Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава 20.

Камикадзэ: за и против

Отношение японцев

За долгие века истории войн мы можем найти множество примеров, когда солдат отправляли на верную гибель. Причины таких приказов были самыми различными, различными были и способы выполнения, но общим оставалось презрение к смерти, которое проявляли воины. История Японии полна подобных случаев, так как японцев всегда учили, что долг следует исполнить любой ценой, даже с риском для жизни. Почему же, когда был сформирован корпус специальных атак, в Японии поднялась буря споров?

Что же такое было в этих самоубийственных операциях, что отличало их от исторических прецедентов? Разумеется, использование самолетов было характерной чертой XX века, но это только лишь внешняя форма. Фундаментальным отличием стало длительное время, в течение которого проводились организованные самоубийственные атаки — с октября 1944 по август 1945 года. В этом отношении они не имеют никаких аналогов. Самоубийственные военные операции прошлого всегда были внезапными и скоротечными, словно удар молнии. От замысла до исполнения проходило так мало времени, что «жертва» [242] порой даже не успевала сообразить, что ее обрекли на смерть. Кризис, добровольцы, смерть — такая последовательность была приемлема для отдельного человека и вызывала восторг и гордость соотечественников. Но идея заранее спланированных систематических самоубийственных атак, проводимых на протяжении многих месяцев, оказались слишком ужасной даже для японцев. В результате система и ее руководство попали под огонь жестокой критики со стороны своих же соотечественников.

Совсем не удивительно, что противник высмеивал использование человекоуправляемых снарядов «Ока», назвав это оружие дурацким. Снаряд был задуман и сконструирован за несколько месяцев до того, как командование решилось пустить его в ход. Это было жестом отчаяния и принесло мало пользы. Поэтому вполне понятны насмешки американцев, если уж мы сами более чем скептически оценивали шансы «Оки» на успех. Однако, судя по всему, наши противники с уважением относились к атакам камикадзэ, потому что те сумели нанести американцам несколько ощутимых ударов.

Когда война закончилась, некоторые японцы принялись проклинать саму идею камикадзэ, не потрудившись хотя бы изучить причины создания корпуса специальных атак. Эти нападки можно приписать общей неприязни, которую испытывали гражданские к армии и флоту, поэтому цитировать их просто бессмысленно, и мы не станем тратить на это время.

Однако многие ответственные и хорошо информированные люди, тщательно взвесив все обстоятельства и обдумав проблему, также подвергли критике атаки камикадзэ. Одним из таких был адмирал Кантаро Судзуки, один из высших офицеров флота и премьер-министр Японии в момент капитуляции. Во время Японо-китайской войны он лично возглавлял группу японских миноносцев, которая провела смертельно опасную атаку китайских кораблей, укрывшихся в порту Вей-Хай-Вея. Эта атака была блестящим примером традиционного японского [243] презрения к смерти. В своей книге «Фазы окончания войны» Судзуки писал:

«Дух и дела пилотов-камикадзэ не могут не вызывать восхищение. Но, рассматривая их с точки зрения стратегии, следует признать их результатом поражения в войне.

Способный командир никогда не решится на подобные крайние меры. Отважные попытки заблокировать Порт-Артур во время Русско-японской войны были разрешены, лишь когда появились реальные шансы спасти экипажи брандеров. Их единственной целью было затопить свои суда на входе в гавань, однако командующий отказывался разрешить операцию, пока все брандеры не были обеспечены достаточным количеством спасательных шлюпок. Так должен поступать хороший командир.

Использование сверхмалых подводных лодок при атаке Пирл-Харбора в начале войны является еще одним таким примером. Адмирал Ямамото не утверждал участие миджетов в операции, пока ему не было доказано, что экипажи лодок имеют определенный шанс спастись.

