Британская агрессия в Северной Индии и сопредельных странах в 40–50-х гг. XIX в.
Одновременно с военными действиями в Афганистане Великобритания вела другую колониальную войну — в Китае. В этой грабительской, спровоцированной англичанами войне, вошедшей в историю под названием опиумной, англичане добились крупных успехов. Неравноправный Нанкинский трактат 1842 г. открыл для английской торговли пять портов на южном и юго-восточном побережье Китая (Кантон, Нинбо, Амой, Фучжоу и Шанхай), предоставив британским подданным ряд важных юридических привилегий в Китае, и передал во владение Англии остров Гонконг, близ Кантона. С этих пор англичане прочно утвердились в Южном и отчасти Центральном Китае и приобрели чрезвычайно важные стратегические базы в бассейне Тихого океана.
Однако и западное направление не было покинуто. Несмотря на афганское поражение, английские правящие круги отнюдь не собирались отказываться от своих замыслов в отношении Средней Азии, Ирана, Прикаспийских земель. Но, как показал опыт, и особенно опыт афганской войны, эта задача требовала основательной предварительной подготовки и консолидации английского военно-политического господства на северо-западных окраинах Индии — в Пенджабе и Синде. Во время войны с Афганистаном Синд служил англичанам основным плацдармом; здесь английскому командованию пришлось столкнуться с рядом осложнений.
Эмиры Синда довольно быстро были приведены к покорности; они вынуждены были предоставить англичанам полную свободу навигации по Инду и уступить им порт Карачи. Но этот договор, обеспечивавший английский контроль над районом нижнего течения Инда, представлялся британскому командованию недостаточным и ненадежным. Поэтому оно решило полностью аннексировать страну. Синд не представлял собой единого государства и не располагал организованной армией. Раздробленный на мелкие феодальные владения, он находился под властью белуджских эмиров, занятых преимущественно умножением своих сокровищ и взаимными распрями. Формально здесь не существовало никакой центральной власти, фактически же Нижний Синд подчинялся власти эмира Хайдарабада{84}; Верхний Синд — эмиру Хайрпура. [74]
В конце 1842 г. английский отряд численностью в 3000 чел. под командованием Чарльза Нэпира выдвинулся в Суккур, в Верхнем Синде, и без объявления войны в январе 1843 г. атаковал укрепление Имам Гхар — главную военную базу эмиров, господствовавшую над пустыней, примыкающей к западному берегу Инда.
В то же время английский дипломатический агент Аутрам в Хайдарабаде вел переговоры с эмирами, добиваясь пересмотра старого договора. Вспыхнувшее в городе возмущение сорвало переговоры. Толпа блокировала помещение резидентства. Тогда отряд Нэпира быстро продвинулся вниз по Инду и подошел к Хайдарабаду на расстояние в 50 миль. Эмиры, собрав войско из белуджских племен, выступили навстречу англичанам. 17 февраля 1843 г. под Миани, к северу от Хайдарабада, произошло решающее сражение. Белуджи, несмотря на свое численное превосходство, были разбиты. Их примитивное войско{85}, состоявшее из воинственных, но необученных и плохо вооруженных бойцов и командиров, не имевших представления о современной тактике, не могло тягаться с хорошо снаряженным отрядом англичан. После этого сражения Нэпир без единого выстрела овладел Хайдарабадом. Большая часть эмиров капитулировала, лишь эмир Хайрпура Шир Мохаммед продолжал оказывать сопротивление. В марте он со своим войском повел наступление на Хайдарабад. Нэпир, успевший получить подкрепления, опередил противника и разбил его у Дабба, на подступах к Хайдарабаду. Понадобилось еще некоторое время, чтобы ликвидировать мелкие очаги сопротивления белуждей в окраинных районах; к июню 1843 г. эти операции были завершены. Синд был окончательно присоединен к англо-индийским владениям.
Теперь низовья Инда, подступы к южному участку афганской границы были закреплены за англичанами. Наступила очередь Пенджаба.
Как мы видели, англичане до поры, до времени не решались вступить в вооруженный конфликт с сикхским государством Ранджит Синга и предпочитали действовать осторожными дипломатическими методами. Оказав содействие сикхскому магарадже в закреплении за ним Пешавера, Мультана, Кашмира, Оклэнд сделал его своим союзником в войне против афганцев.
Ранджит Синг умер в июле 1839 г., вскоре после начала войны. Со смертью сильного и авторитетного единодержавного властителя тотчас же начался процесс упадка созданной им империи. При дворе вспыхнула ожесточенная борьба между принцами, вельможами, военачальниками. За период с 1839 по 1845 гг. в Лахоре происходили один за другим дворцовые перевороты, зверские убийства, казни, военные мятежи. К осени 1845 г. у власти находились [75] одна из жен покойного Ранджит Синга, рани{86} Джиндан, правившая от имени ее малолетнего сына Далип Синга, и ее любовник Лал Синг, занимавший пост первого министра (визиря); командующим армией был назначен их приверженец Тадж Синг.
