Четвертый штурм крепости. Гибель эскадры

Контрминные работы против подкопов противника на форту № II были закончены 27 октября, накануне третьего штурма. В этот же день был произведен взрыв камуфлета. Минная галлерея японцев, подведенная под бруствер форта, была полностью разрушена, но взрывом был поврежден и угол контрэскарпового капонира форта. Японцы воспользовались этим и в ночь на 28 октября проникли в капонир. Форт оказался в большой опасности. Начался бой под землей, в темноте, в ход пошли гранаты и штыки. После непродолжительной схватки солдаты противника отступили, лаз в капонир был заделан мешками с землей и вблизи него расположились стрелки.

Саперы противника произвели около лаза новый взрыв и через образовавшийся пролом снова проникли в капонир. Русские солдаты встретили и уничтожили их ручными гранатами и штыками. Японцам не удалось захватить капонир, но форт оставался под угрозой.

Положение на форту № III было также крайне серьезным.

Генерал Фок, считая, что форты вот-вот будут захвачены противником, 29 октября предложил подготовить их для взрыва. Стессель в свою очередь приказал генералу Смирнову заминировать не только форты, но и временное укрепление № 3 и Курганную батарею.

После этого приказа Фок проявил кипучую деятельность. Он торопил всех, чтобы как можно скорее на форты везли порох и немедленно готовили их к взрыву. Часть форта № III была заминирована, но на форту № II этого сделать не удалось из-за противодействия коменданта поручика Фролова, который обратился в штаб крепости и доказал, что минирование форта принесет только вред, так как подорвет веру солдат в свои силы. Фролов принимал все меры для того, чтобы отстоять форт, и 30 октября солдаты оправдали надежды, возлагавшиеся на них Фроловым.

Попытку Стесселя и Фока взорвать без всякого основания форты крепости нельзя рассматривать иначе как одно из звеньев их предательской деятельности.

После неудачного третьего штурма минные работы против фортов № II и № III возобновились. Продолжая вести земляные работы, неприятель использовал и другие средства, ведя систематическую бомбардировку позиций и города. На передовых линиях часто вспыхивали скоротечные бои местного значения.

В крепости нехватало продовольствия, с наступлением зимы усилились холода, связь со страной отсутствовала, но порт-артурцы дрались с прежней энергией и упорством. Артиллеристы береговой и корабельной артиллерии били ежедневно по позициям [180] врага, солдаты-охотники почти каждую ночь производили вылазки в неприятельские сапы; саперы вели контрминные работы, по ночам восстанавливали разрушения, причиненные артиллерийским огнем неприятеля, совершенствовали оборонительные сооружения.

В гарнизоне совершенно иссякли запасы мяса. На 14 ноября солонины, консервов и мяса оставалось только на одну выдачу. Правда, были лошади, но их берегли, ибо без лошадей крепость обойтись никак не могла, нужно было подвозить на позиции снаряды, патроны, питание и т. д. В связи с недостатком мясных продуктов Стессель отдал крепостному интенданту приказ, в котором предписывал отпуск консервов для войск прекратить, имевшиеся запасы расходовать только для больных и раненых по полбанке на человека в день, в течение пяти дней в неделю, остальные два дня выдавать по четверти фунта конины. Офицерам, находившимся на позиции, было приказано отпускать по полбанке консервов ежедневно; нижним чинам выдавать конское мясо четыре раза в неделю по четверти фунта на человека.

Но положение еще не было безвыходным. Еще можно было покупать продовольствие и даже скот в крепости и ее окрестностях. Там, где командиры заботились о солдате, было не так уж плохо. Командир Квантунского флотского экипажа капитан 2 ранга Бубнов в донесении командиру порта в середине декабря в связи с недостатком продовольствия писал:

«Прекращение отпуска солонины мало отозвалось на экипаже, потому что я заблаговременно закупил ослов и лошаков, а кроме того вошел в соглашение с частным подрядчиком о доставке конины... команда по праздникам даже получала свинину, и свиньи в экипаже еще имеются...

Роты на позициях... свежее мясо получают от экипажа. Зелень только сухая, бобов и рису запас был сделан заблаговременно, хотя последнего, как и гречневой крупы, осталось немного. Цены на нее поднимаются, рис в частной продаже 12 рублей за пуд, бобы 4 рубля, а конина поднялась до 23 рублей» {150}.

Совершенно очевидно, что продукты питания в крепости были, хотя и продавались по дорогой цене.

Усилились эпидемические заболевания, от которых умирало людей не меньше, чем выходило из строя от оружия противника. Так, в октябре потери в боях составляли 87 офицеров и 3407 солдат убитых, раненых и пропавших без вести, а потери от болезней — 51 офицер и 2432 солдата.

В ноябре особенно пострадали корабли эскадры. Японцы вели по ним систематический огонь из 11-дюймовых гаубиц. С 28 сентября по 5 ноября в корабли попало 38 11-дюймовых и 67 снарядов других калибров, которые нанесли броненосцам и крейсерам существенные повреждения. Флот продолжал передавать на сухопутный фронт артиллерию, снаряды и личный состав. Из офицеров [181] на кораблях оставались командир, старший офицер и механик; остальные находились на позициях, командуя ротами, взводами и батареями, или руководили изготовлением боевых припасов в мастерских и лабораториях.

Из матросов на броненосцах и крейсерах были оставлены только машинисты, часть комендоров и минеры.

18 ноября в крепости была получена телеграмма из штаба Маньчжурской армии, сообщавшая обстановку на театре военных действий.