Зато атаки камикадзэ являются прямой противоположностью этому. Пилоты не имели никакой надежды вернуться. Эти атаки стали ясным доказательством нашего страха перед поражением и неспособности изменить ход войны другими средствами. Воздушные операции, которые начались на Филиппинах, не оставляли возможности спастись. По мере гибели обученных пилотов приходилось использовать неопытных новичков. В конце концов в полет пришлось отправлять людей, практически не имевших летной подготовки».

Все, что сказал адмирал Судзуки, является чистой правдой. И все-таки мы не можем согласиться с тем, что он предлагает. Может, мы и предпочли бы последовать его рекомендациям относительно того, что следует делать хорошему командиру, однако чрезвычайные обстоятельства [244] делали использование обычной тактики бессмысленным.

Интересно провести параллели и отметить различия во взглядах военных и гражданских лиц. Обратимся к высказываниям доктора Дайсецу Судзуки (он никак не связан с адмиралом Кантаро Судзуки), который является одним из руководителей секты дзен-буддистов. В марте 1946 года в журнале «Секай» он писал:

«Прошедшую войну можно рассматривать под различными углами. Но некоторые специфически японские особенности заслуживают отдельного рассмотрения. Одной из таких особенностей является корпус специальных атак.

Японская армия усвоила некоторые постулаты германской идеологии, в том числе убеждение, что война есть уничтожение. Военный потенциал противника, каков бы он ни был, должен быть уничтожен. Война есть столкновение двух физических сил. Противоположная сила должна быть уничтожена как можно быстрее. Поэтому о солдатах не следует думать, как о людях, они являются всего лишь инструментами уничтожения. Причем эта концепция не проводит различия между противоборствующими силами.

Именно этот образ мышления породил камикадзэ! Они могли лишь одно — уничтожать военный потенциал противника. Их подталкивали трескучими фразами о «высшем предназначении нашей страны», но в действительности инициаторы всегда думали только о физических реалиях войны. Они были совершенно слепы в отношении духовной стороны проблемы. [245]

Эти военные профессионалы делали все возможное, чтобы не привлекать к специальным атакам членов своей группировки, которые были лучше обучены сражаться. Сначала они бросили в жернова войны людей, не входящих в их клику, — гражданских лиц, только что вышедших из колледжей и университетов.

Достойно особенного сожаления то, что японская военщина постоянно отрицала любые религиозные догматы. Армейское и флотское командование бесконечно повторяло синтоистские постулаты вроде «Божественной Славы Его Величества», «Избранной Нации», «Священной Войны», «Императорского Воинства» и тому подобное. Однако они забывали или принципиально отрицали вечные ценности любви, человечности, милосердия.

Религия Синто полна богами войны, но в ней нет бога или богини любви. Этим богам войны вследствие самоизоляции Японии не хватает широты. Они не могут дать жизнь, они могут ее только отнять.

Если согласиться с тем, что уничтожение является единственным способом ведения войны, целью становится убийство противника любыми возможными способами. Появляется идея: «Суть жизни в том, чтобы умереть, как настоящий самурай». Атаки камикадзэ являются продуктом этих двух феодальных концепций, и они проводились с максимальными усилиями. Профессиональные военные умело использовали преимущества ситуации».

Если принять суждения доктора Судзуки о «профессиональной военщине», которая организовывала и руководила атаками камикадзэ, то придется согласиться с тем, что это были умственно неполноценные люди. Но затем он переносит свои обвинения на всех японцев в целом, заявляя, что атаки камикадзэ стали возможными только потому, что японцам не хватало образования и научного мышления. [246]

«Они пытались компенсировать недостатки, используя духовную и физическую силу, прилагаемую во время атак камикадзэ. Ненаучное мышление, характерное для японских военных, было типичным и для всей остальной страны.

Такая тактика компенсации просто не могла не быть самоубийственной. Ею не следует гордиться, она остается постоянным позором Японии».

Утверждения доктора Судзуки имеют под собой некоторые основания, однако в них очень много ошибочного. К тому же сам Суздуки в своих статьях прямо признает, что он не знаком детально с тактикой камикадзэ. В своих суждениях он явно склонен к предвзятости и догматизму. Тем не менее, его взгляды следует считать совершенно типичными для некоторых слоев японской интеллигенции.

