Труженики моря
В июньские дни 1942 года не знали отдыха и БТЩ — базовые тральщики — «Щит», «Взрыв», «Трал», «Мина», «Защитник». Они так же, как эсминцы и подводные лодки, доставляли в осажденный Севастополь все необходимое и вывозили раненых.
Базовые тральщики в годы войны превратились в универсальные боевые корабли. Они не только тралили, но и ставили мины, обстреливали побережье, занятое противником, выполняли конвойную службу, принимали участие в высадке десанта. Нет ни одного вида боевых действий надводных кораблей, в которых не принимали бы участие БТЩ. «Тружениками моря» называли на флоте всех, кто нес боевую вахту на тральщиках.
Высоко оценены боевые действия тральщиков охраны водного района СОРа, которые поддерживали в безопасности севастопольские фарватеры до последних дней. Это оценка не только командования Черноморского флота, но и всех командиров кораблей, капитанов судов Азовско-Черноморского пароходства, ходивших в осажденную базу.
БТЩ «Защитник» удостоен звания гвардейского, а «Щит», «Трал», «Якорь», «Арсений Расскин» награждены орденами Красного Знамени.
Гитлеровцы знали о том, что ночью в блокированный Севастополь и в его бухты входят военные корабли и транспортные суда, и тщательно следили за входными створами. Когда зажигались огни, указывавшие курс нашим кораблям, противник сбрасывал на фарватер магнитные мины и начинал артиллерийский обстрел. Контрольное траление по створам и фарватеру приходилось производить и днем, и ночью.
К чести моряков Севастопольского ОВРа, которым [209] командовал опытнейший командир контр-адмирал Владимир Георгиевич Фадеев, севастопольский фарватер всегда был чистым.
26 июня БТЩ «Трал» принял на борт в Новороссийске последнее подразделение из 142-й стрелковой бригады. Погрузив также 21 тонну боеприпасов, командир тральщика старший лейтенант Б. П. Фаворский получил приказ доставить все в Стрелецкую бухту, а в обратный рейс, как всегда, принять раненых. Это был четвертый поход «Трала» в осажденный Севастополь за июнь.
Вместе с «Тралом» вышел БТЩ «Мина», где командиром был старший лейтенант В. К. Стешенко. «Мина» тоже приняла боеприпасы, продовольствие и медикаменты. [210] Старшим назначили Б. П. Фаворского. Для большей маскировки перехода корабельной радиостанции было приказано работать на передачу только в особо важных случаях.
Борис Павлович Фаворский вместе с комиссаром старшим политруком В. И. Тарабариным решили перед походом распределить среди членов экипажа все стрелковое оружие, имевшееся на корабле. Ящики с гранатами из артпогреба перенесли в каюты. Весь экипаж изучил устройство ручной гранаты и обращение с ней. В последние дни на берегу не раз тренировались в броске болванками. Все знали, насколько сложна обстановка, в которой очутится корабль, когда придет в Стрелецкую бухту. Не редки были случаи, когда личный состав выведенных из строя кораблей уходил на берег в морскую пехоту.
В конце июня у Константиновского равелина гитлеровцы установили прожекторы и вели не только артиллерийский обстрел района Стрелецкой бухты, а пускали в ход минометы и крупнокалиберные пулеметы.
Фашистские торпедные катера и авиация круглосуточно патрулировали на море и атаковывали любой корабль. Поэтому каждый поход в Севастопольские бухты требовал от командиров и личного состава огромного напряжения всех сил, высокого боевого мастерства и воинской доблести.
Краснофлотцы, старшины, командиры и политработники понимали, что севастопольцы оттягивают на себя силы врага, рвущегося на Кавказ, на восток, знали, что стойкость и упорство в боях за Севастополь мешают реализации плана летнего наступления гитлеровского командования. И все мы, занимавшиеся организацией питания Севастополя, были убеждены, что [211] каждый, кто шел в эти дни на помощь севастопольцам, готов исполнить свой долг до конца.
Работая над рукописью о мужестве защитников Севастополя, я попросил вспомнить о последнем походе в Стрелецкую бухту бывшего командира Краснознаменного БТЩ «Трал» Б. П. Фаворского. Ныне он несет мирную вахту — работает старшим лоцманом Вентспилсского морского порта. Борис Павлович прислал мне несколько писем.
