Тыл в Берлинской операции
Родился 11 декабря 1901 г. в Запорожской области. Участник гражданской войны, член КПСС с 1921 г. После гражданской войны служил в пограничных войсках, занимая накануне Великой Отечественной войны должности начальника управления снабжения войск НКВД Украинского округа, заместителя начальника Пограничных войск.
В годы Великой Отечественной войны был заместителем командующего армией по тылу, начальником тыла и заместителем командующего войсками Брянского, Центрального, 1-го Белорусского фронтон по тылу.
В послевоенные годы — начальник Главвоенстроя СССР, старший преподаватель кафедры тыла Военной академии Генерального штаба, научный сотрудник Института военной истории МО СССР.
Для тыла фронтов, участвовавших в этой заключительной операции Великой Отечественной войны, обстановка весной 1945 г. сложилась очень сложная. Выход войск на Одер в феврале вовсе не означал наступления хотя бы небольшого межбоевого затишья, как это было в других операциях, где была возможность заблаговременно осуществить множество мероприятий по тыловому обеспечению новой наступательной операции.
Нет, на сей раз такого затишья не наступило. Больше того, каждый фронт продолжал решать задачи по ликвидации окруженных группировок противника, по отражению контратак и контрударов — лобовых и фланговых.
По существу, никакой паузы не было ни для войск, ни для тыла. Это особенно характерно было для 1-го Белорусского фронта, где одна операция, достигнув своей цели, перерастала в другую. Целые армии совершали стремительные маневры по тылам других армий, чтобы выйти на новые оперативные направления.
Затянувшаяся ликвидация окруженных группировок немцев в Шнайдемюле, Познани, Бреслау и других крупных центрах не только мешала восстановлению коммуникаций по кратчайшим направлениям, по и требовала также огромных затрат боеприпасов, горючего, транспорта и т. п. Вместо того чтобы накапливать ресурсы для выполнения главной задачи — взятия Берлина, приходилось расходовать даже то, что осталось от Висло-Одерской операции, причем эти остатки находились на большом удалении от войск (в районе Вислы) и их подвоз увеличивал и без того огромную нагрузку на транспорт.
Наибольшая угроза нависла над тылом 1-го Белорусского фронта в конце февраля-начале марта, когда обнаружилась и уже начала свои активные действия померанская группировка противника в составе 16 пехотных, 4 танковых, 3 моторизованных дивизий, 17 бригад, боевых групп и отдельных частей. Она готовилась нанести мощный удар во фланг наших войск. На карте немецко-фашистского командования острие этого удара направлялось на город Цирке, находившийся в 100 км, в тылу 1-го Белорусского фронта. (Я особенно хорошо помню этот пункт, так как здесь располагался в то время штаб тыла фронта.)
Чтобы отразить готовящийся удар, на правом крыле 1-го Белорусского фронта из состава его войск был образован, по существу, новый фронт, обращенный на север. Здесь были четыре общевойсковые и две танковые армии, а также кавалерийский корпус.
Читателю нетрудно понять, что гораздо легче осуществить маневр техникой и живой силой, нежели материальными средствами и госпитальными базами. Тем не менее он был успешно осуществлен.
Конечно, автотранспорт не смог бы справиться с перевозками на 400-500 км в один конец, да еще в условиях весенней распутицы. Но нас выручила железная дорога на направлении Демблин, Лодзь, Быдгощ, Арнсвальде, Кюстрин. Когда 15 -16 января 1945 г. было начато ее восстановление, еще не было и помину о наличии померанской группировки врага. Тогда имелось в виду этим путем обеспечивать одну-две правофланговые армии 1-го Белорусского фронта.
Но восстановители еще не дошли до Кюстрина, как на север переместились упомянутые выше войска и проблема их обеспечения приобрела большую остроту.
Тут-то и пригодилась восстановленная железная дорога. Трудно представить себе, как можно было бы без нее обеспечить вновь возникший фронт на померанском направлении. Она вступила в строй в самый острый период нараставших событий, когда войска и техника заняли указанные им рубежи, а материальных средств не хватало. Противник бросал в бой одну дивизию за другой, и наши войска отражали удары, расходуя последние боеприпасы.
И вот в момент, когда казалось, что тактический успех противника может перерасти в оперативный, стали подходить поезда с боеприпасами, горючим, тяжелой артиллерией, инженерным имуществом. Положение коренным образом изменилось.
Огромная заслуга в этом принадлежит славным железнодорожным войскам фронта под командованием Героя Социалистического Труда генерала В. Н. Борисова. Они проявили большую инициативу и находчивость в изучении положения дел на фронтовых железных дорогах, быстро сманеврировали своими силами и средствами в соответствии со складывавшейся оперативной обстановкой и обеспечили пропуск поездов как раз в нужный момент и на решающем направлении.
Четко работал и автотранспорт. Всю сеть военно-автомобильных дорог в направлении Арнсвальде и Пиритца взяли на обслуживание фронтовые дорожные части, а армейские дорожники усилили обслуживание дорог в войсковом тылу. Более 2 тыс. автомобилей из фронтового резерва включились в подвоз боеприпасов и другого имущества.
В районах Вонгровец и Ландсберг в короткий срок были развернуты фронтовые госпитали на 15 тыс. коек.
А откуда брали боеприпасы? Об этом надо сказать подробнее. Дело в том, что подвоз боеприпасов для обеспечения Померанской операции не планировался ни центром, ни фронтом, как не планировалась и сама эта операция.
Обстановка, о которой идет речь, возникла и нарастала в ходе Висло-Одерской операции. Завершение же последней определялось выходом на рубеж Познани, а затем на Одер. И на это было запланировано около 3,5 боекомплекта боеприпасов. В том числе на одну лишь артподготовку намечалось израсходовать свыше 53 тыс. т снарядов.
Однако в самом начале операции произошло следующее. Командующий фронтом маршал Г. К. Жуков, наблюдая с НП командарма 5-й ударной армии генерала Н. Э. Берзарина за ходом артиллерийской подготовки, а равно и за поведением противника, принял решение: артподготовку прекратить и начать атаку. Это было весьма кстати, ибо противник к тому времени отвел свои войска с прежних позиций и весь наш огонь мог прийтись по пустому месту. Вместе с тем в результате сокращения времени на артподготовку образовалась экономия боеприпасов, составившая почти 30 тыс. т. И это было как раз то количество боеприпасов, какое понадобилось для успешного проведения Померанской операции в марте 1945 г.
Полагаю, без такой экономии, несомненно, более дорогой ценой достался бы нам и этот успех, и вся победа на завершающем этапе войны.
Тыловая обстановка на 1-м Белорусском фронте в феврале и марте 1945 г., как уже отмечено выше, сложилась довольно трудная. Уже хотя бы поэтому не могло быть речи о взятии Берлина с ходу, что ныне представляется возможным некоторым авторам военных мемуаров. Легковесность, несостоятельность их концепции убедительно показал в своих выступлениях в печати, а также в книге «Воспоминания и размышления» Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. В моей работе «На главном направлении» об этом также немало сказано. Поэтому здесь я кратко коснусь лишь одной стороны этого вопроса, а именно содержащейся в отдельных работах ошибочной оценки способности врага к сопротивлению в тот период. Она состоит в том, что к весне 1945 г. противник был-де настолько надломлен морально и физически, а ненависть немецкого населения к Гитлеру была так велика, что не было оснований ожидать серьезного сопротивления со стороны военных и гражданского населения, а потому, мол, и взятие Берлина в более ранние сроки не потребовало бы больших усилий.
Разумеется, это заблуждение. Нацистский дурман тогда еще крепко затуманивал головы многих и многих немцев, продолжавших верить в фюрера и в его обещание «чуда», якобы способного принести Германии победу в войне. Немаловажную роль играли разжигаемые гитлеровцами страх и ненависть к Красной Армии, борьба против которой «до последнего» объявлялась средством... выиграть войну.
Обо всем этом можно судить, например, по содержанию и характеру приказа Гитлера об обороне Берлина. В нем говорилось; «...жилые дома превратить в крепости, железобетонные сооружения-в опорные пункты... Противнику не должно быть дано ни минуты спокойствия, он должен быть обескровлен и изойти кровью в борьбе за опорные пункты... Предпосылкой успешной обороны Берлина должна быть оборона до последнего жилого блока, каждого дома, каждого окопа... Нет нужды в том, чтобы каждый обороняющий имперскую столицу знал детально технику военного дела, гораздо важнее, чтобы каждый был воодушевлен фанатическим желанием и волей к борьбе, чтобы он знал, что весь мир с затаенным дыханием следит за этой борьбой и что борьба за Берлин решит судьбу войны...»
Это был вопль погибающего. Но вместе с тем документ отражал вполне реальный расчет на фанатизм многих, еще веривших в фюрера. Наконец, о том же свидетельствуют ожесточение и упорство, с которыми сражались тогда гитлеровцы не только в Берлине, но и на других участках советско-германского фронта, не только до самого момента капитуляции, но и после нее.
Вот почему мне хочется еще раз подчеркнуть дальновидность и предусмотрительность Ставки Верховного Главнокомандования и командования 1-го Белорусского фронта, не допустивших преждевременного, необеспеченного в материальном отношении, наступления советских войск на Берлин.
