Дальнейшее развертывание разведывательной и контрразведывательной службы
Разведывательное дело продолжало непрерывно развиваться, хотя некоторые работники нового главного командования пытались вносить в проверенную организацию разведывательной службы не всегда удачные нововведения. Так, например, еще в начале 1917 г. вопросы организации польского легиона были переданы из разведывательного в оперативное бюро. Впрочем, полк. Гранилович, после печального опыта с легионами, мог этот шаг только приветствовать.
Уже упоминавшееся создание «центра внутренней разведки» при разведывательном бюро отвечало давно назревшей необходимости. На него было возложено использование всех экономических и научных связей между Австро-Венгрией и заграницей, а также использование газетных материалов, неопубликованных из боязни конфискации. Ему же была поручена борьба с экономическим шпионажем противников. Постепенно этот центр организовал сеть офицеров внутренней разведки в пунктах расположения штабов, которым они оказывали существенную помощь.
Тактическая разведывательная служба значительно усилилась, благодаря созданию артиллерийских измерительных, отрядов. В связи с увеличением численности артиллерии, и разнообразием [181] типов и калибров в феврале 1917 г. в каждой артиллерийской бригаде была введена должность «артиллерийского разведывательного офицера».
Министерство иностранных дел с большим опозданием пришло к мысли о необходимости целеустремленной и систематической пропаганды в нейтральных и союзных государствах и в марте 1917 г. организовало «центр пропаганды». В этом направлении кое-что делалось и раньше разведывательным бюро и управлением военной печати. Последнему теперь было поручено руководство военной пропагандой за границей, а также борьба с неприятельской пропагандой, направленной против наших вооруженных сил.
Опыт показал, что при опросе обычными способами пленные никогда не дают столько полезных сведений, сколько они разглашают «при беседе между собой без посторонних слушателей. В связи с этим, по приказу 10-й армии, на карантинных пунктах, где взятые пленные проходили 5-дневный санитарный карантин, были установлены приборы для подслушивания. Они дали настолько хорошие результаты, что были затем введены повсюду.
В начале 1917 г. полк. Гранилович получил командование бригадой, после 2½ лет пребывания во главе разведывательного бюро главной квартиры. После этого я был назначен опять начальником разведывательного бюро и временно начальником разведывательного управления генштаба. К этому времени первое насчитывало 30, второе — 70 офицеров.
Я поставил себе задачей правильно освещать важность и заслуги незаметной, но упорной работы разведывательной службы. Существенную поддержку я нашел в одобрении верховного вождя, который 30 мая 1917 г. обратился к офицерам разведывательной службы с соответствующим приказом.
Я придерживался старого проверенного метода — укреплять совместную работу путем личного контакта с низовыми разведывательными органами. Часто я созывал разведывательных офицеров фронта, а также представителей командования и руководителей цензуры. Кроме того, 12 и 13 сентября 1917 г. мною было организовано совещание военных атташе, так как по моим личным наблюдениям об их работе и компетенции существовали совершенно различные мнения. Собрались все атташе, за исключением военного атташе в Мадриде, не имевшего никакой возможности прибыть. В совещании приняли также участие начальник разведывательного управления морских сил фон Рисбек и ряд референтов главного командования и военного министерства. Благодаря этому, на совещании удалось [182] наметить общую линию работы на длительный период времени.
Проявляя большое внимание к радиоподслушиванию, я охотно согласился с предложением майора Фигль о более четкой организации этого дела на Балканах и против Италии. Была создана единая организация «Австро-Вест». Радиопеленгаторные станции, существовавшие до сих пор лишь в виде опыта, получили определенную организацию и должны были путем ежедневных измерений проверять дислокацию итальянских радиостанций. На юго-западном фронте, наряду с немногими отдельными станциями, были созданы следующие группы по 4 станции в каждой:
а) «Пенала Боцен» — в составе четырех таких групп (Финоккио, Обербоцен, Тоблах, Крейцберг).
б) «Пенкала Виллах» — в составе восьми отдельных станций.
в) «Пенкала Адельсберг» — из двух групп (Адельсберг, Буйе).
