Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава 20.

Потопление крейсера «Индианаполис»

В июле 1945 года подводная лодка «I-58» была снова готова к выполнению боевых заданий. Нами был получен приказ 16 июля выйти из Куре и направиться для действий на линиях коммуникаций противника. Под звуки марша и приветственные возгласы провожающих мы покинули гавань и пойти протраленным фарватером. Одну ночь мы провели у базы человеко-торпед, где состоялась специальная церемония в честь водителей торпед. Шесть таких смельчаков находилось у нас на борту. На следующее утро мы вышли в море в сопровождении двух десятков моторных катеров. У входа в пролив Бунго мы провели испытательные глубоководные погружения. Во время испытаний выяснилось, что перископы на торпедах неисправны, и мы вынуждены были возвратиться в базу для их замены. Наконец утром 18 июля мы снова вышли в море и направились на юг через пролив Бунго, следуя на полной скорости зигзагом, так как опасались атак вражеских подводных лодок.

Подводная лодка в надводном положении не имеет средств борьбы с находящимися в подводном положении лодками противника; единственное, что она может предпринять, — это увеличить ход. В том случае, когда на подводной лодке имеются радиолокационные станции для обнаружения воздушных и надводных целей, она может обнаружить противника, определить его место и курс и благодаря этому избежать встречи с ним. С наступлением светлого времени суток подводные лодки противника уходили под воду, то же самое делали и мы. По ночам всплывали и повторяли прежнюю игру в кошки-мышки. Таким образом, возможно иногда пройти водами, [596] где прячутся в засадах вражеские подводные лодки. Иногда поэтому и нам удавалось пройти полным ходом в надводном положении к линиям коммуникаций противника. В эту ночь наша радиолокационная станция обнаружила группу американских самолетов типа «В-29», летевших, вероятно, для нанесения удара по территории Японии. На какой город на этот раз обрушат бомбы эти самолеты?

Луна начала светить ярче, и мы уже достигли линии коммуникаций, связывающей о-ва Сайпан и Окинаву, где мы вполне могли рассчитывать на встречу с противником. Как обычно, за ужином мы выпили за предстоящий успех водителей торпед. Я разъяснил им общую обстановку. Согласно полученному приказу, мы должны были атаковать корабли противника у восточного побережья Филиппин.

Подводная лодка «I-53» вышла вместе с нами и должна была патрулировать к востоку от Окинавы.

На поверхности ничего не было видно, за исключением бескрайних просторов океана. Мы решили ждать противника в точке, где сходятся пути коммуникаций, идущие из основных его баз, находящихся на о-вах Лейте, Сайпан, Окинава, Гуам, Палау и Улити. Но мы хорошо понимали, что даже в этом случае мы можем и не встретить противника в таком обширном районе. Имея человеко-торпеды, мы были полны решимости потопить любой корабль, который встретится на нашем пути. На линии коммуникаций, связывающей Окинаву и Сайпан, море, освещенное ярким лунным светом, было спокойно, условия для проведения атаки являлись отличными, но противник не появлялся. Не повезло нам также и на линии коммуникаций Окинава — Гуам.

22 июля было полнолуние. При благоприятных условиях для атаки как в дневное, так и в ночное время мы направились к линии коммуникаций Лейте — Гуам. Луна постепенно убывала, шансы на проведение атаки исчезали, и я молил бога дать нам такую возможность.

27 июля в соответствии с приказом мы подошли к линии коммуникаций противника Гуам — Лейте и направились вдоль ее на запад. 28 июля в 5 час. 30 мин. с помощью радиолокационной станции был обнаружен самолет, и мы немедленно погрузились. Надо сказать, что к этому времени наше радиолокационное [597] оборудование было значительно совершеннее, и мы больше не боялись быть застигнутыми врасплох авиацией противника.