Да, прежде всего надо было накопить материальные средства. Но, как я говорил выше, времени для этого было до крайности мало. К тому же вплоть до самой Берлинской операции непрерывно продолжались активные боевые действия, начавшиеся еще 14 января на Висле. Поэтому ресурсы тыла, в том числе и сэкономленные, таяли с каждым днем.
Обратились за помощью в центр. Надо сказать, что центральное руководство тылом в лице А. В. Хрулева, В. И. Виноградова, В. Е. Белокоскова, П. А. Ермолина, Я. С. Колесова, начальников главных управлений маршала артиллерии Н. Д. Яковлева, генерал-полковника И. И. Волкотрубенко, генерал-лейтенанта В. И. Дмитриева, генерал-лейтенанта М. И. Кормилицына, генерал-лейтенанта Д. В. Павлова, генерал-лейтенанта Н. Н. Карпинского, генерал-полковника Е. И. Смирнова, их заместителей и помощников оказывало постоянное внимание фронтам, находившимся на главном стратегическом направлении, в том числе и нашему.
И вот в ответ на нашу просьбу мы получили весьма обнадеживающую информацию о том, что уже в марте усилится подача материальных средств специально для обеспечения Берлинской операции.
В связи с этим от тыла фронта потребовалась организация повышенной готовности к принятию грузов из центра. По как раз в тот момент, в марте, началось бурное таяние снегов, вскрылась в своих верховьях Висла и надвинулась угроза разрушения железнодорожных мостов у Демблина и Варшавы. Тревожное это было время. Мы узнали, что в полосе 1-го Украинского фронта железнодорожные и автомобильные мосты уже были полностью или частично снесены напором льда. И теперь громадные груды обломков, скованных льдом, продвигались вниз по течению, угрожая мостам 1-го Белорусского фронта. Между тем допустить гибель мостов — значило оставить фронт на две-три недели без подвоза боевой техники и материальных средств в самый ответственный период подготовки Берлинской операции.
Военный сонет фронта учел всю серьезность создавшегося положения. Мне было поручено организовать спасение мостов. Хорошо понимая исключительную важность этой задачи, я выехал на Вислу немедленно. Со мной отправились начальник военных сообщений генерал А. Г. Черняков и начальник железнодорожных войск фронта генерал Н. В. Борисов.
Перед выездом с фронта я по телефону попросил А. В. Хрулева направить самолетом в Варшаву ученых специалистов-мостовиков. Просьба была выполнена, и в столицу Польши прибыли маститые ученые, в том числе профессор С. А. Завадский — начальник кафедры мостов Военно-транспортной академии. На своем веку они видели немало всяческих капризов водной стихии, хорошо знали и Вислу. Для них не было секретом, что эта широкая и с виду спокойная река таила в себе огромную разрушительную силу. Во время нашей краткой встречи с ними было отмечено, что до полного вскрытия льдов в районе Демблина и Варшавы остались считанные дни. Особенно река была опасна для мостов, которые, как известно, в годы войны повсеместно восстанавливались наскоро и не были рассчитаны на повышенное сопротивление. Так обстояло дело и на Висле. Нельзя было терять ни одного часа. И ученые, и командиры-железнодорожники пришли к единому мнению, что надо прежде всего спасать стоящий выше по течению Домблинский железнодорожный мост, ибо если стихия разрушит его, то он своей массой снесет и Варшавский железнодорожный мост.
Спасение мостов на Висле вылилось в грандиозную операцию.
Прибыв в Демблин, мы встретили там начальника мостопоезда № 13 инженер-полковника И. Л. Москалева. Доложив ледовую обстановку, он предложил весьма остроумное решение проблемы борьбы с ледоходом: создать на значительном протяжении вверх по течению, начиная от моста, специальные ледовые коридоры для пропуска по ним раздробленных льдин сквозь пролетные строения мостов. Иными словами, речь шла о том, чтобы бороться со льдом при помощи... льда.
Предложение И. Л. Москалева оказалось весьма эффективным. Для дробления льда мы призвали на помощь летчиков и саперов. Авиация вела непрерывную бомбежку надвигавшихся громадных льдин еще тогда, когда они были на дальних подступах к мосту. При этом и тяжелые мостовые фермы, сорванные в полосе 1-го Украинского фронта, где-то в верховьях реки, и теперь угрожавшие нашим мостам, под воздействием авиабомб и саперных фугасов превращались в щепу, которая беспрепятственно проходила в отверстия между опорами. Стоя на мосту, можно было видеть, как по длинному ледовому коридору протяженностью в несколько километров и шириной от 50 м в верхнем течении и до 20-30 м непосредственно у моста сплошным потоком устремлялась масса раздробленного льда.
Весьма оригинальным методом спасали Варшавский железнодорожный мост. С разных точек он был привязан к обоим берегам тросами по 4-5 «ниток» в каждую сторону. Чтобы повысить устойчивость опор, а также уменьшить вероятность разрыва мостового настила, поставили на мост поезд из сотни железнодорожных платформ с грузом булыжника.
В наиболее критический момент лед надвинулся с такой силой, что мост буквально прогнулся, образовав нечто вроде полудуги, вогнутой в направлении течения. Стоявший на нем тяжело груженный поезд растянулся, и казалось, что он вот-вот разорвется. Замечательно, что и это положение, близкое к аварии, не вызвало паники и нервозности, не повлекло за собой необдуманных действий или отчаяния — авиация и саперы планомерно продолжали свое дело.
Более трех суток длилась борьба со стихией. Мосты были спасены.
Особенно отличились солдаты и офицеры 20-го мостового батальона под командованием майора В. Желтикова из 1-й гвардейской железнодорожной бригады, получившей потом название «Варшавской». Эти бесстрашные люди карабкались по льдинам у самого моста, проталкивая их шестами в пролетные проходы. Иногда глыбы льда, громоздясь, достигали высоты мостового настила, и не каждый мог удержаться на этой грохочущей и подвижной, словно живой, ледяной массе. Некоторые срьвались в воду, но тут же, ухватившись за брошенные им веревки, без промедления взбирались на льдины и снова вступали в борьбу.
Хуже сложились дела у соседа справа — на 2-м Белорусском фронте. Единственный в его полосе железнодорожный мост через Вислу — у Торуни, не выдержав натиска льда, был снесен. Прошло почти полмесяца, прежде чем он был восстановлен. И все это время нам пришлось пропускать через Варшавский мост поезда, шедшие в адрес 2-го Белорусского фронта.
О спасении вислинских мостов я рассказал так подробно потому, что без преувеличения можно сказать: в тыловом отношении от этого зависела подготовка Берлинской операции. Многие участники этой эпопеи были удостоены высоких правительственных наград, а В. Желтиков и И. Л. Москалев получили ордена Красного Знамени. Пока спасали мосты на Висле, с востока к Варшаве и Демблину подошло не менее сотни поездов с боеприпасами, горючим, продовольствием, артиллерийским и инженерным имуществом. И как только позволила обстановка, все они двинулись на запад, в район Кюстрина и Франкфурта-на-Одере.
Организация тыла 1-го Белорусского фронта в Берлинской операции имела много особенностей. Она складывалась в ходе Висло-Одерской, а затем Западно-Померанской операций.
Железнодорожное базирование войск фронта непосредственно перед операцией было в общем благоприятным. Фронт имел два магистральных железнодорожных направления: Варшава — Познань — Франкфурт-на-Одере пропускной способностью 24-30 пар поездов в сутки и Демблин — Скаржиско-Каменна — Лодзь — Влоцлавек — Бромберг — Шнайдемюль — Ландсберг — Кюстрин — от 20 до 24 пар поездов.
От Варшавы до Франкфурта-на-Одере железнодорожная колея была к тому времени перешита, и по ней могли идти наши поезда, а линия от Демблина на Кюстрин имела, как и прежде, западноевропейскую колею. Поэтому, хотя в районе Демблина к тому времени сложилась мощная перевалочная база, способная принимать и отправлять около 20 поездов в сутки, основная нагрузка все же легла на линию Варшава — Франкфурт-на-Одере. Ибо фактор времени диктовал необходимость без задержки доставлять поезда побыстрее и поближе к войскам.
Густая сеть автомобильных дорог позволяла иметь в полосе каждой армии одну-две дороги с твердым покрытием. Фронтовых военно-автомобильных магистралей было четыре: Иновроцлав — Вонгровец — Кройц — Ландсберг — Витц — Кюстрин, Познань — Шверин — Кюстрин, Познань — Швибус — Реппен — Франкфурт-на-Одере, Лодзь — Здуньска Воля — Калиш — Шрим — Швибус. Наиболее напряженное движение автотранспорта осуществлялось по двум центральным направлениям.
Фронтовые тыловые учреждения, постепенно перемещавшиеся на запад в ходе предшествующих боевых действий и по мере восстановления железных дорог, теперь располагались в три эшелона. Значительная часть складов оставалась в районе Вислы, т. е. в 600 км от Одера, и входила в состав перевалочной базы, находившейся в распоряжении фронта до конца войны. Другая часть тыловых учреждений располагалась на рубеже Вонгровец, Познань. Наконец, наиболее мощная их группировка находилась в районе Ландсберга, Шверина, Топпера и Швибуса — в 60-120 км от войск.
