Предисловие
Германская кампания в Норвегии и Финляндии стала важной вехой в развитии военной науки, несмотря на то что в конечном счете она не смогла оказать существенного влияния на исход войны. Германское вторжение в Норвегию было первой широкомасштабной операцией Второй мировой войны, которая велась на суше, на море и в воздухе одновременно. Действия германских войск в Финляндии, явившиеся результатом этого вторжения, стали первым и пока что единственным примером операций регулярной армии в Арктике и, как минимум, создали прецедент ведения войны в районе, ранее считавшемся военными стратегами практически недоступным. Освещение германских военных действий на Севере представляет большой интерес как для современных, так и, возможно, для будущих исследователей.
В данную книгу включено описание двух кампаний, проведенных германскими войсками на Северном театре военных действий. Первая, против Дании и Норвегии, началась 9 апреля 1940 г. Вторая велась в Финляндии в союзе с финнами против Советского Союза. Она началась 22 июня 1941 г. и закончилась зимой 1944/45 г. после того, как финское правительство начало мирные переговоры с Советами.
К концу 1941 г. территория военных действий охватывала пространство от Северного моря до Северного Ледовитого океана и от Бергена на западном побережье
Норвегии до Петрозаводска, столицы бывшей Карело — Финской Советской Социалистической Республики. Ее Восточный фронт против Советского Союза имел протяженность более 1100 километров, а Западный, проходивший по морю, — около 2100 километров. Гитлер считал этот район краеугольным камнем своей империи и после 1941 г. держал здесь две армии общей численностью более полумиллиона штыков.
Несмотря на обширность территории, а также неустанные усилия Гитлера, Северный театр на протяжении всей войны оставался второстепенным. Операции, проходившие здесь, оказывались в тени событий на других фронтах, где военные действия имели жизненно важное значение для исхода всей войны. Отдаленность территории, меры, предпринятые германскими спецслужбами, а также хорошо известная склонность русских к засекречиванию всего и вся привели к тому, что информация о событиях на Северном театре практически отсутствовала, а то, что появлялось в печати, не отличалось полной достоверностью. Однако после войны официальные и частные публикации заполнили эту брешь, и многое стало известно. Основу данной книги составили материалы трофейных архивов германских сухопутных войск и военно — морских сил, до сих пор практически не изученные. Кроме того, широко использованы труды, мемуары и другие письменные свидетельства немецких офицеров, принимавших участие в данных кампаниях.
Обстановка накануне германских операций в Норвегии и Дании
В далеком историческом прошлом норвежцы были грозой европейских побережий; погоня за добычей заводила их в Византию и в глубь России. В XI в. датский король Кнуд I Великий (ок. 995—1035) правил Англией и Норвегией. Позже датчане на какое — то время объединили под своей властью всю Скандинавию. При военном гении Густаве II Адольфе (1594–1632), создавшем первую в мире современную армию, Швеция превратилась в мировую державу и захватила все восточное побережье Балтийского моря.
Однако к XIX в. ее слава потускнела. В 1809 г. Швеция уступила Финляндию русскому царю; в 1814 г. Дания, вступившая в союз с Наполеоном, была вынуждена уступить Норвегию, которая вплоть до 1905 г. находилась в навязанной ей силой шведско — норвежской унии под властью шведского короля. Затем Скандинавские страны, проявив здравый смысл, стали тратить силы на свои внутренние дела и, если не считать короткой войны, проигранной Данией Германской конфедерации в 1866 г.{1}, решительно избегали военных столкновений. На рубеже веков Скандинавские страны внимательно следили за возрастанием напряжения в Европе и в декабре 1912 г. сформулировали принцип нейтралитета, пытаясь создать юридическую основу для позиции, которую они надеялись занять в случае возникновения войны.
Для Скандинавии жизненно важным аспектом приближавшегося конфликта была возраставшая враждебность между Великобританией и Германией. В войне самой могущественной морской державы с самой могущественной сухопутной Скандинавские страны оказывались между молотом и наковальней, а это не самое удобное место для тех, кто придерживается нейтралитета. Какой бы курс они ни выбрали, все могло бы закончиться катастрофой.
Во время Первой мировой войны еще удавалось соблюдать равновесие. Норвежский и шведский торговые флоты были вынуждены удовлетворять нужды союзников. С другой стороны, большая часть продукции шведской тяжелой промышленности и железная руда из района Кируна — Елливаре шла в Германию; немцы заставили Данию заминировать некоторые участки пролива Большой Бельт для защиты базы германского военно — морского флота в Киле. В августе 1918 г. Великобритания принудила Норвегию завершить минирование Северного моря и создать минные поля в районе Кармёй. Хотя цена и оказалась высокой, но Скандинавские страны вышли из войны, еще более убедившись в том, что нейтралитет должен оставаться главным принципом их внешней политики.
Накануне Второй мировой войны казалось, что можно вернуться к курсу 1914–1918 гг., но за это время в положении Скандинавских стран произошли важные и опасные изменения. Нацисты, пришедшие к власти в Германии, не забыли ни так называемую «голодную блокаду» времен Первой мировой войны, ни ту роль, которую сыграла в ней Норвегия и могла сыграть ее вновь. Память о неудачах германского флота во время Первой мировой войны продолжала оставаться болезненной, а среди немецких моряков укоренилась убежденность в том, что война на море могла бы пойти совсем по — другому, если бы германские военно — морские силы могли проводить операции не с баз на берегу Северного моря, со всех сторон окруженных сушей, а, к примеру, с баз на побережье Норвегии. Но самым главным было то, что, пока рудники Лотарингии продолжали оставаться в руках Франции, германская военная машина целиком и полностью зависела от поставок шведской железной руды. Во время навигации руду можно было доставлять на судах из шведского порта Лулео (Ботнический залив) в порты на побережье Балтийского моря; но зимой, когда балтийские порты покрывались льдом, руду приходилось получать только через Нарвик, незамерзающий порт на побережье Норвежского моря, находящийся далеко за Северным полярным кругом. Чтобы добраться до Нарвика во время войны, германские рудовозы были вынуждены проходить через Лидс, защищенный пролив между побережьем Норвегии и многочисленными Лофотенскими островами. Германские военные корабли, осуществлявшие блокаду, могли бы укрываться в проливе Лидс, прорываться оттуда в открытое море и проводить операции вдоль всего побережья Норвегии. Эти факты не ускользнули от внимания союзников, особенно Великобритании, которая могла вести наступательные операции только на море и считала экономическую войну единственной возможностью избежать повторения кровопролития 1914–1918 гг.
1 сентября 1939 г. германское министерство иностранных дел поручило своим послам в Норвегии, Швеции и Финляндии сообщить правительствам этих стран «в ясных и решительных, но дружеских выражениях», что Германия будет уважать их суверенитет при условии соблюдения строгого нейтралитета, но не собирается терпеть нарушения этого нейтралитета в пользу третьих стран. За неделю до этого аналогичная нота была направлена правительству Дании. В течение следующей недели посол Ульрих фон Хасселль посетил столицы Норвегии и Финляндии, где еще раз предупредил правительства этих стран об опасности принятия любых внешних требований на ограничение их торговли с Германией. Германские ноты правительствам Скандинавских стран практически ничем не отличались от нот, одновременно посланных всем другим европейским странам, сохранявшим нейтралитет. Тем временем британское правительство разработало более конструктивный подход к проблеме. За неделю до объявления войны британское министерство иностранных дел было готово предложить норвежскому правительству заключить пакт, согласно которому нападение Германии на Норвегию было бы равносильно нападению на Великобританию. Но в окончательном варианте это предложение свелось к туманному обещанию, что, если Норвегия в угоду союзникам ограничит поставки железной руды, а Германия применит к ней репрессивные меры, Великобритания будет решать вопрос об оказании Норвегии военной помощи.
В третью неделю сентября 1939 г. Германия практически завершила захват Польши. С востока пришли русские, и остатки польской армии были уничтожены у Варшавы, Модлина и Львова. Великобритания и Франция объявили Германии войну, но не имели ни малейшего намерения проводить наступательные операции. В противовес широко распространенному мнению, что Гитлер следовал детально разработанному военному плану, сами немцы понятия не имели, что делать дальше. Во время совещания у Гитлера 23 сентября гросс — адмирал Эрих Редер, главнокомандующий военно — морским флотом (ВМФ), поднял вопрос о том, какие меры следует предпринять «в том случае», если война с Великобританией и Францией перейдет в решающую фазу. Обсуждалась возможность ничем не ограниченной блокады Великобритании с помощью подводных лодок. Но тогда Гитлер еще не принял решение; он по — прежнему надеялся «вбить клин» между Великобританией и Францией.
27 сентября, в день, когда капитулировали Варшава и Модлин, Гитлер созвал главнокомандующих тремя родами войск в рейхсканцелярии и сообщил им, что он хочет начать наступление на западе как можно скорее — возможно, еще до конца года. Это заявление прозвучало как гром среди ясного неба и было встречено скептически. Гитлер уже не в первый раз давал волю своему воображению; более того, имелись хорошие перспективы заключения мира с союзниками, и Гитлер готовился сделать соответствующее предложение (о чем он говорил, выступая в рейхстаге 6 октября). Через два дня армейское руководство представило ему полдюжины убедительных аргументов против кампании на западе, которая до окончания года была технически невозможной, а в обозримом будущем — малообещающей и даже опасной. Следующие две недели стали для высшего командования вооруженных сил (ОКБ) и командования родов войск — высшего командования сухопутных войск (ОКХ), высшего командования военно — морских сил (ОКМ) и высшего командования военно — воздушных сил (OKЛ) временем сомнений, спешки, оценок, предложений и контрпредложений{2}.
На совещании штаба ВМФ 2 октября Редер зачитал полученный от главнокомандующего ОКБ список, в который входили три возможных варианта будущих действий:
1. Попытка выиграть войну с помощью сухопутных операций на западе. Для этого потребуется концентрация всей оборонной промышленности и военной экономики для удовлетворения нужд сухопутных войск и военно — воздушных сил.
2. Попытка выиграть войну с помощью «блокады Британии». Для этого потребуется концентрация усилий на создании скоростных подводных лодок большого радиуса действия и типов самолетов, требующихся для войны против Британии. При этом сухопутные войска ведут только оборонительные действия.
3. Оборона на море и на суше: тактика выжидания.
Редер как начальник штаба ВМФ выразил мнение, что наиболее эффективным способом разгрома главного врага, которым в то время являлась Великобритания, будет «осада Британии», и приказал приступить к разработке предварительного плана соответствующей операции{3}.
Поскольку генералитет считал успех наземной операции сомнительным, получалось, что краеугольным камнем германской стратегии становилась концепция «осады Британии». Хотя Редер одобрял эту концепцию, однако он должен был понимать, что военно — морские силы абсолютно не готовы к выполнению предназначенной им важнейшей миссии. Во — первых, в распоряжении командования подводного флота было всего 29 океанских подводных лодок типа U. Во — вторых, позиции, которые занимал германский флот, не позволяли осуществлять наступательные операции за пределами Северного моря. В «Боевых инструкциях», составленных в мае 1939 г., содержался вывод, что Ла — Манш может быть перекрыт полностью, но в таком случае снабжение Британии может безболезненно осуществляться по северному маршруту между Шетлендскими островами и Норвегией. Решение первой проблемы, касавшейся подводных лодок, было делом времени; решение второй — достижения свободы действий за пределами Северного моря — Редер предложил 3 октября. Он довел до сведения своего штаба, что собирается предложить фюреру расширить оперативную базу ВМФ на севере, и попросил своих подчиненных обдумать вопрос, смогут ли Германия и Советский Союз оказать дипломатическое давление на Норвегию с целью получения там военно — морской базы, а если это невозможно, то нельзя ли захватить такую базу силой. Им было поручено выбрать в Норвегии места, которые можно было бы использовать в качестве баз, оценить объем необходимых строительных работ и предложить меры по их защите.
Редер думал о двух базах — одной в Нарвике и второй в Тронхейме. Адмирал Рольф Карле, командующий балтийской эскадрой, считал, что в базе в Нарвике нет необходимости — видимо, потому, что Германия уже получила право пользоваться советским арктическим портом Мурманск{4}. (В середине октября 1939 г. Германия получила отдельную базу «Норд» в бухте Западная Лица на мурманском побережье.) Контр — адмирал Карл Дёниц, командующий подводным флотом, считал, что и Тронхейм, и Нарвик годятся как базы для подводных лодок, и советовал сделать Тронхейм главной базой, а Нарвик — вспомогательной.
5 октября заместитель начальника штаба ВМФ вице — адмирал Отто Шнивинд (начштаба ВМФ по совместительству был Редер) обсудил с начальником штаба сухопутных войск генералом от артиллерии Францем Гальдером вопрос о том, насколько безопасными и защищенными могут быть предполагаемые места военно — морских баз. Шнивинд указал, что в случае перехода к решительным действиям против Великобритании основная тяжесть ляжет на военно — морские и военно — воздушные силы. В связи с этим он спросил, сможет ли армия с помощью операций в направлении Ла — Манш — Нормандия — Бретань обеспечить широкую базу для операций подводного флота. Гальдер ответил, что армии это не по силам. На вопрос о том, сможет ли армия захватить районы в Центральной и Северной Норвегии, пригодные для организации военно — морских баз, Гальдер также ответил отрицательно, указав на возможное противодействие как Норвегии, так и Швеции, а также на сильно пересеченную местность, плохие коммуникации и отдаленность от баз снабжения. Он считал, что наступление на запад (которое едва ли привело бы к выходу на побережье Атлантики) или на Норвегию потребовало бы концентрации всей военной промышленности на нуждах сухопутной армии, что поставило бы крест на планах ведения подводной войны. Гальдер сказал, что расширение базы ВМФ в сторону Ютландии, до Скагена, вполне возможно, но он сомневается, что преимущества, которые в этом случае получит германский ВМФ, перевесят политические и экономические минусы такого решения.
9 октября штаб ВМФ пришел к неутешительному выводу: база на побережье Норвегии могла бы обеспечить германскому флоту большие преимущества только после 1945 г., а до тех пор ею могли бы успешно пользоваться только подводные лодки. Например, Тронхейм в качестве базы был бы полезен для подводной войны, но протяженность и уязвимость его коммуникаций с Германией существенно снижала его ценность. Кроме того, получить данную базу с помощью военной операции было бы трудно, а попытка сделать это с помощью дипломатического давления могла привести к серьезным политическим трудностям: в частности, нельзя было сбрасывать со счетов потерю защиты германских торговых судов, которую им обеспечивал нейтралитет Норвегии.
В тот день, когда штаб ВМФ завершил свое исследование, Гитлер поставил точку в продолжительном политическом и военном анализе, подтвердив свое намерение предпринять наступление на запад. Главной целью этого наступления являлось создание военных баз в Голландии, Бельгии, а в случае успеха и на побережье Франции; с этих баз военно — морской и военно — воздушный флоты могли бы действовать против Британских островов. На следующий день (10 октября) Редер объяснил Гитлеру, что захват побережья Бельгии (в то время даже Гитлер считал, что это было бы максимумом возможного) не даст Германии никаких преимуществ в подводной войне, а затем упомянул о Тронхейме как о возможной цели и указал на плюсы баз на побережье Норвегии. Гитлер ответил, что базы, близкие к Британии, важны для авиации, но согласился обдумать и вопрос о Норвегии.
В директиве фюрера № 6 от 9 октября главное место отводилось операциям на суше. Гитлер объявил о наступлении на северном участке Западного фронта, задачей которого являлось уничтожение значительных контингентов французской армии и армии союзников и захват как можно больших территорий Голландии, Бельгии и Северной Франции с целью создания благоприятных условий для воздушной и морской войны против Британии и защиты Рура. Авиация должна была поддерживать армейские операции, а флот — «предпринимать все усилия для прямой и косвенной поддержки армии и авиации». Из трех родов войск военно — морскому флоту придавалось самое меньшее значение. Прямая поддержка заключалась в мелких операциях вроде захвата ЗападноФризских островов, а непрямая — в использовании подводных лодок и торпедных катеров в операциях против торговых судов союзников, «пока не настанет время для осады Британии».
После 10 октября Гитлер был занят своими планами наступления на западе и не проявлял ни малейшего интереса к норвежским базам. Редер в то время не возвращался к данному вопросу, но, поскольку ВМФ готовился усилить военные действия против торговых судов, его внимание все больше привлекала Северная Европа, и в частности Норвегия. Единственным местом, где Германия могла полностью пресечь британское торговое судоходство, было Балтийское море. После объявления войны германские ВМС проявляли там активность, однако от них ожидали большего. Первым источником беспокойства продолжала оставаться решительная, если не враждебная, позиция Швеции, которая в октябре и ноябре привела к ожесточенным спорам. Причиной их послужили демонстративные, почти провокационные попытки Швеции расширить свои нейтральные права. Вторым поводом для недовольства было продолжение перевозки через Швецию в норвежские атлантические порты товаров из балтийских стран и Финляндии. ВМФ считал необходимым остановить эти перевозки, которые состояли в основном из леса, служившего крепежом в британских угольных шахтах. В конце октября Редер приказал подводным лодкам курсировать у северного побережья Норвегии, но шансов на успех у них было немного, поскольку не удавалось определить, где именно из пролива Лидс выйдут суда с грузом для Британии.
Директива фюрера № 9 от 29 ноября вновь поставила во главу угла вопрос об «осаде Британии». Упомянув о том, что самый эффективный способ нанести поражение Великобритании заключается в парализации ее экономики, Гитлер заявил, что, как только французская армия и британский экспедиционный корпус будут уничтожены, а часть северного побережья Франции захвачена, главной целью Германии станет морская и воздушная война против британской промышленности. Обсуждая перспективы экономической войны на совещании у фюрера от 8 декабря, Редер еще раз попытался привлечь внимание Гитлера к Норвегии. Он указал, что транспортировка товаров в Британию через территорию Швеции и Норвегии и порт Тронхейм резко увеличилась и не поддается контролю. Он подчеркнул важность оккупации Норвегии, ибо после этого северные страны будут вынуждены продавать свои товары Германии.
В декабре Редер получил поддержку с новой стороны, вступив в контакт с Видкуном Квислингом, лидером партии «Национальное объединение», мелкой и не слишком влиятельной партии нацистского толка. Квислинг, который в начале 1930–х гг. был военным министром Норвегии, заявил, что он сохранил хорошие связи в норвежском правительстве и армии. Он был убежден, что величайшую угрозу для Европы представляет Советский Союз, и до заключения германо — советского пакта выступал в пользу создания скандинавско — германского блока с целью остановить большевистскую угрозу. Покровителем Квислинга в Германии был рейхслейтер Альфред Розенберг, руководитель внешнеполитического управления нацистской партии. Во время визита в Берлин в июне 1939 г. Квислинг сообщил Розенбергу, что в Норвегии существует политический раскол между буржуазными партиями, находящимися под полным влиянием Великобритании, и Норвежской рабочей партией, поставившей своей целью превращение страны в Советскую Социалистическую Республику. Он подчеркнул стратегическое значение Норвегии в войне между Германией и Великобританией и преимущества, которые могла бы получить одна из сторон, если бы установила свой контроль над норвежским побережьем. Розенберг, уверенный, что норвежский вопрос может иметь огромное значение для воздушных операций, договорился о выступлении Квислинга в министерстве военно — воздушных сил. В августе 1939 г. группа сторонников Квислинга прошла короткое обучение в организации Розенберга. В сентябре министерство военно — воздушных сил заявило о согласии оказать Квислингу финансовую поддержку, но на время Польской кампании окончательное решение было отложено. Дальнейшие попытки Розенберга результатов не принесли.
В декабре Квислинг совершил вторую поездку в Берлин, где впервые не нашел никакой поддержки. Розенберг, доложивший о приезде Квислинга Гитлеру и коротко осветивший его предложение подготовить германскую оккупацию с помощью прихода к власти в Норвегии прогерманского правительства, услышал в ответ, что Гитлер, «естественно», не может принять Квислинга, и был вынужден удовлетвориться неохотным обещанием обдумать этот вопрос. В министерстве иностранных дел Квислинг, известный своей ненавистью к Советскому Союзу, встретил холодный прием. Официальные лица, с которыми он говорил, хотели только одного: как можно скорее выдворить его обратно в Норвегию. Но 11 декабря норвежский бизнесмен Вильям Хагелин, бывший связным Квислинга в Германии, представил его Редеру, который оказался заинтересованным слушателем. Оставив Россию в покое, Квислинг заговорил о пробританском курсе норвежского правительства и опасности британской оккупации. Он заявил, что правительство тайно договорилось не препятствовать британскому вторжению, если Норвегия будет вовлечена в войну с одной из мировых держав. Квислинг сказал, что партия «Национальное объединение» хочет предупредить это вторжение, предоставив в распоряжение германских вооруженных сил необходимые им базы. Люди, занимающие важные посты на побережье, уже подкуплены, но месяцы бесплодных переговоров с Розенбергом продемонстрировали, что Германия должна изменить свою позицию.
Слова Квислинга полностью соответствовали последним замыслам Редера. 25 ноября он сообщил штабу ВМФ, что в случае германского вторжения в Голландию опасается внезапной высадки британских войск на побережье Норвегии и создания там вражеского плацдарма, и попросил своих подчиненных обдумать такую возможность.
12 декабря Редер встретился с Гитлером, доложил о своей встрече с Квислингом и изложил как собственное мнение, так и мнение штаба ВМФ о британской или германской оккупации Норвегии. По его мнению, позволить британцам обосноваться в Норвегии было нельзя, поскольку тогда Швеция полностью подпала бы под британское влияние, на Балтике начались бы военные действия и германская подводная война в Северном море и Атлантическом океане была бы сорвана. С другой стороны, создание германских военных баз в Норвегии вызвало бы энергичные ответные меры Британии, направленные на перехват транспортов с железной рудой, выходящих из Нарвика. В конечном счете Редер признал, что это продолжает оставаться слабым местом его плана, но рекомендовал (в случае, если Квислинг произведет благоприятное впечатление на Гитлера) дать ОКБ разрешение использовать Квислинга в качестве сотрудника для разработки планов оккупации Норвегии либо мирным путем (обращения к Германии за военной помощью), либо силой.
На следующей неделе Гитлер встречался с Квислингом дважды. После первой встречи, состоявшейся 14 декабря, он приказал ОКБ «изучить, как можно захватить Норвегию». Во время второй беседы, от 18 декабря, Гитлер, как и прежде, выразил свое личное мнение о том, что Норвегия должна оставаться нейтральной. Но, заявил фюрер, если враг готовится расширить сферу военных действий, то Германии придется предпринять ответные действия. Он пообещал материально поддержать партию Квислинга и дать Розенбергу возможность предпринять соответствующие политические шаги. Решить военные аспекты проблемы должен был оперативный штаб ОКБ.
Интерес Гитлера к Норвегии был внезапным и, как вскоре будет видно, несколько искусственным, но ход событий подталкивал к сближению его точки зрения с точкой зрения Редера. В октябре Гитлер говорил, опасаясь непредвиденных последствий, что нейтралитет северных стран следует поддерживать и в будущем. Но к выступлению перед генералами 23 ноября его мнение существенно изменилось. Он охарактеризовал позицию Скандинавских стран как враждебную Германии, поскольку марксистское влияние на них «в настоящее время перестало быть нейтральным». Нападение Советского Союза на Финляндию в конце ноября внесло в ситуацию новые и потенциально опасные черты. Советская агрессия тут же вызвала симпатию к Финляндии как у союзников, так и у Скандинавских стран, но Германия, руководствуясь германо — советским пактом, согласно которому Финляндия находилась вне сферы ее влияния, была обязана сохранять строгий нейтралитет. В результате антигерманские настроения в Скандинавии, усилившиеся после начала войны, росли со скоростью снежной лавины. Эти соображения плюс страх, что русское вторжение в Северную Европу может не ограничиться Финляндией, и привели Квислинга в декабре в Берлин. Германские власти были обязаны уделить самое серьезное внимание тому, что союзники могли воспользоваться русско — финским конфликтом как поводом для создания своих военных баз в Норвегии.
В своем приказе ОКБ от 14 декабря Гитлер оговорил, что в планирование операции в Норвегии должен быть посвящен лишь очень узкий круг лиц. В тот же день начальник штаба сухопутных войск, поставленный в известность о предупредительной операции в Норвегии (которая, возможно, будет включать и Данию), приказал армейской разведке обеспечить данную операцию географическими картами и информацией стратегического характера, касающейся этих двух стран. В ОКБ генерал — майор Альфред Йодль, начальник оперативного штаба, тут же взялся за подготовительную работу. Записи в дневнике Йодля свидетельствуют, что он обсудил вопрос о Норвегии с начальником штаба ВВС, считая, что военно — воздушные силы будут играть решающую роль в предстоящей операции. 19 декабря он доложил об этом Гитлеру, который приказал ОКВ держать это дело под контролем. На следующий день Йодль и генерал — полковник Вильгельм фон Кейтель, главнокомандующий ОКВ, обсудили возможность проведения разведки в Норвегии и поручили эту миссию военно — воздушному атташе, абверу (армейской разведке) и разведывательной эскадрилье «Ровелл», предназначенной для проведения незаметной с земли аэрофотосъемки с очень большой высоты. К концу месяца оперативный штаб ОКВ закончил составление предварительного проекта плана главных военных и политических шагов, касавшихся Норвегии, получившего название «Studie Nord» (эскизный проект «Норд»), Гитлер приказал ОКВ хранить этот проект до особого распоряжения.
Одновременно подключилась к работе и организация Розенберга. Ее первой задачей стало преодоление возражений министерства иностранных дел (которое распоряжалось финансами) и оказание материальной поддержки Квислингу. Министерство иностранных дел и внешнеполитическое управление нацистской партии были старыми соперниками. Случай с Квислингом и Норвегией являлся трудным, поскольку мог угрожать советско — германско — му договору о дружбе и ненападении от 23 августа 1939 г., который министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп считал своим лучшим достижением. В конце концов после нескольких недель торговли Розенберг сумел получить первоначальную сумму в размере 200 000 марок золотом, предназначенную для выплаты Квислингу. Кроме того, было решено снабдить его легко конвертируемыми товарами вроде сахара и угля.
Во время пребывания в Берлине Квислинг представил план ввода германских войск в Норвегию так называемыми «политическими» средствами. Он предложил прислать в Германию заранее отобранную группу своих сторонников для интенсивной военной подготовки с целью их позднейшего использования в качестве переводчиков и проводников для германского подразделения особого назначения, которое планировалось переправить в Осло на судах, перевозящих уголь. После того как немцы и люди Квислинга арестуют руководителей правительства и захватят командные посты в столице Норвегии, Квислинг получит власть и обратится к Германии с просьбой ввести в страну войска.
После возвращения Квислинга в Осло Розенберг послал в Норвегию на разведку своего заместителя, рейхе — амтслейтера Ханса — Вильгельма Шейдта. В Осло Шейдт обнаружил, что дипломаты германского посольства не придают разговорам о британской оккупации никакого значения и не желают связываться с Квислингом. Напротив, военно — морской атташе предложил свою помощь и вскоре стал главным помощником Шейдта. Сначала немцы считали предложенный Квислингом план государственного переворота слишком рискованным, предпочитали дать ему созреть и направляли усилия Квислинга на сбор политической и военной информации. Большинство германских денег ушло на пропаганду и поддержку еженедельной газеты, издававшейся партией «Национальный союз». Квислинг присылал Розенбергу отчеты, а тот передавал их Гитлеру. Редер поддерживал с Квислингом связь через военно — морского атташе, однако ОКБ хранило молчание и, видимо, не просило у Квислинга советов, а к советам, которые он присылал по доброй воле, не прислушивалось.
К концу года все относившееся к норвежскому проекту продолжало оставаться туманным. Во время доклада Гитлеру 30 декабря Редер вновь заявил, что Норвегия не должна попасть в руки британцев. Он считал, что британские добровольцы «под маской» могут провести «холодную» оккупацию, и предупредил, что к этому нужно быть готовыми. То, что в других штабах не разделяют его озабоченность, подтвердилось через два дня, когда Гальдер и Кейтель согласились, что нейтралитет Норвегии соответствует немецким целям и что позиция Германии должна зависеть от того, существует ли угроза этому нейтралитету со стороны Великобритании или нет. Напротив, интерес Гитлера к этой операции медленно возрастал, стимулируемый слухами и газетными статьями о возможной высадке союзных войск в Финляндии. Возможно, он что — то знал о предпринятой Великобританией 6 января 1940 г. попытке заключить соглашение, которое позволило бы британским военно — морским силам проводить операции в норвежских территориальных водах. 10 января, после почти двухнедельной задержки, он позволил ОКБ ознакомить высшее командование родов войск с проектом «Studie Nord».
Штаб ВМФ (в то время единственный из штабов родов войск, который проявлял интерес к Норвегии) рассмотрел проект «Studie Nord» на совещании, состоявшемся 13 января 1940 г. Как было отмечено в протоколе совещания, проект «Studie Nord» исходил из предположения о том, что Германия не может позволить Великобритании установить контроль над Норвегией и что только германская оккупация может помешать такому повороту событий. Согласно мнению ОКБ, из — за русско — финской войны в Скандинавии усиливались антигерманские настроения в пользу Великобритании, так что на сопротивление норвежцев британскому вторжению рассчитывать не приходилось. ОКБ считало, что Британия может воспользоваться германским наступлением на запад как предлогом для оккупации Норвегии. Проект «Studie Nord» предполагал создание специальной группы в составе штаба ВВС под руководством одного из генералов люфтваффе для подготовки плана операции. ВМФ и сухопутные войска были обязаны обеспечить участие в группе своих представителей.
Во время рассмотрения проекта «Studie Nord» штабом ВМФ в присутствии Редера разгорелась жаркая дискуссия. Часть присутствующих не верила в неминуемость британской оккупации Норвегии. Было высказано мнение, что германское вторжение в Норвегию без предварительной британской акции стратегически и экономически опасно. В конце концов Редер согласился, что наилучшим решением является сохранение статус — кво, но приказал штабу ВМФ приступить к составлению дополнительного плана: ход войны непредсказуем, поэтому флот обязан учитывать возможность оккупации Норвегии и быть готовым к ней.
Между 14 и 19 января штаб ВМФ подготовил расширенную редакцию проекта «Studie Nord». Согласно этой редакции военно — морскому флоту поручалось поддержать, а при необходимости обеспечить высадку войск в главных норвежских портах от Осло до Тромсё. Жизненно важным условием успеха операции считалась внезапность; в этом случае не должно было возникнуть никаких серьезных препятствий во время морской фазы операции (или, как минимум, во время транспортировки войск). Штаб ВМФ считал норвежские сторожевики «не представляющими угрозы даже для одиночного германского легкого боевого корабля», поэтому в расчет следовало принимать только британские корабли, которые в тот момент могли патрулировать побережье Норвегии (возможно, один — два крейсера). Норвежские береговые укрепления, в мирное время не использовавшиеся, не могли оказать сильного сопротивления, однако было признано необходимым захватить их как можно раньше и оставить целыми и невредимыми, чтобы в дальнейшем иметь возможность отбивать британские контратаки.
По подсчетам штаба ВМФ в штурмовой отряд могли войти либо 22–я пехотная дивизия (воздушный десант), либо горнострелковая дивизия. Транспортировку войск могли обеспечить 7–я воздушная дивизия (воздушный десант и парашютисты) и корабли ВМФ. Первый вариант предусматривал доставку войск не по воздуху, а на торговых судах, замаскированных под угольщики. В случае успеха этот способ мог гарантировать внезапность, однако имел серьезные недостатки: большое количество судов нельзя собрать незаметно; такие суда медлительны и не имеют защиты; солдатам трудно остаться незамеченными, особенно в проливе Лидс, через который суда ведут поднимающиеся на борт норвежские лоцманы. Второй вариант, связанный с посылкой десантных кораблей, был лишен этих недостатков, но имел другие: количество таких кораблей было недостаточным для переправки больших частей и необходимого им снаряжения. Штаб ВМФ рекомендовал объединить два варианта: первую волну должны были составить боевые корабли, перевозящие штурмовой отряд, а вторую — торговые пароходы, перевозящие остальной десант, боеприпасы и оборудование.
Штаб ВМФ не сомневался, что Дания, Швеция и Советский Союз так или иначе проявят свое отношение к операции. Он рекомендовал создание военных баз в Дании (в частности, на северной оконечности полуострова
Ютландия), откуда можно будет осуществлять морской и воздушный контроль над проливом Скагеррак и перекрывать маршрут между Норвегией и Шетлендскими островами. На возможные возражения Советского Союза следовало ответить заверениями («не раскрывая подлинных намерений»), что северные норвежские порты будут оккупированы только на время ведения военных действий. На протесты Швеции следовало дать «совершенно ясный ответ, что прогерманский нейтралитет и полное выполнение взятых на себя обязательств по доставке грузов являются единственным способом сохранения ее независимости».
В первые недели января 1940 г. внимание Гитлера продолжало оставаться прикованным к плану наступления на запад, которое он собирался осуществить до конца месяца. Однако, поскольку прогнозы погоды на вторую половину января были неутешительными, 20 января Гитлер объявил, что операция, скорее всего, начнется не раньше марта. После этого появилась необходимость рассмотреть скандинавскую ситуацию в новом свете, поскольку задержка с наступлением могла дать союзникам время для вторжения на север.
23 января Гитлер приказал вынуть из — под сукна проект «Studie Nord». Создание рабочей группы в составе OKЛ было отменено, и вся дальнейшая работа над планом была поручена ОКВ. Этим приказом он убивал сразу двух зайцев: во — первых, подвел под проект более солидную базу, а во — вторых, показал пример соблюдения строжайшей секретности, поскольку месяц назад произошел инцидент, когда майор германских ВВС произвел вынужденную посадку на территории Бельгии, в результате чего некоторые планы вторжения на запад попали в руки союзников. 27 января в письме, адресованном главнокомандующим родами войск, Кейтель указал, что дальнейшая работа над проектом «Studie Nord» будет проводиться под непосредственным руководством Гитлера и в самой тесной связи с общей концепцией войны.
Кейтель будет осуществлять контроль над ходом работ, а рабочая группа, которая станет ядром будущего тактического штаба, будет сформирована в ОКБ. Командование каждого рода войск должно командировать в состав группы офицера, способного к операционной работе; при этом желательно, чтобы он имел соответствующую подготовку в области организации и материально — технического снабжения. Операция получила кодовое наименование «Везерюбунг».
Группа по планированию операции «Везерюбунг» собралась 5 февраля и получила статус специального отдела управления государственной обороны оперативного штаба ОКБ. Возглавил ее капитан Теодор Кранке, командир крейсера «Шеер». Впервые непосредственный контроль за планированием операции осуществляли не главнокомандующие родами войск, а личный штаб Гитлера, входивший в состав ОКБ. Этот шаг, оправданный с точки зрения характера планируемой операции, был проявлением недоверия главнокомандующим родами войск и их штабам и стал, как минимум, одной из причин острого недовольства руководства сухопутными войсками и ВВС, проявившегося несколько недель спустя.
Позже (особенно после неудачи контропераций союзников в Норвегии) широко распространилось мнение, что немцы составили планы и начали собирать секретную информацию заблаговременно (возможно, еще до объявления войны), однако это не соответствует истине. Группа Кранке начала работу, имея очень скромные исходные данные. У германских военных не было опыта планирования таких операций, а предварительная работа ОКВ и штаба ВМФ позволила очертить лишь общие направления планирования операции. Хотя в распоряжении группы были полезные (и, как выяснилось впоследствии, точные) данные разведки о состоянии норвежской армии и местах ее размещения, однако они не имели решающего значения. На первых порах информация для составления карт и описаний местности чаще всего заимствовалась из лоций, путеводителей, туристских проспектов и прочих открытых источников. Второй существенной трудностью была необходимость ограничить число сотрудников, посвященных в военную тайну. Тем не менее группа Кранке за три недели своего существования сумела составить вполне работоспособный план операции.
В отличие от предыдущих план Кранке был сосредоточен на технических и тактических аспектах предстоявшей операции. Как и предыдущий план штаба ВМФ, он был основан на разделении Норвегии на шесть стратегически важных районов:
1. Район вокруг фьорда Осло.
2. Узкая прибрежная полоса в Южной Норвегии от Лангесунна до Ставангера.
3. Берген и его окрестности.
4. Район Тронхейма.
5. Нарвик.
6. Тромсё и Финнмарк.
Взять под контроль эти относительно небольшие районы, в которых было сконцентрировано большинство норвежского населения, промышленности и торговли, означало взять под контроль всю страну. По этой причине группа Кранке предложила высадить войска одновременно в Осло, Кристиансанне, Арендале, Ставангере, Бергене, Тронхейме и Нарвике. Тромсё и Финнмарк не представляли для Германии непосредственного интереса и имели значение только как база для двух полевых аэродромов, расположенных вблизи Тромсё. Захват семи портов означал для норвежской армии потерю восьми из ее шестнадцати (по оценке) полков, почти всей артиллерии и полевых аэродромов.
Операцию должен был осуществить корпус, состоявший из 22–й пехотной дивизии (воздушный десант), 11–й мотострелковой бригады, горнострелковой дивизии и шести усиленных пехотных полков. Переброску войск должны были обеспечить быстроходные боевые корабли и 7–я воздушная дивизия. В первую волну должны были войти восемь транспортных групп и примерно пять батальонов парашютистов. Вторую волну, состоявшую из основных частей 22–й пехотной дивизии, самолеты 7–й воздушной дивизии должны были доставить в течение трех дней. Остальные части, вошедшие в третью и четвертую волну, должны были прибыть на пароходе примерно на пятый день. Согласно плану Кранке (за исключением частей, предназначенных для захвата Нарвика и Тронхейма, которые из — за удаленности нельзя было доставить на самолетах) половину военнослужащих должны были переправить в Норвегию по воздуху, а половину по морю. Кроме того, военно — воздушные силы должны были обеспечить поддержку операции бомбардировщиками и истребителями.
Группа Кранке считала, что оккупацию можно ограничить семью главными портами. Она не ожидала, что норвежская армия сможет или захочет оказать активное сопротивление, и думала, что после высадки позицию Германии можно будет укрепить с помощью дипломатических шагов. Норвежскому правительству пообещают «максимально возможную независимость» во внутренних делах. Норвежские вооруженные силы (за исключением частей, охраняющих границу с Финляндией) уменьшатся до кадровой численности, а приказы о мобилизации будут утверждаться германским командующим. Норвежские крепости и военные склады будут переданы немецким войскам.
Для обеспечения безопасности коммуникаций группа Кранке предложила потребовать от правительства Дании разрешения использовать военные аэродромы в Северной Ютландии под угрозой оккупации всего полуострова. Для сохранения нейтралитета Швеции и Советского Союза эти страны следовало заверить, что оккупация будет продолжаться только до конца войны и что Германия гарантирует сохранение Норвегии в ее прежних границах. Группа Кранке считала, что позднее нужно будет потребовать от Швеции право использовать железную дорогу Лулео — Нарвик для доставки армейских грузов в Нарвик.
Инцидент с «Альтмарком», случившийся в середине февраля, подтолкнул германское руководство к осознанию острой необходимости ускорения подготовки к операции «Везерюбунг». 14 февраля немецкий транспорт «Альтмарк», возвращавшийся в Германию с 300 пленными британскими торговыми моряками, захваченными в ходе рейда малогабаритного немецкого линкора «Граф Шпее»{5}, вошел в норвежские территориальные воды. Несмотря на сильные подозрения норвежского адмиралтейства, догадывавшегося о природе «груза» танкера, разрешение на проход судна было дано. Когда 16 февраля показались шесть британских эсминцев, «Альтмарк», эскортируемый двумя норвежскими торпедными катерами, укрылся во фьорде Ёссинг у Эгерсунна. Не обращая внимания на протесты норвежских военных моряков, британский эсминец «Коссак» вошел во фьорд, взял «Альтмарк» на абордаж и после короткой схватки освободил пленников.
Решительная акция «Коссака» убедила Гитлера, что британцы больше не собираются уважать норвежский нейтралитет, и 19 февраля он потребовал ускорить работу над составлением плана «Везерюбунг». По предложению Йодля он решил поручить эту операцию командиру корпуса и его штабу. Выбор пал на генерала от инфантерии Николауса фон Фалькенхорста, командира XXI корпуса, который обладал опытом ведения военных действий на территории Скандинавии, полученным в ходе германского вторжения в Финляндию в 1918 г. Во время разговора с Розенбергом, состоявшегося в тот же день, Гитлер решил, что от плана прихода к власти партии Квислинга следует отказаться. Он распорядился держать организацию Квислинга в резерве на случай, если британцы заставят Германию защищать свои торговые маршруты в Норвегии.
В полдень 21 февраля Фалькенхорст был представлен Гитлеру и получил приказ осуществить планирование, а в случае проведения операции принять на себя командование и осуществить захват Норвегии. План преследовал две цели: 1) опередить Британию, оккупировав важнейшие порты и районы страны, особенно рудный порт в Нарвике; 2) установить в стране твердый порядок, который сделал бы невозможным как сопротивление местного населения, так и его сотрудничество с Великобританией. На следующий день, когда Фалькенхорст ознакомился с планом Кранке и подготовил собственную предварительную оценку ситуации, Гитлер утвердил его назначение. 26 февраля группа сотрудников штаба XXI корпуса начала работу в Берлине.
Первое главное изменение касалось Дании. Штаб Фалькенхорста решил не полагаться на дипломатическое давление, которое было предусмотрено планом Кранке, а вместо этого предложил силовой захват полуострова Ютландия, за которым в случае враждебной позиции Дании должна была последовать операция против острова Зеландия (на котором расположена столица Дании Копенгаген). 28 февраля Фалькенхорст доложил об этом Кейтелю и попросил создать временный тактический штаб для составления плана операции против Дании, в которой должны были участвовать две дивизии.
В тот же день, 28 февраля, было сделано еще более важное изменение, которое сделало необходимым кардинальный пересмотр плана Кранке. Отвечая на вопрос о том, следует ли провести операцию «Везерюбунг» до или после наступления на запад (операции «Гельб» («Желтая»), план которой Гитлер утвердил два дня назад), Йодль предложил подготовить «Везерюбунг» таким образом, чтобы эту операцию можно было провести независимо от операции «Гельб» как по срокам, так и по задействованным силам. До тех пор все штабисты исходили из того, что операция «Везерюбунг» должна пройти либо до, либо после операции «Гельб», поскольку и для той и для другой требовались отряды парашютистов и транспортные самолеты 7–й воздушной дивизии. Теперь же ОКВ решило сократить участие парашютистов в «Везерюбунг» до четырех рот и отозвать один десантный полк 33–й пехотной дивизии. Эти изменения и все, что касалось Дании, Гитлер одобрил 29 февраля и выставил дополнительное требование — высадку войск у Копенгагена. Затем Гитлер, удовлетворенный планом военной операции, позвонил Розенбергу и сказал ему, что помощь Квислинга в любой форме германским войскам не потребуется.
1 марта в «Директиве по делу «Везерюбунг» Гитлер сформулировал главные требования к операции и приказал приступить к тактическому планированию. Стратегическими целями были предупреждение британской интервенции в Скандинавию и зону Балтийского моря, обеспечение сохранности источников поступления шведской железной руды и создание зарубежных военно — морских и военно — воздушных баз для атаки на Британские острова. Главной была идея «мирной» оккупации с целью обеспечения защиты нейтралитета Скандинавских стран с помощью военной силы. Численность и сила войск имели в этой кампании меньшее значение, чем дерзость и внезапность. План операции «Везерюбунг» должен был состоять из двух частей: «Везерюбунг — Норд» — высадки воздушного и морского десанта в Норвегии и «Везерюбунг — Зюд» — оккупации полуострова Ютландия и острова Фюн, высадки на острове Зеландия и создания там плацдарма, который впоследствии мог расшириться в случае сопротивления датчан. Фалькенхорст, назначенный ответственным за планирование и осуществление операции «Везерюбунг», как командующий группой XXI должен был подчиняться непосредственно Гитлеру{6}. Силы для участия в операции должно было выделить командование трех родов войск. Военно — воздушные части, принимавшие непосредственное участие в «Везерюбунг», должны были находиться под тактическим управлением группы XXI, а независимые воздушные и морские части — осуществлять тесное сотрудничество с командующим группой XXI.
Появление директивы фюрера тут же вызвало в сухопутных войсках и авиации бурю протестов и возражений. Приближалась Западная кампания, и никто не хотел отвлекать силы на вспомогательный театр военных действий. Армия не изменила отрицательного отношения к планируемой операции, высказанного Гальдером еще 5 октября 1939 г. Более того, теперь затронутыми оказались личные амбиции, поскольку ни ОКХ, ни OKЛ не имели прямого отношения к планированию операции «Везерюбунг». Гальдер записал в своем дневнике, что 2 марта 1940 г. Гитлер «не обменялся ни единым словом» о Норвегии с главнокомандующим сухопутными войсками. Кроме того, армия возражала против диспозиции частей, составленной ОКВ самостоятельно. Командование ВВС выразило протест против подчинения частей люфтваффе группе XXI и 4 марта добилось от Гитлера решения, что все воздушные части будут сведены в X воздушный корпус, который станет отдавать им приказы, «основанные на требованиях группы XXI», через OKЛ. Кроме того, командование ВВС не хотело отпускать 22–ю пехотную дивизию и считало запрос на участие в операции 7–й воздушной дивизии и других летных частей чересчур завышенным.
В отличие от двух других штабов войск штаб ВМФ принял директиву фюрера с восторгом. На совещании 2 марта, посвященном обсуждению директивы, было решено, что отныне проблема перестает быть чисто военной и становится «первоочередным вопросом военной экономики и политики». Вернувшись к позиции, занятой в январе, штаб ВМФ сделал следующий вывод: отныне речь идет не просто об улучшении стратегической позиции Германии и получении частных военных преимуществ, не о взвешивании шансов за и против возможности осуществления операции «Везерюбунг» и соблюдении при этом военной щепетильности, но о том, что вооруженные силы обязаны молниеносно приспосабливаться к изменениям политической ситуации.
Штаб ВМФ рекомендовал поставить Гитлера в известность о трудностях, стоявших на пути успешного осуществления операции «Везерюбунг», и о решимости ВМФ «забыть о щепетильности и сплоченными силами преодолеть все препятствия».
3 марта Гитлер потребовал «форсировать» подготовку операции «Везерюбунг». Он считал, что в Норвегии следует действовать быстро и напористо, и запретил командованию родов войск тянуть время. Фюрер хотел, чтобы подразделения, принимающие участие в «Везерюбунг», собрались к 10 марта и были готовы начать операцию к 13 марта. Высадка в Северной Норвегии должна была состояться примерно 17 марта. Он решил провести операцию «Везерюбунг» до операции «Гельб» (наступления на запад), оставив между ними интервал в три дня.
Во второй половине дня 5 марта в рейхсканцелярию прибыли Фалькенхорст и его начальник штаба. Они представили Гитлеру и трем главнокомандующим родами войск новый отчет. Генерал — фельдмаршал Герман Геринг вышел из себя, заявил, что до сих пор его держали в неведении, и презрительно назвал планируемую операцию никчемной. Когда Геринг немного успокоился, Гитлер объяснил, что в ближайшем будущем он ожидает интервенции союзников в Скандинавию под личиной помощи Финляндии. Фюрер снова потребовал ускорения работы над «Везерюбунг».
Когда через два дня Фалькенхорст явился в Каринхалль на личный прием к Герингу, чтобы успокоить его оскорбленное самолюбие, план «Везерюбунг» начал обретать конкретную форму. 7 марта Гитлер подписал директиву, согласно которой операцию в Норвегии должны были осуществить 3–я горнострелковая, 69–я, 163–я, 196–я и 181–я пехотные дивизии, а также 11–я мотострелковая бригада, а операцию в Дании–170–я, 198–я и 214–я пехотные дивизии. Эту диспозицию он назвал окончательной и не подлежащей изменениям. Таким образом, операции «Везерюбунг» и «Гельб» были полностью отделены друг от друга. 7–я воздушная дивизия и 22–я пехотная дивизия были высвобождены для участия в операции «Гельб». Поэтому воздушный и парашютный десант в тех масштабах, которые были определены планом Кранке, стал невозможным.
После 5 марта главным для высшего командования в операции «Везерюбунг» стал фактор времени. На совещании у Гитлера 9 марта Редер заявил, что необходимо провести операцию как можно скорее. Он указал, что у Британии есть возможность оккупировать Норвегию и Швецию под предлогом посылки войск на помощь финнам. Результатом такой оккупации стала бы потеря шведской железной руды, что могло бы иметь для Германии катастрофические последствия. Он назвал операцию «Везерюбунг» противоречащей всем принципам морской войны, поскольку Германия не только не имела преимущества на море, но и должна была бы отказаться от этого плана, учитывая подавляющее численное превосходство британского ВМФ{7}. И все же он предсказывал успех, если удастся достичь внезапности.
12 марта, когда новость о прогрессе на советско — финских мирных переговорах заставила союзников спешно предложить Финляндии помощь, Гитлер приказал ускорить подготовку «Везерюбунг», велев группе XXI включить в ее расчеты проведение экстренной операции. 4 марта ВМФ отменил все остальные морские действия и начал держать подводные лодки на базе, готовя их участие в операции «Везерюбунг». 11 марта подводные лодки дальнего радиуса действия были направлены к главным портам на побережье Норвегии, где они должны были либо вступить в бой с силами вторжения союзников, либо, в зависимости от обстоятельств, поддержать «Везерюбунг».
Мирный договор между Россией и Финляндией, подписанный в Москве ночью 12 марта, создал совершенно новую ситуацию. Было замечено, что 13 марта британские подводные лодки сконцентрировались у пролива Скагеррак. Послание по радио с приказом грузить транспорты, перехваченное немцами 14 марта, указывало на то, что союзники готовятся к проведению операции; однако второе послание, перехваченное 15 марта и содержавшее приказ подводным лодкам рассредоточиться, свидетельствовало, что мирный договор сорвал план союзников. Что же касается германской стороны, то лед на Балтийском море помешал сбору и загрузке боевых кораблей и транспортов, которые должны были принять участие в «Везерюбунг». Мирный договор лишил и немцев, и союзников возможности оправдать вторжение в Норвегию в глазах мирового сообщества; 13 марта Гитлер приказал продолжать планирование операции «без крайней спешки, но так, чтобы это не грозило секретности».
ОКБ сделало вывод, что с исчезновением повода союзники на некоторое время воздержатся от наступательных действий в Норвегии. Гитлер готов был с этим согласиться, но считал, что британцы не откажутся от своей стратегической цели отрезать Германию от импорта железной руды, а потому начнут вторгаться в территориальные воды Норвегии. Он полагал, что позже союзники все же смогут оккупировать норвежские базы и порты. По его мнению, Скандинавия стала сферой жизненных интересов обеих воюющих сторон и будет оставаться «постоянным источником беспокойства»; поэтому фюрер считал, что операция «Везерюбунг» по — прежнему необходима, и подтвердил свое намерение провести эту акцию за несколько дней до операции «Гельб».
Йодль и Редер полностью согласились с мнением Гитлера, однако в узком кругу офицеров, имевших отношение к операции «Везерюбунг», возникли сомнения. Заместитель Йодля высказал мнение, что, поскольку операция «Гельб» надолго свяжет британские и французские сухопутные войска и военно — воздушные силы, от операции «Везерюбунг» можно отказаться. Видимо, те же мысли начали бродить в голове штабистов Фалькенхорста. Йодль жаловался, что три начальника штаба Фалькенхорста (Кранке и представитель ВВС в группе Кранке отвечали за связь с ВМФ и люфтваффе соответственно) начали заниматься вопросами, которые не имеют к ним никакого отношения, и что Кранке видит в плане операции «Везерюбунг» больше минусов, чем плюсов.
Похоже, что даже Гитлер, несмотря на свою одержимость, предпочитал на время отложить операцию. Но пришла пора принимать решение. ВМФ считал, что операцию нужно провести как можно раньше, потому что из — за «Везерюбунг» были остановлены все остальные морские операции, а также и потому, что после 15 апреля ночи в северных широтах становятся слишком короткими, чтобы обеспечить кораблям хорошее прикрытие. Во время доклада Гитлеру 26 марта Редер заявил, что, хотя высадка британских войск в Норвегии в ближайшее время не состоится, он считает, что рано или поздно Германии все же придется осуществить эту операцию, и поэтому советует сделать это как можно раньше. Гитлер согласился и пообещал назвать дату примерно в новолуние, которое начнется 7 апреля.
1 апреля Гитлер провел детальное рассмотрение плана «Везерюбунг». Выслушав доклады Фалькенхорста, старших офицеров ВМФ и ВВС, а также командиров сухопутных частей, он одобрил план и завершил совещание кратким напутствием. Фюрер сказал офицерам, что в последние дни перед оккупацией испытывал самое сильное нервное напряжение в жизни, но уверен в победе, ибо история войн учит, что хорошо и тщательно подготовленные операции обычно бывают успешными и проходят с относительно малыми потерями. Британцы пытаются лишить Германию источников сырья, перерезая морские маршруты вдоль норвежского побережья, а впоследствии собираются играть в Скандинавии роль «полицейского» и оккупировать Норвегию. Он не станет терпеть это ни при каких обстоятельствах. Для Германии настало время обезопасить свое место в мире и не позволять новым поколениям подвергаться британскому нажиму. Речь идет о судьбе немецкого народа, а он не тот человек, который станет избегать необходимых решений или битв.
На следующий день, 2 апреля, получив заверения главнокомандующего ОКВ, главнокомандующих ВВС и ВМФ, что условия для полетов удовлетворительны, а лед не помешает передвижению флота по Балтийскому морю, Гитлер определил, что операция «Везерюбунг» начнется 9 апреля в 5.15 утра.
Из документа о «широкой стратегической политике», составленного союзным штабом в апреле 1939 г., явствует, что на первом этапе войны с Германией экономическая война была единственным эффективным наступательным оружием в руках союзников. В этом свете и с учетом опыта Первой мировой войны по блокированию Германии Норвегия стала представлять для союзников особую важность сразу после начала военных действий. До середины сентября 1939 г. британское правительство сделало первую попытку добиться от Норвегии «благожелательной трактовки» ее нейтралитета. Уинстон Черчилль, первый лорд адмиралтейства (военно — морской министр), уже тогда был склонен к более решительным действиям. 12 сентября он представил на рассмотрение план «Катрин», предусматривавший направление боевых кораблей через проливы в Балтийское море для контроля над данными водами и прекращения перевозки шведской железной руды, но, поскольку это требовало значительной переделки нескольких линкоров для усиления их защиты от бомбежки с воздуха, тогда его план был отвергнут. В конце месяца Черчилль предложил заминировать норвежские территориальные воды, чтобы перерезать маршрут перевозки руды из Нарвика. В декабре он вновь попытался получить согласие на минирование пролива Лидс, но не смог добиться принятия соответствующего решения.
В первые месяцы войны в лагере союзников существовала уверенность в том, что слабостью Германии является отсутствие стратегически важных полезных ископаемых, поэтому вопрос о Норвегии и шведской железной руде занимал очень большое место в планах союзников. В конце ноября британское министерство экономической войны выразило мнение, что Германия, будучи отрезанной от шведской руды, не сможет продолжать войну дольше двенадцати месяцев, а исчезновение товаров, поступающих через Нарвик, вызовет «острый промышленный кризис». С другой стороны, адмирал Редер считал, что Германия сможет пережить потерю от 2,5 до 3,5 миллиона тонн железной руды в год, поступавшей через Нарвик, и что, если накапливать руду в Швеции зимой, а перевозить ее во время летней навигации, это уменьшит потери примерно до 1 миллиона тонн. В результате планы союзников строились на решающем значении для Германии поставок шведской железной руды, однако при этом часто не осознавались трудности защиты и сохранения Нарвика и рудников района Кируна — Елливаре одновременно от решительных германских контрмер, которые такой шаг, несомненно, вызвал бы.
В конце ноября нападение Советского Союза на Финляндию предоставило союзникам новые возможности, возбудив у них надежду на то, что Скандинавские страны из солидарности с Финляндией и как члены Лиги Наций могут пропустить через свою территорию союзные войска, отправленные на помощь финнам. Это почти автоматически привело бы к оккупации Нарвика и района Кируна — Елливаре, поскольку самым прямым маршрутом в Финляндию была железная дорога Нарвик — Лулео. Французское правительство даже вынашивало замыслы создать в Скандинавии главный театр военных действий с целью предотвратить бои на франко — германской границе. Однако когда 19 декабря французский премьер Эдуард Даладье предложил послать экспедиционный корпус в Финляндию, он столкнулся с сопротивлением британцев, которые боялись, что это приведет к разрыву отношений с Советским Союзом.
Когда после первых успехов финнов стало ясно, что Красная армия будет слабым противником, это подогрело французский энтузиазм в отношении второго фронта. После просьбы маршала Маннергейма о помощи, последовавшей 29 января, верховный военный совет союзников решил в середине марта послать в Финляндию экспедиционный корпус. Французы хотели блокировать Мурманск, высадить десант в районе Печенги и говорили об одновременных операциях на Кавказе в дополнение к оккупации частей Норвегии и Швеции. Но в результате был принят более скромный британский план, внешней целью которого была отправка частей на финский фронт, однако основной упор делался на операции в Северной Норвегии и Швеции. Главные силы должны были высадиться в Нарвике и наступать вдоль железной дороги до ее конечного восточного пункта в Лулео, попутно оккупировав Кируну и Елливаре. К концу апреля две бригады союзников должны были разместиться вдоль этой линии. Третьей бригаде союзников предстояло воевать в Финляндии. Дополнительные силы в составе пяти британских территориальных батальонов должны были оккупировать Тронхейм, Берген и Ставангер, чтобы обеспечить оборону Южной Норвегии. Ставангер следовало удерживать только до тех пор, пока не будет уничтожен тамошний военный аэродром; главной базой на юге и портом высадки союзных войск для защиты Южной и Центральной Швеции от ожидавшихся германских контратак должен был стать Тронхейм. В конечном счете британцы собирались командировать в состав экспедиционного корпуса 100 000 солдат, а французы — 50 000.
Однако союзники слишком долго раскачивались; массированное советское наступление, предпринятое в феврале, быстро истощило силы финнов. Осуществление плана союзников зависело от желания норвежского и шведского правительств пропустить через свою территорию союзные войска. Однако просьба финнов сделать это была отвергнута 27 февраля, а на аналогичную совместную просьбу британского и французского правительств отказ последовал 3 марта. Тогда финны решили начать мирные переговоры. 9 марта финским послам в Париже и Лондоне было сказано, что, если финны обратятся за помощью, союзники сделают это как можно скорее. Союзники обещали через две недели доставить сотню бомбардировщиков, но присылка солдат по — прежнему зависела от позиции Швеции и Норвегии. В тот же день, 9 марта, маршал Маннергейм, который счел предложение союзников слишком неопределенным, дал своему правительству категорический совет заключить мир.
В последнюю минуту, 12 марта, все еще надеясь получить от финнов просьбу о помощи, союзники решили по предложению Франции осуществить «полумирное» вторжение в Скандинавию. Решив, что недавние дипломатические ответы норвежского и шведского правительств противоречат мнению общественности этих стран, они предложили «проверить прочность норвежских берегов». Высадку предполагалось произвести в Нарвике; в случае успеха за ней последовала бы высадка в Тронхейме. Части, предназначенные для оккупации Бергена и Ставангера, должны были оставаться в боевой готовности. Целью высадки было овладение Нарвиком, железной дорогой и шведскими рудниками; но высадка и вторжение в Норвегию и Швецию могли быть осуществлены только при отсутствии серьезного сопротивления. Части не должны были пробиваться через Норвегию и Швецию с боями и имели право применять силу «только в крайнем случае, для самообороны». Договор, который Финляндия подписала в Москве ночью 12 марта, поставил крест на надеждах союзников. Части, к тому времени собранные в Англии, были переведены в другие подразделения.
21 марта Поль Рейно, ставший главой французского правительства, призвал к более активному ведению войны, и неделю спустя на совещании верховного военного совета вновь состоялось обсуждение скандинавского вопроса. Новая инициатива союзников заключалась в проведении двух самостоятельных, но взаимосвязанных операций: «Уилфред» и «План R–4». Первая предусматривала создание двух минных полей в норвежских водах (первого — в окрестностях Вест — фьорда, к северу от Будё, второго — между Олесунном и Бергеном и ложного третьего — у Молде). О минировании следовало за несколько дней сообщить в нотах, направленных правительствам Норвегии и Швеции и содержащих протест против неспособности этих стран защитить свой нейтралитет. Расчет был на то, что осуществление плана «Уилфред» спровоцирует противодействие Германии. «План R–4» следовало привести в исполнение, когда немцы высадятся в Норвегии «или станет ясно, что они собираются это сделать». Его главными целями были Нарвик и железная дорога до шведской границы. Порт должна была оккупировать одна пехотная бригада и противовоздушная батарея общей численностью до 18 000 человек. Один батальон в транспорте, эскортируемом двумя крейсерами, должен был приплыть через несколько часов после установки мин. Пять батальонов должны были оккупировать Тронхейм и Берген и совершить рейд на Ставангер, чтобы уничтожить военный аэродром Сола. Батальоны в Тронхейме и Бергене в случае успеха наступления могли получить подкрепление из Ставангера, а в противном случае должны были рассчитывать только на свои силы. Успех плана зависел главным образом от того, станет ли Норвегия оказывать сопротивление; как ни странно, возможность решительных ответных мер со стороны Германии не принимал в расчет практически никто.
Сначала осуществление планов «Уилфред» и «R–4» было связано с операцией «Royal Marine» («Королевская морская пехота»). Британцы предложили сбросить в Рейн плавучие мины, однако французы отвергли его под тем предлогом, что это спровоцирует немцев на бомбежку французских заводов. Исполнение плана «Уилфред» было назначено на 4 апреля, но к нему не приступали, пока британское правительство не согласилось вести операции в Норвегии независимо от плана «Royal Marine». В результате мины начали устанавливать лишь утром 8 апреля, когда германские корабли, принимавшие участие в операции «Везерюбунг», уже достигли побережья Норвегии. Когда утром 8 апреля стало известно, что германский флот, самолеты которого были замечены накануне, находится в море вблизи Норвегии, минные заградители были отозваны, от «Плана R–4» пришлось отказаться, а британский флот получил приказ выйти в море и попытаться перехватить германские военные корабли.
Поскольку британское превосходство на море делало операцию рискованной, главной задачей германских штабистов, планировавших оккупацию Норвегии, была разработка схемы, учитывавшей специфику норвежской географии. Планирование с самого начала было основано на одной главной особенности страны, а именно на том, что население и экономика были сконцентрированы на побережье и в узких долинах, шедших от побережья в глубь материка, а также на том, что места обитания не смыкаются, но относительно изолированы друг от друга. Самыми крупными из них были агломерации вокруг Осло, Бергена и Тронхейма.
Важнейшей из них являлась агломерация Осло. Осло был не только столицей и крупнейшим городом страны, но и находился в самом сердце промышленного и сельскохозяйственного региона, являлся узлом железных дорог, веером расходившихся к Тронхейму, Ондалснесу, Бергену и городам южного побережья. Расположение в юго — восточном углу страны, на берегу узкого пролива Скагеррак, делало Осло легкодоступным со стороны контролируемого немцами Балтийского моря, но недоступным для британского ВМФ. К югу от него находился датский полуостров Ютландия, являвшийся для Германии настоящим мостом к Осло и южному побережью Норвегии{8}. Берген, второй по величине город страны, имел большое стратегическое значение из — за близости к Британским островам. Тронхейм, средневековая столица Норвегии, был вторым после Осло центром экономической деятельности. Он занимал центральное положение на морских и сухопутных торговых путях между югом и арктическими регионами страны. Немцы считали Тронхейм необходимым трамплином к Нарвику и самым подходящим из норвежских атлантических портов для организации военно — морской базы. Кроме того, важными портами были Тромсё, Ставангер, Кристиансанн, Хёугесунн, а также (по крайней мере, в военном отношении) Будё, Намсус и Ондалснес. Два из них играли важную роль в германских планах: Ставангер, имевший военно — воздушную базу, и Кристиансанн, занимавший стратегическое положение на южном побережье Норвегии. Ограниченные возможности ВМФ по транспортировке войск заставили штабистов тщательно взвесить все за и против и отказаться от оккупации остальных портов, хотя это было рискованно.
Удаленность и изолированность главных норвежских центров были не случайными, а диктовались особенностями рельефа. Города располагались в нескольких относительно низких и плодородных долинах страны, половину территории которой занимали возвышенности высотой более 600 метров над уровнем уровня и горы, круто обрывавшиеся к морю на всем побережье. Внутренние коммуникации были развиты слабо из — за дороговизны постройки шоссе и железных дорог, требовавшей сооружения сотен тоннелей и мостов. Поэтому самыми доступными и распространенными были морские сообщения.
Немцы быстро поняли, что самым лучшим тактическим решением является штурм и захват как можно большего количества центров, связь между которыми можно будет наладить позже. Правильность этого плана подтверждалась хорошим знанием мест дислокации и условий, в которых находилась норвежская армия. Эта армия, на которую много лет не обращали никакого внимания, переживала глубокий кризис и в мирное время насчитывала 19 000 человек, что составляло одну пятую ее численности в военное время. Места дислокации ее шести дивизий (в мирное время — бригад) были следующие: 1–я дивизия — Хальден, 2–я дивизия — Осло, 3–я дивизия — Кристиансанн, 4–я дивизия — Берген, 5–я дивизия — Тронхейм, 6–я дивизия — Харстад (на севере, напротив Нарвика). Если бы Осло, Кристиансанн, Берген и Тронхейм удалось занять одновременно, это означало бы, что пять из шести норвежских дивизий были бы разбиты сразу или понесли бы тяжелые потери.
Морская часть операции «Везерюбунг» была очень рискованной, поскольку германский ВМФ даже в случае привлечения всех доступных кораблей не мог тягаться с британским. Если бы британцы напали на германские корабли в открытом море, это означало бы не только провал операции, но и уничтожение всех военно — морских сил Германии. Отсюда с самого начала следовало, что успех определяется фактором внезапности. А для внезапности требуются скорость и точный выбор времени. Именно поэтому было решено доставить в Норвегию штурмовые отряды на боевых кораблях.
Для выполнения операции был создан так называемый стратегический эшелон, состоявший из 11 групп.
Группа 1 (Нарвик): малогабаритные линкоры «Шарнхорст» и «Гнейзенау» с 10 эсминцами (2000 человек).
Группа 2 (Тронхейм): крейсер «Хиппер» и 4 эсминца (1700 человек).
Группа 3 (Берген): крейсеры «Кельн» и «Кенигсберг», корабли сопровождения «Бремсе» и «Карл Петере», 3 торпедных катера, 5 моторных торпедных катеров (1900 человек).
Группа 4 (Криетнансанн — Арендаль): крейсер «Карлсруэ», специальный корабль сопровождения «Цингтау», 3 торпедных катера и 7 моторных торпедных катеров (1100 человек).
Группа 5 (Осло): крейсеры «Блюхер», «Лютцов», «Эмден», 3 торпедных катера, 2 вооруженных китобоя и 8 минных тральщиков (2000 человек).
Группа 6 (Эгерсунн): 4 минных тральщика (150 человек).
Группа 7 (Корсёр и Нюборг): (1990 человек).
Группа 8 (Копенгаген): (1000 человек).
Группа 9 (Миддельфарт): (400 человек).
Группа 10 (Эсбьерг): (без людей).
Группа 11 (Тюборён): (без людей).
Группы 7—11 состояли из старого линкора времен Первой мировой войны «Шлезвиг — Гольштейн» (посланного для артиллерийской поддержки высадки в Корсёре) и сборной флотилии из минных тральщиков, противолодочных кораблей, торговых судов, буксиров и сторожевых катеров.
Группы 1 и 2 должны были следовать вместе до окрестностей Тронхейма. На эскортировавших их «Шарнхорсте» и «Гнейзенау» солдат не было. Группа 2 должна была маневрировать в море до получения сигнала, а группа 1 — продолжать движение на север, к Нарвику. После прохождения широты Тронхейма «Гнейзенау» и «Шарнхорст» должны были взять курс на северо — запад, удалиться от побережья и отвлечь на себя британские боевые корабли, находившиеся в этом районе. «Лютцов» сначала был включен в группу 2; после высадки десанта у Тронхейма ему было приказано выйти в Атлантический океан и осуществить рейд, но обнаруженные в последнюю минуту неполадки двигателя заставили придать этот крейсер группе 5, целью которой являлся Осло.
Военные корабли не могли доставить артиллерию и большое количество боеприпасов, а эсминцы во время долгого плавания к Нарвику и Тронхейму истощили бы запасы топлива. Для решения этих проблем и с учетом того, что после начала операции британцы будут перехватывать все корабли, идущие на север вдоль западного побережья Норвегии, было решено создать танкерную группу и транспортную группу снабжения. Входящие в них корабли, замаскированные под обычные торговые суда, должны были войти в норвежские порты до прибытия боевых кораблей. Танкерная группа состояла из восьми судов. Два из них должны были войти в Нарвик, один в Тронхейм до дня начала операции, а остальные — пришвартоваться в Осло, Бергене, Ставангере и Кристиансанне в день начала операции. Транспортная группа снабжения, перевозившая тяжелое оборудование и боеприпасы, состояла из семи судов, три из которых были предназначены для Нарвика, три для Тронхейма и один для Ставангера.
Группа Кранке предлагала, чтобы торговые суда вышли в море после боевых кораблей и достигли мест назначения примерно через пять дней после высадки войск. Но в группе XXI поняли, что после начала операции ни одно немецкое судно не сможет добраться до порта на западном побережье Норвегии, и вернулись к идее ввода торговых судов в норвежские порты до дня «X», которую штаб ВМФ во время разработки «Studie Nord» отверг как слишком опасную. ВМФ выразил протест, считая, что такой способ ставит под угрозу секретность операции. ОКБ учло возражения моряков и распорядилось, чтобы ни одно судно из состава транспортной и танкерной групп не вышло в море раньше чем за шесть дней до начала операции. Однако опасность утечки информации сохранялась, а в результате задержки большинству судов не хватило времени на то, чтобы добраться до пункта назначения.
Главные силы и снаряжение должны были доставить восемь морских транспортных групп. 1–я морская транспортная группа, которая должна была достичь порта в день «X», состояла из 12 судов, отправлявшихся в Осло, Кристиансанн, Берген и Ставангер. Все последующие группы должны были разгрузиться в Осло. 1–я морская транспортная группа также вызывала у командования флота дурные предчувствия, поскольку ее суда, которым предстояло выйти в море до стратегического эшелона, имела на борту солдат в военной форме. Для сохранения секретности 1–я морская транспортная группа получила кодовое наименование Восточно — Прусская группа, а капитанам кораблей дали приказ следовать в Восточную Пруссию — якобы для того, чтобы уменьшить нагрузку на железнодорожный транспорт. Приказ о настоящем месте назначения они получили только после выхода в море. 2–я морская транспортная группа (11 судов) и 3–я (13 судов) должны были выгрузиться в Осло через два и шесть дней после дня «X» соответственно. Группы с 4–й по 8–ю — через восемь — двенадцать дней; при этом планировалось использовать суда первых трех групп, успевшие вернуться в Германию.
Редер считал, что самой опасной частью операции для ВМФ является возвращение боевых кораблей. Он был уверен, что в случае внезапности высадка пройдет успешно, но считал, что потом корабли, находящиеся у северного и западного побережья Норвегии, подвергнутся атаке превосходящих британских сил. Редер хотел, чтобы корабли нарвикской и тронхеймской групп как можно скорее присоединились к «Шарнхорсту» и «Гнейзенау» и совершили совместный прорыв к своим базам, в то время как корабли, находившиеся в Бергене и к югу от него, должны были возвращаться самостоятельно, как можно дольше держась под защитой берега. Это намерение встретило сопротивление Гитлера, ОКВ и OKЛ, которые хотели, чтобы корабли остались в портах, особенно в Нарвике и Тронхейме, для артиллерийской поддержки, противовоздушной обороны и поддержания морального духа солдат. Напротив, Редер защищал точку зрения, согласно которой ни один эсминец, не говоря о крейсере, не мог быть оставлен в Нарвике и Тронхейме в то время, когда судьба Германии висела на волоске. Споры продолжались до 2 апреля, когда Гитлер заявил, что лично он не одобряет решение о немедленном отзыве кораблей, но не хочет слишком грубо вмешиваться в вопросы, которые имеют отношение исключительно к войне на море.
В случае возникновения непредвиденных обстоятельств в бой с вражескими кораблями должны были вступить только подводные лодки. Согласно плану операции «Хартмут» субмарины должны были обеспечить защиту надводным кораблям во время этапа транспортировки и держать оборону против кораблей противника во время захвата приморских плацдармов. В общей сложности у Нарвика, Тронхейма, Бергена, Ставангера, в районе Оркнейских и Шетлендских островов и к западу от Скагеррака должно было находиться 28 подводных лодок. Некоторые лодки, направленные к Нарвику и Тронхейму, покинули базу еще 11 марта. Основные силы вышли в море между 31 марта и 6 апреля.
Норвежская кампания, успех которой зависел от каждого из трех родов войск в равной степени, была первой совместной операцией германских вооруженных сил. Согласно «Директиве по делу «Везерюбунг» от 1 марта 1940 г. штаб группы XXI подчинялся непосредственно Гитлеру, действовал в рамках ОКБ и получал инструкции как от Гитлера, так и от ОКБ. Начальник оперативного штаба ОКБ генерал Йодль и его подчиненный, начальник отделения государственной обороны полковник Вальтер Варлимонт участвовали в планировании и осуществляли функции координаторов в тех случаях, когда группе XXI требовалась помощь со стороны того или иного рода войск.
Объединенное командование (по крайней мере, в том, что касалось ВВС и сухопутных войск) было запланировано с самого начала, но, когда после протеста ВВС за OKЛ было сохранено тактическое командование частями, принимавшими участие в операции «Везерюбунг», в ведении Фалькенхорста остались только сухопутные войска. OKЛ и ОКМ вели собственное планирование в сотрудничестве с группой XXI и осуществляли тактическое командование отдельными частями. Представители ВВС и ВМФ в группе Кранке по — прежнему входили в штаб группы XXI, где отвечали за связь со своими ведомствами. Командование воздушными частями было передано X воздушному корпусу под командованием генерал — лейтенанта Ханса Гайсслера. Что же касается флота, то командование им осуществлял штаб ВМФ с помощью групп, которые командовали морскими операциями, — группы «Вест» (Северное море и Атлантическое побережье Норвегии) и группы «Ост» (Балтийское море, Каттегат и Скагеррак).
Планирование и управление операциями в Дании были поручены штабу XXXI корпуса под командованием генерала от авиации Леонхарда Каупиша. XXXI корпус должен был непосредственно подчиняться группе XXI еще в течение трех дней после дня «X», после чего возвращался в подчинение ОКХ.
Для осуществления связи после высадки был создан так называемый «домашний» штаб «Норд». Этот штаб, в который входило по одному офицеру от каждого ведомства, был прикреплен к ОКВ, где функционировал как связующее звено между группой XXI и ОКВ. Его главной задачей сразу после высадки был надзор и регулирование действий морских транспортов в операции «Везерюбунг — Норд».
В ходе самой операции командование должно было быть тройным. Фалькенхорст командовал сухопутными войсками. Из уважения к его коллегам из ВВС и ВМФ он считался «первым среди равных», но не имел прямой власти над частями двух других родов войск. ВМФ назначил: адмирала, командующего в Норвегии и полномочного представителя главнокомандующего ВМФ со штаб — квартирой в Осло; адмирала южного побережья Норвегии в Кристиансанне, которому подчинялись коменданты портов Осло и Кристиансанн; адмирала западного побережья Норвегии в Бергене, которому подчинялись коменданты портов Ставангер, Берген, Тронхейм и Нарвик. X воздушный корпус осуществлял полное командование всеми воздушными операциями. В середине апреля генерал Гальдер записал в своем дневнике, что у Фалькенхорста не было власти ни над одним самолетом. В ходе кампании было создано командование военно — воздушного округа, а 12 апреля командование и воздушного корпуса, и командование военно — воздушного округа было поручено командующему 5–м воздушным флотом генерал — полковнику Эрхарду Мильху.
Тройное командование частично осуществлялось во время первоначальной высадки. В ходе транспортировки ВМФ командовал всеми морскими операциями, а ВВС — всеми воздушными. Для частичных изменений в плане нужно было получить согласие группы XXI. Во время высадки командование переходило к старшему офицеру сухопутных войск на каждом приморском плацдарме; если этот офицер требовал поддержки ВМФ и ВВС, его требования «учитывались по возможности». На каждом плацдарме командир сухопутных войск отвечал за наземные операции и безопасность; ВМФ назначал коменданта порта для командования обороной со стороны моря; в случае, если рядом находились летные части, за воздушную безопасность отвечал старший офицер ВВС. Один из троих (обычно старший в чине) назначался командующим всеми вооруженными силами. При крайней необходимости он имел право отдавать приказы частям всех трех родов войск, находившихся в данном районе, однако предполагалось, что в остальных случаях каждый получает приказы от своего командования.
Странности организации управления были частично вызваны ведомственной ревностью, однако их главной причиной являлось отсутствие у германских вооруженных сил опыта проведения совместных операций. ОКВ было создано не столько для командования, сколько для координирования, а Фалькенхорст ранее не имел опыта непосредственного командования воздушными или морскими операциями. В заключительном отчете об опыте кампании, составленном группой XXI, констатировалось, что практически безболезненное взаимодействие командиров и солдат трех родов войск нельзя объяснить хорошей организацией командования. Это скорее явилось достижением отдельных личностей, которые принимали участие в операции и сумели наладить тесное сотрудничество, компенсировавшее недостатки управления.
«Тактический приказ № 1 об оккупации Норвегии», основанный на директиве Гитлера от 1 марта, был подготовлен группой XXI 5 марта. Он был посвящен высадке и объединению приморских плацдармов. Рассматривались два варианта: 1) мирная оккупация; 2) силовая высадка и оккупация. В случае первого варианта норвежское правительство следовало со всем уважением уведомить о его внутреннем суверенитете, а с норвежскими военнослужащими обходиться тактично. В случае возникновения сопротивления высадка должна была осуществляться с помощью всех возможных способов, плацдармы следовало оборонять, а ближайшие казармы норвежской армии захватить. Задача полного уничтожения норвежской армии в тот момент не ставилась из — за размеров страны и особенностей рельефа, но считалось, что места, выбранные для высадки, включают в себя большинство городов, взятие которых сделает невозможным эффективное проведение мобилизации и сбора норвежских вооруженных сил и позволит контролировать страну в целом. Высадившиеся отряды должны были проводить операции против противника на материке только в том случае, если бы это можно было сделать без нанесения ущерба обороне плацдармов. Попытки союзников высадить десант следовало пресекать, однако при этом избегать ненужных потерь. В случае встречи с превосходящими силами германские части должны были отступать внутрь материка до тех пор, пока не появится возможность для контратаки.
Против шести норвежских дивизий должны были действовать 3–я горнострелковая дивизия (два пехотных полка), а также 69–я, 163–я, 181–я, 196–я и 214–я пехотные дивизии. 3–я горнострелковая дивизия имела некоторый опыт участия в Польской кампании, остальные были созданы заново. Кроме того, группа XXI имела четыре батареи 10–сантиметровых пушек, две батареи 15–сантиметровых, одну танковую роту с танками «Mark I» и «Mark II» (танк «Mark I» был вооружен двумя пулеметами, «Mark II» — 2–сантиметровой пушкой), две роты железнодорожных строителей и один батальон связи. Военно — воздушные силы предоставили для участия в операции три роты парашютистов и три батальона ПВО, которые находились под командованием X воздушного корпуса. По численности немецкие и норвежские дивизии были равны, но в большинстве случаев норвежские дивизии существовали только на бумаге.
Высадку предполагалось провести в Нарвике, Тронхейме, Бергене, Кристиансанне и Осло, а в Эгерсунн и Арендаль послать по одной роте десантников, чтобы захватить телеграф. Ставангер должен был брать воздушный десант. Размер первоначального морского десанта (8850 человек) определялся исходя из возможностей транспортировки, поскольку части следовало перевозить на быстроходных боевых кораблях. Никаких значительных подкреплений для защитников плацдармов не предусматривалось, пока не будет установлен сухопутный контакт с Осло, где должны были высадиться главные силы — 16 700 человек (в дополнение к 2000, высадившимся в день «X»), доставленные тремя транспортными эшелонами в течение первой недели; еще 40 000 должны были прибыть позже в ходе челночных рейсов. Еще 8000 солдат в течение трех дней доставлялись самолетами.
За первым мартовским тактическим приказом последовала серия подробных приказов для каждой части, принимавшей участие в высадке. Были разработаны отдельные планы по захвату береговых укреплений, поскольку считалось, что этот момент будет критическим для всей операции. На случай, если береговые батареи не удастся взять, были предусмотрены запасные места высадки. Дальнейший ход операции «Везерюбунг — Норд» после высадки был предусмотрен «Тактическим приказом № 2», подготовленным группой XXI 2 апреля.
В окончательном плане Осло должны были брать части 163–й пехотной дивизии, два батальона, прибывшие на военных кораблях, и два батальона, которые должны были прибыть по воздуху после того, как две роты парашютистов захватят аэродром Форнебу. Усиленный батальон 163–й дивизии должен был высадиться в Кристиансанне, а часть велосипедистов — взять Арендаль. После прибытия примерно в полдень дня «X» кораблей с еще двумя батальонами численность войск в Кристиансанне должна была достигнуть полка. После взятия Осло 163–я дивизия брала под охрану железнодорожную линию Осло — Берген до Хёнефосса и линию Осло — Крис — тиансанн до Конгсберга.
69–й пехотной дивизии предстояло оккупировать западное побережье Норвегии от Нордфьорда (160 километров севернее Бергена) до Эгерсунна. Два батальона должны были высадиться в Бергене, два следовало доставить в Ставангер (третий должен был прибыть в Ставангер по воздуху на следующий день после дня «X»), а часть велосипедистов — в Эгерсунн. Оставшиеся части 69–й дивизии должны были прибыть в Осло на второй и третий день после дня «X» и по железной дороге проследовать в Берген.
Тронхейм надлежало брать двум батальонам 138–го полка 3–й горнострелковой дивизии. Ее 139–й полк и штаб дивизии должны были высадиться в Нарвике и установить контроль за железной дорогой, идущей к шведской границе, а позже оккупировать Тромсё и Харстад, где была расквартирована норвежская 6–я дивизия. Сильный отряд следовало держать в готовности, чтобы оккупировать рудники в Кируне (Швеция). Батальоны в Тронхейме и части, которые должны были прибыть через Осло, следовало отправить в Нарвик, как только позволит обстановка.
196–я пехотная дивизия по прибытии в Осло на второй день после дня «X» должна была создать условия для прибытия по железной дороге в Тронхейм и Ондалснес, двумя полками взять и удержать Лиллехаммер, Хамар и Эльверум к северу от Осло. Третьему полку надлежало как можно более срочно проследовать по железной дороге в Ондалснес, в то время как два первых полка должны были освободиться на седьмой день после дня «X» и двинуться на север, к Тронхейму. Из Тронхейма один полк должен был наступать на север и занять Стейнхьер, Гронг, Намсус и Мушёэн. Дальнейшей задачей дивизии становилось удержание северо — западного побережья Норвегии от 66–й параллели (в окрестностях Мушёэна) до Олесунна и обеспечение безопасности этой части материка вплоть до шведской границы.
181–я пехотная дивизия, которой предстояло высадиться в Осло на шестой день после дня «X», должна была уничтожить норвежские части к востоку и юго — востоку от Осло и взять Фредрикстад, Сарпсборг и Хальден к юго — востоку от Осло. Один полк должен был сменить части 163–й дивизии, удерживающие район Хьеллер — Лиллестрём, а усиленному батальону предстояло осуществить наступление на Конгсвингер у шведской границы. После взятия линии Гломмен (укреплений, построенных норвежцами перед Первой мировой войной вдоль реки Гломма) дивизии предстояло отбивать возможные попытки вторжения шведской армии. Другой полк должен был сменить части 196–й дивизии в районе Лиллехаммер — Хамар — Эльверум.
214–я пехотная дивизия должна была прибыть в Осло на восьмой день после дня «X». В ее задачу входило обеспечение безопасности юго — западного побережья от фьорда Бёмла (севернее Ставангера) до фьорда Сёнделед (северо — восточнее Арендаля). Основные силы дивизии должны были сконцентрироваться в районе Ставангера. 214–й дивизии предстояло сменить части 163–й дивизии в Кристиансанне и части 69–й дивизии в Ставангере.
По завершении операции предусматривалась следующая дислокация частей: 181–я дивизия — к востоку от Осло и в зоне вдоль шведской границы; 163–я дивизия — в Осло и в зоне к западу от Осло, от устья Осло — фьорда до Хамара; 214–я дивизия удерживает район Ставангер– Кристиансанн — Арендаль; 69–я дивизия находится в Бергене; 196–я дивизия — в зоне Ондалснес — Тронхейм– Мушёэн; а 3–я горнострелковая дивизия обороняет район Нарвик — Тромсё.
20 марта группа XXI подготовила «Тактический приказ № 1 об оккупации Дании», а план «Везерюбунг — Зюд» был детально отражен в приказе по корпусу № 3, который XXXI корпус закончил 21 марта. XXXI корпус, созданный для захвата идеально ровной Дании с помощью мобильных отрядов, должен был состоять из 170–й (один полк на грузовиках) и 198–й пехотных дивизий, 11–й мотострелковой бригады (с танками «Mark I» и «Mark II»), трех батальонов мотопехоты с пулеметами, двух тяжелых батарей (10–сантиметровых орудий), двух танковых рот («Mark I» и «Mark II») и трех бронепоездов. Военно — воздушные силы выделили роту парашютистов, роту мотопехоты из полка «Генерал Геринг» и два батальона ПВО.
170–я дивизия и 11–я мотострелковая бригада должны были от датско — германской границы наступать на север полуострова Ютландия. Главной целью операции в Ютландии (и фактически главной целью операции «Везерюбунг — Зюд») был Ольборг, расположенный на северной оконечности полуострова. Его два аэродрома предстояло взять через два часа после часа «X» взводу парашютистов и воздушно — десантному батальону. 11–я мотострелковая бригада, поддержанная на левом фланге полком мотопехоты 170–й дивизии, должна была быстро продвинуться вдоль западной части полуострова и достичь Ольборга в день «X». Оставшимся полкам 170–й дивизии предстояло подавить всякое сопротивление, которое могло последовать у границы или на юге полуострова и достичь Ольборга, Фредериксхавна и Скагена на первый или второй день после дня «X». Три усиленные роты 170–й дивизии следовало доставить по морю из Киля в Миддельфарт и высадить в час «X» для обороны моста через пролив Малый Бельт. Затем им предстояло продвигаться через остров Фюн к Нюборгу. На западном побережье Ютландии легкие морские части должны были пристать в Эсбьерге и Тюборёне.
В задачу 198–й пехотной дивизии входила оккупация острова Зеландия. Один батальон должен был высадиться в Копенгагене, а штаб дивизии и усиленный батальон — в Корсёре на западном берегу Зеландии, после чего наступать по суше на Копенгаген; одной роте предстояло высадиться в Нюборге и блокировать переправу через пролив Большой Бельт. Батальон с бронепоездом, перевезенный на железнодорожном пароме через Варнемюнде, должен был высадиться в Гедсере и наступать в северном направлении на Копенгаген через Фальстер по мосту в Вордингборге, который предварительно должна была взять рота парашютистов (без одного взвода).