В 14 час. мы подвсплыли на перископную глубину и, к моей огромной радости, обнаружили медленно приближающееся трехмачтовое судно. Оно оказалось большим танкером. Наконец-то мы были лицом к лицу с неуловимым противником, который, судя по всему, не подозревал о нашем присутствии. В то время как мы вели наблюдение за танкером, в пределах видимости появился эскадренный миноносец, что значительно усложняло дело. Мы погрузились, для того чтобы подойти ближе, и я отдал два приказа: «Водителям торпед приготовиться к атаке!», «Приготовить к стрельбе все торпедные аппараты!» Наши шумопеленгаторы действовали неважно, было бы неразумно с нашей стороны подходить к противнику на дистанцию торпедного залпа, не зная, где находится эскадренный миноносец. Исходя из сложившейся обстановки, я решил использовать человеко-торпеды и отдал приказ: «Первая и вторая торпеды, приготовиться!» Водитель первой торпеды несколько замешкался, поэтому я решил выпустить вначале вторую. По телефону я сообщил обоим водителям курс и скорость противника. В 14 час. 31 мин. водитель торпеды № 2 запустил двигатель и доложил о своей готовности к выпуску. Вслед за этим я отдал приказ об ее выпуске. Последнее крепление было отдано и торпеда понеслась к вражескому танкеру. Десять минут спустя была готова к выпуску торпеда № 1. Ее водитель крикнул: «Да здравствует император!», и она отделилась от лодки. Обе торпеды, казалось, шли хорошо. Проносился обычный для южных морей шквал, но мы все же могли видеть танкер. Долго не было слышно взрывов. С беспокойством я продолжал наблюдать в перископ. Наконец танкер исчез из поля зрения. Спустя около 50 мин. после выпуска торпеды № 2 послышался первый взрыв, а через десять минут — второй. Мы всплыли, но налетевший новый шквал окутал все вокруг, лишая возможности что-либо увидеть. Мы думали о людях, которые еще недавно находились вместе с нами, мы помолились о них и пожелали им счастья на том свете. [598]

Шел уже десятый день, как мы вышли из Куре, и наши запасы свежих овощей кончились. Осталось несколько головок лука, в остальном же с утра до вечера приходилось довольствоваться консервированными продуктами, которые нам осточертели, особенно консервированный сладкий картофель, вкус которого оставлял желать много лучшего. Продолжая поиск противника, мы направились к узлу пересечения его коммуникаций между Лейте — Гуам и Палау — Окинава.

29 июля весь день погода была преимущественно плохой, но без шторма, поэтому мы продолжали следовать к цели в надводном положении. Теперь мы полностью полагались на наши четыре больших бинокля и радиолокационные станции и верили, что обнаружим противника до того, как он обнаружит нас. Мы опасались только подводных лодок противника в условиях хорошей видимости. Как экипаж нашей лодки, так и вооружение ее были первоклассными. Если бы японские лодки имели радиолокаторы два года тому назад, мы не понесли бы таких больших потерь.

Я полагал, что мы сможем продолжать следовать в надводном положении, но видимость ухудшилась, и к 19 час. она почти равнялась нулю. Мы погрузились, решив обождать восхода луны, которая должна была появиться в 22 часа. После погружения ко мне подошел механик лодки и спросил, как долго мы намереваемся пробыть под водой. Ему необходимо было сделать кое-какой мелкий ремонт, который в условиях надводного положения при непрерывном ходе провести не представлялось возможности. Он был очень обрадован, узнав, что имеет для этого около двух часов.

Отдав приказ разбудить меня в 22 час. 30 мин., я пошел отдохнуть в кают-компанию. Лодка со скоростью 2 узлов двигалась в западном направлении. В тускло освещенной лодке ничто не нарушало тишины, за исключением слабых звуков работающей установки для кондиционирования воздуха да характерных звуков при движении горизонтальных и вертикальных рулей. Две трети личного состава лодки отдыхало. Люди спали совершенно голыми на койках, на торпедах и на мешках с рисом. Остальная часть личного состава несла вахту или была занята на ремонте в дизельном отсеке. На [599] лодке развелось очень много крыс. Они были настоящим бедствием, от которого невозможно избавиться. Крысы возились у камбуза, их возня раздражала. В 22 часа 30 мин. старшина, стоявший на вахте, разбудил меня, доложив, что все в порядке. Я надел форму, зашел в корабельную молельню и затем поднялся в рубку. У вахтенного офицера не было ничего нового для доклада. Мне захотелось поднять перископ и осмотреться. Я отдал приказ: «Личному составу заступить на вахту для действий в ночных условиях!» Мои глаза начали привыкать к темноте. Я отдал новый приказ: «Глубина погружения 18 м!» Скорость лодки была увеличена до 3 узлов.

