Встреча в Альбасете

Путь до Альбасеты, примерно 200 километров, мы преодолевали по железной дороге в течение всей ночи. Поезда в Испании в то время не отличались большой скоростью и удобством сообщения. Они значительно уступали автомобильному транспорту. Хорошие асфальтовые дороги, налаженный автосервис делали автомобиль основным видом сообщения. Железнодорожный транспорт использовался главным образом для перевозки крупногабаритных грузов. Это дало нам повод для шуток.

— Надо полагать, Николай, — обратился к здоровяку Герасимову Алексеев, — нас везут поездом из-за твоих нестандартных габаритов.

— Ты, сынок, подрасти еще маленько, а то в тамбур выгонят, — отмахнулся Николай. — Скажи спасибо, что пешком не отправили в эту, как ее, Альфа-бету, что ли.

Часто останавливаясь и простаивая на станциях в ожидании пропуска встречных составов, наш поезд только к утру прибыл к месту назначения.

Выйдя из вагона и собравшись вокруг Якова Извекова, мы намеревались выяснить план наших дальнейших действий. И тут к нам подошел незнакомый мужчина. Улыбнувшись, он громко произнес по-испански:

— Салют, камарадос! — А затем тихо добавил по-русски: — Привет, товарищи! Кто из вас Извеков Яков Егорович? [45]

— Я Извеков, — шагнул вперед наш старший и поздоровался за руку с незнакомцем.

— Моя фамилия Цюрупа, зовут Дмитрием Александровичем. В Альбасете исполняю обязанности представителя советского военного атташе.

Все это было сказано так тихо, что услышали его лишь те, кто стоял рядом.

— Автобус для вас стоит у выхода из вокзала, — предупредительно уведомил Цюрупа. — Прошу собрать всех товарищей и отправиться за мной. Громко разговаривать не рекомендую. Русская речь на улице ни к чему.

Просторный автобус тронулся через несколько минут, увозя нас с вокзала. Облик испанского провинциального города показался мне странно знакомым. Наверное, по прочитанному. Узкие улицы. В их полумраке можно укрыться от знойных лучей в жаркое время. Своеобразная архитектура домов. Островерхие католические церкви, словно пики, вонзаются в небо. Разноликий транспорт, пестрые толпы людей стоят у репродукторов: видно, слушают передачи о событиях на фронтах.

Автобус, преодолев наконец сложный лабиринт, выехал на площадь, и мы увидели нечто вроде стадиона. Наименование этой площади — Плаца де Торес. Здесь проводятся традиционные испанские зрелища — бои быков. На стенах амфитеатра рекламные щиты, ветер трепал обрывки огромных красочных афиш, извещавших население о корриде. Цюрупа объясняет, что в связи с военными действиями и: отсутствием в городе профессиональных тореро, удравших к фашистам, коррида временно прекращена.

В центральной части города привлекали внимание огромные аншлаги, висевшие поперек улиц, разноцветные флаги различных партий, яркая торговая реклама, обилие магазинов и увеселительных заведений.

Среди толп народа, наводнявшего центр города, преобладали люди, одетые в обмундирование военного покроя. Короткие тужурки, широкие шаровары с застегивающимися манжетами внизу. На головах испанцев — береты или пилотки. У многих из них повязаны красно-черные галстуки. Мы уже знаем — это анархисты.

Наш автобус едва пробился через людскую толчею, миновал центр города и доставил нас на тихую загородную улицу Калье де Сан Антонио. Здесь, в старинном [46] парке, мы увидели увитый плющом трехэтажный особняк, в котором располагалось тогда представительство советского военного атташе. Его возглавлял встретивший нас на вокзале Дмитрий Александрович Цюрупа. Мы знали, что это сын известного партийного и государственного деятеля нашей страны Александра Дмитриевича Цюрупы{2}.