Верхушка сикхов переродилась в беспринципную и алчную деспотичную клику. Но традиции ранней сикхской «хальсы» еще жили среди пенджабского крестьянства и в армии, вербовавшейся из народа. Армия противостояла феодально-аристократической верхушке; кровавый разгул, происходивший при дворе, вызывал все большее недовольство в рядах войск. В воинских частях возникли выборные солдатские комитеты, так называемые «панчаяты» (пятерки), которые, оберегая интересы армии и народа, контролировали военачальников и наемных французских офицеров.
Правящая верхушка боялась армии и ненавидела ее. Она стремилась во что бы то ни стало устранить эту грозную силу. Так рождается чудовищный замысел: затеять войну с англичанами, чтобы обречь на разгром сикхскую армию.
Привести в исполнение этот замысел было тем легче, что английские колонизаторы пользовались среди народа Пенджаба заслуженной ненавистью, особенно после того, как они захватили соседний Синд. А поражение, понесенное британскими войсками в афганской войне, внушало сикхской армии преувеличенные .надежды на легкую победу.
Между тем англо-индийское командование внимательно следило за событиями внутри сикхского государства и усиленно готовилось к войне. Элленборо увеличил численность английских войск на пенджабской границе с 8 до 14 тыс. чел., а при его преемнике Хардинге этот контингент вырос до 40 тыс. чел.
И декабря 1845 г. сикхское войско (около 50 тыс. чел. с 100 пушками) переправилось на левый берег Сетледжа. Главные силы англичан находились в районе Амбалла, расположенном в 150 милях от границы. Сикхам удалось быстро преодолеть сопротивление пограничных отрядов и осадить Фирузпур, охраняемый семитысячным английским гарнизоном. Затем значительная часть (почти половина) сикхских войск заняла к северо-западу от Фирузпура селение Фирузшах и окопалась здесь. Повидимому, это имело целью прикрыть действия войск, осаждавших Фирузпур. Таким образом, сикхское командование добровольно выпустило инициативу из своих рук, потеряло с первых же дней кампании темп и вместо того, чтобы наносить удар за ударом по наиболее уязвимым участкам обороны противника, само приняло оборонительную тактику.
Десятитысячная английская колонна под командованием генерала Хью Гофа выступила из Амбалла и 18 декабря достигла Муджи. Здесь она была атакована отрядом сикхов. Однако атака была отбита, сикхский отряд отступил, а Гоф остался на занятых им позициях в Муджи, дожидаясь прибытия резервов. [76] Сикхские военачальники и здесь не воспользовались представлявшейся им возможностью нанести решительный удар английскому авангарду, прежде чем к нему подоспеет подкрепление, и продолжали пассивно выжидать. Более того, осада Фирузпура велась настолько нерешительно, что английский гарнизон смог выбраться из блокированной крепости и соединиться с отрядом Гофа.
Вследствие грубых промахов сикхских военачальников военная обстановка сразу резко изменилась в пользу англичан. Уже 21 декабря Гоф атаковал позиции сикхов. Атака англичан началась перед вечером и затянулась на всю ночь. Рядовые сикхские воины сражались с обычной доблестью и упорством, нанося англичанам огромные потери. Исход сражения оставался неясным до утра и генерал-губернатор Хардинг, лично находившийся при отряде Гофа, уже приказал своему секретарю уничтожить все секретные документы в предвидении возможной катастрофы{87}.
Однако утром 22 декабря сикхи покинули свои позиции и, соединившись с войсками, осаждавшими Фирузпур, отступили на правый берег Сетледжа. Гоф не преследовал отступавшего противника, так как его войска понесли значительные потери в людях и снаряжении. Он оставался в этом районе около месяца, получая подкрепления людьми, артиллерией и боеприпасами из Мирута и Дели.
Сикхи за это время успели соорудить на берегу реки у Собраона укрепленные позиции. Кроме того, они пытались овладеть Лудианой и таким образом перерезать важнейшие коммуникации англичан. Однако эта попытка, предпринятая крайне недостаточными силами, была парализована английской дивизией, которая, совершив успешный марш-маневр, помогла гарнизону Лудианы отбить атаку, а затем нанесла решительный удар сикхской группировке у Аливала (на левом берегу Сетледжа) и принудила ее отступить за реку.
10 февраля 1846 г. группировка Гофа, численностью свыше 15 тыс. чел., атаковала сикхский укрепленный лагерь у Собраона. Сражение длилось всего 6 часов, но было чрезвычайно ожесточенным и стоило значительных жертв обеим сторонам. Сикхская армия потерпела решительное поражение. Не давая сикхам оправиться, Гоф поспешно форсировал реку и двинулся к столице Пенджаба Лахору, не встречая сопротивления.
22 декабря лахорский двор капитулировал, английские войска вошли в цитадель столицы Пенджаба. Таковы были роковые последствия предательства антинародной правящей сикхской клики.