«Генерал-адмирал Алексеев выезжает в Петербург, — сообщал начальник штаба армии. — Главнокомандующим армиями и флотом назначен генерал-адъютант Куропаткин. Из войск на театре войны и прибывающих корпусов формируются три армии. Маньчжурская армия перешла 22 сентября (5 октября) в наступление, первоначально заставила противника отойти назад, но затем, встретив с его стороны сильное сопротивление и после ряда упорных боев, остановилась на реке Шахе — в самом тесном соприкосновении с противником. Все три японские армии перед нами, на укрепленных позициях. Главнокомандующий надеется атаковать противника и двинуться вперед, будучи уверен, что геройские войска Артура продержатся» {151}.

Осадная армия японцев между тем продолжала усиливаться. 16 ноября прибыла из Японии вновь сформированная 7-я пехотная дивизия. Была усилена тяжелая осадная артиллерия, парк 11-дюймовых гаубиц пополнился несколькими новыми батареями; большое количество орудий среднего калибра японцы подтянули на более близкие дистанции к крепости для стрельбы прямой наводкой. В середине ноября генерал Ноги получил от маршала Ойямы три роты сапер. Стрельба по городу и позициям русских велась круглосуточно. Крепостная артиллерия отвечала редко, стал сильно сказываться недостаток снарядов для 6-дюймовой артиллерии. Был отдан приказ собирать неразорвавшиеся 11-дюймовые снаряды противника, к ним в мастерских нарезали новые ведущие пояски и затем снаряды выстреливались по японским артиллерийским позициям. В этот период широко применялась «стрельба» по японским саперам минами{152}.

В середине ноября Стессель решил прекратить оборонительные работы на второй и третьей линиях. Официально это было [182] мотивировано необходимостью производства усиленных работ на первой линии и работами — по приспособлению помещений для жилья, так как наступала зима, а также ввиду необходимости предоставить отдых нижним чинам.

Фок разоружал защитников морально. Стессель в данном случае лишал крепость второй и третьей линий обороны. Оба решали одну задачу — ослабляли обороноспособность крепости.

Между тем 2-я Тихоокеанская эскадра, шедшая из Балтийского моря на театр войны, не давала покоя вице-адмиралу Того. Он не мог надеяться на успех при столкновении с соединенными русскими эскадрами, имея основной силой «Соединенного флота» всего три броненосца, и в связи с этим настойчиво требовал взять Порт-Артур. Но генерал Ноги с новым штурмом не торопился, будучи убежден, что крепость можно взять, только уничтожив предварительно ее форты. Военное министерство в Токио и генеральный штаб маньчжурских армий не соглашались с доводами генерала Ноги. Последовал приказ немедленно снова штурмовать крепость и уничтожить остатки Порт-артурской эскадры.

Минные работы против фортов и укреплений были прекращены. Началась подготовка войск и артиллерийских средств к очередному штурму, который был назначен на 26 ноября.

Японские войска к этому времени овладели напольными рвами фортов № II и № III, перекинули через рвы переходы и достигли эскарпов. Под бруствер форта № II были заложены взрывчатые вещества, и бруствер мог быть в любую минуту взорван.

Основными пунктами для атаки были намечены: батарея литера Б, Куропаткинский люнет, форт № II, форт № III и укрепление № 3, т. е. те же, что и в предыдущем штурме. В бой вводились 1, 9 и 11-я дивизии, усиленные полком из 7-й дивизии, всего до 50 тысяч человек. Штурму должна была предшествовать бомбардировка из всех орудий осадной артиллерии. Цели были распределены между артиллерийскими частями, из которых многие выдвинулись непосредственно на исходные позиции для поддержки атаки пехоты: почти вся полевая артиллерия была сосредоточена в районе деревни Шуйшин, имея задачей вести огонь прямой наводкой по левому флангу атакованного участка крепости.

Крепость перед четвертым штурмом имела на передовых позициях и в общем резерве всего 17919 человек, причем на атакованном участке была 61 рота неполного состава, всего 5717 человек. Из них: во втором отделе от окопов перед укреплением № 2 и до окопов за Малым Орлиным гнездом включительно под командой подполковника Науменко находилась 21 рота — 2109 человек и в третьем отделе от Китайской стенки за фортом № II и до перевязочного пункта в районе Сигнального кряжа включительно под командой подполковника Гандурина имелось 40 рот — 3608 человек. В резерве отделов находилось девять рот, всего 722 человека, фактически это были полуроты. В общем резерве крепости [183] были только моряки: морской десант и морской резерв, всего 1851 человек.

Ежедневные артиллерийские налеты, особенно на укрепления Восточного фронта в середине ноября, а также перегруппировка войск противника свидетельствовали о приближении очередного штурма и даже давали возможность предполагать, по каким пунктам неприятель будет наносить удары.

Артиллерийская подготовка началась около 8 часов утра 26 ноября. Обстрелу были подвергнуты все укрепления от Курганной батареи до батареи литера А. Особенно сильно обстреливались форты и укрепления на направлении главного удара. В 12 часов дня японцы произвели взрыв под бруствером форта № II. Это был сигнал для всеобщей атаки. Из траншей, из ям — отовсюду поднялись неприятельские солдаты и по всему Восточному фронту закипел кровопролитный бой. Русские не были застигнуты врасплох, они ждали и были подготовлены к встрече противника.

В окопы на флангах батареи литера Б неприятельские солдаты ворвались сналету, но поражаемые перекрестным огнем из укрепления № 2 и с Китайской стенки, а также огнем батареи, отступили. На смену им поднялась новая волна японских солдат. Начался рукопашный бой; дрались штыками, саперными лопатами и камнями. К неприятелю подходили новые и новые пополнения. Когда положение батареи казалось уже безнадежным, на помощь подошли моряки: взвод с «Пересвета», два с «Полтавы» и полурота с «Амура». Моряки закидали японцев гранатами, а затем ударили в штыки, и вскоре батарея была очищена от противника.

Успех был куплен дорогой ценой, погибло много русских солдат, матросов и офицеров. Во время контратаки был убит начальник боевого участка капитан 2 ранга Бахметьев. Но японцы понесли неизмеримо большие потери. 22-я японская бригада, действовавшая против батареи литера Б, была обескровлена и прекратила активные действия. Уцелевшие солдаты укрылись в ямах против батареи. Вечером японцы атаковали еще раз, но были снова отброшены на исходные позиции.

