Заключение

Наступление 10-й армии на левом крыле Западного фронта зимой 1941/42 г. носило на себе печать того трудного и героического времени, которое переживала вся наша страна. История никогда не забудет суровых дней, когда впервые Советская Армия двинулась на Запад через глубокие снега, замерзшие реки, через наши родные города и села, громя, уничтожая и изгоняя захватчиков, освобождая советских людей. Народ не забудет тех дней, воздаст должное и успехам, и героизму, и умению Советских Вооруженных Сил.

В этой книге мы старались изложить все наиболее важное из того, что сохранила память. Читатель может соглашаться с нами по тем или иным вопросам или нет. Но, надеюсь, он не упрекнет нас в неискренности. Здесь изложено все именно так, как представлялось мне как командующему 10-й армией в те годы и как представляется сейчас.

Десятая армия добилась под Москвой значительного для того времени успеха. Мог ли этот успех стать еще большим? Размышляя над этим вопросом, необходимо быть, конечно, осторожным и умеренным. Однако я бы сказал, что при определенных условиях результат наступления мог оказаться еще более значительным{124}. Успех, достигнутый на левом крыле Западного фронта, к сожалению, не оказалось возможным развить ввиду отсутствия у Западного фронта вторых эшелонов и значительных резервов. [183]

10-й армии в период контрнаступления и общего наступления довелось последовательно участвовать в нескольких наступательных операциях армий левого крыла Западного фронта.

Задача первой из них заключалась в уничтожении главных сил 2-й танковой армии Гудериана в обширном оперативном «мешке» — Тула, Лаптево, Кашира, Зарайск, Захаровское, Пронск, Скопин. Размеры этого «мешка» нетрудно представить, если знать, что расстояние от Тулы до Захаровского составляет 120–130 км, а от Каширы до Скопина — около 150 км. Решалась эта задача совместными, в основном встречными, наступательными ударами 50-й армии, группы генерала Белова и 10-й армии. Итогом их боевых действий был выход на шоссе и железнодорожную магистраль на участке Тула, Плавск и на р. Плава.

Выполняя эту задачу, 10-й армии следовало провести две армейские операции. В первой из них ей предстояло перейти в наступление 6 декабря с фронта Зарайск, Захаровское, Пронск, Скопин и нанести главный удар в направлении Михайлов, Новомосковск (Сталиногорск) с целью овладения районом Новомосковск, Узловая, Епифань. Глубина операции — около 100 км, ширина полосы наступления — 100–120 км с постепенным сужением на рубеже р. Дон до 50 км. В полосе наших действий нахолились города Серебряные Пруды, Михайлов, Венев, Новомосковск-Южный, Епифань и районный центр Гремячее, которыми предстояло овладеть, преодолев оборонительные рубежи врага на линии железной дороги Узуново — Павелец и по рекам Проня и Дон.

Содержание второй армейской операции заключалось в развитии наступления с р. Дон до р. Плава. При этом было необходимо прорвать оборону противника в районе Узловая, Богородицк, Левинка, затем на реке Упа и далее на реке Плава, освободить Богородицк и Плавск, очистить от врага упорно обороняемый им угольный район Товарково и помочь кавалерийскому корпусу занять город и станцию Узловая.

Глубина этой операции составляла около 90 км. Ширина полосы наступления первоначально не превышала 35, а на линии Плавска сужалась до 25 км.

Главная задача 10-й армии в обеих операциях состояла в том, чтобы как можно быстрее перерезать коммуникации основных сил 2-й танковой армии Гудериана, действовавшей в обход Тулы [184] с востока и в первых числах декабря сумевшей перекрыть сообщение Тулы с Москвой в районе Лаптево, Ревякино. На очень короткое время войска Гудериана подошли к Кашире и Зарайску, овладели Серебряными Прудами, а с 27 ноября прочно закрепились в Михайлове, создавая угрозу Рязани и Коломне.

В этом обширном районе у врага находились три танковые дивизии (3, 4 и 17-я), три моторизованные (10, 25 и 29-я), две пехотные (112, 167-я) и моторизованный полк СС «Великая Германия». Вне этого «мешка» были только 18-я танковая дивизия и три пехотные дивизии — 31, 131 и 296-я.

10-я армия имела выгодное фланговое положение для нанесения своего первого удара из района Захаровское, Пронск, Старожилово по растянутому и довольно слабому правому флангу 2-й танковой армии. Однако для этого нам следовало в непрерывных боях преодолеть оборону противника на нескольких рубежах глубиной до 100 км. А от Дона до подступов к Туле с востока, юго-востока у противника еще имелось достаточное маневренное пространство с разветвленной сетью дорог.

