Флот в межвоенные годы (1905–1914)

Поражения армии и флота в войне с Японией и удары первой русской революции до основания потрясли самодержавный строй России. Часть офицеров флота, потеряв веру в военное могущество страны, разочаровались в военной службе. Среди них стали распространяться упадническое настроение и пренебрежительное отношение к нижним чинам. Заметно снизилась дисциплина. Наиболее реакционные офицеры жестокими наказаниями стремились возродить во флоте старые, давно ожившие крепостнические порядки и тем самым подавить революционные настроения среди матросских масс.

Однако прогрессивно настроенные офицеры понимали, что жестким обращением с матросами навести порядок на кораблях и укрепить боеспособность флота невозможно. Это были главным образом молодые офицеры, принимавшие участие в обороне Порт-Артура. Находясь длительное время в осажденной крепости, в условиях крайне напряженной боевой обстановки, они особенно остро ощутили все пороки и недостатки существовавшей системы подготовки вооруженных сил России. В то же время мужество и героизм солдат и матросов, с которыми им приходилось делить и радость побед, и горечь поражений, вызвали у них чувство уважения к рядовому составу. Поэтому, вернувшись в Россию, «порт-артурцы» и другие прогрессивные офицеры открыто критиковали существовавшие порядки во флоте, в интересах его возрождения и лучших боевых традиций решительно выступали за проведение военных реформ, требовали коренного пересмотра всей организации и системы подготовки военно-морских сил. Среди этой группы офицеров особым влиянием во флоте пользовались: И. К. Григорович, Л. А. Брусилов, Н. О. Эссен, А. В. Шталь, А. Н. Щеглов, Л. Г. Гончаров и др. Их взгляды разделяли и горячо поддерживали различные слои общественности страны.

Под давлением общественного мнения и учитывая уроки войны, русское правительство вынуждено было провести ряд реформ, направленных на восстановление и укрепление военной мощи России. Одной из первых среди них явилось учреждение в июне 1905 г. Совета государственной обороны, подчинявшегося непосредственно [619] царю. С его образованием все важнейшие мероприятия по военному строительству на утверждение царю представлялись только после предварительного рассмотрения и одобрения их Советом.

Необходимость создания такого органа, который координировал бы деятельность Военного и Морского министерств и устранял постоянно возникавшие между ними разногласия, давно назрела. Ожидалось, что Совет государственной обороны положит конец межведомственным раздорам и будет достигнуто наконец-то полное взаимопонимание и взаимодействие между двумя министерствами, отвечающими за подготовку вооруженных сил страны. На самом же деле этого не произошло. Разногласия между ними по ряду вопросов остались, так как руководящую роль в Совете играли лица, продолжавшие цепляться за старое и не разделявшие прогрессивных взглядов на многие вопросы военного переустройства. На работе Совета отрицательно сказывался также антагонизм между руководством армии и флота, который особенно часто проявлялся при распределении военных ассигнований.

Другой важной реформой стало образование Морского Генерального штаба (МГШ). До 1906 г. основным органом управления военно-морскими силами России был Главный морской штаб (ГМШ), который ведал всеми вопросами деятельности флота — от оперативных и до всевозможных административно-распорядительных. Начальник Главного морского штаба, занимаясь чрезвычайно широким кругом вопросов, просто не в состоянии был уделять должное внимание основным проблемам развития и подготовки морских сил. После Русско-японской войны для многих стала очевидной необходимость реорганизации управления флотом.

Одним из первых этот вопрос поднял лейтенант А. Н. Щеглов. В декабре 1905 г. он подал на имя морского министра докладную записку «Значение и работа штаба на основании опыта русско-японской войны», в которой убедительно доказал полную несостоятельность существовавшей организации управления морскими силами. В целях планомерной подготовки их к вооруженной борьбе на море и улучшения боевой подготовки сил флота А. Н. Щеглов предложил создать [620] Морской Генеральный штаб, ведающий мобилизационными и связанными с ними организационными вопросами. Этот документ был написан настолько смело и обоснованно, что Морское министерство вынуждено было представить его царю. Последний одобрил предложения лейтенанта А. Н. Щеглова, и в мае 1906 г. в России был создан Морской Генеральный штаб.

Согласно правительственному указу, Морской Генеральный штаб должен был ведать «составлением планов войны на море и мероприятиями по организации боевой готовности морских сил, а также устанавливать совместную деятельность Морского Генерального штаба с Генеральным штабом армии в общих интересах, касающихся государственной обороны, в развитии вооруженных сил империи» <РГА ВМФ. Ф. 418. Д. 3410. Л. 6>.

Первым начальником Морского Генерального штаба стал бывший командир крейсера «Громобой» капитан 1 ранга Л. А. Брусилов, пользовавшийся авторитетом и большим уважением среди прогрессивной части офицеров флота. Ему предоставили право укомплектовывать штаб кадрами по собственному усмотрению, чем он и воспользовался: в Морской Генеральный штаб по его предложению назначили молодых, талантливых и энергичных офицеров, понимавших необходимость кардинальных реформ во флоте.

Морской Генеральный штаб развернул энергичную деятельность и добился значительных результатов в деле, возрождения флота, упорядочения организации морских сил и улучшения их боевой подготовки. Офицеры Морского Генерального штаба сыграли также большую роль в разработке многих вопросов военно-морской теории и руководящих оперативно-тактических документов, новых, более совершенных методов использования артиллерийского и минно-торпедного оружия. В 1906 г. МГШ провел значительную работу по определению состоянию морских сил страны. Было установлено, что организация и боевая подготовка Балтийского и Черноморского флотов находятся в крайне запущенном состоянии. Наиболее серьезными недостатками, отрицательно влиявшими на боеспособность сил флота, являлись, по мнению штаба, следующие: [621]

организация корабельного состава не соответствовала современным взглядам на формы и методы его боевого использования в вооруженной борьбе; оперативные и тактические формирования представляли собой случайный сбор кораблей различных классов и типов;

строительство новых кораблей и ремонт находившихся в строю велись в основном распорядительным порядком; какого-либо четко скоординированного и обоснованного плана кораблестроения и ремонта по существу не было;

комплектование кораблей личным составом производились непланомерно;

запасы топлива, мин, торпед, снарядов были минимальными, что крайне затрудняло ведение нормальной боевой подготовки и поддержание сил флота в боеспособном состоянии;

существенная система военно-морских учебных заведений не обеспечивала потребности флота в формировании достаточного контингента хорошо подготовленных и опытных морских офицеров;

боевая подготовка велась непланомерно и не обеспечивала решения боевых задач в случае начала военных действий.

Морской Генеральный штаб разработал новое положение о центральных и портовых управлениях, в основу которого была заложена идея достижения более тесной связи между оперативными и тыловыми органами управления флота. В соответствии с этим положением Морское министерство провело несколько реформ. Морские силы были подчинены плавающим адмиралам{54} с предоставлением [622] им инициативы в деле организации боевой подготовки морских сил. Продолжительность летней кампании увеличилась, а в раде случаев боевая подготовка не прекращалась и в зимнее время; с окончанием кампании команды оставались на кораблях.

Морские силы получили более стройную и стабильную организацию. 8 октября 1907 г. было утверждено «Положение о составе и подразделении флота». Согласно Положению, флот подразделялся на действующий и резервный (1-го и 2-го резерва). Корабли действующего «флота сводились в эскадры и отряды. Эскадра предназначалась для действий в открытом море против линейных кораблей неприятеля и состояла из соединений кораблей различных классов: дивизии линейных кораблей (8 единиц) и бригады броненосных крейсеров (4 единицы), составлявших ядро эскадры, дивизий крейсеров (8 единиц) и эскадренных миноносцев (36 ЭМ и один крейсер); в эскадру включались также и вспомогательные суда. Дивизии линкоров и крейсеров подразделялись на две бригады. Дивизия эскадренных миноносцев также имела в своем составе две бригады, каждая из которых, в свою очередь, делилась на два дивизиона (по девять ЭМ). Формирования меньшего состава назывались отрядами. Такая организационная структура морских сил существовала (с некоторыми изменениями) и в годы Первой мировой войны <1. Ч. II. С. 242>.

Новая организация повлекла пересмотр правил службы на кораблях и расширила права начальников различных управленческих уровней на самостоятельное принятие ими решений. Так, в разработанном в 1914 г. Морским Генеральным штабом «Наставлении для боевой деятельности высших соединений флота» указывалось, что каждый начальник должен распоряжаться только тем, чем не могут самостоятельно распорядиться подчиненные при выполнении поставленных им задач.

Особое внимание было обращено на улучшение военно-морского образования офицерского состава. С этой целью в Морской академии, по образцу Военной академии Генерального штаба, вместо ранее существовавших краткосрочных курсов был учрежден военно-морской отдел [623] с двух — и трехгодичным сроком обучения. Лица, окончившие двухгодичный курс обучения, назначались на должности командиров кораблей 1 ранга или соединений, а наиболее способные из них оставлялись в академии еще на год и после этого назначались в Морской Генеральный штаб или на военно-дипломатическую работу за границу в качестве военно-морских атташе. Подготовка офицерских кадров в Морском корпусе и минно-артиллерийских классах стала вестись по новым программам с упором на изучение тактики флота и военно-морской истории.

Строевые офицеры, имеющие большой практический опыт службы на кораблях и боевой опыт, полученный в Русско-японской войне, стали шире привлекаться к разработке проблем военно-морской теории. В Морской академии и на флотах стали широко практиковать дискуссии по теоретическим вопросам, связанным со строительством флота и использованием его в случае войны. Среди офицерского состава образовывались различного рода общества и кружки, ставившие целью изучение военно-морской теории. Для улучшения подготовки будущих офицеров была увеличена продолжительность практики корабельных гардемаринов, которые на кораблях учебного отряда ежегодно зимой ходили в заграничное плавание. Цензовая система прохождения службы была отменена, что дало возможность назначать наиболее способных офицеров на вышестоящие должности вне зависимости от того, сколько кампаний они проплавали{55}.

Из всех проблем, вставших перед флотом России после войны с Японией, наиболее сложной явилось строительство новых кораблей. По существу надо было заново скомплектовать корабельный состав Балтийского флота и одновременно усиливать Черноморский флот. [625]

В первые годы после русско-японской войны основное ядро Балтийского флота составляли минно-торпедные силы: 20 эскадренных миноносцев, 11 миноносцев типа «Сокол», 10 миноносцев типа «Циклон» и 40 номерных миноносцев. Материальное и техническое обеспечение кораблей было неудовлетворительным. Многие из них нуждались в ремонте и доукомплектовании личным составом. Из дел, принятых Морским Генеральным штабом от Главного морского штаба, вообще невозможно было установить численность личного состава Балтийского флота, равно как и определить истинное состояние баз и портов на театре, а также наличие материальных запасов. То есть флот на Балтийском море к началу 1907 г. как по составу, так и по уровню подготовки представлял собой весьма незначительную, при этом плохо организованную силу, был намного слабее своего вероятного противника — германского флота — и не мог успешно решать задачи по обороне столицы с моря.

Черноморский флот находился в лучшем состоянии, чем Балтийский. В 1906 г. в его составе имелось восемь эскадренных броненосцев, два крейсера 1-го ранга, три минных крейсера, 13 эскадренных миноносцев, два минных заградителя и шесть канонерских лодок.

15 октября 1906 г. Морской Генеральный штаб обратился в правительство со специальным докладом, в котором охарактеризовал состояние морских сил Балтийского моря и наметил пути их воссоздания. Предлагалось, в первую очередь, упорядочить организацию морских сил, определить цель и исходя из нее разработать программу дальнейшего развития флота. Поскольку наиболее вероятным противником России в то время могла быть Германия, начальник МГШ, считая, что Балтийский морской театр в вооруженной борьбе на море будет наиболее ответственным, рекомендовал все силы и средства сосредоточить в основном на воссоздании Балтийского флота. Морской Генеральный штаб выдвинул идею не восполнять морские силы отдельными кораблями, а создавать «сразу целый тактический организм — эскадру». Подробные обоснования состава эскадры были изложены в специальном докладе на имя морского министра от 20 февраля 1907 г. [627]

В нем говорилось, что судостроение должно вестись дивизиями, а корабли следует заказывать сразу по одним и тем же чертежам. Причем на восемь линейных кораблей предлагалось строить четыре линейных крейсера и восемь легких крейсеров. Миноносцы считалось целесообразным использовать отделения в составе не менее девяти единиц с одинаковыми тактико-техническими элементами. Потому, отмечалось в докладе, заказывать миноносцы необходимо сериями — не менее девяти миноносцев в каждой; для одной эскадры надо построить 36 миноносцев и один легкий крейсер (для начальника минного отряда). Данный расчет состава эскадры был положен позже в основу программы судостроения Балтийского флота. Одновременно в докладе акцентировалось внимание на необходимости оборудования баз, в частности, строительства доков для линейных кораблей дредноутного типа и легких крейсеров, а также на других вопросах, связанных с возрождением флота.

Программный доклад Морского Генерального штаба 15 октября был представлен царю. Однако морской министр адмирал А. А. Бирилев вместо того, чтобы принять меры для ускорения решения поднятых МГШ вопросов, по собственной инициативе, без согласования с начальником Морского Генерального штаба, 30 октября 1906 г. обратился в Совет министров с ходатайством отпустить средства на постройку двух новых линейных кораблей для Балтийского флота. Так как содержание этого документа не было достаточно обоснованным, Совет министров передал его на рассмотрение Совету государственной обороны, который 9 ноября отклонил просьбу морского министра и предложил разработать «обоснованную судостроительную программу для Балтийского флота на ближайшие годы» с указанием очередности выполнения предложенных мероприятий.

В соответствии с этим решением морской министр приказал начальнику Морского Генерального штаба срочно разработать программу судостроения для Балтийского флота. Проект ее был представлен министру 1 января 1907 г. Программой, получившей наименование «малой судостроительной программы на ближайшее четырехлетие [628] «, предусматривалась постройка четырех линейных кораблей, броненосного крейсера, трех легких крейсеров и 10 эскадренных миноносцев.

