Содержание
«Военная Литература»
Военная история

Книга VIII

Глава 1

1. Александр, захватив скалу, что принесло ему больше известности, чем подлинной славы, разделил войско на 3 части, чтобы разослать для отпора бродившим врагам. Начальником одной части он сделал Гефестиона, начальником другой — Кена; сам встал во главе остальных. 2. Но среди варваров не [167] было единодушия. Одни были покорены силой оружия, большинство сдалось Александру, не доводя дела до сражения. Он приказал отдать им города и земли тех, кто упорствовал в непокорности. 3. Между тем изгнанные бактрийцы с 800 массагетскими всадниками опустошали ближайшие села. Чтобы обуздать их, правитель этой области Аттин выступил с 300 всадниками, не подозревая о готовящейся засаде. 4. Враг же спрятал вооруженных воинов в находящихся рядом с полем лесах, а несколько человек погнали скот, чтобы этой приманкой завлечь в засаду ничего не подозревавшего Аттина. 5. И вот Аттин, не соблюдая строя, с беспорядочной толпой воинов устремился в жажде добычи на стадо. Как только они миновали лес, засевшие там люди неожиданно напали на них и всех перебили. 6. Весть об этом несчастье быстро дошла до Кратера, и он прибыл со своей конницей. Но массагеты уже ускакали, зато была перебита тысяча дахов. С их гибелью закончилось сопротивление всей области. 7. Александр же после вторичного покорения согдийцев возвратился в Мараканду. Туда приехал к нему Берда, посланный им в свое время к скифам, живущим за Боспором. Он прибыл с послами этого народа. 8. Фратаферн, стоявший во главе хорасмиев, объединившись с соседними массагетами и дахами, также послал людей уверить царя в своей покорности. 9. Скифы предлагали Александру взять в жены дочь их царя. Если же, говорили они, царь признает недостойным для себя подобное родство, то пусть позволит знатнейшим македонцам вступить в брак со знатными женщинами скифского народа; их царь сам прибудет к Александру. 10. Александр благосклонно выслушал оба посольства и стал лагерем, поджидая Гефестиона и Артабаза. Как только они присоединились, он направился в страну, которая называлась Базаира.

11. Главным признаком богатства в этой варварской стране является не что иное, как стада отменных зверей, которые содержатся в больших рощах и парках. 12. Для этого выбирают просторные рощи, изобилующие непересыхающими источниками, обносят их оградой и строят там башни для охотников. 13. Было известно, что в одном из таких загонов на протяжении четырех поколений никто не охотился. Александр вошел в него со всем войском и приказал повсюду встревожить зверей. 14. Когда на редкость огромный лев побежал на самого Александра, то случайно оказавшийся рядом Лисимах, ставший впоследствии царем, хотел рогатиной встретить зверя. Царь, оттолкнув его и приказав не вмешиваться, заявил, что он один, как и Лисимах, может убить льва. 15. Ведь однажды Лисимах, охотясь в Сирии, в одиночку убил зверя исключительной величины, который успел разодрать ему левое плечо до кости, и тот оказался на краю гибели. 16. С укором напомнив об этом Лисимаху, царь доказал свою храбрость на деле лучше, чем на словах: он не только подпустил к себе льва, но и убил его одним ударом. 17. Выдумка, будто Александр бросил Лисимаха на [168] съедение льву, я полагаю, была порождена именно этим случаем 18. Хотя охота Александра окончилась удачно, македонцы, согласно обычаю своего народа, постановили, чтобы царь не охотился пешим и без сопровождения знатных и приближенных. 19. Когда было забито 4 тысячи зверей, царь в том же лесу стал пировать со всем войском.

Оттуда он возвратился в Мараканду. Отпустив Артабаза из-за его преклонного возраста, он передал его провинцию Клиту. 20. Это был тот самый Клит, который у реки Граника своим щитом прикрыл Александра, сражавшегося с непокрытой головой, и мечом отрубил Ресаку руку, занесенную им над головой царя. Он был старым воином Филиппа и прославился многими военными подвигами. 21. Сестру его, Гелланику, воспитавшую Александра, царь любил, как свою мать. По этим причинам он доверил Клиту большую часть своего государства. 22. Тот же получил приказ на следующий день отправиться в путь и приглашение на начавшийся в то же время пир. На этом пиру царь, разгорячившись от вина, стал неумеренно кичиться своими делами, что было тягостно слушать даже тем, кто знал, что он говорит правду. 23. Однако старшие хранили молчание, пока Александр не начал принижать славную победу Филиппа при Херонее, считать ее своей заслугой и утверждать, что славы от столь великого подвига он лишился из-за злобы и зависти отца. 24. По его словам, когда вспыхнула распря между македонскими воинами и греческими наемниками, Филипп, получив ранение среди общей свалки, лег, притворившись ради безопасности мертвым; Александр же прикрывал отца своим щитом и собственноручно перебил всех, кто пытался напасть на него. [169] 25. Отец в этом никогда не признавался, досадуя, что своим спасением обязан сыну. Также одержав победу в войне, которую Александр сам, без Филиппа, вел против иллирийцев, он написал отцу, что враги совершенно разбиты, однако сам Филипп в этой экспедиции якобы не участвовал. 26. Достойны славы не те, кто ездит смотреть самофракийские мистерии, когда нужно опустошать и предавать сожжению Азию, но те, кто совершил подвиги, превосходящие все, что можно вообразить.

27. Молодые с удовольствием слушали подобные речи, которые были неприятны старикам главным образом из-за Филиппа, так как под его командованием они долго служили. 28 Тогда Клит, и сам уже достаточно нетрезвый, обратился к возлежавшим ниже его и прочитал им стихи Еврипида, так что до царя мог дойти только звук слов, а не их смысл. 29. В этих стихах говорилось, что греки неправильно постановили писать на трофеях только имена царей, поскольку они присваивают славу, добытую чужой кровью. И вот царь, подозревая, что в этих словах содержится злой намек, стал спрашивать у соседей, что они слышали от Клита. 30. Они упорно молчали, а Клит, чуть возвыся голос, начал вспоминать дела Филиппа и его войны в Греции, ставя все это выше деяний Александра. 31. Тут начался спор между молодыми и старыми. Царь, казалось, терпеливо слушал, как Клит умалял его славу, на самом же деле кипел от сильного гнева. 32. Впрочем, он, по-видимому, овладел бы собой, если бы Клит окончил свою столь дерзко начатую речь, но так как он не прекращал говорить, то царь все больше ожесточался. 33. А Клит уже осмеливался защищать Пармениона и победу Филиппа над афинянами противопоставлял разрушению Фив. Это он делал не только под влиянием вина, но и в силу неочастной привычки всему перечить. 34. Напоследок он заявил: «Если нужно умереть за тебя, я, Клит, готов первый. Но когда ты награждаешь за победу, то преимуществом пользуются те, кто злостно поносит память твоего отца. 35. Ты мне назначаешь Согдиану, которая столько раз восставала и не только еще не покорена, но и не может быть покоренной. Меня посылают к диким, от природы не обузданным зверям. Но я не говорю лично о себе. 36. Ты презираешь воинов Филиппа, забывая, что если бы этот старик Атаррий не остановил молодых, бежавших из сражения, то мы до сих пор сидели бы под Галикарнасом. 37. В самом деле, каким образом ты с этими юнцами завоевал Азию? Я считаю правильными слова твоего дяди в Италии. Как известно, он сказал, что сам он вел наступление на мужей, а ты на женщин». 38. Из всех дерзких и необдуманных речей Клита ничто так не оскорбило царя, как похвала Пармениону. Однако царь подавил чувство обиды и лишь приказал Клиту покинуть пир. 39. При этом он сказал, что если Клит будет продолжать говорить, то сам же впоследствии станет укорять Александра за то, что он оставил его в живых: слишком часто Клит был заносчивым. 40. Но Клит [170] медлил выходить, и возлежавшие рядом с ним пытались вывести его силой, браня и увещевая. 41. Когда Клита выводили, он, перейдя от прежней дерзости к гневу, закричал, что своей грудью прикрывал спину царя, а теперь, когда прошло много времени, само воспоминание об этой заслуге ненавистно царю. 42. Кроме того, он стал укорять Александра убийством Аттала, а напоследок, насмехаясь над оракулом Юпитера, которого Александр считал своим отцом, сказал, что слова его, Клита, правдивее ответа оракула. 43. Тут царь пришел в такой гнев, с которым и трезвый едва бы совладал. Вино взяло над ним верх, и он стремительно вскочил со своего ложа. 44. Ошеломленные друзья тоже встают, не отставив, а отбросив бокалы, и напряженно следят за тем, что царь в своей ярости будет делать. 45. Александр, выхватив копье из рук оруженосца, пытался поразить Клита, который продолжал безумствовать в своих бранных речах, но Птолемей и Пердикка остановили царя. 46. Обхватив его поперек тела, они силой удерживали отбивавшегося царя, а Лисимах и Леоннат даже отняли у него копье. 47. Царь, взывая к верности солдат, кричит, что его схватили близкие друзья, как это недавно случилось с Дарием; он приказывает дать знак трубой, чтобы воины с оружием собрались к царскому шатру. 48. Тогда Птолемей и Пердикка, припав к его коленям, умоляют его не предаваться столь сильному гневу и хотя бы немного передохнуть; на следующий день, говорили они, он все рассудит справедливее. 49. Но царь в гневе ничему не внимал. Не владея собой, он подбежал к порогу шатра и, выхватив копье у часового, встал у входа, через который должен были выйти пирующие. 50. Все вышли; Клит выходил последним, когда огни уже были потушены. Царь спросил, кто идет. Даже в его голосе чувствовалось, что он задумал преступление. 51. А тот, забыв уже свое недовольство и видя царский гнев, ответил, что он, Клит, и идет с пиршества. 52. Едва он это сказал, как царь пронзил копьем ему бок; обагренный кровью умирающего, он воскликнул: «Отправляйся теперь к Филиппу, Пармениону и Атталу».

Глава 2

1. Мало позаботилась природа о человеческой душе: ведь мы оцениваем не будущее, а прошлое. Так и Александр, придя в себя после вспышки гнева и протрезвев, слишком поздно понял, какое преступление он совершил. 2. Тогда он стал сознавать, что убил человека хотя и чрезмерно дерзкого, но зато храброго на войне и бывшего, как ни стыдно в этом признаться, его спасителем. Гнусное дело палача исполнил царь, отомстив бесчестным убийством за дерзкие слова, которые можно было приписать действию вина. 3. По всему полу растеклась кровь того, кто еще недавно был гостем. Пораженные и оцепеневшие часовые стояли поодаль. Эта отчужденность вызвала [171] в царе сильные угрызения совести. 4. Он вырвал копье из тела лежавшего и приставил к своей груди, чтобы пронзить себя; но подбегают часовые, несмотря на сопротивление, вырывают копье из его рук и, подняв царя, относят его в шатер. 5. Он кидается на землю, рыданием и жалобным воплем оглашая царские покои; царапает лицо ногтями и просит окружающих не давать ему жить на свете в таком позоре. 6. В этих жалобах прошла вся ночь. Размышляя, не гнев ли богов толкнул его на такое преступление, он вспомнил, что не было совершено в урочное время ежегодное жертвоприношение Отцу Либеру и что поэтому гнев бога проявился в убийстве, совершенном в опьянении на пиру.