О Дмитрии Александровиче я был наслышан еще курсантом в училище имени ВЦИК. Закончил он его значительно раньше, но добрые воспоминания о нем передавались от курса к курсу. Дмитрий Александрович, видно, унаследовал от отца прекрасные человеческие качества: был трудолюбив, настойчив в достижении поставленной цели, принципиален и вместе с тем добр и скромен. Еще в курсантские годы он подкупал товарищей своей рассудительностью, чувством такта и верностью в дружбе. Он всегда был занят до предела: сверх училищной программы изучал английский и испанский языки, увлекался чтением советской и зарубежной литературы. Но никогда и никто не мог упрекнуть его в нежелании помочь кому-либо в учебе. Его деятельную натуру, организаторский талант мы узнали в период испанских событий, когда он был на дипломатической службе.

...Въезжаем во двор, обнесенный высокой каменной стеной. Здесь расположены подсобные помещения: гараж, кухня, домик для обслуживающего персонала. Часть просторного двора занимал уютный садик — патио. Очевидно, бывший владелец особняка жил не бедно и умел позаботиться о своем комфорте. Теперь, как нам стало известно, особняк был покинут его хозяином, улизнувшим к фашистам, и стал собственностью городского самоуправления. Временно он предоставлен в распоряжение советского посольства, именуемого местными жителями «Эмбахада Русиа».

— Здесь вы будете находиться до отправки на фронт, — сказал нам Д. А. Цюрупа. — Располагайтесь и устраивайтесь. [47]

Разместились мы, правда, тесновато — по четыре-пять человек в комнате на втором этаже особняка, но зато среди своих людей. На первом этаже находились столовая, гардероб, а также просторная комната отдыха, в которой можно было почитать газеты, журналы, поиграть в шахматы и послушать музыку. Эта комната служила нам и конференц-залом: здесь проводились собрания и служебные совещания. Помня наше недавнее морское путешествие, мы ее тут же переименовали в кают-компанию. На третьем этаже располагались Д. А. Цюрупа, его переводчик испанец Пенья и наши советские переводчицы, обслуживавшие инструкторов учебного центра. На том же этаже находилось помещение из двух смежных комнат, которое служило гостиницей для лиц руководящего состава, приезжавших в Альбасету с фронтов.

После завтрака нас собрали для ознакомления с дальнейшей работой.

— Друзья мои, — начал Дмитрий Александрович, — все вопросы, связанные с вашим пребыванием в Альбасете, вплоть до отправки на фронт, будут решаться через меня. Наши отношения друг с другом я представляю как подлинно товарищеские, но с полным соблюдением воинской дисциплины. Здесь, за рубежом, мы не должны забывать о том, что являемся коммунистами, комсомольцами, советскими людьми. Поэтому законом нашей жизни должны стать прежде всего добросовестность, честность, товарищеская взаимопомощь. А теперь скажу несколько слов об Альбасете: здесь находится центр формирований и боевой подготовки интернациональных бригад. Действует он с 20 октября этого года. В городе находится правительственная комиссия под руководством председателя испанского парламента (кортесов) Мартинеса Баррио, которая занимается реорганизацией народной милиции в регулярную республиканскую армию. Здесь же располагается и работает местная база Пятого коммунистического полка, основной состав которого находится в Мадриде. В формировании интернациональных бригад и политическом руководстве ими принимают активное участие члены Центральных Комитетов Коммунистических партий Франции, Италии, Германии, Англии, США и других стран.

Из дальнейшего сообщения Дмитрия Александровича мы узнали, что в Альбасете уже приступили к работе [48] по обучению бойцов интербригад прибывшие в Испанию чуть раньше наши советские добровольцы Александр Родимцев и Иван Татаринов, с которыми мы, кстати говоря, вместе учились в военном училище имени ВЦИК. Недалеко от Альбасеты, в Альмансе, где находится артиллерийский учебный центр, работает один из опытнейших советских артиллеристов Николай Николаевич Воронов. Он — старший советник республиканской артиллерии. Вместе с ним трудится инструктор-артиллерист Николай Гурьев.

После беседы наш новый руководитель предложил нам отдохнуть до 18 часов.

— Вечером, — сказал он, — соберемся и поговорим конкретно о предстоящих задачах.

Мы расходимся по своим комнатам. Чьи-то заботливые руки аккуратно сложили наши вещи, развесили одежду, заправили кровати чистым бельем, на столиках поставили цветы.

— М-да! Как в доме отдыха! — не удержался я от реплики. — А мы-то думали... Сразу по прибытии в Испанию — в бой с фашистами.