Одновременно А. А. Бирилев приказал выполнить аналогичную работу и начальнику Главного морского штаба, так как считал, что «доцусимские» адмиралы, к числу которых принадлежал и сам А. А. Бирилев, лучше справятся с ней, чем молодые офицеры из МГШ. Этим шагом морской министр проявил недоверие к Морскому Генеральному штабу, созданному вопреки его воле и желанию, в очередной раз попытался скомпрометировать деятельность МГШ и выдвинуть Главный морской штаб на первые роли в системе управления Морского министерства.

Судостроительная программа, представленная Главным морским штабом, существенно отличалась от программы, разработанной Морским Генеральным штабом. Обе программы адмирал А. А. Бирилев направил на заключение в Совет государственной обороны без предварительного их согласования в Морском министерстве. Совет государственной обороны рассмотрел обе судостроительные программы и счел невозможным принять по ним какое-либо решение, так как они принципиально отличались друг от друга. После скандального случая с судостроительными программами адмирал А. А. Бирилев вынужден был оставить пост министра.

Замена А. А. Бирилева адмиралом И. М. Диковым не внесла существенных изменений в ускорение темпов строительства Балтийского флота. Свою деятельность новый министр начал с того, что 15 апреля 1907 г. обратился к царю с просьбой дать указания по вопросам, поднятым начальником Морского Генерального штаба в докладе от 15 октября 1906 г. Однако царь уклонился от принятия решения о строительстве новых кораблей для Балтийского флота и вновь передал этот вопрос на рассмотрение Совета государственной обороны. Заседание Совета по нему состоялось 22 апреля 1907 г. и носило характер острой полемики между представителями Морского и Военного министерства. Некоторые представители военного ведомства договорились вообще до абсурда. Например, [629] генерал А. Н. Куропаткин заявил, что для России гораздо целесообразнее создать несколько новых корпусов, чем вообще строить флот. На основании проведенного обсуждения Совет государственной обороны принял решение воздержаться от постройки новых кораблей до того времени, пока не будут разработаны и утверждены планы строительства вооруженных сил и обороны государства в целом. Вопрос о судостроительной программе вновь был отложен на неопределенное время.

После долгих споров, заседаний и обсуждений в различных инстанциях «малая судостроительная программа 1907–1911 гг.», разработанная Морским Генеральным штабом, наконец-то была утверждена, и Морское министерство получило возможность летом 1909 г. приступить к постройке четырех новых линкоров, предназначавшихся для усиления Балтийского флота. К этому времени в Англии уже был построен новый линейный корабль «Дредноут» (1907 г.), который по вооружению, бронированию и скорости значительно превосходил эскадренные броненосцы периода русско-японской войны. С появлением «Дредноута» во всех крупных западных странах началось интенсивное строительство линейных кораблей так называемого дредноутного типа.

Учитывая новые тенденции в развитии линейных кораблей, Морской Генеральный штаб одновременно с составлением «малой» судостроительной программы разработал и основные тактико-технические требования к линейным кораблям, предназначенным для усиления Балтийского флота: водоизмещение — 23 тыс. т, максимальная скорость — 23 узлов, дальность плавания экономическим ходом — 5570 миль, вооружение — двенадцать 305-мм орудий в 52 калибра, шестнадцать 120-мм орудий в 50 калибров, бронирование — главного пояса 225 мм (вносу — 125 мм, в корме — 100,3 мм), боевых рубок и вращающейся части башен артиллерии главного калибра — 200 мм. В качестве главных машин должны были использоваться четыре турбины. Существенным недостатком этих тактико-технических требований являлось относительно слабое бронирование по сравнению с аналогичными кораблями, строившимися в то время за границей. [630]

Класс корабля и название	Год закладки и вступления в строй	Водоизмещение (ПЛ надв./подв.) уз.	Скорость (ПЛ надв./подв.), уз.	Артиллерийское вооружение		Число торпедных аппаратов надв./подв.	Бронирование (главный пояс), мм	Примечание
				Число	Калибр
Линейный корабль «Севастополь»	1909–1914	23000	23,0	12;	305/52	0/4	225	С марта 1921 г. по май1943 г. — «Парижская Коммуна»
				16;	120
				4	47
Линейный крейсер «Бородино»	1912–1915	32500	26,5	12	356/52	0/6	240	—
				24	130
				8	75
Легкий крейсер «Светлана»	1913	6800	29,5	15	130	0/2	—	Вступил в строй в 1928 г. С 1925 г. — «Профинтерн», с 1939 г. — «Красный Крым»
				4	63 зен. (по проекту)
Эскадренный миноносец «Новик»	1910–1913	1260	37	4	102	4x2/0	—	Возможность принимать до 100 мин. В 1913 г. двойные ТА заменены трехтрубными. С 1926 г. — «Яков Свердлов»
				4 пулем.

После рассмотрения и одобрения тактико-технических заданий (ТТЗ) на постройку линейных кораблей в Морском техническом комитете и Адмиралтейств-совете Морское министерство в декабре 1907 г. объявило конкурс на составление проекта линейного корабля.

Из 51 эскизного проекта, представленного на конкурс к лету 1908 г., лучшим признали проект Балтийского завода, по которому и решено было строить линейные корабли. Он отличался от проектов иностранных фирм, участвовавших в конкурсе, наличием четырех трехорудийных башен главной артиллерии с линейным расположением, [631] лучшей конструкцией корпуса и большей скоростью движения.

По доработанному проекту Балтийского завода, утвержденному 15 июня 1909 г., были заложены в Петербурге четыре линкора: «Севастополь» (с 31 марта 1921 г. по 31 мая 1943 г. — «Парижская коммуна») и «Петропавловск» («Марат») — на Балтийском заводе, «Гангут» («Октябрьская революция») и «Полтава» («Фрунзе») — на Адмиралтейском заводе (табл. 17). Из-за недостаточного технического оборудования отечественных кораблестроительных заводов, задержки с созданием паровых турбин, которые до этого не строились в России, потому производство их пришлось осваивать, а также неоднократных изменений самого проекта [632] в сторону его улучшения строительство линейных кораблей типа «Севастополь» крайне затянулось.

Обострение международной обстановки, с одной стороны, и непрерывный рост германского флота — с другой, настоятельно требовали дальнейшего наращивания морских сил Балтийского и Черноморского флотов. В связи с этим Морской Генеральный штаб в 1909 г. разработал новую («большую») судостроительную программу, рассчитанную на 10-летний срок (1910–1920).

«Большая» судостроительная программа была рассмотрена 15 августа 1909 г. на специальном заседании правительства. Большинство присутствовавших высказалось за сокращение программы, считая ее непосильной для России. Морской Генеральный штаб учел высказанные замечания, и 23 ноября 1909 г. представил правительству сокращенный вариант программы, по которой намечалось построить для Балтийского флота в те же сроки 8 линкоров, 4 линейных и 4 легких крейсера, 18 эскадренных миноносцев и 12 подводных лодок. Программа была сокращена за счет легких надводных сил и подводных лодок, в которых Балтийский флот ощущал большую потребность.

Но и сокращенная судостроительная программа не удовлетворила правительство, и она снова была возвращена в Морское министерство на доработку. «Большая» судостроительная программа была одобрена правительством и царем только в марте 1910 г., после чего председатель Совета министров внес законопроект в Государственную думу о размере ассигнований для ее реализации. Дума санкционировала предоставление средств на постройку трех линейных кораблей для Черноморского флота, а рассмотрение остальной части «большой» судостроительной программы вновь отложила.

В конце 1911 г. в Николаеве были заложены три линейных корабля типа «Императрица Мария», которые по своим тактико-техническим элементам несколько отличались от балтийского варианта линейного корабля типа «Севастополь». Одновременно для Черноморского флота началось строительство девяти эскадренных миноносцев и шести подводных лодок. [633]

Постройка кораблей для Балтийского флота по «большой» судостроительной программе снова задержалась; повторилась та же история, что и с «малой» судостроительной программой. Один из непосредственных виновников этого — вице-адмирал С. А. Воеводский, сменивший адмирала И. М. Дикова на посту морского министра. Он не пользовался авторитетом ни в правительстве, ни в Думе, ни на флоте и не мог успешно защищать интересы флота. Неспособность С. А. Воеводского руководить отечественным министерством была настолько очевидна, что в марте 1911 г. он был снят с должности. Вместо него назначили адмирала И. К. Григоровича — высокообразованного, опытного, энергичного военачальника и хорошего организатора. Он пользовался большим уважением и авторитетом среди офицеров флота, полным доверием в правительстве; поэтому назначение его морским министром всеми было встречено с большим одобрением.

И. К. Григорович понимал, что война с Германией может начаться в недалеком будущем и слабость Балтийского флота неизбежно приведет к тяжелым последствиям. Поэтому сразу же после вступления на пост морского министра он 25 марта 1911 г. направил царю обстоятельный и хорошо аргументированный доклад о недопустимости дальнейшего промедления со строительством кораблей для Балтийского флота. Минимальной программой для Балтийского флота адмирал И. К. Григорович считал постройку 4 линейных крейсеров, 4 легких крейсеров, 36 эскадренных миноносцев и 12 подводных лодок с вводом их в строй не позднее 1916 г. К этому же времени намечалось закончить и оборудование главной базы флота в Ревеле. Доклад морского министра был одобрен царем и правительством, и в соответствии с их решением Морской Генеральный штаб переработал «большую» судостроительную программу из расчета постройки вышеперечисленных кораблей для Балтийского флота к 1917 г. В июне 1912 г. Государственная дума большинством голосов приняла законопроект о предоставлении ассигнований на их строительство.

19 декабря 1912 г. в Петербурге состоялась закладка четырех линейных крейсеров: «Измаила» и «Кинбурна» [634] — на Балтийском заводе, «Бородино» и «Наварина» — на Адмиралтейском. По первоначальному проекту, разработанному на Балтийском заводе в 1911 г., эти корабли должны были иметь водоизмещение 28,5 тыс. т, скорость 26,5 узлов, вооружение — девять 356-мм орудий (длина ствола 52 калибра) в трех трехорудийных башнях с линейным расположением, двадцать 130-мм орудий (длина ствола 50 калибров) и четыре 47-мм противоаэропланные (зенитные) пушки; бронирование борта, башен и рубок — 250–125 мм. В 1912 г. в проект внесли некоторые изменения: решено было установить двенадцать 356-мм орудий (в четырех трехорудийных башнях), двадцать четыре — 130-мм, восемь — 75-мм. В связи с этим водоизмещение линейных крейсеров значительно увеличилось — до 32,5 тыс. т. По тому времени они были самыми сильными крейсерами в мире. Но бронирование их, так же как и однотипных линейных крейсеров, строившихся в Англии, Германии и других странах, было относительно слабое, что не позволяло им успешно вести бой с линейными кораблями.

В 1913 г. заложили легкие крейсеры «Адмирал Бутаков» и «Адмирал Спиридов» (на Путиловском заводе в Петербурге), «Светлана» («Профинтерн», «Красный Крым») и «Адмирал Грейг» — на Ревельском заводе Русского балтийского судостроительного общества. Два легких крейсера «Муравьев-Амурский» и «Адмирал Невельской» были заказаны германской фирме «Шихау» в Эльбинге; эти крейсеры с паровыми турбинными установками строились главным образом для учебных целей.

В 1912–1913 гг. на Путиловском заводе был построен «Новик» — первый эскадренный миноносец с энергетической установкой, работавшей на нефти. По тактико-техническим элементам он заслуженно считался лучшим в мире кораблем этого класса. В 1912–1914 гг. по несколько измененному первоначальному проекту «Новика» для Балтийского флота было заказано 36 эскадренных миноносцев со сроком готовности последнего из них к 15 апреля 1916 г. Одновременно с эскадренными миноносцами для Балтийского флота было заказано 12 подводных лодок, из них 4 — на Балтийском заводе и 8 в Ревеле. [635]

После Русско-японской войны строительство подводных лодок в России шло по пути увеличения скорости, дальности и автономности плавания, сокращения времени погружения, усиления вооружения и улучшения мореходных качеств. В течение 1906–1910 гг. были заложены и построены подводные лодки «Минога» и «Акула» (табл. 18) по проекту кораблестроителя профессора И. Г. Бубнова, «Почтовый» (проект С. К. Джевецкого) и начата постройка подводной лодки «Краб» (проект М. П. Налетова).

На «Миноге» впервые в истории подводного плавания в качестве двигателя надводного хода были установлены два дизеля мощностью по 120 л. с. каждый, изготовленные в Петербурге на заводе Л. Нобеля (позднее завод «Русский дизель»). На ней впервые в практике отечественного подводного судостроения были установлены трубчатые торпедные аппараты. «Минога» сыграла существенную роль в создании мореходных дизельных подводных лодок.

Тип подводной лодки	Год спуска на воду	Водоизмещение надв./подв., т	Скорость надв./подв., уз	Дальность плавания надв./подв., мили	Род двигателя надв. хода/подв. хода	Время погружения в подводное положение, мин	Минно-торпедное вооружение: число мин; торп. аппаратов, калибр ТА, мм	Артиллерийское вооружение
								Число пушек	Калибр, мм
Россия
Минога	1908	123/152	11/5	600/90	Дизель/Электродвигатель	3,5	2 — носов., 450
Акула	1908	370/468	10,7/6,4	1000/28	То же	3	4 — сист. Джевецкого; 2 — носов., 2 — корм., 450
Краб	1912	560/740	11/7,5	1900/82	То же	4	60 мин; 2 — носов., 450
Морж{~1}	1913	630/758	12/8,5	2750/120	То же	3	8 — сист. Джевецкого; 2 — носов., 2 — корм., 450	1	57
								1	47
								1 пулемет
Нарвал	1914	621/994	13/9,8	4000/120	То же	1	4 — сист. Джевецкого;2 — носов., 2 — корм., 450	1	75
								2 пулемета
Германия
U-4	1908	420/510	11,5/9,5	3000/55	Керосиновый/ Электродвигатель	1	2 — носов., 2 — корм., 450
U-12	1910	500/620	14,2/8,1	3400/80	То же	1,1	То же
U-18	1911	560/690	15,0/9,5	1210/75	То же	1,2	Тоже
U-22	1912	650/840	15,5/9,6	5200/80	Дизель/ Электродвигатель	1,3	2 — носов., 2 — корм., 500	1	88
								(затем 2)	88
U-41	1913	680/870	16,5/9,5	4440/80	То же	0,9	Тоже	1	88
								(затем 2)	105

Следующим крупным шагом вперед по пути развития подводных лодок в России была постройка подводной лодки «Акула». По всем наиболее важным показателям она существенно отличалась от своих предшественников. Значительно возросшее водоизмещение «Акулы» (в три раза) обеспечило существенное увеличение дальности плавания (в два раза), лучшую мореходность и установку более мощного торпедного вооружения. Подводная лодка «Акула» явилась важным этапом на пути создания в России мореходных боевых лодок с сильным торпедным вооружением.