7. Впрочем, его больше беспокоило, что, как он видел, все друзья пришли в ужас; ведь после этого никто не осмелится вступать с ним в разговор; ему придется жить в одиночестве, как дикому зверю, который одних пугает, а других сам боится. 8 На рассвете он велел принести к себе все еще залитое кровью тело Клита. Когда его положили перед царем, тот, обливаясь слезами, вскричал: «Вот какую благодарность воздал я своей воспитательнице: два ее сына ради моей славы приняли смерть под Милетом. А ее брат, единственное утешение в одиночестве, убит мною на пиру! 9. К кому ей, несчастной, теперь прибегнуть? Изо всех лишь я один остался у нее; но именно на меня она не сможет спокойно смотреть. Могу ли я, убийца своих спасителей, возвратиться на родину и протянуть руку воспитательнице так, чтобы не напомнить ей о горе?» 10. Казалось, не будет конца его слезам и жалобам; поэтому тело Клита по приказу друзей было унесено. Царь же 3 дня лежал запершись. 11. Оруженосцы и телохранители подумали, что он решил умереть, и все ворвались в его покои; долгими просьбами они с трудом сломили его упорство и заставили принять пищу.

12. А чтобы царь меньше терзался убийством, македонцы постановляют, что Клит убит законно, и даже хотят запретить похороны, но царь приказал предать тело земле.

13. Итак, пробыв около Мараканды десять дней главным образом для того, чтобы оправиться с угрызениями совести, он послал Гефестиона с частью войск в Бактрийскую землю для заготовки продовольствия на зиму. 14. Провинцию, которая раньше предназначалась Клиту, он отдал Аминте, сам же прибыл в Ксениппы. Эта область граничит со Скифией, и в ней много густо расположенных сел, так как плодородие почвы не только привязывает коренных жителей, но и привлекает пришельцев. 15. Раньше там было убежище изгнанников — бактрийцев, отпавших от Александра; когда стало известно, что прибыл царь, местные жители их изгнали, и набралось их почти 2 тысячи 500 человек. 16. Бактрийцы были на конях; они привыкли разбойничать даже в мирное время, теперь же война и потеря надежды на прощение ожесточили их еще больше. Итак, они неожиданно напали на Аминту, наместника Александра, и долго [172] вели безрезультатный бой. 17. Наконец, потеряв 700 своих человек, из которых 300 попали в плен к врагу, бактрийцы обратились в бегство; но они отомстили за себя: 80 македонцев было убито, 350 ранено. 18. Однако же и после этой вторичной измены они получили прощение.

19. Приняв их в свое подданство, царь прибыл со своим войском в область, которую называют Наутака. Сатрапом был Сисимитр, который от своей матери прижил двух сыновей, так как у них позволяется родителям вступать в связь с детьми. 20. Этот Сисимитр, вооружив своих соотечественников, заградил сильным укреплением наиболее узкое место входа в область. Мимо протекала быстрая река, тыл закрывала скала; в ней жители вручную пробили проход. 21. В начале этого прохода еще светло, но внутри, если не внести свет, царит темнота. Непрерывный подземный ход, известный только местным жителям, выводит в поля. 22. Хотя варвары сильным отрядом защищали ущелье, укрепленное самой природой, Александр подведенными таранами разбил укрепления, сделанные человеческой рукой; он отбросил пращами и стрелами большинство врагов, сражавшихся впереди; рассеяв их и обратив в бегство, по руинам укреплений он подвел войско к скале. 23. Однако дорогу преграждала река, вбирающая в себя воды, стекающие в долину со склонов гор. Казалось, стоило огромного труда завалить пучину. 24. Все же царь велел рубить деревья и валить камни. При виде мгновенно выросшего огромного завала страх охватил варваров, не знавших до сих пор ничего подобного.

25. Итак, царь, рассчитывая страхом принудить их к сдаче, послал к ним Оксарта, принадлежавшего к тому же племени, но покорного Александру, уговорить вождя отдать скалу. 26. Между тем, чтобы сильнее устрашить варваров, стали подводить башни, и в воздухе замелькали стрелы, пущенные из метательных машин. Не надеясь ни на какую защиту, варвары бежали на вершину скалы. 27. Оксарт стал убеждать дрожавшего и изверившегося в своей судьбе Сисимитра довериться македонцам, а не испытывать их силу и не мешать движению победоносного войска в Индию: кто встанет на пути этого войска, обратит на свою голову погибель, предназначенную для другого. 28. Сам Сисимитр был готов сдаться, однако его мать (и в то же время жена) заявила, что предпочтет умереть, чем попасть под чью-либо власть. Таким образом, она заставила варвара думать больше о чести, чем о безопасности; и ему стало стыдно, что свобода дороже женщине, чем мужчине. 29. Итак, отпустив посредника мира, Сисимитр решил выдержать осаду. Но когда он сравнил силы врагов со своими, то совет женщины показался ему скорее безрассудным, чем дельным, и он стал раскаиваться в своем решении. 30. Поспешно возвратив Оксарта, он сказал, что готов сдаться и просил только об одном — не доносить царю о мнении и совете матери, чтобы легче можно было добиться помилования также и ей. 31. Тогда, выслав вперед [173] Оксарта, он с матерью, детьми и всей родней последовал за ним, даже не дождавшись залога верности, обещанного Оксартом. 32. Царь послал всадника к Сисимитру с приказом возвратиться и ожидать его прибытия, а затем прибыл сам и, заколов жертвенных животных Минерве и Победе, возвратил Сисимитру его владения и даже обещал дать ему большую провинцию, если он будет верно сохранять с ним дружбу. 33. По требованию Александра Сисимитр отдал двух своих сыновей для военной службы при царской особе.

Затем, оставив фалангу для покорения отпавших племен, Александр отправился с конницей дальше. 34. Они сначала кое-как справлялись с трудной каменистой дорогой, но затем, когда изнуренные лошади сбили себе копыта, многие стали отставать, и ряды конницы постепенно редели; чрезмерная усталость, как это часто бывает, брала верх над чувством стыда. 35. Однако царь, то и дело меняя лошадей, без передышки преследовал бегущих. Знатная молодежь, обычно сопровождавшая его, вся, кроме Филиппа, отстала. Филипп, брат Лисимаха, недавно возмужавший, обладал, как это было легко заметить, редкими способностями. 36. Он — трудно поверить — бежал за едущим царем 500 стадиев, хотя Лисимах не раз предлагал ему свою лошадь; он не мог допустить и мысли отстать от царя, хотя нес оружие и был одет в панцирь. 37. В лесу, где скрылись варвары, он героически сражался и прикрывал своим телом Александра, врукопашную бившегося с врагом. 38. Но после того как варвары обратились в бегство и покинули лес, душевный подъем, поддерживавший Филиппа в пылу сражения, оставил его; все его тело вдруг покрылось испариной и воин прислонился к стволу ближайшего дерева. 39. Затем он был не в силах использовать и эту опору, и царь подхватил его на руки; упав на них, Филипп испустил дух. 40. Опечаленного царя поджидало другое большое горе. Среди его славных вождей был Эригий. Царь узнал, что он убит незадолго до его возвращения в лагерь. Погребение обоих героев было совершено со всевозможной пышностью и почетом.

Глава 3

1. Затем царь решил идти на дахов; он знал, что там находится Спитамен. Но никогда не изменявшее ему счастье и на этот раз осуществило его замысел, даже без его участия. Спитамен пылал безмерной любовью к жене, и она делила с ним все невзгоды, хотя ей трудно было переносить постоянное бегство и изгнание. 2. Измучившись от такой жизни, она беспрерывно пускала в ход все женские ухищрения, чтобы заставить мужа прекратить наконец бегство и снискать прощение у победителя-Александра, от которого всё равно нельзя убежать. 3. У нее было от мужа трое взрослых сыновей. Велев им припасть к груди отца, она стала умолять его сжалиться хотя бы [174] над ними, обращаясь с тем более убедительными мольбами, что Александр был близко. 4. Но думая, что жена предает его, а не уговаривает и, рассчитывая на свою красоту, хочет при первой возможности отдаться Александру, Спитамен обнажил свой акинак, чтобы заколоть жену, но прибежавшие ее братья помешали ему. 5. Как бы то ни было, он приказывает ей уйти с глаз долой, пригрозив убить, если снова увидит ее. Для удовлетворения своей страсти он стал проводить ночи с распутницами, 6. Однако отвращение к этим женщинам усилило его прежнюю любовь. Поэтому снова всецело отдавшись жене, он не переставал просить ее отказаться от своего замысла и терпеть все, что им пошлет судьба: ведь смерть ему легче сдачи. 7. А жена оправдывалась тем, что советовала — пусть по-женски, но зато от чистого сердца — то, что считала полезным, впрочем, она выражала готовность во всем повиноваться мужу. 8. Спитамен, обманутый притворным повиновением, приказал среди дня начать пиршество; отяжелевшего от вина и еды, сонного, его относят в спальню. 9. Жена, убедившись, что он погрузился в глубокий сон, обнажает скрытый под его одеждой меч и обезглавливает мужа; обагренная кровью, она отдает голову своему рабу — сообщнику в преступлении.

10. В сопровождении его она, как и была в окровавленной одежде, приходит в македонский лагерь и велит сообщить Александру, что принесла известие, которое царь должен узнать от нее лично. 11. Тот сразу приказывает впустить варварку. Увидев ее, забрызганную кровью, он подумал, что она пришла жаловаться на насилие, и позволил ей сказать то, что она хотела. 12. Она попросила ввести раба, которому приказала стоять в дверях. Раб, державший под полой голову Спитамена, вызвал подозрение. При обыске он показал, что скрывал. 13. Бескровная бледность так исказила черты Спитамена, что нельзя было достоверно узнать, чья это голова. Итак, царь, услыхав, что ему принесли человеческую голову, вышел из покоев, расспросил раба, в чем дело, и все узнал из его показаний. 14. Разные соображения одно за другим приходили ему в голову. Он понимал значение оказанной ему услуги — убийства перебежчика и изменника, который, если бы остался жив, был бы помехой в его делах. С другой стороны, ему внушало отвращение то, что женщина коварно убила человека, проявлявшего к ней такую любовь, отца их детей. 15. Омерзение, вызванное этим преступлением, взяло все же верх над благодарностью, и царь приказал сказать ей, чтобы она удалилась из лагеря; он опасался, как бы пример варварской жестокости не повлиял на нравы и податливые характеры греков. 16. Дахи, узнав, что их вождь убит, выдают Александру связанного Датаферна, сообщника в делах Спитамена, и сами сдаются. Царь, освободясь от большей части забот того времени, принялся наказывать своих наместников за обиды, которые они наносили подчиненным по своей алчности и высокомерию. 17. Итак, он передал Гирканию [175] и мардов с тапурами Фратаферну, предписал доставить к себе под стражей Фрадата, место которого заступил Фратаферн. На место Арсама, правителя дрангов, был назначен Стасанор. Арсак был послан в Мидию, чтобы заменить там Оксидата. Вавилония после смерти Мазея была отдана во власть Стамена.