Когда лодка достигла соответствующей глубины, я приказал поднять на небольшую высоту ночной перископ и быстро осмотрелся. Видимость была значительно лучше, можно было видеть горизонт. Луна стояла уже высоко и находилась в восточной части неба, ее света было вполне достаточно для проведения ночной атаки. Медленно поднимая перископ на более значительную высоту, я два или три раза тщательно осмотрел все вокруг, но ничего не обнаружил и решил всплывать. Я отдал приказ: «Приготовить радиолокационные станции!» Антенна была поднята на поверхность, авиации в воздухе не обнаруживалось. Оператор радиолокатора прошел в свое время специальный курс подготовки, поэтому его мастерство было выше обычного. Решив, что авиации в воздухе нет, я принял решение всплыть и идти на поиск противника. Вслед за этим я отдал приказ: «По местам стоять, приготовиться к всплытию!» Зазвенел звонок и экипаж начал разбегаться по своим местам. Лодка моментально ожила, через минуту я получил доклад, что личный состав занял свои места по боевому расписанию. Последовал очередной приказ: «Всплывать, продуть цистерны главного балласта!» Воздух высокого давления начал поступать в цистерны, выжимая из них воду, и лодка быстро всплыла.

Как только верхняя палуба поднялась над водой, был отдан приказ открыть люк рубки. Старшина сигнальщиков, который ждал этого приказа, открыл люк и вылез на мостик, за ним последовал штурман. Я тем временем вел наблюдение в ночной перископ. Радиолокационная станция обнаружения надводных целей была также готова к действию. [600]

Когда свежий воздух начал поступать в лодку, мы прекратили продувание цистерн и перешли на откачку воды с помощью помп. Это делалось для того, чтобы сохранить запасы воздуха высокого давления. В это время штурман закричал: «Курсовой угол 90° правого борта, предположительно корабль противника!» Я опустил перископ и, быстро поднявшись на мостик, направил свой бинокль в направлении, указанном штурманом. На горизонте в лучах луны ясно виднелось черное пятно. Вслед за этим последовал мой приказ: «Срочное погружение!» По этому приказу находившиеся на мостике 4 человека быстро спустились вниз по трапу. Последним был сигнальщик, который задраил люк и немедленно доложил об этом. Я приник к перископу, в который был виден темный контур. Я отдал новый приказ: «Открыть клапаны вентиляции!» Вода начала заполнять цистерны, и лодка стала погружаться. Я не отрывал глаз от цели, чтобы не потерять ее из виду. Вскоре лодка погрузилась. Эти действия были настолько обычным для нас делом, что все шло гладко.

Как только лодка полностью погрузилась, я отдал приказания: «Виден корабль!»; «Торпедные аппараты изготовить к стрельбе!»; «Водителям торпед приготовиться к выпуску!» Это было в 23 часа 08 мин. После погружения мы повернули несколько влево, и контур корабля оказался прямо по носу. Я продолжал следить за целью в перископ, время от времени оглядывая горизонт, но ничего другого не было видно. Постепенно противник приближался. Лодка к этому времени была готова дать залп шестью торпедами. Противник продолжал следовать курсом, который вел его прямо на нас. А может быть, это был эскадренный миноносец, который уже обнаружил нас и собирается произвести атаку? Трудно будет попасть в него торпедой, если корабль не изменит курса.