В истории развития подводного плавания в России особый интерес представляет подводная лодка «Почтовый», построенная на Петербургском металлическом заводе в 1909 г. На этой подводной лодке впервые был применен единый двигатель внутреннего сгорания для надводного и подводного хода (два бензиновых двигателя мощностью по 130 л. с. каждый). В подводном положении использовался лишь один двигатель. Проектная скорость составляла в надводном положении 11,5 узлов, в подводном 6,2 узлов, дальность плавания — соответственно 350 и 28 миль <2. С. 62–63>. В надводном положении воздух засасывался [638] непосредственно из машинного отделения, а продукты сгорания отводились за борт через выхлопную трубу. В подводном положении воздух для двигателя подавался из воздушной батареи, состоявшей из 50 баллонов общим объемом 12 куб. м, в которых воздух был сжат до 200 атмосфер. Запаса воздуха хватало почти на пять часов работы двигателя. Продукты сгорания топлива отводились в герметически закрытый глушитель, откуда откачивались газовым насосом за борт через отводную трубу, проложенную вдоль киля.

Испытания «Почтового» показали, что единый двигатель работает исправно, но при движении под водой за подводной лодкой оставался демаскировавший ее белый пузырчатый след. Этот серьезный технический недостаток, а также тяжелые условия обитаемости сводили на нет преимущества единого двигателя и практически исключали возможность использовать подводную лодку «Почтовый» для военных целей. В 1913 г. она была сдана на слом. «Минога», «Акула» и две подводные лодки типа «Дельфин» («Макрель» и «Окунь») составили первый дивизион подводных лодок Балтийского флота <2. С. 81>.

В 1911–1912 гг. в России в соответствии с программой военного кораблестроения началась серийная постройка подводных лодок: 6 — для Черноморского флота и 18 — для Балтийского <1. Ч. II. С. 215>. Основу будущих подводных сил составили подводные лодки, спроектированные И. Г. Бубновым. К 1911 г. И. Г. Бубнов представил в морское министерство два новых проекта подводных лодок, незначительно отличавшихся друг от друга. Вскоре в Николаеве для Черноморского флота начали строить подводные лодки (головная «Морж») по первому проекту, несколько позже в Петербурге и Ревеле — по второму проекту (типа «Барс») для Балтийского флота и Сибирской флотилии.

Существенное возрастание водоизмещения подводных лодок типа «Барс» позволило вдвое (по сравнению с «Акулой») увеличить дальность плавания, улучшить обитаемость экипажа и мореходные качества. По числу торпедных аппаратов «Барсы» превосходили подводные лодки других стран того времени (четыре трубчатых аппарата [639] в прочном корпусе и восемь решетчатых, расположенных в ограждении легкого корпуса, — по четыре аппарата с каждого борта).

В связи с возникшей угрозой со стороны авиации и необходимостью ускорения погружения лодки на подводных лодках военной постройки были увеличены размеры кингстонов и труб вентиляции цистерн главного балласта, оборудованы цистерны быстрого погружения, а также установлена противоаэропланная артиллерия. Прорабатывался и вопрос зарядки аккумуляторных батарей при нахождении подводной лодки на перископной глубине. Первым предложил и в 1915 г. разработал специальное устройство для работы дизелей на перископной глубине командир подводной лодки «Акула» лейтенант Н. А. Гудим, а реализовал его на подводной лодке «Волк» лейтенант И. К. Мессер. Таким образом, моряки России первыми в мире создали устройство для работы двигателя под водой, которое в годы Второй мировой войны широко применялось на германских подводных лодках под названием «шнорхель».

Первые лодки, предназначенные для Балтийского и Черноморского флотов, начали вступать в строй лишь в конце 1914 — начале 1915 г. Строительство их затянулось из-за отсутствия дизелей. Только на двух подводных лодках были установлены по два дизеля мощностью 1320 л. с. каждый постройки Петербургского завода Л. Нобеля, которые проектировались специально для этих лодок. Однако недостаточные производственные возможности завода не позволили обеспечить все строившиеся подводные лодки 1320-сильными двигателями в нужные сроки. Поэтому было принято решение установить на них менее мощные, но надежные и удобные в эксплуатации дизели Коломенского машиностроительного завода, предназначавшиеся для канонерских лодок Амурской флотилии, а также 420-сильные дизели, закупленные в США <2. С. 81–82>.

О высоком уровне подводного кораблестроения в России свидетельствует тот факт, что одна из подводных лодок типа «Барс» — «Пантера» (до 1934 г. — «Комиссар», а затем — «Б-2») из состава Балтийского флота была исключена лишь в 1940 г. [640]

После Русско-японской войны 1904–1905 гг. на основе ее опыта во многих странах развернулись работы по созданию подводного минного заградителя, способного производить скрытые минные постановки в водах противника. В 1910 г. в Николаеве по проекту Михаила Петровича Налетова был заложен первый в мире подводный минный заградитель «Краб», который в августе 1912 г. был спущен на воду, а в 1915 г. вступил в строй и принял участие в боевых действиях на Черном море. Подводный заградитель «Краб» по числу мин не имел себе равных в Первую мировую войну. Мины (якорные гальваноударные) располагались в двух трубах, проложенных в надстройке легкого корпуса (по 30 мин в каждой). При постановке мины передвигали по трубам к кормовому срезу с помощью конвейерной цепной ленты, приводимой в движение электродвигателями, находившимися внутри прочного корпуса. Интервал постановки мин зависел от скорости лодки, а глубина постановки регулировалась с помощью специального механизма перед сбрасыванием мин в воду.

Вслед за Россией подводные минные заградители начали строить и в других странах, и прежде всего в Германии. Однако ни один из иностранных заградителей по числу принимаемых мин не мог сравниться с «Крабом». Например, немецкие подводные заградители принимали от 20 до 42 мин.

Кроме строительства подводных лодок типа «Барс», Россия в период Первой мировой войны закупила за границей и построила по лицензиям около 30 подводных лодок других типов. Лучшими из них были лодки типа «Нарвал» и АГ американской фирмы «Голланд». Подводные лодки типа «Нарвал» строились по американским чертежам на русских заводах, а типа АГ — в США, которые по секциям перевозились на транспортах во Владивосток, а оттуда по железной дороге в Петроград и Николаев, где их собирали. Всего таким путем было доставлено в Россию 11 подводных лодок, из них 6 — на Балтийское море и 5 — на Черное.

Из неосуществленных проектов подводных лодок накануне Второй мировой войны особый интерес представляет [641] проект автономного подводного бронепалубного крейсера корабельного инженера Б. М. Журавлева, представленный им Морскому министерству в 1911 г. Корабль, по замыслу конструктора, должен был иметь внушительные размеры и мощное вооружение: длину — 128 м, ширину — 10,3 м, осадку — 6,8 м, водоизмещение — 4500 т надводное и 5435 т подводное, скорость: 26 узлов — надводную и 14 узлов — подводную, дальность плавания — 15 тыс. миль над водой и 250 миль под водой, рабочую глубину погружения — 125 м, 30 торпедных аппаратов, 60 торпед, 120 мин, пять 120-мм орудий. И хотя проект Журавлева не был принят и реализован Морским министерством, все же он оставил глубокий след в истории развития мирового подводного судостроения, но для того времени оказался с технической точки зрения преждевременным.

К началу Первой мировой войны в составе военно-морского флота России находились 22 боеспособные подводные лодки (на Балтийском море — 11, на Черном море — 4 и на Тихом океане — 7) и 24 — в достройке{56}.

Строительство подводных лодок потребовало подготовки для них кадров. Первым учебным центром подготовки специалистов для отечественного подводного флота стал Учебный отряд подводного плавания, созданный по инициативе патриотов подводного дела в 1906 г. в Либаве (Лиепае). Во главе учебного центра был поставлен контрадмирал Э. Н. Щенснович, бывший командир броненосца «Ретвизан». Переменный состав Учебного отряда комплектовался офицерами и матросами с надводных кораблей. Продолжительность обучения для офицеров составляла 10 месяцев, а матросов — от 4 до 10 месяцев. К преподаванию на офицерских классах привлекались крупные специалисты (И. Г. Бубнов, М. Н. Беклемишев и др.) в области проектирования, постройки и боевого использования подводных лодок. Учебный отряд подводного плавания являлся не только учебным, но и научным центром подводного флота. Преподаватели и слушатели офицерских классов принимали активное участие в разработке тактики подводных лодок и способов применения ими оружия. [642]

Во флоте России, так же как и в иностранных флотах, к началу Первой мировой войны не была разработана теория использования подводных лодок в боевых действиях на море. Различные взгляды на роль и задачи подводных лодок широко обсуждались на страницах журнала «Морской сборник». На основании опыта Русско-японской войны и уровня технического развития подводных лодок большинство специалистов считало, что подводные лодки могут успешно решать задачи разведки, постановки минных заграждений и борьбы с надводными кораблями противника в своих прибрежных водах. В отечественном флоте получила широкое распространение идея совместного использования подводных лодок и надводных кораблей при ведении боя на минно-артиллерийской позиции, оборудованной в прибрежном районе. Данная идея нашла практическое воплощение в оперативном плане Балтийского флота 1912 г.

Велись работы по исследованию возможности плавания подводных лодок в зимних условиях. Большой интерес в этой связи представляет первое в истории 1,5-часовое экспериментальное подледное плавание, осуществленное 19 декабря 1908 г. подводной лодкой «Кефаль» под командованием мичмана В. А. Меркушева на Дальнем Востоке. Перед Первой мировой войной во всех флотах отрабатывалась торпедная стрельба с подводных лодок одиночными торпедами. Как уже отмечалось выше, в 1912 г. в русском флоте впервые в истории была разработана теория залповой торпедной стрельбы веером. Этот более эффективный метод был апробирован на опытных стрельбах и маневрах Балтийского флота в 1913 г.

В 1910 г. на Балтийском флоте началась регулярная боевая подготовка подводных лодок. Личный состав бригады подводных лодок отрабатывал тактические приемы атак боевых надводных кораблей и транспортов. Так как в то время не существовало правил маневрирования подводных лодок при выходе в атаку, то командиры подводных лодок атаки выполняли каждый по-своему. Первый документ, в котором были изложены эти правила, вышел в свет в начале 1914 г.

Большинство подводных лодок регулярно привлекалось к участию во всех учениях и маневрах флота, в ходе [643] которых они решали задачи, вытекавшие из оперативного плана войны. Подводные лодки успешно атаковывали, как правило, корабли наступающего противника; атаки проводились скрытно с дистанции 2–3 кб. В целом русские подводные лодки к началу Первой мировой войны были подготовлены к выполнению поставленных перед ними оборонительных задач. Что касается активных наступательных действий по нарушению морских коммуникаций противника, то к ним подводники не готовились, что явилось существенным недостатком боевой подготовки подводных лодок в предвоенное время.

Корабли, заложенные для Балтийского флота по «малой» и «большой» судостроительным программам, к началу Первой мировой войны не были достроены. В наибольшей степени готовности находились линейные корабли типа «Севастополь», но и они смогли вступить в строй только в конце 1914 — начале 1915 г., а линейные и легкие крейсеры так и не были достроены.

Не лучше обстояло дело и с постройкой кораблей для Черноморского флота. Линейные корабли, эскадренные миноносцы и подводные лодки, заложенные в Николаеве в 1911 г., к августу 1914 г. тоже оказались недостроенными. Черноморский флот, как и Балтийский, вступил в вооруженную борьбу на море с устаревшими кораблями{57}.

Строительство новых, более мощных типов линейных кораблей, линейных и легких крейсеров, эскадренных миноносцев, подводных лодок и других кораблей, а также модернизация некоторых устаревших обусловили необходимость дальнейшего совершенствования всех видов оружия и боевых средств флота, а также создания новых сил и средств вооруженной борьбы в связи с появлением подводных лодок и авиации. В 1911–1914 гг. было спроектировано и создано несколько типов артиллерийских башен для корабельной и береговой артиллерии, причем все морские орудия отличались хорошими баллистическими характеристиками и высокой живучестью. [644]

Большие успехи были достигнуты в развитии и минно-торпедного оружия. Опыт русско-японской войны показал, что торпеды не обладали достаточной разрушительной силой и нуждались в увеличении скорости и дальности хода. Именно в этом направлении и шло развитие торпедного оружия отечественного флота. Последовательно были созданы торпеды образца 1908, 1910 и 1912 г. с улучшенными тактико-техническими характеристиками (табл. 19).

Получили дальнейшее развитие и торпедные аппараты для надводных кораблей и подводных лодок. Трехтрубный торпедный аппарат с растворением крайних труб, созданный для эсминцев типа «Новик» инженерами Путиловского завода по проекту старшего лейтенанта Л. Г. Гончарова, являлся лучшим накануне Первой мировой войны{58}. Его заимствовали многие иностранные флоты, в том числе английский и немецкий.