В направлении Куропаткинского люнета атака была легко отбита, несмотря на то, что японцы находились от него всего в 40–50 метрах.

Против форта № II противник в течение дня произвел пять атак. В начале штурма японские солдаты находились в занятом ими раньше капонире и в его казематах. Еще не улеглась густая пыль после взрыва под бруствером, как солдаты из капонира проникли в ров и немедленно начали взбираться на бруствер. Вскоре на его скате скопилось несколько рот, которые в шеренгах бросились на гребень бруствера. Первая шеренга огнем противоштурмовых орудий, стрелявших картечью, была целиком уничтожена. Такая же участь постигла и всю группу противника, собравшуюся на бруствере. [184]

Несмотря на большие потери, японцы еще три раза пытались прорваться на форт через бруствер. Ров форта был переполнен убитыми и ранеными японскими солдатами. Пятая атака противника была осуществлена со стороны Куропаткинского люнета и окончилась гибелью всех атаковавших.

Одновременно происходили ожесточенные бои на форту № III. Предварительный артиллерийский огонь нанес ему сильные разрушения: все прикрытия были сметены; от траверсов, блиндажей и козырьков почти ничего не осталось. Форт штурмовали четыре колонны, охватывая его со всех сторон. Бой продолжался весь день. Время от времени вспыхивали яростные рукопашные схватки. После полудня ротами на форту командовали зауряд-прапорщики, а в напольном рву к этому времени от трех русских рот в строю оставалось всего 27 человек.

Японцы, наступавшие на флангах форта, понесли огромные потери и в пять часов вечера выдохлись окончательно.

Бой на участке укрепления № 3 был наиболее бесславным для неприятеля. Во время первой же атаки японцы понесли большие потери. Несколько повторных атак также провалилось.

Хотя было ясно, что штурм вновь потерпел полную неудачу, генерал Ноги приказал атаковать Курганную батарею, надеясь в этом пункте прорваться в глубь обороны. Для этого еще до штурма был сформирован особый отряд, укомплектованный охотниками-добровольцами под командой генерал-майора Накамура. Еще вечером 25 ноября Накамура стянул свои силы (до 3 тысяч человек) в долину, около деревни Шуйшин, и ждал результатов генерального штурма и приказа Ноги, куда наносить удар.

Курганная батарея, находившаяся в тылу укрепления № 3, имела на вооружении 16 орудий разного калибра и оборонялась четырьмя ротами пехоты и ротой моряков; это был сильный узел обороны.

Когда стало ясно, что штурм восточных укреплений не дал никаких результатов, огонь осадной артиллерии был перенесен на Курганную батарею; сотни снарядов в течение двух с половиной часов падали в ее расположение. Разрушения на батарее были огромные: все закрытия уничтожены, подбито много орудий, роты понесли потери.

В 6 1/2 часов вечера Накамура отдал приказ выступать. К Курганной батарее солдаты противника подошли в темноте незаметно и были случайно обнаружены на подступах прожектором с Кладбищенской батареи. Сразу же артиллерия крепости открыла огонь. Однако, не обращая внимания на потери, японцы, не стреляя, шли прямо к цели. В последнюю минуту на Курганной пробили сигнал тревоги, и не успели еще люди занять свои боевые места, как японцы перебрались через бруствер и появились у орудий. Дежурный у одного орудия с криком «японцы!» упал, сраженный прикладом, но, падая, успел дернуть за вытяжной шнур, и пушка, заряженная картечью, выстрелила. Сразу же начали стрельбу в упор по японцам и другие [186] уцелевшие орудия. В ход пошли гранаты и штыки, но число японцев не уменьшалось, а увеличивалось: они начали было уже теснить защитников, но в бой вступила находившаяся в резерве рота моряков, и неприятель был отброшен за бруствер.

Накамура, перегруппировав свои потрепанные силы, снова бросил их в атаку. Он не заметил, что в критический момент боя на его фланге и в тылу со стороны укрепления № 3 появились три десантные роты моряков с «Победы», «Пересвета» и «Баяна». 500 матросов с хода ударили в штыки. Через несколько минут началось паническое бегство остатков отряда Накамура. Сам генерал был ранен и, пользуясь темнотой, едва удрал с остатками отряда от преследовавших его матросов.

Ночным боем на Курганной закончился первый этап четвертого штурма крепости. Наутро только перед батареей было обнаружено убитыми 37 офицеров и 743 солдата противника; из них 150 сгорели на электрической изгороди, которая была оборудована минным офицером броненосца «Пересвет» лейтенантом Кротковым. Это было обычное проволочное заграждение, через которое был пущен ток высокого напряжения.

За один день неприятель потерял до 4500 солдат. Большие потери были и у русских. Некоторые роты в этот день перестали существовать. В 3-й роте 25-го полка остались раненый командир, зауряд-прапорщик, унтер-офицер и один солдат. Моряки 26 ноября потеряли 417 человек убитыми и ранеными.

В августе — ноябре японцы провели четыре штурма, из которых ни один не дал сколько-нибудь положительных для них результатов. Противник не применил никаких новых форм и методов при осаде крепости и действовал по шаблону. Колоссальные материальные и людские потери ничему не научили генерала Ноги, командиров его дивизий и полков. Атаки в августе и в ноябре велись в основном одинаково: как правило, солдаты силою не менее полуроты наступали цепью или в колоннах, в результате чего несли громадные потери от огня обороны. Ширина атакованного фронта на направлении главного удара и в августе и в ноябре сохранилась почти без изменения, составив около 6–8 километров; силы распылялись и перемалывались около основных узлов оборонительной линии. Артиллерия противником использовалась неправильно. Вместо того, чтобы вести сосредоточенный огонь в направлении главного удара, стрельба велась одновременно по кораблям, городу и второстепенным объектам.