— Ты, Миша, погоди, не торопись, давай хоть выспимся как следует, а завтра мы готовы в траншеи под Мадрид, — ответил мне Михаил Алексеев.

Отдохнув, мы решили пройтись по городу. На главной улице Альбасеты с утра (впоследствии мы убедились — до поздней ночи) работали кинотеатры. Можно было в любое время заходить в зрительный зал и выходить из него. Одна и та же лента прокручивалась подряд десятки раз. В зрительном зале стоял гул. Люди громко переговаривались, топали ногами, свистели, выражая восторг при виде на экране полуголой красавицы. Здесь же курили, бросали на пол окурки, бумажки от конфет, кокетничали девицы легкого поведения.

Посмотрев немного какую-то ковбойскую гонку со стрельбой, мы переглянулись и, не ожидая окончания фильма, вышли на свежий воздух.

— Не кино, а зверинец какой-то! — коротко высказал свое впечатление Николай Герасимов.

— Да... Европейская хваленая культура... — задумчиво произнес Алексеев.

— Беспардонная пустота, — отметил Извеков. [49]

Бродя по улицам, мы с интересом смотрели на все окружающее. Непривычно было видеть, как владельцы магазинов зазывали покупателей, пытаясь поскорее сбыть товар. Продавцы цитрусовых плодов, арахиса и прохладительных напитков навязчиво предлагали свои услуги. Разносчики газет громко выкрикивали наименования изданий и за два цента обещали кучу сенсаций. Из открытых дверей душных ресторанов слышались звуки музыки и песен. На перекрестках играли уличные музыканты. Здесь же показывались аттракционы, выступали артисты бродячих цирков и фокусники. Было шумно, но... не весело. Во всем чувствовалось неестественное оживление, за которым скрывалось беспокойство, вызванное войной.

Когда-то тихий провинциальный город теперь превратился в военный лагерь. Фашистские самолеты часто появлялись над Альбасетой. И каждый раз они оставляли недобрый след. Горожане, испытавшие ужас бомбардировок, с тревогой поглядывали на небо, опасаясь нового появления фашистов.

Вернувшись в особняк, мы застали в столовой группу переводчиков.

— Салют, девушки-красавицы, как зовут-величают вас и вашего коллегу? — поинтересовался Герасимов.

— Не слишком ли много вопросов сразу? — ответила одна из них. Она улыбнулась и после паузы продолжала: — Зовут нас Наташей, Женей и Марией, а нашего коллегу — Пеньей. А теперь слово вам.

— Начну с себя, — сказал Герасимов. — Вот это я — Николас, вот это два Мигеля (он показал на Алексеева и меня), а это Яша — бывалый артиллерист из оперетты «Свадьба в Малиновке».

Представляясь женскому обществу, мы поочередно вставали, а когда дошла очередь до Якова Извекова, то он, уподобившись Яшке-артиллеристу, выпятил грудь, закрутил отсутствующие усы и театрально раскланялся. Все засмеялись, а Герасимов резюмировал, что теперь мы знакомы и можем приступить к еде.

— Погодите приступать, — раздался голос. В столовую вошли еще трое. — Знакомиться так знакомиться всем: Родимцев, зовут Александром Ильичом, а для друзей просто Саша. А это Ваня Татаринов и Коля Гурьев, прошу любить и жаловать. [50]

Мы с интересом смотрели на своих новых товарищей. Александр Родимцев всем нам понравился с первого взгляда. Столько в нем было живого задора и непосредственности! Иван Татаринов отличался скромностью и некоторой застенчивостью, а Николай Гурьев — солидностью и этакой уверенностью.

— Тебя, Николай Герасимов, я помню по военному училищу, — продолжал Родимцев, — ты учился на общевойсковом отделении, а мы с Митей Цюрупой — на кавалерийском, остальных ребят вижу впервые.

— Мы тоже воспитанники училища имени ВЦИК, — произнес Алексеев, — только учились уже после вашего выпуска: Михаил Ботин — на артиллерийском, я — на общевойсковом.

