Новые планы, новые задачи
После окончания активных боевых действий наших войск в конце октября 1944 г. соединения 11-й гвардейской армии вместе с другими армиями 3-го Белорусского фронта перешли к обороне на достигнутых рубежах. Мы знали, что оборона для нас не самоцель, не главное, что это только оперативная пауза, временная передышка.
Общая военно-политическая обстановка к началу 1945 г. складывалась в пользу Советского Союза. Вся территория нашей страны, за исключением Курляндии, была освобождена от противника. Красная Армия перенесла военные действия на территорию стран Восточной и Юго-Восточной Европы. Труженики советского тыла с каждым днем наращивали темпы военного производства — армия получала большое количество новейшей по тому времени боевой техники.
Положение фашистской Германии ухудшилось. Она потеряла почти всех своих союзников — Финляндию, Венгрию, Болгарию, Румынию. В Италии, Франции, Югославии, Албании, Греции, Польше, Чехословакии и других странах Европы развернулось национально-освободительное движение. Нарастал протест против войны, развязанной фашистской кликой, и в самой Германии. Тяжелые поражения на фронте, приведшие к огромным людским и материальным потерям, вызывали новые «тотальные» мобилизации как для фронта, так и для строительства оборонительных сооружений. Ухудшение материального положения трудящегося населения, плохое питание, а главное — явная бесперспективность войны — все это порождало упаднические настроения.
Гитлеровская клика, не надеясь уже на эффективность своей пропаганды, усиливала карательные действия, пытаясь кровавым террором поддержать «победный дух» немцев. Фашистская газета «Шварце кор» открыто призывала потопить в крови всех, кто [181] «...скулит, брюзжит, ворчит и превозносит взгляды и принципы врага...»{246}
Однако, несмотря на неблагоприятную обстановку для фашистской Германии, она обладала еще достаточно мощными вооруженными силами, способными упорно сопротивляться на всех основных направлениях советско-германского фронта, в том числе и на территории Восточной Пруссии. Группа армий «Центр», отброшенная в ходе боев в сторону Балтийского моря, перешла к прочной обороне на фронте от устья Немана до Вислы (севернее Варшавы) протяженностью 555 км.
Наши войска на северо-западном направлении вышли к Рижскому заливу, блокировали с суши на Курляндском полуострове основные силы группы армий «Север», а в районе Гумбиннена вторглись в пределы Восточной Пруссии на глубину до 60 км, образовав широкий выступ в ее территории протяжением до 100 км.
Севернее Мазурских озер на фронте от Сударги (на р. Неман) до Августова общей протяженностью до 170 км действовали войска 3-го Белорусского фронта, который к началу 1945 г. имел шесть армий — 39, 5, 28-ю и 31-ю общевойсковые, 2-ю и 11-ю гвардейские. Пять из них находились в первом оперативном эшелоне фронта, а 2-я гвардейская, прибывавшая из состава 1-го Прибалтийского фронта в район южнее Шталлупенена, — в резерве.
Правее, от устья Немана до Сударги, оборонялись войска 43-й армии 1-го Прибалтийского фронта, нависавшие над северным флангом восточно-прусской группировки врага. Левее, от Августова до Сероцка (30 км севернее Варшавы), — войска 2-го Белорусского фронта.
Войска 11-й гвардейской армии после Гумбинненской операции 1944 г. приводили себя в порядок, получали пополнение людьми и техникой и занимались напряженной боевой подготовкой. В то же время велась детальная разведка обороны противника, в частности сплошное аэрофотографирование укрепленных районов и оборонительных рубежей до Кенигсберга включительно.
Новый 1945 год войска встречали в обстановке высокого политического подъема. Каждый понимал, что в этом году фашистский зверь будет добит. Когда точно это случится, мы, конечно, не знали. Но предельно ясно было одно — фашистская армия, даже при всех «тотальных» и «сверхтотальных» мобилизациях, долго не выдержит, хотя и предстояли жестокие бои.
Группа армий «Центр», на которую немецко-фашистское командование возложило оборону Восточной Пруссии, состояла из одной танковой и двух полевых армий (34 пехотные, 3 танковые, 4 моторизованные дивизии и 1 бригада). Она насчитывала 580 тыс. солдат и офицеров, 200 тыс. фольксштурмовцев, 8200 орудий и минометов, [182] около 700 танков и штурмовых орудий, 515 самолетов {247}. Командовал группой армий «Центр» генерал-полковник Г. Рейнгардт.
Эти войска занимали следующие участки фронта: 3-я танковая армия оборонялась по левому берегу Немана от моря до Сударги и далее к югу до Шталлупенена, т. е. на северо-восточных и восточных подступах к Восточной Пруссии; 4-я полевая армия — восточнее Мазурских озер на рубеже Шталлупенен — Новогруд; 2-я армия — по р. Нарев и устью Западного Буга, от Новогруда до Вислы. Резерв группы армий «Центр» составляли танковый корпус СС «Великая Германия» (две моторизованные дивизии), моторизованная дивизия СС «Бранденбург», 23-я пехотная дивизия и 10-я самокатно-истребительная бригада. Последние три соединения располагались в районе Летцена.
Противник имел в тылу густую сеть шоссейных дорог, по которым мог быстро перебрасывать войска. Но не это в принципе важное преимущество немцев представляло для нас самую большую трудность. Главное состояло в том, что они опирались на заранее подготовленные оборонительные полосы и рубежи. Войскам первого эшелона нашего фронта предстояло прорывать одну укрепленную позицию за другой, не выходя на оперативный простор. Иными словами, им предстояло преодолеть как бы сплошной оборонительный район, который не давал возможности маневрировать силами.
Противник имел еще одно преимущество. Его группировку поддерживали с моря значительные морские силы, базировавшиеся в непосредственной близости от района действий восточно-прусской группировки. В этот период крупные надводные корабли нашего Краснознаменного Балтийского флота ввиду сложной минной обстановки в Финском заливе базировались в восточных портах и существенного влияния на ход событий оказать не могли. Правда, в южной части моря активно действовали его подводные лодки и ударная группа морской авиации, которые наносили мощные удары по морскому флоту врага. Так, только в январе летчики двух дивизий уничтожили 11 транспортных судов и несколько сторожевых катеров{248}.
Однако при всех этих сложностях расстановка сил против восточно-прусской группировки была к новому году, несомненно, в нашу пользу. Советские войска превосходили врага в живой силе в 2,8 раза, в артиллерии в 3,4, в танках в 4,7 и в авиации в 5,8 раза{249}. Гитлеровские генералы в своих мемуарах, вполне достоверно показывая номера наших дивизий, часто «забывают» при этом указать [183] на их количественное различие с немецкими в живой силе и технике. Такие трюки с подсчетом сил можно без труда обнаружить в мемуарах Гудериана, Манштейна, Блюментритта, Фриснера и других авторов.
Непосредственно перед войсками 3-го Белорусского фронта оборонялись соединения 3-й танковой и часть соединений 4-й армий. В тактической зоне обороны враг имел 9-й и 26-й армейские корпуса, парашютно-десантный танковый корпус «Герман Геринг» и 41-й танковый корпус. В их составе насчитывались 13 пехотных и одна моторизованная дивизии. Кроме того, немецко-фашистское командование имело на этом направлении 6 бригад и 4 дивизиона штурмовых орудий, 7 отдельных артиллерийских полков РГК, бригаду шестиствольных минометов, полк реактивной артиллерии, отдельный танковый полк и до 30 отдельных батальонов различного назначения (саперные, строительные, охранные и т. д.){250}. Основные силы противника (8 из 14 дивизий) располагались перед фронтом 39, 5-й и 28-й армий, которые должны были наносить главный удар. Кроме дивизий первой линии, на этом участке находились резервы 3-й танковой и 4-й армий: 5-я танковая дивизия в районе Краупишкена, 1-я парашютно-танковая дивизия в районе Гумбиннена и 18-я моторизованная дивизия в районе Тройбурга{251}. Общая оперативная плотность немецкой обороны составляла в среднем одну дивизию на 12 км. Наибольшая плотность была создана на участке Цилькаллен — Гумбиннен (участок нашего прорыва), где она достигала одной дивизии на 6–7 км. На этом же направлении противник держал большое число частей усиления.
Однако штаб 3-го Белорусского фронта при планировании операции в первой декаде декабря 1944 г. располагал несколько иными сведениями о противнике. Основываясь на данных разведки, полученных в период подготовки к наступлению, он считал, что в полосе фронта оборонялось не 15 (с учетом резервной 5-й танковой дивизии), а 24 дивизии, в том числе 7 танковых, 5 танковых бригад. 6 бригад штурмовых орудий и других частей усиления. Из них, по мнению штаба фронта, в первой линии находилось 15 пехотных, усиленных артиллерией, танками и штурмовыми орудиями, во второй — все танковые дивизии и бригады. По ориентировочным подсчетам, в танковых и штурмовых соединениях имелось до 1000 танков и 900 штурмовых орудий{252}. [184]
С учетом этих данных и был составлен план фронтовой операции, представленный 12 декабря 1944 г. в Генеральный штаб. Завышенные сведения о составе сил противника, очевидно, повлияли на замысел и решение командующего фронтом. Несмотря на указание последнего в период с 12 до 31 декабря «уточнить нумерацию соединений перед фронтом и выяснить намерения немецкого командования», армии первого эшелона и разведывательное управление фронта сделать это не смогли.
Немецкая оборона на инстербургско-кенигсбергском направлении была весьма развита в инженерном отношении: мощные оборонительные полосы, эшелонированные на значительную глубину и состоявшие из полевых оборонительных позиций и системы долговременных укрепленных районов{253}.
Передний край главной полосы обороны, который предстояло прорывать войскам 3-го Белорусского фронта, проходил по линии западнее Сударги — Пилькаллен — Вальтеркемен — Гольдап. На направлении главного удара эта полоса имела две укрепленные позиции глубиной до 10 км.
В 30–40 км от главной полосы располагался Ильменхорстский укрепленный район (его передний край обороны проходил по линии Тильзит — Гумбиннен — Лиссен), прикрывавший дальние подступы к Кенигсбергу. Район имел три оборонительные полосы полевого типа. Ближние подступы к Кенигсбергу с востока и юго-востока (на рубеже р. Дайме — Тапиау — Фридланд — Хейльсберг) защищала долговременная укрепленная позиция Хейльсбергского укрепленного района. Она включала в себя в среднем до 5, а на главных направлениях до 10–12 дотов на 1 км фронта.
После нашего наступления в октябре 1944 г. немецко-фашистское командование стало более интенсивно строить и совершенствовать инженерные оборонительные сооружения на территории Восточной Пруссии. Создавалось полевое инженерное заполнение между дотами (траншеи, ходы сообщения, проволочные заграждения), ставились минные поля, расчищались и укреплялись противотанковые рвы и устанавливались заграждения (ежи и надолбы). На кенигсбергском направлении противник создал девять оборонительных рубежей, находившихся в 12–15 км один от другого. Каждый рубеж состоял из двух-трех линий траншей{254}. Гумбиннен и Инстербург [185] были превращены в мощные узлы обороны, которые во взаимодействии с тильзитским и даркеменским узлами составляли основу оборонительных сооружений.