Глава 4

I. Устроив все это, Александр на третий месяц выступил с войском из зимних квартир, направляясь в область, называемую Габаза. 2. В первый день поход проходил спокойно; следующий не был еще бурным, но уже мрачнее первого, появились признаки надвигающейся бури. 3. На третий день по всему небу засверкали молнии. Свет, то вспыхивавший, то погасавший, слепил глаза идущему войску и приводил его в ужас. 4. Гром гремел почти беспрерывно. И со всех сторон были видны вспыхивающие молнии; воины перестали слышать и, оцепенев, не отваживались ни идти вперед, ни остановиться. 5. Тут внезапно хлынул потоком ливень с градом. Сначала воины укрывались от него под своим оружием, но потом они уже не могли не только удержать закоченевшими руками скользкое оружие, но и решить, в какую сторону повернуться, так как буря с громадной силой обрушивалась на них со всех сторон и от нее нельзя было укрыться. 6. И вот, нарушив строй, войско разбрелось по всему перевалу; многие, обессилев скорее от страха, чем от напряжения, распростерлись на земле, хотя от усилившейся стужи дождь превращался в град. 7. Другие укрывались под деревьями, и это было для многих опорой и убежищем. 8. Они не обманывались в том, что сами выбрали себе место для смерти, так как, не двигаясь, они утрачивали свое жизненное тепло, но неподвижность была приятна утомленному телу, и они готовы были умереть в покое. А буря бушевала свирепо и упорно. И дневной свет, эту отраду природы, скрывали тучи и темные, как ночь, леса. 9. Один лишь царь бодро переносил такое бедствие; он обходил солдат, собирал разбежавшихся, поднимал упавших, показывал дым, выходивший из далеких хижин, убеждал спешить в ближайшие укрытия. 10. Ничто так не ободряло солдат и не послужило к их спасению, как боязнь отстать от царя, который ценой напряжения всех сил выдерживал непосильные для них несчастья.

11. В конце концов нужда, которая в несчастье бывает действенней, чем разум, изобрела средство от холода. Воины принялись рубить лес и повсюду зажигать костры. 12. Можно было подумать, что весь лес охвачен пожаром и среди пламени не осталось места войску. Этот жар отогревал закоченевшие тела, и дыхание, перехваченное холодом, становилось более свободным. 13. Одни укрылись в жилищах варваров на самом краю леса, куда завела людей необходимость; другие разбили лагерь на сырой земле, так как небесный гнев уже утихал. Это [176] бедствие погубило две тысячи воинов, маркитантов и обозной прислуги 14 Передают, что видели, как некоторых смерть застигла в момент, когда они, прислонившись к деревьям, беседовали друг с другом, и они застыли в таком положении. 15. Случайно один македонский солдат, еле держась на ногах, все же добрел с оружием в руках до лагеря. Увидев его, царь гревшийся у зажженного костра, встал и, сняв оружие с окоченевшего и терявшего сознание воина, усадил его на свое место. 16. Тот долго не соображал, где он отдыхает и кто его посадил; когда жизненное тепло наконец возвратилось к нему и он увидел царское место и самого царя, то в испуге вскочил. 17. Глядя на него, Александр сказал: «Сознаешь ли ты, воин, насколько лучше жить под моей властью, нежели под властью персидского царя? Ведь там казнили бы севшего на царский трон, а для тебя это оказалось спасением». 18. Созвав на другой день своих друзей и военачальников, он приказал объявить, что возвратит все, что было потеряно. И он исполнил обещание. 19. Действительно, Сисимитр пригнал много вьючных животных и 2 тысячи верблюдов, а также мелкий и крупный рогатый скот; все это было равномерно разделено среди солдат и избавило их от нищеты и голода. 20 Царь отметил услугу, оказанную ему Сисимитром, и приказал солдатам запастись на 6 дней сухими продуктами, так как готовился идти на саков. Опустошив всю эту страну, он дал из добычи в дар Сисимитру 30 тысяч голов скота.

21. Затем он прибыл в область, во главе которой стоял знатный сатрап Оксиарт, он сдался на милость царя. Царь же, возвратив ему власть, потребовал от него только, чтобы двое из трех сыновей Оксиарта служили в его войске. 22. Сатрап отдает ему даже того сына, который оставался при нем. С варварской пышностью он задал пир, на который пригласил царя. 23. Когда веселье на пиру было в разгаре, сатрап приказал ввести 30 знатных девушек. Среди них была его дочь по имени Роксана, отличающаяся исключительной красотой и редким у варваров изяществом облика. 24. Хотя Роксана вошла вместе со специально отобранными красавицами, она привлекла к себе внимание всех, особенно царя, невоздержанного в своих страстях благодаря покровительству Фортуны, против чего не может устоять ни один из смертных. 25. В свое время Александр с отцовским чувством любовался женой Дария и его двумя дочерьми-девушками, по красоте ни с кем, кроме Роксаны, не сравнимыми. Теперь же он распалился любовью к девушке совсем не знатной, если сравнить ее происхождение с царскими. Александр сказал, что для укрепления власти нужен брачный союз персов и македонян: только таким путем можно преодолеть чувство стыда побежденных и надменность победителей. 26. Ведь Ахилл, от которого Александр ведет свое происхождение, тоже вступил в связь с пленницей. Пусть не думают, что он хочет опозорить Роксану: он намерен вступить с ней в законный [177] брак. 27. Отец в восторге от неожиданного счастья слушал слова Александра. А царь в пылу страсти приказывает принести по обычаю предков хлеб: это было у македонцев священнейшим залогом брака. Хлеб разрезали мечом пополам, и Александр с Роксаной его отведали. 28. Я полагаю, что те, кто установили народные обычаи, хотели этой незначительной и легкодобываемой пищей показать вступающим в брак, сколь малым они должны довольствоваться. 29. Таким образом, царь Азии и Европы взял себе в жены девушку, приведенную для увеселения на пиру, с тем, чтобы от нее родился тот, кто будет повелевать победителями. 30. Стыдно было приближенным, что царский тесть был выбран во время пира и попойки из числа покоренных Но после убийства Клита свобода была утрачена, и на привыкших к раболепию лицах выражалось одобрение.

Глава 5

1. Между тем царь намеревался идти в Индию, а оттуда к Океану. Чтобы в тылу у него не произошло ничего, что могло бы помешать его замыслам, он приказал набрать со всех провинций 30 тысяч юношей, вооружить их и привести к нему; он хотел, чтобы они были и заложниками и воинами. 2. Он отправил Кратера преследовать изменников Гавстана и Катена, Гавстан был взят в плен, а Катен убит в бою, Полиперкон покорил страну, называвшуюся Бубакене. 3. Покончив со всем этим, Александр направил свои помыслы на войну с Индией. Эта страна считалась богатой золотом и жемчугом, а также драгоценными камнями, которые были признаком скорее роскоши, чем величия. 4. Бывалые люди говорили, что все в Индии сверкает золотом и слоновой костью. Итак, Александр, превосходя всех и не желая, чтобы его в чем-либо превосходили, покрывает щиты серебряными пластинками, на коней надевает золотые уздечки, одни панцири украшает золотом, другие — серебром; 120 тысяч воинов шли за царем. 5. Закончив все приготовления, Александр решил, что пришло время исполнить безрассудно задуманное дело; он начал обдумывать, как стяжать себе божеские почести. 6. Он хотел, чтобы его не только называли сыном Юпитера, но и верили в это; как будто он мог предписывать людям, что думать и что говорить. Он приказал македонцам раболепно приветствовать его по персидскому обычаю, падая ниц на землю. Это желание царя подогревалось. гибельной лестью, обычным злом для царей, ибо угодничество подрывало их силы чаще, чем даже враг. 7. Но в этом были виновны не македонцы (ведь никто из них не потерпел бы отступления от отцовских обычаев), а греки, под порочным влиянием которых извратилось выражение благородных чувств. 8 Некий аргивянин Агис, сочинитель худших после Херила стихов, и Клеон из Сицилии, льстец не только по своему характеру, но и в силу присущей его народу наклонности, прочие [178] городские подонки, которых царь предпочитал даже своим приближенным и вождям больших армий, — все этя люди как бы отворяли ему небо и льстиво заявляли, что Геркулес, Отец Либер и Кастор с Поллуксом уступят место новому божеству.

9. Итак, Александр в праздничный день приказывает устроить роскошный пир, на который пригласили не только македонцев и ближайших друзей из греков, но и знатных из врагов. Царь возлег с ними, недолго пировал, а затем удалился. 10. Клеон стал произносить заранее приготовленную речь, в которой восхвалял подвиги царя; затем начал перечислять заслуги (царя), за которые, по его словам, можно отблагодарить только одним способом: если они считают царя богом, то пусть открыто признают это и фимиамом воздадут благодарность за столь великие благодеяния. 11. Ведь персы, почитая своих царей, как богов, поступают не только благочестиво, но и мудро, ибо величие государства является залогом их благополучия. Даже Геркулес и Отец Либер были причтены к богам только тогда, когда победили зависть людей своего времени. Значит, потомки будут верить так, как это утвердится сейчас. 12. Поэтому если другие колеблются, то он сам, когда царь придет на пир, падет перед ним ниц; другим, особенно тем, кто отличается мудростью, нужно сделать то же самое: именно им следует подать пример почитания царя. 13. Эта речь была недвусмысленно направлена против Каллисфена. Твердость этого человека и всем известная его независимость были ненавистны царю, как будто только Каллисфен удерживал македонцев от раболепия!

14. Когда водворилось молчание и все взоры обратились на него одного, он сказал: «Если бы царь присутствовал при твоей речи, то, конечно, никому другому не нужно было бы отвечать тебе. Он сам запретил бы тебе помышлять о введении иноземных и чуждых обычаев и при таких удачах вызывать озлобление низкопоклонством. 15. Но раз царя нет, то я отвечу за него. Никакой скороспелый плод не бывает долговечным; ты не даешь, а скорее отнимаешь у царя небесные почести. Нужно чтобы прошло некоторое время, пока его признают богом, а эту почесть великим людям всегда воздают потомки. 16. Я желаю чтобы царя возможно дольше не причисляли к бессмертным, чтобы жизнь его была долгой, а величие вечным. Божественное [179] достоинство никогда не сопутствует людям при жизни, но зато иногда приходит к ним после смерти. 17. Как пример обожествления ты приводил Геркулеса и Отца Либера. Не думаешь ли ты, что они сделались богами в силу решения на каком-то пиру? Сначала их естество скрылось от глаз смертных, а уже потом слава их вознеслась до небес. 18. А мы с тобою, Клеон, — подумать только — творим богов! От нас царь получит утверждение своей божественности. Если тебе хочется испытать свое могущество, сделай кого-нибудь твоим царем, раз ты можешь сотворить бога; что легче даровать: небо или государство? 19. Пусть милостивые боги беззлобно выслушают то, что сказал Клеон, и позволят, чтобы все шло прежним путем. Пусть они согласятся, чтобы мы довольствовались своими собственными обычаями. Я не стыжусь своей родины и не желаю учиться у побежденных тому, как мне почитать царя. Выходит, они победители, раз мы принимаем от них законы, как нам жить».

