Н. А. Орлов, генерал-лейтенант.

Война за освобождение Германии в 1813 г.

Грандиозный поход 1812 г. окончился для Наполеона полной неудачей: сам великий полководец бросил войска и поспешно уехал в Париж; лишь жалкие остатки его огромной армии, всего несколько тысяч человек, ушли из России, — остальные погибли от холода, голода или на полях сражений. Но сам вождь был жив, а при его страшной энергии и огромной силе воли он мог собрать новые армии и возобновить борьбу.

Теперь стал вопрос: будут русские продолжать наступление за пределами своей границы в целях окончательного ниспровержения Наполеона и освобождения европейских народов?

Император Александр I стоял за то, что меча класть не следует до тех пор, пока Наполеон не будет окончательно ниспровергнут; нельзя полагаться на прочность договоров с ним. «Я или он, — говорил Александр, — он или я, но вместе мы царствовать не можем».

Продолжение войны казалось неизбежным и для Наполеона. Он сознавал, что вся слава, все его значение и вся сила — в постоянных военных успехах; однако не раз у него являлось желание войти в соглашение с Россией. Даже весной 1813 г., в Эрфурте, когда он уже стоял во главе могучей армии, он говорил: «Посылка в русскую главную квартиру разделила бы весь мир пополам». Но Александр, увлеченный космополитическими идеалами, отвергал все его попытки к примирению. [90]

Таким образом, война 1813 г. за освобождение Германии является порождением личной инициативы русского императора. Он двинул русские войска в пределы Пруссии. Средства Наполеона были пока еще громадны. Он повелевал не только Францией, финансовое положение которой было благополучным благодаря контрибуциям, полученным от прежних войн, но и Италией, Голландией, германскими государствами Рейнского союза; впоследствии Данию он привлек на свою сторону обещанием присоединить к ней Норвегию; словом, почти вся Западная Европа раболепно ему повиновалась, и только на Пиренейском полуострове пришлось вести упорную борьбу с народом, ставшим на борьбу за свою независимость.

На стороне России по-прежнему была Англия, и лишь потом постепенно присоединились Пруссия, Швеция и Австрия. Англия желала войны, ибо ссоры континентальных держав всегда служили во благо ее интересам; она помогала денежными субсидиями. Пруссия надеялась в союзе с Россией вернуть себе потерянное в 1806 г.

Русские уже заняли часть прусских владений. Назначение управляющим этими областями известного прусского патриота Штейна, находящегося с 1806 г. на службе в России, вызвало энтузиазм среди населения; но французы пока еще удерживали страну в своих руках, и даже личная переписка могла подвергаться перлюстрации. Например, Гарденберг из Бреславля так сообщал Штейну в Кенигсберг о ходе переговоров с Россией частным письмом на имя девицы Каролины Гейнзиус из опасения, что письмо может быть перехвачено французами: «Любезная сестра! Спешу известить тебя, что наш добрый отец <король> намерен дяде <Александру I> переслать по верной оказии брачный контракт <союзный договор>; таким образом, брак нашей любезной Амалии <Пруссии> должен скоро и наверно состояться. Не говори там нашим ничего об этом: отец хочет, чтобы все осталось в тайне, пока дядя всем не распорядится».

16 февраля 1813 г. фельдмаршал Кутузов подписал формальный договор о союзе России с Пруссией, по которому Пруссия, в случае успешной войны, должна была восстановить границы, существовавшие до 1806 г.; Россия обязалась выставить 150 тысяч войск, а Пруссия 80 тысяч. [91]

Подъем духа пруссаков был очень силен, началось формирование народного ополчения, численность которого к марту составила 100 тысяч, а в ходе войны достигла 250 тысяч. Союзным главнокомандующим был назначен Кутузов.

Желала продолжения борьбы с Наполеоном и Австрия, но руководимая, как всегда, своекорыстными интересами, стремилась стать посредницей между борющимися сторонами. Если Наполеон не согласится на уступки, то она примкнет к союзу России с Пруссией, но не для окончательного ниспровержения Наполеона, ибо необходимо поддерживать равновесие между восточным и западным колоссами — Россией и Францией. Низложение Наполеона поведет к усилению политического влияния России, чего Австрия весьма опасалась (славянский вопрос).