— Вот здорово! — обрадовался Родимцев. — Так сколько же нас, вциковцев, здесь? Цюрупа, Родимцев, Гурьев, Татаринов, два Михаила и Николай Герасимов. Целое отделение. Не подкачать, друзья-кремлевцы! Вива республика Эспаньола!

Обед прошел весело, все шутили. Не обошлось без анекдотического эпизода. Яша Извеков попросил у молодой официантки, красивой испанской девушки, стакан. По-испански он произносится «ун басо», а Яков сказал «ун бесо». Девушка, услышав это, покраснела, удалилась и, возвратившись с очередным блюдом, стрельнула строгими глазами в сторону Якова, но стакана ему не подала. Извеков вновь, теперь уже более настойчиво, повторил свою просьбу.

— Вы сначала пообедайте, Яша, — посоветовала ему переводчица Женя, — а уже потом попросите у девушки поцелуй.

Мы все рассмеялись, глядя на растерявшегося Якова, который пытался оправдаться и извиниться за свою ошибку.

— Ладно, ладно, нечего оправдываться! Знаем мы тебя! — подзадоривал Герасимов. — Хорош гусь — целоваться сюда приехал?!

Когда Женя-переводчица разъяснила девушке-испанке происшедшее недоразумение, Микоэла (так звали официантку) добродушно махнула рукой и что-то сказала, Женя тут же перевела:

— Не зная броду, не лезь в воду. [51]

— Вот так-то, голубчик! — наигранно укорял друга Герасимов.

Кстати говоря, на почве незвания особенностей испанского произношения некоторых слов, одинаково звучавших по-русски и по-испански, но имевших разное значение, иногда у нас происходили недоразумения. Так, Николаю Герасимову долго пришлось напоминать, что испанское слово «грасиас» («благодарю») уместно применять только при выражении благодарности. Он же употреблял его в виде приветствия. С веселой улыбкой, поднимая кверху руку, сжатую в кулак, Коля входил в столовую и радостно произносил: «Грасиас!» Когда же его поправляли (в который раз!), он отвечал: «Ну что вы, ребята, звучит-то почти как наше русское «здрасьте»...»

Наши переводчицы согласились в свободное время заниматься с нами изучением испанского языка. Они обращали внимание на наше произношение и объясняли при этом, что даже небольшие ошибки в фонетике некоторых слов могут решительно изменить смысл всей фразы.

По вопросу изучения испанского языка Николай Герасимов имел свое особое мнение.

— Чего там голову ломать? — говорил он. — Надо запомнить команды, подаваемые в бою. Вот и вся наука. А в остальном показывай делом, личным примером: бей фашистов, и тебя поймут на любом языке. Верно говорю? — Николай пытался получить у нас поддержку. Но, не видя ее, добавлял: — К тому же зачем у наших переводчиков хлеб отнимать?

Не удивительно, что при таком «глубоком» осмысливании и категорических выводах о пользе изучения иностранного языка наш Герасимов за время пребывания в Испании весьма твердо изучил лишь несколько испанских фраз и особенно четко произносил слова «аделянте!» («вперед!») и «фуэго!» («огонь!»). В бою же Николай был безупречен: смел и решителен — и мы прощали ему все его чудачества.

Вечером первого дня пребывания в Альбасете Дмитрий Александрович Цюрупа собрал нас, чтобы поставить задачи каждому.

Яков Извеков и Николай Гурьев должны были отправиться в Альмансу для формирования и обучения артиллерийских подразделений республиканской армии, Михаил [52] Алексеев и Николай Герасимов — в распоряжение старшего инструктора стрелково-пулеметного дела и тактики Александра Родимцева. Наш молодой комсомолец Коля Воронкин прикреплялся к опытному инструктору-общевойсковику Ивану Татаринову. Вся группа инструкторов во главе с Родимцевым имела задачу в течение двух недель обучить и подготовить для отправки на фронт формируемые интернациональные бригады. Большое внимание уделялось тогда стрелково-огневой подготовке и тактике ведения общевойскового боя в составе отделений, взводов, рот и батальонов.

Дмитрий Александрович убеждал нас, что формирование в Альбасете интернациональных бригад — это дело исключительной важности для республиканской Испании. Бригады объединяют в своих рядах добровольцев-антифашистов и являются высшим проявлением международной солидарности, а также братской помощи испанскому народу в его героической борьбе против мятежных сил фашизма.