Особенно большие успехи перед Первой мировой войной были достигнуты в развитии минного оружия. В межвоенный период на вооружение отечественного флота были приняты превосходные мины образца 1908, 1909, 1910 и 1912 г. (табл. 20). В них в качестве взрывчатого вещества стали применять тол и тротил, значительно превосходившие своей бризантностью порох и пироксилин, использовавшиеся в более ранних образцах мин. Наиболее широко во время Первой мировой войны применялись мины образцов 1908 г. и 1912 г. Мина образца 1912 г. по своим тактико-техническим характеристикам значительно превосходила иностранные мины того времени. Ее можно было ставить на больших скоростях (до 24–30 узлов), а оригинальная конструкция якорного устройства позволяла регулировать время автоматического всплытия мины с грунта на заданное углубление и тем самым обеспечивать безопасность минных заградителей при постановке мин, а также существенно сокращать время минных постановок, что особенно важно было при постановке активных минных заграждений в районах боевых действий кораблей противника. [645]

Образец	Калибра, мм	Масса боевого заряда, кг	Род взрывчатого вещества	Дальность хода, м	Скорость (уз.), при дистанции, м
					1000	2000	3000	4000	5000
Россия
1908	450	94,9	Тол	3000	38,5	34,5	29,5	—	—
1910	50	99,8	То же	5200	39,0	35,0	30,0	26,0	24,0
1912	450	99,8	То же	6000	43	43	35	32	30
Германия
7-й	500	200	Пикрисплавы	10300	36	32	—	—	—
10-й	550	250	То же	12000–15000	38,5	38,5	—	5	—

Образец	Тип мины по способу взрывания	Род взрывчатого вещества	Диаметр корпуса, мм	Масса мины с якорем, кг	Масса взрывчатого вещества, кг	Скорость при постановке мин, уз.
1908 г.	Гальваноударная	Тол или пикросплавы	875	582	80	9–16
1910 г.	Ударномеханическая	Тоже	775	До 480	80–95	До 18
1912 г.	То же	Тоже	875	609	65
ПЛ	То же	То же	875	До 582	55
Р	То же	Тротил	270	175	21

Расширение масштабов применения минного оружия выдвинуло на повестку дня требование оснащения кораблей различных классов и типов специальными устройствами для постановки мин. Правилами минной службы того времени предусматривалось использование для этой цели и крейсеров. «Постановка мин заграждения с крейсеров, — указывалось в правилах, — производится сбрасыванием мин с особых рельсовых приспособлений. Эти рельсовые приспособления должны входить в вооружение тех крейсеров, которые предназначены для постановки мин заграждений» <РГА ВМФ. Ф. 418. Д. 1346. Л. 164>.

Морской Генеральный штаб неоднократно ставил вопрос об оборудовании крейсеров для постановки активных минных заграждений. Так, в августе 1909 г. начальник МГШ обратился к морскому министру с предложением о переделке для этой цели находившихся в строю крейсеров «Россия», «Паллада», «Адмирал Макаров», «Олег», «Богатырь», «Аврора» и «Диана». Однако министр отклонил данное предложение без каких-либо веских оснований. «Большой» судостроительной программой предусматривалась переделка крейсеров «Олег» и «Богатырь» в быстроходные заградители, но к началу Первой мировой войны она не была закончена. В результате недальновидности морского министра к августу 1914 г. на Балтике к постановке активных минных заграждений могли привлекаться лишь миноносцы типа «Сибирский стрелок» и тихоходные минные заградители «Амур» (в 1922–1929 гг. — «Блокшив № 2») и «Енисей». Не лучше обстояло дело и на Черноморском фронте, где также не было современных минных заградителей или других кораблей, приспособленных для этой цели.

Развитие минного оружия в России после войны с Японией потребовало дальнейшего совершенствования тральных сил и средств и организации их применения. Благодаря плодотворной творческой деятельности морских офицеров (К. Ф. Шульца и П. П. Киткина, впоследствии контр-адмирала советского ВМФ, и др.) в русском флоте имелись достаточно совершенные для того времени подсекающие и уничтожающие мины тралы. [648]

Большой парный трал Шульца, например, позволял вести траление при скорости тральщика 5–6 узлов и обеспечивал ширину тральной полосы до 183 м. Велись также работы по созданию быстроходных подрывных и режущих тралов. Однако подобные тралы (одно — и двусторонние змейковые) на вооружение флота стали поступать лишь после начала Первой мировой войны <1. Ч. II. С. 158>.

Одновременно с работой по созданию новых тралов велись поиски наиболее целесообразных методов траления, исследования по обоснованию тактико-технических требований к тральщикам и их вооружению. Некоторые руководители Морского министерства настаивали на принятии за организационную основу тральных сил тралящего каравана, подобного созданному при обороне Порт-Артура. Однако в 1907 г. все же возобладала иная точка зрения благодаря в основном капитану 1 ранга В. И. Иванову и капитану 2 ранга П. П. Киткину — крупных специалистам в области минно-трального дела, настаивавшим на планомерной организации траления как особого вида боевой деятельности сил флота.

На Балтийском и Черном морях были созданы партии траления, которые, согласно приказу по Морскому ведомству № 176 от 10 июля 1909 г., по указанию Морского министерства подчинялись командирам портов или флагманам. В зависимости от района траления партии подразделялись на морские, рейдовые и портовые. В военное время предполагалось развертывание на флотах по несколько партий и полупартий (по семь-девять и пять тральщиков в каждой соответственно). Первоначально основу тральных партий составляли старые миноносцы. Однако затем их стали постепенно заменять тральщиками специальной постройки. Так, в 1910–1912 гг. для Балтийского флота было построено пять тральщиков типа «Минреп»{59}.

Появление боевых подводных лодок, впервые примененных в Русско-японскую войну, заставило специалистов заняться созданием необходимых средств борьбы с ними. [649] Русские изобретатели добились известных успехов в этой области. В 1912 г. на вооружение русского флота был принят противолодочный бон с кольчужными сетями. Лейтенант Максимов изобрел штоковую противолодочную бомбу-мину с массой заряда 6,5 кг; испытания ее начались еще в 1905 г. Бомбы могли выстреливаться из корабельных орудий на дистанцию до 1,5 кб. В 1906 г. лейтенант Кротков впервые разработал специальный станок для выстреливания противолодочных бомб ракетного типа, явившихся прообразом современных бомбометов. Дальность стрельбы составляла 2,5–10 кб <1. Ч. II. С. 162>. Но, несмотря на положительные результаты испытаний, эти противолодочные средства на вооружение приняты не были. В 1914 г. началась разработка буксируемой противолодочной мины, которая была создана в 1915 г.{60}.

Однако любые средства борьбы с подводными лодками малоэффективны без технических средств наблюдения за подводной средой. Первые образцы таких средств наблюдения были созданы отечественными учеными и инженерами — чечевицеобразный и мечевой гидроакустические приемники. Таким образом, было положено начало использованию гидроакустической техники для обнаружения подводной лодки с корабля. Многие изобретения и предложения отечественных ученых и конструкторов не были по достоинству оценены даже в Морском Генеральном штабе, который лучше, чем любой другой орган управления флота, должен был понимать важность разработки средств и методов противолодочной обороны. Видимо, накануне Первой мировой войны мало кто думал, что подводные лодки в ближайшем будущем могут превратиться в столь грозную силу, какой они стали в 1914–1918 гг., и противолодочной обороне поэтому не придавали особого значения.

В межвоенный период широкое развитие получило радио как одно из основных средств связи военно-морских сил. Перед войной в системе наблюдения и связи российского флота имелись на Балтийском море 14 береговых радиостанций большой мощности (свыше 10 кВт), на черном [650] море — две, на Тихом океане — одна. Подобные радиостанции перед войной были установлены также на линкоре «Андрей Первозванный», крейсерах «Громобой» и «Память Меркурия» («Коминтерн»), на царской яхте «Штандарт» (с 1934 г. — «Марти», с 1948 г. — «Ока»). Кроме того, ими оснащались достраивающиеся линкоры типа «Севастополь». Радиостанции большой мощности обеспечивали дальность связи около 500–600 миль, средней мощности (2–10 кВт) — 200–400 миль, малой (менее 2 кВт) — от 10 до 100 миль{61}. Развитие радиосвязи повлекло за собой и развитие радиотехнических средств наблюдения. Изобретенный отечественными специалистами радиопеленгатор широко использовался во время войны для ведения радиотехнической разведки.

Готовясь к войне за передел мира, генеральные штабы империалистических государств большое внимание уделяли разработке планов войны, которые составлялись на основе существовавших военных теорий и доктрин. Почти во всех странах планы военных действий на суше и на море разрабатывались раздельно и, как правило, не согласовывались между собой. Некоторым исключением в этом отношении являлась Россия, где план развертывания морских сил на Балтике был согласован с планом стратегического развертывания войск на приморском направлении.

Накануне мировой войны в России не было единой военной доктрины. Среди высшего командного состава армии и флота преобладали взгляды, основанные на преклонении перед различными иностранными военными и военно-морскими теориями. Руководство Морского Генерального штаба, например, разделяя теорию «господства на море», настаивало на преимущественном строительстве линейных кораблей. Но в том же морском штабе многие выступали против оснащения флота артиллерийскими кораблями и предлагали развивать главным образом минно-торпедные силы. Однако практическая необходимость подготовки военно-морского флота к надвигающейся войне заставила их поступиться в некоторой степени своими взглядами и сформулировать [651] принципиальные положения по использованию сил и боевых средств флота исходя из конкретной обстановки на морских театрах, на которых предстояло воевать морским силам России, а не на основе канонов теории «господства на море».

Учитывая возможность борьбы с превосходящим по силе германским флотом, штаб Балтийского флота главное внимание уделял разработке теории и практики проведения оборонительной операции в Финском заливе с нанесением главного удара по наступающему противнику на заранее подготовленной минно-артиллерийской позиции. Иными словами, вновь возродилась идея оборонительного боя на минно-артиллерийской позиции, зародившаяся еще в Крымскую войну и нашедшая практическое применение в 1904–1905 гг. в боевых действиях у Порт-Артура.

Разрабатывать планы вооруженной борьбы на морских театрах Морской Генеральный штаб начал летом 1906 г. Для того чтобы определить цели военных действий на Балтийском морском театре и вытекающие из них задачи флота, начальник Морского Генерального штаба капитан 1 ранга Л. А. Брусилов в июле 1906 г. обратился к министру иностранных дел с просьбой сообщить основные положения внешней политики правительства в отношении прибалтийских стран, но не получил ответа. 15 декабря 1906 г. Л. А. Брусилов задал тот же вопрос царю, но и тот ничего вразумительного не ответил. В связи с этим в январе 1907 г. Морской Генеральный штаб вынужден был приступить к составлению плана военных действий на Балтийском море, не имея руководящих указаний от правительства и опираясь лишь на собственные предположения относительно возможного направления развития военно-политической обстановки в Европе в ближайшие годы, которые, естественно, могли расходиться с официальными взглядами русского правительства.

Разработанные Морским Генеральным штабом стратегические обоснования плана военных действий и вытекавшие из них задачи Балтийского флота 1 апреля 1907 г. были утверждены царем и легли в основу оперативного плана боевого использования морских сил на Балтийском [652] море на 1907–1908 гг. При составлении плана Морской Генеральный штаб полагал, что наиболее вероятными противниками России на Балтийском море будут Германия и Швеция, а при некоторых политических обстоятельствах, возможно, и Норвегия. Учитывая давнишние стремления немцев к захвату Прибалтики, а шведов — Финляндии, исходили из предположения, что военно-морские силы Германии могут высадить десант на берегах Финского залива для совместного со шведской армией наступления на Петербург с целью овладеть столицей, а Швеция и Норвегия в случае попытки отторгнуть Финляндию от России боевые действия будут вести также с помощью десанта, наступая в направлении Выборг, Петербург. На основании этих выводов начальники генеральных штабов армии и флота пришли к соглашению, что основной задачей армии и флота в прибрежных районах континентального театра и на Балтийском морском театре военных действий является оборона Финского залива и его побережья восточнее меридиана о-ва Гогланд. В соответствии с этой общей задачей силы флота должны были стремиться к тому, чтобы задержать продвижение противника в глубь Финского залива на 12–14 дней и тем самым обеспечить мобилизацию и развертывание сухопутных войск, предназначенных для обороны столицы.

Объективно оценивая состояние боеспособности кораблей, Морской Генеральный штаб пришел к правильному выводу, что линкоры и крейсеры Балтийского флота настолько слабы по сравнению с аналогичными кораблями вероятного противника, что могут быть использованы только как вспомогательная сила. Основным средством решения поставленных задач штаб считал минно-торпедные силы, что и нашло отражение в плане войны. Разработанный Морским Генеральным штабом план военных действий на Балтийском море на 1907–1908 гг. показал полное отсутствие согласованности между правительством и ведущими органами страны, занимавшимися подготовкой к войне. Так как Морской Генеральный штаб при разработке плана не имел никакой политической ориентации правительства, то неудивительно, что без всяких оснований Норвегия была отнесена к вероятному противнику России. [653]

Важная роль в обеспечении своевременного развертывания Балтийского флота в случае начала военных действий отводилась оперативной разведке на театре; в ее задачу входило как можно раньше обнаружить приближение кораблей неприятеля к устью Финского залива. Вопрос организации разведки на театре был рассмотрен на трех специальных совещаниях представителей генеральных штабов армии и флота в сентябре 1907 г. Зная, что флот не имеет необходимых сил и средств для ведения оперативной разведки, представители сухопутного и морского командования пришли к выводу о необходимости создания широкой сети наблюдательных постов на побережье и о-вах Финского залива. Кроме того, учитывая возможность появления германского флота в заливе до объявления войны, совещание решило организовать агентурную разведку на территории вероятного противника, в первую очередь, в тех базах и портах, откуда прежде всего можно было ожидать выхода неприятельского флота. На основании данного решения Морской Генеральный штаб организовал в 1908 г. на всех морях службу наблюдения и связи. В ее состав вошли на Балтийском море 53, на Черном море 19, на Тихом океане семь наблюдательных пунктов{62}.

Двусторонние маневры, состоявшиеся в 1908 г., показали, что задачи (весьма скромные по своей сути), поставленные перед Балтийским флотом на 1907–1908 гг., оказались невыполнимыми. Маневры были проведены по инициативе Морского Генерального штаба и имели целью выяснить, на какое время наличные силы Балтийского флота могут задержать противника, намеревающегося высадить морской десант в восточной части Финского залива. Для проведения маневров были привлечены все 97 кораблей Балтийского флота. Маневры начались 2 августа. Силы «наступающего» флота, выйдя из Либавы, на четвертые сутки появились перед Кронштадтом. «Обороняющийся» флот не оказал «противнику» никакого противодействия. [654]

Неудача, постигшая «обороняющийся» флот, объяснялась не только слабостью его сил и средств, но и в значительной мере неумелым их использованием. Исключение составляли лишь действия 1-й минной дивизии, которой командовал контр-адмирал Н. О. Эссен. По заключению посредников, это соединение демонстрировало прекрасную подготовку в плавании по шхерам без лоцманов и в совместном плавании в открытом море как днем, так и ночью без огней.