Швеция хотя и была в союзе с Россией — на условии присоединения Норвегии, как бы в возмещение за утрату Финляндии в 1809 г., — но фактически участие приняла лишь во время осеннего похода 1813 г.

В Саксонии, где разыгрались главные события войны в 1813 г., царствовал король Фридрих Август, любимый подданными, 45 лет управлявший государством, но человек старый, нерешительный, ханжа, благоговевший перед Наполеоном. Король колебался, к какой стороне пристать, и в решительную минуту составил для управления королевством комитет, а сам, забрав 200 тысяч талеров золотом, 4 миллиона ассигнациями, с двумя кирасирскими полками уехал в Баварию, а потом в Прагу под покровительство Австрии.

Зимний и весенний походы

В конце декабря 1812 г. русские перешли границу (Неман). Тесня перед собой неприятельские отряды и осаждая крепости на Висле, занятые французскими гарнизонами, русские вступили 26 января в Варшаву, а 1 февраля разбили саксонцев [92] Ренье у Калиша. Остатки наполеоновской великой армии, под начальством вице-короля Евгения, отошли 6 февраля за р. Одер, 20 февраля генерал-адъютант Чернышев с передовым отрядом занял Берлин, а 27 февраля сюда вступили главные силы графа Витгенштейна. За Эльбу войска вице-короля отошли к 5 марта.

Немцы с восторгом встречали русских как избавителей. В силезском городе Миличе жители встречали Кутузова с энтузиазмом и кричали: «Vivat der grosse Alte! Vivat unser Grossvater Kutuzoff!» (Виват — великий старец. Виват — наш дедушка Кутузов.) Прусский король пожаловал ему орден Черного Орла, табакерку за 20 тысяч рублей и через Гарденберга обещал пожаловать имение в Пруссии. Фельдмаршал отвечал: «Государь сам не оставит меня и детей».

В Саксонии отличались партизаны Давыдов, Прендель, Орлов. Чрезвычайно быстрые успехи союзников возбуждали столь радужные надежды, что даже высокопоставленные генералы настаивали на немедленном наступлении за Эльбу. Только опытный и прозорливый Кутузов был против. «Быстрое движение наше вперед, — писал он Витгенштейну, — для главного предмета будущей кампании никакой пользы принесть не может». Однажды он сказал с раздражением: «Самое легкое дело — идти теперь за Эльбу, но как воротимся? С рылом в крови».

В конце марта союзники перешли Эльбу и заняли всю Саксонию, Дрезден, Лейпциг, Альтенбург. Русские партизаны (Чернышев, Дсрнберг и Тетенборн) хозяйничали на Нижней Эльбе. Вице-король расположился за р. Заалой и Нижней Эльбой. К 12 апреля у него было 45 тысяч войск, а сзади, в главной армии Наполеона, в окрестностях Эрфурта, уже собралось более 120 тысяч, причем сосредоточение вновь сформированных войск еще не было закончено.

Против этих сил у союзников (русские и пруссаки Витгешнтейна, Блюхера, Милорадовича и главная армия) было всего 92 тысячи. Таким образом, соотношение сил противников изменилось.

16 апреля в Веймаре Наполеон сел на коня и двинул войска к Лейпцигу. «Я буду вести эту кампанию, — сказал он, — как генерал Бонапарт, а не как император». [93]

В тот же день скончался в Бунцлау Кутузов; главнокомандующим назначили графа Витгенштейна.

Вооруженные силы сторон. Армия Наполеона. Вернувшись из России в Париж, Наполеон тотчас приступил к созданию новых вооруженных сил. Он потребовал от Франции страшного напряжения. К весеннему походу император собрал армию в 200 тысяч, а к осеннему довел ее до 500 тысяч. Взяты были недобранные конскрипты за прежние годы, произведен набор по сроку 1813 г. и даже вперед — по сроку 1814 г. Многие молодые люди еще не возмужали и были слабосильны; брали даже хромых и кривых на один глаз, если, по мнению военных приемщиков, они все-таки годились для войны. В ездовые для артиллерии назначались извозчики, в кавалерию — жандармы, почтальоны, сыновья лесничих. Когда в Испании дела пошли хорошо, то оттуда взяли 150 кадровых офицеров и унтер-офицеров для батальонов и 50 для эскадронов. Для пополнения армии лошадей купили в Германии.