Ген. Бороевич приказал особо хорошо обеспечить «Пенкала», так как итальянцы имели на фронте Изонцо большое число радиостанций — по меньшей мере, 80, из них около 30 мощных. Каждой группе или отдельной станции была отведена определенная зона подслушивания с таким расчетом, чтобы за каждой неприятельской станцией наблюдало 2–3 станции. Дешифровку производила «Пенкала» юго-западного фронта; лишь при перемене позывных или шифра депеши поступали в Баден. Радиостанции в Албании принимали, помимо итальянских и сербских радиограмм, зашифрованных самыми простыми шифрами, также французские радиограммы. Из трех французских шифров немцы раскрыли два, мы — один.
Стремясь достигнуть максимальной четкости и наглядности в деле учета важнейших данных по иностранным армиям и государствам, я задумал использовать опыт информационных бюро больших газет. Редакции охотно пошли мне навстречу, но их системы не всегда были пригодны, так как они были хороши лишь для тех, кто сам их разрабатывал и пользовался ими в течение ряда лет.
Уже в 1915 г. венское полицейское управление организовало, в связи с недостатком сыщиков, курсы военно-полицейских агентов. Однако и они не могли удовлетворить потребности. Прием на службу полицейских агентов был разрешен лишь с санкции разведывательного бюро главной квартиры.
Влиятельные органы настаивали на полном отделении разведки от контрразведки на фронте, что было следствием полного [183] непонимания этой работы. На мой взгляд, единственная опасность заключалась лишь в том, что контрразведка временами оттесняла разведку на задний план. Для противодействия этому я строго следил за тем, чтобы обе эти функции выполнялись в рамках единой разведывательной организации отдельными специальными органами.
Чрезвычайно велика была потребность в переводчиках, так как число станций телефонного подслушивания достигло 190; кроме этого, пропаганда на русском фронте, опрос военнопленных и работа в концентрационных лагерях требовали очень много людей, знавших языки.
В апреле 1918 г. на одном только итальянском фронте работало в качестве переводчиков 220 офицеров и 1 000 солдат. Были организованы специальные курсы военных переводчиков и сформированы группы переводчиков из соответствующих лиц. Само собою разумеется, они должны были быть политически вполне благонадежными, так как в противном случае они могли бы принести много вреда при выполнении деликатных поручений. Подбор кадра переводчиков оказался неудачным лишь в единичных случаях. Так, осенью 1917 г. два переводчика унтер-офицера, чехи, дезертировали к русским со станции подслушивания телефонных переговоров и сообщили русским о нашей организации службы подслушивания.
Все же я считал необходимым объединить подготовку и учет переводчиков вводном центре. В мае 1918 г., по моему распоряжению, в Вене была организована постоянная школа военных переводчиков.
Для облегчения агентурной разведки после окончания войны мною было намечено издание пособий для агентов по определенным районам сопредельных стран — своего рода путеводителей для агентуры. В качестве образца такого путеводителя могло служить руководство по русской Польше, весьма удачно составленное подполк. Зденко Гофрихтер. Исход войны нарушил эти планы.
В середине 1917 г. низовые разведывательные органы были усилены назначением одного офицера в каждый батальон специально для руководства разведкой и наблюдением за противником. При смене частей несколько наблюдателей унтер-офицеров и солдат оставались на прежнем участке, чтобы ознакомить вновь прибывшие части с условиями наблюдения. В дополнение к этому в конце года были созданы пехотные наблюдательные группы: по четыре группы в каждой пехотной дивизии, три Группы в кавалерийской дивизии и одна группа в корпусе. Они были снабжены стереотрубами и телефонами и [184] должны были, независимо от артиллерийского наблюдения, следить за полем боя и немедленно сообщать высшему начальству о важных замеченных переменах. Им оказывали в этом помощь сигнальщики, малые радиостанции, станция телеграфа через землю, почтовые голуби, бегуны и собаки связи.
Таким образом, к последнему году войны разведывательная служба получила такой размах, о котором в начале войны нельзя было и мечтать. Общее представление дает организационная схема разведывательной службы к весне 1918 г (стр. 185).