Вся жизнь Фаворского связана с морем. На флот он пришел в 1933 году по путевке Ленинградского обкома комсомола, окончил Высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе. Плавал штурманом, а в годы войны командовал тральщиком.
«Я счастлив, что в трудные для Родины годы войны мне было доверено командовать замечательным коллективом моряков», — пишет Б. П. Фаворский. Борис Павлович до сего дня поддерживает связь со своими боевыми товарищами.
О многих славных моряках тральщика рассказал он мне в своих письмах.
Моторист Николай Петрович Старцев был подносчиком снарядов. В одном из последних походов тральщика его сразило осколком бомбы, и он упал у пушки. Пушку назвали именем Николая Старцева.
Комсорг корабля Яков Павлович Макаров в числе первых ушел добровольцем в морскую пехоту. Под Одессой был ранен. Вылечился, вернулся на корабль и был бессменным комсоргом корабля.
Отделением рулевых командовал старшина 2-й статьи Михаил Гаврилович Бабин. «Если бы не он, — вспоминает Борис Павлович, — не пришлось бы мне писать это письмо. Не один раз умело выводил он корабль из-под удара торпед и авиабомб».
Тепло вспоминает Фаворский о самых зорких сигнальщиках [212] — Рыжове, Орлове, дальномерщике Логинове.
Борис Павлович пишет и о своих непосредственных помощниках — штурманах Худякове и Бобруке. Всегда и особенно в последних походах, когда уже был захвачен гитлеровцами мыс Сарыч и не горели маяки на Феоленте и Херсонесе, штурманы все так же уверенно проводили корабль.
Командир БЧ-2 Яков Петрович Волков после войны командовал дивизионом тральщиков, очищал от мин Черное море. Ныне он в Херсонском мореходном училище руководит практикой курсантов и часто вспоминает боевые дела своих друзей.
Борис Павлович пишет о красноармейцах и командирах подразделения 142-й стрелковой бригады. Не успев еще как следует освоиться на корабле, они попросили указать место, где можно установить пулемет и противотанковые ружья, чтобы отражать атаки вражеской авиации и торпедных катеров. Сибиряки были подтянуты, деловиты. В глазах этих людей, шедших на помощь севастопольцам, не было видно страха.
Как только тральщики вышли из Новороссийска, моряки, подсменивая друг друга, переоделись в обмундирование 1-го срока, хотя команды на то с мостика и не было. В июньские походы на многих кораблях, ходивших в осажденный Севастополь, моряки соблюдали эту традицию русского флота.
В сумерки «Трал» подошел к подходной точке фарватера. В кильватер шла «Мина».
У мыса Феолент прижались к самому берегу так близко, как только могли пройти. Подойдя к Херсонесскому мысу, корабли легли курсом на бухту Стрелецкая.
С мостика были видны вспышки орудийных залпов и огненные трассы с Северной стороны. По небу и побережью [213] рыскали прожекторы противника. Севастополь горел.
После полуночи ошвартовались в Стрелецкой бухте. Корабли встречал капитан 3 ранга Алексей Иванович Иванов.
Быстро сошли сибиряки. Тепло попрощались моряки с красноармейцами, с которыми успели подружиться на переходе из Новороссийска. Сибиряков встречали представители командования 142-й бригады. В эту же ночь прибывшие бойцы ушли на занятые бригадой позиции.
Боеприпасы грузили сразу же на автомашины. Все делалось в темноте. Бухту и берег без перерыва обстреливала вражеская артиллерия, но выгрузку боеприпасов не прекращали ни на минуту.
Борис Павлович вспоминает, как он шел в блиндаж, где находился командный пункт охраны водного района — ОВРа. Берег был сплошь изрыт воронками бомб и снарядов. На территории побережья бухты не осталось ни одного целого строения. На КП Фаворский узнал, что «Ташкент» прибыл в Камышевую бухту, а эсминец «Безупречный» потоплен вражеской авиацией.
Закончили выгружать боеприпасы, стали принимать людей. На корабль приняли 230 раненых, из них около половины тяжелораненых. Многие были больны дизентерией. На корабле приняли предупредительные меры, и никто из экипажа не заболел.