Я пережил несколько тревожных секунд, думая, что идущий корабль является эскадренным миноносцем. Во мраке рубки не виден цвет лица находящихся в ней людей, и если и чувствуется волнение командира, то определить это можно по его голосу. Мы не могли точно определить расстояние до противника, так как не знали еще класса корабля. Не [601] могли мы пока что и слышать с помощью шумопеленгаторов шум его винтов. Круглый темный контур постепенно превращался в треугольник. В 23 часа 09 мин. я подал команду: «Стрелять будем залпом из шести торпед!» В то же самое время был отдан приказ водителю торпеды № 6 занять свое место, а водителю торпеды № 5 — приготовиться.

Корабль противника постепенно увеличивался в размерах. Если он и далее не изменит курса, то пройдет прямо над нами. Все еще трудно было определить дистанцию, так как мы не могли видеть высоту его мачт. Для того, чтобы выпустить торпеды и попасть в цель, нужно знать дистанцию, курс и скорость цели. Вычисления должен сделать командир, стоящий у перископа. Когда целью является торговое судно, курс и скорость можно определить, следуя у него по корме. Дистанцию в этом случае можно определить с помощью радиолокационной станции. Однако при этом противник, обнаружив лодку, может изменить курс еще до проведения залпа. Если класс корабля установлен, его скорость можно, конечно, определить шумопеленгатором по числу оборотов машины. В подобных расчетах можно было наделать много ошибок, и для того чтобы попасть в цель, следовало сводить их к минимуму, а сам залп произвести веерообразно. Поскольку менялись курс и скорость, время залпа надо было определить заранее, ночью это сделать особенно трудно, но в условиях достаточного лунного освещения это облегчалось.

Цель начала вырисовываться яснее, можно было предположить, что перед нами крупный военный корабль противника, видна была большая мачта. Класс корабля теперь стал ясен. Можно было определить высоту мачты — она составляла 27 м. Это был либо линейный корабль, либо тяжелый крейсер. Дистанция до цели сократилась до 3650 м. Для залпа были намечены дистанция 1830 м и курсовой угол правого борта 45°. Гидроакустик доложил, что противник идет с большой скоростью. Вначале я поверил этому, но визуальное наблюдение показало, что ход корабля был не слишком велик, и при расчете я принял скорость равной 20 узлам. Я был настолько занят расчетами атаки обычными торпедами, что даже не отдал приказ о подготовке к выпуску человеко-торпед, хотя их водители просили меня об этом, я [602] решил использовать их лишь в том случае, если атака обычными торпедами потерпит неудачу.

Луна была у нас по корме, и корабль противника теперь уже был хорошо виден. Ясно вырисовывались две кормовые башни и решетчатая мачта. Я принял его за линейный корабль типа «Айдахо». Экипаж лодки с нетерпением ожидал приказа о торпедном залпе. В лодке стояла мертвая тишина. В таких случаях «глазами» лодки являются перископ командира, а «ушами» — шумопеленгаторы. Кроме командира, никто не мог знать, что делалось наверху. Люди с напряжением ждали следующего приказа. Водители человеко-торпед спрашивали меня: «Что с противником?»; «Где он?»; «Почему нас не выпускаете?»

Благоприятный момент для залпа приближался. Я изменил величину курсового угла до 60° и дистанцию до 1370 м и начал сближение для залпа. Наконец громким голосом скомандовал: «Аппараты товсь!» — «Залп!» Торпеды выстреливались с интервалом в две секунды. Из торпедного отсека доложили: «Все торпеды вышли, все в порядке!» Шесть торпед, подобно вееру, понеслись навстречу вражескому кораблю. Я быстро взглянул в перископ, но ничего подозрительного не было видно. Направив лодку на параллельный с противником курс, мы с нетерпением стали ждать взрывов. Каждая минута казалась вечностью. Наконец у носовой, а затем у кормовой артиллерийской башни правого борта корабля поднялись два столба воды, вслед за которыми последовали вспышки ярко-красного пламени. Затем у башни № 2 поднялся еще один столб воды. Взрывы, казалось, окутали корабль. «Попадание!», «Попадание!» — кричал я всякий раз, как торпеда поражала цель. Команда пустилась от радости в пляс.