По существовавшей в то время организации морских сил Балтийского моря должности командующего флотом не существовало, а был начальник соединенных отрядов флота, который во время маневров командовал «обороняющимся» флотом. Но он не имел штаба и, естественно, не мог разработать план операции, который соответствовал бы принятой идее обороны Финского залива, и даже сформулировать четко задачи для отрядов кораблей — линкоров, крейсеров, миноносцев и подводных лодок. Поэтому действия отдельных отрядов носили чрезвычайно неорганизованный характер.

В декабре 1908 г. по предложению Морского Генерального штаба на должность начальника соединенных отрядов Балтийского фота был назначен контр-адмирал Н. О. Эссен. По существовавшему тогда положению, в обязанности начальника соединенных отрядов, пользовавшегося правами командующего морскими силами на театре, входила разработка плана развертывания сил флота на случай войны. 7 марта 1909 г. Н. О. Эссен представил в Морской Генеральный штаб разработанный им «зимний вариант плана операций морских сил Балтийского моря». Составлен он был исходя из совершенно иных принципов по сравнению с планом 1907–1908 гг. Н. О. Эссен считал, что германское командование ввиду угрозы английского флота на Северном море не сможет выделить для операций на Балтике крупные силы. Поэтому он полагал, что противником России здесь будет германский флот второй линии плюс шведский флот.

В основе плана лежала идея активных минных постановок у берегов Германии. Разбирая вероятные направления удара германского флота, Н. О. Эссен пришел к выводу, [655] что неприятель, заблаговременно сосредоточив силы в Киле и Данциге, постарается с объявлением войны немедленно атаковать корабли в Либаве и после их уничтожения высадить морской десант на побережье Финского залива. Он предлагал, не дожидаясь подхода противника к Финскому заливу, первыми перейти в наступление и постановкой активных минных заграждений на предполагаемых путях движения задержать развертывание германских кораблей из Киля и Данцига, а угрозой артиллерийской бомбардировки Карльскруны заставить Швецию отказаться от участия в войне на стороне Германии. Н. О. Эссен предлагал также передислоцировать основные соединения морских сил из Кронштадта в незамерзающий порт Либаву, что позволило бы вести активные действия и в зимнее время.

Предложенный Н. О. Эссеном способ решения поставленных перед флотом задач коренным образом отличался от того способа, который рекомендовал Морской Генеральный штаб в предыдущем плане: от оборонительных действий на минно-артиллерийской позиции. Однако штаб посчитал план Н. О. Эссена при существовавшем соотношении сил на театре нереальным и отнесся к нему отрицательно. Несостоятельность этого плана заключалась прежде всего в том, что он строился на недостаточно обоснованном предположении, что Англия в войне обязательно выступит на стороне России, и тогда германское командование, следовательно, не сможет выделить против российского флота на Балтийском море крупные силы, так как будет вынуждено держать значительную их часть для действий против флота Англии в Северном море.

Сосредоточение основных соединений морских сил Балтийского моря в совершенно незащищенной Либаве ставило их под угрозу уничтожения в первые же дни войны. Более того, германский флот мог появиться здесь до объявления войны и, пользуясь превосходством, уничтожить боевое ядро флота России раньше, чем корабли смогут выйти в море. Такой оборот событий позволил бы неприятелю беспрепятственно пройти в Финский залив. Кроме того, Либава, не защищенная с суши и расположенная недалеко от германской границы, находилась под постоянной угрозой удара немецкой армии. [656]

Таким образом, план Н. О. Эссена не столько был рассчитан на достижение реальной военной цели, сколько опирался на моральное значение первого успеха. В нем по этому поводу, например, говорится: «Нам, хотя и путем несколько рискованных операций, предоставляется случай достижения при самом начале войны, путем частичных и, может быть, не имеющих серьезного военного значения успехов, поднять дух не только личного состава флота, но и сухопутных сил» <РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 94. Л. 255>. Поэтому Морской Генеральный штаб правильно указал Н. О. Эссену на то, что при сосредоточении флота в Либаве первый, и притом значительный, успех скорее может быть на стороне противника, чем своего флота.

Контр-адмирал Н. О. Эссен, не представляя четко всей сложности политической обстановки в Европе и, в частности, на Балтийском морском театре, а также задач сил флота в общей системе обороны государства, со свойственной ему решительностью выработал очень смелый план действий. Однако тот план не соответствовал имевшимся силам и средствам и не отвечал главной задаче морских сил — обеспечить безопасность столицы с моря. Принятие подобного необоснованного плана могло привести к преждевременным и бесполезным потерям кораблей.

Несмотря на крупные недостатки плана операций морских сил Балтийского моря, предложенного контр-адмиралом Н. О. Эссеном, вместе с тем надо отметить, что в нем имелось и рациональное зерно — идея активных минных постановок у берегов противника. В 1914 г., когда на Балтийском море сложилась благоприятная для российского флота обстановка, выполнение этих операций стало не только возможным, но и целесообразным. Морской Генеральный штаб, отвергнув оперативный план 1909 г., к сожалению, просмотрел в нем это рациональное зерно и не принял соответствующих мер по строительству для Балтийского флота необходимого числа современных кораблей, пригодных для активного использования минного оружия.

Изучив представленный план операций морских сил Балтийского моря, начальник Морского Генерального [657] штаба 22 апреля 1909 г. сообщил Н. О. Эссену, что «дислокация флота в Либаве <...> не только не соответствует плану его стратегического развертывания, но в случае возникновения войны ранней весной, является даже опасной» <РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 94. Л. 197> и в связи с этим предложил перевести корабли из Либавы в Кронштадт. Считая, что выполнение возложенной на Морские силы Балтийского моря задачи зависит не столько от места дислокации кораблей, сколько от их состава, контрадмирал Н. О. Эссен не соглашался с начальником Морского Генерального штаба и продолжал настаивать на оставлении в Либаве крейсеров и миноносцев. Он утверждал, что «отвлечение германского флота на Либаву задержит его долее от приближения к Кронштадту, нежели не могущий выйти из этого порта флот».

По требованию начальника Морского Генерального штаба 29 декабря 1909 г. Н. О. Эссен представил новый план операций морских сил Балтийского флота. Он хотя и отличался от первоначального, но также не отвечал требованиям Морского Генерального штаба по организации развертывания сил. В новом плане предлагалось создать две минно-артиллерийские оборонительные позиции: главную — на линии Нарген — Порккала-Удд и тыловую — на меридиане о-ва Гогланд. Идея плана заключалась в том, чтобы боем сначала на Нарген — Порккала-Уддской, а затем Гоглапдской позициях максимально задержать продвижение противника к столице. Морской Генеральный штаб в качестве района решающего боя намечал Гогландскую позицию; Н. О. Эссен хотя и согласился с требованием основным районом решающего боя с противником считать Гогландскую позицию, но все же оставил за собой право «оказать противнику первое сопротивление как при помощи минного заграждения, так и линейного, подводного и минного флота на линии Нарген — Порккала-Удд, согласившись отнять от этого столкновения характер решительного боя» <РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 94. Л. 28>.

18 апреля 1910 г. царь утвердил представленный Морским Генеральным штабом новый «План стратегического развертывания Балтийского флота на 1910 г.». [658]

По-прежнему спорным и неразрешенным остался вопрос о дислокации сил флота. В рапорте на имя морского министра от 20 июля 1910 г. Н. О. Эссен писал: «Если флот на зимнее время сосредоточить в Кронштадте, то окажется, что с конца ноября до конца апреля он будет обречен на бездеятельность. Однако министр не согласился с его точкой зрения. Вопрос о дислокации флота дошел в конце концов до царя. Царь, чтобы примирить стороны, принял компромиссное решение: 1-ю минную дивизию оставить на зиму в Либаве. Компромиссный план развертывания сил Балтийского флота на 1910 г. не мог полностью удовлетворить ни командующего, ни тем более Морской Генеральный штаб, который правильно считал, что лучше иметь одну хорошо оборудованную позицию и на ней дать бой, чем две недостаточно оборудованные.

С усилением флота на Балтийском море встал вопрос о пересмотре плана войны 1910 г. и приведении его в соответствие с изменившейся обстановкой на театре. На основании указаний Морского Генерального штаба штаб морских сил Балтийского моря в конце 1911 г. приступил к разработке плана развертывания флота на 1912 г.

25 июня 1912 г. «План операции морских сил Балтийского моря на случай европейской войны на 1912 г.» был утвержден царем. Несмотря на то, что соотношение морских сил на театре к 1912 г. несколько изменилось в лучшую сторону, флот России на Балтике по-прежнему оставался значительно слабее германского. Поэтому при разработке нового плана главная задача морских сил Балтийского моря и способ ее решения в основном остались без изменения. Расширялась лишь обороняемая зона Финского залива.

Идея плана заключалась в том, чтобы боем на заранее подготовленной минно-артиллерийской позиции оказать максимальное сопротивление неприятельскому флоту в случае попытки его прорваться в восточную часть Финского залива. Из предложенных штабом морских сил Балтийского моря нескольких позиций Морской Генеральный штаб остановился на Нарген — Порккала-Уддской, которая получила наименование Центральной позиции. Она располагалась в наиболее узком месте центральной [659] части Финского залива и уже поэтому была наиболее выгодной.

В связи с тем, что правый фланг Центральной позиции примыкал непосредственно к шхерному району, возникла необходимость оборудовать фланговую шхерную позицию, которую можно было бы использовать в качестве удобной, хорошо укрытой со стороны моря базы для минно-торпедных сил флота. Базируясь на нее, русские миноносцы могли наносить внезапные торпедные удары по неприятельским кораблям, пытающимся прорваться через Центральную позицию.

Создание Центральной и фланговой шхерных позиций самым тесным образом было связано с переоборудованием старых русских приморских крепостей на Балтийском море и строительством Ревельской крепости. Отказ от Гогландской позиции и перенесение района оперативного развертывания сил флота на линию Нарген — Порккала-Удд потребовали перебазирования флота. В качестве главной базы предусматривался Ревель, а до окончания его оборудования предполагалось использовать также Свеаборг и Гельсингфорс.

В плане войны 1912 г., в отличие от всех предыдущих, указывался полный состав сил, предназначенных для решения поставленной задачи, и имелась подробная схема оперативного развертывания сил флота.

Все работы по окончательному оборудованию минно-артиллерийской позиции и уничтожению навигационного оборудования в западной части Финского залива и в районе Моонзундского архипелага должны были закончиться согласно плану на четвертый день мобилизации, а выполнение наиболее важной задачи — постановки минного заграждения на Центральной позиции — через 8 часов после ее объявления.

Основные положения плана развертывания Морских сил Балтийского моря 1912 г. показывают, что командование в целом довольно объективно оценивало военно-политическую и военно-географическую обстановку на театре и в соответствии с ней правильно поставило перед флотом главную задачу и вместе с тем нашло оригинальный метод решения ее: ведение боя на минно-артиллерийской [660] позиции, заранее подготовленной и оборудованной в наиболее узкой части Финского залива. Однако план все же не был безупречным. Главный его недостаток заключался в том, что предусматривался только один вариант развертывания сил и их действий в случае сосредоточения германского флота на Балтийском море. Кроме того, в нем не была определена оперативная перспектива, то есть последующие операции и боевые действия после боя на минно-артиллерийской позиции.

Анализ плана показывает, что он ориентировал морские силы Балтийского моря не только на оборонительные, но и на активные наступательные действия. В нем указывалось: «В зависимости от обстановки и намерений противника <...> я (командующий флотом. — Авт.) перейду к активному образу действий <...> Если по выяснении действительной обстановки окажется, что со стороны противника на нас наступают силы второй линии, или если попытка противника овладеть позицией окажется неудачной, то явится возможность выйти с нашими оперативно способными силами и искать боя с противником при благоприятных для нас условиях» <РГА ВМФ. Ф. 479. Оп. 1. Д. 146. Л. 9>. Но эти высказывания — всего лишь декларация Н. О. Эссеном своей концепции вооруженной борьбы с более сильным противником. В плане же операций морских сил достаточно детально были разработаны только оборонительные действия, наступательные действия почти не рассматривались. Причина такого положения нашла отражение в материалах Морского Генерального штаба, относящихся к разработке плана операций морских сил Балтийского моря на 1914 г. В них отмечалось, что конечной целью вооруженной борьбы на Балтийском море должно быть «бесспорное владение всеми водными районами Балтийского моря <...> Однако настоящее состояние нашего флота на Балтике совершенно исключает возможность, хотя бы с какими-либо шансами на успех, стремиться к этой цели. Силы нашего Балтийского флота по отношению к германскому несоизмеримы. Более того, как бы благоприятна ни была стратегическая обстановка на морском театре, все равно наш теперешний Балтийский [661] флот не может вести борьбу за обладание морем, ибо он по своему составу слаб».

Совершенно в иных условиях проходила разработка планов операций морских сил Черного моря, где в качестве вероятного противника России рассматривалась Турция, а при некоторых внешнеполитических условиях на Балканах допускалась возможность выступления в союзе с Турцией рада европейских государств, прежде всего Германии и Австро-Венгрии. Первые после Русско-японской войны стратегические обоснования для составления плана применения морских сил Черного моря были разработаны Морским Генеральным штабом в 1907 г. Перед ними ставилась цель «возможно дольше сохранить обладание морем», что целиком вытекало из теории «господства на море». В соответствии с этой целью ставились основные задачи — недопущение в Черное море неприятельского флота. Овладеть проливами планировалось, высадив десант в прибрежные районы Босфора с последующей поддержкой его действий силами флота. Выход противника в Черное море предусматривалось блокировать, заградив Босфор минами при недопущении траления их неприятелем. В связи с этим все боеспособные силы развертывать планировалось возможно ближе к проливной зоне и, во всяком случае, не далее линии Калиакра — Эрегли.

Следовательно, в плане 1907 г. вновь проявилась традиционная для внешней политики русского правительства на южном направлении задача: захват черноморских проливов стратегическим морским десантом. В плане 1908 г. эта задача морских сил Черного моря хотя и была оставлена, но формулировалась она иначе, более конкретно: «Оказать в случае надобности содействие возможной десантной экспедиции». В качестве же главной задачи ставилось уничтожение турецкого флота, если он попытается выйти в Черное море, или блокада Босфора для достижения господства на Черном море. При блокаде проливной зоны планировалось поставить в районе Босфора последовательно в три очереди обширное минное заграждение из 2700 мин: сначала миноносцами 800 мин в глубине пролива, затем крейсерами 900 мин между мысами Юм-Бурну и Румели-Бурну [662] и, наконец, специально оборудованными транспортами 1000 мин на подходах к проливу.