К этому времени личный состав разведывательного бюро главной квартиры состоял из 50 сотрудников; разведуправление генштаба — из 100 сотрудников. Кроме того, в отделе паспортов было 20 ив школе военных переводчиков — 10 офицеров. Я давал решительный отпор стремлениям заменить на разведывательной службе мужчин женщинами. Лишь летом 1918 г. я сделал одно исключение для паспортного отдела, приняв на службу квалифицированную, серьезную, исключительно работоспособную сотрудницу.
В начале апреля 1917 г. император Карл выразил желание освободить всех интернированных уроженцев царства польского и австрийских подданных. Разумеется, это было исполнено, но все мы были убеждены, что от этих опасных лиц не следует ожидать благодарности. Над ними, следовательно, нужно было установить полицейский надзор, между тем как служба охраны и так была перетружена.
Стремление императора Карла к скорейшему заключению мира еще усилились после крайне пессимистического доклада министра иностранных дел 12 апреля 1917 г. Этот доклад стал известен также и Антанте, что во всяком случае не способствовало ослаблению воинственности ее политических руководителей.
Спустя месяц, мне пришлось докладывать графу Чернину об одном весьма неприятном деле. В октябре 1914 г., когда он был посланником в Бухаресте, у него, из автомобиля был похищен портфель, в котором, среди прочих документов, был дипломатический шифр. Портфель вместе с содержимым ему возвратили, и император Франц-Иосиф отказался принять его заявление об отставке. Однако после взятия Бухареста, на чердаке виллы премьер-министра Братиану было найдено большое количество фотоснимков с докладов австро-венгерского посольства и наш дипломатический шифр, т. е. как раз те документы, которые находились в портфеле графа Чернина. [185]
Таким образом, министерству иностранных дел, которое постоянно указывало военным органам на необходимость сохранения тайны шифров, пришлось предъявить три фотоснимка, показывавшие, что румыны, начиная с осени 1914 года, могли дешифровать переписку нашего посольства. После этого не приходилось удивляться и тому, что и докладная записка от 12 апреля стала известна за границей.
Созыв австрийского парламента 30 мая 1917 года отразился на разведывательном бюро в виде наплыва ходатайств о выдаче пропусков депутатам на въезд в зону действующей армии.
В вязи с обострением национального вопроса значительно усложнились задачи контрразведывательной службы. Повсюду получили перевес радикальные группы национальных партий; стерлась грань между планами государственного устройства и намерениями разрушить монархию.
В конце апреля 1917 года конференция чехов и словаков в Киеве постановила создать независимое чехословацкое государство и выпустила призыв — вступать в чехословацкую армию. Из 332 делегатов конгресса свыше трети были военнопленные, отпущенные из лагерей. В условиях не прекращавшейся скрытной связи австрийских чехов с заграницей это не осталось без влияния на настроения первых. Конспиративная переписка направлялась по новым путям, о которых мы лишь догадывались, но не могли их обнаружить.
Поляки тоже не отставали. Они требовали объединения всей Польши, т.е. и германской части и Галиции, но против этого возражали русины, требовавшие автономии восточной Галиции и Буковины. Словенцы выступали за объединение всех южных славян в рамках монархии.
Как тяжело было защищать государство в этих условиях от разрушительных элементов! Депутаты парламента стремились при всяком удобном случае вмешиваться в деятельность контрразведки. Даже более строго отношение к «политически неблагонадежным» военнослужащим послужило предметом запроса в парламенте. При этом указывали на якобы существующие особые отличительные знаки для этих лиц. Быть может, они смешивали их с бывшими шпионами, которые действительно должны были носить в некоторых концентрационных лагерях на рукавах яркие повязки. [186]
Все стрелы прежде всего были направлены против управления военной охраны — этой опоры контрразведки. Хотя работа этого органа была очень успешной, он вызывал ненависть к себе со стороны тех организаций, которые из-за него лишились ожидавшихся прибылей или получили от него по рукам за вредную болтливость. В начале августа 1917 г, травля в парламенте привела к увольнению маршала фон Шлейер, а 9 сентября управление было расформировано и вместо него создана «междуведомственная комиссия при военном министерстве» во главе с ген. Шмидт фон Георгенэг и нач. отдела Свобода. К счастью, перемена вывески не отразилась на сущности дела.