Из рассказа нашего руководителя стало известно также о тех огромных трудностях, которые преодолевали антифашисты на пути в Испанию. Многие добровольцы испытывали на себе «заботу» лондонского комитета по так называемому «невмешательству» в дела республиканской Испании. Буржуазные европейские правительства по его указке создали строжайшую систему пограничного контроля, задерживали и бросали в тюрьмы людей, пытавшихся перейти границу. И все же, несмотря на всякие кордоны и препятствия, чинимые капиталистическими государствами в поддержку фашистского режима испанского диктатора, добровольцы-интернационалисты продолжали прибывать в Альбасету. Многие из них вначале приезжали во Францию под видом туристов, а затем с большим трудом по горным тропам переходили Пиренеи или достигали берегов Испании морским путем, укрываясь в трюмах судов, а порой и на рыбачьих лодках.

— Итак, друзья, — сказал наш руководитель, — я сообщил вам лишь некоторые сведения, необходимые для общей ориентировки перед тем, как вы приступите к работе в рядах республиканской армии Испании. Может быть, у кого есть вопросы?

— Было бы желательно, Дмитрий Александрович, — попросил Михаил Алексеев, — чтобы вы рассказали нам [53] более подробно историю и причины военного мятежа в Испании.

— Хорошо, постараюсь, — согласился Цюрупа. — Как вам уже известно, — продолжал он, — фашистский мятеж здесь был обусловлен не только внутренней, но и всей внешнеполитической обстановкой, сложившейся в пользу реакции.

В апреле 1931 года в Испании был свергнут монархический строй. К власти пришло республиканское буржуазное правительство, которое помогало укрепиться реакционным классам и партиям, сползавшим к фашизму. Оно не скупилось на всякие обещания, но ничего не делало в интересах народа. Не была проведена, например, намечаемая аграрная реформа. Малоземельные крестьяне жили в нищенских условиях, в то время как церковь и крупные помещики продолжали владеть огромными земельными наделами.

Жестокая эксплуатация, крайне тяжелые условия труда привели к восстанию рабочих в Астурии (север Испании) в 1934 году, к массовым забастовкам трудящихся в Мадриде и Каталонии, к подъему революционного движения испанского народа.

Правящие круги буржуазной республики были обеспокоены создавшимся положением в стране. Военный министр Индалесио Прието принял решение «успокоить» бурлящую Астурию. Для этой цели он выбрал подходящего исполнителя. Франциско Франко — руководитель операции по усмирению народа ревностно принялся за порученное ему дело. Он подавил Астурийское восстание, использовав против безоружных людей авиацию и танки. Особенно зверствовали, расправляясь с рабочими, отряды марокканских наемников. Франко сделал все, чтобы утопить восставших в крови. Это выдвинуло генерала-убийцу из числа многих ему подобных лиц, являвшихся злейшими врагами демократии.

В феврале 1936 года в Испании состоялись парламентские выборы, принесшие победу народному фронту. Однако силы фашизма, контрреволюционные элементы не сложили оружия. Они начали активную подрывную работу против республики: экономический саботаж, террор против видных коммунистов и социалистов, против руководителей народного фронта. Одновременно враждебные республике силы начали подготовку военного мятежа. [54]

Клянясь в верности республике, фашистско-монархические генералы расставляли в армии угодные им офицерские кадры, сколачивали фашистские отряды. За несколько месяцев до мятежа они создали широкую сеть заговора — от Марокко и Балеарских островов до Барселоны и Мадрида.

Как потом станет известно, план фашистского переворота разрабатывался на конспиративных квартирах Мадрида, в кабинетах германского генерального штаба. Исполнители и организаторы контрреволюционного переворота — кучка испанских генералов, давно зарекомендовавших себя как сторонники крайней реакции.