20. Все сочувственно слушали Каллисфена как защитника общественной свободы. Его слова вызвали не только молчаливое согласие, но и возгласы одобрения, особенно со стороны стариков, которым тяжело было изменение старого обычая на иноземный лад. 21. Но ничто из того, о чем говорили гости, не ускользнуло от царя, так как он стоял за занавесью, закрывавшей ложе. Он послал за Агисом и Клеоном, чтобы они по окончании разговора приказали хотя бы варварам по их обычаю поклониться царю, как только он войдет. Немного спустя царь возвратился на пир, сделав вид, что его отвлекло что-то важное. 22. Когда персы выказали ему знаки почтения, Полиперкон, возлежавший выше Александра, стал насмешливо уговаривать одного из персов, касавшегося бородой земли, еще сильнее бить ею о землю. Эти слова вызвали в Александре гнев, с которым он и раньше едва справлялся. 23. Поэтому царь спросил: «А ты не хочешь приветствовать меня? Или тебе одному я кажусь достойным насмешки?» Тот ответил, что ни царь недостоин насмешки, ни сам он — унижения. Тогда, стащив Полиперкона с ложа, царь сбросил его на землю и, так как тот упал ничком, сказал: «Вот видишь, теперь и ты делаешь то же самое, над чем смеялся». И, приказав взять его под стражу, отпустил пирующих.

Глава 6

1. Полиперкона после долгой немилости царь все же простил, а на Каллисфена, давно заподозренного в непокорности, упорно девался. Скоро ему представился случай удовлетворить свой гнев. 2. Как уже говорилось, у македонской знати был обычай отдавать царям подросших сыновей для услуг, мало чем отличавшихся от обязанностей рабов. 3. Они поочередно стояли ночью в карауле у дверей помещения, где спал царь. Они приводили к нему наложниц через вход, где не стояла стража. 4. Они же, взяв у конюхов коней, подводили их к царю, [180] сопровождали его на охоте и во всех сражениях, причастные всяким свободным искусствам. 5. Особая честь заключалась в разрешении сидеть за царским столом. Никто, кроме царя, не имел права наказывать их розгами. 6. Эта когорта была у македонцев своего рода школой военачальников и наместников; из нее со временем вышли цари; у их наследников много лет спустя римляне отняли власть. 7. И вот знатный юноша из этой когорты, Гермолай, поразил однажды стрелой вепря, которого хотел убить сам царь; по его приказу юноша был наказан розгами. Тяжело снося эту обиду, он стал жаловаться Сострату, который был из той же когорты и пылал к нему любовью. 8. Сострат увидел избитое тело своего любимца, возможно, с какого-то времени он был враждебен царю по другой причине. И вот он стал распалять и без того раздраженного юношу; обменявшись взаимными клятвами верности, он убедил его заключить с ним союз, чтобы убить царя. 9. Они повели дело без детской горячности и очень осмотрительно подобрали тех, кого можно было привлечь в союзники в таком преступном деле. Оли сочли нужным завербовать Никострата, Антипатра, Асклепиодора и Филота; через них удалось подговорить Антикла, Элаптония и Эпимена. 10. Однако путь к достижению цели был нелегим: было необходимо, чтобы в одну и ту же ночь все заговорщики оказались в карауле, иначе непричастные к заговору могли бы помешать; но, как нарочно, одни караулили в одну ночь, другие — в другую. 11. В сменах очередей караулов, а также в разных приготовлениях к задуманному делу прошло 32 дня.

12. Наконец наступила ночь, в которую заговорщики все вместе должны были оказаться в карауле, они радовались взаимной верности, испытанной в течение стольких дней. Никого не остановил ни страх, ни ожидание: такая уж была у всех или ненависть к царю, или верность друг к другу! 13. Итак, они стояли у дверей зала, где пировал Александр, чтобы по окончании пира отвести его в спальню. 14. Казалось, сама судьба подтолкнула развеселившихся гостей к обильной выпивке, время проходило в застольных играх. Между тем заговорщики то радовались, что им предстоит напасть на сонного царя, то опасались, как бы пир не продолжился до утра. 15. Ведь на рассвете предстояло встать в караул другим, а их очередь должна была наступить только через 7 дней; вряд ли можно было надеяться, чтобы в течение этого времени все заговорщики остались верны. 16. Пир кончился, когда уже рассвело, и заговорщики встретили царя, радуясь, что приблизилось время осуществить злодейский замысел. Вдруг какая-то женщина, считавшаяся безумной и обычно пребывавшая при дворе (говорили, что она по какому-то наитию предсказывает будущее), подбежала к выходившему царю и загородила ему дорогу. С явным беспокойством на лице она стала убеждать его вернуться на пир. 17. Царь шутливо ответил, что боги подают ему благой совет, и, вернув друзей, пробыл на пиру почти до второй стражи дня. [181] 18. Уже другие люди из когорты подошли к караулу, чтобы встать на часах у дверей, но заговорщики продолжали стоять, хотя время их службы уже прошло: так упорна надежда, затмевающая все чувства человека! 19. Царь, обратясь к ним благосклоннее, чем когда-либо, велит им уйти отдыхать, так как они простояли всю ночь. Дав каждому по 50 сестерциев, он еще похвалил их за то, что они продолжали стоять на карауле и после смены.

20. Итак, обманувшись в своих надеждах, они расходятся по домам; тем не менее они стали дожидаться ночи следующего своего дежурства. Но Эпимен, либо внезапно переменив свое намерение из-за царской милости, выделившей его среди прочих, либо убедившись, что сами боги препятствуют задуманному, открывает все, что подготовлялось, своему брату Эврилоху, хотя раньше не хотел посвящать его в свои планы. 21. У всех еще была свежа в памяти казнь Филота. Поэтому Эврилох берет брата за руку и приходит с ним к царскому двору. Вызвав телохранителей, он уверяет, что принес весть, важную для безопасности царя. 22. И само время, когда они пришли, и их явное душевное волнение, и унылый вид одного из братьев заставили дежуривших у царских покоев Птолемея и Леонната подняться. Отворив двери и внеся огонь, они будят Александра, крепко спавшего после попойки. Понемногу собравшись с мыслями, царь спрашивает, с чем они пришли. 23. Эврилох не медля сказал, что боги не совсем отвернулись от его дома, так как брат его хотя и осмелился было на бесчестный поступок, но затем раскаялся и решил сам сделать важное донесение: ведь на минувшую ночь был назначен переворот; вдохновителями этого преступного замысла были те, кого царь меньше всего мог подозревать. 24. Затем Эпимен рассказал все по порядку и назвал имена заговорщиков. Известно, что Каллисфен не был упомянут как участник заговора; он якобы только охотно слушал речи молодых людей, поносивших и осуждавших царя. 25. Некоторые добавляют, что, когда Гермолай жаловался на понесенное от царя наказание, Каллисфен советовал юношам помнить, что они уже взрослые. Трудно было понять, сказано ли это, чтобы утешить наказанного розгами, или, напротив, чтобы еще больше распалить его гнев.

26. Царь совсем стряхнул с себя сон, так как опасность, от которой он избавился, ясно предстала перед его глазами. Он сразу наградил Эврилоха 50 талантами и богатым имуществом некоего Тиридата и простил его брата даже раньше, чем тот попросил о помиловании. 27. Руководителей же заговора, и в том числе Каллисфена, он приказывает схватить и держать под арестом. Когда их привели к царскому двору, царь спал; устав от попойки и ночных бдений, он проспал весь день и всю следующую ночь. 28. А на следующий день он созвал многолюдный совет, на котором присутствовали отцы и ближайшие родственники тех, чье дело рассматривалось; они не были спокойны и [182] за свою судьбу, так как, по македонскому обычаю, они должны были погибнуть, поскольку все, кто состоит в кровном родстве с виновным, обречены на смерть. 29. Царь приказал привести обвиняемых, кроме Каллисфена, и они без промедления признались в том, что замышляли. 30. Когда все стали их бранить, то сам царь спросил их, в чем его вина, толкнувшая их на такое преступление.

Глава 7

1. Все были в оцепенении, один Гермолай сказал: «Раз ты спрашиваешь о причинах, будто не знаешь их, то я отвечу: мы решили убить тебя потому, что ты стал обращаться с нами не как со свободнорожденными, а как с рабами». 2. Первым из всех вскочил его отец Сопол; называя его отцеубийцей и зажимая ему рот, он сказал, что не стоит слушать человека, теряющего рассудок от преступления и зла. 3. Царь, прервав отца, велит Гермолаю говорить то, чему он научился у своего наставника Каллисфена. Гермолай продолжал: «Я воспользуюсь твоей милостью и скажу, чему меня научили мои несчастья. 4. Сколько македонцев, несмотря на твою жестокость, осталось. в живых, особенно людей не простой крови? Аттал, Филот, Парменион, Линкест Александр и Клит, когда надо бороться с врагами, живут, стоят в строю, прикрывают тебя щитами, получают раны ради твоей славы, ради победы. 5. Им ты воздал великую благодарность. Один обагрил своей кровью твой стол, другой умер мучительной смертью; вожди твоих войск, поднятые на дыбу, стали веселым зрелищем для персов, которых они же некогда победили. Парменион, при помощи которого ты в свое время убил Аттала, умерщвлен без суда. 6. Ты совершаешь по очереди казни руками несчастных людей, а недавних исполнителей убийства ты приказываешь умертвить другим». 7. Тут все разом закричали на Гермолая; отец выхватил меч и, без сомнения, зарубил бы сына, но царь удержал его; он велел Гермолаю говорить и просил, чтобы все терпеливо слушали, как он сам умножает причины своего наказания.

8. Когда царь с трудом утихомирил присутствующих, Гермолай снова заговорил: «Как великодушно ты позволяешь говорить юнцам, неискусным в речах! А голос Каллисфена заглушен стенами тюрьмы, потому что этот человек умеет говорить. 9. Почему же его не приводят, хотя слушают даже сознавшихся? Значит, ты не только боишься слушать свободный голос невинного, но и не выносишь его вида. Я утверждаю, что он ничего не делал. 10. Здесь находятся те, кто вместе со мной замышляли прекрасное дело, но никто из нас не скажет, что Каллисфен был нашим сообщником, хотя он давно уже осужден на смерть справедливейшим и великодушнейшим царем. 11. Вот какова награда македонцам: их кровь ты проливаешь как ненужную и грязную! Твои 30 тысяч мулов возят захваченное золото, тогда как воинам нечего увезти домой, кроме никому не нужных [183] шрамов. 12. Однако все это мы могли сносить, пока ты не забыл о нас ради варваров и не надел на нас ярмо новых обычаев. Тебе нравятся персидские одежды и персидский образ жизни. Выходит, мы хотели убить персидского царя, а не македонского. Тебя мы преследуем по праву войны как перебежчика. 13. Ты захотел, чтобы македонцы бросались перед тобой на колени и приветствовали тебя как бога; ты отрекся от своего отца Филиппа; а если бы кто из богов был выше Юпитера, ты пренебрег бы и Юпитером. 14. Ты удивляешься, что мы, свободные люди, не можем терпеть твоей гордыни. Чего ожидать от тебя нам, которым предстоит без вины умереть или — что тяжелее смерти — жить в рабстве? 15. Ты же, если еще можешь исправиться, будешь многим обязан мне. Ведь от меня ты впервые узнал, чего не могут выносить свободнорожденные. Пощади же их, не отягчай мучениями их одинокой старости. А нас прикажи увести, чтобы мы своей смертью обрели то, чего хотели добиться твоей».