Удар главных сил нашей армии, нацеленный на Новомосковск, как показало развитие событий, не достигал своей основной цели — он оказался мелким, чтобы отрезать пути отхода 2-й танковой армии Гудериана, поскольку обороняющийся с фронта противник, почувствовав угрозу со стороны 1-го гвардейского кавалерийского корпуса и нашей армии, стал отводить соединения, оказавшиеся в наиболее угрожаемом положении. Прежде всего он вывел из района Ревякино 3-ю и 4-ю танковые дивизии с отдельным полком «Великая Германия», передвинув их ближе к рубежу Кураково, Узловая, Дедилово, т. е. гораздо южнее. Затем начали отход 17-я танковая дивизия от Каширы и 29-я моторизованная дивизия из района Серебряных Прудов в сторону Новомосковска.

При планировании наступления южной группировки штаб Западного фронта не учел, что стрелковым соединениям 10-й армии предстояло пройти с боями до Новомосковска около 100 км, в то время как 1-й гвардейский кавалерийский корпус уже на 4 декабря находился от этого города в 55 км. Кроме того, в Кашире ему были приданы свежие танковые части: отдельная танковая бригада, два отдельных танковых батальона и подчинены дивизии — 112-я танковая и 173-я стрелковая.

Из-за этого просчета 10-й армии пришлось на подступах к Дону совершить в боевых условиях рокировку всех своих дивизий с новомосковского направления к югу, юго-западу на новое направление: Епифань, Богородицк, Плавск. А на это ушло не менее полутора суток.

Гудериан хорошо понимал, насколько ему было важно вовремя отвести свои войска из северной и северо-восточной части «мешка» к югу от линии Тула — Новомосковск-Северный, так как в этом [185] месте находилась самая узкая часть «мешка», его горловина, шириной всего в 30 км. 2-я танковая армия на всем своем фронте должна была отходить с упорными оборонительными боями, ибо только при этом условии она могла избежать окружения или ослабить масштабы нависшей над нею катастрофы.

Командование Западного фронта проявило много старания и настойчивости в организации и проведении Тульской операции. Директивы и боевые распоряжения фронта мы получали почти ежедневно, а иногда и по два-три раза за сутки. Здесь следует сказать, что цели операции были намечены верно, усилия всех войсковых объединений левого крыла фронта нацеливались и сосредоточивались в нужных направлениях. Однако при всем этом нам все же не хватало подчас согласованности. Ни перед наступлением, ни в ходе операции Военный совет и штаб фронта, к сожалению, не смогли организовать встречи командования 50-й армии, 1-го гвардейского кавалерийского корпуса и 10-й армии.

Выходом войск своего левого крыла на линию Тула — Плавск Западный фронт завершил Тульскую наступательную операцию против 2-й танковой армии гитлеровцев. Успех наших войск был значительным. Были сорваны намерения врага сократить и выровнять свой фронт под Тулой и закрепиться на зиму в верховьях Дона. Столь же безрезультатно для врага закончились все его усилия закрепиться на рубеже рек Упа — Шат, а позднее — на Плаве. 2-я танковая армия противника понесла большие потери в людях, в вооружении, снаряжении и материальных запасах.

Успешные действия 50-й армии, группы генерала Белова и 10-й армии решающим образом содействовали наступлению 61-й армии Юго-Западного фронта, 49-й, а затем и 43-й армиям Западного фронта.

Танковая армия Гудериана под настигающими ее ударами войск левого крыла Западного фронта была вынуждена уйти на Оку в район Белева, Болхова, Мценска. К сожалению, окружить под Тулой ее все же не удалось, и она вышла из опасного положения, еще продолжая оставаться серьезной силой.

Калужско-Белевская операция войск левого крыла Западного фронта составляла по глубине и ширине полосы наступления около 100 км. Основной ее задачей являлся выход наших войск на Оку, весьма важный оперативный рубеж, определенный Гитлером как «последний» и «окончательный» рубеж отхода центральной группы армий из-под Москвы.

Данный рубеж имел тем большее значение, что на флангах общей полосы наступления 50-й армии, группы генерала Белова и 10-й армии находились такие важные в оперативном отношении узлы обороны врага, как Калуга и Белев. Пока они не были освобождены, продвижение вперед за Оку представляло значительные [186] трудности как для этих объединений, так и для следующей с севера 49-й армии Западного фронта, а также для соседней 61-й армии Юго-Западного фронта.