Как сообщил нам впоследствии взятый в плен генерал пехоты О. Лаш, «оборонительное строительство велось лихорадочными темпами. В руководство работами постоянно вмешивался Гудериан{255} и гаулейтеры... В декабре 1944 г. генерал Гудериан дал указание: «Основные силы с рубежа на Дайме перевести в район Кенигсберга...» Гаулейтеры запротестовали, так как считали, что надо завершить строительство на дальних подступах к городу. Гудериан вынужден был согласиться... Все же надо признать, — в заключение сказал Лаш, — что в области укрепления Восточной Пруссии до января 1945 г. успели сделать много»{256}.
Таким образом, немецко-фашистское командование создало на инстербургско-кенигсбергском направлении глубоко эшелонированную оборону. Затишье, наступившее на этом участке советско-германского фронта в конце октября 1944 г., гитлеровская пропаганда использовала для того, чтобы внушить своим войскам мысль, что при их стойкости Красная Армия не сможет преодолеть неприступные укрепления Восточной Пруссии, что на территории последней сконцентрированы огромные силы за счет создания фольксштурма, что вот-вот в частях появится новое оружие. Также ободряюще действовало на солдат сообщение о немецком наступлении на Западе (в Арденнах), которое немецкая пропаганда преподносила как чудо, изумившее мир.
Недооценивать силу этой пропаганды не приходилось. Военнопленный солдат 349-й пехотной дивизии Краутхозер 9 января заявил: «Несмотря на разговоры о возможном наступлении русских, настроение солдат было спокойным. Еще не приходилось слышать панических разговоров. Офицеры в беседах с солдатами постоянно ставили задачу стойко удерживать занимаемые рубежи и говорили, что для выполнения этой задачи у нас имеется достаточно техники. Большинство солдат верили в победу Германии. Они говорили: «Неважно, что мы отошли назад — мы все-таки победам. Когда и как, это дело фюрера»{257}.
Важно отметить, что личный состав оборонявшихся здесь войск противника в подавляющем большинстве состоял из уроженцев Восточной Пруссии, преимущественно добровольцев{258}. Нельзя было сбрасывать со счета и страх немцев перед суровым возмездием за совершенные в Советском Союзе преступления: «...жестокие репрессии командования и органов гестапо, безудержная шовинистическая пропаганда — все это позволило противнику укрепить дисциплину [186] и поднять боевой дух войск. Основная масса гитлеровских солдат и офицеров была настроена решительно драться за Восточную Пруссию» {259}.
Призывы гитлеровского руководства защищать Восточную Пруссию до последних сил исходили из общей стратегической задачи — всемерно оттянуть окончательный крах фашистской военной машины. Восточно-прусская группировка нависала над войсками 2-го и 1-го Белорусских фронтов, создавая реальную угрозу планам советского командования при проведении решающих операций на берлинском направлении. Немецко-фашистское командование планировало нанести сильный контрудар по правому флангу 1-го Белорусского фронта в случае перехода его в наступление на варшавско-берлинском направлении{260}. Поэтому оно стремилось удерживать Восточную Пруссию до последней возможности. В плане, разработанном командованием группы армий «Центр», учитывался опыт обороны Восточной Пруссии в 1914 г., предусматривалось максимальное использование Мазурских озер и мощных оборонительных укреплений. Стремясь уточнить силы и средства нашей ударной группировки на инстербургском направлении и разгадать направление главного удара, немецко-фашистское командование активизировало свою воздушную и наземную разведку. В начале января 1945 г. оно предприняло частную наступательную операцию против войск 39-й армии силами до одной пехотной дивизии с 50–60 танками в районе Пилькаллена, которая окончилась для него неудачно{261}. Позднее столь же безуспешную операцию противник повторил в районе Филипува на фронте 31-й армии.
Но, как и все другие планы фашистов, план обороны Восточной Пруссии имел значительные недостатки. Во-первых, он недооценивал возможность Красной Армии успешно наступать одновременно на восточно-прусском и варшавско-берлинском направлениях; во-вторых, переоценивал укрепления Восточной Пруссии и ее географические условия — выдвинутый на восток обширный озерно-болотистый район; в-третьих, план не учитывал больших возможностей наших подвижных соединений, наступающих на укрепленные районы.
Подготовка войск 3-го Белорусского фронта к наступлению не составляла тайны для немецко-фашистского командования. Так, в оперативной сводке штаба 3-й танковой армии за 11 января 1945 г. отмечалось, что «противник через 2–3 дня будет готов к наступательным действиям» {262}. В очередном донесении этого штаба на следующий день говорилось, что «подготовка противника [187] к наступлению перед фронтом 3-й танковой армии, видимо, закончена» {263}. Немецко-фашистское командование приняло срочные меры для отражения наших атак. Для сохранения живой силы и боевой техники от первоначального удара боевые порядки войск рассредоточивались в глубину, в артиллерийских частях производилась смена огневых позиций.
Впоследствии это подтвердили пленные. Командир пехотной дивизии на опросе сообщил, что вечером 12 января командующий 4-й армией поставил его в известность о возможном наступлении русских в ночь на 13 января и что нужно быть готовым к его отражению. Командующий 4-й армией предложил эшелонировать личный состав в глубину{264}. Пленный 6-й роты 1099-го пехотного полка заявил 13 января:
— Зная о вашем наступлении, боевые порядки роты до артиллерийской подготовки были перестроены. В первой траншее был оставлен один взвод как бы в боевом охранении, остальной состав роты находился во второй линии. Основное сопротивление рота должна была оказать в районе Каттенау{265}.
В условиях озерно-болотистого района, каким является восточно-прусский плацдарм, немецко-фашистскому командованию не составляло особого труда определить наиболее вероятные направления основных ударов наших войск. Самым удобным по условиям местности для боевых действий всех родов войск являлось инстербургское направление. Наступая здесь в обход Мазурских озер, с севера, можно было рассечь на части тильзитско-инстербургскую группировку. Поэтому именно отсюда немецко-фашистское командование ожидало нашего главного удара и уже в начале января начало усиленно подбрасывать на участок Пилькаллен — Гумбиннен пехоту и танки для пополнения стоявших в обороне дивизий{266}. На даркеменском направлении и в районе Мазурских озер, как и предполагал штаб 3-го Белорусского фронта, противник также создал сильную группировку пехоты и танков, намереваясь в случае прорыва наших частей к северу от Гумбиннена нанести мощный контрудар с юга.
Немецко-фашистское командование расположило свои силы и средства в полосе 3-го Белорусского фронта с учетом важности направлений и условий местности. Так, на тильзитском направлении, на участке от р. Неман до Пилькаллена шириной до 40 км оборонялись три пехотные дивизии (одна дивизия на 13 км). На инстербургском направлении, на участке Пилькаллен — Гольдап шириной 55 км оборонялось семь пехотных дивизий (одна дивизия на 8 км). На ангербургском направлении, на участке Гольдап — Августов [188] шириной 75 км оборонялись всего четыре пехотные дивизии (в среднем одна дивизия на 19 км) {267}.
Таким образом, противник за счет тильзитского и ангербургского направлений создал более плотную группировку на инстербургском. При общей средней оперативной плотности — одна дивизия на 12 км на инстербургском направлении было в 1,5 раза меньше. Средняя тактическая плотность на 1 км составляла 1,5–2 пехотных батальона, до 30 орудий и минометов и до 50 пулеметов. Основные силы танков и штурмовых орудий также концентрировались на центральном, инстербургском направлении. Из 367 танков и штурмовых орудий{268}, находившихся в полосе фронта, на участке предстоящего прорыва было сосредоточено 177, что составляло 7,4 бронеединицы на 1 км фронта.
Зная, что в начале операции 3-го Белорусского фронта 11-й гвардейской армии предстоит действовать во втором оперативном эшелоне, мы, учитывая приведенные выше сведения, делали следующие выводы. Наши наступающие войска встретят сильно развитую, глубоко эшелонированную оборону противника, сопротивление которого по мере их продвижения вперед будет значительно возрастать, поскольку враг обороняется на своей территории. Следовательно, необходимо подготовить войска для действий с исключительной решительностью. Далее. В связи с тем что командование группы армий «Центр» и армейское командование, как мы тогда считали, имели в глубине обороны значительные резервы, можно было ожидать сильных контратак танковых соединений и пехоты с наиболее опасных инстербургского и даркеменского направлений не позже, чем на второй день операции.
И последнее. Чтобы добиться успеха, надо было не дать противнику организованно отойти на промежуточные рубежи и закрепиться на них. Иными словами, наступать требовалось высокими темпами и беспрерывно — днем и ночью, обходя населенные пункты и отдельные железобетонные сооружения с флангов и тыла и вынуждая противника вести бой в окружении.
Все мы хорошо представляли, что преодоление глубоко эшелонированной обороны возможно только при наличии четкого и непрерывного взаимодействия нашей армии с соседними армиями фронта и его танковыми корпусами, всех родов войск армии между собой, а также от надежного огневого сопровождения артиллерией всех калибров наступающей пехоты и танков.
Важная роль в обеспечении успешного наступления войск фронта принадлежала авиации. Ее мощные удары с воздуха должны были парализовать резервы и артиллерию противника, нарушить его движение по шоссейным и железным дорогам, дезорганизовать [189] управление войсками и создать условия для успешного преодоления наступающими войсками оборонительных рубежей. Но будет ли летная погода?
Решение Ставки и командующего фронтом
Общий замысел Ставки Верховного Главнокомандования в Восточно-Прусской операции состоял в том, чтобы ударом на Мариенбург отрезать Восточную Пруссию от центральных районов Германии и одновременно нанести с востока глубокий фронтальный удар на Кенигсберг. Затем предполагалось расчленить восточно-прусскую группировку на части, окружить их и уничтожить.
С этой целью Ставка намечала два согласованных удара из районов севернее и южнее Мазурских озер: первый — войсками 3-го Белорусского фронта на направлении Велау — Кенигсберг, второй — войсками 2-го Белорусского фронта вдоль южной границы в обход Мазурских озер и важнейших укреплений Восточной Пруссии на Млава — Мариенбург.
Исходя из этого Верховное Главнокомандование в своей директиве от 3 декабря 1944 г. поставило 3-му Белорусскому фронту задачу разгромить тильзитско-инстербургскую группировку противника и не позднее 10–12-го дня операции овладеть рубежом Немонин — Жаргиллен — Норкиттен — Даркемен — Гольдап, после чего развивать наступление на Кенигсберг по обоим берегам р. Прегель, имея главные силы на ее южном берегу. Главный удар нанести из района севернее линии Шталлупенен — Гумбиннен в общем направлении на Маллвишкен, Велау силами четырех общевойсковых армий и двух танковых корпусов. Оборону противника прорвать на одном участке протяжением 18–19 км по фронту войсками 39, 5-й и 11-й гвардейской армий. Для их поддержки привлечь три артиллерийские дивизии прорыва. Создать плотность артиллерии и минометов (от 76-мм и выше) не менее 200 стволов на 1 км фронта.
