Почему вернулись миссии
Прожженные английские политиканы, видимо, еще до окончания войны смекнули, что перемещенные лица им пригодятся, и с самого начала взяли курс на срыв репатриации. Американцы же в первое время после встречи на Эльбе соблюдали принятые на себя обязательства. Не мудрствующие лукаво фронтовые офицеры передавали Советской стране как честных граждан, стремившихся на родину, так и подлежащих суду головорезов-изменников. Но это продолжалось очень недолго. Могущественные силы, стоявшие за спиной Гарри Трумэна, провозгласили политику разнузданного антикоммунизма и военной истерии. Это сказалось во всем, и в частности в вопросе о репатриации советских граждан. С грохотом опустившийся американский железный занавес отрезал от Родины наших соотечественников, занесенных злой судьбой в Западную Германию.
В американской зоне советскую миссию по репатриации возглавлял подполковник Банцырев, с которым я часто виделся. Из его рассказов мне стало ясно, что в американской зоне оккупации Германии происходит почти в точности то же самое, что и в английской.
Как-то весной 1948 года, встретившись с Банцыревым, я, между прочим, рассказал ему о покушении на советских офицеров в лагере «Райне».
— Ты говоришь, это было 23 января? — спросил Банцырев. — А у нас днем раньше — 22 января капитан Верник ездил в лагерь в Мюнхен, и кучка бандитов [182] сожгла его машину на глазах американского капитана Пулля и двух американских солдат.
Мы пришли к выводу, что действия бандитов направляются из одного центра. Такое предположение имело под собой почву, поскольку из газет мы знали, что американская и английская разведка тесно сотрудничают.
В отношениях с работниками советской миссии американские власти применяли методы инквизиторов из американских комиссий по расследованию. Они дошли до того, что требовали от офицеров миссии письменных отчетов о том, что они делали в течение дня, с кем разговаривали по телефону, куда ходили, кого принимали. Исключение не делалось даже для воскресных дней.
Положение, сложившееся в американской зоне оккупации Германии и Австрии, исчерпывающе обрисовано в ноте Советского правительства правительству США, Содержание ноты было изложено советскими газетами 26 февраля 1949 года. Вот что в ней говорилось.
По далеко не полным данным, в американской зоне к 1949 году находилось свыше 116 тысяч человек, подлежащих репатриации. Кроме того, там оставалось большое количество советских детей, которые в период войны потеряли родителей или были насильственно разлучены с ними. Эти малыши оставались беззащитными, так как наши представители не могли получить доступ в места, где они содержались.
Официальные американские военные власти систематически отказывали советским офицерам в организации встреч с вашими соотечественниками. Так, например, 2 сентября 1948 года представитель американских военных властей в Штутгарте Кемпбелл заявил сотруднику нашей миссии, что он имеет указания о запрещении бесед советских офицеров с перемещенными гражданами СССР. В мае 1948 года американские власти письмом за подписью генерала Губнера запретили ввоз, продажу и распространение среди перемещенных лиц советских газет, книг и журналов.
При попустительстве американских властей в зоне усилилась деятельность различных враждебных СССР комитетов, организаций, «центров». В лагерях была создана обстановка преследований граждан, стремившихся [183] вернуться на родину. Против советских офицеров в лагерях устраивали заранее подготовленные провокации. Американские военные власти не только не пресекали деятельность антисоветских элементов и организаций, но, наоборот, сами вели дело к полному срыву работы миссий по репатриации.
В январе 1949 года американские военные власти официально заявили, что работа советских миссий по репатриации должна быть прекращена с 1 марта 1949 года. Правительство СССР заявило, что такое требование находится в противоречии с советско-американским соглашением от 11 февраля 1945 года. Действия американских властей противоречили также согласованным решениям Совета Министров иностранных дел от 23 апреля 1947 года, а также резолюции Генеральной Ассамблеи от 17 ноября 1947 года.