В соответствии со сложившейся после Тульской операции обстановкой Калужско-Белевская операция в основном представляла собой развитие достигнутого на р. Плава и севернее ее прорыва советскими войсками фронта 43-го немецкого армейского корпуса и некоторых других частей, действовавших на стыке 2-й танковой и 4-й полевой армий группы армий «Центр». Эта операция Являлась также совершенно необходимым условием для перехода от контрнаступления к общему наступлению на вяземском направлении всей левой (южной) группировки войск Западного фронта в составе 10, 50, 49, а затем 43 и 33-й армий и группы Белова с целью окружения с юга главных сил группы армий «Центр».

Для 10-й армии эта операция составляла содержание третьей армейской операции. Длилась она с 20 по 31 декабря.

После нее 10-я армия от командования Западного фронта получила задачу обеспечить наступление на Вязьму главной группировки сил левого крыла фронта действиями на широком фронте в расходящихся направлениях: на Мосальск, Спас-Деменск, Киров, Людиново, Жиздру, Кцынь.

Выполнение этой задачи явилось содержанием еще одной армейской операции 10-й армии, четвертой по счету. Ее глубина от Оки составляла в среднем 140 км. Армия в этой операции наступала, всемерно используя большой оперативный простор, на который она вышла к концу декабря 1941 г.

Важнейшим ее итогом был выход на линию железной дороги Вязьма — Брянск. Этим 10-я армия нарушила оперативное построение вражеской группы армий «Центр», разобщив ее южную группировку (в составе 2-й танковой и 2-й полевой армий) и северную (в составе 4-й полевой, 3-й и 4-й танковых армий). Главные силы левого крыла Западного фронта — его 50 и 49-я армии, группа генерала Белова — получали свободу маневра в направлении Вязьмы с юго-востока глубоко во фланг и тыл 4-й полевой армии противника, которая прочно и долго удерживала район Медынь, Полотняный завод, Щелканово, Юхнов, станция Износки, Шанский завод.

Приходится очень сожалеть, что командованию Западного фронта не удалось, как видно, по независящим от него причинам, в январе 1942 г. осуществить свое решение на перегруппировку 49-й армии в район Мосальск, Барятинская, Сухиничи для удара на Вязьму с юга.

Заключительным этапом боевых действий 10-й армии после своей четвертой операции в Московской битве явилось в целом успешное отражение контрудара больших сил противника из района Брянск, Жиздра, Людиново на Сухиничи. [187]

Опыт наступления 10-й армии дает немало материала для некоторых размышлений по оперативным вопросам.

Московская битва показала и в период контрнаступления, и в ходе общего наступления высокую боеспособность резервных армий{125}.

На примере 10-й армии я хотел подчеркнуть, что в условиях самой краткосрочной подготовки, неполной обеспеченности и при отсутствии средств усиления в борьбе против сильного противника действия резервных армий явились прежде всего ярким выражением торжества советского человека — бойца, его воли, самодисциплины, храбрости, беззаветной преданности Советской Родине, ленинской партии, свидетельством его высоких морально-боевых качеств, выдержки в обстановке нечеловеческих трудностей, явились победой идейной убежденности в правоте своего дела.

При таких бойцах командиры и политработники частей, соединений и армии в целом могли с уверенностью принимать решения и ставить задачи, нередко казавшиеся невыполнимыми по темпам, физическому напряжению, рискованности маневра, а порою и по недостаточной обоснованности или даже грамотности отдельных решений.

К примеру говоря, переход к ночным боевым действиям, самому трудному и сложному виду действий даже для взвода и роты, мог быть 10-й армией в целом так успешно осуществлен только потому, что наряду с Военным советом, командирами, комиссарами и штабами дивизий необходимость воевать ночью или в самую плохую погоду понял всем своим существом каждый командир, политработник и боец. Понял, воспринял как свое собственное мнение и, подходя к делу просто и разумно, действовал и в одиночку и в составе подразделений так, как того требовала обстановка и главная задача — задача победить. Победить и в этом, и в следующем бою, и так день за днем. Сами учились и учили других, кто был слабее или менее понятлив.