X воздушный корпус, который действовал против британских торговых судов и боевых кораблей, для операции «Везерюбунг» был усилен несколькими воздушными частями. Его главную силу составляли 4–я, 26–я и 30–я бомбардировочные эскадры{9}. 26–й бомбардировочной эскадре была придана одна группа из 100–й бомбардировочной эскадры. К 30–й бомбардировочной эскадре были прикреплены одна группа пикирующих бомбардировщиков, две группы двухмоторных истребителей, одна группа одномоторных истребителей, одна группа береговой разведки и одна группа морской поддержки, а также две эскадрильи дальней разведки. В транспортную часть корпуса «Суша» входили семь групп трех — и четырехмоторных транспортных самолетов и 1–я специальная транспортная эскадра для воздушно — десантных и парашютных операций. В транспортную часть «Море» входили 108–я специальная транспортная эскадра (самолеты — амфибии) и три корабля, обеспечивающие безопасность полетов. Количество самолетов разных типов, принимавших участие в операции, было примерно следующим:
В с е г о — 1000
Бомбардировщиков — 290
Пикирующих бомбардировщиков — 40
Одномоторных истребителей — 30
Двухмоторных истребителей — 70
Самолетов дальней разведки — 40
Самолетов береговой разведки — 30
Транспортных — 500
Тактический приказ для X воздушного корпуса на день «Везер» вместе с подробными приказами для подчиненных частей был подписан 20 марта. Главная ударная сила — одна эскадра и две группы (без двух эскадрилий) — должна была находиться на германских базах в полной боевой готовности для бомбежки британских боевых кораблей. Одна эскадрилья в день «X» должна была приземлиться в Ставангере и действовать там против британских ВМС. Оставшиеся бомбардировщики должны были проводить воздушные демонстрации над Норвегией и Данией. Двум группам надлежало устроить демонстрацию над
Осло (одна эскадрилья должна была приземлиться в Осло сразу после захвата аэродрома Форнебу и впоследствии поддерживать сухопутные войска), одной группе — в зоне Кристиансанн — Берген, одной эскадрилье — над Ставангером, одной группе — над Копенгагеном, и еще одна группа должна была поддерживать продвижение сухопутных войск по полуострову Ютландия. Группам, проводившим демонстрацию, следовало быть готовыми к поддержке высадки и при необходимости применить силу. Кроме того, их дополнительной целью было разбрасывание листовок и наблюдение за ходом наземных операций. Группа пикирующих бомбардировщиков в день «X» утром должна была отправить две эскадрильи в Ольборг, а во второй половине дня — одну эскадрилью в Ставангер. Они должны были действовать против британских ВМС. Одна группа двухмоторных истребителей (за исключением 15 самолетов) после поддержки операции воздушного десанта в Ольборге должна была сесть там и обеспечить защиту полетов транспортов между Ольборгом, Ставангером и Осло. Три звена по пять двухмоторных истребителей в каждом должны были поддерживать высадку в Осло, Ставангере и Копенгагене. Те, кому предстояло действовать в Осло и Ставангере, должны были приземлиться там; звено, которому предстояло действовать над Копенгагеном, должно было приземлиться в Ольборге. Еще одно звено двухмоторных истребителей должно было обеспечить прикрытие бомбардировщиков над Копенгагеном, а после поддержки операций 4–й бомбардировочной эскадры проследовать в Ольборг. Группа одномоторных истребителей должна была поддерживать взятие Эсбьерга сухопутными войсками и сесть либо в Эсбьерге, либо в Оксбёле, а впоследствии защищать западное побережье Дании. Пикирующие бомбардировщики и истребители, принимавшие участие в оккупации Ютландии, на следующий день после дня «X» планировалось перебросить в Норвегию.
Транспортная часть «Суша» должна была выделить семь групп для переправки войск в Осло, Ставангер и Ольборг и эскадру специального назначения для операций парашютистов и воздушного десанта. Транспортной части «Море» в день «X» следовало разместить корабли, обеспечивающие безопасность полетов, в Тронхейме и Бергене, а на следующий день начать переброску солдат и боеприпасов в Тронхейм и Нарвик. Две эскадрильи дальней разведки должны были начать разведывательные полеты над Северным морем за день до даты «X» (одна эскадрилья), а в день «X» наблюдать за ходом наземной операции. Группа береговой разведки и морской поддержки в день «X» была обязана отправить две эскадрильи в Тронхейм и одну в Берген, где им надлежало разведать обстановку над норвежским побережьем.
Для соблюдения секретности участие гражданских организаций в планировании операции «Везерюбунг» было запрещено; подготовку политических акций вело отделение государственной обороны оперативного штаба ОКВ, где экономические, административные и политические мероприятия были сформулированы заранее, чтобы в нужное время передать их соответствующим ведомствам для исполнения. Главная политическая цель заключалась в том, чтобы убедить норвежское и датское правительства не оказывать вооруженного сопротивления и смириться с германской оккупацией. Для получения молчаливого согласия данных правительств следовало пообещать им сохранение широкого внутреннего суверенитета и экономическую помощь. Их политический суверенитет в иностранных делах должен быть ограничен. Первоначальные требования не должны были выходить за границы того, что было необходимо для успеха операции, с целью облегчения восприятия случившегося; расчет был на то, что более жесткие требования можно будет без труда предъявить тогда, когда вермахт получит полный контроль над страной. Командиры частей, удерживающих приморские плацдармы, должны были пытаться достигнуть согласия с местными правительственными учреждениями еще до прибытия директив от центральных властей; в начале операции местное население и вооруженные силы следовало подвергнуть воздействию интенсивной пропагандистской кампании с помощью радио и листовок, рассчитанных на создание впечатления, что сопротивление германским войскам не соответствует интересам этих стран.
Чтобы защитить сухопутный фланг, следовало потребовать от Швеции соблюдения строгого нейтралитета и заверения, что шведские военные корабли во время германской операции не будут выходить за пределы трехмильной зоны в проливах Каттегат и Зунд и у своего южного побережья. Считалось, что последующие требования могут включать установление контроля над шведской заграничной кабельной связью и использование шведских железных дорог для перевозки германских войск и боеприпасов. Одно время адмирал Редер думал, что имеет смысл предложить Тромсё и северную оконечность Норвегии Советскому Союзу, но Гитлер не хотел, чтобы русские оказались так близко к немецким войскам.
Дипломатические шаги следовало предпринять одновременно с высадкой войск, чтобы сохранить элемент внезапности и оказать на правительства Дании и Норвегии максимально возможное давление. Приблизительно в 5.00 9 апреля доктор Курт Бройер и Сесиль фон Ренте — Финк, послы в Осло и Копенгагене, как полномочные представители германского рейха должны были информировать правительства этих стран о германских акциях и потребовать полного подчинения. В случае принятия условий полномочным представителям следовало продолжать держать правительства под наблюдением, а посты министров могли занять заместители. Поскольку Бройер и Ренте — Финк должны были получить уведомление о предстоящей операции только перед самым ее началом, генерал — майору Курту Химеру, начальнику штаба XXXI корпуса, и подполковнику Хартвигу Польману, офицеру штаба группы XXI, было поручено помочь им в качестве полномочных представителей вермахта. За два дня до операции Химеру и Польману следовало прибыть в Копенгаген и Осло в гражданской одежде; их форма должна была прибыть с курьером. Они должны были провести последнюю разведку на местности и в 23.00 8 апреля сообщить послам об их роли в предстоящей операции. Кроме того, они должны были иметь при себе условные радиокоды, с помощью которых группу XXI и десантные части можно было известить о решениях, принятых датским и норвежским правительствами. 3 апреля начальник штаба ОКВ генерал Кейтель информировал фон Риббентропа о том, что военная оккупация Дании и Норвегии давно готовилась по приказу Гитлера и что у ОКВ было достаточно времени для изучения всех вопросов, связанных с данной операцией. Поэтому министерству иностранных дел остается только одно: выполнять план, составленный ОКВ.
22 марта суда транспортной группы снабжения были нагружены и стояли в готовности в Гамбурге, а три судна, предназначенные для Нарвика, вышли в море за шесть дней до дня «X» (3 апреля), также как и первое судно танкерной группы. Группы военных кораблей, участвовавшие в оккупации Норвегии, загрузились в Везермюнде, Куксхафене, Свинемюнде и Вильгельмсхафене вечером, за три дня до дня «X». В полночь отошли от причала группы 1 и 2. К тому времени большинство кораблей 1–й морской транспортной группы, начавшей отчаливать еще в 4.00, были уже в море. Время, после которого операцию уже нельзя было отменить, наступило в 15.00, за три дня до дня «X».
Чем ближе становился день высадки, тем важнее и труднее было сохранять секретность, хотя круг лиц, знавших об операции, был сведен к минимуму. Была разработана тщательная система соблюдения секретности; передвижения частей были замаскированы под маневры; как обычно, подробности оставались неизвестными до самого последнего момента. Концентрация большого количества людей и кораблей в Балтийском и Северном морях представляла определенный риск, но самыми опасными были шесть дней, предшествовавшие высадке. Штаб ВМФ, который, как отмечалось выше, возражал против отправления транспортов до групп военных кораблей, считая, что только счастливое стечение обстоятельств поможет транспортам благополучно пройти устья проливов Каттегат и Скагеррак и при этом не насторожить противника.
Однако немцам везло. 2 апреля шведский посол в Берлине запросил германское министерство иностранных дел: верны ли слухи о том, что в порту Штеттин концентрируются войска и транспорты? В тот же день шведский военно — морской атташе доложил о том, что слышал, будто немцы готовятся к операции с целью предупредить высадку британцев в Норвегии. 4 апреля военный атташе Нидерландов получил информацию об операциях «Везерюбунг» и «Гельб» от антифашистски настроенного офицера немецкой разведки, работавшего в ОКВ. Эта информация была передана датскому и норвежскому послам, но датский военный атташе решил, что это намеренная дезинформация ОКВ, а на датское и норвежское правительства это сообщение не произвело должного впечатления. Министр иностранных дел Норвегии считал подобное нападение невозможным из — за превосходства Британии на море.
6 апреля весть о том, что немцы собираются 8–го числа высадить в Нарвике дивизию, переправляемую на десяти транспортах, через Копенгаген достигла Лондона, но там не поверили, что противник может ожидать высадки британских частей так далеко на севере. В Лондоне считали, что немцы могут в лучшем случае опередить их в Ставангере и устроить гонку за Берген или Тронхейм; поэтому сообщение сочли сомнительным и решили, что это очередной шаг в сфере психологической войны.
В Германии между 7 и 9 апреля все иностранные военные атташе были приглашены на осмотр Западного вала. Вечером 5 апреля Герман Геринг пригласил весь берлинский дипломатический корпус на премьеру документального фильма «Крещение огнем», в котором демонстрировались разрушения, нанесенные немецкими бомбардировками польским городам. В тот же вечер фильм был показан в германском посольстве в Осло.
Когда 8 апреля состоялось заседание датского кабинета министров, ситуация изменилась. Британские корабли минировали норвежские территориальные воды, а рано утром германские военные корабли прошли пролив Большой Бельт. Видимо, это убедило министров, что угроза направлена не на Данию. Во второй половине дня датский Генеральный штаб получил сообщение о том, что колонна немецких войск, растянувшаяся на 80–95 километров, находится на марше между Рендсбургом и Фленсбургом, расположенным у самой датской границы. Генеральный штаб хотел объявить мобилизацию, но кабинет министров, заседание которого продолжалось допоздна, под впечатлением того, что германские корабли миновали северную оконечность полуострова Ютландия, отказался принять такое решение. В 18.00 кабинет решил предпринять ограниченную акцию: объявить готовность номер один в Южной Ютландии, а в остальных частях — меньшую степень тревоги.
1 апреля норвежский посол в докладе правительству сообщил, что Германия может принять определенные меры по предотвращению перехвата британскими кораблями рудовозов, идущих из Нарвика, но он считал, что погрузка войск в Штеттине не имеет отношения к Норвегии. Докладывая об информации, полученной 4 апреля из голландского посольства, он указал, что целью германской операции может быть западное побережье Ютландии и создание там военно — воздушных и военно — морских баз. 7 апреля в Осло получили сведения о том, что ночью 5 апреля флотилия в составе 15–20 кораблей вышла из Штеттина и взяла курс на запад. Однако на это сообщение не обратили особого внимания; поскольку новых сведений не поступало, в Осло предположили, что корабли прошли через Кильский канал в Северное море. Рано утром 8 апреля норвежцы получили сообщение о британском минировании Вест — фьорда; в 7.00 британский и французский послы подтвердили этот факт официальными нотами. Затем поступили сообщения из Берлина и Копенгагена о том, что германские боевые корабли и транспорты всех классов вышли в море и взяли курс на север. В 14.00 британское адмиралтейство известило норвежского посла в Лондоне, что 7–го и рано утром 8 апреля в Северном море замечены германские корабли, плывущие в сторону норвежского побережья. Адмиралтейство считало, что их наиболее вероятной целью является Нарвик и что они достигнут места назначения незадолго до полуночи 8 апреля. Сообщение было получено в Осло в 19.00. Во второй половине дня судно «Рио — де — Жанейро», входившее в состав 1–й морской транспортной группы, затонуло в районе Лиллесанна; спасенные (многие из которых были в форме) говорили, что они плыли в Берген с целью помочь норвежцам. Норвежский командующий флотом не был убежден, что транспорты действительно направлялись в Норвегию. Позже были замечены боевые корабли из группы Осло; однако к вечеру 8 апреля правительство так и не приняло решения о мобилизации. В 18.20 норвежский штаб адмиралтейства приказал береговым фортам усилить бдительность, но минирование фьордов было отложено до особого распоряжения. Угроза была принята всерьез так поздно, потому что начальник связи норвежского штаба адмиралтейства вечером 8 апреля был в гостях у германского военно — воздушного атташе и вернулся оттуда только в 23.30. В 1.00 9 апреля был отдан приказ о минировании Осло — фьорда по линии Рёуёй — Боларне, но выполнить его не удалось, потому что германские корабли уже прошли. В 00.53 форты Рёуёя и Боларне доложили, что они вступили в бой, ив 1.58 в Осло было объявлено осадное положение. В 2.30 правительство, собравшееся в министерстве иностранных дел, издало приказ о мобилизации четырех дивизий и определило 11 апреля как первый день мобилизации.
После завершения кампании германский ВМФ поручил одному из офицеров изучить архивы норвежского адмиралтейства и найти свидетельства его сотрудничества с британцами. Однако таких свидетельств не нашлось. Офицер сделал вывод, что операция «Везерюбунг» застала штаб адмиралтейства врасплох; насколько можно судить, штаб не получал донесений о природе и времени операции ни из норвежских, ни из зарубежных источников. Осло достигли только два предупреждения. Первое поступило вечером 7 апреля с лоцманской станции в Копервике, где встал на якорь германский пароход «Скагеррак», груженный ящиками с провиантом, на которых красовался штамп «Вермахт». Во второй половине дня 8 апреля пришло сообщение о том, что на борту «Рио — де — Жанейро» находилось 100 немецких солдат. Но оба донесения не вызвали никакого интереса. Это подтвердило наблюдение германского военно — морского атташе, бывшего очевидцем происходившего. 8 апреля он записал в дневнике, что после катастрофы «Рио — де — Жанейро» он был убежден, что операция сорвалась, но позже заметил «явные знаки» того, что адмиралтейство ничуть не встревожилось. Во второй половине дня 9 апреля он сделал вывод, что норвежское правительство и адмиралтейство узнали о готовящемся вторжении лишь поздно ночью 8 апреля. Он находился в постоянном контакте с людьми, которые наверняка были бы в курсе дела, если бы все обстояло по — другому.
По мере выхода эшелонов военных кораблей напряжение германского командования возрастало. 6 апреля штаб ВМФ считал, что хотя рассчитывать на полную неосведомленность противника об операции «Везерюбунг» не приходилось, однако указаний на то, что союзники разгадали германский стратегический план, нет; во всяком случае, о подлинных масштабах операции они не догадываются. Поскольку союзники сами собирались предпринять аналогичный шаг, они, видимо, ожидали, что Германия предпримет какие — то меры, чтобы помешать этому. Тем не менее штаб ВМФ считал, что необходимо спешить изо всех сил и что после 9 апреля высадка будет невозможна. 8 апреля из перехваченных радиосообщений стало ясно, что британцы заметили группы военных кораблей 1 и 2, но адмиралтейство скорее ожидает прорыва малогабаритного линкора в Атлантический океан, чем догадывается о подлинных целях операции.
Утром 8 апреля германская военная разведка доложила, что операция «Везерюбунг» развивается согласно плану, но складывается впечатление, что противник все еще ничего не знает. Штаб ВМФ считал, что германские планы по — прежнему неизвестны врагу, хотя предполагал, что усиление движения через балтийские проливы должно было привлечь к себе внимание. Напряжение возрастало с каждой минутой. Из утренних донесений стало ясно, что суда транспортной группы снабжения остановились у побережья Норвегии из — за невозможности взять лоцманов; когда позже пришло сообщение о катастрофе с «Рио — де — Жанейро», штаб ВМФ решил, что элемент внезапности потерян и что во всех пунктах высадки будут происходить серьезные бои. Но ход дальнейших событий показал, что немцы сумели сохранить преимущество и воспользоваться нерешительностью противника.
В 3.00 7 апреля группы военных кораблей 1 и 2 собрались на северном рейде Шиллига и в 5.10 вышли в Северное море. В 9.50 британский самолет — разведчик заметил корабли, плывущие на север; в 13.30 караван атаковали двенадцать бомбардировщиков «Бленхейм», но безуспешно. Реакция британцев была медленной. Прошло почти семь часов, прежде чем адмирал сэр Чарльз Форбс, командующий внутренним флотом, вышел из Скапа — Флоу, базы британского ВМФ, с двумя линкорами, тяжелым крейсером, двумя крейсерами и десятью эсминцами. Часом позже из Росита вышла 2–я крейсерская эскадра (два крейсера и одиннадцать эсминцев) и присоединилась к Форбсу. Британцы, считавшие, что германские корабли пытаются прорваться в Атлантику, взяли курс на северо — восток и устремились за группами германских кораблей (которые за это время успели ночью пройти пролив между Шетлендскими островами и Бергеном), оставив центральную зону Северного моря неприкрытой.
Ночью ветер усилился; в условиях сильного волнения и постоянной опасности столкновения при следовании в тесном строю немецкие эсминцы не могли поддерживать скорость 26 узлов. К утру 8–го группа сильно рассеялась, и связь с некоторыми эсминцами была потеряна. В 9.00 один из отставших, эсминец «Берндт фон Арним», встретился с британским эсминцем «Глоуворм», отставшим от группы эсминцев, минировавших подходы к Вест — фьорду. «Глоуворм» вступил с «Арнимом» в артиллерийскую дуэль, которая продолжалась до 10.24, когда «Глоуворм» был протаранен крейсером «Хиппер», которому было приказано вернуться и оказать помощь «Арниму». Столкновение с «Глоувормом» произошло примерно на широте Тронхейма; вскоре после этого «Хипперу» с четырьмя эсминцами было приказано продолжить миссию в Тронхейме. «Гнейзенау» и «Шарнхорст» с десятью эсминцами остановились на полпути к Вест — фьорду, а затем веером рассыпались в северо — западном направлении, обеспечивая прикрытие со стороны моря. В 21.00 в условиях сильного шторма и плохой видимости эсминцы достигли устья Вест — фьорда.
8 апреля до британцев наконец начало доходить, что германская операция все же направлена против Норвегии; однако внутренний флот весь день продолжал плыть на север, открыв дорогу другим германским военным кораблям, двигавшимся с юга. Тяжелому крейсеру «Ринаун», который после эскортирования минных заградителей у Вест — фьорда стоял на Лофотенских островах, было приказано выйти навстречу германским кораблям, приближавшимся к Нарвику. Одновременно эсминцы, патрулировавшие минные поля у Вест — фьор — да, получили указание оставить этот район и присоединиться к «Ринауну»; в результате вход в Вест — фьорд оказался никем не охраняемым. В 14.30 британская летающая лодка заметила «Хиппер» с эсминцами, державшими курс на запад. «Хиппер» просто маневрировал, дожидаясь приказа повернуть к Тронхейму, но это сообщение сбило адмирала Форбса с толку, и он сменил курс с северо — восточного на северный, а затем на северо — западный, пытаясь перехватить германскую эскадру. Вечером Форбс понял, что корабли, за которыми он гнался, двигались к Нарвику, в то время как другие крупные немецкие эскадры, возможно, плыли к южному побережью Норвегии через Каттегат и Скагеррак. Он послал тяжелый крейсер и несколько эсминцев на север, чтобы помочь «Ринауну», а сам с главными силами в 20.00 повернул на юг.
Ночью 8 апреля сильный ветер и волнение замедлили ход и британских, и германских кораблей. «Гнейзенау» и «Шарнхорст» были вынуждены снизить скорость до 7 узлов. На рассвете 9–го при подходе к Лофотенским островам радар «Гнейзенау» засек какой — то корабль, находившийся западнее. Вскоре выяснилось, что это «Ринаун». В 5.00 корабли обменялись первыми выстрелами, и почти тут же снаряды повредили систему управления артиллерийским огнем «Гнейзенау» и вывели из строя его переднюю башню. В 5.28 «Гнейзенау» и «Шарнхорст» попытались выйти из боя, но спорадический контакт продолжался до 7.00, поскольку «Ринаун» пустился в погоню, несмотря на сильное волнение и шквалистый дождь. Немцы упустили хорошую возможность уничтожить тяжелый крейсер, сопровождавшийся лишь восемью эсминцами; естественно, при таком волнении «Ринаун» не мог поддерживать высокую скорость. Плотный огонь эсминцев заставил немецкого капитана поверить, что рядом находятся другие тяжелые корабли.
В 22.00 8–го числа девять эсминцев нарвикской группы остановились у южной оконечности Лофотенских островов. За три часа до того была потеряна связь с «Эрихом Гизе». Незадолго до полуночи, когда корабли оказались под прикрытием островов, море слегка успокоилось, и в 4.00 эсминцы прошли Барёй в устье Офот — фьорда, где один эсминец остался нести дежурство. Через сорок минут остановились еще два эсминца и высадили штурмовые отряды для захвата предполагавшихся фортов в Рамнесе и Хавнесе. Когда группа достигла конца фьорда, три эсминца получили задание высадить десант в Херьянс — фьорде (13 километрами севернее Нарвика) и взять Эльвегордсмоэн, где находился склад норвежской армии. Оставшиеся три эсминца проследовали в Нарвик. Здесь они столкнулись с катером береговой охраны «Эйдсволл», который отказался сдаться и был потоплен торпедным залпом. В порту эсминец «Берндт фон Арним» обстрелял еще один катер береговой охраны — «Норге», который также был потоплен в ходе торпедной атаки.
Высадка прошла без всяких инцидентов. Во время плавания многие солдаты страдали от морской болезни, но несколько часов относительного спокойствия перед высадкой позволили им прийти в себя. Норвежские части, стоявшие в Эльвегордсмоэне, были захвачены врасплох, и немцам досталось большое количество боеприпасов, которые впоследствии очень пригодились. В Нарвике генерал — майор Эдуард Дитль, командир 3–й горнострелковой дивизии, сошел на берег с первыми отрядами, встретился с полковником, командовавшим частями, расположенными в городе, и потребовал немедленной сдачи. Видимо, комендант был настроен прогермански (во всяком случае, Квислинг называл его своим сторонником). Но как бы там ни было, оборонять город он не мог и подчинился. В 8.10 Дитль доложил, что Нарвик находится в руках немцев. В суматохе, наступившей сразу вслед за высадкой, норвежский майор с 250 солдатами сумел незаметно отступить на восток.
Несмотря на успешное взятие города, положение немецких войск внушало опасения. Из небольшого количества пушек и минометов, которые можно было перевезти на эсминцах, многое было потеряно во время шторма. Еще большую тревогу внушало то, что суда транспортной группы снабжения так и не прибыли. Утром 9 апреля в порту Нарвика оказался только танкер «Ян Веллем», приплывший с германской базы на русском арктическом побережье. Из четырех судов одно было вынуждено остаться в Бергене, а три других утонули или рассеялись, пытаясь избежать захвата британцами. Почти полная потеря техники и боеприпасов дивизии Дитля грозила серьезными последствиями эсминцам, которые прибыли в Нарвик практически с пустыми бункерами. Вечером командир дивизии узнал о новой опасности: две роты, которые высадились с целью взять форты в Рамнесе и Хавнесе, прибыли в Нарвик и доложили, что никаких фортов не существует в природе; есть только несколько недостроенных блокгаузов. Немцы же рассчитывали воспользоваться этими фортами для обороны от британской атаки со стороны моря.
Группа военных кораблей 2, простоявшая у норвежского побережья все сутки 8 апреля, в 00.30 9–го на всех парах устремилась к Тронхейму. Однажды патрульный катер что — то просигналил им, но никаких действий не предпринял. В 4.00 колонна, которую возглавлял «Хиппер», свернула во внутренний фьорд и на скорости 25 узлов миновала батареи с прожекторами форта Бреттингнес. Когда батарея открыла огонь по эсминцам, «Хиппер» уже был в Хюснесе, на дальнем конце фьорда. После залпа орудий «Хиппера» все заволокло тучами пыли и дыма, в результате чего пушки береговых укреплений потеряли цель; тем временем опасная зона была пройдена. Три эсминца остановились, чтобы высадить десант для штурма фортов, а «Хиппер» и последний эсминец проследовали к Тронхейму и встали там на якорь в 5.25.
В городе немцы сопротивления не встретили, и командир полка быстро достиг согласия с местными властями, хотя часть мужчин, получивших приказ о мобилизации, успела уйти из города. Как и в Нарвике, суда транспортной группы снабжения не пришли. Днем в гавани приводнилось 14 гидросамолетов из группы береговой разведки (Kuestenfliegergmppe 506). Во время посадки большинство их получило повреждения, но гидросамолеты в любом случае не смогли бы принять участие в операции из — за отсутствия авиационного керосина. К ночи в городе было спокойно, но батареи Бреттингнеса, Хюснеса и Агденеса, а также аэродром в Ваернесе все еще оставались в руках норвежцев.
«Кельн», «Кенигсберг» и «Бремзе» из группы 3 (Берген) вышли из Вильгельмсхафена в 00.40 8 апреля. Ожидалось, что продвижение группы 3 будет особенно опасным, поскольку Берген находился от бухты Скапа — Флоу в восьми — девяти часах хода и должен был стать первой целью контратаки британцев. В 17.00 группа 3 прошла в 100 километрах от британской эскадры в составе двух крейсеров и пятнадцати эсминцев, но в этот момент все британские корабли еще спешили на север.
В 00.40 9–го колонна взяла курс на восток, к Коре — фьорду. Ночь была ясной, береговые огни просматривались отчетливо. Войдя во фьорд, корабли ответили на сигналы патрульных катеров по — английски. Достигнув устья Бю — фьорда в 4.30, группа остановилась и высадила десант для штурма батарей Кварвена, которые владели фьордом; но корабли, стремившиеся прибыть в Берген вовремя, не стали ожидать взятия батарей и проследовали дальше. В 5.15, во время прохода колонны, батареи открыли огонь. Прежде чем корабли прошли зону обстрела, «Бремзе» получил одно попадание, а «Кенигсберг» — три. В 6.20 был высажен десант, взявший Берген практически без сопротивления. В 7.00 появились четыре немецких бомбардировщика. Вскоре после этого батарея в Саннвикене открыла огонь по стоявшему на якоре «Кельну», а по самолетам начали стрелять зенитные орудия. Но когда «Кельн» и «Кенигсберг» ответили на огонь, а самолеты сбросили бомбы, форты прекратили стрельбу. В 9.30 батареи Кварвена и Саннвикена оказались в руках немцев. К 11.00 задача группы 3 была выполнена, но захваченные батареи еще не были готовы к действию, а «Кенигсберг», поврежденный огнем батарей Кварвена, пока не мог выйти в море. В течение дня германские транспортные гидросамолеты доставили новые части, а в 19.30 двенадцать британских бомбардировщиков атаковали корабли, но ни одна их бомба не попала в цель.
После атаки пикирующих бомбардировщиков и выброски роты парашютистов два пехотных батальона, доставленные самолетами, оккупировали Ставангер. Аэродром Сола, лучший в Норвегии, удалось взять с ходу. Судно транспортной группы снабжения, предназначенное для Ставангера, затонуло, не добравшись до порта, но зато утром прибыли три корабля из 1–й морской транспортной группы и доставили подкрепления, боеприпасы и технику. Минные тральщики и части группы 6 без труда взяли Эгерсунн.
Корабли группы 4, направленные в Кристиансанн и Арендаль, вышли из Везермюнде в 5.00 8 апреля и шли тремя отдельными колоннами, составленными по скоростным возможностям разных типов судов. Когда в 00.30 9–го вся группа собралась, торпедный катер «Грайф» с солдатами на борту уже взял курс на Арендаль; при высадке сопротивление не было встречено, но из — за тумана катер смог вернуться только в 9.00. В 3.45 группа 4 встала на рейде у входа во фьорд Кристиансанна, но не смогла войти в него из — за сильного тумана. В 6.00, когда видимость улучшилась, фактор внезапности был утрачен и норвежская авиация заметила корабли. Через двадцать минут колонна попыталась войти во фьорд, но попала под огонь батарей форта Оддерёй и была вынуждена отступить под прикрытием дымовой завесы. Вторая попытка была предпринята в 6.55, после бомбардировки германскими самолетами батарей Оддерёя и Глеоддена. Попытка вновь оказалась неудачной, и корабли снова отошли под прикрытием дымовой завесы. Оба раза корабли двигались друг за другом, в результате чего огонь могли вести только передние башни «Карлсруэ». В 7.50 было приказано изменить строй, и вперед устремились торпедные катера, которые «Карлсруэ» прикрывал массированным огнем. Эта попытка также закончилась неудачей из — за тумана. В 9.30 «Карлсруэ» попытался прорваться в одиночку, но чуть не сел на мель. Затем корабли запросили помощи авиации, и после 9.30 бомбардировщики начали атаковать форты. В 11.00, когда видимость улучшилась, форты прекратили огонь, и корабли вошли в Кристиансанн уже без всякого сопротивления. К полудню форты были захвачены, а город взят во второй половине дня. Тогда же прибыли три судна 1–го морского транспортного эшелона с войсками и боеприпасами.
Группа 5 загрузилась в Свинемюнде и вечером 7 апреля собралась в Кильской бухте. На следующее утро в 3.00 колонна направилась на север через пролив Большой Бельт и к 19.00 достигла Скагена на северной оконечности полуострова Ютландия. Вскоре после полуночи она добралась до входа в Осло — фьорд, где норвежский патрульный катер (вооруженный китобой) «Пол III» поднял тревогу, а затем затонул, обстрелянный из пушки одним из торпедных катеров. После этого форты на островах Рёуёй и Боларне включили прожекторы и попытались нащупать германские корабли, но не смогли этого сделать из — за тумана. Отправив несколько небольших кораблей высадить десант и взять форты, а также норвежскую военно — морскую базу в Хортене, колонна двинулась вверх по фьорду. В 4.40 корабли, во главе которых шел «Блюхер», достигли узкого пролива у острова Дрёбак, примерно в 16 километрах от Осло, и подошли к форту Оскарсборг на скорости 12 узлов при сильном тумане и ограниченной видимости. Поскольку со стороны форта никакой активности замечено не было (его прожекторы не действовали из — за отсутствия угля для парогенераторов), командир группы, видимо, решил, что сопротивления оказано не будет и путь на Осло открыт. Когда «Блюхер» вошел в зону обстрела, 280–миллиметровые пушки Оскарсборга открыли огонь; к ним присоединились батареи Кахольма и Дрёбака. Первые же попадания вызвали сильные повреждения, пожар и вывели из строя штурвал; когда корабль, управлявшийся только двигателями, проходил Кахольм, тамошняя батарея успела выпустить в него две торпеды. Через три — че — тыре минуты «Блюхер» вышел из зоны обстрела, но с пожаром справиться не удалось. Взрыв одного из пороховых погребов решил его судьбу. В 7.00 капитан приказал экипажу покинуть корабль. Через полчаса «Блюхер» перевернулся и затонул. По иронии судьбы новейший германский тяжелый крейсер был потоплен пушками (Крупп, модель 1905–го года) форта, построенного во время Крымской войны, и торпедами, сделанными в начале века австрийской фирмой в Фиуме. Катастрофа сопровождалась значительным количеством жертв, среди которых оказалось большинство офицеров штаба 163–й пехотной дивизии.
После потери «Блюхера» командование перешло к капитану «Лютцова», который отвел остальные корабли и решил высадить десант в Сонсбуктене для атаки защитников Дрёбака с моря и суши одновременно. В течение дня бомбардировщики и пикирующие бомбардировщики волнами атаковали внешние форты и Хортен, который тоже продолжал оказывать сопротивление. Дрёбак был взят в 19.00, но переговоры о сдаче Кахольма затянулись до утра 10 апреля. После этого корабли смогли пересечь пролив и добрались до Осло в 11.45.
Густой туман, стоявший над Осло утром 9 апреля, а также плотный зенитный огонь отсрочили запланированную выброску воздушного десанта. Первые штурмовые отряды пехоты смогли высадиться только после применения бомбардировщиков. Транспорты смогли причалить лишь в 8.38, через три с лишним часа после запланированного срока. И тем не менее высадка стала возможна лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств. Из — за тумана X воздушный корпус приказал всем самолетам сесть в Ольборге (Дания). Самолеты с парашютистами вернулись, но первая транспортная группа, перевозившая пехотный батальон, проигнорировала приказ, так как подчинялась не X воздушному корпусу, а командиру транспортной группы «Суша». Около полудня прибыли пять дополнительных пехотных рот, за которыми последовали две роты парашютистов. Эти части и взяли Осло.
В течение ночи 8 апреля главные силы британского флота двигались на юг и утром 9–го достигли широты Бергена. К тому времени стало известно о высадке противника в норвежских портах. В 11.30 Форбс приказал четырем крейсерам и семи эсминцам атаковать германские корабли в Бергене, но адмиралтейство отменило атаку, считая, что береговые укрепления уже в руках немцев. В полдень Форбс снова повернул на север и во второй половине дня подвергся налету германских бомбардировщиков. Превосходство немцев в воздухе заставило Форбса сделать вывод, что юг нужно предоставить защите подводных лодок и наземной авиации. Когда рано утром 10–го к эскадре присоединился авианосец «Фьюриус», Форбс продолжил движение на север, собираясь провести бомбардировку Тронхейма.
Тем временем британская 2–я флотилия эсминцев (пять кораблей), которая участвовала в минировании подходов к Нарвику, в 16.00 9–го вошла в Вест — фьорд. На рассвете началась снежная буря; застав врасплох пять германских эсминцев, стоявших в порту Нарвика, британцы потопили два из них, а остальные повредили. Но на выходе из Офот — фьорда 2–я флотилия сама была атакована германскими эсминцами, которые стояли на якоре во фьордах Херьянс и Балланен. В завязавшемся бою один британский эсминец был потоплен, второй сильно поврежден, а третий сел на мель.
Немецкие эсминцы не смогли уйти в ночь 9–го, как было запланировано, поскольку у них возникли трудности с топливом; атака на рассвете оказалась для них полным сюрпризом, так как миноносец, находившийся в дозоре, получил непонятный приказ и оставил пост незадолго до прибытия британских эсминцев. Видимо, германский командующий понадеялся на четыре подводные лодки, находившиеся во фьорде. Однако подводные лодки не могли действовать эффективно из — за плохой видимости и неисправных торпед. Неисправности торпед были бичом германских подводных лодок в течение всей Норвежской кампании. Считалось, что на электромагнитные взрыватели повлияли специфические магнитные условия Норвегии, но торпеды с обычными взрывателями действовали ничуть не лучше.
В 22.00 10 апреля «Хиппер» вышел из Тронхейма, сопровождаемый одним эсминцем, которому вскоре пришлось вернуться из — за сильного волнения. Ночью «Хиппер» едва не столкнулся с кораблями Форбса, который готовился к воздушной атаке на Тронхейм. В бомбардировке, прошедшей на следующее утро, участвовали восемнадцать торпедоносцев, но успеха не добились. «Шарнхорст» и «Гнейзенау» после столкновения с «Ринауном» продолжали двигаться на северо — запад. Оказавшись 10–го в окрестностях острова Ян — Майен, они свернули на юг, чтобы вернуться на базу. Зная из перехваченных радиопереговоров о том, что британские силы сконцентрированы в зоне от Тронхейма до Лофотенских островов, они сделали широкую дугу на запад и в ночь на 11–е прошли в непосредственной близости от Шетлендских островов. В 8.30 12–го они встретились с «Хиппером», а в 20.00 все корабли пристали в Яде (Вильгельмсхафен). Два эсминца вернулись из Тронхейма 14 апреля, один 10 мая и последний — 10 июня.
После неудачной атаки Тронхейма адмирал Форбс продолжил двигаться на север и во второй половине дня 12 апреля прибыл на Лофотенские острова, собираясь провести бомбардировку вражеских кораблей в Нарвике силами торпедоносцев «Фьюриуса». По приказу адмиралтейства финальную атаку должны были провести линкор «Уорспайт» и девять эсминцев. Рано утром 13–го колонна вошла в Вест — фьорд. Первый успех принес британцам летевший перед эскадрой самолет — разведчик «Уорспайта», который бомбардировал и потопил германскую подводную лодку. Два немецких эсминца, стоявшие в середине
Офот — фьорда, предупредили остальных о приближении британцев. Один из них затонул, стоя на якоре. Он был поврежден в бою 10 апреля и использовался как плавучая артиллерийская и торпедная батарея. Другой устремился к Нарвику, преследуемый британскими кораблями. Там он соединился с шестью оставшимися эсминцами, и германская флотилия вступила в бой на рейде Нарвика, продолжавшийся с 13.00 до 14.00. Израсходовав снаряды, немцы отступили во фьорды Ромбакс и Херьянс, где некоторые из их кораблей сели на мель, а другие затонули. Потерянные десять кораблей составляли половину всех германских эсминцев, но большинство матросов спаслись и существенно пополнили немногочисленные части, находившиеся под командованием генерала Дитля.
Возвращение кораблей из южных портов прошло с разной степенью успеха. В Бергене «Кенигсберг» и «Бремзе», поврежденные во время высадки, не смогли выйти в море 9–го, а «Карл Петере» с моторными торпедными катерами остался там согласно плану. «Кельн» с эскортом из двух торпедных катеров, отчаливший ночью 9–го, был замечен британскими самолетами, но сумел укрыться в маленьком фьорде, вышел в море на следующий день и благополучно прибыл в Вильгельмсхафен в 17.00 11–го числа. 10–го, когда британские бомбардировщики наземного базирования атаковали Берген, «Кенигсберг» получил два прямых попадания, перевернулся и затонул. «Карлсруэ», ночью 9–го вышедший из Кристиансанна с тремя торпедными катерами, был торпедирован при выходе из порта и впоследствии затоплен собственным эскортом. Ситуация, сложившаяся в Осло, не позволила вернуться всем кораблям; приказ о немедленном возвращении получил лишь «Лютцов», которому все еще предстояло совершить рейд в Атлантику. «Лютцов» вышел из Хортена вечером 10–го. На следующее утро во время быстрого прохода вдоль шведского побережья британская подводная лодка выпустила в него торпеду, повредившую оба винта и руль, после чего корабль пришлось доставить в Киль на буксире.
Норвежская операция дорого обошлась германскому флоту. Он потерял один тяжелый крейсер, два легких крейсера, десять эсминцев; еще три крейсера получили сильные повреждения. Кроме того, 15 апреля во время эскортирования конвоя затонул учебный военный корабль «Бруммер». Часть потерь объяснялась тем, что во время подготовки к операциям «Уилфред» и «План R–4» британцы разместили на маршрутах немецких кораблей через Скагеррак и Каттегат шестнадцать подводных лодок.
Из семи судов экспортного эшелона ни одно не прибыло вовремя: четыре затонули, одно было захвачено, одно из тех, которые шли к Нарвику, 11 апреля пришло в Берген, где было потоплено британским самолетом во время выгрузки, еще одно прибыло в Тронхейм 13 апреля. Из четырех танкеров нарвикской группы три были потоплены. Как было сказано выше, потери военных кораблей в этих портах оказались серьезными. «Хиппер», вынужденный возвращаться без дозаправки, прибыл в Вильгельмсхафен, имея запас топлива на два с половиной часа хода. Четыре танкера, отправленные в Осло, Ставангер и Берген, достигли портов вовремя.
1–й морской транспортный эшелон (15 судов), шедший без эскорта, потерял три судна. Еще одно было торпедировано, но могло передвигаться на буксире. 2–й морской транспортный эшелон (11 судов), шедший с конвоем, потерял два судна, а 3–й транспортный эшелон — одно. Остальные пять эшелонов совершили переход без потерь, но угроза со стороны подводных лодок сохранялась, а германские противолодочные меры оказались неэффективными — по крайней мере, в первые недели. После потери двух судов 2–го морского транспортного эшелона, которая привела к гибели 900 человек, штаб ВМФ приказал, чтобы войска больше не перевозились на медленных транспортах, а только на быстроходных небольших судах или военных кораблях. Впоследствии части доставлялись во Фредериксхавн на полуострове Ютландия, а оттуда перевозились в порты Южной Норвегии на небольших судах. После этого количество солдат, переправляемых таким способом, стало достигать 3000 в день, и за период с середины апреля до середины июня было без потерь перевезено 42 000 человек. Такие же меры были предприняты для перевозок провизии, амуниции и техники из Скагена в Южную Норвегию; небольшие суда использовались для того, чтобы уменьшить нагрузку на транспорты. С начала Норвежской кампании до 15 июня 1940 г. 270 судов и 100 траулеров (не считая военных кораблей) перевезли 107 581 офицера и солдата, 16 102 лошади, 20 339 средств транспорта и 109 400 тонн различных грузов. При этом двадцать одно судно было потеряно.
10 апреля, когда стало ясно, что транспортная группа снабжения потерпела неудачу, Гитлер приказал изучить вопрос об использовании подводных лодок в качестве транспортов. Между 12 и 16 апреля три подводные лодки, каждая из которых несла около 50 тонн провианта и боеприпасов, были посланы в Нарвик, но из — за неопределенности ситуации на севере сменили маршрут и остановились в Тронхейме. 27 апреля в Тронхейм были посланы еще три лодки с авиационным керосином и бомбами для самолетов. За Норвежскую кампанию подводные лодки выполнили в общей сложности восемь транспортных рейсов.
Авиация также сыграла важную роль в доставке в Норвегию солдат и грузов, особенно в решающие первые недели операции. 582 транспортных самолета переправили 21 штаб батальонов, 9 штабов полков и дивизий, несколько горных артиллерийских батарей, не считая военных моряков и технику, а также собственных работников и оборудование наземных служб. Было подсчитано, что транспортные самолеты совершили 13 018 вылетов и перевезли в общей сложности 29 280 человек и 2376 тонн грузов.
9 апреля германский посол, прибывший в министерство иностранных дел вскоре после 5.00, обнаружил, что норвежский министр иностранных дел ждет его. Кабинет министров заседал в министерстве иностранных дел всю ночь; с германскими требованиями быстро ознакомились и также быстро отвергли. В 5.50 Польман, полномочный представитель вооруженных сил, сообщил группе XXI, что норвежское правительство заявило следующее: «Мы не подчинимся. Битва только начинается». Через полтора часа он передал по телеграфу, что в Осло все еще нет ни германских военных кораблей, ни самолетов. Пока Бройер и Польман ждали прибытия войск, норвежская королевская фамилия, кабинет министров и большинство членов парламента сумели покинуть столицу и в специальном поезде уехать в Хамар, находящийся в 112 километрах к северу от Осло. Позже правительство переехало в Эльверум, находящийся в 80 километрах от шведской границы, где в ту же ночь немецкие парашютисты предприняли неудачную попытку арестовать короля.
Отъезд правительства поверг столицу в панику, и часть населения начала покидать город. Вскоре после полудня Бройер обратился к властям с призывом прекратить сопротивление и попытался с помощью сообщений по радио остановить бегство. Самым серьезным последствием отъезда правительства стало то, что Квислинг получил возможность создать собственный кабинет министров, что он без колебаний и сделал 9 апреля. Вопрос о том, что делать с Квислингом, заранее решен не был. Немцы знали, что население его не поддерживает; главной целью группы XXI было скорейшее достижение мирного соглашения с существующим норвежским правительством. Но как только Квислинг появился на сцене, он заручился поддержкой Розенберга и Гитлера, поэтому в условиях мирного договора появилось требование, чтобы король признал правительство Квислинга.
Во второй половине дня 9 апреля норвежское правительство согласилось возобновить переговоры, и на следующий день Бройера принял король. Бройеру казалось, что у норвежских властей существует сильное желание достичь соглашения, но король отказался позволить Квислингу сформировать правительство. Позже министр иностранных дел информировал Бройера, что сопротивление будет продолжаться «до тех пор, пока это будет возможно». После германской воздушной атаки, предпринятой 11 апреля, ставка короля переехала на север и за апрель добралась до Тромсё. Бройер через посредников сделал несколько новых попыток возобновить переговоры. 14–го он передал через епископа Осло, что не будет настаивать на кандидатуре Квислинга, но норвежский министр иностранных дел, к тому времени убедившийся в возможности успешной контратаки союзников, отказался вступать в сделку. Через несколько дней Бройер, на которого свалили большую часть вины за неудачу переговоров, был отозван. Например, адмирал Редер был убежден, что более энергичный и решительный человек предпринял бы немедленные шаги и арестовал правительство любой ценой. Известно, что Гитлер еще 2 апреля приказал, чтобы королям Норвегии и Дании ни при каких обстоятельствах не позволяли покинуть страну и держали их под домашним арестом; однако трудно представить себе, как Бройер мог арестовать правительство с теми силами, которые были в его распоряжении утром 9 апреля.
То, что Квислинг, к которому относились как к предателю, не может сформировать жизнеспособное правительство, стало ясно сразу же. Бройер доложил, что растущее беспокойство в занятых областях вызвано не столько германской оккупацией, сколько всеобщей ненавистью к Квислингу. В результате пришлось сделать попытку создать некое подобие власти без всякого участия Квислинга; 15 апреля был создан так называемый административный совет. Он стал результатом переговоров между Бройером и председателем Верховного суда Норвегии Полом Бергом. Совет, состоявший из представителей делового мира и людей, занимавших видное общественное положение, должен был осуществлять внутренние управленческие функции в оккупированных областях, но он не подменял правительство и не считал себя таковым. Квислинг, не вошедший в административный совет, занял пост комиссара по демобилизации. Его марионеточное правительство не просуществовало и недели.
19 апреля Гитлер сообщил Фалькенхорсту, что состояние войны между Норвегией и Германией продолжается и что административный совет не имеет ни политических прав, ни власти. Он дал Фалькенхорсту полномочия принимать все меры, необходимые для быстрого завоевания и умиротворения страны. Рекомендовалась суровость. В тот же день Гитлер назначил Йозефа Тербовена, старого члена нацистской партии, рейхскомиссаром оккупированных норвежских территорий и декретом от 24 апреля поручил ему осуществлять верховную власть в области гражданских дел{10}. Последнее решение, прямо противоречившее принятой германской доктрине о том, что в зоне продолжающихся операций исполнительную власть осуществляет командующий армией, стало причиной бесконечных споров между германскими военными и гражданскими властями в Норвегии.
Операции XXXI корпуса в Дании шли в строгом соответствии с планом. 11–я мотострелковая бригада и 170–я пехотная дивизия, выступив из мест сбора в Северной Германии, в ночь 8 апреля расположились лагерем у дороги Шлезвиг — Фленсбург. Части 198–й пехотной дивизии были перевезены в Варнемюнде, Травемюнде, Киль и ночью 7 апреля начали погрузку на суда.
В 5.15 утра 9–го числа 11–я мотострелковая бригада и 170–я пехотная дивизия пересекли границу и широким фронтом (от Тоннерна до Фленсбурга) начали наступление на север. Слабые датские части, стоявшие на границе, не могли оказать им серьезного противодействия; немецкие танки быстро подавили отдельные очаги сопротивления. Еще до наступления часа «X» границу перешли небольшие специальные отряды, которым было поручено предотвратить разрушение приграничных мостов. В 7.30 взвод парашютистов и батальон 69–й пехотной дивизии, доставленные по воздуху, захватили аэродром Ольборга. К 8.00 датская армия прекратила сопротивление, и германские войска продолжили наступление на север без всяких помех. В течение дня части 11–й мотострелковой бригады достигли Ольборга. В 11.00 группа 10, состоявшая в основном из минных тральщиков, вошла в Эсбьерг, а на следующее утро за ней последовала группа 11, причалившая в Тюборёне. Датские железные дороги были взяты в целости и сохранности; в результате железнодорожная связь с Ольборгом была установлена еще 9–го числа.
Корабли группы 7 грузились в Киле. Штаб 198–й пехотной дивизии и усиленный пехотный батальон поднялись на борт «Шлезвиг — Гольштейна» и двух торговых пароходов, направлявшихся в Корсёр, а рота, которой было приказано взять Нюборг, погрузилась на торпедный катер и два минных тральщика. Еще до рассвета 9–го числа, когда колонна проходила пролив Большой Бельт, «Шлезвиг — Гольштейн» сел на мель и был вынужден остановиться. Высадки прошли без всяких происшествий, после чего были заняты плацдармы. Утром части, высадившиеся в Корсёре, получили подкрепление: торговые суда доставили туда усиленный пехотный полк. К 13.00 войска пересекли остров Зеландия и вышли к Копенгагену. В 6.30 группа 9 (торговый пароход и несколько мелких кораблей) высадила в Миддельфарте на западном берегу острова Фюн пехотный батальон, которому было поручено захватить мост через пролив Малый Бельт. Еще один батальон прибыл из Варнемюнде в Гедсер на двух железнодорожных паромах, быстро пересек остров Фальстер с юга на север и вышел к Вордингборгу, где в 7.30 с помощью роты парашютистов захватил мост, соединявший Фальстер с островом Зеландия, и создал плацдарм. Во второй половине дня 9–го командование XXXI корпуса приказало взять датский остров Борнхольм у южного побережья Швеции, что и было сделано на следующий день силами одного батальона.
Миссия группы 8, состоявшей из парохода «Ганзештадт Данциг» с пехотным батальоном на борту и эскорта в виде ледокола и двух патрульных катеров, была по преимуществу политической и психологической. Гитлер приказал высадить в Копенгагене «серьезные силы», чтобы подтолкнуть датское правительство к мирным переговорам. Фалькенхорст предполагал, что батальон пройдет по городу маршем под аккомпанемент духового оркестра, однако вместо этого Каупиш решил штурмовать цитадель, старую крепость над гаванью, и взять в плен расквартированный там гвардейский полк. 4 апреля майор, командовавший высадкой, прибыл в Копенгаген в штатской одежде, где изучил возможности высадки и осмотрел цитадель в сопровождении датского сержанта. 9 апреля высадка прошла без сучка и задоринки. Форт у входа в гавань осветил суда прожекторами, но не смог дать даже предупредительного выстрела, поскольку стволы его пушек были забиты смазкой. В 7.35 командир немецкой части доложил, что цитадель занята без сопротивления.
8 апреля в 23.00 посол фон Ренте — Финк получил инструкции от генерала Химера, который 7–го прибыл в Копенгаген в штатской одежде, сопровождаемый статс — секретарем из министерства иностранных дел. 8–го Химер передал XXXI корпусу, что гавань свободна ото льда, и подтвердил, что самым слабым местом цитадели является ее юго — восточный угол. Утром 9–го, через час после высадки, Химер получил возможность соединиться по телефону непосредственно со штаб — квартирой XXXI корпуса в Гамбурге и передать краткий отчет о взятии цитадели и ходе переговоров. Датское правительство капитулировало в 7.20, после того как Химер, пытавшийся ускорить ход заседания кабинета министров, велел Ренте — Финку сказать, что, если решение не будет принято немедленно, Копенгаген будет подвергнут бомбардировке. В тот же день Химер попросил аудиенции у короля, чтобы изложить свои требования и при необходимости предупредить его бегство из страны. В 10.00 начались переговоры о демобилизации датских вооруженных сил.
Операции в Южной и Центральной Норвегии
На четвертый день операция «Везерюбунг» вступила в новую фазу. Противник принял контрмеры, изолировав полк в Нарвике; не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что то же самое случится в Тронхейме и Бергене. План «Везерюбунг» не достиг своей главной пели — капитуляции норвежцев, которая позволила бы группе XXI взять под контроль линии внутренних коммуникаций, которые требовались для связи высадившихся частей. На стратегическом совещании в ставке фюрера, состоявшемся 13 апреля, было решено, что, даже если ситуация в Норвегии начнет развиваться неблагоприятно, исход все равно будет решаться не там; наступление на запад, которое начнется через восемь — десять дней, заставит союзников ослабить давление. Погода, по — прежнему холодная и дождливая, еще более усложняла проблему. Гитлер, впервые столкнувшийся с возможностью потерпеть поражение, ударился в панику.
Во второй половине дня 13 апреля, когда в Берлине еще не знали результатов последней атаки британских эсминцев, Гитлер приказал Дитлю защищать Нарвик любой пеной, но через день он пришел к выводу, что ситуация в Нарвике безнадежна. 14–го он поделился мыслью о том, что Нарвик удержать не удастся, с главнокомандующим сухопутными войсками генерал — полковником Вальтером фон Браухичем и, будучи «в истерическом состоянии», предложил приказать Дитлю покинуть Нарвик и отступить куда — нибудь на юг. Еще через день, когда ОКХ выразило протест против предполагавшегося оставления Нарвика, генерал Йодль, начальник оперативного штаба ОКВ, объяснил, что вопрос о полной эвакуации еще не решен, но, поскольку город Нарвик удержать нельзя, войскам придется отступить в горы.
Еще через два дня Гитлер настоял на том, чтобы дивизии Дитля либо приказали отступить в Швецию, либо вывезли с помощью авиации. Йодль сумел убедить его, что отступление в Швецию невозможно, а с помощью авиации удастся эвакуировать лишь часть войск, что приведет к потере большого количества самолетов и подорвет боевой дух тех, кто останется в Нарвике. Кроме того, у германских ВВС все равно нет транспортных самолетов дальнего радиуса действия, чтобы провести такую эвакуацию. Йодль также опроверг более раннее намерение Гитлера приказать Дитлю отступить на юг; он привел с собой профессора, специалиста по Норвегии, и тот доказал, что горы к югу от Нарвика непроходимы даже для горных стрелков.
Тем не менее во второй половине дня 17–го оперативный штаб ОКВ, с которым даже не проконсультировались предварительно, получил для последующей передачи по назначению подписанный Гитлером приказ, дававший Дитлю право отвести его дивизию в Швецию и подвергнуться интернированию. ОКХ боялось, что выполнение этого приказа подорвет моральный дух всей армии; чтобы помешать этому, Браухич передал сообщение Дитлю, в котором поздравил с производством в генерал — лейтенанты и выразил «убежденность» в том, что он «защитит Нарвик даже от численно превосходящего противника». Приказ Гитлера пролежал в ОКВ достаточно долго, чтобы Йодль получил возможность еще раз поговорить с фюрером. К вечеру он сумел убедить Гитлера подписать новый приказ, предписывающий Дитлю удерживать Нарвик как можно дольше, а потом отступать в глубь материка вдоль железной дороги. Возможность отступить на юг было решено изучить дополнительно.
Однако достижение более разумной и решительной позиции относительно Нарвика не стало концом кризиса; 19 апреля Йодль жаловался на постоянный хаос в высшем командовании Норвежской операцией. Геринг требовал более решительных акций в отношении местного населения и пытался создать впечатление, что в Норвегии широко распространились партизанская война и саботаж. Одновременно он выражал недовольство тем, что ВМФ сбросил бремя доставки войск на плечи люфтваффе. Назначение Тербовена на пост рейхе комиссара Норвегии вызвало опасения ОКВ, которое подозревало, что этот человек начнет вмешиваться в военные дела, и видело в его назначении сдвиг в сторону репрессий против гражданского населения. ОКВ, незаинтересованное в расширении масштаба военных действий против норвежцев, хотело избежать как активного, так и пассивного сопротивления.
Новым поводом для беспокойства стала высадка союзников в окрестностях Тронхейма. Британские начальники штабов, которые сначала обдумывали возможность прямой атаки на город (операция «Хаммер»), постепенно пришли к выводу, что менее рискованно окружить Тронхейм с севера и юга. 14 апреля британская морская пехота высадилась у Намсуса. Через два дня прибыла британская бригада, выделенная из состава сил, которым предстояло брать Нарвик, а 19–го сошли на берег три французских батальона. 18–го в Ондалснесе, к югу от Тронхейма, высадилась еще одна британская бригада, батальон морской пехоты которой прибыл днем раньше. 19–го в Ондалснесе и Намсусе у союзников оказалось в общей сложности 8000 штыков.
Угроза Тронхейму со стороны союзников снова вызвала у Гитлера истерику. 21 апреля недостаточно быстрые темпы наступления к северу от Осло заставили его отказаться от переброски в Норвегию 11–й мотострелковой бригады и заменить ее 2–й горнострелковой дивизией. Днем позже он предложил использовать лайнеры «Бремен» и «Европа» для перевозки дивизии в Тронхейм и неохотно уступил, когда Редер заявил, что для эскорта этих судов потребуется весь германский флот и что в результате можно потерять и транспорты, и боевые корабли. Спустя несколько дней ОКХ испытало новое разочарование, узнав, что лучшие сухопутные части собираются отвлечь от участия в кампании против Франции и направить их в Норвегию: Гитлер приказал готовить к переброске 1–ю горнострелковую дивизию. Однако, прежде чем это случилось, группа XXI сумела наладить сухопутное сообщение между Осло и Тронхеймом, и союзники начали эвакуацию.
Осло играл для немцев решающую роль в оккупации Норвегии. Когда город оказался в их руках, они получили безопасную базу, относительно надежные коммуникации с Германией и доступ к важнейшим маршрутам, связывавшим внутреннюю часть страны. Хотя в успехе никто не сомневался, однако высадка в Осло оказалась самой дорогостоящей и наименее успешной изо всех высадок десанта в Норвегии, что оказало сильное влияние на дальнейший ход кампании. Весь план «Везерюбунг» был построен на факторе внезапности, в результате использования которого немцы должны были полностью овладеть ситуацией, а норвежцы — совершенно растеряться. В Осло этого не случилось. Стремительный штурм, который должен был парализовать норвежское правительство и норвежский народ, не удался. У норвежцев появилось время подумать, а немцы сами оказались на какое — то время выбитыми из колеи. Они быстро оправились, но за это время молниеносная победа, на которую рассчитывали в Берлине, выскользнула из рук.
Вечером 9 апреля группа XXI имела в Осло семь рот пехоты и две роты парашютистов. Когда на следующее утро прибыли части 163–й дивизии и заработал «воздушный мост», группа XXI решила перебросить один батальон в Берген, а второй в Тронхейм по железной дороге, но было уже поздно. Возле Осло собрались мобилизованные, из которых были сформированы 1–я и 2–я норвежские дивизии. И норвежский народ, и норвежское правительство проявили больше решимости, чем ожидалось. Фалькенхорст, еще два дня ждавший прибытия 1–го и 2–го морского транспортного эшелонов, которые должны были доставить основные силы 163–й и 196–й дивизий, был вынужден действовать более осторожно, чем предусматривалось планом. Его первостепенной задачей стало создание надежного плацдарма в Осло и получение доступа к главным линиям внутреннего сообщения.
12 и 13 апреля группа XXI издала приказы о наступлении к югу от Осло, в сторону шведской границы, и ударами на север, северо — запад и запад от столицы овладеть железнодорожными линиями, связывавшими Осло с Тронхеймом, Бергеном и Кристиансанном. 196–я дивизия, которой был поручен сектор к востоку от Осло, должна была послать два батальона на юг, чтобы взять Фредрикстад, Сарпсборг и Халлен, полк (без батальона) — на восток, к Конгсвингеру, а оставшийся батальон — на север, в направлении Хамара. 163–я дивизия, действовавшая в Осло и к западу от него, должна была обеспечить порядок в городе, занять железнодорожный узел Хёнефосс на дороге в Берген и наступать вдоль железнодорожной линии Осло — Кристиансанн вплоть до Конгсберга. Чтобы не дать противнику возможности собраться, ударные силы были моторизованы, в основном за счет реквизированных средств транспорта. Характерной чертой Норвежской кампании стало то, что дивизии действовали не отдельными частями, а тактическими группами, сильно различавшимися по размеру и составу и почти ежедневно менявшими численность за счет подразделений из других частей или прибытия новых отрядов.
Наступление по всем направлениям проходило без помех. 13–го части 196–й дивизии взяли Фредрикстад и Сарпсборг, а 14–го заняли Халлен и стоящие вдоль границы форты в Трёгстаде, Мюсене и Греокере. За три дня в руках немцев оказалась вся юго — восточная оконечность Норвегии, через которую осуществлялось автомобильное и железнодорожное сообщение со Швецией. Были взяты в плен 1000 норвежских солдат, а 3000 их, включая командира 1–й норвежской дивизии, были вынуждены перейти шведскую границу. На востоке части продвинусь в сторону Конгсвингера, а на севере мотопехотные группы и горнострелковый батальон, передвигавшийся по железной дороге, через Эйдсволль добрались до южной оконечности озера Мьёса. 12–го части 163–й дивизии взяли Конгсберг и днем позже заставили сдаться 3–й норвежский пехотный полк; утром 14–го был взят Хёнефосс. В результате были захвачены все важные пункты в окрестностях Осло, после чего можно было расширить операции во внутренней части страны.
14 апреля части группы XXI вышли на позиции, где можно было нанести удар по устьям ущелий Эстердаль и Гудбрандсдаль, откуда открывался маршрут через горы в сторону Тронхейма. Южный вход в Эстердаль находится в Конгсвингере, а озеро Мьёса лежит в стороне от южного входа в Гудбрандсдаль. По Гудбрандсдалю проходят шоссе и железная дорога до Ондалснеса, связанного с Тронхеймом железнодорожной веткой, начинающейся в Домбосе. Для завершения завоевания части Норвегии, находящейся южнее Тронхейма, немцы должны были овладеть этими двумя ущельями. 13 апреля группа XXI начала формировать мобильные отряды для наступления: остатки (две роты) 40–го танкового батальона, 4–й, 13–й и 14–й мотопехотные пулеметные батальоны и мотопехотный батальон полка «Генерал Геринг».
Наступление к устьям ущелий привело немцев в районы, где только что назначенный норвежский главнокомандующий, генерал — майор Отто Руге, собирался дать им бой. Руге стал главнокомандующим 11 апреля, сменив на этом посту генерал — майора Кристиана Локе, ушедшего в отставку по возрасту. Это назначение как нельзя лучше характеризовало состояние норвежской армии. Несмотря на войну в Европе, продолжавшуюся уже шесть месяцев, и недавний конфликт в Финляндии, для усиления и модернизации норвежской армии было сделано очень мало. До самого дня высадки немцев и даже после него на норвежское общественное мнение сильно влияло, во — первых, убеждение в том, что сопротивление тщетно, а во — вторых, упрямая, почти фанатическая вера в принцип нейтралитета. Хотя последние кризисы (особенно финский) заставили кое — кого очнуться от спячки, однако норвежская армия была совершенно не готова к войне. У нее не было ни танков, ни противотанковых орудий, а военно — воздушные силы имели в общей сложности 41 боевой самолет. 9 апреля береговые форты в Осло, Кристиансанне, Бергене и Тронхейме были укомплектованы всего на одну треть штатной численности. Единственное увеличение численности норвежской армии было произведено лишь на дальнем севере страны. В Нарвике и к северу от него была дислоцирована 6–я норвежская дивизия численностью в 7100 штыков. Большинство солдат находились в зоне вдоль финской границы, севернее Тромсё. Общая численность пяти остальных дивизий составляла 8220 штыков. Кроме того, в ВВС служило 950 человек, в ПВО — 1800 и в вооруженной охране — еще 300. Когда началась мобилизация, многие армейские склады, а также ключевые центры телефонной и телеграфной связи уже были в руках немцев.
Когда утром 11 апреля генерал Руге прибыл в ставку главного командования (в тот момент находившуюся в Рена — Аамоте, Эстердаль), в его распоряжении была только одна боеспособная часть — вновь мобилизованная 2–я дивизия, собравшаяся к северу от Осло. Немцы уже захватили военные склады, находившиеся вблизи Осло, и бомбили те из них, про существование которых узнавали. У дивизии почти не было артиллерии, а мобилизации мешали плохое состояние связи и противоречивые приказы, приходившие из захваченной немцами столицы. Руге понимал, что ни о наступлении, ни даже о стойкой обороне не может быть и речи, но надеялся на быстрое прибытие союзников и эффективную помощь с их стороны. Кроме того, он понимал, что лучшим местом для контропераций союзников является Тронхейм, и поэтому решил не вступать с немцами в открытый бой, а попытаться замедлить продвижение немцев на север, чтобы дать союзникам время провести операцию против Тронхейма и получить доступ к маршрутам, с помощью которых удастся отвоевать Южную Норвегию. 2–я дивизия должна была держать оборону на фронте, растянутом от южной оконечности Рандсфьорда (Хёнефосс) до устья ущелья Эстердаль.
14 апреля ОКБ, встревоженное сообщением ВВС о том, что в гавань Ондалснеса прибыли британские эсминцы, приказало группе XXI ускорить наступление, использовав все имеющиеся в ее распоряжении средства, чтобы овладеть железной дорогой Осло — Хамар — Домбос вплоть до Ондалснеса, а затем до Тронхейма. Гитлер лично приказал отрядам парашютистов немедленно приготовиться к захвату железнодорожного узла Домбос. В тот же день X воздушный корпус доставил к Домбосу роту парашютистов, и только потому, что Геринг, недовольный нагрузкой, выпавшей на долю люфтваффе во время Норвежской кампании в Норвегии, отказался выделять на операцию дополнительные части. Через пять дней рота, окруженная на территории противника, была вынуждена сдаться. Группа XXI, все еще пытавшаяся найти быстрое решение, запланировала на 16 апреля вторую воздушно — десантную операцию. Ее целью был обход норвежской линии обороны в районе Рандсфьорд — озеро Мьёса. Пехотный батальон и рота парашютистов должны были высадиться на покрытую льдом северную оконечность озера Мьёса, взять Лиллехаммер и наступать на Домбос вдоль ущелья Гудбрандсдаль. Эту операцию пришлось отменить, поскольку ВВС сослались на «технические трудности».
Одновременно с последними попытками обеспечить быстрый прорыв к Тронхейму группа XXI начала готовить силы для наступления на север. Уже 14 апреля 196–я дивизия направила одну колонну на восток, к Конгсвингеру, а вторую — к южной оконечности озера Мьёса. В тот же день мотопехотный батальон 163–й дивизии начал вести разведку на севере, между Рандсфьордом и озером Мьёса. Когда у Стрюкена батальон вступил в ожесточенный бой с норвежцами, соорудившими баррикаду из поваленных деревьев, ему на помощь пришел только что прибывший полк 181–й дивизии.
15 апреля 163–я дивизия прекратила продвижение к Бергену вдоль железной дороги и начала пробиваться на север, в район между озерами Спериллен и Мьёса. Были сформированы три колонны: правофланговый полк наступал от Стрюкена на Йёвик, два батальона в центре продвигались от Хёнефосса вдоль восточного берега Рандсфьорда к Флубергу, а два батальона на левом фланге двигались вдоль восточного берега озера Спериллен на Багн. Центральные батальоны имели роту легких танков, а батальоны на левом фланге — два танка. Все имевшиеся в распоряжении танки и мотопехотные части направлялись на север, где они оказали неоценимую помощь, поскольку у норвежцев не было ни своих танков, ни противотанковых орудий. 16–го правофланговая колонна 163–й дивизии достигла Бьёргесетера, центральная добралась до южной оконечности Рандсфьорда, а левофланговая — почти до Скагнеса у северной оконечности озера Спериллен.
В секторе 196–й дивизии наступление также развивалось сразу по трем направлениям. Два батальона, взявшие 16–го Конгсвингер, открыли путь на Эстердаль и перекрыли железную дорогу на Швецию. Две колонны, по батальону в каждой, наступали вдоль восточного и западного берега озера Мьёса. Западная колонна достигла Тотенвика, но восточная встретила ожесточенное сопротивление у Страндлёкки и остановилась.
Упорное сопротивление ожидало немцев на всем фронте от южной оконечности озера Мьёса до Конгсвингера, где проходила линия обороны 2–й норвежской дивизии. Местность становилась гористой, а глубокий снег позволял двигаться только по дорогам. В Осло была весна, но в горах, удаленных от побережья, зима должна могла продолжаться еще месяц и более.
16 апреля группа XXI, оценив численность норвежцев в 15 000 штыков, приказала всем группам продолжать наступление на север и сконцентрировать силы на Лилле — хаммере, находящемся у устья ущелья Гудбрандсдаль. Исключение было сделано лишь для эстердальских батальонов, двигавшихся по направлению к Эльверуму. 163–я дивизия, которая в тот момент насчитывала четыре полка (два собственных и по одному переданному 69–й и 181–й дивизиями), получила дополнительное задание — обеспечить порядок в областях, расположенных к юго — востоку и юго — западу от Осло. 17–го ОКЛ выделило одну группу бомбардировщиков для поддержки наступления группы XXI на север. Большинство самолетов продолжали действовать с немецких баз, но эскадрилья, находившаяся в распоряжении группы XXI в Осло, по крайней мере частично решала проблемы, возникавшие из — за раздельного командования ВВС.
В секторе 196–й дивизии на помощь батальону, наступавшему на левом фланге вдоль западного берега озера Мьёса, пришел мотопехотный батальон из Стрюкена, ранее переданный под командование 163–й дивизии. Чтобы преодолеть сопротивление норвежцев у Страндлёкки, батальон, присланный из Осло, 17–го пересек по тающему льду замерзшее озеро Мьёса с запада на восток и атаковал оборонявшихся с тыла. Норвежские части были вынуждены поспешно отступить, после чего немцы, преодолевая завалы и разрушенные мосты, вечером 18–го сумели взять Хамар, откуда батальон направился к устью Эстердаля и взял Эльверум, где 20–го соединился с частями, пришедшими из Конгсвингера. После этого численность войск, сосредоточенных у устья Эстердаля, достигла полного полка. Два батальона, оставшиеся в Хамаре (дополнительный батальон был прислан 18–го), пополнились мотопехотным пулеметным батальоном. Полк, действовавший на эстердальском направлении, южнее Рена — Аамота встретил сильное сопротивление, но все же взял этот город 21–го. Части, продвигавшиеся на север от Хамара, 19–го достигли Муэльва, но на два дня остановились, штурмуя сильно укрепленные позиции у Лундехёгды (господствующей высоты к северу от Муэльва). Здесь в дело впервые включились британские войска, но они не смогли повлиять на исход боя. Вечером 21–го мотопехотный пулеметный батальон совершил дерзкий бросок и овладел Лиллехаммером.
В секторе 163–й дивизии два батальона (к которым 18–го присоединился третий), наступавшие вдоль западного берега озера Мьёса, 21–го взяли Йёвик и в тот же день соединились там с полком, который наступал на город через Стрюкен, Брандбу и Эйну. Колонна, действовавшая на восточном берегу Рандсфьорда, 19–го добралась до Флуберга, 20–го свернула на восток, к Йёвику, и в окрестностях Вардала соединилась с частями, вышедшими из Йёвика и решившими обойти с фланга противника, который занимал господствующие высоты в Браадстаде. 19–го батальоны на крайнем левом фланге вышли к Багну, но встретили сильное сопротивление и, опасаясь угрозы с тыла и флангов, не смогли повернуть на восток, к Флубергу, как было предусмотрено приказом. Поэтому им пришлось отступить, оставив заслон в Несе, и добираться до Флуберга через Хёнефосс и восточный берег Рандсфьорда.
Боевые действия в горах Норвегии заставили немцев выработать единую тактику, вызванную рельефом местности и погодой. Глубокий снег и крутые склоны ущелий ограничивали движение по дорогам. Пользуясь этими преимуществами, норвежцы строили оборону на завалах и баррикадах и вели фланговый огонь с господствующих высот. Ответ немцев, оказавшийся очень эффективным, заключался в усилении передней части маршевой пехотной колонны: первыми двигались один — два танка, два грузовика с саперами и техникой, рота тяжеловооруженной пехоты, предназначенная для штурма баррикад, взвод артиллерии, сменная рота, сменные саперы и сменная артиллерия. Пока завалы обстреливались беглым фронтальным огнем, лыжные отряды пытались обойти оборонявшихся с флангов. Для сильно укрепленных позиций использовались небольшие штурмовые отряды, старавшиеся прорвать укрепления в нескольких местах под прикрытием плотного огня.
После взятия Лиллехаммера и Рена — Аамота группа XXI завершила захват региона Осло, центрального в Норвегии, но ее наступающие части все еще находились в 320 километрах от Тронхейма, а ущелья Гудбрандсдаль и Эстердаль нуждались в защите. В Гудбрандсдале приходилось учитывать недавнее прибытие британских частей. 148–я британская бригада, высадившаяся в Ондалснесе 18 апреля, собиралась начать штурм Тронхейма, но скорость, с которой немецкие части приближались к Гудбрандсдалю, заставила британцев повернуть на помощь к норвежцам. Через пять дней прибыла 15–я бригада и также направилась в Гудбрандсдаль, после чего число британцев в Гудбрандсдале составило от 5000 до 6000 штыков. Появление британцев встревожило Гитлера, но у этих частей с самого начала возникли трудности, главной из которых было отсутствие удовлетворительной базы. Ондалснес представлял собой маленький рыболовецкий порт, и большие суда приходили сюда только летом, в туристский сезон. Возможности пристани не были рассчитаны на тяжелое армейское вооружение; к тому же Ондалснес находился в пределах радиуса действия германских ВВС.
21 апреля Гитлер определил создание сухопутной связи между Осло и Тронхеймом как главную задачу группы XXI. Операции против Ондалснеса были на время отложены. В тот же день группа XXI начала готовиться к новой фазе операции. Она отозвала с севера 163–ю дивизию и направила ее на запад, через Багн к Согне — фьорду, чтобы защитить свой левый фланг. Полк 181–й дивизии, приданный 163–й дивизии, должен был продолжать наступление вдоль западного берега озера Мьёса, а после достижения северной оконечности озера перейти под командование 196–й дивизии. Усиленная 196–я дивизия должна была повести наступление на Тронхейм двумя колоннами, одной из которых надлежало двигаться через Гудбрандсдаль, а второй — через Эстердаль.
22 апреля части 196–й дивизии вышли из Лиллехаммера в сторону Гудбрандсдаля, обойдя Бальбергкамп (высоту, господствовавшую над входом в ущелье) и заставив оборонявшие его британские и норвежские части поспешно отступить. В течение дня британцы и норвежцы попытались закрепиться в Треттене, где ущелье изгибается и сужается, образуя теснину, но солдаты были уже слишком измотаны, а британские противотанковые ружья оказались бессильными против брони немецких танков, которые прорывались через позиции оборонявшихся вдоль дороги и отрезали их передовые отряды. Для британской 148–й бригады оборона Треттена стала настоящей катастрофой. Ее значительная часть, в том числе командир батальона и другие офицеры, была взята в плен. В конце дня остатки бригады, стремительно отступавшие 72 километра, нашли убежище в одном из ответвлений Гудбрандсдаля. В полночь 24 апреля германские части вошли в Винстру, расположенную на полпути между Лиллехаммером и Домбосом.
Победа у Треттена и быстрые темпы продвижения по Гудбрандсдалю позволили группе XXI отказаться от концентрации всех сил на тронхеймском направлении. 24 апреля 196–й дивизии было приказано продолжить наступление через Домбос на Ондалснес и завершить разгром британских частей. Отряды, находившиеся в ущелье Эстердаль, должны были усилить темпы продвижения к Тронхейму. Нельзя было позволить противнику прийти в себя и дать ему возможность создать новые оборонительные позиции. С этой целью были созданы тактические группировки, названные по именам их командиров. Группа Пелленгара (генерал — лейтенант Рихард Пелленгар командовал 196–й дивизией) действовала в Гудбрандсдале, а группа Фишера (полковник Герман Фишер командовал 340–м пехотным полком) — в Эстердале. Группа Фишера, переданная в непосредственное подчинение группе XXI, состояла (на 23 апреля) из трех пехотных батальонов, двух артиллерийских батальонов, одного саперного батальона, двух мотопехотных рот из полка «Генерал Геринг», одной мотопехотной пулеметной роты и двух танковых взводов. В группу Пелленгара (на 26 апреля) входили семь пехотных батальонов, мотопехотный пулеметный батальон (без одной роты), два батальона артиллерии, рота саперов и танковый взвод.
22 апреля у южной оконечности Гудбрандсдаля к группе Пелленгара, только что взявшей Браастад на западном берегу озера Мьёса, присоединился полк 163–й дивизии. 24–го два батальона, попав у Фоберга под огонь артиллерии, переправились по замерзшей северной оконечности озера Мьёса в Лиллехаммер; тем временем один батальон подошел к Гаусдалу, заставил отступить защищавшие ущелье норвежские части, и на следующий день вошел в Гудбрандсдаль у Треттена. Несколько дней спустя 163–я дивизия направила батальон из Вингнеса на север, в Гаусдал, а группа Пелленгара направила отряд, в который входили танки и мотоциклисты, к юго — западу от Треттена. Объединив усилия, они окружили норвежскую часть, защищавшую Гаусдал, и 29 апреля заставили сдаться 250 офицеров и 3500 солдат 2–й норвежской дивизии.
23 апреля в Рена — Аамоте (ущелье Эстердаль) группа Фишера получила вновь прибывший танк, добавила к нему мотопехоту и создала моторизованный штурмовой отряд. Пока основные силы из — за уничтоженных мостов были вынуждены оставаться в Рена — Аамоте, моторизованный отряд, двигавшийся вдоль восточного и западного берегов озера Стур, 24–го достиг северной оконечности озера. Пока главные силы группы Фишера следовали за ними по восточному берегу озера, моторизованный отряд всю ночь продолжал следовать на север и на следующее утро достиг Тюнсета, после чего выслал небольшую разведывательную группу на восток, вдоль железнодорожной ветки, которая вела к Рёросу. Часть отряда осталась в Тюнсете, а часть продолжила движение к Квикне, куда и прибыла в тот же день. Тем временем главные силы прибыли в Рендал.
Утром 25 апреля группа Пелленгара, вышедшая из Винстры, встретила сильное сопротивление в Кваме. Там, за резким поворотом ущелья, занял сильные позиции вновь прибывший батальон британской 15–й бригады, имевший противотанковые орудия, способные пробить германскую броню. Но на этот раз группа Пелленгара была намного более многочисленной и за исключением артиллерийского батальона, задержавшегося в Гаусдале, занимала все пространство от Квама до Рингебу. Бой у Квама продолжался до вечера 26–го, когда германская пехота атаковала и попыталась обойти британский левый фланг, предварительно подвергнув его артиллерийскому обстрелу и бомбежке с воздуха. Ночью британцы отступили, оставив в 5 километрах позади батальон, прикрывавший дефиле у Хьёрема; тем временем у Отты спешно готовились новые позиции. Британцы продержались у Хьёрема весь следующий день и отошли только ночью.
Утром 28–го германские отряды натолкнулись в Отте на британский батальон, который занял выгодную позицию, защищенную с флангов крутыми склонами ущелья. Атаки немецкой пехоты, поддержанной танками, артиллерией и самолетами, а также попытки обойти британские позиции с флангов продолжались весь день, но оказались безуспешными. Тем временем британцам было приказано оставить плацдарм в Ондалснесе, и, когда на следующее утро германские войска вошли в Отту, город оказался покинутым.
Решение британцев об эвакуации было вызвано состоявшейся 26–го немецкой бомбежкой Ондалснеса и вспомогательного порта Молде, которая сделала оба порта практически бесполезными. 28–го британский батальон занял позиции южнее Домбоса с целью удержать город и дать возможность частям, удерживавшим Отту, отступить к Ондалснесу. Весь день 30–го числа до самой ночи он сдерживал атаки немецкой пехоты, наступавшей без танков и артиллерии, которые отстали из — за уничтоженного моста. В полночь британцы оставили Домбос, уехав в Ондалснес на поезде. В 23.30 30–го числа военно — морские силы начали эвакуацию Ондалснеса, который с 26 апреля подвергался сильным воздушным бомбардировкам. Эвакуация была закончена рано утром 2 мая. Тем временем группа Пелленгара перевезла тыловые части из Отты в Домбос на поезде, но разрушенные железнодорожные и шоссейные мосты к западу от Домбоса заставили передовые отряды добираться до Ондалснеса пешком. Первые германские части вошли в Ондалснес во второй половине дня 2 мая.
27 апреля моторизованный штурмовой отряд группы Фишера в Эстердале встретил ожесточенное сопротивление у Новердалена. После того как позиции норвежцев были подвергнуты сильной бомбардировке, вечером немцы заняли город. В течение следующего дня главные силы подошли к Тюнсету и Тюльдалю и выслали небольшие фланговые группы к Рёросу и Баккену. На следующее утро моторизованный авангард вошел в Ульсберг и свернул на север, к Беркоку, где еще до полудня 30–го встретился с передовыми частями 181–й дивизии, двигавшимися на юг из Тронхейма. Так была налажена сухопутная связь между Осло и Тронхеймом. С 1 мая контакт между группами Пелленгара и Фишера можно было поддерживать, пользуясь неповрежденной железнодорожной веткой, шедшей на юг от Ульсберга через Оппдал до Домбоса. Из Оппдала на запад был послан отряд, 2 мая достигший побережья в районе Сунндальсёры. 3 мая сдались остатки норвежской 2–й дивизии (123 офицера и 2500 солдат), окруженные между Сунндальсёрой и Ондалснесом, в заснеженном Довре — Фьелле.
10 апреля морской десант взял Тронхейм, без боя захватив батареи у входа во фьорд и аэродром в Ваернесе, в 32 километрах к востоку от города.
Мобилизация норвежской 5–й бригады была практически сорвана захватом армейского склада и большинства артиллерии во время взятия Тронхейма. Уже 11–го числа аэродром смог принимать транспортные самолеты и бомбардировщики, и на следующий день здесь приземлились семь пикирующих бомбардировщиков. 13–го был доставлен по воздуху пехотный батальон, а на следующий день прибыл пароход «Леванте» из состава экспортного эшелона, доставивший зенитные орудия, 100–миллиметровые пушки, боеприпасы и авиационный керосин, что сильно улучшило ситуацию со снабжением.
Тронхейм считался вторым по значению политическим центром страны (после Осло). Будучи конечной станцией железных дорог, связывавших его с Осло и Швецией, город имел стратегически важное значение для контроля над Центральной и Северной Норвегией. Для немцев была особенно важна его воздушная связь с Нарвиком. Для союзников Тронхейм также был самой многообещающей целью после Нарвика, поскольку отсюда можно было нанести контрудар. Поэтому первостепенной задачей немцев стала защита от атаки с моря. С этой целью они приставили прислугу к захваченным береговым орудиям и сосредоточили основную часть высадившихся войск вблизи города.
Перспектива высадки союзников в Намсусе и Ондалснесе представляла для немцев серьезную опасность. 14 апреля, когда воздушная разведка ошибочно доложила о высадке британцев в Ондалснесе, ОКВ сообщило группе XXI, что важнейшей задачей последней является создание плацдарма в Тронхейме и недопущение высадки британского десанта. Гитлер «решительно приказал», чтобы тронхеймской группе прислали подкрепление по воздуху, и велел ВМФ перенести центр тяжести операций подводных лодок в район напротив, а также южнее и севернее Тронхейма. Приказы ОКВ и группы XXI возлагали на тронхеймскую группу двоякую задачу: взять Стейнхьер и захватить железную дорогу, идущую из Тронхейма на восток, к шведской границе. Стейнхьер, лежащий в 80 километрах к северу от Тронхейма и находящийся на 10–километровом перешейке между Бейтстад — фьордом и озером Снаасен, перекрывает доступ к Тронхейму с севера. Железная дорога была важной целью, поскольку немцы в то время считали, что они могут получить разрешение пользоваться шведскими железными дорогами для перевозки военных грузов. По мере увеличения воинского контингента следовало продолжить наступление на север, в направлении Гронга и Намсуса. 196–ю дивизию, которая должна была участвовать в наступлении на север от Осло, сменили штаб и части 181–й дивизии (в конечном счете два полка), доставлявшиеся в Тронхейм по воздуху из Осло.
Поскольку из — за постоянной нелетной погоды воздушные транспортные операции приходилось откладывать, тронхеймская группа сначала решила предпринять ограниченное наступление вдоль железной дороги, ведущей в Швецию, и использовать для этой цели прибывший батальон. Наступление началось 15–го при поддержке авиации и импровизированного бронепоезда. К вечеру следующего дня вся железная дорога вплоть до границы оказалась в руках немцев. Маленький, но упорно защищавшийся форт в Хетре взять не смогли, и он держался вплоть до 5 мая.
Тем временем в Намсусе, находящемся в 203 километрах к северу от Тронхейма, высадились союзники. 14 апреля два крейсера высадили на берег десант в составе примерно 350 моряков и морских пехотинцев;
16– го за ними последовали британская 146–я бригада, а 19–го — французская 5–я полубригада альпийских стрелков. Общая численность союзников приближалась к 6000 штыков, а численность норвежских частей, дислоцированных в этом районе, по оценкам немцев, составляла еще 6000. 21 апреля этим силам противостояло 4000 немцев, а 30 апреля — уже 9500. Части союзников, быстро расширявшие занятый ими плацдарм,
17– го достигли Гронга (железнодорожного узла к востоку от Намсуса) и Стейнхьера, но не сделали попытки развить наступление на юг.
18 и 21 апреля Гитлер определил перекрытие Стейнхьерского перешейка как главную цель тронхеймской группы и приказал группе XXI и люфтваффе как можно скорее доставить в Тронхейм подкрепления. Во второй половине дня 20–го командование тронхеймской группой было поручено генерал — майору Курту Войташу, командиру 181–й дивизии. На следующее утро Войташ приказал начать наступление на Стейнхьер. В тот момент общая численность немецких войск в Тронхейме составляла пять с половиной пехотных батальонов, две неполные батареи горной артиллерии и саперную роту. О том, что британцы заняли Стейнхьер, Войташ еще не знал.
Утром 21–го части батальона горных стрелков высадились с эсминца в Киркнесвааге, в 24 километрах южнее Стейнхьера. Торпедный катер высадил роту пехоты севернее Вердальсёры, в задачу которой входил захват шоссейного и железнодорожного мостов. Тем временем вторая рота с батареей горной артиллерии выехала из Тронхейма на поезде и направилась на север. Через три часа после сражения за каждый дом, осложнявшегося метелью, немцы заняли город. Железнодорожный мост был взорван, но шоссейный уцелел.
Главная оборонительная позиция британцев была создана в Висте, в шести с половиной километрах к югу от Стейнхьера. Батальон немцев наступал на этот город вдоль берега Бейтстад — фьорда; еще одна рота продвигалась по дороге, идущей к северу от Вердальсёры. Утром 21–го передовые части батальона, шедшего из Киркнесваага, достигли Виста, но главные силы, передвигавшиеся на реквизированных средствах транспорта, прибыли туда только к ночи. И Вист, и Стейнхьер были подвергнуты воздушной бомбардировке. На главном направлении немцы добрались почти до Спарбу, расположенного на полпути между Вердальсёрой и Вистом, и к концу дня британцы решили отступить на север, за Стейнхьер. На следующий день, после боя за Вист и Спарбу, они отвели части за Стейнхьер. К вечеру 24–го тронхеймская группа полностью овладела перешейком от Стейнхьера до Суннана.
Возобновлять бой британцы не стали. Бомбардировки 20–го и 21–го уничтожили их базу в Намсусе, и 23–го на повестку дня встал вопрос об эвакуации. У немцев также не было желания продолжать наступление за Стейнхьер, поскольку их коммуникации были растянуты, озеро Снаасен было покрыто льдом, и маршрут вдоль его южного берега был уязвим со стороны противника. В конце месяца французские и норвежские части намеревались перейти в наступление, но этот план не осуществился.
26 апреля, полностью овладев Стейнхьерским перешейком и доведя численность до семи пехотных батальонов и шести артиллерийских батарей (включая захваченные норвежские пушки), тронхеймская группа получила приказ пробиваться на юг, навстречу колоннам, наступавшим из Осло. 22 апреля немцы взяли мосты в Нюпане и Мельхусе, в 16 километрах южнее Тронхейма. Поздно вечером 27–го батальон, наступавший на юг вдоль железной дороги, взял Стёрен, важный узел на пересечении дорог через ущелья Гудбрандсдаль и Эстердаль. Три дня спустя он встретился с частями группы Фишера в Беркоке. Тем временем батальон, посланный 27–го с заданием прикрыть западный фланг, 30–го разведал местность от Винье до Сурнадаля и не обнаружил никаких признаков противника.
К 1 мая тронхеймская группа состояла из девяти пехотных батальонов, саперного батальона и восьми артиллерийских батарей. Уничтоженные мосты все еще препятствовали массовым сухопутным перевозкам воинских частей из Осло. 1 мая было приказано отправить батальон 2–й горнострелковой дивизии из Дании в Тронхейм по воздуху, а 3–го группа XXI приказала полку 181–й дивизии и батальону горных стрелков, приданным группе Пелленгара, вернуться в Тронхейм, как только позволит состояние дорог.
2 мая ОКБ определило главной задачей группы XXI уничтожение противника в районе Намсуса. Для ее выполнения требовалось собрать силы, но при первых признаках того, что враг отступает, атаковать следовало немедленно. На следующий день, когда было получено сообщение о том, что Намсус эвакуируется, группе было приказано начать наступление 4–го. Тронхеймская группа была обязана использовать при этом все имеющиеся в ее распоряжении части.
Во второй половине дня 3 мая тронхеймская группа выслала на разведку к Намсусу и Гронгу две группы (по батальону в каждой). В 17.30 4–го батальон, наступавший по главной дороге, дошел до Намсуса, откуда последние британские части эвакуировались рано утром 3–го. Вечером в плен сдались 100 офицеров и 1950 солдат норвежской 5–й бригады.
Сразу после высадки в Бергене 69–я пехотная дивизия (один полк) оказалась уязвимой для возможной атаки британцев с моря и норвежской 4–й бригады, которая сумела провести мобилизацию и собраться в Боссе, находящемся в 72 километрах к северо — востоку от города. Поэтому немцы были вынуждены на время ограничить действия и сначала укрепить завоеванный плацдарм. 15 апреля полк 69–й дивизии, высадившийся в Ставангере, начали переправлять в Берген по воздуху и морю; за первую неделю удалось переправить два батальона.