По договору, заключенному в марте 1846 г. в Лахоре, сикхское государство отказывалось от всяких прав и претензий на территории к югу от Сетледжа и уступало англичанам Кашмир и Джиландхар Доаб (междуречье Сетледж и Биас), обязалось уплатить [77] им наличными пол-крора{88} рупий. Вслед за тем англичане передали Кашмир за крупную денежную компенсацию одному из сикхских феодалов, предателю Гулаб Сингу. Сикхская армия должна была подвергнуться значительному сокращению и реорганизации; лахорские арсеналы, созданные Ранджит Сингом, были разрушены, а большая часть артиллерии сикхов была передана британскому командованию. Малолетний Далип Синг был признан магараджей Пенджаба, при нем учреждался регентский совет. В Лахоре водворился британский резидент, в распоряжении которого находился английский гарнизон, якобы для охраны безопасности магараджи. Но и эти условия, сводившие к нулю суверенитет сикхского государства, казались британским властям недостаточными. В декабре того же 1846 г. Хардинг навязал сикхским правителям дополнительное, еще более кабальное, соглашение. По этому соглашению вся администрация страны, в том числе и регентский совет, были подчинены контролю британского резидента; британскому резиденту предоставлялись обширные полномочия: «направлять и контролировать деятельность всех государственных ведомств».
Но планы британской экспансии на Среднем Востоке требовали полной аннексии Пенджаба. Новый генерал-губернатор Индии Дальхузи, сменивший Хардинга в начале 1848 г., выдвинул в качестве важнейшей задачи индийской политики ликвидацию существовавшего статуса зависимых княжеств и их окончательное присоединение к английским владениям. Пенджаб должен был стать первой или во всяком случае одной из первых жертв. Повод вскоре представился. Наместник («диван») Мультана Мульрадж поднял мятеж против лахорского марионеточного правительства и его покровителей англичан; два английских офицера, прибывшие к нему для переговоров, были убиты. Народные массы различных областей Пенджаба, ненавидевшие англичан, а особенно воины сикхской «хальсы», пострадавшие от сокращения и реорганизации армии, мечтавшие смыть пятно недавнего поражения, тотчас же откликнулись на этот сигнал.
Дальхузи в своем письме в Англию в начале мая 1848 г. писал: «Диван теперь находится в открытом мятеже; войска, и в частности уволенные солдаты, стекаются к нему отовсюду... По предположениям резидента, более чем вероятно, что — вся сикхская армия последует этому примеру»{89}.
Английский лейтенант Эдвардс, находившийся со своим отрядом в районе среднего течения Инда, по собственной инициативе выступил на подавление мятежа. С помощью подкрепления, предоставленного ему английским вассалом раджей Бахавалпура, он нанес несколько чувствительных ударов Мульраджу, принудив его отступить и запереться в столице. Однако атака англичан захлебнулась. Мультан был одной из сильнейших крепостей Индии; [78] чтобы предпринять его осаду, требовались значительные силы и осадная артиллерия, которыми Эдварде не располагал.
Главнокомандующий англо-индийской армией Гоф категорически отказался начать военные действия широкого масштаба, так как дело происходило в апреле — мае, т. е. в самое жаркое время года в Индии; со второй декады июня наступал период дождей, когда местность вокруг Мультана сплошь затоплялась. Генерал-губернатор согласился с мнением командования, решив выждать до осени. В этом решении сказались исконные пороки английской стратегии: с одной стороны, ее неповоротливость и боязнь малейшего риска, с другой — тупость и консерватизм колониальной военщины, недооценивавшей мощь патриотического движения народных масс.
К началу осени восстание распространилось на большую часть Пенджаба. В горной местности Хазара, расположенной между Кашмиром и верхним течением Инда, сикхский губернатор Чатар Синг, владевший обширными поместьями в окрестностях Равал-Пинди, присоединился к восстанию и блокировал английские войска в Аттоке. Он обратился к эмиру Кабула Дост Мохаммеду с призывом о помощи, обещая вернуть ему Пешавер. Эмир решил еще раз попытать счастья в борьбе против англичан. Разумеется, если бы удалось создать настоящий военный союз афганцев и сикхов, то владычество англичан на Среднем Востоке подверглось бы серьезнейшей опасности. Но этого не случилось: Дост Мохаммед отправился в Пенджаб с небольшим афганским отрядом, который не мог существенно повлиять на ход борьбы.
Между тем британский резидент в Лахоре Карри, не дожидаясь распоряжения главного командования, отправил на помощь Эдвардсу для осады Мультана восьмитысячный отряд под командованием генерала Уиша. Но переход на сторону повстанцев одного из сикхских военачальников Шир Синга, соединившегося с войском Мульраджа, заставил генерала Уиша снять осаду и поспешно отступить с большими потерями. Генерал-губернатор Дальхузи 8 октября 1848 г. писал в Англию: «Генерал Уиш, командующий под Мультаном, черт бы его побрал, отступил в момент своего, почти решительного успеха и с большими потерями... Ах, если бы у нас были генералы!»{90}.