Воевать по ночам, особенно наступать и прорывать оборону с трусливыми и плохо дисциплинированными людьми нельзя. И вот здесь со всей силой проявилась крепость политико-морального состояния личного состава войск армии, надежность воинской дисциплины отдельного бойца и воинского коллектива, сила политического сознания и убежденности в том, что врага надо во что бы то ни стало и как можно скорее уничтожить, одолеть и выгнать с нашей земли, пользуясь любой возможностью. [188]

В этом именно и был источник преодоления всех встретившихся трудностей, невзгод, страха смерти, источник сноровки, храбрости и инициативности поведения в бою нашего солдата. Все эти его достоинства возрастали и увеличивались по мере получения боевого опыта.

И здесь мы вновь и вновь находим подтверждение словам В. И. Ленина о том, что «во всякой войне победа в конечном счете обусловливается состоянием духа тех масс, которые на поле брани проливают свою кровь. Убеждение в справедливости войны, сознание необходимости пожертвовать свою жизнь для блага своих братьев поднимает дух солдат и заставляет их переносить неслыханные тяжести... Это осознание массами целей и причин войны имеет громадное значение и обеспечивает победу»{126}.

Конечно, «в семье не без урода», и были такие случаи, когда требовалось принимать самые крутые, самые строгие меры. Я знаю факт, когда один солдат вместо того, чтобы броситься с товарищами в атаку у одной из деревень Думинического района, остался лежать, зарывшись в снег. Когда же все ушли вперед, он ушел в тыл за 5 км. Его уделом был открытый суд Военного трибунала армии. Обо всем этом рассказала наша армейская газета «Бей врага!» 14 января 1942 г.

Политическая твердость личного состава и общее понимание необходимости разгромить захватчиков делали близкими и понятными всей массе рядовых бойцов стремления командования 10-й армии при проведении частых, порой неожиданных перегруппировок войск для сосредоточения сил армии в нужных районах, маневров по охвату, обходу и окружению противника, назначение дивизиям широких, а иногда, наоборот, узких полос, назначение целого ряда полков и батальонов для самостоятельных действий в отрыве от главных сил своих соединений и частей на открытых флангах или в стыках, в передовых отрядах, авангардах.

Трудно переоценить политическое единство в боевых усилиях всех категорий личного состава войск армии — рядовых бойцов, командно-политических кадров, партийных и комсомольских организаций. Радовала серьезность отношения с их стороны к выполняемым задачам, рассудительность и деловитость при встрече с любыми трудностями и испытаниями.

Такое отношение к делу исключало необходимость наказаний и тем более смещений за нерадивость и за нежелание работать. У нас в армии было немало слабо подготовленных лиц начальствующего состава, но лишь в очень редких случаях приходилось кого-то снимать или менять, а снятие за неисполнительность и самовольство свелось лишь к одному случаю с первым командиром [189] 41-й кавалерийской дивизии из всех 55 командиров дивизий и полков армии за ноябрь, декабрь и январь.

В боях быстро росли кадры армии. Почти все командиры дивизий скоро стали генералами. Хорошими командирами корпусов или заместителями командующих армиями стали Н. Б. Ибянский, Г. Н. Терентьев, Н. И. Кирюхин, Г. Д. Соколов, П. А. Еремин, М. И. Глинский, Г. О. Мартиросян.

Командирами дивизий, генерал-майорами стал ряд командиров полков, например, подполковники И. И. Анциферов и Г. А. Гоголицын. Майор С. В. Радзивилко стал командиром отдельной мотострелковой бригады.

В ходе боев войска армии понесли немалые потери в кадрах командного и политического состава. Особенно в составе командиров стрелковых полков, батальонов и рот. В боях погибли славные командиры полков майор А. П. Воеводин, майор И. М. Талубьев, майор Г. Н. Поздняков, майор Е. В. Дмитриев, капитан М. И. Логвинов, майор Н. А. Науменко, майор М. Ф. Индейкин и майор М. Г. Клочков. Многие командиры полков, комиссары, начальники штабов и секретари партийных, комсомольских полковых бюро были ранены.

Армия смело выдвигала из своей среды новых командиров и политработников. Война требовала всевозрастающей подготовленности кадров всех степеней, начиная с командиров отделений, орудийных расчетов и начальников радиостанций. Поступление их в 10-ю армию началось, конечно, не сразу, но в нужном количестве. И лучшими людьми из тех, кого нам присылали из центра после подготовки, были лица с боевым опытом, особенно из числа командиров батальонов и полков. В ходе войны многие из них стали отличными командирами дивизий и корпусов.