Тот факт, что управление тыла 1-го Белорусского фронта продолжало командовать всей системой тыловых органов на Висле, имел свои положительные и отрицательные стороны. С одной стороны, фронт не был заинтересован в поспешном снятии с Вислы тех тыловых учреждений, которые располагались в районах Варшавы и Демблина и обеспечивали перевозку 20-24 поездов в сутки в обе стороны. С другой стороны, управлять столь удаленным хозяйством и одновременно готовить тыл для Берлинской операции было затруднительно в организационном отношении. Пришлось создать на Висле, в районе Варшавы небольшую оперативную группу во главе с заместителем начальника тыла фронта, снабдив ее мощным узлом связи: радио, ВЧ, телеграфом, самолетами.
Наиболее существенную роль в обеспечении пропуска поездов на запад и частично в район Демблина для перевалки грузов играли работники ВОСО. Их оперативные группы располагались не только на Висле, но также в Лодзи и Познани, где наблюдалось наибольшее скопление поездов.
В составе фронта насчитывалось свыше тысячи тыловых учреждений фронтового и армейского подчинения, в том числе более 60 фронтовых складов. Наибольшая нагрузка перед началом Берлинской операции выпала на долю артиллерийских складов и складов горюче-смазочных материалов, заблаговременно выдвинутых в районы Кройца, Ландсберга, Швибуса, Топпера, Реппона. Густая сеть железных дорог позволяла широко пользоваться выгрузочными станциями с доставкой грузов непосредственно в войска, что давало значительную экономию жидкого горючего. Начальник тыла фронта со своим штабом в ходе Берлинской операции переместился два раза.
В целом оперативный тыл был организован в полном соответствии с характером операции — по принципу максимального приближения к войскам. Впрочем, этого принципа мы придерживались и раньше. В данном же случае он был применен в особенно крупных масштабах.
Важно отметить, что восстановление железных дорог и наращивание их пропускной способности происходили непрерывно — и при подготовке операции, и в ходе ее, несмотря на серьезные помехи со стороны противника.
Забегая вперед, отмечу, что в ходе Берлинской операции военные железнодорожники смело и самоотверженно восстанавливали пути, идя вслед за наступавшими частями, чтобы обеспечить подачу поездов с боевым питанием непосредственно в войска. К 18 апреля, т. е. на второй день операции, было закончено восстановление железнодорожных мостов через Одер и Варту. Однако сразу же вслед за этим противник нанес по ним сильный удар с воздуха. Оба моста были вновь разрушены. Но личный состав частей 29-й железнодорожной бригады генерал-майора технических войск В. И. Рогатко и мостопоезда И. Л. Москалева, работая с величайшей самоотверженностью, под непрерывной бомбардировкой, восстановил их опять к 25 апреля.
В результате, когда наши войска именно в этот же день ворвались в Берлин, вместе с ними прибыл на станцию Берлин-Лихтенберг и первый поезд с тяжелой артиллерией.
Это было немаловажное событие, и мы с большой радостью отправили Военному совету фронта рапорт следующего содержания: «Небо — Военному совету. Докладываю: сегодня, 25 апреля в 18.00 по участку Кюстрин-Берлин открыто движение поездов до станции Берлин-Лихтенберг. Антипенко, Черняков, Борисов».
Дальнейшее восстановление большого и сложного Берлинского железнодорожного узла и значительного числа мостов через Шпрее и Эльбу велось славными железнодорожниками фронта с еще большим подъемом. Они своим трудом вписали немало страниц в героическую историю железнодорожных войск, с честью выполнили свой долг перед Родиной.
Наряду с развитием железнодорожной сети к началу Берлинской операции проделали большую работу также автодорожники. Через Одер и Нейсе было построено более четырех десятков автомобильных мостов, в том числе в границах 1-го Белорусского фронта 25 мостов общей протяженностью 15017 пог. м. По ним в дни подготовки и проведения Берлинской операции проследовали в обе стороны свыше 1671 тыс. автомашин, 400 тыс. повозок, около 600 тыс. пешеходов — главным образом советских и польских репатриантов.
Сооружение мостов через Варту и Одер велось в сложной боевой обстановке.
В районе Кюстрина, где войска 5-й ударной армии захватили плацдарм на западном берегу Одера, они подвергались непрерывным атакам. Враг стремился сбросить их в реку. Для удержания кюстринского плацдарма надо было немедленно перебросить туда самоходную артиллерию и танки, а для этого требовался автомобильный мост. Построить его и было приказано начальнику дорожных войск фронта Г. Т. Донцу.
Мост строило военно-дорожное управление № 3 (ВДУ-3) с приданным ему полком инженерных войск и 95-м мостостроительным батальоном из резерва фронта. Общее руководство осуществлял инженер-подполковник Д. А. Руденко.
Работы велись под непрерывным воздействием артиллерийского и минометного огня противника. Поэтому строительство осуществлялось в основном ночью, когда шла сборка заготовленных днем в окрестных лесах элементов мостовых конструкций. Сооружаемый мост не раз повреждался вражеской авиацией, копры с дизель-молотами, установленными на понтонах, нередко тонули, пораженные осколками мин. За неделю 163 мостостроителя были убиты, 38 утонули, 186 получили ранения. Дорогой ценой достался нам этот мост, построенный за семь суток, но благодаря ему наше командование смогло бросить на плацдарм боевую технику, удержать, а затем и расширить его, вынудив противника прекратить атаки и сохранив тем самым многие тысячи жизней воинов 5-й ударной армии, находившихся на западном берегу Одера.
Огромный опыт, накопленный нашими фронтовыми дорожниками, ярко проявился и при строительстве автомобильных мостов через Шпрее и Эльбу, осуществленном по завершении Берлинской операции. Интересно, что в то время в районе Магдебурга одновременно было начато строительство двух мостов через Эльбу, имевших одинаковые протяженность и ширину проезжей части. Один из них сооружали американские войска, другой — советские. Официального договора о соревновании не было, но по-дружески условились показать высокие темпы и качество работы. И, как доложил мне вскоре начальник дорожных войск фронта Г. Т. Донец, соревнование выиграли наши мостостроительные части, построившие мост на два дня раньше американцев.
Говоря о материальном обеспечении Берлинской операции, необходимо прежде всего привести данные о технической оснащенности участвовавших в ней 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Оба они имели более или менее одинаковое количество артиллерии и минометов — примерно по 14 тыс. стволов, равный вес боекомплекта боеприпасов — немногим более 43 тыс. тонн. Авиация фронтов насчитывала 7500 самолетов, а число танков составляло 6,2 тыс.
Что касается 1-го Белорусского фронта, то плотность артиллерии на направлениях главного удара его войск составляла 272 ствола на километр фронта, а на некоторых участках (в 5-й-ударной армии) — даже 286 стволов.
Только на первый день операции было запланировано израсходовать 1 147 659 снарядов и мин, 49 940 реактивных снарядов, что в целом составляло 2382 вагона боеприпасов. На направлении главного удара предстояло обрушить на врага 358 т металла на каждый километр фронта.
Нетрудно представить себе этот огненный смерч, буквально сметавший боевые порядки противника. А если к этому добавить, что одновременно при помощи 140 мощных зенитных прожекторов осуществлялось световое воздействие, ослеплявшее фашистских солдат под грохот тысяч орудий, то картина развернувшегося сражения за Берлин станет еще более внушительной.
И все же небезынтересно рассмотреть вопрос о том, достаточно ли материальных средств имели войска 1-го Белорусского фронта перед началом Берлинской операции.
Горючего и продовольствия было достаточно. Используя густую сеть железных дорог и наличный вагонный парк, мы намного разгрузили автомобильный транспорт, а следовательно, и сократили расход горючего. Фронт имел 5 заправок автомобильного бензина, около 12 — авиационного, свыше 4 — дизельного топлива. О продовольствии и говорить не приходится: его вполне хватало.
Боеприпасов же было мало — всего 2-2,5 боекомплекта, т. е. около 100 тыс. т. Из этого количества предполагалось израсходовать 1,5 боекомплекта в первый день операции. А чем же брать Берлин? По плану центра немало поездов с боеприпасами для нашего фронта находилось в пути, но все они были еще далеко, и мы не могли уверенно на них рассчитывать. Война научила правилу: к началу фронтовой наступательной операции в границах фронта должно быть не менее 3,5-4 боекомплектов, в противном случае операция считалась неподготовленной.
Оперативно-стратегическая обстановка подсказывала, что медлить со взятием Берлина нельзя, ибо, как можно было судить по поведению гитлеровцев, они явно хотели сдать Берлин нашим западным союзникам до подхода советских войск, надеясь извлечь из этого выгоды для себя. Да и сами союзники усиленно стремились первыми войти в Берлин, что, несомненно, постарались бы использовать в антисоветских целях наиболее реакционные круги Запада. Вот почему, как пишет Г. К. Жуков, в разговоре с ним по телефону 19 апреля И. В. Сталин, сообщив об имевшихся сведениях относительно намерения союзников упредить советские войска, подчеркнул, что этого нельзя допустить.
Мне запомнились слова начальника штаба фронта генерала М. С. Малинина по этому поводу. Во всех предыдущих операциях, сказал он мне во время одной из бесед, решающим фактором, определявшим готовность войск к наступлению, была полная обеспеченность материальными средствами. А теперь мы имеем случай, когда в силу сложившейся политической обстановки надо немедленно начинать наступление, даже с неполной нормой боеприпасов.