Второй эшелон фронта — 2-ю гвардейскую армию и танковый корпус — предлагалось использовать после прорыва для наращивания удара на главном направлении.
Действия главной группировки войск обеспечивались с севера, со стороны р. Неман, обороной одного стрелкового корпуса 39-й армии и наступлением ее главных сил на Тильзит, с юга — войсками 28-й армии, частью сил наступавшими в общем направлении на Даркемен. 31-й армии предписывалось при всех условиях прочно оборонять свою полосу к югу от Гольдапа {269}.
Соседу справа — «1-му Прибалтийскому фронту было приказано содействовать войскам 3-го Белорусского фронта в разгроме [190] тильзитской группировки противника, сосредоточив на левом крыле 43-й армии не менее 4–5 дивизий для наступления вдоль левого берега Немана» {270}.
Как видно из директивы, 3-й Белорусский фронт должен был для разгрома тильзитско-инстербургской группировки немцев нанести глубокий фронтальный удар на кенигсбергском направлении с одновременным расширением фронта прорыва обеспечивающими ударами на Тильзит и Даркемен. Надо было не позволить немецко-фашистскому командованию маневрировать силами для противодействия 2-му Белорусскому фронту.
В ходе наступления войскам фронта предстояло преодолеть наиболее сильные укрепления, защищаемые плотной группировкой противника. Возможности для оперативного маневра на этом направлении были несколько ограничены. Операция же 2-го Белорусского фронта рассчитывалась на обход восточно-прусских укреплений с юга. Поэтому в его состав, кроме семи общевойсковых армий, включили такие подвижные объединения и соединения, как танковая армия, два танковых корпуса, механизированный и кавалерийский корпуса.
Когда командующий 3-м Белорусским фронтом генерал армии И. Д. Черняховский ознакомил нас, командармов, с указаниями Ставки и спросил наше мнение о характере предстоявших действий, мы внесли некоторые предложения общего и частного порядка.
— Подумаю, — сказал Иван Данилович и отпустил нас в свои армии, потребовав усилить их боевую подготовку.
Посоветовавшись с начальником штаба фронта генерал-полковником А. П. Покровским и членом Военного совета генерал-лейтенантом В. Е. Макаровым, он вскоре наметил свой план, несколько отличавшийся от плана Ставки. К концу войны И. В. Сталин давал больше инициативы командующим фронтами, лучше знавшим обстановку, и не корил их за некоторые изменения в расстановке сил. Поначалу 11, 5-я и 39-я армии должны были наступать в первом эшелоне. Оценив группировку войск противника и проанализировав директиву Ставки, командование 3-го Белорусского фронта решило главный удар нанести силами 39, 5, 28-й и 11-й гвардейской армий (включая и второй эшелон фронта), усиленными двумя танковыми корпусами, и прорвать оборону противника на участке (иск.) Вильтаутен — Кальпакин (24 км).
В данном случае имелось в виду одним мощным ударом в первые же дни операции прорвать оборону противника, нанести ему такое поражение, которое обеспечило бы войскам фронта выполнение поставленной задачи. В первом эшелоне находились 39, 5-я и 28-я армии, а нашу 11-ю гвардейскую как наиболее сильную [191] и два танковых корпуса решили использовать во втором эшелоне{271} для наращивания удара первого эшелона. На второй день операции это должен был сделать с рубежа Куссен — Радшен 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус во взаимодействии с 5-й армией, а на пятый день — с рубежа р. Инстер 11-я гвардейская армия и 1-й танковый корпус, на которые в дальнейшем и переносился центр усилий ударной группировки фронта.
Мне думается, что И. Д. Черняховский принял правильное решение. Оно избавило фронт от сложной перегруппировки двух армий и переподчинения ряда частей и соединений, что весьма нежелательно было делать перед серьезной операцией. Такое оперативное построение соответствовало ранее намеченному плану и боевой подготовке армий. А самое ценное в решении командующего фронтом было то, что, поставив 11-ю гвардейскую армию во второй эшелон, он сохранял ее ударную силу для развития успеха первого эшелона.
Черняховский нацеливал нашу армию в стык между 5-й и 28-й армиями, что также свидетельствовало о его творческом подходе к решению задачи. Ввод ее на гумбинненско-инстербургском направлении был нецелесообразен прежде всего потому, что на этом участке фронта были очень сильные долговременные укрепления, несомненно замедлившие бы темп наступления нашей армии, способной совершить более глубокий и быстрый прорыв в глубину обороны противника. Помимо того, как показал опыт предыдущих боев, армия второго эшелона должна быть готова, если потребует обстановка, изменить направление удара, перегруппировать свои силы на новый участок ввода в бой. Эта возможность особенно важна, когда приходится прорывать несколько оборонительных полос.
Правда, в директиве Ставки для второго эшелона предназначалась 2-я гвардейская армия. Но она численно была несколько слабее нашей. К тому же еще не был завершен процесс передачи ее из состава другого фронта. Черняховский не знал эту армию, а нашу армию знал хорошо. Поэтому для меня его решение было понятным. Не возражала и Ставка.
Фронт прорыва генерал Черняховский расширил до 24 км вместо 18–19 км, предписанных Ставкой. И это решение командующего фронтом было обоснованным, так как при перестановке армий количество войск в ударной группировке увеличилось и плотность боевых порядков, определенная Ставкой, почти не уменьшилась.
Когда разработанный командованием фронта план операции был утвержден Ставкой, Иван Данилович последовательно вызывал каждого командарма и ставил задачу. Со мной он начал [192] разговор с краткого изложения замысла всей фронтовой операции.
— Замысел операции, — сказал он, показывая на своей рабочей карте, — состоит в том, чтобы разгромить тильзитско-инстербургскую группировку противника. Надо на первом этапе в течение пяти дней уничтожить тильзитскую группировку, действующую южнее р. Неман, и, продвинувшись на 45–50 км, выйти на линию Тильзит — Инстербург. После решения этой задачи правое крыло и центр ударной группировки фронта приобретут свободу маневра и должны быть готовы в течение двух дней завершить полный разгром тильзитско-инстербургской группировки и, продвинувшись до 30 км, выйти на рубеж Немонин — Норкиттен — Даркемен{272}. Таким образом, общая глубина наступления составит 70–80 км со средним темпом продвижения до 12 км в сутки, но подробно штаб фронта планирует пока первый этап операции, всего на пять суток. Затем будем развивать наступление на Велау — Кенигсберг.
Закончив изложение плана операции, генерал Черняховский продолжал:
— Прорывать оборону противника будем севернее Гумбиннена на участке шириной 24 км силами 39, 5-й и 28-й армий... Главный удар нанесем в полосе 5-й армии в общем направлении на Маллвишкен, Гросс Скайсгиррен. Ближайшая задача армии — прорвать оборону противника на участке Шаарен — Кишен (фронт 9 км), во взаимодействии с войсками 39-й армии окружить и уничтожить тильзитскую группировку врага и в дальнейшем развивать успех на Гольдбах, что на р. Дайме{273}.
На правом фланге фронта будет наступать 39-я армия в общем направлении на Пилькаллен, Тильзит, имея главные силы (шесть дивизий) на своем левом фланге. Ее задача — во взаимодействии с войсками 5-й армии разгромить тильзитскую группировку противника и овладеть г. Тильзит{274}. Южнее 5-й — 28-я армия наносит удар севернее шоссе Шталлупенен — Гумбиннен на Инстербург, имея главные силы (шесть дивизий) на своем правом фланге. Во взаимодействии с 5-й она должна разгромить гумбинненскую группировку немцев, после чего совместно с 11-й гвардейской армией овладеть г. Инстербург и развивать наступление в направлении Гердауэна{275}.
Вашу армию планируем ввести в сражение из второго эшелона с утра пятого дня фронтовой операции с задачей нанести во взаимодействии с первым танковым корпусом удар в направлении Гросс Поннау — Велау. К исходу пятого дня ваша армия частью сил во взаимодействии с 28-й должна овладеть Инстербургом{276}. [193]
Иван Данилович более подробно информировал меня о некоторых деталях плана операции, поскольку 11-й гвардейской армии предстояло наступать во втором эшелоне. Он перечислил силы, на которые возлагалась поддержка наступающих армий первого эшелона, — 1-й и 2-й танковые корпуса, 1-я воздушная армия и другие соединения фронта.
Затем начальник штаба фронта генерал А. П. Покровский ознакомил меня с планом взаимодействия нашей армии с соседями как при вводе в прорыв, так и особенно при наступлении ее в глубине вражеской обороны. Как уже отмечалось, 5-я и 28-я армии должны были сильным ударом своих смежных флангов взломать оборону противника и стремительным наступлением в заданных им направлениях обеспечить ввод в сражение армии второго эшелона. Подход 11-й гвардейской армии к рубежу развертывания и ее последующие боевые действия должны происходить в тесной увязке с соединениями первого эшелона фронта.
После овладения Тильзитом намечалось 39-ю армию вывести в резерв фронта, а на 43-ю, которую командующий фронтом просил у Ставки{277} именно сейчас, чтобы лучше скоординировать ее действия с 39-й, возложить задачу освобождения от противника низовьев Немана и берега Балтийского моря.
Такое решение, по мнению штаба фронта, обусловливалось наличием в полосе наступления сильной и активной группировки противника, о чем мною уже было сказано.
С выходом на рубеж Немонин — Даркемен имелось в виду, перегруппировав войска, продолжать наступление на Велау и далее на Кенигсберг по обоим берегам р. Прегель. Достигнуть успеха можно было лишь при условии, если войска левого крыла ударной группы (28-я и 2-я гвардейская армии) не только отразят возможные контрудары противника, но и овладеют крупными узлами сопротивления — Гумбинненом, Инстербургом, Даркеменом{278}.
При изучении плана операции у меня возникла мысль, что командование фронта при планировании ее, видимо, полагало, что если наносить один глубокий фронтальный удар в направлении Шталлупенен — Инстербург — Велау, то при развитии операции в глубине может создаться реальная угроза мощных контрударов противника на обоих флангах наступающих войск. Поэтому, надо полагать, и было принято решение громить тильзитско-инстербургскую группировку немцев последовательно. Мне же представлялось тогда более целесообразным нанесение одного мощного глубокого рассекающего удара в направлении Инстербург — Велау с прорывом обороны противника на более или менее узком участке (18–19 км, как указывала Ставка) с последующим развитием удара на главном направлении. Выйдя в район Велау и разобщив [194] группировку противника, пользуясь речными рубежами Прегель, Дайме и Алле, следовало, на мой взгляд, уничтожать его по частям, севернее и южнее р. Прегель.