Если говорить о боевом опыте 10-й армии в Московской битве в свете современных условий, то он, конечно, был очень скромен, но все же может пригодиться.

Из форм оперативного маневра 10-й армии могут быть полезны такие, как быстрое выдвижение ее из глубины страны на угрожаемое и в то же время перспективное направление, внезапный подвод к рубежу развертывания и одновременный переход в наступление с ходу всеми своими силами.

Борьба на широком фронте в современных условиях будет преимущественным явлением, и опыт 10-й армии в этом тоже небесполезен. Способность и умение соединений вести боевые действия на самостоятельных направлениях, с открытыми флангами и вне тактической связи друг с другом, готовность соединений и частей подолгу находиться в отрыве, действовать без опеки сверху, широко применять собственную инициативу, как это сделал командир 330-й стрелковой дивизии Г. Д. Соколов под Михайловом, быть способными к неожиданному и быстрому маневру на любое направление и в любое время, уметь уверенно воевать [190] с полнейшим напряжением всех своих физических, нравственных и морально-политических сил, днем и ночью, в любую погоду и на любой местности — все это теперь принадлежит к числу первостепенной важности политических и военных требований.

Что касается такой стороны нашего опыта, когда за левофланговыми армиями Западного фронта в течение всего контрнаступления и общего наступления отсутствовал второй эшелон или серьезный оперативный резерв фронта, так же как и резерв Ставки, то в современных условиях на решающем направлении подобное положение вряд ли будет возможно.

Это же относится к вопросу использования достигнутого между Калугой и Белевом большого прорыва вражеского фронта с быстрым перенесением главных ударов на новые направления в большом оперативном и оперативно-стратегическом масштабе.

Всего в боях за декабрь 1941 г. — январь 1942 г. против войск 10-й армии с полной точностью было выявлено не менее 150 действовавших танков противника. 57 танков нами было подбито или захвачено.

Конечно, вся тяжесть борьбы с танками легла на пехоту с ее батальонной, полковой и дивизионной артиллерией.

Решающее значение для исхода этой борьбы имеет то обстоятельство, что по войскам 10-й армии командованию 2-й танковой армии не удалось нанести ни одного по-настоящему массированного удара танками. Дело тут, видимо, в том, что наступление наших дивизий велось одновременно во всей полосе 10-й армии, и велось вместе с соседями, притом напористо, и оно все время было опасным для противника на любом направлении наших совместных действий. Поэтому враг не сумел, не смог, вернее, не рискнул собрать свои танки где-то в один кулак, чтобы бросить их в одном месте компактной массой.

Артиллерия дивизий и полков армии, несмотря на малочисленность, оказалась для немецкой пехоты и танков грозной силой.

Очень трудно приходилось ей при решении задач борьбы с вражеской артиллерией. Как известно, артиллерии корпусного и армейского типа, а тем более РГК, у нас не было вовсе до 25 января. К тому же артполки наших дивизий не имели средств артиллерийско-инструментальной разведки для определения координат цели и корректировки огня по ненаблюдаемым целям. Вместе с тем сказывалась малая дальнобойность дивизионной артиллерии, ее общая малочисленность и отсутствие опыта контрбатарейной борьбы.

Против 10-й армии противник все время применял сильную боевую авиацию. Общее число самолето-вылетов по ее войскам за неполный декабрь и за январь лишь по приблизительным подсчетам достигло 5 тыс.

Читатель уже знает, как сильно 10-я армия страдала от действий вражеской авиации. Войска понесли большие потери в людях [191] и в конском составе. Особенно трудно было в январе. После форсирования войсками армии р. Оки гитлеровское командование, стремясь задержать быстрое продвижение войск армии в направлении Вязьмы, Кирова и Брянска, еще больше усилило свою авиацию на этих направлениях и резко повысило ее активность в районах Белев, Козельск, Сухиничи, Мещовск, Зикеево, Людиново, Шайковка и на всех дорогах, ведущих к ним. Ударам ВВС противника неоднократно подвергались Военный совет армии, ее штаб и оперативные пункты командарма.

У нас же была немногочисленная зенитная артиллерия и то не во всех дивизиях. Располагаясь в боевых порядках частей и следуя в колоннах прикрываемых войск, она в пределах своих весьма небольших возможностей действовала героически. Недостаток в армии зенитных средств вынуждал нас для борьбы с авиацией противника использовать полевые батареи артиллерийских полков. Пионером этой борьбы был 890-й артиллерийский полк 330-й стрелковой дивизии под командованием майора И. Н. Спижарного. Он применил залповый огонь шрапнелью по снижающимся самолетам противника из орудий, которым придавался максимальный угол возвышения. Опыт этого полка, доведенный до остальных дивизий, пригодился. За декабрь и январь огнем артиллерии был уничтожен 31 самолет противника в районе Сухиничей.

