14. «Бог с нами» и «Бог с ними»

14 сентября 1943 года мы тепло проводили из Лондона Ивана Михайловича Майского.

Новый посол Ф. Т. Гусев быстро входил в курс всех дел. У меня с ним, как и с Майским, сразу же установились дружеские отношения и деловые контакты. В центре нашего внимания, конечно же, была борьба за открытие второго фронта.

Меня пригласил заместитель начальника имперского генштаба генерал-лейтенант А. Най. Он, видимо, находился в превосходном настроении, то и дело пересыпал нашу беседу анекдотами. Наконец, когда деловая часть разговора была закончена, генерал закурил и, откинувшись на спинку кресла, задал мне неожиданный вопрос:

— Скажите, адмирал, как вы смотрите на военные союзы?

Какие-то секунды я помолчал, не совсем понимая, куда клонит мой собеседник, и, собравшись с мыслями, ответил:

— Мы с вами люди военные, генерал, а союзы — дело прежде всего политиков и дипломатов.

— Тогда давайте обсудим эту тему как частные лица.

— Боюсь, что это у нас не получится. Вы представляете свою страну, а я — свою...

— Но все-таки, — продолжал упорствовать генерал. — Не могли бы вы привести какой-либо пример из русской истории?

— Ну что ж...

И я рассказал о том, что во времена Суворова Россия заключила военный союз с Австрией. Австрийцы не всегда вели себя по-джентльменски. Нередко они забывали о своих обязательствах. В частности, в период Альпийского похода они оставили армию Суворова без какой-либо поддержки.

И если Суворов все же одержал победу и прорвался через Чертов мост, то только благодаря своей гениальности и стойкости русского солдата.

— Так вот, — продолжал я, — мало того, что австрийцы не оказали поддержки, они еще хотели примазаться к русской славе. В честь победы Суворова решено было выпустить памятную медаль. Спросили Суворова, как, по его мнению, она должна выглядеть. Он предложил на одной стороне выбить герб российский, а на другой — герб австрийский; на лицевой стороне написать «Бог с нами!», а на обратной, австрийской, — «Бог с ними!».

Генерал Най промолчал, отведя глаза в сторону. Вероятно, с точки зрения дипломатического этикета мой поступок был не очень-то вежлив. Но зато по сути своей актуален, ибо ситуация теперь была более острой, чем во времена Суворова. Советские войска одерживали победу за победой, а союзники по-прежнему вели затяжные, по существу, бесплодные разговоры об открытии второго фронта.

В тот же день я рассказал Ф. Т. Гусеву о беседе с заместителем начальника имперского генштаба. Рассказал подробно, упомянув и о примере, заимствованном мною из далекого прошлого.

— А это неплохо, — согласился посол. — Исторические уроки, быть может, пойдут союзникам на пользу.

Ф. Т. Гусев сообщил мне, что 19 октября в Москве открывается конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании.

— На этот раз мы, надеюсь, будем точно знать, когда же наши союзники перешагнут через Ла-Манш, — заметил я.

Посол лишь пожал плечами. До своего назначения в Лондон он заведовал вторым европейским отделом Наркомата иностранных дел и, естественно, достаточно хорошо знал политику английских правящих кругов, чтобы быть в отношении их осторожным в прогнозах.

Вскоре мне представился случай побеседовать с Иденом. Он собирался в Москву, и наш разговор так или иначе коснулся предстоящей конференции, ее повестки.

— Правительство его величества, — заявил Иден, — весьма озабочено проблемами послевоенного устройства мира.

— Не кажется ли вам, — заметил я, — что есть и безотлагательные проблемы?

— О, конечно, мистер Харламов! Повестка дня конференции предусматривает широкий аспект вопросов.

Беседа с Иденом укрепила меня во мнении, что союзники и на сей раз предпримут всевозможные меры, чтобы оттянуть открытие второго фронта.