Помимо раненых, на «Трал» приняли группу севастопольцев, в основном женщин и детей. Всего вместе с ранеными на корабле оказалось около 300 человек. Корабельные помещения и палуба были заполнены так, что личному составу боевых постов с большим трудом приходилось пробираться к своим местам у пушек и пулеметов. [214]
Командир тральщика «Мина» старший лейтенант В. К. Стешенко доложил Фаворскому, что разгрузка закончена и на корабль приняты раненые.
В 1 час 53 минуты 27 июня корабли вышли из Стрелецкой бухты. «Трал» снова шел головным, в кильватере «Мина». Шли так же, как и входили, под самым берегом. Это маскировало тральщики. В 4 часа утра вышли за внешнюю кромку минных заграждений и легли курсом на юго-восток — с расчетом максимально удалиться от берега.
В 4 часа 30 минут сигнальщики обнаружили два «хейнкеля», шедших на большой высоте. Через несколько минут с мостика увидели, как самолеты повернули на БТЩ. Зенитчики тральщиков открыли огонь, и «хейнкели» отвернули на север.
Через 30 минут на малой высоте показались два торпедоносца, а за ними на высоте до 2000 метров клином шла группа Ю-87.
Тральщики увеличили дистанцию между собой, чтобы иметь возможность маневрировать. Ю-87 начали пикировать тройками с высоты 2000 метров и выходили из пике с 500-метровой высоты. Пикируя, самолеты обстреливали корабли из пушек и пулеметов.. На палубах появились раненые и убитые.
На тральщиках вели огонь непрерывно из всех огневых точек. Наступило время испытаний для БЧ-5. Дали самый полный ход. Маневрируя, тральщики уклонялись от прямых попаданий. Одна бомба упала в 15 метрах слева по носу «Трала». На палубу обрушились каскады воды. Взрывной волной корабль рвануло вправо, и тральщик начал описывать циркуляцию — руль от гидравлического удара заклинило.
«Следующие бомбы снова упали вблизи корабля и повредили гирокомпас, сорвали с места магнитные компасы. Вышел из строя пост управления рулем. Через [215] пробоину на носу поступала забортная вода. Осколками пробило левую топливную цистерну, соляр выходил за борт, оставляя за кормой маслянистый след. От сотрясений корпуса корабля перестала работать радиоаппаратура, связь с берегом была потеряна.
Корабль имел дифферент в носу и небольшой крен на левый борт.
В эти трудные для «Трала» часы в полной мере сказывались учения и тренировки в борьбе за живучесть корабля, проведенные в свое время командиром БЧ-5 Петром Григорьевичем Сергеевым.
В руках Михаила Бабина штурвал ручного запасного поста управления был так же послушен, как и на мостике. Быстро и точно исполняя приказания командира, Бабин своевременно уклонял корабль от бомб. Командир отделения трюмных Макаров, возглавляя аварийную партию, сумел быстро подкрепить упорами носовые переборки, заделать пробоины и приступить к откачке воды. Вода не прибывала, а убывала. Парторг корабля главный старшина группы электриков П. С. Заяц с электриками Чернышевым и Вязовским устранили повреждения и наладили подачу электроэнергии в боевые посты. Каждый член экипажа уверенно делал свое дело и твердо знал, что устраняя повреждения на своем боевом посту, он борется за живучесть и боеспособность корабля.
Раненые, размещенные во внутренних помещениях, слышали непрерывные взрывы и стрельбу, чувствовали сотрясение корпуса корабля и, естественно, нервничали, а когда увидели, что вода с палубы поступает в кубрик, где они лежали, решили, что корабль подбит, а о них забыли. И тогда те, кто мог передвигаться, полезли по трапу на палубу. Создалась пробка, так как на палубе свободного места не было, нарушилась работа аварийных партий. [216]
Тогда пришлось принимать меры комиссару корабля Василию Ивановичу Тарабарину. С помощью командиров и краснофлотцев он быстро навел порядок, успокоил раненых. Все, кто находился на верхней палубе, видели, как умело и самоотверженно действуют моряки во время налета вражеской авиации, быстро устраняют повреждения, возникающие на корабле. И те из легко раненных пассажиров, которые могли чем-то помочь, тоже включались в боевую работу — подтаскивали пулеметные коробки с патронами, снаряды к орудиям. Краска на стволах орудий от длительной стрельбы пузырилась и горела, раненые поливали стволы водой. И как велика была радость измученных людей, когда они увидели, как один из фашистских бомбардировщиков, выходя из пике, задымился.