Советское правительство, указывалось далее в ноте, своевременно закончив репатриацию американских граждан, вправе было ожидать, что правительство США так же лойяльно отнесется к выполнению обязательств, вытекающих из вышеупомянутых соглашений. Советское правительство настаивало на том, чтобы правительство США дало указание американским оккупационным властям в Германии и Австрии принять меры, обеспечивающие нормальные условия работы советских миссий по репатриации.
Но правящие круги США не пожелали считаться со справедливыми требованиями Советского правительства. Закусив удила, они вели дело к желательному для них исходу. Когда сотрудники миссии отказались 1 марта покинуть американскую зону оккупации Германии, американские власти подвергли здание миссии полицейской блокаде. Дом был лишен телефонной связи, электрического освещения и даже воды. Наши офицеры не имели возможности получать продовольствие. Поэтому Маршал Советского Союза Соколовский 3 марта 1949 года дал указание миссии покинуть американскую зону. [184]
От нашей миссии британские военные власти пытались избавиться со дня ее приезда. Она стояла англичанам поперек горла. Мы были нежелательными свидетелями того, как Великобритания нарушает принятые ею на себя международные обязательства. Установленные нами факты попадали на страницы газет и фигурировали в речах советских представителей в Организации Объединенных Наций. Таким образом, сотрудники советской миссии по репатриации были как бы глазами мировой общественности в Западной Германии.
У английских реакционеров был весьма простой способ избавиться от нас — честно и быстро выполнить взятые на себя обязательства по репатриации советских граждан. Однако этот способ их не устраивал. Они предпочитали выживать нас, создавая невыносимые условия не только для работы, но и для жизни. Они вели против нас тайную и явную, холодную и горячую войну.
После того как, скрепя сердце, британские власти были вынуждены впустить нас в зону, они непрестанно пытались уменьшить численный состав советской миссии. В мае 1946 года бригадир Картью заявил мне, что по достигнутой в Берлине договоренности между советским и британским командованием миссия должна быть в ближайшие дни значительно сокращена с тем, чтобы в зоне оставалось не более десяти советских офицеров. Картью предложил немедленно дать ему список девяти сотрудников, которых мне хотелось бы оставить в зоне. Я возразил, что поскольку в британской зоне задерживают тысячи советских граждан, то следовало бы думать не об уменьшении, а об увеличении состава миссии, и добавил, что выясню в Берлине, кто и с кем договаривался о сокращении миссии.
Представители Советского командования были удивлены моим вопросом и объяснили, что речь о сокращении даже не велась, а, наоборот, есть идея пополнить миссию офицерами — гражданами прибалтийских советских республик. Я понял, что либо начальство [185] Картью приказало ему попытаться обмануть меня, либо он жульничал по собственной инициативе.
Большие и малые британские военные чиновники, с которыми мы имели дело, не раз устанавливали нам сроки выезда из зоны. Маршал Шолто Дуглас неоднократно настаивал, чтобы миссия покинула английскую зону к 1 октября 1947 года.
Одновременно англичане стремились любой ценой добиться закрытия наших сборных пунктов. Как они это делали, я хочу показать на примере событий, развернувшихся в брауншвейгском сборном пункте.
Вокруг Брауншвейга находилось несколько лагерей с гражданами советских прибалтийских республик. Они знали, что дверь советского сборного пункта в Брауншвейге — это дверь на родину. Репатриация через этот сборный пункт проходила настолько успешно, что английские власти не на шутку переполошились.
В начале июня 1946 года на сборный пункт перебежали из лагерей 80 прибалтов. «Скорее отправьте нас домой», — в один голос твердили они. Советские офицеры постарались без задержки выправить для них все требуемые документы. И вот, когда уже был назначен день отъезда и люди буквально сидели на чемоданах, на сборном пункте появился английский капитан Минзей. Он объявляет, что отправка этих граждан на родину запрещается. Почему? На каком основании? Приказ Минзея был абсолютно незаконным. Начались затяжные переговоры, а тем временем британские власти бросили на осаду советского дома в Брауншвейге свой «черный резерв».
