«Операция А» — «I-GO Сакусэн»
Наше поражение на Гуадалканале было прежде всего результатом огромной военной мощи противника и его настойчивых атак на суше, на море и в воздухе. Но причины поражения следует искать прежде всего внутри Объединенного Флота.
Основная причина наших провалов кроется в полном отказе от собственной политики строительства воздушных баз. Даже на Филиппинах и в Голландской Ост-Индии, где наши силы сокрушили вражеское сопротивление в начале войны, мы строили воздушные базы на расстоянии не более 300 миль одна от другой. И даже если нашему самолету требовалось лететь над открытым морем, это расстояние не превышало 380 миль, как между Кендари и Купангом.
Однако на Гуадалканале флот полностью увяз в проблемах доставки снабжения. Но даже это не может объяснить полное отсутствие наших аэродромов на 600-мильном расстоянии, разделяющем Рабаул и Гуадалканал. Вполне возможно, это была самая серьезная ошибка нашего флотского командования. Она была прямым результатом чрезмерного оптимизма, вызванного первыми победами. Такая самоуверенность привела к роковым последствиям. [247] Она помешала нашим командирам трезво оценить перспективы вражеской контратаки. Этот эпизод также полностью раскрывает подлинный характер японского флота. Мы постоянно оказывались не в состоянии предусмотреть будущую взаимосвязь между нашими базами, трудности перевозки и снабжения войск, ожидаемые расстояния между нашими базами и базами врага.
Вторая наша ошибка кроется в том, что мы никогда не занимались серьезно проблемами строительства воздушных баз, их содержания и снабжения. Также мы детально не рассматривали недостатки ведения операций с сухопутных аэродромов. Несмотря на колоссальные первоначальные успехи, мы полностью игнорировали бесценные преимущества выигрыша времени. Мы имели все возможности расширить существующие авиабазы и построить новые, решить проблемы организации их снабжения. Таким образом мы могли подготовить бастион в виде цепи аэродромов, действуя с которого наши самолеты могли разбить вторгшиеся на Гуадалканал силы противника.
В то же время в характеристиках самолетов, качестве пилотов, умении использовать ресурсы, мы явно превосходили врага. В результате ситуация сложилась довольно запутанная. Однако наша самоуверенность лишила нас того, что можно было сделать за это время. И противник начал свое наступление через Тихий океан, которое в конечном итоге завершилось нашим поражением. Неспособность скоординировать военные усилия и экономическую мощь, находившиеся в нашем распоряжении, характерна не только для морской авиации. В еще большей степени она сказалась в руководстве армии. Пожалуй, это же можно сказать и обо всей нации.
Ответственность прямо лежит на Морском Генеральном Штабе в Токио и штабе Объединенного Флота. Они тоже поддались самообольщению и не смогли ясно оценить ситуацию на Тихом океане. И поскольку именно они отвечали за ведение войны, вся вина лежит на них. Эта [248] некомпетентность во многом сводила на нет блестящую работу адмирала Ямамото, который внезапно обнаружил, что его победоносные силы вдруг натолкнулись на яростное сопротивление врага на каком-то неизвестном островке на юго-западе Тихого океана.
Все тщательно разработанные планы адмирала, которые до сих пор отлично действовали в этом районе, внезапно разбились о наши собственные недостатки. Период между нашим захватом Соломоновых островов и возвращением противника позволял нам воздвигнуть стену стали и огня на пути противника. Вместо этого наши самолеты пропадали в открытом море из-за нехватки топлива. Наши пилоты были измотаны сверхдальними перелетами. Мы столкнулись с колоссальными трудностями при возмещении потерь в людях, технике и самолетах. И мы могли только беспомощно следить, как противник неуклонно наращивает свои силы.
Самой горькой пилюлей для адмирала Ямамото оказалось то, что, несмотря на вопиющую неготовность, мы все-таки имели в районе Гуадалканала достаточно сил. Мы могли нанести мощный контрудар, который уничтожил бы американский флот вторжения и нанес бы тяжелейшие потери только что высадившимся и пока еще слабым десантным силам. Были все основания полагать, что при имеющихся силах флота и авиации мы могли нанести такой контрудар. У нас было вполне достаточно самолетов, а Объединенный Флот мог двинуть в бой вдвое больше кораблей, чем имел противник.
