Вторая половина XI в. — первая половина ХШ в.

С середины XI в., после княжения Ярослава Мудрого, на Руси установился новый порядок княжеского владения русской землей, названный профессором В. О. Ключевским [23] очередным: с переменой в составе княжеской семьи шло передвижение оставшихся князей из одной волости в другую, с младшего стола на старший.

Старшим считался стол Киевский. Его и должен был занимать старший во всем роде, с присвоением звания великого князя. Он распределял владения между младшими, разбирал их споры и судил их, заботился о семьях и был главой всей русской земли, а вся русская земля, в совокупности, принадлежала всему княжескому роду и, таким образом, не делилась на части, сохраняясь цельной в смысле народности. Отсюда и при новом порядке наша вооруженная сила осталась народной.

Но очередной порядок оказал все же сильное влияние на устройство вооруженной силы. Он делал подвижными и князей, и княжескую дружину, которая, следуя за князем в другую волость и покидая прежнюю, или покидая князя и оставаясь в прежней волости, никому при этом не изменяла. С другой стороны, однако, старшие дружинники, бояре, не могли занимать высших правительственных должностей долгое время в одних и тех же волостях, и через это они не приобретали себе здесь прочного влияния на дела.

В общем, очередной порядок не изменил отношений между князем и дружинниками, но дал дружинникам право менять князей.

Со временем очередной порядок вызвал споры между князьями о старшинстве. Явилось стремление приобрести его силой и разместиться по волостям не по очереди, а по праву наследства.

На почве же раздачи дружинникам земли в поместья{4}, за обязательство не переходить к другим князьям, возникает порядок поместный. Первым последствием этого было то, что дружинники, сев на землю, неохотно уже от нее отрываются: начались, естественно, утеря ими боевых качеств и сокращение военного сословия. Второе последствие — упадок значения князя. Третье — поднялось [24] значение городов, с вечем во главе. Князья должны были считаться с этой силой, вполне окрепшей в конце XI в., входить с ней в сделки и заключать даже договоры, «ряды».

В итоге Русь разбилась на ряд «демократических республик», в большинстве из них с князем — только ставленником — во главе. А такой строй не мог не привести к полному крушению у нас государственности, что и доказало вскоре татарское иго.

Наемников с этого времени в ратях князей встречается все более. Они у нас были главным образом из печенегов, половцев, торков, берендеев и тюрков, кочевавших в низовьях Днепра и Дона, а также частью из венгров и поляков.

Из родов войск растет значение конницы, особенно благодаря уроку, вынесенному Святославом из похода в Болгарию. К середине XIII в. она составляет уже значительную часть вооруженных сил.

Отсюда вооружение, способы ведения боя, естественно, видоизменяются в сторону пригодности их для конницы. Сочетание же ее с пехотой создало способность к наступательному образу действий и проявлению крайнего упорства в обороне. Но увеличение числа наемников, ослабление княжеской власти и внутренние распри и неурядицы все же заметно ведут к понижению порядка и боеспособности войск.

Наиболее даровитыми вождями того времени были Владимир Мономах, внук Ярослава Мудрого, Изяслав Мстиславович, внук Владимира Мономаха, Святослав Киевский и Мстислав Удалой. Они ясно понимают выгоды действий сосредоточенными силами (особенно Владимир Мономах). Они же, как и их предки, сознают, что решительных успехов можно добиться только наступлением на врага в его пределах, и правилом их, усвоенным по наследству, осталось: «Изыскать недруга в его земле».

Скрытность и быстрота — залоги внезапности, — хитрость и демонстративные отводы войск тоже были их любимыми приемами. [25]

Ночные передвижения и действия, преследования разбитого врага, благоразумная осторожность, медлительность и хитрость в обстоятельствах неблагоприятных — и решительность в условиях благоприятных (Юрий Долгорукий и Изяслав Мстиславович, последний особенно был решителен и смел), наконец, умелое пользование поддержкой народных масс (Владимир Мономах) — вот те особенности, благодаря которым наше ратное дело оставалось самобытным перед нашествием татар. Но неправильное внутреннее устройство государства, рознь и взаимное недоверие мешали проявляться этим качествам во всей полноте, и когда на раздробленную и разъедаемую смутой Русь надвинулись орды татар, учеников бесспорно великого полководца Чингисхана, мы пали в неравной борьбе и только ценой двух с половиной столетий рабства и покорности судьбе искупили потом свой грех розни и раздоров, проложив дорогу к созданию великого и мощного царства Московского, впоследствии империи Великого Петра.