Как раз в те дни я побывал на сборном пункте. При мне с прогулки по городу вернулся один перемещенный. Лицо его было в ссадинах и кровоподтеках.
— Что случилось? — спросил я.
— В переулке ко мне подошли «комитетчики», — рассказал пострадавший, — и стали уговаривать не ехать на родину. Я, ни слова не говоря, отодвинул их плечом и хотел идти дальше. Тогда они схватили меня и начали избивать.
И все-таки этот человек улыбался — он был счастлив, что вырвался от бандитов и вернется в любимую Латвию. [186]
В конце концов английские власти, которые не могли привести ни одного вразумительного мотива в оправдание действий капитана Минзея, выдали пропуска, и все восемьдесят советских граждан уехали домой.
Брауншвейгский сборный пункт стал своеобразной брешью в английском железном занавесе, через которую непрерывным ручейком репатриировались советские люди. Поэтому британские власти не прекращали своих попыток заткнуть эту брешь. В ноябре 1946 года подполковника Гудкова, ведавшего сборным пунктом в Брауншвейге, срочно вызвали в 229-е военное английское правительство, где британский подполковник Андерсен вручил ему приказ — немедленно закрыть ряд советских сборных пунктов, и в том числе в городе Брауншвейге. Опираясь на международные договоры и соглашения, Гудков категорически отказался выполнить это распоряжение. Пункт продолжал работать, возвращая на родину десятки и сотни советских граждан.
Тогда английские реакционеры снова прибегли к испытанному приему — натравили на нас свою преступную агентуру. Мы стали получать анонимные письма с требованием закрыть сборный пункт, «если не хотим распрощаться с жизнью». По лагерям поползли зловещие слушки о том, что пункт не сегодня-завтра будет сожжен.
За словами последовали дела. Несколько раз хулиганы разбивали стекла в доме, срывали советский флаг. В мае 1947 года было произведено с улицы несколько выстрелов по окнам. Советские граждане (а их в тот день находилось там немало) решили до конца отстаивать свое право вернуться на родину и приготовились к серьезной обороне. Но бандиты не рискнули пойти в атаку и, сделав несколько торопливых выстрелов издали, скрылись. Разумеется, английская и немецкая полиция преступников «не обнаружила»...
Большой вооруженный налет на сборный пункт в Брауншвейге был совершен 5 октября 1947 года. На рассвете группа неизвестных взломала запертую дверь и ворвалась в здание, ломая все, что попадалось под руку. Советский офицер Рунов выбежал из своей комнаты и открыл по негодяям огонь из пистолета. Бандиты опрометью бросились на улицу и уже оттуда начали обстреливать [187] здание из револьверов. Во время этого инцидента полиция не подавала никаких признаков жизни. В ответ на наш протест мы спустя неделю услышали стандартное — «виновники не обнаружены».
Между тем антисоветские активисты в лагерях вовсю старались растрезвонить легенду о том, как «герои» ворвались на сборный пункт, где перебили «нескольких большевиков». Таким образом перемещенным внушали, что сборный пункт — это «опасное место».
В войне, которую британские реакционеры вели против сборного пункта в Брауншвейге, ярко проявилась неприглядная механика взаимодействия «джентльменов» из английской военной администрации и преступных подонков.
Следует заметить, что вооруженным налетам подвергался не только пункт в Брауншвейге, но и все другие сборные пункты в районах, где особенно успешно шла репатриация.
Иногда британские власти стряпали фальшивые обвинения против того или иного нашего офицера, с тем чтобы заставить его покинуть зону, или требовали выезда наших сотрудников, не выдвигая вообще никакого предлога.