Глава 8

1. Так говорил Гермолай. Царь же в свою очередь сказал: «Мое терпение доказывает, сколь ложно то, что он говорил, подражая своему учителю. 2. Я выслушал его признание в величайшем преступлении и заставил выслушать вас, будучи убежден, что когда я позволю говорить этому разбойнику, то он обнаружит всю свою злобу, которая побуждает его убить меня, хотя ему следовало бы почитать меня наравне с отцом. 3. Совсем недавно, когда он дерзко вел себя на охоте, я велел его наказать по отцовскому обычаю, идущему от древнейших македонских царей. Так и должно быть: воспитатели наказывают своих воспитанников, мужья — жен, мы даже позволяем рабам сечь господских детей такого возраста. 4. Вот в чем моя жестокость, за которую он хотел мне отомстить злодейским убийством. А сколь милостив я к тем, кто предоставляет мне поступать по моему разумению, вы сами знаете: упоминать об этом излишне. 5. Клянусь богами, менее всего меня удивляет, что Гермолай не одобряет наказания убийц: ведь он сам заслужил то же самое. Превознося Пармениона и Филота, он старается оправдать себя. 6. Что касается Линкеста Александра, дважды строившего против меня козни, то оба раза я прощал его. Даже когда он снова был изобличен, я два года воздерживался от наказания, пока вы не потребовали, чтобы он искупил преступление заслуженным возмездием. 7. Вы помните, что еще до того, как я стал царем, Аттал был моим врагом. О, если бы Клит не заставил меня гневаться на него! Его дерзкий язык, говоривший столь гнусное против меня и вас, я переносил дольше, чем он терпел бы подобное от меня. 8. Милость царей и вождей обусловлена характером не только их самих, но и их подчиненных. Покорность смягчает власть; в самом деле, когда [184] в душе нет уважения и мы не делаем различия между высоким и низким, нам приходится силу отражать силой.

9. Но к чему мне удивляться, что обвинил меня в жестокости тот, кто осмелился укорять меня жадностью? Никого из вас я не хочу раздражать, чтобы не сделать мою щедрость ненавистной, раз она задевает ваше самолюбие. Посмотрите на все-войско: те, кто недавно ничего не имели, кроме оружия, возлежат теперь на серебряных ложах, столы у них ломятся от золота; они ведут за собой толпы рабов и не в состоянии нести на себе вражеские трофеи. 10. Конечно, персы, которых мы победили, находятся у меня в большом почете! Вернейшим признаком моей умеренности является то, что даже покоренными я не управляю высокомерно. Ведь я пришел в Азию не с целью погубить народы и превратить половину света в пустыню, но для того, чтобы не роптали на мою победу те, кто покорен мной в войне. 11. Поэтому они сражаются вместе с вами, проливают кровь за вашу власть; а если бы мы с ними обращались, как тираны, они бы взбунтовались. Кратковременно обладание, добытое мечом, признательность же за благодеяния долговечна. 12. Если мы хотим Азией обладать, а не только пройти через нее, нам нужно проявлять некоторую милость к этим людям; их верность сделает нашу власть прочной и постоянной. Конечно, мы имеем больше, чем можем удержать. Без конца наполнять то, откуда уже переливается через край, — это признак ненасытной жадности. 13. Действительно, я прививаю их обычаи македонцам! Я и у многих народов вижу то, чему нам не стыдно подражать. Столь большим государством нельзя управлять иначе, как передавая кое-что этим народам и учась у них.

14. Право смешно, что Гермолай требовал, чтобы я отрекся от Юпитера, чьим оракулом я признан. Да разве ответы богов в моей власти? 15. Он дал мне имя сына; принять его не противоречило делам, которые мы совершаем. 15. О, если бы и инды признали меня богом! Войны зависят от славы, и часто та ложь, которой поверили, становится истиной. 16. Не считаете ли вы, что я украсил золотом и серебром ваше оружие по своей склонности к роскоши? Я хотел показать тем, кто не знает ничего дешевле этого металла, что македонцев ни в чем нельзя превзойти, даже в обилии золота. 17. Я прежде всего открою глаза тем, кто ожидал увидеть у нас все только бедное и невзрачное, и докажу, что мы пришли не из-за жажды золота или серебра, а с целью покорить весь мир. И эту славу ты, убийца, хотел стереть, умертвить царя, а македонцев предать побежденным народам. 18. Теперь же ты умоляешь меня пощадить ваших родителей! Правда, вам не полагалось бы знать, как я решил с ними поступить, чтобы тем тяжелее было вам погибнуть, если у вас еще сохранилась хоть какая-нибудь память и забота о родителях. Недавно я отменил обычай казнить вместе с преступниками их невинных родственников и родителей и объявляю, что они сохранят все свои права, которыми обладали. [185] 19. Я знаю, зачем ты хочешь привести своего Каллисфена: ему одному ты кажешься мужчиной, тогда как ты разбойник; ты желаешь, чтобы в присутствии всех и он изрыгал ругательства, которыми ты меня осыпал и которые ты от него слышал. Если бы твой учитель был македонцем, я приказал бы привести его вместе с тобой, ибо он весьма достоин такого ученика, как ты; но у него, как у олинфянина, нет таких прав».

20. После этого царь распустил совет и приказал предать осужденных в руки людей из их же когорты. Те, стремясь своей суровостью выказать верность царю, жестоко пытали их и убили. 21. Каллисфен тоже умер после пыток, хотя не был повинен в заговоре: дело в том, что он совсем не мог приспособиться к придворной жизни и к льстецам. 22. Поэтому ничье убийство не могло возбудить большей ненависти к Александру, так как он не только убил, но без суда замучил человека, отличавшегося благородными качествами и поступками; ведь Каллисфен вернул Александра к жизни, когда тот упорно хотел умереть после убийства Клита. 23. Но раскаяние в такой жестокости пришло к Александру слишком поздно.

Глава 9

I. Чтобы не затягивать бездействия, порождающего ропот, царь двинулся в Индию; всегда его слава ярче проявлялась на войне, чем после победы. 2. Почти вся Индия обращена на восток; в ширину она протянулась менее, чем в длину. 3. В областях, открытых южному ветру, возвышаются горы, остальные части равнинные; через их поля протекает много известных рек, берущих начало в Кавказских горах. 4. Инд холоднее других рек, его вода мало чем отличается по цвету от морской. 5. Ганг, самая большая на востоке река, течет на юг и своим прямым руслом пересекает хребты больших гор, затем вставшие на дороге утесы отклоняют его течение на восток. 6. Когда Инд подходит к Красному морю, он размывает берега, уносит много деревьев с большим количеством земли, но, встречая на пути скалы, часто меняет свое направление. 7. Там, где река встречает более мягкую почву, она растекается и образует острова. 8. В эту реку впадает Акесин; Ганг как бы перехватывает его дорогу к морю; обе реки сливаются, образуя бурное течение, так как Ганг создает для впадающей реки очень неудобное устье и воды ее текут, преодолевая препятствия. 9. Река Диардан менее известна, так как она течет в отдаленнейшей части Индии; впрочем, она изобилует не только крокодилами, как Нил, но и дельфинами и прочими животными, неизвестными другим народам. 10. Эримант делает частые излучины, окрестные жители используют его воды для орошения; этим объясняется то, что жалкие его остатки, достигающие моря, даже не имеют названия.

11. Кроме этих рек много других пересекает всю страну, но [186] они незначительны и не служат никакими границами. 12. Приморские области иссушаются северными ветрами, но они задерживаются горными хребтами, не проникают в глубь страны и поэтому не вредят созреванию плодов. 13. В этой стране столь своеобразна смена времен года, что, когда в других местах палит солнце, в Индии идет снег; напротив, когда повсюду холод, здесь необыкновенная жара, и природа не объясняет, почему это так происходит. 14. Разумеется, море омывающее Индию, по цвету не отличается от других; его называют по имени царя Эритра: вот почему невежды думают, что вода в этом море красная. Страна богата льном, из которого сделана одежда большинства индов. 15. На тонком древесном лыке можно писать, как на бумаге. 16. Есть там птицы, умеющие подражать человеческому голосу. Встречаются породы зверей, известные другим народам только по привезенным к ним экземплярам. В этой стране пасутся носороги, которые приходят из других мест. 17. Индийские слоны сильнее тех, которых приручают в Африке; их силе соответствует и величина. 18. Золото находится в реках, спокойные воды которых текут медленно и ровно. 19. Море выбрасывает на берега драгоценные камни и жемчуг. С тех пор как инды распространили у других народов торговлю предметами роскоши, ничто иное их так не обогащает: ведь цена этим отбросам бурного моря устанавливается прихотью. 20 У индов, как везде, природные условия определяют характер людей. 21. Они носят длинную до пят одежду из легкой материи, на ногах обувь, голову повязывают платками; в ушах висят драгоценные камни, особенно знатные и богатые туземцы украшают руки от кисти до плеча золотом. 22. Волосы они чаще причесывают, чем стригут; подбородок никогда не бреют; остальную кожу лица начисто выбривают до полной гладкости.

23. Царская роскошь, которую они сами называют великолепием, превосходит испорченные вкусы всех народов. Когда царь изволит показаться народу, его слуги наполняют воздух благовонием из серебряных кадильниц на протяжении всего пути, по которому царь приказывает себя нести. 24. Он возлежит на золотых носилках, обвешанных жемчугом; его полотняная одежда заткана золотом и пурпуром, за носилками следуют вооруженные телохранители. 25. Между ними несут на ветках птиц, обученных развлекать своим пением царя даже во время его серьезных занятий. 26. В царском дворце стоят покрытые золотом колонны, их обвивают сделанные из золота виноградные лозы. Есть там и искусно сделанные из серебра птицы, восхищающие своей красотой. 27. Царский двор открыт для приходящих тогда, когда царю расчесывают и убирают волосы; в это время он дает ответы послам, творит суд над подданными. Царю снимают сандалии и натирают ноги благовониями. 28. Весь труд на охоте состоит в том, что под пение и молитвы наложниц царь бьет зверей, содержащихся в зверинце. С большим усилием мечут стрелы длиной в два локтя; результаты получаются [187] незначительные, так как вся сила стрелы в легкости, а при тяжелом весе от нее мало толку. 29. В недалекий путь царь отправляется на коне; если путешествие продолжительно, то повозку везут слоны, и эти громадные животные сплошь украшаются золотом. И как бы для того, чтобы полностью показать испорченность нравов, за царем тянется длинная вереница наложниц в золотых носилках. Эта свита едет отдельно от царицыной, но с такой же роскошью. 30. Женщины готовят еду, они же подают вино, а его все инды пьют очень много. Когда царь заснет от вина, наложницы относят его в покои, призывая традиционной песней ночных богов.