Оставив в Мультане сильный гарнизон, достаточный для его обороны, Шир Синг с тридцатитысячным войском двинулся на северо-запад на соединение с Чатар Сингом; Уиш не сделал даже попытки воспрепятствовать его движению. Командование попреж-нему медлило. Дальхузи сваливал всю вину на генералов, но и сам не проявлял особенной активности. Повидимому, это объяснялось не только боязнью риска, но и некоторыми чисто политическими мотивами. Троттер, например, характеризуя поведение главнокомандующего и генерал-губернатора, замечает: «Казалось, они дожидались лишь благовидного оправдания, чтобы разделаться [79] с Бхайравалским договором{91} и превратить Пенджаб в британскую-провинцию{92}.
Эта догадка весьма основательна. Недаром Дальхузи в своем частном письме от 18 сентября довольно откровенно признавался: «Я не вижу иного выхода, кроме аннексии этой дьявольской страны...», и, как бы желая подготовить общественное мнение, добавлял: «Я буду избегать аннексии до последнего момента, но не могу ручаться, что ее можно будет избегнуть»{93}.
С конца октября, после ухода Шир Синга из Мультана, главный театр военных действий переместился на север Пенджаба. К ноябрю Гоф сосредоточил в Фирузпуре группировку, численностью в 16 тыс. чел. И хотя он все еще считал эти силы недостаточными, а их снаряжение неполным, дальнейшая проволочка представлялась невозможной. Гоф со своей колонной продвинулся на северо-запад и занял позиции к югу от Джелума. Войска Шир Синга в это время находились в укрепленном лагере на правом берегу Ченаба, в районе Рамнагара. 1 декабря английский главнокомандующий направил генерала Сэквелла с восьмитысячным отрядом вверх по Ченабу с задачей — переправиться через реку и атаковать сикхов с фланга. Переправы, обозначенные на английских картах, оказались непроходимыми; Сэквеллу пришлось итти кружным путем через Вазирабад. Только 3 декабря он прибыл к назначенному пункту, в то время как сикхи, успевшие подготовиться, выдвинули навстречу английскому отряду крупные силы с артиллерией. Английские орудия в течение некоторого времени не отвечали на канонаду сикхов, но, дав противнику приблизиться, открыли ответный огонь и быстро заставили замолчать сикхские батареи. Сикхи, лишившиеся в результате предыдущей войны значительной части своей артиллерии, явно уступали англичанам по мощи артиллерийского огня. Атаки Шир Синга на обоих флангах Сэкзелла были отбиты, сикхский отряд отступил.
Английский командующий не сумел использовать преимущества своего положения. Вопреки всеобщим ожиданиям и настоятельным советам своих помощников он отказался преследовать противника из-за наступающей темноты. Разумеется, до утра сикхи успели благополучно уйти и спасти всю свою артиллерию. Сражение не дало англичанам никакого серьезного выигрыша.
Отойдя на северо-запад, Шир Синг закрепился на берегу реки Джелум, близ селения Чиллианвала. В то же время Чатар Синг с двадцатисемитысячным войском начал движение из Хазара к Джелуму на соединение с Шир Сингом. Вместе с ним действовал и афганский отряд Дост Мохаммеда.
Гоф решил не допустить соединения неприятельских войск и атаковать позиции Шир Синга. С этой целью 12 января он выступил с двадцатипятитысячным отрядом, имея сильную артиллерию. [80] На следующий день он подошел вплотную к позициям противника. Сикхи вышли из своих траншей; их боевой порядок был построен в виде растянутой линии, левый фланг которой опирался на невысокие холмы, изрезанные оврагами, а правый углублялся в густые джунгли. Было уже около 2 часов дня, и Гоф счел целесообразным из-за позднего времени отложить сражение до следующего утра. Его диспозиция предусматривала вклинение в центр обороны противника с тем, чтобы быстрым маневром обрушиться на один из его флангов, правый или левый, в зависимости от обстановки. Сикхи предупредили Гофа; выдвинув свои батареи, они начали обстрел позиций англичан. Английские тяжелые орудия, значительно превосходившие артиллерию сикхов, быстро подавили огонь неприятеля. Внезапно Гоф изменил свой план и отдал приказ о немедленной фронтальной атаке всеми имеющимися у него силами, оставив в резерве всего лишь два полка сипаев. Его пытались отговорить от этого решения, указывая на невыгодность обстановки, и предлагали до утра ограничиться действиями тяжелой артиллерии. Но главнокомандующий упрямо стоял на своем; его прежняя медлительность теперь уступила место неумеренной торопливости. Атака началась. Англичане продвигались в густых зарослях, где им было почти невозможно использовать свою артиллерию, тогда как противник занимал более удобные позиции и имел за собой обеспеченный, заранее укрепленный тыл. Взаимодействие английских частей было быстро нарушено, а единое управление боем потеряно. «Одна бригада теряла из вида другую, один полк — другой, соседний полк. В густых джунглях было почти невозможно сохранить боевой порядок. Сикхи буквально засыпали их картечью и дрались отчаянно»{94}.