В одной немецкой деревне на лейтенанта Иванова напали солдаты пригретой английскими властями фашистской воинской части. Иванов был избит и ограблен. А когда мы потребовали привлечь к ответственности бандитов с большой дороги, англичане без предъявления каких-либо обвинений предложили лейтенанту Иванову... покинуть их зону. Эта чудовищная несправедливость усугублялась еще и тем, что британские власти отказывали в визах на въезд в зону нашим офицерам, командированным на замену заболевших или получивших новое назначение товарищей.
Видя, что представители миссии, невзирая на террор, продолжают упорную борьбу за репатриацию советских граждан, английские власти пошли на крайние меры. Весной 1948 года они официально и в категорической форме запретили советским офицерам посещение всех лагерей. Это было вопиющим нарушением международных договоров. Зная, что правда и справедливость на нашей стороне, мы бурно протестовали. И вот тогда британские реакционеры выкинули, пожалуй, гнуснейший [188] трюк в длинной цепи своих антирепатриационных махинаций{5}.
27 октября 1948 года главнокомандующий английскими оккупационными властями в Германии, «идя навстречу» нашим требованиям, вновь разрешил посещение лагерей, но при одном условии: если советские офицеры возьмут на себя всю ответственность за то, что с ними произойдет в лагере.
Читатель уже знает, что нас и прежде не очень-то защищали от бандитов. Но формально английские власти были обязаны гарантировать нам безопасность. Теперь же они официально слагали с себя это обязательство и тем самым предоставляли своей преступной агентуре полнейшую свободу действий.
Местные британские военные власти принялись ретиво проводить в жизнь приказ своего командующего. Так, штаб 714-го военного правительства земли Северный Рейн-Вестфалия состряпал 11 ноября 1948 года директиву, которая предлагала советским офицерам, имеющим намерение посетить лагерь для перемещенных лиц, предварительно заполнить и собственноручно подписать обязательство из тринадцати пунктов. Смысл обязательства сводился к признанию того, что советский офицер «полностью берет на себя всю ответственность за возможные последствия посещения им лагеря». Обязательство походило на записку самоубийцы: «В смерти моей прошу не винить никого»...
Работать стало исключительно трудно.
24 февраля 1949 года Советское правительство направило посольству Великобритании в Москве ноту, в которой обратило внимание британского правительства на недопустимое положение, создавшееся с репатриацией советских граждан. К декабрю 1949 года, указывалось в ноте, в британских зонах оккупации Германии и Австрии находилось около 112 тысяч советских людей и большое количество детей, подлежащих репатриации. В ноте подчеркивалось, что британские власти систематически отказывали советским офицерам в разрешении на посещение лагерей, что при попустительстве английских [189] властей усилилась деятельность антисоветских организаций, возглавляемых бывшими гитлеровскими пособниками, которые беспрепятственно вели работу, направленную на срыв репатриации.
Констатировав, что все эти действия являются прямым нарушением англо-советского соглашения о репатриации и противоречат согласованным решениям, Советское правительство настаивало на том, чтобы правительство Великобритании приняло меры к обеспечению нормальных условий работы советских представителей по репатриации в соответствии с существующими между Советским Союзом и Великобританией соглашениями.
Но английские власти оставались верны себе. Они ни на иоту не изменили своего поведения. К этому времени американские правящие круги приступили к сколачиванию агрессивного Североатлантического блока, направленного против Советского Союза. Британские реакционеры деятельно помогали своему старшему партнеру создавать эту военную группировку. Международная атмосфера накалялась. Это ощущалось повсеместно. В частности, советские представители в английской зоне подвергались все более грубому нажиму.
Весной 1950 года после ряда возмутительных провокаций со стороны британского командования советская миссия была вынуждена покинуть английскую зону оккупации Германии.
Острая, напряженная борьба, которую в течение ряда лет вели сотрудники миссии за возвращение на родину советских граждан, не была бесплодной. Несмотря на бешеный разгул антисоветской пропаганды, террор как против перемещенных, так и против советских представителей, с осени 1945 года по апрель 1950 года из английской зоны с помощью миссии вернулось на родину около пятидесяти тысяч советских граждан. [191]