Множество даваемых осадной артиллерии для обработки целей, находившихся в пересеченной местности да к тому же еще и защищенных, затрудняло достижение эффективных результатов, и хотя защитники крепости несли большие потери, оборона оставалась всегда в состоянии готовности встретить живую силу противника.

Японцы не пытались прорваться крупными силами в глубь обороны на узком участке, предоставив при этом расправляться с укреплениями войскам следующих своих эшелонов. Они не [187] продвигались дальше, пока их войска окончательно не овладевали какой-либо укрепленной горкой.

Попытки противника ночью 24 августа и 26 ноября проникнуть в глубину обороны, из-за потери управления войсками и плохой организации, кроме больших потерь, ничего не дали. Дневных же атак произведено не было, так как Ноги не рассчитывал на их успех.

Японский главнокомандующий действовал крайне нерешительно. Разведывательная служба у него находилась на низком уровне. До конца осады Ноги не имел точных сведений о количестве войск в крепости{153}. Его предположения были явно неверные, крепость имела войск вдвое больше, чем он считал.

Управление войсками в бою у противника было организовано неудовлетворительно. Пока роты находились на исходном положении или сближались с русскими, они управлялись командирами, с началом же ближнего боя всякое управление нарушалось. Боевые задачи батальонам ставились, как правило, только ближайшие.

26 ноября японцы в бесплодных атаках оборонительных укреплений крепости потеряли в действующих дивизиях до 10% живой силы, но главная задача штурма осталась невыполненной. Генерал Ноги, оценив обстановку, решил прекратить дальнейшие действия на широком (Восточном) фронте и бросить все силы для захвата горы Высокой, с которой, как ему стало известно, просматривалась вся порт-артурская гавань. После захвата горы Ноги предполагал установить там наблюдательные посты, чтобы можно было вести по русским кораблям прицельный огонь из тяжелых осадных гаубиц. Овладение Высокой давало японскому командующему возможность решить главную задачу, поставленную перед его армией, — уничтожить остатки Порт-артурской эскадры.

Захват Высокой и других находившихся в этом районе гор был поручен командиру 1-й дивизии с приданными ему полком резервной бригады и двумя батальонами 7-й дивизии. План предусматривал артиллерийскую подготовку в намеченных пунктах атаки, затем одновременное наступление против гор Высокой и Плоской, причем главный удар намечался в направлении последней. Ноги рассчитывал, что падение Плоской повлечет за собой очищение русскими Дивизионной горы, а в связи с этим он будет иметь возможность атаковать Высокую и с фланга и с тыла.

Район гор по новой организации входил в состав первого отдела Западного фронта, которым командовал командир 5-го [188] стрелкового полка полковник Третьяков. Ко дню штурма Третьяков имел в своем распоряжении войск вместе с местным резервом всего 3480 человек (в резерве 155 человек). Высокую обороняли пять рот разных полков; все они были неполного состава (от 60 до 140 человек). На Плоской находились тоже пять рот и охотничья команда. В ночь перед штурмом Западный фронт был усилен нестроевыми ротами, состоявшими из хозяйственных, команд, санитаров, денщиков и др. (всего около 500 человек).

За два месяца, прошедших со дня сентябрьских боев у Высокой, ее укрепления были усилены: окоп, опоясывавший гору, был углублен и оборудован большим числом траверсов от продольного огня; блиндажи для укрытия солдат устроены из железных балок, рельсов, камня, бревен и т. д. На одной из вершин горы был построен специальный редут, огражденный рвом глубиной свыше 2 метров. На другой вершине расположена батарея 6-дюймовых морских орудий, окруженная рвами, окопами, и т. д. Подступы к окопам и укреплениям были защищены проволочными заграждениями, волчьими ямами и другими искусственными препятствиями.

Большим недостатком обороны явилось то, что подступы к горам со стороны противника недостаточно полно просматривались с основных фортов и укреплений крепости, а поэтому и не могли быть поражаемы их огнем. Перед горами находилось много мертвых пространств, где японские войска обычно накапливались перед атаками и откуда их саперы начинали рыть свои сапы. Гаубичной артиллерии в крепости, как уже отмечалось, было мало.

Накануне штурма параллели противника отстояли от Высокой и Плоской всего на 150–200 шагов.

26 ноября во время кровопролитных боев у фортов № II и № III осадная артиллерия японцев энергично действовала и на Западном фронте. Усиленные передвижения неприятельских войск были отмечены в районе Голубиной бухты. Все говорило за то, что японцы готовят здесь нападение. Полковник Третьяков принимал энергичные меры для встречи противника: подвозились вторые комплекты снарядов, готовился запас ручных гранат и т. д.

27 ноября в 9 часов утра противник открыл ураганный огонь. Кроме осадной стационарной артиллерии, могущей вести огонь по горам, стреляли четыре 11-дюймовые гаубицы, три батареи 100-миллиметровых полевых гаубиц, три батареи мортир и вся полевая артиллерия 1-й дивизии. За день на Высокую упало около 800 11-дюймовых снарядов, до 300 6-дюймовых и свыше тысячи снарядов других калибров. Были разбиты блиндажи, повреждены брустверы и засыпаны во многих местах окопы.

Штурм начался в 5 часов вечера. Наступление шло вяло; к полуночи русские контратаками свели на нет небольшие местного значения успехи неприятеля, достигнутые им вначале. [189]

Ночью на горы пришли роты из резерва и были подвезены патроны и продовольствие.

Утром 28 ноября град снарядов снова обрушился на Высокую. К 8 часам почти все блиндажи на горе были разрушены. Солдаты противника, не считаясь с потерями, упорно рвались вперед, атаки не прекращались, их сила нарастала. Около 5 часов вечера комендант Высокой капитан Стемпневский донес полковнику Третьякову: «Сил недостаточно, чтобы удерживать гору за собой!»