Главным вдохновителем подготовки мятежа был генерал Санхурхо — бывший начальник гражданской гвардии. Несмотря на присягу верности республиканскому правительству, он в августе 1932 года сделал неудачную попытку поднять восстание и за это был приговорен к смертной казни. Приговор мятежному генералу не был приведен в исполнение: он был заменен тюрьмой. Из тюрьмы Санхурхо бежал и тайно перебрался в Германию. Там вступил в переговоры с Гитлером и заручился его поддержкой. Перед началом мятежа он вылетел в Испанию. Но по пути из Лиссабона в Мадрид самолет потерпел катастрофу, и Санхурхо погиб.

Зловещей фигурой в организации фашистского мятежа стал 39-летний генерал Франциско Франко Баамонте. Ловкий авантюрист не гнушался никакими средствами, не останавливался ни перед какими преступлениями против своего народа ради собственной карьеры. В ход шло все: убийства, подлоги, предательство. Для достижения намеченной цели Франко использовал корыстные связи с дипломатическими кругами крупнейших капиталистических государств. Он поддерживал тесные контакты с главными руководителями разведывательной службы фашистских стран — Германии и Италии. Ловкий делец сумел привлечь к себе пристальное внимание многих врагов республиканской Испании. Особой поддержкой он пользовался у Гитлера и Муссолини. Таковы были, если так можно выразиться, внутренние качества будущего каудильо (верховного вождя) фашистских сил Испании.

Что касается его внешних данных, то на портретах того времени можно было видеть приземистую, преждевременно располневшую фигуру, увешанную многими [55] разноцветными регалиями. Одутловатое лицо с большим, ястребиным носом, нависшими бровями над круглыми колючими глазами выражало надменность и самодовольство. В целом внешний вид фашистского вожака в полной мере соответствовал внутреннему содержанию этой одиозной личности.

Одним из кровожадных и жестоких палачей испанского народа являлся генерал Эмилио Мола. Это он отдал приказ, будучи начальником полиции, открыть огонь по студентам и госпиталю медицинского факультета во время студенческих волнений. Он приказывал беспощадно расстреливать захваченных в плен бойцов и командиров республиканской армии. В архивах и ныне хранятся дошедшие до нас фотодокументы из иностранной хроники, запечатлевшие последние минуты республиканцев, истинных патриотов Испании, идущих под фашистским конвоем на расстрел по приказу генерала Мола.

Среди остальных руководителей фашистского мятежа находились расставленные чьей-то предательской рукой реакционно настроенные генералы: Годед — в Барселоне, Фанхуль — в Мадриде, Кейпо де Льяно — в Севилье, Кабанельяс — в Сарагосе.

Достаточно беглого взгляда на карту Испании, чтобы оценить тщательно продуманную расстановку руководящих фашистских кадров: все было заранее взвешено, подготовлено, предопределено для начала военного мятежа. Оставалось лишь выждать подходящий момент, чтобы приступить к исполнению разработанного плана. И этот момент наступил.

В ночь на 18 июля 1936 года в Марокко было поднято восстание военнослужащих испанской армии. Одновременно началось восстание и на Канарских островах. Двинув флот в Марокко и арестовав там группу фашистов, республиканское правительство полагало, что ему удалось предотвратить мятеж внутри страны. Однако это оказалось опасной иллюзией, так как трагические события продолжали развиваться с нарастающей силой. Радиостанция Сеуты (северное побережье Марокко) передала условный сигнал фашистского мятежа: «Над всей Испанией безоблачное небо», — и этот сигнал был принят фашистами во всей стране.

Почти одновременно в районах континентальной части Испании под руководством генералов Мола и Кейпо [56] де Льяно, а также в Марокко мятежники выступили против законного правительства народного фронта. Со всех сторон начали поступать зловещие известия. Положение усугублялось с каждым часом. Мятеж охватил все военные округа. За фашистами пошло большинство армии. Оставшиеся в руках республиканцев воинские части оказались почти без офицерского состава. Верной республике была значительная часть морского флота Испании. Восстание на флоте было подготовлено фашистами со всей тщательностью. Но поднять его помешало одно обстоятельство. Офицера, который должен был передать приказ о выступлении флота, арестовал матрос-радист. Он передал по радио сообщение на боевые корабли о начинающемся мятеже и призвал отстранить от командования офицеров, настроенных против республики. Революционные матросы захватили в свои руки многие боевые корабли.