Михаил Сергеевич, разумеется, надеялся на поступление боеприпасов в ходе операции. Так оно и было. Но в то же время оказалось, что еще лучшим источником пополнения боеприпасов в ходе наступления явилась та экономия, которая, подобно Висло-Одерской операции, образовалась и на этот раз.
Любопытно, что в первый день Берлинской операции, 16 апреля, мне вновь, как и на магнушевском плацдарме 14 января, довелось быть вместе с командующим фронтом на НП 8-й гвардейской армии. И вновь Г. К. Жуков, учтя конкретную обстановку, сократил артподготовку на полчаса, приказав приступить к атаке, которая сразу же начала успешно развиваться.
Трудно переоценить значение полученной благодаря этому экономии боеприпасов, составлявшей не менее 20 тыс. т. Дело в том, что хотя подвоз их поездами продолжался, он все же не был настолько значительным, чтобы удовлетворить потребности войск в тот критический момент. Ведь противник сопротивлялся как никогда яростно, и потому каждый новый день наступления наших армий начинался артподготовкой, требовавшей от 0,25 до 0,5 боекомплекта боеприпасов. Вот тут-то и пригодилась экономия. В дальнейшем поступление боеприпасов усилилось, и к концу операции их накопилось столько, что. отмечая победу над фашизмом артиллерийскими залпами, мы могли, не скупясь, расходовать боеприпасы.
Несмотря на ограниченную глубину операции (150-200 км) и сравнительно сжатые сроки ее проведения, она все же дорого обошлась советским людям. Свыше 300 тыс. убитыми и ранеными потеряли мы в этой заключительной схватке с обреченным врагом. Расход боеприпасов составил около 200 тыс. т, горючего — 150 тыс. т. продовольствия и фуража — свыше 300 тыс. т. Вместе с другим имуществом (инженерным, вещевым и пр.) все это превысило 800 тыс. т, т. е. почти 1300 поездов.
Приведенные цифры подтвердили обоснованность предположений Ставки и командования фронта, что взятие Берлина может вылиться в грандиозную битву, недооценивать которую было бы опрометчиво.
Наряду с мероприятиями оперативно-тылового обеспечения Берлинской операции перед органами тыла в период ее подготовки и особенно после завершения встал целый ряд организационно-хозяйственных задач.
Так, надо было спасти скот, оставшийся без надзора и бродивший по полям и усадьбам бежавших хозяев. Повсюду был слышен рев голодных коров, они оставались недоенными. Некому было за ними присмотреть. Немецкие помещики и кулаки сами убежали, а большую часть трудового населения эсэсовцы насильно угнали на запад.
Наши польские друзья, которым позже были возвращены эти земли, и тот момент еще не были готовы к их заселению и освоению. Нужно было срочно найти выход из создавшегося положения. И мы решили признать на помощь нашим штатным подразделениям советских женщин, освобожденных из фашистской неволи. Конечно, нечего было и думать о том, чтобы надолго задержать на чужбине советских людей, истосковавшихся по Родине, по дому. И все же пришлось объяснить им создавшееся положение и убедить хоть немного повременить с отъездом домой, ибо каждый упущенный день грозил гибелью тысячам голов скота.
Однако и этого оказалось недостаточно. Брошенного скота было так много, что требовались более широкие мероприятия. Надо было собрать его в гурты, чтобы легче было за ним присматривать, кормить, доить. Потребовалось организовать переработку и сбыт молочной продукции. Возникла необходимость в срочной ветеринарной помощи, а в ряде мест — в заготовке и подвозке кормов. Для всего этого требовались люди, железнодорожный, автомобильный, гужевой транспорт, горючее, подъездные пути.
Словом, безотлагательно нужна была хорошо продуманная организация этого сложного и далеко не всем знакомого дела. В частности, встал вопрос о выборе наиболее благоприятных зон для сосредоточения и длительного содержания скота с учетом кормовых и водных ресурсов, благополучия в эпизоотическом отношении, удобств хозяйственного обслуживания и т. п. Отдельным гуртам в связи с этим предстоял переход на большие расстояния к Одеру и Варте, с тем чтобы можно было с наибольшей выгодой использовать прекрасные поймы этих рек.
О перевозке скота по железной дороге не могло быть и речи, так как поездов не хватало даже для воинских перевозок. Реальным представлялся только один способ — перегон. Но легко сказать- перегон! Правда, у нас был за плечами опыт перегона 70 тыс. голов скота от Волги до Днепра. Но то были коровы, привыкшие ходить по 15-20 км в день. А здесь дело другое. Как известно, на Западе крупный рогатый скот находится на стойловом содержании. Круглый год он стоит в загоне и лишь иногда совершает «променад» -100- 200 м в сутки но небольшом пятачке. К длительным же переходам-не приспособлен. Оказавшись перед лицом такой проблемы, работники нашей ветеринарной службы, посоветовавшись с другими специалистами, признали возможным и желательным перевод скота в районы, богатые кормами, но только при условии заблаговременной физической тренировки животных и тщательного подбора маршрутов перегона.
Все это вылилось в огромную организационно-хозяйственную операцию. Пришлось разработать специальную тренировочную программу, выполнение которой оказалось задачей хлопотливой и длительной. Еще более сложным оказался выбор маршрутов перегона. Ведь надо было определить пункты водопоя, кормления, лечения, сдачи молока и т. д.
Одну корову перевести из одного района в другой — за 40- 50 км — и то нелегкое дело. А тут десятки и сотни гуртов, перегоняемых на несколько сот километров!
Большую помощь оказали польские власти. Они содействовали в выборе районов, отвели пастбища в поймах рек. Наши военно-продовольственные органы выделили из своих, скромных ресурсов и завезли туда 3 тыс. т концентрированных кормов. А с какой заботой отнеслись к этому делу советские люди, согласившиеся взять на себя уход за этим безнадзорным скотом. Они принимали телят от коров, растелившихся в пути, выпаивали их, везли на повозках, не допуская надежа.
Ценой величайших усилий со стороны военно-тыловых органов и населения была предотвращена неизбежная гибель всей этой массы животных.
Надо сказать, что спасенный таким образом скот меньше всего нужен был армии. Ведь советские воины получали все необходимое для питания путем государственных поставок. Спасая скот, мы думали о людях, освобожденных из концентрационных лагерей, об обездоленном населении прилегающих районов, в том числе и о немецких трудящихся.
Кстати, по указанию Советского правительства 5 тыс. дойных коров было выделено в распоряжение берлинских властей. Благодаря этому в Берлине дети до 13-летнего возраста сразу же после окончания войны стали получать по 200 г молока в день. Подумать только: в такое трудное время каждый ребенок был обеспечен стаканом молока ежедневно! Даже в таком, казалось бы малозначительном, факте проявлялся гуманизм Красной Армии — освободительницы.
А весенний сев! Сколько тревоги и забот доставил он советскому военному командованию! Прежде всего надо было засеять земли восточнее Одера. Гитлеровские войска ушли оттуда в марте-апреле 1945 г., угнав местное население. Но можно ли было оставить незасеянными сотни тысяч гектаров плодородных земель! И Военный совет фронта потребовал от командования армий, корпусов, дивизий и войсковых частей сделать все от них зависящее, чтобы земля была вспахана и засеяна. Пришлось наспех создавать импровизированные «совхозы», оснащать их тракторами, транспортом, горючим, выделять для них семенной материал, удобрения и пр. Мы понимали, что, вероятно, не нам придется собирать этот урожай, но нам важно было, чтобы земля уродила.
Так, в результате большой организационно-хозяйственной и партийно-политической работы, проведенной в войсках, еще до начала Берлинской операции 300 тыс. га земель восточнее Одера были засеяны всевозможными яровыми культурами. Это дало потом урожай свыше 655 тыс. т зерна.
В проведении весеннего сева в восточной части Германии органы тыла советских войск участвовали уже после окончания войны. Это было в мае 1945 г. Оптимальные сроки для сева многих яровых культур были упущены из-за военных действий. Тем не менее нельзя было не сеять.
Вот почему и для группы Вальтера Ульбрихта, прибывшей в те дни в Берлин и взявшей на себя руководство демократически настроенной частью населения, первой заботой стала организация сева.
Всего в восточной части Германии имелось тогда 6,7 млн. га удобной земли, из них осенью 1944 г. было засеяно лишь 1,4 млн. га. Следовательно, весной нужно было засеять около 5 млн. га. Для Германии это было необычным, так как таи всегда преобладал озимый клин. Но война внесла свои поправки...
Провести весенний сев здесь оказалось совсем не легко. Было много брошенных поместий, часть из них взяли в свои руки крестьяне, назначив собственных управляющих, остальные же оставались безнадзорными. Надо было собрать оставшихся лошадей, уцелевший инвентарь, организовать его ремонт. Главное же состояло в том, чтобы помочь семенами, тракторами, горючим, транспортом.
В. Ульбрихт обратился за помощью к советскому командованию. Военный совет фронта выразил готовность сделать все, что было возможно. Осуществить такое решение предстояло органам тыла.
Много дней и ночей провели мы вместе с В. Ульбрихтом над разрешением огромного потока организационных и хозяйственных вопросов. Эти встречи запечатлелись в моей памяти, и я часто вспоминаю обо всем, над чем нам тогда пришлось работать.