У Третьякова из полкового резерва к этому времени не оставалось ни одного солдата, и он приказал направить на Высокую одну роту с Дивизионной горы. Стемпневскому же приказал «во что бы то ни стало держаться». Но японцы не медлили и, произведя еще две атаки, заняли окопы слева и справа от редутов, являвшихся узлом всей обороны горы. Несмотря на контратаки, выбить неприятеля из окопов не удалось.

Вечером на фронт прибыл генерал Кондратенко и после ознакомления с обстановкой донес о ней Стесселю, который ответил высокопарной пустой телефонограммой на имя полковника Третьякова: «Я приказываю вам защищать Высокую гору, как Баязет, она важный пункт!»

Третьяков весь день находился на горе.

Поздно вечером Кондратенко сообщил в штаб крепости следующее: «Правый верхний и соответствующая часть нижнего редута на Высокой горе заняты японцами, а остальная часть редута в наших руках.

Произведенная нами два часа назад атака не удалась... Теперь полковник Третьяков делает распоряжение для новой атаки, лично находится на Высокой горе. Всего на Высокой к бывшему там гарнизону было послано четыре нестроевые роты, одна сводная рота и три роты запасного батальона, но все эти роты очень слабого состава и без достаточной сплоченности, вследствие чего с наступлением темноты численность их чрезвычайно уменьшилась, и я принужден был послать на Высокую гору десантную роту (моряков — А. С.) и пятую роту 5-го полка, причем весьма вероятно, что понадобится дальнейшее усиление гарнизона Высокой... Редуты и блиндажи вследствие усиленной двухдневной бомбардировки 11-дюймовыми бомбами почти совершенно разрушены.

Артиллерийский огонь теперь стих, но продолжаются ружейный огонь и перебрасывание бомбочками. Раненых через перевязочный пункт прошло до 400 человек» {154}.

Ночью полковник Третьяков, находясь на Высокой, контратаковал и к 2 часам ночи выбил японцев из занятых ими окопов и траншей. Таким образом, противник, понеся большие потери, не добился никаких результатов. [190]

Атаки на Плоскую гору в этот день также были отбиты.

29 ноября бои продолжались с прежней силой; артиллерия противника непрерывно вела огонь.

Около 4 часов дня большой отряд неприятельской пехоты, сосредоточившись в мертвом пространстве под горой, внезапно поднялся в атаку и, прорвав линию обороны, проник к редутам Высокой. Полковник Третьяков, собрав ближайших к нему солдат и 57 матросов с броненосца «Севастополь», бросился в контратаку. Одновременно новый комендант горы капитан Белозеров с небольшой группой солдат ударил в штыки с другого направления, и неприятель, не выдержав яростной атаки, бежал. В этой схватке погибла половина контратаковавших, был тяжело ранен Белозеров.

За день на горе разорвалось свыше тысячи 11-дюймовых снарядов. Наблюдателям из Порт-Артура Высокая представлялась огнедышащим вулканом. Солдаты и матросы, оборонявшие гору, дрались с наседавшим врагом уже 125 дней и попрежнему сражались с величайшей стойкостью и храбростью.

Войска 1-й дивизии неприятеля за два дня боев были настолько обескровлены и утомлены, что генерал Ноги приказал остатки их отвести в тыл для отдыха и пополнения. На смену на передовые позиции была выведена 7-я дивизия, состоявшая из кадровых, хорошо обученных солдат. Русских солдат на Высокой и Плоской сменить было некому. В ночь на 30 ноября в помощь им подошли четыре роты и команда, состоявшие из «слабосильных», не оправившихся от болезней и ранений солдат. Ввиду угрожающего положения на Высокую был направлен отряд моряков: рота с броненосца «Ретвизан», сводная рота с канонерских лодок и рота с броненосца «Полтава».

30 ноября на Высокой уже утром были разрушены все укрытия, восстановленные за ночь. Пехота противника начала атаки в 6 часов утра.

Полковник Третьяков управлял ходом боевых действий на горе. Под горой в штабе 5-го полка все время находился генерал Кондратенко, управляя общим ходом сражения на Западном фронте. В тяжелые часы боя он приказал: «Убить лошадь, сварить ее, порезать на порции и в таком виде отправить на Высокую гору, чтобы там каждый боец мог взять кусок мяса и хлеба и, вернувшись в окоп, съесть, когда ему будет удобнее» {155}. Генерал не забывал, что успех боя зависит от стойкости солдат.

Около 9 часов утра японцы заняли левофланговый редут на вершине горы, защитники которого были почти все перебиты. Создалась угроза всей обороне. Для контратаки были выделены из резерва две роты, но еще до прибытия их полковник Третьяков выбил прорвавшегося противника из редута. Около 10 часов стало известно, что из глубины своего расположения [192] в направлении Высокой японцы подтягивают большие массы войск. К этому времени роты моряков уже были израсходованы, и генерал Кондратенко приказал командующему Северным фронтом полковнику Семенову снять с позиций одну роту и выслать ее на Высокую, другую роту для усиления горы он перебросил со своего спокойного участка. С прибытием подкреплений штурм был окончательно отбит.

Затишье продолжалось около часа. Около 2 часов дня японцы возобновили артиллерийский огонь. В Голубиной бухте в это же время появились канонерские лодки противника и также открыли огонь по Высокой (одна из канонерских лодок «Сайен» подорвалась на мине и затонула).