Боевое обеспечение постановки минного заграждения возлагалось на надводные корабли и подводные лодки, которые должны были сосредоточиться в районе Босфора через 26 часов после получения приказания начать заграждение пролива. Исходным моментом для отдачи такого приказания должно было стать появление в Дарданеллах неприятельского флота, обнаружение которого входило в обязанность разведки, в том числе предполагалось использовать для этого дирижабли. При прорыве кораблей противника через минное заграждение силы флота должны были вступить с ними в бой, используя заранее подготовленную минную позицию у Босфора. В случае неудачи в бою корабли должны были отойти к своим берегам и в дальнейшем вести боевые действия с целью не допустить прорыва противника в северо-западный район Черного моря и в Азовское море.

План военных действий на Черном море против морских сил коалиции европейских государств еще в большей степени, чем план борьбы против флота одной Турции, был построен без достаточного учета соотношения сил на театре и на не вполне обоснованных предположениях в развертывании морских сил у Босфора и постановки обширного минного заграждения в зоне дальности стрельбы береговых батарей Турции. В связи с этим Морской Генеральный штаб при разработке плана в 1912 г. отказался от заданной задачи. Вместо нее предусматривались периодические действия у Босфора. Однако командующий морскими силами адмирал А. А. Эбергард не согласился с Морским Генеральным штабом, он настаивал на закупорке Босфора минами и блокаде пролива. Это принципиальное разногласие так и не было разрешено до начала мировой войны.

В 1913 г. штаб морских сил Черного моря разработал новый план, в основе которого лежала идея решительного боя с противником на заранее подготовленной позиции на подходах к Севастополю. Таким образом, командование Черноморского флота отказалось от блокады пролива. Правда, в случае благоприятной обстановки предусматривалась [663] и постановка мин у Босфора, но не столько для блокады пролива, сколько для нарушения судоходства противника. Этот план морской министр не утвердил, в результате Черноморский флот к началу Первой мировой войны не имел ни плана, ни конкретных задач, что с началом боевых действий сразу поставило его в довольно затруднительное положение.

Существенным недостатком планов ведения вооруженной борьбы на Черном море являлось то, что они разрабатывались без учета развертывания сухопутных войск на приморских флангах континентального театра военных действий и не предусматривалось взаимодействия между войсками и морскими силами.

Оборонительная стратегия использования морских сил флотов потребовала совершенствования системы их базирования. К началу 1907 г. состояние приморских крепостей на Балтийском море было крайне запущено. Они подчинялись сухопутному командованию, которое рассматривало их только с точки зрения своих интересов и совершенно не считалось с требованиями флота. Поэтому до 1912 г. только крепость Кронштадт — ключ к столице моря — поддерживалась в надлежащем состоянии.

Разногласия между сухопутным и морским командованием о приморских крепостях достигли кульминации, когда встал вопрос о создании Ревель-Порккала-Уддского укрепленного района в строительстве Рсвельской крепости с крупным военным портом, который, по плану морского командования, должен был стать главной военно-морской базой с дислокацией в ней двух полноценных эскадр. Проект вооружения Рсвельской крепости был разработан в начале 1912 г. Намеченные проектом работы по строительству Ревельской крепости и порта были рассчитаны на пять лет и должны были закончиться в 1917 г. По окончании их Ревельская крепость по вооружению и оборудованию должна была стать одной из самых сильных приморских крепостей в мире. Однако строительство ее из-за недостатка средств и продолжавшихся разногласий между военным и морским ведомствами велось крайне медленно, а с началом войны почти прекратилось. [664]

Понимая, что выполнение задач, поставленных перед флотом, во многом зависит от состояния приморских крепостей, обороняющих военно-морские базы, а также от взаимодействия их сил, вице-адмирал Н. О. Эссен настаивал на подчинении крепостей командованию флота. Его рапорт, отражавший разногласия между морским и сухопутным командованием по этому вопросу, был доложен морским министром царю, и тот наложил резолюцию: «Согласен с мнением адмирала Эссена». На основании резолюции Николая II была создана комиссия из представителей Военного и Морского министерств, которая приняла решение о передаче Ревельской крепости морскому ведомству. Предложения комиссии были одобрены, и в январе 1913 г. строительство крепости перешло в ведение морского ведомства, по ходатайству которого в мае 1913 г. ее переименовали в морскую крепость Петра Великого. Работы по созданию крепости Петра Великого несколько оживились, но упущенное из-за споров время наверстать до начала войны не удалось.

Не лучше обстояло дело и с оборудованием Ревельского порта. Расширение и оборудование его к началу войны также не было закончено; он остался по существу таким же, как и до образования крепости, и мог обеспечить базирование только небольшой части кораблей флота. Это крайне затрудняло развертывание сил в районе Центральной позиции.

Одновременно со строительством Ревельской крепости велись работы и по оборудованию фланговой шхерной позиции, тесно связанной с Ревель-Порккала-Уддским укрепленным районом. Учитывая наличие у противника броненосцев береговой обороны, способных действовать в шхерах, командование флота предложило установить на наиболее глубоководных фарватерах специальные плотики с торпедными аппаратами, которые можно было бы использовать против крупных надводных кораблей, прорвавшихся в шхеры. В зависимости от обстановки такие плотики легко можно было перебрасывать с одного фарватера на другой. Однако от изготовления таких плотиков отказались, так как посчитали, что для этой цели с большим успехом могли быть использованы устаревшие номерные миноносцы. [665]

Для усиления обороны фланговой позиции предусматривалось формирование специального шхерного отряда кораблей. В состав отряда, сформированного в 1911 г., были включены все канонерские лодки и часть номерных миноносцев.

Таким образом, к началу мировой войны не были завершены работы по оборудованию не только Центральной, но и фланговой шхерной позиции, что ставило морские силы Балтийского моря в довольно тяжелое положение.

Один из самых серьезных недостатков системы базирования сил флота на Балтийском море перед войной — отсутствие баз за пределами Финского залива. Более подходящим местом для базирования легких сил в той обстановке, которая сложилась на Балтике накануне войны, являлся Моонзунд. В плане операций морских сил Балтийского моря говорилось: «Эта позиция является очень выгодной для использования ее русскими минными силами» <РГА ВМФ. Ф. 479. Оп. 1. Д. 146. Л. 31>. Однако от укрепления Моонзунда и оборудования здесь базы пришлось отказаться. При принятии такого решения Морской Генеральный штаб исходил из того, что при существовавшем неблагоприятном соотношении сил флот не сможет удержать Моонзундские острова. Однако планом 1912 г. все же предусматривалось использование Моонзундских островов при благоприятной обстановке на театре и в качестве базы легких сил.

Не менее важным в общей системе оборудования Балтийского морского театра перед войной было создание постов наблюдения и связи. В условиях крайней ограниченности средств корабельной разведки они были призваны обеспечить боевую деятельность морских сил, и прежде всего — своевременное развертывание эскадры для боя на Центральной позиции.

Наряду с наблюдательными постами для обеспечения связи на театре создавались и радиостанции; наиболее мощные были установлены в Петербурге, Кронштадте, Котке, Свеаборге, Ревеле, Або, Хаапсале, Либаве. Согласно мобилизационному плану, в случае войны намечалось развернуть дополнительные радиостанции и наблюдательные посты. Благодаря плодотворной деятельности контр-адмирала [666] А. И. Непенина, возглавлявшего службу наблюдения и связи Балтийского флота, эта новая служба была настолько хорошо организована, что в годы войны не только успешно выполняла возложенные на нес функции, но и вела оперативную разведку, в том числе с использованием радиотехнических средств. Под руководством А. И. Непенина и его помощника капитана 2 ранга И. И. Рейнгартена на Балтийском флоте накануне войны были созданы радиопеленгаторы и разработаны основы ведения радиотехнической разведки. А. И. Непенин одним из первых адмиралов флота России оценил значение нарождавшейся морской авиации как одного из важнейших средств разведки.

Первые гидросамолеты в составе Балтийского флота появились в 1913 г., когда в составе службы наблюдения и связи флота были созданы две станции — в Либаве и на о-ве Эзель. К началу войны на Балтийском море были оборудованы еще три такие станции, которые в ходе боевых действий были объединены в авиаотряды. Первые гидросамолеты имели небольшой радиус действия и не могли использоваться в качестве дальних разведчиков. Поэтому еще до начала военных действий по инициативе контр-адмирала А. И. Непенина была предпринята попытка приспособить для дальней морской разведки многомоторный сухопутный самолет типа «Илья Муромец», но она не увенчалась успехом. Проводились опыты по выявлению возможностей применения самолетов-разведчиков с крейсеров, но и они не дали желаемых результатов, так как не хватало ни средств, ни технической базы.

Если оборудованию Балтийского морского театра военных действий перед мировой войной уделялось более или менее достаточное внимание, то о Черноморском театре этого сказать нельзя. Отношение военных руководителей России к нему как к второстепенному отрицательно сказывалось на строительстве не только кораблей, но и военно-морских баз. Намечавшиеся по плану 1912 г. мероприятия по оборудованию Черноморского театра, так же как и Балтийского, к началу войны закончены не были. На Черном море к началу войны относительно была оборудована только главная база флота — Севастополь. Но и Севастополь с моря был укреплен слабо. Поэтому безопасность [667] находившихся в Севастополе кораблей в военное время не гарантировалась. Недостаточно был оборудован и порт. Остальные базы находились в крайне неудовлетворительном состоянии. Военное ведомство, которому они подчинялись до 1910 г., неоднократно требовало ликвидировать укрепления в Батуми и Очакове. И только решительное выступление Морского министерства против этого необдуманного шага позволило сохранить их в качестве возможных пунктов базирования флота во время войны.

Самым серьезным недостатком системы базирования сил флота на Черноморском театре являлось отсутствие хорошо оборудованной и защищенной военно-морской базы на Кавказском побережье. К началу войны на побережье Черного моря были установлены, как уже отмечалось, радиостанции и развернуты посты наблюдения и связи, а уже в ходе войны построено несколько аэродромов.

Из всех вопросов, связанных с подготовкой военно-морских сил к войне, наиболее важным, пожалуй, являлась организация боевой подготовки, от которой, как показал опыт Русско-японской войны, зависит не только уровень подготовки экипажей кораблей, но и боеспособность соединений, а в конечном счете — исход боев и сражений. Наиболее четко в межвоенный период организация боевой подготовки была отработана на Балтийском флоте. Большая заслуга в этом принадлежала Н. О. Эссену. Военно-морское образование Н. О. Эссен получил в Морском корпусе, а затем на механическом отделении Морской академии. Во время Русско-японской войны он успешно командовал крейсером «Новик», а затем эскадренным броненосцем «Севастополь». Как боевой командир Н. О. Эссен сформировался в Порт-Артуре в условиях напряженной боевой обстановки, которая выработала в нем профессиональные и волевые качества, необходимые для флотоводца.

Будучи одним из наиболее талантливых учеников вице-адмирала С. О. Макарова, Н. О. Эссен воспринял все лучшее от своего учителя, в том числе основные принципы боевой подготовки сил флота: обучать личный состав тому, что нужно на войне; вести боевую подготовку в условиях, [668] максимально приближенных к боевым; считать плавание лучшей школой выработки прочных практических навыков; ориентировать боевую подготовку на достижение высокого уровня боевой готовности.

Н. О. Эссен как флотоводец внес большой вклад в дело возрождения русского Балтийского флота после Русско-японской войны. Флот, в который входили в основном устаревшие корабли, при слабо подготовленным личным составе, потерявшем веру в силу своего оружия, Николай Оттович Эссен в короткий срок, всего за каких-нибудь 5–6 лет, смог превратить в хорошо организованную и отлично подготовленную морскую силу, способную вести успешную борьбу с сильным германским флотом на Балтийском море. И это полностью было подтверждено опытом войны на Балтийском море в 1914–1915 гг., когда русский флот успешно решил не только те оборонительные задачи, которые ставились перед ним планом войны, но и ряд новых задач, возникших в ходе войны.

Адмирал Н. О. Эссен как флотоводец дал прекрасный пример сочетания оборонительных действий на театре и активных наступательных операций с широким применением минного оружия и добился крупных оперативных успехов, заставив более сильный германский флот отказаться от активных боевых действий против русских и целиком перейти к обороне. Н. О. Эссен первым в русском флоте разработал способ ведения оборонительного морского боя на минно-артиллерийской позиции с использованием разнородных сил флота: надводных кораблей, подводных лодок и береговой артиллерии — и первым применил в войне на море авиацию. Таким образом, после С. О. Макарова адмирал Н. О. Эссен достойно занял место в ряду выдающихся флотоводцев российского флота, оставив глубокий след в развитии русского военно-морского искусства в период Первой мировой войны, и внес существенный вклад в организацию боевой подготовки и повышение боеготовности русского Балтийского флота накануне войны.

Став во главе морских сил Балтийского моря, Н. О. Эссен настойчиво и неуклонно проводил эти принципы в жизнь [669] и добился значительных результатов в подготовке сил флота к войне. По возвращении из Порт-Артура Н. О. Эссен, не имевший связей и протекций при дворе и в Главном морском штабе, несмотря на большой боевой опыт и незаурядные способности, был назначен на строившийся в Англии броненосный крейсер «Рюрик». Этим назначением «доцусимские» адмиралы из Главного Морского штаба постарались убрать принципиального Н. О. Эссена подальше от Балтийского флота. И только после создания Морского Генерального штаба Л. А. Брусилов, хорошо знавший и ценивший Н. О. Эссена по боевым делам в Порт-Артуре, помог ему вернуться из «ссылки» и занять в 1906 г. должность командира 1-й минной дивизии — основного в то время боевого ядра морских сил Балтийского моря.

В качестве начальника 1-й минной дивизии Н. О. Эссен начал свою деятельность с замены старых командиров кораблей способными молодыми офицерами. При подборе командиров кораблей он обращал внимание главным образом на способности офицеров и наличие у них боевого опыта. В данном случае он поступил точно так же, как и С. О. Макаров после прибытия в Порт-Артур на должность командующего флотом Тихого океана. При проведении боевой подготовки Н. О. Эссен основное внимание уделял обучению и воспитанию командиров кораблей, наиболее важному звену офицерского состава. Он никогда не подавлял самостоятельность и инициативу подчиненных, относился к ним с большим уважением и всемерно способствовал развитию у них таких же качеств. И это дало свои положительные результаты. Многие из его подчиненных в дальнейшем стали командирами крупных кораблей и соединений и на этих должностях настойчиво проводили в жизнь требования Н. О. Эссена по повышению боеспособности сил флота.