Надо сказать, что немецкие крестьяне, словно очнувшись от летаргии, показали высокую организованность и в кратчайшие сроки засеяли 5 млн. га земли. Нетрудно представить, какое значение все это имело для последующей жизни немцев. Ведь было обеспечено получение урожая примерно 8,5 млн. т продовольственного зерна, что составляло свыше полтонны на душу населения.
В последние месяцы войны мы организовывали не только сельскохозяйственное, но и промышленное производство. Приходилось восстанавливать и пускать в ход в первую очередь мельницы, хлебозаводы, макаронные фабрики, текстильные, кожевенные и другие предприятия. Весной 1945 г. на территории фронта таких бездействующих предприятий было немало. Их хозяева сбежали, но остались рабочие — немцы, и они были готовы стать к стайкам и машинам. Там, где не хватало местных рабочих, решено было временно использовать советских граждан, подлежавших репатриации, но согласившихся сначала помочь нам наладить производство.
Однако для этого прежде всего потребовалась электроэнергия, а для ее выработки нужно было топливо — уголь и мазут. С помощью армейских и войсковых работников тыла все сколько-нибудь значительные запасы топлива были учтены и доставлены к соответствующим электростанциям. И они дали ток. А вслед за этим начали выпуск продукции предприятия, производившие печеный хлеб, макароны, кожу, текстиль и многое другое.
Особенно широкую инициативу проявили в этом деле органы тыла, возглавляемые генералом Н. В. Серденко (5-я ударная армия), полковником С. П. Кудрявцевым (3-я ударная армия), генералом А. А. Вавиловым (61-я армия), генералом П. С. Антоновым (2-я гвардейская танковая армия).
Ввод в строй промышленных предприятий выдвинул вопрос о сырье: в одном месте его не было, в другом.- накопились излишки. Возникла нужда в создании специального отдела в управлении тыла для руководства промышленным производством. Его возглавил талантливый инженер и организатор Вишневый со своими ближайшими помощниками Суконцевым и Светлицким. Они попытались даже внести клановое начало в работу промышленных предприятий, организуя смежников и обеспечивая доставку сырья.
Так постепенно в системе тыла ведущее положение заняли новые отделы — сельскохозяйственный и промышленный. Они развернули энергичную деятельность. Тогда мне не раз приходила в голову мысль, что подобные подразделения в системе тыла и, конечно, подготовку кадров для них следовало бы организовывать заранее.
Близился конец войны, надо было подумать о завтрашнем дне. И тут для тыла был непочатый край работы.
В один из последних дней апреля 1945 г. я доложил Военному совету фронта о своем намерении созвать 30 апреля в Нойенхагене общефронтовое совещание руководящих работников тыла для обсуждения задач, связанных с предстоящим переходом войск на мирное положение. Командование фронтом одобрило это предложение.
Пользуясь сохранившимися у меня записями, воспроизведу некоторые места из доклада, а также аз выступлений отдельных участников совещания. Эти уникальные материалы, на мой взгляд, никогда не утратят своей ценности, ибо по ним можно судить об обстановке того времени.
На обсуждение выносились следующие вопросы: организация фронтового и армейского тыла после окончания войны; сбор трофейного имущества; поддержание порядка в Берлине и восстановление нормальной хозяйственной жизни города; репатриация советских граждан; прием военнопленных после капитуляции Германии. Злободневность каждого вопроса — неоспоримая. Правда, многие из нас думали и о предстоящем увольнении из армии старших возрастов. Но пока мы не могли ставить этот вопрос на повестку дня: как-то еще не укладывалось в сознании, что войне пришел конец, которого мы так долго и так страстно ждали.
— Товарищи! Близится конец войны. Наше совещание сегодня, видимо, последнее в военное время.
Так начал я свой доклад. Говорю, а самому как-то не верится — неужто это так и будет! Ведь за четыре года пережито столько трудностей и невзгод. И все это время каждый день и каждый час все мысли были только о войне, только о делах на фронте, о людях, боевой технике, дорогах, транспорте. Казалось, потерялась способность думать на мирный лад. К тому же положение фронтового начальника обязывало заботиться не только и не столько о сегодняшнем дне, сколько о ближайших месяцах и даже годе войны.
Теперь же нужно было не только самому осознать, но и внушить собравшимся, что на смену боевой, вечно напряженной обстановке вот-вот придет мир. До тех пор это слово звучало как отдаленная, почти несбыточная мечта. А ныне для нас, работников тыла, уже настала пора разобраться в своем хозяйстве с позиций приближавшегося мирного времени, сделать бесконечно много дел. чтобы сберечь и в лучшем виде возвратить Родине оставшиеся ресурсы. А главное — проявить максимальную заботу о советском воине — победителе, обеспечить ему спокойный отдых. Вдуматься только: четыре года прожить в окопах, блиндажах, землянках, сдать на сырой земле, не раздеваясь, умываться кое-как, изредка бриться, жить в постоянном физическом и нервном напряжении, под непрекращающийся грохот ружейно-пулеметного, артиллерийского, авиационного огня, слышать стоны раненых, навсегда терять товарищей, гнать мысль, что и тебе, возможно, не дожить до конца войны, и вдруг все это позади, можно спокойно раздеться, разуться, лечь в чистую постель и теперь уже уверенно помечтать о завтрашнем дне...
Немалая доля заботы о том, чтобы так было, чтобы каждый наш воин весомо и зримо почувствовал окончание войны, ложилась на нас, работников тыла. Надо было предоставить советским воинам казарменные помещения, снабдив кроватями или хотя бы чистыми нарами с постельными принадлежностями. Предстояло дать возможность всем хорошо помыться, сменить белье, надеть чистое обмундирование, пришить белый подворотничок, почистить ботинки, побриться, посмотреть на себя в зеркало. Следовательно, нужно было найти и отремонтировать тысячи помещений, позаботиться о многих сотнях тысяч постелей и стольких же комплектах обмундирования, белья и т. п.
Первоочередная задача состояла в том, чтобы привести в порядок огромное тыловое хозяйство, собрать растянувшиеся на сотни километров тыловые учреждения, материальные средства и запасы, организовать ремонт обмундирования и техники, наладить изготовление одежды и обуви, а также всего остального имущества. Была и еще одна забота. Не секрет, что каждая армия в течение четырех лет войны стремилась обзавестись всевозможным, иногда даже не очень нужным, хозяйством, так сказать, на всякий случай. С приближением конца войны сразу же выявились все эти «резервы». И так как они представляли известную ценность для народного хозяйства, то туда и следовало их направить без промедления.
Эти и многие другие вопросы обсуждали мы на совещании и Нойенхагене 30 апреля 1945 г., за несколько дней до окончания войны. Здесь же наметили пути решения стоявших перед органами тыла задач. Расскажу кратко о некоторых из них.
По мере того как наши войска продвигались к Эльбе, все новые и новые тысячи советских граждан и граждан других стран мира толпами шли на восток, уходя из лагерей и от «хозяев». Репатриантов принимали на специальных сборных пунктах. Там они проходили медицинский осмотр и санитарную обработку, причем некоторых приходилось тут же госпитализировать. Других нужно было заново одеть, обуть и всех — немедленно накормить и обеспечить ночлегом.
Сформированное тогда управление по делам репатриации во главе с генералом Скрынником имело множество задач организационно-политического порядка. Вопросы же обеспечения легли на органы тыла фронта и армий.
Среднесуточный приток репатриированных в советскую зону составлял примерно 35-36 тыс. человек. К началу июня 1945 г. их число на сборных пунктах превысило 1 млн.
Миллион человек! Нужно было не только кормить их и лечить, во организовать как можно лучше и скорее отправку всех этих исстрадавшихся в неволе людей домой, на Родину. Однако и названное мною число должно было возрасти. По имевшимся тогда сведениям, оно могло перевалить за 3 млн. человек.
Где брать необходимый для их отправки транспорт? Если сажать в поезд по 1500 человек, то только для первого миллиона репатриантов требовалось около 700 поездов. Но ведь у каждого были какие-то личные вещи, и мы не могли допустить, чтобы эти обездоленные люди лишились своих скромных пожитков. Следовательно, практически в поезд можно было погрузить с вещами не более 1 тыс. человек. А это значило, что нам нужна была тысяча поездов для одних лишь репатриантов.
Между тем предстояло ведь перевозить на восток и войска, и боевую технику, и всевозможное военное имущество. Железные же дороги имели еще низкую пропускную способность. В итоге для репатриантов можно было выделить не более двух-трех поездов в сутки. Вот и выходило, что для полной их эвакуации таким способом потребовались бы годы.
Долго ломали голову над этим вопросом. И выход был найден. Важным условием при этом явилось то, что среди репатриантов велась большая политическая работа под руководством члена Военного совета фронта К. Ф. Телегина и начальника политуправления фронта С. Ф. Галаджева. Когда освобожденным из неволи людям разъяснили положение, они не стали требовать невозможного. Хоть пешком, но скорей на Родину — так думали все, кому был доступен подобный способ передвижения.
Многие, разумеется, не отваживались на это, и тому было немало причин: малые дети, болезнь ног, общее истощение, беременность и т. д. Таких репатриантов мы отправляли домой по железной дороге или на автомашинах, причем в первую очередь.
Другие же, и их было большинство, двинулись в путь пешком. Их было 650 тыс. человек. И каждого нужно было снабдить всем необходимым вплоть до соответствующей обуви. Для движения этой лавины людей было намечено пять трасс общей протяженностью (включая территорию Польши) в 1 тыс. км каждая. Через определенные промежутки устраивались пункты отдыха и снабжения. В них имелось все необходимое для выпечки хлеба и приготовления горячей пищи. Были там и походные душевые установки.