В 3 часа японские войска вновь начали наступать, но были встречены гранатами и не могли значительно продвинуться. Силы на горе, однако, поредели, и генерал Кондратенко обратился к Стесселю за резервами. До прибытия их Кондратенко снял охотничью команду с укрепления № 4 и направил ее на гору. Вместо резервов Стессель посоветовал снять войска с Дивизионной горы. Дивизионная могла быть сама атакована, но иного выхода не было, и с нее была снята еще одна рота. Между тем положение на Высокой ухудшалось, японцы достигли с запада обеих вершин горы и дальнейшие атаки прекратили. Во время затишья к русским прибыло новое пополнение (охотничья команда и рота моряков), которое сразу же вступило в бой. Стремительной атакой японцы были сброшены в окоп у подножья горы; все их попытки вновь приблизиться к вершине были пресечены. Около полуночи раненый полковник Третьяков донес в штаб, что положение на Высокой удовлетворительное.

За четыре дня боев укрепления Высокой были сравнены с землей, из 43 блиндажей уцелело всего два. Ночью измученные боями солдаты были вынуждены строить импровизированные укрытия для себя и восстанавливать то, что можно было восстановить. Противник продолжал вести артиллерийский огонь. Через каждые пять минут на горе разрывался 11-дюймовый гаубичный снаряд.

1 декабря на Западном фронте наступило затишье. Противник вел редкий артиллерийский огонь только по Высокой.

Генерал Ноги, убедившись, что Высокую, как и форты, без надлежащей инженерной подготовки взять нельзя, перебросил к горе всех сапер осадной армии. При непрерывной поддержке артиллерии они день и ночь рыли параллели и сапы, подводя их к гребню Высокой. Наступивший перерыв позволил русским сменить гарнизоны Высокой и Плоской ротами с неатакованных участков крепости. Часть моряков была оставлена в резерве, другая — передана на Восточный фронт в распоряжение генерал-майора Горбатовского. Взамен ушедшим прибыли две роты из Квантунского флотского экипажа и морская воздухоплавательная рота. [193]

Полковник Третьяков, руководивший восстановлением укреплений горы, 3 декабря был тяжело ранен. Его заменил подполковник Сейфулин.

5 декабря саперы неприятеля вплотную приблизились к русским окопам. После артиллерийской подготовки до 8 тысяч солдат противника под командованием генерала Сайто появились между горами Плоской и Высокой. Начался бой. Высокую штурмовали два полка пехоты (27-й и 28-й), Плоскую — один полк (26-й), два полка находились в резерве. Японская артиллерия вела шквальный огонь. Высокая скрылась в густых клубах дыма.

В самом начале боя русские понесли тяжелые потери. Вновь назначенный комендант, подполковник Бутусов, обратился в штаб крепости за резервами, но пока четыре выделенные роты, снятые со спокойных участков, шли на гору, японцы захватили редут на ее вершине. Контратака, предпринятая наличными силами, успеха не имела. Из занятого блиндажа противник повел наступление на седловину горы, но был отбит.

Сражение возобновилось после 2 часов дня. К 4 часам, хотя положение сторон и не изменилось, на Высокой выбыли из строя почти все офицеры, погибло много солдат и стал ощущаться недостаток патронов. Генерал Кондратенко приказал командующему Восточным фронтом Горбатовскому срочно доставить к Высокой 100 тысяч патронов, двух офицеров и выслать две роты солдат. Командующему Северным фронтом Семенову было приказано также выслать две роты и, кроме того, двух офицеров. Одновременно Кондратенко обратился к коменданту крепости Смирнову с просьбой выслать на Высокую две роты моряков.

Между тем японцы продолжали нажимать, их следующая атака была осуществлена силами, превосходившими во много раз оборону, и они окончательно захватили одну из вершин горы и часть седловины.

5 декабря на Высокой сменилось несколько комендантов. С утра комендантом был подполковник Бутусов, после его гибели — капитан Иващенко, за ним — подполковник Покровский. Последним комендантом был инженер-механик флота Лосев, который в 4 часа 30 минут по телефону доложил в штаб полка, что японцы находятся всего в нескольких шагах от последнего блиндажа. К этому времени противник уже почти занял обе вершины. Утомленные, израненные русские солдаты и матросы были не в состоянии более противостоять врагу; их короткие контратаки не имели успеха.

В 5 часов 30 минут вечера Высокая гора пала.

Генерал Кондратенко, считая, что еще есть возможность, пользуясь ночью, сбросить противника с горы, немедленно приступил к организации контратаки. К штабу 5-го стрелкового полка были подтянуты охотничья команда с укрепления № 4, рота моряков с крейсера «Баян» и две с половиной роты солдат. Всего с остатками войск, отступившими с горы, собралось до [194] тысячи человек. Командиром отряда был назначен полковник Ирман. Наступление велось тремя группами на обе вершины горы и на седловину между ними. Правая колонна отряда в темноте подошла к правой вершине и штыками выбила японцев из редута; левая колонна — рота моряков с боем поднялась к другой вершине, но дальше продвинуться не смогла. То же произошло и с другими подразделениями, которые потеряли во время сближения с противником своих командиров. Контратака по существу не удалась.

Чтобы сбросить японцев с горы, нужны были резервы, а у Кондратенко их не было. Около 10 часов вечера он приказал Ирману отступить на линию фортов № IV и № V. Войскам, занимавшим горы Плоскую, Дивизионную, Фальшивую и Панлуншань, также было приказано отойти ночью на главную линию обороны. К утру 6 декабря передовые позиции Западного фронта были оставлены русскими. Японцы не преследовали, их артиллерия молчала.

В боях за Высокую японская армия потеряла до 12 тысяч солдат и офицеров. Только 7-я дивизия не досчиталась 6 тысяч человек; командир ее генерал Осака после боев едва смог сформировать из оставшихся солдат два батальона.

Велики были потери и оборонявшихся; вышли из строя 4500 человек, в том числе 1404 моряка.

На другой день после занятия горы японцы оборудовали на ней наблюдательный пункт для корректировки артиллерийского огня и открыли стрельбу из 11-дюймовых гаубиц по кораблям Порт-артурской эскадры. Таким образом, была окончательно предрешена участь русских броненосцев и крейсеров. Но крепость была еще сильна: ни один форт и ни одно долговременное укрепление не были взяты врагом.