17 апреля 69–я дивизия выслала дозоры на 16 километров к востоку от Бергена и начала вести разведку в направлении Восса. Натолкнувшись на сопротивление, она доложила, что не может наступать без подкреплений. 18–го норвежцы тайно отвели главные силы 4–й бригады к востоку от Восса, но немцы этого не знали. После разведки боем в направлении Восса, предпринятой 21 апреля, дивизия сделала вывод, что наступление на материк может серьезно ослабить оборону со стороны моря и что для атаки через Хардангер — фьорд необходимо взаимодействие с ВМФ. На основе информации, собранной у местного населения, дивизия оценила численность норвежской бригады в 20 000 штыков. Группа XXI ответила, что непосредственной серьезной угрозы со стороны моря нет, а оценка норвежских сил сильно преувеличена, и приказала дивизии немедленно начать наступление.
Слабость позиций в Бергене тревожила немцев, а полная незащищенность города со стороны протяженного северного побережья усиливала их беспокойство, поскольку союзники могли воспользоваться этим преимуществом и ударить в левый фланг германским частям, наступавшим из Осло на Тронхейм. Гитлер считал опасность достаточно реальной, чтобы рискнуть на еще одну вылазку в Атлантику. Он хотел послать в Берген примерно дивизию на борту пяти быстроходных пароходов с сильным эскортом из военных кораблей. 23 апреля ОКВ сообщило об этом намерении группе XXI, но через три дня отменило его.
Более практичное командование группы XXI 21 апреля отозвало 163–ю дивизию, участвовавшую в наступлении к северу от Осло, поручило ей очистить зону между Ранде — фьордом и озером Мьёса, а затем выступить через Баги к Согне — фьорду, воспрепятствовать высадке британцев и соединиться с 69–й дивизией в районе Бергена. Через два дня группа XXI приказала дивизии вести наступление двумя колоннами: одна, состоявшая из четырех пехотных батальонов, батальона артиллерии и танковой роты, должна была проследовать через Багн и Фагернес к Лаердальсёре на Согне — фьорде, а вторая в составе двух пехотных батальонов (позже трех батальонов), артиллерийской батареи и танкового взвода должна была наступать от Драммена через ущелье Халлингдаль и вдоль железной дороги на Берген до Гуля, а оттуда продолжать движение в направлении Лаердальсёры.
25–го правая колонна 163–й дивизии вступила в ожесточенное сражение у Багна. Там она столкнулась с норвежской 4–й бригадой, которая отошла от Босса на восток, но прибыла слишком поздно, чтобы остановить немецкое продвижение от Осло. В тот же день встала и левая колонна, остановленная в Халлиндале сопротивлением норвежцев и взорванным туннелем у Гульсвика. Лишь через два дня, 27 апреля, немцы смогли благодаря помощи пикирующих бомбардировщиков прорваться через Багн и выйти к Халлиндалю в 20 километрах от Гуля.
Занять новую укрепленную позицию норвежцы не сумели. 28–го немецкая колонна, двигавшаяся через Халлингдаль, достигла Гуля, выслала разведку в сторону Фагернеса, направила дозоры в направлении Хуля, а главные силы продолжили движение к Лаердальсёре. 29–го правая колонна прошла через Фагернее и на следующий день вступила в Ломмен. 28 апреля в Конгсберге на левом фланге была сформирована третья колонна, которая через два дня начала наступление через ущелье Нумедаль на Хуль. Эффективное норвежское сопротивление закончилось 1 мая, когда у Ломмена сдалась норвежская 4–я бригада (300 офицеров и 3200 солдат).
23 апреля 69–я дивизия направила из Бергена один батальон наступать вдоль железной дороги, а второй — на юго — восток, к Хардангер — фьорду. На следующий день дивизия взяла железнодорожный узел Ваксдал и Норхеймсунн на фьорде. 25–го она продолжила наступление на Босс по трем направлениям. Две роты продолжили продвижение вдоль железной дороги; четыре роты, находившиеся на северном берегу Хардангер — фьорда, начали наступление на северо — восток, в сторону Альвика; еще три роты высадились на восточной оконечности Хардангер — фьорда у Эйде, чтобы атаковать с фланга и тыла. Атака развивалась стремительно, и утром 26–го немцы взяли Босс. В тот же день командир дивизии подписал приказ о продолжении наступления вдоль железной дороги к Мюрдалу и на север, к Гудвангену, стоящему на берегу Согне — фьорда. 28–го начался бой в туннеле Мюрдала, длина которого составляет 5 километров. Сдача норвежских частей в Мюрдале, состоявшаяся 1 мая, положила конец организованному сопротивлению в секторе 69–й дивизии. На следующий день дивизия соединилась с частями 163–й дивизии в районе железной дороги.
Сразу после высадки в Ставангере перед германскими частями встала проблема защиты от возможного десанта британцев. Аэродром в Соле находился к Британским островам ближе, чем любая другая немецкая военно — воздушная база, и поэтому представлял собой как угрозу, так и желанную мишень одновременно. В первые дни после высадки береговой плацдарм подвергался постоянным воздушным атакам, а 17 апреля британские крейсеры обстреляли аэродром, причинив ему тяжелый урон. В тот же день германская авиация доставила части 214–й дивизии, которые сменили части 69–й дивизии, переправленные в Берген. Приказом от 21 апреля на 214–ю дивизию была возложена ответственность за оборону южного побережья от Ставангера до Криетиансанна. 20 апреля части 214–й дивизии атаковали норвежцев к югу от города, а 23–го у Дирдала сдались 50 офицеров и 1250 солдат норвежских 2–го и 8–го пехотных полков. 21–го в Ставангер прибыли в сопровождения патруля мотопехоты автоцистерны с бензином, которые вышли из Осло неделю назад.
В Кристиансанне наступление на север началось 13 апреля. После атаки пикирующих бомбардировщиков на центр военной подготовки норвежской 3–й дивизии противник больше не помышлял о сопротивлении, и 15–го командир дивизии начал переговоры об условиях капитуляции. На следующий день 240 норвежских офицеров и 2900 солдат сдались в плен.
Группа XXI овладела Южной и Центральной Норвегией вплоть до Гронга и Намсуса на севере всего за три с небольшим недели. Она разбила норвежскую армию и нанесла поражение двум крупным десантам союзников. Но это была всего лишь прелюдия. Битва на дальнем севере, в Нарвике, решавшая исход всей кампании, только начиналась.
Нарвик был главным призом Норвежской кампании. На убеждении британцев в том, что, как бы ни повернулось дело, а Нарвик останется за ними, были основаны все планы союзников в отношении Скандинавии. Это убеждение было таким сильным, а разочарование в нем таким болезненным, что премьер — министр Невилл Чемберлен, выступая в палате общин через двенадцать часов после высадки немцев, заявил о «весьма вероятной ошибке» при передаче сообщения; скорее всего, имелся в виду вовсе не Нарвик, а Ларвик, маленький прибрежный городок к югу от Осло. Если бы немцы взяли всю остальную Норвегию, но потеряли Нарвик, это было бы для них равносильно проигрышу всей кампании.
Если бы не одноколейная Лапландская железная дорога, шедшая от города на восток, к шведской границе, никому в мире не пришло бы в голову покупать здесь недвижимость. Город занимает небольшой относительно ровный участок на конце напоминающего пень полуострова, к северу от которого находится Ромбакс — фьорд, а на юге — Бейс — фьорд. Железная дорога проходит по южному берегу Ромбакс — фьорда вдоль узкого шельфа, то и дело ныряя в многочисленные туннели, пробитые в твердых скалах, которые отвесно спускаются к воде по обе стороны полуострова. Город и железную дорогу окружает бесконечная тундра, раскинувшаяся во всех направлениях; лабиринт холмов, ущелий и плато неправильной формы часто перемежается пиками, достигающими высоты километр двести метров и более. Зимой здесь все белым — бело, если не считать крутых склонов, с которых ветер сдувает снег, обнажая голые скалы; летом все серого цвета, за исключением узких полосок зелени вдоль берегов фьордов, где у воды растут коренастые березы, а трава и мох покрывают берега, поднимаясь вверх на сотни метров.
Во второй половине апреля 1940 г. зима продолжала держать Нарвик в своих цепких объятиях. В городе и вдоль берега лежал снег, толщина слоя которого была свыше метра. В ущельях в глубине материка эта толщина достигала почти двух с половиной метров. В ближайшие недели предстояли метели, которые должны были смениться холодными весенними дождями. Драться предстояло в тяжелых условиях, но, когда 3–я горнострелковая дивизия вошла в процветающий современный город, который в последние годы завоевал репутацию зимнего курорта, об этих трудностях еще никто не думал. Штаб дивизии занял три верхних этажа гостиницы «Ройял», лучшей в городе.
14 апреля, когда затонул последний эсминец, в распоряжении Дитля имелось 4600 штыков, 2600 из которых составляли экипажи потопленных эсминцев, вооруженные норвежскими винтовками с армейского склада, захваченного в Эльвегордсмоэне. Два батальона горных стрелков были расквартированы в 27 километрах к северу от Нарвика, вдоль линии Лабергет — Эльвенес — Уалаге. Оставшийся батальон занял позиции в Нарвике, а еще одна рота расположилась в Анкенесе, на южном берегу Бейс — фьорда. Моряки расположились на северном и южном берегах Херьянс — фьорда, в Нарвике и вдоль железной дороги, захваченной немцами 16 апреля до самой шведской границы после незначительных стычек с мелкими норвежскими отрядами. 14–го десять Ju–52, приземлившиеся на льду озера Хартвиг, доставили батарею горной артиллерии, но через четыре дня Гитлер приказал не посылать в Нарвик новые части.
Единственными источниками снабжения в Нарвике были лишь захваченный склад в Эльвегордсмоэне и то, что удалось спасти с потопленного «Яна Веллема». Через два дня после высадки германское правительство начало переговоры о разрешении пользоваться шведскими железными дорогами, и 26 апреля в Нарвик прибыл первый эшелон с провиантом, медикаментами и несколькими радиотехниками. Несмотря на повторные нажимы, шведское правительство не позволило перевозить боеприпасы, но позже согласилось пропустить эшелоны с обмундированием и лыжами. Кроме того, во время кампании через территорию Швеции проехало около 230 разных специалистов. Все боеприпасы, а также значительное количество провианта и других товаров пришлось доставлять по воздуху. Иногда прилетали гидросамолеты, бросая вызов британским патрульным кораблям, но, когда начал таять лед на озере Хартвиг (что случилось еще до того, как успели улететь упомянутые выше десять Ju–52), посадка других самолетов стала невозможной. По ходу кампании выяснилось, что трудности сухопутной доставки товаров в зону 3–й горнострелковой дивизии не уступают трудностям их доставки из Германии. База снабжения дивизии находилась в Бьёрнфьелле, к западу от шведской границы, но железной дорогой можно было пользоваться только до Хундалена. Далее товары для Нарвика нужно было 24 километра везти по участку, постоянно обстреливавшемуся британскими военными кораблями. После того как 20 апреля был потоплен паром, ходивший между Нарвиком и Эйяром (расположенным на северном берегу Ромбакс — фьорда), снабжать части, дислоцированные к северу от Нарвика, пришлось по горному маршруту, проложенному от самого Бьёрнфьелля.
14 апреля британский передовой отряд в составе двух рот шотландских гвардейцев прибыл в Нарвик на крейсере «Саутгемптон» и присоединился к морской пехоте с крейсеров и эсминцев, эскадрой которых командовал адмирал флота, граф Корк — и–Оррери. Лорд Корк хотел начать высадку 350 шотландских гвардейцев и 200 моряков и морских пехотинцев в Нарвике утром 15–го, но отказался от этой идеи после возражений командующего сухопутными частями, генерал — майора П.Дж. Макеси. 16–го Макеси отверг второе предложение о высадке под предлогом, что орудия нельзя выгружать в глубокий снег и что в его распоряжении нет никаких сведений о состоянии немцев. Во второй половине дня 17–го и адмиралтейство, и министерство обороны настаивали на немедленном штурме, но генерал продолжал испытывать какие — то опасения и вместо этого сделал попытку заставить немцев сдаться с помощью морской бомбардировки. Утром 24–го линкор, два крейсера и полдюжины эсминцев обстреливали Нарвик три часа подряд. Сначала немцы ожидали высадки десанта, и Дитль информировал группу XXI, что, если город нельзя будет удержать, он будет отступать на восток, вдоль железной дороги. Но единственным заметным результатом бомбардировки стало лишь то, что Дитль вывел из города второстепенные части и по настоянию штаба перевел свой командный пункт в Сильдвик, железнодорожную станцию у восточной оконечности Ромбакс — фьорда.
Черчилль обвинял Макеси в чрезмерной осторожности, не вытекавшей из ситуации; с другой стороны, официальный британский историк Дерри считает стремление генерала избежать риска немедленной высадки и развивать кампанию планомерно, по всем правилам военной науки, во многом справедливым. В свете нынешних знаний кажется, что высадка в первые дни имела хорошие шансы на успех, поскольку 15–го у Дитля в Нарвике был лишь батальон горных стрелков против двух британских батальонов, находившихся на месте, и дополнительного батальона, который прибыл 16–го. Немецкие батальоны, находившиеся к северу от города, не могли пересечь Ромбакс — фьорд и вступить в бой. Около 1000 членов экипажей эсминцев находилось в Хундалене, а указаний на то, что остальные сгруппировались в Нарвике и были готовы принять участие в сражении, нет. По мнению командования 3–й горнострелковой дивизии, выраженному в конце кампании, в первые недели союзники сильно переоценили численность противника.
Пока обсуждались возможности высадки, британцы создали свою главную базу и штаб — квартиру в Харстаде на острове Хиннёй, где уже находилась штаб — квартира норвежской 6–й дивизии. Три британских батальона расположились в разных пунктах на материке, но не там, где можно было вступить в контакт с немцами. Четыре норвежских батальона находились к северу от немецких позиций у Эльвенеса. Генерал Макеси планировал нанести двойной удар с севера с целью взять Эйяр и перерезать железную дорогу в Хундалене, а также продвижения вдоль южного берега Офот — фьорда к Анкенесу; это должно было стать первой фазой наступления союзников на Нарвик.
24 апреля произошел первый за эту кампанию бой на суше. Четыре норвежских батальона атаковали немецкие позиции в Гратангене у Эльвенеса, но были отбиты и потеряли большую часть одного батальона. В тот же день прибыли три французских батальона альпийских стрелков, и это заставило Макеси начать атаку. 28–го один из французских батальонов высадился в Гратанген — фьорде и начал продвигаться на юго — восток вдоль Лабергдаля. Тем временем норвежцы получили подкрепление и создали две бригады: одна состояла из трех батальонов и горной батареи, а вторая — из двух батальонов, горной батареи и моторизованной батареи. Последняя, усиленная двумя французскими ротами, предприняла наступление из Эльвенеса на Бьерквик, а первая направилась на восток, в горы, чтобы атаковать правый фланг немцев у шведской границы. Наступление велось неспешно; к 10 мая было пройдено всего 8 километров. 29 апреля британский батальон, через несколько дней замененный одним из французских горнострелковых батальонов, высадился к западу от Хоквика (расположенного южнее Нарвика) и атаковал Анкенес. Однако и тут наступление развивалось медленно.
5 мая, когда часть Дитля, с 15 апреля находившаяся под непосредственным командованием ОКВ, была возвращена под командование группы XXI, 3–я горнострелковая дивизия доложила, что главную угрозу для Нарвика со стороны севера представляет норвежская бригада на правом фланге. Она могла свернуть на запад и отрезать два немецких батальона или отправиться прямо на юг, к железной дороге у Бьёрнфьелля, но развивала операцию слишком медленно и методично, а потому не вызывала у Дитля особого беспокойства. Он предвидел новую опасность: высадку союзников в Херьянс — фьорде. Нарвик удерживал горнострелковый батальон и примерно три роты моряков, а одна рота горных стрелков защищала Анкенес (Аненес?). Железная дорога — единственная, которая вела из Нарвика в тыл, — удерживалась моряками, но была и днем и ночью уязвима для обстрела со стороны британских эсминцев, которые использовали свои тяжелые орудия против всего, что по ней двигалось. В Нарвике немцы взорвали причал и другие портовые сооружения, необходимые для погрузки железной руды, и поэтому могли оставить город в любую минуту. У штаба Дитля сложилось впечатление, что союзники не пойдут на штурм до тех пор, пока не завершат приготовления до последних мелочей; возможно, они будут ждать, пока не растает снег и горы не станут более проходимыми. Дитль собирался удерживать свои передовые позиции на севере и в Нарвике как можно дольше из — за трудностей организации тылового снабжения в горах. Однако 6 мая группа XXI, проанализировав ход наступления союзников, расценила положение нарвикской группировки как критическое, и 8–го после потери Лейгестинна и Руасме, двух господствующих высот к востоку от дороги Эльвенес — Бьерквик, Дитль доложил, что сможет удержать новые позиции только в случае прибытия подкреплений и сильной поддержки авиации.
В начале мая союзники получили подкрепление. 6–го прибыли два батальона французского Иностранного легиона, а 9–го — польская бригада, состоявшая из четырех батальонов. К крейсерам и эсминцам лорда Корка добавились линкор и авианосец. Наличие пяти зенитных батарей, к которым вскоре должно было прибавиться еще шесть, делало войска, штурмовавшие Нарвик, не такими беспомощными перед немецкой авиацией, как части в Намсусе и Ондалснесе. Тем не менее при летной погоде они подвергались бомбардировкам по нескольку раз в день. Первого серьезного успеха немецкие ВВС добились 4 мая, потопив польский эсминец «Гром». До конца месяца они потопили зенитный крейсер «Керлью», польский транспорт «Хробры» и повредили ряд других боевых кораблей, в том числе линкор «Резолюшн».
Дальнейшие планы союзников были связаны с высадкой на северной оконечности Херьянс — фьорда и одновременным возобновлением продвижения французов и норвежцев на юг из района Эльвенеса. Норвежская бригада, проводившая операцию вдоль шведской границы, должна была усилить нажим на правый фланг немцев. Высадка, порученная двум батальонам Иностранного легиона и пяти легким танкам, была назначена на полночь 13–го после предварительного артобстрела будущего плацдарма линкором, двумя крейсерами и пятью эсминцами.
В штаб — квартире противника тут же поняли, что появление боевых кораблей означает высадку десанта в Херьянс — фьорде; единственной немецкой частью, которая там находилась, был слабый батальон, составленный из моряков. Он был расположен в Бьерквике и вдоль восточного берега фьорда. Возможность высадки десанта в Нарвике также принималась в расчет. На повестку дня встал вопрос об оставлении города без боя, но Дитль решил, что хотя владение городом не имеет серьезного стратегического значения, но нужно оказать сопротивление — ради того, чтобы поддержать воинский дух и не дать возможности пропаганде союзников трубить о том, что они одержали легкую победу.
В Бьерквике, где французские части высадились 13 мая в 2.00, батальон моряков, сильно пострадавший от обстрела, в спешке отступил, бросив по дороге большинство пулеметов. Небольшой заградительный отряд горных стрелков, переброшенный на запад со стороны озера Хартвиг, сумел на время остановить продвижение противника, но не смог помешать ему взять Эльвегордсмоэн. Рота моряков, защищавшая дорогу Бьерквик — Эйяр, бросила позиции еще до того, как попала под огонь. Это открыло французам путь к Эйяру, который они взяли к концу дня.
На следующее утро Дитль приказал батальонам горных стрелков создать линию обороны от Мебюфьеллета до Стуребалака, но было сомнительно, что эту линию удастся создать или удержать, поскольку после взятия Эйяра ее левый фланг оставался практически беззащитным. К счастью для немцев, союзники смогли соединиться на дороге Эльвенес — Бьерквик только во второй половине дня 14–го. За это время части горных стрелков успели отступить на юго — восток. Норвежская бригада, находившаяся на правом фланге немцев, начала наступление и в последующие дни сильно продвинулась вперед.
Вечером 13–го группа XXI сообщила ОКВ, что ситуация в Нарвике становится критической. Дитль доложил, что об отступлении хотя бы части его дивизии на юг, к Будё, не может быть и речи, потому что солдаты крайне измотаны. В случае продолжения наступления противника он собирается оставить Нарвик и удерживать плацдарм на железной дороге, но до того необходимо укрепить фронт к северу от Нарвика; если подкреплений не будет, дивизии останется только одно: пересечь шведскую границу. Группа XXI доложила об этом ОКВ и попросила разрешить Дитлю отвести дивизию в Швецию, если действия противника вызовут такую необходимость.
К ночи 13 мая немцам в Нарвике осталось только одно: продолжить недолгое сопротивление в хрупкой надежде на чудо, которое помешает им позорно бежать в Швецию. Три дня назад германские войска начали наступление на Нидерланды и Францию, но судить о его исходе было еще рано; во всяком случае, никто бы не взялся предсказать, как оно повлияет на действия союзников в Нарвике. 4 мая группа XXI отправила 2–ю горнострелковую дивизию из Тронхейма в долгий марш на север. Дивизия продвигалась поразительно быстро, однако все еще находилась в 288 километрах к югу от Нарвика. Группа XXI была практически беспомощна; самое большее, что она могла сделать, — это выслать дополнительные небольшие подкрепления, недостаточные даже для длительного продолжения сопротивления, не говоря о том, чтобы переломить ход событий.
15 мая, когда первый приступ паники слегка улегся, Фалькенхорст попросил Гитлера прислать в Нарвик батальон парашютистов. В подкрепление просьбы он заявил, что, если Нарвик будет сдан, операции 2–й горнострелковой дивизии к северу от Тронхейма станут пустой тратой сил и что плацдарм на севере необходимо удерживать как можно дольше — как по политическим причинам и соображениям престижа, так и для того, чтобы отвлечь сухопутные войска и военно — морские силы союзников. 14–го группа XXI послала в Нарвик чисто символическое подкрепление из 66 парашютистов — всех, кого удалось наскрести в Норвегии. За остаток месяца и первую неделю июня в Нарвик были переправлены батальон парашютистов и две роты горных стрелков, прошедших короткий курс прыжков с парашютом. Общая численность подкреплений составила 1050 человек (включая 160 специалистов, приехавших на поезде).
Несмотря на величайшую потребность в подкреплениях, группа XXI по недоразумению продолжала вести приготовления к эвакуации экипажей потопленных эсминцев через территорию Швеции. Одной из причин этого была уверенность в близком конце Нарвика, второй — слова Дитля, сказанные после событий 13 мая, назвавшего моряков «бесполезными в бою и представляющими угрозу для своих». 19–го Швеция дала разрешение на эвакуацию экипажей военных кораблей под видом моряков, потерпевших крушение. В следующие недели группа XXI продолжала настаивать на их эвакуации, но Дитль, который к тому времени успел передумать, доказывал, что без моряков рухнет вся система снабжения провиантом и боеприпасами в зоне дивизии.
15 мая состояние дел на Северном фронте заставило 3–ю горнострелковую дивизию расценить свое положение как все более сомнительное. Единственная возможность улучшить его заключалась в эффективной поддержке с воздуха, направленной на наземные и морские цели. Дитль также доложил, что, если подкрепления не подойдут немедленно, он будет вынужден приказать своим частям на севере отступить, что неминуемо приведет к потере Нарвика. Спустя два дня ситуация на правом фланге у шведской границы резко ухудшилась; продвигавшиеся вперед норвежцы взяли стратегически важное плато Кубергет и продолжали оказывать сильное давление по всему фронту. В Анкенесе, к югу от Нарвика, где 16 мая три польских батальона сменили французов и англичан, обороняться становилось все труднее.
21–го Дитль, чувствовавший, что союзники могут в любой момент начать прорыв, решил отвести части на севере и за счет этого сократить линию фронта. Отступление было проведено на следующий день, после чего линия обороны стала проходить у шведской границы в 11 километрах к северу от Бьёрнфьелля, а на Ромбакс — фьорде — в 20 километрах к западу от Бьёрнфьелля. Новая линия фронта сохранялась до тех пор, пока командование союзников не подготовилось к последнему штурму Нарвика.
4 мая, в день, когда немецкие части, наступавшие к северу от Тронхейма, достигли Гронга и Намсуса, группа XXI пришла к выводу, что сильного противника перед ними нет, и приказала 2–й горнострелковой дивизии двигаться на север, от Гронга через Мушёэн к Будё, а затем попытаться установить наземную связь с нарвикской группировкой. По прямой до Нарвика было около 480 километров, но путь пролегал через малонаселенную заснеженную гористую местность, на каждом шагу пересеченную фьордами. Дороги были плохими, короткими, а на последних 136 километрах их не существовало вообще. 4–го генерал — лейтенант Валентин Фойрштейн, командир 2–й горнострелковой дивизии, прибыл в Тронхейм; к тому времени в его распоряжении были два батальона плюс одна рота горной пехоты, одна батарея горной артиллерии и взвод саперов. Главные силы 2–й горнострелковой дивизии, вышедшие из Германии еще в конце апреля, пока находились в пути. Моторизованные части и горнострелковый полк, принимавшие участие в тронхеймском десанте, должны были придать дивизии Фойрштейна, как только позволит обстановка.
У союзников перспектива немецкого наступления на север вызывала сильнейшее беспокойство не столько из — за того, что нарвикская группировка получит подкрепление, сколько из — за того, что радиус действия германской авиации увеличится, и она будет угрожать базам союзников на севере. Они собирались задержать, а если удастся, то и вовсе остановить продвижение немцев в этом направлении. Во время эвакуации Намсуса было предложено, чтобы часть войск отступала в глубь материка, ведя арьергардные бои между Гронгом и Мушёэном, но этот план был отвергнут из — за того, что командование в Намсусе заявило, что данный маршрут непроходим. Вместо этого из Намсуса в Мушёэн перевезли по морю 100 альпийских стрелков. В конце концов у союзников созрел план создать центры сопротивления в Мушёэне и Будё, а поскольку опыт Ондалснеса и Намсуса показал, как опасно оставлять большие части без поддержки авиации, было решено формировать только небольшие независимые отряды. Начиная с середины апреля было создано пять отдельных рот, в каждой из которых было 20 офицеров и 270 солдат. Ожидалось, что они будут жить в сельской местности, наладят контакт с местным населением и начнут партизанскую войну. Две роты, прибывшие из Англии, высадились в Мушёэне и сменили альпийских стрелков; одна высадилась в My и две в Будё, где они присоединились к роте шотландских гвардейцев, присланной из Нарвика. Имевшиеся в данной местности норвежские части состояли из одного резервного батальона и одного батальона, отступившего из Гронга в Мушёэн.
Выйдя из Гронга 5 мая, германские части горных стрелков за четыре дня прошли почти 144 километра по местности, которую британское командование в Намсусе считало непроходимой. Утром 10–го британские и норвежские отряды оказали немцам непродолжительное сопротивление в 15 километрах к югу от Мушёэна, а затем отошли на заранее подготовленные позиции за городом, намереваясь вести сдерживающие бои между Мушёэном и My. Во второй половине дня немцы провели операцию «Wildente» («Дикая утка»), В Тронхейме рота села на каботажный пароход «Норд Норге» и высадилась на полуострове Хемнесёй во фьорде My. Гидропланы доставили туда же еще полуроту. Высадка прошла удачно, несмотря на то что на берегу немцев встретили британские отряды, а пароход был потоплен двумя подоспевшими британскими эсминцами. Видимо, данная операция была продиктована исключительно географическими особенностями Северной Норвегии. Дорога от Мушёэна кончалась в Эльс — фьордене на Эльс — фьорде, а полуостров Хемнесёй прикрывал водный путь к My. Дорога, которая вела к My через Корген и Финнейд, была отделена от дороги Мушёэн — Эльсфьорден высоким хребтом, а в Финнейде над ней возвышался Хемнесёй. Операция «Wildente» открыла немцам путь на My и причинила множество неудобств британским ротам в Мушёэне, так как перерезала их маршрут отступления и похоронила план оказать противнику сопротивление на северной дороге из Мушёэна в My. Британцы оставили позиции и были перевезены на корабле в Будё, в то время как норвежский батальон, вынужденный бросить большинство своей техники, отступил к My по суше, где британцы сумели удерживать дорогу через Финнейд мимо полуострова Хемнесёй ровно столько, сколько было нужно, чтобы дать батальону пройти.
11 мая германская колонна вошла в Мушёэн и получила приказ как можно скорее наступать на Хемнесёй. 15–го немцы были в Эльсфьордене. Пока одна часть дивизии пыталась добраться до Финнейда на импровизированном пароме, другая в составе трех с половиной рот прошла через горы от Эльсфьордена до Коргена и там вышла на дорогу к Финнейду. Тем временем британцы привели в My три роты шотландских гвардейцев в дополнение к отдельной роте, которая уже находилась там и создала сильную оборонительную позицию в Стьене, лежащем в 13 километрах севернее Финнейда. 16–го и 17–го немцы собирались в Финнейде с силами; во второй половине дня 17–го они начали атаку. Видя, что позиции британцев защищены речкой, немцы совершили марш на восток и атаковали левый фланг противника. Одновременно они выбросили парашютный десант, который должен был провести вспомогательную фланговую атаку. Бой продолжался всю короткую ночь, и около 2.00 британцы начали отходить. Ночью они получили приказ отступить на север от My, и в 20.00 18–го немцы заняли город.
Для обороны Будё и территории к северу от My у британцев были в Будё два пехотных батальона, четыре отдельные роты и две артиллерийские батареи, а также батальон шотландских гвардейцев (доведенный до штатной численности подкреплениями, полученными в Будё) и отдельная рота в окрестностях My — в общей сложности около 4500 штыков. У норвежцев было около батальона в районе My и батальон в Будё, переведенный из Бардуфосса. Дивизия Фойрштейна, состав которой менялся почти ежедневно по мере прибытия новых частей, на 15 мая насчитывала шесть батальонов горной пехоты, четыре артиллерийские батареи, батальон дивизионной разведки, саперный батальон, роту мотоциклистов, эскадрон велосипедистов, батарею мортир и танковый взвод. Возможно, ее общая численность составляла около 6000 человек, но не все из них принимали участие в штурме.
Первую сдерживающую акцию провели шотландские гвардейцы в окрестностях Крокстранна. Отдельная рота не приняла в ней участия и отступила на север; подкрепления задержались в Будё из — за того, что там утонул транспорт, а крейсер, который должен был доставить войска, сел на мель. Позиции в Крокстранне удалось удержать всего на несколько часов. 23–го свежая отдельная рота сделала новую попытку задержать противника в Вискискойе. Она закончилась неудачей во второй половине следующего дня, когда немцы провели фланговую атаку, заставившую отдельную роту попятиться. После этого шотландские гвардейцы и другие части получили приказ отступить, а свежие части заняли позиции севернее, у Потуса. Там пехотный батальон и две отдельные роты с несколькими норвежскими отрядами сумели продержаться с утра 25–го до 19.00 26–го. В Потусе британские части впервые получили поддержку двух истребителей, пользовавшихся только что построенной взлетной полосой в Будё.
25 мая, в разгар боя у Потуса, поступил приказ о немедленной эвакуации Будё. Днем раньше союзники решили закончить нарвикскую операцию и не видели необходимости в дальнейшем сдерживании 2–й горнострелковой дивизии. В течение недели британские части, за которыми вплотную следовали немцы, отступали к Будё и завершили эвакуацию 31 мая. В Фёуске германские силы разделились. Одна колонна направилась на запад, к Будё, а вторая продолжила наступление на север, в направлении Сёрфолля. В Будё немцы вошли утром 1 июня, а до Сёрфолля добрались на следующий день. В Сёрфолле передовые части 2–й горнострелковой дивизии все еще находились в 136 километрах от Нарвика. Далее маршрут проходил по безлюдной горной местности, в которой не было не только дорог, но и троп.
24 мая союзное командование в Лондоне решило, что из — за катастрофической ситуации во Франции, где началась финальная стадия битвы за Дюнкерк, нарвикскую операцию следует завершить, но сначала нужно взять город, чтобы спокойно провести эвакуацию и разрушить порт. Последний штурм, сначала назначенный на 21–е, был отложен до 27–го; главной причиной этого было желание воспользоваться преимуществами авиации наземного базирования с аэродрома в Бардуфоссе, который был сдан в эксплуатацию 21–го и в конце концов стал базой для двух эскадрилий истребителей и эскадры гидросамолетов. Атака, которой предшествовал артобстрел, предпринятый крейсером и эсминцем, должна была начаться через Ромбакс — фьорд из Эйяра, который отделяет от Нарвика чуть более полутора километров. Ее должны были провести два батальона Иностранного легиона и один норвежский батальон, поддерживаемые двумя танками и огнем трех артиллерийских батарей, установленных в Эйяре. Одновременно польский батальон должен был нанести удар по Анкенесу и выйти к дальней оконечности Бейс — фьорда, пока французы и норвежцы будут продолжать оказывать давление на противника с севера. Позже стремительная атака с юга должна была перерезать железную дорогу в тылу немцев.
Артобстрел начался 27 мая в 23.40; высадка последовала в полночь, сразу после его окончания. Части высадились в Орнесете, к востоку от Нарвика, и попытались обойти крутой Таралльсвикфьелль, чтобы перекрыть подступы к городу с запада. Немцы, удерживавшие господствующие позиции на горе, не только оказали стойкое сопротивление, но и провели контратаку, отбросив десант к берегу Ромбакс — фьорда. Владея Таралльсвик — фьеллем, они смогли помешать французским и норвежским батальонам сходу пересечь северный конец полуострова и дали возможность частям, удерживавшим Нарвик, отступить вдоль берега Бейс — фьорда. Отход был завершен еще до полудня 28–го.
Одновременно части в Анкенесе форсировали Бейс — фьорд, потеряв по дороге часть плавсредств, и присоединились к отступавшим. Продвижение поляков к концу фьорда сдерживалось достаточно долго, чтобы не дать им отрезать отряды, отступавшие из Нарвика. Вечером поляки соединились с частями Иностранного легиона в поселке Бейсфьорд, но к тому времени немцы успели занять позиции к северу и востоку от данного населенного пункта.
Хотя в первых отчетах немцев упоминалось, что при штурме Нарвика союзники использовали танки, однако позже выяснилось, что оба танка застряли в грязи на берегу и в операции не участвовали. Утром 28–го немецкие пикирующие бомбардировщики повредили зенитный крейсер «Каир», и в последующие дни германские ВВС бомбили базы союзников в Харстаде и Сконланне, а также совершали массированные налеты на Нарвик.
После взятия Нарвика части союзников устремились вдоль железной дороги на восток, пользуясь артиллерийской поддержкой стоявших во фьорде военных кораблей. 30–го началась вспомогательная атака с юга; отряд численностью около батальона пересек основание Нарвикского полуострова и двинулся на северо — восток, к железнодорожной станции Сильдвик, угрожая отрезать все немецкие части, находившиеся западнее. Хотя Дитль справился с этой угрозой, бросив в бой роту парашютистов, но опасность того, что союзники проведут такой же фланговый удар дальше к востоку, сохранялась. К 30–му числу у Дитля заканчивались провиант и боеприпасы, так как из — за погоды подвоза не было уже три дня. Ситуация продолжала ухудшаться, поскольку плохая погода сохранялась.
На следующее утро норвежцы возобновили наступление на правом фланге Северного фронта, где после отступления немцев из Нарвика уже несколько дней стояло относительное затишье. После все более настойчивых атак, продолжавшихся целый день, немцы оставили высоту 620, являвшуюся ключевой для их восточного фланга, и Дитль решил сократить линию фронта, чтобы было легче ввести в бой резервы, если угроза с севера усилится. 1 июня он отвел правый фланг своего Северного фронта к западному склону Рёубергета, на полтора километра отодвинул части, занимавшие позиции на Нарвикском полуострове, и прислал в каждый батальон по роте из резерва. С небольшими изменениями эта линия фронта просуществовала до конца кампании.
30 мая группа XXI сообщила Дитлю, что Гитлер решил поддержать нарвикскую группировку всеми доступными способами. В ожидании помощи, которая должна была прибыть через пять — шесть дней, Дитлю следовало держаться изо всех сил, даже если для этого придется бросить железную дорогу. Гитлер приказал OKЛ держать наготове сильные соединения 7–й военно — воздушной дивизии. Эта дивизия должна была принять участие в запланированной морской операции на северном побережье Норвегии.
В последние две недели военно — воздушные силы проявляли все большее недовольство необходимостью принимать участие в усилении нарвикской группировки. 16 мая Гитлер приказал Герингу предоставить планеры для переправки частей в Нарвик. Группа XXI подготовила к отправке 600 горных стрелков, но Геринг успешно затягивал дело, а 29–го приказал держать все планеры в Ольборге. На следующий день Гитлер собственным решением уменьшил число планеров до шести, но не получил и их. 4 июня было решено, что вновь обещанные подкрепления, состоящие из двух батальонов парашютистов общей численностью 1800 человек, будут переправлены в Нарвик в течение недели. 5 июня группа XXI пообещала прислать в ближайшем будущем еще 1000 горных стрелков, обученных прыжкам с парашютом. Однако до конца кампании ни одна из обещанных частей в Нарвик не прибыла.
В начале июня ОКВ составило план новой операции по спасению нарвикской группировки под кодовым наименованием «Наумбург». 4 июня оно сообщило группе XXI о намерении высадить сильный десант в Люнген — фьорде, в 144 километрах к северу от Нарвика, откуда тот должен был направиться на юг и атаковать противника с тыла. Одновременно военно — воздушные силы должны были захватить аэродром в Бардуфоссе, в 96 километрах севернее Нарвика, и использовать его для поддержки наступления. ОКХ предстояло выделить около 6000 солдат и дюжину танков, которые следовало доставить из Германии на быстроходных лайнерах «Бремен» и «Европа». И группа XXI, и штаб ВМФ верили в успех операции, но ВМФ считал, что, если после прибытия к месту высадки в сопровождении эскорта военных кораблей оба лайнера останутся в Тронхейме и примут участие в операции «Юно» («Juno»), они не смогут вернуться в Германию, поэтому их придется либо бросить, либо направить на базу «Норд» на советском арктическом побережье. 7 июня ОКБ определило срок выполнения операции — через 14 дней.
Среди германских планов оказания помощи нарвикской группировке относительно плодотворным оказался только один — операция «Bueffel» («Буйвол»), проведенная 2–й горнострелковой дивизией. В последнюю неделю мая дивизия создала передовой отряд, в которую вошли 2500 лучших горцев, способных не только совершить труднейший марш — бросок в Нарвик, но и вступить после него в бой. Марш, который по расчетам должен был продолжаться десять дней, начался в Сёрфолле 2 июня и проходил согласно плану; солдаты шли вперед сквозь дождь, снег, туман, грязь и слякоть. Рельеф местности исключал использование не только средств транспорта, но и вьючных животных, а снабжение шло исключительно по воздуху. Тяжелое оружие и боеприпасы должны были сбросить на парашютах незадолго до того, как отряд достигнет Нарвика. 9 июня, когда стало известно, что союзники оставили Нарвик, отряд остановился в Хелльмоботне, находящемся почти на полпути к Нарвику. Символическая часть численностью во взвод продолжила путь к Нарвику и прибыла туда 13–го. В итоговом отчете командир дивизии решительно указал, что, если бы требовала ситуация, марш закончил бы весь отряд и с ходу начал бы сражение.
Немцы готовили меры по спасению нарвикской группировки, а тем временем главной заботой командования союзников было сохранение секретности до тех пор, пока 24 500 эвакуируемых не окажутся на борту кораблей. Часть тяжелой техники, включая пушки и танки, была вывезена еще в конце мая; 4–го, 5–го и 6–го первая группа транспортных судов погрузила 15 000 человек и вышла в море 7–го. 7–го и 8–го вторая группа приняла на борт большинство оставшихся и покинула порт утром 9–го. Арьергард в Харстаде поднялся на борт крейсера «Саутгемптон» 8 апреля в 9.00.
В последнюю минуту норвежское правительство, ничего не знавшее об эвакуации вплоть до вечера 1 июня, попыталось спасти хотя бы остатки своей территории с помощью дипломатических мер. Еще в середине апреля (видимо, с подачи Германии) начались переговоры о нейтралитете Нарвика. В конце месяца бывший премьер — министр Норвегии Л. Мувинкель предложил в Стокгольме министру иностранных дел Швеции проект, известный под названием плана Мувинкеля. Шведы план приняли, но набрались храбрости предложить его воюющим сторонам лишь 1 июня, когда норвежцы, узнавшие о готовящейся эвакуации, обратились к шведскому правительству. Несмотря на то что нарвикская группировка находилась в отчаянном положении, немцы прибегли к тактике затягивания переговоров. После того как шведский посол сделал прямое предложение о нейтралитете Нарвика на встрече, состоявшейся 4 июня, германский министр иностранных дел сделал вывод, что союзники готовятся к эвакуации, но, видимо, ОКВ не разделяло это мнение. Еще 7 июня оно лихорадочно разрабатывало план операции «Наумбург», которую можно было начать не раньше последней недели месяца.
Первую неделю июня единственной заботой Дитля было удержание плацдарма у шведской границы, пусть сколь угодно ограниченного, пока не прибудут подкрепления и не даст результата спасательная операция. Боеприпасы у него были на исходе. Нелетная погода, державшаяся с конца мая, мешала доставке грузов по воздуху и доставляла множество неудобств его подчиненным, у которых на новых позициях не было никакого убежища. Но она же тормозила и операции союзников, результатом чего было относительное затишье на фронте. Эвакуация союзников стала для немцев сюрпризом; они узнали об этом только около 17.00 8 июня. После этого они быстро заняли Нарвик повторно. На следующий день норвежское командование подписало перемирие, которое положило конец боям в Норвегии.
После перемирия немцы взяли Северную Норвегию мертвой хваткой. Еще в середине мая, стремясь ускорить продвижение 2–й горнострелковой дивизии, они начали создавать морской маршрут от Тронхейма. Заняв несколько небольших норвежских баз на побережье и прибрежных островах, 181–я дивизия в конце месяца начала операцию «Biene» («Пчела»), направленную против британских коммуникаций и разведывательного центра на острове Альстен. К 8 июня прибрежные воды были открыты для германских судов до самого Фёуске на севере, а в середине месяца крейсер «Нюрнберг» и два парохода доставили в Нарвик и Тромсё второй пехотный полк и артиллерийский полк 3–й горнострелковой дивизии.
К середине мая германские военные корабли, получившие повреждения в ходе апрельских операций, были отремонтированы. «Шарнхорст», «Хиппер» и «Нюрнберг» совершали учебные плавания по Балтике, а «Гнейзенау» должен был сделать то же самое в конце месяца. 16 мая штаб ВМФ решил, что линкоры и крейсеры могут начать операции в море между Норвегией и Шетлендскими островами и севернее с целью затруднить снабжение союзников. Однако в последующие дни между штабом, с одной стороны, и командованием военно — морской группы «Вест» и командованием норвежского флота, с другой, начались препирательства. Тактическое командование хотело сохранить силы и считало шансы на успех операций в проливе между Шетлендскими островами и Норвегией и к северу от него слишком ничтожными, чтобы ради них рисковать немногими германскими тяжелыми кораблями. Но адмирал Редер и штаб ВМФ (возможно, считавшие, что война скоро закончится) настаивали на использовании агрессивной тактики, чтобы доказать значение ВМФ и обеспечить его будущее.
21 мая Редер сообщил Гитлеру, что «Шарнхорст» и «Хиппер» будут готовы к новым заданиям 27–го, а «Гнейзенау» — в начале июня. Согласно его плану, корабли должны были действовать на севере Северного моря и в Северном Ледовитом океане, чтобы облегчить наземные операции немцев в Северной Норвегии, защитить Скагеррак и Южную Норвегию, угрожая коммуникациям между Британскими островами и Норвегией. Позже должны были начаться операции с использованием Тронхейма в качестве базы. Кроме того, он приказал еще раз изучить возможности использования подводных лодок в районе Нарвика, но командующий подводным флотом категорически возражал против этого, так как полярный день благоприятствовал действиям патрулей противника и сулил мало шансов на успех.
24 мая, когда ситуация в Нарвике стремительно ухудшалась, штаб ВМФ оставил планы нанесения ущерба линиям снабжения союзников и начал искать способы непосредственной помощи нарвикской группировке, придя к выводу, что обстановка в море складывается благоприятно и что вылазка в Вест — фьорд у Нарвика и в Вогс — фьорд у Харстада имеет хорошие шансы на успех. На следующий день военно — морская группа «Вест» получила приказ спланировать срочную операцию в этом районе и провести ее сразу после 2 июня. Подходящие цели на берегу должна была выбрать группа XXI. 27–го Гитлер поставил перед группой дополнительную задачу: создать и обеспечить охрану береговой линии снабжения 2–й горнострелковой дивизии в районе Тронхейм — Му — Будё.
Приказ о начале операции под кодовым наименованием «Юно», в которой должны были участвовать линкоры «Шарнхорст» и «Гнейзенау», крейсер «Хиппер» и четыре эсминца, был подписан 29 мая. Первой и главной целью эскадры являлось внезапное проникновение через Анд — фьорд и Вогс — фьорд к Харстаду, уничтожение баз и обнаруженных там транспортов и военных кораблей. Если разведка сообщит, что вылазка в Вест — фьорд и Офот — фьорд вплоть до Нарвика сулит хорошие шансы на успех, то главной задачей группы станет выполнение этого задания. Дополнительная задача по защите транспортов, следующих из Тронхейма в Будё, могла решаться параллельно с главной или после выполнения последней. Базой эскадры должен был служить Тронхейм. Штаб ВМФ подчеркнул, что речь идет не о нанесении удара по одной — единственной цели, а о продолжительной операции, для выполнения которой потребуется значительное время. В приказе, переданном командующему флотом адмиралу Вильгельму Маршаллу, эти задачи были перечислены, но во время личной встречи с Маршаллом Редер сформулировал более общие пели; возможно, именно это стало причиной возникшего впоследствии серьезного расхождения мнений относительно выполнения операции между командующим флотом и штабом ВМФ.
4 июня в 8.00 корабли вышли из Киля. В Тронхейм отправились четыре судна с провиантом и боеприпасами под охраной минных тральщиков, а также два танкера для дозаправки кораблей топливом в заранее выбранных местах прибрежных вод Северной Норвегии. Днем раньше наблюдения за увеличением числа транспортов, идущих к Нарвику, заставили штаб ВМФ заподозрить, что союзники усиливают свое присутствие в Нарвике с целью одержать там победу, которая компенсировала бы их поражение во Фландрии. 6–го немцы оценили британские силы, присутствующие в Северной Норвегии, в два линкора, один авианосец, четыре крейсера и пятнадцать эсминцев. (На самом деле эскадра лорда Корка, предназначенная для эвакуации, насчитывала лишь два авианосца, три крейсера и десять эсминцев.) 6–го числа адмирал Маршалл, у которого не было ни донесений разведки, ни данных разведки на местности, решил атаковать Харстад в ночь с 8–го на 9–е. Вечером 6–го корабли встретились с танкером «Дитмаршен» на полпути между Норвегией и Исландией и начали дозаправку топливом, которая продолжалась двадцать четыре часа.
Когда вечером 7–го дозаправка закончилась, Маршалл собрал капитанов в кают — компании флагманского корабля. Утром воздушная разведка засекла конвой, шедший от Нарвика на юг. Второе сообщение, полученное во время совещания, извещало о том, что в море находятся еще три группы судов, идущие на запад. Из этого Маршалл сделал вывод, что британцы эвакуируют Нарвик и что транспорты представляют собой важную цель. Но военно — морская группа «Вест» и штаб ВМФ не разделяли этого мнения; когда в 5.00 8–го Маршалл сообщил о своем намерении атаковать конвои, ему ответили, что главной целью эскадры продолжает оставаться Харстад. Атака конвоев «Хиппером» и эсминцами была оставлена на усмотрение Маршалла, но штаб считал, что этот шаг раньше времени выдаст присутствие военных кораблей в данном районе.
Однако в 6.00 немецкие корабли перехватили транспорт «Олд Пайонир» и траулер «Джунипер» и потопили их раньше, чем те успели передать сообщение по радио. Поиск конвоев продолжался все утро; тем временем «Шарнхорст» и «Хиппер», выполнявшие свою задачу, сообщили о том, что на юг движется конвой в составе крейсера и торгового судна, а на север — вооруженное торговое судно и корабль — госпиталь. «Хиппер» пошел навстречу торговому судну, а линкоры начали искать конвой. Торговое судно, оказавшееся военным транспортом «Орама», шло порожняком, если не считать 100 немецких военнопленных. Транспорт был потоплен, а его последнее сообщение по радио заглушили. Корабль — госпиталь «Атлантис» атакован не был. Соблюдая правила, он не передал сообщение; таким образом, о присутствии германских кораблей стало известно лишь через двадцать четыре часа, когда «Атлантис» послал визуальное сообщение линкору «Вэлиант».
Вскоре после 13.00 Маршалл отправил «Хиппер» и четыре эсминца на дозаправку в Тронхейм и выполнение задачи по организации маршрута снабжения армии вдоль побережья от Тронхейма до Будё. Примерно в то же время он решил отказаться от поисков конвоя и следовать с линкорами в район Харстад — Тромсё, поскольку радиоперехват указывал на присутствие там двух британских авианосцев. В 16.45 была замечена мачта военного корабля; при ближайшем рассмотрении это оказался большой авианосец «Глориус» в сопровождении двух эсминцев, позже определенных как «Ардент» и «Акаста». «Глориус», возвращавшийся на базу в Скапа — Флоу самостоятельно из — за недостатка топлива, шел без воздушного патруля. Через три четверти часа немецкие корабли открыли огонь. Первые же попадания лишили авианосец возможности поднять в воздух бомбардировщики — торпедонос — цы. За полтора часа немцы потопили авианосец и оба эсминца, но перед самым концом торпеда, посланная тонущей «Акастой», попала в «Шарнхорст» и вывела из строя его заднюю артиллерийскую башню; в пробоину хлынула вода и затопила два машинных отделения. И снова британские корабли не сумели поднять тревогу. Сообщения «Глориуса» заглушили, а на эсминцах даже не попытались воспользоваться радио. В результате о сражении стало известно лишь во второй половине следующего дня, когда эту новость передали по немецкому радио.
Повреждение «Шарнхорста» оказалось серьезным, и его скорость упала до 20 узлов. Маршалл прекратил операцию и хотел немедленно вернуться на базу, но вместо этого морская группа «Вест» приказала ему идти в Тронхейм, куда корабли и прибыли во второй половине дня 9–го. Первые отчеты об успехах вызвали в штабе ВМФ удовлетворение, и он направил на соединение с эскадрой крейсер «Нюрнберг». Решение Маршалла свернуть операцию, принятое 9–го, было подвергнуто суровой критике. Штаб ВМФ, видимо еще не знавший, что эвакуация союзников закончилась в ночь с 8–го на 9–е, настаивал, что адмирал должен был придерживаться плана и атаковать Харстад и что встреча с «Глориусом» была всего лишь везением. Во второй половине дня 9–го, считая, что эвакуация еще продолжается, штаб приказал Маршаллу провести операцию как можно скорее; если понадобится, то силами одного «Гнейзенау». На следующее утро Маршалл вышел в море с «Гнейзенау», «Хиппером» и эсминцами, но вечером вернулся в Тронхейм по приказу морской группы «Вест».
В последующие дни штаб ВМФ, продолжавший настаивать на агрессивной тактике, все более жестко критиковал за пассивность адмирала, желавшего сохранить свои ограниченные силы. В конце концов Маршалл подал в отставку по состоянию здоровья; это вызвало новую задержку до 20 июня, когда вновь назначенный командующий вице — адмирал Гюнтер Лютьенс в 16.00 вывел в море «Гнейзенау», «Хиппер» и один эсминец, которым предстояло совершить рейд в Северную Норвегию и Исландию. Семь часов спустя «Гнейзенау» был торпедирован британской подводной лодкой, после чего корабли повернули в Тронхейм. После повреждения обоих линкоров («Шарнхорст» отправился домой 20–го) штаб ВМФ расстался с надеждами на успешные операции в северных водах. После продолжительного ремонта «Гнейзенау», «Хиппер», «Нюрнберг» и эсминцы 28 июля вернулись в Киль.
Еще во время проведения операции «Юно» ОКВ приказало переделать лайнеры «Бремен» и «Европа» в военные транспорты, собираясь использовать их при планировавшейся оккупации Исландии, получившей кодовое наименование «Икар» (Icarus). Штаб ВМФ не видел в этой операции особого смысла, поскольку Германия не смогла бы контролировать исландские воды, а использовать остров в качестве военно — морской базы было невозможно. Технически оккупация была вполне возможна, хотя и рискованна; но риск можно было снизить, если провести ее после сентября, когда наступает полярная ночь. Однако повреждения «Шарнхорста» и «Гнейзенау», полученные у берегов Норвегии, не позволили провести операцию быстро, а затем план «Икар» лег на полку, уступив место более честолюбивому устремлению — вторжению в Англию.
Итоги норвежской кампании
По сравнению с людскими и материальными потерями, ставшими привычными позже, Норвежская кампания была мелочью. Она обошлась Германии в 1317 убитых, 1604 раненых и 2375 пропавших без вести (в том числе утонувших в море). Британцы потеряли 1896 человек в военных действиях на суше и больше 2500 в действиях на море. Норвежцы потеряли в общей сложности 1335 человек, а французы и поляки — 350. По подсчетам немцев, кампания обошлась германским ВВС в 127 боевых самолетов против 87 самолетов союзников (в это количество не вошли 25 самолетов, утонувших вместе с авианосцем «Глориус»), В боях на море Германия потеряла один тяжелый и два легких крейсера, десять эсминцев, один торпедный катер, шесть подводных лодок и пятнадцать небольших кораблей. Британия потеряла один авианосец, один крейсер, один зенитный крейсер, семь эсминцев и четыре подводные лодки, а Франция и Польша — по одному эсминцу и одной подводной лодке. Значительными можно назвать лишь потери, которые понес германский ВМФ. Он потерял новый тяжелый крейсер «Блюхер»; в конце июня после повреждений, полученных «Шарнхорстом» и «Гнейзенау», у Германии оставались в строю лишь один тяжелый крейсер, два легких крейсера и четыре эсминца. В тревожные дни лета 1940 г. это было для британцев источником относительного утешения. Уинстон Черчилль называл это «фактом большого значения, потенциально влиявшим на все будущее войны». С другой стороны, норвежская кампания стала высшим достижением германского надводного флота.
Если рассматривать немецкую оккупацию Норвегии как изолированную военную операцию, то ее следует считать выдающимся успехом. Вырвать эту страну из зубов Британии, имевшей огромное превосходство на море, было, как сказал Гитлер, «не просто смелой, но одной из наиболее дерзких акций в современной военной истории». Хорошо спланированная и искусно исполненная, она показала вермахт с его лучшей стороны; тем не менее здесь уже присутствовали некоторые ошибки, позже сыгравшие важную роль в поражении Германии, хотя они проявились не так заметно, чтобы повлиять на исход кампании. Успех операции целиком и полностью зависел от дерзости и неожиданности в сочетании с неготовностью и нерешительностью противника. Так можно выигрывать кампании, но этого недостаточно, чтобы победить в войне. Данная кампания обнажила два серьезных изъяна в личном руководстве Гитлера: его склонность к панике в критических ситуациях и маниакальное стремление влезать в мелочи операций.
Уже операция «Везерюбунг» в какой — то степени продемонстрировала роковую слабость Гитлера — неумение ставить цели, достижимые с точки зрения имеющихся в распоряжении ресурсов. Большинство немецких историков до сих пор считают, что германские стратегические интересы в Скандинавии и свидетельства о намерении союзников начать наступление сделали эту акцию необходимой; но два наиболее авторитетных специалиста в этой области пришли к выводу, что операция «Везерюбунг» была для Германии не единственным и, возможно, не лучшим решением. Генерал от артиллерии Вальтер Варлимонт указывал, что, даже если бы союзники могли сами оккупировать Норвегию, они были бы вынуждены оставить ее сразу же после начала вторжения во Францию, а если бы такая необходимость еще сохранялась, после кампании во Франции оккупировать Норвегию было бы куда легче. Профессор Вальтер Хубач, касаясь истории Норвежской кампании, приходит практически к тому же выводу и добавляет, что в то время у Германии, «без всякого сомнения», хватило бы сил на то, чтобы заставить союзников уйти из Скандинавии. Кроме того, он указывает, что в Скандинавии союзники столкнулись бы с противодействием не только Германии, но и Советского Союза. Эту точку зрения подтверждает официальный британский историк, заявляющий, что «в свете политической ситуации 1939–1940 гг. британская интервенция в той или иной форме была неминуема; а с учетом имевшихся у нас тогда людских и материальных ресурсов был почти так же неминуем более или менее плачевный исход этой операции». Конечно, часы нельзя перевести назад, и назначение истории состоит не в том, чтобы гадать, что могло бы быть; возможно, и Варлимонт, и Хубач «крепки задним умом», однако их мнение отражает существовавшее в то время у немецкого командования стремление противодействовать возраставшей тенденции к широкомасштабным наступательным операциям в любой точке, которая таила или могла таить угрозу. Кроме того, в этой связи следует указать, что контраргумент их оппонентов, выражающийся в том, что Германия была вынуждена действовать именно так, а не иначе, строится главным образом на подмене причинно — следственных связей простыми совпадениями.
Если же вернуться на более прочную почву материальных выгод, то «Везерюбунг» обеспечил Германии контроль над линией снабжения шведской железной рудой (а позже финским никелем), дал ей ряд новых военно — воздушных и военно — морских баз и некоторые другие экономические преимущества, в основном мелкие (вроде продукции норвежских железорудных и металлургических предприятий). Морские и воздушные базы несколько улучшили стратегическое положение Германии из — за близости к Британским островам, увеличили шансы немецких рейдеров на прорыв в Атлантику, а позже сделали возможными воздушные и морские атаки на конвои союзников, идущие в Мурманск. Но коренного улучшения ситуации (особенно на море) достичь не удалось. Германия все еще оставалась изолированной от открытого моря, а для ее военно — морского флота потери, понесенные в ходе операции, не компенсировались преимуществами, которые выражались в виде новых баз.
С точки зрения теории военных операций у Норвежской кампании были две особенности: 1) это была первая совместная операция, в которой участвовали все три рода войск; 2) она доказала, что при определенных условиях превосходство в воздухе может быть использовано для нейтрализации преимущества на море.
Как армейская операция, кампания показала, что ни одна сторона еще не научилась командовать широкомасштабными совместными операциями. У немцев командование, порученное сухопутным войскам, на первых порах превращалось в независимое командование родов войск, координировавшееся на высшем уровне Гитлером и ОКВ, и в тактическом плане зависело от взаимопонимания между отдельными командирами частей. Британцы были вынуждены справляться не только с раздельным командованием собственными силами, но и с трениями, несогласием и подозрениями, которые возникали при попытках проводить совместные операции с участием норвежских, французских и польских контингентов. В целом немцы сумели добиться лучшей координации; в частности, потому, что трудностей, с которыми они столкнулись, было меньше.
Мощь германской авиации была наглядно продемонстрирована 18 апреля, когда крейсер «Суффолк», обстреливавший аэродром в Ставангере, вернулся на базу в Скапа — Флоу со шканцами, залитыми водой, после воздушных атак, продолжавшихся почти непрерывно в течение семи часов. Неделей раньше адмирал Форбс решил покинуть воды Южной Норвегии и предоставить их главным образом подводным лодкам именно из — за превосходства немцев в воздухе. Данное решение явилось косвенным признанием эффективности снабжения немцев с их домашней базы. Хотя люфтваффе не смогли выполнить свою стратегическую задачу и помешать противнику высадиться в Норвегии, они не позволили союзникам создать безопасные базы и сыграли исключительно важную роль в их последующем уходе. Тактическая поддержка сухопутных частей осуществлялась без всякого отпора и поэтому была очень успешной, хотя в Нарвике она была источником трений между армией, которая требовала более тесного взаимодействия с наземными частями, и ВВС, стремившимися сконцентрироваться на более выигрышных целях в море.
Одним из аспектов Норвежской кампании, которому в то время придавали огромное значение, было появление так называемой «пятой колонны». В конце концов имя Квислинг стало нарицательным для обозначения предателя, который добровольно становится орудием захватчика. «Пятая колонна», долго считавшаяся наиболее эффективным оружием нацистов, на самом деле сыграла в данной кампании ничтожную роль. Идея подрывной работы изнутри могла привлечь Гитлера и Розенберга, но одного соблюдения секретности было достаточно, чтобы не посвящать добровольного союзника в свои военные планы. Квислинг с самого начала был источником политических трудностей и основной причиной неудачи запланированной «мирной оккупации». Возможно, главное значение «пятой колонны» в Норвегии и во всех других местах заключалось в том, что это была химера, которая не имела никакой связи с реальностью и возникала в умах людей, вовлеченных в катастрофическую войну, к которой они не были готовы ни в военном, ни в психологическом отношении.
В результате «Зимней войны» 1939–1940 гг. Финляндия сохранила независимость, но очутилась на краю пропасти. Ее экономика, уже подорванная войной, была вынуждена нести дополнительное бремя в виде 400 000 беженцев с территорий, захваченных Советским Союзом. С точки зрения стратегии мирный договор создавал благоприятные условия для нового советского наступления. На юге граница отодвинулась к северо — западу от Карельского перешейка и Ладожского озера, где во время войны финны оказывали самое сильное сопротивление. Захват Саллы и некоторых примыкающих к ней территорий давал Советскому Союзу возможность в кратчайшие сроки рассечь Финляндию пополам в самом узком ее месте и выйти к Ботническому заливу; железная дорога от Кемиярви до Саллы (Куолаярви), которую Финляндия была вынуждена построить согласно условиям мирного договора (тем временем Советский Союз должен был завершить отрезок от Саллы до Кандалакши, важного узла на Мурманской железной дороге), могла быть использована либо для советских военных операций, либо для экономического проникновения в Северную Финляндию. На дальнем севере обладание западной половиной полуострова Рыбачий позволяло советским вооруженным силам контролировать выход к Печенге, а оккупация полуострова Ханко (Гангута) на юге позволила русским создать там военно — морскую базу и сильный плацдарм в самом сердце Финляндии, к западу от Хельсинки. Немецкая оккупация Норвегии завершила физическую изоляцию Финляндии, положив конец скромным перспективам вторжения союзников, существовавшим во время зимней войны, а падение Франции привело и к политической изоляции страны, поскольку Германия стала главной силой на континенте, а Великобритания была вынуждена просить помощи у Сталина.
В июне 1940 г., когда союзники терпели поражения в Норвегии и Франции, Советский Союз, решивший получить свою долю добычи, оккупировал Литву, Латвию и Эстонию и подверг Финляндию новому нажиму. В начале месяца Финляндии было предъявлено требование вернуть всю собственность (как государственную, так и частную), вывезенную с полуострова Ханко перед советской оккупацией. За ним последовало требование либо полного контроля Советского Союза за никелевыми рудниками Печенги, либо совместного советско — финского участия в этой концессии. Концессия в Печенге, принадлежавшая канадской фирме, после зимней войны была оставлена за Финляндией только из — за опасения вызвать враждебную реакцию Великобритании, которой в июне можно было уже не бояться. В июле давление усилилось еще более: Советский Союз начал настаивать на демилитаризации Аландских островов и праве пропуска через финскую территорию эшелонов к Ханко. Требования о возврате собственности и демилитаризации Финляндия удовлетворила.
Очутившись перед лицом смертельной угрозы, финны начали возлагать надежды (казавшиеся тогда призрачными) на помощь Германии. 4 июля министр иностранных дел Финляндии сообщил немецкому послу, что дружеские чувства финского народа к Германии «растут лавинообразно», а потому предпринимаются неофициальные попытки сформировать правительство, ориентированное исключительно на Берлин. Он сказал, что на общественное мнение сильно влияет мысль о том, что с помощью немецких войск Финляндия сможет через несколько месяцев вернуть территории, захваченные Россией. Немецкий посол ответил, что к идее формирования прогерманского правительства он относится отрицательно, поскольку Германия собирается соблюдать условия договора с Россией; предпочтительнее создать такое правительство, которое будет сотрудничать с Германией тайно, сохраняя при этом видимость нейтралитета. Через два дня он получил из Берлина предупреждение о том, что следует избегать подобных заявлений, поскольку они могут вызвать «ложные надежды».
Однако затем произошли два события, в результате которых официальная позиция Германии по отношению к Финляндии радикально изменилась. В июле концерн «И.Г. Фарбениндустри» заключил контракт на поставки 60 процентов никелевой руды, добываемой на рудниках Печенги. Это обеспечивало потребности немецкой промышленности в металле, имеющем стратегическое значение; после этого Германия была заинтересована в сохранении Финляндии. Но еще большее значение для Финляндии — и всего остального мира — имело то, что в конце июля Гитлер приказал начать подготовку плана кампании против Советского Союза. Естественно, после этого Финляндия становилась потенциальным союзником Германии.
Проявлением интереса к руде из Печенги стали планы размещения германских войск в Финляндии, которые немцы начали разрабатывать в августе. В конце июля Советский Союз положил начало новому кризису в Восточной Европе, оккупировав Бессарабию. Демонстрации коммунистов в Хельсинки и русская нота протеста против запрета Общества финско — советской дружбы, созданного в Финляндии после зимней войны, указывали на то, что скоро настанет очередь финнов. Германская разведка пришла к выводу, что Советский Союз начнет военную операцию против Финляндии в середине августа. 13 августа Гитлер приказал укрепить сухопутные, военно — морские и военно — воздушные части в северных областях Норвегии. 2–ю горнострелковую дивизию следовало перевести из Тронхейма в район Киркенеса. Учитывая возможность нападения Советского Союза на Финляндию, он поставил перед норвежским горнострелковым корпусом (созданным в июне 1940 г. из 2–й и 3–й горнострелковых дивизий под командованием генерала Дитля) и 2–й горнострелковой дивизией задачу подготовить операцию под кодовым наименованием «Реннтер» («Renntier») по быстрому захвату Печенги и никелевых рудников в Колосьоки и защите северных норвежских фьордов от возможной высадки десантов.
Первым явным признаком изменения германской позиции по отношению к Финляндии стала встреча финского маршала Маннергейма с подполковником Йозефом Фельтъенсом, личным эмиссаром Геринга, состоявшаяся 18 августа. Фельтъенс получил разрешение перевезти через территорию Финляндии немецкие военно — воздушные части и боеприпасы от устья Ботнического залива до Киркенеса. Одновременно представляя Геринга как ответственного за выполнение четырехлетнего плана развития германской промышленности, Фельтъенс получил право на никелевую концессию в Печенге. После перевозки германских ВВС 22 сентября было заключено соглашение о транзите грузов для всех родов войск, а в ноябре — транспортное соглашение о проезде частей, возвращавшихся в Германию из Северной Норвегии на отдых. В результате этих транспортных соглашений, а также благоприятного отзыва о финской армии, который Гитлер получил от германского военного атташе в Хельсинки, Германия начала снабжать финнов оружием. Поставки начались в августе, когда немцы отправили в Финляндию предназначенные для нее оружие и боеприпасы, которые были накоплены во время оккупации Норвегии.
Германское министерство иностранных дел объяснило советскому правительству, что транзитные соглашения являются временной мерой, призванной укрепить оборону Норвегии от нападения Великобритании. Советское правительство приняло объяснение без комментариев, но недолго скрывало свои возраставшие подозрения: 1 ноября народный комиссар внешней торговли Микоян пожаловался на то, что немцы не желают поставлять военную технику в СССР, но направляют ее в Финляндию и другие страны. Соглашения вызвали в Финляндии новые надежды. В своих мемуарах маршал Маннергейм писал, что без этих транзитных соглашений Финляндия осенью 1940 г. стала бы жертвой Советского Союза.
Растущее недовольство новыми немецко — финскими отношениями проявилось во время визита советского министра иностранных дел Молотова в Берлин в середине ноября. Молотов заявил, что соблюдение условий советско — германского пакта, заключенного в прошлом году, можно было бы назвать удовлетворительным, если бы не Финляндия. Поскольку финский вопрос еще не был решен, Молотов попросил Гитлера подтвердить, что пакт остается в силе; советское правительство не видело причин для его пересмотра. Гитлер ответил, что у Германии нет политических интересов в Финляндии, но она нуждается в поставках финского никеля и леса; новый конфликт на Балтике для немцев нежелателен. Он указал на затруднительное положение Швеции и возможность британского и даже американского вторжения в Скандинавию. Гитлер заявил, что такой конфликт нанес бы тяжелый удар немецко — российским отношениям и поставил бы под сомнение планы дальнейшего сотрудничества.
Молотов требовал вывода немецких частей из Финляндии и обещания, что Германия не будет поддерживать финские антисоветские демонстрации, а также поддержать стремление Советского Союза к решению финского вопроса в рамках договора 1939 г. Он намекнул, что соглашение может быть достигнуто таким же мирным путем, как присоединение Бессарабии и Прибалтийских стран. Уводя дискуссию в сторону, германский министр иностранных дел Риббентроп ответил, что причин поднимать финский вопрос нет. Стратегически мирный договор с Финляндией соответствует всем требованиям Советского Союза, а мелкие нарушения, вызванные передвижениями германских войск, исчезнут сами собой, как только военные эшелоны покинут территорию Финляндии. Гитлер добавил, что Финляндия была и остается в сфере советского влияния, и назвал проблему чисто теоретической. Однако более практического вопроса на этой встрече, ставшей началом конца германо — советского сотрудничества, не было. Гитлер предупредил русских, чтобы они держались подальше от
Финляндии, и предупреждение было воспринято, хотя и без всякого удовольствия.
Визит Молотова в Берлин привел к небольшому кризису в германско — финских отношениях. Финны начинали опасаться того, что немцы и русские могли договориться между собой о разделении Восточной Европы; их тревога усугублялась непониманием германской позиции в вопросе о никелевых рудниках. Финское правительство исходило из того, что Германия сыграет роль третьей стороны на переговорах с Россией по данному вопросу и таким образом поможет ослабить давление, оказываемое последней на Финляндию. Поэтому финны были окончательно сбиты с толку, когда в октябре русские начали предъявлять жесткие требования, а германское правительство заявило, что не заинтересовано во владении рудниками. На самом деле германское министерство иностранных дел до конца октября и не подозревало о существовании своего права на такое владение, а затем обнаружило, что у него связаны руки, поскольку еще в июле заверило русских, что интерес немцев к рудникам не выходит за рамки обеспечения поступления в Германию никелевой руды в количестве, достаточном для нужд немецкой промышленности.
23 ноября Фельтъенс снова приехал в Хельсинки, на сей раз с поручением успокоить финнов. Ему было поручено сказать, что во время визита Молотова не было принято никаких решений, которые заставляли бы Финляндию занять «чрезмерно уступчивую» позицию на переговорах с Советским Союзом. Он должен был объяснить, что отказ Германии участвовать в переговорах относительно никелевой концессии означает только то, что Германия признает за финнами право самостоятельно решать этот вопрос — вплоть до полного сохранения рудников за Финляндией, если она того пожелает. Для окончательного завоевания доверия финнов он должен был сказать, что Германия довела до сведения русских, что в данных обстоятельствах она считает новые «осложнения» на севере нежелательными. Несколько дней спустя германский посол в Хельсинки получил инструкции пользоваться теми же формулировками во время разговоров с членами финского правительства, кроме этого, ему рекомендовали добавить, что советское руководство учтет позицию Германии, определяя свои будущие отношения с Финляндией.
Неудовлетворенность русских итогами берлинской встречи проявилась 26 ноября, когда Молотов сообщил германскому послу в Москве, что присоединение Советского Союза к Тройственному пакту{11}, также обсуждавшееся на встрече в Берлине, возможно только при соблюдении определенных условий. Первое из них предусматривало «немедленный вывод немецких войск из Финляндии, которая согласно договору 1939 г. принадлежит к сфере влияния Советского Союза». Советский Союз обещал «поддерживать мирные отношения с Финляндией» и защищать там германские интересы. В последующие месяцы немцы избегали прямого ответа, а в конце марта 1941 г. Риббентроп сказал министру иностранных дел Японии, что Германия «на некоторое время» воздержится от попыток вовлечь Советский Союз в Тройственный пакт, поскольку русские предъявили неприемлемые для Германии условия, в частности касающиеся Финляндии и Турции (Молотов также просил, чтобы России передали контроль над Дарданеллами).
В декабре 1940 г. в Германии и Советском Союзе пристально следили за выборами президента Финляндии. Главной задачей финнов был выбор кандидата, приемлемого для Германии, и в начале месяца германское министерство иностранных дел решило поддержать кандидатуру Т.М. Кивимяки, тогдашнего финского посла в Берлине. Однако впоследствии Советский Союз информировал финское руководство, что избрание некоторых кандидатов, в том числе Кивимяки, будет расценено как «не идущее на пользу советско — финским отношениям». Узнав о советском демарше, немцы решили не настаивать на кандидате, неугодном Советскому Союзу, и обеспечили поддержку Ристо Рюти, которого ранее подозревали в склонности к пробританскому курсу, но постепенно пришли к выводу, что он более приемлем, чем другой, менее сильный кандидат. В конце месяца Рюти был избран и сохранял этот пост до 1 августа 1944 г.
На новогоднем приеме дипломатического корпуса в Берлине финский посол, приветствуя государственного секретаря министерства иностранных дел Эрнста фон Вайцзекера, заявил, что народ Финляндии теперь более спокоен, поскольку верит, что в предстоящем конфликте с Россией не будет одинок. Вайцзекер ответил, что русские явно приняли во внимание желание Германии не создавать на севере новых очагов напряженности. Однако сразу после наступления нового года стало ясно, что шторм еще не миновал Финляндию.
В середине января русские вновь выдвинули требование о контроле над никелевой концессией и пригрозили, что если быстрого согласия получено не будет, то они «наведут порядок в этом вопросе с помощью известных средств». К тому времени стало ясно, что Германии придется решиться либо на открытую оккупацию, либо на ввод войск по соглашению с финским правительством, однако министерство иностранных дел решило, что следует тайно приободрить потенциального союзника и оказать ему опосредованную помощь, посоветовав «мутить воду» на переговорах и предъявить России встречные требования, касающиеся гарантий поставок никелевой руды в Германию. Эта тактика принесла успех; хотя рассердившиеся русские прервали переговоры еще до конца месяца и прекратили поставки в Финляндию, однако до разрыва дипломатических отношений не дошло.
Гитлер на встрече с Муссолини в Бергхофе 18–20 января указал, что при необходимости Германия будет продолжать поддержку Финляндии. По его словам, русские согласились на поставки Германии нужного количества никелевой руды, но будут придерживаться этого соглашения лишь до тех пор, пока оно будет их устраивать; следовательно, он не может позволить Советам продолжать посягательства на Финляндию.
В феврале, когда казалось, что нового кризиса не миновать, финны попытались через военных атташе заручиться прямой дипломатической поддержкой Германии, но министерство иностранных дел 19 февраля информировало ОКБ, что переговоры между Финляндией и Россией скоро возобновятся и опасности, что Россия применит силу, нет. В марте русские снова резко прервали переговоры, но, поскольку весной 1941 г. они вступили в серьезный конфликт с немцами на Балканах, давление на Финляндию им пришлось ослабить, а в апреле советского посла в Хельсинки сменил другой дипломат, более тактичный и скромный.
Зимой 1940/41 г. были установлены связи между финским и германским Генеральными штабами. В декабре генерал — майор Пааво Тальвела провел переговоры с Герингом и Гальдером, а в январе Берлин посетил начальник финского Генерального штаба генерал — лейтенант Эрик Хейнрихс. В конце февраля полковник Эрих Бушенхаген, начальник штаба армии «Норвегия» (бывшей группы XXI, сменившей наименование в декабре 1940 г.), посетил Хельсинки и совершил ознакомительную поездку по Северной Финляндии. На этих встречах, которые более подробно будут описаны ниже, обсуждались «гипотетические» случаи. Ни одна сторона не принимала на себя никаких обязательств, и все же эти встречи позволили немцам получить информацию, необходимую для составления плана вторжения в Советский Союз, а финнам — почти полностью убедиться в том, что они могут рассчитывать на сотрудничество с Германией.
Весной в результате маленькой комедии ошибок немецко — финское «сближение» получило дополнительное конкретное выражение. В конце февраля бригадефюрер СС Готтлоб Бергер информировал германское министерство иностранных дел, что в немецкое посольство в Хельсинки прибыло 700 финнов, желающих вступить в СС, и что рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер дал согласие на их прием. 1 марта Бергер заявил, что через день — другой собирается послать в Хельсинки врача, который начнет проводить медицинский осмотр кандидатов. Поскольку финнам об этом намерении не было сказано ни слова, министерство иностранных дел попросило Бергера отложить акцию на то время, пока оно свяжется с финским послом в Берлине и выяснит отношение правительства Финляндии к этому мероприятию. Тем временем на запрос, посланный в германское посольство в Хельсинки, пришел довольно испуганный ответ, что количество добровольцев составляет не 700 человек, а меньше двух дюжин и что они хотят вступить не в СС, а в германскую армию. Позже выяснилось, что Бергер получил информацию от некоего шведского гражданина, который после этого попал в шведскую тюрьму и был вынужден уничтожить список, в который якобы входило 700 фамилий. К тому времени, когда эти факты стали известны, финский посол вернулся с известием о том, что его правительство и Маннергейм «в основном положительно» относятся к идее создания финской части для службы в Германии и считают, что это могло бы возобновить чувство военной общности, которое существовало между двумя странами в прошлом. Они предпочли бы создать часть, похожую на 27–й королевский прусский егерский батальон, который во время Первой мировой войны был кузницей финских офицерских кадров и дал Финляндии всех ее офицеров высшего ранга за исключением самого Маннергейма и еще одного — двух, которые служили в русской царской армии. Однако они не имеют возражений против СС, если финны получат другой статус, чем части коллаборационистов, которые СС тогда набирали в оккупированных странах. Со своей стороны германское министерство иностранных дел не желало начинать проект, который бы открыто свидетельствовал о немецко — финском военном сотрудничестве. Однако оно было вынуждено спасать лицо СС. За оставшуюся часть марта оно подготовило соглашение, согласно которому финны должны были набрать около 1000 человек через комитет, который с виду был бы объединением частных лиц. Набор добровольцев был закончен через два месяца; впоследствии сформированный батальон служил в составе танковой гренадерской дивизии СС «Викинг» на Восточном фронте, главным образом на Украине, пока в январе 1943 г. не вернулся в Финляндию, где был распущен.
В последние месяцы перед нападением на Советский Союз одной из главных забот немцев было стремление не афишировать свою быстро укреплявшуюся дружбу с финнами. Для немцев была предпочтительнее тайная связь. Напротив, финны, не знавшие, как сложатся события в ближайшем будущем, не пытались скрывать свое желание оказаться под крылом Германии и при необходимости могли признать это формально и открыто. 2 апреля министр иностранных дел Финляндии Рольф Виттинг сообщил германскому послу, что русско — финская война продемонстрировала неспособность Финляндии выстоять в одиночку против своего огромного соседа. Помощь шведов оказалась несущественной, а помощь Великобритании (в будущем) оказывается под вопросом. Он заявил, что финский народ считает только одну страну способной обеспечить Финляндии реальную защиту от угрозы со стороны Советского Союза, а именно Германию. Он указал, что эта убежденность является решающим элементом его политики. Несколькими неделями ранее он намекнул, что в связи с набором добровольцев в СС «Финляндия могла бы войти в Тройственный пакт». Германский посол, не желавший продолжать беседу в том же духе, поспешил сменить тему. Однако, как показало время, предложение Виттинга не было выгодным для Финляндии; вскоре эта страна получила статус независимой совоюющей стороны, намного более предпочтительный, чем статус прямого союзника Германии.
Тем не менее Виттингу не пришлось долго ждать ответа на свое предложение. 28 мая Карл Шнурре, личный посланник Гитлера, в телефонном звонке финскому президенту сообщил, что напряженные отношения между Россией и Германией могут привести к войне, и попросил прислать в Германию одного или нескольких военных экспертов для ознакомления с ситуацией. Некоторое время гипотетический тон еще сохранялся, но, когда финская военная делегация 24 мая села в самолет, вылетавший в Зальцбург, уже никто не сомневался, что сцена для финального акта приготовлена.
На совещаниях со своими военными советниками 21 и 31 июля 1940 г. Гитлер дал команду подготовить план операции против Советского Союза. Он сказал, что вопрос об использовании Финляндии в качестве союзника остается открытым. (Его собственная оценка возможностей Финляндии оставалась низкой до 22 августа, когда отчет германского военного атташе о состоянии финской армии не заставил Гитлера изменить свое мнение.) Он предвидел, что одной из политических целей Финляндии станет экспансия к Белому морю.
С самого начала было ясно, что Финляндия может предложить максимум три варианта военных действий: нападение на Мурманскую железную дорогу, оккупацию Печенги и наступление через юго — восточную границу на правый фланг русских. Генерал — майор Эрих Маркс, начальник штаба 18–й армии, автор первого (от 5 августа) плана операции, представленного ОКХ после июльских совещаний, понимал стратегическое значение Мурманской железной дороги, по которой впоследствии осуществлялась связь между Великобританией и Советским Союзом. Однако его план предусматривал колоссальную концентрацию немецких войск в центральном и южном секторах. Северная Россия, Ленинград — и, следовательно, Финляндия — на первом, ударном этапе кампании к целям первостепенного стратегического значения не относились. Он предлагал отложить решение вопроса об участии Финляндии в войне (в форме нападения на Мурманскую железную дорогу) до наступления более позднего этапа военных действий. Второй вариант — оккупация Печенги — стоял на повестке дня у немцев в середине августа, когда Гитлер приказал приступить к разработке плана операции «Реннтер». Третьему варианту уделялось важное место в плане, составленном управлением национальной обороны ОКБ и представленном начальнику оперативного штаба ОКБ Йодлю 19 сентября. Разработчики плана из ОКБ предлагали усилить германский удар на севере и, следовательно, повысить роль Финляндии. Все доступные германские и финские части предлагалось сконцентрировать на юго — восточной границе Финляндии и начать наступление либо через Карельский перешеек на Ленинград, либо по восточному берегу Ладожского озера на Тихвин. Это должно было облегчить наступление северной группы немецких войск на Ленинград. Преимуществом данного плана было сочетание финской операции с одновременным главным ударом в другом месте, а недостатком — политические и транспортные трудности, препятствовавшие скрытной концентрации германских войск в Южной Финляндии непосредственно перед наступлением.
На совещании у Гитлера 5 декабря Браухич и Гальдер представили предварительный план Русской кампании, обобщавший все, что было проделано штабистами до сих пор. Гитлер одобрил его, и на следующий день Йодль приказал управлению национальной обороны подготовить на этой основе директиву. Из стенограммы этого совещания, которая является неполной, следует, что Гитлер сказал, что можно твердо рассчитывать на участие Финляндии в операции, и упомянул о необходимости послать одну дивизию из Нарвика по железной дороге через Швецию, которая должна была действовать совместно со 2–й горнострелковой дивизией в Северной Финляндии{12}. Более полное описание плана, существовавшего в то время, приводится в стенограмме совещания Гальдера и Фалькенхорста от 7 декабря. Следовало подготовить наступление четырех дивизий из Норвегии; одна дивизия должна была по суше добраться до Печенги, вторая — проследовать в Финляндию по железной дороге от Нарвика, а две — проехать по железной дороге из Центральной Норвегии через Швецию. На совещании Гальдера и Бушенхагена, состоявшемся через неделю, было решено осуществить два наступления: одно на севере, в районе Печенги, а второе намного южнее, в окрестностях Саллы.
18 декабря Гитлер подписал директиву № 21 — стратегический план операции «Барбаросса». В директиву, которую ОКВ утвердило в качестве основы для тактического планирования на местах, вошли следующие операции в Финляндии:
Следует ожидать активного участия Румынии и Финляндии в войне против Советского Союза; каждая из них предоставит свой воинский контингент, который будет принимать участие в военных действиях на обоих флангах наших сухопутных войск.
В свое время высшее командование сухопутных войск (ОКХ) вступит в контакт с вооруженными силами этих стран и заключит соглашения о том, что их воинские контингенты во время операции будут подчиняться германскому командованию.
Финляндия будет способствовать скрытной концентрации немецкой группы «Норд» (входящей в состав группы XXI), которая будет доставлена из Норвегии. Финские части будут действовать совместно с этой группой. Кроме того, Финляндия будет должна нейтрализовать полуостров Ханко.
Можно рассчитывать на то, что, как максимум, к началу кампании возникнет возможность переброски немецкой группы армий «Север» по шведским железным и автомобильным дорогам.
Во время Русской кампании группа XXI будет продолжать считать своей главной задачей оборону Норвегии. Все части, которые можно освободить от выполнения этой задачи, должны быть направлены главным образом на север (горнострелковый корпус) для обороны Петсамо (Печенги), его никелевых рудников и шоссе, связывающего Петсамо с Оулу (Арктического шоссе). Совместно с финским контингентом эти части впоследствии будут наступать в направлении Мурманской железной дороги и попытаются прервать снабжение Мурманска по суше.
Возможность более крупной операции с участием двух — трех дивизий, которые начнут атаку в районе Рованиеми и южнее его, будет зависеть от желания шведов предоставить свои железные дороги для перевозки крупных немецких частей.
Основные силы финской армии будут предварительно согласовывать свои действия с передовыми силами германского северного фланга. Их главной задачей станет отвлечение на себя как можно большего количества русских сил с помощью наступления вдоль западного или обоих берегов Ладожского озера и взятия полуострова Ханко».
Короче говоря, директива № 21 предусматривала оккупацию и оборону Печенги (главным образом с помощью операции «Реиитер»); наступление в направлении Мурманска и железной дороги, предлагавшееся в плане Маркса, но предусматривавшее использование только немецких частей; операцию на южной границе Финляндии с использованием финских сил, похожую на ту, которую предложило управление национальной обороны. Следует заметить, что на данном этапе Мурманск ни в коей мере не имел для немцев того стратегического значения, которое он приобрел позже. Поскольку немцы рассчитывали одержать победу в три — четыре месяца — слишком короткий срок для того, чтобы Советский Союз начал получать значительную помощь через Мурманск, — операция против этого порта стала бы ненужным отвлечением сил. Она была запланирована лишь для того, чтобы успокоить Гитлера, у которого вызывали болезненный интерес и тревогу все районы, где Великобритания могла создать плацдарм, пусть даже временный.
То, что в середине декабря в Берлине присутствовал финский генерал Тальвела, заставляет предположить возможность участия Финляндии в подготовке директивы № 21. Судя по имеющимся свидетельствам, этот визит был в основном (хотя, с точки зрения Германии, не совсем) простым совпадением. Задачей Тальвелы было укрепление личных контактов Маннергейма и Геринга, начало которым положили два визита Фельтъенса в Хельсинки. В беседах с Герингом и Гальдером Тальвела описал политическую и военную ситуацию в Финляндии и попытался заручиться поддержкой Германии в создании политического союза Финляндии и Швеции. Идея шведско — финского союза противоречила намерению Гитлера держать страны Северной Европы в зависимости от Германии, поэтому Геринг заявил, что Германия заинтересована в существовании Финляндии как независимого государства, а не как шведской провинции. В то время для немцев представляли интерес куда более конкретные вещи. Об этом, в частности, свидетельствует заданный Гальдером вопрос о том, сколько времени понадобится финнам для «не бросающейся в глаза» концентрации войск на юго — восточной границе.
В конце декабря штаб армии «Норвегия», руководствуясь устными указаниями, полученными Фалькенхорстом и Бушенхагеном, понимал свою задачу как сугубо теоретическое расширение плана операции «Реннтер», к составлению которого он уже приступил. Следовало учесть усиление группы до четырех дивизий, наступление в сторону Белого моря и выход к Кандалакше с целью отрезать Кольский полуостров, а потом захватить его. Однако 16 января 1941 г. фон Браухич дал Фалькенхорсту дополнительное задание: включить в план немецко — финское наступление на юго — восток в направлении Ладожское озеро — Онежское озеро и подготовить предложения по командованию и снабжению частей, принимающих участие в этом наступлении.
27 января армия «Норвегия» закончила составление плана операции под кодовым наименованием «Зильберфукс» («Серебристая лиса»). Главная тяжесть операции ложилась на финскую армию, которая должна была обеспечить безопасность южного побережья (включая Аландские острова), относительно малыми силами защитить границу, проходящую по северо — западной части Ладожского озера, а основными силами провести наступление по восточному берегу Ладожского озера в направлении реки Свирь. Главные силы немцев должны были наступать вдоль железной дороги Рованиеми — Салла — Кандалакша к Белому морю, чтобы отрезать русские части на Кольском полуострове. Операция проводилась силами XXXVI корпуса, состоявшего из двух пехотных дивизий и группы СС «Норд», и III финского корпуса, состоявшего минимум из двух дивизий{13}. Группа СС «Норд», усиленная пулеметным артиллерийским и противотанковым батальонами, одной или двумя саперными ротами (все моторизованные) и танковым батальоном, должна была служить авангардом и обеспечивать прикрытие пехотным дивизиям. Некоторые финские части предполагалось использовать для проведения вспомогательной атаки от
Суомуссальми через Ухту в направлении города Кемь на Белом море. После достижения Мурманской железной дороги у Кандалакши часть немецких войск должна была вернуться на север, соединиться с усиленной горнострелковой дивизией, наступавшей на Мурманск из Печенги, уничтожить русские войска на Кольском полуострове и взять Мурманск и Полярный. Основные силы немцев, по возможности соединившись с финскими частями, наступающими на Кемь, должны были пробиваться на юг следом за восточным флангом финской армии. Район дальнейших операций (восточный или западный берег Онежского озера) предстояло определить позже.