Вопрос управления одиннадцатью дивизиями для Военного совета 10-й армии сразу же приобрел остроту. Очень недоставало самых обычных средств связи. Мало было средств радио. Радиостанции были громоздкими, особенно дивизионные и армейские, сильно отставали, да и работали с перебоями: то не хватало одного, то отказывало другое. Была бесспорная надобность в иных средствах связи, в иных средствах тяги и транспорта, в иных средствах разведки. А действовала наша 10-я армия на широком фронте и в динамичных, маневренных операциях, когда особую роль играла боевая инициатива командиров дивизий при бесперебойном и твердом централизованном управлении армии.

В основном командование дивизиями осуществлялось частными боевыми приказами и короткими боевыми распоряжениями. В этих приказах, помимо общей ориентировки о действиях противника и соседей, обычно излагалась задача дивизии на завтрашний день и ориентировка на следующий. Такой порядок постановки задач, способствовавший соблюдению военной тайны, исключил возможность оставления частей без задач и достаточно полно вводил командование дивизий в курс обстановки.

Неудовлетворительное состояние телефонно-телеграфной связи как внутри армии, так и с ее соседями заставляло командование и штаб армии уделять особое внимание подбору делегатов связи. Беда состояла в том, что часто это был единственный способ, чтобы войти в связь и передать то, что было необходимым. Вспоминаю, [192] что самым надежным и, можно сказать, образцовым делегатом связи был офицер штаба армии капитан Чуфарин Евгений Владимирович. Я убежден в том, что именно такие люди, как он, становятся героями.

Капитан Чуфарин отличался прежде всего величайшей преданностью партии и Родине, ненавистью к немецким захватчикам, бесстрашием, постоянной готовностью в любое время и в любых условиях взяться за выполнение любого боевого задания, спокойствием, выдержкой и огромной настойчивостью.

Ему, как правило, давались самые трудные задания по доставке боевых приказов и по установлению связи с соседями нашей армии. Несмотря на большие затруднения, связанные с непогодой, бездорожьем, непосредственной близостью противника, часто под огнем авиации, Е. В. Чуфарин безотказно выполнял все возложенные на него задания.

Через некоторое время капитан Чуфарин был выдвинут на должность командира кавалерийского полка.

Большое значение в деле управления войсками Военный совет армии придавал личному контакту с командирами, комиссарами и начальниками штабов дивизий, индивидуальной постановке им задач. Отдав приказ, командование армии всегда стремилось выездом в войска помочь подчиненным. Личная помощь позволяла ускорить процесс организации боя и взаимодействия, проконтролировать правильность решений командиров соединений и ход выполнения задач. Направляя таким образом работу командиров дивизий, Военный совет обычно руководствовался тем, чтобы выкроить для них нужное время на организацию боя. Личный выезд в войска Военного совета армии осуществлялся систематически.

С начала контрнаступления впереди основного командного пункта развертывали передовой командный пункт. Он находился в максимальной близости к войскам. Однако организация такого пункта в наших условиях, главным образом из-за отсутствия средств связи, была сопряжена с большими трудностями.

На передовом пункте обычно находилось два самолета У-2. Летчикам этих самолетов приходилось нередко выполнять помимо связных функций и разведывательные задачи, а также заниматься сбором данных о положении своих войск. Не могу не сказать здесь о летчике У-2 т. Ершове, который с исключительной добросовестностью и мужеством выполнял поставленные ему боевые задачи и неизменно доставлял весьма ценные данные. К большому прискорбию, этот отважный летчик погиб в начале наступления, выполняя боевое задание. Находясь в воздухе, он был смертельно ранен в сердце.

Во время затянувшейся блокады противника в Сухиничах, когда правый фланг армии достиг Мосальска, а центр — Кирова, Людиново и начался контрудар врага, потребовалось [193] развернуть передовой командный пункт в Охотное (12 км западнее Сухиничей).

Расположившись в Охотном, я и член Военного совета Т. Л. Николаев имели возможность осуществлять самую близкую и короткую связь с командирами стрелковых дивизий.