Взятые конскрипты соединялись в маршевые батальоны, батальоны сводились во временные полки, а эти последние — в маршевые колонны и направлялись к Рейну; по дороге обучались, а главное — воспитывались старыми, израненными унтер-офицерами. На Рейне старый, но весьма деятельный маршал Келлерман (герцог Вальми) обмундировывал и вооружал конскриптов и направлял в армию. Они двигались в большом порядке и по наружному виду производили впечатление совсем готовых регулярных войск. Союзники действительно приняли их за новые, свежие полки.

Если армия Наполеона имела очень крупные недостатки, то все-таки ее одушевление было весьма велико, и в первом же сражении, особенно в присутствии императора, сильное солдатское чувство охватывало даже самых мирных конскриптов.

Самую слабую часть армии составляла конница: она была слаба и количеством, и качеством; этот род войск для своего создания требует средств и времени.

Корпуса были организованы прекрасно, численность их составляла от 20 до 40 тысяч; как правило — 27 тысяч; корпусная кавалерия состояла из 4–8 эскадронов. [94]

В боевых порядках батальоны строились в колонны и со своими стрелковыми цепями двигались свободно и быстро по пересеченной местности, не соображаясь боязливо с соседними батальонами, но чувствуя в себе самостоятельное значение. Чем батальоны были в полках, тем в более крупных частях являлись бригады и далее дивизии. Последние принимали для маневрирования на поле сражения очень густое построение.

Во главе французской армии стоял Наполеон. Ко времени похода 1813 г. он был уже не тот, что прежде. Следствием того, что, с одной стороны, он полководец, а с другой — император, являлось подчас колебание воли, ибо часто положение императора идет вразрез с обязанностями генерала. Сказалось и физическое утомление: «он отяжелел», по выражению Шарраса. Это был уже не прежний молодой человек, полный сил. Хотя ему было только 44 года, но тучность и слабость здоровья все более и более давали о себе знать. Он уже не мог так долго оставаться на коне, как прежде, не мог быть всюду.

Много вредила Наполеону слишком большая вера в себя, в свою счастливую звезду и потеря чувства меры. Прежде он всегда действовал сообразно с обстановкой, теперь явилось желание повелевать и ею; он верил лишь в то, во что желал верить; противником он явно пренебрегал, в очевидное нарушение своих же прежних мнений.

Увеличение численности армий и пространства, на котором они действуют, ставит главнокомандующего в особое положение. Управлять отдельными армиями он может лишь директивами, а не диспозициями на каждый день. А это для успешности действий влечет за собой необходимость, чтобы командующие отдельными армиями были генералами-стратегами. Наполеон жаловался на недостаток таких генералов, говоря, что в этом отношении союзники его превосходят. «Мои генералы могут действовать лишь на больших дорогах и в сфере пушечного огня, — говорил Наполеон. — Где меня нет — делают одни глупости».

Говорят, Наполеон не терпел возле себя особо талантливых генералов, — он им завидовал; но едва ли это справедливо; [95] он стоял так неизмеримо высоко как полководец, что не мог завидовать.

Начальник штаба Наполеона Бертье был хороший ему помощник, но лишь как техник стратегии; он мог хорошо разрабатывать мысли императора, а к самостоятельным соображениям был неспособен. Он собрал очень хороший генеральный штаб, а начальник военно-топографического бюро Баллер д'Альб превосходно организовал топографическую часть в главной квартире; без него и его карт Наполеон не мог обойтись ни одного дня.

Русская армия. Система комплектования — рекрутские наборы, а не господствовавшая до той поры вербовка — очевидно, должна была отразиться на качестве армии; и действительно, состав русской армии был значительно лучше, чем прочих армий. Бессрочная служба уже не существовала — срок службы установлен в 25 лет.

Пехотный полк состоял из двух батальонов, кавалерийский — из шести действующих и одного запасного эскадрона; по штату в эскадроне полагалось 180 коней, но в действительности эскадроны всегда были слабее. Артиллерия делилась на роты: батарейные, легкие и конные. Рота имела 12 орудий.

Две-три пехотные бригады (четыре-шесть полков) составляли пехотную дивизию, две дивизии — пехотный корпус. В состав корпуса входила лишь пехота с артиллерией, конницы не придавалось, вследствие чего корпус был малосамостоятелен. Численность пехотной дивизии — 5–8 тысяч. На корпус придавалась артиллерия в составе одной батарейной и двух легких рот. Кроме того, на всю армию придавалась резервная артиллерия. Кавалерийские полки сводились в дивизии (3000 коней) и далее — в массы из 5–15 тысяч коней.