Ход операции зависел от того, позволит ли Швеция воспользоваться ее территорией для провоза войск и техники. Норвежская армия была обязана обеспечивать все немецкие части, помимо примерно пяти дивизий, оставленных для обороны Норвегии; военных строителей, связистов, снабженцев, а также большое количество конных и моторных средств транспорта должны были доставить из Германии. Ожидалось, что финны потребуют Верховного командования, поскольку их части должны были составить большинство.
В конце января ОКХ во исполнение директивы № 21 подготовило оперативный приказ, Aufmarschanweisung «Барбаросса», одобренный Гитлером 3 февраля. Согласно этому приказу главнейшей задачей армии «Норвегия» оставалась оборона Норвегии. В Финляндии можно было использовать только части, не требовавшиеся для выполнения этой задачи; до вступления Финляндии в войну этим частям поручалась оборона района Печенги. После вступления Финляндии в войну следовало выбрать один из двух вариантов. Первый соответствовал предложенному штабом армии «Норвегия» плану «Зильберфукс»: наступление на Кандалакшу силами двух — трех немецких дивизий с приданными им финскими контингентами, соединение с немецкими частями, наступающими из Печенги; уничтожение русских сил на Кольском полуострове, поворот основных немецких сил на юг и участие в операциях финской армии. Второй вариант, альтернативный, был составлен на случай отказа шведов пропустить немецкие войска через свою территорию. В этом случае предусматривалось только одно наступление — на восток от Печенги с целью взятия Полярного, Мурманска и железной дороги.
В задачу финской армии входило взятие полуострова Ханко, размещение немецких войск в Северной Финляндии, а позже (после форсирования Западной Двины германской группой армий «Север») — наступления по обоим берегам Ладожского озера (по возможности с упором на восточный). Видимо, сами финны предпочли бы ограниченную операцию на западном берегу Ладожского озера с целью возвращения стратегически и экономически важного Карельского перешейка, который был захвачен Россией в ходе зимней кампании. Напротив, немцы хотели, чтобы финская армия провела наступление по восточному берегу озера, отрезала Ленинград и соединилась с группой армий «Север» в районе Волхов — Тихвин.
Цели финской армии были определены в результате беседы Гальдера с начальником Генерального штаба финской армии генералом Хейнрихсом, состоявшейся 30 января. Хейнрихс привез ответ на вопрос, заданный Гальдером генералу Тальвеле месяц назад (Финляндия сумеет провести мобилизацию «тихо», однако не может дать гарантию, что это не привлечет ничьего внимания), и добавил, что финны в состоянии выставить пять дивизий для наступления по западному берегу Ладожского озера, три дивизии для наступления по восточному и две дивизии — против полуострова Ханко. Иными словами, участие Финляндии в планировании операции вновь было опосредованным. 3 февраля Гитлер приказал, чтобы финны и другие потенциальные союзники немцев развертывали свои войска только после того, как маскировать далее намерения Германии будет невозможно.
11 февраля ОКХ сообщило армии «Норвегия», что ей может быть предоставлена лишь часть вспомогательного персонала и средств транспорта, требующихся для проведения операции «Зильберфукс», и что группа СС «Норд» не будет принимать участия в запланированной операции{14}. Армия «Норвегия» должна учесть эти ограничения и доложить, сможет ли она выполнить операцию в соответствии с составленным ОКХ планом Aufmarschan — weisung. Штаб армии «Норвегия» ответил, что оккупацию Печенги можно провести быстро, причем в любое время, но уничтожение русских сил, защищающих Мурманск, не сможет быть завершено, если Швеция не даст разрешения на полное использование своей территории для провоза войск и техники. Проведение операции только из Печенги невозможно, поскольку собрать большие силы на дальнем севере нельзя, а операционные возможности в любом случае очень ограниченны. Армия «Норвегия» готова наступать до пределов, предусмотренных планом «Зильберфукс», но из — за отсутствия вспомогательных частей и средств транспорта не сможет повернуть на юг и оказать помощь финской армии. Об операциях на южном направлении можно будет думать только после создания базы снабжения в Кандалакше. 2 марта ОКХ приняло предложения штаба армии «Норвегия» в качестве основы для дальнейшего планирования.
В конце февраля начальник штаба армии «Норвегия» полковник Бушенхаген возобновил контакты с финским Генеральным штабом в Хельсинки и совершил ознакомительную поездку по Северной Финляндии. Бушенхаген, подчеркивавший, что все беседы носят чисто теоретический характер и никаких выводов из них делать нельзя, выяснил, что финны считают район Печенги слишком отдаленным для собственных операций, но приветствуют и будут поддерживать германские операции на Дальнем Севере. Они смогут обеспечить скрытную концентрацию германских войск в районе Рованиеми — Салла и даже выделить для участия в этом наступлении одну — две дивизии из состава своего III корпуса. Однако их военные цели ограниченны: финны хотят отвоевать то, что было у них отобрано в ходе зимней войны, и даже выйти на линию Ладожское озеро — Онежское озеро — Белое море, но идти дальше у них намерений нет.
В начале марта 1941 г. британские военно — морские силы непреднамеренно способствовали переходу к новому этапу планирования операции. Утром 4 марта два британских крейсера и пять эсминцев приплыли к Свольверу на Лофотенских островах. Обстреляв город и потопив несколько торговых судов, стоявших в порту, они взяли в плен около 200 немецких торговых моряков и 20 солдат. Некоторое количество норвежских граждан ушло с британцами добровольно.
Этот рейд не имел военного значения, однако заставил Гитлера вспомнить об обороне Норвегии. В результате на совещании 12 марта была еще раз обсуждена ситуация в Скандинавии. Гитлер заявил, что британцы могли бы рассчитывать на победу, если бы предприняли наступление после начала кампании против Советского Союза. При этом они не могли бы найти лучшую цель, чем Норвегия с ее длинным, изрезанным побережьем и плохо развитой системой внутренних коммуникаций. Они в состоянии совершить несколько мелких рейдов, которые, однако, способны в совокупности составить большую операцию; следовательно, первостепенной задачей армии «Норвегия» становится обеспечение обороны, не имеющей слабых мест. Ее нужно усилить 160 артиллерийскими батареями, способными обеспечить защиту побережья, и одной — двумя дивизиями, предназначенными для позиционной обороны, поэтому о высвобождении 40 процентов здешних частей для участия в операции «Барбаросса» не может быть и речи. Поскольку позиция Швеции в отношении транзита немецких войск через ее территорию представляется сомнительной, необходимо изучить другие возможности сбора войск и достижения целей, предусмотренных планом операции.
После этого совещания ОКХ пересмотрело Aufmar — schanweisung «Барбаросса» в свете новых требований, предъявленных Гитлером. Оборона Норвегии была усилена: дополнительные артиллерийские батареи следовало разместить на побережье в середине мая, а вместо отзыва некоторых частей для участия в операции «Барбаросса» армия «Норвегия» должна была получить подкрепление, направляемое в район Киркенес — Нарвик. Из наступательных операций, предусмотренных на момент начала операции «Барбаросса», оставалась только оккупация и последующая оборона Печенги. При определенных обстоятельствах (например, нападении Советского Союза на Финляндию) эта операция могла быть проведена и раньше. Мурманск следовало окружить, но задачу его взятия перенести на следующий этап, поскольку для этого требовались более значительные силы; иными словами, масштабы операции против Мурманска были сильно урезаны, и ее успех становился проблематичным.
Одним из следствий британского рейда на Свольвер стало то, что Фалькенхорст, который как командующий вооруженными силами в Норвегии подчинялся ОКВ, а как командующий армией «Норвегия» — ОКХ, стал подчиняться только ОКВ в обеих должностях. После этого действия армии «Норвегия» в Норвегии контролировались ОКВ, но участие в операции «Барбаросса» делало ее подотчетной ОКХ. Выход из этой ситуации был найден в конце марта, когда контроль за планированием и выполнением операций в Финляндии был передан ОКВ.
В марте армия «Норвегия» приостановила планирование операции, дожидаясь уточнения своей задачи. Началась концентрация 2–й горнострелковой дивизии в районе Киркенеса для участия в операции «Реннтер»; передовые части группы СС «Норд» были готовы к отправке через территорию Швеции в Северную Норвегию под видом замены. Группа должна была собраться у Киркенеса, откуда она могла проследовать через всю Финляндию на юг по Арктическому шоссе, избегая использования шведской территории, и занять позиции, предусмотренные планом «Барбаросса». Группу пришлось снова включить в операцию, поскольку она была единственной моторизованной частью, доступной для армии «Норвегия»; только она могла совершить долгий марш по суше из Киркенеса до Рованиеми.
7 апреля директива ОКВ, утвердившего пересмотренный план Aufmarschanweisung, дала основу для возобновления планирования. Усиленная 2–я горнострелковая дивизия должна была находиться в готовности для оккупации Печенги, но с условием, что части, защищающие сектор Нарвик — Киркенес, составят не меньше 18 батальонов. Когда угроза побережью Северной Норвегии и Печенге минует, можно будет собрать силы, достаточные для наступления на Полярный и перекрытия Кольского залива. Выполнение этого плана будет зависеть от множества факторов, предусмотреть которые в данный момент невозможно, однако необходимо провести все приготовления и собрать в нужном месте как можно больше частей. Главной целью операции будет взятие Кандалакши, которое отрежет Мурманск от юга; в дальнейшем события будут развиваться в зависимости от ситуации. Скорее всего, воспользоваться шведскими железными дорогами для сбора войск не удастся; следовательно, ОКХ придется доставить в Финляндию одну пехотную дивизию по морю; тем временем армия «Норвегия» доставит из Норвегии (также по морю) штаб XXXVI корпуса и приданные ему элементы. Если после начала операции «Барбаросса» Швеция согласится на транзит, до из Южной Норвегии будет доставлена еще одна дивизия. Главное командование операциями за пределами Финляндии будет осуществлять Маннергейм.
17 апреля штаб армии «Норвегия» представил план операций на утверждение ОКВ, а 18–го и 20–го дал оперативные приказы горнострелковому корпусу «Норвегия» и XXXVI корпусу. Силы противника оценивались в пять пехотных дивизий и одну — две плохо вооруженные части. (На совещаниях в ОКВ от 5 и 6 июня расположение противника оценивалось следующим образом: одна дивизия — в районе Мурманска, одна — в Салле, одна (возможно, две) — в Кандалакше, одна — в окрестностях Кеми и одна (возможно, две) — в Архангельске.)
Норвежскому горнострелковому корпусу были поручены одна оборонительная операция и две наступательные. Командующий Заполярным округом, командир горнострелкового корпуса «Норвегия» Дитль отвечал за оборону Норвегии к северу от Нарвика. Для выполнения этой задачи, не считая военно — морских частей и береговой артиллерии, у него имелись 199–я пехотная дивизия, 9–й полк СС, три пулеметных батальона, батальон военной полиции и (предположительно) батальон велосипедистов — в общей сложности именно те 18 батальонов, на которых настаивал Гитлер. Первую наступательную операцию, «Реннтер», следовало подготовить так, чтобы Печенгу можно было оккупировать в любое время, самое позднее через три дня после получения соответствующего приказа. Вторая, под кодовым наименованием «Платинфукс» («Платиновая лиса»), должна была проводиться либо после «Реннтер», либо непосредственно из Норвегии; в этом случае она предусматривала оккупацию Печенги. План этой операции предусматривал наступление вдоль арктического побережья до Порт — Владимира и Полярного с целью перекрыть Кольский залив выше Мурманска. Форсирование Кольского залива и взятие Мурманска зависели от ситуации и рельефа местности за Полярным. Участвовать в операции должны были 2–я и 3–я горнострелковые дивизии, батальон связи, строительный батальон, противовоздушный батальон (без двух батарей), две батареи 105–миллиметровых пушек и батарея реактивных пусковых установок «небельверфер».
Главную наступательную операцию под кодовым наименованием «Поларфукс» («Песец»), целью которой являлось взятие Кандалакши, должен был провести XXXVI корпус в составе 169–й пехотной дивизии, группы СС «Норд», финской 6–й дивизии (выделенной из финского III корпуса), двух танковых батальонов, двух моторизованных артиллерийских батальонов, двух строительных батальонов, батальона мостостроителей, батальона тяжелых орудий, батальона связи, двух противовоздушных батарей и батареи «небельверферов». После сбора частей восточнее Рованиеми XXXVI корпус должен был начать наступление вдоль дороги Рованиеми — Кандалакша, окружить и взять сильно укрепленный пограничный пункт Салла, а затем начать наступление на Кандалакшу. После захвата Кандалакши ее следовало обезопасить от атак с юга, свернуть на север, продолжить продвижение вдоль железной дороги и принять участие во взятии Мурманска (совместно с горнострелковым корпусом «Норвегия»),
Поскольку к тому моменту степень участия финских войск в операции была не определена, апрельский приказ XXXVI корпусу был до некоторой степени пробным. Штаб армии «Норвегия» предлагал провести вспомогательную атаку (возможно, силами финской 6–й дивизии) из Кусамо, в 104 километрах южнее Саллы, через Кестеньгу на Лоухи, узловую станцию Мурманской железной дороги, и организовать разведку в районе Ухта– Кемь. Командир XXXVI корпуса, генерал от кавалерии Ханс Файге сделал пробное предложение начать главную атаку южнее и за Саллой свернуть на север, к Кайрале, где дорога Салла — Кандалакша проходит между двумя озерами мимо нескольких господствующих высот, и выйти к переправе через реку Тунца. Он считал, что такой маневр помешает русским занять эшелонированную оборону, однако ему сообщили, что состояние дорог и рельеф местности не позволяют провести окружение.
11 июня, когда вопрос об участии финских войск был решен, штаб армии «Норвегия» подготовил приложение к апрельскому приказу и оперативный приказ для финского III корпуса, который придавался немецким частям. III корпус (одна дивизия, усиленная пограничниками, вторая дивизия придавалась XXXVI корпусу) должен был прикрывать южный фланг атаки XXXVI корпуса. Наступление должно было начаться из района Суомуссальми в направлении на Ухту. После взятия Ухты направлением главного удара должна была стать Кемь; вспомогательное наступление предполагалось провести через Кестеньгу на Лоухи. Финская VI дивизия, дислоцированная в окрестностях Кусамо, вместо прямой атаки на Лоухи должна была за Саллой свернуть на северо — восток и выйти к реке Тунца у Алакуртти. И XXXVI корпус, и III корпус должны были подчиняться армии «Норвегия», штаб — квартира которой перемещалась в Рованиеми для командования операцией «Зильберфукс» — всеми действиями германских и финских войск за пределами Финляндии, к северу от линии Оулу — Беломорск.
Роль ВМФ и ВВС в операции «Зильберфукс» была ограниченной. Ожидалось, что ВМФ придется прекратить снабжение вдоль арктического побережья до тех пор, пока не будет преодолено превосходство русского флота в Северном Ледовитом океане. Для снижения эффективности русских и, возможно, британских операций на море необходимо было взять Полярный и Мурманск. Поэтому адмирал Редер с самого начала настаивал на оккупации Мурманска как жизненно важной операции для германского флота. 5–й воздушный флот (Норвегия) оставил для выполнения главной задачи — обороны Норвегии — около 200 боевых самолетов и выделил для участия в операции «Зильберфукс» следующие силы:
Самолеты дальней разведки (одно звено)……………………………… 3
Пикирующие бомбардировщики (одна группа)…………………… 30
Бомбардировщики (одна эскадрилья)…………………………………. 10
Истребители (одна эскадрилья)………………………………………….. 10
Самолеты — разведчики, приписанные к армии «Норвегия»…….. 7
И т о г о……………………………………………………………………………. 60
Эти скромные силы должны были противостоять советским военным кораблям в Северном Ледовитом океане, обеспечивать воздушную поддержку армии «Норвегия» и выполнять ряд других задач, в том числе бомбежки портов Полярный и Мурманск, препятствовать передвижению воинских эшелонов по Мурманской железной дороге, уничтожать советские аэродромы и бомбить шлюзы на Беломорско — Балтийском канале (на этом настаивал ВМФ, боявшийся возможности переброски советских малых кораблей из Балтийского в Белое море).
25 мая ОКВ провело трехдневное совещание с участием финской делегации во главе с генералом Хейнрихсом, в которую входили начальники оперативного отдела, отделов мобилизации и снабжения, а также начальник штаба финского ВМФ. Во вступительном слове Йодль охарактеризовал предстоящее нападение на Советский Союз как упреждающую операцию. Он сказал, что Германия подписала с Советским Союзом договор о дружбе, который был выгоден ей экономически; ответом на него была ничем не спровоцированная концентрация советских войск на германской границе, что заставляет Германию принять соответствующие контрмеры. В ближайшем будущем Германия намеревается прояснить ситуацию по политическим каналам. Если это окажется невозможным, то станет практически неотвратимым военное решение проблемы, чтобы не позволить Советскому Союзу выбрать благоприятное время для нападения{15}. Ход войны можно предсказать заранее: участие множества мелких государств в крестовом походе против большевизма, а особенно военное превосходство германских вооруженных сил после захвата определенных территорий приведет Советский Союз к военному бессилию. Быстрее всего краха Советов можно добиться на северном направлении. Йодль объяснил, что главной задачей финнов будет связывание русских сил в районе Ладожского озера. Кровопролитных сражений здесь не будет, поскольку советский фронт рухнет сам по себе в результате наступления немецкой группы армий «Север».
На следующий день Гальдер применил другую тактику и попросил финнов создать мощную ударную группировку, которая в зависимости от того, как сложится ситуация, будет наступать либо по восточному, либо по западному берегу Ладожского озера. Он будет ожидать финского наступления через четырнадцать дней после начала осуществления германского плана «Барбаросса». По окончании совещания ОКВ объяснило, что Йодль ознакомил участников лишь с оптимистическим прогнозом развития событий. Со своей стороны, финны указали, что район Ладожского озера представляет для них величайший интерес, поэтому они не будут выжидать две недели, а начнут наступление сразу. Финны хотели сконцентрировать все свои силы на Ладожском фронте и не желали передавать свой корпус для участия в немецком наступлении на Кандалакшу. По той же причине они хотели, чтобы немцы взяли на себя штурм полуострова Ханко. Ответы на эти вопросы (наряду с некоторыми другими, в частности о конкретном направлении главного удара финнов и сроках мобилизации) предстояло найти позже. Поскольку военная делегация не обладала компетенцией для заключения конкретных договоров (хотя Хейнрихс указал на то, что само его присутствие является свидетельством финской позиции), было решено продолжить совещание 3 июня, когда в Хельсинки подведут предварительные итоги.
На совещании 25 мая Йодль заявил, что операциями в Северной и Центральной Финляндии будет командовать Фалькенхорст («Зильберфукс»), а Маннергейм будет командовать южным, то есть Ладожским фронтом. Маннергейм будет осуществлять командование в тесном контакте с ОКХ. Это было отступлением от прежнего немецкого намерения, выраженного еще 28 апреля в предварительном плане, который следовало обсудить с финнами; тогда Верховное командование всеми операциями в Финляндии собирались предложить Маннергейму. Причины принятия решения о раздельном командовании в Финляндии неясны. Возможно, одной из них было желание ОКБ командовать активными боевыми действиями. Другой — то, что Маннергейм смог принять участие в планировании операции лишь на самом последнем этапе и у него просто не оставалось времени принять Верховное командование до начала кампании. Это предположение частично подтверждается свидетельством самого Маннергейма о том, что в июне 1941 г. (уже после начала операции) ему попытались предложить Верховное командование в Финляндии. Разделение командования не могло оказать серьезного влияния на успех операции «Зильберфукс», поскольку эта операция была, по выражению Гальдера, всего лишь «экспедицией», которая не играла особой роли ни в плане «Барбаросса», ни в наступлении финнов на юг. Однако создание независимого немецкого и финского командования усугубило серьезную ошибку, допущенную немцами на этапе предварительного планирования: они не смогли добиться прямого подчинения Маннергейма, потеряли надежду на то, что его можно будет держать в руках, и подвергли себя опасностям, которые неминуемо возникают в ходе ведения коалиционной войны.
Согласно Клаузевицу, худшая из возможных ситуаций возникает в том случае, когда двое независимых командующих обнаруживают, что они ведут операции на одном и том же театре военных действий. Почему немцы попали в эту ловушку, понять нелегко. В директиве № 21 ОКВ поручалось провести переговоры с финнами и румынами и предложить им «такой порядок, при котором в момент интервенции их воинские контингенты будут подчиняться германскому командованию»; однако не существует никаких свидетельств того, что с финнами вообще когда — либо велись такие переговоры. Возможно, в 1941 г. немцы были настроены чересчур оптимистично и не считали возможным такое развитие событий, которое может подорвать стремление финнов к сотрудничеству; более того, для короткой победоносной кампании, в которой Финляндии отводилась второстепенная роль отвлекающей силы на внешнем фланге, тесная интеграция с финнами не считалась необходимой, поскольку она могла повлечь за собой принятие нежелательных обязательств по снабжению и присылке пополнений.
Когда 3 июня совещание продолжилось, полковники Бушенхаген и Эберхард Кинцель, представлявшие ОКВ и ОКХ соответственно, выяснили, что финский Генеральный штаб готов принять все немецкие предложения, сделанные в мае. Сбор главных финских сил пройдет там, откуда они через пять дней после поступления сигнала смогут начать наступление по восточному или западному берегу Ладожского озера (в зависимости от желания ОКХ). Наступление вдоль восточного берега, которое финны считают более перспективным с военной точки зрения, может быть начато силами пяти пехотных дивизий и смешанной пехотно — кавалерийской дивизии. После завершения мобилизации можно будет рассчитывать еще на семь дополнительных дивизий. Однако Хейнрихс предупредил, что слишком многого от финской армии ожидать не следует. Их конечной целью будет река Свирь, но достичь ее можно будет только при исключительно благоприятном стечении обстоятельств.
III корпус (две дивизии) и печенгский отряд (три роты и артиллерийская батарея) будут приданы армии «Норвегия». Финны займут Аландские острова и начнут осаду Ханко, но хотят, чтобы штурм острова провела немецкая дивизия, присланная из Норвегии.
На случай, если Германия и Советский Союз достигнут мирного соглашения, Финляндия хочет иметь гарантии сохранения независимости, желательно в довоенных границах, и экономической помощи. Что же касается политической сферы, то Хейнрихс подчеркнул, что попытка учредить в Финляндии правительство «квислинговского типа» тут же положит конец германско — финскому сотрудничеству.
14 июня, за три дня до начала всеобщей мобилизации в Финляндии, президент Финляндии и парламентская комиссия по иностранным делам одобрили военные соглашения с Германией. На следующий день финны прислали в ОКВ срочный запрос: перед объявлением мобилизации они хотели бы получить либо надежное подтверждение того, что война неминуема, либо гарантию того, что в случае достижения мирного соглашения Германия добьется выполнения ранее сформулированных политических требований Финляндии к Советскому Союзу. В ответе, который Кейтель передал через германского военного атташе, говорилось, что «требования и условия, выдвинутые Финляндией относительно принятия соответствующих мер, можно считать выполнимыми». Всеобщая мобилизация была объявлена 17 июня.
Полковник Бушенхаген в сопровождении генерала от инфантерии Вальдемара Эрфурта вернулся в Хельсинки на самолете во второй половине дня 13 июня. Через два дня Бушенхаген создал штаб — квартиру армии «Норвегия» в Рованиеми, и финский III корпус перешел под командование армии «Норвегия». Чтобы не привлекать внимание русских, Фалькенхорст еще неделю оставался в Норвегии и прибыл в Рованиеми лишь 21 июня. Впоследствии у армии «Норвегия» было две штаб — квартиры, находящихся друг от друга на расстоянии более полутора тысяч километров. Большая часть ее штаба оставалась в Норвегии; для управления операциями за пределами Финляндии пришлось создать импровизированный дополнительный штаб. Генерал Эрфурт, начальник штаба связи «Норд», стал офицером связи в ставке Маннергейма и представителем ОКВ и
ОКХ в Финляндии. По просьбе финнов финский генерал стал представителем Финляндии в ОКХ.
Два вопроса все еще оставались нерешенными: время и место финского наступления. Видимо, причиной тому была не скрупулезность финнов, а нежелание немцев называть точную дату начала собственных операций против Советского Союза и стремление ОКХ немного отсрочить начало финского наступления, согласовав его с темпами продвижения группы армий «Север». 16 июня Эрфурт сообщил ОКХ, что генерал Хейнрихс, следуя инструкциям, полученным от Маннергейма, попросил назначить дату финского наступления через два — три дня после начала операции «Зильберфукс», потому что, как писал Эрфурт, «финны хотят, чтобы у их народа и его представителей создалось впечатление, будто происходящее диктуется ходом событий». ОКХ ответило, что дата начала финской операции будет зависеть от того, как сложится ситуация на германском фронте, но просьба финнов будет принята к сведению.
Когда 22 июня германские армии вторглись в Россию, Финляндия заявила о своем нейтралитете, который продолжался до ночи 25 июня. После бомбардировок нескольких городов Южной Финляндии, проведенных советской авиацией 25 июня, премьер — министр выступил на закрытой сессии парламента и заявил, что государство, подвергшееся нападению, имеет право защищать себя всеми средствами, вплоть до объявления войны{16}. ОКХ, убедившееся предыдущей ночью, что немецкие операции против Советского Союза идут согласно расписанию, приняло решение относительно места финского наступления и приказало Эрфурту передать финнам, что они должны готовиться к операции на восточном берегу Ладожского озера силами по крайней мере шести дивизий, что главный удар должен быть нанесен на левом фланге и что конечная цель наступления будет названа несколько позже. 4 июля, когда группа армий «Север» форсировала Западную Двину — последнее значительное естественное препятствие перед Ленинградом — и больше не ожидала серьезного сопротивления, Гальдер решил, что пришло время назвать дату финского наступления. Учтя желание финнов, чтобы предупреждение поступило за пять — семь дней до начала операции, он назначил начало наступления на 10 июля.
Концентрация частей армии «Норвегия» для операции «Зильберфукс» уже сама по себе была широкомасштабным мероприятием. На Дальнем Севере горнострелковый корпус «Норвегия» должен был перевезти 3–ю горнострелковую дивизию из Нарвика в Киркенес, а из Южной Норвегии доставить 199–ю пехотную дивизию, штаб 702–й пехотной дивизии и смешанные части общей численностью до нескольких батальонов. 2–я горнострелковая дивизия уже находилась в окрестностях Киркенеса. Транспортировка была возможна только по морю, поскольку дорогу Рейхсштрассе 50, связавшую Нарвик и Киркенес осенью 1940 г., на первых порах не удавалось очищать от снега, а в июне, когда начиналась оттепель, она покрывалась гололедом. Дорога к югу от Нарвика была во многих местах перекрыта замерзшими паромными переправами через фьорды. Доставка 199–й пехотной дивизии и штаба 702–й пехотной дивизии была закончена к концу мая, но последние части 3–й пехотной дивизии добрались до места сбора к югу от Киркенеса только 17 июня; сбор группы СС «Норд» завершился в самый последний момент, 6 июня, а уже 7–го она начала марш — бросок по Арктическому шоссе в южную Финляндию, к Рованиеми.
Ударные силы горнострелкового корпуса «Норвегия» (2–я и 3–я горнострелковые дивизии плюс вспомогательные части) составляли в общей сложности 27 500 штыков. Для их снабжения требовался годовой резерв припасов, который Гитлер осенью 1940 г. приказал накопить в Норвегии. Припасы нужно было доставить в зону боевых операций на судах, причем как можно глубже; в случае крайней необходимости их можно было переправить из Нарвика по Рейхсштрассе 50.
Переправка главных сил XXXVI корпуса в Финляндию была осуществлена в ходе двух морских транспортных операций: «Блауфукс 1» («Голубой песец») (169–я дивизия, 20 000 штыков, из Штеттина в Оулу) и «Блауфукс 2» (штаб и остальные части XXXVI корпуса, 10 600 штыков, из Осло в Оулу). Первые суда вышли в море 5 июня, а вся операция была закончена 14 июня. 8000 солдат группы СС добрались до Рованиеми 10 июня. Эти передвижения были замаскированы под операцию по деблокированию Северной Норвегии; XXXVI корпусу было приказано не сворачивать на восток от линии Оулу — Рованиеми — Арктическое шоссе до 18 июня — считалось, что после этой даты скрывать готовящееся нападение на Россию будет невозможно. Это ограничение не позволяло XXXVI корпусу достичь южной границы Финляндии в срок, нужный для того, чтобы начать наступление 22 июня, в день начала плана «Барбаросса». XXXVI корпус без приданных ему финских частей насчитывал 40 600 штыков. Сначала корпус имел провианта на три месяца, боеприпасов — на два — три месяца, а топлива — на два месяца. Командовал снабжением и Финляндии, и Норвегии штаб «Норд», в июне 1941 г. переименованный в штаб «Уберзее».
Для обороны Норвегии армия «Норвегия» оставила семь дивизий, объединенных в ГХХ корпус (три дивизии, штаб — квартира в Осло), XXXIII корпус (две дивизии, штаб — квартира в Тронхейме) и территориальный штаб горнострелкового корпуса «Норвегия» (две дивизии, штаб — квартира в Альте){17}. Кроме того, там было размещено 160 батарей военной береговой артиллерии, 56 батарей морской береговой артиллерии, 6 батальонов военной полиции, полк СС и 3 моторизованных пулеметных батальона. Общая численность армии «Норвегия» составляла 150 000 штыков. Одновременно с концентрацией сил для нападения на Россию армия «Норвегия» должна была провести тщательно спланированную отвлекающую операцию «Harpune Nord» («Северный гарпун»), которая должна была создать впечатление, что следующей целью Германии является вторжение в Англию. В Норвегии, Дании и Франции («Harpune Sued» («Южный гарпун») немцы делали вид, что готовят высадку десанта в Англии, назначенную примерно на 1 августа 1941 г.
22 июня, когда немецкие армии на юге пересекли советскую границу, горнострелковый корпус «Норвегия» без всяких помех провел операцию «Реннтер» силами 2–й горнострелковой дивизии, занявшей позиции в районе Линахамари — Печенга, и 3–й горнострелковой дивизии, рассредоточившейся южнее, вплоть до окрестностей Луостари. В тот же день был подписан приказ по армии «Норвегия», согласно которому наступление с переходом финско — советской границы горнострелковый корпус «Норвегия» должен был начать 29 июня, финский 111 корпус — 1 июля в 2.00, а XXXVI корпус — 1 июля в 16.00. Задержка была вызвана желанием обеспечить воздушную поддержку первой атаки в секторе каждого корпуса. Воздушные части предстояло перевести с главной базы в Киркенесе и Банаке в Рованиеми для действий в секторе XXXVI корпуса. Начиная с 23 июня совершались налеты на Мурманск и Саллу. Русские отвечали бомбежками Печенги, Кемиярви и Рованиеми.
23 июня в Стокгольме начались переговоры о транзите через Швецию одной дивизии из Южной Норвегии в Финляндию. Через два дня шведское правительство дало на это согласие, и ОКВ приказало 163–й пехотной дивизии начать отъезд из Осло 26–го. В Норвегии эту дивизию сменила 710–я пехотная дивизия из Германии. ОКВ отказалось от прежнего намерения отправить 163–ю дивизию на полуостров Ханко и прикомандировало ее непосредственно к финской армии как резерв Маннергейма для операций в районе Ладожского озера.
Концентрация немецких войск в Северной Финляндии наглядно продемонстрировала серьезные и практически непреодолимые трудности с линиями коммуникаций, которые ожидали армию «Норвегия» в ближайшем будущем. Теоретически связь главной базы в Норвегии с
Финляндией могла осуществляться по четырем маршрутам: 1. Морской маршрут вокруг северной оконечности Норвегии к Киркенесу и Печенге. Его нельзя было прикрыть от действий британского и русского ВМФ, а вход в порт Печенги находился в пределах досягаемости русской артиллерии на полуострове Рыбачий. 2. Рейхе — штрассе 50 от Нарвика до Киркенеса. В 1941 г. эта дорога еще не имела всепогодного покрытия, а мощностей снегоуборочной техники не хватало. 3. Наземные маршруты, один автомобильный и один железнодорожный, через Швецию. Для их использования требовалось получить разрешение шведского правительства, которое после июня 1941 г. давалось все более и более неохотно. 4. Морской маршрут по Балтике. Хотя Балтийское море было относительно безопасным для судоходства, однако финские порты в верхней части Ботнического залива были маломощными и замерзали на четыре — пять месяцев в году; кроме того, у Германии не хватало торговых судов, чтобы транспортировать грузы в Норвегию, арктические и балтийские порты одновременно.
Армейские линии коммуникаций в Финляндии были ничем не лучше, если не считать меньшей уязвимости. Вдоль побережья Ботнического залива шла одноколейная железная дорога, соединявшая Оулу и Кеми; затем она шла на север, к Рованиеми и Кемиярви; от Торнио шла ветка в сторону шведской границы, где требовалось делать пересадку. Подвижного состава было мало, а поскольку финские железные дороги были построены русскими и имели более широкую колею, немецкий подвижной состав передвигаться по ним не мог. По той же причине шведские составы на границе приходилось перегружать. Поскольку финские паровозы топились дровами, их мощность была низкой, поэтому для перевозки одной дивизии требовалось от 70 до 80 эшелонов. Норвежская армия могла рассчитывать максимум на три эшелона от Оулу до Рованиеми в день. Дорожная сеть в Северной Финляндии была неразвита. Некоторые из этих дорог были обычными проселками, а большинство мостов не могло выдержать тяжелую военную технику. На севере единственной линией связи между Рованиеми и Печенгой было Арктическое шоссе. Оно имело огромное значение для операций армии «Норвегия» в Финляндии, но было построено с учетом ограниченных потребностей внутреннего финского дорожного движения. Ценность этого маршрута для снабжения армии была невелика; за 960–километровую поездку от Рованиеми до Печенги грузовики тратили почти столько же бензина, сколько и перевозили.
Операции норвежского горнострелкового корпуса проходили в зоне сурового климата и сильно пересеченной местности. В Печенгской бухте влияние Гольфстрима еще достаточно сильно, чтобы летом ее берега и пойму реки Печенги покрывала пышная растительность — травы, кусты и даже немного деревьев. Однако на побережье к востоку от Печенги растительности уже нет; почва здесь каменистая и неплодородная, ландшафт представляет собой сплошные подъемы и спуски, беспорядочное нагромождение скал, гигантских валунов и щебня. В ущельях, многие из которых не имеют выхода, тающий снег образует сотни озер. Ширина этой зоны каменистой тундры составляет от 16 километров у Печенги до 40–48 километров в окрестностях Кольского залива, где влияние Гольфстрима быстро уменьшается, хотя сам залив и порт Мурманск не замерзают круглый год. По мере удаления от побережья тундра постепенно переходит в тайгу, состоящую из хвойных лесов. Зима, которая на этом негостеприимном побережье длится с октября по май, представляет собой чередование арктических штормов и буранов, но температура (минимум —13 градусов по Фаренгейту) не достигает экстремальных значений, часто регистрируемых южнее (—45 в Южной Лапландии и —40 в Карелии и Южной Финляндии). Лето длится в среднем сорок дней; средняя температура составляет выше 50 градусов по Фаренгейту. Хотя временами температура днем повышается до 80 градусов, однако на высотах и в защищенных от солнца ущельях остатки снега сохраняются все лето. Ветер с океана окутывает побережье туманом, который держится от нескольких часов до нескольких недель.
Завершив операцию «Реинтер» 22 июня, горнострелковый корпус «Норвегия» в составе двух дивизий (в каждую из которых входили два стрелковых полка и полк артиллерии) сосредоточился на Арктическом шоссе. Целью предстоящей операции «Платинфукс» (сформулированной в приказе по корпусу) являлся Мурманск, расположенный в 90 километрах к востоку от финско — советской границы. Наступление было назначено на 29 июня. Дитль намеревался нанести удар силами 2–й горнострелковой дивизии вдоль побережья через Титовку, Большую Западную Лицу и Ура — Губу на Полярный (порт у устья Кольского залива), а 3–ю горнострелковую дивизию направить на юго — восток, через Мотовку на Мурманск. Для этой цели 2–я горнострелковая дивизия собралась у Печенги, в то время как 3–я горнострелковая дивизия заняла позиции в окрестностях Луостари.
Целью первого этапа «Платинфукс» была линия Мотовка — Большая Западная Лица. Левофланговый полк 2–й горнострелковой дивизии должен был блокировать перешеек полуострова Рыбачий силами одного батальона, а затем нанести удар на юго — восток через Титовку на Большую Западную Лицу. Главная сила дивизии — усиленный стрелковый полк — должна была продвинуться на юго — восток от Печенги к дороге Титовка — Большая Западная Лица и переправиться на восточный берег реки Западной Лицы. 3–я горнострелковая дивизия (один ударный полк) должна была вести наступление мимо озера Чапр в направлении Мотовки. 88 километрами южнее финский батальон «Ивало» (из состава печенгского отряда) должен был провести отвлекающую атаку к северу от реки Лутто и навязать советским частям бой в окрестностях Ристикента.
Наступление началось в 3.00 29 июня без воздушной подготовки, в густом утреннем тумане. Через три часа 3–я горнострелковая дивизия переправилась на пароме через реку Титовку, а части 2–й горнострелковой дивизии доложили, что продвигаются вперед без помех. Однако еще до полудня ситуация изменилась: выяснилось, что отмеченные на картах дороги между долиной реки Титовки и Мотовкой и от Мотовки до Большой Западной Лицы не существуют. Командование горнострелкового корпуса «Норвегия» пришло к выводу, что двум дивизиям двигаться параллельно по тундре, где нет дорог, не имеет смысла, а потому немедленно прекратило наступление 3–й горнострелковой дивизии, приказало ее главным силам вернуться на Арктическое шоссе и выступить в район Печенги за 2–й горнострелковой дивизией. Поскольку один полк уже достиг реки Титовки, двум его батальонам было приказано двигаться по руслу реки на север в зону 2–й горнострелковой дивизии, а одному батальону описать дугу на северо — восток и соединиться с правофланговым полком 2–й горнострелковой дивизии на дороге от Титовки к реке Лице, примерно в 8 километрах от побережья. Этот малопроходимый участок не заслуживал названия дороги, хотя был северным сегментом главного маршрута к Кольскому заливу.
Еще до окончания первого дня наступления рельеф местности, плохие карты и неудовлетворительная воздушная разведка заставили командование горнострелкового корпуса «Норвегия» изменить план операции. Пока 3–я горнострелковая дивизия собиралась позади правого фланга 2–й горнострелковой дивизии, правофланговый полк последней, поддерживаемый батальоном 3–й горнострелковой дивизии, должен был двигаться по дороге к мосту через Лицу, находящемуся в 11 километрах к юго — западу от Большой Западной Лицы. По крайней мере, мост и дорога к Кольскому заливу давали новые тактические возможности, хотя до начала операции эти объекты известны не были.
30–го левофланговый полк 2–й горнострелковой дивизии взял Титовку силами одного батальона, но два батальона начали тяжелые бои у перешейка полуострова Рыбачий, на восточном берегу которого русские высадили подкрепление в районе Кутовой, поддержав десант огнем миноносца. На следующий день правофланговый полк выслал батальон к западному берегу реки Лицы; тем временем бой у Кутовой продолжался. Становилось ясно, что задача горнострелкового корпуса «Норвегия» труднее, чем можно было ожидать. В районе Мурманска русские имели две полные дивизии, два полка которых получили приказ окопаться и занять оборону на линии реки Лицы{18}. На полуострове Рыбачий был дислоцирован еще один полк, имевший по крайней мере один артиллерийский батальон. В отличие от первоначальных предположений немцев выяснилось, что им противостоят отнюдь не посредственные части; они имели хороших командиров и воевали умело и решительно. К тому же у русских было превосходство в воздухе, поскольку 5–й воздушный флот, значительно уступавший русским количественно, был вынужден разрываться между зоной горнострелкового корпуса на севере и зоной XXXVI корпуса на юге. Кроме того, немецкое наступление, в самом начале замедленное из — за ошибок с определением местонахождения дорог, тормозил чрезвычайно сложный рельеф местности. Выяснилось, что даже хорошо подготовленные горные стрелки не в состоянии проходить больше одного километра в час.
К 4 июля полуостров Рыбачий был блокирован, но для этого потребовался не один батальон, как было предусмотрено заранее, а два. В тот же день одна рота сумела форсировать реку Лицу к востоку от Большой Западной Липы. На 6 июля командование горнострелкового корпуса «Норвегия» назначило атаку с форсированием реки Лицы. 2–я горнострелковая дивизия вышла на западный берег реки от Большой Западной Лицы до моста через Лицу, в то время как 3–я горнострелковая дивизия заняла позиции у моста и южнее его. Главный удар предполагалось нанести по мосту и к юго — востоку от него, вдоль дороги. Полк 2–й горнострелковой дивизии должен был атаковать к северу от моста, а полк 3–й горнострелковой дивизии — к югу от него. После форсирования реки атака должна была продолжаться вдоль дороги.
Несмотря на сложный рельеф местности, из — за которого на позицию к реке вышел только один батальон 3–й горнострелковой дивизии, атака, как и планировалось, началась утром 6–го, поскольку место сбора 2–й горнострелковой дивизии накрывалось огнем артиллерии противника. Русские оказывали сильное сопротивление, и атаки продолжались целый день. К концу дня форсировать реку сумел только один батальон 2–й горнострелковой дивизии, в то время как два батальона 3–й горнострелковой дивизии сумели создать предмостный плацдарм шириной чуть больше полутора километров. Тем временем два советских транспорта, эскортируемых двумя миноносцами и крейсером, подошли к верховью бухты Западная Лица, высадили один батальон на ее северном берегу, а другой — на южном и вынудили 2–ю горнострелковую дивизию прикрыть свой левый фланг одним батальоном. Незадолго до наступления полночи начальник штаба корпуса известил штаб — квартиру армии «Норвегия», что после высадки русского десанта фланг корпуса находится в опасности, а потому операция по форсированию Лицы продолжена быть не может. 7–го части, занявшие плацдарм на восточном берегу Лицы, сохраняли позиции, но после сильной контратаки, предпринятой ночью, на следующее утро они получили приказ отойти на западный берег. Доложив о ситуации командованию армии «Норвегия», Дитль потребовал усилить воздушную поддержку и заявил, что он не может продолжать наступление без подкреплений — как минимум, полка, а лучше дивизии.
Пока горнострелковый корпус «Норвегия» вел сражение на Лице, к Гитлеру вернулись его старые страхи перед высадкой британского десанта, и он потребовал усилить оборону Печенги. ВМФ направил в Киркенес флотилию из пяти эсминцев, а горнострелковый корпус «Норвегия» должен был выделить пехотный батальон и три артиллерийские батареи для создания мобильных оборонительных сил. Необходимость обеспечить оборону Печенги, блокировать полуостров Рыбачий и защищать свой левый фланг, растянутый между Титовкой и Большой Западной Лицей, истощила силы корпуса Дитля. 7 июля ОКВ приказало армии «Норвегия» передать Дитлю некоторые части XXXVI корпуса и изучить возможность использования финских частей для усиления темпов наступления горнострелкового корпуса «Норвегия». Армия «Норвегия» отправила в качестве подкрепления моторизованный пулеметный батальон, а 9 июля убедила Маннергейма отправить в район Печенги финский 14–й полк (без одного батальона).
После отвода частей от Лицы Дитль сначала собирался послать 3–ю горнострелковую дивизию в повторную атаку на мост и расположенную за ним дорогу. Однако возможность ее завершения с самого начала была сомнительной, поскольку припасы для дивизии приходилось доставлять на вьючных мулах, но те падали от изнурения и с трудом перевозили провиант, не говоря о боеприпасах. От плана пришлось окончательно отказаться 10 июля, когда связной мотоциклист, везший приказ об атаке в штаб полка у Кутовой, заблудился и попал в расположение русских. Через два дня Дитль перенес направление главного удара на левый фланг корпуса. 2–я горнострелковая дивизия должна была наступать на восток от Большой Западной Лицы к цепи озер, образовывавших крутую дугу в 10 километрах за рекой. Затем ей предстояло свернуть на юг, зайти в тыл советским частям, защищавшим западный берег реки, и создать благоприятные условия для атаки моста 3–й горнострелковой дивизией. Затем обе дивизии, двигаясь восточнее и западнее дороги, должны были совершить 11–километровый марш — бросок на юг от моста, к точке, находившейся на узком перешейке между озером Куйрк и безымянным озером, которое немцы назвали озером Траун. Эта операция не относилась к числу излюбленных немецких охватов с ходу; она была вызвана ограничениями, обусловленными арктическим рельефом местности, где пехота двигалась медленно, а подвоз припасов осуществлялся еще медленнее.
К концу первого дня операции, начавшейся 13 июля, семь батальонов 2–й горнострелковой дивизии переправились через реку восточнее Большой Западной Лицы и продвинулись вперед на три с лишним километра. На следующий день сопротивление противника усилилось, и русские корабли снова высадили десант на северном берегу бухты Западная Лица. Передвижения кораблей и высадка десанта в нескольких местах Мотовского залива и бухты Западная Лица заставили начальника штаба горнострелкового корпуса «Норвегия» утром 15–го сделать вывод, что операцию следовало бы прекратить до тех пор, пока не будет устранена угроза левому флангу. Наступление, продолжавшееся весь день, позволило в одной точке выйти к цепи озер, но перспектив у него не было. 16–го русские провели сильную контратаку на плацдарм с юга и юго — востока и атаковали два батальона, блокировавшие полуостров Рыбачий. Снабжение плацдарма стремительно ухудшалось; то же происходило в зоне действий 3–й горнострелковой дивизии, один полк которой был передан 2–й дивизии и снабжался с плацдарма. В полдень 17–го корпус доложил командованию армии «Норвегия», что больше не может продолжать наступление на Мурманск; он вынужден уменьшить размеры плацдарма, чтобы накопить силы, способные сдержать атаки русских, высадившихся на северном берегу бухты Западная Лица. Дитль считал, что не сможет продолжать наступление, пока не получит в качестве подкрепления, как минимум, одну дополнительную дивизию.
18–го 2–я горнострелковая дивизия отвела части, занимавшие плацдарм, на линию от водопада в пяти с половиной километрах к югу от Большой Западной Лицы до берега Лицы в 3,2 километра к востоку от поселка. 3–я горнострелковая дивизия заняла позиции на западном берегу реки в 4 километрах к югу от моста. Учитывая присутствие советских частей на северном берегу бухты и сообщение о высадке десанта на южном берегу Титовской бухты, корпусу предстояло держать оборону на почти непрерывном фронте шириной в 58 километров, идущем от западного берега полуострова Рыбачий через Титовку и Большую Западную Лицу до правого фланга 3–й горнострелковой дивизии на берегу Лицы.
21–го Дитль провел совещание с Фалькенхорстом, Бушенхагеном и адмиралом, командующим норвежскими ВМС. Все согласились, что через восемь — десять недель наступит зима, поэтому оставаться на занятых позициях корпус не может; нужно либо продолжать наступление на Мурманск, либо возвращаться в Финляндию. Несмотря на то что к пяти эсминцам, стоявшим в Киркенесе, добавились две подводные лодки, моряки не могли обещать, что сумеют помешать перемещениям русских по морю как из — за большой протяженности побережья, так и из — за морского превосходства русских. Фалькенхорст считал, что сумеет быстро собрать в Норвегии примерно три полка, но запрет Гитлера ослаблять оборону Норвегии, особенно на севере, все еще действовал.
Через два дня штаб армии «Норвегия» сообщил Дитлю, что направляет к нему из Норвегии два батальона, и приказал продолжить наступление. Проведя смотр сил, Дитль обнаружил, что один полк каждой дивизии понес серьезные потери, три батальона защищают северный фланг между Титовкой и Большой Западной Лицей и с трудом сдерживают противника, а 2–я горнострелковая дивизия, отбивающая яростные повторяющиеся атаки на плацдарм, просит разрешения отойти за Лицу. 24–го Дитль сообщил штабу армии, что максимум, чего он сможет добиться с двумя свежими батальонами, — это очистить от противника северный берег бухты Западная Лица.
В тот же день по запросу ОКБ армия «Норвегия» рассмотрела ситуацию, в которой оказались три ее корпуса. ОКБ предложило оценить перспективы наступления, которое ведут XXXVI и финский III корпуса, и если те выглядят не слишком многообещающе, то прекратить наступление XXXVI корпуса, перебросить его на север в помощь горнострелковому корпусу «Норвегия» и продолжить наступление на Мурманск. Норвежская армия ответила, что у финского III корпуса есть неплохие шансы в ближайшее время перерезать Мурманскую железную дорогу. Наступление XXXVI корпуса развивается не так быстро, но если он преодолеет оборону русских, то сможет выделить части для укрепления либо горнострелкового корпуса «Норвегия», либо финского III корпуса. Штаб армии «Норвегия» считает, что горнострелковый корпус еще сможет достичь Мурманска, если в течение ближайших четырех недель получит пополнение в размере дивизии.
В последней неделе июля русские продолжали вести ожесточенные атаки, особенно против плацдарма, а 30–го самолеты с британского авианосца бомбили и атаковали с бреющего полета Линахамари и Печенгу{19}. Тем временем четыре батальона горнострелкового корпуса «Норвегия» заняли позиции на линии Титовка — Большая Западная Лица и приготовились атаковать на северо — восток. Наступление, начавшееся 2 августа, развивалось стремительно, поскольку русские допустили ошибку и рассредоточили два своих батальона по фронту, составлявшему 16 километров. К 5–му один батальон был уничтожен, а второй понес тяжелые потери и переправился на южный берег бухты Западная Лица. Угроза флангу корпуса была ликвидирована. Атаки русских на плацдарм у Лицы также ослабели; было ясно, что они готовы перейти к обороне.
30 июля Гитлер приказал отправить на помощь горнострелковому корпусу «Норвегия» 6–ю горнострелковую дивизию, но эта дивизия находилась в Греции и могла прибыть на север в лучшем случае во второй половине сентября. Штаб армии «Норвегия», заметив в Финляндии признаки приближения ранней осени, решил ускорить ход событий и до прибытия 6–й горнострелковой дивизии прислать горнострелковому корпусу, как минимум, два полка из Норвегии. 5 августа Гитлер отказал в этой просьбе, заявив, что в сентябре еще будет время для возобновления наступления. Но неделю спустя (после того, как генерал — майор Вальтер Варлимонт, начальник управления национальной обороны ОКВ, побывал на месте и лично ознакомился с ситуацией, в которой очутился горнострелковый корпус «Норвегия») Гитлер передумал и разрешил вывести из Норвегии 388–й пехотный полк и 9–й пехотный полк СС, чтобы горнострелковый корпус мог продолжить наступление.
За оставшуюся часть августа, пока в Северную Финляндию перебрасывались два свежих полка, горнострелковый корпус «Норвегия» запланировал новую атаку восточного берега Лицы, целью которой было создание благоприятных условий для быстрого наступления на Мурманск после прибытия 6–й горнострелковой дивизии. Дитль предложил повторить сценарий последней июльской атаки: 3–я горнострелковая дивизия атакует в лоб через реку, а 2–я наносит с плацдарма удар на юг и заходит к русским в тыл. Целью этой операции было не завоевание территории, а нанесение противнику тяжелых потерь и подрыв его сил. Напротив, штаб армии «Норвегия» предложил окружить фланг русских правым флангом 3–й горнострелковой дивизии. Это мнение штаб — квартиры было основано на опыте XXXVI корпуса и 163–й дивизии, показавшем, что русские части, занимающие подготовленные позиции, нечувствительны к атакам в лоб; они неизменно сидят в траншеях до последнего, заставляя атакующих брать одну линию окопов за другой. Однако Дитль возразил, что в арктической тундре, пересеченной каменистыми холмами и заболоченными низменностями, окружения не могут набрать темп и быстро захлебываются. Поскольку недостатки были у обоих планов, штаб армии «Норвегия» настаивал на окружении. Окончательное решение было принято 25 августа, когда командир 3–й горнострелковой дивизии сделал вывод, что недавнее укрепление русских позиций снижает шансы фронтальной атаки на успех, и решил перенести направление главного удара на несколько километров к югу с целью обхода вражеского фланга.
Планируемая новая атака была сконцентрирована на овладении тремя дорогами: Русской (используются названия, данные немцами), которая была главной дорогой, ведущей к Кольскому заливу, и являлась целью июльских операций 3–й горнострелковой дивизии; Новой, которая ответвлялась от Русской в 11 километрах южнее моста через Лицу (перед перешейком между озерами Куйрк и Траун) и шла на север, где через 16 километров пересекалась с дорогой на Ура — Губу; дорогой на Ура — Губу (большей частью представлявшей собой всего лишь тропу), которая после пересечения с Новой дорогой вела к позициям, с которых русские атаковали плацдарм, занятый 2–й горнострелковой дивизией. По этим дорогам осуществлялось снабжение советского фронта на Лице. Но для немцев представляла особый интерес Новая дорога: в случае ее взятия можно было оказаться в тылу русских частей.
Командование горнострелкового корпуса намеревалось сосредоточить на плацдарме левого фланга 2–й горнострелковой дивизии два полка, один горнострелковый полк и 9–й полк СС, продвинуться на восток примерно на 3 километра, обойти цепь озер, а затем свернуть на юг и выйти к пересечению Новой дороги и дороги на Ура — Губу. 3–я горнострелковая дивизия должна была сосредоточить два полка на своем правом фланге для обхода левого фланга русских, выхода к развилке Русской и Новой дорог, удара на север вдоль Новой дороги и соединения со 2–й горнострелковой дивизией у пересечения Новой дороги с дорогой на Ура — Губу. Один полк 3–й горнострелковой дивизии и приданный ей полк 388–й пехотной дивизии должны были провести вспомогательную атаку через Лицу и взять две господствующие высоты — Пранк и Брандль, находящиеся в 3 километрах южнее моста. После захвата высот, являвшихся опорными пунктами советского левого фланга, полк должен был продолжить движение на восток и начать наступление вдоль Новой дороги. Атака была назначена на 8 сентября.
Когда горнострелковый корпус «Норвегия» завершил приготовления, произошло событие, оказавшее сильное влияние на потенциальный исход операции. 30 августа у северного побережья Норвегии советская подводная лодка потопила два транспорта, которые везли подкрепления для корпуса. Увидев в этом зловещее предзнаменование, командование армии «Норвегия» тут же приказало Дитлю приготовиться к наступлению на Мурманск, не ожидая прибытия всей 6–й горнострелковой дивизии, часть которой должна была приплыть по морю. То, что опоздание дивизии будет серьезным, стало ясно 7 сентября, когда британские военные корабли атаковали конвой с воинскими частями у мыса Нордкап. Транспорты успели укрыться во фьорде, но эскортировавший их артиллерийский учебный корабль «Бремзе» был потоплен.
Однако, даже если бы 6–я горнострелковая дивизия прибыла вовремя, это едва ли помогло бы корпусу выполнить свою задачу. 4 сентября начальник штаба армии «Норвегия» Бушенхаген сообщил начальнику оперативного штаба ОКБ Йодлю, что наступление придется вести в чрезвычайно трудных условиях и что достичь Мурманска до зимы можно будет только в случае решающего успеха в первые же дни. Штаб армии уже думал о том, чтобы использовать 6–ю горнострелковую дивизию для наступления на Кандалакшу, если Гитлер не выразит желания как можно быстрее взять Мурманск. На следующий день Дитль доложил Йодлю, что, даже если предстоящая атака и последующее продвижение к Мурманску окажутся очень успешными, достичь западного берега Кольского залива едва ли удастся до прихода зимы (которая в здешних широтах наступает в начале октября). Он сомневался в том, что имеющихся сил (включая 6–ю горнострелковую дивизию) будет достаточно для форсирования залива, выхода на восточный берег и оккупации Мурманска. Но даже если корпус и захватит Мурманск, зимой он не сможет снабжаться ни по суше из Печенги, ни по морю; следовательно, для удержания Мурманска необходимо не только взять железную дорогу к северу от Кандалакши, но и наладить ее функционирование. Возможность последнего была весьма сомнительной. Йодль смог ответить только одно: нужно провести запланированную атаку, а что делать дальше — продолжать наступление на Мурманск, остаться на завоеванных позициях или вернуться в Финляндию, — будет решать лично Гитлер в зависимости от достигнутого результата.
Начав атаку 8 сентября, как и было предусмотрено, во второй половине дня обе дивизии доложили об успехе, достигнутом на обоих флангах. Левый фланг 2–й горнострелковой дивизии начал атаку с плацдарма, овладел высотой 173,7 и продолжил движение на юг. Одновременно правофланговый полк 3–й горнострелковой дивизии продвинулся на два с половиной километра в сторону озера Куйрк.
Однако атака 388–го пехотного полка через Лицу полностью провалилась. Два его батальона форсировали реку и начали подниматься по склонам высот Брандль и Пранк, но, как только артподготовка закончилась, русские повели огонь с позиций, которые атакующие до того быстро обошли. Две роты, следовавшие колонной, попали под перекрестный огонь с двух сторон. В начале второй половины дня ситуация стала безнадежной, и командир полка попросил разрешения отвести солдат за реку; только это могло спасти полк, один батальон которого уже потерял 60 процентов личного состава, от полного уничтожения. К концу дня полк был отозван на левый берег Лицы. Только потом выяснилось, какой счастливый шанс был упущен немцами: на открытом пространстве за двумя высотами расположилось на привал большое количество русских солдат.
Опасность слишком быстрого продвижения неопытных частей во второй раз за день подтвердилась в тот день в секторе 2–й горнострелковой дивизии. Два батальона 9–го полка СС стремительно форсировали и обогнули высоту 173,7, но, когда обошедшие их русские ударили в тыл и одновременно начали фронтальную контратаку, поддержанную артиллерией и минометами, эсэсовцы дрогнули и обратились в бегство. Один командир батальона оставил поле боя, а второй сумел остановить свою часть только после того, как командир 2–й горнострелковой дивизии приказал частям горных стрелков вернуть утраченную территорию.
На второй день 2–я горнострелковая дивизия сумела продвинуться на 5 километров к югу, но затем была остановлена сильными контратаками русских. 3–я горнострелковая дивизия с одним полком в авангарде и одним в резерве была в 300 метрах от развилки Русской и Новой дорог, но наткнулась на заранее подготовленные позиции, удерживаемые частью размером с полк, и была вынуждена остановиться до прибытия артиллерии и боеприпасов. Когда 10–го обе дивизии отбивали ожесточенные контратаки русских, штаб 3–й горнострелковой дивизии пришел к выводу, что припасы поступят не ранее чем через двадцать четыре часа. Рано утром 11–го по телефону позвонил Фалькенхорст и поинтересовался причиной задержки. Дитль ответил, что в данных условиях местности и продвижение, и снабжение осуществляются одинаково медленно.
12–го 2–я горнострелковая дивизия сумела продвинуться на юг примерно на полтора километра, но ночью потеряла почти всю завоеванную территорию из — за контратаки русских. 3–я горнострелковая дивизия, еще не готовая к наступлению, назначила атаку на 13–е, но была вынуждена отложить ее еще на двадцать четыре часа, потому что контратака русских последовала раньше. Боеприпасы у обеих дивизий подходили к концу, потому что единственным транспортным средством, доставлявшим их на передовую, были вьючные животные, и привезенного ими едва хватало для того, чтобы держать оборону. 14–го 3–я горнострелковая дивизия бросила в бой оба своих полка и к ночи овладела перешейком между двумя озерами. Но затем на обеих дивизиях сказалась неделя непрерывных боев, проводившихся в холодную и дождливую погоду; следующие два дня прошли в мелких стычках и несении дозорной службы.
Судьбу наступления горнострелкового корпуса, продвигавшегося черепашьим шагом, решили события в других местах. После потери двух грузовых судов у северного побережья Норвегии, последовавшей 12 и 13 сентября, 13–го армия «Норвегия» приказала прекратить всю навигацию в порты восточнее мыса Нордкап. В тот же день начальник снабжения горнострелкового корпуса «Норвегия» доложил, что имеющихся боеприпасов хватит на полтора дня, провианта — до конца сентября; топлива, хранящегося на складах Печенги, осталось на девять дней, а на складах Киркенеса — еще на девять дней.
Поняв, что прибытие 6–й горнострелковой дивизии только усугубит трудности со снабжением горнострелкового корпуса и что у наступления на Мурманск нет никаких перспектив при любом его продолжении, командование армии «Норвегия» предложило перебросить эту дивизию на Кандалакшское направление. Однако на встрече с Фалькенхорстом, состоявшейся в ставке фюрера 15–го, Гитлер решил, что хотя от намерения взять Мурманск в текущем году придется отказаться, однако наступление нужно продолжать до прибытия 6–й горнострелковой дивизии, которая сменит 2–ю и 3–ю горнострелковые дивизии, зимой удержит позиции, а весной продолжит наступление на Мурманск.
После посещения Фалькенхорстом ставки Гитлер и Йодль предложили Редеру использовать линкоры для обеспечения безопасности навигации в районе Арктического побережья Норвегии. Тот ответил отказом, напомнив, что в случае ведения линкорами оборонительных операций противник может собрать и выставить против них эскадру, превосходящую каждый корабль суммарной мощностью. Немцы полагали, что британцы обнаружили их слабое место и решили полностью блокировать арктические морские маршруты. Однако сами британцы оценивали ситуацию по — другому. 23 июля в ответ на просьбу русских о помощи адмиралтейство направило в Арктику чисто символическую эскадру в составе двух авианосцев, двух крейсеров и шести эсминцев. В конце месяца самолеты морского базирования совершили налеты на Киркенес, Печенгу и Линахамари, но, поскольку потери боевых машин были велики, а кораблей противника в море не оказалось, продолжение операции сочли нецелесообразным и вернули эскадру в Скапа — Флоу. Вторая эскадра в составе двух крейсеров и двух эсминцев вышла в море 19 августа, чтобы эвакуировать жителей Шпицбергена и уничтожить тамошние угольные шахты. Именно крейсеры этой эскадры на обратном пути встретили и потопили «Бремзе». В конце августа два крейсера и авианосец эскортировали старый транспорт и грузовое судно, доставлявшие в Архангельск самолеты — истребители. На обратном пути в начале сентября они потопили у берегов Норвегии одно грузовое судно, но результат не стоил затраченных усилий. Куда больший урон немецкому судоходству причинили в сентябре 11 русских подводных лодок, действовавших у побережья Северной Норвегии. Тем не менее Фалькенхорст неправильно расценил ситуацию, сложившуюся к 14 сентября. Он решил, что угрозу со стороны подводных лодок можно уменьшить с помощью увеличения числа «морских охотников» и усиления эскортов, но надводные британские корабли представляют собой неразрешимую проблему. Британцы, преследовавшие свои политические цели и оказавшие русским лишь видимость поддержки, и не догадывались о том, насколько они преуспели.
18 сентября Дитль и начальник штаба армии решили, что наступление горнострелкового корпуса нужно остановить. Оно не приносило желанного результата, а перспективы выглядели еще хуже, поскольку русские не только возместили потери своих потрепанных двух дивизий, но и, по данным разведки, полученным в последние два — три дня, сумели сформировать третью дивизию, так называемую Полярную, составленную из моряков, заключенных и обитателей концентрационных лагерей. Однако главной причиной прекращения наступления была ситуация со снабжением. Бушенхаген снова поднял вопрос об использовании 6–й горнострелковой дивизии на Кандалакшском направлении, но Дитль ответил, что корпус совершенно измотан и не выдержит зиму, если его не сменят.
Тем временем наступление горнострелкового корпуса «Норвегия» окончательно выдохлось. 17 сентября 3–я горнострелковая дивизия взяла высоты Пранк и Брандль, атаковав их с юга. В тот же день разведка доложила, что к южному флангу дивизии приближается новый русский полк. Все сутки 18–го дивизия отражала сильные контратаки, а на следующее утро командир 3–й горнострелковой дивизии сообщил в штаб — квартиру, что русские получили подкрепления: два полка только что прибывшей на фронт Полярной дивизии. Русские атаковали постоянно, и потери немцев возрастали с каждым часом. Удерживать широкий фронт, растянутый от Лицы до перешейка между озерами и возвращавшийся к Лице в окрестностях высот Пранк и Брандль, удавалось с большим трудом. Командир дивизии не мог гарантировать, что удержит его вообще. Стремясь избежать полного уничтожения дивизии, он попросил разрешения отойти на западный берег реки. Хотя ситуация была менее тяжелой, чем он думал, поскольку в каждом полку Полярной дивизии было не больше 1000 штыков, однако тогда немцы об этом не знали. В полдень Дитль неохотно согласился позволить дивизии отступить.
Утром 24–го 3–я горнострелковая дивизия удерживала на восточном берегу реки лишь высоты Пранк и Брандль, но два дня спустя были сданы и они. 21–го армия «Норвегия» отменила наступление с условием, что операции 2–й горнострелковой дивизии будут продолжаться до тех пор, пока она не займет хорошие оборонительные позиции на зиму. Через два дня приказ по армии подтвердила директива фюрера. В этой директиве ставился вопрос, возможно ли до наступления зимы занять западную часть полуострова Рыбачий. И армия, и корпус ответили, что хотя такая операция уменьшила бы опасность обстрела устья Печенгской бухты русской дальнобойной артиллерией, но она удлинила бы и без того растянутый фронт, чего допустить нельзя. После этого горнострелковый корпус «Норвегия» начал устраиваться на зимних позициях. В середине октября прибыла 6–я горнострелковая дивизия и заняла позиции. 2–ю горнострелковую дивизию отвели в Печенгу; 3–я горнострелковая дивизия, которая находилась в Арктике с апреля 1940 г., была выведена сначала в Южную Финляндию, а затем вернулась в Германию.
Решение о выводе 3–й горнострелковой дивизии из Финляндии было вызвано не тактическими, а исключительно политическими соображениями. Неудачи, преследовавшие дивизию во время летней кампании, привели к резкому снижению ее боеспособности. Согласно одному из ходивших тогда слухов, 3–ю горнострелковую дивизию так долго держали в Арктике, чтобы уничтожить австрийцев, составлявших большинство ее солдат. Наконец один из солдат, бывший правоверным нацистом, пожаловался партийному руководству. Слух по партийным каналам дошел до Гитлера; тот учел, что в это время в австрийских провинциях шли волнения, и приказал отправить дивизию на родину.
В результате кампании, продолжавшейся два с половиной месяца, горнострелковый корпус «Норвегия» потерял убитыми и ранеными 10 290 человек и продвинулся примерно на 24 километра. В конце кампании Мурманск, бывший ее целью, остался почти таким же недостижимым, каким был с самого начала. Операция «Платинфукс» дала осечку.
Завершить данную операцию следовало еще 17 июля, когда Дитль доложил, что силами одного горнострелкового корпуса «Норвегия» добиться поставленной перед ним цели нельзя. Неудача операции логически вытекала из условий задачи. Стремление Гитлера любой ценой обеспечить безопасность Норвегии привело к тому, что в операции «Платинфукс» участвовали не те силы, которые требовались для достижения цели, а лишь те, что смогла выделить армия «Норвегия». По этой причине сама цель операции оставалась туманной. Норвежская армия выбрала в качестве ближайшей мишени порт Полярный, а решение о взятии Мурманска было оставлено «на потом». Это приблизительно соответствовало инструкциям Гитлера о том, что Мурманск нужно будет окружить и взять в том случае, если для этого найдутся силы. Директива ОКВ от 7 апреля была совершенно неопределенной; в ней говорилось лишь, что вопрос о сборе сил, нужных для наступления на Полярный, можно будет решить только после обеспечения безопасности Северной Норвегии и Печенги. Когда 15 мая Дитль доложил, что специалисты Скандинавских стран считают местность между Печенгой и Мурманском абсолютно непригодной для военных действий летом, Йодль ответил, что ОКВ осведомлено обо всех трудностях, поэтому единственной реальной целью операции является оккупация Печенги, а все остальное будет считаться даром небес.
Тем не менее позже было решено, что оккупация Мурманска станет достойным завершением операции «Платинфукс» и что горнострелковый корпус «Норвегия» в любом случае будет хозяином положения. Никто не думал, что корпус будет остановлен еще до того, как сумеет занять более — менее приличную позицию. Эта ошибка стала результатом недооценки противника и особенностей местности. Против ожиданий русские воевали искусно и решительно, показали, что умеют строить оборонительные укрепления и держаться за них до последнего. Хотя Дитль предупреждал Йодля, однако он и сам не представлял себе, до какой степени рельеф местности способен влиять на ход операции, тормозя ход даже ограниченных атак и предоставляя обороняющимся одну позицию лучше другой. К этому следует прибавить плохое знание местной географии. Одна дорога, которой собирались воспользоваться, оказалась несуществующей, а другая представляла собой лишь тропу на западном берегу Лицы. Ситуация усугублялась тем, что русские имели морской маршрут и относительно неплохую дорогу от Кольского залива до Лицы.
Второй и последней фазой операции, в которой участвовал горнострелковый корпус «Норвегия», стала попытка оживить «Платинфукс» и усилить корпус до уровня, соизмеримого с важностью задачи. Именно тогда Гитлер впервые назвал целью операции взятие Мурманска. Операция окончательно провалилась в тот момент, когда блокирование морского маршрута вокруг Северной Норвегии привело к задержке прибытия 6–й горнострелковой дивизии и поставило горнострелковый корпус на грань паралича. Две дороги — Рейхсштрассе 50, идущая от Нарвика (640 километров), и Арктическое шоссе, идущее от Рованиеми (480 километров), — обладали очень ограниченными возможностями. Напротив, в распоряжении русских была Мурманская железная дорога, которой они пользовались для доставки подкреплений и создания новой дивизии{20}. Крах линии снабжения горнострелкового корпуса произошел именно тогда, когда корпус получил два свежих полка, не имевшие опыта боевых действий, и в третий раз остановился как вкопанный перед русской линией укреплений на Лице. Дитль сам пришел к выводу, что русские, казалось обладавшие неистощимыми людскими ресурсами и умело использовавшие рельеф местности, самой природой предназначенный для создания эшелонированной обороны, не пропустили бы его к Мурманску даже в случае своевременного прибытия 6–й горнострелковой дивизии.
Городок Салла лежит в 48 километрах за Северным полярным кругом, на оконечности закругленного выступа в сторону Финляндии, образованного советско — финской границей 1940 г. С севера его омывает река Куола, в которую на западной окраине городка впадает река Салла, а на юге стоит 600–метровая гора Салла. С голых склонов горы открывается вид на вечнозеленый хвойный лес, посередине которого проходит граница, находящаяся в 5 километрах к западу. В июне 1941 г. Советский Союз завершил строительство железной дороги от Кандалакши до границы; финская ветка, шедшая от Кемиярви, еще не была закончена, но строительство шло быстро, поскольку финны уже знали, что эта железная дорога будет использоваться совсем не так, как думали русские. За пятнадцатимесячную оккупацию русские укрепили границу и фланговые подходы к Салле и превратили ее в настоящую твердыню. Здесь были размещены 122–я стрелковая дивизия и, по оценкам немцев, 50 танков.
В последнюю неделю июня главная ударная сила армии «Норвегия», XXXVI корпус, сосредоточил две свои немецкие дивизии напротив Саллы. Финская 6–я дивизия уже заняла позицию к северу от Кусамо. Корпус планировал взять Саллу в клещи и тем самым открыть себе путь для быстрого продвижения к Мурманской железной дороге в районе Кандалакши. Основной удар предстояло нанести на северном фланге, где 169–я пехотная дивизия должна была бросить в бой три отряда численностью около полка каждый. Первый отряд должен был наступать вдоль реки Тенниё, протекавшей в 13 километpax к северу от Саллы и прикрывавшей левый фланг корпуса. Ему предстояло стать северной половиной вторых клещей, направленных на Кайралу. Второй отряд разместился в 8 километрах к северу от Саллы. Ему предстояло наступать на юго — восток в направлении дороги Салла — Корья, а затем на юг, вдоль дороги, и завершить окружение. Третий, собравшийся на дороге Савукоски– Салла и к северу от нее, должен был повести лобовую атаку на пограничные укрепления. На южном фланге корпуса располагались два полка из дивизии СС «Норд»; они должны были пересечь границу по дороге Рованиеми — Кандалакша и южнее ее и начать наступление на Саллу с юга{21}. Финская 6–я дивизия, пересекшая границу в 72 километрах к югу от Саллы и двинувшаяся на северо — запад, должна была выслать отряд для атаки Кайралы с юга, в то время как главным силам предстояло ударить в тыл русским в направлении Алакуртти.
Финский III корпус, занимавший позицию на правом фланге армии «Норвегия», в июне 1941 г. удерживал 96–километровый фронт между Кусамо и Суомуссальми. В последние две недели месяца корпус преобразовал одну свою дивизию (3–ю) в две группы, группу «F» и группу «J», в каждую из которых входил стрелковый полк и небольшое количество приданных отрядов, в том числе пограничников. Один полк корпус держал в резерве и имел в своем распоряжении немецкую танковую роту и прикомандированный к нему батальон финской 6–й дивизии. Группа «J» собралась южнее Кусамо для атаки в направлении Кестеньги; группа «F», первой целью которой была Ухта, заняла позицию к востоку от Суомуссальми. Конечными целями III корпуса были Лоухи и Кемь на Мурманской железной дороге.
Когда XXXVI и III корпуса занимали позиции, один важный вопрос оставался открытым: каковы боевые возможности дивизии СС и есть ли они вообще. Военная подготовка ее офицеров всех рангов сводилась к прослушанному зимой краткому курсу лекций, сопровождавшемуся наглядными примерами. Артиллерийские стрельбы дивизия провела только один раз, а стрелковая подготовка оставалась на таком низком уровне, что учебные стрельбы пришлось проводить уже по дороге на фронт. Марш из Северной Норвегии прошел из рук вон плохо и продемонстрировал такое невежество в области военной тактики, что командира дивизии и начальника штаба пришлось снять с должностей. Новый командир после смотра дивизии 23 июня доложил, что не может поручиться за поведение своих солдат на поле боя. Командующий XXXVI корпусом генерал Файге не хотел использовать дивизию СС под Саллой и сделал это только по настоянию армии «Норвегия», которая оценивала перспективы эсэсовцев более оптимистично и была низкого мнения о возможностях противника держать оборону.
1 июля, через два часа после наступления полночи, финская 6–я дивизия перешла границу у северо — западной оконечности озера Пана. В 16.00 после десятиминутной бомбежки, проведенной пикирующими бомбардировщиками, начали наступление дивизия СС и 169–я дивизия. Время, выбранное для атак, демонстрировало одну из странностей войны в Арктике: летом здесь светло двадцать четыре часа в сутки, разницы между днем и ночью не существует, и обе немецкие дивизии смогли начать атаку во второй половине дня, пользуясь преимуществом того, что солнце светило им в спину. День был жаркий, температура превышала 80 градусов по Фаренгейту, и в воздухе стояли тучи москитов. После воздушной бомбардировки город и гора Салла исчезли в дыму, а артобстрел вызвал многочисленные лесные пожары, которые ухудшали видимость и мешали передвижению частей.
Уже к полуночи XXXVI корпус получил полное представление о том, какое именно сопротивление его ждет. Правофланговый полк 169–й дивизии, наступавший на пограничные укрепления по обе стороны дороги Савукоски — Салла, остановился в 500 метрах к востоку от границы, а затем был отбит стремительной контратакой, которая вызвала легкую панику в арьергарде полка. После этого о лобовой атаке на Саллу пришлось забыть. Напротив, центральный полк быстро продвигался вперед и к концу дня вышел к дороге Салла — Корья. Левофланговый полк, наступавший вдоль реки Тенниё, одолел более 3 километров.
Вскоре после полуночи был получен ответ на вопрос о боевом потенциале дивизии СС «Норд»: отставшие от части потоком устремились к штаб — квартире корпуса на дороге Рованиеми — Салла, и начальник корпусной артиллерии потребовал у командира дивизии СС убрать его людей с артиллерийских позиций. В передовых частях царила неразбериха: начальник штаба сумел определить позиции только для двух из шести батальонов. Когда утром командир дивизии доложил, что его подчиненные не могут продолжить атаку, Файге приказал дивизии собраться на границе и занять оборону. Несколько часов спустя Фалькенхорст встретил генерала СС в штаб — квартире и саркастически поздравил с тем, как вели себя его части на поле боя.
На второй день произошло ЧП в секторе 169–й дивизии. Русские, видя, что им грозит окружение, контратаковали центральный полк и при поддержке танков и авиации заставили отойти к дороге. Утром дивизия послала на передовую пехотный батальон и танковую роту (одна рота уже участвовала в бою), а днем выделила из резерва еще один пехотный батальон. Во второй половине дня командир дивизии пришел к выводу, что взять Саллу силами одного полка невозможно, решил отказаться от запланированного наступления левофлангового полка на Кайралу и вместо этого приказал полку свернуть на юг, к дороге Салла — Корья.
На следующий день левофланговый полк двинулся на юг, центральный полк вновь овладел дорогой и начал двигаться к реке Куоле. Тем временем командир дивизии решил бросить в бой и третий полк, приказав ему форсировать реку и штурмовать Саллу. Солдаты, на которых начинал сказываться бесконечный полярный день, пытались занять позицию на северном берегу реки, готовясь к форсированию Куолы, назначенному на 6 июля.
Рано утром 4–го вся штаб — квартира XXXVI корпуса стала свидетелем удивительного события: вся дивизия СС стремительно неслась на мотоциклах в сторону Рованиеми, а за ней по пятам гнались русские танки. Несколько часов штаб корпуса, включая начальника штаба и самого Файге, останавливал эсэсовцев и отправлял их обратно на позиции. Часть их удалось остановить и отправить в штаб — квартиру армии «Норвегия», находившуюся на полдороге к Кемиярви, но некоторые промчались без остановки 80 километров до самого Кемиярви, где эсэсовец заставил местного коменданта взорвать мост через реку Кеми, чтобы сдержать русские танки, которые, как он утверждал, вот — вот будут здесь. Позже выяснилось, что командир дивизии, узнав, что из — за позиций русских вышли танки, велел артиллерии открыть огонь, который замедлил их продвижение. Убежденный, что русские атакуют, и не уверенный в своих частях, он отдал приказ об отступлении, которое вскоре превратилось в паническое бегство.
Поскольку на дивизию СС положиться было нельзя, завершить окружение Саллы не удалось. Оставалось создать линию фронта на границе. Сначала Фалькенхорст хотел бросить в дело весь армейский резерв (финский батальон, батальон СС и моторизованный пулеметный батальон), но потом отказался от этой мысли и послал на передовую только пулеметный батальон. Файге, попросивший дать ему полк 163–й пехотной дивизии, которая завершила транзит через Швецию, впервые узнал, что дивизия передана Маннергейму и что получить полк у финнов можно только после переговоров на самом высоком уровне. На следующий день (скорее, чем ожидалось) Гитлер одобрил передачу полка. ОКХ, которое рассчитывало, что участие 163–й дивизии придаст вес предстоящему наступлению Маннергейма на Ладожском озере, было не слишком довольно этим решением, и Гальдер занес в свой дневник ядовитую фразу о том, что данный эпизод лишний раз демонстрирует сомнительный характер всей Мурманской операции.
Крах дивизии СС «Норд» сорвал операции, запланированные финской 6–й дивизией. Файге, боясь оставить неприкрытым фланг 169–й дивизии, которой впредь предстояло наступать в одиночку, приказал финнам отменить подготовленное наступление на Алакуртти и повернуть на север, к Кайрале. 6 июля Файге считал, что необходимо отозвать дивизию СС с передовой и направить ее в учебный лагерь в тылу, но теперь это было невозможно, поскольку Гитлер лично приказал оставить дивизию на фронте{22}.
Рано утром 6 июля 169–я дивизия подготовилась к форсированию реки Куола и штурму Саллы с востока. Ее ударная часть, в которую входили пять батальонов и две танковые роты, стояла на берегу реки западнее дороги Салла — Корья; еще два батальона находились восточнее дороги и два батальона были в резерве. Дивизия надеялась обойти Саллу с юга, выйти к восточному склону горы Салла и поймать русских в ловушку. Наступление началось после атаки пикирующих бомбардировщиков и артподготовки и развивалось успешно, несмотря на упорное сопротивление. К полудню правофланговый полк, подбив 16 русских танков и потеряв почти все собственные, оказался в 800 метрах от Саллы. Дивизия бросила в бой все резервы, но не смогла преодолеть линию укреплений к югу от горы Салла. Через пять часов правофланговый полк вошел в Саллу, но был быстро выбит оттуда и прекратил отступление лишь тогда, когда солдат остановили сам командир дивизии и два командира полка.
Ночью положение немцев оставалось сомнительным, а утром командиру дивизии сообщили, что на запад от Кайралы идет колонна русских танков. 7–го в 15.00 дивизия начала новую атаку, но особого успеха не добилась. Однако незадолго до полуночи стало ясно, что русские отступают на юго — восток в направлении Лампелы. Утром дивизия преодолела сопротивление арьергарда русских и вошла в Саллу, захватив дивизионную артиллерию и доведя общее количество уничтоженных и захваченных русских танков до 50, но большая часть 122–й стрелковой дивизии сумела избежать окружения, уйдя на юг, где кольцо замкнуться не успело. Учитывая обстоятельства, XXXVI корпус счел взятие Саллы большим достижением. Однако Фалькенхорст особой радости не проявил и во время подведения итогов операции сказал, что он мог бы взять город без особого труда, если бы дивизия СС не оказалась состоящей из новобранцев.
Отправив дивизию СС преследовать русских, отступавших к Лампеле, 169–я дивизия была вынуждена немедленно повернуть на восток, чтобы в случае возможности помешать противнику создать новую оборонительную позицию в районе проходов Кайрала — Миккола, где дорогу перекрывает настоящий крепостной ров — 16–километровая цепь озер Куола и Апа. В это время XXXVI корпусу стало известно, что у него забирают пулеметный батальон, единственную свежую моторизованную часть, и передают горнострелковому корпусу «Норвегия». Финская 6–я дивизия уже наступала на север, к восточному берегу озера Апа, но из — за долгого марша по бездорожью была вынуждена оставить всю свою артиллерию позади. Рано утром 9–го батальон 169–й дивизии оказался в двух с половиной километрах от Кайралы, но был остановлен огнем артиллерии. Той же ночью полк финской дивизии перерезал автомобильную и железную дорогу в 5 километрах к востоку от озер, но был вынужден отступить на юг после массированной атаки русских с обоих флангов.
Когда 10 июля лобовая атака одного батальона на Кайралу, а второго на Микколу была отбита, стало ясно, что русские успели занять новую оборонительную позицию. 104–я стрелковая дивизия, которая еще не принимала участия в деле, удерживала проходы, а 122–я стрелковая дивизия перегруппировывалась за озером. Штаб — квартира XLII корпуса если еще не взяла на себя командование, то была готова сделать это в ближайшие дни, а либо в Алакуртти, либо западнее его стояла 1–я танковая дивизия, части которой находились в Салле{23}.
XXXVI корпус, ожидавший более сильного сопротивления, чем в Салле, и имевший лишь две боеспособные дивизии, запланировал небольшое окружение с ограниченной целью освобождения прохода между озерами. Поручив нанесение главного удара 169–й дивизии, он собирался послать один полк по дороге Салла — Корья на север и восток от цепи озер и нанести удар в правый фланг противника; два батальона должны были наступать на северную оконечность озера Куола, а один батальон — вести отвлекающие лобовые атаки на Кайралу и Микколу. Финская 6–я дивизия, все еще не имевшая артиллерийской поддержки (за исключением той, которую могла обеспечить артиллерия 169–й дивизии и корпусная артиллерия, занявшая позиции на дороге), должна была наступать с юга к востоку от озера Апа.
Основной проблемой, задерживавшей операцию, была доставка на позицию левофлангового полка. С помощью дороги Салла — Корья можно было вывести его за русские позиции, но эта точка находилась в 13 километрах к северу от оконечности озера Куола. Затем ему предстояло продвигаться на юг через лесистую, холмистую, почти горную местность к правому флангу русских, занявшему оборонительные позиции под правильным углом к цепи озер, преодолеть эти позиции и атаковать на юг вдоль озера. Полк столкнулся с сопротивлением сразу же, как только свернул с дороги на юг.
Следующие две недели прошли в острых, иногда ожесточенных спорах штаба армии «Норвегия» со штабом XXXVI корпуса. Штаб армии требовал расширить кольцо и провести наступление к востоку от реки Нурми с целью гарантированного окружения и уничтожения русских дивизий. Штаб корпуса отвечал, что эта задача корпусу не по силам. Он пересмотрел план операций левого крыла, направив туда дополнительный полк и два резервных батальона из вновь сформированного 324–го пехотного полка (163–й пехотной дивизии) и растянув фланг до западного берега реки Нурми.
Первая сложность заключалась в том, насколько успешно два левофланговых полка сумеют преодолеть леса, болота и покрытые валунами пустоши. 16 июля Фалькенхорст лично прибыл на передовую, желая понять, чем вызвана задержка. Объясняя ситуацию, начальник штаба корпуса затронул проблему, которая тревожила корпус все больше и больше. Он сказал, что германский солдат потерял инстинкт войны в лесу; он чувствует себя неуверенно и предпочитает использовать силу там, где нужна хитрость. В этом отношении он сильно уступает русским и финнам. На это Фалькенхорст саркастически ответил: придется доложить Гитлеру, что «XXXVI корпус не может атаковать, потому что он «выродился». Надо признать, причина для нетерпения у него была. В последние три — четыре дня двенадцать советских эшелонов высадили в Кандалакше подкрепления, которые теперь двигались к Алакуртти и Кайрале (возможно, также к Мурманску) по шоссе и железной дороге. Немецкие самолеты сумели разбомбить только один эшелон, возвращавшийся от Алакуртти порожняком. Хотя вновь прибывшие подкрепления не представляли собой полную дивизию, как сначала подумали немцы, однако их хватило, чтобы пополнить 122–ю стрелковую дивизию до штатной численности.
Эффект получения подкреплений сказался сразу же. Противник стал более активным; он атаковал левофланговые полки и финскую 6–ю дивизию к востоку от озера Ала. Норвежская армия считала единственным выходом из положения немедленное наступление, но у XXXVI корпуса эта перспектива оптимизма не вызывала. Там знали, что будут иметь дело с численно превосходящими силами, и особенно опасались 1–й танковой дивизии, имевшей, по сведениям разведки, несколько тяжелых танков. 21 июля командир 169–й дивизии заявил, что его левофланговые полки смогут завершить только два первых этапа операции: выйти к оконечности озера Куола и взять русские оборонительные укрепления. Но третий — наступление вдоль дороги Кайрала — Алакуртти — будет им уже не по силам.
23 июля Фалькенхорст поехал лично осматривать левый фланг 169–й дивизии. В односторонней беседе с командиром дивизии он оценил обстановку следующим образом: противник — два — три полка, сильно потрепанные боями у Саллы, но воспользовавшиеся отсрочкой для восстановления сил; рельеф местности — несколько высот, на которые можно доставить необходимую технику; дороги — настоящие бульвары по сравнению с теми, с которыми пришлось иметь дело Дитлю; командование дивизии находится в слишком близких отношениях с солдатами. В тот же день, но несколько позже он коротко пересказал свои впечатления Файге: солдаты, которые должны были строить дорогу, лежали в гамаках и грелись на солнышке{24}; велись разговоры об «обороне» и «окопной войне»; если с этими мыслями не будет немедленно покончено, он будет просить ОКВ прислать более энергичных командира и начальника штаба дивизии; время для долгих раздумий и оценки ситуации прошло. Файге было приказано «назвать точный день и час, когда дивизии его корпуса начнут атаку»{25}. Это колкое замечание заставило Файге тут же назначить атаку на 23.00 26 июля.
После срочного обращения к Гитлеру с просьбой обеспечить поддержку пикирующих бомбардировщиков, которые до того были сосредоточены в секторе застрявшего горнострелкового корпуса «Норвегия», атака началась в назначенный срок{26}. Первый из левофланговых полков 169–й дивизии попал под одновременную атаку советских частей и даже не успел тронуться с места; второй прошел более полутора километров, а потом был вынужден остановиться. Финская 6–я дивизия, которая должна была связывать противника до тех пор, пока 169–я дивизия не прорвет оборону на левом фланге, немного продвинулась вперед, но затем была отброшена. Незадолго до полудня 27–го Файге доложил командованию армии «Норвегия», что продолжение атаки может ослабить противника, но к решительному успеху не приведет. Бушенхаген ответил, что атаку нужно продолжить, потому что Гитлер приказал добраться до Мурманской железной дороги хотя бы в одном месте. Во второй половине дня на левый фланг были брошены два батальона из резерва, но безрезультатно.
Еще до наступления полудня следующего дня наступление полностью выдохлось, и командование армии «Норвегия» приказало XXXVI корпусу сковывать противника ограниченными атаками, чтобы не дать ему возможности перебросить части в сектор горнострелкового корпуса «Норвегия» или финского III корпуса. Штаб армии доложил ОКБ, что наступление остановлено и не может быть продолжено без присылки дополнительной дивизии. 30–го Гитлер подтвердил решение, уже принятое командованием армии «Норвегия», и приказал XXXVI корпусу прекратить наступление. За месяц XXXVI корпус продвинулся на 21 километр и потерял убитыми и ранеными 5500 человек. 169–я пехотная дивизия, насчитывавшая в начале операции 9782 офицера и солдата, потеряла каждого третьего (3296 человек).