В целях облегчения управления войсками на разных этапах наступления создавались импровизированные оперативные группы в составе заместителя командующего армией и офицеров из состава основных отделов Полевого управления. Такой была оперативная группа генерала Колганова в периоды боев за Михайлов, Сухиничи и за аэродром. То же — генерала В. А. Мишулина, которая сначала управляла двумя стрелковыми дивизиями на правом фланге армии, а затем тремя кавалерийскими на левом. Эти группы, помогая командующему руководить войсками на растянутом фронте армии, явились прообразом введенных впоследствии вспомогательных пунктов управления армий и фронтов. Конечно, эти наши группы во всех отношениях были куда слабее расформированных штабов корпусов.

При наличии в армии ряда дивизий с очень неполной боевой готовностью весьма сложным вопросом был выбор момента ввода их в бой в ходе наступательных действий армии. Эти небоеготовые дивизии, естественно, приходилось держать в резерве. Но и после того, как они доводились до минимально необходимой боеготовности, у Военного совета было принципом не вводить их в бой при неблагоприятных условиях, не бросать сгоряча. [194]

Считаясь с необходимостью тщательной осмотрительности, Военный совет армии такие дивизии включал в боевую работу лишь тогда, когда создавалась убежденность, что действия их будут успешными. И расчеты всегда оправдывались.

Мы уже говорили об огромной помощи нашей 10-й армии со стороны местных органов и трудящихся Пензенской области, Мордовской АССР, некоторых районов Куйбышевской, Саратовской и Ульяновской областей в период ее формирования, а Рязанской области — в период ее сосредоточения и развертывания. Не менее важной и значительной эта помощь в период боевых действий армий была и со стороны трудящихся Московской, Тульской и Калужской областей. Они предоставляли советским воинам для отдыха свои дома, лечили наших раненых, помогали продуктами питания, сообщали сведения о вражеских войсках, вызывались проводниками и выводили наступающие советские части кратчайшим путем туда, куда нужно. Были случаи, когда местных граждан фашисты силой оружия заставляли идти проводниками своих частей, но это плохо кончалось для врага.

В боевой жизни и деятельности 10-й армии в Московской битве можно найти много недостатков. Пожалуй, больше всего это связано с тем, что наши войска (да и других армий) были сильно привязаны к дорогам. Однако это вызывалось не чьей-то злой волей или халатностью. Дело прежде всего было в неприспособленности нашей боевой техники того времени к действиям по снежной целине. Это касается почти всего тяжелого вооружения пехоты, начиная с 45 мм батальонной и 76 мм полковой пушки. Лошади же вообще не могли сойти с дороги из-за глубокого снега. Касается, конечно, это всего нашего автомобильного и гужевого транспорта. А разве это не относилось ко всем типам легких танков?

Не приходится отрицать и того, что пехота не умела ходить и драться на лыжах, в том числе и наши лыжные батальоны. А спешка, торопливость, горячность и нервозность начальников? Разве этого было мало, и разве они не толкали нижестоящих командиров к тому же? Меньше всего можно объяснить все это недостатками тактической грамотности наших войсковых командиров, сержантов и рядовых бойцов. Они не хуже нас понимали вред лобовых атак, особенно же населенных пунктов. И не будем скрывать, сколько необоснованных обвинений приходилось слышать нижестоящим командирам в подобного рода обстоятельствах.

Полезные уроки из создания и действий 10-й армии в Московской битве для современных условий можно извлечь и в области боевой подготовки войск.

Накапливая командный опыт мирного времени, я главное внимание сосредоточивал на тактической, огневой, военно-технической, строевой и физической подготовке и, конечно, в первую очередь на военно-политическом воспитании. [195]

Эти взятые вместе области обучения и воспитания в наибольшей степени обеспечивают активное проявление и действенное применение всех лучших возможностей советских бойцов, их моральных качеств, их идейную и физическую закалку, самодисциплину, самостоятельность и инициативу, стойкость, смелость, упорство и высокое гражданское мужество.

Да и моя собственная любовь к военному делу больше всего проявлялась в увлечении этими видами деятельности.

Очень важно то, как умеют командиры непрерывно держать свои части в руках. Поле боя, как правило, велико, особенно при отсутствии соседей, да еще при низких плотностях. Рота, батальон, полк легко в таких условиях могут разбрестись, потеряться и из грозной силы превратиться в отдельные группы и в обрывки целого. А что может быть страшнее и опаснее такого положения? На бумаге здесь числится да и реально действует, допустим, целый батальон, полк, дивизия, а на деле случается так, что все это, как вода, утекало между пальцев слабого командира, слабого своими организаторскими качествами, волей, требовательностью, зоркостью и предусмотрительностью.