Корабль противника потерял ход, но еще находился на плаву. Я поднял дневной перископ и дал возможность личному составу, находившемуся в рубке, посмотреть на происходящее на поверхности. Вскоре до нас дошел звук взрыва, сила которого была гораздо больше силы взрывов торпед. Затем донеслись звуки трех последовательных взрывов, а за ними еще шести. Команда лодки, не поняв в чем дело, закричала: «Атака глубинными бомбами!» Я быстро успокоил [603] людей, сказав, что это были взрывы на торпедированном нами корабле и что поблизости не было других кораблей противника.

Наблюдая в перископ, я видел несколько вспышек на борту корабля, однако он, казалось, еще не собирался тонуть, поэтому я приготовился дать по нему второй залп. От водителей торпед послышались просьбы: «Поскольку корабль не тонет, пошлите нас!» Противник, конечно, представлял для них легкую цель, даже несмотря на темноту. А что если корабль потонет еще до того, как они достигнут цели? Однажды выпущенные, они уходили уже навсегда, поэтому не хотелось рисковать, жаль было губить их напрасно. Взвесив факты, я решил не выпускать на этот раз человеко-торпеды. Спешить было не к чему, но вскоре я получил доклад, что противник использует гидролокацию. Без сомнения, он пытался определить дистанцию до нашей лодки. Понимая, что противник может нас обнаружить, я решил уйти на глубину, для того чтобы произвести перезарядку торпедных аппаратов для второго залпа. Опустив перископ, я приказал вести дальнейшее наблюдение за противником при помощи шумопеленгатора и гидролокатора. Как мы слышали уже после войны, корабль в тот момент находился на грани гибели, но в то время у нас были сомнения на этот счет, так как хотя 3 наших торпеды и попали в цель, они не смогли потопить корабль.

Вскоре мне доложили о том, что посылка сигналов гидролокатора противника прекратилась. В силу того, что мы производили перезарядку торпедных аппаратов, лодка имела дифферент, и поэтому подниматься на перископную глубину было опасно. Окончив перезарядку, мы всплыли и подняли перископ, но противника в пределах видимости уже не было. Я направил лодку в то место, в котором, по моему мнению, корабль мог затонуть, но и там ничего не обнаружил. Прошло уже свыше часа после торпедирования корабля, и теперь я был уверен, что он затонул. Получив такие повреждения, он не мог уйти на большой скорости, а если бы и начал уходить, то должен был находиться в пределах нашей видимости. Мне все же хотелось иметь доказательство гибели корабля, но в темноте на поверхности было очень [604] трудно обнаружить какие-нибудь обломки. С чувством сожаления я направил лодку на северо-восток, опасаясь преследования кораблей или авиации противника, которые могли следовать совместно с потопленным нами кораблем. Пройдя в течение часа в надводном положении, мы погрузились для того, чтобы приготовиться для последующих действий. Как выяснилось позже, нами был потоплен американский тяжелый крейсер «Индианаполис».

В то время как настроение личного состава лодки было превосходным, мы ничем не могли утешить водителей торпед. Один из них был особенно обижен. Со слезами на глазах он настойчиво спрашивал, почему они не могли быть использованы против такой хорошей цели, как линейный корабль. Я пытался успокоить его, говоря, что вскоре мы снова встретим корабли противника. 30 июля мы отпраздновали победу, одержанную нами в предыдущий день. На обед у нас был любимый рис с бобами, вареные угри и солонина (все консервированное).