В течение войны русская армия постоянно увеличивалась в числе, частью укомплектованиями, а частью выздоровевшими после болезни или ранения. В начале 1813 г. численность русской армии составила всего 50 тысяч, в конце мая — 90 тысяч, а к концу июля — 173 тысячи и 648 орудий. Кроме того, под Данцигом находился 30-тысячный корпус при 590 орудиях, в Варшавском герцогстве — так называемая [96] Польская армия Бенигсена (70 тысяч при 200 орудиях), а в Белостоке — резервная армия Лобанова-Ростовского (50 тысяч). Принимая во внимание убыль в зимнем и весеннем походах, приходим к заключению, что главная масса солдат состояла из рекрутов. За прошлые войны с Францией и Турцией мужское население сильно уменьшилось, и теперь за недостатком молодых рекрутов приходилось брать и более зрелых. Таким образом, русская армия, особенно во второй половине 1813 г., на вид состояла из старых солдат, а в сущности — из новобранцев. Выучка была спешная и поэтому далеко не полная, но дух армии, как всегда, прекрасен.

Обмундирование было весьма удовлетворительным, конечно, с точки зрения того времени. Для пополнения его прислано из Петербурга 54 тысячи мундиров и шинелей, кроме того, в Польше, Силезии и Саксонии приобретено 740 тысяч аршин{116} сукна; в тылу устроены обмундировальные мастерские, но работа в них шла не особенно успешно; много заказано немецким мастеровым. Для 3200 офицеров заготовлены сюртуки и шинели без всякого вычета.

В особенности заботились об обуви. В Саксонии закупили сапожный товар на 100 тысяч пар сапог. Много было захвачено обуви у французов, но она оказалась узка для русских солдат.

Конская амуниция, в особенности в артиллерии, превосходна; по крайней мере, значительно лучше, чем у союзников.

Артиллерийское довольствие, благодаря энергии инспектора артиллерии князя Яшвиля, было организовано очень хорошо. Частью воспользовались захваченным оружием и боевыми запасами при преследовании неприятеля, а большей частью — доставкой из Англии как ружей, так и пороха.

Продовольствия при войсках полагалось иметь на 10 дней: на четыре дня в ранцах солдат и на шесть в обозных фурах; и это количество было действительно налицо; полковой обоз вообще был в большом порядке. Продовольствие обязались поставлять пруссаки, а потом и австрийцы, но на самом деле его было так мало, доставлялось оно так неисправно, что изза [97] него между союзниками часто происходили драки. После нескольких месяцев войны страна оказалась сильно истощенной, и если бы не удалось взять запасов из прусских крепостей, то армия могла оказаться в критическом положении. Кроме того, в Польше произвели реквизиции и собранные запасы сплавили по Варте, Висле и Одеру. В Польше находился транспорт в 3000 подвод, прибывший из Молдавии еще в 1812 г.; на нем было подвезено к армии 60 тысяч пудов сухарей.

Затруднение встречалось в печении хлеба и в сушке сухарей. Печение и сушка производились частью самими войсками, частью местными жителями.

На этапах (в расстоянии одного-двух переходов) были устроены продовольственные магазины (три линии). Допускались и реквизиции с уплатой пятой части наличными деньгами, а остальное — квитанциями. К войскам приданы комиссионеры для наблюдения за правильностью сбора запасов. Введен при этом тариф (так называемый «кутузовский»), что еще более упорядочило сбор запасов. Издано правило перевода русских денег на иностранные, и вменено в обязанность принимать русские деньги. Денег войскам давали мало, а стремились довольствоваться исключительно натурой. При каждой дивизии был передвижной лазарет. Когда армии находились еще в Пруссии и Силезии, то больных отправляли в прусские госпитали с платой 70 коп. в сутки за больного. Впоследствии в Саксонии госпитали устроили на счет страны. В государствах Рейнского союза были устроены подобные же госпитали, но за лечение в них выплачивались деньги.

Эвакуация производилась не без затруднений, ибо был недостаток в повозках.