Налеты продолжались до 6 часов 11 минут.
Трудно пришлось и базовому тральщику «Мина». Временами тральщик исчезал из вида: это столбы воды скрывали его от глаз моряков, наблюдавших за «Миной» с мостика «Трала». Экипаж «Мины» также, как и личный состав «Трала», умело отбивал атаки вражеской авиации и на ходу устранял повреждения от разрывавшихся вблизи корабля бомб.
До 16 часов 26 минут не было налета. В эти часы на «Трале» кипела работа: все, кто мог, устраняли многочисленные повреждения. Штурману Василию Худякову пришлось вспомнить старые способы мореходной навигации. Шли по солнцу. Радисты Николай Лепетин и Александр Бондаренко поставили новую антенну и сумели восстановить радиосвязь с берегом. Командир запросил разрешение следовать в Туапсе, так как входить в фарватеры Новороссийска без компаса было рискованно.
В 16 часов 26 минут с севера снова появились два «хейнкеля». Сбросили бомбы. К счастью, они упали [217] стороне от тральщика. Это был последний налет. С наступлением темноты, как только показалась Полярная звезда, тральщики легли курсом на Туапсе.
Суровые испытания выпали и на долю базового тральщика «Щит», командиром которого был Владимир Михайлович Гернгросс, ныне капитан 1 ранга в отставке.
Экипаж тральщика имел к тому времени уже большой боевой опыт: расчищал минные поля, прокладывал новые фарватеры, участвовал в эвакуации арьергардных частей из Одессы. В одном из переходов на борт корабля пришлось взять более 400 пассажиров.
«Щит» был также в числе первых кораблей, ворвавшихся декабрьской ночью 1941 года в Феодосийский порт с десантом на борту.
11 июня 1942 года «Щит» вместе с пятью катерами-охотниками вышел из Туапсе, сопровождая теплоход «Грузия», которая приняла пополнение, боеприпасы, продовольствие и медикаменты. Шли курсом на юго-запад до Анатолийского побережья. Пройдя вдоль турецкого берега, повернули на север, взяв курс на Севастополь. Штурман базового тральщика Олег Александрович Чуйко точно вел счисление.
«Щит» принял на борт большое количество ящиков, заполненных бутылками с зажигательной смесью для борьбы с танками. Душевые, вспомогательные помещения были до отказа забиты этим грузом.
12 июня в 17 часов конвой догнал БТЩ «Гарпун», где командиром был капитан-лейтенант Григорий Петрович Кокка и комиссаром старший политрук Иван Евсеевич Цыганков. «Гарпун» по решению командира ОВРа контр-адмирала В. Г. Фадеева должен был с 11 июня стать на планово-предупредительный ремонт. [218]
Правилами механической службы после выработки 500 часов моторесурса тральщик становился на трехсуточный предупредительный ремонт.
Однако обстановка в те дни не позволяла соблюдать положенные нормы. «Гарпун» был послан для усиления конвоя.
Вражеская разведка обнаружила корабль 12 июня в 19 часов 37 минут. Девять «юнкерсов» сбросили бомбы в 50 милях от подходной точки № 3.
Тральщики и катера, маневрируя, открыли огонь и сбили Ю-88 с боевого курса. Бомбы упали в стороне от «Грузии».
Хорошо управлял огнем на «Щите» лейтенант Мандель, отлично справлялись со своими обязанностями комендоры Данько, Левицкий, Царев и пулеметчик Царюк.
Налет продолжался около часа. Прямых попаданий не было, хотя четыре бомбы упали недалеко от теплохода. Командиру «Щита» В. М. Гернгроссу сообщили, что в кормовую часть «Грузии» поступает забортная вода, повреждено рулевое управление.
Неисправность быстро ликвидировали, и конвой продолжал следовать курсом на Севастополь.