Военно-воздушные силы, оказавшиеся на стороне республики, насчитывали в то время 85 устарелых самолетов, из числа которых к середине октября остались всего 1 бомбардировщик и 2 истребителя. Из-за своей малочисленности авиация в ту пору не могла по-настоящему служить республике.

19 июля в Мадриде вспыхнуло фашистское восстание в казармах Ла Монтанья, в которых засело 14 тысяч вооруженных солдат и офицеров. Против них выступила республиканская милиция и весь рабочий Мадрид. Решительным штурмом казармы были захвачены, и через несколько часов военный мятеж был подавлен. Такая же участь постигла в тот день мятежников, пытавшихся поднять восстание в военных лагерях, расположенных вблизи столицы. Успех радовал республиканцев, но напряженность в стране росла. Генерал Мола двумя колоннами мятежных войск начал наступление на Мадрид с севера через горный хребет Сьерра Гвадаррама. С юга двигалась колонна генерала Франко.

Узнав о новой опасности, организации трудящихся сформировали полки рабочей милиции. Эти полки вместе с оставшимися верными республике воинскими частями, а также при поддержке прибывшего из Валенсии пополнения задержали фашистов. Коммунистическая партия бросила лозунг: «Но пасаран!» («Они не пройдут!») Одновременно был подавлен фашистский мятеж в крупнейшем [57] промышленном центре — Барселоне. После кровопролитного боя с вооруженными отрядами народной милиции мятежники были разбиты, их вожди арестованы и по приговору военного трибунала расстреляны. Вооруженному народу удалось отразить первый удар реакционных сил по Мадриду с севера и юга.

В результате настойчивых требований Коммунистической партии Испании республиканское правительство открыло арсеналы для вооружения народа. С первых дней фашистского мятежа оружие получили 60 тысяч рабочих. Они образовали народную милицию, сражавшуюся вместе с воинскими частями под знаменем Испанской республики. Регулярной республиканской армии еще не существовало. Ее удалось создать лишь в ходе боевых действий.

Силы республики в то время были еще слабы. Отсутствовал единый орган командования, который мог бы планово заниматься формированием войск и в зависимости от обстановки маневрировать ими. Настоящей кузницей революционных кадров для регулярных частей республиканской армии был 5-й коммунистический полк, созданный по инициативе Испанской компартии.

Провал расчетов мятежников на быструю победу, неудача их первого похода на Мадрид встревожили фашистские правительства Италии и Германии. Боясь победы Испанской республики, эти страны резко усилили военную помощь мятежникам. Подлую роль в это время сыграла пресловутая политика так называемого «невмешательства» ряда европейских капиталистических стран. На деле эти страны стали пособниками фашистов. Многие западные посольства в Мадриде стали очагами контрреволюции. Пользуясь правом экстерриториальности, они укрывали фашистов в своих особняках, помогали им творить черное дело против законного правительства и трудового народа Испании.

Испания и ее столица Мадрид оказались в смертельной опасности. Мы, советские люди, чувствовали учащенное биение пульса Испанской республики и страстно желали победы ее народу в священной борьбе за свободу.

Враги испанского народа, боясь международного общественного мнения, всячески маскировали свою помощь фашистским бандам. Германское правительство объясняло посылку военных кораблей к Пиренейскому полуострову [58] необходимостью защиты своих граждан, находившихся в Испании. Так же нелепо мотивировали итальянские власти посылку бомбардировочной авиации в распоряжение мятежников. Конечно, все это было шито белыми нитками. Было ясно, что Италия и Германия предпочитали иметь на месте свободной Испании фашистское государство, готовое предоставить им морские базы для господства на Средиземном море.

Утверждаясь на Пиренейском полуострове, фашистские государства рассчитывали на возможность перерезать коммуникации, связывающие Англию и Францию с их колониями в Африке и Азии, установить свой контроль над Атлантическим океаном. Испания представляла собой плацдарм для развития фашистской агрессии на Африканском континенте и распространения влияния на страны Латинской Америки.

Испания интересовала страны фашистского блока и как поставщик стратегических материалов: ртути, пирита, железной руды, свинца, цинка, серебра и других полезных ископаемых, необходимых агрессорам для укрепления военно-экономического потенциала.