Чрезмерная нагрузка контрразведывательной службы еще более возросла после амнистии, объявленной 2 июля 1917 г. Еще 13 мая, вместе с прокурором Премингером, я имел у императора 1-часовой доклад о деле Клофача. Император выразил желание, чтобы обвинительный акт был предъявлен еще до открытия парламента, дабы использовать его до вступления в силу парламентской неприкосновенности. Пришел июнь, но требование о выдаче Клофача предъявлено не было. В конце месяца начальник генштаба поручил мне обсудить с главным военным прокурором вопрос об амнистии для политических преступников.
С точки зрения интересов моего учреждения я возражал против помилования зачинщиков, уличенных в государственной измене. Когда мне сообщили, что вопрос уже решен, я мог лишь осудить тех советчиков, которые использовали во вред благие намерения императора. Я указал, что считаю целесообразным объявление амнистии лишь по окончании войны в качестве поощрения для тех лиц, которые вели себя затем безупречно.
Амнистия была встречена с недоумением в армии и среди лояльных элементов; расчеты на благодарность освобожденных не оправдались. В неприятельских странах амнистию расценивали как признак слабости, как вынужденный акт под воздействием чехов. [187]
Не успели амнистированные выйти из-под ареста, как на них напала страсть к путешествиям. К сожалению, командование не смогло всегда успешно бороться со въездом во фронтовую зону разных Кончис, Мальфатта и т. п. Крамарж при въезде в Прагу был торжественно встречен, как коронованный чешский король. 12 июля наместник был вынужден признать, что настроение руководящих политических кругов чешского народа является, с австрийской точки зрения, революционным. У них лишь не хватало сил претворить идею в действие. О политических властях сообщалось, что они дезориентированы и не разбираются в том, что разрешено и что нет.
В связи с возвращением в Рагузу нотариуса маркиза де Бона, заместителя городского головы д-ра Пульезе и ряда других подозрительных лиц, итальянское движение разрослось еще сильнее, чем было до войны.
Епископ г. Триеста Эндричи, возвратившийся по амнистии, возобновил свою прежнюю деятельность, ввиду чего главное командование вынуждено было в июне 1918 г. предложить министерству вероисповеданий и народного просвещения прекратить антигосударственную деятельность епископа. Власти г. Триеста, не понимая обстановки, поспешили принять амнистированных на службу в отдел восстановительных работ. Влияние амнистированных в Триесте вскоре выявилось в том, что пленных итальянцев стали встречать приветственными, речами. [188]
8 августа 1917 г. Клофач отплатил за свою амнистию тем, что руководимые им социалисты-националисты организовали в Праге забастовку 20 000 рабочих в целях прекращения вывоза из Богемии угля и продовольствия. Вскоре за этим пришлось объявить Пильзен на военном положении, дабы прекратить эксцессы, вызванные провокационным демонстрированием в кафе «Вальдек» изделий из белой муки.
Вследствие пропаганды, развившейся к концу 1917 г., благодаря деятельности парламента и амнистированных агитаторов, даже простая крестьянка оказалась твердо убежденной в том, что объявление независимости Богемии сразу прекратит нужду в продовольствии, топливе и одежде.
Делались попытки повлиять и на армию. Естественно, против этого велась борьба, поскольку позволяли силы. Так, например, в августе 1917 г. депутат Бехинэ призывал солдат на фронте присоединиться к государственной программе чехов от 30 мая и сообщать ему о всех случаях плохого обращения.
В переписке чешских военнопленных появился такой тон, что центральное справочное бюро сочло нужным отметить отсутствие боязни перед цензурой и судебным наказанием.
Возвращение из лагерей православных священников и русофилов, вроде Маркова, усилило волнения среди русин, и без того недовольных польскими планами. Вновь возобновилась борьба между православной и. католической церковью.