Директива фюрера от 31 июля приказывала армии «Норвегия» перенести центр тяжести военных действий в зону финского III корпуса и вести наступление на Лoухи, оставив с XXXVI корпусом ровно столько частей, сколько необходимо для обороны и создания впечатления, будто корпус собирается продолжать наступление. В основном директива подтверждала действия, уже предпринятые армией «Норвегия». С середины июля Фалькенхорст считал, что быстрее всего можно достичь Мурманской железной дороги в районе Лоухи, и 19–го направил полк и артиллерийский батальон дивизии СС «Норд» на помощь III корпусу, наступавшему в этом направлении. 29–го и 30–го он направил туда же еще один пехотный батальон и батальон артиллерии дивизии СС.
В конце своей директивы Гитлер добавил, что если наступление на Лоухи захлебнется тоже, то все немецкие части будут отозваны и отправлены на Карельский фронт. Фактически он хотел, чтобы армия «Норвегия» немедленно приготовилась послать части на помощь армии «Карелия». Казалось, что Гитлер подумывал о полном прекращении немецких операций в зоне XXXVI и финского III корпусов, но в директиве не стал еще раз возвращаться к этому вопросу. Его требование об оказании немедленной помощи армии «Карелия» позже смягчилось и ограничилось одним 324–м пехотным полком, который ОКХ хотело вернуть 163–й пехотной дивизии, на чем настаивала армия «Норвегия».
1 июля, согласно плану армии «Норвегия», III корпус начал наступление группы «J» (один полк) через границу восточнее Кусамо в направлении Кестеньга — Лоухи, а группы «F» — восточнее Суомуссальми в направлении Ухта — Кемь. В соответствии с инструкциями армии «Норвегия» главный удар корпус наносил в секторе группы «F», держа в резерве еще один полк для наступления по сходящимся направлениям силами двух полков на Бойницу (Вуоннинен), находившуюся в 19 километрах к востоку от границы. В этом секторе корпусу противостояла русская 54–я стрелковая дивизия, которая на первых порах обороняла и Кестеньгу, и Ухту одновременно.
Наступление III корпуса, практически не встретившее сопротивления, развивалось быстро. 5 июля группа «J» была уже в Макарели, в 27 километрах к востоку от границы, а правофланговый полк группы «F» одолел 45 километров до Поньги — Губы. 10–го, когда группа «J» подходила к Тунгозеру, два полка группы «F» вышли к укрепленному пункту Бойница и за следующие девять дней уничтожили защищавшую его часть. 19–го группа «J» была на реке Софьянге — 14–километровом канале, соединяющем озера Пяозеро и Топозеро. Это серьезное, хорошо укрепленное препятствие нельзя было преодолеть без тщательной предварительной подготовки, но командир группы «J» был оптимистом. Преодолев перешеек между озерами, он мог наступать на Кестеньгу, не заботясь о флангах, а от Кестеньги до Лоухи было 67 километров по хорошей дороге.
18 июля группу «J» посетил начальник штаба армии Бушенхаген, изумился темпам наступления (около 64 километров) и с удивлением отметил, что финны успели за это время еще и построить дорогу. Опытные в ведении лесной войны, финны прорвали оборону противника кинжальными ударами во фланг и тыл, которые часто заканчивались небольшими, но плотными окружениями, иногда несколькими одновременно. Этот способ был особенно эффективен в лесах, где предпочитавшиеся немцами большие окружения были затруднены, а сомкнуть кольцо так плотно, чтобы противник не мог из него выйти, было невозможно. После отчета Бушенхагена командование армии «Норвегия» решило придать группе «J» уже упомянутые полк СС и артиллерийский батальон и сместить направление главного удара III корпуса из сектора группы «F» в сектор группы «J». Уступая этому желанию, командир III корпуса генерал — майор X. Сииласвуо также начал выводить из сектора группы «F» два батальона для их перевода на северный фланг.
Пока группа «J» готовилась форсировать Софьянгу, группа «F» продолжала наступление на Ухту. После подавления нескольких мелких очагов сопротивления к востоку от Бойницы, в ходе которого были захвачены техника и взяты пленные, 23–го она достигла Корпиярви. Оттуда она в течение пяти следующих дней наступала двумя колоннами: первая двигалась по северному берегу озера Среднее Куйто, а вторая — по дороге Корпиярви — Ухта к укреплениям у озера Елданка, в 19 километрах к северо — западу от Ухты.
30 июля группа «J» начала атаку через Софьянгу и послала один батальон на пароходе к западной оконечности Топозера, чтобы высадить десант в тылу русских. В тот же день командование армии «Норвегия» решило послать в зону группы «J» дополнительные части СС, чтобы прикрыть незащищенный северный фланг между озерами и границей{27}. За три дня боев группа «J» сломила сопротивление русских на Софьянге и вечером 7–го взяла Кестеньгу. Русские бросили в бой то, что считалось их последним резервом: 500 вооруженных рабочих, 600 солдат из охраны штаб — квартиры 14–й армии и резервный батальон из Мурманска.
11 августа финский полк группы «J», следовавший по железнодорожной насыпи ветки на Кестеньгу, находился южнее перешейка между озерами Еловое и Лебедево, в 32 километрах к юго — западу от Лоухи. Однако сильное сопротивление на шоссе и в зоне между шоссе и железной дорогой заставило полк остановиться. 14–го продвижение из Лоухи на запад товарных поездов противника подтвердило то, что стало известно из перехваченных двумя днями ранее переданных по радио отчаянных просьб ускорить присылку 88–й стрелковой дивизии из Архангельска. В последующие два дня сопротивление русских заметно усилилось.
Тем временем группа «F», двигавшаяся южнее по дороге Корпиярви — Ухта, была остановлена на рубеже реки Кис — Кис и попыталась провести большое окружение с севера (где повсюду встретила сильное сопротивление) и с юга, вдоль южного берега озера Среднее Куйто. На юге она 2 августа достигла поселка Энонсу, находящегося прямо напротив Ухты, и выслала дозоры к Лусальме. 19–го, после недели пробных атак, не увенчавшихся успехом, армия «Норвегия» приказала прекратить наступление, перенести направление главного удара на Лоухи и выделить батальон для отправки на север, в сектор группы «J».
В секторе группы «J» сопротивление противника понемногу слабело, но силы СС и финнов тоже не были беспредельными. В последнюю неделю августа они окружили русский полк к югу от железной дороги, но не сумели его уничтожить; когда эсэсовцы и финны попытались сомкнуть кольцо и взять русских измором, бои начались севернее железной дороги. 25 августа генерал — майор Сииласвуо известил армию «Норвегия», что его части измотаны и что с этими силами он не сможет выполнить поставленную перед ним задачу взятия Лоухи. Ему нужна свежая финская дивизия, привыкшая клееной войне.
Через четыре дня Фалькенхорст и Бушенхаген встретились с Сииласвуо в Кусамо. Финский генерал доложил, что группа «J» остановлена. Его шести финским батальонам и трем батальонам СС противостоят по меньшей мере 13 русских батальонов, а от двух батальонов СС осталось в общей сложности 280 штыков. Существовала опасность, что русские смогут нанести удар на юг, в сторону Кестеньги; этого оборонительные позиции финнов просто не выдержат. Кроме того, Сииласвуо считал ошибкой остановку наступления на Ухту, поскольку позиции, занятые там группой «F», «совершенно неудовлетворительны». Фалькенхорст решил, что наступление на Ухту будет продолжено, а тем временем группа «J» должна предпринять все возможные усилия, чтобы удержать позиции. Для ликвидации грозящей опасности ей будут приданы моторизованный пулеметный батальон и остатки пехоты дивизии СС (два батальона). Когда улучшится ситуация, в которой очутился XXXVI корпус, группа получит также полк из состава финской 6–й дивизии. Ожидалось, что после прибытия этого полка наступление на Лоухи можно будет продолжить.
3 августа XXXVI корпус приказал своим дивизиям сковать противостоящего им противника и создать благоприятные условия для возобновления наступления после подхода подкреплений. Этот приказ был тут же аннулирован приказом по армии, гласившим, что XXXVI корпус должен готовиться к возобновлению наступления с переносом направления главного удара на правый фланг (финская 6–я дивизия) и что в ближайшее время на подкрепления рассчитывать не приходится. В последующие дни XXXVI корпус несколько раз возобновлял просьбы прислать подкрепления. Файге доказывал, что сектор XXXVI корпуса логично является направлением главного удара армии «Норвегия», поскольку именно по этому маршруту, где есть шоссе и железная дорога, можно осуществлять снабжение и поскольку без взятия Кандалакши захватить Мурманск будет невозможно. Он считал, что взятие Лоухи не решит проблему, так как русские по — прежнему будут удерживать жизненно важную линию Кандалакша — Мурманск и иметь связь с Архангельском по Белому морю. Напротив, армия «Норвегия» хотя и хотела, чтобы XXXVI корпус продолжил наступление, однако считала, что лучшие шансы получить немедленный результат имеет атака на Лоухи, а лучшие перспективы на будущее — запланированное наступление горнострелкового корпуса «Норвегия». Поэтому два свежих полка, которые хотел и рассчитывал получить Файге, были переданы горнострелковому корпусу «Норвегия». Несомненно, на позицию армии «Норвегия» в значительной степени влияла странность поставленной перед ней задачи, согласно которой Мурманская железная дорога была не столько стратегической целью, сколько делом престижа; ради того, чтобы быстро перерезать железную дорогу и скорее взять Мурманск, можно было махнуть рукой на соблюдение законов тактики.
Штаб армии «Норвегия», обрадованный тем, что тяжелые машины 1–й танковой дивизии русских были отозваны, хотел, чтобы XXXVI корпус провел большое окружение и одновременно вышел на шоссе и железную дорогу западнее Алакуртти. Однако XXXVI корпус доказывал, что это невозможно — как из — за рельефа местности, так и из — за недостатка сил. Вместо этого он предлагал сомкнуть кольцо у озера Нурми и горы Нурми, находящихся на полпути между Кайралой и Алакуртти; по мнению командования корпуса, это являлось максимумом того, на что можно было рассчитывать. Корпус собирался «поставить все на одну карту» — выход финской 6–й дивизии к горе Нурми. На участке 169–й дивизии следовало оставить абсолютный минимум частей, а все остальное придать финской 6–й дивизии, чтобы она смогла преодолеть оборонительные позиции русских — приблизительно один немецкий полк из резерва корпуса (в дополнение к одному финскому полку). Кроме того, следовало сформировать ударную часть из двух батальонов и шести смешанных рот, куда вошли бы эсэсовцы, саперы и строители. Ударная часть должна была форсировать реку Нурми позади левого крыла 169–й дивизии, начать наступление на юго — восток, к озеру Нурми и замкнуть кольцо окружения. Главный удар должна была нанести финская 6–я дивизия силами одного полка и двух резервных полков. Ее целью была гора Нурми, где можно было пересечь шоссе и железную дорогу. Правофланговый полк должен был наступать на восток, к Вуориярви, а затем свернуть на север, к дороге на Алакуртти.
Перегруппировка для атаки представляла собой трудную задачу. Дорога (завершенная 14 августа) должна была тянуться от Лампелы до южной оконечности озера Апа, чтобы доставить артиллерию в зону финской 6–й дивизии. Переправляемые части 169–й дивизии нужно было через Саллу доставить в Финляндию, потом отправить на юг, в ту точку, где перешла границу финская 6–я дивизия, а затем на север, по первоначальному маршруту финской 6–й дивизии; иными словами, проделать 176–километровый марш, чтобы попасть в место, которое по прямой находилось в 29 километрах. Однако вполне возможно, что этот кружной маршрут помог обмануть противника, потому что русские продолжали концентрировать силы и вести дозорную службу на северном фланге.
Во время перегруппировки отношения между Фалькенхорстом и Файге не улучшились. Посетив штаб — квартиру корпуса 15–го, Фалькенхорст бросил реплику, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется; Файге расценил эту фразу как намек на то, что его прежнее требование прислать два свежих полка считают чрезмерным, если не легкомысленным. Он возразил, что русские постоянно получают подкрепления, в то время как немцам и финнам на подкрепления рассчитывать не приходится{28}.
Рано утром 19 августа, в проливной дождь и туман, финская 6–я дивизия начала атаку. Ее главная колонна, встретив незначительное сопротивление, в конце второй половины дня достигла Лехтокангаса, однако правофланговый финский полк продвигался намного медленнее, преодолевая насыщенную оборону противника, а левофланговый немецкий полк практически не стронулся с места. XXXVI корпус ожидал контратак, но их не последовало. Противника удалось застать врасплох, и на следующий день главные финские силы сумели добраться до цели и перерезать шоссе и железную дорогу между озером Нурми и горой Нурми. Чтобы усилить направление главного удара, XXXVI корпус передал финнам один из полков своего резерва и посулил при необходимости дать еще один. 22–го пять финских батальонов заняли оборонительные позиции на дороге, чтобы не дать русским прорваться на восток. Возникла настоятельная необходимость замкнуть кольцо с севера, где левый фланг медленно продвигался на восток от реки Нурми. В результате 169–я дивизия еще больше ослабила свои оборонительные позиции и послала на восток от реки два батальона пехоты и один батальон артиллерии.
В перехваченных радиопереговорах русских от 22 августа говорилось о «полном окружении». На следующий день финская 6–я дивизия бросила в бой свой последний резервный полк, чтобы сомкнуть кольцо на севере; тем временем русские выходили из окружения по ранее неизвестной дороге, проходившей севернее озера Нурми, которую северное крыло сумело перерезать только 25–го. 24–го правофланговый финский полк взял Вуориярви, а на следующий день наступила летная погода, и бомбардировщики (в том числе пикирующие) начали впервые атаковать отступавших русских.
25 августа стало ясно, что приближается полная победа. Русские в беспорядке отступали за озеро Нурми, а батальон СС прорвал оборону перешейка у Кайралы. Русская оборона к северу и югу от цепи озер рухнула. К 27–му окружение было завершено, и началось преследование. Однако победу слегка подпортило то, что, хотя русские были вынуждены бросить почти весь свой транспорт и технику, большинство частей сумело выйти из окружения, воспользовавшись неспособностью немцев замкнуть кольцо с севера.
Пока утром 27 августа русские вели кровопролитные бои, не давая немцам сомкнуть клещи северо — восточнее озера Нурми, XXXVI корпус быстро перегруппировался, вернул переданные части 169–й дивизии, прикомандировал три батальона СС к финской 6–й дивизии и приказал вести непрерывное преследование противника, отступавшего к Алакуртти. В конце дня передовые части корпуса оказались в шести с половиной километрах и на шоссе, и на железной дороге, но русские заняли подготовленные позиции и создали плацдарм на западной окраине города, разрезанного надвое рекой. Фронтальные и лобовые атаки корпуса не приносили успеха до 30–го, когда русских удалось заставить отойти на восточный берег реки Тунца. На следующий день полк 169–й дивизии обнаружил пешеходный мост, о котором русские, взорвавшие мосты на шоссе и железной дороге, забыли, и переправился в восточный сектор Алакуртти. Бои в восточной половине города продолжались еще сутки, однако ночью 1 сентября русские неожиданно отошли, оставив неприкрытой дорогу к реке Войте, находящейся в 10 километрах к востоку от Алакуртти. Когда 2–го XXXVI корпус подошел к Войте, армия «Норвегия» отозвала два последних батальона 7–го полка СС для их последующей передачи финскому III корпусу; батальон 9–го полка СС, прикомандированный к корпусу в конце операции у Кайралы, было приказано вернуть горнострелковому корпусу «Норвегия».
По реке Войте до 1940 г. проходила советско — финская граница; тут существовала линия пограничных укреплений. Важнейший центральный сектор между шоссе и железной дорогой и по бокам от них защищал мотопехотный полк 1–й танковой дивизии, а фланги — остатки 104–й и 122–й стрелковых дивизий. Полк мотопехоты был придан 104–й дивизии, но был расположен далеко от Кайралы, в окружение не попал и считался относительно свежим. К 15–му русские доставили из Кандалакши подкрепление, по оценкам немцев составлявшее около 8000 человек, многие из которых были обитателями тюрем и концентрационных лагерей. Ослабленный численно XXXVI корпус рассредоточил силы вдоль реки; 169–я дивизия заняла позиции на севере, а финская 6–я дивизия — на юге.
Во второй половине дня 6 сентября корпус четырьмя полками начал лобовую атаку через реку и отправил один полк в обход северного фланга русских укреплений, к высоте 366, расположенной к юго — западу от озера Верхний Верман. Лобовая атака быстро захлебнулась, но правофланговый полк 169–й дивизии сумел создать небольшой плацдарм к югу от дороги. Полк, совершавший обход, быстро продвигался вперед, но по прибытии его к высоте 366 выяснилось, что полученные два дня назад данные разведки о необитаемости холма неверны; высота была занята сильной частью и хорошо укреплена. Полк оказался в чрезвычайно трудной ситуации; он вел тяжелый бой, находясь в 8 километрах за линией врага. Несколько дней командир лучшего полка корпуса, награжденный за бои в Салле Рыцарским Железным крестом, и штаб — квартира корпуса обменивались требованиями и обвинениями. Желчность полемики объяснялась не столько тяжестью положения, сколько измотанностью корпуса.
На следующий день лил проливной дождь, и атака вновь не принесла результата. Ночью XXXVI корпус перехватил радиограмму НКВД, приказывавшую отстаивать позиции на Войте любой ценой, даже в окружении. Зная маниакальную привычку русских цепляться за подготовленные позиции, штаб корпуса тут же решил отказаться от лобовой атаки и сконцентрировать силы на левом фланге, совершавшем обход. Но за это время положение левофлангового полка стало еще более трудным. 7–го он взял высоту 366 и доложил, что пытается взять высоту 386, расположенную полутора километрами южнее, но на следующее утро выяснилось, что высота 386 еще не взята. Командир полка, настроение которого ухудшалось с каждым днем, вновь потребовал подкреплений и артиллерийской поддержки. Корпус бросил в атаку еще один полк и начал готовить финский полк для прикрытия незащищенного фланга к северо — востоку от высоты 366. В этот критический момент у XXXVI корпуса не было воздушной поддержки. В Рованиеми у армии «Норвегия» было всего три пикирующих бомбардировщика; все остальные самолеты участвовали в операции горнострелкового корпуса «Норвегия» на реке Лице.
Штурм высоты 386 задержал атакующих на два дня. Когда 10–го холм наконец был взят, XXXVI корпус приказал новому полку наступать на юг, в направлении шоссе, а затем на восток, к реке Верман. Старый полк получил приказ за горой Лысая свернуть на запад и ударить защитникам укреплений у Войты в тыл. Однако последний медлил почти день и начал атаку только после личного вмешательства Файге. 11–го батальон 169–й дивизии переправился через реку Войту, начал с боями наступать вдоль дороги и на следующий день соединился с полком, пришедшим с востока. Поскольку дорога была открыта, к реке Верман могли подойти артиллерия и танки, но к югу от дороги русские продолжали отчаянно цепляться за оборонительные позиции, и финская 6–я дивизия еще неделю подавляла один очаг сопротивления за другим. 15–го русские на время отбили высоту 366, переполошив весь корпус.
Когда этот кризис миновал, выяснилось, что корпус стоит перед укрепленной линией Верман, тянущейся вдоль реки Верман. Она начиналась на севере у озера Верхний Верман, а заканчивалась на юге у озера Тольванд; при этом русские продолжали удерживать плацдармы на шоссе и железной дороге. На линии Верман 104–я и 122–я стрелковые дивизии перегруппировались. За две недели они получили пополнение в 5000 штыков и восстановили 80 процентов своей прежней численности. С июня по сентябрь русские, насильно посылавшие штатских (в основном женщин) рыть окопы, построили между линией Верман и Кандалакшей еще минимум три укрепленные линии.
13 сентября армия «Норвегия» сообщила XXXVI корпусу, что она собирается перенести направление главного удара в его зону, поскольку операция горнострелкового корпуса «Норвегия» на реке Лице успеха не принесла. Это предложение XXXVI корпус назвал «смехотворным» и «едва ли способным поднять доверие к главному командованию». Корпус был измотан. С начала кампании он потерял убитыми и ранеными 9463 человека, из них 2549 после 1 сентября. 169–я дивизия была признана неспособной выполнять даже оборонительные задачи. Анализируя ситуацию, сложившуюся на 16 сентября, Файге указал, что из — за отсутствия боеспособных частей были потеряны две хорошие возможности развить успех корпуса — сразу после окружения на Кайрале и 15 сентября на линии Верман, где, по словам Файге, «дверь на Кандалакшу стояла открытой». Без пополнений XXXVI корпус не мог двигаться дальше, а противник восстанавливал силы с каждым прошедшим днем. Наступление на Кандалакшу могло быть продолжено, но для этого требовалась, как минимум, еще одна горнострелковая и одна финская дивизии. Но даже при этом условии придется брать линию укреплений за линией, как было до сих пор, потому что русские успели прийти в себя.
XXXVI корпус считал виновником всех бед командование армии «Норвегия», но это было неверно. 25 августа Фалькенхорст просил ОКВ прислать два оставшихся полка 163–й пехотной дивизии, чтобы воспользоваться победой у Кайралы, но ответа не получил. На совещании с Йодлем 4 сентября Бушенхаген предложил придать XXXVI корпусу 6–ю горнострелковую дивизию, но на этот раз Гитлер собирался использовать дивизию для скорейшего взятия Мурманска. Десять дней спустя в ставке фюрера Фалькенхорст попросил разрешения использовать в зоне XXXVI корпуса и 6–ю горнострелковую, и 163–ю пехотную дивизии. В посылке горнострелковой дивизии было отказано, а вопрос о выделении 163–й дивизии Гитлер пообещал решить в течение трех — четырех дней в зависимости от результата операций под Ленинградом; в то время считалось, что они находятся на конечной стадии. Он приказал XXXVI корпусу продолжать наступление, «сделав для этого все возможное».
17 сентября армия «Норвегия» приказала Файге создать на Вермане линию обороны, разделить корпус на три части и дать им отдохнуть посменно. Все, что могло пообещать командование армии, — это полк охраны Осло, два батальона и полковой штаб которого должны были прибыть из Норвегии и уже находились в пути. Файге с горечью отметил, что и офицеры, и солдаты корпуса считают, что их труды пошли прахом и что потеряна еще одна хорошая возможность совершить марш на Кандалакшу. Он предсказал, что корпус провел свою последнюю крупную операцию, потому что на носу лапландская зима.
Через пять дней, 22 сентября, фюрер подписал директиву № 36, в которой XXXVI корпусу приказывалось тщательно подготовиться к наступлению на Кандалакшу в первой половине октября. В свое время финское главное командование попросят вернуть 163–ю дивизию. Операции финского III корпуса будут остановлены, и все его освободившиеся части передадут XXXVI корпусу. Но к концу сентября стало ясно, что надеяться на присылку 163–й дивизии не приходится. Когда 5 октября стало известно, что в ближайшие пять — шесть недель 163–я дивизия не освободится, армия «Норвегия» отложила операцию XXXVI корпуса до зимы и начала отзывать части, намереваясь использовать их в зоне финского III корпуса.
8 октября ОКВ ответило на новую инициативу армии «Норвегия» приказом остановить все операции. В разговоре по телефону Йодль объяснил, что ситуация на главном русском фронте коренным образом изменилась и что полное военное крушение Советского Союза в ближайшем будущем «весьма вероятно»{29}. Через два дня директива фюрера № 37 подтвердила приказ ОКВ и слова Йодля. В ней говорилось, что с учетом докладов армии «Норвегия» о состоянии ее частей и их операционных возможностях, а также разгрома и уничтожения большей части Советской армии на главном фронте необходимость сковывать русские силы в Финляндии отпала, а потому операции армии «Норвегия» следует прекратить. Главная задача армии на ближайшее будущее — защита никелевых рудников и подготовка к зимнему штурму Мурманска и полуострова Рыбачий. Немецкие и финские части XXXVI и III корпусов нужно обменять, чтобы Маннергейм мог получить свой III корпус целиком и провести запланированную им реорганизацию финской армии.
В первой половине сентября положение III корпуса продолжало ухудшаться. Группа «F» возобновила наступление, но была почти тут же остановлена русскими, которые после прибытия 88–й стрелковой дивизии смогли собрать в районе Ухты два полных полка, артиллерийский полк и штаб 54–й стрелковой дивизии. Группы «J» и СС «Норд», находившиеся под постоянным давлением 88–й стрелковой дивизии и отдельной бригады Гривнина (один полк 54–й дивизии и особый полк «Мурманск»), были вынуждены оставить передовые позиции к югу от озера Еловое и занять оборону на линии в 13 километрах восточнее Кестеньги. Когда 9 сентября русские организовали несколько прорывов и возникла угроза контрнаступления, армия «Норвегия» попросила прислать еще один финский полк. Эрфурт отказался передавать эту просьбу Маннергейму, заявив, что этому препятствует политическая ситуация в Финляндии. 12–го армия «Норвегия», пытаясь создать подобие резерва для III корпуса, вывела из сектора XXXVI корпуса батальон разведки СС и приказала перевести из Печенги один батальон и штаб финского 14–го полка. На второе обращение к Маннергейму последовал отказ, смягченный обещанием прислать пополнение в количестве 2800 человек.
Когда в начале сентября III корпусу были переданы последние части дивизии СС «Норд», Фалькенхорст настоял на том, чтобы дивизии выделили самостоятельный сектор и вывели из подчинения группе «J». Сииласвуо, предпочитавший, чтобы эсэсовцы оставались под командованием группы «J», возражал, но Фалькенхорст не мог позволить, чтобы финский полковник командовал немецкой дивизией и оставлял без дела штаб — квартиру последней. Дивизия СС немного пришла в себя, но рассчитывать на нее в полной мере пока не приходилось. В середине месяца Сииласвуо снова попросил, чтобы командование дивизии СС отстранили от дел и дали ему возможность самому распоряжаться частями в зависимости от того, на что они способны. Он выделил дивизии наиболее благополучный сектор, который за это время несколько раз уменьшался, пока не составил треть от прежнего, но эсэсовцы все еще не могут отражать атаки противника без посторонней помощи. Фалькенхорст отказал, и с тех пор III корпусу при планировании операций приходилось учитывать ненадежность соседа.
Во время посещения ставки фюрера 14 сентября Фалькенхорст получил инструкции, впоследствии подтвержденные директивой № 36: прекратить наступление группы «F» на Ухту и позволить группам «J» и СС «Норд» перейти к обороне, при необходимости сократив фронт. К концу месяца, когда давление противника внезапно ослабело и из допросов военнопленных стало ясно, что моральный дух русских в районе Кестеньга — Лоухи низок, III корпус попросил пополнений и предложил продолжить наступление на Лоухи. Поскольку вероятность того, что XXXVI корпус быстро восстановит боеспособность, приближалась к нулю, армия «Норвегия» тут же предложила Сииласвуо полк финской 6–й дивизии, полк охраны Осло, 9–й полк СС из горнострелкового корпуса «Норвегия», артиллерийский полк и оставшийся батальон финского 14–го полка. 6 октября штаб — квартира армии «Норвегия» издала приказ о наступлении, который через два дня пришлось отменить, когда ОКБ велело прекратить все операции. Запланированные переводы частей были остановлены, но 9–й полк СС и батальон финского 14–го полка оставались в секторе III корпуса, продолжая находиться в распоряжении армии «Норвегия».
Но едва Гитлер успел отменить операции армии «Норвегия», как положение на левом фланге III корпуса из благоприятного превратилось в искушающее. Отдельная бригада Гривнина исчезла. Один из ее полков позже был обнаружен в секторе XXXVI корпуса, а второй перевели на юг, видимо включив в состав 54–й стрелковой дивизии.
II октября Фалькенхорст и Сииласвуо встретились и решили, что изменение ситуации дает хорошие шансы для решительного наступления, но приказ Гитлера позволяет проводить лишь мелкие операции, направленные на улучшение позиций групп «J» и СС «Норд». Через двенадцать дней Сииласвуо доложил о своей уверенности в том, что атака, направленная на улучшение позиций группы, увенчается полным успехом. Фалькенхорст сразу показал свое подлинное отношение к делу, задав вопрос, благоприятна ли ситуация для начала наступления на Лоухи. Сииласвуо ответил утвердительно. Оказалось, что армия «Норвегия» уже подготовила приказ о прикомандировании к III корпусу 9–го полка СС, стоявшего в Кусамо, полка финской 6–й дивизии, а также пехотного батальона и батареи «Небельверферов» из состава XXXVI корпуса.
Целью III корпуса стала линия укреплений между озерами Еловое и Лебедево. Дивизия СС должна была сковать противника на своем участке между шоссе и железной дорогой, а группа «F» (три финских полка и 9–й полк СС) — наступать вдоль железной дороги, затем свернуть на север и окружить с тыла противника, ведущего бой с дивизией СС. На юге отдельный отряд из двух батальонов должен был обойти левый фланг русских и двигаться к озеру Верхнему. Атака началась 30 октября, и через два дня III корпус окружил русский полк на участке дивизии С С. 3 ноября корпус доложил о намерении уничтожить полк как можно быстрее и начать наступление на перешеек к северу от озера Лебедево. Но в последующие дни операция приобрела странный оборот, потому что Сииласвуо настаивал на том, чтобы сначала ликвидировать котел, а потом начать наступление.
9–го ОКВ прислало резкую телеграмму, потребовав отчета о ситуации и намерениях III корпуса и указав на то, что директива фюрера № 37 приказывала ограничить действия на этом участке фронта обороной. Норвежская армия ответила, что два полка 88–й стрелковой дивизии окружены и практически уничтожены, а перешеек между озерами Лебедево и Еловое можно использовать как трамплин для будущего наступления на Лоухи. В тот же день Эрфурт известил армию «Норвегия», что Маннергейм собирается продолжить реорганизацию финской армии и просит, чтобы III корпус как можно скорее перешел к обороне. На вопрос о том, не означает ли выражение «как можно», что к обороне нужно перейти немедленно, Эрфурт ответил, что вопрос о времени окончания операции Маннергейм предоставляет решать армии «Норвегия», но он торопится начать реорганизацию. 15–го Бушенхаген поехал в Хельсинки на совещание с генералом Варлимонтом из ОКВ. Варлимонт подтвердил, что ОКВ косо смотрит на операцию III корпуса: финны хотят командовать своими частями, чтобы провести реорганизацию, а Гиммлер хочет вернуть дивизию СС «Норд» и заменить ее другими частями СС. Варлимонт потребовал, чтобы первые немецкие части были отозваны из сектора III корпуса не позднее 1 декабря.
Тем временем начиная с 7 ноября русские переводили в сектор III корпуса Полярную дивизию, переименованную в 186–ю стрелковую дивизию. Было известно, что она не представляла собой большой угрозы, потому что насчитывала не больше 2600 штыков. 13 ноября III корпус завершил ликвидацию котла. Русские потеряли 3000 человек убитыми и 2600 пленными.
Но Сииласвуо не сделал попытки продолжить операцию и 16–го числа доложил, что его корпусу противостоят 12 вражеских батальонов; это заставляет его сделать вывод, что продолжение атаки результатов не даст. Командиры групп «J» и СС «Норд», дружно считавшие, что у продолжения операции есть хорошие перспективы, возражали против его оценки ситуации. Тем не менее на следующий день командир корпуса сообщил группе «J», что атака отменена, а 18–го коротко известил армию «Норвегия», что не может продолжать операцию и будет удерживать существующую линию укреплений. Армия «Норвегия», на которую повлияла позиция финнов и мнение ОКВ, выраженное Варлимонтом, уже решила отменить операцию и приказала III корпусу занять оборонительные позиции.
Из донесений немецких офицеров связи при III корпусе и группе «J» явствует, что вплоть до 18 ноября командир группы «J» считал свои силы достаточными для продолжения наступления и заявлял, что он и его командиры полков хотят его продолжить. Напротив, Сииласвуо после ликвидации котла в первые дни ноября не показывал виду, что собирается продолжать атаку, и начал строить оборонительные укрепления еще до того, как котел был уничтожен. Фалькенхорст считал, что загадочное поведение Сииласвуо могло стать причиной недавних мирных шагов США, предпринятых в отношении Финляндии.
У подозрений Фалькенхорста имелись серьезные основания. 27 октября правительство Соединенных Штатов направило резкую ноту президенту Рюти, в которой потребовало, чтобы Финляндия прекратила все наступательные операции и вернулась в границы 1939 г., а также решительно предупредило, что «если суда, перевозящие военные грузы, отправляемые Соединенными
Штатами на север Советского Союза, будут в Северном Ледовитом океане атакованы как явно, так и тайно с территории, находящейся под контролем Финляндии, при нынешнем состоянии общественного мнения в Соединенных Штатах такой инцидент вызовет немедленный кризис в отношениях между Финляндией и Соединенными Штатами». В течение следующих нескольких недель дипломатические отношения между Соединенными Штатами и Финляндией были на грани разрыва. Хотя Рюти с негодованием отверг американские требования, Финляндия явно не хотела, чтобы в эти опасные дни финский корпус под немецким командованием представлял собой единственную серьезную угрозу для Мурманской железной дороги. Немцы начинали испытывать на себе все прелести коалиционной войны.
Выполняя директиву фюрера № 37, 7 ноября ОКВ заявило, что по окончании перевода частей штаб — квартира армии «Норвегия» вернется в Осло, а Дитль создаст штаб — квартиру армии «Лапландия» для командования немецкими войсками в Финляндии. То, что Фалькенхорст в конце концов сам станет жертвой кампании 1941 г., было если не неизбежно, то предсказуемо. Помимо того, что ход событий в данном секторе доставил ему репутацию «невезучего» генерала, Фалькенхорст с самого начала кампании испытывал давление со стороны различных сил, которое, с одной стороны, мешало ему чувствовать себя хозяином в собственном доме, а с другой — убеждало, что в большинстве неудач обвинят именно его. Например, 5–й воздушный флот оставался независимым; более того, летчики прекрасно знали, что Геринг всегда защитит их от гнева высшего начальства. Дивизия СС и финский III корпус также имели прямые выходы на Гиммлера и Маннергейма. Штаб — квартира Маннергейма, осуществлявшая тесное взаимодействие с ОКВ через германский штаб связи «Норд», внешне поддерживала атмосферу сотрудничества, но на операции армии «Норвегия» смотрела косо. Далеко не последнюю роль в давлении на Фалькенхорста играл сам Дитль. Дитль был одним из немногих генералов, к которым Гитлер испытывал симпатию и доверие: оборона Нарвика в 1940 г. убедила фюрера в том, что этот генерал — любимец фортуны и обладает редкой способностью выходить сухим из воды. В результате Гитлер с самого начала больше доверял Дитлю, чем Фалькенхорсту, а по мере снижения темпов наступления в Финляндии он все больше и больше надеялся на то, что Дитлю удастся повторить «нарвикское чудо».
У смены командования в Финляндии было несколько плюсов. Дитль пользовался большой популярностью как у немецких солдат, так и у финнов, и его выдвижение могло поднять у солдат воинский дух и помочь сохранить доверие финского народа. Одного его назначения было достаточно, чтобы поверить в будущие победы. Солдатские качества и личное обаяние должны были сыграть важную роль в его будущем общении с Маннергеймом. Но самым важным было то, что создание отдельного немецкого командования позволяло предложить Маннергейму пост главнокомандующего в Финляндии и таким образом заручиться большей поддержкой финской армии в предстоящих операциях по захвату Мурманской железной дороги. В середине ноября на совещании в Хельсинки Варлимонт сказал Эрфурту, что, возможно, именно это является главной причиной смены командования в Финляндии. Маннергейм указал в своих мемуарах, что такое предложение ему было сделано зимой 1941/42 г.
Довольно странно, что сам Дитль энергично протестовал против своего нового назначения. Генерал знал, что его талант заключается главным образом в командовании на поле боя, и сомневался, что сможет успешно выполнять куда более сложные и ответственные обязанности командующего армией. После короткого пребывания в штаб — квартире армии он, очевидно, впервые понял, с какими тактическими и командными проблемами сталкивался Фалькенхорст. В письме Йодлю от 24 ноября Дитль просил отменить приказ о его назначении командующим армией «Лапландия». В первую неделю декабря генерал был вызван в ставку фюрера, где Гитлер и Йодль объединенными усилиями убедили его не отказываться от назначения.
После трех с половиной месяцев непрерывных боев и потери убитыми и ранеными 21 501 немецкого и более 5000 финских солдат армия «Норвегия» прочно застряла в секторах всех трех своих корпусов, причем перспективы будущего успешного наступления оставались весьма туманными{30}. Итоги операции «Зильберфукс» не доставили радости никому, кроме русских. Начиная с середины лета финны — как гражданское население, так и высшее военное командование — следили за продвижением армии «Норвегия», постепенно утрачивая иллюзии.
Неудачу операции «Зильберфукс» чаще всего объясняли распылением сил и вытекающей из этого неспособностью добиться успеха хотя бы на одном из трех направлений. Всю кампанию Файге доказывал, опираясь на абсолютно верные с точки зрения стратегии и тактики положения, что главный удар должен быть нанесен в зоне XXXVI корпуса. После последней попытки форсировать Лицу Дитль жаловался Йодлю, что армия «Норвегия» не сумела сконцентрировать силы в одном месте и нанести решающий удар. Позднее он поддержал Файге, когда тот говорил Гитлеру, что из — за рельефа местности и других преимуществ оборонявшегося противника операции в секторе горнострелкового корпуса «Норвегия» следовало приостановить «для общей пользы» и направить все силы на взятие Кандалакши. Эрфурт отмечал, что армия «Норвегия» несколько раз нарушила приказы ОКВ, направленные на обеспечение нанесения главного удара в том или ином секторе армии.
Чтобы оценить эти критические высказывания, нужно вспомнить, на чем базировалась операция «Зильберфукс». Во — первых, цель у армии «Норвегия» была не столько стратегическая, сколько политическая и психологическая; хотя Гитлер и не ждал, что Великобритания окажет Советскому Союзу не то что решающую, а хотя бы существенную помощь, однако хотел взять Мурманск для того, чтобы исключить возможность любой помощи России вообще. Есть основания считать, что данная операция была направлена не столько против Советского Союза, сколько против Великобритании, чтобы продемонстрировать последней ее одиночество и беспомощность. В данных обстоятельствах имело смысл проигнорировать требования тактики и попытаться совершить быстрый марш к Мурманску вдоль арктического побережья. Во — вторых, по сравнению с направлением главного удара операции армии «Норвегия» были всего лишь вспомогательными, а по мнению ОКХ, даже излишними. Они сознательно проводились малыми силами; армии «Норвегия» совершенно закономерно отказывали в присылке значительных подкреплений, потому что не хотели отвлекать силы с главного русского фронта, который был решающим{31}. В — третьих, у армии «Норвегия» были две оборонительные миссии: защита никелевых рудников в Печенге (эту задачу Гитлер считал более важной, чем оккупация Мурманска), а также взятие и оборона Саллы, расположенной в самой узкой части Финляндии и имевшей для последней жизненно важное значение. Таким образом, изначальное рассредоточение сил армии «Норвегия» легко объяснимо, а после начала военных действий прекратить их хотя бы в одном из трех секторов было невозможно — несмотря на то, что это лишало наступление всяких перспектив.
Следует рассмотреть критические замечания и с точки зрения тактических проблем, с которыми столкнулась армия «Норвегия». С самого начала (или почти с самого начала) было ясно, что главный удар следует нанести в зоне XXXVI корпуса. Никто не ожидал, что 163–я дивизия потратит столько времени на взятие полуострова Ханко; если бы не это, корпус имел бы четыре дивизии. Однако решение Гитлера отдать 163–ю дивизию Маннергейму и крах дивизии СС сократили силы корпуса вдвое. Возможно, Фалькенхорст предчувствовал катастрофу последней, но дивизия СС была единственной доступной для него мотопехотной частью, что следует считать смягчающим вину обстоятельством. Его июльское решение сделать направлением главного удара сектор горнострелкового корпуса «Норвегия» впоследствии оказалось главной ошибкой; однако тогда у Фалькенхорста были хотя бы частичные основания, поскольку начало у XXXVI корпуса было очень слабое. Тем более, что ситуация горнострелкового корпуса в то время была чрезвычайно рискованной: он мог двигаться только вперед или назад. Но возвращение привело бы к деблокированию полу острова Рыбачий и возникновению угрозы для Печенги. К 4 сентября, еще до заключительной атаки Дитля, армия «Норвегия» была готова направить 6–ю горнострелковую дивизию на стратегически более важное Кандалакшское направление, но тогда Гитлер настойчиво стремился к Мурманску.
Мнение Эрфурта о том, что армия «Норвегия» не выполнила указания, направленные на обеспечение направления главного удара, основано главным образом на двух приказах. Первый из них — приказ ОКВ от 7 июля, согласно которому после взятия Саллы XXXVI корпус должен был передать часть своих сил горнострелковому корпусу «Норвегия». Второй — июльская директива фюрера, которая остановила наступление XXXVI корпуса, приказала армии «Норвегия» сконцентрировать силы в секторах горнострелкового и финского III корпусов и предложила в случае провала наступления III корпуса направить освободившиеся части на помощь армии «Карелия». Однако в приказе от 7 июля нет явного намерения создать направление главного удара. В нем констатируется лишь то, что необходимо восстановить атакующую мощь корпуса Дитля, вынужденного осуществлять оборону Печенги в тылу и блокирование полуострова Рыбачий; следует помнить, что данный приказ был продиктован растущим страхом Гитлера перед высадкой британского десанта. Цели более поздней директивы фюрера не слишком ясны. Прекращение наступления XXXVI корпуса, а также усиление горнострелкового корпуса «Норвегия» и III корпуса были лишь подтверждением того, что решила и уже претворяла в жизнь сама армия «Норвегия». Требование о передаче частей армии «Карелия» было новым; являлось ли оно результатом намерения остановить наступление XXXVI корпуса сразу, а III — впоследствии, понять было трудно. То, что Фалькенхорст решил его проигнорировать, вполне естественно; похоже, что он сознательно сделал ставку на наступление XXXVI корпуса, предвидя его успех. Кроме того, следует отметить, что данная директива не вызвала энтузиазма, по крайней мере, у части ОКВ, поскольку никаких дополнительных приказов в ее исполнение оттуда не последовало. В этой связи вопрос об отмене операций того или иного корпуса и определении другого места нанесения главного удара нужно рассматривать с учетом тактической ситуации армии «Норвегия». Фалькенхорст постоянно утверждал (и был при этом совершенно прав), что ослабление давления хотя бы в одной точке позволит русским воспользоваться своим преимуществом в маневренности, поскольку Мурманская железная дорога дает им возможность быстро перебрасывать войска из одного сектора в другой. С тем количеством частей, которые находились в распоряжении армии «Норвегия», попытка нанесения главного удара в какой — то одной точке неминуемо привела бы к оголению других секторов. Иными словами, прекратить наступательные действия в каком — либо из секторов было невозможно; это означало бы поставить под удар всех.
В заключение краткого анализа следует сказать, что хотя с точки зрения тактики операции армии «Норвегия» (особенно решение нанести главный удар в зоне горнострелкового полка) осуществлялись не без ошибок, однако главной причиной неудачи операции «Зильберфукс» было то, что задачи, поставленные перед армией «Норвегия», не соответствовали ее силам. Чрезвычайно важную роль здесь сыграла Мурманская железная дорога. Владея ею, русская 14–я армия могла доставлять части и подкрепления на передовую в буквальном смысле этого слова, в то время как плохие линии коммуникаций заставляли все три корпуса армии «Норвегия» действовать изолированно. Почти такими же важными факторами были особенности рельефа местности, обеспечивавшие преимущество оборонявшимся, недостаточная подготовка и нелюбовь немецких солдат к ведению войны в условиях Заполярья, а также имевшаяся у русских неограниченная возможность постоянно получать подкрепления и компенсировать потери (в частности, за счет обитателей многочисленных концентрационных лагерей Карелии и Кольского полуострова).
В начале войны 1941–1944 гг., которую Маннергейм называл «войной продолжения», подчеркивая ее прямую связь с «Зимней войной» 1939–1940 гг., финны не испытывали страха перед своим гигантским противником и были готовы начать с ним новую схватку. Полтора года назад они сражались в одиночку; в июне 1941 г. на их стороне была самая сильная держава Европы. Кроме того, повысилась их собственная военная мощь. У них появились опытные офицеры и солдаты, сумевшие в сражениях один на один доказать сопернику свое превосходство. Усовершенствование процедуры мобилизации позволяло финнам формировать количество частей, вдвое превышавшее уровень 1939 г. Военные склады и арсеналы, опустошенные во время «Зимней войны», были пополнены (в основном за счет немецкого оружия); огневая мощь пехоты увеличилась за счет массового использования автоматического оружия, противотанковых орудий и тяжелых минометов. У армии появилась тяжелая артиллерия, почти полностью отсутствовавшая во время «Зимней войны»; значительно увеличилось число боевых самолетов. В первые недели войны было мобилизовано почти 500 000 человек для службы в армии, 30 000 для строительства военных дорог и мостов и 80 000 женщин из вспомогательной службы «Лотта Свярд». Для народа, насчитывавшего всего четыре миллиона, это огромное бремя; как вскоре выяснилось, нести его до бесконечности невозможно.
В последнюю неделю июня Маннергейм перевел свою штаб — квартиру в Миккели — старый город, из которого он командовал финской армией еще в «Зимнюю войну». Германский штаб связи «Норд» расположился там же. В соответствии с оперативным планом, законченным и переданным ОКВ 28 июня, Маннергейм расположил свои части вдоль финско — советской границы, южнее линии Оулу — Беломорск. На севере промежуток между правым флангом армии «Норвегия» и главными силами финнов прикрывала 14–я дивизия, расположившаяся по обе стороны Лиексы. Главная ударная сила, армия «Карелия», которой командовал начальник штаба Маннергейма генерал Хейнрихс, заняла линию от Иломантси на севере до точки напротив перешейка между озером Янис и Ладожским озером. Левый фланг армии «Карелия» занимала группа «О» (одна кавалерийская бригада, а также 1–я и 2–я егерские бригады), центр — VI корпус (11–я и 5–я дивизии), а правый фланг — VII корпус (19–я и 7–я дивизии). 1–я дивизия была резервом армии. Фронт между правым флангом армии «Карелия» и Финским заливом занимал II корпус (2–я, 18–я и 15–я дивизии) на левом фланге и IV корпус (8–я, 10–я, 12–я и 4–я дивизии) на правом. 17–я дивизия должна была блокировать полуостров Ханко. После прибытия немецкой 163–й пехотной дивизии (без одного полка) Маннергейм расквартировал ее в Йоэнсу и сделал своим личным резервом.
Советские части, противостоявшие финской армии, были сведены в Северо — Западный фронт, которым командовал маршал Климент Ворошилов. На севере Ладожского озера, в секторе армии «Карелия», стояла советская 7–я армия, имевшая на передовой три дивизии и одну в резерве. На Карельском перешейке против финских II и IV корпусов советская 23–я армия имела четыре дивизии, занимавшие оборонительные укрепления вдоль границы, и две — три дивизии в резерве. Русский гарнизон на полуострове Ханко состоял из двух стрелковых бригад, а также строительных, железнодорожных и противовоздушных частей. Успехи, одержанные немцами на главном фронте за первую неделю июля, заставили русских ослабить армии, противостоявшие финнам. Почти все резервные дивизии были отозваны, в результате чего финской армии пришлось сражаться лишь с семью дивизиями и двумя бригадами на Ханко. Когда Маннергейм начал наступление, соотношение сил было 3:1 в его пользу, и он был в полной уверенности, что главные силы русских будут скованы на немецком фронте.
Финский план заключался в нанесении удара вдоль обоих берегов озера Янис, рассечении главных русских сил и последующем наступлении армии «Карелия» вдоль восточного берега Ладожского озера через Олонец на город Лодейное Поле, стоящий на реке Свирь. II корпус должен был держать оборону на границе и одновременно ждать приказа о продвижении в район Элисенвара– Хитола, а затем взять Лахденпохью на северо — западном берегу Ладожского озера. IV корпус также должен был стоять на границе, а 14–я дивизия — наступать на Реболы и Лендеры.
Финское наступление началось 10 июля. Главный удар армия «Карелия» нанесла в зоне VI корпуса, к северу от озера Янис, между Вяртсиля и Корписелькя. Выяснилось, что у Корписелькя в обороне русских было слабое место, и с помощью егерской бригады из группы «О» финны быстро организовали прорыв{32}. 12 июля после взятия Коккари и поселка Тольваярви егерская бригада свернула на юг, к Муанто, и через два дня взяла его. Продолжив наступление 15–го, бригада у Лоймолы перерезала железную дорогу, шедшую с востока на запад, и на следующий день рывком достигла города Койриноя на восточном берегу Ладожского озера. После этого русские части в окрестностях Сортавалы оказались отрезанными с востока. За шесть дней финны продвинулись вперед на 107 километров.
Тем временем продвижение правофланговых частей VI корпуса, взявших Вяртсиля, замедлилось в холмистой местности на восточном берегу озера Янис у Соанлахти, а VII корпус, который рассчитывал быстро продвинуться вдоль западного берега озера Янис, столкнулся с сильным сопротивлением и почти не продвинулся. 16–го сопротивление русских у Соанлахти было сломлено, и на следующий день финны обошли озеро Янис, развернули фронт на запад и заняли оборонительную позицию. В тот же день Маннергейм приказал 1–й дивизии, находившейся в резерве, прикрыть восточный фланг в Лоймоле и перевести 17–ю дивизию от полуострова Ханко в окрестности Вяртсиля. После этого фронт у Ханко прикрывали только части береговой охраны и батальон шведских добровольцев. 16–го же Маннергейм бросил немецкую 163–ю дивизию на восточный фланг и приказал ей взять Сувилахти, шоссейный и железнодорожный узел у южной оконечности озера Суо.
VI корпус, которому было приказано продолжить наступление в южном направлении, 20–го послал одну колонну на восток, через Кязняселькя к озеру Тульм; в это время основные силы продолжали продвигаться вдоль восточного берега Ладожского озера и 21–го после трех дней тяжелых боев взяли Сальми. На следующий день VI корпус овладел городом Мансила на границе, существовавшей до 1940 г., а 24–го достиг реки Тулоксы, где Маннергейм приказал ему остановиться. Вечером 24–го русские высадили бригаду на островах Мантсин и Луикулан к западу от Сальми и начали массированную контратаку на оборонительные рубежи финнов у Тулоксы. Штурм русским не удался, но финнам пришлось уйти в оборону; тяжелые бои продолжались весь остаток июля и начало августа.
Немецкая 163–я дивизия, воевавшая на левом фланге армии «Карелия», испытывала сложности в озерной местности севернее железнодорожной ветки Лоймола– Сувилахти. VI корпус, пытаясь оказать ей помощь, послал одну колонну от озера Тульм, которая 26 июля перерезала железную дорогу за Сувилахти, севернее Шотозера, но в конце месяца 169–я дивизия застряла снова. Она остро ощущала отсутствие третьего полка и явно нуждалась в подкреплениях. Маннергейм вновь ввел в дело две бригады группы «О».
VII корпус, находившийся на левом фланге армии «Карелия», оказывал постоянное давление на русских, оборонявшихся на западном берегу озера Янис, и к концу июля находился у Рускеалы. Приданная ему дивизия VI корпуса заняла позиции вдоль реки Янис, соединяющей озеро Янис с Ладожским озером. Русские, окруженные с двух сторон, были вынуждены отступить к Сортавале; там самым были созданы благоприятные условия для овладения северо — западным берегом Ладожского озера.
31 июля II корпус начал наступление со своей позиции на границе между рекой Вуоксой и Пяозером. Он должен был взять железнодорожный узел Хитола и перерезать русские коммуникации в районе Сортавалы. 10–ю дивизию, выделенную из состава IV корпуса, Маннергейм держал в резерве. Наступление развивалось быстро, и 5 августа Маннергейм бросил в бой 10–ю дивизию, которая стремительно вышла к берегу Ладожского озера у Лахден — похьи. 11–го главные силы корпуса взяли Хитолу, а правофланговая колонна в тот же день вышла на берег Ладожского озера между Хитолой и Кексгольмом. Русские, занимавшие позиции между Хитолой и озером Янис, были разрезаны на две части: одна из них (примерно две дивизии) была вынуждена отступить к Куркийоки, а вторая (немногим меньше) — к Сортавале. В Куркийоки русские отступили на остров Кильпола, откуда были эвакуированы на пароходе в середине августа.
Перед наступлением на Сортавалу Маннергейм перевел штаб — квартиру VII корпуса на восток, чтобы облегчить командование операциями в секторе между 163–й дивизией и VI корпусом, а части VII корпуса перевел во вновь созданный I корпус. Затем I корпус штурмовал Сортавалу и 16 августа взял этот старый финский город. Большинство русских отступило на остров Валаам, откуда их позже вывезли в район Ленинграда. Операция на северо — запад — ном берегу Ладожского озера увенчалась блестящим успехом, однако не обошлось без ложки дегтя: ни финские, ни немецкие ВВС (у которых на Ладожском озере была эскадрилья Ju–88) не сумели помешать эвакуации русских с острова Валаам.
В первой половине августа финский план операций претерпел фундаментальные изменения. Еще 14 июля Эрфурт доложил, что Маннергейм не поддерживает идею наступления по восточному берегу Ладожского озера, но тогда ОКХ решило, что это всего лишь плод воображения самого Эрфурта. Однако когда 2 августа ОКХ попросило финнов начать наступление вдоль восточного берега Ладожского озера в направлении Лодейного Поля и принять участие в заключительном штурме Ленинграда, который группа армий «Север» собиралась начать примерно через неделю, Маннергейм отказался, сославшись на то, что он не сможет вести наступательные операции на восточном берегу озера, пока 163–я дивизия не выполнит свою задачу по взятию Сувилахти. ОКХ попыталось оказать давление на 163–ю дивизию, но, когда стало ясно, что на быстрый результат там рассчитывать не приходится, 10 августа оно обратилось к Маннергейму с повторной просьбой о помощи взять Ленинград, начав наступление на Карельском перешейке. На это Маннергейм согласился.
Есть основания подозревать, что идея наступления на Карельском перешейке была Маннергейму по душе и что он фактически заставил немцев сделать ему такое предложение, делая вид, что это всего лишь случайность{33}. На всем протяжении войны Маннергейм демонстрировал, что он больше всего заинтересован, во — первых, в прежних финских территориях, а во — вторых, в том, что он называл финской «невоссоединенной территорией» в Восточной Карелии. К авантюрным вылазкам в открытые российские пространства он относился холодно и не собирался их совершать даже для того, чтобы угодить немцам и поддержать их стратегические планы. Кроме того, как много раз отмечали немецкие офицеры, Маннергейм был пессимистом, что заставляло его тяжело переживать даже временные неудачи и отклонения от плана; следовательно, на его сопротивление операциям на восточном берегу Ладожского озера могло повлиять и отрицательное отношение к действиям группы армий «Север».
Целью группы армий «Север», которой командовал генерал — фельдмаршал Вильгельм Риттер фон Лееб, были блокада Ленинграда и соединение с финнами в районе Ладожского озера. Группа, дислоцировавшаяся в Восточной Пруссии, совершила быстрый марш — бросок по прибалтийским республикам; но Ворошилов, не собиравшийся вести оборонительные бои на недавно аннексированных территориях, отвел свои войска в строгом порядке. В результате здесь не было гигантских окружений и котлов, характерных для битв на других участках Восточного фронта. После перехода в начале июля прежней советской границы группа армий «Север» начала испытывать все возраставшее сопротивление, а постоянное расширение линии фронта уменьшало возможности фон Лееба нанести решающий удар. Местность между озерами Ильмень и Пейпус оказалась непроходимой для танков, и после середины июля немцы несколько недель продвигались черепашьим шагом. В этой ситуации фон Лееб попытался организовать решающее наступление на Ленинград из сектора к западу от озера Ильмень, назначенное на вторую неделю августа. Гитлер, который в то время считал Ленинград своей главной целью, хотел забрать у группы армий «Центр» 3–ю танковую группу (армию), чтобы усилить наступление, но его отговорили, и дело закончилось посылкой одного танкового корпуса. Если бы Маннергейм откликнулся на просьбу ОКХ от 2 августа возобновить наступление вдоль восточного берега Ладожского озера, это могло бы существенно помочь штурму, начавшемуся 10 августа. Однако Маннергейм по вполне понятным соображениям предпочел подождать и посмотреть, как пойдет дело.
Убедившись, что ситуация на северо — западном берегу Ладожского озера складывается благополучно, Маннергейм 13 августа приказал II корпусу свернуть на юг, к Пакколе, находящейся в самой узкой части перешейка между рекой Вуоксой и Финским заливом. Там финны 18–го форсировали реку в северной части города. Знание своих бывших территорий принесло свои плоды: операция почти полностью повторила форсирование реки, проведенное во время военных учений 1939 г. Вскоре финны создали большой плацдарм на южном берегу Вуоксы, с которого можно было ударить в тыл русским частям, стоявшим против IV корпуса, который продолжал занимать позицию на границе. Одновременно левый фланг II корпуса атаковал через Кексгольм на юг и очистил от русских восточный берег реки вплоть до Ладожского озера.
22 августа IV корпус начал наступление. Днем раньше русские начали взрывать свои укрепления на границе, и первая фаза атаки приобрела форму преследования, в ходе которого IV корпус 23–го достиг линии Кильоки– Кильпеньоки. Одновременно II корпус нанес удар с плацдарма и оказался в 13 километрах от Выборга. Русские, у которых в Выборге были три дивизии, собирались удерживать город одной дивизией, а двумя другими провести контратаку на Пакколу и отбросить финнов обратно за Вуоксу. У реки они надеялись соединиться с еще одной дивизией, отходившей на юг от острова Кильпола, но из этого ничего не вышло, потому что финны быстро и методично окружили Выборг. 25–го II корпус перерезал железную дорогу на Ленинград к востоку от Выборга; в тот же день одна дивизия IV корпуса форсировала Выборгскую бухту и пересекла шоссе и железную дорогу, связывавшую Выборг с Приморском. После этого русские как в городе, так и за его пределами оказались в полном окружении. 29–го части IV корпуса вошли в Выборг, а когда кольцо стянулось, русские дивизии попали в окружение в лесу у Порилампи. Бросив почти весь транспорт и технику, большая группа русских сумела вырваться из окружения и переправиться на острова Койвисто в Финском заливе, где держалась до ноября, пока не была эвакуирована. Попавшие в окружение были уничтожены к 1 сентября.
31 августа части IV корпуса начали наступление на юг Карельского перешейка и дошли до Ваммельсу. В тот же день они взяли город Майнила на старой советско — финской границе, знаменитый тем, что здесь, согласно русской легенде, финская артиллерия якобы обстреляла территорию Советского Союза, спровоцировав «Зимнюю войну». 24 августа Маннергейм перевел штаб — квартиру I корпуса из Сортавалы на левый фланг Карельского перешейка, где части корпуса с двумя дивизиями, взятыми у II корпуса, очистили от русских берег Ладожского озера к югу от Вуоксы. 2 сентября корпус тоже достиг старой границы. За четыре недели наступления финны полностью вернули себе потерянную территорию на Карельском перешейке.
В зоне армии «Карелия» за последнюю неделю августа 163–я дивизия и группа «О» взяли Сувилахти, а VII корпус продвинулся на восток и занял позиции на перешейке между Сямозеро и Шотозеро. На финском северном фланге 14–я дивизия, действовавшая независимо, добилась блестящего успеха, окружив русскую дивизию около города Реболы и еще до конца августа достигнув Ругозера, где в начале сентября получила приказ перейти к обороне.
Во второй половине августа, когда наступление группы армий «Север» возобновилось и она стала стремительно приближаться к Ленинграду, первостепенное значение приобрел вопрос о судьбе этого города. В ходе разработки плана «Барбаросса», предусматривавшего оккупацию
России, Гитлер, знание которого экономической географии Советского Союза оставляло желать лучшего, решил, что население Украины и Южной России стоит сохранить ради производства сырья и излишков сельскохозяйственной продукции. Север импортировал продукты питания, поэтому Гитлер с целью предотвратить отток сельскохозяйственной продукции с юга решил, что тамошнее население нужно сократить на несколько миллионов — главным образом за счет смерти от голода. Ленинград он считал символом русского народа (который собирался извести под корень) и одновременно местом, где сосредоточено несколько миллионов лишних ртов.
С самого начала решив, что брать Ленинград ни в коем случае не следует, Гитлер и его советники из ОКВ стали ломать голову, как быть с этим городом. Один вариант предусматривал взятие города в плотное кольцо, окружение его электрической изгородью и пулеметами и предоставление жителям возможности умереть с голоду. Другой вариант предусматривал выпуск женщин и детей и направление их к линии фронта с целью вызвать беспорядки в тылу русских. Теоретически мысль была хорошая, но трудновыполнимая и едва ли эффективная: к таким вещам русские были нечувствительны.
Склонялись к тому, что город следует сровнять с землей, а население переправить в другие места. Поскольку финны выражали желание, чтобы их граница с Россией проходила по Неве, вся территория к северу от этой реки должна была перейти к ним. В ожидании окончательного решения судьбы города группа армий «Север» должна была окружить Ленинград, но не штурмовать его и не принимать капитуляции, если та будет предложена. ОКХ чувствовало себя неловко, боясь за моральный дух солдат, которым придется уничтожать тысячи безоружных граждан. Оно предпочитало компромиссный вариант, согласно которому свое дело должны были сделать голод и разруха, после чего остатки гражданского населения можно будет пропустить через линию фронта и позволить им рассредоточиться в сельской местности.
Чтобы изолировать Ленинград, группа армий «Север» собиралась форсировать Неву у Шлиссельбурга, соединиться с финнами и создать линию укреплений между городом и западным берегом Ладожского озера. Кроме того, она собиралась наступать на Волхов и соединиться с армией «Карелия» в окрестностях реки Свирь. Финны должны были наступать на юг от их старой границы на Карельском перешейке и на юг от реки Свирь навстречу немецким передовым частям. Эти предложения Кейтель сформулировал в письме Маннергейму 22 августа.
Ответ Маннергейма на это предложение был весьма пессимистичным. Маршал объяснил, что Финляндия, 16 процентов населения которой исполняет свои воинские обязанности, испытывает серьезнейшие экономические трудности. Более того, нынешние потери финнов значительно превышают потери, понесенные в ходе «Зимней войны». За август финская армия потеряла каждый четвертый взвод в роте, и в сентябре ему пришлось расформировать одну резервную дивизию, чтобы пополнить существующие. У него нет желания переходить старую границу на Карельском перешейке, поскольку старые русские линии укреплений все еще чрезвычайно сильны и их лучше взять немцам ударом с тыла. Он согласен провести наступление на Олонецком перешейке между Ладожским и Онежским озерами до реки Свирь, но ожидает сильного сопротивления и считает, что даже если финны сумеют добраться до Свири, то продолжить наступление на южном берегу реки им будет уже не по силам.
В своих мемуарах Маннергейм указывает, что в 1941 г. он принял командование финской армией с условием, что его не будут просить наступать на Ленинград. Одним из самых ранних и сильных советских доводов против существования независимой Финляндии была постоянная угроза со стороны последней второму по значимости городу Советского Союза. Поэтому он считал, что Финляндия не должна проводить никаких акций, подтверждающих этот довод, который русские наверняка вновь пустят в ход после окончания войны. Маннергейм вспоминает, что, показывая письмо Кейтеля президенту Рюти, он напомнил последнему об условии, с которым принимал командование, и выразил убежденность в том, что форсировании Свири будет противоречить интересам Финляндии. Рюти согласился.
Беседа с исполняющим обязанности начальника штаба финской армии генерал — майором Е.Ф. Ханеллом позволила Эрфурту получить некоторую информацию и на ее основе сделать собственные выводы о намерениях Маннергейма. Ханелл сказал, что в последнее время президент и кабинет министров осаждают Маннергейма просьбами быть осторожнее и поберечь людские ресурсы страны{34}. Ведущие промышленники рвут на себе волосы и предупреждают, что, поскольку почти все взрослые мужчины ушли на фронт, экономику страны ждет неизбежный крах. Что касается наступления по обоим берегам Ладожского озера, то финская конституция требует от главнокомандующего получить разрешение правительства на ведение операций за пределами границ страны. Это разрешение было дано только для наступления в секторе восточнее озера, и то лишь до реки Свирь. Но Ханелл не сомневался, что если Маннергейм всерьез потребует наступления на Карельском перешейке, то такое разрешение будет получено тоже. Он предполагал, что это требование будет сделано тогда, когда «германская армия громко постучится в двери Ленинграда». Что же касается наступления к востоку от Ладожского озера, то Маннергейм дал слово и сдержит его. Его отношение к форсированию Свири может измениться, если немецкие армии пройдут дальше. Похоже, он боится, что группа армий «Север» может остановиться на реке Волхов и предоставит финнам самим преодолеть все расстояние от Свири до Волхова. Эрфурт счел, что врожденный пессимизм одержал временную победу над Маннергеймом, и рекомендовал наградить престарелого маршала каким — нибудь немецким орденом, чтобы восстановить его моральный дух.
То, что Маннергейм мог усомниться в союзнике, вызвало у германского высшего командования шок. ОКХ немедленно указало группе армий «Север», что престиж Германии дороже тактических соображений и что соединиться с финнами необходимо в кратчайшие сроки. Группа армий обязана послать части в направлении Лодейного Поля, как только позволит ситуация, причем еще до полного окружения Ленинграда.
В конце августа группа армий «Север» взяла Ивановское, перерезав последнюю железную дорогу, выходившую из города, и выйдя на позицию, позволявшую прервать речное сообщение. 1 сентября Маннергейм сказал Эрфурту, что он получил разрешение Рюти пересечь границу на западной стороне Карельского перешейка и дойти до линии Сестрорецк — Агалатово. Когда два дня спустя Кейтель в штаб — квартире группы армий «Север» сказал Леебу об этом решении, Лееб ответил, что пара — тройка километров территории роли не играют, но чрезвычайно важно, чтобы финны сковали русские дивизии на своем фронте. Иначе русские могут отвести войска, бросить их против немцев, продвигающихся к Ленинграду, и тогда может возникнуть трудная ситуация.
4 сентября начальник оперативного штаба ОКВ Йодль прилетел в Миккели и вручил Маннергейму орден Железного креста всех трех степеней сразу. Если верить мемуарам, маршал остался холоден к мольбе Йодля начать наступление на Карельском перешейке, но, чтобы избежать трений и не подвергать риску ведущиеся переговоры о поставке Финляндии 15 000 тонн зерна, дал обещание попытаться продвинуть вперед свой правый фланг (которое так и не выполнил). Тем не менее в то время немцы считали, что миссия Йодля увенчалась полным успехом. На самом деле Маннергейм пообещал пересечь старую границу по всему фронту Карельского перешейка и дойти до линии русских постоянных укреплений. На правом фланге он должен был дойти до Сестрорецка и, если удастся, до Агалатова. Три недели спустя он сообщил Кейтелю, что финские части провели наступление и вышли практически на обещанные рубежи. Однако Маннергейм слегка кривил душой. Само по себе пересечение причудливо петлявшей старой границы не имело никакого военного значения, а то, что одно появление финских частей перед главными русскими укреплениями свяжет противника так надежно, как надеялась группа армий «Север», было проблематично. Но эти соображения были немцам известны. Визит Йодля принес обнадеживающую весть: финское наступление на Свирь должно было начаться в тот же день.
4 сентября армия «Карелия» была расположена следующим образом: группа «О» (одна кавалерийская бригада и одна егерская бригада) — на левом фланге, от границы до северного берега Сямозера (при этом основные силы группы находились севернее озера); VII корпус (две дивизии) — в центре, между Сямозером и Водлозером, к востоку от обоих; VI корпус (три дивизии и егерская бригада) — на правом фланге, между Водлозером и устьем реки Тулоксы. Немецкая 163–я дивизия тоже находилась в этом секторе, но была резервом главнокомандующего и использовалась только для защиты фланга со стороны Ладожского озера.
Наступление началось вечером 4–го самым мощным обстрелом финской артиллерии за всю войну, позволившим VI корпусу быстро создать прорыв у Тулоксы. Через три дня VI корпус достиг реки Свирь напротив Лодейного Поля, а 8–го егерская бригада перерезала Мурманскую железную дорогу, взяв станцию Свирь. В тот же день VII корпус взял важный железнодорожный узел Красная Пряжа, западнее Петрозаводска. К середине месяца армия «Карелия» овладела почти всем северным берегом реки Свирь и начала наступление по сходящимся направлениям на столицу Карело — Финской ССР Петрозаводск.
Пока 1–я егерская бригада приближалась к городу вдоль Мурманской железной дороги, VII корпус послал одну дивизию в дерзкий и трудный марш через леса между железной дорогой и шоссе Красная Пряжа — Петрозаводск; вторая колонна в это время двигалась вдоль шоссе. Группа «О», к которой позже присоединился II корпус, переброшенный с Карельского перешейка, наступала на город с северо — запада. Через две недели, 1 октября, в ходе тяжелых боев город был взят. Русские отступили на противоположный берег Онежского озера. Одновременно VI корпус форсировал Свирь у Онежского озера и создал плацдарм глубиной в 19 километров и шириной в 96 километров, позволявший занять выгодные оборонительные позиции. Несмотря на признаки очень ранней зимы (что имело роковые последствия для немецких армий, наступавших южнее), Маннергейм решил развивать наступление на север от Петрозаводска, в направлении Медвежье — горска.
Пока в течение сентября армия «Карелия» завоевывала территорию севернее реки Свирь, группа армий «Север» достигла предместий Ленинграда. В первую неделю месяца она создала клин на Неве у Ивановского, но левее фронт резко уходил к югу от Ленинграда и выходил к Финскому заливу западнее Ораниенбаума; на правом фланге существовал юго — восточный выступ у реки Волхов, а затем фронт уходил на юг. 6 сентября Гитлер решил, что пришло время начать наступление на Москву. Группа армий «Север», лишившаяся 4–й танковой группы, должна была подойти к Ленинграду как можно ближе; его единственная крупная бронетанковая часть, XXXIX корпус, была предназначена для нанесения удара через Волхов на Свирь.
8 сентября пал Шлиссельбург, после чего группа армий овладела верховьями Невы, вытекающей из Ладожского озера. Фон Лееб и раньше протестовал против посылки танкового корпуса на Волховское направление, доказывая, что это приведет к распылению сил; поэтому 10 сентября ОКХ приказало ему либо «форсировать Финский залив», либо «форсировать Неву к востоку от Ленинграда» и соединиться с финнами на Карельском перешейке, прекратив операцию в районе Волхов — Свирь до тех пор, пока для нее не будут накоплены достаточные силы. Ошибочность этого решения подтвердилась быстро: русские провели несколько сильных контратак у Шлиссельбурга и вдоль реки Свирь. 15–го Лееб доложил ОКХ, что противник снял части с финского фронта и бросил их против группы армий «Север». Он сказал, что если финны возобновят наступление на Карельском перешейке, то битва за Ленинград закончится через несколько дней. В противном случае трудно предсказать, сколько времени уйдет на форсирование Невы. Спустя три дня, когда Лееб во второй раз попросил помощи финнов, Гальдер заверил его, что финское главное командование собирается начать наступление по обоим берегам Ладожского озера: на Карельском перешейке — как только группа армий «Север» форсирует Неву и к югу от реки Свирь — как только скажутся результаты немецкого продвижения в этом направлении.
В середине месяца Кейтель возобновил переписку с Маннергеймом, попросив маршала расположить немецкую 163–ю дивизию у устья Свири и в нужное время дать ей разрешение форсировать реку и выступить навстречу частям группы армий «Север», наступление которых планируется{35}. Маннергейм согласился, хотя позже настоял на том, что время форсирования назовет он сам. Вопрос о собственных намерениях финнов оставался открытым со времени визита Йодля; и хотя Кейтель не возвращался к нему прямо, однако Маннергейм попытался выяснить отношения в длинном письме от 25 сентября. Очевидно, его наметанный глаз уже заметил некоторые странности в положении группы армий «Север», несмотря на то что, как маршал говорил позже, немцы не поставили его в известность о своем решении отозвать 4–ю танковую группу (армию). Более того, письмо Кейтеля не было рассчитано на то, чтобы придать адресату уверенность в себе; оно было главным образом посвящено объяснению неудач армии «Норвегия» и намекало, что группа армий «Север» в течение какого — то времени не сможет проводить наступательные операции ни через Неву, ни в направлении Свири. Маршал сообщил Кейтелю о своем намерении взять Петрозаводск и Медвежьегорск; после этого его главной заботой станет проблема истощения людских ресурсов. Он реорганизует армию, превратит дивизии в бригады и вернет освободившихся людей в сферу гражданской экономики. О дальнейших наступлениях за пределы существующих линий фронта на Свири и Карельском перешейке не может быть и речи.
В конце сентября, несмотря на яростные контратаки русских, группа армий «Север» сумела стабилизировать свой фронт к востоку от Ленинграда. В первой неделе октября, когда стало ясно, что противник может быть вынужден отозвать части с севера для обороны Москвы, фон Лееб начал отводить XXXIX корпус (две танковые дивизии и две дивизии мотопехоты) от Шлиссельбурга и готовить его к нанесению удара на восток. 14 октября (хотя признаков того, что русские ослабили части, противостоявшие группе армий «Север», еще не было) Гитлер приказал Леебу начать наступление на восток через Чудово и Тихвин с целью окружить русских южнее Ладожского озера и соединиться с армией «Карелия» на линии Тихвин — Лодейное Поле.
Через два дня XXXIX корпус начал наступление к востоку от Чудова. Русские оказали сильное сопротивление, а еще через два — три дня начались осенние дожди и застигли немцев врасплох. Не успела закончиться первая неделя наступления, как танки остановились, увязнув в грязи. 24 октября Гитлер хотел отменить операцию, и только уговоры ОКХ помешали ему подписать такой приказ. Фон Лееб, вызванный в ставку фюрера, высказался за продолжение наступления, но сам не верил, что сумеет добиться чего — то большего, чем взятие Тихвина.
Следующие две недели XXXIX корпус двигался черепашьим шагом и наконец остановился в 10 километрах от Тихвина. На 8 ноября был назначен штурм города. Если бы он сорвался, операцию пришлось бы остановить, пока не улучшатся погодные условия. Но штурм прошел удачно, и 9–го одна дивизия сумела свернуть на северо — восток от Тихвина и начать наступление вдоль железной дороги на Волхов. Однако в конце месяца русские едва не окружили немцев в Тихвине, и тем пришлось бросить в бой две дивизии, чтобы удержать фланги выступа.
1 декабря группа армий «Север» смирилась с ситуацией и пришла к выводу, что соединение с финнами в настоящий момент невозможно. Сдача или удержание Тихвина зависели лишь от возможности противника бросить в бой новые части; наступление на Волхов придется прекратить из — за недостатка сил. Через два дня командир XXXIX корпуса доложил, что он больше не может удерживать Тихвин, и 7–го Лееб приказал ему готовиться к отступлению, которое начнется сразу же, как только Гитлер даст на него разрешение. Однако и Гальдер, и Кейтель предупреждали, что этого делать не следует: Гитлер решил удержать Тихвин. Кейтель утверждал, что финны готовы сами начать наступление и соединиться с немцами. 8 декабря Гитлер приказал остановить все наступательные операции на Восточном фронте, но велел группе армий «Север» удержать Тихвин, готовиться к наступлению на южный берег Ладожского озера и соединиться с армией «Карелия», как только группа получит подкрепления. Однако еще через три дня он приказал отложить все наступательные операции на 1942 г.
Но приказы Гитлера не успевали за ходом событий на фронте. 7–го Лееб собирался приказать эвакуировать Тихвин, где XXXIX корпус замерзал и тонул в снегу, но его попросили задержать приказ, пока Кейтель и Йодль, близкие к Гитлеру, не уговорят его принять решение. Гитлер неохотно согласился, но с условием, что шоссе и железная дорога на Волхов будут продолжать оставаться в руках немцев. 9–го Тихвин был эвакуирован. Лееб не видел другого решения, кроме как отойти за реку Волхов. Еще шесть дней Гитлер не давал на это согласия. Однако когда 15–го Лееб сказал ему, что иначе XXXIX корпус будет полностью уничтожен, Гитлер согласился с тем, чтобы отвести часть за реку. 24–го группа армий «Север» отвела корпус за Волхов, после чего Гитлер приказал удерживать этот рубеж «до последнего человека».
За день до того, как группа армий «Север» оставила Тихвин, армия «Карелия» завершила свои операции в Восточной Карелии. Погода помешала и финнам. В октябре, наступая с юга и запада, армия «Карелия» оттеснила русских к Медвежьегорску. 19 октября II корпус занял оба берега реки Суны. 3 ноября финские части, подошедшие с юга, взяли Кондопогу, а через два дня соединились с частями II корпуса севернее озера Лижм. Но затем наступление остановил стремительный натиск зимы, и в середине ноября стало ясно, что силы передовых частей финнов на исходе. Последним отчаянным рывком они 5 декабря взяли Медвежьегорск, на следующий день — Повенец, а 8–го взяли в окружение район южнее Медвежьегорска. Затем они построили укрепления на Маселькя, линии водораздела между Белым морем и Финским заливом, соорудив настоящий оборонительный вал от Онежского озера до Сегозера. После этого наступательные операции были прекращены на всем финском фронте, и Маннергейм начал демобилизацию мужчин старших возрастов.
Германо — русский конфликт был борьбой не на жизнь, а на смерть между Гитлером и Сталиным — двумя величайшими злодеями всех времен и народов. Географическое положение и ненасытная жадность советского правительства заставили Финляндию обратиться к одному из них за спасением именно в тот момент, когда ее традиционные западные друзья, Великобритания и Соединенные Штаты, пытались сами удержаться на ногах. Ситуация могла сложиться менее болезненно, если бы в ходе «Зимней войны» Финляндия не завоевала большую симпатию на Западе, который считал ее войну против Советского Союза справедливой. Попытки спасти остатки демократии, не подпасть под полное влияние Германии и сохранить себя как нацию заставляли финнов прибегать к уловкам красноречия, настаивать на особом собственном статусе «совоюющей стороны» и называть своих немецких друзей не союзниками, а «братьями по оружию». Эти семантические различия на поверхности создавали довольно смехотворную картину, но на деле были свидетельством существования сил, которые должны были влиять на всю военную политику Финляндии. Справедливости ради следует сказать, что для немцев эта позиция была необычной и невыгодной, поскольку она позволяла финнам играть в независимость, чем последние часто и охотно пользовались.
Чего именно ждали финны, вступая в войну, сказать трудно. Чего требовать от маленькой страны, очутившейся в центре великой битвы, если даже великие державы в то время не могли позволить себе роскошь вести логичную и последовательную политику? Их официальные военные цели были ограничены возвратом потерянных территорий, но ясно, что при случае финны не отказались бы и от большего. То, что у Маннергейма и его окружения были милитаристские устремления (особенно в первые месяцы войны), видно невооруженным глазом{36}. Наиболее радикально финские военные цели сформулировал Рюти в беседе с личным посланником Гитлера Шнурре в октябре 1941 г.: Финляндия хотела получить весь Кольский полуостров, всю советскую Карелию с границей от Белого моря до Онежского залива, далее на юг, до южного берега Онежского озера, по реке Свирь, южному берегу Ладожского озера и Неве вплоть до ее впадения в Финский залив. Рюти согласился с немцами, что Ленинград как населенный и промышленный центр должен исчезнуть. Он считал, что небольшую часть города можно сохранить как немецкую факторию. Позже он говорил германскому послу, что в будущем Финляндия не хочет иметь общую границу с Советским Союзом, и просил Германию аннексировать всю территорию России к югу от Архангельска.
И все же даже в победоносные и опьяняющие месяцы 1941 г. реалистическая оценка собственных сил и глубоко укоренившееся в народе убеждение, что Финляндия не должна ввязываться в войну против демократических режимов, до некоторой степени умеряли амбиции финнов. К этому следует добавить постоянное беспокойство, вызывавшееся отвращением к нацистскому правительству Германии, и крепнущие подозрения, касавшиеся агрессивных планов последнего в отношении самой Финляндии. Элемент нерешительности в финской политике усиливался пониманием того, что ни Великобритания, ни Соединенные Штаты не слишком рады своей внезапно возникшей дружбе со Сталиным.
Первый явный кризис из — за связей Финляндии с Западом произошел в июле 1941 г. после того, как германский министр иностранных дел Риббентроп 9–го потребовал, чтобы Финляндия порвала дипломатические отношения с Великобританией. Немцы утверждали, что британское посольство в Хельсинки, насчитывавшее 53 человека, собирает разведывательные данные для Советского Союза. Хотя нет никаких сомнений в том, что британцы намеревались пользоваться своим посольством в Хельсинки, в том числе и в интересах Советского Союза, однако можно догадаться, что за спиной Риббентропа стоял Гитлер, который стремился искоренить даже чисто символические свидетельства британо — советского сотрудничества. Поводом для требования Риббентропа было упоминание Сталиным в речи от 3 июля о помощи Великобритании и США и переговоры, плодом которых стало заключение британо — советского договора о сотрудничестве, подписанного 12 июля 1941 г.
Финны, которые рассчитывали на быструю войну и явно надеялись избежать кардинальных изменений в отношениях с Западом, пытались оттянуть решение, но после повторного обращения немцев были вынуждены 22 июля сообщить германскому послу, что кабинет уполномочил министра иностранных дел «провести соответствующие переговоры и при необходимости разорвать дипломатические отношения с Англией». Финское правительство все еще надеялось на инициативу со стороны Великобритании, но британцы такого намерения не имели; поэтому 28 июля Финляндия заявила, что собирается закрыть свое посольство в Лондоне «до особого распоряжения», и ждала реакции англичан. Вопрос разрешился через три дня, когда самолеты с британского авианосца совершили налет на Печенгу. Финны тут же отозвали свое посольство, и британцы были вынуждены сделать то же самое.
В это время Государственный департамент США занимал выжидательную позицию, опираясь на то, что, судя по официальным заявлениям, Финляндия не собиралась вести военные действия за пределами своих старых границ. В середине августа Советский Союз, заинтересованный в том, чтобы уменьшить количество войск, принимавших участие в войне с Финляндией, уполномочил Государственный департамент США предложить финнам мир с территориальными уступками. 18 августа заместитель государственного секретаря Самнер Уэллес передал это предложение финскому послу в Вашингтоне в весьма недвусмысленных выражениях, но из Хельсинок ответа не последовало.
Придя в ярость оттого, что его предложение отвергли, Сталин начал требовать, чтобы британцы либо остановили финнов, либо объявили им войну. Под его давлением британское правительство 22 сентября предупредило Финляндию через норвежское посольство в Хельсинки, что оно не потерпит вторжения финнов на исконно русские территории{37}. 3 октября государственный секретарь США Корделл Халл подкрепил предупреждение англичан, сказав финскому послу, что Соединенные Штаты рады возврату потерянных финских территорий, но теперь многое зависит от того, остановится ли Финляндия на этих рубежах.
Когда в октябре германские войска стремительно приближались к Москве, Государственный департамент США все больше и больше волновал маршрут снабжения России через Мурманск, и в конце месяца он предпринял решительный шаг. Нота от 27 октября цитировалась выше в связи с последней попыткой Фалькенхорста взять Лоухи. Целью ноты было серьезное предупреждение, но из — за ошибки при передаче финны получили более ранний и куда более решительный вариант документа, где содержалось требование прекратить военные действия и вернуться к границам 1939 г. Видя, что с ответом на ноту финское правительство не торопится, в начале ноября Государственный департамент опубликовал сообщение об августовском предложении мира. В длинной ноте от 11 ноября финское правительство еще раз кратко перечислило свои обиды на Советский Союз, охарактеризовало предложение мира «не как ходатайство или даже рекомендацию со стороны Соединенных Штатов, но… просто как информацию для размышления» и отказалось «заключать какие бы то ни было соглашения, которые могли бы… нанести ущерб государственной безопасности Финляндии искусственным временным прекращением или полной отменой абсолютно справедливых военных операций».
Дипломатические шаги американцев, начатые нотой от 27 октября, не только оказали возможное влияние на последнюю немецкую попытку перерезать Мурманскую железную дорогу, но и сумели слегка испортить германо — финские отношения. Финны не торопились ставить в известность своих немецких друзей об августовском предложении мира и, видимо, так и не сообщили им полную версию происшедшего. Поэтому публикация протоколов Государственного департамента автоматически поставила под сомнение прочность германо — финских отношений. Германия тут же принялась убеждать Финляндию подписать «антикоминтерновский пакт»{38}, который должен был возродиться в конце ноября.
Позже финны часто указывали на то, что данный пакт оставался в силе и во время германо — советского альянса, но не вызвал серьезных изменений в отношениях Финляндии и Германии. И финны, и немцы знали, что принадлежность к пакту может сильно осложнить и без того непростые отношения Финляндии с западными странами; однако финны были не в том положении, чтобы отказаться. Помимо истории с предложением сепаратного мира отношения с Германией омрачались тем, что финны сопротивлялись попыткам немцев передать концессию на никелевые рудники Печенги концерну «И.Г. Фарбениндустри»{39}. Более того, в конце октября Финляндия была вынуждена попросить у Германии 175 000 тонн зерна, чтобы ее население могло пережить зиму, а также 100–150 паровозов и 4000–8000 вагонов, чтобы не развалить окончательно систему путей сообщения. Финские железные дороги, изначально имевшие малую пропускную способность, быстро изнашивались в ходе войны и к ноябрю 1941 г. находились на грани катастрофы. Правда, транспортный кризис в первую очередь угрожал армии «Норвегия», но эта просьба лишний раз демонстрировала зависимость Финляндии от Германии. Поскольку козырей у немцев хватало и без того, торговаться в данном вопросе не стоило. 21 ноября Кейтель пообещал немедленно переправить в Финляндию по морю 55 паровозов и 900 вагонов. Большего он обещать не мог, так как сухопутного контакта между германской и финской армиями не было.
Отказаться от подписания пакта финны не могли, но они предпочли бы, чтобы это событие прошло без шума. Однако немцы соглашались лишь на то, чтобы министр иностранных дел Финляндии Виттинг прибыл в Берлин лично. Худшие опасения финнов сбылись в тот момент, когда Виттинг вышел из своего самолета в аэропорту Темпельхоф и в буквальном смысле слова оказался в объятиях облаченного в мундир Риббентропа, которого сопровождал целый батальон видных сановников. На следующий день (25 ноября), когда Виттинг подписал пакт в компании с итальянским министром иностранных дел и японским чрезвычайным и полномочным послом, Риббентроп устроил пышный прием в честь почетного гостя. Вечером коллеги из министерства иностранных дел пытались по телефону как можно скорее вызвать его домой, но министр задержался еще на два дня, ожидая аудиенции у Гитлера. 27–го, выслушав одну из продолжительных бессвязных речей фюрера, он вылетел в Хельсинки. Гитлер пообещал ему Кольский полуостров и желаемую границу, заверил, что Германия поставит Финляндии нужное зерно, и снова поднял вопрос о финских полезных ископаемых, особенно о никеле, в добыче которого, как он выразился, Германия хотела бы принимать участие. 19 декабря Германия согласилась поставить 75 000 тонн зерна до конца февраля 1942 г. и в общей сложности 260 000 тонн до нового урожая.
Прибыв в Хельсинки 28 ноября, Виттинг обнаружил у себя на столе британский ультиматум. Британское правительство через американское посольство поставило финнов в известность, что будет вынуждено объявить им войну, «если до 5 декабря финское правительство не прекратит военные операции и не воздержится от участия во всех враждебных действиях». В каком — то смысле британская нота была менее жесткой, чем нота от 22 сентября: она не настаивала на отказе Финляндии от вновь завоеванных территорий. Днем позже в личном письме Маннергейму Черчилль намекал, что будет лучше всего, если Финляндия тихо прекратит операции и удержит то, что у нее уже есть. Британский ультиматум был вызван не столько недавними подвигами Виттинга в Берлине, сколько прямым — и не слишком охотным — ответом на требования Сталина, которые больше нельзя было игнорировать. Финны ответили на ноту лишь после объявления войны, которое последовало 6 декабря. В этом ответе выражалось лишь удивление, что Великобритания нашла в позиции Финляндии нечто такое, что дало ей повод объявить войну. Проглотить горькую пилюлю народу помогло прозвучавшее в тот же день сообщение о том, что финские части взяли Медвежьегорск и что парламент принял официальное решение об аннексии захваченных территорий.
25 сентября, в тот же день, когда Маннергейм отказался вести наступательные операции на Свири и Карельском перешейке, он предложил ОКВ план зимнего наступления на Беломорск{40}. Маршал думал, что после падения Ленинграда он сможет собрать восемь — девять бригад, нужных для такой операции. Кроме того, он предложил обменяться финскими и немецкими частями III и XXXVI корпусов и продолжить наступление на Кандалакшу и Лоухи.