Действительно, неприятель все свои наличные силы, в том числе авианосцы и новые линкоры «Вашингтон» и «Саут Дакота», бросил на прикрытие драгоценного плацдарма. Зато корабли нашего Объединенного Флота скучали на якорных стоянках Трука и Рабаула. Мы упустили драгоценный момент, когда противник еще не наладил взаимодействие своих сил. Флот имел самые благоприятные возможности для удара и ничего не сделал. Нехватка решимости дорого обошлась нам. Все наши преимущества, [249] которые мы имели в первые дни битвы за Гуадалканал, быстро растаяли. В результате наш флот потерпел целую серию поражений.
Многие наши стратеги сравнивали поражение на Гуадалканале с катастрофой при Мидуэе. Именно те слабости нашей организации, которые принесли американцам величайшую их морскую победу, проявлялись снова и снова.
Успешное вторжение противника на Гуадалканал и последующие кампании привели многих наших офицеров к убеждению, что Япония проиграла войну только потому, что флот переоценил способность армии удержать Тихоокеанские острова. Они решили, что цепь поражений японской армии повлекла за собой тяжелые потери флота.
Это глупое объяснение, не имеющее ничего общего с действительностью. Мы вполне реалистично оценивали возможности нашей армии и отлично знали, что сухопутные силы никогда не были хорошо готовы к войне на Тихом океане. Долгие годы армия готовилась к войне против России, которая считалась неизбежной. Именно армейскому руководству не хватило правильного понимания Соединенных Штатов. Генералы не сознавали характера и силы американского народа. Они совершенно не представляли ужасной мощи американской индустрии, которая могла создать колоссальную военную мощь и обрушить ее на врага.
Я не верю, что наш Морской Генеральный Штаб был настолько плохо информирован или настолько глуп, что неправильно оценил возможности армии в критической ситуации. Секретом попугая для высшего военного командования являлась неспособность армии вести крупные операции на островах. Для них армия всегда была калекой с более чем ограниченными возможностями.
С самого начала второй фазы операций, которая началась с катастрофы при Мидуэе, адмирал Ямамото столкнулся с просто отчаянной ситуацией. Можно смело [250] сказать, что адмирал превосходно сознавал неизбежное поражение в будущем, которое не могли предотвратить никакие усилия. Когда противник прочно захватил Гуадалканал, мы далее могли только отбивать вражеские атаки. Тихоокеанская война завершила первый цикл. Очередь хода перешла к противнику. Внимательно изучив наши оборонительные позиции на Тихом океане, адмирал Ямамото обнаружил, что цепь островных бастионов разорвана множеством слабых пунктов, через которые может прорваться противник. Исключительно важно было успеть залатать эти дыры, чтобы линия обороны стала как можно прочнее. Больше всего Ямамото нуждался в дополнительном времени. Было необходимо сдерживать удары противника, пока мы сумеем укрепить нашу оборону.
Внезапно внимание адмирала привлекло увеличение интенсивности воздушных атак противника в восточной части Новой Гвинеи и на Соломоновых островах. Эффективность вражеской воздушной мощи открылась адмиралу, когда пришло известие о нашем сокрушительном поражении. Если в будущем подобное повторится, это приведет к разгрому Японии.
Во. второй половине дня 2 марта 1943 года большой японский конвой был замечен патрульным «Либерейтором» севернее мыса Глостер. Он направлялся в Лаэ с подкреплениями для частей в районе Лаэ — Саламауа. Конвой состоял из 8 эсминцев («Сикинами», «Юкикадзэ», «Асагумо», «Уранами», «Арасио», «Асасио», «Сираюки», «Токицукадзэ»), вспомогательного судна ВМФ «Нодзима» и 8 транспортов («Синано-мару», 3800 тонн; «Тэйо-мару», 6780 тонн; «Оигава-мару», 6500 тонн; «Кёкусэй-мару», 5500 тонн; «Таймэй-мару», 3750 тонн; «Айо-мару», 2746 тонн; «Кэнбу-мару», 700 тонн; «Кококу-мару», 543 тонны). На борту транспортов находились 5000 солдат 51-й дивизии. Особенно важен для гарнизона Лаэ был «Кэнбо-мару», на который были погружены самолеты, запасные части и другие важнейшие грузы. [251]
Когда американцы впервые заметили конвой, он шел под прикрытием плотного грозового фронта, имевшего лишь редкие разрывы. Однако донесение «Либерейтора» было немедленно отправлено на все соседние аэродромы. На рассвете 5 марта американцы с помощью австралийцев начали серию жестоких атак конвоя. 137 самолетов V Воздушной армии США и Королевских Австралийских ВВС обрушились на наши корабли. В бой было брошено все — от истребителей до стратегических бомбардировщиков, включая «Летающие крепости», «Либерейторы», «Хэйвоки», «Митчеллы», «Лайтнинги» и «Бофайтеры». Другие вражеские истребители атаковали наши аэродромы, чтобы отвлечь «Зеро», базирующиеся в Лаэ и Саламауа.