Гроза татарского нашествия впервые прогремела в 1224 г., в несчастной для нас битве при Калке.

Получив сведения от половцев о приближавшемся нашествии татар, князь Галицкий Мстислав Удалой созвал в Киеве совет, на котором, как и всегда, решено было не выжидать нападения татар, а самим двинуться навстречу. На этом совете не было князя Юрия Владимировича, которому, однако, после выступления в поход был послано предложение присоединиться. После 17 дней похода русские войска сосредоточились (но войска князя Юрия Владимировича опоздали) на правом берегу Нижнего Днепра, близ Олешья, где присоединились и половцы. Здесь они одержали победу над передовыми монгольскими частями. Увлекшись, князья — снова без войск Юрия Владимировича, — еще через девять дней перехода прибыли к реке Калке (ныне река Калец в Екатеринославской губ.), где 31 мая 1224 г. и произошло кровопролитное сражение, окончившееся полным нашим поражением.

Причины — решение Мстислава Галицкого перейти р. Калку ввиду гораздо более многочисленного врага и [26] разногласие между князьями Галицким и Киевским, причем последний не захотел переправиться через реку, ибо, по его мнению — что и было вполне правильно, — татары имели возможность разбить нас по частям.

В общем, как видно, уровень военного искусства значительно понизился со времен походов Олега и Святослава, и общественная жизнь давала мало оснований для его дальнейшего подъема.

Однако какой яркой звездой светят нам подвиги великого нашего вождя и государя того времени, святого равноапостольного князя Александра Невского. Александр Невский принял тяжелое бремя правления в особенно скорбное для Руси время. Разрозненная во внутренней жизни, она, как было сказано, подчинилась татарскому игу, и это ослабление еще недавно могучей Руси тотчас же вызвало напор присмиревших было исконных врагов — шведов, ливонских рыцарей и литовцев.

Шведы издавна входили в Неву, Ладожское озеро и Волхов, не давая покоя Новгороду и Пскову. Рыцари поселялись еще с древнейших пор в землях Новгородской и Псковской и, понемногу завоевывая русские земли, даже нападали на сами Новгород и Псков. Успех врагов уничтожил бы нас окончательно: с востока татары, с запада шведы, Ливонь и Литва...

Заслуга отстоять простор для свободного развития Родины, обеспечить тыл с Запада для будущего низложения татарского ига, начать нравственную подготовку к такому низложению и выпала на долю великого князя Александра Невского, «Солнца земли русской». Задачи эти решены были им одинаково великими политикой и стратегией. Политически князь, не предвидя пока успеха открытой борьбы с татарами, не остановился перед унижениями, лишь бы отвести ханский гнев, что и удалось ему дважды (поездки в орду, в глубину Азии). Вообще с татарами Александр Невский предпочел демонстрировать покорство и кротость — путь всех московских «собирателей Руси», от Иоанна Калиты до Иоанна Доброго включительно, пока Дмитрий Донской не вынул наконец меч [27] из ножен для нанесения жестокого удара на Куликовом поле...

На Западе, совсем наоборот, Александр Невский действовал мечом, и действовал так, что, по словам Н. И. Костомарова, «немцы навсегда оставили мысль поработить северные русские земли и подвергнуть их участи земель прибалтийских славян <...>. Сами Папы, вместо грозных булл, возбуждавших крестовые походы на русских наравне с язычниками, избрали другой путь для подчинения себе Руси — путь переговоров, — столь же бесплодный, как и воинственные буллы...» Из этих слов историка также видно, какой страшной была эта опасность с Запада, и я думаю даже, что, отстояв нас от воинствующего католицизма в XIII в., Александр Невский преднаметил и наши границы здесь, и наше свободное развитие.