Когда генерал Покровский закончил свои разъяснения, член Военного совета фронта генерал-лейтенант Макаров определил направление партийно-политической работы. Василий Емельянович особенно подчеркнул, что надо убедительно пропагандировать среди войск интернациональные задачи Красной Армии, призванной освободить порабощенные народы Европы от гитлеровской тирании.
— Мы воюем уже на чужой территории, — сказал он в заключение, — но воюем не с немецким народом, а с фашистской армией. Мы пришли сюда не мстить немецкому народу-труженику за злодеяния гитлеровцев на Советской земле, а окончательно разгромить фашизм и дать свободу народам, в том числе и трудящимся Германии.
Прощаясь со мной, командующий фронтом предупредил, что задача 11-й гвардейской нелегкая и требует тщательной подготовки. При этом Иван Данилович одобрительно отозвался о нашей армии, но не забыл напомнить и о недостатках в октябрьских боях 1944 г. Он не корил, не ругал нас, говорил спокойно и просто, однако фразы строил так, что даже похвала воспринималась мной с большим креном в сторону критики недостатков. Да, генерал Черняховский умел разговаривать с подчиненными неказенным языком! Конечно, я заверил его, что наша армия будет драться по-гвардейски, что нами все будет сделано в соответствии с буквой и духом его приказа. Иван Данилович улыбнулся и пожал мне руку.
До сих пор я глубоко убежден, что на решение командующего фронтом существенно повлияли завышенные данные о силах врага. Любой на месте Черняховского, зная, что ему противостоят 7 танковых дивизий, 5 танковых и 6 штурмовых бригад, т. е. приблизительно до 1000 танков и 900 штурмовых орудий, принял бы именно такое решение. Талантливый и смелый полководец, Иван Данилович был, кроме всего, танкистом и отлично понимал, что значит такое количество бронечастей в руках опытного противника. Уже после войны по трофейным документам было установлено, что 3-я немецкая танковая армия имела 224 штурмовых орудия и 64 танка, т. е. почти в 6 раз меньше, чем предполагалось при разработке плана фронтовой операции{279}.
Боевые действия фронта поддерживала 1-я воздушная армия под командованием генерал-полковника авиации Т. Т. Хрюкина, которая имела 1416 боевых самолетов{280}. Планировалось в ночь [195] перед наступлением произвести до 1300 и в течение первого дня 2575 боевых вылетов на бомбежку немецких позиций, главным образом перед фронтом 5-й армии{281}. Всего в первые четыре дня операции предусматривалось 12 565 самолето-вылетов, но погода не позволила это сделать.
К началу Восточно-Прусской операции произошли некоторые изменения в руководстве участвовавшими в ней армиями. В 5-ю армию возвратился после болезни генерал-полковник Н. И. Крылов. В командование 31-й армией вступил генерал-лейтенант П. Г. Шафранов. 2-й гвардейской армией, прибывшей в состав 3-го Белорусского фронта, командовал генерал-лейтенант П. Г. Чанчибадзе.
Получив указания в штабе фронта, я возвращался к себе в приподнятом настроении. Нам придавались большие средства усиления. Надо теперь подумать, как более целесообразно использовать их при вводе армии в сражение, учтя при этом уроки Гумбинненской операции. Необходимо было также пересмотреть все планы и программы боевой и политической подготовки в свете полученной задачи.
Приехав на командный пункт, я вызвал своих ближайших помощников и, не сообщая никаких сроков, изложил им в общих чертах задачу нашей армии. В заключение я сказал, что 11-й гвардейской надо немедленно сдавать обороняемый участок 2-й гвардейской армии и сосредоточиваться в исходном районе юго-восточнее Шталлупенена для подготовки к наступлению во втором эшелоне фронта.
28 декабря 1944 г. началась перегруппировка войск 3-го Белорусского фронта. Передислоцировать около полумиллиона солдат и офицеров со всей их боевой техникой было далеко не простой задачей.
К 3 января 1945 г. армии ударной группировки заняли следующее исходное положение для наступления: 39-я армия главными силами развернулась на рубеже Вильтаутен — Шаарен, имея на левом фланге ударную группировку из четырех стрелковых дивизий в первой линии и двух во втором эшелоне корпусов; 113-й стрелковый корпус этой армии готовился к наступлению севернее, на участке Шилленен — Вильтаутен, а 152-й УР (укрепленный район) был растянут на правом фланге армии на широком фронте до р. Неман; 5-я армия занимала исходное положение на рубеже Шаарен — Кишен. В ее первой линии находилось пять и во вторых эшелонах корпусов четыре стрелковые дивизии. 28-я армия двумя стрелковыми корпусами занимала исходное положение на рубеже Кишен — Кальпакин, имея третий корпус южнее, на широком фронте. Ему предстояло частью сил перейти в наступление на своем правом фланге, а на остальном участке активными действиями [196] сковать противника. Ударная группировка армии состояла из трех стрелковых дивизий в первой линии и двух во вторых эшелонах корпусов.
11-я гвардейская армия сосредоточивалась в районе Шталлупенен — Виштынец — Эйдткунен в готовности к развитию успеха армий первого эшелона фронта.
2-й гвардейский Тацинский танковый корпус расположился за боевыми порядками 5-й армии в районе северо-западнее Эйдткунена. 1-й Краснознаменный танковый корпус — за 28-й армией в районе южнее Шталлупенена.
Такое решение командующего фронтом позволяло достичь значительной плотности войск, особенно на участках прорыва. В среднем на дивизию первой линии на участке прорыва приходилось до 2 км, а в 5-й армии, наносившей главный удар, до 1,5 км.
Всего для прорыва с учетом армий второго эшелона было привлечено 30 стрелковых дивизий (из 54), 2 танковых корпуса, 3 отдельные танковые бригады, 7 танковых и 13 самоходно-артиллерийских полков. Из 1598 танков и самоходно-артиллерийских установок {282}, которые имел 3-й Белорусский фронт, на участке прорыва было сосредоточено 1238, 4805 орудий полевой артиллерии и 567 установок PC{283}. На 1 км фронта приходилось от 160 до 290 орудий и минометов. Оперативная плотность танков и самоходно-артиллерийских установок составляла 50 бронеединиц{284}. Вот что дала нам страна, чтобы быстрее разбить врага и с победой закончить войну. За этими тысячами стволов стояли Родина, ее могучий народ-труженик, гигантский организаторский труд нашей партии, преимущества социалистического хозяйства.
В результате перегруппировки была создана мощная ударная группировка. На участке прорыва (24 км), составлявшем всего лишь 14,1% полосы нашего фронта (170 км), сосредоточилось 55,6% всех стрелковых дивизий, 80% танков и самоходно-артиллерийских установок и 77% артиллерии{285}. Следовательно, к прорыву тактической зоны обороны немцев на главном направлении привлекалась большая часть войск фронта, из них значительное количество предназначалось для наращивания удара и развития успеха в оперативной глубине (40% стрелковых дивизий). Остальные войска использовались для нанесения обеспечивающих ударов на вспомогательных направлениях — на Тильзит и Даркемен — и для обороны на широком фронте на флангах.
Создаваемая генералом И. Д. Черняховским группировка обеспечивала превосходство над противником на участке прорыва: [197] в живой силе в 5 раз, в артиллерии в 8 раз, в танках и самоходных установках в 7 раз{286}. Это было искусство. Но в то же время командующий фронтом шел на некоторый риск, хотя и оправданный. Требовалось создать решительное превосходство над противником на участке прорыва, тем более что и противник держал на предполагаемом участке прорыва тоже большую часть своих сил. Произошло это не потому, что немцы узнали наши намерения. Все было гораздо проще: по ту сторону фронта в штабах сидели тоже неглупые люди. По рельефу и вообще состоянию местности не составляло особого труда определить, где мы собираемся наносить главный удар. Да и концентрация наших войск давала явный ориентир. Если, скажем, 31-я армия была растянута на 72 км, а наша 11-я гвардейская, 28-я и 5-я занимали фронт протяжением всего 56 км, то немецко-фашистское командование понимало, где мы думаем наступать. Конечно, и после перегруппировки немцам не стоило большого труда установить концентрацию наших войск. Разведка боем почти всегда давала возможность уточнить, кто противостоит ведущему этот бой. А таких разведок боем обе стороны проводили немало. Даже сам факт быстрой ликвидации войсками фронта январской частной наступательной операции на участке 39-й армии, о которой я уже говорил, показывал немецко-фашистскому командованию превосходство наших сил на данном направлении.
В армейском штабе
В начале января в штаб 11-й гвардейской армии поступила директива фронта от 29 декабря 1944 г. о подготовке и проведении наступательной фронтовой операции. Она содержала уже известное мне из разговора с генералом Черняховским решение наступать во втором эшелоне за боевыми порядками 5-й и 28-й армий в полосе шириной около 20 км: справа — Куссен, Варкау, Попелькен; слева — Гумбиннен, Георгенбург, Норкиттен, Алленбург. К исходу четвертого дня операции развернуться на рубеже р. Инстер и на участке Гайджен — Нойнишкен — Тракиннен (около 18 км) и утром пятого дня во взаимодействии с 1-м Краснознаменным танковым корпусом нанести стремительный удар в направлении Гросс Поннау — Велау. Частью сил совместно с 28-й армией к исходу этого же дня овладеть Инстербургом {287}.
Таким образом, 11-й гвардейской армии предстояло, нарастив удар из глубины, развить успех первого эшелона и стремительным наступлением вдоль р. Прегель разобщить тильзитско-инстербургскую группировку противника, а затем совместно с соседями завершить ее разгром по частям. [199]
Директива предусматривала, что к исходу второго дня фронтовой операции нашей армии будет придана 2-я гвардейская артиллерийская дивизия прорыва, а ввод в сражение армии обеспечит артиллерия 5-й и 28-й армий.
1-й Краснознаменный танковый корпус с началом наступления 11-й гвардейской армии должен был двигаться за ее боевыми порядками и к исходу четвертого дня сосредоточиться в лесу Штаатс Форст Тпуллкинен, с расчетом быть готовым стремительно наступать в направлении Нойнишкен — Таплаккен{288}.
Авиационное обеспечение ввода в прорыв и поддержка были возложены на 1-ю воздушную армию. Стоит отметить, что рубеж ввода 11-й гвардейской армии в сражение был избран за главной полосой обороны противника, примерно в 30–40 км от переднего края. Здесь отсутствовали крупные речные преграды, что позволяло в первые же дни операции разобщить инстербургскую и тильзитскую группировки. Кроме того, рубеж позволял использовать второй эшелон фронта в зависимости от обстановки: на севере — против тильзитской группировки или на юге — против главной инстербургской. Мы предполагали, что в ходе наступления армий первого эшелона целостность обороны противника в значительной степени нарушится и сопротивление врага ослабнет. Но пока это было только предположением, хотя и базирующимся на реальной основе.