Главнокомандующий, граф Витгенштейн, не отличался особыми достоинствами полководца, да к тому же был стеснен присутствием императора Александра, короля прусского и советников при них. Нередко монархи в бою подвергались явной опасности, чем озабочивали главнокомандующего и других генералов и отвлекали их внимание от наблюдения за ходом боя. Иногда монархи отдавали приказания, противоречившие распоряжениям Витгенштейна, притом помимо него. Положение его было затруднительным еще [98] и потому, что многие из корпусных командиров были старше его чином (Барклай-де-Толли, Милорадович, Блюхер и др.), а повелевать ими у него не хватало твердости и силы воли. В результате в верхах армии образовалось пагубное многоголовие.

Генеральный штаб (свита императора по квартирмейстерской части) имел блестящих представителей, таких как князь Волконский, Довре, Толь, Дибич. Остальные офицеры тоже были хороши, хотя Генеральный штаб вообще был импровизированным, без большой подготовки: лишь немногие вышли из Московской частной школы колонновожатых Муравьева, а большинство просто случайно набраны из полковых офицеров. Число офицеров невелико: на корпус не более двух, на дивизию — один. Служба главным образом на коне; письменной работой занимались мало. Даже диспозиции составлялись не Генеральным штабом, а в ходе дежурства: собирались офицеры Генерального штаба и ординарцы, и дежурный генерал диктовал им диспозицию; затем она запечатывалась в конверт с надписью «вскрыть в таком-то часу» и передавалась офицеру штаба для доставки соответствующему начальнику.

Толь считал, что хороший офицер Генерального штаба должен быть в состоянии сделать 100 верст на коне и помнить твердо окружающую местность. Вообще, служба их была тяжела, а содержание давалось маленькое; казенной прислуги не полагалось, и они сами должны были даже убирать своих лошадей. За время войны несколько человек умерло от истощения сил.

Прусская армия. После разгрома 1806 г. Пруссия не имела права содержать более 42 тысяч войска. В силу этого введена Krümper Sistem; армия мирного времени сделалась лишь кадром, школой, через которую проводилась масса молодых людей; каждый служил только 6 месяцев. Такие обученные «крюмперы» представляли прекрасный материал для доведения армии до значительной численности в военное время.

Пехотный полк состоял из трех батальонов, ландверный — из четырех; батальон — из четырех рот, рота — из [99] двух взводов. Перед боем стрелки перестраивались во взвод и рассыпались впереди в стрелковую цепь; таким образом, стрелковый бой велся одной третью всех сил, тогда как у французов не более одной шестой. Кавалерийский полк — четыре эскадрона, по 200 коней.

Высшая единица — бригада — состояла из девяти-десяти батальонов, двух-четырех эскадронов и восьми орудий. Численность бригады — 9000 человек, следовательно, она соответствовала русской дивизии и даже превышала ее. Корпус состоял из нескольких бригад с резервной кавалерией и артиллерией.

Наибольшее затруднение встретилось в пополнении армии офицерами. В ландвере офицерские места занимали чиновники, а в ландштурме — даже помещики и пасторы. В кавалерии офицеры особенно важны, а потому для ландверной кавалерии брали их исключительно из отставных офицеров.

Вооружение кавалерии — пика, сабля и пистолет; в ландверной кавалерии не было огнестрельного оружия вовсе. Первая шеренга пехоты имела только пики, две последние — ружья, да и то не везде. Стоит сказать, что 20 тысяч ружей, купленных в Австрии, оказались без затравок, которые пришлось просверливать целый месяц.

Обмундирование ландвера было плохое, шаровары белые, холщовые, слишком легкие для холодной погоды; многие солдаты шли босиком. Немудрено, что старые генералы с презрением относились к ландверу. Йорк и Наполеон называли их «сволочью». Однако такое отношение несправедливо, ибо дух у них был прекрасный, и они сделали свое дело.

Сражение при Люцене. 19 апреля произошло столкновение части армии Наполеона с передовым русским отрядом у ручья Риппах (близ г. Вейссенфельса). Дело это не имело большого значения. Но здесь погиб один из лучших маршалов — Бессьер, пораженный русским ядром.

Наполеон считал, что союзники занимают Лейпциг и находятся у него со стороны фронта; между тем у Лейпцига был только шеститысячный отряд пруссаков Клейста, а остальные силы сосредоточивались много южнее, на р. Эльстер, у Цвенку и Пегау, и занимали фланговое положение [100] относительно противника, сильно растянутого вдоль пути движения.