Бой закончился к вечеру. Сикхи возвратились из джунглей к своим укрепленным позициям, однако это нельзя было рассматривать как проигрыш сражения, так как выдвижение сикхских частей в густые заросли носило чисто маневренный характер и имело целью затруднить наступление англичан. После сражения Дальхузи писал: «В результате мы захватили лишь 12 пушек, потеряв при этом три наших орудия и понеся ужасные потери: 2375 чел. убитых и раненых, из коих около 650 убитых. В 24-м королевскому полку 11 офицеров убито и 10 — ранено, и в прочих полках значительное количество. Мы одержали победу, ибо мы обратили противника в бегство, причинили ему огромные потери, захватили у него 12 орудий и остались хозяевами на поле сражения, но, повторяю: еще одна такая победа погубит нас»{95}.
Вскоре, однако, военная обстановка в Пенджабе резко изменилась в пользу англичан. В то время как происходили описанные выше действия на севере, генерал Уиш, дождавшись, наконец, подкрепления из Бомбея, готовился к решительному штурму Мультана. 22 января город был взят, Мульрадж капитулировал. Благодаря [81] этой победе южная группировка англичан получила возможность притти на помощь Гофу.
Но Шир Синг после битвы при Чиллианвала также успел соединиться с войсками Чатар Синга, пришедшими из Хазара. Он решил заставить Гофа принять новое сражение, прежде чем тот получит подкрепление с юга. 12 февраля сикхский отряд, обойдя правый фланг англичан, занял позиции вблизи реки Ченаб, вокруг укрепленного города Гуджерат{96}, в нескольких милях к северу от Вазирабада. Концентрация сикхских войск в этом районе, повидимому, имела своей целью перерезать коммуникации англичан с Лахором. Обойденная противником группировка Гофа поспешно отступила от Чиллианвала к Ченабу. Несколько дней спустя здесь произошло новое решающее сражение, выигранное англичанами опять же благодаря превосходству их артиллерии. Сикхи проявили и в этом бою замечательную стойкость и доблесть, но не смогли сопротивляться подавляющему огню 18 английских тяжелых и множества более мелких орудий.
Английский империалистический историк Индии Троттер вынужден был констатировать: «Сикхские пушкари героически сражались в течение почти трех часов. Когда, наконец, они уже не могли больше отвечать и две деревни на правом участке фронта были взяты штурмом нашей пехотой, — линии британской конницы, пехоты, артиллерии устремились вперед, чтобы довершить замешательство разбитого врага»{97}.
Это сражение решило судьбу войны. Остатки сикхских войск откатывались на северо-запад, преследуемые по пятам англичанами. Афганский отряд Дост Мохаммеда покинул своих союзников и поспешно направился через Хайберский перевал на родину. В начале марта англичанам сдался Шир Синг, за ним сложили оружие и прочие сикхские военачальники. 30 марта Дальхузи опубликовал манифест о низложении лахорского магараджи и о превращении Пенджаба в провинцию Англо-индийской империи.
Две агрессивные войны понадобились англичанам, чтобы покончить с государством сикхов — последним независимым государством Индии. В этих войнах англичане столкнулись с стойким противником, который во многих случаях превзошел их как по отваге, так и по военному мастерству. Как мы видели, конечная победа досталась англичанам нелегко, но победа эта была заранее предрешена целым рядом факторов. Главную роль в крушении сикхского государства сыграла антинародная предательская политика разложившейся феодальной верхушки, возглавляемой лахор-ским двором. Но дело, конечно, не только в этом. Измена сикхской верхушки лишь ускорила и облегчила неизбежный финал. Небольшое государство сикхов, окруженное с трех сторон английскими владениями, имея лишь ненадежных союзников-афганцев, не могло [82] долго сопротивляться англичанам, располагавшим людскими и материальными ресурсами почти всей Индии и опиравшимися на тогдашнюю технико-экономическую мощь британской метрополии. К тому же в тот период, т. е. во второй половине 40-х гг. XIX в., Англия не была связана какими-либо военными действиями ни в Азии, ни в Европе.
Присоединение Пенджаба открывало свободный путь для наступательного движения англичан в сторону Афганистана и Средней Азии.