Бомбы сыпались на наши корабли со смертоносной точностью. Вражеские самолеты обстреливали их из пушек и пулеметов, превращая происходящее в подлинную бойню. Несмотря на отчаянные усилия «Зеро», мы ничего не могли сделать, чтобы отразить жестокую атаку. Во второй половине дня погода ухудшилась. Это дало конвою небольшую передышку. Низкие тучи укрыли его, и вражеские самолеты были вынуждены улететь. Они оставили после себя покрытое обломками и трупами море.
В течение ночи 2-4 марта вражеские гидросамолеты следили за конвоем, точнее за тем, что от него осталось, и время от времени сбрасывали бомбы, хотя успеха им это не принесло. А рассвет подтвердил самые худшие опасения уцелевших. Неприятельские самолеты появились опять. Конвой находился в 60 милях к востоку от Саламауа. Но погода больше не благоприятствовала ему. Вражеские бомбардировщики и истребители сновали между своими базами на Новой Гвинее и заливом Хуон, чтобы постоянно держать конвой под ударом. В конечном итоге конвой был уничтожен, так как все транспорты пошли на дно.
Ночью в районе боя появились вражеские торпедные катера. Они потопили потерявший ход транспорт. 5 марта [252] истребители противника начали обстреливать обломки и спасшихся людей. Бомбардировщики нанесли последний удар, потопив задержавшийся в районе боя эсминец.
Но дно пошли ВСЕ транспорты, «Нодзима» и 4 эсминца. Спаслись только эсминцы «Сикинами», «Юкикадзэ», «Асагумо» и «Уранами». Отчаянно нужные припасы пошли на дно моря Бисмарка. Около 3000 трупов плавало в залитой кровью и нефтью воде. Враг сбил 10 «Зеро» и тяжело повредил еще 5. Несмотря на отчаянные усилия эсминцев и подводных лодок, нам удалось спасти только 2734 человека.
Противник потерял 3 «Лайтнинга», 1 «Летающую крепость», 1 «Либерейтор», 1 «Бофайтер».
Наши потери в отдельно взятом бою были чудовищными. Никогда за все время ожесточенных боев на Гуадалканале мы не получали подобного удара. До сих пор нам удавалось блокировать вражескую активность в воздухе, но теперь это кончилось. Мы больше не могли проводить транспорты или даже эсминцы с грузами вдоль северного побережья Новой Гвинеи к востоку от Вевака. Теперь на коммуникациях вдоль северо-восточного побережья Новой Гвинеи действовали только баржи, мелкие корабли и подводные лодки.
Адмирал Ямамото лично возглавил авиацию на этом театре. Он создал походную штаб-квартиру в Рабауле. Ямамото собирался лично руководить воздушными операциями, направленными на уничтожение вражеской авиации в этом районе. Так началась «Операция A» (I-GO Сакусэн). Ямамото перевел штаб 21-й воздушной флотилии контр-адмирала Итимару Тосиносукэ в Кавиенг на северной оконечности Новой Ирландии. 26-ая воздушная флотилия контр-адмирала Кодзака Канаэ перебазировалась в Буин. Авиация 1-й дивизии авианосцев под командой вице-адмирала Одзава Дзисабуро была переведена в Рабаул. В Рабауле также базировались главные силы 21-й воздушной флотилии контр-адмирала Итимару. Авиация 2-й дивизии авианосцев вице-адмирала Kaкуда [253] Какудзи находилась в Рабауле, лишь когда не участвовала в боях. Во время атак Гуадалканала ее штаб находился в Баллале возле Буйна.
Адмирал Ямамото собрал 350 самолетов, в том числе 190 базовых вице-адмирала Кусака и 160 авианосных вице-адмирала Одзава. Последний к этому времени заменил вице-адмирала Нагумо.