31. Кто поверит, что среди этой испорченности может быть любовь к мудрости? Но есть у них один род людей, диких и грубых, которых называют мудрецами. 32. Они считают прекрасным предупреждать уготованный судьбой конец. Кто отягчен годами или страдает от болезней, приказывает сжечь себя заживо. Позорна, по их мнению, жиань в ожидании смерти, и тела тех, кто умер от старости, хоронятся безо всяких почестей; они полагают, что огонь оскверняется, если он сжигает уже не дышащих. 33. Те же, что проживают в городах, хранят общественные обычаи, искусно наблюдают движение звезд и предсказывают будущее, они думают, что тот, кто ожидает в страхе день своей кончины, только приближает его. 34. Они признают божественным все, за чем ухаживают, особенно деревья, порча которых наказывается казнью. 35. В каждом месяце 15 дней, но год сохраняет полную длительность. 36. Они измеряют время по луне, но не так, как обычно — от полнолуния, а с того момента, когда луна начинает принимать форму рогов, и так как они ведут счет от этой фазы луны, месяц у них короче. 37. Передают много другого, но мне кажется неудобным рассказывать об этом и замедлять начатое повествование.

Глава 10

1. Итак, после вступления Александра на территорию Индии царьки народов опешат к нему навстречу, готовые выполнять его распоряжения; они говорят, что к ним пришел третий сын Юпитера, что Отца Либера и Геркулеса они знали только понаслышке, а его видят собственными глазами. 2. Царь, благосклонно приняв их, приказал следовать за собой, чтобы использовать их как проводников. Затем, так как никто больше не выезжал ему навстречу, он выслал вперед Гефестиона и Пердикку с частью войск для покорения тех, кто не хотел подчиниться его власти; он приказал им пройти до Инда и построить там суда, чтобы переправить войско на другой берег. 3. Ввиду того что нужно было переходить много рек, корабли строились так, чтобы их можно было разбирать, перевозить на повозках, а затем снова собирать. 4. Царь, велев Кратеру с фалангой следовать за ним, сам выступил с конницей и легковооруженным [188] войском и после незначительного сражения загнал в ближайший город тех, кто вышел ему навстречу. 5. Как раз подошел и Кратер. И вот, чтобы прежде всего устрашить народ, еще яе знакомый с оружием македонцев, он приказал никого не щадить после того как будут сожжены укрепления осажденного им города. 6. Когда царь объезжал стены, он был ранен стрелой. [189] Все же он взял город и перебил всех его жителей; гнев царя обратился даже на дома.

7. Отсюда, покорив неизвестный народ, он прибыл в город Нису. Он расположился лагерем как раз под самыми стенами в лесистом месте. Ночной холод сильнее, чем когда-либо, сковал тела людей; выходом из положения было развести огонь. 8. Поэтому, срубив деревья, зажгли костры. Пламя с дров перекинулось на старые, построенные из кедра гробницы; занявшийся на них огонь быстро распространился, пока не испепелил все. 9. А из города донесся сначала собачий лай, затем гул человеческих голосов. Так жители узнали о приходе врага, а македонцы о своей близости к городу. 10. Царь уже вывел войско и стал осаждать город, и враги, рискнувшие дать бой, были засыпаны стрелами. Одни из них хотели сдаться, другие сражаться. Узнав об их колебании, царь приказал держать их в осаде и воздержаться от резни; наконец они, измучившись от бедствий, причиненных осадой, сдались. 11. Они говорили, что ведут свой род от Отца Либера, и происхождение их действительно таково. 12. Город расположен у подошвы горы, которую жители называют Мерос. На этом основании греки выдумали, будто бы Отец Либер был скрыт в бедре Юпитера.

13. Царь, узнав от жителей о расположении горы, выслал вперед обоз, поднялся со всем своим войском на ее вершину. По всей горе растет много плюща и винограда, течет множество непересыхающих ручьев. 14. Там созревают сочные и питательные плоды, злаки растут сами собой из случайно упавших на землю семян. На этих диких скалах много лавровых деревьев, ягод и девственного леса. 15. Тогда воины, конечно, не по внушению богов, а ради удовольствия стали рвать листья плюща и виноградной лозы и, украсив себя венками, бегать по всему лесу, как в вакхической пляске. 16. Тысячи голосов, призывавших бога, покровителя этого леса, огласили горные хребты и холмы. Разгул начали немногие, но, как это бывает, он быстро перекинулся на всех. 17. Точно в мирное время воины распростерлись на траве и кучах листьев. Царю эта внезапная веселость не была неприятна. Щедро дав все нужное для пира, он позволил войску 10 дней предаваться Отцу Либеру. 18. Кто станет отрицать, что выдающаяся слава чаще является даром судьбы, чем результатом доблестей? Ведь враг не осмелился напасть даже на пировавших и отяжелевших от вина; шумом бесновавшихся и вопивших он был напуган не меньше, чем если бы услышал гром битвы. То же счастье покровительствовало македонцам, когда они возвращались от Океана, предаваясь на глазах врагов разгулу.

19. Отсюда пришли в страну, называемую Дедала. Жители покинули свое жилье и бежали в непроходимые леса и горы. Царь проходит через Акадиры, тоже сожженные и оставленные бежавшими жителями. 20. Необходимость заставила изменить военную тактику: разделив свое войско на части, он демонстрировал [190] силу своего оружия одновременно во многих местах; враги были разгромлены там, где не ожидали нападения, и после такого поражения покорились.

21. Птолемей взял очень много городов, зато Александр — самые значительные; затем он вновь соединил разделенные раньше войска. 22. Перейдя реку Хоасп, он оставил Кена для осады богатого города (жители называют его Бейра); сам же направился к Мазагам. После недавней смерти Ассакана, которому принадлежало это царство, во главе города встала его мать Клеофис. 23. 38 тысяч пехотинцев охраняли город, укрепленный не только самой природой, но и искусственным coopужением. С восточной стороны он опоясан бурной рекой, оба ее крутых берега заграждают доступ к городу. 24. С запада и юга природа как будто нарочно нагромоздила очень высокие скалы, под которыми находятся впадины и пропасти, образовавшиеся в течение долгого времени, а там, где они кончаются, проходит ров, выкопанный с большим трудом. 25. Город окружает стена в 35 стадиев, низ ее сложен из камней, а верх — из необожженного кирпича. Вперемежку с кирпичами для связи были положены камни, чтобы хрупкий материал покоился на более твердом; применялась также земля, разжиженная водой. 26. А чтобы все это не осело, на стену были положены толстые бревна, настланные на них доски покрывали стену, так что по ней можно было пройти. 27. Александр осматривал эти укрепления и не знал, на что решиться: заровнять пропасти можно было, только засыпав их, а без этого нельзя было подвести к стенам метательные орудия. В это время кто-то со стены ранил его стрелой. 28. Стрела вонзилась царю в икру; выдернув ее наконечник, он приказал подвести коня; и, даже не перевязав раны, он верхом на коне без промедления продолжал начатое дело. 29. Однако раненая нога была навесу, кровь запеклась, и от холода рана стала болеть сильнее; царь, как передают, сказал, что он хотя и называется сыном Юпитера, но все же чувствует страдания своего больного тела. 30. И все же он не возвращался в лагерь до тех пор, пока не осмотрел всего и не указал, что надо делать.

И вот, как было приказано, одни стали ломать постройки за чертой города и носить огромное количество материала для возведения насыпи, другие сбрасывали в пропасти стволы громадных деревьев вместе с ветками и каменные глыбы. 31. Ров уже сравнялся с землей; тогда стали строить башни, и за 9 дней эта работа была выполнена воинами с величайшим воодушевлением. Александр выехал осмотреть сделанное, хотя его рана еще не затянулась. Похвалив воинов, он приказал подвести машины, из которых туча стрел полетела в осажденных. 32. Движущиеся башни особенно устрашили их, так как они не знали такого рода сооружений и полагали, что такие громадины движутся без какой-либо видимой помощи людей, но по воле ботов. Они не могли поверить, что смертные могут метать [191] стенобитные копья и тяжелые бревна, выпускаемые из машин. 33. Итак, отчаявшись в возможности защищать город, они отступили в крепость. Так как осажденным ничего не оставалось, как сдаться, то к царю отправились послы с просьбой о пощаде. 34. Они добились ее, и царица пришла с большой свитой знатных женщин, возливавших из золотых сосудов вино в жертву Александру. 35. Сама она повергла маленького сына к коленям царя и получила не только прощение, но и сохранение прежнего почетного положения: она была признана царицей. Некоторые считали, что это было скорее данью ее красоте, чем состраданием. 38. Во всяком случае у сына, потом родившегося у нее, было имя Александр.

Глава 11

1. Посланный отсюда с войском к городу Hope Полиперкон победил не подготовившихся к сражению городских жителей; преследуя врага внутри укреплений, он взял город. 2. Много других малоизвестных городов, покинутых жителями, перешло к царю. Их жители, вооружившись, заняли скалу Аорн. Молва гласила, что Геркулес тщетно осаждал эту скалу и был вынужден прекратить осаду из-за землетрясения. 3. Александр не знал, что ему предпринять, так как скала со всех сторон была крута и обрывиста. Но пришел к нему с двумя сыновьями старик, знавший эти места, обещая показать ход на гору, если ему заплатят за труд. 4. Царь решил дать ему 80 талантов и, оставив одного юношу заложником, послал старика выполнить то, что он обещал. 5. Начальником отряда легковооруженных был назначен царский писец Муллин. Этому отряду хотелось взобраться на вершину горы по обходному пути, чтобы обмануть врага. 6. Гора не поднималась вверх, как обычно, пологими и спокойными склонами, она возвышалась, как столб: основание ее было широкое, кверху она постепенно сужалась и переходила в остроконечную вершину. 7. Подошву этой горы омывает река Инд; она очень глубока, берега ее обрывисты; с другой ее стороны были пропасти и глубокие овраги. Их предстояло завалить; другого способа овладеть горой не было. 8. Лес был под рукой, царь приказал его рубить так, чтобы можно было Рросать одни стволы: ветки с листьями мешали бы переноске. Сначала сам царь сбросил обрубленное дерево; в войске поднялся крик, выражавший воодушевление; никто не отказывался делать то, в чем царь показал пример.