Весной 1852 г. Дальхузи отправил вооруженную экспедицию в Бирму, мотивируя эту явную агрессию необходимостью охраны английских коммерсантов, якобы подвергавшихся притеснениям со стороны бирманских властей. Шеститысячный отряд, отправленный из Индии морем, высадился в начале апреля близ Рангуна и вскоре овладел городом, а к востоку от него — Мартабаном и Моульмейном; а еще некоторое время спустя англичане захватили Бассейн и Пегу. В декабре 1852 г. Дальхузи односторонним актом объявил о присоединении провинции Пегу к англо-индийским владениям. В письме, адресованном монарху Бирмы Пагану, генерал-губернатор угрожающе предупреждал, что если тот еще раз решится воевать с англичанами, то такая война приведет к «гибели и изгнанию вашему и всего вашего рода». Теперь вся береговая полоса Бирмы сплошь перешла в руки англичан.
В течение восьми лет своего правления (1848–1856 гг.) Дальхузи покончил с несколькими из индийских княжеств, которые хотя и находились в полной зависимости от англо-индийского правительства, но еше сохраняли кое-какие внешние признаки самостоятельности. Так, в центральной части Индии были аннексированы княжества Джанси и Нагпур, на юге — Карнатик, на севере — Ауд. Аннексия Ауда, осуществленная в 1856 г., лицемерно мотивировалась «заботами администрации о правах и интересах» населения Ауда, угнетавшегося деспотическим правительством навваба-визира. На самом же деле английские правящие круги меньше всего думали о благе индийцев, которых они сами грабили и эксплоатировали еще больше, чем местные феодальные раджи и наввабы. Они исходили исключительно из своих экономических и стратегических выгод, связанных с полным и окончательным подчинением всей долины Ганга.
Итак, в начале второй половины XIX в. длительный процесс покорения Индии был завершен. Вся огромная страна от Гималайского хребта до мыса Коморин, от пределов Афганистана до Индо-Китая — находилась под владычеством английских захватчиков.
Правда, и после этого на тронах многих индийских княжеств продолжали восседать индусские и мусульманские царьки, милостиво пощаженные завоевателями. Но теперь уже не могло быть речи о какой бы то ни было их политической самостоятельности. К. Маркс писал в 1857 г: «Завоеванием Синда и Пенджаба Англо-Индийская империя не только достигла своих естественных границ, но она стерла последние следы существования независимых индийских [83] государств. Все воинственные туземные племена были покорены, со всеми значительными внутренними столкновениями было покончено, и недавнее присоединение Ауда ясно показало, что остатки так называемых независимых индийских княжеств существуют лишь постольку, поскольку их еще терпят»{98}.
Усиление агрессивной колониальной политики Великобритании в 50-х гг. XIX в. привело к серьезным международным конфликтам. Самым важным из них был англо-русский, вылившийся в Крымскую войну. Цели Англии в этой войне несомненно выходили за пределы ближневосточной проблемы.
Британские правящие круги добивались не только подчинения Турции и установления английского контроля над Черноморским бассейном, но и стремились вытеснить Россию с Кавказа, преградить ей путь в Среднюю Азию, продвинуть английскую торговлю и английские стратегические базы к берегам Каспия. В английской консервативной газете «Морнинг Геральд» (от 6 декабря 1855 г.) откровенно заявлялось: «До тех пор пока мы не добьемся, чтобы Россия покинула свои закавказские провинции, не может быть безопасности для нашей Индийской империи».
Схема будущего мира, сочиненная Пальмерстоном, предусматривала отторжение от России Крыма, Грузии, юго-восточной части Кавказа, создание «черкесского государства» во главе с Шамилем, находившимся в вассальных отношениях к турецкому султану, а стало быть, подчиненным Великобритании.
Британское командование и британская разведка установили — и через турецких эмиссаров, и непосредственно — тесные связи с Шамилем. Англия поддерживала и вдохновляла реакционное шамилевское движение, в котором она видела полезное орудие своих агрессивных замыслов. Хотя во время Крымской войны английские вооруженные силы были сосредоточены главным образом на Крымском театре, все же английский флот выполнял и некоторые важные задания у Черноморского побережья Кавказа. В мае 1854 г. К. Маркс в одной из своих статей, посвященных обзору военных действий, отмечал: «Эскадра, под командой контр-адмирала Лайонса, должна также вступить в связь с черкесами, в особенности с вождем их Шамилем»{99}.
Наземные же операции в Закавказье, по английскому плану, возлагались на турецкую армию Омер-паши, которая вела наступление в Западной Грузии и Армении, во взаимодействии с отрядами Шамиля.
Как известно, среди некоторой части советских историков до недавнего времени был распространен грубо ошибочный взгляд на Шамиля, как на «народного вождя», а возглавлявшееся им мюри-дистское движение объявлялось «демократическим» и [84] «национально-освободительным». Эта порочная концепция, являющаяся одним из пережитков антимарксистской «школы Покровского», была разоблачена и отвергнута партией и советской научной общественностью в начале 1950 г. В Постановлении Комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства об отмене премии, ранее присужденной Гейдару Гуссейнову за его книгу «Из истории общественной и философской мысли в Азербайджане XIX века» говорилось: «Мюридизм ориентировался на Турцию и Англию и ставил своей задачей подчинение движения горцев, возглавляемого Шамилем, захватническим интересам Турции и Англии на Кавказе.