Другим автором, изложившим свое мнение относительно атак камикадзэ и их сторонников, был Кадзуо Ватана-бэ, ассистент профессора Токийского университета. Его статья «Уничтоженная юность» появилась 9 сентября 1946 года в «Ниппон Докуцо Симбун». Ватанабэ пишет:

«Из молодых людей моего поколения некоторые были зачислены в корпус камикадзэ. Они были студентами, и, разговаривая с ними, я не заметил следов душевной неуравновешенности.

Когда их отправляли на линию фронта под звуки медных труб, либо когда с ними, даже надевшими военную форму, грубо обращались, как с представителями интеллигенции, они просто говорили себе: «Поживем — увидим!» Либо, когда они были вынуждены «добровольно» вступить в корпус камикадзэ и проходили подготовку, которая, как они знали, поставит их на место профессиональных военных, они утешали себя, говоря: «Поживем — увидим». Их поведение и мысли определялись стоическим отношением к жизни. Я очень уважаю их за это духовное мужество и восхищаюсь людьми, обладающими таким мужеством. [247]

Эти молодые люди никакими позитивными действиями не могли выразить свое возмущение той средой, которую создали мы, старшее поколение. Однако они инстинктивно защищали то, что полагали правильным. И если сегодня уцелевшие члены корпуса камикадзэ ужасаются при мысли, что они шли неправильным путем, это рассуждения пост фактум. В то время каждый человек в своем поведении больше руководствовался инстинктом, чем рассудком. У них просто не было возможности заниматься рефлексиями».

Интересно использование господином Ватанабэ слова «инстинкт», так как в этом случае отпадает скептическое или негативное отношение. Хотя его идеи противоречат традиционным или военным взглядам, они представляют собой другое направление критики.

Читая эти статьи, я не могу даже предположить, на основании чего господа Судзуки и Ватанабэ пришли к заключению, что студентов превращали в солдат и обрекали на смерть только ради того, чтобы сберечь жизни профессиональных военных. Если и существовали основания для подобного вывода, я их не знаю.

1 июня 1946 года в издательской колонке газеты «Йомиури» была опубликована статья, написанная президентом концерна господином Цунео Баба.

«Я склонен думать, что духовная мощь японского народа проявляется только в припадках гнева. В долгом забеге японцы выдыхаются и слабеют. То же самое и с атаками камикадзэ. Мы должны растить более выносливую расу, которая будет способна на большее, чем мгновенный героизм».

Его отношение к атакам камикадзэ можно считать положительным, но я не могу принять его обвинение японцев в неспособности к долгим забегам. Атаки камикадзэ — явно неудачный пример. Этим пилотам долго [248] приходилось жить, ожидая неминуемой смерти, день за днем ожидая приказа на вылет и не зная, когда он придет. Однако их дух и решимость не ослабевали.

Господин Масанори Осима, откровенный атеист, в своей книге «Рассуждения о нашем национальном характере» пишет:

«Когда нация переживает кризис, появляется необходимость безотлагательных действий. В такие моменты достоинства и недостатки проявляются особенно отчетливо. Здесь нет возможности взять передышку или промедлить, чтобы скрыть свой истинный характер. Проявляется подлинный характер, проявляются верность и патриотизм людей, истинные достоинства нации. Эти добродетели увековечены беспримерной отвагой наших пилотов-камикадзэ.

Часто говорят, что японцы превосходят остальных в верности и отваге. Японцев смерть не пугает. Смелое поведение на поле боя служит доказательством этого. Эта наша сильная сторона. Однако это и наша слабая сторона, так как японцы не ценят собственные жизни и слишком легко соглашаются умереть. Смелость часто становится результатом мгновенного импульса, а не результатом зрелых размышлений.