Да, генерал Черняховский был прав: 11-й гвардейской армии предстояло решать задачу далеко не из легких, особенно по темпам наступления первого дня. Утром вводим армию в сражение, а к исходу дня совместно с войсками 28-й армии уже берем Инстербург — сильно укрепленный узел, в котором все предназначено для длительной обороны. Но приказ командующего фронтом — закон. Конечно, Инстербург мы возьмем, сил для этого хватит. Но темпы!? Ведь сам процесс ввода армии через боевые порядки войск других армий — далеко не простое дело. Потребуется определенное время — не минуты, часы! Да и едва ли фронт армий первого эшелона продвинется так близко к Инстербургу, чтобы нам сразу же включиться в уличные бои. Хорошо, если все пойдет по оптимальному варианту. А если надо будет еще допрорывать оборону? В общем, надо быть готовым к различным вариантам ввода.
Продумывая полученную задачу, оценив обстановку, посоветовавшись с членами Военного совета армии{289} и работниками штаба, я пришел к выводу, что в ходе предстоящей операции нам необходимо последовательно решить две задачи: ближайшую — уничтожить [200] противника на рубеже ввода, разгромить его подходившие резервы, овладеть главной оборонительной полосой Ильменхорстского укрепленного района с выходом к исходу восьмого-девятого дня фронтовой операции частями армии на рубеж Попелькен — Вирткаллен, т. е. на глубину 20–25 км; дальнейшую — стремительно преследовать отходящего противника, разгромить его оперативные резервы, форсировать р. Прегель. На 11–12-й день наступления овладеть долговременной укрепленной позицией Хейльсбергского укрепленного района на участке Тапиау — Велау, который находился в 50–60 км от рубежа ввода армии в сражение.
Исходя из этих соображений предстояло принять решение и выработать план армейской наступательной операции, детализировать, то что в общих чертах указывалось в директиве командующего фронтом.
Принимая решение, мы исходили из двух вариантов ввода армии в сражение, понимая, что все в конечном счете будет зависеть от успеха войск первого эшелона ударной группировки фронта, особенно на главном направлении. Если они полностью разгромят противостоящие части противника, то мы с ходу, непосредственно из исходных районов, в походных или расчлененных строях вводим армию в сражение на рубежах, определенных штабом фронта. Если же немецко-фашистское командование, подтянув резервы, сумеет создать сплошной фронт на рубеже р. Инстер или несколько глубже, на рубеже Попелькен — Инстербург, и окажет упорное сопротивление первому эшелону войск фронта, то ввод нашей армии в прорыв будет возможен только после занятия ее войсками исходного положения и предварительной артиллерийской и авиационной подготовки. В этом случае предполагалось сменить части первого эшелона фронта на рубеже ввода, затем мощным фронтальным ударом прорвать оборону и, разгромив противостоящие части, вводом в бой 1-го Краснознаменного танкового корпуса стремительно развивать успех, стремясь выйти правым флангом на рубеж р. Дайме — Тапиау — Велау.
Второй вариант нам казался тогда наиболее вероятным, поэтому, планируя ввод соединений в прорыв, мы ориентировались именно на него.
Таким образом, ввод 11-й гвардейской армии в сражение предусматривался с расчетом прорыва в глубине организованной обороны противника, с основными усилиями на правом фланге — в общем направлении на Велау.
Опыт боевых действий армии в октябре 1944 г. показал, что в ходе развивающейся фронтовой операции возможны различные перегруппировки войск первого эшелона и перенацеливание второго эшелона туда, где наметился успех. Поэтому войска армии должны быть готовы в кратчайший срок перегруппироваться на новое направление. [201]
К планированию операции мы приступили сразу же после получения директивы фронта и основательного ее изучения. Составление такого плана — творческий процесс. Начала составлять его сравнительно небольшая группа офицеров штаба армии во главе с генерал-майором И. И. Ледневым. А мне еще необходимо было послушать соображения ближайших помощников и командиров корпусов.
В процессе подготовки решения на армейскую операцию мы тщательно изучали противника, уточняя и дополняя те данные, которые получили от штаба фронта. Наша трудность состояла в том, что непосредственного соприкосновения с противником армия уже не имела, поэтому приходилось пользоваться данными штаба фронта и соединений первого эшелона. Разведывательные органы нашего штаба, собрав и обобщив сведения о противнике, установили, что перед фронтом 39-й армии (до 40 км) оборонялся 9-й армейский корпус (561, 56-я и 69-я пехотные дивизии) со средней плотностью одна дивизия на 13 км. Южнее, перед фронтом 5-й и правым флангом 28-й армий на рубеже Пилькаллен — (иск.) Кишен (12 км) оборонялись 1-я и 349-я пехотные дивизии 26-го армейского корпуса, усиленные 49, 88, 1038-м и Инстербургским резерва главного командования артиллерийскими полками, 227-й бригадой, 1061-м и 118-м дивизионами штурмовых орудий, 2-м полком реактивных установок, 60-м и 1060-м противотанковыми дивизионами, семью батальонами различного назначения (3-м штурмовым, 11-м штрафным, 644-м крепостным, 62-м и 743-м саперными, 79-м и 320-м строительными).
В полосе наступления 28-й армии на рубеже Кишен — Гертшен (24 км) оборонялись 549-я пехотная дивизия 26-го армейского корпуса, 61-я пехотная дивизия, подчиненная парашютно-танковому корпусу «Герман Геринг», и 2-я парашютно-моторизованная дивизия этого корпуса. Плотность здесь достигала одной дивизии на 8 км. Эти соединения были усилены 302-й бригадой штурмовых орудий, 664, 665-м и 1065-м противотанковыми артиллерийскими дивизионами, бригадой шестиствольных минометов (18 установок), 27-м штурмовым, 13, 268, 68-м и 548-м саперными батальонами. Кроме того, в районе Гумбиннена находились 279-я и 299-я бригады штурмовых орудий{290}.
Таким образом, к началу наступления мы знали противостоящую немецкую группировку. Гораздо труднее было добыть важные для нас сведения о силах врага в оперативной глубине и об инженерных оборонительных укреплениях, особенно о насыщенности их оружием. Разведка и аэрофотосъемки давали скудные результаты. Поэтому во время планирования операции многое для нас оставалось неясным. С началом наступления войск первого эшелона фронта сведения о противнике стали поступать более [202] интенсивно, хотя и содержали противоречивые данные. Но в конечном итоге к 16–18 января на отчетных картах соединений и штаба армии обозначился такой противник, каким он был на самом деле. Поэтому, когда в силу создавшейся обстановки армия была перенацелена на другое направление — в стык 5-й и 39-й армий, штабу не потребовались большие усилия, чтобы получить данные о противнике в новой полосе.
Во второй половине декабря 1944 г. командиры всех степеней приступили к рекогносцировке маршрутов выдвижения в новые районы. Вместе с начальником штаба, командующим артиллерией и группой офицеров штаба мы провели рекогносцировку исходного района расположения армии, в результате которой было принято окончательное решение о расположении дивизий перед началом наступления, а также уточнен рубеж ввода армии в сражение. С 25 декабря 1944 г. по 11 января 1945 г. рекогносцировки провели командиры корпусов, дивизий и полков.
В ходе рекогносцировок были определены исходные пункты для выдвижения соединений и частей, маршруты их движения, порядок марша, места, требующие восстановительных работ, намечены районы расположения каждого батальона, полка, дивизии с расчетом тщательной маскировки личного состава и транспорта, определены места расположения тыловых учреждений, складов боеприпасов и продовольствия.
Чтобы полностью увязать наши действия с армиями первого эшелона, генерал-лейтенант И. И. Семенов выезжал в штабы 5-й и 28-й армий для уточнения их планов и оперативного построения войск на первом этапе операции — до ввода нашей армии в прорыв. Свои действия с корпусами этих армий увязали и командиры наших корпусов. Перед началом боевых действий командиры дивизий, находившихся в первом эшелоне нашей армии, выслали в стоящие впереди дивизии 5-й и 28-й армий оперативные группы из офицеров оперативного и разведывательного отделений для поддержания связи и взаимной информации.
План операции
Приступая к планированию, мы прежде всего исходили из характера укреплений в оперативной глубине обороны врага, насыщения его оборонительных рубежей долговременными сооружениями. Второй фактор, который мы учитывали, — это опыт, полученный в Гумбинненской операции 1944 г.
Анализируя с генералом И. И. Семеновым и своими основными помощниками первоначальный проект плана операции, составленный оперативным отделом штаба армии, мы обратили внимание на то, что в нем действия войск предусматривались по этапам и детально по дням, т. е. так, как это было спланировано в Гумбинненской [203] операции, когда 11-я гвардейская наступала в первом эшелоне. Но тогда задача армии была иной — она осуществляла прорыв, а потому в течение дня на каждом этапе боя должна была уничтожать определенную часть боевого порядка противника. В предстоящей же операции ей надлежало наращивать удар и развивать успех в глубине, и это следовало учитывать составителям плана:
Генерал Семенов укоризненно посмотрел на начальника оперативного отдела. Но я тут же заметил, что армия впервые выполняет подобную задачу, и дал указание спланировать операцию так, чтобы командиры и штабы соединений не действовали по шпаргалке, расписанной по дням, а вели бой, исходя из создавшейся обстановки. Зная конечную цель этапа операции, они могли бы проявить творческую самостоятельность и инициативу. Не всегда, планируя, можно детально предвидеть ход предстоящей операции, изменения обстановки и развития боевых действий на каждый ее день, равно как неразумно в данных условиях заранее разрабатывать схему действий. Такая схема — шаблон, а шаблон, как известно, ограничивает возможности командного состава, сковывает его действия. Целесообразнее всего планировать операцию по этапам, определяя последовательность выполнения задач армии. В этом случае войска будут действовать более целеустремленно и сосредоточенно.
Штаб армии вновь приступил к разработке плана операции, которую решили провести в два этапа. Начиная работу, штаб еще раз проверил последние данные о противнике, поскольку в самой директиве они были весьма краткими. Теперь значительное время — более 20 суток — мы предусматривали для подготовки к операции, разбив этот подготовительный этап на два периода. Первый — боевая подготовка и перегруппировка войск на новое направление, пополнение всех средств материально-технического обеспечения войск. Второй — подход войск к рубежу ввода и развертывание на нем. К этому времени командиры дивизий с командирами полков и приданных средств усиления, а в дальнейшем командиры полков с командирами батальонов должны были выехать на наблюдательные пункты действующих впереди соединений и частей, откуда уточнить на местности свои полосы и участки, наметить совместно с командирами сменяемых частей пути движения подразделений на исходные позиции.
Чтобы скрыть от немецко-фашистского командования направление ввода армии в сражение и тем обеспечить внезапность удара, район сосредоточения 11-й гвардейской был избран юго-восточнее намеченного направления, в 12–20 км от переднего края немецкой обороны. Такое удаление в условиях 1945 г. позволяло войскам не только своевременно выйти на рубеж ввода, но и совершить это в более спокойной обстановке. К тому же избранный район сосредоточения сводил к минимуму вероятность контрудара с юга, который [204] противник мог предпринять с целью срыва нашего наступления, учитывая, что главная группировка фронта была выдвинута уступом вперед.