С наступлением темноты корабли подвергались дважды атакам немецких торпедоносцев. Первыми их заметили катера и сразу же открыли лобовой огонь трассирующими снарядами. Торпедоносцы вынуждены были сбросить все восемь торпед раньше времени. И на этот раз прямых попаданий не было.
Владимир Михайлович вспоминает:
«Мы тогда впервые убедились, что немецкие торпеды, пройдя дистанцию, — очевидно, при погружении — самовзрываются, и сила гидравлического удара при этом была настолько велика, что казалось, будто торпеды взорвались совсем рядом. Командир БЧ-5 [219] Иван Мефодьевич Самофалов после первых взрывов посылал аварийную партию обследовать нижние отсеки тральщика, чтобы убедиться, нет ли пробоин».
На теплоходе «Грузия» вышли из строя компасы и боевая рация. Опять отказало рулевое управление.
Командир «Щита» передал по УКВ приказание командиру БТЩ «Гарпун» взять теплоход на буксир.
Через полчаса после буксировки на «Грузии» исправили рулевое управление.
К подходной точке подошли в 22 часа 30 минут. Лоцманский базовый тральщик № 27, которым командовал капитан-лейтенант А. М. Ратнер, должен был встретить конвой, но, разыскивая его, тральщик вышел мористее и разошелся с прибывшими кораблями.
Командир конвоя Гернгросс, будучи уверенным в своей прокладке, самостоятельно повел караван по фарватеру среди минного поля. По УКВ Гернгросс связался с Ратнером и объяснил ему, что взял на себя ответственность за проводку кораблей.
Идя фарватером, корабли перестроились в заранее условленной ордер: БТЩ «Щит» шел головным, «Гарпун» охранял теплоход с кормы, а катера выстроились по правому и левому борту «Грузии».
Налеты продолжались, но уже одиночными самолетами. Одна из бомб снова упала недалеко от «Грузии», на этот раз вышел из строя главный двигатель. Тогда «Щит» взял «Грузию» на буксир и вел ее 40 минут, пока с «Грузии» не передали на «Щит»:
— Прошу отдать буксир. Смогу идти своим малым Ходом.
На Инкерманский створ легли около 6 часов утра 13 июня. Было уже светло.
На траверзе Камышевой бухты три торпедных катера-дымзавесчика на полном ходу вышли курсом на север, пересекли Инкерманский створ, развернулись [220] влево, в сторону моря, и начали ставить дымовую завесу, прикрывая конвой с севера, от Качинского направления, откуда гитлеровцы могли вести прицельный артиллерийский огонь.
Прошли линию бокового заграждения. Дежурный по рейду передал в мегафон, к какому причалу швартоваться. «Грузия» получила приказание швартоваться у пассажирской пристани, «Щит» направили к Холодильнику, а «Гарпун» — к Угольной пристани.
«Щит» и «Гарпун» повернули в Южную бухту и шли совсем рядом, когда сигнальщик Радченко громко оповестил:
— Пять «юнкерсов» идут на нас с юга.
«Щит» дал полный ход вперед. «Грузия» не могла маневрировать. Ю-87 вошли в пике.
С мостика «Щита» было видно, как тяжеловесная мачта «Грузии» медленно поднялась в воздухе и, перевернувшись, упала в воду. Когда дымка рассеялась, «Грузия» уже погружалась. Катера снимали людей, подбирали тех, кто держался на воде. В последующие дни и ночи водолазы доставали с затопленного теплохода боеприпасы, оружие, продовольствие и медикаменты.
«Щит» подошел к вокзальной пристани. Не успели закончить швартовку, как пятерка Ю-87 начала пикировать на тральщик. Наши истребители самоотверженно бросались на вражеских бомбардировщиков.
Бомбы падали вокруг тральщика. Несколько осколков пробили корпус. Осколок пробил борт и письменный стол в каюте комиссара. Достаточно было попадания одного осколка в ящик с бутылками — и «Щит» охватило бы огнем.
Комиссар Никита Павлович Савощенко находился среди орудийного расчета. Его присутствие успокаивало людей, придавало им уверенность. [221]
На всякий случай аварийная партия во главе с боцманом Чижовым была наготове.
«Юнкерсы» улетели. Команда тральщика быстро выбрала остатки оборванных во время бомбежки швартовых тросов, и «Щит» перешел в Северную бухту, к Угольной пристани.