9. На седьмой день пропасти были завалены, и царь приказал стрелкам и агрианам лезть наверх; кроме того, он отобрал из своей когорты 30 самых отважных юношей. 10. Начальниками над ними были поставлены Хар и Александр, последнему царь напомнил, что оба они носят одинаковое имя. Сначала ввиду столь явной опасности было решено, что самому царю не следует идти на риск. 11. Но как только был дан сигнал [192] трубой, царь, как человек выдающейся храбрости, обратился к телохранителям, приказал следовать за собой и сам первый стал подниматься в гору. Тогда никто из македонцев не остался на месте. Покинув стоянку, все устремились за царем. 12. Многих ожидал печальный конец: они сорвались с отвесной скалы и утонули в протекавшей здесь реке, что было ужасным зрелищем и для тех, кто не подвергался опасности. Когда они увидели, что эта печальная судьба угрожает им самим, то к состраданию присоединился страх, и они стали оплакивать не погибших, а самих себя. 13. А между тем они зашли уже туда, откуда могли возвратиться только победителями, иначе им предстояло погибнуть: варвары скатывали на поднимавшихся македонцев огромные камни; сбитые с ног люди стремительно падали вниз, так как нетвердо стояли на скользкой почве. 14. Однако Александр и Хар, которых вместе с 30 отборными воинами царь выслал вперед, взошли на гору и уже начали биться с врагом врукопашную. Но так как варвары стреляли сверху, то македонцы чаще падали сами, чем ранили других. 15. Александр же, помня о своем имени и обещании, сражается отважно, не соблюдая осторожности; получив с разных сторон сильные удары, он падает. 16. Хар, увидев, что тот лежит, бросился на врага, не помня ни о чем, кроме мести, и многих поразил копьем, а некоторых мечом. На него одного поднялось множество рук, и он бездыханным пал на тело своего друга. 17. Совершенно естественно, что царь, подавленный гибелью отважных юношей и других воинов, подал сигнал к отступлению. 18. Спасением для македонцев было то, что они отступали постепенно и без паники и что варвары, удовлетворившись тем, что отбили врага, не преследовали отступавших.

19. Однако, хотя Александр и решил отказаться от замысла, так как овладеть скалой не было никакой надежды, он все же сделал вид, что будет продолжать осаду; он приказал занять дороги, подвести осадные бацщи и на смену утомившимся воинам прислать других. 20. Хотя инды и узнали о его упорстве, все же два дня и две ночи пировали, хвастаясь не только своей самоуверенностью, но и победой, причем, по своему обычаю били в барабаны. 21. Однако в третью ночь не стало, слышно барабанного боя, а по всей горе запылали факелы, зажженные варварами для того, чтобы им было безопаснее убегать темной ночью по каменистому бездорожью. 22. От Балакра, посланного на разведку, царь узнает, что инды покинули скалу и бежали; тогда он дал знак всем разом поднять крик и этим нагнал страх на беспорядочно бегущих врагов. 23. Многие, как будто их уже настигал враг, стремительно падали со скользких камней и неприступных утесов. Те, кто оставался невредимым, бросали на произвол судьбы многих людей, повредивших себе при падении какую-нибудь часть тела. 24. Царь, оказавшись победителем скорее над местной природой, чем над врагами, создал впечатление большой победы, устроив богатые жертвоприношения и [193] другие религиозные церемонии. На скале были сооружены алтари Минерве и Победе. 25. Проводникам, которым он приказал вести легковооруженных, было добросовестно уплачено, хотя они сделали меньше, чем обещали. Охрана горы и прилегающей к ней области была поручена Сисокосту.

Глава 12

1. Отсюда царь отправился в Экболимы, и, узнав, что узкие места дороги заняты 20 тысячами вооруженных во главе с неким Эриком, он поручил Кену не торопясь вести тяжеловооруженную часть войска. 2. Сам он пошел вперед, при помощи пращников и стрелков выбил из леса врагов и тем самым расчистил путь следовавшему за ним войску. 3. Инды то ли из ненависти к своему вождю, то ли из желания снискать милость победителя напали на бежавшего Эрика и убили его, а его голову и доспехи принесли Александру. Тот оставил этот поступок безнаказанным, но для назидания отказал в награде. 4. Отсюда он за 16 переходов прибыл со своим лагерем к реке Инду и нашел, что все нужное для переправы приготовлено по его указанию Гефестионом. 5. В этой области царствовал Омфис, который уже раньше склонял своего отца отдать власть Александру, а после смерти родителя спросил Александра, сохранить ли ему пока царскую власть или ожидать его прихода как частному лицу. 6. Получив разрешение царствовать, он, однако, не решился воспользоваться данным ему правом. Он принял Гефестиона с почетом и бесплатно отпустил хлеб для его войска, но навстречу ему не выехал, чтобы иметь дело только с царем.

7. Зато к подходившему царю он вышел сам с войском в полном вооружении; между воинами на некотором расстоянии друг от друга шли слоны, издали похожие на крепости.

8. Александр сначала подумал, что подходит не союзник, а враг, и, готовясь к бою, приказал было своим воинам взяться за оружие, а всадникам занять фланги. Но инд, заметив заблуждение македонцев, приказал всем остановиться, а сам пришпорил своего коня; то же самое сделал Александр, не зная, едет ли навстречу враг или друг; он рассчитывал или на свое мужество, или на честность другой стороны. 9. Они встретились как друзья, что можно было видеть по выражению их лиц; однако беседа не могла завязаться без переводчика. Когда его привели, варвар сказал, что он выехал с войском навстречу царю, чтобы немедленно передать ему всю полноту власти в своем государстве, не дожидаясь, пока через послов ему будет дано обещание. 10. Он добавил, что предоставляет себя самого и свое царство тому, кто, как он знает, воюет ради славы и ничего так не опасается, как репутации человека вероломного.

Радуясь простодушию варвара, царь протянул ему правую руку в знак своего доверия и возвратил ему его царство. [194] 11. Омфис дал Александру 56 слонов, также много необычайной величины скота и около 3 тысяч быков — животных, высоко ценимых в этой стране и любимых царями. 12. На вопрос Александра, кого больше в Индии, земледельцев или воинов, Омфис ответил, что ему, воюющему с двумя царями, нужно больше воинов, чем сельских жителей. 13. Двумя царями были Абисар и Пор, причем последний был могущественнее. Оба они царствовали за рекой Гидаспом, и оба решили испытать свою судьбу, кто бы ни шел на них войной. 14. С позволения Александра Омфис принял знаки царской власти и, по обычаю своего народа, имя своего отца; соотечественники назвали его Таксилом, и это имя оставалось за всеми вступавшими на престол. 15. Омфис в течение трех дней оказывал гостеприимство Александру, а на четвертый объявил, сколько хлеба предоставил войску Гефестиона; царю и его приближенным он поднес золотые венцы, а кроме того 80 талантов чеканного серебра. 16. Александр удивился и обрадовался его щедрости, но отослал обратно все, что Омфис ему поднес, прибавив тысячу талантов из добычи, которую он вез с собой, и разные пиршественные золотые и серебряные сосуды, очень много персидской одежды, 30 своих собственных коней со сбруей, надевавшейся на них, когда ездил сам царь. 17. Эта щедрость обязала варвара, но также задела приближенных Александра. Один из них, Мелеагр, изрядно выпив на пиру, поздравил Александра с тем, что тот все-таки нашел в Индии человека, достойного тысячи талантов. 18. Царь, не забыв, как тяжело он перенес убийство Клита за невоздержанный язык, подавил гнев, однако сказал, что завистливые люди создают большие мучения прежде всего самим себе.

Глава 13

1. На следующий день к царю явились послы Абисара. они передали, как им было поручено, все его власти; дав им клятву, послов отпустили к их царю. 2. Александр, считая, что слава его имени может склонить Пора к сдаче, отправил Клеохара объявить Пору, что тот должен уплатить дань и встретить царя у границы своего государства. Пор ответил, что лишь одно из этих требований будет исполнено: он встретит вступающего в его страну царя, но сделает это с оружием в руках. 3. Александр уже решил переправиться через Гидасп, как к нему приводят связанного Барзаента, склонившего арахосиев к бунту, вместе с 30 захваченными слонами. Это была очень своевременная помощь в войне против индов, так как на этих животных возлагалось больше надежд, чем на войско. 4. Был приведен и связанный Самакс, царь незначительной части Индии, сообщник Барзаента. 5. Отдав под стражу изменника и царька и передав слонов Таксилу, Александр прибыл к реке Гидаспу; на другом берегу этой реки засел Пор, чтобы помешать врагу при переправе. 6. 85 слонов необычайной силы Пор поставил [195] впереди, за ними 300 колесниц и почти 30 тысяч пехотинцев, в том числе воинов с такими тяжелыми стрелами, что, как уже сказано раньше, ими было трудно стрелять. 7. Самого Пора вез слон, который был выше остальных; оружие, украшенное золотом и серебром, делало еще более величественной и без того редкую по росту фигуру царя. Его дух соответствовал его физической силе, и он обладал мудростью, доступной грубым людям.

8. Македонцев страшил не только вид врагов, но и величина реки, которую предстояло перейти. Разлившись в ширину на 4 стадии, будучи очень глубокой и не имея нигде брода, она показалась им огромным морем. 9. Но ее течение не было медленным, как это обычно бывает у широко разлившихся вод; река неслась быстро и бурно, как будто текла в узких берегах: перекатывавшиеся волны во многих местах обнажали скрытые на дне камни. 10. А еще страшнее был вид берега, полного людей и лошадей. Там стояли чудовищные по своей величине слоны; нарочно разъяренные, они оглушали своим ужасным ревом. 11. И река и враг сразу привели македонцев в ужас, хотя их сердца, обычно полные уверенности, выдержали много испытаний. Им казалось, что на неустойчивых плотах невозможно ни переплыть реку, ни безопасно пристать к берегу. 12. Посредине реки было немало островов, на которые вплавь переправлялись, подняв над головой оружие, как инды, так и македонцы. Там они вступали в легкие стычки, по результатам которых оба царя предугадывали исход всего дела. 13. В македонском войске отличались безрассудством и дерзкой смелостью знатные юноши Симмах и Никанор; полагаясь на свое обычное счастье, они презирали всякую опасность. 14. Под их предводительством наиболее отважные юноши, вооружившись только легкими копьями, переправились на остров, где засела масса врагов, многих индов они умертвили, причем главным оружием их была храбрость. 15. Они могли бы возвратиться со славой, если бы их отвага знала меру в удаче. Но они с презрением и гордостью встречали подступавших врагов, а те, подплыв незаметно, окружили их и издалека забросали стрелами. 16. Тот, кто убежал от врага, был унесен течением реки или утонул в водовороте.

Это сражение вселило большую уверенность в Пора, наблюдавшего с берега за всем, что происходило. 17. Александр, не зная, что делать, прибегнул наконец к хитрости, чтобы обмануть неприятеля. На реке был большой остров, покрытый лесом и удобный для засады; там же находился очень глубокий ров недалеко от берега, где стоял сам царь. Этот ров мог скрыть не только пехотинцев, но и людей с их конями. 18. Итак, чтобы отвлечь внимание врагов от этой выгодной позиции, царь приказал Птолемею разъезжать со всеми всадниками вдали от острова и, непрерывно крича, устрашать индов, делая вид, что готовятся к переправе. 19. Птолемей делал это в продолжение [196] многих дней. Этой тактикой он заставил Пора направить свое войско к тому месту, куда Птолемей притворно стремился. 20. Остров уже оказался вне поля зрения врагов; Александр распорядился поставить свой шатер на противоположном берегу, поместить перед шатром обычно сопровождавшую его когорту и всячески демонстрировать неприятелю все свое царское великолепие. 21. Так как Аттал был одних с ним лет и был похож на царя лицом и фигурой, особенно если смотреть на него издали. Александр одел его в царский наряд, чтобы создать видимость того, будто сам царь находится на берегу и не помышляет о переправе. 22. Сначала помехой этому замыслу была непогода, но скоро она, напротив, стала ему благоприятствовать; ведь судьба даже все неудобства обращала царю на пользу. 23. Царь готовился переправиться со всем своим войском через реку на ту часть острова, о которой уже шла речь, направив все внимание врага на тех, кто с Птолемеем занимал берег ниже по течению; тут разразилась буря с ливнем, от которой и под крышей было трудно укрыться. Испугавшись бури, воины стали спасаться на земле, побросав суда и плоты. Но из-за рева ветра врагу не были слышны их тревожные крики. 24. Затем дождь сразу прекратился, но тучи были так густы, что закрыли солнце, и люди с трудом различали лица друг друга. 25. Ночь, закрывавшая небо, возможно, и устрашила бы кого-нибудь другого, так как предстояло плыть по незнакомой реке и враг случайно мог занимать именно тот берег, к которому и они стремились вслепую из-за темноты, добиваясь славы даже ценой опасности. 26. Но царь считал страшную для других темноту благоприятной для себя. Дав знак всем тихо сесть на плоты, он приказал вывести вперед тот, на котором плыл сам. 27. Берег, к которому он направлялся, оказался свободным от врагов, так как Пор все еще следил только за Птолемеем. Лишь одно судно застряло, напоровшись на подводный камень, остальные проскользнули; царь приказал воинам взять оружие и идти строем.