Ныне эта опасность не стала меньшей. Наоборот, она возросла. Почему? Потому что усилилась разнохарактерность частей и подразделений по видам вооружения и техники, по родам войск и служб, по видам вооруженных сил, по различию выполняемых задач в бою, по месту и роли в боевых порядках. Вместе с тем не уменьшилась необходимость выделения сил и средств в разведку [196] и охранение, в передовые отряды и авангарды, на обеспечение открытых флангов и стыков, вообще на самостоятельные действия в отрыве от своих главных сил на длительное время, на большие расстояния. Больше стало дорог, повысилась их проходимость. Больше стало населенных пунктов, увеличилась их емкость. С этим увеличились «возможности» (опасность) сбиться с маршрута, расползтись по дорогам, а под ударами атомного оружия — и опасность не успеть сосредоточить свои силы и средства в нужное время в нужном районе в нужном составе и числе.

Вот тут-то и скажется истинное положение дел и с боеготовностью и с боеспособностью войск, с их полевой выучкой.

Очень тяжело скажется вред «околоказарменного» времяпрепровождения, размеренной жизни в районах военных городков, «жалостливость» начальников к подчиненным по части внезапных «тревог» с серьезными проверками в самых напряженных условиях, подготовка на показ. Выявится, что такие-то части мало подготовлены к преодолению настоящих трудностей в полевых условиях в моральном и физическом отношении. Вскроется, что в спортивной подготовке увлекались рекордами одиночек и недостаточно трудились над массовой спортивно-физической подготовкой всех солдат и офицеров. Вскроется, что строевая подготовка была самоцелью, без увязки и без учета требований тактической подготовки и что тактико-строевые учения недооценивались.

Части и подразделения 10-й армии, как правило, хорошо справлялись с выполнением задач в привычных видах боевых действий, особенно таких, которые требовали определенного времени на подготовку и на выполнение. Например, на заблаговременное занятие обороны, на заблаговременную подготовку к наступлению. Труднее удавались задачи на встречные бои, на действия передовых отрядов, на прорыв с ходу, на развертывание (с переходом к обороне или в наступление) с марша и на другие подвижные формы и виды боевых действий.

Конечно, эти недостатки являлись прежде всего результатом упущений старших начальников в командирской подготовке подчиненных офицеров и сержантов. Особенно большой ущерб наносился кабинетным характером обучения. Следствием этого являлось неумение некоторых командиров проводить сноровистую офицерскую разведку и командирскую рекогносцировку, принимать на месте, в поле свое решение и тут же отдавать четкий приказ. А у некоторых иногда обнаруживалось неумение ориентироваться на местности, особенно на быстром ходу автомобиля, танка, и безошибочно определять направление действий и даже место своего пребывания.

Убежден, что и в современных условиях ведения войны многое из сказанного мною отнюдь не утратило своего значения. [197]

* * *

Советский народ одержал в Московской битве победу огромного исторического значения. Нет сомнения в том, что эта победа ознаменовала для нас, наших врагов и наших союзников важный поворот в ходе Великой Отечественной и всей второй мировой войны. Однако с той разницей, что нам и нашим бывшим союзникам — на великую пользу и радость, а всем нашим врагам — на великий вред, разочарование и страх поражения. А ведь именно к этому они и пришли...

Победа Советского государства в Московской битве была первым крупным поражением врага во второй мировой войне, поражением военным, политическим, моральным, материальным, техническим и психологическим. «Разгром немцев под Москвой, — отмечается в Тезисах ЦК КПСС «50 лет Великой Октябрьской социалистической революции», — явился началом коренного поворота в ходе войны. Окончательно был похоронен гитлеровский план «блицкрига»; перед всем миром была развенчана фальшивая легенда о «непобедимости» гитлеровской Германии»{127}.

Каждый воин 10-й армии с сознанием выполненного долга перед своим великим народом, Коммунистической партией и Советской Родиной может сказать: «Вместе со всеми воинами Западного фронта я имел высокую честь участвовать в Московской битве и победоносно в ходе ее бить нашего ненавистного и заклятого врага!»

И этот труд мне от глубины всего своего сердца хочется посвятить всем бойцам, командирам и политическим работникам 10-й армии Западного фронта, их воинским подвигам и поклониться светлой памяти погибших товарищей. [198]