На счастье, на Новгород со Псковом как передовые оплоты наши враги шли не дружно, а порознь, тогда как между буйным Новгородом и князем устанавливалась в самое нужное время должная связь.

Первыми в 1240 г. под начальством Биргера, зятя самого короля, пошли шведы, с папской буллой в руках. Провозгласив новгородцев союзниками язычников и врагами Христа, Биргер писал гордо: «Если можешь, сопротивляйся. Знай, что я уже здесь и пленю твою землю».

Но князь знал, что нужно было сделать. По отмеченному уже выше историческому нашему обычаю, он сам смело и быстро пошел вперед, дабы «искать недруга» и бить его, но не ждать его и не искать от него решения... При этом Александр шел, даже не ожидая союзных князей. Он присоединил к себе лишь жителей г. Ладоги, который был на его пути (вдоль Волхова): исконное наше сосредоточение сил с движением вперед, какое мы увидим и позже. По исконному же обычаю, перед походом было, для подъема духа, испрошено благословение духовенства.

Между тем шведы вошли через Неву в устья Ижоры и вышли на берег, дабы затем, овладев Ладогой, устремиться на Новгород. Сведения эти дала новгородская сторожа, как всегда, стоявшая в устьях Невы. [28]

Здесь, несомненно, разгадка решимости и быстроты движения Александра: он спешил предупредить выступление шведов у Ладоги и идти дальше за Ижору. И вот в тумане, в 11 часов утра 15 июля, «как Божья гроза», налетел он на шведский стан. Лично положил он Биргеру «печать копьем на лице», и шведам оставалось одно: спасаться бегством ночью на своих кораблях. Подвиг был столь славен, что с ним связано предание о помощи нам От святых Бориса и Глеба.

Шведы отхлынули. Новгород поднял голову — и поссорился с Александром, хотя и почитал иметь его «в челе своих дружин». Князь ушел в Переяславль. Но в это время двинулись немцы. Они завладели Псковом и, страшно опустошая Водьскую пятину, показались у самого «Великого Новгорода». Мятежные новгородцы вспомнили избавителя от шведов: архиепископ умолил его вернуться. Князь быстро очистил окрестности Новгорода от немцев, освободил Псков. Озлобленные немцы собрали свой крестовый поход, хвалясь взять Александра живым. Но Бог судил иначе. Александр, «исполчившись» с новгородцами, псковичами и некоторыми другими, и здесь смело и властно пошел навстречу врагу. Разведчики (сторожи) узнали о его местопребывании на Чудском озере и сообщили, что лед еще крепок. В субботу, 5 апреля 1242 г., на восходе солнца, Александр увидел на льду немецкое полчище, сверкающее копьями, шлемами и панцирями. «Боже, суди мой спор с этим высокомерным народом», — воскликнул Александр и бросился в сечу. Немцы построили клин, или свинью. Они прорвали наш строй в передовых частях, но мы уже и прежде знали «неприятельские обращения»: ответив пятком, или клещами, мы впустили рыцарей к себе внутрь и окружили их с тылу. От «Ледового побоища» уцелело немного немцев, и они более уже не отваживались вступать в борьбу с Александром.

В 1245 г. зашевелился третий наш западный враг, Литва, овладевшая Торопцом. Александр устремился на литовцев, изгнал их из Торопца и, быстро и решительно действуя, нанес им еще ряд поражений... [29]

Имея в виду в своих военных действиях одно: уничтожение врага для спасения от него русской земли — Александр, как и все его лучшие предшественники, действовал всегда смело, властно и решительно. Не гадая за неприятеля, а преследуя свое собственное основное решение, он был всегда превосходно осведомлен об обстановке, умело «обновлял по обстоятельствам»{5} и превосходно действовал «по неприятельским обращениям»{6} и в стратегии, и в тактике, и в политике.

В итоге, как говорит летописец: «Сей великий князь Александр Ярославович был, побеждая везде, не победим [30] никем же», — удел, завидный для кого бы то ни было из великих полководцев и свойственный нашим былым вождям чаще, нежели иностранным...