Для выдвижения армии на рубеж ввода в сражение назначалась полоса шириной 14–18 км с шестью маршрутами. Это давало возможность каждому корпусу иметь для движения и маневра 6-километровую полосу по крайней мере с двумя маршрутами, что, несомненно, обеспечивало своевременный выход войск на рубеж и их одновременное развертывание.
Мы предусматривали последовательный подход к рубежу ввода, сообразуясь с продвижением войск первого эшелона фронта, но при этом с таким расчетом, чтобы к исходу четвертого дня фронтовой операции сменить соединения первого эшелона и в ночь на пятый день приступить к выполнению боевой задачи. Сменой действовавших частей 5-й и 28-й армий заканчивался подготовительный этап операции в целом.
В ходе первого этапа операции войска 11-й гвардейской должны были уничтожить противника на рубеже ввода и, используя успех танкового корпуса, начать преследование отходящего врага. Затем им предстояло овладеть оборонительной полосой Ильменхорстского укрепленного района на участке Попелькен — Подраиен — Георгенбург и выйти на рубеж Попелькен — Вирткаллен, т. е. на глубину до 20–25 км. На все это отводилось четверо суток (пятый — восьмой дни фронтовой операции) при темпе наступления 5–10 км в сутки.
План предусматривал и другой вариант: если танковый корпус полностью не решит свою задачу, провести артиллерийскую и авиационную подготовку наступления, прорвать оборону немцев общевойсковыми соединениями, после чего вновь ввести в бой танковый корпус{291}.
За четверо суток, отведенных планом на второй этап операции, войскам 11-й гвардейской армии надлежало, как уже указывалось выше, разгромить вводимые противником в бой резервы, овладеть на участке Тапиау — Велау долговременной укрепленной позицией Хейльсбергского укрепленного района и захватить переправы через р. Прегель в районах Таплаккен, Зимонен, Норкиттен. Глубина наступления достигала 50–60 км, темп — 12–15 км в сутки.
Оперативное построение войск армии и задачи корпусам
Оперативное построение армии мы наметили с учетом опыта октябрьских боев прошлого года. Все три корпуса (8, 16, 36-й) построили в один оперативный эшелон глубиной 15–20 км. Боевой порядок корпусов строился в два-три эшелона. Вторые эшелоны [205] корпусов находились в глубине на удалении 4–6 км, третьи — на 10–15 км. Основные усилия сосредоточили на правом фланге в полосах 8-го и 16-го гвардейских стрелковых корпусов на участке 7–8 км. При вводе армии в сражение предполагалось иметь в первом эшелоне четыре дивизии (26, 31, 18-ю и 16-ю), во втором — три (5, 11-ю и 84-ю), в третьем — две (83-ю и 1-ю). Стрелковые полки, как правило, строились в два эшелона.
При действиях в глубине оперативное построение войск армии имелось в виду оставить без изменений. При прорыве оборонительной полосы Ильменхорстского укрепленного района планировалось дополнительно выдвинуть 11-ю гвардейскую стрелковую дивизию в первую линию соединений 16-го корпуса для наращивания удара. При прорыве долговременной укрепленной позиции Хейльсбергского укрепленного района на Дайме и на рубежах рек Прегель и Алле выдвинуть вперед дивизии второго эшелона, а на их место вывести дивизии первого эшелона.
Чем было обусловлено именно такое оперативное построение войск 11-й гвардейской армии?
Мы исходили из того, что оперативное построение войск армии второго эшелона зависит от глубины предстоящей операции, ширины рубежа ввода в сражение, характера обороны противника и местности, а также от роли и места армии во фронтовой операции. Глубокое построение корпусов в данном случае давало возможность непрерывно наращивать силы из глубины боевых порядков как для прорыва значительного количества оборонительных полос, так и для расширения этого прорыва к флангам и своевременного отражения контратак противника. В ходе боя нередко возникает необходимость маневра силами и средствами, изменения направления действий. И это сделать гораздо легче из глубины боевых порядков, чем за счет войск первого эшелона.
Каждый корпус получил свою полосу наступления, направление главного удара и сроки боевых действий в определенных районах.
На правом фланге армии должен был наступать 8-й гвардейский стрелковый корпус, возглавляемый генерал-лейтенантом М. П. Завадовским. К исходу пятого дня ему надлежало выйти на линию Вальдфриден — Жакен. В полосе наступления корпуса предусматривался ввод 1-го Краснознаменного танкового корпуса, соединениям которого предстояло совместно с передовыми подвижными отрядами стрелковых дивизий овладеть сильным опорным пунктом Попелькеном. На шестой день, а при безуспешных действиях танкистов на седьмой-восьмой день 8-му гвардейскому корпусу надо было продолжать наступление в общем направлении на Буххов, Линденберг и к исходу восьмого дня выйти в район Паггаршвиннена{292}. На втором этапе задачей этого корпуса являлось преследование отступающего противника в направлении Тапиау и на 11–12-й день операции [206] после форсирования р. Дайме овладение районом Тапиау — (иск.) Велау.
В центре оперативного построения армии находился 16-й гвардейский стрелковый корпус, которым командовал генерал-майор С. С. Гурьев. Его соединениям надлежало, обойдя лес Штаатс Форст Падройн с юга, продолжать наступление в общем направлении на Кампутшен, к исходу пятого дня выйти главными силами на рубеж Аукскаллен — Кампутшен, а передовым подвижным отрядом совместно с частями 1-го Краснознаменного танкового корпуса овладеть районом Шпрактен. После этого, развивая успех танкового корпуса, стрелковые дивизии должны были прорвать рубеж Ильменхорстского укрепленного района и на шестой — восьмой день операции выйти на линию Паггаршвиннен — Вартенбург. На втором этапе операции — преследовать отходящего противника и на 11–12-й день, форсировав р. Прегель, овладеть районом Велау, обеспечивая за собой переправу у Таплаккена.
На левом фланге армии планировалось наступление 36-го гвардейского стрелкового корпуса, соединения которого к исходу пятого дня операции должны были выйти в район Георгенбурга. Одной дивизии корпуса предстояло форсировать р. Прегель в районе г. дв. Неттинен и ударом с запада совместно с соседом слева овладеть Инстербургом. На шестой — восьмой день операции 36-му корпусу, как и другим корпусам нашей армии, надлежало продолжать наступление в общем направлении на Пузбершкаллен и овладеть районом Вирткаллена. На втором этапе соединения корпуса должны были преследовать отходящего противника и на 10–11-й день операции выйти на рубеж Шенвизе — Зимонен, после чего, обеспечивая левый фланг армии и удерживая за собой переправы через р. Прегель у Зимонена, Норкиттена и Гросс Бубайнена, наступать на Клайн Hyp — Алленбург{293}.
36-м гвардейским стрелковым корпусом командовал генерал-лейтенант Петр Кириллович Кошевой. Он прибыл в армию 6 января, т. е. за неделю до начала операции. Это обстоятельство беспокоило Военный совет армии. Сможет ли Кошевой в столь короткий срок освоить корпус и подготовить его к боям? Но при первых же встречах генерал произвел на меня впечатление энергичного командира. Поистине в кратчайший срок он сумел изучить состояние соединений, частей и овладеть управлением корпуса. Волевой, решительный и храбрый, Петр Кириллович показал себя в операции хорошо подготовленным в оперативно-тактическом отношении, вполне сформировавшимся военачальником.
В соответствии с директивой командующего 3-м Белорусским фронтом и планом операции 11-й гвардейской армии 1-й Краснознаменный танковый корпус сосредоточивался в лесу Штаатс [207] Форст Тпуллкинен в готовности к вводу в сражение с утра пятого Дня на участке 8-го гвардейского стрелкового корпуса. Взаимодействуя с частями последнего, он должен был атаковать противника, затем оторваться от него и, стремительно продвигаясь вперед, на шестой день операции (т. е. на второй день после ввода в сражение) форсировать реки Дайме и Прегель и овладеть городами Тапиау и Велау. Темп наступления для корпуса предусматривался 25–30 км в сутки. Читатель уже знает, что в случае неуспеха нами предусматривался вывод танкового корпуса из боя, прорыв Ильменхорстского укрепленного района стрелковыми соединениями и повторный ввод корпуса на этом направлении с прежней задачей.
Планируя оперативное построение 11-й гвардейской армии и ставя задачу корпусам, мы стремились избежать шаблона, но в то же время заботились о соответствии построения общему замыслу операции. Конечно, мы имели в виду ввести армию неожиданно для противника, что нам впоследствии полностью удалось. Немцы долго искали 11-ю гвардейскую, после того как ее вывели во второй эшелон, и смогли обнаружить лишь на восьмой день фронтовой операции, когда ее ввели в сражение. Внезапность наших действий обеспечила большой перевес сил на нужном направлении.
Таким образом, идея замысла операции 11-й гвардейской армии и оперативного построения ее войск заключалась в том, чтобы, войдя в прорыв на главном направлении, создать перевес сил, который бы позволил превратить тактический прорыв в оперативный. Мы понимали, что сделать это, не достигнув внезапности, невозможно. Вместе с тем сосредоточение и ввод таких крупных сил, как армия, при непременном условии сохранения внезапности, требовало от командиров старшего звена (корпусов и дивизий) высокого мастерства. План операции предусматривал совершение маршей только ночью, рассредоточение войск по фронту и в глубину и другие мероприятия.
Военный совет 3-го Белорусского фронта, которому 5 января 1945 г. мы представили свой план, утвердил его. Генерал Черняховский отметил при этом большую и дружную работу коллектива штаба армии. Да и нам казалось, что мы стоим на правильном пути.
Много лет прошло с тех пор, и, анализируя ретроспективно минувшие события, я не могу не остановиться на некоторых недостатках разработанного нами плана операции.
Директива Ставки Верховного Главнокомандования предусматривала разгром тильзитско-инстербургской группировки противника на глубину 70–80 км в течение 10–12 дней{294}, т. е. со средним [208] темпом продвижения 7–8 км в сутки. Штаб 3-го Белорусского фронта запланировал более высокий темп: для войск первого эшелона фронта — 10–12 км{295} и для 1-го Краснознаменного танкового корпуса — 25–30 км{296}, что более соответствовало сложившейся обстановке.
Если от войск фронта требовался такой темп операции, то, естественно, армии второго эшелона, взаимодействовавшей с танковым корпусом, следовало определить более высокие темпы. Между тем при общей глубине операции 11-й гвардейской армии в 60–70 км разработанный нами план намечал выполнение задачи в течение семи-восьми дней, т. е. с темпом 8–9 км в сутки. Если такой темп отвечал требованиям директивы Ставки, то он совершенно не соответствовал решению командующего фронтом не только для второго эшелона, но даже и для первого.