Несмотря на размах операции Ямамото, собранные им силы уступали авиагруппе Нагумо во время атаки Пирл-Харбора и даже флотилиям Цукахары, использованным в операциях в Малайе и на Филиппинах. Воздушный флот Ямамото мог нести немного больше бомб, так как использовал двухмоторные торпедоносцы.
Тем не менее, собранные адмиралом воздушные силы казались внушительными. Здесь были собраны главные силы японской авиации первой линии, которые остались после 18 месяцев войны, при том, что флот отдавал приоритет производству самолетов. Другими словами, увеличить морскую авиацию не удалось. Один этот факт ясно демонстрировал трудные обстоятельства, в которых авиация флота схватилась с противником. За это же самое время американцы (так же как англичане и австралийцы) бросали против нас все увеличивающееся число истребителей и бомбардировщиков.
Новые трудности породила наша программа подготовки пилотов. Гуадалканал резко сократил ряды обученных пилотов. Наша морская авиация все больше страдала от трудностей, которые возникали в результате недостаточной подготовки пилотов. Перед началом «Операции А» я (Окумия) был начальником авиационного отдела штаба адмирала Какуда. Мы получили множество лейтенантов прямо из летных школ. Эти люди имели за плечами не более 30 дней тренировки на авианосцах. Наши командиры-ветераны просто боялись посылать этих юнцов в бой против агрессивных и опытных американских пилотов. Опасаться приходилось не только за жизнь молодых пилотов в бою. Они просто не умели как следует пилотировать [254] самолеты. Не раз нехватка опыта приводила к гибели драгоценных самолетов. Неопытные пилоты разбивались на взлете, падали в море, переворачивались на посадке. Адмирал Ямамото надеялся, что его личное присутствие в Рабауле заставит инструкторов выучить этих новичков до такого состояния, чтобы они получили хоть какие-то шансы на выживание после встречи с противником.
7 апреля 1943 года начались наши массированные атаки. Наши самолеты крупными силами атаковали вражеские корабли, сосредоточенные на якорных стоянках Гуадалканала. 11 апреля мы атаковали противника в бухтах Оро и Харви на восточном побережье Новой Гвинеи. 12 апреля наши самолеты бомбили аэродромы Порт-Морсби. 14 апреля мы атаковали аэродромы в бухте Милн на юго-восточной оконечности Новой Гвинеи и вражеские корабли в этой бухте.
Если верить рапортам пилотов, во время этих 4 налетов мы нанесли противнику тяжелые потери. Офицеры разведки сообщили адмиралу Ямамото, что мы потопили 1 крейсер, 2 эсминца и 25 транспортов. В бою были сбиты 134 вражеских самолета, значительное число самолетов было уничтожено и повреждено на аэродромах. (Снова наши пилоты крупно переоценили эффективность своих атак. После войны выяснилось, что американцы потеряли гораздо меньше). Мы потеряли 49 самолетов сбитыми и пропавшими без вести, часть самолетов была повреждена.
Рапорты пилотов убедили Ямамото, что он добился своей главной цели — нанес серьезный удар по американским аэродромам и снизил эффективность вражеской воздушной мощи. Он счел «Операцию А» успешно завершенной и приказал базовой авиации возобновить обычные атаки. Ямамото отослал авианосные самолеты на Трук, где они влились в состав своих авиагрупп.
Я активно участвовал в этой операции и ясно помню последнее совещание. Наши офицеры выражали серьезную [255] озабоченность тяжелыми потерями бомбардировщиков от рук вражеских истребителей. За 4 налета мы потеряли 50 самолетов. Это совершенно очевидно доказало, что американские самолеты теперь, как минимум, не уступают нашим. Совещание проходило в атмосфере пессимизма. Мы могли ждать только усиления вражеской воздушной мощи и постепенного истощения нашей собственной.
Участие в «Операции А» дезорганизовало авиагруппы 1-й дивизии авианосцев. Она получила приказ вернуться в Японию для реорганизации, пополнения авиагрупп и новых тренировок. Чтобы компенсировать уход самолетов 1-й дивизии авианосцев, адмирал Какуда крайне неохотно разделил свою 2-ю дивизию. Половина его сил теперь находилась на Труке, а другая — на Маршалловых островах. [256]