Ставка Гитлера приняла предложение Маннергейма немедленно. Оно встретило горячий прием, потому что позволяло оживить почти заглохшую операцию против Мурманской железной дороги. В директиве № 37, положившей конец летним операциям армии «Норвегия», Гитлер приказал Фалькенхорсту готовиться к зимнему наступлению на Кандалакшу одновременно с финским наступлением на Беломорск и, возможно, на Лоухи. 13 октября Кейтель известил Маннергейма, что директива подписана. Наступлением на Беломорск и Лоухи будут командовать финны, а Фалькенхорст возьмет на себя командование Кандалакшской операцией.
Штаб — квартира армии «Норвегия» отнеслась к идее зимней кампании без энтузиазма. Она доложила, что использовать в зимних операциях обычные пехотные дивизии XXXVI корпуса, не имеющие навыков ходьбы на лыжах, невозможно. Чтобы удерживать оборону на линии реки Верман, XXXVI корпусу приходится иметь на флангах минимум два полка финской 6–й дивизии, которые осуществляют их подвижную защиту. Фалькенхорст настаивал на том, что для зимней операции против Кандалакши ему понадобятся минимум две горнострелковые дивизии и одна — две финские бригады, поскольку имеющиеся дивизии XXXVI корпуса годятся лишь на то, чтобы находиться в резерве. ОКВ пошло Фалькенхорсту навстречу, предложило ему 5–ю и 7–ю горнострелковые дивизии (первая находилась на Крите, а вторую еще только предстояло сформировать в Германии из обычной пехотной дивизии) и обратилось к Маннергейму с просьбой выделить две финские бригады. XXXVI корпус был немедленно переименован в XXXVI горнострелковый корпус. Его дивизии должны были учиться прямо на месте вести боевые действия в горах и зимой.
В середине ноября армия «Норвегия» узнала, что из — за плохого состояния финских железных дорог она может получить только одну горнострелковую дивизию, и то не раньше конца марта. Поскольку 1 марта было крайним сроком начала операции (чтобы избежать весенней распутицы), Фалькенхорст доложил: «Можно со всей определенностью сказать, что планируемая операция против Кандалакши не может быть проведена зимой». ОКБ, больше не рассчитывая на Фалькенхорста, приказало Дитлю, как будущему командующему армией, разобраться в ситуации лично и представить отчет непосредственно в ставку фюрера. 24 ноября Дитль по телеграфу сообщил Йодлю, что он согласен с мнением армии «Норвегия»: планируемая операция невозможна из — за проблем с транспортом и снабжением. Как опытный командир горнострелковых частей, он сильно сомневается в том, что солдаты, не прошедшие специальной подготовки и не привыкшие к здешнему климату, могут вести зимние боевые действия в условиях Заполярья. В качестве альтернативы армия «Норвегия» предложила совместное германо — финское наступление на Беломорск, а затем выход на восток вдоль железной дороги к Обозерской с целью отсечь от материка сразу и Мурманск, и Архангельск.
Тем временем ОКБ ожидало ответа Маннергейма на письмо Кейтеля от 21 ноября, который позволил бы уточнить планы немцев. Из — за болезни Маннергейм ответил только 4 декабря. Маршал назвал быстрое отсечение Мурманска от Большой земли делом чрезвычайной важности, однако напомнил, что его сентябрьское предложение основывалось на предположении, что Ленинград падет в ближайшее время, а соединение финских и германских войск на Свири — дело нескольких недель. С тех пор прошло больше двух месяцев; состояние его частей ухудшилось, а война создает для Финляндии большие внутренние трудности. Он считает, что наступление на Кандалакшу должно начаться самое позднее 1 марта. «Если ситуация хоть сколько — нибудь позволит», то финские части начнут наступление на Беломорск в то же самое время. Эрфурт трактовал письмо Маннергейма как попытку (по крайней мере, частичную) пришпорить немцев и ускорить соединение на Карельском перешейке и Свири. В его личной беседе с маршалом в конце ноября Маннергейм сказал, что Мурманская железная дорога должна быть взята в течение зимы, причем чем раньше, тем лучше. Эрфурт считал, что финны все еще искренне стремятся к совместному с немцами захвату железной дороги, так как надеются, что после этого их политические проблемы с западными странами исчезнут сами собой{41}.
14 декабря, сразу после штабного совещания в финской ставке, Маннергейм встретился с Фалькенхорстом в Рованиеми. Состояние железных дорог, которое Маннергейм назвал катастрофическим, и другие проблемы заставляли маршала скептически относиться к перспективам кандалакшской операции; если верить Фалькенхорсту, настолько скептически, что маршал не хотел рисковать финскими частями, которые должны были участвовать в этой операции. Тем не менее Маннергейм заявил, что объявление войны Великобританией и Соединенными Штатами (последние объявили войну Германии, но не Финляндии) чрезвычайно усилило значение Мурманской железной дороги, которую теперь необходимо перерезать во что бы то ни стало. Он считал ключевым пунктом Беломорск и предлагал атаковать его совместными усилиями немцев и финнов с юга и запада. ОКВ быстро приняло новое предложение Маннергейма и предложило ему для участия в операции 7–ю горнострелковую дивизию.
Вскоре после этого Маннергейм, следивший за развитием зимнего наступления советских войск, изменил свое мнение. 20 января Эрфурт доложил, что вопрос о наступлении на Беломорск все еще висит в воздухе и что Маннергейм не примет положительного решения до тех пор, пока не улучшится ситуация на германском фронте (в частности, в районе Ленинграда). Эрфурт мог рекомендовать только одно: использовать все имеющиеся в распоряжении немцев меры, чтобы убедить маршала. Он считал, что подчиненные Маннергейма не такие пессимисты, но никто из них не пользуется влиянием. В ответ Кейтель написал Маннергейму письмо, где указал, что русские истощили свои силы атаками на германском фронте и до весны новых резервов у них не будет. «Это, — писал он маршалу, — также должно помочь вашей намеченной операции в направлении Сорокка (Беломорска. — Авт.)».
В первую неделю февраля Дитль, назначенный командующим только что созданной армией «Лапландия», обсуждал с Маннергеймом Беломорскую операцию. Маннергейм не дал прямого отказа, раз за разом повторяя, что все было бы по — другому, если бы немцы взяли Ленинград, но сомнений не оставалось: в данной ситуации идею зимнего наступления он не одобряет. Эрфурт, который доложил об этой встрече ОКВ, сделал вывод, что отрицательное отношение Маннергейма к военной ситуации усугубилось внутренними политическими проблемами Финляндии. Они с Рюти несколько месяцев обещали народу, что конец войны близок и нужно сделать только маленькое последнее усилие. Но наступление на Беломорск «маленьким последним усилием» назвать было нельзя; народ бы этого не понял. В такой ситуации Маннергейм просто не мог позволить себе взяться за операцию, которая могла закончиться неудачей.
3 февраля Маннергейм ответил на письмо Кейтеля, заявив, что если общая ситуация в ближайшее время не улучшится, то он сомневается, что сможет собрать части, необходимые для атаки на Беломорск, но от самой идеи не отказывается. Эрфурт комментировал, что под «улучшением ситуации» Маннергейм имел в виду взятие Ленинграда еще до того, как начнется наступательная операция. Падение Ленинграда было ему нужно для того, чтобы получить нужные части и успокоить финское общественное мнение; более того, как показал запрос, поступивший от финского начальника штаба, Маннергейм начинал подозревать, что немецкие весенние наступления будут сконцентрированы на Украине, а северный сектор Восточного фронта зачахнет. Что же касалось нежелания Маннергейма отказываться от идеи наступления на Беломорск, то Эрфурт считал, что данная фраза была всего лишь попыткой сохранить вежливый тон, а не обещанием провести эту операцию — ни в настоящем, ни в будущем.
14 января 1942 г. штаб — квартира армии «Лапландия» официально приняла командование германскими силами в Финляндии. Фалькенхорсту было приказано вернуться в Осло за две недели до этого. В последние недели 1941 г. Норвегия внезапно новь оказалась во главе угла немецкой стратегии. В своем первом приказе во исполнение директивы № 37 Гитлер, который всегда берег Норвегию как зеницу ока, запланировал значительное усиление здешних частей и укреплений; однако в то время его решение создать независимое командование в Норвегии и Финляндии было вызвано скорее недовольством итогами операции «Зильберфукс». Вступление в войну Соединенных Штатов придало туманным опасениям (в основном самого Гитлера) весьма конкретный смысл.
25 декабря ОКВ, процитировав донесение о том, что Великобритания и Соединенные Штаты планируют крупную операцию в Скандинавии, приказало немедленно заново оценить ситуацию в Норвегии и определить, в каком месте можно ожидать широкомасштабного вторжения. Оценка Фалькенхорста была отрицательной. Он попросил прислать 12 000 для пополнения своих потрепанных частей и приблизительно три дивизии дополнительно для создания эшелонированной обороны.
И тут британские ВМС, как уже было в этом году, сами того не желая, повлияли на стратегические решения немецкого руководства. Утром 27 декабря крейсер и миноносец обстреляли Вест — Вогёй на Лофотенских островах и Молёй в устье Нордфьорда, к югу от Тронхейма, ненадолго высадив там десанты. Похоже, что у десантов были только диверсионные цели, но ОКВ испугалось, что они разыскивают подходящее место для создания плацдарма, с которого можно будет прервать немецкое судоходство вдоль норвежского побережья. В результате Фалькенхорст был немедленно отозван в Норвегию.
В конце месяца Гитлер сказал Кейтелю и Редеру: «Если британцы возьмутся за дело всерьез, то они атакуют Северную Норвегию в нескольких местах. Нанесут совместный удар силами армии и флота, попытаются вытеснить нас оттуда, если удастся, взять Нарвик, а затем оказывать оттуда давление на Швецию и Финляндию». Он хотел, чтобы все немецкие линкоры были направлены в Норвегию, и предложил, чтобы «Шарнхорст», «Гнейзенау» и тяжелый крейсер «Принц Евгений», запертые в Бресте, для этой цели прорвались через Ла — Манш. Через три недели во время встречи с Редером Гитлер заявил, что последние донесения убедили его окончательно: Великобритания и Соединенные Штаты собираются захватить Северную Норвегию и тем самым внести коренной перелом в ход войны. Он ждет, что в ближайшем будущем союзники попытаются создать многочисленные плацдармы на побережье от Тронхейма до Киркенеса, а весной начать полномасштабное наступление. У него есть убедительное доказательство того, что Швеции обещаны Нарвик и никелевые рудники Печенги, а потому она выступит на стороне западных стран. Он назвал Норвегию «зоной, где решается исход войны» и потребовал безоговорочного согласия со всеми его решениями, касающимися данного региона. Гитлер настоял на том, чтобы «все без исключения военные корабли» были направлены на оборону Норвегии. В понятие «все без исключения» впервые вошли все подводные лодки. Однако 23–го у руководства ВМФ отлегло от сердца: на Гитлера произвел сильное впечатление отчет об успешной деятельности немецких субмарин у побережья Соединенных Штатов, и он решил оставить их там.
Вопрос о намерениях Швеции тревожил немцев с самого начала их кампании против Советского Союза. Они надеялись и даже ожидали, что Швеция примет участие в «крестовом походе против большевизма» (хотя бы пассивное); но после пропуска 163–й пехотной дивизии через свою территорию в июне 1941 г. шведы резко ограничили помощь немецким частям. В отчете Фалькенхорста, представленном ОКБ в конце 1941 г., позиция Швеции в случае англо — американской высадки в Норвегии характеризовалась как «в лучшем случае неопределенная». Напротив, штаб ВМФ в то же самое время сделал вывод, что шведская помощь, выражающаяся в форме предоставления Финляндии продуктов питания, военного снаряжения и кредитов, а также разрешение пользоваться шведскими железными дорогами, защита судоходства и рост экспорта в Германию железной руды из Лулео являются «немалым достижением». В целом высшее германское командование не считало угрозу со стороны Швеции серьезной — разве что, как выразился штаб ВМФ, «в случае решительного успеха широкомасштабной британской операции».
В январе 1942 г. ОКВ и командующий вооруженными силами в Норвегии (Фалькенхорст) пришли к выводу, что Норвегия, как краеугольный камень европейской оборонительной системы в 1942 г., может стать главным театром военных действий. Они считали, что зимой широкомасштабное вторжение маловероятно, но не исключали возможности высадки местных десантов с целью прекращения прибрежного судоходства. Однако весной, по их мнению, следовало ждать массированного наступления. Фалькенхорсту пообещали в начале весны прислать 12–тысячное подкрепление, 20 «крепостных» батальонов (мужчин старшего возраста, снабженных трофейным оружием) общей численностью 18 000 штыков и 3–ю горнострелковую дивизию. Кроме того, ему приказали начать создавать бронетанковую часть, впоследствии получившую наименование 25–й танковой дивизии.
В начале февраля Гитлер, все еще не находивший покоя, отправил генерал — фельдмаршала Вильгельма Листа, командующего вооруженными силами в Юго — Восточной Европе (на Балканах), в инспекционную поездку по Норвегии и Финляндии с целью проверки их обороноспособности и ознакомления с мерами, предпринимаемыми для этого армией, флотом, авиацией и гражданскими властями. Лист рекомендовал построить на побережье и материке дополнительные оборонительные укрепления, усилить береговую артиллерию, создать три новых гарнизона в Альте, Тромсё и Ставангере, улучшить северные дороги и наладить надежную связь между местными частями всех трех родов войск. По его мнению, систему командования можно было оставить прежней. Гитлер же подумывал передать командование всем Северным театром военных действий представителю сухопутных войск и прочил на этот пост генерал — фельдмаршала Альберта Кессельринга.
В марте Гитлер подписал директиву фюрера № 40. Согласно ей в каждой зоне Европы создавалось единое командование, главной (если не единственной) целью которого была оборона побережья. Он поручил подготовку и осуществление мероприятий по береговой охране Норвегии командующему вооруженными силами в Норвегии, а охрану побережья Северной Финляндии — командующему армией «Лапландия». Тактически части люфтваффе и военно — морского флота оставались под командованием своих ведомств, но им было приказано «выполнять распоряжения командующего вооруженными силами в пределах своей компетенции». Фалькенхорсту эта директива практически ничего не дала, поскольку каждый из родов войск (особенно моряки) настаивал на собственной интерпретации данного документа. Не помогла она и наладить отношения командующего вооруженными силами с рейхскомиссаром Тербовеном.
Тем временем ВМФ, пользуясь долгой полярной ночью, переводил в Норвегию тяжелые военные корабли. Первым из них был линкор «Тирпиц», пришедший в Тронхейм 16 января. Штаб ВМФ планировал этот перевод с ноября 1941 г., рассчитывая таким образом сковать действия британских тяжелых кораблей. Вступление Японии в войну и тревога Гитлера за оборону Норвегии делали данную операцию еще более желательной. Переход прошел успешно. Уинстон Черчилль в январе 1942 г. считал, что устранение «Тирпица» изменило бы военно — морскую ситуацию во всем мире и союзники могли бы восстановить превосходство своего ВМФ в Тихом океане.
«Тирпиц» был самым грозным кораблем германского ВМФ. Имевший водоизмещение 42 000 тонн и восемь 15–дюймовых орудий главного калибра, он мог потягаться с любым надводным кораблем на свете. Два других немецких линкора, «Шарнхорст» и «Гнейзенау», имели водоизмещение 31 000 тонн и 11–дюймовые пушки. «Шеер» и «Лютцов» (водоизмещение 11 000 тонн) также имели 11–дюймовые орудия и назывались «карманными линкорами», но на самом деле были такими же тяжелыми крейсерами, как построенные позже «Принц Евгений» и «Хиппер» (водоизмещение 14 000 тонн, 8–дюймовые пушки).
Во вторую неделю февраля «Шарнхорст», «Гнейзенау» и «Принц Евгений» прорвались через Ла — Манш и 13–го добрались до Германии. Оба линкора были повреждены торпедами, а в том же феврале, но немного позже, «Гнейзенау» получил несколько прямых попаданий во время воздушного налета на Киль. «Принц Евгений» и «Шеер» проследовали в Норвегию и 23–го пришвартовались в Тронхейме, но руль «Принца Евгения» был поврежден торпедой, и кораблю пришлось вернуться в Германию на ремонт. В марте и апреле в Норвегию отправились «Хиппер» и «Лютцов». В мае 1942 г. на норвежском побережье (в Тронхейме, Нарвике и Киркенесе) находились один линкор, три тяжелых крейсера, восемь эсминцев, четыре торпедных катера и двадцать подводных лодок. Эта мощная эскадра представляла собой не только потенциальную ценность для обороны, но и угрожала англо — американским арктическим конвоям. Тем не менее это оказалось напрасным отвлечением сил. Черчилль радовался тому, что германские тяжелые корабли ушли в Норвегию как раз тогда, когда подводная война в Атлантике перешла в самую опасную фазу.
В конце апреля армия «Норвегия» имела пять пехотных дивизий, две дивизии внутренних войск, три гарнизона, подчинявшиеся командирам дивизий, и 3–ю горнострелковую дивизию, которая прибывала в течение месяца. Подкрепления и 20 «крепостных» батальонов были включены в состав дивизий, а 25–я танковая дивизия находилась в стадии организации. Армия собиралась до 1 августа довести общее число тяжелых береговых батарей до 152 и начать устанавливать еще 66 артиллерийских батарей, 2 торпедные батареи и 21 мощный угольный прожектор. В июне Гитлер приказал министру оборонной промышленности оснастить Рейхсштрассе 50 всепогодным покрытием и начать строить одноколейную железную дорогу от My через Фёуске и Нарвик до Киркенеса.
Во время весны и лета командование вооруженных сил Норвегии жило в постоянной тревоге. Каждый конвой, шедший из Исландии в русские арктические порты, мог перевозить силы вторжения, а «надежные» сообщения о приближающейся высадке приходили почти ежедневно. Однако на самом деле вероятность англо — американской операции на севере была мала. Британский вариант операции «Следжхаммер» («Кувалда»), составленный в начале года, предусматривал проведение широкомасштабных рейдов по всему европейскому побережью, начиная с Северной Норвегии и кончая Бискайским заливом, но от него быстро отказались в пользу создания плацдарма во Франции. В качестве альтернативы Черчилль предложил операцию «Юпитер». Он предлагал высадить десанты в Печенге и Банаке с целью наладить прямое взаимодействие с русскими и уничтожить немецкие военно — морские базы, которые угрожали арктическим конвоям, но этот план не вызвал энтузиазма ни у его собственных военных советников, ни у Соединенных Штатов. Черчилль собирался высадить дивизию в Печенге и захватить аэродром в Банаке, у верховья Порсангер — фьорда, силами одной бригады. Но операция оказалась бы не такой легкой, как думал Черчилль. В Банаке союзники столкнулись бы с целой дивизией. В радиусе полета бомбардировщиков от Печенги и Банака у немцев было четыре аэродрома, а в Печенге они столкнулись бы с сильной обороной, подробности организации которой будут описаны в другом разделе данной главы.
Когда в начале осени разведка сообщила, что операции союзников в Норвегии вряд ли начнутся раньше середины зимы, тревога немцев слегка улеглась. 3–ю горнострелковую дивизию перевели в группу армий «Север», а ОКБ собралось обменять три норвежские дивизии на три дивизии, которые были сильно потрепаны в России и имели всего по два полка каждая. ВМС немного усилились за счет присылки на север легкого крейсера «Кельн», а в ноябре на смену «Шееру», возвращавшемуся в Германию, пришел легкий крейсер «Нюрнберг». Однако напряжение почти тут же начало нарастать снова. 1 октября армия «Норвегия» сообщила, что имеет достоверные сведения о предстоящей высадке десанта наподобие той, которая имела место в Дьепе во время рейда, состоявшегося в августе 1942 г. Но высадка в Норвегии считалась более опасной, потому что, во — первых, могла привести к изменению политики Швеции, а во — вторых, даже если бы войска высадились не на материке, а на прибрежных островах, это все равно позволило бы им перерезать линию снабжения Северной Норвегии и Финляндии.
С приближением нового года страх перед высадкой союзников в Норвегии и ее возможным влиянием на позицию Швеции становился все сильнее. Комментируя 16 ноября донесения о том, что недавние события в Северной Африке произвели сильное впечатление на шведское правительство, Гитлер заявил, что «недостаточная безопасность северных территорий» заботит его намного больше, чем предстоящее широкомасштабное наступление в России. С целью усиления обороны Норвегии он запретил все обмены частей с Восточным фронтом и приказал немедленно прислать армии «Норвегия» из Финляндии танковый батальон, а из группы армий «Север» — батальон саперов. Кроме того, он пообещал прислать в Норвегию 5–ю горнострелковую дивизию, как только группа армий «Север» сможет ее отпустить, и одну военно — воздушную дивизию, как только та будет сформирована.
В декабре ставка Маннергейма сообщила армии «Норвегия» о том, что у союзников существует план высадки в одном из «узких мест» Норвегии (где — то между Тронхеймом и Нарвиком) с целью разрезать немецкие части в Скандинавии. Союзники рассчитывают на то, говорилось в сообщении, что немцы, прижатые спиной к шведской границе, потребуют разрешения пересечь территорию Швеции, на что шведы почти наверняка ответят отказом. Если немцы прибегнут к силе, то Швеция присоединится к союзникам и в Скандинавии будет создан второй фронт. Проанализировав эти сведения, армия «Норвегия» пришла к выводу, что наиболее вероятным местом высадки является Будё, а наиболее вероятным временем — март или апрель 1943 г. В конце года Фалькенхорст назвал слухи о вторжении в 1942 г. «всего лишь попытками обмануть нас и сбить с толку». Но в заключение сказал: «Однако сообщение о новой операции, запланированной на 1943 год, выглядит правдоподобно».
Хотя неприятие германского правления в Норвегии возникло быстро и было упорным, оптимисты среди немецких наблюдателей еще до начала Русской кампании предсказывали, что операции против Советского Союза будут успешными и продемонстрируют непобедимость германской армии, после чего можно ожидать изменения норвежского общественного мнения в благоприятную сторону. Эти предсказания оказались ошибочными. В сентябре 1941 г. армия «Норвегия» доложила, что 90 процентов населения убеждено в конечной победе британцев, несмотря на победы Германии на востоке. В конце года армия «Норвегия» доложила, что подавляющее большинство местного населения «находится в решительной оппозиции к Германии».
1942 г. положил конец последним надеждам немцев достичь согласия с норвежским народом. Провал германской политики в Норвегии признал сам рейхскомиссар Тербовен. Он прибыл в Норвегию в 1940 г., собираясь установить жесткое единоличное правление. В сентябре 1940 г., покончив с иллюзией независимого правления, он запретил все норвежские политические партии, за исключением квислинговской партии «Национальное объединение». Видимо, он пообещал Квислингу, хотя и не слишком определенно, что последнему позволят сформировать правительство, как только его партия получит достаточную поддержку народа. Однако, поскольку партия так и не смогла набрать силу, а Тербовен на каждом шагу демонстрировал, что он ни с кем не собирается делить свою власть, Квислингу не оставалось ничего другого, как засыпать Гитлера и Розенберга злобными письмами. Осенью 1940 г. Тербовен создал не имевший главы и абсолютно бессильный комитет из 13 государственных советников, 10 из которых были людьми Квислинга. Когда через год Тербовен переименовал советников в министров, армия «Норвегия» докладывала, что это не произвело на население никакого впечатления. Поскольку Квислинг еще пользовался каким — то влиянием у Гитлера и Розенберга, отодвинуть его в сторону было нельзя. 1 февраля 1942 г. Тербовен восстановил Квислинга в должности премьер — министра, но верховную исполнительную власть держал в своих руках и требовал, чтобы все законы и распоряжения получали одобрение рейхскомиссара.
Слабое с самого начала, второе правительство Квислинга через восемь месяцев потеряло остатки политического влияния, хотя пыталось вяло уверять, что способно выполнять функции настоящего норвежского правительства. Вечером 5 октября 1942 г., когда был обнаружен акт саботажа на крупном промышленном предприятии, Тербовен, не поставив в известность Квислинга, объявил чрезвычайное положение в районе Тронхейма. Собственной властью он арестовал 10 видных людей города и на следующий день расстрелял их в качестве меры искупления. Еще 24 человека были казнены в последующие дни как соучастники преступления. Этот акт беззастенчивого террора поставил на Квислинге вечное клеймо бесхребетной марионетки и убил последние надежды на возможность эффективного сотрудничества между норвежскими и германскими властями.
В 1942 г. жесткие репрессии стали главным, если не единственным инструментом германского правления в Норвегии. Однако они быстро доказали свою бесполезность, когда норвежцы перешли к хорошо организованному пассивному сопротивлению, саботажу и другим активным действиям. Тербовен, который персонально отвечал за соблюдение порядка в стране, знал только один ответ — еще более массовые репрессии. Эта политика достигла апогея в феврале 1945 г., когда он предложил арестовать и расстрелять ряд влиятельных бизнесменов как «интеллектуальных зачинщиков и соучастников» сопротивления. К счастью, эта мера одобрения не получила.
Отношения между Тербовеном и Фалькенхорстом были настороженными и подозрительными с обеих сторон. Как командующий вооруженными силами в оккупированной стране, которая могла в любой момент восстать, Фалькенхорст относился к независимому гражданскому администратору, который считал себя персоной если не более высокого, то, по крайней мере, того же ранга, как к помехе и источнику постоянной опасности. В отличие от Фалькенхорста Тербовен стремился показать свое превосходство над представителем военных властей и в то же время боялся, что в случае возникновения какого — нибудь кризиса его могут отодвинуть в сторону. Для Фалькенхорста и его штаба плохие отношения немцев с норвежцами были источником головной боли начиная с апреля 1940 г. Военные по чисто практическим соображениям хотели избежать возникновения любого сопротивления. Назначение Тербовена, поклонника суровых мер, в известной степени противоречило этой политике, и впоследствии они следили за неудачами соперника с нескрываемым злорадством.
Если Фалькенхорст по традиции германской армии прилежно выполнял свои обязанности и старался держать нейтралитет, то военные моряки время от времени бросали Тербовену вызов. И Редеру, и командующему флотилией «Норвегия» генерал — адмиралу Герману Бёму нравилось поддерживать Квислинга и его партию «Национальное объединение»; с их помощью они надеялись заключить мирный договор, который оставил бы Норвегию формально независимой и нейтральной страной, но полностью привязал бы ее к Германии. Редер пытался уговорить Гитлера назначить Бёма командующим вооруженными силами Норвегии либо посадить его на место Тербовена, чтобы политика военно — морского флота могла принести свои плоды. В октябре 1942 г. Гитлер принял решение в пользу Тербовена и заявил, что, пока в Европе продолжается война, ни о временном перемирии, ни о заключении мирного договора между Германией и Норвегией не может быть и речи.
Поскольку вопрос о будущих операциях оставался тайной, покрытой мраком, главной задачей армии «Лапландия» зимой 1941/42 г. была перегруппировка и возврат приданных финских частей под командование Маннергейма. Поскольку маршал отказался принимать ответственность за сектор финского III корпуса, пришлось направить туда 5–ю и 7–ю горнострелковые дивизии. На дальнем севере горнострелковый корпус «Норвегия» под командованием генерал — лейтенанта Фердинанда Шёрнера, бывшего командира 6–й горнострелковой дивизии, был дислоцирован следующим образом: 6–я горнострелковая дивизия занимала позиции на реке Лице; 2–я горнострелковая дивизия плюс 193–й пехотный полк находились в резерве у Печенги, а перешеек полуострова Рыбачий перекрывали 288–й пехотный полк плюс один батальон 2–й горнострелковой дивизии. Шёрнер был очень энергичным и решительным офицером. Причем эти качества он обычно проявлял в неблагоприятных ситуациях; поэтому, когда впоследствии Шёрнера отправили на Восточный фронт, он быстро рос в чине и в последний месяц войны стал фельдмаршалом. Его жесткое и беспощадное руководство, особенно на последних этапах войны, вызывало ненависть у солдат; Шёрнер считался самым непопулярным генералом в немецкой армии. Во время первой зимы в Лапландии он демонстрировал свое презрение к превратностям судьбы и убеждал подчиненных жить по принципу «Арктики не существует».
На реке Верман XXXVI корпус, переименованный в XXXVI горнострелковый корпус, под командованием генерала от инфантерии Карла Ф. Вайзенбергера (сменившего генерала Файге в ноябре 1941 г.), удерживал фронт силами 169–й пехотной дивизии, 324–го пехотного полка (163–й дивизии) и 139–го горнострелкового полка (принадлежавшего 3–й горнострелковой дивизии). Финская 6–я дивизия была выведена и 15 февраля покинула зону действия армии «Лапландия». Финский III корпус состоял из дивизии СС «Норд» и финской дивизии «J», находившихся восточнее Кестеньги, финской 3–й дивизии, остановившейся под Ухтой. Бывшая группа «J» была увеличена до размеров дивизии осенью 1941 г., когда к ней добавились 14–й полк и полк финской 6–й дивизии. Дивизия СС «Норд», в которой осталось всего три пехотных батальона, была пополнена двумя мотопехотными пулеметными батальонами. 9–й полк СС, который в декабре отозвали для возвращения в Германию, к началу советского зимнего наступления успел добраться до Ревеля (Таллина) и был направлен в группу армий «Север». В январе 1942 г. армии «Лапландия» обещали выделить пять «крепостных» батальонов для защиты района Киркенес– Печенга, а в середине января на полуострове Ханко высадились первые части 7–й горнострелковой дивизии. В конце месяца финские порты сковал лед, и все дальнейшие транспортные операции пришлось отложить до весны.
Проведенная Маннергеймом реорганизация финской армии оказалась не такой радикальной, как он планировал. В январе 1942 г. штаб — квартира армии «Карелия» была распущена, и Хейнрихс вернулся на свой пост начальника штаба финской армии. Были образованы три финские «группы», или «фронта»: фронт Маселькя, фронт Аунус (Олонецкий перешеек) и фронт Карельского перешейка. Зимой из армии было демобилизовано больше 100 000 мужчин старшего возраста, но запланированное сокращение дивизий до размеров бригад протекало медленно и завершилось в мае, когда в бригады были преобразованы две дивизии.
Зима прошла в Финляндии относительно спокойно; лишь на фронте Маселькя русские провели несколько пробных атак. В конце марта финны взяли Сурсари (Гогланд), остров в Финском заливе южнее Хельсинки. Сурсари имел важное значение для противовоздушной обороны Финляндии и блокады Ленинграда. В декабре 1941 г. он был занят небольшой финской частью, но затем отбит русскими. 1 апреля финны также взяли Тютярсари, небольшой островок в 20 километрах к югу от Сурсари, и через несколько дней передали его немецкому гарнизону. 11 апреля русские начали наступление на Свирский плацдарм, но прекратили его через десять дней, не добившись результата.
В конце зимы планы армии «Лапландия» начать наступление в ближайшем будущем были отвергнуты. 2 марта один полк 7–й горнострелковой дивизии, ожидавший доставки в Финляндию, был временно прикомандирован к группе армий «Север», а спустя неделю следом за ним отправился один полк 5–й горнострелковой дивизии. В конце февраля ОКБ сообщило Дитлю, что его главной задачей в обозримом будущем является оборона Печенги, в частности против высадки с моря. Поскольку русские на полуострове Рыбачий представляли собой постоянную угрозу, Дитлю следовало подготовить план взятия полуострова, но срок операции оставался открытым. В середине марта армия «Лапландия» по приказу Гитлера перевела три батальона в горнострелковый корпус «Норвегия» для обеспечения мобильной обороны финского арктического побережья. 2 апреля Маннергейм посетил штаб — квартиру Дитля в Рованиеми и снова сказал, что он не сможет начать наступление на Беломорск, пока русские удерживают Ленинград. Но даже в случае падения последнего рельеф местности не позволяет провести такую операцию раньше следующей зимы.
После осени 1941 г. русские постоянно укрепляли свои части, противостоявшие армии «Лапландия». В конце осени они создали Карельский фронт (группу армий) для проведения операций от Мурманска до Онежского озера. 14–й армии была отведена зона от Мурманска до Кандалакши, а в апреле 1942 г. против финского III корпуса заняла позиции 26–я армия. 1 апреля против горнострелкового корпуса «Норвегия» у русских были две дивизии, две бригады, три пограничных полка и два пулеметных батальона; против XXXVI горнострелкового корпуса — две дивизии, один пограничный полк и два лыжных батальона; против III корпуса — две дивизии, две бригады, три лыжных батальона и пограничный полк. В апреле в сектор III корпуса прибыли еще две русские дивизии, в сектор горнострелкового корпуса «Норвегия» — две лыжные бригады, а в сектора XXXVI горнострелкового и III корпусов — лыжные батальоны численностью примерно в бригаду.
Лапландская армия с опозданием заметила приготовления русских. 13 апреля III корпус отменил план собственного наступления, когда воздушная разведка доложила о том, что на товарном дворе станции Лоухи скопилось 700–800 вагонов, но из — за плохой погоды армия обнаружила сосредоточение войск только на южном фланге горнострелкового корпуса «Норвегия». Дитль поверил в возможность широкомасштабной операции накануне весенней распутицы лишь через два дня, когда атака уже началась. Видимо, русские думали убить сразу двух зайцев: во — первых, они рассчитывали добиться цели еще до того, как распутица остановит операцию и несколько недель не позволит противнику контратаковать; во — вторых, считали, что 400–километровая линия коммуникаций III корпуса станет непроходимой, в то время как они сами будут получать все необходимое по шоссе, ведущему от Лоухи прямо к линии фронта.
Русские начали наступление 24 апреля атакой 23–й гвардейской дивизии и 8–й лыжной бригады на слабо укрепленный левый фланг III корпуса восточнее Кестеньги. В течение дня они провели фронтальную атаку в центре и отвлекающий обходной маневр на своем правом фланге, что придало наступлению новый импульс. 26–го левый фланг III корпуса не выдержал и начал отступать; полученные к этому времени данные неопровержимо свидетельствовали, что русские собираются нанести решительный удар большими силами, прорвать фронт и заставить корпус отойти на запад, за Кестеньгу. У армии «Лапландия» были в резерве только один танковый батальон, оснащенный устаревшими танками «Панцер–1», и рота Бранденбургского полка (специалисты по диверсиям в тылу противника). Их бросили в бой вместе с батальоном, составлявшим весь резерв XXXVI корпуса. Кроме того, III корпус получил один дополнительный батальон из сектора Ухты. 5–й воздушный флот, который имел право отвлекаться от арктических конвоев и Мурманской железной дороги только в случае возникновения серьезного кризиса, приказал эскадрильям истребителей и пикирующих бомбардировщиков начать перемещение из Банака и Киркенеса в финский город Кеми, находящийся в тылу III корпуса.
27 апреля советская 14–я армия начала наступление на реке Лице мощной атакой на правый фланг 6–й горнострелковой дивизии силами 10–й гвардейской дивизии и отвлекающей атакой на левый фланг плацдарма, проведенной 14–й стрелковой дивизией. Ночью на западном берегу бухты Западная Лица высадилась 12–я бригада морской пехоты и начала атаку на незащищенный левый фланг 6–й дивизии. Эта высадка застала горнострелковый корпус «Норвегия» врасплох и могла бы иметь успех, если бы атака велась более решительно. На исходе месяца буран, самый сильный за весь год, прервал боевые действия обеих сторон на несколько дней.
1 мая, когда русские передовые части остановились севернее Кестеньги, Дитль попросил у Маннергейма финскую 12–ю бригаду (бывшую 6–ю дивизию), чтобы укрепить ею III корпус. Маннергейм, не желавший, чтобы бригада тратила силы в большой и изнурительной операции, отказал, но вместо этого предложил передать армии «Лапландия» 163–ю пехотную дивизию, а после того как немецкая часть заменит III корпус, взять на себя операции в секторе Ухты. В данный момент такой помощи было совершенно недостаточно, но Дитль принял предложение, поскольку в будущем он мог получить дивизию и снять с себя ответственность за фронт в Ухте.
В первых числах мая советская 26–я армия получила подкрепление — 186–ю стрелковую дивизию и 80–ю стрелковую бригаду — с целью завершить окружение левого фланга III корпуса. Лапландская армия приказала передать корпусу оставшиеся два батальона 139–го горнострелкового полка XXXVI горнострелкового корпуса; к тому времени батальон, присланный из — под Ухты, уже был брошен в бой. Переведя два батальона с правого фланга, III корпус сумел девятью батальонами сдержать наступление двух дивизий и двух бригад. 3 мая русские послали 8–ю лыжную бригаду и полк 186–й стрелковой дивизии в дальний охват на запад и юг с целью перерезать дорогу за Кестеньгой. III корпус предложил оставить Кестеньгу и укрепления к востоку от города и занять оборонительную позицию на перешейке между Пяозеро и Топозеро, но Дитль, считавший, что отступление обернется слишком большими потерями людей и техники, приказал корпусу держать оборону даже в том случае, если он будет отрезан.
5 мая 8–я лыжная бригада и полк 186–й стрелковой дивизии оказались в 3 километрах от дороги, ведущей от Кестеньги на запад, а их передовые части почти добрались до нее, но северо — западнее города русские увязли в болоте, и их атака захлебнулась. В следующие два дня немцы и финны сумели окружить обе русские части и практически уничтожить их. От 8–й лыжной бригады осталось 367 человек. 6 мая армия «Лапландия» и III корпус пришли к выводу, что кризис на северном фланге миновал. Оборона велась успешно — главным образом из — за неумения русских эффективно использовать свое громадное численное превосходство. Они тратили силы в нескоординированных атаках отдельных дивизий, в результате чего от 186–й стрелковой и 23–й гвардейской дивизий осталось от 30 до 40 процентов численного состава, 80–я стрелковая бригада пострадала немногим меньше, а 8–я лыжная бригада была истреблена почти полностью. В конце политруки просто больше не могли гнать людей в бой. Когда 7–го стало ясно, что без пополнений русские новую атаку не начнут, Дитль решил контратаковать.
Бои на реке Лице ни разу не достигли такого ожесточения, как в секторе III корпуса, но ситуация там была потенциально более опасной, так как немцы боялись одновременной высадки англо — американского десанта на арктическом побережье. 9 мая Дитль и Шёрнер решили поставить на карту все ради быстрого решения. Всей 2–й горнострелковой дивизии, некоторые части которой уже находились в пути, было приказано отправиться на фронт, а для обороны побережья между Тана — фьордом и Печенгской бухтой оставить всего четыре батальона. Но еще до того как последние резервы сумели добраться до передовой, ситуация внезапно изменилась. 14 мая 12–я бригада морской пехоты, водные коммуникации которой постоянно бомбились, сочла свои позиции на западном берегу бухты Западная Лица невыгодными и отступила. Затем русские, получившие за последнюю неделю свежую дивизию, прекратили атаки на южном фланге, и 15 мая горнострелковый корпус «Норвегия» вернул свои прежние позиции по всему фронту.
Весенняя распутица к северу от Кестеньги заставила III корпус отложить контратаку до 15 мая. Тем временем русские, как обычно, быстро возвели сложные полевые укрепления. Когда фланговая атака трех финских батальонов увязла в немыслимой грязи, немцам пришлось провести несколько лобовых атак, в результате которых 21 мая русская оборона была прорвана. Сопротивление русских рухнуло, и III корпус уже практически вернул себе утраченные позиции, когда 23 мая Сииласвуо вопреки приказам армии «Лапландия» прекратил наступление.
За последние полторы недели операции к северу от Кестеньги отношения немецких и финских командиров вновь обострились. 23 мая в военном дневнике армии «Лапландия» появилась следующая запись: «В последние три недели у командования армии сложилось и окрепло впечатление, что командир III корпуса либо по собственной инициативе, либо по приказу высшего финского командования избегает всех решений, которые могут вовлечь финские части в серьезные бои». Германский офицер связи при III корпусе доложил, что с 15 мая все главные атаки проводили только немецкие части, а штаб армии «Лапландия» запротоколировал, что Сииласвуо постоянно отдавал собственные приказы, хотя знал, что командование армии их не одобрит; последним из них стал приказ остановить операцию.
Хотя в нескольких местах восстановить хорошие оборонительные позиции III корпусу не удалось, Дитль решил позволить Сииласвуо остановиться, так как боялся, что иначе финны отступят и оставят немцев одних. 23–го он издал приказ, ограничивавший право Сииласвуо отводить части с передовой. Однако на следующий день командир III корпуса проигнорировал этот приказ, велел всем финским батальонам покинуть германский сектор фронта и потребовал, чтобы немцы в трехдневный срок вернули всех лошадей и повозки, взятые у финнов. Такая мера лишила бы немцев провианта и боеприпасов, и Дитлю пришлось просить Сииласвуо во имя «братства по оружию» не оставлять германские части в безвыходном положении.
Хотя финский офицер связи при штабе армии «Лапландия» уверял, что финское высшее командование не оказывало давления на III корпус с целью сохранения финских частей или их быстрого вывода из боя, Дитль приказал, чтобы немецкие части по возможности перестали зависеть от финской поддержки, и обратился к ОКВ с просьбой ускорить присылку 7–й горнострелковой дивизии. Однако Гитлер уже решил, что части 7–й горнострелковой дивизии должны еще на какое — то время задержаться в группе армий «Север».
3 июня в расположение армии прибыл рабочий штаб XVIII горнострелкового корпуса, и Дитль предложил передать ему сектор Кестеньги в середине месяца, но Сииласвуо отказался сокращать свои командные функции до тех пор, пока большинство финских частей не будет выведено из сектора. 18–го Маннергейм согласился обменять части в конце месяца с условием, что 14–й полк и части 3–й дивизии вернутся к нему. Когда соглашение было достигнуто, 3 июля XVIII горнострелковый корпус под командованием генерала от горных стрелков Франца Бёме принял сектор Кестеньги. Один финский полк оставался в этом секторе до середины сентября, после чего его заменили последние части 7–й горнострелковой дивизии.
Оборонительные бои к востоку от Кестеньги и на реке Лице были несомненными победами немцев и финнов. III корпус утверждал, что насчитал 15 000 убитых русских только на передовой и что потери противника за линией фронта от артиллерийского огня и воздушных бомбежек не меньше. Например, 85–я отдельная бригада была уничтожена пикирующими бомбардировщиками, еще не успев достичь линии фронта. Норвежский горнострелковый корпус насчитал 8000 убитых русских. Общие немецкие и финские потери составили на реке Лице 3200, а в секторе III корпуса — 2500 человек. И все же внезапность, с которой русские прекратили свои операции, вызывает удивление, поскольку на реке Лице у них была свежая дивизия, 152–я Уральская, а в Лоухи прибыло 20–тысячное пополнение. С такими силами они могли сделать еще одну попытку. Несомненно, на решение о прекращении обоих наступлений повлияли тяжелые потери, понесенные вначале, но главную роль, скорее всего, сыграл срыв заранее рассчитанных сроков операции, поскольку весенняя распутица существенно снижала шансы наступавших на успех. Однако, по мнению армии «Норвегия», успех обороны перевешивал все остальные результаты данной кампании: угроза нового наступления русских в сочетании с высадкой англо — американских войск на Дальнем Севере на время исчезла.
В конце апреля, ровно за день до весеннего наступления русских, армия «Лапландия» сообщила ОКВ, что, поскольку обещанные пополнения поступят не раньше осени, вести летние наступательные операции не имеет смысла. Месяц спустя в своей директиве армии «Лапландия» ОКВ согласилось с этой оценкой и поставило перед армией лишь две особые задачи: восстановить ситуацию к востоку от Кестеньги, вернувшись на прежнюю линию укреплений, и передать все части, которые можно освободить от этого задания, горнострелковому корпусу «Норвегия». Отныне главную роль будет играть северный сектор; при этом основной задачей горнострелкового корпуса «Норвегия» будет защита от попыток англо — американского вторжения. ОКВ указало на огромное стратегическое значение полуострова Рыбачий и приказало продолжать приготовления к его взятию. Поскольку заранее сказать, когда улучшится ситуация с пополнениями и снабжением, трудно, вопрос о сроке операции остается открытым; возможно, она состоится в конце лета 1942 г. или в конце зимы 1942/43 г.
4 июня Гитлер и Кейтель прилетели в Имолу, чтобы поздравить Маннергейма с 75–летием. Этот визит финнов не обрадовал, поскольку он усилил напряжение в их и без того сложных отношениях с Соединенными Штатами и через две недели привел к разрыву консульских отношений. Во время этого визита Дитль сказал Гитлеру, что у армии «Лапландия» не хватает сил ни для взятия полуострова Рыбачий, ни для его удержания, если это все — таки удастся. Гитлер неохотно отменил операцию, но распорядился продолжать приготовления и приказал 5–му воздушному флоту готовить аэродромы и наземные службы для очень большого пополнения. Предлагавшееся наступление на Беломорск также повисло в воздухе; позже Кейтель доложил, что финны сожалеют, что не смогли провести эту операцию прошедшей зимой. Беломорск имеет для них очень большое значение, поскольку это не просто стратегическая цель, а послевоенный пограничный пункт. Они сомневаются, что данную операцию можно провести этим летом, но намечают ее на следующую зиму{42}.
После отхода русских от Кестеньги на фронте наступило затишье. В июне армия «Лапландия» завершила перевод своих пяти «крепостных» батальонов на арктическое побережье, а в июле — августе занялась береговой артиллерией, разместив в зоне между Тана — фьордом и Печенгской бухтой 21 батарею. В конце лета командование «крепостными» батальонами и береговой артиллерией было поручено штаб — квартире 210–й пехотной дивизии. В конце июня армия «Лапландия» была переименована в 20–ю горнострелковую армию. В июле XVIII горнострелковый корпус провел небольшую атаку с целью занять господствующую высоту на левом фланге, которая осталась в руках русских, когда Сииласвуо прекратил операции III корпуса. Если не считать этого, русские и немцы ограничивались артиллерийскими дуэлями, после которых и у тех и у других начинались лесные пожары, так как белый фосфор легко поджигал вечнозеленые деревья. Время от времени пожары выжигали минные поля, угрожали военной технике и оборудованию и причиняли серьезные неудобства{43}.
Единственной летней операцией, имевшей какое — либо стратегическое значение, была операция «Клабаутерманн», которую германские ВМФ и ВВС провели с финских баз на побережье Ладожского озера. Идея использовать небольшие катера для прекращения русского судоходства по Ладожскому озеру пришла в голову Гитлеру осенью 1941 г., слишком поздно, чтобы принести какую — то пользу. Фюрер вернулся к ней весной 1942 г. после сообщений финнов о том, что русские эвакуируют Ленинград. Гитлер боялся, что город оставят вообще; в этом случае северный участок фронта перестанет иметь для русских значение, и они перебросят освободившиеся войска на другое направление. Поэтому он приказал мешать эвакуации «всеми имеющимися средствами». К 1 июля ВМФ перевел на Ладожское озеро немецкие и итальянские торпедные катера. ВВС подключились к операции месяцем позже. И те и другие претендовали на Верховное командование, что не шло на пользу операции, которая и без того была осложнена отсутствием воздушного прикрытия и мелководьем{44}. Операция «Клабаутерманн» продолжалась до 6 ноября, после чего немецкие части и оборудование были выведены. К тому времени русские завершили запланированную эвакуацию, используя свои боевые катера для доставки провизии и боеприпасов из Новой Ладоги на Карельский перешеек и на обратном пути вывозя из города гражданское население.
В июне казалось, что следующей задачей 20–й горнострелковой армии станет взятие полуострова Рыбачий; планировавшаяся операция имела кодовое наименование «Визенгрунд». Поскольку Маннергейм пообещал взять сектор Ухты на себя и освободить 5–ю горнострелковую дивизию, создавалось впечатление, что проблема с получением необходимых частей решена. Однако в первую неделю июля ОКВ сообщило Дитлю, что 5–ю горнострелковую дивизию не удастся переправить в район Печенги, поскольку органы военного снабжения не могут обеспечить пребывание в этом районе еще одной крупной части. ОКВ собиралось «со временем» прислать достаточное количество «статичных» частей (без лошадей и повозок) на смену 6–й горнострелковой дивизии в районе реки Лицы и высвободить последнюю, а также 2–ю горнострелковую дивизию для участия в операции «Визенгрунд». Однако Дитль тут же резко возразил, заявив, что Лица — это не место для плохо вооруженных третьеразрядных частей, после чего план «Визенгруд» был положен на полку.
Дитль, продолжавший рассчитывать на получение дивизии, тут же вернулся к идее двойного наступления на Мурманскую железную дорогу — силами XXXVI горнострелкового корпуса на Кандалакшу и силами финской армии на Беломорск. На совещании с Эрфуртом 8 и 9 июля и с Йодлем 13–го план был доработан, после чего Йодль представил его в ставку фюрера. Гитлер одобрил план директивой № 44 от 21 июля 1942 г. 20–й горнострелковой армии следовало быть готовой к взятию Кандалакши осенью; ее командование заверили в том, что необходимые для данной операции финские части освободят сразу же после падения Ленинграда, которое произойдет самое позднее в сентябре; таким образом, к концу сентября 5–я горнострелковая дивизия уже будет в Финляндии. Гитлер предупредил, что защита никелевых рудников Печенги остается главной заботой армии, поэтому все резервы следует направлять именно туда. Кроме того, он официально отменил проведение операции «Визенгрунд» в 1942 г., но приказал продолжать подготовку так, чтобы начать наступление весной 1943 г.; предварительное уведомление будет направлено за восемь недель до его начала. Кандалакшская операция получила кодовое наименование «Лахсфанг» («Лососевая путина»),
XXXVI горнострелковый корпус начал планировать «Лахсфанг» 22 июля. Он считал, что успех будет зависеть от двух факторов: быстроты прорыва линии Верман и стремительности наступления на Кандалакшу с целью не дать противнику остановиться и создать новую линию обороны. XXXVI горнострелковый корпус собирался прорвать позиции с помощью двух пехотных дивизий, одна из которых должна была атаковать вдоль шоссе, а вторая — вдоль железной дороги. Горнострелковой дивизии предстояло обойти северный фланг русских и нанести удар на востоке, чтобы не дать противнику организовать вторую линию обороны. Корпус планировал участие в операции 80 000 солдат — вдвое больше, чем их было летом 1941 г. 5–й воздушный флот согласился выделить для наступления 60 пикирующих бомбардировщиков, 9 истребителей и 9 бомбардировщиков — столько самолетов не участвовало во всей летней операции 1941 г. «Зильберфукс». Самым важным фактором было время. Операции следовало закончить до 1 декабря; позже глубокий снег и малая продолжительность светового дня сделали бы их невозможными. Прошедшей зимой с середины марта до середины апреля имелась вторая возможность для атаки, но менее благоприятная, так как немецкие пехотные дивизии не были обучены зимним операциям в Арктике. XXXVI горнострелковый корпус считал, что «Лахсфанг» можно закончить за четыре недели, и хотел завершить операцию к середине ноября, потому что к тому времени продолжительность светового дня будет составлять менее семи часов, а затем начнет убывать со скоростью час в неделю.
Поскольку одновременное наступление финнов на Беломорск считалось непременным условием, Эрфурт попытался выяснить реакцию финского командования на директиву фюрера № 44. Начальник штаба Маннергейма Хейнрихс ответил, что финны относятся к этому «положительно», но только при условии предварительного падения Ленинграда. Кроме того, финское командование считает, что после этого левый фланг группы армий «Север» должен продвинуться на восток, до середины реки Свирь. Первого условия ожидали, но второе застало немцев врасплох. В ОКХ представителю Маннергейма генералу Тальвеле сказали, что если маршал будет на нем настаивать, то от операции «Лахсфанг» придется отказаться. Не желая брать на себя какие — либо обязательства, Маннергейм в августе отправил Хейнрихса в ставку фюрера, чтобы обсудить подробности операции устно. Финны предлагали начать наступление на северо — восток с линии Маселькя силами восьми дивизий и одной бронетанковой дивизии (созданной в июле 1942 г.). И снова время становилось фактором номер один: четыре дивизии, освобождавшиеся на Карельском перешейке, должны были передислоцироваться, на что, с учетом плохих дорог, требовалось три — четыре недели после падения Ленинграда.
Немецкая и финская операция «Лахсфанг» имела хорошие шансы на успех, но возможность ее проведения целиком и полностью зависела от сектора группы армий «Север». В директиве фюрера № 45 от 23 июля 1942 г. Гитлер приказал группе армий «Север» готовиться к операции «Нордлихт» («Северное сияние») — взятию Ленинграда, которое должно было состояться в сентябре. Он обещал прислать в ее сектор пять дивизий и тяжелую осадную артиллерию 11–й армии, которая закончила операции в Крыму. Части группы армий «Север», отодвинутой на второй план из — за летних наступлений группы армий «Юг», были растянуты по слишком широкому фронту. 18–я армия, находившаяся в зоне Ленинграда, считала, что на выполнение операции «Нордлихт» уйдет от двух до трех месяцев. Было известно, что в районе Ленинграда находятся тринадцать советских стрелковых дивизий и три танковые бригады (не считая частей, воевавших против финнов). Группа армий «Север» подсчитала, что для взятия города требуются восемнадцать дивизий. Своих дивизий у нее было пять; с пятью дивизиями 11–й армии получалось десять; дефицит составлял восемь дивизий.
8 августа генерал — фельдмаршал Георг фон Кюхлер, который заменил фон Лееба на посту командующего группой армий, представил план «Нордлихт» ставке Гитлера. Он указал, что в данный момент русские имеют над группой армий «Север» двойное численное превосходство, и попросил у ОКХ подкреплений. Гитлер ответил, что нельзя дать дивизий, которых нет, и что подобного скопления артиллерии не было со времен битвы под Верденом, состоявшейся во время Первой мировой войны{45}. На вопрос о том, сколько времени ему понадобится, Кюхлер ответил, что он надеется завершить операцию «Нордлихт» к концу октября. Йодль, который также присутствовал при этом, вставил, что операцию нужно завершить раньше, поскольку она является вовсе не концом, а началом операции «Лахсфанг». После этого Гитлер решил, что «Нордлихт» начнется самое позднее 10 сентября.
То, что итоги обсуждения не удовлетворили никого, стало ясно сразу же. Во время совещания Йодль преддожил передать командование операцией генерал — фельдмаршалу Фрицу Эриху фон Манштейну, командующему 11–й армией, которая добилась блестящего успеха при осаде Севастополя. Хотя в тот момент казалось, что его идея не произвела на Гитлера впечатления, однако через две недели фюрер выразил намерение передать командование операцией «Нордлихт» Манштейну и штабу 11–й армии. Группа армий «Север» возражала, указывая, что план составлен 18–й армией и что смена командования за три недели до начала операции не вызовет ничего, кроме сумятицы, однако Гитлер уже принял решение и настоял на своем.
Если фюрер ждал, что все отнесутся к операции «Нордлихт» с ликованием, то он ошибался. Во время первой встречи с Кюхлером, состоявшейся 28 августа, Манштейн сказал, что он не верит в возможность сломить сопротивление русских с помощью массированных артобстрелов и воздушных налетов. Он напомнил, что Севастополь продемонстрировал относительную нечувствительность русских к устрашающему эффекту тяжелых бомбардировок. По его мнению, операция предстояла трудная, и лично он предпочел бы атаковать с позиций финнов на Карельском перешейке. Однако наступление придется вести на обоих фронтах одновременно.
Тем временем возникла новая трудность. Группа армий «Север» должна была отпустить 5–ю горнострелковую дивизию до 15 августа, чтобы та смогла вовремя принять участие в операции «Лахсфанг». Кюхлер заявил, что это невозможно, потому что у него нет резервов; заменить дивизию некем, а ее отвод существенно ослабит Волховский фронт. Проблему предоставили решать Гитлеру; он мусолил ее целую неделю и в последнюю минуту (15 августа) решил оставить 5–ю горнострелковую дивизию в составе группы армий «Север», а вместо нее перевести в Финляндию из Норвегии 3–ю горнострелковую дивизию.
29 августа случилось именно то, чего боялся Кюхлер: русские продемонстрировали, что у них на руках козырей больше. Они начали наступление с востока, южнее Ладожского озера, и нанесли удар по так называемому «бутылочному горлышку» — выступу на крайнем левом фланге группы армий «Север», где ее Восточный и Ленинградский фронты стояли спиной к спине и разделялись несколькими километрами. Это наступление грозило (по крайней мере, потенциально) восстановить сухопутную связь с Ленинградом. В течение одного — двух дней русским удалось организовать местные прорывы, и Гитлер с бессильным гневом следил за тем, как испарялись его собственные наступательные планы.
В последний день месяца ОКВ пришлось сменить маршрут следования 3–й горнострелковой дивизии, некоторые части которой уже находились в море, с Финляндии на Ленинград. Тогда же 18–я армия доложила, что на отражение русского наступления уйдет несколько недель, а потому план «Нордлихт» превращается в настоящую аферу. Днем позже ОКВ и ОКХ дружно пришли к неизбежным выводам. Они отменили операцию «Лахсфанг» в 1942 г., а проведение операции «Нордлихт» поставили в зависимость от ситуации в «бутылочном горлышке», от погоды и от того, удастся ли собрать силы, нужные для штурма. ОКВ поставило Маннергейма в известность об этом решении и попросило его участия в операции «Нордлихт». В ответе Маннергейма от 4 сентября сообщалось, что штаб — квартира финской армии не отказывается «в принципе» принять участие в операции, но считает свои возможности «очень ограниченными».
Перспективы у операции «Нордлихт» были не блестящие. Восстановить левый фланг группе армий «Север» удалось только к середине октября, а немецкое высшее командование, получившее нагоняй от Гитлера, опасалось русской зимы больше, чем год назад. 1 октября ОКХ из — за нескончаемых осенних дождей отодвинуло начало операции до наступления морозов, а через три недели вообще отложило ее на неопределенный срок, приказав использовать собранную артиллерию для постепенного смыкания кольца вокруг Ленинграда без отправки в бой большого количества частей. В конце месяца 11–я армия была передана под прямое командование ОКХ и заняла сектор между группой армий «Север» и группой армий «Центр». Хотя номинально план «Нордлихт» с повестки дня снят не был, однако никаких шансов на его реализацию уже не существовало.
Когда стало ясно, что операция «Нордлихт» не состоится, ОКВ сообщило Дитлю, что условия, необходимые для проведения операции «Лахсфанг» в конце зимы 1942/43 г., создать невозможно, поэтому она отменяется. ОКВ собирается вернуть дивизию 20–й горнострелковой армии следующей весной; если это удастся, то операцию можно будет провести летом 1943 г. Направлением главного удара армии на ближайшее время является сектор горнострелкового корпуса «Норвегия» (в ноябре переименованного в XIX горнострелковый корпус); однако это не значит, что никаких новых инициатив в зоне армии проявлять не следует. В декабре фюрер приказал усилить 20–ю горнострелковую армию (в которой тогда насчитывалось 172 200 штыков) воздушным полком и полком военной полиции.
Хотя британцы отправляли маленькие конвои и отдельные суда в Мурманск и Архангельск еще с лета 1941 г., а вскоре после миссии Бивербрука — Гарримана в октябре 1941 г. начали посылать большие конвои, однако немцы с ответными действиями не торопились. Возможно, потому, что в это время (особенно в начале зимы 1941/42 г.) у Гитлера были другие заботы, куда более важные. В феврале 1942 г. германский ВМФ имел в норвежских водах 12 подводных лодок — 6 для охраны побережья и 6 для операций против конвоев. «Тирпиц», «Шеер» и поврежденный «Принц Евгений» тоже были там; одного их присутствия было достаточно, чтобы повлиять на действия союзников, однако у германского ВМФ не было намерения направлять силы непосредственно против конвоев — частично из — за нехватки топлива для продолжительных рейдов больших кораблей. В это время 5–й воздушный флот имел 60 двухмоторных бомбардировщиков, 30 пикирующих бомбардировщиков, 30 одномоторных истребителей и 15 гидросамолетовтор — педоносцев. Генерал — полковник Ганс Юрген Штумпф, командующий 5–м воздушным флотом, осенью 1941 г. перенес свою штаб — квартиру в финский город Кеми. Он оставался там всю зиму, командуя направлением главного воздушного удара, которым в то время были Мурманск и Мурманская железная дорога. Темнота, царящая в Арктике зимой из — за бесконечной полярной ночи, делала воздушные операции против судов, находящихся в море, бесполезными{46}.
В начале марта штаб ВМФ, решив, что одного присутствия «Тирпица» в Тронхейме недостаточно, чтобы сковать действия кораблей противника, решил послать линкор против конвоя PQ–12, находившегося в море к северо — востоку от Исландии{47}. «Тирпиц» и пять эсминцев вышли в море 6 марта. Не сумев найти конвой за три дня, 9–го они получили приказ вернуться обратно. Вылазка была робкой с самого начала, потому что штаб боялся рисковать линкором. Редер считал, что операции против конвоев слишком опасны для тяжелых кораблей без сопровождения авианосцев, и сомневался в том, что имеет смысл отвлекать линкоры от их главной задачи — предупреждения возможности высадки десанта. Единственным результатом операции «Тирпица» было решение ускорить строительство авианосца «Граф Цеппелин», которое могло быть завершено в лучшем случае к концу 1943 г.
В середине марта, после того как дюжина конвоев относительно благополучно добралась до Мурманска,
Гитлер издал первый приказ об усилении антиконвойных операций. Решив, что конвои могут быть использованы как для поддержания обороноспособности русских, так и для высадки десанта на принадлежащем немцам арктическом побережье, он приказал прервать маршрут морского судоходства, «до сих пор практически нетронутый». ВМФ должен был увеличить количество подводных лодок, а ВВС — усилить подразделения дальней разведки, бомбардировщиков и торпедоносцев. 5–й воздушный флот должен был постоянно бомбить Мурманск, совершать разведочные полеты между островом Медвежий и мурманским побережьем и действовать против конвоев и военных кораблей противника.
Первым результатом приказа фюрера стало предложение 5–го воздушного флота оккупировать Шпицберген и использовать тамошний аэродром для атак конвоев с обеих сторон. Норвежская армия считала, что батальона с годичным запасом продуктов и боеприпасов будет достаточно для удержания острова, но ОКВ сочло, что для обороны острова понадобится слишком много кораблей и самолетов, а толку от этого будет мало, поскольку практически весь год паковые льды заставляют конвои проходить в 480 километрах от немецких воздушных баз в Норвегии. 22 марта Гитлер отверг это предложение.
В апреле вышли в море PQ–13 и PQ–14, но немецким операциям помешали плохая погода и весенняя распутица, которая временно вывела из строя северные аэродромы. PQ–14 встретил к северу от Исландии паковые льды, и 14 из 23 его судов вернулись обратно. PQ–13 потерял 5 судов из 19, а один из крейсеров эскорта, «Тринидад», был торпедирован подводной лодкой и вскоре затонул. Германские эсминцы также вышли в море, но из — за неверных сведений разведки не смогли встретиться с конвоем. Немцы все еще боялись рисковать своими кораблями из — за превосходства противника на море.
В конце апреля меры по наращиванию сил, предпринятые по приказу Гитлера, дали результат. Против конвоев были брошены 12 из 20 подводных лодок, находившихся в то время в Норвегии (8 было оставлено для обороны побережья). Люфтваффе перебросили в этот район 12 только что переоборудованных двухмоторных торпедоносцев Не–111. 2 мая 9 торпедоносцев, выполнявших свое первое задание в Арктике, атаковали конвой PQ–15 и доложили о 3 потопленных судах. В конце месяца из — за увеличения светового дня подводные лодки стали слишком уязвимыми для эскорта, а потому охотились только за одиночными судами, шедшими без сопровождения, однако воздушные налеты продолжались. 27 мая 100 двухмоторных Ju–88 и несколько торпедоносцев Не–111 атаковали конвой PQ–16 и сообщили о том, что потопили 9 судов. Операции против PQ–16 показали, что пикирование с большой высоты и выпуск торпед на уровне моря могут привести эскорт в замешательство и заставить его рассеяться.
В начале июня разведка доложила, что на юго — запад — ном берегу Исландии формируется конвой PQ–17. Это заблаговременное предупреждение и двадцатичетырехчасовой полярный день, создававший хорошие условия для воздушной разведки, позволили германскому ВМФ сделать еще одну попытку отправить в бой свои тяжелые корабли. «Лютцов», «Шеер» и шесть эсминцев должны были выйти в Альта — фьорд, а «Тирпицу», «Хипперу» и еще шести эсминцам было приказано занять позиции в Вест — фьорде. Когда 27 июня конвой PQ–17 отчалил от берегов Исландии, штабу ВМФ стало известно, что кроме крейсеров и миноносцев его будет сопровождать дальний эскорт из двух линкоров и авианосца. Он тут же изменил план и приказал всем кораблям собраться в Альта — фьорде, где германского превосходства в воздухе было достаточно, чтобы отогнать вражеские тяжелые корабли. Во время перехода «Лютцов» сел на мель и повредил днище. Та же беда на время вывела из строя четыре миноносца.
Когда PQ–17 подошел к участку маршрута между Шпицбергеном и островом Медвежий, настал подходящий момент для атаки, но линкоры и авианосец представляли собой постоянную угрозу, и 4 июля штаб ВМФ решил, что операция невозможна. Однако на следующий день он воспрянул духом: было замечено, что линкоры, авианосец и крейсеры повернули на запад. Они действовали согласно приказу, о котором немцы не знали: не входить в зону превосходства германских ВВС от Шпицбергена до острова Медвежий, если только поблизости не будет «Тнрпнца». Штаб ВМФ решил начать операцию, но Гитлер категорически запретил делать это, пока не будет обнаружен и уничтожен авианосец. Во второй половине дня «Тирпиц», «Шеер», «Хиппер» и восемь эсминцев вышли из Альта — фьорда только для того, чтобы через несколько часов вернуться, когда из перехваченных радиопереговоров противника стало известно, что их заметили.
Проанализировав итоги операции, Редер пришел к выводу, что причиной неудачи было стремление Гитлера любой ценой избежать потерь или поражения. Адмирал утверждал, что PQ–17 давал возможность, которой раньше никогда не было и, наверное, никогда не будет; скорее всего, теперь тяжелые корабли больше не будут использоваться против конвоев. Несомненно, чрезмерная забота Гитлера о сохранении тяжелых кораблей для обороны Норвегии делала его чересчур осторожным в том, что касалось линкоров; тем не менее фанатическая приверженность самого Редера к теории «флота как потенциальной угрозы», возможно, сыграла еще большую роль в решении отменить операцию, чем желал признать адмирал.
Хотя ВМФ замешкался, однако 5–й воздушный флот не дремал и нанес конвою страшный удар. Ко времени выхода в море PQ–17 Штумпф собрал в районе мыса Нордкап 103 двухмоторных бомбардировщика Ju–88, 42 двухмоторных торпедоносца Не–111, 15 гидропланов — торпедоносцев Не–115, 30 пикирующих бомбардировщиков Ju–87 и 74 самолета дальней разведки (FW–200, Ju–87 и BV–138) — в общей сложности 264 боевых самолета. 2 июля воздушная разведка доложила о положении и курсе PQ–17, и 4 июля бомбардировщики и торпедоносцы начали атаку, сразу потопив четыре судна. В течение дня крейсеры вернулись, а ночью адмиралтейство заставило вернуться и эсминцам, приказав практически беспомощным торговым судам рассредоточиться. В дальнейшем летчики 5–го воздушного флота охотились за одиночными целями, получая от этого удовольствие. Немцы хвастались, что уничтожили весь конвой целиком; согласно британским данным, было потоплено 23 судна из 34.
Катастрофа PQ–17 заставила британское адмиралтейство предложить отменить посылку конвоев в Арктику в течение полярного дня. Сталин яростно протестовал. Был достигнут компромисс, и PQ–18 вышел в море спустя почти два месяца, в начале сентября. К тому времени 5–й воздушный флот увеличил число своих торпедоносцев до 92, а ВМФ готовился пустить в ход все свои 12 подводных лодок. «Тирпиц», «Шеер», «Хиппер» и «Кельн» были готовы к вылазке против PQ–18 или возвращавшегося на запад QP–14, что должно было случиться практически в одно и то же время. Возможность была заманчивая, но не обошлось без ложки дегтя: в составе эскорта имелся авианосец. Штаб ВМФ создал группу из 7 подводных лодок, называвшуюся «Traegertod» («Смерть авианосца»), а 5–й воздушный флот решил нанести по нему свой главный удар.
13 сентября, когда PQ–18 подошел к отрезку Шпицберген — остров Медвежий, подводная лодка выпустила две торпеды в авианосец, но промахнулась. В тот же день 5–й воздушный флот начал атаку, бросив в бой 56 бомбардировщиков. Однако бомбардировщики не смогли приблизиться к авианосцу, надежно защищенному собственными истребителями. Пилоты обнаружили, что не могут подобраться и к торговым судам, шедшим тесной колонной внутри прикрытия из 12 эсминцев. 14–го 54 бомбардировщика повторили попытку. Атаки продолжались до 19 сентября с минимальным успехом из — за плохой погоды. Британцы сообщили о потере 13 судов из 40, что примерно согласуется со сведениями немцев. Но 5–й воздушный флот заплатил за это дорогой ценой: в первых двух атаках он потерял 20 бомбардировщиков. Когда авианосец провел конвой через опасное место, а на обратном пути подобрал QP–14, вылазка линкора была отменена. Даже подводным лодкам было приказано держаться подальше от QP–14, так как опыт PQ–18 показал, что атаковать конвой, имеющий как надводное, так и воздушное прикрытие, слишком рискованно.
После прихода PQ–18 в Архангельск, умилостивившего Сталина, арктические конвои были вновь приостановлены. Задержка объяснялась необходимостью отправки войск по морю в Северную Африку. Высадка десанта в
Северной Африке, произведенная 8 ноября, оказала сильное влияние на расположение немецких антиконвойных сил. Все торпедоносцы 5–го воздушного флота и большинство двухмоторных бомбардировщиков пришлось перевести в Средиземноморье. На севере остались только тихоходные гидропланы — торпедоносцы, несколько пикирующих бомбардировщиков и самолеты дальней разведки. Из — за наступления полярной ночи и нелетной погоды значение этой потери было осознано не сразу. Однако оно было очень велико, потому что у германских ВВС больше никогда не было возможности собрать в Арктике такие же силы.
В декабре арктические конвои продолжились — следовало пользоваться преимуществами зимы. И тут штаб германского ВМФ решил предпринять еще одну попытку пустить в ход свои тяжелые корабли. Впоследствии выяснилось, что он совершил ошибку, оказавшуюся роковой. «Хиппер», «Лютцов» и пять эсминцев стояли в Альта — фьорде. 20 декабря оперативное соединение вышло в море после сообщения подводной лодки о том, что к югу от острова Медвежий замечен конвой JW–51B (JW–51A прошел по этому маршруту незамеченным месяц назад){48}. Рано утром немецкие корабли подошли к конвою и были тут же встречены эскортом эсминцев. «Лютцов» смог короткое время обстреливать торговые суда с дальней дистанции, но, когда появились два британских крейсера и с первого залпа повредили «Хиппер», немцы быстро вышли из боя в полном соответствии с приказом, запрещавшим рисковать боевыми кораблями в случае равенства сил или превосходства противника. Операция закончилась полным фиаско, так как торговым судам практически не было нанесено ущерба. Немцы потеряли один эсминец, а британцы — эсминец и минный тральщик.
ВМФ планировал эту вылазку как обыкновенную операцию, успех которой зависит главным образом от везения. Намного позже выяснилось, что Гитлер, испытывавший трудности в Северной Африке и особенно в
Сталинграде, рассчитывал на громкую победу, и неудача привела его в ярость. 6 января 1943 г. Гитлер вызвал Редера, сделал ему выговор за то, что германский флот не выигрывал ни одного сражения начиная с 1866 г., и объявил о своем намерении списать линкоры. Редер, как главный сторонник больших кораблей, подал в отставку и предложил в качестве своего преемника Дёница, специалиста по подводным лодкам. И то и другое было немедленно принято, а в конце месяца Гитлер приказал законсервировать все корабли водоизмещением больше эсминца. В феврале Дёниц сумел добиться частичной отмены приказа и разрешения «Тирпицу» и «Лютцову» (а позже «Шарнхорсту») остаться в Норвегии; тем не менее неудачная вылазка против JW–51B стала для немецкого океанского военно — морского флота почти смертельным ударом.
Начало 1943 г. не сулило немцам на Восточном фронте ничего хорошего. На юге германская 6–я армия попала в плотное окружение у Сталинграда, и ее судьба была практически решена, а на севере 12 января русские начали наступление с целью прорвать блокаду между берегом Ладожского озера и левым флангом группы армий «Север». Шесть дней спустя они организовали прорыв, заставили группу армий «Север» отойти от озера и восстановили сухопутную связь с Ленинградом. Хотя группа армий «Север» в ходе тяжелых боев, продолжавшихся два с половиной месяца и стоивших русским 270 000 солдат, сумела сократить брешь до 10 километров, простреливаемых артиллерией (в результате чего прорыв блокады Ленинграда стал чисто символическим), это событие оказало сильное психологическое воздействие на Финляндию. Реакция Маннергейма была мгновенной: он попросил Дитля вернуть четыре из пяти (а позже и пятый) финских батальонов, еще приписанных к 20–й горнострелковой армии. Дитлю не хотелось расставаться с батальонами, поскольку они были составлены из уроженцев Северной Финляндии и справлялись с жизненно важной задачей защиты неприкрытых флангов армии намного лучше самих немцев. Для финнов эти пять батальонов особого значения не имели, но было ясно, что таким образом они завуалированно дают понять, что теряют веру в своих немецких «братьев по оружию». ОКВ, возможно решившее, что грызня из — за пяти батальонов делу не поможет, приказало 20–й горнострелковой армии вернуть четыре батальона сразу, как только будут получены подкрепления, и оставить только пятый, «Ивало», который был важен для обороны Печенги.
Отступление на южном берегу Ладожского озера и реакция на него Маннергейма только подтвердили правильность решений, уже принятых немцами относительно операций в Финляндии. На совещании в ставке Гитлера 14 января было отмечено, что у 20–й горнострелковой армии практически нет шансов повести наступление в 1943 г. На севере у нее не хватало сил, чтобы взять и удержать полуостров Рыбачий. Операция против Кандалакши требовала одновременного наступления финнов на Беломорск (на что рассчитывать не приходилось) и дополнительной дивизии и двух полков для 20–й горнострелковой армии, взять которые было неоткуда. 20–й горнострелковой армии следовало быть готовой к отражению англо — американской высадки, которая могла сопровождаться наступлением русских или вторжением шведов{49}. Хотя обстановка на главном фронте складывалась напряженная, ОКВ не собиралось выводить войска из сектора 20–й горнострелковой армии.
Совещание оценило способности финских военных сил очень низко. Финская армия не собиралась проводить широкомасштабное наступление; хуже того, если бы русские сами начали решительную атаку, финны потерпели бы поражение. Их оборонительные укрепления были слабыми, резервы отсутствовали, а держаться до последнего армия не собиралась. Отмечалось, что их единственным плюсом является рельеф местности, который помешает русским провести наступление в обозримом будущем.
Пока немцы приходили к выводу, что считать Финляндию надежным союзником больше не приходится, сами финны окончательно теряли веру в положительный исход войны. 3 февраля, на следующий день после капитуляции 6–й армии под Сталинградом, Маннергейм, Рюти и несколько членов кабинета министров встретились в Миккели и пришли к заключению, что в ходе войны произошел коренной перелом и Финляндии нужно выйти из нее при первой возможности. Через шесть дней на закрытом заседании парламенту сообщили, что выиграть войну Германии не удастся и что Финляндия, тесно связанная с Германией (как минимум, в ближайшем будущем), должна привыкать к мысли о еще одном Московском мирном договоре (1940).
Вскоре для Финляндии забрезжил луч надежды. Повторное избрание Рюти в середине февраля дало президенту возможность сменить кабинет; в результате министром иностранных дел вместо Виттинга стал доктор Хенрик Рамсай, имевший давние связи с Великобританией и Соединенными Штатами. 20 марта Государственный департамент США предложил новому министру иностранных дел установить контакт между Финляндией и Советским Союзом.
Рамсай, незнакомый с дипломатией и явно не знавший, что собой представляет Риббентроп, решил посетить Берлин, надеясь добиться выхода Финляндии из войны с помощью достижения дружеского взаимопонимания. Но Риббентроп быстро развеял его иллюзии, заявив, что Германия сражается и за Финляндию тоже и что немецкий народ не одобрит, если Финляндия начнет «заигрывать с русскими». Затем он предъявил Рамсаю два требования: ответить немедленным отказом на предложение Соединенных Штатов и сделать публичное заявление о том, что Финляндия не собирается заключать сепаратный мир. Сделать первое было не так уж болезненно, поскольку дальнейшие события показали, что Соединенные Штаты просто стремились к тому, чтобы противники установили между собой непосредственную связь, а не предлагали свои услуги в качестве посредников. Но подчиниться второму требованию означало потерять статус независимой «совоюющей стороны», на котором Финляндия настаивала с самого начала войны. Финское правительство тянуло с ответом до 16 мая, когда премьер — министр выступил с речью, в которой говорилось, что Финляндия будет сражаться до конца, но не станет просить милости у своего восточного соседа. Текст речи был передан Берлину с объяснением, что в ней выражена официальная позиция Финляндии. Финны не могли рисковать жизненно необходимым импортом из Германии. Но Риббентропа такая форма заявление не удовлетворила, и он на два месяца отозвал своего посла из Хельсинки.
В середине марта ОКВ провело совещание по планированию операций в Скандинавском регионе, на которое были вызваны начальник штаба 20–й горнострелковой армии и начальник оперативного отдела штаба армии «Норвегия». На совещании было решено, что высадка англо — американских войск на северном побережье Норвегии или Финляндии возможна, но заставить немцев отступить из Скандинавии они смогут только в том случае, если одновременно с высадкой русские проведут наступление, что ОКВ считало маловероятным, так как союзники испытывали друг к другу недоверие. 20–я горнострелковая армия также не верила в советское наступление; месяц назад она получила донесение о том, что русские отозвали с северного фронта по крайней мере три стрелковые дивизии и две стрелковые бригады; судя по всему, они не ждали здесь наступления и не собирались проводить его сами. ОКВ предложило планировать операции с учетом того, что позиция финнов не изменится до тех пор, пока советское наступление не будет грозить Южной Финляндии, а успешная высадка англо — американцев не заставит Швецию вступить в войну против Германии.
Характеризуя позицию Финляндии, начальник штаба 20–й горнострелковой армии заявил, что после Сталинграда финское общественное мнение изменилось не в пользу Германии, а правительство этой страны больше не верит в победу немцев. Особенно сильный пессимизм царил в штаб — квартире Маннергейма — в частности, из — за того, что офицер связи при ОКХ генерал Тальвела обрисовал положение немцев очень мрачными красками. Начальник штаба считал, что финны готовятся сменить курс и что изменить ситуацию сможет только громкая победа немецких войск летом 1943 г. Сможет ли Финляндия добиться приемлемого мира, это другой вопрос; похоже, что ни Великобритания, ни Соединенные Штаты не смогут дать весомых гарантий, а без них Финляндия окажется в полной зависимости от Советского Союза. Напротив, начальник оперативного штаба ОКБ Йодль считал, что финны будут защищать свои национальные интересы и сохранят верность Германии. В целях борьбы с распространением пессимизма он предложил попросить Маннергейма отозвать Тальвелу. Он ожидал, что операция против Ленинграда, запланированная на лето, окажет благотворное влияние «на все северные территории».
Пока штаб — квартиры высшего командования в Германии и Финляндии пытались понять, куда дует ветер, на всем фронте от Финского залива до бухты Западная Лица стояла мертвая тишина; после советского летнего наступления 1942 г. здесь практически ничто не изменилось. Ожесточенные споры между 20–й горнострелковой армией и ОКБ вызвала лишь формулировка того, как назвать фронт. ОКВ настаивало на названии фронт без боевых действий, тогда как 20–ю горнострелковую армию больше устроила бы характеристика фронт без крупных боевых действий, поскольку некоторое количество потерь она все же несла.
На Дальнем Севере самой большой проблемой XIX горнострелкового корпуса было снабжение, целиком и полностью зависевшее от кружного маршрута через Норвегию; причем в первую очередь это сказывалось не на текущих нуждах, а на создании резервов. Фронт на Лице, который был ареной борьбы в 1941–м и 1942 гг., нужно было превратить в систему связанных между собой сильных оборонительных укреплений. Однако из — за трудностей строительства в зоне вечной мерзлоты завершить ее создание можно было не раньше лета 1944 г. Солдаты ютились в землянках, сооруженных за передовой. Благодаря суровому климату число заболеваний (особенно желудочно — кишечных) было чрезвычайно низким. К югу от
Лицы фронт представлял собой систему укреплений, находившихся на севере в 2–5 километрах друг от друга, но на его большей части и особенно на южной оконечности, у Ивало, это расстояние составляло 13–16 километров, а иногда и больше. Между флангами XIX и XXXVI горнострелковых корпусов зияла брешь в 160 километров. Для защиты Печенги на побережье была создана дивизионная группа Росси, а 210–я пехотная дивизия отвечала за восточный сектор между позициями армий 20–й горнострелковой и «Норвегия». Самым важным военным объектом в зоне XIX горнострелкового корпуса были никелевые рудники. Согласно приказу Гитлера, все обогатительные и силовые установки следовало как можно скорее либо убрать под землю, либо разместить в непроницаемых для бомб цементных корпусах. Рудники охранял пехотный полк, снабженный артиллерией. Считалось, что здешняя противовоздушная оборона — самая сильная на всем Восточном фронте.
XXXVI горнострелковый корпус, линия фронта которого не менялась с осени 1941 г., и XVIII горнострелковый корпус создали на своих участках сильные оборонительные укрепления, особенно на флангах. В отличие от тундры леса хватало с избытком, и поэтому солдаты жили в деревянных бараках. Условия здесь были такими же, как и в секторе финской армии, однако финны, славящиеся своим плотницким искусством, умудрялись делать бараки не только пригодными для жилья, но и нарядными. В целом немецким солдатам жилось в Финляндии довольно спокойно.
Однако эта тишина была зловещей; видимо, противник считал, что судьба 20–й горнострелковой армии и всего финского народа решена, а потому не стоит тратить на них время, пока не опустится финальный занавес. Взгляды всех финнов были обращены на юг, в сторону главного фронта, откуда должны были поступить ответы на два главных вопроса: смогут ли германские армии создать линию обороны и, в частности, удастся ли группе армий «Север» продолжить блокаду Ленинграда. И тот и другой являлись для Финляндии вопросами жизни или смерти, но последний был важнее, потому что в случае освобождения Ленинграда русские могли повернуть на север, через Карельский перешеек проникнуть в самое сердце страны и заставить ее выйти из войны независимо от ситуации на других участках фронта. Хуже всего для Финляндии было то, что город имел не только стратегическое значение, но и являлся национальным символом Советского Союза, и его освобождение было для русских делом престижа.
Зная о значении Ленинграда для Финляндии, а следовательно, и для положения немецких войск в Скандинавии, Гитлер 13 мая приказал группе армий «Север» готовиться ко взятию города, назначенному на конец лета. Но уже во время подписания приказа возникало сомнение в том, что группа армий «Север», уже давно находившаяся в обороне, сможет надолго перехватить инициативу и перейти в наступление. Сама группа армий «Север» докладывала, что у противника есть две тактические возможности, которыми он явно собирается воспользоваться еще до конца 1943 г. Первая заключается в оттеснении немцев от Ленинграда, что русские уже пытались сделать прошедшей зимой. Вторая заключается в нанесении удара южнее озера Ильмень, на стыке групп армий «Север» и «Центр», с целью разрезать две немецкие группировки и отбросить группу армий «Север» к побережью Балтики. Уверенности в том, что группа армий «Север» способна помешать противнику сделать и то и другое, не было.
Во время относительного затишья, наступившего весной, штаб Кюхлера разработал план операции «Паркплац» («Парковая площадь») по взятию Ленинграда. Большинство осадной артиллерии, переброшенной в 1942 г., все еще находилось в расположении группы армий, но ей требовались подкрепления в количестве восьми — девяти дивизий, а получить их можно было только после того, как группа армий «Юг» закончит операцию «Цитадель» по ликвидации гигантского выступа к западу от Курска, который образовался после зимних боев.
Операция «Цитадель» началась 5 июля и закончилась через неделю. Она превратилась в сокрушительное поражение; в конце месяца широкомасштабное советское контрнаступление привело к прорыву немецкого фронта в районе реки Донец, а затем группа армий «Юг» отступала два месяца подряд и остановилась только у Днепра. Едва началось наступление на юге, как русские повернули на север и 22 июля приступили ко второй решительной попытке освободить Ленинград от блокады. В связи с катастрофой на юге и грозящей катастрофой на севере 31 июля ОКХ приказало группе армий «Север» создать специальный штаб для проектирования линии обороны между рекой Нарвой и западным берегом озера Пейпус, в 200 километрах к юго — западу от Ленинграда. Про операцию «Паркплац» было забыто.
С приближением осени дурные предчувствия финнов усиливались. В июле по просьбе Маннергейма финский батальон СС вернули на родину, где он был расформирован. В том же месяце Финляндия ответила отказом на устное предложение обсудить условия мира, переданное через финское посольство в Стокгольме. Примерно в это же время финны через свое посольство в Лиссабоне сообщили Соединенным Штатам, что в случае вторжения американских войск в Северную Норвегию они не станут присоединяться к сопротивлению. В августе, когда стало ясно, что дела немцев на юге плохи, три члена парламента обратились к Рюти с петицией, подписанной 33 видными людьми, в которой утверждалось, что Финляндия катится в пропасть. Президента просили предпринять шаги, направленные на восстановление отношений дружбы и взаимного доверия с Соединенными Штатами и выход из войны. В том же месяце содержание петиции опубликовала шведская газета. Статья вызвала дискуссию (в том числе и в прессе), в ходе которой подавляющее большинство участников высказались за сепаратный мир.
В сентябре все финны с нараставшей тревогой следили за тем, как сбываются их худшие опасения. Группа армий «Север», после целого месяца советских атак продолжавшая цепляться за Ленинград кончиками зубов, отчаянно пыталась построить так называемую линию укреплений «Пантера» на линии река Нарва — озеро Пейпус. Даже неопытному наблюдателю было ясно, что группа армий может в любой момент начать отступление и дело только в сроке.
14 сентября 20–я горнострелковая армия, отвечая на запрос ОКВ, выразила мнение, что группа армий «Север» не должна отступать ни при каких обстоятельствах. Финны, следящие за сообщениями с линии фронта, уже чувствуют себя преданными, поскольку неоднократно обещанного взятия Ленинграда так и не произошло, хотя возможности для этого были. После отхода группы армий «Север» к озеру Пейпус финские фронты на Олонецком перешейке и линии Маселькя станут клиньями на советской территории; придется начать отступление без всякой гарантии того, что удастся где — то остановиться и вновь организовать оборону. Скорее всего, результатом такого отступления будет смена правительства и установление режима, ориентированного на Россию. Если русские предложат приемлемые условия мира, Финляндия выйдет из войны, а 20–й горнострелковой армии придется самой выбираться из страны, что в условиях зимы и плохого состояния дорог в Северной Финляндии и Северной Норвегии будет чрезвычайно затруднительно. Спустя неделю финское правительство предупредило через германского посла в Хельсинки и своего посла в Берлине одновременно, что отступление немцев из областей, расположенных к югу и западу от Ленинграда, будет иметь для Финляндии самые серьезные последствия. В конце месяца командир XXXVI корпуса после поездки в Хельсинки доложил, что финны не могут думать ни о чем, кроме отступления немцев от Ленинграда.
Трагедия финской ситуации усугублялась тем, что за всю войну не было более благоприятного времени для совместного немецко — финского наступления. Финский министр обороны сказал командиру XXXVI горнострелкового корпуса, что в данный момент 400 000 финнов противостоят всего 160 000–180 000 русских. У 20–й горнострелковой армии имелось свыше 170 000 штыков против приблизительно 90 000 у русских. Отказ финнов пользоваться своим более чем двойным численным превосходством вызывал критику немцев как в то время, так и после войны. По мнению германских экспертов, Финляндия боялась полного разрыва отношений с Соединенными Штатами. Но на самом деле финское наступление уже не могло никоим образом повлиять на исход войны. Можно было перерезать Мурманскую железную дорогу, но та уже больше не имела для России жизненно важного значения; советская оборонная промышленность набирала темпы, а западная военная техника теперь поступала через Персидский залив. Решительное наступление на Карельском перешейке могло бы временно облегчить положение группы армий «Север», но в конечном счете оказалось бы самоубийственным для финского народа.
24 сентября наступление русских южнее Ленинграда ослабело, но зато тревожные сообщения начали приходить из сектора восточнее Невеля, на стыке секторов группы армий «Север» и группы армий «Центр». Искусно исполненный обширный прорыв грозил бы катастрофой всему фронту группы армий «Север».
28 сентября 20–я горнострелковая армия получила директиву фюрера № 50. В качестве объяснения фюрер заявил, что ситуация в районе действий группы армий «Север» «совершенно стабильна», что прорыв на стыке групп армий «Север» и «Центр» ликвидируется, но на случай неблагоприятного развития событий группа армий «Север» строит оборонительные укрепления на линии река Нарва — озеро Пейпус. Также необходимо принять меры на случай выхода Финляндии из войны{50}. Если такое произойдет, то задача 20–й горнострелковой армии будет заключаться в отводе XXXVI и XVIII горнострелковых корпусов к линии укреплений, проходящей поперек Северной Финляндии южнее Ивало, и защите никелевых рудников до тех пор, пока это будет необходимо. Когда придет время, 20–я горнострелковая дивизия получит две дополнительные дивизии из армии «Норвегия». К строительству и заготовке припасов следует приступить немедленно.