Борьба за Высокую гору была кульминационным пунктом боевого напряжения сил с обеих сторон. Особенно эта борьба была тяжела для русских; малочисленные, измученные осадой, подчас голодные, с незажившими ранами, солдаты все же нашли в себе силы сражаться против озверелого от длительных неудач неприятеля, который от штурма к штурму наращивал мощь своих ударов.

* * *

Во время сражения на Высокой днем 5 декабря, когда противнику удалось временно занять обе вершины горы, он сразу же организовал корректировку огня 11-дюймовых гаубиц по русским кораблям, стоявшим в гавани под Перепелиной горой. В флагманский броненосец «Ретвизан» попало восемь снарядов крупного калибра. Корабль получил повреждения, но остался на плаву. В «Полтаву» попал один снаряд, который проник в артиллерийский погреб и вызвал взрыв боевых запасов. После безуспешной борьбы с пожаром и поступавшей через пробоины водой «Полтава» затонула. [195]

В создавшейся обстановке адмиралу Вирену следовало немедленно принять меры к спасению от артиллерийского огня с суши оставшихся на плаву кораблей. Для этого оставалось два выхода: прорывать блокаду и интернироваться в китайских портах, или выйти на внешний рейд и укрыться в одной из ближайших бухт, чтобы затем вступить в бой с флотом противника.

Но Вирен бездействовал. Бездействие адмирала было преступлением и слишком дорого обошлось флоту.

Утром 6 декабря неприятель окончательно утвердился на Высокой, оборудовал там постоянные наблюдательные посты и открыл методический прицельный огонь главным образом по «Ретвизану», в который попало четырнадцать 11-дюймовых и шесть [196] 6-дюймовых снарядов. Через пробоины ниже ватерлинии броненосец принял много воды и около 4 часов дня погрузился на дно. В броненосцы «Пересвет» и «Победа» за день попало по пяти 11-дюймовых снарядов, однако, повреждены они были не сильно и могли своим ходом выйти в море. Хотя было ясно, что дальше оставаться в гавани нельзя, приказа на выход кораблей в море или ближайшие бухты Вирен не дал.

7 декабря броненосцы «Пересвет» и «Победа» разделили участь «Ретвизана». При этом первый затонул после 20 попаданий 11-дюймовых снарядов, а второй — после 23.

В этот же день погиб крейсер «Паллада» и был сильно поврежден крейсер «Баян», вблизи которых разорвалось свыше 300 снарядов; непосредственно в корабли попало десять.

8 декабря из броненосцев на ходу остался только один «Севастополь». Его командир капитан 1 ранга Эссен еще 6 декабря просил у адмирала Вирена разрешения выйти на внешний рейд, но получил отказ. 8 декабря Эссен вновь обратился к Вирену с той же просьбой, на этот раз Вирен ответил: «Делайте, как знаете» {156}. На броненосце были немедленно подняты пары, и в ночь на 9 декабря он вышел из внутренней гавани. Эссен рассчитывал, что ему удастся уйти в открытое море и прорвать блокаду.

На следующий день противник, несмотря на пасмурную погоду, вел по месту прежней стоянки броненосца усиленный огонь, выпустив свыше 300 снарядов. «Севастополь» в это время уже стоял в бухте Белый Волк.

Вечером 9 декабря Вирен созвал совещание адмиралов и командиров и после обсуждения создавшегося положения отдал следующий приказ:

«1) Судам вверенного мне отряда, за исключением броненосца «Севастополь» и крейсера «Баян», окончить кампанию и спустить флаги.

2) Всех офицеров и нижних чинов свезти на берег и оставить больных с «Ретвизана», «Пересвета», «Паллады», «Полтавы» на Тигровом полуострове, а с «Севастополя», «Баяна» — на дачных местах, из остальных, за исключением комендоров, минеров и машинистов, работающих в минном городке, сформировать новый резерв при двух офицерах от каждого корабля в помощь сухопутным войскам, который перевести в Квантунский экипаж в Старом городе, снабдив его шинелями, сколько есть, — прочие получат в экипаже, — винтовки с патронами» {157}.

Так царский сатрап Вирен стал виновником гибели героических кораблей 1-й русской Тихоокеанской эскадры. [197]

Днем 9 декабря последний из крейсеров «Баян» был поражен десятью 11-дюймовыми снарядами и погиб.

Велико было горе моряков, потерявших свои боевые корабли не в открытом бою с неприятельским флотом в море, а расстрелянными с суши. Ярость команд обратилась на японцев, штурмовавших крепость.

Вирена матросы расстреляли в 1917 г. в Кронштадте.

Вследствие больших потерь и болезней среди солдат, защита крепости после ноябрьских боев на многих участках легла на моряков. Японцы по этому поводу писали в газетах, что на позициях русских видны главным образом синие куртки (форма моряков).

Здесь держали фронт опытные, закаленные в боях, отважные, мужественные и сильные люди. Они неизменно встречали японцев контратаками. Наиболее примечательным, типичным для них в этот период был известный впоследствии борец и знаменитый в Порт-Артуре моряк Иван Бабушкин. За боевые заслуги во время обороны крепости он был награжден четырьмя солдатскими георгиевскими крестами. В конце декабря моряка ранило в десятый раз, он слег в госпиталь, затем вместе с другими тяжело ранеными был отправлен из занятой японцами крепости на родину. Еще не совсем окрепший, Бабушкин перебрался в районе Сайгона на шедшую во Владивосток эскадру Рожественского и сражался потом комендором на броненосце «Орел» в Цусимском бою.

Подстать Ивану Бабушкину были и другие матросы с кораблей Порт-артурской эскадры, защищавшие крепость в тяжелых условиях.