Помощник командира тральщика лейтенант Н. М. Сотников организовал выгрузку опасного груза. Матросы и старшины бегом относили ящики с бутылками подальше от тральщика. Весь брезент использовали для маскировки корабля.
«Щит» пробыл в Севастополе еще сутки, устранил основные повреждения, принял раненых и с наступлением темноты 14 июня вышел в Новороссийск. [222]
Однако все повреждения во время стоянки устранить не удалось. В пути несколько раз отказывало рулевое управление, но экипаж тральщика преодолел все трудности, и «Щит» благополучно вернулся в Новороссийск.
О судьбе базового тральщика № 27 я узнал от Павла Ивановича Жилкина, ныне капитана 2 ранга запаса. В годы войны он нес службу на БТЩ-27 комендором, старшиной группы комендоров, был секретарем комсомольской организации тральщика. В члены КПСС Павла Ивановича приняли по боевой рекомендации. В ней было записано, что Жилкин с первого выстрела сбил торпедоносец. А произошло все так: Жилкин вместе с комендором Алексеем Морозовым 30 апреля 1942 года нес вахту у носового орудия. Вахтенные заметили торпедоносец и, не ожидая объявления тревоги, открыли огонь и сбили его.
Павел Иванович рассказывал, что БТЩ-27 часто ходил в осажденную Одессу, сопровождая транспорты. На обратном пути принимали раненых, предоставляя им кубрики, койки, каюты командиров.
В осажденном Севастополе БТЩ-27 выполнял лоцманскую службу — обеспечивал ночью встречу и проводку транспортов и кораблей, так как днем противник обстреливал фарватер артиллерийским огнем.
Это БТЩ-27 отбил атаку торпедных катеров противника, когда эсминец «Свободный» и теплоход «Абхазия» проходили 10 июня узким фарватером в Севастополь.
«В памяти у меня навсегда сохранились события, связанные с гибелью БТЩ-27, — вспоминает Павел Жилкин. — В те дни тральщику приходилось до 3–4 раз в день менять место стоянки — авиация противника буквально выискивала наши корабли. [223]
13 июня БТЩ-27 шел в район Феолента. Пролетел вражеский разведчик. Через некоторое время на корабль с моря на высоте 3000 метров пошли цепочкой Ю-87. Сигнальщик Семен Пустов насчитал 27 бомбардировщиков. Многие на тральщике слышали доклад сигнальщика, что летят 27 самолетов. Как раз номер нашего тральщика. Мы увеличили ход. Все зенитные орудия открыли заградительный огонь.
Стрельба не остановила пикировщиков. Одна из бомб попала в носовое машинное отделение. Вся вахта во главе со старшиной 1-й статьи Иваном Щербиной, парторгом корабля, погибла.
Дизель остановился. Работала только кормовая машина. Одного «юнкерса» сбили. Атаки остальных следовали одна за другой. Вторая бомба попала в кормовое орудие, весь расчет погиб.
Заклинило руль в положении «лево на борт». Началась циркуляция. Это в какой-то степени помешало прицельному пикированию. Бомбы рвались вблизи тральщика.
Тяжело ранило осколком командира тральщика Ратнера. В командование вступил старший лейтенант Сергей Гребельников. Комиссар старший политрук Абрамцев тоже был тяжело ранен, потерял много крови, не мог двигаться. Командиру БЧ-2–3 лейтенанту Торобочкину перебило обе ноги.
«Юнкерсы» ушли. БТЩ-27, продолжая медленно циркулировать, начал погружаться — в пробоины поступала забортная вода, работали все водоотливные корабельные средства, но они не спасали положение.
Командира, комиссара, командира БЧ-2–3, старшин Ивана Курилова, Жору Суханова — всего 14 человек — погрузили на шлюпку. Чтобы не брать лишних гребцов, шлюпка и так была переполнена, раненые взялись сами грести. [224]
Тяжело раненный минер Саша Гелдиашвили, перевязав тельняшкой рваную рану в боку, сел за весла. Шлюпка не дошла до берега метров десять из-за пробоины и затонула. Саша Гелдиашвили вытащил на берег командира и комиссара, которые не могли самостоятельно двигаться.