6 октября началось ожидаемое советское наступление восточнее Невеля, и через три дня фланги групп армий «Север» и «Центр» потеряли контакт. В этой опасной ситуации Маннергейм вернулся к вопросу, который пробовал поднять раньше, но тогда его убедили этого не делать: он попросил разрешения начать строительство укреплений за линией фонта 20–й горнострелковой армии на случай отступления немцев из Финляндии. Этот знак недоверия заставил Эрфурта просить ОКВ немедленно прислать в Финляндию своего представителя самого высокого уровня. 14–го в Хельсинки прилетел Йодль и два дня рассказывал Маннергейму и финскому министру обороны, как представляет себе ситуацию германская сторона. Он объяснил, что выход из войны Италии не имеет серьезного стратегического значения, поскольку эта страна никогда не рассматривалась как сильный в военном отношении участник оси Рим — Берлин — Токио. Что же касается вторжения во Францию, то Германия приветствует его, потому что оно дает ей возможность нанести Великобритании и Соединенным Штатам сокрушительное поражение, поставить крест на планах открыть второй фронт и освободить войска для Восточного фронта. Он признал, что ситуация под Ленинградом складывалась опасная и была мысль отодвинуть северный фланг назад, но из уважения к Финляндии Германия от этого отказалась. Германия знает о стремлении определенных финских кругов выйти из войны и понимает, что ни один народ не может просить другой жертвовать собой, но хочет напомнить, что будущее Финляндии под игом Сталина выглядит весьма мрачно.
Финны согласились со всеми пунктами анализа; на них произвел сильное впечатление и сам визит Йодля, и то, что он привез письмо, в котором Гитлер просил Рюти бороться с непоследовательностью финской внутренней политики и недружественным отношением финской прессы к Германии. И то и другое подействовало на финского министра обороны так, то спустя две недели он посулил Дитлю «самое настоящее братство по оружию» и заверил, что газетная шумиха о сепаратном мире не имеет под собой никакой почвы. Он сказал, что Йодль прояснил ситуацию «полностью и окончательно». В конце месяца Рюти ответил Гитлеру письмом, которое не содержало никаких конкретных обязательств, но его общий тон был положительным.
Воспользовавшись пребыванием Йодля в Миккели, 20–я горнострелковая армия довела до его сведения свое несогласие с директивой № 50. Хотя она обладала восьми — девятимесячным запасом топлива, провианта и боеприпасов и снабжалась лучше, чем любая другая германская армия, но не считала, что сможет продержаться в Северной Финляндии продолжительное время. Штаб армии считал, что ни ВМФ, ни ВВС не смогут помешать противнику прервать маршрут снабжения и одновременно вывоза руды, проложенный вокруг Норвегии. Армия считала, что она окажется в трудном положении и понапрасну истратит ресурсы, пытаясь удержать рудники, которые нельзя будет использовать. Йодль и ОКВ в целом согласились с позицией армии, но отвергли предложенный ею план эвакуации через Балтийское море как невозможный. Кроме того, они не хотели отказываться от рудников раньше времени.
После визита Йодля конец года прошел относительно спокойно; казалось, что стабильность в германо — финских отношениях восстановлена, и Гитлер приказал на неопределенное время отложить выполнение директивы № 50, считая ее запасным вариантом. Однако равновесие было шаткое. В конце октября Маннергейм вновь обратился за разрешением построить оборонительные позиции в тылу германских войск, а в ноябре Финляндия возобновила контакт с Советским Союзом. Под Невелем группа армий «Север» сумела избежать катастрофы только благодаря отсутствию смелости и воображения со стороны советского руководства, а не благодаря собственным усилиям. Невельская операция была задумана с целью связать немецкие силы на севере, в то время как главное наступление должно было начаться южнее; поэтому русские не торопились пользоваться результатами своего прорыва. В конце октября группа армий «Север» предупредила, а в декабре повторила предупреждение, что в случае расширения прорыва под Невелем оборонительная линия «Пантера» будет обойдена с флангов, после чего весь фронт группы армий рухнет. В конце декабря Гитлер, беседуя с начальником Генерального штаба сухопутных войск, генералом от инфантерии Куртом Цайтцлером, высказал мысль об отводе группы армий «Север» на линию «Пантера» с тем, чтобы высвободить около дюжины дивизий для южного фланга Восточного фронта, где русские угрожали Крыму и могли вскоре отбить у немцев железорудные и марганцевые месторождения Кривого Рога и Никополя. Гитлер понимал, что такой шаг приведет к усилению давления на финский фронт, однако считал, что финны должны продолжить войну и снять часть бремени с главного немецкого фронта. Но потеря новых территорий на юге России могла заставить вступить в войну Турцию и тем самым усложнить положение Германии. 31 декабря ОКБ подготовило проект письма Маннергейму с предупреждением о готовящемся отступлении, но через несколько дней Гитлер передумал. Вскоре этот план исчез в потоке событий.
В первые месяцы 1943 г. постоянный страх Гитлера перед вторжением в Норвегию, усилившийся благодаря недавним событиям в Северной Африке и растущей враждебности Швеции, продолжал усиливаться. Казалось, высадка в Северной Африке свидетельствовала, что союзники придерживаются стратегии атак на периферии Европы. Если так, то их следующей мишенью могла стать Норвегия. Швеция, к которой Гитлер относился с подозрением после лета 1941 г., когда она отказалась присоединиться к его «крестовому походу против большевизма», стала для него источником беспокойства в 1942 г., поскольку ее политика в отношении Германии становилась все более жесткой — пропорционально росту угрозы высадки союзников в Скандинавии.
Ответ на вопрос, где может произойти эта высадка, у высшего германского командования споров не вызывал. И Гитлер, и Фалькенхорст оставались под сильным впечатлением донесения о планах союзников, дошедшего до них по финским каналам в декабре 1942 г. Во — первых, донесение казалось надежным; во — вторых, оно сулило максимальные шансы на успех при минимальных затратах. Фалькенхорст считал, что высадка в Дании, Южной Норвегии, Тронхейме или Нарвике будет стоить союзникам слишком дорого; он думал, что их целью будет не столько освобождение Норвегии, сколько препятствование немецкому судоходству в Заполярье и влияние на позицию Швеции и Финляндии; для этого было бы достаточно нанести удар где — то между Нарвиком и Тронхеймом. Оперативное управление ОКВ считало, что дальнейшей целью такой операции может быть установление связи со шведами, достижение договоренности о помощи или молчаливом согласии, пересечение Северной Швеции, выход к Торнио и удар в тыл 20–й горнострелковой армии.
Об отношении Швеции к такой операции оставалось только гадать. Хуже всего было то, что шведы могли ограничиться одними пассивными мерами. В заслуживающих доверия сообщениях атташе, приходивших в конце 1942–го — начале 1943 г., говорилось, что во время высадки союзников шведы могут прекратить все транзитные перевозки немцев через свою территорию и вернуться к политике строгого нейтралитета. Считалось, что в дальнейшем Швеция перестанет помогать немцам, но зато начнет оказывать помощь союзникам. Для немцев потеря права на транзит в сочетании с ликвидацией морского маршрута вдоль побережья Норвегии (которая стала бы неминуемым результатом высадки) означала изоляцию частей армии «Норвегия», расположенных в Нарвике и севернее его, и XIX горнострелкового корпуса в Финляндии, а также серьезные трудности со снабжением частей, дислоцированных в Центральной и Южной Норвегии. Готовясь к такому повороту событий, ОКВ 5 января подтвердило подписанный год назад приказ о создании восьми — девятимесячного запаса в зоне Нарвик — Северная Финляндия.
В начале февраля ОКВ обсуждало вопрос об операционных резервах армии «Норвегия». За три месяца до того Гитлер выразил намерение отправить в Норвегию одну — две дополнительные дивизии. 5 февраля ОКВ решило послать в Норвегию шесть «крепостных» батальонов, чтобы освободить одну дивизию для резерва армии, и при возможности направить туда одну горнострелковую дивизию. Кроме того, было решено дать командующему армией директиву на случай вступления Швеции в войну. Готовясь к такому повороту событий, ВВС должны были немедленно начать соответствующую подготовку наземных сооружений и служб. Видимо, письменную директиву так и не подготовили, потому что через месяц оперативное управление ОКВ вновь вернулось к этому вопросу; однако в полученных армией «Норвегия» инструкциях, предлагавших обдумать значение Швеции для обороны Норвегии, содержалась ссылка на приказ, подписанный в феврале.
10 февраля генерал — лейтенант Рудольф Бамлер, начальник штаба армии «Норвегия», подписал два сверхсекретных приказа. Один из них был адресован ГХХ и XXXIII корпусам и уведомлял, что у каждого корпуса — не снимая с них ответственности за оборону своего сектора норвежского побережья — могут потребовать высвободить одну дивизию для армейского резерва, предназначенного для выполнения «других целей». Кроме того, XXXIII корпус предупредили, что он должен быть готов к замене одной пехотной дивизии полевой дивизией ВВС. Второй был направлен генерал — лейтенанту Адольфу фон Шеллю, командиру 25–й танковой дивизии, и гласил:
«Поскольку существует возможность того, что англосаксы в ходе широкомасштабного наступления на Скандинавию могут вторгнуться в Швецию или высадить там воздушный десант, а Швеция не сможет или не захочет защищать свою территорию, 25–я танковая дивизия должна обдумать варианты развития событий, исходя из следующих установок:
1. После успешных операций в Арктике противник пересекает шведскую границу в направлении Кируны и с помощью авиации и воздушных десантов захватывает аэродромы в Южной Швеции. Шведская армия либо оказывает незначительное сопротивление, либо быстро прекращает все операции по приказу собственного правительства. Как шведская армия отреагирует на германское вторжение, неясно.
2. Наша собственная цель — сопротивление продвижению противника из Нарвика в Кируну и высадке воздушных десантов с целью завершения оккупации Швеции, а также захват Южной Швеции в качестве базы германских операций.
Действия, необходимые для выполнения этой цели, должны быть проведены с величайшей дерзостью, в расчете на то, что шведские вооруженные силы, как минимум, не окажут единодушного сопротивления германским частям и не согласятся с решением своего правительства не препятствовать англосаксам, но чинить препятствия немцам.
3. Исполнение операции. Следует учесть две возможности:
а) наступление на восток из района Тронхейма через Эстерсунд к Ботническому заливу с целью не дать соединиться северной и южной группировкам противника и создать условия для разгрома врага в Южной Швеции;
б) наступление на восток от Осло в район севернее Стокгольма, включая оккупацию Стокгольма, с целью последующего овладения аэродромами, расположенными к югу от линии Осло — Стокгольм».
Шеллю было сообщено, что он может рассчитывать на 25–ю танковую дивизию, одну пехотную дивизию в окрестностях Тронхейма, одну — в окрестностях Осло и на мощную поддержку авиации и воздушно — десантных частей.
За оставшуюся часть февраля и первую неделю марта шансы на то, что армия «Норвегия» сможет перейти к активным действиям, сильно уменьшились. Успехи русских в Сталинграде и на других участках Восточного фронта, а также усиливавшееся наступление союзников в Северной Африке в начале 1943 г. вызвали острую нехватку войск, и ОКВ было нечего выделить армии «Норвегия». Когда в феврале в Южной Норвегии собралась 14–я полевая дивизия ВВС, вывод которой из Германии начался еще в декабре 1942 г., ОКВ не вернулось к высказанному ранее намерению прислать также одну горнострелковую дивизию. По состоянию на 1 марта у армии «Норвегия» было десять пехотных дивизий плюс 14–я полевая дивизия ВВС, которую следовало обучить и снабдить техникой, а также 25–я танковая дивизия, представлявшая собой всего — навсего разномастное сборище мелких мотопехотных и танковых частей{51}. Армия «Норвегия» в ее нынешнем состоянии, сильно разбавленная в прошлом году постоянным обменом частями с Восточным фронтом, считала, что она вряд ли способна на нечто большее, чем статичная оборона вдоль побережья Норвегии. Положение усугублялось тем, что после не слишком успешного британского рейда в январе 1943 г. Гитлер вновь потребовал непроницаемой для врага защиты побережья. В марте для повышения мобильности армия начала переводить 14–ю полевую дивизию ВВС в район Намсус — Будё, где та должна была сменить 196–ю пехотную дивизию, которая отходила в армейский резерв, предназначенный для действий в районе предполагаемой высадки противника. Одновременно разрозненные части 25–й танковой дивизии были собраны в Южной Норвегии, к северо — востоку от Осло, для создания ядра тактического резерва.
8 марта оперативный штаб ОКБ снова вернулся к вопросу о «неясной позиции шведского правительства» и решил приказать Фалькенхорсту подготовить предложения на случай, если Швеция присоединится к противнику. Сам штаб выступал за тактику мобильной обороны, которая позволила бы помешать соединению сил союзников с силами шведов, и за «использование каждой возможности» для наступательных действий по ту сторону шведской границы с целью «подавить в зародыше малейшую попытку шведов перейти в наступление». Этот приказ не получил одобрения Йодля, и через два дня был подготовлен второй вариант. Командующим армией «Норвегия» и 20–й горнострелковой армией предлагалось совместными усилиями изучить вопрос и подготовить краткие предложения по ведению операций во всей Скандинавии «с учетом того, что военная и политическая ситуация в этом регионе может измениться». В отличие от прежнего намерения предлагалось, чтобы армия «Норвегия» и 20–я горнострелковая армия установили контакт друг с другом и предотвратили соединение шведов и союзников, но при этом «избегали даже видимости нарушения шведского суверенитета». Никаких подкреплений для обеих армий не предусматривалось. Подписать такую директиву Гитлер отказался, но, видимо, ее содержание устно передали начальнику штаба 20–й горнострелковой армии и начальнику оперативного отдела штаба армии «Норвегия» 16 марта.
В то время и Гитлер, и Йодль очень боялись спровоцировать Швецию, так как последствия этого могли оказаться катастрофическими. Однако существовал один фактор, который Гитлер не собирался терпеть до бесконечности. В еженедельном отчете за первую неделю марта Фалькенхорст написал, что рассчитывать на получение обещанной дивизии, судя по всему, не приходится, и попросил прислать взамен несколько «крепостных» батальонов. Оперативный штаб ОКВ считал, что это невозможно. 13 марта Йодль обсуждал этот вопрос с Гитлером и узнал, что тот все еще желает укрепить армию «Норвегия», собирается послать туда шесть «крепостных» батальонов в самое ближайшее время и хочет выяснить у начальника штаба сухопутных войск, нельзя ли все — таки высвободить с Восточного фронта одну горнострелковую дивизию и послать ее в Норвегию. Кроме того, Гитлер выразил намерение оснастить 25–ю танковую дивизию «самым тяжелым наступательным оружием, против которого шведская оборона будет бессильна».
К тому времени начальник штаба 20–й горнострелковой армии и начальник оперативного отдела штаба армии «Норвегия», прибывшие в ставку фюрера 16 марта на совещание, как и предвидел оперативный штаб ОКВ 10 марта, успели узнать о намерении Гитлера укрепить армию «Норвегия» и изменили свое предварительное мнение. Начальник оперативного отдела штаба армии «Норвегия», полковник Бернхард фон Лоссберг, доложил, что армия «Норвегия» считает наиболее вероятными местами высадки союзников районы между Тронхеймом и Нарвиком и между Альта — фьордом и Тана — фьордом. Первый сочли более вероятным. В частности, Йодль выразил мнение, затем поддержанное оперативным управлением ОКВ, что взаимные подозрения и недоверие могут помешать сотрудничеству западных стран и Советского Союза на Дальнем Севере. Относительно взаимодействия армии «Норвегия» и 20–й горнострелковой армии в зоне высадки был сделан вывод, что 20–я горнострелковая армия не сможет оказать существенную помощь, так как почти все ее части находятся на передовой. Последней было предложено создать тактический резерв в виде одной дивизии за счет сокращения каждой дивизии XXXVI горнострелкового корпуса на два полка. (Через день — другой 20–я горнострелковая армия отвергла эту рекомендацию.) Говоря о тактических резервах армии «Норвегия», Йодль указал, что армия может получить 295–ю пехотную дивизию, вновь сформированную вместо потерянной под Сталинградом, и что 25–я танковая дивизия будет укреплена (однако все, что он смог обещать, — это 500 грузовиков).
В течение недели после этого совещания Гитлер продолжал заботиться об укреплении армии «Норвегия» и ускорении отправки туда подкреплений. Внезапно ход войны снова изменился в его пользу. Группа армий «Центр» завершила запланированное отступление и сократила свой фронт на несколько сотен километров. На Украине Манштейн провел контратаку, вновь овладел Харьковом и нанес русским сокрушительное поражение, положившее конец их зимнему наступлению. Когда группа армий Манштейна начала укреплять свой фронт, Гитлер впервые за много месяцев получил возможность распоряжаться резервами. Конечно, их было слишком мало для организации такого наступления, которое велось в 1941–м и 1942 гг., но все же достаточно, чтобы попытаться перехватить инициативу на ограниченных участках Восточного фронта и усилить позиции немцев в Скандинавии.
23 марта ОКВ сообщило Фалькенхорсту, что 295–я дивизия будет состоять из двух полков, восьми «крепостных» батальонов, саперного батальона и взвода связи. 25–ю танковую дивизию полностью перевооружат до конца июня.
Она будет получать по десять танков «Mark IV», пять самоходных артиллерийских установок и десять тяжелых противотанковых орудий в месяц в течение марта, апреля и июня. Три «крепостных» батальона Фалькенхорст собирался разместить в Южной Норвегии и на Дальнем Севере для создания местных резервов. Пять других плюс два уже имевшихся можно было оставить в составе 295–й пехотной дивизии, которую отправляли в Тронхейм для смены переводимой в резерв 181–й пехотной дивизии.
Во время последней недели марта Шелль совершенствовал свой проект плана операции против Швеции и представил его армии «Норвегия» 6 апреля. Его главной заботой был выбор тактики, подходящей для условий рельефа местности Швеции и в то же время не требующей больших сил. Решив, что наступление через горы Западной Швеции можно будет преодолеть по дорогам и ущельям, он остановился на варианте стремительной атаки, застающей противника врасплох. Шелль предлагал построить танки и пехоту эшелонами и через определенные промежутки времени менять эшелоны местами, чтобы авангард мог продолжать двигаться с высокой скоростью день и ночь. Примерно та же тактика использовалась во время наступления на север через Центральную Норвегию весной 1940 г. Условия были похожими: те же длинные узкие ущелья с крутыми склонами и легковооруженный противник, у которого нет ни современных танков, ни тяжелых противотанковых орудий. «Можно ожидать, — писал он, — что противник, не привыкший к военным действиям и, как минимум, не стремящийся к столкновениям, не выдержит удара тяжелых танков и орудий, особенно (как запланировано) если этот удар будет нанесен там, где его меньше всего ждут».
Предположив, что главные силы шведской армии будут сконцентрированы в трех районах по три — четыре дивизии в каждом — у Эстерсунда, в окрестностях Стокгольма и к северо — западу от озера Венерн, — он представил планы двух операций, в соответствии с пунктом 3 приказа по армии:
Операция I. Шведские дивизии у Эстерсунда будут относительно изолированы и не смогут получить подкрепления с юга без ущерба для тамошних оборонительных линий. До них можно добраться по двум дорогам. Одна из них идет на восток от Тронхейма, вторая — на северо — восток от Рёроса. Шелль предлагал отправить одну пехотную дивизию по дороге Тронхейм — Эстерсунд, а танковую дивизию — по дороге Рёрос — Эстерсунд. После взятия Эстерсунда будет просто продолжить наступление до Ботнического залива. Операция I может быть выполнена силами армии «Норвегия»; при этом одна дивизия останется в резерве. Хотя данная операция сможет отсечь предполагаемые группировки союзников друг от друга, это всего лишь частное решение проблемы, потому что понадобится проводить другие операции на юге.
Операция II. На юге проблема заключается в том, чтобы взять Стокгольм, самую важную стратегическую цель в Швеции, и одновременно с наименьшей затратой сил и времени уничтожить дивизии у озера Венерн. Самый прямой маршрут по хорошим дорогам ведет от Осло на восток, по северному берегу озера Венерн, но его пересекают три линии укреплений: одна вдоль границы, вторая тянется на север от северо — западной оконечности озера Венерн, а третья (внешняя линия обороны Стокгольма) начинается у северо — восточного берега озера. Поэтому Шелль предложил вести стремительное наступление из района Трюссиля, расположенного севернее, где начинаются две длинные параллельные речные долины, тянущиеся на юго — восток и проходящие в тылу двух первых линий шведской обороны.
На левом фланге одна дивизия, желательно мотострелковая, начнет наступление на юго — восток, где расположен город Фалун. Тем временем танковая дивизия, двигаясь по северной долине вдоль реки Западный Даль — Эльвен, возьмет Лудвику. В Фалуне и Лудвике дивизии смогут прорвать внешнюю линию обороны Стокгольма. Северная дивизия будет продолжать наступление на Упсалу, а южная — на Вестерос. В зависимости от обстоятельств дивизии могут либо соединиться и вместе идти на Стокгольм, либо двигаться к побережью севернее и южнее города. Можно ожидать, что решающее сражение состоится во внутренней линии обороны Стокгольма, в окрестностях Авесты.
Одна пехотная дивизия будет наступать по южной долине реки Клар — Эльвен на Филипстад. Можно надеяться, что там она сумеет свернуть на восток, к Стокгольму, но вполне вероятно, что на северном берегу озера Венерн ее будет ждать тяжелый бой. Тогда вторая пехотная дивизия, расположенная южнее, перейдет границу и атакует шведские дивизии у озера Венерн с севера. Для этой операции потребуется участие нескольких небольших парашютных и морских десантов на побережье к юго — западу и северу от Стокгольма, чтобы отвлечь и связать силы противника{52}.
Шелль предполагал, что шведское командование может собрать три — четыре дивизии к югу от Филипстада и три дивизии в окрестностях Авесты, затем контратаковать на северо — запад через Филипстад и вдоль линии Фалун– Лудвика и остановить немецкое наступление. «Но, — заключал он, — такая операция потребовала бы от высшего и среднего командования быстрых решений, большой смелости, молниеносного исполнения и величайшей гибкости, которых от шведов ждать не приходится». Второй неприятной возможностью было то, что дивизии на озере Венерн могли остаться на своих подготовленных позициях к северу и северо — западу от озера. Это заставило бы немецкую дивизию после взятия Филипстада свернуть на юго — запад и сделало бы необходимым привлечение дополнительной дивизии, чтобы продолжить наступление на Стокгольм. Напротив, если бы шведские войска на озере Венерн отступили к юго — западу от озера или ко внешней линии обороны Стокгольма, операция могла бы продолжаться так, как запланировано. Оценив все возможности, Шелль решил, что дивизии у озера Венерн могут сделать попытку занять новые позиции фронтом на север и северо — восток, но дерзость и скорость продвижения германских войск помешает им понять замысел операции, а потом будет слишком поздно; следовательно, дополнительная дивизия не понадобится.
8 апреля начальник оперативного отдела штаба армии «Норвегия» Лоссберг завершил изучение проекта Шелля комментарием: «Быстрая оккупация Швеции потребует комбинации операций I и II и соответствующих сил, нужных для такой цели». То, что такие силы найдутся, оставалось сомнительным, тем более что в середине месяца оперативный штаб ОКВ вновь поднял вопрос о замене трех норвежских дивизий дивизиями с Восточного фронта. От этого намерения вскоре отказались. В конце месяца Гитлер подтвердил свою решимость создать сильные тактические резервы для армии «Норвегия», объявив о создании трех новых дивизий. Две из них были предназначены для позиционной обороны: одну следовало сформировать в Германии к 1 июля, вторую — в Норвегии к 1 августа, использовав кадры из существующих дивизий и пополнения из Германии. Они должны были освободить две пехотные дивизии для резерва. Третью дивизию, танковую, должны были сформировать к 15 сентября из частей, вернувшихся с Восточного фронта. После выполнения этого приказа армия имела бы тактический резерв в четыре пехотные и две танковые дивизии, чего было бы достаточно для укрепления обороны района Нарвик — Тронхейм и выполнения операции, предусмотренной проектом Шелля{53}.
Армия «Норвегия» доложила, что собирается использовать две новые дивизии для высвобождения 214–й и 269–й пехотных дивизий и разместить шесть батальонов резерва так, чтобы они «с одной стороны, имели по крайней мере несколько частей, способных оказать помощь при защите побережья, а с другой — могли быстро принять участие в решении поставленных перед армией новых задач»{54}. В середине мая армия «Норвегия» попросила прислать штаб — квартиры пехотного и танкового корпусов, чтобы командовать резервами. Одновременно она доложила, что создала в районе Нарвика резерв, состоящий из одного усиленного полка.
Тем временем штаб ВМФ также обдумывал возможность конфликта со Швецией. В мае он доложил свои соображения ОКВ. Штаб не ожидал, что в этом случае возникнут большие тактические трудности. Главная задача германского ВМФ будет заключаться в том, чтобы запереть шведский флот на его базах, для чего нужно будет заблокировать главные порты, особенно Стокгольм, Гетеборг и Карльскруну, заминировав их в ночь перед атакой. Балтийский учебный флот, четыре крейсера и линкор времен Первой мировой войны смогут справиться с любым кораблем, который сумеет выйти в море. Штаб ВМФ считал, что шведские эсминцы (11), подводные лодки (23) и торпедные катера (12) смогут значительно усилить германский флот, если их удастся взять целыми и невредимыми. Более тяжелые шведские корабли считались слишком устаревшими, чтобы всерьез относиться к ним как к соперникам или трофеям.
Хотя единственным особым требованием ВМФ было предупреждение об операции за два месяца, чтобы успеть перевести учебный Балтийский флот на военное положение, однако штаб ожидал возникновения нескольких опасных ситуаций, которые ставили под сомнение целесообразность операции против Швеции. Самой серьезной из них была потеря Балтийского моря как базы подготовки экипажей подводных лодок. Следующими по важности являлись прекращение морских маршрутов в Финляндию, потеря шведской железной руды и транзита через шведскую территорию в Норвегию. Кроме того, ВМФ опасался, что, если шведы будут слишком долго сопротивляться, в ситуацию сумеют вмешаться англоамериканские ВВС, а русский флот, запертый под Ленинградом, прорвет блокаду и превратит Балтийское море в главную зону операций.
Штаб ВМФ заботило и то, что может быть предпринята какая — нибудь предваряющая насильственная акция, которая не только приведет к конфликту со Швецией, но и создаст благоприятные условия для высадки союзников в Скандинавии. Моряки снова выразили свои опасения по этому поводу 23 мая, когда штаб ВМФ предупредил министерство иностранных дел (которое в то время собиралось начать тяжелые переговоры, касающиеся соглашения о транзитах), что конфликт со Швецией может парализовать подводный флот. Штаб подчеркнул, что с точки зрения флота взятие Ленинграда и уничтожение советских ВМС на Балтике должно состояться раньше любой операции против Швеции.
Пока ВМФ выражал свои сомнения, доставка войск и снаряжения в Норвегию шла полным ходом. В конце апреля 14–я полевая дивизия ВВС закончила смену 196–й пехотной дивизии. Части 295–й пехотной дивизии начали прибывать в Норвегию в мае, а к концу июня перевод дивизии был практически закончен. В мае и июне формирование в Норвегии дивизии, предназначенной для позиционной обороны (274–й пехотной), шло согласно плану. Наиболее заметным было превращение 25–й танковой дивизии из сборища разномастных частей в прекрасно вооруженную (для условий Скандинавии) воинскую часть. К концу июня дивизия была полностью оснащена немецкой артиллерией и ручным оружием; она получила больше 1000 грузовиков и других средств транспорта, а ее штатное расписание (по данным провиантской службы) составило 21 000 человек{55}.
21 июня Фалькенхорст сообщил XXXIII и LXX корпусам, а также 25–й танковой дивизии, что в сентябре армейские резервы будут собраны полностью, после чего он собирается провести большие осенние маневры с целью отработать то, что он назвал «скандинавской тактикой». Планирование и командование маневрами он поручил Шеллю. Шелль подготовил приложение к приказу по армии с описанием рельефа местности и тактическими рекомендациями, заимствованными из его проекта операции против Швеции; эта памятка должна была помочь частям готовиться к маневрам.
В июле накопление резервов и подготовка к осенним маневрам продолжались, однако на них уже пала зловещая тень событий, происходивших на других фронтах. Первым из них стал катастрофический провал наступления на Курской дуге в Южной России. Он оказал прямое влияние на Северный театр военных действий. Стало ясно, что взять Ленинград не удастся; более того, данное поражение продемонстрировало, что на Восточном фронте немцам больше не до наступлений и что летом 1943 г. германские армии даже не смогут навязать противнику позиционную войну. Катастрофа в России сопровождалась быстрым ухудшением позиций Германии в Средиземноморье и растущим страхом перед высадкой союзников на Балканах или в Северо — Западной Франции. В конце месяца ОКВ сообщило армии «Норвегия», что на обещанную пехотную дивизию из Германии можно не рассчитывать, а танковая дивизия в сентябре не прибудет.
В августе Гитлер больше не мог позволить себе роскошь держать сильный резерв в Норвегии. В середине месяца, когда группа армий «Юг» отступала на Украине, а Италия была готова выйти из войны, он приказал сверхсрочно перевезти 25–ю танковую дивизию на северо — западное побережье Франции. Два месяца спустя штаб армии «Норвегия» написал в ежемесячном отчете, что приказы об осенних маневрах были подписаны, но «частично потеряли смысл из — за перевода 25–й танковой дивизии». В сентябре 181–я дивизия была переведена на Балканы, а когда в последнюю неделю месяца остатки резерва проводили маневры, эти маневры выродились в полковые и батальонные учения, где разбирались ситуации, которые могли возникнуть при обороне норвежского побережья.
То, что было дальше, можно назвать посмертным вскрытием планов, составлявшихся в первой половине года. В декабре 1943 г. Бамлер предложил начальникам штабов корпусов армии «Норвегия» следующую тактическую проблему: противник успешно высадился в Центральной Норвегии у Тронхейма и в Дании. Он выбросил воздушный десант в Швеции и пытается установить контакт со шведами, чтобы взять Данию. Швеция остается нейтральной, но защищает свою границу от немцев. Вопрос заключался в следующем: какую угрозу считать наибольшей и где следует нанести главный удар.
Большинство офицеров высказались за то, что удар следует нанести Швеции, но Бамлер, подводя итоги штабных учений, отверг это решение. «Мы с Фалькенхорстом пришли к единому мнению, — сказал он, — что главный удар должен быть нанесен в Центральной Норвегии. Швецией можно будет заняться позже, после уничтожения врага в Норвегии, но, поскольку все резервы армии «Норвегия» теперь составляют две дивизии, вторжение в Швецию, скорее всего, захлебнется. Если бы у нас был полный танковый корпус, — заключил начальник штаба армии, — ситуация могла бы оказаться совершенно иной».
В течение 1943 г. армия «Норвегия», учитывая желание Гитлера не дать западным странам создать плацдарм в Европе, продолжала выполнять бесконечную программу расширения и усиления обороны Норвегии. Самые амбициозные проекты — вроде создания позиций для установки тяжелых морских орудий береговой обороны — осуществляла эйнзацгруппа «Викинг», дочернее подразделение «Организации Тодта», которая использовала в качестве рабочей силы немцев, норвежцев и многочисленных русских военнопленных{56}. Летом 1943 г. эйнзацгруппа «Викинг» закончила первый блок защищенных от бомбежек укрытий для подводных лодок в Тронхейме и продолжала строительство таких же укрытий в Бергене. Одновременно она создавала снегозащищенное покрытие Рейхсштрассе 50, настелив его до самого Лаксельва на Порсангер — фьорде. В предыдущие годы даже самое современное снегоуборочное оборудование не справлялось с сильными снегопадами, являвшимися результатом столкновений морских и арктических воздушных масс над северным побережьем Норвегии. Требовалось построить снегоочистительные станции через каждые 8—16 километров и соорудить несколько снежных туннелей, один из них длиной почти 8 километров. Лес для туннелей и гигантских заборов, защищавших дорогу практически на всем ее протяжении, приходилось привозить с юга.
В 1943 г. эйнзацгруппа «Викинг» начала работу над самым большим и дорогим немецким проектом в Норвегии — Арктической железной дорогой. Гитлер был убежден, что железную дорогу между Тронхеймом и Нарвиком, которая обеспечила бы безопасный маршрут для снабжения немецких войск и вывоза железной руды, можно построить за два года. Сначала он собирался дотянуть ее до самого Киркенеса. Однако Фалькенхорст продолжал доказывать, что железная дорога, для строительства которой потребуется 145 000 русских военнопленных и (согласно расчетам армии «Норвегия») от четырех до шести лет, полностью истощит его и без того ограниченные транспортные возможности и заставит отложить строительство всех остальных оборонительных сооружений в Норвегии. Однако это не помогло; Гитлер согласился лишь отложить работы к северу от Нарвика, но зато велел строить дорогу между Тронхеймом и Нарвиком «с опережением составленного графика». Технические трудности строительства Арктической железной дороги были огромны. Требовалось пробить 64 километра туннелей и сначала построить длинные отрезки дорог, чтобы завозить нужные для этого оборудование и материалы. В конце 1944 г. эйнзацгруппа «Викинг», использовавшая огромные людские (от 40 000 до 50 000 русских военнопленных) и материальные ресурсы (которые можно было с большей отдачей употребить в другом месте), проложила только одну треть дороги. До середины апреля 1945 г. Гитлер снабжал строительство этой железной дороги моторным топливом и углем (которые в Норвегии были на вес золота) по тем же нормам, что и военные корабли.
В 1943 г. главным препятствием для организации обороны Норвегии стал рейхе комиссар Тербовен. В соответствии с обычной немецкой практикой, армия «Норвегия» требовала полной исполнительной власти в зоне боевых действий. С точки зрения армии враждебность местного населения превышала допустимые нормы, а потому вся административная власть должна была автоматически перейти к Фалькенхорсту, а Тербовену следовало уехать. Но для рейхскомиссара, и без того раздраженного тем, что директива фюрера № 40 передавала Фалькенхорсту все полномочия в том, что касалось обороны, такая перспектива была невыносима. Он выдвинул собственный план создания так называемой зоны безопасности в Юго — Восточной Норвегии, вокруг Осло. Он хотел собрать там все части СС и полиции, имевшиеся в Норвегии, и, опираясь на их поддержку, в случае вторжения взять на себя функции правительства. Это государство в государстве, задуманное исключительно для того, чтобы удовлетворить тщеславие Тербовена, было попросту смешным; но Гитлер и Гиммлер, которые никогда не упускали возможности усилить влияние СС, отнеслись к затее благосклонно. Однако против такого соперника, как армия «Норвегия» и ОКВ, следовало действовать осторожно. План Тербовена, который нужно было отвергнуть сразу же, оставался предметом торговли, которая продолжалась до конца войны.
Летом 1943 г. отношения между Тербовеном и Фалькенхорстом, всегда не слишком сердечные, испортились окончательно. В июле Тербовен заявил, что обладает сведениями, будто многие из годных к строевой службе норвежцев, бежавших в Швецию для прохождения там военной подготовки, являются бывшими норвежскими офицерами. Поскольку это было нарушением честного слова, под которое их отпустили в июне 1940 г., он потребовал, чтобы всех бывших норвежских офицеров посадили в тюрьму. Фалькенхорст в принципе не возражал, но отказался выделять военные части для проведения «чисто полицейской акции». Разъяренный Тербовен пожаловался в ставку фюрера, что «вооруженные силы явно пытаются избежать ответственности за проведение недружественной акции». Гитлер велел ОКВ дать армии «Норвегия» приказ провести аресты. Офицеры были посажены в тюрьму 17 августа.
Во второй половине 1943 г. особое место на Северном театре военных действий вновь заняла Дания. Чтобы остановить волну забастовок, в конце августа Германия ввела в стране чрезвычайное положение. В знак протеста король и правительство сложили с себя полномочия. Немецкие части разоружили датскую армию и военно — морской флот; воспользовавшись ситуацией, СС начали арестовывать датских евреев, кое — кто из которых бежал и попросил политического убежища в Швеции. После этого немецкое правление в Дании стало более жестким. Норвежская армия выразила беспокойство в связи с тем, что волнения в Дании и растущая враждебность Швеции могут заставить союзников высадиться в Ютландии или Южной Швеции. После этого немецкие силы в Дании были увеличены с двух до шести дивизий общей численностью 130 000 штыков.
В конце года армия «Норвегия» имела 12 пехотных дивизий, танковую дивизию «Норвегия» и насчитывала в общей сложности 314 000 штыков. Две дивизии, 196–я и 214–я, последний армейский резерв, ждали приказа о переводе на другие театры военных действий. Норвежская танковая дивизия, собранная из остатков ушедшей 25–й танковой дивизии, по численности равнявшаяся полку, была оснащена 47 танками «Mark III», оставленными в Норвегии из — за плохих коробок передач. В последние месяцы года армия «Норвегия» неоднократно требовала, чтобы в Норвегии разместили полную танковую дивизию в качестве средства устрашения Швеции. В результате накопления запасов, продолжавшегося целый год, армия «Норвегия» теперь могла вести широкомасштабные операции в течение восьми — девяти месяцев без дополнительного снабжения.
28 декабря оперативный штаб ОКВ зафиксировал прогноз Гитлера на 1944 г.: «Фюрер явно ожидает, что одновременно с высадкой на Западе произойдет высадка и в Норвегии. Если Германия в конце концов проиграет войну, британцы не допустят, чтобы русские внезапно очутились в Нарвике. Чтобы избежать этого, британцы, по мнению фюрера, рискнут провести наступление в Норвегии одновременно с наступлением на Западе».
После катастрофы декабрьской атаки 1942 г. на конвой JW–51B проведение антиконвойных операций было возложено целиком и полностью на подводные лодки, количество которых (21) в данном районе было весьма внушительным. Между январем и мартом 1943 г. британцы отправили на север еще два конвоя общей численностью 42 судна (не считая 6 судов, шедших самостоятельно). 8 судов было потеряно. Еще 5 было потоплено на обратном пути, когда 36 судов порожняком возвращались из русских портов. В апреле британское адмиралтейство решило прекратить посылку конвоев в Арктику до осени и наступления полярной ночи.
В июне 1943 г. британско — норвежский десант захватил немецкую метеорологическую станцию на Шпицбергене. Сначала немцы испугались, что там будут созданы военно — морская и военно — воздушная базы для защиты конвоев. Но когда стало ясно, что целью британцев и норвежцев была всего — навсего метеорологическая станция, германский ВМФ решил высадить на острове собственный десант. «Тирпиц», «Шарнхорст» и 9 эсминцев, стоявшие в Альта — фьорде, в первую неделю сентября приняли на борт 600 солдат армии «Норвегия». Значительных результатов от этой акции никто не ждал; штаб ВМФ с самого начала был заинтересован в том, чтобы занять моряков делом и поддержать их воинский дух, который был достаточно низким. Он боялся повторения событий 1918 г., когда соскучившиеся от безделья моряки подняли в Киле мятеж, ставший началом революции в Германии.
Операция «Цитронелла» состоялась 8 сентября и прошла согласно плану, не встретив даже подобия сопротивления, о котором следовало бы упомянуть. Большая часть норвежского гарнизона ушла в горы и через несколько дней начала обустраиваться заново. В середине октября англо — американская диверсионная группа получила подкрепления и новое оборудование. 9 сентября штаб ВМФ сделал заключение: «Важен не столько относительно малый тактический успех, сколько то, что наши тяжелые корабли после долгого перерыва удалось вновь вывести в море. Этот рейд также напомнил друзьям и врагам о стратегическом влиянии, которое оказывает само присутствие боевых кораблей на военную ситуацию в целом».
Не прошло и двух недель, как штаб ВМФ горько пожалел об этом «напоминании». О «Тирпице» британцы не забывали никогда, поскольку одно существование этого линкора заставляло их держать свои линкоры в британских водах, а не там, где от них было бы куда больше пользы. Разозленные операцией «Цитронелла», британские ВМС послали против «Тирпица» шесть мини — субмарин. Три из них пропали в океане, но три достигли Альта — фьорда, а две сумели проскользнуть сквозь противолодочную сеть линкора, которая была оставлена открытой для прохождения небольших судов к расположенной на берегу телеграфной станции. Мин, которые прикрепили к днищу корабля, оказалось недостаточно, чтобы потопить линкор, однако они серьезно повредили его руль и гребные винты. Поскольку ни один док в Норвегии не мог вместить такого гиганта, а тащить линкор в Германию на буксире со скоростью 3 узла в час означало напрашиваться на неприятности, штаб ВМФ решил проводить ремонт на месте. По самым оптимистическим прогнозам, на это должно было уйти шесть месяцев.
В ноябре движение конвоев возобновилось. Когда первый конвой не потерял ни одного судна, германский ВМФ столкнулся с той же самой дилеммой, что и год назад. Надводные операции против конвоев были рискованными и малообещающими, однако существовала необходимость доказать ценность больших кораблей и моральная ответственность за то, что они простаивают в то время, как в Россию идут транспорты с оружием, которое используется на Восточном фронте против немецких армий, и без того находящихся в тяжелом положении. 2 декабря штаб ВМФ решил, что против конвоев во время полярной ночи будет действовать «Шарнхорст».
Воздушная разведка, ждавшая этого три недели, 23 декабря заметила конвой с эскортом из крейсеров и эсминцев, шедший на северо — восток, к острову Медвежий. 5–й воздушный флот сообщил, что у него нет самолетов, которые можно использовать против конвоя, и отказался вести дальнейшую разведку, пока ВМФ не проведет операцию. На следующий день ВМФ решил послать в бой «Шарнхорст» в сопровождении пяти эсминцев, которые будут вести разведку. Поскольку день продолжался всего шесть часов, а света для точной стрельбы хватало на сорок пять минут, «Шарнхорст» должен был начать атаку примерно за час до полудня. Если бы поблизости оказались вражеские линкоры, операцию пришлось бы прекратить, а кораблям — вернуться в порт.
Утром 25–го военно — морская группа «Норд» доложила, что из — за сильного ветра самолеты — разведчики не могут подняться в воздух, а эсминцы едва ли сумеют выйти в море, и рекомендовала отменить вылазку. Однако штаб ВМФ рассудил, что в эскорте нет тяжелых кораблей, поэтому велика вероятность застать конвой врасплох, а критическая ситуация немецких войск в России дает право на риск, и решил, что операцию отменить нельзя. Если эсминцы не смогут принять в ней участие, то «Шарнхорст» выйдет в море один. В 19.00 вечера накануне Рождества «Шарнхорст» и эсминцы покинули Альта — фьорд.
В 7.30 26–го капитан «Шарнхорста» контр — адмирал Эрих Бей отправил эсминцы в разведку, чтобы обнаружить конвой. Через полтора часа 3 крейсера эскорта засекли «Шарнхорст» с помощью радара, сократили расстояние с ним и открыли стрельбу. Не отвечая на огонь, линкор сменил курс и вскоре исчез с экрана радара. На помощь крейсерам прибыли 4 эсминца из 14, составлявших конвой; но важнее всего было то, что в 200 километpax к юго — западу находились линкор «Дюк оф Йорк», крейсер и 4 эсминца. Услышав сигнал тревоги, они прибавили скорость. О присутствии «Дюк оф Йорк» немцы не знали.
Через некоторое время радары крейсеров вновь нашли противника и выпустили несколько залпов, после чего немного пострадавший «Шарнхорст» вновь вышел из боя. В 14.18 адмирал Бей приказал эсминцам (которые так и не сумели обнаружить торговые суда) вернуться на базу. Видимо, сам он рассчитывал сделать то же самое.
Тем временем крейсеры вновь восстановили радарный контакт, хотя визуального контакта не было. «Дюк оф Йорк», получавший от крейсеров частые сообщения, быстро приближался. В 16.17 он оказался в зоне действия радара и в 16.50 застал «Шарнхорст» врасплох первым залпом из 14–дюймовых орудий. «Шарнхорст», уступавший противнику как численно, так и по огневой мощи, но имевший скорость 31 узел, которая превосходила скорость не только британского линкора, но и крейсеров, сменил курс и попытался отступить. Артиллерийская дуэль продолжалась больше часа, и казалось, что линкор сможет уйти, но в 18.19 он доложил, что получил пробоину от снаряда, направленного радаром с расстояния 16 с лишним километров. После этого скорость «Шарнхорста» начала снижаться. В 18.25 контрадмирал Эрих Бей передал по радио свое последнее послание: «Сообщите фюреру: мы будем сражаться до последнего снаряда».
Прошел еще час. После 77–го залпа «Дюк оф Йорк» прекратил огонь и послал два крейсера и эсминцы для проведения торпедной атаки. Совместными усилиями они выпустили 55 торпед, после чего «Шарнхорст» застыл на месте и окутался тучей густого дыма. В 19.45 линкор взорвался и затонул. Из почти 2000 членов экипажа спаслось только 36 моряков.
Штаб ВМФ считал причиной гибели «Шарнхорста» более мощный британский радар и плохую немецкую воздушную разведку. То, что Гитлер предсказал такой исход еще в марте 1943 г., было слабым утешением. На совещании, в ходе которого Дёниц возражал против списания линкоров, Гитлер жаловался, что начиная с «Графа Шпее» история германского надводного флота представляет собой только перечень поражений{57}. Он настаивал на том, что большие корабли — пережиток прошлого и что потраченные на них сталь и никель можно было использовать для других целей. Когда Дёниц взял на себя обязательство за три месяца найти подходящую цель для тяжелых кораблей, Гитлер ответил: «Хоть за шесть. Но потом вам все равно придется признать, что я был прав».
После года блокады Ленинграда, становившейся все более ненадежной, в январе 1944 г. группа армий «Север» наконец поняла, что ждать конца осталось недолго. В канун Нового года и командование группы, и начальник штаба ОКХ согласились, что единственной возможностью предотвратить катастрофу является немедленное отступление на рубеж обороны «Пантера». Гитлер, боявшийся реакции Финляндии и последствий выхода русского флота в Балтийское море, отложил решение. Со своей стороны, русские были еще не готовы воспользоваться стратегическим преимуществом своего выступа у Невеля. 14 января они начали наступление против 18–й армии, сконцентрировав силы в секторах Ораниенбаума и Ленинграда и на правом фланге армии, у Новгорода. Спустя два дня начало казаться, что группа армий «Север» выдержит еще одно оборонительное сражение, каких за прошедший год было немало, но 17–го русские прорвались в районе «ораниенбаумского пятачка» и начали быстро окружать Новгород. На следующий день Кюхлер был вынужден отдать приказ об отходе от берега Финского залива между
Ораниенбаумом и Ленинградом и оставлении передовых позиций восточнее Ленинграда.
19–го в Советском Союзе было объявлено о великой победе — освобождении Ленинграда. Однако соединение ораниенбаумского гарнизона с главными силами и окружение Новгорода имели куда большее тактическое значение. Чтобы создать резервы, Кюхлер попросил разрешения сократить линию фронта к востоку от Ленинграда и оставить Новгород, который вскоре пришлось бы сдать в любом случае. Гитлер неохотно согласился, затем попытался взять свое согласие назад, но ему ответили, что приказы уже отданы и отменить их невозможно. Еще до начала отступления Кюхлер был убежден, что не сможет остановиться восточнее линии «Пантера». Гитлер, считавший, что группа армий «Север» преувеличивает опасность, разрешал проводить только частичные местные отходы. Наконец 30 января, когда 18–я армия уменьшилась до размеров пехотной дивизии (18 000 штыков) и после того как Кюхлер дважды летал в ставку и лично спорил с фюрером, Гитлер приказал группе армий отойти на линию реки Луги. Эта линия существовала главным образом на бумаге; кроме того, советские войска в одном месте ее уже прорвали. На следующий день Гитлер сместил Кюхлера и сделал командующим группой армий «Север» генерал — полковника Вальтера Моделя.
В конце месяца ОКВ поняло, что вопрос о положении группы армий «Север» необходимо обсудить с Маннергеймом. Ему рассказали о намерении держать оборону на линии Луга и спросили, чем Германия может усилить финский фронт, чтобы компенсировать усилившуюся советскую угрозу. В ответ маршал 1 февраля попросил, чтобы 20–я горнострелковая армия удлинила свой правый фланг на юг и взяла на себя сектор Ухты, что позволило бы высвободить одну финскую дивизию.
Когда об этой просьбе сообщили Дитлю, тот, обиженный недавними протестами финнов против самого незначительного вывода германских частей из Финляндии, начал энергично возражать. Он доказывал, что удержание малозначительного участка финского фронта будет напрасной тратой немецких сил, что Финляндия «должна понять, что такое тотальная война», что если финское командование постарается, то сможет создать резервную дивизию за счет собственных ресурсов, «не предъявляя требований к германской армии, которая и так несет на себе все бремя». Он предложил передать Маннергейму, чтобы тот не возражал, если 20–я горнострелковая армия передаст все свои скудные резервы группе армий «Север», «которая тоже сражается за Финляндию». Напротив, ОКБ, давно обещавшее не уменьшать силы 20–й горнострелковой армии, обрадовалось тому, что Маннергейм предъявил столь скромное требование, и поторопилось согласиться, приказав Дитлю принять сектор Ухты как можно скорее.
Однако отступление группы армий «Север» произвело на Финляндию куда более сильное впечатление, чем можно было понять из ответа Маннергейма ОКБ. 12 февраля, когда русские войска подошли к городу Нарве на левом фланге линии «Пантера», финское правительство, находившееся под сильным впечатлением ноты Соединенных Штатов, в которой говорилось, что чем дольше Финляндия будет продолжать войну, тем более неблагоприятными для нее будут условия мирного договора, отправило бывшего премьер — министра и посла в Советском Союзе доктора Юхо Кусти Паасикиви в Стокгольм, чтобы получить у советского посла Александры Коллонтай русские условия мира. Условия, с которыми вернулся Паасикиви, требовали восстановить Московский мирный договор (1940), интернировать немецкие части в Финляндии, провести демобилизацию и выплатить репарации. Они оказались более жесткими, чем ожидалось, а требование интернирования 20–й горнострелковой армии финны сочли технически невыполнимым. 8 марта финское правительство отвергло советские условия, но выразило желание продолжить переговоры.
Поскольку Сталин в декабре 1943 г. в Тегеране пообещал Рузвельту и Черчиллю предложить Финляндии приемлемый мир, предусматривающий сохранение ее государственной независимости, Советский Союз не счел акцию финского правительства окончательной и предложил прислать представителей для уточнения условий договора — возможно, с целью развязать себе руки после бесповоротного отказа финской стороны. 26 марта Паасикиви и бывший министр иностранных дел Карл Энкелл прилетели в Москву, где на встрече с Молотовым получили условия, которые Сталин вкратце изложил Рузвельту и Черчиллю:
1. Интернирование или высылка из страны всех немецких войск к концу апреля.
2. Восстановление границ 1940 г.
3. Обмен военнопленными.
4. Демобилизация финских вооруженных сил.
5. Репарации в сумме шестьсот миллионов долларов с выплатой в течение пяти лет.
6. Передача Печенги Советскому Союзу.
7. Отказ Советского Союза от прав на Ханко (в обмен на Печенгу).
Второй вариант советских требований финны отвергли 18 апреля. Финляндия все еще обладала большими советскими территориями, имела непобежденную армию и явно надеялась на лучшую сделку. Тревога, граничившая с паникой, которая заставила их в феврале послать Паасикиви в Стокгольм, постепенно улеглась, когда группа армий «Север» под командованием Моделя в первой неделе марта завершила отход на линию «Пантера» и в последующие недели сумела стабилизировать фронт. Сыграло важную роль и вызванное мартовской оккупацией Венгрии понимание того, каким образом Германия сможет отреагировать на выход Финляндии из войны.
Мирные инициативы Финляндии были немцам не по душе, но удивления не вызвали. На первых этапах финско — советских переговоров германское правительство пыталось соблюдать нейтралитет, поскольку было уверено, что к миру любой ценой Финляндия еще не готова, а советские условия лучше всего излечат финскую «мирную горячку». Когда положение группы армий «Север» стало стабилизироваться, а недовольство финнов сталинскими условиями расти, Гитлер начал предпринимать шаги, направленные на то, чтобы как можно крепче привязать Финляндию к Германии. В марте он отказался поставлять Финляндии оружие, а в начале апреля велел Дитлю передать Маннергейму, что немецкое оружие не будут отправлять до тех пор, пока существует опасность, что оно попадет в руки врага. 13 апреля, на следующий день после того, как финский парламент проголосовал за отказ от советских условий, он приказал остановить отправку зерна в Финляндию, а 18–го дал приказ прекратить и отправку военных грузов. Возможности принятия двух последних мер финны не допускали, но их последствия ощутили на себе сразу же.
В конце апреля начальник штаба финской армии Хейнрихс был приглашен в ставку фюрера в Берхтесгаден. Там Кейтель сделал ему выговор за последние политические шаги правительства, но затем Йодль заговорил более дружелюбным тоном и сказал Хейнрихсу: «Немцам требуется авторитетное заявление, подтверждающее, что их оружие не попадет в руки русских». В мае Маннергейм попытался дать такое заверение в личном письме Гитлеру. Но Гитлер отказался снять эмбарго под предлогом того, что письмо Маннергейма было слишком осторожным и дипломатичным, но согласился давать Финляндии столько оружия, чтобы она могла продолжать войну. В начале июня на обращение Хейнрихса Кейтель ответил очередным отказом — с оговоркой, что некоторые финские просьбы будут рассматриваться в отдельном порядке.
С января по июнь 1944 г. на финском фронте царило затишье, но в феврале русские начали присылать в зону 20–й горнострелковой армии дополнительные части. К началу марта количество русских штыков здесь увеличилось со 100 000 до 147 000–163 000, и все указывало на то, что Красная армия готовит здесь широкомасштабное наступление, которое начнется еще до конца месяца. Самым опасным был сектор XXXVI горнострелкового корпуса, куда русские подвезли две новые дивизии, четыре бригады, ракетные установки и артиллерию и удлинили свой правый фланг к северо — западу, чтобы создать благоприятные условия для атаки. 22 марта 20–я горнострелковая армия сообщила своим корпусам, что русские закончили приготовления, что атака может начаться в любой момент, и приказала удерживать позиции любой ценой, потому что армия не может бросить позиции, на укрепление которых потратила два года, без риска понести катастрофические потери. По просьбе Дитля Маннергейм перевел в зону 20–й горнострелковой армии финскую 3–ю бригаду и два особых батальона для использования в качестве армейского резерва.
Март подошел к концу, а в апреле началась весенняя распутица, и опасность советского наступления уменьшилась. 20–я горнострелковая армия пришла к выводу, что приготовления были связаны с проходившими в это время финско — советскими переговорами и что наступление должно было вынудить финнов заключить перемирие. В апреле Дитль попытался заручиться поддержкой Маннергейма для проведения локального наступления с целью уменьшить угрозу, нависшую над северным флангом XXXVI горнострелкового корпуса. Маршал отказался отправить в бой финские части; в результате 20–й горнострелковой армии пришлось примириться с постоянным существованием опасной ситуации в секторе XXXVI горнострелкового корпуса и меньших тактических недостатков в секторах других корпусов. В первую неделю июня никаких признаков активности ни на одном из секторов германского фронта в Финляндии не было, и все предвещало еще одно спокойное лето.
Угроза выхода Финляндии из войны, возникшая в феврале 1944 г., тут же заставила немцев вспомнить о директиве фюрера № 50. На первый план вышла проблема сохранения немецкого контроля над Балтийским морем. После освобождения Ленинграда и становившейся все более очевидной неспособности группы армий «Север» удержать оборону восточнее Нарвы удавка на шее советского Балтийского флота уже ослабела. Финско — советское перемирие грозило не оставить от германской стратегии на Балтике камня на камне. Если бы Сурсари и Ханко оказались в руках русских или нейтральных финнов, они больше не смогли бы удерживать советские военно — морские силы в восточном конце Финского залива, а Аландские острова можно было использовать для перекрытия маршрута доставки железной руды из Лулео. Как только русские военные корабли начали бы ходить по всей Балтике, обучение экипажей немецких субмарин пришлось бы прекратить, после чего судьба германского подводного флота была бы решена.
Эти соображения заставили Гитлера 16 февраля отдать приказ о немедленной оккупации Сурсари и Аландских островов в случае смены курса финского правительства. ОКБ тут же начало разрабатывать планы двух операций под кодовыми наименованиями «Тайне Вест» и «Тайне Ост», предусматривавших захват Аландских островов и Сурсари соответственно. Аландские острова должны были брать 416–я пехотная дивизия, дислоцированная в Дании, и парашютно — десантный полк; части для оккупации Сурсари предстояло выделить группе армий «Север». Сопротивления финнов не ожидалось. (В июне, в разгар советского летнего наступления на Финляндию, части, выделенные для операции «Танне», находились на казарменном положении; в качестве дополнительной меры предосторожности Гитлер приказал задержать части, возвращавшиеся в 20–ю горнострелковую армию, в Гдыне — на случай возможной оккупации Ханко.) Контролировать ход операции «Танне» должно было ОКБ, имевшее право давать тактические указания О КМ и OKЛ.
Тем временем 20–я горнострелковая армия готовила план операции под кодовым наименованием «Бирке», основанный на директиве фюрера № 50. Задачей 20–й горнострелковой армии в случае выхода Финляндии из войны было удержание Северной Финляндии и никелевых рудников. С этой целью армия должна была отвести свой правый фланг на линию от Каресуандо (у шведской границы) до Арктического шоссе, южнее Ивало. Маневр должен был состоять из двух фаз. Во время первой XXXVI и XVIII горнострелковые корпуса должны были отступить из секторов Кандалакша, Лоухи и Ухта к Рованиеми, создать восточнее этого города фронт на линии Кемиярви– Аутинкюля и удерживать его до тех пор, пока главные силы не пройдут через Рованиеми на север. Во время второй фазы XXXVI горнострелковый корпус должен был проследовать на север по Арктическому шоссе к своему новому сектору южнее Ивало и сомкнуть правый фланг с левым флангом XIX горнострелкового корпуса. XVIII горнострелковый корпус должен был двигаться на северо — запад по дороге Рованиеми — Шиботтен и занять позиции северо — восточнее шведской границы в окрестностях Каресуандо. Заранее разработать более конкретный план проведения второй фазы было нельзя, потому что ее выполнение зависело от времени года. Летом все можно было исполнить так, как описывалось, но зимой конец маршрута Рованиеми — Шиботтен был непроходим. Поэтому зимой и XXXVI, и XVIII горнострелковые корпуса должны были двигаться на север по Арктическому шоссе, затем XVIII корпус продолжил бы движение в Северную Норвегию, а XXXVI корпус выделил бы части для защиты позиций у Каресуандо.
Недостатков у плана «Бирке» было множество. На главный из них 20–я горнострелковая армия указала сразу же, как только была подписана директива фюрера № 50: если морской маршрут вокруг Норвегии будет перерезан, доставка припасов и руды тут же прекратится, после чего 20–я горнострелковая армия сможет продержаться не дольше нескольких месяцев. Кроме того, выполнение операции «Бирке» было связано с риском. У 20–й горнострелковой армии не хватало людей для заблаговременного строительства укреплений в Ивало и Каресуандо; более того, данные работы не могли начаться до выяснения намерений финнов. Отступление должно было проходить всего по нескольким дорогам, труднопроходимым зимой и открытым для круглосуточных воздушных бомбежек летом; а в Северной Финляндии армии пришлось бы создавать новый фронт в чрезвычайно неблагоприятных климатических и географических условиях. В довершение бед Швецию, позиция которой была в лучшем случае сомнительной, могли заставить разрешить русским войскам транзит, как это было с немецкими войсками в 1941 г. Тогда русские могли бы нанести удар по растянутому правому флангу позиций у Каресуандо или начать наступление на Нарвик, отрезав 20–й горнострелковой армии путь к отступлению. Все эти соображения Дитль изложил Гитлеру во время своего последнего посещения ставки фюрера 22 июня 1944 г.
10 июня 1944 г. стало черным днем для финской армии. После массивной артподготовки и воздушной бомбежки, а также разведки боем, проведенной 9 июня, утром 10–го 21–я армия нанесла сконцентрированный удар по левофланговой дивизии финского IV корпуса, удерживавшего западный край фронта на Карельском перешейке. В ходе массовой атаки три русские дивизии уничтожили один полк финской дивизии и еще до полудня организовали прорыв фронта шириной примерно 10 километров.
Хотя предупреждения поступали, однако наступление русских застало финское высшее командование врасплох. В течение мая все указывало на то, что готовится атака, и 1 июня финская армейская разведка доложила, что наступления следует ожидать в ближайшие десять дней. За четыре — пять дней до атаки русские прекратили все радиопереговоры, что всегда считалось безошибочным признаком приближения широкомасштабной операции. Но начальник оперативного отдела штаба финской армии не был убежден в этом, а его мнение значило для Маннергейма очень много.
Во время начала атаки III корпус занимал позиции на левом, а IV корпус — на правом фланге финского фронта Карельского перешейка. На передовой у них было в общей сложности три дивизии и одна бригада в резерве. На второй линии стояли еще три дивизии плюс одна бригада, строившая укрепления. В арьергарде находилась финская бронетанковая дивизия, стоявшая к востоку от Выборга. На Карельском перешейке у финнов были три линии обороны. Первая из них, передовая, проходила по старой финско — советской границе. Вторая, лежавшая непосредственно за первой и более выигрышная с точки зрения рельефа местности, тянулась практически по прямой от Ваммельсу на Финском заливе до Тайпале на Ладожском озере. Третья проходила от Выборга до Купарсари, а затем вдоль северного берега реки Вуоксы до Тайпале. У этой линии были большие географические преимущества, но ее начали строить только в ноябре 1943 г., и до завершения было еще далеко. Между третьей линией укреплений на Карельском перешейке и столицей Финляндии находилась так называемая Московская линия обороны, проложенная вдоль границы 1940 г. Там было несколько цементных укреплений, шло дополнительное строительство, но естественных препятствий не имелось, поэтому данную линию можно было использовать только как последний рубеж.
Способность финнов к сопротивлению вызывала у немцев серьезные сомнения еще в начале 1943 г. В июне Дитль повторил свое предсказание, сделанное в феврале того же года, что финская армия не выдержит сильной советской атаки. Он заявлял, что финны превосходят немцев в лесной войне, прекрасно пользуются особенностями рельефа и климата, но предпочитают избегать генеральных сражений. В июле 1944 г., когда русское летнее наступление миновало свой пик, наблюдатель ОКВ пришел к следующему выводу: неудачи финнов объясняются (по крайней мере, частично) недостатками подготовки и плохим использованием оборонительных сооружений. Кроме того, он полагал, что в июне 1944 г. финны больше не считали русских способными перейти в наступление и вплоть до прорыва 10 июня, заставившего их более реалистично смотреть на вещи, были склонны недооценивать противника, помня опыт «Зимней войны» и 1941 г. Эта последняя реплика была лишь одной из многих, которые немцы отпускали со злорадным удовлетворением. Они давно знали, что финны не в состоянии правильно оценить причины неудач германских армий на Восточном фронте. Кроме того, они чувствовали, что финны не способны адаптироваться к условиям тотальной войны. Условия жизни на их фронтах мало чем отличались от мирных (о чем часто с завистью говорили и писали немцы), а потому финны пытались воевать с минимальными неудобствами для себя.
Для создания прорыва русские использовали десять стрелковых дивизий и танковые части, эквивалентные трем танковым дивизиям (не считая трех дивизий, занимавших оборонительные позиции на Карельском перешейке). В секторе атаки сосредоточение артиллерии составляло от 300 до 400 пушек на километр фронта. При нанесении удара советское командование рассчитывало исключительно на громадное преимущество в танках, артиллерии и авиации. Стрелковые дивизии были слабыми, их средняя численность составляла 6200 штыков, а желание сражаться после нескольких первых дней боев быстро уменьшилось. Русская тактика — сосредоточение огромных ресурсов на узком участке фронта, создание прорыва и направление туда нескольких корпусов — была хорошо знакома немецким армиям, воевавшим на Восточном фронте, и считалась стандартной.
Сразу после прорыва русских 10 июня стало ясно, что IV корпус не сможет удержать фронт на второй линии обороны. Маннергейм дал IV корпусу дивизию из резерва, полк III корпуса, приказал бронетанковой дивизии двигаться от Выборга к линии фронта, договорился о срочной переброске одной дивизии с фронта в Восточной Карелии и отозвал 3–ю бригаду из 20–й горнострелковой армии. III корпус, который не был атакован, также отвели назад. В тот же день Маннергейм приказал перевести на Карельский перешеек одну дивизию и бригаду из Восточной Карелии и попросил ОКВ снять эмбарго на поставку зерна и оружия, которые были предназначены для Финляндии, но по приказу Гитлера оставались в Германии. На следующий день Гитлер согласился.
Понимая, что шансов удержать вторую линию обороны почти нет, финское высшее командование было вынуждено пойти на крайние меры. 13 июня Хейнрихс сказал Дитлю, что в случае взятия второй линии обороны финны отступят от Свири и из Восточной Карелии на северо — восточный берег Ладожского озера, на заранее созданную линию обороны, освободят две — три дивизии и бросят их на Карельский перешеек. Строительство так называемой U — линии (река Уксу — озеро Лоймола — озеро Тольва) велось с ноября 1943 г. Дитль одобрил это намерение, но боялся, что нежелание покидать Восточную Карелию заставит финнов промедлить. Позже он рекомендовал Гитлеру крепче привязать Финляндию к Германии путем оказания ей максимально возможной помощи. Следовало дать им возможность закончить перегруппировку и не позволять рассредоточивать силы в попытках удержать Восточную Карелию. Он считал, что более короткую линию фронта финны удержать смогут; это позволит не только сохранить Финляндию, но и даст 20–й горнострелковой армии возможность провести операцию «Бирке».
Пока Дитль был в Миккели, началась атака русских на второй линии на Карельском перешейке. Какое — то время финны держались, но затем русские подвезли тяжелые орудия. Как позже стало ясно из трофейной карты, перед началом наступления они досконально разведали вторую линию обороны и получили возможность атаковать ее всеми силами. Снова обрушив на финнов горы снарядов и пустив в дело танки, они прорвали вторую линию обороны у поселка Кутерселькя и 15 июня организовали прорыв между поселком и берегом Финского залива 13 километров шириной. К тому времени стало ясно, что главный удар русские нанесут вдоль железной дороги на Выборг. Остановить их у города финны не надеялись; больше всего они боялись, что русские успеют достичь 27–километрового перешейка между Выборгом и рекой Вуоксой раньше, чем туда успеют отступить III и IV корпуса. Скорее всего, такой маневр был бы решающим, поскольку он похоронил бы надежды на возможность удержать линию Выборг — Вуокса и заставил бы III и IV корпуса отступать на север от Вуоксы, а поскольку через реку был всего один мост, то финнам пришлось бы бросить по дороге практически всю свою тяжелую технику.
16 июня Маннергейм приказал отступать к линии Выборг — Вуокса. 20–го, после четырех дней тяжелых боев, IV корпус, преследуемый русскими, занял позицию между Выборгом и рекой, а III корпус обосновался на северном берегу Вуоксы, оставив плацдарм на ее южном берегу, напротив Вуосалми. Финская армия вновь оказалась на том рубеже, где в 1940 г. она остановила русских. Отступление прошло лучше, чем можно было ожидать, потому что русские, которым не терпелось овладеть городом, не сумели развить наступление в направлении перешейка Выборг — Вуокса. Однако причин для оптимизма у финнов не было. Силы русских на Карельском перешейке постепенно увеличились до 20 стрелковых дивизий, 4 танковых бригад, от 5 до 6 танковых полков и 4 полков самоходных артиллерийских установок. Финны, снявшие с фронта в Восточной Карелии все, что было можно, сумели противопоставить им лишь 10 дивизий и 4 бригады.
Военный кризис, вызванный потерей второй линии обороны, неизбежно повлек за собой и политический кризис. 18 июня состоялось долгое заседание финского кабинета министров. Германский посол, интересовавшийся, о чем шла речь, получал осторожные и уклончивые ответы. Вечером 19–го Хейнрихс спросил Эрфурта, сможет ли Германия оказать Финляндии помощь не только поставками оружия. Они хотели бы получить шесть немецких дивизий для фронта в Восточной Карелии, а освободившиеся финские части направить на Карельский перешеек. На следующий день Маннергейм повторил эту просьбу. Примерно в то же время финны возобновили дипломатический контакт с советским правительством.
Немцы отнеслись к этой просьбе с пониманием, несмотря на то что сами находились в тяжелой ситуации в связи с высадкой союзников в Нормандии и со дня на день ждали самого крупного советского наступления за всю войну. Гитлер еще 13–го снял эмбарго на поставки зерна и оружия в Финляндию, а 19–го торпедные катера доставили туда 9000 фаустпатронов (ручных противотанковых гранатометов). Через три дня самолеты доставили 5000 базук «Panzerschreck». Прислать шесть дивизий, о которых просил Маннергейм, было невозможно, но 20–го ОКВ сообщило маршалу, что Германия готова оказать Финляндии любую помощь, если финская армия действительно решит удерживать линию обороны Выборг– Вуокса. Помимо оружия и провианта, немцы предложили прислать 122–ю пехотную дивизию, 303–ю бригаду самоходных артиллерийских установок и военно — воздушные части, состоящие из группы истребителей и группы (плюс одна эскадрилья) специальных пикирующих бомбардировщиков «Штука», предназначенных для поддержки наземных атак. Пехотную дивизию должна была выделить группа армий «Север», а авиацию — 5–й воздушный флот в Финляндии и 1–й воздушный флот из группы армий «Север». Самолеты были переброшены немедленно, и 21 июня они уже совершили 940 боевых вылетов, поддерживая операции финнов.
Хотя германская помощь была предложена и частично оказана без предъявления жестких требований, обе стороны прекрасно знали ей цену. 21–го Маннергейм сообщил Гитлеру, что Финляндия готова к более тесным связям с Германией, и на следующий день Риббентроп вылетел в Хельсинки, чтобы провести переговоры лично. То, что миссию принял на себя сам министр иностранных дел, означало решимость Германии связать себя с Финляндией одной веревочкой. Поэтому данный непрошеный визит вызвал у финского правительства не только удивление, но и недовольство.
Переговоры, которые Риббентроп вел в своей привычной агрессивной манере, шли не гладко. Обе стороны понимали, что в условиях сильного стремления финнов к миру, которое уже привело к возникновению широкого общественного движения, выступавшего за создание правительства во главе с Паасикиви, нельзя было подписать декларацию, которую бы ратифицировал парламент. Поэтому немцы пошли на компромисс и приняли декларацию, подписанную президентом. Когда 23 июня советское правительство сообщило финнам, что оно не начнет переговоры без письменного заявления президента и министра иностранных дел о том, что Финляндия готова капитулировать и обращается к Советскому Союзу с просьбой о мире, давление немцев усилились. 24–го Рюти и Рамсай встретились с Маннергеймом в Миккели, а на следующий день Гитлер в ультимативной форме потребовал публичного объяснения позиции Финляндии: если такое объяснение дано не будет, то помощь Финляндии прекратится. Поздно вечером 26 июня Рюти вызвал Риббентропа и вручил ему письмо, в котором заявлял, что он, как президент Финляндии, не станет заключать мир с Советским Союзом без согласия германских властей и не позволит ни утвержденному им правительству, ни частным лицам заключить перемирие и начать мирные переговоры без согласия немцев.
Риббентроп вернулся на родину с триумфом, но подписанный им контракт не имел юридической силы, так как был заключен под давлением со стороны Германии. В результате финны не только не оценили щедрость, проявленную немцами в тот момент, когда они не могли себе этого позволить, но и почувствовали себя жертвами шантажа, которому подверглись в решающий период своей истории. Трудно сказать, какое влияние этот документ оказал на последующие действия финнов, но он сильно облегчил угрызения совести, которые финны могли бы испытывать, выбирая свое дальнейшее будущее.
Через неделю после письма Рюти Соединенные Штаты разорвали дипломатические отношения с Финляндией. Финский посол в Вашингтоне и его ближайшие помощники еще в июне получили паспорта и предписание покинуть страну. Удар был сильный, но то, что вслед за этим не последовало объявления войны, следует считать большим достижением финской дипломатии: Финляндия пережила войну, сумев не допустить окончательного разрыва с демократическими режимами.
Мрачная атмосфера, окружавшая июньские переговоры, усугубилась гибелью Дитля, последовавшей 23 июня. Накануне он встречался с Гитлером и возвращался в Финляндию, когда его самолет разбился в Австрийских Альпах. Несколько дней о катастрофе молчали, боясь, что это сможет повлиять на ход переговоров. 28–го командование 20–й горнострелковой армией принял генерал — полковник Лотар Рендулич.
Для финнов июньские переговоры имели одну цель — получить помощь, которая могла бы остановить наступление русских. Письмо Рюти помогло достичь этой цели, но помощь оказалась меньше, чем рассчитывали финны, и даже меньше, чем рассчитывали сами немцы, потому что
22 июня русские начали большое наступление против группы армий «Центр», на борьбу с которым были брошены почти все германские ресурсы. 303–я бригада самоходных артиллерийских установок прибыла в Финляндию
23 июня, а 122–я пехотная дивизия — на пять дней позже. Но вторую обещанную бригаду самоходок в последний момент отправили на помощь группе армий «Центр», а штаб корпуса, который должен был командовать всеми немецкими войсками в Финляндии, уже оставил южный сектор Восточного фронта, но до Финляндии так и не добрался. Германское оружие и боеприпасы, включая танки и тяжелую артиллерию, продолжали поступать в Финляндию. Фаустпатроны и базуки «Panzerschreck», оказавшиеся чрезвычайно эффективными, значительно улучшили способность финнов противостоять танковым атакам и восстановили их уверенность в себе.
21 июня русские взяли Выборг, оставленный финнами днем раньше. Хотя у финнов не было намерения защищать старый город, однако его потеря сильно повлияла на их моральный дух. Давление русских между Выборгом и Вуоксой нарастало; 25–го они бросили в бой десять дивизий, снабженных штурмовыми орудиями, и прорвали фронт у Реполы, продвинувшись за линию укреплений на 4 километра. После четырех дней тяжелых боев финны сумели ликвидировать брешь, но свой прежний фронт так и не восстановили. Русские сохранили клин, который был особенно опасен тем, что здешняя местность позволяла вести танковые атаки.
16 июня Маннергейм издал приказ об отступлении из Восточной Карелии. Тактика заключалась в постепенном отводе частей от Свири и линии Маселькя к главной линии обороны: река Уксу — озеро Суо — озеро Порос. В последнюю минуту, когда отступление уже началось, ОКВ безуспешно попыталось убедить Маннергейма не бросать Восточную Карелию. Это полностью противоречило совету Дитля. Видимо, ОКВ руководствовалось следующими соображениями: во — первых, ему могла передаться мания Гитлера никогда не отступать добровольно; во — вторых (что намного важнее), со сдачей Восточной Карелии финны теряли свой главный военный трофей и последний козырь для торга с Советским Союзом, а следовательно, вместе с ним и причину продолжать войну; в — третьих, приближавшееся широкомасштабное наступление на Восточном фронте могло заставить русских ослабить нажим на финнов. Точка зрения ОКВ выглядела убедительной для немцев, но не для финнов. Финны не любили азартные игры. С виду они действовали в соответствии с рекомендацией Дитля, но идея стоять до последнего у них энтузиазма не вызывала.
На фронтах Маселькя и Аунус (Олонецкий перешеек) у финнов были в общей сложности четыре дивизии и две бригады. Им противостояло одиннадцать русских дивизий и шесть бригад. Оставив большой плацдарм на южном берегу Свири 18 июня, финны избежали русской атаки, начавшейся на следующий день, но впоследствии отступление шло менее гладко, чем ожидалось. Русские начали активное преследование, форсировали Свирь по обе стороны Лодейного Поля и 23 июня высадили десант на берегу Ладожского озера, между Тулоксой и Видлицей, угрожая отбросить финнов в пустынную восточную часть Олонецкого перешейка. 30 июня финны оставили Петрозаводск, а через два дня сдали Сальми. Поскольку давление русских продолжалось, финны, не уверенные в том, что сумеют удержать фронт, начали готовить новые позиции между озером Янис и Ладожским озером. Обсуждалась также возможность дальнейшего отступления к Московской линии.
В первые дни июля финны получили короткую передышку — по крайней мере, на Карельском перешейке. Но 4–го русские заняли острова в Выборгском заливе и попытались высадиться на его северном берегу. Там они столкнулись с брошенной в бой немецкой 122–й пехотной дивизией и были отбиты. В тот же день русские атаковали финский плацдарм к югу от Вуосалми, но потом перешли к местным атакам и перегруппировке, дав финнам возможность усилить оборону.
Будущее вызывало у финского высшего командования все большую тревогу в связи с нехваткой людских резервов. К концу июня потери составили 18 000, и пополнения — только 12 000. 1 июля Маннергейм попросил дать ему еще одну немецкую дивизию и дополнительные самоходные артиллерийские установки. Когда Гитлер в ответ не смог пообещать ничего, кроме усиления батальона самоходок 122–й пехотной дивизии до размеров бригады, Маннергейм напомнил, что во время июньских переговоров он взял на себя тяжелую ответственность, посоветовав своему правительству принять предложения Германии; если немецкие части не прибудут, это не только ухудшит военное положение, но и подорвет его политический престиж. В свою очередь, Гитлер пообещал прислать одну бригаду самоходных артиллерийских установок еще до 10 июля, вторую чуть позже, а также подвезти танки, штурмовые орудия, противотанковые пушки и артиллерию.
В течение второй недели июля финны были вынуждены оставить позиции на правом берегу Вуоксы, к югу от Вуосалми. В свою очередь, русские создали собственный плацдарм на северном берегу. Финны, у которых не было сил, чтобы уничтожить плацдарм, попытались его изолировать. Несмотря на опасное развитие событий и продолжение тяжелых боев, в ходе которых число финских потерь к 11–му возросло до 32 000, фронты на обоих берегах Ладожского озера начинали стабилизироваться. 15 июля финны заметили признаки (через несколько дней подтвердившиеся) того, что, несмотря на увеличение русских частей на Карельском перешейке до 26 стрелковых дивизий и 12–14 танковых бригад, элитные гвардейские части начинают отзывать и заменять их гарнизонными. Можно было ожидать, что темпы советского наступления замедлятся.
Если во второй половине месяца финны достигли шаткого равновесия, то группы армий «Север» и «Центр» потерпели настоящую катастрофу. За три недели русского наступления группа армий «Центр» оказалась отброшенной в Польшу и к границе Восточной Пруссии. В середине месяца ОКВ пришлось решать, что делать: то ли отводить группу армий «Север» за Западную Двину, то ли следить за тем, как ее отрезают и изолируют на территории прибалтийских республик. Гитлер принял решение сделать командующим группой армий Шёрнера (тогда генерал — полковника), приказав ему любой ценой удержать старую линию «Пантера» между Нарвой и Псковом.
17 июля Гитлер отправил одну из обещанных финнам бригад самоходных артиллерийских установок на Восточный фронт, а на следующий день послал туда и вторую. Эти решения были доведены до сведения Маннергейма только через несколько дней, когда подтвердилось сообщение о том, что русские отводят войска с финского фронта.
Для финнов судьба группы армий «Север» имела такое же значение, как и судьба их собственной армии. Как только побережье Балтики оказалось бы в руках русских, коммуникации с Германией, откуда Финляндия получала большинство продуктов питания и почти все военное снаряжение, оказались бы перерезанными. Потеря Пскова 23 июля, за которой 27–го последовала потеря Нарвы, была для финнов ошеломляющим ударом. Шок усилился, когда через два дня после сдачи Нарвы Гитлер приказал 122–й пехотной дивизии вернуться в группу армий «Север». Маннергейм попросил выводить дивизию через Ханко, а не через Хельсинки, чтобы не тревожить народ. ОКВ объяснило, что решающим фактором для этого стало относительное затишье на финском фронте, и заверило маршала, что он может рассчитывать на помощь Германии в случае возникновения нового кризиса. Однако в данных условиях эти объяснения были всего лишь сотрясением воздуха.
28 июля во время секретного совещания на даче Маннергейма в Сайрале Рюти объявил о своем намерении уйти в отставку и уговорил Маннергейма принять пост президента Финляндии. Через три дня отставка была принята, а 4 августа парламент единогласно утвердил закон, назначивший Маннергейма президентом без официальной процедуры выборов. Тем самым была подготовлена почва для аннулирования соглашения Рюти — Риббентропа и для новых переговоров с Советским Союзом.
Для немцев отставка Рюти явилась неприятным сюрпризом — они подозревали, что смена власти не пойдет на пользу Германии. Хотя они понимали, что назначение Маннергейма может усилить стремление финского народа к сопротивлению, однако им казалось более вероятным, что маршал возьмет на себя роль миротворца. Чувствуя свое бессилие повлиять на внешнюю политику Финляндии, немцы в состоянии близком к панике попытались спешно подбодрить Маннергейма. 3 августа в ответ на запрос финнов о ситуации в районе Балтики ОКВ приказало командующему группой армий «Север» Шёрнеру немедленно доложить обстановку лично Маннергейму. Через несколько дней за ним должен был последовать Кейтель. Визит Шёрнера удивил почти всех, включая самого Шёрнера, который спросил Эрфурта, чем вызвана такая спешка. Финны восприняли внезапное появление Шёрнера как признак нервозности и слишком явную попытку успокоить Маннергейма.
Видеть что — то обнадеживающее в ситуации, в которой очутилась группа армий «Север», мог только такой решительный и ревностный служака, как Шёрнер. Хотя Псков и Нарва были потеряны, большая часть линии Нарва– Пейпус еще находилась в руках немцев; однако в конце июля русские провели прорыв у Митавы (ныне Елгавы) и вышли к Балтике, отрезав и изолировав группу армий «Север». Подлинное значение происшедшего стало окончательно ясно, когда «Люфтганза» приостановила воздушное сообщение между Германией и Финляндией. Прямая телефонная связь прекратилась еще за несколько дней до того. Однако не утративший присутствия духа Шёрнер пообещал удержать Балтику: группа будет снабжаться с воздуха и по морю, а сухопутный контакт скоро восстановят танковые части, дислоцированные в Восточной Пруссии. Как ни странно, это обещание вопреки логике событий удалось выполнить — главным образом благодаря силе воли Шёрнера и Гитлера. И все же, хотя у Шёрнера сложилось впечатление, что его отчет оказал на Маннергейма положительное влияние, вскоре выяснилось, что это влияние (если оно существовало вообще) было временным. Однако немецкая решимость (точнее, решимость Шёрнера, Гитлера и ВМФ, собиравшегося продолжать подводную войну) во что бы то ни стало удержать побережье Балтики принесла финнам большую материальную пользу; она не усилила желание народа продолжать войну, но позволила Финляндии заключить мир до того, как страна оказалась полностью отрезанной.
Поскольку группа армий «Север» сумела удержать позиции на берегах реки Нарвы и озера Пейпус, а советское летнее наступление выдохлось, ограничившись отдельными атаками на Карельском перешейке, в августе военное положение Финляндии (пусть временно) оказалось куда лучше, чем месяц назад мог предположить самый большой оптимист. Между серединой июля и серединой августа русские уменьшили свои силы на Карельском перешейке на 10 стрелковых дивизий и 5 танковых бригад. 10 августа в Восточной Карелии финская армия победно завершила свою последнюю большую операцию Второй мировой войны: 14–я дивизия, 21–я бригада и кавалерийская бригада окружили и практически уничтожили две русские дивизии в котле восточнее Иломантси. Казалось, что повторялась «Зимняя война»: хотя формально победу одержала Советская армия, однако ее наступление захлебнулось. Причины были те же, что и прежде: недооценка способности финнов к сопротивлению и жесткая, лишенная воображения тактика высшего советского командования.
Маннергейм считал, что стремление уничтожить Финляндию заставило русских ослабить наступление на группы армий «Центр» и «Север» и нарушить данное западным державам обещание оказать им помощь во время высадки в Нормандии. Поскольку надежные советские источники отсутствуют, никаких определенных выводов относительно намерений русских сделать нельзя. Однако вряд ли наступление на Финляндию было предпринято с заранее обдуманной целью — не помогать высадке союзников в Нормандии наступлением на востоке. Финский фронт имел для России второстепенное значение; возможно, наступление на нем было вызвано желанием заполнить паузу. Сначала Сталин сомневался, что союзники действительно вторгнутся на континент, а потом хотел убедиться, что эта высадка серьезна и имеет шансы на успех. Вероятно, успех вторжения заставил Сталина махнуть рукой на возможность вторжения в Финляндию и бросить все силы на Берлин, чтобы взять его раньше союзников.
Когда 17 августа Кейтель прибыл в Хельсинки, чтобы вручить Маннергейму пряжку в виде дубовых листьев к орденской ленте (являющуюся признаком повторного награждения), а Хейнрихсу — Рыцарский Железный крест, ситуация, в которой оказалась Германия, могла бы поколебать даже его необузданный оптимизм. Прорыв в Нормандии расширялся, и до освобождения Парижа оставалось всего несколько дней. Дополнительное наступление союзников в Южной Франции развивалось успешно. В Италии немцев оттеснили до так называемой «Готской линии». На востоке русские стояли в предместьях Варшавы. Внезапно конец Германии стал казаться очень близким — куда более близким, чем это случилось на самом деле.
Маннергейм воспользовался визитом Кейтеля, чтобы поставить точки над «i»; возможно, им руководило желание не столько просветить немцев, сколько развязать себе руки для нового раунда переговоров с Москвой. Он сказал, что потери в 60 000, понесенные в ходе летней кампании, удалось компенсировать, но второго такого кровопролития Финляндия уже не выдержит. Говоря о статусе соглашения Рюти — Риббентропа, который наверняка интересовал Кейтеля больше всего, Маннергейм заявил, что Рюти, находясь в отчаянной ситуации, заключил договор, который оказался чрезвычайно непопулярным. Финляндия считает, что отставка Рюти автоматически аннулировала контракт. Кейтель, ошарашенный этим дерзким заявлением, пытаясь защитить законные интересы Германии, отказался это слушать, сказав, что не уполномочен принимать политические заявления.
Во второй половине августа признаки приближения конца начали расти в Финляндии как грибы. Призывы к миру усиливались с каждым днем, самые разнообразные слухи текли рекой. В такой атмосфере сообщение о том, что Румыния запросила мира, произвело эффект разорвавшейся бомбы. 25 августа через свое посольство в Стокгольме финская власть спросила советское правительство, согласно ли оно принять финскую мирную делегацию. Одновременно было передано устное сообщение о заявлении, сделанном Кейтелю Маннергеймом, что он не считает себя связанным соглашением Рюти — Риббентропа. Официальное заявление о том, что Финляндия разрывает соглашение, было послано Германии только на следующий день.
В ответе от 29 августа советское правительство согласилось принять мирную делегацию при соблюдении двух предварительных условий: немедленного разрыва дипломатических отношений Финляндии с Германией и приказа немецким войскам покинуть страну в течение двух недель, самое позднее 15 сентября; в случае отказа немцев подчиниться Финляндия обязана принять меры по их интернированию. Финский парламент принял эти условия 2 сентября и в тот же день одобрил решение правительства разорвать дипломатические отношения с Германией.
Решение финнов застало немцев врасплох. Хотя 31 августа германскому послу в Хельсинки сообщили о ведущихся переговорах, в Германии были убеждены, что советские условия снова окажутся неприемлемыми. Такое уже бывало: раньше одного взгляда на советские условия было достаточно, чтобы отбить у финнов стремление к миру. 2 сентября, в последнюю минуту, немцы сделали неуклюжую попытку повторить этот сценарий: Рендулич в обращении к Маннергейму подчеркнул, что русские требования могут вызвать конфликт между немецкими и финскими частями, в котором уцелеет лишь каждый десятый, поскольку сражаться друг с другом будут лучшие солдаты в Европе.
Две проблемы, которые волновали финское руководство больше всего, оказались менее серьезными, чем ожидалось. Первой из них была опасность экономической катастрофы после прекращения германской помощи. Эта проблема решилась в августе, когда шведы согласились обеспечивать потребности финнов в зерне и других продуктах питания в течение шести месяцев. Вторая проблема, связанная с опасениями, что некоторая часть населения (особенно армия) откажется принять мир и поднимет мятеж или свяжет свою дальнейшую судьбу с немцами, так и не возникла, хотя предпосылки для этого были. В последние месяцы немцы пытались подкинуть финнам идею о создании подпольного движения Сопротивления. Во время июньского визита в Хельсинки Риббентроп предложил (возможно, экспромтом), чтобы германский посол подобрал тысячу надежных людей, которые могли бы захватить власть в стране. Одновременно Гитлер распорядился включить финские части в состав 20–й горнострелковой армии на случай сепаратного мира. Позже Рендулич предлагал использовать находящиеся в Южной Финляндии немецкую пехотную дивизию и бригаду самоходных артиллерийских установок как ядро будущего движения Сопротивления; в августе он заявил, что можно убедить генерала Тальвелу возглавить это движение. Ни один из этих проектов не пошел дальше разговоров, а более поздняя попытка возродить традиционный финский 27–й егерский батальон (в германской армии) привлекла всего кучку добровольцев. Подавляющее большинство финского населения желало последовать за своим правительством, а финское правительство всю войну тщательно заботилось о том, чтобы в стране не появились возможные Квислинги.