Из дипломатической переписки, а она в эти дай велась особенно активно, я уже знал, что Советское правительство предложило рассмотреть мероприятия по сокращению сроков войны. Под этим подразумевались не только удары советских войск, но и немедленные действия США и Великобритании, вторжение их войск через Ла-Манш еще в 1943 году.

Как известно, советская делегация на Московской конференции министров иностранных дел трех держав поставила вопрос, что называется, ребром: остается ли в силе обещание, данное Черчиллем и Рузвельтом в начале июня 1943 года о том, что англо-американские войска осуществят вторжение в Северную Францию весной 1944 года?

Наши товарищи, присутствовавшие на конференции, рассказывали мне, что этот вопрос завел Идена в тупик.

В конце концов он вынужден был ответить, что должен проконсультироваться со своим правительством. Сейчас из опубликованных документов мы знаем, что и Черчилль уклонился от четкого и ясного ответа. Он, оказывается, считал, что нельзя дать твердое обязательство о начале операции «Оверлорд»{50} в мае 1944 года, что это, по его словам, значило бы «погубить итальянский фронт, упустить возможности на Балканах и все же не иметь достаточных сил для того, чтобы удержаться после 30-го или 40-го дня».

А советская сторона настаивала на прямом ответе. Наконец позицию союзников изложил американский генерал Дин:

— Решение предпринять операции через Канал весной 1944 года было вновь подтверждено на последней конференции в Квебеке{51}. При этом следует иметь в виду, что такое решение, как это бывает со всякими решениями военного характера, принятыми заранее, подчинено некоторым условиям...

Американский генерал подчеркнул, что «эти условия будут существовать» и в момент, когда должна состояться операция. Желая, однако, создать впечатление, что подготовка к операции «Оверлорд» идет вовсю, он заявил:

— Мы продолжаем в полном масштабе подготовительные мероприятия для осуществления наступления. Твердость этого решения можно видеть, хотя бы наблюдая подъем, с которым проводятся в настоящее время эти приготовления.

Насчет приготовлений генерал Дин не преувеличивал.

В этом мы могли убедиться и сами. Желая, видимо, как-то нас успокоить, союзники приглашали членов миссии на многочисленные учения, которые включали десантирование, артиллерийские стрельбы, координацию действий всех родов войск. Более того, союзники подарили нам целый документальный фильм, на котором была показана репетиция высадки крупного десанта на французское побережье.

Мы видели первоклассную военную технику, обилие предметов военного снабжения. Мы знали, что союзническая авиация господствует в воздухе: каждый погожий день эскадрильи «летающих крепостей», «ланкастеров» и «галифаксов» проходили над Лондоном, направляясь на юг.

Словом, мы чувствовали, что союзники располагают огромной военной мощью.

Так спрашивается: что же они медлят? Почему распыляют силы? Почему придумывают всевозможные отговорки?

Естественно, что советская сторона была недовольна медлительностью союзников. И Черчилль, и Рузвельт это прекрасно понимали. Как мне стало известно от Ф. Т. Гусева, 27 октября А. Иден посетил И. В. Сталина и постарался как можно убедительнее изложить английскую точку зрения. Начал он очень осторожно:

— Премьер Черчилль не абсолютно уверен в возможности осуществить вторжение во Францию вовремя...

Сталин спросил резко:

— Будет ли операция «Оверлорд» отложена на месяц или на два месяца?

Идеи сказал, что он не в состоянии ответить на это. Но, пытаясь выйти из неловкого положения, добавил:

— Черчилль стремится наносить удары по Гитлеру...

— У Черчилля есть склонность выбирать для себя легкий путь и оставлять для русских трудную работу, — сказал не без иронии Сталин. — Это можно было сделать один раз, два раза, но нельзя это делать все время.

Помолчав, он добавил:

— Мы не буквоеды. Мы не будем требовать того, чего наши союзники не в состоянии сделать.

Идеи это воспринял как намек, что Советский Союз «не так уж заинтересован в открытии союзниками второго фронта и может самостоятельно добиться победы». Черчилля это очень встревожило.