Поляки были близки к всеобщему восстанию. В начале 1917 г. немцы были вынуждены даже арестовать Пилсудского, его начальника штаба Соснковского и ряд других членов польской военной организации. Легионеры отказывались приносить присягу при реорганизации во вспомогательный корпус, и были случаи мятежа. В это время совещание военнослужащих поляков в Петербурге постановило организовать из польских военнопленных армию в 700 000 чел. для освобождения Польши и завоевания Галиции и Познани. [189]
Цензура, бывшая важным средством для выявления умонастроений и нитей антигосударственного движения, подверглась в 1917 г. значительному сокращению, в целях освобождения работников для нужд фронта. Много цензурных отделений на оккупированной территории было расформировано или слито. Штат цензоров был сокращен до 400 офицеров и чиновников и до 2 600 солдат. О масштабе работы говорили следующие средние цифры ежемесячно проходившей корреспонденции: через цензурное отделение в Вене — около ½ миллиона, через Будапешт — около ¼ и через Фельдкирх — от 1 до 2 миллионов писем. С начала войны до конца 1917 г. телеграфная цензурная комиссия в Вене просмотрела 10½ миллионов телеграмм, из которых 43 000 были задержаны и 1 375 переданы полицейскому управлению для расследования.
Несмотря на острый недостаток в людях, пришлось создавать новые цензурные отделения в промышленных районах: в Резицабанье, Анине и Оравицабанье, где были конфискованы социал-демократические прокламации; затем в Остраве, где забастовка в июле 1917 г. была ликвидирована лишь путем объявления военного положения. Временная цензурная комиссии, выезжавшая, из Вены в Остраву, установила, что движение заслуживало особого внимания.
Контрразведку нередко тревожили сообщениями о диверсионных актах, которые действительно в широком размере практиковались Францией и Англией в Германии. Однако при всем внимании мы не могли обнаружить ни одного факта крупной диверсии. Все же единичные случаи были. Так, например, были задержаны два неприятельских агента с чемоданом, в котором под видом электрических фонариков фактически находились адские машины. У итальянских пленных были найдены пропитанные парафином рулоны бумаги; на их имя приходило также вино, оказавшееся керосином. Взрывы 25 мая на снаряжательном заводе в Беловец около Пильзена, 17 июня на заводе «Ам Миттель», пожар 25 мая на пороховом заводе Зауберсдорф около Нейнкирхена и взрыв 10 июля 1917 г. в Праге — были, как показало расследование, обычными несчастными случаями на производстве. Аналогичные случаи имели место и в неприятельских странах.
Необходима была максимальная бдительность, а число объектов, требовавших наблюдения и охраны, было так велико, что основная задача контрразведки как бы отошла на задний план. Быть может, это и было причиной резкого уменьшения числа пойманных шпионов, или, может быть, шпионы, наученные опытом, стали хитрее, или же, наконец, возможно, что противники, [190] получая достаточную информацию от изменников за рубежом, имевших скрытые связи с тылом Австро-Венгрии, стали в меньших размерах пользоваться агентурой.
Было разоблачено итальянское благотворительное общество «Opera Bonomelli», оказавшееся шпионской организацией, руководившей из Милана. Ее вербовочный пункт находился в Лугано. Переписка этой организации задерживалась цензурой. Возможность обхода цензуры была устранена путем тесного взаимодействия цензурного бюро в Фельдкирхе с германским цензурным отделом в Сент-Людвиге. С контрабандной пересылкой информации через путешественников мы боролись посредством усиления контроля за пассажирами. Насколько недостаточен был прежний контроль, показывает тот факт, что пленным неприятельским офицерам удавалось пробираться с подложными или купленными документами до передовых позиций нашего фронта на Изонцо. Была захвачена целая шайка профессиональных подделывателей документов во главе с польским легионером Виктором Бромович.
В целях пропаганды и ради более высокого заработка ряд венских опереточных и эстрадных ансамблей выезжал в нейтральные страны, причем актрисы обычно получали вознаграждение, едва хватавшее на дневное пропитание. Этим пользовалась разведывательная служба Антанты, и ее щедрые кавалеры узнавали от актрис, обычно много ездивших по Австрии, больше сведений, чем это нам было желательно.
В оккупированной Румынии: мы встретились с «воздушным шпионажем», организованным французскими офицерами. Неприятельские самолеты высаживали в тылу нашего фронта агентов с почтовыми голубями. Эти агенты встречали активную поддержку среди населения, в особенности у агентов румынской полиции. Удалось раскрыть и обезвредить широкую сеть этой организации. Благодаря двум крупным аферам, скрытая подпольная деятельность шпионажа стала известна широкой общественности.