В чем же причина такого расчета? Этот вопрос ставим перед собой мы, авторы плана и участники операции, почти через 25 лет после нее. И отвечаем: видимо, мы несколько переоценили силы противника, его оборонительные сооружения и укрепления, его моральные и боевые качества. Тем самым мы недооценили возможностей наших войск. Ведь не случайно в плане предусмотрен как наиболее вероятный вариант действий при неудаче первого эшелона армии, а также 1-го танкового корпуса{297}, т. е. по существу войска нацеливались на прорыв позиционной обороны противника.
Но это, повторяю, ретроспективный анализ. Тогда мы думали по-иному.
К операции готовятся все
Для артиллерийского обеспечения боевых действий 11-й гвардейской армии были созданы полковые, дивизионные, корпусные и армейские артиллерийские группы, а также артиллерийские группы ПВО. В их составе (без средств усиления фронта) насчитывалось 825 орудий и минометов, в том числе в артиллерийских группах 8-го гвардейского стрелкового корпуса — 235, 16-го гвардейского стрелкового корпуса — 215, 36-го гвардейского стрелкового корпуса — 270, в армейской — 105 орудий крупного калибра. Основная группировка артиллерии находилась на правом фланге и в центре, т. е. там, где наносился главный удар. Мы учитывали также, что на артиллерию 5-й и 28-й армий возлагалось обеспечение ввода нашей армии в прорыв.
1-й Краснознаменный танковый корпус усиливался гаубичным, минометным и зенитно-артиллерийский полками. Перед артиллерийскими частями были поставлены следующие задачи. [209]
Прицельным огнем и методом последовательного сосредоточения огня подавить живую силу и уничтожить огневые точки противника на рубеже ввода армии в прорыв. Огнем орудий прямой наводки, следовавших в боевых порядках пехоты, уничтожать огневые точки, танки, штурмовые орудия и бронетранспортеры немцев. Подавить активно действующие артиллерийские батареи врага. Методом последовательного сосредоточения огня подавить мешающие продвижению огневые средства и живую силу противника в полосе движений нашей пехоты. Постановкой огневого окаймления на флангах и последовательным сосредоточением огня подавить огневые средства и живую силу противника и тем обеспечить ввод 1-го танкового корпуса в прорыв и его действия в глубине. Не допустить подхода резервов и контратак немецкой пехоты и танков, особенно с направлений Жиллен, Ауловенон, Попелькен и Инстербург. Прикрыть боевые порядки пехоты и танков в исходном положении и при бое в глубине от авиации противника.
Авиационное обеспечение действий армий занимало большое место в плане операции. Штаб фронта наметил в плане выделить нам 12 авиадивизий различного назначения с большим ресурсом самолето-вылетов и значительной бомбовой нагрузкой. Имелось в виду в первые сутки операции произвести 1200 ночных и 1800 дневных самолето-вылетов, в течение которых сбросить 1817 т бомб {298}. Предусматривалось также выделение необходимого ресурса штурмовых самолето-вылетов в интересах 1-го танкового корпуса.
Инженерные средства, которыми располагала армия (а ей дополнительно была придана 9-я штурмовая инженерно-саперная бригада), распределялись нами сообразно выполняемым задачам. Так, 16-й и 36-й гвардейские корпуса получили по одному инженерно-саперному батальону, а 1-й танковый корпус — два, так как ему предстояло действовать в полосе 8-го гвардейского стрелкового корпуса. Для постройки мостов вторым эшелонам, артиллерии и танкам, командных и наблюдательных пунктов, для восстановления гидротехнических сооружений на реках Инстер, Дайме, Прегель и Алле, для усиления армейского противотанкового резерва и других работ выделялись части нашей армейской инженерно-саперной бригады.
С особым вниманием продумывали мы план материально-технического обеспечения операции, чтобы в ходе ее удовлетворить все потребности войск, в том числе и в медицинском обеспечении, а также правильно решить естественные в данном случае проблемы дорожной службы, подвоза и эвакуации. Если в Гумбинненской операции 1944 г. коммуникации армии, или, как говорят, «плечо подвоза», были укороченными, то теперь, в условиях маневренной операции, они увеличатся, и это не может не сказаться на характере [210] работы всех органов тыла. Армия базировалась на железнодорожный участок Козлова Руда — Мариямполь. Ее основная станция снабжения и армейская база — Мариямполь, головная выгрузочная станция — Вержболово. После ввода армии в прорыв и выхода ее на рубеж Попелькен — Вирткаллен предполагалось станцию снабжения и основные склады передислоцировать в Шталлупенен, а дивизионные обменные пункты и медико-санитарные батальоны развернуть на линии Куссен — Гумбиннен.
К началу наступления дивизионные тылы были подтянуты к исходным рубежам и размещены в соответствии с требованиями оперативной обстановки. На дивизионные обменные пункты были полностью завезены материально-технические средства.
Для полного обеспечения наступательной операции всеми видами материального довольствия войска и армейские склады должны были накопить 5,5 боекомплектов боеприпасов, 15 суточных дач продовольствия, 22 суточные дачи фуража и 4 заправки горючего. Все это было подвезено, за исключением некоторых видов продовольствия, которые доставили в ходе операции. То обстоятельство, что госпитали имели 10-суточный запас продовольствия на штатное число коек, обеспечивало бесперебойное питание раненых и самостоятельность госпиталей при их передислокации.
Санитарная служба 11-й гвардейской армии располагала 16 госпиталями различного назначения, одной автомобильной и двумя конно-санитарными ротами. Планируя медицинское обеспечение операции, мы предусматривали четыре госпиталя в первой линии, десять — во втором эшелоне и два — в резерве. К началу наступления медико-санитарные батальоны были освобождены от раненых и больных, подлежавших эвакуации, и подготовлены к приему раненых, все лечебные учреждения полностью оснащены медицинским имуществом, оборудованием, медикаментами и перевязочным материалом. Все, кто в прошлом перенес обморожение, были профилактически в первую очередь обеспечены валенками.
Наличие в армии к началу операции 85–90% (к штатному составу) автомобильного транспорта в целом соответствовало потребностям войск. Для подвоза и эвакуации намечалось оборудовать шоссе Гумбиннен — Инстербург как основную дорогу и дополнительно по одному маршруту на каждый корпус.
К концу Гумбинненской наступательной операции, т. е. в начале ноября 1944 г., стрелковые дивизии 11-й гвардейской армии на считывали по 5–6 тыс. человек. Организационная структура частей и подразделений была при этом значительно нарушена. Только в четырех дивизиях сохранилось по 27 рот, в остальных — 18–21 рота. В каждой роте оставалось от 30 до 65 человек. Поэтому важнейшей задачей штаба армии в процессе подготовки январского наступления являлось восстановление основных боевых подразделений — стрелковых, пулеметных и минометных рот, артиллерийских батарей, укомплектование их личным составом и вооружением. [211]
С 1 ноября 1944 г. по 20 января 1945 г. в армию прибыло около 20 тыс. человек маршевого пополнения, в том числе 40% составляли мобилизованные на освобожденной территории Западной Украины и Белоруссии, 35 % — призывники, 15 % — участники Великой Отечественной войны, возвратившиеся из госпиталей, и до 10% — военнообязанные из запаса. Все они, кроме тех, кто участвовал в боях этой войны, хотя и находились в течение трех-четырех месяцев в запасных частях военных округов, имели недостаточную подготовку. Стрелковое оружие знали, но действиям в составе взвода и роты были обучены слабо и, конечно, не имели боевого опыта. Гораздо лучше подготовленным было пополнение из ресурсов армии и фронта. Эти бойцы обладали известным боевым опытом и хорошей подготовкой в боевом отношении. Все это следовало учитывать при комплектовании соединений.
Но и у тех, кто был впервые призван в армию, и у тех, кто вернулся в строй, залечив боевые раны, политико-моральное состояние было высоким, настроение бодрым. Люди рвались в бой, стремясь добить фашистского зверя, освободить народы Европы и, победоносно закончив войну, вернуться к созидательному труду.
К 10 января численность каждой гвардейской стрелковой дивизии составляла 6500–7000 человек. Во всех полках были восстановлены все стрелковые, пулеметные и минометные роты. В каждой стрелковой роте находилось по 70–80 человек.
В ноябре и декабре войска 3-го Белорусского фронта вели оборонительные действия, активную разведку всех видов. Одновременно они занимались напряженной боевой учебой.
Поначалу мы готовили соединения нашей армии к прорыву. Но когда в первой половине декабря 1944 г. генерал армии И. Д. Черняховский ориентировал меня о характере использования нашей армии в предстоящей операции, пришлось изменить направление ее боевой подготовки. Мы знали, что действия в оперативной глубине характерны большой маневренностью, неясностью и изменчивостью складывающейся обстановки, разнообразием форм. В таких условиях нужны быстрота и решительность, четкость и согласованность в использовании всех родов войск, умение гибко маневрировать силами для создания превосходства над противником на основных направлениях. Все эти требования надо было довести до каждого командира и начальника, добиться глубокого усвоения ими боевой задачи со всеми ее особенностями.
13 декабря на очередном учебном сборе командиров корпусов и дивизий, разбирая Гумбинненскую операцию, я тщательно проанализировал проведенные бои, сильные и слабые стороны в действиях войск. Кое-кому этот конкретный разбор был явно неприятен. Но тут уж поделать ничего нельзя — война требует суровых оценок всех недостатков, иначе их не избежать в будущем. В заключение были поставлены собравшимся конкретные задачи по боевой подготовке соединений в соответствии с планом готовящейся операции. [212]
Основные усилия в боевой подготовке войск армии были направлены главным образом на изучение видов боя в тактической и оперативной глубине обороны противника. Это объяснялось не только существом предстоящей задачи, но и тем, что опыт по прорыву обороны противника войска армии имели гораздо больший, чем по развитию успеха в тактической и оперативной глубине. Проведенные ранее операции показали, что с прорывом обороны противника, как бы сильна она ни была, наши части всегда справлялись успешно, а вот действия частей и соединений в глубине обороны в ряде случаев не давали ожидаемых результатов. Стрелковые части, встречая сопротивление подошедших резервов противника, резко снижали темп наступления, задерживались на промежуточных оборонительных рубежах и в конце концов останавливались. Поэтому стрелковые, танковые и артиллерийские части следовало научить прорыву с ходу промежуточных оборонительных рубежей, умению вести встречный бой и неотступно, решительно и смело преследовать и уничтожать отходящего противника, блокировать и уничтожать долговременные огневые сооружения, умело и быстро закреплять достигнутый успех, отражать контратаки танков и пехоты и другим видам боя. Надо было учить войска умению выполнять именно те задачи, которые возникнут в ходе операции.
Методы учебы перечислять не буду — они общеизвестны. Стоит лишь обратить внимание на такую немаловажную деталь, как основательное изучение местности предстоящих боевых действий. Войска 11-й гвардейской армии мы обучали на местности, подобной той, на которой им предстояло действовать. Самым внимательным образом изучалась и территория противника. Помимо карт войска располагали крупномасштабными планами, подготовленными способом аэрофотосъемки. Эти планы, разумеется уточняемые с помощью разведки, принесли огромную пользу для правильной организации боя.