Идеализация мюридизма в книге Г. Гуссейнова по существу является отражением буржуазно-националистических колебаний и должна быть решительно осуждена».
Развернутая критика буржуазно-националистических и буржуазно-объективистских оценок мюридистского движения была дана в статье М. Д. Багирова, опубликованной в журнале «Большевик» (1950 г., № 13). Исходя из основных положений марксистско-ленинского понимания исторического процесса, т. Багиров подчеркнул, что в обстановке того времени, когда все передовые люди Кавказа и Закавказья стояли за сближение с Россией и великой прогрессивной русской культурой, движение, руководимое мусульманскими фанатиками, направленное не против царского самодержавия, а против русского народа, поощряемое и поддерживаемое турецким султаном и английской агентурой, носило ярко выраженный реакционный, антинародный характер.
«В арсенале колонизаторов, особенно англичан, не брезговавших никакими средствами в достижении своих целей, ислам занимал особое место, — пишет т. Багиров. — Они использовали ислам и различные его течения не только для организации массовых братоубийственных войн среди угнетённых колониальных народов, но и в борьбе со своими соперниками, в первую очередь против России. В этом отношении особо следует отметить использование мюридизма турками и стоявшими за их спиной англичанами»{100}.
Руками султанской Турции и ее вассала Шамиля правительство Пальмерстона стремилось вытеснить Россию с Кавказа и создать на берегах Каспия английский плацдарм.
В докладной записке по Главному штабу русской армии Н. Торнау писал: «Медлительность в действиях Омер-паши и нерешимость его, основанная на расчетах личных его выгод, — оградили пока еще Закавказский край от завладения врагами. Но отторжение края сего от России, уничтожение исключительного нашего права владения Каспийским морем, отнятие у нас средств непосредственных сношений со странами центральной Азии, — все эти обстоятельства слишком важны для английского правительства, в отношении индийских владений его, чтобы мы могли надеяться на неприведение в исполнение со стороны западных-держав предначертаний их. [85]
Для торговых выгод Англии необходимо было уничтожение преобладания России на Черном море; для устранения на будущие времена опасности индийским ее владениям необходимо: отбросить границы России на 1000 верст назад от границы Индии. Отторжение Закавказского края от России, водворение и укрепление английской власти на южном берегу Каспийского моря, — необходимо английскому правительству»{101}. Далее Торнау высказывает опасения насчет возможного вторжения англо-индийских войск в Персию и в результате этого присоединения персидского шаха к англо-франко-турецкой коалиции.
Итак, британские дипломаты и стратеги включали в систему обороны Индии не только Афганистан, Бухару, Хиву, Восточный Иран, Кашгарию, но также северо-западную часть Ирана, Кавказ, Малую Азию.
С подобным своеобразным толкованием понятия «безопасности» британских владений мы встречаемся не раз в истории внешней политики Англии. В конце XVIII — начале XIX вв. Уильям Питт считал, что линия обороны Великобритании проходит по Шельде и Маасу, после мировой войны 1914–1918 гг. английская дипломатия заявила, что подлинная граница Соединенного королевства находится на Рейне, а в наши дни бевины и Черчилли мечтают об отодвижении этой «границы» еще дальше па восток.
Вряд ли нужно доказывать, что такого рода политико-стратегические схемы продиктованы не оборонительными, а агрессивными, экспансионистскими стремлениями.
Еще накануне Крымской войны английские власти в Индии предприняли ряд дипломатических демаршей в Кабуле, чтобы обеспечить прочный союз с Дост Мохаммедом. В 1854 г. английский комиссар в Пешавере Эдварде советовал генерал-губернатору «установить доброжелательные отношения с Кабулом». Дальхузи горячо откликнулся на это предложение, подчеркнув особенное значение союза с Афганистаном, в связи с назревавшей тогда англорусской войной{102}.
В марте 1855 г. наследник кабульского эмира Сердар Гулям Хайдар-хан прибыл в Пешавер для переговоров, завершившихся подписанием договора. Дост Мохаммед торжественно обязался «быть другом друзей и врагом врагов достопочтенной Ост-Индской компании». Властитель Кабула пошел на союз с англичанами, надеясь, что это даст ему возможность завершить объединение афганских земель под своим скипетром и создать единое афганское государство. В частности, Дост Мохаммед рассчитывал на помощь англичан в борьбе против каджарских шахов Ирана, попрежнему претендовавших на Гератский оазис. Этот договор был явно направлен против России и Ирана.