В каждом таком пункте репатрианты могли получить медицинскую помощь. Тут же им выдавали продукты.
Продовольственная служба фронта выделила для этого 20 тыс. т муки, 6 тыс. т круп, 2,5 тыс. т мясных консервов, 1,5 тыс. т жиров, 1,6 тыс. т соли, 1,3 тыс. т сахара, 50 тыс. т картофеля и другое продовольствие. Что касается консервов, которые были особенно нужны в пути, то их выдали 12 млн. банок.
Двигались репатрианты на восток колоннами по 5 тыс. человек в каждой, выходившими на трассу одна за другой через сутки. Перед уходом устраивались торжественные проводы.
За выбор трасс и порядок движения колонн отвечали военные дорожники. Автомобильная служба фронта выделила 2 тыс. автомобилей для подвоза продовольствия по маршрутам и для сопровождения каждой колонны репатриантов. Служба горюче-смазочных материалов выдвинула повсюду свои заправочные пункты. Личные вещи везли на машинах в сопровождении офицеров и самих репатриантов.
План перехода репатриантов был внимательно рассмотрен и одобрен командованием фронтом. При этом был дан строжайший наказ о соблюдении должного порядка на трассах.
В числе освобожденных нами из немецкой неволи были и граждане других стран — американцы, англичане, французы и др. О них тоже позаботились работники тыла фронта, доставив их в Одесский порт хорошо экипированными, с запасами продовольствия. К сожалению, не всегда тем же отвечали нам союзники. Они нередко передавали нам репатриированных не с трехдневным запасом продовольствия, согласно договоренности, а с однодневным. Я уже не говорю о других, ныне широко известных, нарушениях западными союзниками обязательств относительно репатриации советских граждан.
Итак, эпопея отправки в Советский Союз репатриированных оказалась чрезвычайно сложной и трудной задачей. Но органы тыла в целом справились с ней.
2 мая пал Берлин. Еще продолжались бои за полную ликвидацию отдельных групп противника, не желавших сложить оружие. Вскоре была назначена дата подписания в предместье Берлина Карлсхорсте акта о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии.
Мне пришлось руководить организационно-хозяйственным обеспечением этой церемонии.
Согласно указанию командования фронтом, обед нужно было приготовить из советских национальных блюд. Соответственно этому шеф-повар В. М. Павлов предложил щи русские, индюка украинского, пирог уральский, шашлык по-грузински, всевозможные рыбные блюда и т. п.
Конечно, нам нелегко было все это обеспечить. Но ведь и событие немаловажное: победоносно закончилась четырехлетняя война и именно по этому поводу собрались представители стран-победительниц.
Мы старались хорошо принять гостей, и, как мне представляется теперь, обед удался на славу. Правда, не обошлось без непредвиденных затруднений. Обед, как было приказано, приготовили к 15 часам 8 мая, но к тому времени еще даже не началась церемония подписания акта о капитуляции: продолжались переговоры между Москвой, Вашингтоном и Лондоном о ее процедуре.
Лишь поздно ночью наступил долгожданный час. Капитуляция была принята около 0 часов 45 минут по московскому времени 9 мая 1945 г. Во втором часу ночи все участники церемонии были приглашены к столу. К тому времени находчивый Василий Михайлович Павлов переименовал «щи русские» в «щи суточные», от чего их качество нисколько не ухудшилось. Кроме того, все изрядно проголодались, и предложенные яства получили хорошую оценку.
Банкет открыл маршал Жуков кратким тостом за Победу, за советских воинов, за воинов союзных с нами государств, за здоровье всех присутствующих. Затем произносили тосты другие участники этого позднего обеда. Завершился он песнями и, конечно, разудалой русской пляской. Плясал маршал Жуков. Пытался соперничать с ним Делатр де Тасиньи, однако безуспешно. Французский генерал вскоре потерял равновесие, но это не помешало ему сохранить отличное настроение. Все были веселы, каждого окрыляла радостная мысль: победа, мир!
Было около 6 часов утра, когда гости стали разъезжаться по домам. Расстались мы, как настоящие боевые друзья. И казалось, что боевая дружба, скрепленная кровью в борьбе с ненавистным врагом, будет вечной и ничто не нарушит добрых отношений между русскими, англичанами, американцами, французами. Увы, не прошло и года, как реакционные круги западных стран начали «холодную войну», проявления которой и поныне не дают покоя добрым людям на земле.
Еще в те дни, когда наши войска приближались к Берлину, мы видели, как по дорогам Германии брели мирные жители, в основном немецкие женщины, дети, старики. Они считали себя обреченными. Ведь пропаганда гитлеровцев давно уверила их в том, что от советских войск следует ждать лишь кровавой расправы, насилия и грабежей, глумления над человеческой личностью, т. е. всего того, что делали сами фашисты на советской земле. Но дело было не только г. пропаганде. Немцы начинали понимать, что все они несут ответственность перед человечеством за гитлеровский произвол. И вот теперь их гнал страх перед расплатой за все содеянное ими самими или их родственниками, соотечественниками. За загубленные миллионы людей воюющих стран, за стертые с лица земли тысячи городов и десятки тысяч сел, за угон в рабство свыше 6 млн. человек, за превращение целых областей в безжизненное пространство. За то, что в нашей стране не осталось ни одной семьи, где бы не был убит отец, брат, сестра, где бы не плакали сироты... Действительно, было отчего страшиться немцам. Ведь нет границ преступлениям фашизма, вскормленного на немецкой земле!
Думая над всем этим, я и теперь вновь и вновь поражаюсь и восхищаюсь невиданным гуманизмом Красной Армии — победительницы, проявленным по отношению к поверженному врагу. Восхищаюсь силой влияния и благородством идей Коммунистической партии Советского Союза, которая уберегла свой народ и армию от чуждой нам идеологии кровавых расправ. Благодаря партии и ее великим идеям нашим Вооруженным Силам не угрожала опасность разложения, всегда поражавшего ослепленных славой победителей, кончавших тем, что они отдавали на разграбление и насилие города и селения побежденной страны.
Нет, не такова природа социалистического государства. И потому совсем иное несли немцам наши воины, вступая в логово злейшего врага — Берлин. Мы знали, что «гитлеры приходят и уходят, но немецкий народ остается». И было ясно, что нельзя ставить знак равенства между Гитлером и всем немецким пародом.
Впрочем, нельзя и ставить «китайскую стену» между фашиствующими мракобесами и остальными немцами, ибо это значило бы полностью снять вину с тех, кто породил фашизм, кто неистово кричал «Хайль Гитлер!» И наконец, кто же будет в наши дни нести ответ перед историей за ростки неофашизма, возникшие на той же почве, какая взрастила гитлеризм?
Эти мысли невольно возникают, когда начинаешь шевелить страницы прошлого, овеянного славой нашего оружия и нашего гуманизма.
Вступая в Берлин, мы знали, что это город индустрии, в котором рабочий класс составляет добрых две трети населения. И нам также было известно, что пятимиллионное население этого большого города давно голодает, что в последние недели и дни гитлеровского господства почти совсем прекратилось продовольственное снабжение. Немцы жили впроголодь, многие, подобно нищим, протягивали руки, выпрашивая кусок хлеба у проходящих колонн советских воинов. Бледные, изможденные немецкие дети вызывали чувство глубокой жалости, и наши воины тут же раздавали им хлеб, сахар, соль и т. п. Словом, дело обстояло так: буржуазия сбежала, остались труженики. И Советское правительство о них позаботилось еще до принятия капитуляции Германии.
Военный совет фронта знал, что готовится специальное решении по этому вопросу, и в ожидании его ввел временные нормы снабжения населения Берлина из имевшихся у нас ресурсов. И эту работу выполняли советские офицеры, солдаты, еще вчера проливавшие свою кровь в борьбе с гитлеровцами.
В своей книге «Zur Geschichte der neusten Zeit», изданной в 1955 г., В. Ульбрихт писал: «В то время немецкий народ не мог прочно встать на ноги без помощи извне. Население Германской Демократической Республики никогда не забудет самоотверженной мирной работы советских комендантов и офицеров, еще недавно сражавшихся на фронтах против фашистских войск. Теперь они с небывалой энергией приступили к оказанию помощи немцам, побуждая их целеустремленно и самоотверженно взяться за работу. Это было достойным завершением освободительной миссии советских войск».
9 мая 1945 г. в Берлин прибыли заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров СССР Анастас Иванович Микоян и начальник тыла Красной Армии генерал Андрей Васильевич Хрулев. Они привезли решение Советского правительства об организации помощи населению Берлина.