Дибич (генерал-квартирмейстер) предложил атаковать с фланга и разбить отдельно ближайшие французские корпуса. Замысел был хорош, но исполнен вяло и неискусно; несмотря на свою многочисленную конницу, стоявшую всего в 5 верстах от неприятеля, союзники в общем были плохо ориентированы. В самом сражении союзники вводили войска по частям, но в конце сражения участвовало только 73 тысячи солдат.

Как только раздалась канонада, Наполеон сразу понял, что главная опасность угрожает ему с юга. Мгновенно гениальный полководец создает план действий и, так как нельзя было терять время на составление диспозиции, делает свои распоряжения в несколько минут отдельными записками: Нею держаться и прикрыть развертывание армии в боевой порядок; гвардии вернуться в Люцен и стать в резерве за Неем; вице-королю идти на выстрелы у Люцена, пристроиться к левому флангу Нея и принять начальство над левым крылом, Мармону — составить правое крыло, а Бертрану обойти левый фланг союзников с тыла.

К 7 часам вечера у Наполеона сосредоточивается до 100 тысяч войск, перевес переходит на его сторону, положение из критического обращается в блистательное.

Хотя союзники и удержали за собой места, занятые в начале сражения (Грос-Гершен), но из положения наступательного перешли в оборонительное, охваченное с обоих флангов; на другой день должны были отступить и на время отказаться от роли освободителей Германии.

Наполеон потерял до 15 тысяч человек, союзники — немногим меньше, но захватили до 800 пленных и пять орудий.

Витгенштейна упрекали, что он из соперничества с Милорадовичем не привлек его корпус к сражению и тем лишил себя существенной поддержки в 12 тысяч человек. Если это было так, то, значит, и в те времена существовали трения, крайне вредные для дела. Милорадович, посланный к Цейцу (20 верст) для обеспечения левого фланга от обхода, [101] крайне волновался и говорил: «Первый раз в жизни слышу выстрелы и сам не в деле!»

Зато ему выпала на долю большая работа при командовании арьергардом, когда союзники начали отступление. Они отступили 21 апреля в двух расходящихся направлениях: прусский отряд Бюлова отходил по направлению к Берлину для прикрытия столицы; остальная армия двинулась в Силезию, к г. Бауцену, для прикрытия пути в герцогство Варшавское, дабы держаться ближе к Австрии, с которой продолжались переговоры о вступлении в союз.

Вследствие недостатка кавалерии для преследования Наполеон не мог извлечь большой выгоды из Люценской победы. Позиции Милорадовича приходилось или брать с фронта или обходить пехотой, на что требовалось много времени, вследствие чего главные силы союзников двигались по маршрутам с таким спокойствием, словно в мирное время. За свои заслуги Милорадович 1 мая получил графский титул.

Наполеон, ошибочно полагая, что к Берлину направились значительные силы пруссаков, послал для преследования слабого отряда Бюлова три корпуса (до 60 тысяч) под начальством Нея, а сам со 100 тысячами двинулся к Бауцену. 3 мая Макдональд выяснил, что у Бауцена сосредоточиваются не только русские, но и пруссаки и готовятся к сражению. Тогда Наполеон послал приказание Нею двинуться в тыл позиции у Бауцена. Ней мог прибыть только 11 мая, но Жомини, начальник штаба Нея, прозрел обстановку раньше (отчасти по немецким газетам) и убедил маршала по собственному почину, до получения приказания, свернуть к Бауцену; вследствие этого Ней прибыл двумя днями раньше предположенного, т. е. к 9 мая.

Сражение при Бауцене. Желая уменьшить в глазах Европы значение Люценской неудачи и усилившись до 96 тысяч человек, союзники решили дать сражение на выгодной позиции у Бауцена.

Передовая позиция, для непосредственной обороны переправ, занята 25 тысячами Милорадовича. На главной позиции [102] расположились 65 тысяч, упершись левым флангом к крутым лесистым высотам около австрийской границы, а правый — к прудам у д. Плисковиц. Местность, пересеченная ручьем Блезауэрбах, прудами и высотами, затрудняла взаимную поддержку и действия конницы, которой у союзников было вдвое больше (25 тысяч), чем у противника, т. е. позиция не соответствовала составу армии. Креквицкие высоты — тактический ключ позиции, близ правого фланга заняты пруссаками Блюхера; стратегическое значение принадлежало правому флангу.