В госпитале на Феоленте, на операционном столе, Саша Гелдиашвили умер.
Старший лейтенант Сергей Гребельников, посоветовавшись со штурманом старшим лейтенантом Борисом Львовым и командиром БЧ-5 инженером старшим лейтенантом Сабуровым, решил уходить с корабля. На берег выброситься тральщик не мог.
Ко всем раненым и контуженым, помимо спасательных поясов, привязали пробковые матрацы. Буксировать раненых к берегу поручили остававшимся на корабле краснофлотцам и старшинам.
Как только застопорили ход, тральщик резко накренился на правый борт. И тогда старший лейтенант Гребельников приказал:
— Всем покинуть корабль!
Но не всем удалось уйти с корабля, часть личного состава погибла, так как тральщик, помимо бомбежки, обстреливался и артиллерией противника с Балаклавских высот...»
На аварийном лесе, на пробковых матрацах продержались моряки до прихода катеров, некоторые сами доплыли до берега у 35-й батареи. В числе доплывших был и Павел Жилкин.
Все оставшиеся в живых перешли на «Гарпун», который оставили выполнять лоцманскую службу взамен БТЩ-27.
«На пятые сутки пришел конец нашей лоцманской службе, — вспоминает командир базового тральщика «Гарпун», ныне капитан 1 ранга в отставке Г. П. Кокка. [225] — Вахтенный сигнальщик Вячеслав Краснов доложил:
— Товарищ командир! С Инкермана курсом на равелин девять «юнкерсов», высота две тысячи!
Ведущий самолет девятки Ю-87, подойдя к кораблю, резко повернул влево и перешел в крутое пике.
Капитан-лейтенант Кокка в грохоте разрывов увидел яркое пламя, вспыхнувшее у полубака...
Пришел командир тральщика в сознание уже на берегу. Рядом были раненые краснофлотцы, старшины и командиры. Тут же лежали убитый комиссар корабля Иван Евсеевич Цыганков и тяжело раненный штурман корабля Василий Худяков.
Тральщик горел. Командир видел, как оставшаяся часть экипажа героически спасала корабль.
Ю-87 не улетели, а на небольшой высоте простреливали палубу, где боролись с огнем матросы и старшины, а также и стенку на берегу, где находились раненые.
Пожар на тральщике ликвидировать не удавалось, с каждой минутой возрастала опасность взрыва артиллерийского погреба.
Благодаря находчивости и бесстрашию боцмана Ивана Федоровича Коробкина, который по-пластунски пробрался с пожарным шлангом к погребу, сбил огонь и залил снаряды, опасность взрыва миновала.
Из 84 человек экипажа было ранено 18, убито трое. Тяжелые ранения получили командир БЧ-5 Я. Г. Назаров и помощник командира корабля А. А. Маков.
Пожар и огонь пулеметов и пушек с вражеских самолетов вывели из строя все артиллерийское и бомбовое вооружение. На тральщике осталась одна винтовка, которой был вооружен вахтенный у трапа.
Носовую мачту со всем вооружением, с полубаковой надстройкой ходового мостика свернуло на правый [226] борт с углом до 70 градусов — управлять кораблем с командирского мостика было уже невозможно.
По левому борту вырвало около двух квадратных метров наружной обшивки.
Корпус тральщика в кормовой части деформировался, поврежден руль — его «расхаживали» шесть человек с помощью штурвального колеса в румпельном отделении. Перекладывать руль при любом изменении курса и на поворотах можно было лишь с помощью трех человек.
В машинных отделениях почти на всех магистралях осыпалась изоляция, на соляро-масловых проводах зияли трещины и свищи...
Но дизели в основном оставались исправными, поэтому решили сохранить корабль и немедленно отправить его на Кавказ.
Во главе с помощником флагманского механика ОВРа Виктором Алексеевичем Самариным экипаж тральщика в течение суток восстановил электромеханическую боевую часть и подготовил корабль к переходу на Кавказ.
Усилиями всего экипажа носовую мачту с полубаковой надстройкой ходового командирского мостика сбросили на стенку артиллерийской бухты, так как выход в море в таком состоянии был опасен.
С тральщика № 27 на «Гарпун» перешли штурман Борис Львов, командир БЧ-5 Степан Каблуков, краснофлотцы и старшины.