Теиерь англичане уже не пытались добиться даже отсрочки вторжения во Францию. В протоколе, подписанном участниками конференции 1 ноября, было зафиксировано:

«В отношении п. 1 предложений Советской Делегации от 19 октября 1943 г. Министр иностранных дел Великобритании г-н Иден и Государственный секретарь США г-н Хэлл подтвердили 20 октября 1943 г., что заявление, сделанное британским генерал-лейтенантом Исмеем и американским генерал-майором Дином... является точным отражением самых последних решений их Правительств, принятых на Квебекской конференции в августе 1943 г.

Что касается вопроса, поставленного Советской Делегацией, о том, остается ли в силе заявление, сделанное г-ном Черчиллем и г-ном Рузвельтом в начале июня 1943 г. относительно того, что англо-американские войска осуществят вторжение в Северную Францию весной 1944 г., то г-н Иден и г-н Хэлл дали утвердительный ответ, заявив, что решение предпринять вторжение в Северную Францию весной 1944 г. было подтверждено на последней конференции в Квебеке при соблюдении условий, упомянутых генералом Исмеем в его заявлении. Г-н Иден и г-н Хэлл добавили, что это решение не изменилось и приготовления для осуществления указанной выше операции проводятся в данное время так быстро, как возможно».

Советская делегация со своей стороны записала в протоколе, что она «выражает надежду, что изложенный в этих заявлениях план вторжения англо-американских войск в Северную Францию весной 1944 года будет осуществлен в срок».

Итак, союзники вынуждены были считаться с позицией Советского Союза. Они всерьез боялись: русские могут достигнуть победы над Германией и без второго фронта, что вольно или невольно создало бы трудности для осуществления целей, которые ставили США и Англия после окончания войны. С успехами Красной Армии усиливалась тревога по этому поводу. В штабе союзников в Лондоне мне говорили, что военные специалисты уже склоняются к тому, что операция «Оверлорд» опоздала. И нужно осуществлять план «Рэнкин», предусматривающий срочные действия в Западной Европе на случай внезапного краха Германии.

Зимой 1944 года нам, членам миссии, стало ясно, что союзники наконец всерьез взялись за подготовку вторжения на территорию Франции. В январе в Лондон в качестве верховного командующего союзными экспедиционными силами прибыл генерал Дуайт Эйзенхауэр. Среди тех, кто стал его заместителями и помощниками, оказались мои знакомые по Лондону: главный маршал авиации Артур Теддер, главный маршал авиации Артур Харрис. С другими мне пришлось познакомиться в штабе союзных экспедиционных сил или на учениях. Это генерал-лейтенант Омар Брэдли, адмирал Бертрэм Рамсей, командующий военно-воздушными силами в рамках операции «Оверлорд»

главный маршал авиации Ли-Меллори и другие.

Руководить морской десантной операцией было поручено командующему 21-й английской группой армий генералу Бернарду Монтгомери.

После того как штаб Эйзенхауэра обосновался в окрестностях Лондона, начальник штаба генерал Уолтер Смит счел своим долгом нанести мне визит. Это был высокий подтянутый человек, державшийся очень прямо. Я принял его с истинно союзническим гостеприимством. Разговор вертелся, естественно, вокруг предстоящей высадки во Францию. Я выразил удовлетворение, что долгожданное событие, которого с нетерпением ждал весь прогрессивный мир, теперь уже очень близко. Беседуя со мной, Уолтер Смит все время постукивал по вытянутой ноге стеком в красивом кожаном чехле. Уже прощаясь, генерал протянул мне стек;

— Примите, адмирал, от меня этот маленький подарок.

Вероятно, это был искренний жест. Гость хотел мне сделать приятное.

Дней через десять и я побывал в штабе Смита с ответным визитом. И мы продолжили начатый разговор.

Итак, открытие второго фронта, подготовленное блестящими победами советского оружия, было теперь не за горами.