Из диспозиции Витгенштейна видно, что он предполагал ограничиться лишь отражением покушений неприятеля. Наполеон 8 мая, т. е. до подхода Нея, готовился к дальнейшей решительной атаке: овладел переправами через р. Шпрее и предпринял ряд ложных атак левого фланга союзников, чтобы привлечь к нему их резервы. Все это вполне удалось французскому императору. Двинув 70-тысячные войска, он оттеснил союзников с передовой позиции, а в то же время сильными атаками корпусов Удино и Макдональда против левого фланга заставил русских расходовать для его поддержки общий резерв с самого начала боя. Вечером авангард армии Нея уже подошел к полю сражения.

В таких обстоятельствах многие русские генералы, особенно Барклай, предлагали отступить к Герлицу, продемонстрировать там готовность принять бой и отступить далее; если цель заключалась в том, чтобы выиграть время, то подобным способом она достигалась без огромных потерь, неизбежных при сражении. Напротив, пруссаки, особенно Кнезебек, настаивали на бое — отступление, по их мнению, ослабило бы дух прусского народа. Александр согласился с Кнезебеком; союзники остались на позиции в пассивном положении.

Наполеон 9 мая решил возобновить атаки Удино и Макдональда и, выждав нападение Нея на правое крыло, атаковать ослабленный центр противника.

С 5 часов утра Удино и Макдональд, не знавшие, что их задача — демонстрационная, повели энергичные атаки, отбросили [103] русских и глубоко проникли в лесистые высоты левого фланга, так что Александр и его приближенные убедились в направлении именно отсюда главного удара врага с целью отрезать союзников от австрийской границы. Тогда главнокомандующий граф Витгенштейн сказал государю: «Ручаюсь головой, что эта атака ложная. Наполеон хочет обойти нас с правого фланга и оттеснить к Богемии». Его не послушали и послали большую часть резервов на левый фланг.

Прибытие подкреплений позволило русским перейти в наступление и потеснить французов. Удино был в отчаянии, что успех, который, как ему казалось, должен был решить судьбу сражения, ускользает, и дважды просил Наполеона о подкреплении. В первый раз Наполеон не дал никакого ответа, а во второй, около 2 часов дня, приказал передать только, что «в 3 часа сражение будет выиграно», а подкреплений, конечно, не послал.

Еще утром генерал-квартирмейстер прусских войск Мюффлинг доложил Александру о возможности неприятельского обхода с правого фланга. «Сколько войск у Барклая?» — спросил государь у Витгенштейна. «Пятнадцать тысяч», — отвечал граф. «Достаточно ли их?» — обратился государь [104] к Мюффлингу, знавшему местность. Получив утвердительный ответ, Александр приказал ему ехать к Барклаю и помочь советом при обороне.

В 6 часов утра в середине расположения Наполеона замечен был густой дым, послуживший Нею сигналом обрушиться с превосходящими силами на 12-тысячный отряд Барклая. Угрожая ему с фронта целым корпусом, он направил две дивизии влево для обхода правого фланга, т. е. для захвата пути отступления союзников, а одну вправо, чтобы отрезать Барклая от Блюхера. Положение Барклая было критическим: на главном пункте, у с. Елейна, у него было не более 7000 человек.

В это время приехал Мюффлинг и объявил волю Александра удержать французов с 15 тысячами человек. Барклай не сказал ни слова, но когда Ней развернул свои силы, примерно 40 тысяч, русский генерал пригласил Мюффлинга в дом мельника и, плотно затворив дверь, между тем как ядра пронизывали насквозь утлые стены жилища, сказал: «Вы полагаете, что у меня 15 тысяч, и государь думает то же. В такую решительную минуту не могу молчать долее. У меня всего 5 тысяч, судите сами, могу ли удерживаться против 40 тысяч? Прошу вас, поезжайте как можно скорее к Блюхеру и просите его, чтобы он помог мне».

Под напором огромных сил неприятеля Барклай, отступая шаг за шагом, дошел к 9 часам до Прейтица, о чем донес Александру, который выразил недовольство слишком поспешным оставлением позиции.

В 11 часу утра Ней получил от Наполеона приказание: «направить все войска на Гохкирхенскую колокольню». Так как через Гохкирхен, лежащий в 12 верстах за Бауценом, проходил главный путь отступления союзников, то цель была ясна — захват этого пути. Ней атаковал Прейтиц, Барклай отступил к Баруту, имея в виду обеспечение пути отступления всей армии; от Блюхера он уже был совершенно отрезан.