Обгорелый, без ходового мостика, без средств управления, с туго перекладывающимся рулем, без компаса, без связи с берегом и с одной винтовкой «Гарпун» в 23 часа 30 минут 18 июня, буксируемый сейнером, вышел из Севастополя. На траверзе Песочной бухты сейнер отдал буксир. [227]
Командир Кокка вместе со штурманом Львовым заняли место на необычном командном пункте — у входного люка в румпельное отделение. Через цепочку связных командир управлял машинами.
Дошли до траверза Херсонесского маяка. Рассвет еще не наступал. Рассчитывали, что «Гарпун» пойдет с конвоем, который вышел из Севастополя в 22 часа. Однако сейнер, буксировавший «Гарпун» из артиллерийской бухты, запоздал на полтора часа, и конвой успел за это время уйти далеко вперед.
Командир, посоветовавшись со штурманом, пришел к выводу, что конвой не догнать. Решили идти самостоятельно.
Ориентируясь по Полярной звезде, взяли курс на Синоп. До рассвета видели на тральщике багровое зарево над Севастополем.
К 12 часам 19 июня подошли к траверзу Синопа. С «Гарпуна» наблюдали, как на береговой батарее вращались стволы орудий в направлении тральщика. «Гарпун» стал отходить в сторону моря. К изуродованному кораблю направились три турецких торпедных катера.
«На «Гарпуне» готовились к наихудшему, — вспоминает Павел Жилкин. — Но торпедные катера не подошли к тральщику. «Гарпун» взял курс на Батуми.
В машине люди несли вахту в тяжелых условиях. Черный дым валил больше через открытые люки машинных капотов, чем через дымоход. Тем не менее командиры машинных отделений Пономарев и Доронин отлично выдерживали заданный ход. Так же безупречно несли вахту у дизелей.
Днем 19 июня появился немецкий самолет-разведчик. В 14 часов налетели бомбардировщики.
Из единственной винтовки стрелял по самолетам электрик Тихонов. [228]
Сигнальщик Вячеслав Краснов зорко наблюдал за действиями бомбардировщиков, докладывал время от времени:
— Товарищ командир! Слева оторвались!
Это означало, что самолет, пикирующий с левого борта сбросил бомбы.
На руле стояло три человека, и они мгновенно выполняли команды — «лево руля» или «право руля», в зависимости от того, куда летели бомбы.
Не было ни одного попадания в тральщик. Бомбардировщики, сбросив бомбы, не улетали, а обстреливали нас из пулемета. Среди экипажа появились раненые и убитые. Убитых хоронили по морскому обычаю...
В питьевой цистерне пресная вода была засолена. Продовольственную кладовую залило водой во время пожара. Жажду и голод испытывали все, особенно изнемогали от жажды те, кто стоял на вахте у дизелей.
Утром 20 июня МБР-2 — морской разведчик — обнаружил тральщик, подлетел, выпустил зеленую ракету и сделал два круга. Пролетая над кораблем, летчик помахал нам рукой и своим курсом показал направление к нашему берегу.
Трудно передать радость, которую мы испытали при виде нашего самолета. Каких только ликующих слов не прокричали мы летчику!..
Люди заулыбались, а кое у кого покатились и слезы радости.
Через некоторое время появился катер МО-IV. Его послал командир Туапсинской военно-морской базы контр-адмирал Г. В. Жуков. Радостной была встреча в Туапсе...»
Я помню, как мы с Г. В. Жуковым прибыли на «Гарпун» и узнали о мужестве экипажа, умелых действиях [229] командиров, удивлялись, как мог обгорелый, изрешеченный, плохо управляемый тральщик дойти до базы. И сами себе отвечали: могли дойти потому, что там были советские моряки, почти все коммунисты и комсомольцы.
Павла Ивановича Жилкина направили позднее на курсы политработников в Гагры. Он был комсоргом, инструктором политотдела. Принимал участие во многих десантных операциях. Награжден боевыми орденами и медалями. После войны служил на Тихоокеанском флоте. Через 15 лет вернулся на Краснознаменный Черноморский флот заместителем начальника политотдела соединения, где начинал службу краснофлотцем. [230]