После падения Высокой роты с «Севастополя», «Победы» и «Пересвета» находились на батарее Б и на Китайской стенке; роты «Амура» и «Паллады» — в окопах на Восточном фронте, матросы с «Полтавы» занимали окопы у редута Тахэ и девять рот моряков Квантунского флотского экипажа были в окопах, начиная от бухты Тахэ до Ляотешана.

* * *

«Севастополь», бросив якорь в бухте Белый Волк, приготовился к бою. Ночью в море появились неприятельские миноносцы. В полночь засветили прожекторы крепости, и береговые батареи открыли огонь по кораблям противника. В этот момент японские миноносцы обнаружили место стоянки «Севастополя», но, находясь под сильным огнем, действовали неуверенно, опасаясь подходить на близкую дистанцию. Выпущенные по броненосцу торпеды прошли мимо. В следующую ночь миноносцы повторили нападение, но торпеды вновь взорвались на побережье вдали от броненосца.

Начиная с 10 декабря, сторожевые корабли неприятеля непрерывно несли блокаду, наблюдая за «Севастополем». [198]

Глубокой ночью 12 декабря последовала третья, наиболее упорная атака. Торпедные залпы следовали один за другим. Артиллеристы «Севастополя» вели огонь по противнику из всех орудий. Один снаряд броненосца попал в японский миноносец № 64, уничтожив при этом все его надстройки. Миноносец № 62 получил четыре попадания и ушел в базу с развороченными бортами. «Севастополь» оставался попрежнему невредим.

Из Токио адмиралу Того шли телеграммы, требующие немедленно уничтожить русский броненосец. Командующий флотом был вынужден выделить для этого все имевшиеся в его распоряжении легкие силы, поручив командование ими своему лучшему офицеру капитану 1 ранга Имаи.

Ночью 13 декабря прожектористы береговых постов Порт-Артура обнаружили в море одновременно три отряда миноносцев противника, шедших к Ляотешану. «Севастополь» и береговые батареи открыли огонь. Один из японских миноносцев сразу же загорелся и вскоре скрылся под водой; остальные корабли резко отвернули и ушли в море.

В ночь на 14 декабря к Порт-Артуру вышли все имевшиеся в распоряжении японского командующего флотом миноносцы. Начиная с 11 часов 30 минут ночи и до утра над рейдом стоял сплошной гул стрельбы; непрерывно светили прожекторы; разрывы снарядов стеной стояли над рейдом, не давая возможности противнику приблизиться к «Севастополю».

Нападавшие понесли серьезные потери: миноносец № 60 был выведен из строя; миноносец № 58 получил свыше 20 попаданий; миноносец № 56 оставил рейд с подбитыми торпедными аппаратами и повреждениями корпуса; миноносец «Цубаме», потеряв ход, был уведен с рейда на буксире; миноносец № 49 с развороченным правым бортом малым ходом ушел к островам Эллиот; миноносец № 41 с развороченным бортом над ватерлинией также оставил рейд задолго до утра; миноносец № 42 потерял ход и был расстрелян береговыми батареями. Пострадали и другие миноносцы.

В эти же дни японские крейсеры «Акаси» и «Такасаго», несшие блокаду, подорвались на русских минах. «Такасаго» затонул. Погибло около 300 человек его команды.

На рассвете 15 декабря Имаи, продолжая операцию, бросил в атаку свои лучшие и последние силы — 9-й отряд, состоявший из четырех больших миноносцев. Несмотря на ожесточенный заградительный огонь, они прорвались к «Севастополю» и выпустили торпеды; две из них попали в цель {158}.

Через образовавшуюся пробоину были затоплены несколько отсеков, но крепкие переборки «Севастополя» выдержали напор воды; броненосец остался на плаву. [199]

Миноносцы «Аотака» и «Кари», принимавшие участие в атаке, надолго выбыли из строя, получив тяжелые повреждения главным образом надстроек и вооружения.

Считая, что поврежденный «Севастополь» не в состоянии итти своим ходом, а, следовательно, и прорвать блокаду, японцы прекратили атаки. Между тем на броненосце была заделана пробоина, и он снова продолжал стрелять из орудий главного калибра перекидным огнем по позициям противника. В течение пяти дней гремели его орудийные залпы. По данным корректировщиков, огнем корабля была уничтожена артиллерийская батарея японцев, разрушены во многих местах окопы и т. д.

Между тем развязка близилась.

«...Совершенно неожиданно по телефону получено было от адмирала Вирена распоряжение выполнить секретный приказ, касающийся уничтожения наших судов, — записал в дневнике командир корабля капитан 1 ранга Эссен. — Я приказал тотчас же свозить на берег все командные вещи, оставшуюся провизию и всю лишнюю команду...

Мы отошли от берега к Ляотешаню на глубину 25 сажены Были отданы буксиры, вся команда посажена на катер, и трюмным было приказано открыть кингстоны...

Корабль быстро погружался и кренился... Тогда к борту тонущего броненосца подошел пароход «Силач», я пересел на него и мы отошли от броненосца» {159}.

Так погиб на боевом посту броненосец «Севастополь», нанеся перед этим не малый урон противнику. Не исключена возможность, что «Севастополь» мог бы в первую ночь после выхода из гавани прорвать неприятельскую блокаду, но его командиру — капитану 1 ранга Эссену этого не разрешили, да и из гавани его выпустили по существу после ультиматума.

Нанести потери противнику или прорваться могли и другие корабли эскадры, и вина за то, что это не случилось, — лежит на Вирене и его окружении.

Эскадра погибла. Адмиралы, командовавшие ею в разное время, Старк, Витгефт и, наконец, Вирен оказались не флотоводцами, а ничтожествами, последний, к тому же, объективно был предателем. Они не сумели правильно использовать силы флота в создавшейся трудной и сложной обстановке и погубили флот и тысячи русских моряков.