Чтобы вести наступление непрерывно, как днем, так и ночью, чтобы не дать противнику возможности организовывать оборону на промежуточных оборонительных рубежах, в дивизиях специально готовились передовые подвижные отряды, способные вести ночной бой и преследовать врага. Эти отряды состояли из стрелкового батальона на автомашинах, артиллерийского дивизиона на мехтяге и других специальных подразделений. Возглавляли такие отряды, как правило, заместители командиров дивизий. Передовые подвижные отряды должны были в некоторой степени компенсировать недостаточную в то время подвижность стрелковых частей.
Около 40% всех тактических занятий было проведено ночью или днем при ограниченной видимости. Учитывая, что для подхода в исходный район войскам придется преодолеть значительные расстояния, мы обратили внимание на обучение частей и соединений совершению маршей, особенно ночью.
Само собой разумеется, ни на минуту не забывали мы такого [213] важного вопроса, как организация и осуществление взаимодействия между всеми родами войск и авиацией. Без этого не проводилось ни одно тактическое учение.
Анализируя практику всех видов минувших боев, мы пришли к убеждению, что успех в них достигался обычно как мужеством и обученностью личного состава подразделений, так и хорошей подготовкой офицеров. Следует сказать, что людей стойких и мужественных в нашей армии всегда было много, а вот хороших организаторов боя, как правило, не хватало — многих из них теряли в боях. Таких офицеров надо было готовить систематически и упорно, не жалея ни сил, ни времени. И мы это делали. Волевой, инициативный, смелый и решительный командир особенно нужен в условиях борьбы в глубине обороны противника, когда подразделения часто будут действовать изолированно одно от другого.
С командирами дивизий и корпусов, начальниками штабов, командующими родами войск и начальниками служб командование армии проводило занятия по организации и осуществлению ввода в сражение вторых эшелонов — крупных соединений. На этих занятиях речь шла о характере боевых действий соединений и частей в тактической и оперативной глубине обороны противника. В качестве руководителей занятий мы привлекли и командира 1-го Краснознаменного танкового корпуса генерал-лейтенанта танковых войск В. В. Буткова и заместителя командующего 1-й воздушной армией генерал-майора авиации Е. М. Николаенко, которые прочитали доклады об использовании танков и авиации в предстоявшей операции и на групповых занятиях показали возможные действия их.
Штабы частей и соединений мы главным образом учили организации и управлению боем при вводе в прорыв, в ходе наступления и особенно в глубине обороны противника. С учетом предстоящей задачи в конце декабря 1944 г. командование армии провело штабное учение со штабами корпусов.
Меня заботила также мысль о подготовке штаба армии, командиров и штабов корпусов и дивизий. Вместе с тем хотелось проверить наши взгляды на способы действий армии при вводе ее в сражение и боевые действия в оперативной обороне врага. Поэтому 3–5 января было проведено армейское трехстепенное командно-штабное учение на местности со средствами связи на тему «Ввод в прорыв армии второго эшелона и ее действия для развития успеха». Такого рода учение в военных условиях, непосредственно на фронте — дело необычное, тем не менее мы на него пошли, получив, естественно, разрешение генерала Черняховского. Мы отвели в тыл штаб армии, штабы корпусов и дивизий (за исключением оперативных групп, оставшихся на месте) на 60–80 км, в район Алитуса.
Учение проводилось на фоне конкретной оперативной обстановки, сложившейся к тому времени перед армиями первого эшелона. [214]
Учение помогло уточнить Организацию и некоторые элементы развития операции, отработать методы управления войсками, организацию взаимодействия, материальное обеспечение. Штабы корпусов и дивизий составили все необходимые документы на марш, смену частей первого эшелона, планы взаимодействия, планы занятия исходного положения, ввода в бой соединений, развития успеха в глубине вражеской обороны и другие. Но, к сожалению, закончить учение не удалось. В первые дни января противник резко усилил разведку. 4 января он нанес короткий удар по 31-й армии на филипувском направлении. Пришлось возвратить штабы в свои районы.
Таким образом, напряженная учеба охватила всю 11-ю гвардейскую армию, от рядового до командующего. Несмотря на огромную занятость, я выкраивал часы и минуты для личной подготовки: изучал наступление русских войск на гумбинненском операционном направлении в начале войны 1914 г., глубоко и критически анализировал свой опыт, накопленный на протяжении почти четырех лет войны.
Особенную заботу у всех нас вызывало обучение пополнения, пришедшего в армию за месяц-два перед началом наступления. Мало того, что некоторая часть его была недостаточно подготовлена, многие из молодых солдат не испытали тех трудностей, которые армии предстояло преодолевать.
Таким образом, в результате усиленной и целеустремленной боевой подготовки и организационных мероприятий значительно повысился уровень общей боеготовности и боеспособности частей и соединений армии.
Партийно-политическая работа
Никто не станет возражать против того, что боевая обученность солдат и сержантов, военное искусство генералов и офицеров играют важную роль в достижении успеха на поле боя. Но никакая победа немыслима без высокого морально-боевого духа войск, без их организованности и сознательной дисциплины. Высокие моральные качества советского воина — его самое сильное оружие. О нем с уважением говорят многие мемуаристы, историки и военные комментаторы капиталистического мира. Правда, далеко не все из них правильно понимают идейные истоки этого оружия, но силу его признают почти все.
Военный совет и политотдел 11-й гвардейской армии никогда не забывали о моральной подготовке войск. И в этом случае они дали подробные указания командирам и политработникам об организации партполитработы в войсках в период подготовки операции и в ходе ее. Мы не забывали, что соединениям и частям нашей армии предстояло наступать по территории, подготовленной к долговременной обороне, защищаемой в основном добровольцами-пруссаками, [215] собранными со всей Германии. Здесь, как никогда, требовалась мобилизация всех сил и моральных возможностей войск.
Мне не хотелось бы повторяться, описывая распространенные формы и методы партполитработы: митинги, собрания, встречи с ветеранами, беседы об истории частей, пропаганда боевых традиций, обсуждение обращения Военного совета фронта и армии. Формы эти не менялись, но существенно расширилось содержание работы. Больше внимания мы стали уделять интернациональному воспитанию воинов.
За час до начала артиллерийской подготовки во всех подразделениях было зачитано обращение Военного совета 3-го Белорусского фронта. «Сегодня Родина зовет вас на новые ратные подвиги, — говорилось в нем, — на штурм фашистской берлоги, на решающие битвы с врагом... Сокрушайте всякое сопротивление немецко-фашистских захватчиков! Не давайте им ни одной минуты передышки! Преследуйте, окружайте, истребляйте фашистскую нечисть без всякой пощады!»{299} А далее в обращении говорилось об естественных для нашего воина понятиях — о достоинстве советского человека, о гуманном отношении к мирному населению Германии, к пленным и раненым врагам, о великой освободительной миссии Советского Союза в Европе. И нужно отметить, что наши советские солдаты и офицеры с честью пронесли знамя пролетарского интернационализма.
В подготовительный период операции наши политорганы создали полнокровные ротные партийные и комсомольские организации, много сделали по улучшению внутрипартийной работы, повышению идейно-политического уровня солдат и командиров и обеспечению высокого уровня боевой подготовки.
К 1 января 1945 г. в войсках 11-й гвардейской армии насчитывалось 1132 ротные и равные им партийные организации{300}, в которых состоял 24261 коммунист (17254 члена и 7007 кандидатов партии) {301}. В большинстве стрелковых рот и артиллерийских батарей партийные организации имели 10–15 членов и кандидатов партии, комсомольские — до 25 комсомольцев{302}. Таким образом, партийная прослойка в строевых частях к началу наступления составляла почти 15–20%, а вместе с комсомольцами — до 45% от общей численности личного состава. Это была огромная сила, цементирующая ряды армии.
Как всегда перед наступлением, коммунисты собрались и обсудили, как лучше выполнить задачи своих соединений, частей, [216] подразделений в операции. Они потребовали, чтобы все члены партии показывали в бою личный пример выполнения приказов командиров, воинского умения, отваги, бесстрашия, а самое главное — строжайшей бдительности, непримиримой борьбы с беспечностью и ротозейством, поскольку военные действия переносились на территорию противника.
Перед бойцами, особенно из нового пополнения, выступали бывалые воины — бойцы, сержанты и офицеры. В 97-м полку 31-й гвардейской стрелковой дивизии, например, перед комсомольцами неоднократно выступал рядовой Шестеркин, награжденный орденами Красного Знамени и Отечественной войны и медалью «За отвагу» {303}.
Была у нас еще одна весьма оправдавшая себя форма пропаганды, которая очень помогала сплачивать личный состав. Если случалось назначать новых командиров стрелковых, пулеметных и минометных рот, подразделение выстраивалось и новый командир рассказывал о себе и о своей боевой жизни, о бойцах, которыми он до того командовал, призывал личный состав бить врага по-гвардейски, до полного его уничтожения.
Командиры и политработники рассказывали бойцам о насилиях, грабежах и убийствах, совершенных гитлеровцами на нашей земле. Только в одном 252-м полку 83-й гвардейской стрелковой [217] дивизий фашисты убили и замучили близких родственников у 158 воинов, угнали в Германию семьи 56 военнослужащих, у 152 воинов семьи остались без крова, у 293 человек фашисты разграбили имущество и угнали скот и т. д.{304}
Всем, кто пришел служить в 11-ю гвардейскую армию, мы рассказывали о бессмертном подвиге нашего гвардейца Героя Советского Союза рядового 77-го полка 26-й гвардейской стрелковой Дивизии Юрия Смирнова.
Военный совет пригласил мать героя — Марию Федоровну Смирнову. Она побывала во многих частях, рассказывала о своем сыне, призывала беспощадно громить немецко-фашистские войска в их логове, отомстить им за зверства на Советской земле.
Когда в войсках был получен приказ о наступлении, во всех частях и подразделениях прошли митинги и собрания, на которых солдаты, сержанты и офицеры поклялись не жалеть жизни, чтобы навсегда покончить с фашистским зверем.
Партийно-политическая работа, проведенная в войсках 11-й гвардейской армии, имела огромное значение в деле мобилизации всего личного состава: окрепло морально-политическое состояние войск, еще выше поднялись их сознательность и понимание стоящих задач. Но особенно радовала всех нас тяга воинов в Коммунистическую партию, что усиливало парторганизации частей. Чем ближе подходил срок начала операции, тем больше подавали воины заявлений о приеме в партию. Вот как это выглядело, например, в 31-й гвардейской стрелковой дивизии:
| Время | Подано заявлений о приеме в члены партии | Подано заявлений о приеме в кандидаты партии |
| Декабрь | 69 | 96 |
| С 1 по 14 января | 41 | 48 |
| С 15 по 19 января | 23 | 120 |
«Хочу идти в бой коммунистом» — эти идущие от сердца слова повторялись в сотнях заявлений.
В десятых числах января я доложил Военному совету 3-го Белорусского фронта, что 11-я гвардейская армия готова к операции. [218]