В соответствии с этим документом устанавливались следующие нормы выдачи продовольствия в день: лицам, занятым на тяжелых физических работах и рабочим вредных профессий — по 600 г хлеба, 80 г круп и макаронных изделий, 100 г мяса, 30 г жиров, 25 г сахара; рабочим — 500 г хлеба, 60 г круп и макаронных изделий, 65 г мяса, 15 г жиров и 20 г сахара; остальному населению — по 300 г хлеба, 30 г макаронных изделий и круп, 20 г мяса, 7 г жиров и 15 г сахара. Кроме того, каждый житель получал по 400-500 г картофеля в день и по 400 г соли в месяц. По карточкам выдавали чай и натуральный кофе. Ученые, врачи, деятели культуры и искусства, а также руководящие работники городского и районного самоуправления, тяжелой промышленности и транспорта были приравнены по снабжению к первой из вышеназванных категорий, прочие технические работники, равно как и предприниматели, учителя и служители церкви, — ко второй. Для больных, находившихся на излечении в больницах, были введены повышенные нормы. Детям до 13-летнего возраста, как уже отмечалось, была определена ежедневная выдача также 200 г молока каждому.
Вскоре после приезда А. И. Микояна и А. В. Хрулева я был вызван в один из домиков в Карлсхорсте, где они разместились. Здесь я получил от них приказание возглавить всю организационную работу по обеспечению населения Берлина продовольствием.
Задача, прямо надо сказать, была тяжелая. Прежде всего потребовалось установить, сколько жителей осталось в городе. Предварительный подсчет дал цифру, превышающую 2 млн. человек, примерно равную числу находившихся на довольствии солдат и офицеров фронта. Таким образом, количество едоков у нас удвоилось.
Но и это было не все. В то время как мы печатали продовольственные карточки на 2 млн. человек, число жителей города быстро возрастало. Прослышав о том, что советское командование никаких расправ не учиняет и, наоборот, намеревается кормить жителей Берлина, со всех концов Германии сюда устремились нескончаемые вереницы мужчин, женщин и детей. Двигались кто как мог: на велосипедах, мотоциклах, полуразбитых автомашинах, телегах, запряженных в ручные повозки собаках, просто пешком.
Сначала выяснилось, что надо допечатать еще 2 млн. карточек. А к моменту открытия продовольственных лавок, т. е. спустя неделю после капитуляции Германии, в Берлине насчитывалось уже 4,5 млн. жителей. Иначе говоря, они возвратились в свои дома быстрее, чем бежали из них.
Потребовалось огромное количество продовольствия. К тому же нужно было создать не менее чем трехмесячный запас. Это, согласно указанию, являлось непременным условием открытия продовольственных лавок. Вместе с тем оно требовало, чтобы отпуск продовольствия был начат не позже 15 мая 1945 г.
Итак, времени для организации этого невероятного по масштабам мероприятия оставалось крайне мало. Для его осуществления были направлены в Берлин все излишки продовольствия, имевшиеся не только у нас, но и, по распоряжению А. В. Хрулева, у соседей — на 1-м Украинском и 2-м Белорусском фронтах. Легко сказать — направлены. Потребовались огромные усилия личного состава тыловых органов и нескольких тысяч временно привлеченных к этому офицеров из действующего резерва фронта, чтобы развезти по магазинам 105 тыс. т зерна, 18 тыс. т мясопродуктов, 4,5 тыс. т жиров, 6 тыс. т сахара, 50 тыс. т картофеля, 4 тыс. т соли и 350 т кофе.
К 8 часам утра 15 мая 1945 г. выдача продовольствия жителям Берлина была начата. В качестве продовольственных лавок были использованы существовавшие ранее магазины. Кое-где пришлось приспособить для этого другие помещения. Стремились к тому, чтобы в каждом квартале была своя продовольственная лавка, так как это позволяло избежать больших очередей.
Продовольствием обеспечивалось население всего Берлина: тогда еще не было деления города на зоны. Несколько позднее оно было произведено, после чего наша система снабжения охватывала лишь советскую зону. Кстати, у меня сохранился нижеследующий документ (см, таблицу на стр. 745), датированный 15 июля и показывающий, что советское командование создало устойчивый запас продовольствия для населения восточной части Берлина.
СПРАВКА О РЕСУРСАХ ПРОДОВОЛЬСТВИЯ ДЛЯ СНАБЖЕНИЯ НАСЕЛЕНИЯ ВОСТОЧНОЙ ЧАСТИ БЕРЛИНА ПО СОСТОЯНИЮ НА 15 ИЮЛЯ 1945 ГОДА
Примечание. В окрестностях Берлина есть подвезенный картофель, но и город своевременно не завезен из-за нехватки автомашин. Сейчас завоз картофеля в город усиливается и норма будет выдержана.Начальник тыла Группы войск в Германии
генерал-лейтенант Антипенко15 июля 1945 года
Созданные на ту же дату советским военным командованием запасы продовольствия для западной части Берлина обеспечивали удовлетворение потребности в среднем до 1–15 сентября 1945 г., что даже превышало нормы, установленные соответствующими межсоюзническими соглашениями.
Но не только продовольственной помощью мы занимались в то время. Совместно с В. Ульбрихтом обсуждали и решали вопросы восстановления городского хозяйства: подачи электроэнергии и газа, работы метрополитена, расчистки улиц от обломков зданий, открытия больниц, театров, кафе и множество других. В связи с этим отмечу, что, уезжая в Москву, А. И. Микоян обязал меня докладывать ему по телеграфу каждую неделю о ходе реализации решения Советского правительства о Берлине. Это указание регулярно выполнялось. Приведу, в частности, один из таких докладов, датированный 21 июня 1945 г. В нем говорилось:
«На июнь выдано потребное количество карточек. Сеть магазинов достаточна, очередей нет. Детям регулярно выдается молоко. Продовольствие выдается бесперебойно. Проведена широкая санитарно-эпидемиологическая разведка, ликвидированы очаги инфекции. На территории города собрано и закопано 2 тысячи трупов животных.Обследованы водопроводные станции, воспрещены для использования засоренные источники. Организован медицинский контроль на холодильниках и консервно-колбасных фабриках. Начали работать: больниц 92, детских больниц 4, родильных домов 10, аптек 146, амбулаторий 9, диспансеров 4, медпунктов 13, детских консультаций 3, станций скорой помощи 6. Общее количество коек в больницах — 31780. Врачей, работающих в лечебных учреждениях, — 654, частно практикующих — 801. Созданы главное управление здравоохранения Берлина и районные органы.
Мощность действующих электростанций доведена до 98000 квт. Подключено к электросети жилых домов 33 тысячи, водопроводных и канализационных станций 51, бань 4, прачечных 7, парикмахерских 480, пекарен 1084. Восстановлено и включено свыше 3 тысяч фонарей уличного освещения.
Пущено в эксплуатацию 15 водопроводных станций с суточной мощностью 510 тысяч кубометров, восстановлены основные водопроводные магистрали. Подключены к водопроводной сети 85 тысяч зданий и все работающие коммунальные предприятия. Пущено в эксплуатацию 35 канализационных станций.
Введено в эксплуатацию 39,2 километра линий метрополитена, открыто 52 станции метро, работает 16 поездов в составе 62 вагонов. Введено в эксплуатацию 8 линий трамвая общей протяженностью 65,4 километров, работает 122 вагона. Введено в эксплуатацию 7 линий омнибусного сообщения протяженностью 91 километр, работает 46 омнибусов.
Пущено в эксплуатацию 5 газовых заводов общей суточной производительностью 157 тысяч кубометров. Пущено в эксплуатацию 6 бань, ремонтируется 5 бань. Пущено в эксплуатацию 10 прачечных.
Для подвоза каменного угля из Силезии сформировано 18 железнодорожных вертушек. Брикетированный уголь из Мюнхеберга подвозится 25 вертушками, 850 тонн каждая.
Открытие магазинов и ресторанов получило пока незначительное развитие.
Открыты и работают «Западный театр», где выступает балетная группа, театр комедии «Ренессанс», симфонический оркестр филармонии, в ближайшие дни будут работать оперный и драматический театры. Открыты и работают 45 варьетэ, 127 кинотеатров, посещаемость которых от 80 до 100 тысяч человек в сутки».
Не могу не напомнить, что все это происходило спустя всего лишь полтора месяца после окончания войны. Город, который подвергался воздушным ударам союзников в течение трех лет, ожесточенному огню артиллерии в период борьбы за каждую улицу, за каждый дом, теперь вновь зажил полнокровной жизнью.
Порой это кажется непостижимым. И тем не менее это непреложный факт, реальная действительность.
Невольно вспоминаются сумасбродные слова Гитлера о судьбе, которую он готовил Москве в 1941 г., в дни, когда он мечтал о захвате советской столицы:
«Город должен быть окружен так, чтобы ни один русский солдат, ни один житель — будь то мужчина, женщина или ребенок — не мог его покинуть. Всякую попытку выхода подавлять силой. Произведены необходимые приготовления, чтобы Москва и ее окрестности с помощью огромных сооружений были затоплены водой. Там, где стоит сегодня Москва, должно возникнуть огромное море, которое навсегда скроет от цивилизованного мира столицу русского народа».
Та же участь готовилась и для Ленинграда.
«Для всех других городов, — говорил Гитлер, — должно действовать правило, что перед их занятием они должны быть превращены в развалины артиллерийским огнем и воздушными налетами. Недопустимо рисковать жизнью немецкого солдата для спасения русских городов от огня»{223}.
Лишь безумцы и авантюристы, снова рвущиеся к власти под знаменем неофашизма, могут тешить себя надеждой на короткую память миллионов людей, переживших иго гитлеровского насилия. Великодушие русского парода, проявленное им по отношению к побежденному немецкому государству в 1945 г., вовсе не означает всепрощения и забывчивости. Советский народ и его Вооруженные Силы вспоминают о зверствах фашистов не только в юбилейные даты. Они всегда помнят и рассказывают о них подрастающим поколениям, дабы не притупилась бдительность к коварному врагу.