Иранский шах Наср-эд-Дин испытывал возрастающую тревогу в связи с успехами Дост Мохаммеда. Опираясь на поддержку [86] России, Наср-эд-Дин-шах решил повторить попытку своего предшественника овладеть Гератом. В марте 1856 г. шахские войска появились под стенами города. Дост Мохаммед обратился за помощью к англичанам, которые, разумеется, воспользовались удобным случаем, чтобы вмешаться в афганско-персидскую распрю. Эмиру Кабула была предложена британская субсидия для ведения войны с Ираном. В октябре 1856 г. Герат капитулировал. Английское правительство, будучи уверенно в том, что Россия после крымского поражения не станет рисковать новым конфликтом, объявило Ирану войну. Отправленный из Бомбея семитысячный английский отряд в начале декабря 1856 г. высадился на острове Карраке (Харг) и на побережье Персидского залива, близ Бендер-Бушира. Бушир был занят легко и быстро. Все же англичане не решились развивать наступление против иранских войск, сосредоточившихся восточнее Бушира, в районе Кушаба. Имей они дело с более сильным противником, эта нерешительность могла бы им обойтись дорого. Но армия иранского шаха, плохо вооруженная, руководимая невежественными и бездарными командирами, была не способна предпринять эффективное контрнаступление. Ф. Энгельс писал об организации армии Ирана в этот период:
«Английские, французские, русские офицеры поочередно пытались организовать персидскую армию. Одна система сменяла другую, и каждая поочередно срывалась благодаря зависти, интригам, невежеству, жадности и подкупности восточных людей, которых эти системы должны были превратить в. европейских офицеров и солдат. Новой регулярной армии ни разу не представился случай испытать свою организацию и мощь на поле битвы. Все ее подвиги ограничивались несколькими походами против курдов, туркменов и афганцев, во время которых она служила ядром или резервом для многочисленной персидской иррегулярной кавалерии. Сражалась главным образом эта последняя; регулярные же отряды должны были действовать на неприятеля демонстративным эффектом своего по внешности страшного боевого порядка»{103}.
Шесть недель спустя в Бушир прибыло из Индии подкрепление, почти удвоившее силы английского десанта. Англичане продвинулись к Кушабу и выбили иранцев с занимаемых ими позиций, но затем отошли к побережью. Снова наступило затишье. В конце марта 1857 г. пятитысячный английский отряд был отправлен на судах к Моххамере, важному порту юго-западного Ирана, расположенному на реке Шат-эль-Араб{104}.
Моххамера оборонялась тринадцатитысячным иранским гарнизоном под командованием принца Ханлара и девятью артиллерийскими батареями, расположенными по обоим берегам реки. Шесть английских судов на рассвете 26 марта обстреляли форты и через час заставили замолчать береговые батареи; вслед за тем английские [87] транспорты, обстреливаемые только мушкетным огнем, высадили десант. Овладев батареями противника, английский отряд продвинулся к укрепленному лагерю иранцев, которые, даже не пытаясь вступить в бой, обратились в стремительное бегство, оставив англичанам 16 орудий, склады боеприпасов и снаряжения, палатки и т. п.
По приказу разгневанного шаха иранские офицеры, участвовавшие в обороне Моххамеры, были проведены на цепях, продетых в ноздри, сквозь строй, биты палками и заключены в тюрьму. Однако главный виновник позорного поражения принц Ханлар, давший шахскому визирю крупную взятку, не только избежал наказания, но, напротив, был награжден саблей и почетным халатом. Таковы были нравы при дворе каджарских деспотов.
В то время как на побережье Персидского залива происходили военные действия, в Париже шли мирные переговоры между представителями Англии и Ирана. Эти переговоры закончились еще в начале марта 1857 г. заключением мирного договора, который был ратифицирован два месяца спустя в Багдаде. Иранское правительство обязалось вывести свои войска из Герата, отказалось от всяких притязаний на Гератский оазис и согласилось, в случае возникновения каких-либо спорных вопросов с афганскими ханствами, прибегать к посредничеству британского правительства.
Все же англичанам не удалось добиться признания их особых прав и привилегий в зоне Персидского залива и пришлось эвакуировать все занятые британскими войсками пункты на иранской территории. Еще до окончания англо-иранской войны в начале января 1857 г. состоялось свидание эмира Кабула с английским главным комиссаром Пенджаба Джоном Лоуренсом. Встреча произошла близ Хайберского перевала. Вдоль пути следования Дост Мохам-меда были выстроены несколько отборных полков англо-индийской армии, численностью в 7 тыс. чел., с явным намерением продемонстрировать афганскому властителю мощь британских войск; В результате свидания англо-афганский договор 1855 г. был подтвержден. Кроме того, эмиру была назначена субсидия в размере 100 тыс. рупий ежемесячно и дано в виде подарка 4 тыс. мушкетов. Дост Мохаммед со своей стороны разрешил английским должностным лицам посещать определенные районы Афганистана в целях содействия ведению войны против Ирана, а также для проверки того, насколько рационально используется английская субсидия.
Война с Ираном, которую британские войска выиграли благодаря беспомощности и отсталости военной, экономической и политической системы каджарской монархии, и еще более союз с афганским эмиром способствовали консолидации позиций Англии на Среднем Востоке. [88]