Чтобы сделать из молодых офицеров опытных военных моряков, способных к самостоятельному, инициативному решению боевых задач, Н. О. Эссен требовал от командиров кораблей систематического воспитания этих качеств у подчиненных. Понимая, что германский флот по численности кораблей намного превышает флот России на Балтике, и придавая большое значение моральному [670] фактору на войне, Н. О. Эссен всемерно стремился компенсировать слабость материально-технической базы флота высоким уровнем боевой подготовки морских сил.

Считая, что плавание — лучшая школа подготовки командиров, Н. О. Эссен использовал благоприятное качество места базирования дивизии — Либавы как незамерзающего порта — и круглый год занимался боевой подготовкой. Миноносцы часто выходили в море, в базу возвращались только для пополнения запасов, ремонта механизмов и отдыха личного состава. Длительные плавания, особенно в сложных метеорологических условиях осеннего и зимнего времени, закаляли экипажи кораблей и вырабатывали у них такие ценные для военных моряков качества, как выносливость, смелость, инициативу и настойчивость в достижении поставленной цели. Все это позже, в годы войны, сыграло решающую роль в успешном действии 1-й минной дивизии.

Н. О. Эссен первым в российском флоте ввел систему непрерывной, круглогодичной боевой подготовки; в дивизии она проводилась гораздо шире, чем предусматривалось планом подготовки к войне. Миноносцы отрабатывали артиллерийские и торпедные стрельбы, ставили мины. При совместном плавании корабли дивизии решали задачи разведки и дозорной службы. Много внимания уделялось изучению театра, особенно шхер, которые в будущей войне против Германии должны были сыграть заметную роль в обороне Финского залива.

До 1906 г. военные моряки почти не занимались изучением театра военных действий. Даже плававшие долгое время штурманы и командиры не умели ориентироваться в условиях шхерного плавания{63}. При вынужденном плавании в шхерах военные корабли в обязательном порядке прибегали к услугам финских лоцманов. Понимая, что такая зависимость от лоцманов может существенно ограничить возможности использования миноносцев в военное время, Н. О. Эссен поставил перед командирами кораблей задачу: освоить самостоятельное плавание в шхерах. [671]

Вначале при плавании без лоцманов было довольно много аварий, за которые раньше командиров отдавали под суд. Н. О. Эссен, считая, что «умение ориентироваться в шхерах, имеющих для русского флота огромное стратегическое значение, с избытком возместит флоту материальный вред, принесенный этими авариями» <РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 169. Л. 127>, брал под защиту командиров, посадивших корабли на мель. Такого рода покровительство начальника способствовало воспитанию у командиров смелости и инициативы. Позже плавание по шхерным фарватерам было освоено крейсерами и линкорами, и не только днем, но и ночью, что свидетельствовало о высокой штурманской подготовке офицеров кораблей.

Перед Первой мировой войной 1-я минная дивизия была наиболее боеспособным соединением флота на Балтийском море, подготовленным к действиям в любых условиях. Командиры миноносцев, приученные в мирное время к трудным плаваниям зимой и в шхерах, легко ориентировались в самой сложной обстановке, что, безусловно, явилось плодом смелых начинаний Н. О. Эссена в поиске новых, более эффективных форм и методов боевой подготовки. Руководимая Н. О. Эссеном 1-я минная дивизия была не только лучшим соединением морских сил Балтийского моря, но и настоящей школой по обучению и воспитанию командного состава, в которой прошло всестороннюю подготовку большинство командиров кораблей и соединений флота накануне Первой мировой войны.

Естественно, что командир лучшего соединения морских сил Балтийского моря пользовался большой популярностью и уважением среди офицеров и в Морском Генеральном штабе, где его ценили за профессиональные и организаторские способности. Поэтому когда в 1908 г. встал вопрос о назначении нового начальника соединенных отрядов, пользовавшегося правами командующего морскими силами Балтийского моря, то Морской Генеральный штаб настоял на назначении на эту должность Н. О. Эссена.

Вступив в ноябре 1908 г. в командование морскими силами, Н. О. Эссен провел тщательный осмотр всех кораблей и баз. Осмотр показал, что служба на кораблях, за исключением 1-й минной дивизии, поставлена неудовлетворительно. [672] Не было единообразия и четкости в организации службы на кораблях и в низших формированиях кораблей. Главная причина этих недостатков крылась в отсутствии глубоко продуманной единой организационной системы, что отрицательно сказывалось также и на комплектовании экипажей и подготовке личного состава.

Всесторонне оценив обстановку на флоте, Н. О. Эссен объединил разрозненные отдельные части и отряды в соединения кораблей; в основу такой структурной реорганизации были положены оперативно-тактические требования, вытекавшие из задач флота. Нормальному ходу боевой подготовки мешали хронический недокомплект экипажей и неправильное использование корабельных специалистов — командоров, минеров, машинистов и др. Значительную часть их готовили в учебных отрядах; по окончании обучения многие оставались там же или в других береговых частях и учреждениях, а не назначались на боевые корабли. В результате такой порочной системы подготовки и распределения специалистов командирам соединений «приходилось постоянно перемещать специалистов с корабля на корабль в качестве временной меры устранения недостатков» <РГА ВМФ. Ф. 418. Он. 1. Д. 169. Л. 229>. Большая текучесть состава экипажей весьма отрицательно сказывалась на боеспособности как кораблей, так и флота в целом.

Для того чтобы исправить это положение, Н. О. Эссен добился разрешения Морского министерства увеличить число сверхсрочнослужащих и с их помощью готовить специалистов не только в учебных отрядах, но и непосредственно на кораблях. С той же целью была создана и школа юнг. Все это позволило существенно улучшить качество подготовки молодых матросов.

Правильной постановке боевой подготовки препятствовало несоответствие Морского устава тем требованиям, которые предъявлялись к флоту как части вооруженных сил, предназначенных для ведения вооруженной борьбы с противником. Главное внимание в нем обращалось на «безопасность плавания, хозяйственную сторону дела и мирный распорядок службы на кораблях». Для Н. О. Эссена и его ближайших помощников было совершенно [673] ясно, что основным содержанием устава должны быть положения, регламентирующие использование сил флота в боевых условиях. Поэтому командующий морскими силами Балтийского моря выступил за разработку нового устава. В одном из докладов он писал: «Безопасность плавания, соблюдение чистоты и порядка на корабле не должно затмить в умах личного состава высшей цели, для которой только и существует военный корабль и которая состоит в наилучшем использовании его оружия». Обоснованное предложение Н. О. Эссена было поддержано Морским Генеральным штабом и способствовало выходу в свет нового устава, написанного с учетом опыта Русско-японской войны. В нем повышалась ответственность начальствующего состава за боевую подготовку кораблей и соединений.

Все эти мероприятия, в осуществлении которых ведущую роль сыграл Морской Генеральный штаб, обеспечили необходимые условия, при которых Н. О. Эссен и его ближайшие помощники смогли развернуть активную деятельность по подготовке Морских сил Балтийского моря к войне. Система боевой подготовки, внедренная в 1-й минной дивизии и давшая хорошие результаты, с назначением Н. О. Эссена начальником соединенных отрядов была распространена и на другие соединения. До этого крупнейшим недостатком боевой подготовки морских сил Балтийского моря было то, что в соединениях она проводилась кустарно и не имела единой оперативно-тактической цели, что особенно ярко выявилось на маневрах 1908 г.

Маневры показали, что начальники всех степеней не умели отдавать ясные и четкие приказания, отвечавшие требованиям обстановки. Не были организованы взаимодействие между отдельными отрядами, ведение оперативной разведки на театре и тактической — на месте боя. Начальники отрядов не умели управлять кораблями при совместном плавании, не знали основных тактических приемов использования оружия в бою. Было отмечено также слабое знание офицерами театра будущих военных действий. Н. О. Эссен справедливо считал, что лучшим способом повышения оперативно-тактической подготовки сил флота и устранения выявленных недостатков могут [674] быть только систематические совместные плавания отрядов, во время которых командующий мог бы сплотить личный состав флота и выработать у офицерского состава единство оперативно-тактических взглядов. С этой целью Н. О. Эссен, не нарушая отрядных программ боевой подготовки, стал периодически собирать соединения флота для совместных тактических учений и маневров. В ходе их проводились совместные маневрирования отрядов, решались задачи разведки и дозорной службы, велись артиллерийские стрельбы, торпедные атаки, минные постановки, изучался морской театр. Совместные тактические учения проходили как в Финском заливе, так и в центральной части Балтийского моря. Местом сбора отрядов кораблей в первом случае служил Ревель, во втором — Либава.

Н. О. Эссен требовал от командиров отрядов, чтобы каждый переход кораблей к месту сбора использовался в целях боевой подготовки. Так, когда сбор назначался в Ревеле, 1-я минная дивизия на переходе из Либавы в Ревель и обратно практиковалась в несении дозора, ведении разведки, выполнении и отражении торпедных атак. Систематические сборы отрядов для совместного плавания и учений начались с весны 1909 г. В конце апреля в устье Финского залива были проведены совместные учения линейных кораблей, крейсеров и миноносцев. Они продолжались пять дней, а затем силы флота собрались в Ревеле, откуда отряды разошлись до выполнения задач боевой подготовки по частным учебным программам. В конце того же года сбор отрядов повторился. На учении отрабатывалось в основном совместное маневрирование, после чего миноносцы перешли в шхеры для их изучения.

В дальнейшем совместные плавания и учения отрядов проводились регулярно, по нескольку раз в год, и продолжались до конца 1911 г. — до сформирования эскадры Балтийского флота. В эскадру вошли все наиболее боеспособные крупные надводные корабли: линкоры, крейсеры и миноносцы.

В общей системе боевой подготовки флота важное место отводилось изучению театра. Под театром будущих военных действий Н. О. Эссен понимал не ту ограниченную [675] операционную зону, вплоть до проливной зоны. В одном из докладов Н. О. Эссен писал: «В учебном плане (плане боевой подготовки флота. — Авт.) было сведено для минных судов изучение финляндских шхер. Естественно, преимущество отдается районам наиболее возможного театра войны. Но, с другой стороны, необходимо некоторое знакомство с побережьем Ботанического залива и южным побережьем Балтийского моря» <РГА ВМФ. Ф. 479. Оп. 1. Д. 110. Л. 45>. Для решения основной задачи морскими силами Балтийского моря, предусмотренной планом войны, необходимости изучать южную часть Балтийского моря вроде бы не было. Однако такое изучение, по мнению Н. О. Эссена, было необходимо для ознакомления командиров кораблей с районами будущих активных минных постановок у берегов Германии.

Несмотря на то что активные минные постановки на Балтийском море планом войны не предусматривались, Н. О. Эссен настойчиво готовил силы флота к выполнению таких постановок в южной части Балтийского моря. Как позже показали боевые действия в ходе войны, он проявил завидную дальновидность: морские силы Балтийского моря добились в 1914 г. и начале 1915 г. определенных успехов именно благодаря активным минно-заградительным операциям у берегов Германии. Они явились логическим следствием целенаправленной боевой подготовки в мирное время, а не результатом «импровизированной деятельности» флота, как это отмечается в некоторых исторических трудах.

Изучение южной части Балтийского моря как театра будущих военных действий началось с 1909 г., т. е. с момента, когда Н. О. Эссен впервые представил в Морской Генеральный штаб план активных минных постановок у берегов Германии, и продолжалось до начала войны. Оно велось путем систематических плаваний в южной Балтике как отдельных кораблей, так и соединений, предназначавшихся для выполнения активных минных постановок у берегов вероятного противника. Так, в сентябре 1909 г. 1-я минная дивизия в сопровождении линейных кораблей и крейсеров завершила десятидневное плавание с заходом в порты Германии, Дании и Швеции. [676]

Говоря об этом походе, следует напомнить о плане операций морских сил Балтийского моря, предложенном Н. О. Эссеном в 1909 г. Согласно плану, миноносцы при переходе к району постановки активных минных заграждений между Килем и о-вом Барнхольм должны были сопровождаться силами прикрытия до точки развертывания (район о-ва Борнхольм). Именно такого рода поход в южную часть Балтики и был совершен миноносцами 1-й минной дивизии в сентябре 1909 г., когда до о-ва Барнхольм их сопровождали линейные корабли и крейсеры. Аналогичные походы предпринимались и в последующие годы. Так, в сентябре 1912 г. в походе, продолжавшемся десять суток, принимали участие бригада линейных кораблей, бригада крейсеров, надводные минные заградители «Амур» и «Енисей» и миноносцы 1-й минной дивизии — «Сибирский стрелок», «Охотник», «Генерал Кондратенко», «Страшный» и др. В этом походе, наряду с нанесением официального визита в датскую столицу — Копенгаген, проводились также учения.

Эскадра вышла из Ревеля с таким расчетом, чтобы пройти Финский залив в темное время суток. С выходом из залива корабли направились в южную Балтику вне видимости берегов. С наступлением темноты следующих суток эскадра подошла к южной оконечности о-ва Гогланд, чтобы определить свое местонахождение по Хоборгскому маяку. Корабли усиленно тренировались в радиоразведке, чему командующий морскими силами придавал большое значение. Тренировка заключалась в подслушивании радиопереговоров иностранных судов. Кроме того, корабли занимались радиопереговорами при сильных радиопомехах «противника», создаваемых своими же кораблями.

Интересный момент: время выхода кораблей из Финского залива в этот поход, маршрут их перехода в Балтийском море, эскадренный ход (12 узлов), походный порядок крейсеров и надводных минных заградителей, организация дозорной и разведывательной службы, в том числе и радиотехнической разведки — буквально все это повторилось при выполнении активных минно-заградитслышх операций в южной Балтике в 1914–1915 гг. В 1913 г. 1-я минная дивизия, совместно с заградителями «Амур» и «Енисей», [677] снова совершила двухнедельное плавание в южную и юго-западную части Балтийского моря. Театр будущих военных действий изучался также путем плавания офицеров на торговых судах, совершавших регулярные рейсы в германские и английские порты. В частности, для тренировки штурманов широко использовался транспорт «Анадырь», регулярно ходивший в английские порты за углем для флота.

