятельности культурных учреждений. Она была частым посетителем УСВАТ, особенно отдела народного образования, с сотрудниками которого обсуждала не только педагогические вопросы, но и многие проблемы, касающиеся материального обеспечения школ. И если Торхорст не надеялась, что в этом отделе будет ей оказана помощь, то немедленно приходила ко мне, прося или настойчиво требуя помочь какой-либо школе. И как было не посодействовать этой серьезной, энергичной, инициативной и немногословной деятельнице? Ее энтузиазм, с которым она выполняла свои министерские функции, ее активность и трудолюбие восхищали меня и сотрудников УСВАТ, и мы все старались идти ей навстречу, помогали чем и как могли. Такими министрами-коммунистами было укреплено правительство Тюрингии. С ними было легко сотрудничать, так как между премьер-министром [168] и министрами-коммунистами мы всегда находили общий язык и взаимопонимание. Этого я не могу сказать о таких министрах, как Моог, Кюльц (члены ЛДП), Гроссе (от ХДС), которые, как и Пауль, не оправдали доверия своих избирателей, бросили свои посты и убежали в западные оккупационные зоны.