Гуманность советских воинов в 1945 г. дала свои плоды. В лице трудящихся Германской Демократической Республики Советский Союз приобрел верных друзей и союзников. Рабочие, крестьяне, прогрессивная интеллигенция ГДР построили за короткий срок социалистическое государство, которое стоит в ряду первого десятка высокоразвитых стран мира и служит хорошей основой поддержания мира в Европе. Боевым союзником Советской Армии является Национальная Народная армия ГДР. По государственной линии отношения менаду Советским Союзом и ГДР скреплены договорами дружбы и взаимопомощи, и никакие козни врагов не могут подорвать наши добрые отношения.
... Мирная жизнь выдвигала перед органами тыла новые задачи. Одной из главных было обеспечение воинов, убывающих домой. Около полумиллиона человек подлежали демобилизации по первой очереди. И это было не простое увольнение в запас по окончании установленного срока службы в армии. Уезжали люди старших возрастов, четыре года воевавшие против фашизма и отстоявшие честь и достоинство своей Родины, отдавшие немало крови во имя достижения Победы. Уезжали победители!
Велика была ответственность, ложившаяся в связи с этим на органы тыла. Хотелось, чтобы воин уехал домой в хорошем настроении, с неомраченным сознанием исполненного долга и чтобы в памяти у него надолго сохранились последние дни и часы расставания с друзьями, командирами, политработниками. А для этого нужно было сделать многое.
За годы войны обмундирование и обувь изрядно истрепались или вообще пришли в негодность, и надо было заново одеть, обуть солдата. В кратчайший срок эта задача была успешно решена. Промышленный отдел во главе с Вишневым организовал изготовление обмундирования, белья, обуви и всего другого необходимого. Воины-отпускники были хорошо экипированы.
Далее, по решению Государственного Комитета Обороны, каждому увольняемому, хорошо несшему службу, надо было выдать подарок. По существу, речь шла обо всех, ибо на фронте не было плохо несших службу. Значит, предстояло подготовить сотни тысяч подарков, по возможности с учетом личных нужд не только самих увольняемых, но и их семей.
Военный совет фронта выделил для этой цели из числа трофеев значительное число радиоприемников, фотоаппаратов, велосипедов и т. п., а также распорядился выдать каждому увольняемому запасной комплект верхней одежды. Кроме того, отъезжающие могли приобрести в Военторге по отрезу ткани.
Наконец, органы тыла должны были дать каждому и чемодан для упаковки личных вещей. Нелегкое это было дело. Но неизмеримо трудней оказалась организация перевозки увольняемых. Ведь их было около 500 тыс. и для их отправки на Родину требовалось не менее 500 поездов. Предполагали растянуть это месяца на два, но командование фронтом потребовало провести увольнение за месяц: во-первых, сами солдаты рвались домой, а во-вторых, стране безотлагательно нужны были рабочие руки, так как приближалась уборка хлеба...
Итак, 500 поездов для демобилизованных сверх тысячи железнодорожных составов, требовавшихся для перевозки репатриантов. А ведь были и другие важные перевозки... Но нужно было успеть осуществить и их, и все остальное. Как? Интересующихся подробностями я позволю себе отослать к моей книге «На главном направлении». Здесь же скажу, что демобилизованные воины сравнительно быстро были доставлены на Родину. Медленнее, но тоже в короткий срок, добрались домой и репатрианты.
Эта большая и сложная работа была проведена совместными усилиями всех служб тыла при большой поддержке политорганов фронта и армий.
О разносторонней и глубокой партийно-политической работе, проводившейся среди репатриантов, а также среди увольняемых воинов по окончании войны, написано немало. Но, думается, следовало бы рассказать об этом в специальном труде. Ведь и в содержании, и в формах, и в методах этой работы было много такого, что никогда не потеряет своего значения и всегда будет представлять большой интерес.
Еще на совещании в Нойенхагене (30 апреля 1945 г.) нам стало ясно, что наличных ресурсов мяса нам не хватит. Личный состав войск и репатриируемые потребляли ежедневно 450-500 т мяса, а столько не могли долго поставлять даже успешно созданные нами подсобные хозяйства в армиях и соединениях. Пришлось подумать об изыскании дополнительных ресурсов.
Глядя на карту еще в ходе Берлинской операции, мы не раз приходили к выводу о возможности организации рыбного промысла в Балтийском море. Ведь к территории, занятой нашими войсками, примыкало 300 км морского побережья. Кроме того, там было много внутренних водоемов. После тщательного изучения этого дела каждой армии, всем комендантам провинций и районов была поставлена задача учесть сохранившиеся рыболовецкие артели, снасти и возможные перспективы организации лова рыбы, а также выяснить, какая помощь для этого потребуется со стороны фронта. Собранный таким путем материал оказался более или менее обнадеживающим. На его основе Военный совет Группы войск 11 июля 1945 г. принял постановление «Об организации лова рыбы на побережье Балтийского моря», которым намечалось получить улов рыбы в количестве 21 тыс. т. Это должно было заменить 14 тыс. т мяса, или около 100 тыс. голов крупного рогатого скота.
Рыболовство явилось для нас совершенно новым делом. Одно дело ловить рыбу удочкой и совсем другое — организовать промысловый лов. В те дни в Берлине находился нарком рыбной промышленности СССР Александр Акимович Ишков, который дал нам ценную консультацию по этому вопросу.
В наличии оказалось: 103 моторных и 21 парусное рыболовецких судна, 166 моторных, 12 парусных и 132 весельных лодки, 2355 неводов и сетей. Нашлись и на фронтовых и армейских складах кое-какие рыболовецкие снасти. Для начала этого было достаточно.
Затем возникло множество организационно-хозяйственных вопросов. Для переработки нужны были тара, консервные байки, большое количество соли, растительного масла, перца, лаврового листа и прочего, а также вагоны-холодильники. Все это в той или иной мере нашлось. Требовались также люди, знающие это дело. Немало специалистов по промысловому лову рыбы оказалось среди военнослужащих и репатриантов. Пригласили также немцев, и они дружно взялись за работу.
Но тут выяснилось, что прежде всего нужно разминировать прибрежные воды, и наши доблестные саперы быстро справились с этой задачей.
Наконец, начали ловить рыбу. Вскоре армии и отдельные корпуса стали доносить об улове по 500-700 т за декаду. Задание Военного совета было выполнено.
К этому далеко не полному перечню больших и малых дел, выполненных органами тыла 1-го Белорусского фронта на завершающем этапе войны, следует добавить еще несколько штрихов.
Известно, что в соответствии с решениями Крымской конференции подлежали немедленному уничтожению все военные заводы Германии: пороховые, танковые, авиационные и другие. Их надо было демонтировать и взорвать. И это также осуществлялось органами тыла по заданиям Советского правительства и под специальным руководством уполномоченных Государственного Комитета Обороны М. 3. Сабурова и П. Н. Зернова. То была очень сложная и трудоемкая работа, требовавшая больших технических знаний, высокой квалификации исполнителей, строгого соблюдения соответствующей технологии. А главное, для ее выполнения нужно было много транспорта, рабочей силы и различных материалов. Порой больше половины моего рабочего времени уходило на это дело. В то же время им целиком занимался один из моих заместителей генерал Н. К. Жижин. И мы можем с гордостью отметить, что задание Советского правительства было выполнено.
Немалое участие приняли органы тыла в обеспечении Потсдамской конференции. Когда понадобилось выбрать подходящее место для ее проведения, группа офицеров во главе с начальником квартирно-эксплуатационного отдела фронта полковником Г. Д. Косоглядом объехала на двух машинах окрестности Берлина, Свой выбор они остановили на красивом парке Сан-Суси с дворцом бывшего германского кронпринца,
Г. К. Жуков, а затем И. В. Сталин одобрили выбор.
Дворец, в котором было 36 комнат, много лет не ремонтировался, обветшал. Но вот развернулись ремонтно-строительные работы, и все здесь переменилось. Появились асфальтированные дороги. Во дворце устроили отдельные подъезды для каждой делегации и один общий — для корреспондентов и обслуживающего персонала. Конференц-зал, где должны были проходить совместные заседания, также имел четыре входа. Были и отдельные залы для каждой делегации: «белый» для советской, «голубой» для американской, «розовый» для английской. Был восстановлен парк Сан-Суси. Сюда привезли 1500 туй, серебристых елей и других декоративных растений, устроили 50 цветочных клумб.
В общем работникам тыла пришлось хорошо потрудиться. По окончании конференции многие непосредственные исполнители, занятые подготовкой и обслуживанием конференции, были отмечены правительственными наградами, в том числе полковник Г. Д. Косо гляд и начальник административно-хозяйственного отдела штаба фронта Л. С. Чернорыж.
Рассказанное в этой статье далеко не исчерпывает все то, над чем напряженно трудились органы тыла в то грозовое время. Хочу особо подчеркнуть, что для коммунистов, работавших в системе тыла, не было более высокой партийной обязанности, чем самоотверженное выполнение своего долга перед Родиной, перед славными воинами-победителями. И они успешно справились с порученным делом благодаря огромной и повседневной помощи всего советского народа, Государственного Комитета Обороны, центральных органов тыла Красной Армии.