Для повышения квалификации штурманы периодически откомандировывались на корабли Морского корпуса, которые ежегодно совершали длительные заграничные учебные плавания в Средиземном море, Атлантическом, Индийском и Тихом океанах. Нередко в специальных походах штурманы практиковались в плавании только по счислению и в определении места корабля по небесным светилам и глубинам. В последние два-три года перед войной были также проведены мероприятия по улучшению штурманского оборудования кораблей, в первую очередь, крейсеров и миноносцев, которые планировалось использовать для активных действий за пределами Финского залива.

Большое внимание в предвоенные годы уделялось также артиллерийской подготовке кораблей и соединений и разработке методов артиллерийской стрельбы. Кстати, правила стрельбы корабельной артиллерии по морским целям, разработанные в России, были приняты во многих флотах мира, в том числе и англичанами. Однако до 1909 г. подготовка артиллеристов была неудовлетворительной. Положение стало улучшаться только с 1909 г. Н. О. Эссен обязал свой штаб, командиров кораблей и соединений ежегодно составлять планы обучения офицеров-артиллеристов и командоров на каждую кампанию в соответствии с поставленными на год оперативными задачами. Положительные результаты не замедлили сказаться. Наиболее хорошо артиллерийская подготовка была организована в учебно-артиллерийском отряде, бригаде линейных кораблей и на крейсерах, то есть на кораблях, которые предназначались для артиллерийского боя на Центральной позиции или же занимались специальной подготовкой артиллеристов. В 1910 г. Н. О. Эссен в одном из докладов отмечал: «Курс артиллерийских стрельб проходился [678] всеми отрядами и частями действующего флота с усердием и интересом, обусловленным как сознанием важности этого дела, так и строгой системой, положенной в основание программы. Результаты последней для начала были весьма удовлетворительны, в большинстве случаев процент попаданий был выше назначенного правилами, и случаи повторения уже проделанных однажды номеров учений явились исключением. Наибольший процент попадания на больших дистанциях был достигнут 12'' (12-дюймовыми. — Авт.) орудиями линейного корабля «Цесаревич» <РГА ВМФ. Ф. 479. Оп. 1. Д. 27. Л. 181>.

В августе 1912 г. по приказанию морского министра проводилась инспекторская проверка состояния боевой подготовки морских сил Балтийского моря. Несмотря на неблагоприятные метеорологические условия (была пасмурная погода), результаты стрельбы линейных кораблей оказались довольно высокими. В акте инспекции указывалось: «Из рассмотрения графика стрельбы видно, что линейный корабль «Император Павел I», стреляя из орудия главного калибра, с третьего залпа накрыл щит и до конца стрельбы вел огонь на поражение. Еще лучше стрельба прошла из 8'' орудий линейного корабля. Стрельба началась с дистанции 74 кб и окончилась на 51 кб. Средняя дистанция 62 кб. Стрельба продолжалась 24 мин. Число попаданий в щит 10» <РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 226. Л. 6–7>. При испытании противолодочной артиллерии корабли стреляли по щиту, буксируемому миноносцем: «Из 105 выпущенных снарядов в щит попало 39 или 37 — стрельба велась на дистанции 35 кб, и с первых же выстрелов были достигнуты попадания в щит».

Из всех видов боевой подготовки морских сил Балтийского моря накануне войны в наилучшем состоянии все же находилась минная подготовка, так как вся боевая подготовка флота велась с учетом широкого использования мин в будущей войне. Значительную роль в этом сыграла Постоянная комиссия по тактической и организационной части минного дела, созданная по инициативе Морского Генерального штаба осенью 1909 г.; она являлась авторитетным научным органом по минному делу при МГШ. [679]

Ни один вопрос, относящийся к компетенции комиссии, не проводился в жизнь без ее одобрения. Ею были разработаны инструкции и наставления по использованию минно-торпедного оружия.

Как уже говорилось, планами использования Морских сил Балтийского моря в вооруженной борьбе предусматривалась своевременная постановка минных заграждений на Гогландской, а затем Нарген-Порккала-Уддской позициях. Как показали маневры 1908 г., имевшийся в то время в составе флота единственный минный заградитель «Волга» не справился с поставленной перед ним задачей. Заграждение из 420 мин на Гогландской позиции «Волга» ставила в течение четырех суток. Этого времени было вполне достаточно для перехода всего германского флота в Финский залив из баз не только Балтийского моря, но и Северного. В связи с этим сразу же после маневров было принято решение об ускорении постройки ранее заложенных минных заградителей «Амур» и «Енисей» и о переделке в заградители старых крейсеров «Минин» («Ладога»), «Генерал-адмирал» («Нарова») и «Герцог Эдинбургский» («Онега»).

Успешная постановка минных заграждений на позициях зависела не только от числа заградителей, но и от правильной организации управления всеми имевшимися для этой цели силами и их боевой подготовки. Н. О. Эссен предложил сформировать специальное соединение из минных заградителей с непосредственным подчинением командующему морскими силами. Морской Генеральный штаб поддержал его просьбу; приказом по Морскому министерству № 282 от 6 ноября 1909 г. в составе Балтийского флота был сформирован отряд заградителей, в который вошли «Волга», «Амур», «Енисей» и «Ладога». Отряд, пополнившийся позже еще двумя кораблями — «Наровой» и «Онегой», — сыграл большую роль в подготовке сил флота к использованию минного оружия в боевых действиях на Балтике.

В плане боевой подготовки отряда заградителей главное внимание обращалось на отработку задач по постановке минных заграждений как оборонительных, так и активных. Об интенсивности боевой подготовки кораблей [680] отряда в предвоенный период можно судить хотя бы по тому, что в кампанию 1912 г. они выставили с учебной целью более 3000 мин. За то же время миноносцами 1-й минной дивизии было поставлено 650 мин.

Н. О. Эссен требовал, чтобы учебные минные постановки выполнялись кораблями с максимальной точностью и быстротой. В акте инспекции 1912 г., проверявшей подготовку минных заградителей и миноносцев, было сказано: «Комиссия смотрела постановку минных заграждений судами отряда заградителей и миноносцами. Первое из этих заграждений было поставлено последовательно двумя заградителями: «Енисей» и «Онегой». Организацию постановки минных заграждений комиссия нашла в полной степени законченности. Сама постановка была исполнена быстро и с большой точностью промежутков между минами. Также вполне успешно было поставлено минное заграждение и с миноносцев» <РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 1673. Л. 6>.

По инициативе Н. О. Эссена между минными заградителями и миноносцами проводились состязания. «Эти состязания, — писал Н. О. Эссен, — вызывают у личного состава чрезвычайный к ним интерес, и уже в начале кампании личный состав начинает к ним деятельно готовиться». Состязания проводились ежегодно, обычно в конце кампании. Для повышения интереса к ним личного состава по ходатайству командующего морскими силами в 1913 г. были выделены призовые деньги для рядового состава, жетоны для офицеров и кубки для кораблей, показавших наилучшие результаты.

В 1913 г. Н. О. Эссен лично проверял состояние боевой подготовки 1-й минной дивизии и нашел, что достигнуты большие успехи. Таким образом, подготовка кораблей Балтийского флота, особенно отряда заградителей и 1-й минной дивизии, к постановке оборонительных и активных минных заграждений была настолько высокой, что выполнять боевые задачи они могли в любое время и в установленные сроки. Сложнее обстояло дело с подготовкой к использованию торпедного оружия, и прежде всего миноносцами. В применении торпедного оружия в боевых действиях ведущая роль отводилась 1-й минной дивизии. [681]

В мирное время здесь проводились все испытания новых образцов торпедного оружия и апробирование новых методов его использования. В Морском Генеральном штабе вопросами торпедного оружия много и плодотворно занимался Л. Г. Гончаров (впоследствии крупный ученый, вице-адмирал Советского ВМФ).

Совершенствование торпед (калибр 450 мм) в 1906–1912 гг. привело к существенному качественному изменению их тактико-технических характеристик: дальность хода возросла с 3000 до 6000 м, а скорость при максимальной дальности стрельбы — с 21,5 до 30 узлов, что значительно расширило возможности применения торпедного оружия по различным классам кораблей и транспортным судам, а также несколько повысило эффективность его боевого использования. Однако существенного качественного скачка в повышении эффективности торпедных стрельб все же не произошло из-за отсутствия приборов определения элементов движенья цели и несовершенства конструкции торпедных аппаратов.

Вероятность поражения цели одним миноносцем, имевшим на вооружении два-три однотрубных торпедных аппарата, была по-прежнему мала; ее можно было повысить увеличением числа одновременно атакующих кораблей и применением залпового метода стрельбы, в том числе и веером. Метод залповой торпедной стрельбы веером был разработан в российском флоте и для подводных лодок. Опытные стрельбы, проведенные в бригаде подводных лодок в 1912–1913 гг., дали довольно хорошие результаты, но их пришлось прекратить в связи с начавшейся войной.

На основании опыта боевой подготовки 1-й минной дивизии и изучения недостатков торпедного вооружения миноносцев старший лейтенант Л. Г. Гончаров в 1912 г. сделал теоретические обоснования вооружения их трехтрубными торпедными аппаратами. Такой аппарат впервые в истории был создан в 1913 г. на Путиловском заводе и принят на вооружение новых миноносцев типа «Новик».

Одновременно с развитием торпедного оружия, его носителей и методов стрельбы совершенствовалась также и организация боевой подготовки минно-торпедных сил [682] флота. В связи с тем, что использованию этих сил в бою на Центральной позиции отводилось важное место, подготовке миноносцев к торпедным стрельбам уделялось большое внимание. Н. О. Эссен потребовал от командиров соединений и кораблей стрельбы проводить только по подвижным целям как днем, так и ночью. Более того, в курс боевой подготовки миноносцев он ввел практические стрельбы торпедами с боевыми зарядными отделениями, что способствовало выработке у личного состава уверенности в силе своего оружия и умению общаться с ним. При этом число практических торпедных стрельб значительно увеличилось. Например, в кампанию 1912 г. только один учебно-минный отряд произвел 1907 выстрелов торпедами.

В системе боевой подготовки минно-топердных сил особое место отводилось бригаде подводных лодок, которую по плану войны предполагалось использовать для нанесения предварительных торпедных ударов по силам противника, наступающим на Центральную позицию. Подводные лодки тренировались в проведении атак против боевых кораблей и транспортных судов.

Большинство подводных лодок привлекалось к участию во всех учениях и маневрах флота. Однако при проведении их допускались большие условности: корабли наступающей стороны должны были обязательно проходить через позиции подводных лодок, и командирам, естественно, не требовалось проявлять особого искусства в маневрировании при сближении с целью и ее атаке. Командиры подводных лодок хорошо изучили условия плавания по шхерным фарватерам: могли входить в шхеры и выходить из них даже в подводном положении. Неплохо было поставлено дело и с воспитанием у командиров смелости при выходе в атаку против кораблей. Атаки выполнялись обычно с прорывом довольно сильного охранения, а выпуск торпед производился, как правило, с минимальных дистанций.

Хотя подводные лодки и тренировались в проведении атак транспортов, но целенаправленно к действиям на коммуникациях не готовились. Не отрабатывали они и разведывательные задачи. Несмотря на то, что подводные лодки [683] уже заявили о себе как о боевой силе, вопросы противолодочной обороны, однако, не нашли никакого отражения в планах боевой подготовки, и на флоте ими никто не занимался.

К началу мировой войны морские силы на Балтике в целом неплохо были подготовлены к ведению боя на Центральной позиции. Специальная комиссия, проверявшая их боевую подготовку в 1912 г. в ходе маневров в районе Нарген-Порккала-Удд, пришла к заключению, что «общее исполнение маневра было верно и согласовано со сложившейся обстановкой» <РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 226. Л. 4>.

Отрабатывая бой на минно-артиллерийской позиции, Морской Генеральный штаб и командование флота уделяли внимание также и подготовке к совместным действиям с сухопутными силами. Зимой 1912 г. была проведена стратегическая игра с участием руководства Петербургского военного округа и представителей командования Балтийского флота. В ходе игры отрабатывалась совместная оборона столицы от высадившегося неприятельского десанта. В июне того же года участники зимней игры совершили поездку на местность, где наблюдали за двусторонними маневрами с участием бригады крейсеров, отряда заградителей, двух дивизионов миноносцев и дивизиона подводных лодок. На маневрах, в целом не решивших задачу предотвращения высадки «неприятельского» десанта, отличились подводные лодки. Они провели несколько успешных атак против крейсеров и транспортов с прорывом линии охранения миноносцев. Большинство атак было выполнено скрытно и с минимальных дистанций, не превышавших 1,5 кб.

В середине августа 1912 г. прошло совместное учение 2-й дивизии миноносцев с войсками 22-го корпуса по обороне шхерного района, во время которого 3-й и 4-й дивизионы миноносцев провели ночные торпедные атаки из шхер учебного корабля «Океан» (с 1922 г. «Комсомолец»), изображавшего десантный отряд «противника».

Морские силы Черного моря по уровню боевой подготовки накануне Первой мировой войны уступали Балтийскому флоту. Начиная с 1912 г. главное внимание здесь направлялось на отработку задач ведения наступательного [684] боя в море и оборонительного — на заранее подготовленной минно-артиллерийской позиции в районе Севастополя. В качестве второстепенных задач отрабатывались блокадные действия у Босфора и обеспечение воинских перевозок.

К совместным действиям с сухопутными войсками, которые в ходе войны вылились в одну из главных задач на Черноморском театре, силы флота не готовились. Это объясняется двумя обстоятельствами: несогласованностью планов вооруженной борьбы на суше и на море, которые разрабатывались раздельно (Генеральным штабом сухопутных войск и Морским Генеральным штабом), и негативным влиянием теории «господства на море» на разработку командованием планов использования морских сил в войне. В качестве главной цели боевых действий ставилось «обладание Черным морем», а не содействие сухопутным войскам в достижении общей цели — разгром противника на театре.

Литература

1. Павлович Н. Б. Развитие тактики Военно-Морского Флота. М, 1979.

2. Шерр С. А. Корабли морских глубин. М., 1964. [685]