Приняв советские условия, финны назначили делегацию для заключения перемирия (как потом выяснилось, ей же пришлось разрабатывать условия мирного договора) во главе с премьер — министром Антти Хакзеллом. Маннергейм сделал попытку объяснить финскую акцию в личном письме Гитлеру, где выразил благодарность Германии за помощь и верность братству по оружию, но указал, что немцев никогда не смогут уничтожить полностью, а финнов смогут — и как народ, и как нацию; следовательно, Финляндия должна заключить мир для того, чтобы сохранить свое существование. Затем он обратился к Сталину с предложением прекратить огонь и предотвратить дальнейшее кровопролитие на период проведения переговоров. Обе стороны договорились о прекращении огня с 7.00 4 сентября. Финны закончили свои операции вовремя, но русские — то ли по ошибке, то ли с целью подчеркнуть свою победу — продолжали военные действия еще двадцать четыре часа.
Делегация прибыла в Москву 7 сентября, но советское правительство представило свои условия только через неделю. О восстановлении границы 1940 г. было известно заранее. Кроме того, русские потребовали весь регион Печенги, а вместо полуострова Ханко — 50–летней аренды полуострова Порккала — Удд для создания там базы, которая не только давала бы им контроль над главными железнодорожными и шоссейными маршрутами в Юго — Западную Финляндию, но и позволяла бы обстреливать Хельсинки из дальнобойных орудий{58}. Репарации в размере 300 000 000 американских долларов следовало выплатить товарами в течение пяти лет. Финская армия должна была в пятидневный срок отступить за границу 1940 г. и за два с половиной месяца провести сокращение до уровня мирного времени. На период продолжения войны с Германией Советский Союз получает право пользоваться финскими портами, аэродромами и торговыми судами; за выполнением условий перемирия, которое наступит в день подписания соглашения, будет наблюдать советская правительственная комиссия.
18 сентября финский кабинет министров начал рассматривать условия мирного договора, но к согласию не пришел. Тогда русские потребовали, чтобы подписание перемирия было закончено к 12.00 следующего дня. Рано утром 19–го, после того как армия сообщила кабинету министров, что при самом благоприятном стечении обстоятельств Финляндия сможет продолжать войну еще три месяца, парламент одобрил условия перемирия. В Москве делегация подписала перемирие незадолго до наступления полудня, еще до того, как получила на это официальное разрешение.
Стремление Финляндии к перемирию привело немцев в состояние болезненной нерешительности; казалось, что любой образ действий повлечет за собой неминуемую катастрофу. Хотя операцию «Бирке», задачей которой была защита никелевых рудников, никто не отменял, гарантии того, что 20–я горнострелковая армия сумеет не только создать линию обороны на севере, но и удержать ее, не было. Зато было практически ясно, что рано или поздно морской маршрут снабжения армии будет перерезан и тогда ее крах окажется неминуемым. Но продолжительное отступление из заполярных областей Финляндии в Норвегию за несколько недель до наступления зимы казалось еще более рискованным. У операции «Танне» также было больше недостатков, чем достоинств. «Танне Вест» вызывала сомнения с самого начала, поскольку к Аландским островам проявляла интерес Швеция, а любой неосторожный шаг Германии мог привести к потере шведской железной руды и шарикоподшипников. 3 сентября Гитлер решил отказаться от операции «Танне Вест», так как к этому времени выяснилось, что дивизия из Дании не сможет принять в ней участие. В тот же день ВМФ, который отвечал за «Танне Ост» (взятие Сурсари), доложил, что операцию выполнить невозможно из — за отсутствия свободных частей, прошедших десантную подготовку.
Операция «Бирке» началась 6 сентября. О намерении удержать Северную Финляндию финнам не сообщали; операцию следовало провести быстро и решительно, чтобы выиграть время для перевода армейских складов. При этом XVIII и XXXVI горнострелковые корпуса должны были все время занимать позиции, которые позволяли бы им вести арьергардные бои с преследующими немцев русскими или финнами. Первым шагом, предпринятым 6 сентября, стал отвод частей XVIII горнострелкового корпуса, находившихся восточнее Кестеньги, на позицию у Софьянги. Это передвижение, готовившееся несколько месяцев, следовало выполнить даже в том случае, если бы Финляндия оставалась в состоянии войны{59}.
Главной заботой армии была незащищенность правого фланга и стык армий на правом фланге XVIII горнострелкового корпуса. Узнав, что финны отправили две дивизии на север (возможно, с целью предупреждения возникновения вакуума между финской армией и 20–й горнострелковой армией, которым могли бы воспользоваться русские), Рендулич 3 сентября забрал у XXXVI и XVIII горнострелковых корпусов сильные мотопехотные части, чтобы создать два усиленных полка. Эти полки, получившие названия боевых групп «Вест» и «Ост», расположились в окрестностях Оулу и Хюрюнсальми соответственно, чтобы не дать финнам зайти в тыл армии. Беспокойство за стык армий исчезло (по крайней мере, на время), когда финская 14–я дивизия, находившаяся на левом фланге финнов, пообещала сохранять контакт с немцами, пока XVIII горнострелковый корпус не закончит приготовления к отступлению за финскую границу.
Однако мнения о том, что случится после этого отступления, у немцев и финнов были совершенно противоположными. Финны рассчитывали, что русские не станут переходить границу 1940 г. Они были уверены, что, как только 20–я горнострелковая армия будет выведена из боя, отступление станет чисто технической проблемой транспортировки войск и снаряжения. Напротив, Рендулич считал, что финны либо потеряли связь с действительностью, либо бессовестно обманывали бывшего союзника. Он считал маловероятным, что русские станут уважать границу. Куда реальнее было то, что они захотят оккупировать всю Финляндию к северу от линии Торнио — Суомуссальми, особенно зону 20–й горнострелковой армии. В свете этого предположения (следует сказать, что только оно могло обеспечить армии безопасность) немецкое отступление следовало проводить по всем тактическим принципам, как если бы оно осуществлялось на вражеской, а не дружеской или нейтральной территории.
Первая сложность поджидала 20–ю горнострелковую армию в зоне XXXVI горнострелкового корпуса. Растянутость его правого фланга на запад, которой русские добились в начале года, была явным свидетельством того, что они собирались окружить и уничтожить корпус. С учетом этого XXXVI корпус должен был выбрать время для маневра, исходя не только из собственной ситуации, но и так, чтобы прикрыть XVIII горнострелковый корпус и дать ему возможность миновать Рованиеми.
Самым опасным местом в зоне XXXVI горнострелкового корпуса стали окрестности города Корья, расположенного к северо — востоку от Саллы. Корья была конечным пунктом той дороги на Саллу, которой воспользовались сами немцы во время наступления на Саллу летом 1941 г. Появление там русских частей 7 сентября стало для немцев полной неожиданностью. Удивление сменилось тревогой, когда немцы выяснили, что русские провели танки через местность, которая считалась непроходимой даже для пехоты. В последующие дни русские, собравшие бригаду егерей и части танковой бригады, состоявшие из танков Т–34, создали плацдарм на дороге и угрожали начать наступление на Саллу, которое отрезало бы отход всему корпусу. События последующих недель показали, что доставка танков на позицию, потребовавшая от русских величайших усилий, не дала желаемого результата. Однако их появление стало для немецких частей серьезным психологическим ударом и заставило командование армии и корпуса решить, что противник собирается предпринять более радикальные меры, чем ожидалось.
XXXVI горнострелковый корпус, которому грозил удар с тыла, начал отход от линии Верман ночью 9 сентября. К тому времени русские уже начали наступление к югу от Корьи. 11 сентября они достигли главной дороги восточнее озера Кайрала и перекрыли ее. К счастью, корпус воспользовался запасной дорогой, которая у Алакуртти сворачивала на юг, шла через Вуориярви и Микколу, а затем снова соединялась с главной дорогой западнее Кайралы. Движение по этой дороге шло практически непрерывно, пока 13–го немцы не восстановили контроль над главной дорогой. 14–го арьергард XXXVI горнострелкового корпуса миновал Алакуртти. Несмотря на то что русские добавили к охвату с севера вторичную атаку на южный фланг в направлении Вуориярви, отступление прошло в полном порядке.
Поскольку намерения русских действительно оказались серьезными, XXXVI горнострелковому корпусу пришлось пересмотреть план отступления. Вместо того чтобы всему корпусу отступать по главной дороге через Саллу и Кемиярви на Рованиеми, пришлось направить две трети 169–й дивизии на северо — запад, к Савукоски, чтобы защититься от возможной попытки русских перекрыть Арктическое шоссе между Рованиеми и Ивало. Главным силам корпуса пришлось десять дней удерживать Кайралу и окрестности Корьи, чтобы сохранить контроль над Саллой до тех пор, пока XVIII горнострелковый корпус, отступающий южнее, не успеет продвинуться в сторону Рованиеми. 24 сентября XXXVI горнострелковый корпус оставил плацдарм восточнее Кайралы и быстро отошел через Саллу к Маркаярви и Савукоски. Русское преследование закончилось в Салле.
Если XXXVI горнострелковый корпус с трудом прокладывал себе путь в Финляндию, то эвакуация южного сектора прошла как по нотам. 10 сентября 6–я горнострелковая дивизия СС и дивизионная группа Кройтлера заняли позиции у Софьянги, а 7–я горнострелковая дивизия начала отход от Ухты. В середине месяца дивизии XVIII горнострелкового корпуса переместились на заранее подготовленные позиции к западу от финской границы 1940 г. Преследовавшие их четыре русские дивизии остановились на границе.
До середины месяца XVIII горнострелковый корпус тщательно поддерживал контакт с финским левым флангом, как для собственной безопасности, так и в надежде, что финны еще могут отвергнуть советские условия и продолжить войну на стороне немцев. 17 сентября Рендулич, пытавшийся гадать на кофейной гуще, чем кончится дело, так ничего и не решил и приказал остановить отступление. На следующий день, когда Финляндия подписала перемирие, он отменил приказ и разрешил XVIII горнострелковому корпусу разорвать контакт с финнами.
Эвакуация других частей, грузов и лишнего персонала через финские порты на Балтийском море началась еще в первую неделю сентября. 6 сентября 303–я бригада самоходных артиллерийских установок погрузилась на корабль в Хельсинки, а к 13–му все немцы (включая посольство и офицеров связи при финских штабах) оказались за пределами Южной Финляндии. В Оулу и Кеми на Ботническом заливе 20–я горнострелковая армия, частично используя суда, данные финнами взаймы, подняла на борт 4049 солдат, 3336 раненых и 42 144 тонны грузов. Оставшиеся на берегу 106 000 тонн грузов позже были уничтожены. Эвакуация из Оулу закончилась 15 сентября, а из Кеми последние суда ушли 21–го.
15 сентября, в последний день срока, отпущенного для добровольной эвакуации немцев, отношения между 20–й горнострелковой армией и финнами оставались дружескими. Рендулич приказал своим солдатам относиться к финнам «лояльно», а финский офицер связи в штабе армии сообщил по секрету, что Финляндия хочет «пойти на компромисс», но стремится, чтобы «снаружи» все выглядело так, словно она полностью порвала с Германией. 13 сентября финны известили 20–ю горнострелковую армию, что 14–го они прикажут перевести весь подвижной состав железной дороги Рованиеми — Салла к западу от Рованиеми, но не будут возражать, если его заберут немцы. Железнодорожное сообщение между Рованиеми и Оулу будет продолжаться до конца месяца для эвакуации финских граждан, и они смогут перевозить по 60 вагонов немецких грузов в день. В ответ 20–я горнострелковая армия согласилась передать Оулу финским частям 15–го числа.
Первыми нарушили эту атмосферу взаимных уступок немцы. Во второй неделе сентября штаб ВМФ внезапно сменил свою оценку перспектив операции «Танне Ост», после того как морской офицер связи в Сурсари доложил, что финский комендант острова сказал, что никогда не станет стрелять по немцам. Дёниц выразил мнение, что такой стратегически важный пункт, как Сурсари, не должен достаться русским без единого выстрела, и попросил еще раз подумать над планом «Танне Ост». Штаб ВМФ тут же предложил провести операцию не позднее 15 сентября, поскольку из донесения офицера связи следовало, что финны не станут оказывать сопротивления и могут оставить остров уже 12–го. Когда 11 сентября офицер связи доложил, что финский комендант не станет стрелять по немцам даже в том случае, если получит такой приказ, Гитлер приказал ускорить подготовку операции. Ее начало было назначено через два дня, в 2.00 15–го.
Утром 15–го к острову подошла оперативная группа из моряков и солдат общей численностью около полка, погрузившаяся на корабли в Ревеле (Таллине). Когда на берегу оказалась первая волна десанта (около 1400 человек), финны открыли огонь, а когда рассвело, русские начали вести на десант мощные воздушные атаки. Вторая волна, которая состояла в основном из моряков, не обученных десантным операциям, высадиться на берег не смогла. После того как с острова забрали всех, кого смогли, операцию пришлось отменить. Финны утверждали, что взяли 700 пленных.
Операция «Тайне Ост» закончилась таким фиаско, что штаб ВМФ, в отличие от своей обычной практики, даже не попытался выяснить причины своей ошибки (во всяком случае, письменных свидетельств этого не осталось). Некоторое время казалось, что косвенные последствия операции будут куда более серьезными, чем сам разгром. Правительство Финляндии тут же приказало всем финским судам, находившимся в Балтийском море, причалить в ближайших шведских и финских портах, в результате чего 13 000 тонн грузов 20–й горнострелковой армии, возвращавшихся в Германию, были потеряны. 15 сентября Маннергейм отплатил немцам той же монетой, приказав Рендуличу немедленно очистить территорию к югу от линии Оулу — Суомуссальми и все побережье Балтийского моря от Оулу до шведской границы.
Хотя финское правительство начало кричать караул, однако похоже, что для финнов инцидент на Сурсари стал перстом судьбы, поскольку он был явным доказательством отсутствия тайного сговора с немцами, в котором Советский Союз обвинял Финляндию. То, что финны не собираются использовать этот случай для проявления открытой враждебности к немцам, стало ясно в ближайшие дни. Рендулич был убежден в том, что за приказом финнов об очистке балтийского побережья кроется желание русских открыть себе дорогу к шведской границе и начать наступление через Северную Швецию на Нарвик. То, что финский офицер связи не смог убедительно опровергнуть прямое обвинение, только подлило масла в огонь. В результате Рендулич отверг требование Маннергейма, но заявил о своем желании начать переговоры о постепенном отводе частей.
Через два дня 20–я горнострелковая армия и финская ставка договорились, что во избежание столкновений с немцами финская армия начнет то, что начальник оперативного отдела финского штаба назвал «осенними маневрами». Это же мероприятие позволит финнам продемонстрировать русским, что «процесс пошел». Финны согласились позволить немцам взорвать все шоссейные и железнодорожные мосты, рассчитывая, что это позволит им оправдать в глазах русских медленный ход «процесса». Кроме того, они обещали не восстанавливать железнодорожные мосты, а шоссейные восстановить лишь так, чтобы по ним не могли пройти танки. 20–я горнострелковая армия согласилась за два дня предупреждать финскую ставку о своих передвижениях. На случай, если Финляндию заставят объявить войну Германии, финский офицер связи предложил, чтобы его интернировали, после чего он смог бы продолжать выполнять свои функции. Однако вопрос о том, как долго финны смогут выполнять свои обязательства, остался открытым. Рендулич отметил, что финны не хотели столкновений с немцами, однако были настроены во что бы то ни стало заключить мир и выполнить все требования Советского Союза.
Заключив сделку с финнами, 20–я горнострелковая армия продолжила передислокацию. На правом фланге дивизионная группа Кройтлера, прикрытая с востока 7–й горнострелковой дивизией, двигалась на запад через самое узкое место территории Финляндии с заданием занять сектор на побережье между Торнио и Оулу и постепенно отходить на север, чтобы к первой неделе октября оставить плацдарм юго — восточнее Кеми. Группа «Вест», сосредоточенная у Оулу, должна была отойти к Пудасьярви и соединиться там с 7–й горнострелковой дивизией, которой следовало удерживать Пудасьярви до первой недели октября, а затем медленно отступать к Рованиеми.
Южнее стыка армий Маннергейм (который несколько ранее перевел 6–ю дивизию в Каяни, а 15–ю бригаду в Оулу) расположил пограничную егерскую бригаду в Каяни, а финскую бронетанковую, 3–ю и 11–ю дивизии — в Оулу, где финский командующий вооруженными силами в Лапландии генерал Сииласвуо обосновал свою штаб — квартиру.
«Осенние маневры», продолжавшиеся десять дней, прошли в полном соответствии с планом. 26 сентября 20–я горнострелковая армия доложила, что финны следовали от позиции к позиции в точном соответствии с соглашением и оставляли между собой и немцами такое безлюдное пространство, что обмен выстрелами был практически невозможен. Финская бронетанковая дивизия следовала по дороге Оулу — Кеми, самому неудобному маршруту для танков из — за множества рек, которые приходилось форсировать. Армия считала это благоприятным признаком, потому что большинство указанных финских частей ранее сражалось с ней бок о бок{60}. Немецкие части уничтожали за собой все мосты и паромы, а финны иногда стояли рядом и наблюдали за этим. Вопрос заключался в одном: когда что — то заподозрят русские. Ответ поступил через два дня.
Утром 28 сентября финны ненадолго открыли огонь, а затем командир финского батальона потребовал, чтобы 7–я горнострелковая дивизия покинула Пудасьярви еще до наступления ночи. Сначала 20–я горнострелковая армия приписала этот инцидент чрезмерному служебному пылу местного командира. Но когда финны отказались вступать в переговоры, Рендулич в тот же день разрешил 7–й горнострелковой дивизии при необходимости ответить на огонь, а незадолго до полуночи предъявил Сииласвуо ультиматум, требовавший, чтобы финны либо подтвердили намерение выполнять условия заключенного соглашения, либо готовились иметь дело с последствиями своего враждебного акта. В последующие два дня финны усиливали давление в Пудасьярви, а 30–го взяли в плен немецкий взвод. В тот же день подобные инциденты произошли в Торнио и Кеми. Их вызывали финские части, которые были оставлены в зоне 20–й горнострелковой армии для надзора за эвакуацией гражданского населения и охраны промышленных объектов. Видимо, русские намекнули, что готовы оказать «помощь», если финны не сумеют достаточно решительно соблюдать условия перемирия. Русские части уже пересекли границу и находились в Суомуссальми и Кусамо.
1 октября в Кеми и Торнио, где финны овладели шоссейными и железнодорожными мостами, разгорелся настоящий бой. Днем 3–я финская дивизия, прибывшая по морю из Оулу, высадилась на берег в Торнио. ОКВ, усмотрев параллель между мостами Торнио и атакой союзников на мосты через Рейн в Голландии, настояло на том, что мосты нужно отбить. Рендулич, хотя и не разделял мнения ОКВ относительно стратегической важности этих мостов, принял меры, направленные на восстановление контроля над ситуацией в районе Кеми — Торнио.
К этому моменту дивизионная группа Кройтлера, которой надлежало оборонять Торнио, Кеми и примерно 96 километров побережья, состояла всего из одного батальона пехоты, двух батальонов артиллерии и смешанных вспомогательных частей. При первых признаках кризиса ей была придана группа «Вест» численностью примерно в полк, отступавшая через Пудасьярви вместе с 7–й горнострелковой дивизией. 2 октября Рендулич направил туда два дополнительных пехотных батальона и приказал пулеметной лыжной бригаде, которая уже двигалась на север от Рованиеми, вернуться в сектор дивизионной группы Кройтлера{61}.
Армия должна была подавить сопротивление финнов и в то же время не замедлять темпов своего отступления. Когда 2 октября квартирмейстер доложил, что все запасы из Рованиеми вывезены, удерживать город имело смысл всего несколько дней, пока через него не пройдут последние части XXXVI горнострелкового корпуса и 6–й горнострелковой дивизии СС. Тем временем Рендулич приказал дивизионной группе Кройтлера сконцентрироваться и оттеснить финнов к Торнио, прибавив, что сам город брать не имеет смысла. 7–я дивизия должна была оставаться у Пудасьярви, пока 6–я горнострелковая дивизия СС и 163–я пехотная дивизия не достигнут Рованиеми и не свернут на север.
Поздно ночью 2 октября, когда по просьбе финского офицера связи срок ультиматума Рендулича от 28 сентября был продлен на несколько часов, финны ответили на него отказом. В своем ответе Сииласвуо указал, что соглашений, противоречащих условиям советско — финско — го перемирия, никогда не существовало, а простой обмен информацией между отдельными людьми финское командование ни к чему не обязывает. На следующий день Рендулич заявил, что в таком случае армия начнет действовать против финнов «без всяких ограничений». Отказавшись от политики строго ограниченного уничтожения шоссе, железных дорог и мостов (которая до тех пор тщательно соблюдалась), он приказал: «С этого момента следует уничтожать все укрытия, здания и объекты, которые могут служить врагу». Тактика заложников, примененная несколько дней назад, существенно расширилась, но спустя несколько дней все заложники были отпущены по приказу ОКВ. Тот же приказ гласил, что с финскими солдатами и гражданскими лицами, оказавшимися в зоне армии, следует обращаться как с интернированными, а не как с военнопленными. Этот призыв к сдержанности был вызван главным образом боязнью шведского общественного мнения, которое после конфликта с финнами с опасной быстротой менялось не в пользу Германии.
3 октября в Торнио главные силы дивизионной группы Кройтлера слегка потеснили финский плацдарм, но, поскольку двигавшаяся вдоль побережья финская бронетанковая дивизия быстро приближалась к Кеми, было ясно, что операцию нужно либо закончить за несколько дней, либо отказаться от нее. На следующий день группа Кройтлера была вынуждена отступить к предмостному плацдарму восточнее Кеми. 5 октября, когда давление на плацдарм у Кеми возросло, а на Торнио, напротив, ослабело, штаб армии решил, что атаку на Торнио нужно прекратить вечером 6–го, а 7–го начать отступление от Кеми и Торнио. Часть группы Кройтлера должна была отступать вдоль шведской границы к Муонио, а оставшаяся часть — вести арьергардные бои на дороге Кеми—
Рованиеми. 6 октября финны высадили в Торнио еще одну дивизию (11–ю), и Рендулич подтвердил свой приказ об отступлении. На следующий день финны взяли в кольцо немецкую часть севернее Торнио, и отступление пришлось отложить на двадцать четыре часа, пока окружение не было прорвано.
Начиная с 8 октября дивизионная группа Кройтлера и 7–я горнострелковая дивизия отступали на север, через Лапландию, и 16–го оставили Рованиеми. Главная цель наступления финнов — опровержение обвинений русских в несоблюдении условий перемирия — была достигнута в Торнио и Кеми, где факт боев могли подтвердить присутствовавшие там зарубежные журналисты. Хотя финские части вели плотное преследование, однако серьезного противодействия германским операциям больше не оказывали.
Хотя ОКВ и 20–я горнострелковая армия хорошо осознавали опасность операции «Бирке» со времени директивы фюрера № 50, подписанной осенью 1943 г., после капитуляции финнов стало ясно, что альтернативы ей нет: отступление на позицию «Люнген» (короткую линию укреплений, проложенную через Северную Норвегию между Люнген — фьордом и северной оконечностью Швеции) могло оказаться невозможным. 18 сентября ОКВ пришло к мнению, что армию нужно отвести на позицию «Люнген», но эту операцию едва ли удастся провести раньше июня 1945 г. Однако через день Рендулича предупредили, что существует «чрезвычайно неприятная возможность» отступления в зимних условиях.
Столкнувшись с неразрешимой дилеммой, оперативный штаб ОКВ в конце месяца изучил всю стратегическую позицию в Скандинавии и Финляндии. Это диктовалось как ситуацией, в которой очутилась 20–я горнострелковая армия, так и новым фактором — потерей баз подводных лодок на побережье Франции и соответствующим колоссальным ростом значения норвежских баз (особенно в связи с намерением расширить масштабы подводной войны с помощью новых типов субмарин, оснащенных шноркелями{62} и двигателями, работающими на перекиси водорода). ОКВ считало, что британские ВВС и ВМС, раньше действовавшие против французских баз, будут переведены на север; их главной приманкой станут базы подводных лодок, уязвимый морской маршрут снабжения 20–й горнострелковой армии и желание не дать русским создать плацдарм в Северной Скандинавии. ОКВ пришло к выводу, что 20–я горнострелковая армия во избежание тяжелых потерь должна будет отойти еще до начала широкомасштабного британского наступления. Когда министр оборонной промышленности доктор Альберт Шпеер заявил, что созданных в Германии запасов никеля достаточно, стало ясно, что теперь удерживать Северную Финляндию не имеет никакого смысла. С другой стороны, отвод 20–й горнострелковой армии в Норвегию мог усилить тамошнюю оборону, облегчить прибрежное судоходство и обеспечить защиту Нарвика от шведов. Когда 3 октября эти соображения представили Гитлеру, он одобрил план отхода на позицию «Люнген». В следующие два дня ОКВ готовило предварительные приказы. Операции было присвоено кодовое наименование{63}.
Тактически операция «Нордлихт» была расширением «Бирке» за счет дополнительного вывода XIX горнострелкового корпуса и вывоза шести — восьмимесячного запаса армейских грузов. Вывод примерно 200–тысячной армии со всей боевой техникой и припасами через арктическую территорию в условиях зимы не имел аналога в мировой военной истории. Зима уже была в разгаре. Рейхсштрассе 50 между Лаксельвом и Киркенесом в обычных условиях считалось непроходимым, так как было покрыто снегом с 1 октября до 1 июня; несмотря на то что осень 1944 г. выдалась необычно мягкой, XIX горнострелковому корпусу должно было сильно повезти, чтобы он сумел отступить на запад и добраться до Лаксельва не позднее 15 ноября. XXXVI горнострелковый корпус оказался в лучших условиях; в его распоряжении была дорога от Ивало до Лаксельва, обладавшая всепогодным покрытием. Дороги, по которым предстояло отступать
XVIII горнострелковому корпусу (наполовину законченная дорога между Муонио и Шиботтеном и неулучшенная дорога между Рованиеми и Муонио), обладали низкой пропускной способностью, но данный недостаток частично компенсировался тем, что корпусу достался самый прямой маршрут к Люнген — фьорду.
Погода и дороги ставили перед немецкими войсками невиданные раньше технические проблемы, а тактическая ситуация была опасной и могла в любой момент стать катастрофической. Финны, уже следовавшие по пятам за XXXVI и XVIII горнострелковыми корпусами, потенциально могли начать на каждый из них наступление превосходящими силами. Позволят ли русские отойти без боя XIX горнострелковому корпусу, было неясно. Предугадать их конечные цели было трудно. Попытаются ли они окружить XXXVI горнострелковый корпус у Ивало? Будут ли преследовать его в Норвегии? Предпримут ли попытку отрезать армию и взять Нарвик? Самое меньшее, чего следовало ожидать, — это плотного преследования до позиции «Люнген». Судя по внешним признакам, англо — американская интервенция если и грозила немцам меньше, чем русское преследование, то ненамного. Рейхсштрассе 50, перерезанное многочисленными паромными переправами и шедшее главным образом вдоль побережья, было очень уязвимо для атак с моря и воздуха. Опасность грозила и со стороны Швеции, которая уже аннулировала свои торговые соглашения с Германией и с каждым днем относилась к ней все более враждебно. 20–я горнострелковая армия уже получила приказ избегать всяких инцидентов, которые могли быть расценены как провокация. Задача была трудной, поскольку маршрут XVIII горнострелкового корпуса вдоль шведской границы составлял несколько сотен миль.
С чего начнется операция «Нордлихт», решили русские. 7 октября после получения подкреплений, за которым немцы с нехорошими предчувствиями следили с середины сентября, они начали наступление против
XIX горнострелкового корпуса. XIX горнострелковый корпус, которым командовал генерал от горных стрелков Фердинанд Йодль, стоял на той же линии, которую занял в конце лета 1941 г. На левом фланге 6–я горнострелковая дивизия занимала сильно укрепленные позиции у реки Лицы, а на правом 2–я горнострелковая дивизия построила систему дотов. Дивизионная группа ван дер Хопа блокировала перешеек полуострова Рыбачий и обеспечивала безопасность района Печенги{64}. «Крепостные» батальоны 210–й пехотной дивизии были расположены на побережье между Печенгской бухтой и Киркенесом. В сентябре Рендулич ввел в зону корпуса бригаду велосипедной разведки «Норвегия», приданную армии «Норвегия», и собирался послать туда же лыжную пулеметную бригаду, но в конце месяца ее пришлось отправить в Торнио. Против XIX горнострелкового корпуса находились главные силы русских — 14–я армия во главе со штаб — квартирой. Здесь были расположены три корпуса — в общей сложности примерно шесть дивизий и восемь бригад. На полуострове Рыбачий находились еще, как минимум, две бригады морской пехоты и неизвестное количество других частей. Имея перед собой такие большие силы, XIX горнострелковый корпус не мог совершить скрытый отход, как поступил XXXVI горнострелковый корпус. Он был вынужден держать фронт из — за огромного запаса провианта и военной техники, который только начинали эвакуировать из Печенги и Киркенеса.
Утром 7 октября русские 131–й и 99–й ударные корпуса нанесли удар по системе дотов 2–й горнострелковой дивизии южнее озера Чапр, которая находилась на стыке 2–й и 6–й горнострелковых дивизий. Войска, поддержанные артиллерией, самолетами и танками, быстро обошли некоторые доты и еще до полудня достигли реки Титовки на финско — советской границе. 2–я горнострелковая дивизия понесла большие потери, и находившейся в резерве бригаде велосипедной разведки было приказано занять оборонительные позиции по обе стороны дороги на Лан, по которой дивизии доставлялись припасы; у Луостари эта дорога соединялась с Арктическим шоссе. Когда на следующий день 2–я горнострелковая дивизия отошла на позиции у дороги на Лан, командование 20–й горнострелковой армии приказало помешать противнику создать плацдарм на Арктическом шоссе и дало разрешение 6–й горнострелковой дивизии отойти от реки Лицы и соединиться с остальными частями.
9 октября русские перенесли направление главного удара на юг, и их CXXVI легкий корпус устремился к Арктическому шоссе, обойдя правый фланг 2–й горнострелковой дивизии. Решительные атаки на позиции у дороги на Лан продолжались, а когда левый фланг 2–й горнострелковой дивизии попятился, возникла опасная ситуация: между ним и правым флангом 6–й горнострелковой дивизии возникла брешь. 20–я горнострелковая армия направила в сектор XIX горнострелкового корпуса полк 163–й пехотной дивизии, пулеметный батальон и батальон СС.
10–го неудачи посыпались на немцев одна за другой. Вскоре после полуночи русские части, находившиеся на полуострове Рыбачий, высадились на материке к западу от полуострова, в течение дня обошли левый фланг дивизионной группы ван дер Хопа и заставили ее отойти от перешейка. На стыке флангов 2–й и 6–й горнострелковых дивизий 1С ударный корпус послал в прорыв два полка на север, чтобы пересечь Русскую дорогу, соединявшую 6–ю горнострелковую дивизию с Печенгой. На правом фланге 2–й горнострелковой дивизии части CXXVI легкого корпуса развили свой вчерашний успех и вышли на Арктическое шоссе в 8 километрах западнее Луостари. 20–я горнострелковая армия приказала 6–й горнострелковой дивизии освободить Русскую дорогу и отступить на линию Печенга — Луостари. Одновременно был отдан приказ уничтожить никелевые рудники в Колосьоки. 163–я пехотная дивизия, все еще находившаяся на дороге Рованиеми — Салла, устремилась на помощь XIX горнострелковому корпусу, а армия отозвала пулеметную лыжную бригаду из состава дивизионной группы Кройтлера.
В течение двух следующих дней 6–я горнострелковая дивизия освобождала Русскую дорогу, а потом вместе с дивизионной группой ван дер Хопа отступала к плацдарму восточнее Печенги. 2–я горнострелковая дивизия удерживала перекресток дорог в Луостари. На западе, где русские продолжали удерживать около восьми километров Арктического шоссе, заняла оборону боевая группа Рюбеля (один полк и три батальона под началом командира 163–й дивизии генерал — лейтенанта Карла Рюбеля).
13 октября, когда группа Рюбеля и 2–я горнострелковая дивизия безуспешно пытались вытеснить русских с шоссе, CXXVI легкий корпус послал сильный отряд на север и перерезал дорогу на Тарнет (представлявшую собой отрезок прямой дороги между Печенгой и Киркенесом). После этого 2–я и 6–я горнострелковые дивизии и дивизионная группа ван дер Хопа оказались в окружении. Для спасения ситуации было необходимо оставить Луостари и Печенгу, развернуть дивизии на запад, отбить дорогу на Тарнет, а затем отступать к норвежской границе.
За одну неделю русские не оставили камня на камне от линии фронта, на укрепление которой у немцев ушли три года планирования и труда. Но самым тяжелым ударом для немцев стало то, что русское наступление полностью опровергло доктрину, которой 20–я горнострелковая армия придерживалась с 1941 г.: арктический рельеф местности делает невозможным быстрое перемещение больших воинских контингентов и, в частности, исключает танковые операции. С виду все выглядит так, словно армия стала жертвой собственных заблуждений, но при ближайшем рассмотрении выясняется, что это не так. Несомненно, опыт 1941 г. и последовавшие за этим три года бездеятельности привели к благодушию и потере боеготовности, что наглядно подтвердил крах 2–й горнострелковой дивизии. Возможно, немцы просмотрели изменения ландшафта, происшедшие за три года оккупации, в частности появление нескольких относительно хороших дорог и многочисленных проселков, вполне пригодных для движения танков и больших отрядов. Тем не менее их первоначальные представления были опровергнуты лишь отчасти, поскольку русские (на стороне которых было колоссальное численное превосходство специально обученных частей с искусными и смелыми командирами) действовали против противника, главной целью которого было избежать решительного сражения, и все же не сумели (так же, как этого не сумел горнострелковый корпус «Норвегия» в 1941 г.) решить главную задачу — окружить и уничтожить XIX горнострелковый корпус.
15 октября Рендулич, Йодль (XIX горнострелковый корпус) и Рюбель провели совещание в штаб — квартире Рюбеля. Было решено, что после возврата дороги на Тарнет 2–я горнострелковая дивизия, которая еще не оправилась от шока первой атаки, будет переведена на юг, за группу Рюбеля, для отдыха и перегруппировки. Оставшиеся части XIX горнострелкового корпуса будут прикрывать Киркенес до конца эвакуации складов; тем временем штаб — квартира XXXVI горнострелкового корпуса должна будет принять командование у группы Рюбеля (численность которой быстро увеличивалась и приближалась к двум дивизиям). Теперь судьба армии зависела от группы Рюбеля. Ей следовало продержаться северо — восточнее Колосьоки, пока не будет закончена линия укреплений у Киркенеса, не дать русским создать плацдарм на дороге, построенной для вывоза руды из Киркенеса, а также помешать противнику нанести удар на юг вдоль Арктического шоссе, в направлении Ивало.
На совещании присутствовал также генерал от горных стрелков Георг Риттер фон Хенгль (бывший командир XIX горнострелкового корпуса, теперь начальник штаба руководства Национал — социалистской партии в ОКХ), который привез армии личное послание Гитлера. Хенгль утверждал, будто начальник оперативного штаба ОКВ Альфред Йодль сказал, что главной целью операций XIX горнострелкового корпуса является безопасность частей, а сохранность запасов — вещь второстепенная. Поскольку эти слова противоречили предыдущим приказам, пришлось звонить в ОКВ. Йодль сказал, что сообщение Хенгля было «искажено», однако объяснил, что если придется выбирать между армией и запасами, то армия дороже. Когда во время повторного звонка через два дня начальник штаба армии указал, что приказ ОКВ об эвакуации всех запасов неминуемо истощит ресурсы армии (особенно группы Рюбеля), и попросил прислать из Германии провиант и боеприпасы, ему ответили, что на родине «не хватает ни того ни другого», и дискуссия закончилась на том же, с чего началась.
Тем временем русские проводили перегруппировку, и активность на фронте слегка снизилась. 18 октября, ожидая возобновления русского наступления в ближайшие двадцать четыре часа, командование 20–й горнострелковой армии дало группе Рюбеля разрешение отступать к Сальмиярви в течение трех дней, но, поскольку при этом открывалась дорога на Киркенес, одновременно приказало 6–й горнострелковой дивизии занять оборонительные позиции в южных предместьях Киркенеса. По завершении этих операций XIX горнострелковый корпус и группа Рюбеля должны были разделиться и развернуть фронт в противоположные стороны, а XXXVI горнострелковому корпусу надлежало принять под командование группу Рюбеля.
Как и ожидалось, наступление русских началось 19 октября, при этом главный удар был направлен на группу Рюбеля. Хотя группа вовремя отступила по Арктическому шоссе и избежала сокрушительной атаки 1С ударного корпуса, однако через день, когда CXXVII легкий корпус начал огибать ее правый фланг, угрожая перерезать шоссе в тылу, положение группы стало рискованным. Чтобы удержать свободной линию отступления, Рюбель был вынужден все следующие три дня отступать к перешейку у озера Каскама. Затем давление русских постепенно ослабело, и группа сумела быстро отступить к Ивало.
Одновременно с атакой на группу Рюбеля CXXVI легкий пехотный корпус начал наступление на 6–ю горнострелковую дивизию, прикрывавшую Киркенес. Трехкратное численное превосходство противника не позволяло дивизии надеяться, что она может остановить наступающих. В довершение беды CXXVI легкий корпус направил главный удар на Тарнет, где находились гидроэлектростанции, снабжавшие энергией Киркенес. 22 октября, когда эти сооружения оказались практически на передовой, 20–я горнострелковая армия сообщила ОКВ, что суда в Киркенесе больше не могут снабжаться водой для котлов, попросила разрешения прекратить эвакуацию и действовать по тактической ситуации. После задержки в несколько часов разрешение было дано, после чего части корпуса, располагавшиеся восточнее Киркенеса, быстро отступили; последние отряды прошли на запад по Рейхсштрассе 50 24–го. После небольших арьергардных боев 27–го и 28–го преследование русских замедлилось, и XIX горнострелковый корпус отступил в направлении Лаксельва. Из запасов корпуса спасена была третья часть (45 000 тонн); остальное было уничтожено или попало в руки русских.
26 октября началась эвакуация полуострова Варанер. Русское преследование продолжалось до Тана — фьорда. Перед отступавшим XIX горнострелковым корпусом, между Лаксельвом и Шиботтеном, две дивизии LXXI корпуса, приданные 20–й горнострелковой армии в середине октября, прикрыли уязвимые места Рейхсштрассе 50 и начали приготовления к уничтожению дороги после прохода по ней главных частей. Гитлер, боявшийся, что либо русские, либо норвежское правительство в эмиграции смогут создать плацдарм к северу от Люнген — фьорда, приказал прибегнуть к тактике выжженной земли. Гражданское население следовало эвакуировать, в основном на небольших судах, чтобы не перегружать Рейхсштрассе 50.
Эвакуация началась как добровольное мероприятие, но, если население отказывалось повиноваться, немцы прибегали к силе. Обычно сжигания домов оказывалось достаточно для убеждения. Общее число эвакуированных оценивалось в 43 000. В это число не вошло население Киркенеса (10 000), оставленное по тактическим соображениям, и 8500 кочующих лапландцев. В декабре Рендулич сообщил, что бежать удалось всего двум сотням; с обычной для него тщательностью в таких делах генерал пообещал всех поймать.
В зоне XXXVI горнострелкового корпуса после середины октября 169–я дивизия заняла «Schutzwallstellung» («Защитная стена») — позиции, подготовленные южнее Ивало для операции «Бирке». Восточнее, у реки Лутто и Ристикента, корпус создал линию обороны. Там 21 октября поднялась тревога, когда радиоразведка сообщила о том, что в долине реки Лутто находятся штаб — квартира советской 19–й армии и три дивизии; однако наземная разведка вскоре доложила, что радиопереговоры были всего лишь дезинформацией. Когда 30 октября части бывшей группы Рюбеля миновали Ивало и отошли к Лаксельву, XXXVI горнострелковый корпус покинул позиции у реки Лутто (Лотты) и на следующий день начал отступать от «Schutzwallstellung». 2 ноября 2–я горнострелковая дивизия вышла на Рейхсштрассе 50 у Лаксельва и начала последний этап отступления главных сил XIX и XXXVI горнострелковых корпусов. На следующий день арьергард 169–й дивизии оставил Ивало.
XVIII горнострелковый корпус, удерживавший Муонио до тех пор, пока не был эвакуирован большой груз боеприпасов, начал (29 октября) отход к линии «Sturm — bockstellung» («Штормовой оплот») западнее Каресуандо. Там, на позициях, подготовленных для операции «Бирке», 7–я горнострелковая дивизия выполняла задачу удержания узкой полосы финской территории, протянувшейся на северо — запад между Швецией и Норвегией и игравшей роль временной фланговой защиты для позиции «Люнген» и частей, двигавшихся на запад по Рейхсштрассе 50. 139–я бригада прикрывала левый фланг на норвежской территории у Каутокейно.
18 декабря, когда арьергард на Рейхсштрассе 50 миновал Биллефьорд, 139–я бригада начала отход от Каутокейно. 7–я горнострелковая дивизия занимала позиции на «Sturmbockstellung» при незначительном сопротивлении финнов до 12 января 1945 г., после чего начала неторопливо отходить на позицию «Люнген», которая к тому времени была закончена и удерживалась частями 6–й горнострелковой дивизии.
Операция «Нордлихт» завершилась в конце января, хотя данное кодовое наименование продолжало использоваться до мая 1945 г. для обозначения перехода через Норвегию частей 20–й горнострелковой армии, возвращавшихся в Германию. Несколько квадратных километров финской территории на крайней северо — западной оконечности Финляндии (в том числе занятые позицией «Люнген») оставались в руках немцев вплоть до последней недели апреля 1945 г. К востоку от Люнген — фьорда норвежская провинция (фюльке) Финнмарк была пуста, если не считать мелких немецких отрядов в Хаммерфесте и Альте, которые продолжали эвакуировать запасы до февраля 1945 г. В январе норвежское правительство прислало из Англии и Швеции символические полицейские силы, после чего русские постепенно отступили, оставив отряд только в Киркенесе.
Хотя операция «Нордлихт» по праву считается выдающимся проявлением искусства и стойкости как частей, так и руководства 20–й горнострелковой армии, во многом ее успех объясняется везением. Хотя потери (22 236) сравнимы с потерями, понесенными в ходе операции «Зильберфукс» 1941 г., они намного ниже тех цифр, которые считались обычными для других немецких армий. Из ожидавшихся опасностей и угроз не сбылась ни одна. Погода была максимально благоприятной для условий Заполярья; в 1944 г. зима началась намного позже обычного. В заключение анализа нужно отметить следующее: самым счастливым стечением обстоятельств следует считать то, что данная операция была проведена именно тогда, когда все ресурсы и России, и западных стран были сосредоточены на главных фронтах, в результате чего усилия русских были довольно скромными, а британцы и американцы вообще не приняли в ней участия.
1944 г. прошел для армии «Норвегия» так же, как и два предыдущих: в ожидании вторжения, которого не произошло. В середине года численность армии составляла 372 000 штыков, но еще до конца лета она уменьшилась на 80 000 за счет перевода трех дивизий и смешанных меньших контингентов на шатавшиеся фронты в России и Франции. Осенью враждебная позиция Швеции, разместившей войска на границе напротив Осло и Тронхейма, заставила армию испытать нехватку солдат.
Активные военные действия происходили на море и в воздухе, поскольку британские корабли совершали рейды на порты и судоходные линии, а немецкие подводные лодки упрямо гонялись за конвоями. После гибели «Шарнхорста» Дёниц разместил в Арктике 24 субмарины, но количество потопленных ими судов резко уменьшилось, а потери увеличились, когда британцы начали использовать построенные американцами эскортные авианосцы для защиты конвоев. После потери французских портов Берген и Тронхейм стали главными базами подводной войны в Атлантике, но флот субмарин принципиально нового типа, на который немцы очень рассчитывали, так и не появился.
В течение года «Тирпиц» продолжал выполнять свою задачу, связывая тяжелые корабли британского ВМФ и заставляя последний обеспечивать чересчур сильную защиту шедших в Россию конвоев, но дни гигантского линкора уже были сочтены. Как только весной 1944 г. был закончен его ремонт, во время воздушной атаки 2 марта шестнадцать прямых попаданий вывели «Тирпиц» из строя еще на четыре месяца. Когда два налета, проведенные в июле и августе, успеха не принесли, 15 сентября британские ВВС подняли в воздух с аэродрома под Архангельском две эскадрильи бомбардировщиков «Ланкастер», вооруженных 6–тонными бронебойными бомбами. «Тирпиц», обнаруженный ими в Альта — фьорде, уже скрыла дымовая завеса, генераторы которой были расставлены вдоль берега, но хватило и одного попадания, чтобы сильно повредить нос корабля. Поскольку для нового ремонта требовалось уже девять месяцев, корабль перевели в Тромсё, где он должен был служить стационарной плавучей батареей, прикрывавшей левый фланг позиции «Люнген». 28 октября «Ланкастеры» прилетели опять, на этот раз с базы в Шотландии, но из — за неожиданно наставшей густой облачности были вынуждены бомбить цель сквозь тучи и в линкор не попали. Через две недели, 12 ноября, британцы повторили попытку. На этот раз они снова прибыли с востока и застали линкор врасплох. Через три минуты, получив два прямых попадания и четыре косвенных, «Тирпиц» перевернулся в мелкой бухте, уткнувшись гигантской надстройкой в дно и выставив днище над поверхностью воды. Штаб германского ВМФ считал, что «Ланкастеры» сумели остаться незамеченными потому, что летели над территорией нейтральной Швеции.
Неизбежным результатом операции «Нордлихт» стали перестановки в командовании и смена диспозиции частей в Норвегии. В октябре ОКВ передало LXXI корпус и командование в Северной Норвегии (включая район Нарвика) 20–й горнострелковой армии. 18 декабря в соответствии с приказом, который Гитлер подписал раньше, Рендулич стал командующим вооруженными силами в Норвегии, а Фалькенхорст вернулся в Германию. 20–я горнострелковая армия впитала в себя армию «Норвегия», и в районе Нарвик — Люнген — фьорд была создана армейская группа «Нарвик» в составе XIX горнострелкового корпуса и ГХХ1 корпуса под командованием штаб — квартиры XIX горнострелкового корпуса. Штаб — квартира XXXVI горнострелкового корпуса приняла на себя командование частями, расположенными на шведской границе.
Во время зимы главной задачей 20–й горнострелковой армии стало возвращение в Германию как можно большего количества частей. 6–я горнострелковая дивизия СС начала грузиться на корабли в середине ноября, а в следующие пять месяцев за ней отправились 2–я горнострелковая, 163–я, 169–я и 199–я дивизии. Перевозки, и без того затрудненные необходимостью доставлять дивизии от Люнген — фьорда до My по дороге, в марте практически сошли на нет, когда запасы угля иссякли и норвежские паровозы топили дровами; 7–я горнострелковая дивизия, которая была в расписании последней, застряла южнее Тронхейма до конца апреля.
С января по май 1945 г., когда немецкие армии на материке разваливались на части, 20–я горнострелковая армия вела практически мирную жизнь. Утихли даже слухи, предсказания и ожидание вторжения. Генерал от горных стрелков Франц Бёме, заменивший Рендулича на посту командующего вооруженными силами в Норвегии (которого в январе отправили командовать группой армий «Север»), жаловался, что в некоторых частях все еще считают воскресенье выходным днем. Хотя он сам называл такую практику «прискорбным неумением оценить нашу общую ситуацию», однако сам не мог предложить ничего, кроме выделения дня для партийной учебы или соревнований по легкой атлетике. Наблюдатель ОКБ описывал Норвегию в конце 1944 г. как одно из самых мирных мест в Европе, и такой она осталась до самого конца войны, несмотря на постепенное возрастание саботажа и акций норвежского Сопротивления.
В унылые дни поздней зимы рейхскомиссар Тербовен, как уже было один — два раза, произвел некоторое количество комических трюков. Фалькенхорст еще в июне 1943 г. убедил рейхскомиссара перестать требовать простора для инициативы, пообещав, что в случае вторжения Тербовен сможет остаться в своем офисе и продолжать осуществлять власть за пределами зоны непосредственных боевых действий. За прошедшие месяцы Тербовен как следует подумал и в марте 1945 г. пришел к выводу, что после вторжения вся Норвегия станет зоной боевых действий и ему ничего не останется. Когда он поделился этой мыслью с Бёме, тот согласился и предложил Тербовену после начала вторжения занять пост главы военной администрации под эгидой командующего вооруженными силами в Норвегии. Тербовен сделал встречное предложение: Бёме станет его заместителем во всем, кроме тактических операций. Рейхскомиссар горел желанием немедленно посвятить свою «энергию» делу воспитания у солдат воинского духа и оказывать им личную моральную поддержку даже тогда, когда начнутся военные действия. Для ОКВ, которое тогда не горело желанием поддерживать тесные связи между вермахтом и партией, предложение Тербовена стало громом среди ясного неба. В мозгах военных возникла страшная картина: каждый немецкий гаулейтер пытается навязать себя армии в качестве какого — то политкомиссара. Как обычно, Тербовен получил у Гитлера «принципиальное» одобрение, и понадобились объединенные усилия Кейтеля и Йодля, чтобы сохранить от скороспелой перестройки всю немецкую военную систему.
Весной, когда на материке бушевала война, 20–я горнострелковая армия оставалась беспомощной, однако все еще доставляла беспокойство Верховному командованию союзников, которое считало Норвегию возможным местом последнего отчаянного сопротивления. У самой армии таких планов не было, а когда главой государства стал Дёниц, 4 мая ей было приказано избегать всех инцидентов, которые могли бы спровоцировать западные державы.
После капитуляции немецких войск в Дании 5 мая обергруппенфюрер Вальтер Шелленберг (который ранее установил контакты в Швеции, пытаясь выдвинуть своего босса Гиммлера на роль миротворца) появился в Стокгольме и убедил шведское правительство принять решение об интернировании 20–й горнострелковой армии и всего германского персонала в Норвегии за исключением Тербовена и Квислинга. Хотя Шелленберг был полномочным представителем Дёница, Бёме (сказавший Дёницу во время беседы 5 мая, что 20–я горнострелковая армия и другие части вермахта в Норвегии готовы выполнить любую задачу «в меру своих сил», и вынесший впечатление, что Дёниц считает вооруженные силы в Норвегии важным фактором в торге с союзниками) отказался встречаться с посредниками под предлогом того, что его задача — оборона Норвегии — не изменилась. 8 мая, в день подписания безоговорочной капитуляции, ОКВ сообщило Бёме, что независимые переговоры со Швецией считались бы нарушением условий капитуляции и «имели бы самые тяжелые последствия для всего немецкого народа». В тот же день представители генерала сэра Эндрю Торна, командира шотландской гвардии, прибыли в Осло и доставили приказ о капитуляции.
В день капитуляции Тербовен покончил жизнь самоубийством в своем бункере. Квислинг в последнюю минуту отказался от возможности бежать в Испанию, предпочтя вместо этого «защищать свои убеждения» в норвежском суде. 23 октября 1945 г. он был казнен в Осло, в крепости Акерсхус.
В объявлении о капитуляции Бёме написал, что его армию «не дерзнул атаковать ни один враг» и что она согласилась на требования противника только в интересах своей страны. Полное значение понятия «безоговорочная капитуляция» немцы поняли только тогда, когда прибыли приказы союзников. В протесте, направленном ОКВ 10 мая, Бёме назвал условия капитуляции «невыносимо суровыми». Немецкие солдаты превратились в «неподвижную и беспомощную человеческую массу», тогда как с русскими военнопленными обращаются «с непостижимым уважением». Требование, чтобы армия сама арестовала эсэсовцев и партийных функционеров, «бесчестно». Свое обращение он закончил словами: «Горе побежденным».
Заключение
В ходе войны иногда бывают тупики, и во Второй мировой Северный театр стал для Германии одним из них. Из двух главных стратегических целей этого театра — расширения базы для морских операций и прерывания маршрута поставки оружия через порт Мурманск — не была достигнута ни та ни другая. Остальные преимущества, полученные от этого Германией, были недостаточно велики, чтобы отвлечь внимание противника от более многообещающих целей в других местах; поэтому данный театр большую часть времени, в течение которого он существовал, оставался пассивным и в конце концов рухнул в результате поражений Германии на материке.
Норвегия, завоеванная с помощью одного усиленного корпуса, отняла у Германии целую армию — не считая огромного количества средств, ушедших на ее оборону. После 1941 г. еще одна армия застряла в Финляндии. Обе эти армии остались в стороне от главных событий и не оказали никакого влияния на исход войны. О том, оправданно или нет такое отвлечение сил, спорили еще во время разработки плана операции «Везерюбунг». Во время войны мнения германских экспертов в этой области разделились, но аргументы обеих сторон неизбежно сводились к тактике. Специалисты сходились только в одном: Северный театр был для Германии серьезным стратегическим фактором и в то же время камнем на ее шее. Попытка определить сравнительную важность того и другого неизбежно приводит к замкнутому кругу пустых теоретизирований. Конечно, ответ на вопрос о причинах поражения Германии во Второй мировой войне нельзя найти с помощью анализа особенностей немецкой стратегии и тактики (в том числе военных талантов Гитлера). На самом деле он очень прост: тщетно пытаться удовлетворить неограниченные амбиции при ограниченных ресурсах.
Оккупировав Норвегию и Северную Финляндию, Германия получила источники сырья, имевшие первостепенное значение для ее военной промышленности: шведское железо и финский никель. Кроме того, ей достались базы, важные для ведения подводной войны вообще и для операций против конвоев союзников в Россию в частности. Дополнительным преимуществом было то, что (по крайней мере, Гитлер ставил его выше всех остальных) эта оккупация была защитой немецкого северного фланга. Все это было важно, однако не оказало значительного влияния на итоги войны.
Чаще всего критике подвергался Гитлер за неправильное руководство операциями на Северном театре и, в частности, в Норвегии; он якобы направлял туда войска и ресурсы в количестве, не вызывавшемся реальной потребностью, что отвлекало силы от более активных театров. Преувеличенный страх фюрера перед вторжением в этом регионе был одной из его главных ошибок как стратега и являлся классическим примером отсутствия интуиции. С другой стороны, если Норвегию действительно нужно было оборонять, то силы для этого требовались большие (хотя, может быть, и не такие большие, как вышло на практике). По своей природе позиции Германии в Норвегии были слабыми: длинную береговую линию приходилось защищать от противника, имевшего превосходство на море, а неразвитость внутренних путей сообщений исключала подвижную оборону. Наиболее надежным решением казалась статичная оборона, а она требовала людей и ресурсов.
Роковой ошибкой германской стратегии на Северном театре стала невозможность перерезать северный морской маршрут в Советский Союз. В 1941 г. значение данного фактора не было понято до конца, а исправить эту ошибку позже оказалось уже невозможно. Как впоследствии указывал генерал Бушенхаген, неудача наступления на Мурманскую железную дорогу была достаточно серьезной сама по себе, но не шла ни в какое сравнение с ошибкой стратегов из ОКБ, совершенно забывших про Архангельск, принимавший суда практически круглый год. Если бы удалось перерезать железную дорогу у Беломорска, а затем повести наступление на Архангельск, это позволило бы полностью закрыть северный маршрут и нанести Советскому Союзу серьезный удар. Возможно, это также позволило бы стабилизировать ситуацию в Северной Европе; поскольку Германия в основном держала там оборону, она могла бы воспользоваться изменением обстановки.
Второй ошибкой, оказавшей самое губительное влияние на операции в данном регионе, стало то, что немцы не смогли взять Ленинград. Похоже, что в сентябре 1941 г. город можно было захватить, если бы не маниакальное и бессмысленное стремление Гитлера стереть его с лица земли. Взятие Ленинграда могло стать гарантией успеха немецко — финского наступления на Беломорск и Архангельск. Во всяком случае, это заметно усилило бы финскую армию и проторило бы путь к другим совместным операциям. Кроме того, потеря Ленинграда могла заставить русских отвести войска на другие участки фронта, что позволило бы группе армий «Север» и финской армии занять относительно прочные позиции в своих секторах.
Плохо определенное и не слишком надежное партнерство с Финляндией внесло большой вклад в атмосферу постоянного недовольства друг другом, ощущавшуюся все годы существования Северного театра. Финны могли решить две задачи, имевшие важное стратегическое значение: помочь взять Ленинград и принять участие в операциях против Мурманской железной дороги; однако и от того и от другого они отказались. Сотрудничество стало обузой для обеих стран задолго до того, как их партнерство распалось.
Для Финляндии, понесшей большие людские потери (55 000 убитых и 145 000 раненых), лишившейся части своей территории и экономических ресурсов, война была тяжелым испытанием. Финляндия, как заявляли ее руководители, была маленькой страной, вовлеченной в войну между двумя великими державами, однако в какой — то степени она стала жертвой собственных амбиций. То, что на части ее территории будут проходить военные действия, было неизбежно, а то, что Финляндия сумеет остаться нейтральной, внушало большие сомнения. Однако она вышла из войны, оставшись суверенным государством; другим маленьким странам, являвшимся соседями Советского Союза, но далеко не всегда его врагами, пришлось куда хуже. Этот относительно благополучный исход частично объяснялся поддержкой Соединенных Штатов и
Великобритании и их продолжавшимися попытками восстановить справедливость по отношению к Финляндии.
На германском Северном театре военных действий состоялся важный исторический прецедент: впервые большие воинские контингенты осуществляли широкие боевые действия в арктических условиях. Хотя в конце войны русские перемещали крупные части с танками быстрее и на более значительные расстояния, чем считалось возможным ранее, однако выводы, сделанные на основании того, как воевали в Заполярье немцы, сохранили свое значение.
1. В условиях Арктики все решает человеческий фактор. Эффективность мотопехоты и артиллерии здесь значительно снижается; рассчитывать следует на людей, а не на технику. Большое значение приобретают специальная подготовка и опыт. Здешний климат не дает права на ошибку ни отдельным личностям, ни коллективам.
2. Скорость передвижения всех отрядов, как больших, так и малых, низка. Маневры должны быть четко спланированы и выполнены; следует понимать, что борьба с пространством не легче борьбы с реальным противником. Инерция движения трудно набирается и быстро теряется.
3. Владение территорией значения не имеет. Дорожное строительство затруднено, поэтому все военные действия ведутся вдоль немногих дорог, которые уже существуют или могут быть построены. Один хороший путь сообщения — такой как Мурманская железная дорога — может иметь решающее значение.
4. Предпочтительного времени года для ведения операций не существует. Климат и рельеф местности всегда являются врагами, особенно во время наступления. Зима относительно более предпочтительна в одном отношении: снег и лед позволяют специально обученным и оснащенным отрядам быстро передвигаться. Однако практически всю зиму операции приходится проводить в почти полной темноте. Наиболее удовлетворительным является конец зимы, когда световой день удлиняется; но этот период очень ограничен, и операции нужно завершать до наступления весенней распутицы, иначе их приходится просто бросать.
Сентябрь
1 Вторая мировая война начинается с вторжения немецких войск в Польшу.
2 Германия предупреждает Норвегию о необходимости сохранять строгий нейтралитет.
Октябрь
10 Редер указывает Гитлеру на преимущества германских военно — морских и военно — воздушных баз в Норвегии.
Ноябрь
3 °Cоветские вооруженные силы вторгаются в Финляндию.
Декабрь
13 Гитлер приказывает изучить вопрос об оккупации Норвегии.
Январь
6 Великобритания просит разрешения послать военно — морские силы в территориальные воды Норвегии.
10 Закончен проект плана «Studie Nord».
29 Фельдмаршал Маннергейм просит помощи, и союзники решают послать экспедиционный корпус в середине марта.
Февраль
5 В ОКВ создается штаб Кранке.
16 Британские моряки захватывают в норвежских территориальных водах транспорт «Альтмарк».
21 Фалькенхорст назначен руководителем подготовки плана операции «Везерюбунг».
Март
1 Фюрер издает директиву о подготовке плана операции «Везерюбунг».
12 Заканчивается советско — финская война.
Апрель
1 Гитлер одобряет окончательный план «Везерюбунг».
3 В море выходят первые суда танкерного и транспортного эшелонов.
5 Великобритания соглашается на проведение операции «Уилфред».
6 (полночь) В море выходят группы военных кораблей 1 и 2.
8 Британские военные корабли минируют норвежские территориальные воды (операция «Уилфред»),
9 Немецкие войска высаживаются в Норвегии и оккупируют Данию.
14 Начинается высадка союзников в Нарвике и Намсусе.
17 Начинается высадка союзников в Ондалснесе.
Май
2 Заканчивается эвакуация Ондалснеса.
3 Заканчивается эвакуация Намсуса.
1. Союзники берут Нарвик.
Июнь
8 Союзники эвакуируют Нарвик.
9 Норвежская армия капитулирует.
Июль
29 Германия приступает к планированию вторжения в Советский Союз.
Август
13 Гитлер приказывает послать в Северную Норвегию подкрепления и начать подготовку к операции «Реннтер» (оккупации финских никелевых рудников на случай советско — финского конфликта).
18 Германские ВВС получают право летать над финской территорией.
Сентябрь
22 Подписано германо — финское соглашение о транзите.
Ноябрь
12—13 Молотов посещает Берлин, и Гитлер предупреждает его о последствиях возобновления советского нападения на Финляндию.
Декабрь
18 Гитлер подписыввает директиву № 21 об операции «Барбаросса» (вторжении в Советский Союз).
Январь
27 Армия «Норвегия» заканчивает составление проекта плана «Зильберфукс», предусматривающего совместную немецко — финскую операцию против Советского Союза.
Март
4 Британские военные корабли проводят рейд на Свольвер, после чего Гитлер приказывает усилить оборону Норвегии.
Апрель
17 Армия «Норвегия» передает ОКВ свой план операции «Зильберфукс».
Май
25—28 Совещания немецких и финских военных в Зальцбурге и Берлине.
Июнь
3 Повторные совещания немецких и финских военных в Хельсинки.
14 Президент Финляндии и парламентская комиссия по иностранным делам одобряют результаты совещаний военных.
17 В Финляндии начинается мобилизация.
22 Германия объявляет войну Советскому Союзу.
25 Финляндия объявляет войну Советскому Союзу.
28 Финская армия завершает свой план операций и передает его ОКХ.
29 Горнострелковый корпус «Норвегия» начинает операцию «Платинфукс» — наступление на Мурманск.
Июль
1 XXXVI корпус и финский III корпус начинают операцию «Поларфукс» — наступление на Кандалакшу и Лоухи.
10 Финская армия начинает наступление на Восточную Карелию.
28 Финляндия разрывает дипломатические отношения с Великобританией.
Август
10 Группа армий «Север» начинает решающее наступление на Ленинград.
30 Передовые части группы армий «Север» достигают реки Невы и перерезают пути наземного сообщения Ленинграда.
Сентябрь
2 Финляндия завершает отвоевание своей бывшей территории на Карельском перешейке.
4 Армия «Карелия» начинает наступление на реку Свирь.
8 Группа армий «Север» берет Шлиссельбург.
21 Армия «Норвегия» отменяет наступление горнострелкового корпуса «Норвегия», захлебнувшееся на реке Лице.
Октябрь
10 Директива фюрера № 37 останавливает все наступательные операции в зоне армии «Норвегия».
14 Группа армий «Север» начинает наступление через Чудово на Тихвин, чтобы соединиться с армией «Карелия» в окрестностях реки Свирь.
Ноябрь
25 Финляндия подписывает «Антикоминтерновский пакт».
Декабрь
5 и 6 Финские части берут Медвежьегорск и Повенец, тем самым завершая финское наступление 1941 г.
6 Великобритания объявляет войну Финляндии.
15 Гитлер после долгих колебаний соглашается на оставление Тихвина и отступление группы армий «Север» к реке Волхову.
Январь
14 Дитль принимает командование германскими вооруженными силами в Финляндии в качестве командующего армией «Лапландия».
22 Гитлер приказывает усилить оборону Норвегии и дает ВМФ указание «использовать все без исключения военные корабли, имеющиеся в Норвегии».
Февраль
12 Германские военные корабли «Шарнхорст», «Гнейзенау» и «Принц Евгений» выходят из Бреста и прорываются через Ла — Манш.
Март
6—9 Линкор «Тирпиц» тщетно ищет конвой PQ–12.
14 Гитлер приказывает усилить морские и воздушные операции против арктических конвоев.
Апрель
24 Начинается советское летнее наступление на финский III корпус восточнее Кестеньги.
27 Начинается советское летнее наступление на горнострелковый корпус «Норвегия».
Май
15 Норвежский горнострелковый корпус успешно завершает оборонительные бои.
23 Контратака финского III корпуса остановлена.
Июль
4 5–й воздушный флот начинает успешные атаки на конвой PQ–17.
21 Директива фюрера № 44 одобряет идею совместного немецко — финского наступления на Беломорск (операция «Лахсфанг»).
23 Директива фюрера № 45 приказывает группе армий «Север» взять Ленинград к сентябрю (операция «Нордлихт»).
Август
27 Русские начинают наступление восточнее Ленинграда.
Октябрь
1 Операция «Лахсфанг» отменяется.
Декабрь
30 и 31 Вылазка «Хиппера» и «Лютцова» против конвоя JW–51A заканчивается неудачей.
Январь
6 Гитлер выражает намерение списать все тяжелые корабли. Адмирал Редер подает в отставку, которая принимается.
12 и 18 Русское наступление восстанавливает сухопутную связь с Ленинградом.
Февраль
9 Финскому парламенту сообщают, что Германия не может выиграть войну.
Март
17 Группе армий «Север» приказано готовиться к взятию Ленинграда (операция «Паркплац»).
Сентябрь
8 Немецкая военно — морская тактическая группа во главе с «Тирпицем» совершает рейд на Шпицберген (операция «Цитронелла»).
22 Британские мини — субмарины повреждают «Тирпиц».
28 Директива фюрера № 50 приказывает 20–й горнострелковой армии готовиться к удержанию Северной Финляндии на случай выхода Финляндии из войны.
Октябрь
6 Начинается русское наступление к востоку от Невеля, на стыке групп армий «Север» и «Центр».
Декабрь
26 «Шарнхорст» потоплен у берегов Северной Норвегии «Дюк оф Йорк» и эсминцами.
Январь
14 Начинается решающее наступление русских по освобождению Ленинграда.
19 Освобождение Ленинграда.
30 Группа армий «Север» получает разрешение отступить к линии на реке Луге.
Февраль
12 Паасикиви едет в Стокгольм для получения советских мирных условий.
Март
8 Финляндия отвергает советские условия.
26 Паасикиви и Энкелл начинают переговоры в Москве.
Апрель
18 Финляндия во второй раз отвергает советские условия.
Июнь
10 Начинается советское летнее наступление на Финляндию.
26 Подписывается соглашение Рюти — Риббентропа.
Июль
15—2 °Cоветское летнее наступление заканчивается.
Август
4 Маннергейма избирают президентом Финляндии.
25 Финляндия просит Советский Союз принять делегацию для мирных переговоров.
Сентябрь
4 Финляндия и Советский Союз договариваются о прекращении огня.
6 Начинается операция «Бирке» — отступление 20–й горнострелковой армии в Северную Финляндию.
19 Финляндия подписывает перемирие с Советским Союзом.
Октябрь
3 Гитлер одобряет операцию «Нордлихт» — отступление 20–й горнострелковой армии в Норвегию.
7 Русские начинают наступление на XIX горнострелковый корпус.
Ноябрь
12 «Тирпиц» подвергается бомбежке и переворачивается в порту Тромсё.
Декабрь
18 Реидулич принимает командование вооруженными силами в Норвегии, и 20–я горнострелковая армия поглощает армию «Норвегия».
Январь
30 Операция «Нордлихт» заканчивается.
Май
8 В Осло прибывает делегация союзников, чтобы принять капитуляцию германских вооруженных сил в Норвегии.
Бамлер Рудольф — генерал — лейтенант; начальник штаба армии «Норвегия» — 15 мая 1942–го — 30 апреля 1944 г.
Бергер Готтлоб — бригадефюрер СС (бригадный генерал).
Бём Герман — генерал — адмирал — 1 апреля 1941 г.; командующий флотилией «Норвегия» — 10 апреля 1940– го — 31 января 1943 г.
Бёме Франц — генерал горнострелковых войск; командир XVIII горнострелкового корпуса — 20 октября 1941– го — 10 декабря 1943 г.; командующий частями вермахта в Норвегии и командующий 20–й горнострелковой армией — 18 января 1945–го — 8 мая 1945 г.
Блюхер Виперт фон — германский посол в Финляндии — 1935–1944 гг.
Браухич Вальтер фон — генерал — полковник — 4 февраля 1938 г.; генерал — фельдмаршал — 19 июля 1940 г.; главнокомандующий сухопутными войсками — 4 февраля 1938–го — 19 декабря 1941 г.
Бройер Курт — германский посол в Норвегии — 1939 г. — 9 апреля 1940 г.; посол и полномочный представитель германского рейха в Норвегии — 9—17 апреля 1940 г.
Бушенхаген Эрих — полковник — 1 марта 1938 г.; генерал — майор — 1 августа 1941 г.; начальник штаба XXI корпуса, группы XXI и армии «Норвегия» — сентябрь 1939–го — май 1942 г.
Вайзенбергер Карл Ф. — генерал пехоты; командир XXXVI горнострелкового корпуса — 29 ноября 1941–го — 10 августа 1944 г.
Варлимонт Вальтер — полковник — 1 февраля 1938 г., генерал — майор — 1 августа 1941 г., генерал артиллерии — 1 апреля 1944 г.; начальник Отдела обороны страны, подразделения ОКВ — 1 июня 1938 г.; заместитель начальника штаба оперативного руководства ОКВ — 1 апреля 1942– го — 6 сентября 1944 г.
Виттинг Рольф — финский министр иностранных дел — март 1940–го — февраль 1943 г.
Войташ Курт — генерал — майор; командир 181–й пехотной дивизии — 1940 г.
Ворошилов Климент Ефремович — маршал; командующий Северо — Западным фронтом — 1941 г.
Гайсслер Ханс — генерал — лейтенант; командир X воздушного корпуса — 1939 г. — 15 декабря 1940 г. (Норвегия).
Гальдер Франц — генерал — полковник — 19 июля 1940 г.; начальник Генерального штаба сухопутных войск — 1 ноября 1938–го — 24 сентября 1942 г.
Геринг Герман — генерал — фельдмаршал — 4 февраля 1938 г., рейхсмаршал — 19 июля 1940 г.; главнокомандующий германскими военно — воздушными силами.
Гиммлер Генрих — рейхсфюрер СС и начальник германской полиции — 1936–1945 гг.
Гитлер Адольф — канцлер германского рейха — 30 января 1933 г.; фюрер и канцлер — 1934–1945 гг.; Верховный главнокомандующий вооруженными силами — 2 августа 1934–го — 30 апреля 1945 г.; главнокомандующий сухопутными войсками — 19 декабря 1941–го — 30 апреля 1945 г.
Даладье Эдуард — премьер — министр и министр обороны французского правительства — апрель 1938–го — март 1940 г., одновременно военный министр и министр иностранных дел — сентябрь 1939–го — март 1940 г.; военный министр — март — май 1940 г.
Дёниц Карл — контр — адмирал — 1939 г., гросс — адмирал — 30 января 1943 г.; командующий подводным флотом — 1 января 1936–го — 1 мая 1945 г.; главнокомандующий германским военно — морским флотом — 30 января 1943– го — 1 мая 1945 г.; глава государства и Верховный главнокомандующий германскими вооруженными силами — 1 мая 1945–го —23 мая 1945 г.
Дитль Эдуард — генерал — майор — 1 апреля 1939 г., генерал — лейтенант — 1 апреля 1940 г., генерал горнострелковых войск — 19 июля 1940 г., генерал — полковник — 1 июня 1942 г.; командир 3–й горнострелковой дивизии — 1 сентября 1939–го — 16 июня 1940 г.; командир горнострелкового корпуса «Норвегия» — 16 июня 1940–го — 15 января 1942 г.; командующий армией «Лаплантия» (после июня 1942 г. 20–й горнострелковой армией) — 15 января 1942–го — 23 июня 1944 г.
Йодль Альфред — генерал — майор — 1 апреля 1939 г., генерал артиллерии — 7 июля 1940 г., генерал — полков — ник — 1 февраля 1944 г.; начальник штаба оперативного руководства ОКВ — апрель 1938–го — 8 [23] мая 1945 г.
Йодль Фердинанд — генерал горнострелковых войск — 1 сентября 1944 г.; командир XIX горнострелкового корпуса — 15 мая 1944–го — 8 мая 1945 г. (одновременно командующий армейской группой «Нарвик» — 1 декабря 1944–го — 8 мая 1945 г.).
Карле Рольф — адмирал; командующий Балтийской эскадрой — 1 ноября 1938–го — 20 сентября 1940 г.; командующий военно — морской станцией «Остзее» — 31 октября 1939–го — 20 сентября 1940 г.; командующий военно — морской группой «Север» — 21 сентября 1940–го — 1 марта 1943 г.
Каупиш Леонхард — генерал авиации; командир XXXI корпуса, позже командующий вооруженными силами в Дании — сентябрь 1939–го — январь 1941 г.
Квислинг Видкун — норвежский политический и общественный деятель; глава норвежской партии «Национальное объединение»; занимал различные должности в прогерманском марионеточном норвежском правительстве.
Кейтель Вильгельм — генерал — полковник 1 ноября 1938 г., генерал — фельдмаршал — 19 июля 1940 г.; начальник ОКВ — 4 февраля 1938–го — 8 мая 1945 г.
Кивимяки Т.М. — финский посол в Германии — 1940–1945 гг.
Коллонтай Александра Михайловна — советский посол в Швеции.
Корк лорд Уильям Генри Дадли Бойл — адмирал флота, герцог Корк — и–Оррери; командующий военно — морской нарвикской экспедицией — 10 апреля 1940 г.; командующий объединенной группой по взятию Нарвика — 21 апреля — июнь 1940 г. (после 7 мая также включавшей военные части в районе Мушёэн — Будё).
Кранке Теодор — адмирал — 1943 г.; начальник группы по разработке первого варианта плана операции «Везерюбунг» — 5 февраля — 24 февраля 1940 г.; представитель ВМФ в штабе группы XXI — февраль — апрель 1940 г.
Кюхлер Георг фон — генерал — фельдмаршал; главнокомандующий группой армий «Север» — 15 января 1942–го — 31 января 1944 г.
Лееб Вильгельм Риттер фон — генерал — фельдмаршал; командующий группой армий «Север» — 1 апреля 1941–го — 16 января 1942 г.
Лоссберг Бернхард фон — полковник; офицер оперативного штаба ОКВ — 1 сентября 1939–го — 12 января 1942 г.; начальник оперативного отдела штаба армии «Норвегия» — 12 января 1942–го — 5 мая 1944 г.
Лютьенс Гюнтер — адмирал; командующий флотом — 18 июня 1940–го — 27 мая 1941 г.
Макеси П.Дж. — генерал — майор; командующий британскими войсками в операции «Уилфред»; командующий вооруженными силами в районе Нарвика — апрель — 5 мая 1940 г.
Маннергейм барон Карл Густав — фельдмаршал — 19 мая 1933 г., маршал Финляндии — 4 июня 1942 г.; главнокомандующий финской армией; президент Финляндии — 4 августа 1944–го — 4 марта 1946 г.
Манштейн Фриц Эрих фон — генерал — фельдмаршал; командующий 11–й армией — сентябрь 1941–го — ноябрь 1942 г.
Маркс Эрих — генерал артиллерии; начальник штаба 18–й армии.
Маршалл Вильгельм — адмирал; командующий флотом — 24 апреля — 17 июня 1940 г.
Микоян Анастас Иванович — народный комиссар внешней торговли Советского Союза — 1938–1949 гг.
Мильх Эрхард — генерал — полковник — 31 октября 1938 г.; командующий 5–м воздушным флотом — 12 апреля — 10 мая 1940 г.
Модель Вальтер — генерал — фельдмаршал; командующий группой армий «Север» — 31 января — 31 марта 1944 г.
Молотов Вячеслав Михайлович — народный комиссар иностранных дел Советского Союза — 1939–1949 гг.
Паасикиви Юхо Кусти — глава финской делегации на переговорах с Советским Союзом — 1939 г.; глава финской мирной делегации в Москве — март 1940 г.; финский посол в Советском Союзе — март 1940–го — июнь 1941 г.; президент Финляндии — 6 марта 1946–го — 1 марта 1950 г.
Пелленгар Рихард — генерал — лейтенант; командир 196–й пехотной дивизии — апрель — май 1940 г.
Польман Хартвиг — подполковник — 1940 г.; полномочный представитель германских вооруженных сил в Норвегии — 1 апреля 1940 г.
Рамсай Хенрик — финский министр иностранных дел — февраль 1943–го — август 1944 г.
Редер Эрих — гросс — адмирал — 1 апреля 1939 г.; главнокомандующий германским военно — морским флотом и начальник штаба ВМФ — 1 июня 1935–го — 30 января 1943 г.
Рейно Поль — премьер — министр французского правительства — март — июнь 1940 г.; министр иностранных дел — март — май 1940 г.
Рендулич Лотар — генерал — полковник; командующий 20–й горнострелковой армией — 28 июня 1944–го — 15 января 1945 г.; командующий вооруженными силами в Норвегии — 18 декабря 1944–го — 15 января 1945 г.
Ренте — Финк Сесиль фон — германский посол в Дании — 1936–го — 9 апреля 1940 г.; посол и полномочный представитель германского рейха в Дании — 9 апреля 1940–1942 гг.
Риббентроп Иоахим фон — германский министр иностранных дел — 4 февраля 1938–го — 2 мая 1945 г.
Риттер Карл — посол по особым поручениям германского министерства иностранных дел — 1939–1945 гг.
Розенберг Альфред — рейхслейтер, руководитель Внешнеполитического управления НСДАП — 1933–1945 гг.
Рюти Ристо Хейкки — президент Финляндии — декабрь 1940–го — 1 августа 1944 г.
Сииласвуо X. — генерал — майор — 1941 г., генерал — лейтенант — 1942 г.; командир финского III корпуса — июнь 1941–го — июнь 1942 г.; командующий финскими вооруженными силами в Северной Финляндии — сентябрь 1944 г.
Тальвела Пааво — генерал — майор — 1941 г., генерал — лейтенант — 1942 г.; командир финского VI корпуса — июнь 1941–го — январь 1942 г.; финский генерал в германской штаб — квартире — 19 января 1942–го — 21 февраля 1943 г.; командующий фронтом Маселькя — 24 февраля 1943–го — 16 июня 1944 г.; командующий Свирским фронтом (фронтом Олонецкого перешейка) — 16 июня —
18 июля 1944 г.; финский генерал в германской штаб — квартире — июль — 6 сентября 1944 г.
Тербовен Йозеф — рейхскомиссар оккупированных норвежских территорий — 24 апреля 1940–го — 5 мая 1945 г.
Тодт Фриц — рейхсминистр вооружений и боеприпасов; полномочный генерал Управления по четырехлетнему плану.
Файге Ханс — генерал кавалерии; командир XXXVI горнострелкового корпуса — январь — ноябрь 1941 г.
Фалькенхорст Николаус фон — генерал пехоты — 1 октября 1939 г., генерал — полковник — 19 июля 1940 г.; командир XXI корпуса — 1 сентября 1939–го — 1 марта 1940 г.; командующий группой XXI — 1 марта —
19 декабря 1940 г.; командующий вооруженными силами в Норвегии — 25 июля 1940–го — 18 декабря 1944 г.; командующий армией «Норвегия» — 19 декабря 1940–го — 18 декабря 1944 г.
Фельтъенс Йозеф — бизнесмен и подполковник германских ВВС, личный представитель Геринга на военных и экономических переговорах.
Фишер Герман — полковник; командир 340–го пехотного полка — апрель — май 1940 г.
Фогель Эмиль — генерал — лейтенант — 1 апреля 1943 г., генерал горнострелковых войск — 9 ноября 1944 г.; командир XXXVI горнострелкового корпуса — 10 августа 1944–го — 8 мая 1945 г.
Фойрштейн Валентин — генерал горнострелковых войск; командир 2–й горнострелковой дивизии — 1 сентября 1940–го — 4 марта 1941 г.
Форбс сэр Чарльз — адмирал; командующий внутренним флотом; командующий военно — морскими операциями в зоне Норвегии — апрель — июнь 1940 г.
Фрауэнфельд Альфред — гаулейтер; полномочный представитель германского рейха в Норвегии — апрель 1940 г.
Хагелин Вильям — представитель Квислинга в Германии — 1939–1940 гг.; министр торговли в норвежском правительстве Квислинга (апрель 1940 г.).
Хейнрихс Эрик — генерал — лейтенант — 1941 г., генерал пехоты — 1942 г.; начальник штаба финской армии — 1939–1941 гг.; командующий армией «Карелия» — 28 июня 1941–го — январь 1942 г.; начальник штаба финской армии — январь 1942–го — январь 1945 г.; главнокомандующий финской армией — январь 1945 г.
Хенгль Георг Риттер фон — генерал — майор — 1 апреля 1942 г., генерал — лейтенант — 1 января 1943 г., генерал горнострелковых войск — 1 января 1944 г.; командир 137–го горнострелкового полка — 24 февраля 1940–го — 2 марта 1942 г.; командир 2–й горнострелковой дивизии — 2 марта 1942–го — 23 октября 1943 г.; командир XIX горнострелкового корпуса — 23 октября 1943–го — 21 апреля 1944 г.
Химер Курт — генерал — майор — 1940 г.; начальник штаба XXXI корпуса — 1940 г.; полномочный представитель германских вооруженных сил в Дании — 9 апреля 1940 г.
Хохбаум Фридрих — генерал — лейтенант — 1 июля 1943 г., генерал пехоты — 1 сентября 1944 г.; командир XVIII горнострелкового корпуса — 25 июня 1944–го — 8 мая 1945 г.
Цайтцлер Курт — генерал пехоты — 24 сентября 1942 г., генерал — полковник — 1 февраля 1944 г.; начальник Генерального штаба сухопутных войск — 25 сентября 1942–го — 20 июля 1944 г.
Черчилль Уинстон Спенсер — первый лорд адмиралтейства (военно — морской министр) — 5 сентября — 10 мая 1940 г.; премьер — министр Великобритании — 10 мая 1940– го — июль 1945 г.
Шейдт Ганс Вильгельм — начальник отдела Северной Европы внешнеполитического управления нацистской партии.
Шелль Адольф фон — генерал — лейтенант; командир 25–й танковой дивизии — 1 января — 15 ноября 1943 г.
Шёрнер Фердинанд — генерал — майор — 1 августа 1940 г., генереал — лейтенант — 15 января 1942 г., генерал горнострелковых войск — 1 июня 1942 г.; командир 6–й горнострелковой дивизии — 1 июня 1940–го — 15 января 1942 г.; командир горнострелкового корпуса «Норвегия» (затем XIX горнострелкового корпуса) — 15 января 1942–го — 23 октября 1943 г.; командующий группой армий «Север» — 23 июля 1944–го — 17 января 1945 г.
Шнивинд Отто — вице — адмирал — 1939 г.; заместитель начальника штаба германского ВМФ — 22 августа 1939–го — 10 января 1941 г.
Шнурре Карл — посол по особым поручениям, личный посланник Гитлера; начальник отдела управления экономической политики германского министерства иностранных дел — 1939–1940 гг.
Штумпф Ганс Юрген — генерал авиации, генерал — полковник — 19 июля 1940 г.; командующий 5–м воздушным флотом — 11 мая 1940–го — 5 ноября 1943 г.
Эрфурт Вальдемар — генерал пехоты; начальник штаба связи «Норд», позже германский генерал при финской штаб — квартире — 13 июня 1941–го — 6 сентября 1944 г.
Эта книга написана главным образом на основе германских военных архивов, ныне хранящихся в Национальных архивах США. К несчастью, многие документы, посвященные Норвежской кампании 1940 г., были утрачены в 1942 г., во время пожара в Потсдамском архиве сухопутных войск. Материалы за последующие годы (военные дневники армии «Норвегия», 20–й горнострелковой армии и входивших в них частей) целы и составляют в общей сложности несколько сотен томов. Удалось также собрать значительное количество документов Верховного командования вооруженных сил, Верховного командования сухопутных войск, Верховного командования военно — морского флота и министерства иностранных дел. Копии документов германского ВМФ хранятся в отделе военной истории департамента военно — морского флота США. Документы министерства иностранных дел собраны в архивах Государственного департамента США.
Чтобы хотя бы приблизительно описать огромную и практически нетронутую коллекцию первичных источников информации в сжатые сроки и при ограниченном объеме книги, пришлось сосредоточиться на истории Германии. Что касается большинства других стран, то более подробные сведения можно найти в их официальных историографиях Второй мировой войны.
«Барбаросса» — вторжение в Советский Союз 22 июня 1941 г.
«Бирке» — план отступления 20–й горнострелковой армии в Северную Лапландию, 1944 г.
«Блауфукс 1 и 2» («Blaufuchs») — перевод частей XXXVI корпуса из Германии и Норвегии в Финляндию, июнь 1941 г.
«Гельб» — вторжение во Францию и Голландию, 10 мая 1940 г.
«Гарпун» — дезинформация, направленная на отвлечение внимания от «Барбаросса», май — август 1941 г.
«Хартмут» — операции подводных лодок в поддержку «Везерюбунг», апрель 1940 г.
«Икар» — предполагавшаяся оккупация Исландии, июнь 1940 г.
«Юно» — операции флота у берегов Норвегии, июнь 1940 г.
«Клабаутерманн» — операции торпедных катеров на Ладожском озере, лето 1942 г.
«Лахсфанг» — предполагавшиеся германо — финские наступления на Кандалакшу и Беломорск, лето и осень 1942 г.
«Наумбург» — предполагавшаяся высадка в Люнген — фьорде для освобождения Нарвика, июнь 1940 г.
«Нордлихт» — предполагавшаяся операция против Ленинграда, осень 1942 г.
«Нордлихт» — отступление 20–й горнострелковой армии из Финляндии, октябрь 1944–го — январь 1945 г.
«Пантера», позиция — линия полевых укреплений между рекой Нарвой и озером Пейпус, построенная осенью 1943 г.
«Паркплац» — предполагавшаяся операция против Ленинграда, осень 1943 г.
«Платинфукс» — операции горнострелкового корпуса «Норвегия», 1941 г.
«Поларфукс» — операции XXXVI корпуса, 1941 г.
«Поларфукс» — кодовое наименование, использовавшееся в советских источниках для обозначения мифического германского плана оккупации Швеции в 1943 г.
«Реннтер» («Renntier») — план — минимум оккупации Печенги, август 1940–го — июнь 1941 г.
«Зильберфукс» — операции армии «Норвегия» и приданных ей финских частей в Северной Финляндии, 1941 г.
«Танне» — предполагавшаяся оккупация Сурсари («Танне Ост») и Аландских островов («Танне Вест»), 1944 г.
«Везерюбунг» — оккупация Норвегии и Дании, 9 апреля 1940 г.
«Везерюбунг — Норд» — операции в Норвегии, весна 1940 г.
«Везерюбунг — Зюд» — операции в Дании, весна 1940 г.
«Визенгрунд» — предполагавшаяся оккупация полуострова Рыбачий, лето 1942 г.
«Wildente» — морской и воздушный десант у My, 10 мая 1940 г.
«Цитронелла» — рейд на Шпицберген, 8 сентября 1943 г.
«Цитадель» — операция на Курской дуге в Южной России, 5 июля 1943 г.
«Катрин» — план направления линкоров в Балтийское море, сентябрь 1939 г.
«Хаммер» — предполагавшаяся прямая операция против Тронхейма, апрель 1940 г.
«Юпитер» — предполагавшаяся оккупация Печенги и Банака, 1942–1943 гг.
«План R–4» — предполагавшаяся оккупация баз в Норвегии, следовавшая за «Уилфред».
«Royal Marine» — предполагавшееся минирование Рейна плавучими минами, апрель 1940 г.
«Следжхаммер» — план широкомасштабных морских рейдов от Норвегии до Франции, 1942 г.
«Уилфред» — минирование норвежских территориальных вод, апрель 1940 г.
Примечания
С точки зрения тактики статья Бамлера также внушает большие сомнения. У него направлением главного удара является Эстерсунд, а вспомогательная фронтальная атака направлена на шведские позиции к западу от озера Венерн. Упоминается также о высадке десанта размером с дивизию на острове Готланд, что было бы напрасной тратой сил.
Кодовое наименование «Поларфукс» также выдумка автора статьи. Во первых, оно не фигурирует ни в одном немецком источнике; во вторых, вряд ли армия «Норвегия» стала бы во второй раз использовать наименование, которое имела наступательная операция XXXVI корпуса в 1941 г.
Иллюстрации