Напротив, на Западе придают огромное значение жизни отдельного человека. Они не готовы умирать столь охотно, а потому не могут понять психологию пилотов-камикадзэ. Это не вопрос смелости, потому что люди Запада проявляют незаурядную смелость, борясь с природными стихиями, охотясь на диких животных, и во многих других случаях. Но если они берутся за рискованное предприятие, то проводят его, используя всю свою предприимчивость и интеллект. Этот пример должен послужить нам хорошим уроком».

Пересчитать всех японских критиков атак камикадзэ просто невозможно. Однако большинство из них, судя по [249] всему, просто слабо информированные люди, со стороны наблюдавшие жестокий кризис, с которым столкнулся наш народ. Читатель должен понять, что образцы критики приведены здесь только для того, чтобы представить мнение наиболее компетентных японских исследователей феномена камикадзэ.

Иностранная точка зрения

Между участниками боевых действий всегда возникает некое взаимопонимание, причем неважно, союзники они или противники.

Морской офицер, служивший в американской Комиссии по изучению стратегических бомбардировок, однажды рассказал мне, что находился на борту корабля, получившего попадание камикадзэ. Он признался, что был подавлен боевым духом атаковавшего пилота. Но не только на него одного произвел впечатление дух камикадзэ. Многие американцы высказывали свое изумление, если не восхищение, этой концепцией и ее реализацией, а также разрушительной мощью атак.

Несколько американских писателей выказали понимание японской точки зрения. Например, Рут Бенедикт в «Хризантеме и мече» дала пример глубочайшего прозрения и понимания. Она нашла свидетельства духа камикадзэ в глубоком прошлом Японии и считала его примером торжества духа над материей. Ее тщательный анализ японского образа мышления будет не только интересен любому читателю, он помогает избежать заблуждений любому, кто начнет изучать Японию. Такие работы иностранцев показывают, какой отклик во всем мире имели деяния камикадзэ.

15 октября 1945 года меня допрашивали члены американской Комиссии по изучению стратегических бомбардировок. В нее входили несколько морских офицеров, в том числе один капитан 1 ранга, и корреспондент «Юнайтед [250] Пресс». Капитан 1 ранга спрашивал, не использовали ли мы какие- то средства принуждения при вербовке пилотов для атак камикадзэ. Я ответил, что на Филиппинах, по крайней мере, на летчиков не оказывалось никакого давления.

Похоже, он подозревал, что высшее командование в Токио планировало использование камикадзэ задолго до того, как возникла потребность в этом, и что оно намеревалось принудительно набирать пилотов для этих атак. Он спросил, знал ли я, что бомба «Бака» была создана в Японии в августе 1944 года, то есть за 2 месяца до начала использования тактики камикадзэ на Филиппинах.

Я ответил: «Впервые я услышал о бомбе «Ока» после прибытия на Формозу в 1945 году. Я был убежден, что в период чрезвычайных обстоятельств, в которых оказалась Япония, не является чрезмерным применение любых крайних средств».

«Что вы думаете об использовании такой тактики, когда гибнут и пилот, и самолет, как альтернативы обычным методам воздушных атак?»

«В то время нам не хватало ни пилотов, ни самолетов. Мы не имели другого выбора, как обратиться к методам, обещающим максимальную эффективность использования их гибели. Если бы пилоты имели шанс спастись, их решимость и сосредоточенность на выполнении задания снизились бы. Это снизило бы их шансы поразить цель, и они погибли бы напрасно.

Мир без споров наступит, когда каждый человек научится обуздывать свои желания. Считая, что самым сильным из этих желаний является желание жить, вы должны признать, что и оно не должно возобладать. Поэтому, если мы намерены жить в мире без войн, мы должны тщательно изучить дух пилотов- камикадзэ».

Мои ответы поразили американцев.

Но, в конце концов, критика тактики камикадзэ как аморальной со стороны всего остального мира является схоластической. Она совершенно неважна по сравнению с переживаниями и чувствами самих пилотов- камикадзэ. [251]

Дальше