Если бы теперь Ней продолжал движение на Гохкирхен, а Наполеон атаковал с фронта, то союзники были бы поставлены в отчаянное положение, но под влиянием колебаний [105] Ней остановился, а Наполеон, не видя его наступления, придержал центр; потеря времени помогла русским. Уяснив положение дел, Наполеон в первом часу повел атаку с фронта, а Нею послал приказание перейти в наступление. Атаки были успешны, но только Ней вновь сделал ошибку: вместо того чтобы идти прямо на Гохкирхен, он, увидев вправо от себя, на Креквицких высотах, Блюхера, повернул направо, на Клейн-Бауцен, и атаковал пруссаков. Все историки обвиняют Нея за эту ошибку; но если действия его войск имели такое решающее значение, то Наполеону следовало самому находиться при них, — тогда он мог был предупредить или исправить все ошибки.

В такую критическую минуту союзникам надлежало или произвести благоприятный поворот в сражении, или отступить. Для первого не было резервов, так как они были отосланы на левый фланг; оставалось второе. В 3 часа дня Кнезебек предложил монархам «прервать сражение». Отступили в полном порядке сперва войска центра, затем — правый фланг и, наконец, левый. Сильная буря с проливным дождем способствовала отступлению.

Потери союзников — 12 тысяч, неприятеля — 18 тысяч, Многочисленная конница заставляла французскую пехоту постоянно держаться в каре, замедляла преследование и не позволила захватить трофеи; даже почти все раненые были увезены.

Наполеон был крайне раздражен подобным результатом сражения. «Как, — вскричал он, — после такой резни и никакого результата? Нет пленных? Так эти люди решились не оставить мне ни одного гвоздя!» Лично на себя он принял руководство преследованием, которое началось в половине третьего утра 10 мая. Под пушечным огнем, подвергая себя крайней опасности, Наполеон сам водил войска в бой, но арьергард Ермолова постоянно давал отпор. До Рейхенбаха он останавливал противника на четырех позициях; здесь его сменил Милорадович. Под Рейхенбахом лучшему французскому кавалеристу, генералу Брюйеру, оторвало ядром обе ноги. Под Герлицем около Наполеона русское ядро поразило его любимца обер-гофмаршала Дюрока, который сопровождал [106] императора во всех походах, начиная с 1796 г. Преследование закончилось только в 8 часов вечера и не дало никаких выгод, — ничто не могло компенсировать недостатка конницы.

Заметив, что французы наступали без достаточных мер охранения, Блюхер, воспользовавшись рельефом местности близ г. Гайнау, пересеченной речками, рощами и холмами, устроил засаду, на которую напоролась французская дивизия Мезона (у него было всего 50 кавалеристов).

С этих пор французы наступали медленно, с чрезвычайной осторожностью; пруссаки торжествовали.

17 мая генерал Барклай-де-Толли был назначен главнокомандующим вместо Витгенштейна, который давно уже тяготился своей должностью, просил об увольнении и сам указал на Барклая как на своего преемника.

Союзники отошли в Силезию, к крепости Швейдниц.

Положение Наполеона был очень трудным. Он ясно видел, что еще несколько таких побед, как Люцен и Бауцен, и армия его перестанет существовать.

Чтобы иметь время усилиться, Наполеон согласился на 6-недельное перемирие (заключено в Пойшвице 23 мая), которое потом было продлено до 29 июля. Оно было нужно и Наполеону, и союзникам, но кому оказалось более выгодным? И Наполеон, и союзники воспользовались им для увеличения своих сил, но союзники, кроме того, усилились присоединением к коалиции Австрии. В окончательном результате выгода была на стороне союзников.

Между тем 15 июня в Рейхенбахе Россия и Пруссия заключили секретную конвенцию с Австрией о войне против Наполеона, а еще раньше, 2 и 3 июня, был ратифицирован договор с Англией о субсидиях с ее стороны — Пруссии 4 миллиона и России 8 миллионов рублей.

В полночь на 30 июля во французский авангард передали объявление о прекращении перемирия, подписанное Барклаем. Война началась снова, но перевес в силах, хотя и небольшой, был на стороне коалиции. [107]