Превращение Испании в опытный полигон также отвечало планам германского и итальянского фашизма, направленным на завоевание мирового господства.

После официального признания Германией и Италией правительства Франко интервенция фашистских стран приобрела более широкий размах. В Испанию были брошены авиационные, танковые, зенитные, инженерные и другие части. В составе специального формирования — легиона «Кондор» — насчитывалось 250 боевых самолетов, 180 танков, сотни противотанковых орудий и других средств. Как свидетельствуют современные военно-исторические исследования, за первые два года войны Германия направила в распоряжение Франко 650 самолетов, 200 танков, 700 орудий, Италия поставила мятежникам 1000 самолетов, 2000 орудий, 950 танков, 7,5 миллиона снарядов, 17 тысяч авиабомб, около 241 тысячи винтовок, 325 миллионов патронов, 2 подводные лодки и 4 миноносца.

В несравнимо худшем положении в первые месяцы войны оказались республиканцы. Мятежникам удалось привлечь на свою сторону значительную часть испанской армии и гражданской гвардии. Руководители мятежа были [59] уверены, что в стране не найдется такой силы, которая им может противостоять.

В то время как мятежники получали все возраставшую военную помощь от Германии и Италии, консервативное правительство Англии во главе с Болдуином и буржуазное правительство Франции, возглавляемое социалистом Леоном Блюмом, организовали под видом «невмешательства» блокаду Испанской республики. Пограничные отряды Франции задерживали поезда с закупленным Испанской республикой оружием. Прекратился пропуск через границу потока добровольцев-интернационалистов, решивших принять участие в войне на стороне республиканцев. Под предлогом «любви к миру» США также отказали республиканской Испании в помощи оружием. Образовался единый фронт империалистических государств, выражавших симпатию испанским мятежникам.

Наша страна внимательно следила за развитием событий в Испании, принимая самые решительные меры для разоблачения врагов испанского народа.

— Вам, товарищи, известно заявление Советского правительства, — говорил Дмитрий Александрович Цюрупа. — В нем содержится предупреждение о том, что если военная помощь генералу Франко со стороны Германии и Италии не прекратится и так называемый «комитет по невмешательству», созданный по инициативе Англии, будет продолжать создавать привилегированное положение для мятежников и организовывать бойкот Испанской республики, то Советский Союз будет считать себя свободным в своих действиях относительно помощи этой стране. Вам известно также, что после этого заявления поведение «комитета по невмешательству» ни в чем не изменилось. Он по-прежнему продолжал закрывать глаза на военную помощь мятежникам со стороны Германии и Италии. Это привело нас к необходимости предпринять практические шаги, чтобы помочь героическому народу Испании в его борьбе с фашистскими силами. Эта борьба перерастает рамки внутрииспанских событий и становится фактором международного значения.

Все, что мы услышали от Дмитрия Александровича Цюрупы, несомненно, расширило наши представления о происшедших событиях и развивающейся обстановке в Испании. [60]

Итак, были сделаны первые шаги для приобщения нас к новым условиям и задачам. Лишь для меня оставалось неясным, где мое место в борьбе. Я готов был уже задать этот вопрос нашему руководителю, но он, посмотрев в мою сторону, сказал:

— Я не поставил еще задачу нашему артиллеристу-зенитчику. На первых порах вам необходимо будет поработать в испанской зенитной батарее. Она находится в нескольких километрах от Альбасеты и должна прикрывать аэродром. Практически батарея на сегодняшний день небоеспособна. При налетах фашистской авиации она ни разу не смогла открыть организованный, своевременный огонь. Хорошо еще, что во время налетов на аэродроме не было наших самолетов. Теперь обстановка изменилась: на аэродром прибывает наша авиационная техника, ее нужно прикрыть от воздушного нападения.

Все стало на свое место. Каждый получил задачу и знал, что ему предстоит делать. Мы были полны желания немедленно приступить к делу. За время нашего короткого знакомства Дмитрий Александрович Цюрупа сразу как-то расположил нас к себе. Мы увидели в нем умного советчика, знающего свое дело, и прекрасной души человека. [61]