Глава 14

1. И уже сам Александр вел свое войско, разделенное на два фланга, когда Пору сообщают, что берег занят вооруженными людьми и что наступил решительный момент. Однако сначала по человеческой слабости Пор не терял надежды и думал, что это идет к нему на помощь его военный союзник Абисар: ведь таков был их договор! 2. Но когда при свете стало видно, что это враги, он выслал против подходившего войска 100 квадриг и 4 тысячи всадников. Вождем высланных вперед войск был его брат Гагес. Главную его силу составляли колесницы. 3. На каждой ехало шесть человек, двое со щитами, двое стрелков, поставленных по бокам, остальные — возницы, тоже не без оружия; ведь когда доходило дело до рукопашной, они бросали вожжи и метали в неприятеля множество дротиков. 4. Впрочем, [197] в тот день почти не воспользовались их помощью. Как сказано, дождь сильнее, чем когда-либо, размыл поля и сделал их скользкими и недоступными для конницы; тяжелые и малоподвижные колесницы Пора завязали в грязи и рытвинах. 5. Напротив, Александр с подвижным и легким войском атаковал быстро. Скифы и дахи первыми набросились на индов, затем царь выслал Пердикку с всадниками против вражеского правого фланга. 6. Когда завязался общий бой, те, кто правил колесницами, считая, что нужна их помощь, стали бросать вожжи и кидаться в бой. 7. Но это было опасно в равной мере для обеих сторон: македонских пехотинцев сбивали с ног при первом столкновении, а у врага колесницы застревали на скользких и непроезжих местах, и возницы соскальзывали с них. 8. Испуганные кони опрокидывали некоторые колесницы не только в рытвины, но и в реку. 9. Немногие, спасшись от вражеских стрел, добежали до Пора, который упорно продолжал бой.

Увидев, что колесницы без возниц беспорядочно носятся по всей линии фронта, Пор разделяет слонов между окружавшими его друзьями. 10. За ними он поместил пехоту и стрелков, которые обычно били в барабаны, что у индов заменяло трубный звук. Барабанный бой не пугал слонов: их уши уже давно привыкли к такого рода звукам. 11. Перед пехотой несли изображение Геркулеса: это очень ободряло сражающихся. Бросить его считалось позором для всех воинов. 12. К смертной казни приговаривали тех, кто не вынесет кумира из сражения: страх, который им внушил этот раньше враждебный бог, перешел в культ и почитание. Македонцы остановились при виде животных и самого царя. 13. Слоны, стоявшие среди воинов, издали были похожи на башни. Пор был выше обычных людей, но особенно высоким он казался благодаря слону, на котором ехал и который был настолько же крупнее остальных, насколько царь был выше прочих индов.

14. Поэтому Александр, рассмотрев и царя, и индское войско, сказал: «Наконец-то я вижу достойную меня опасность. Предстоит иметь дело со зверями и необыкновенными людьми». 15. И, обратившись к Кену, продолжал: «Когда я нападу вместе с Птолемеем, Пердиккой и Гефестионом на левый фланг врагов и ты увидишь меня в самой середине сражения, ты сам двигайся на правый фланг и приведи его в смятение. Ты, Антиген, и ты, Леоннат, с Тавроном нападите на центр войска и оттесните его с линии фронта. 16. Наши копья достаточно длинны и крепки, ими как раз можно воспользоваться против слонов и всадников; сбрасывайте едущих на слонах, а самих зверей колите. Такого рода защита, как слоны, опасна: ведь они бывают еще более озлоблены против своих. На врага они нападают по приказу, а на своих от страха». 17. Сказав это, царь первым погнал коня вперед. И он, как было условлено, уже напал на вражеские ряды, когда Кен с громадной силой обрушился на [198] левое крыло. 18. Фаланга в едином порыве прорвала среднюю часть войска индов.

А Пор приказал гнать слонов туда, где, как он заметил, вела наступление конница; но малоподвижных животных нельзя сравнить с быстрыми конями. 19. Варвары не могли пользоваться даже и стрелами, так как они слишком длинные и тяжелые; пока не поставишь лук на землю, нельзя правильно вложить стрелу. Этому мешала и земля, которая тогда была скользкой. Поэтому враги быстро опережали пытавшихся стрелять индов. 20. Итак, инды уже не слушались царских приказов — так обычно бывает, когда испуганными людьми начинает управлять более страх, чем вождь, — и военачальников было столько, сколько разбрелось отдельных отрядов. 21. Один приказывал войскам сомкнуть строй, другой — разделиться, одни велели стоять на месте, а иные — обходить врагов с тыла. Ни одно решение не встречало всеобщего согласия. 22. А Пор с немногими людьми, у которых чувство чести было сильнее страха, продолжал собирать разбежавшихся и шел навстречу врагу; слонов он приказал вести впереди своего войска. 23. Звери внушали большой страх, необычный шум от них устрашал не только пугливых лошадей, но и людей и вносил смятение в ряды войска.

24. Македонцы, эти недавние победители, уже озирались кругом, ища, куда бы бежать, когда Александр выслал против слонов легковооруженных агриан и фракийцев, которые были сильнее в перестрелке, чем в рукопашном бою. 25. Они пустили в слонов и в их погонщиков массу стрел; фаланга же стала неотступно напирать на испугавшихся врагов. 26. Но некоторые слишком безрассудно нанося раны зверям, вызвали их ярость и были ими затоптаны; для остальных это было предупреждением, что действовать нужно осторожнее. 27. Особенно страшно было смотреть, когда слоны хоботами хватали вооруженных людей и через голову подавали их своим погонщикам. 28. Итак, битва была безрезультатной: македонцы то преследовали слонов, то бежали от них; и до позднего времени продолжался такой переменный успех, пока не стали подрубать слонам ноги предназначенными для этого топорами. 29. Слегка изогнутые мечи, похожие на серпы, назывались копидами, ими рубили хоботы слонов. Не только страх смерти, но и боязнь столь необычных предсмертных мучений заставляли людей использовать все средства.

30. И вот слоны наконец обессилев от ран, в своем бегстве валили своих же, погонщики, упавшие на землю, были ими раздавлены. 31. Итак, инды бросали поле боя в страхе перед слонами, которых больше не могли укротить. Тогда Пор, покинутый многими, сидя на слоне, стал сам пускать в окружавших его неприятелей заранее припасенные стрелы. Он издалека многих ранил, но и сам был мишенью для выстрелов со всех сторон. 32. Уже 9 раз его ранили в спину и грудь, он потерял много [199] крови и слабеющими руками скорее ронял стрелы, чем пускал их во врагов. 33. Его взбешенный, но еще не раненый слон не переставая бросался на вражеские ряды, пока погонщик не увидел, что царь совсем слаб, выпустил из рук оружие и почти потерял сознание. 34. Тогда он заставил слона бежать от преследовавшего его Александра; но конь царя, много раз раненый, постепенно ослабев, пал, причем как бы спустил, а не сбросил с себя царя. 36. Меняя коня, царь отстал от Пора. Между тем брат царя индов Таксила, посланный Александром вперед, стал советовать Пору не доходить в своем упорстве до крайности и сдаться победителю. 36. Хотя силы у Пора были исчерпаны и он потерял много крови, он все же отозвался на знакомый голос и сказал: «Я узнаю брата Таксила, предателя своего родного царства», — и пустил в него случайно сохранившуюся стрелу, которая пронзила его грудь навылет. 37. Совершив этот последний подвиг, он помчался быстрее, но слон, много раз раненный стрелами, тоже стал ослабевать. Поэтому Пор прекратил бегство и направил пехоту против преследовавшего врага. 38. Александр уже догнал Пора и, увидя его упорство, запретил щадить сопротивляющихся. Итак, со всех сторон полетели стрелы в пехотинцев и в самого Пора, который, ослабев, стал наконец падать со слона. 39. Инд, управляющий слоном, подумал, что царь хочет спуститься на землю, и обычным приемом заставил животное стать на колени; как только слон опустился, то и остальные слоны — как их к этому приучили — опустились на землю. 40. Это обстоятельство передало Пора и остальных индов в руки победителей.

Царь, полагая, что Пор умер, приказывает снять с него доспехи. Те, кто получил приказание стащить панцирь и одежду, уже приблизились к Пору, как вдруг зверь начал защищать своего господина и нападать на тех, кто пытался снять доспехи; он поднял его тело и стал сажать себе на спину. Со всех сторон в слона полетели дротики; когда его прикончили, тело Пора [200] положили на колесницу. 41. Царь, увидев, что Пор открывает глаза, сказал без ненависти, но с состраданием: «Какое безумие побудило тебя, злополучный, испытывать свою судьбу на войне, раз ты знал славу моих деяний, раз судьба Таксила была непосредственным примером моей милости к покорным?» 42. A тот ответил: «Поскольку ты спрашиваешь, я отвечу так же свободно, как ты задал вопрос. Я считал, что нет никого сильнее меня: ведь я знал свои силы, а твоих еще не испытал; исход войны доказал, что ты сильнее меня. Но тем не менее я счастлив, что оказываюсь вторым после тебя». 43. В свою очередь Алесандр спросил, что, по мнению самого Пора, следует делать победителю. Пор ответил: «То, что подсказывает тебе тот день, в который ты испытал непрочность счастья». 44. Этим предостережением Пор достиг большего, чем если бы стал умолять: неустрашимое величие его духа, не сломленное даже судьбой, показалось Александру достойным не только сострадания, но и почести. 45. Он заботился о больном так, как будто тот сражался за него; когда Пор окреп, Александр, вопреки всеобщему ожиданию, принял его в число своих приближенных и вскоре одарил его большим владением, чем тот имел раньше. 46. В самом деле, царь ни в чем не был так тверд и постоянен, как, в восхищении истинным подвигом и славой; но прямодушнее он судил все же о славе врагов,, чем о славе своих сограждан, так как полагал, что свои могут подорвать его величие и что оно будет тем блистательнее, чем значительнее окажутся побежденные враги. [200]

Дальше