1 августа мы получили приказ следовать в северном направлении, в соответствии с чем изменили курс. Я подумал, что неплохо было бы произвести поиск, поэтому решил выйти на линии коммуникаций Окинава — Улити, а затем Окинава — Лейте. В поддень мы погрузились и стали ждать противника, но он не появлялся, и поэтому в 15 час. мы всплыли и пошли дальше на север. Перед всплытием мы тщательно прослушали поверхность и осмотрелись в перископ, но ничего подозрительного не обнаружили. Идя надводным ходом со скоростью 12 узлов, мы обнаружили на горизонте мачту какого-то торгового судна, водоизмещением (судя по корпусу, мостику и трубам) около 10 тыс. т, шедшего в западном направлении без охранения. Дистанция до него составляла около 10 миль. Несмотря на то, что мы увеличили скорость до 15 узлов, расстояние до него не уменьшалось, но постепенно увеличивалось. Даже увеличив ход до полного, мы так и не смогли обогнать идущего с большой скоростью судна, чтобы затем занять позицию и атаковать его. Луна садилась, поэтому, если бы мы даже и сблизились с противником, то на успешную атаку в ночное время рассчитывать уже не приходилось. Правда, противника можно [605] было настичь в дневное время. На лодке «I-58» были установлены двухтактные дизели небольшой мощности. На всех остальных лодках нашего типа были такие же дизели. Из-за недостатка веса принимался балласт. Было обидно до слез видеть техническую отсталость Японии! Я вспоминал скорость 23 узла, которую имела подводная лодка «I-24» при плавании у Гавайских о-вов.

2 августа мы получили донесение нашей разведки из узла связи Явата следующего содержания: «Усиленная работа радиостанций противника показывает, что крупные его силы участвуют в поисках пропавшего корабля». Со времени потопления «Индианаполиса» прошло три дня, но мы и не подумали, что эти сведения касались именно этого факта. После войны мы узнали, что командир и 315 человек из состава экипажа этого корабля были спасены. В то время я полагал, что спасение уцелевших людей уже закончено, поскольку, перед тем как корабль затонул, экипаж его имел достаточно времени сообщить о бедствии по радио.

7 августа мы услышали по радио сообщение об огромных разрушениях, причиненных городу Хиросима взрывом только одной бомбы. Лейтенант Нисимура, который обычно слушал американские радиопередачи, сказал, что это была не обычная бомба. Лично я не слушал передачи и даже не старался слушать, так как это ухудшало и без того плохое настроение. Мы на лодке не в состоянии были оценить создавшееся положение. Наш долг требовал продолжения борьбы, согласно полученным приказам, мы должны были делать все от нас зависящее, чтобы нанести противнику наибольшие потери. Если бы я прослушал иностранные радиопередачи, то стало бы ясно, что сброшенная на Хиросиму бомба была атомной.

Приблизительно 8 марта 1944 года доктор Танака сообщил в парламенте о существовании атомной бомбы, и с тех пор мы все мечтали о том, чтобы получить это оружие как средство, способное поправить наши военные дела. Если бы мы знали, что противник уже изготовил атомное оружие, то наше моральное состояние и боевой дух значительно снизились бы. С этой точки зрения наше неведение, возможно, было к лучшему. Но, с другой стороны, опасно воевать, не [606] зная о новых видах оружия противника и его возможностях. Иными словами, старшим офицерам необходимо слушать радиопередачи противника, но надо иметь достаточно крепкие нервы, чтобы любые известия не вызывали тревоги. К несчастью, мои нервы были не в состоянии выдержать это. По-видимому, когда бомбардировщик типа «В-29» поднялся с аэродрома Тениан (Маршалловы о-ва), неся атомную бомбу для города Хиросима, экипаж самолета знал уже о потоплении «Индианаполиса», который доставил из США в Тениан часть этой бомбы. Экипаж самолета сделал следующую надпись на этой атомной бомбе: «Подарок» за души погибших членов экипажа «Индианаполис». Об этом я прочел в марте 1949 года в одном журнале. Статья была озаглавлена: «Соединение атомных бомбардировщиков — курс на Хиросиму». В ней говорилось, что атомная бомба собиралась из нескольких составных частей. Большинство из них было доставлено по воздуху, однако самая большая и тяжелая часть бомбы была доставлена на тяжелом крейсере «Индианаполис».

Прошло свыше 20 дней с тех пор, как мы вышли из Куре; мы давно не мылись, не было лишних смен белья и мы носили одно и то же днем и ночью. Не было воды, чтобы произвести стирку, и возможности просушить белье. Находиться и работать в грязной и влажной одежде внутри лодки, где много электрического оборудования, было опасно. [607]

Дальше