Летопись подвига

В апреле 1942 года ленинградцам казалось: главные трудности пережиты. Никто даже представить себе не мог, что впереди еще двадцать месяцев блокады, тысячи погибших от артиллерийских обстрелов граждан, сотни разрушенных домов. И все же ощущение, что самая тяжелая пора за плечами, было верным. Недаром именно в одной из апрельских радиопередач говорилось: «Мы еще в кольце блокады, но мы уже победили, хотя много боев предстоит впереди».

С апреля 1942 по январь 1944 года погибли тысячи людей, но не сотни тысяч, как в первую блокадную зиму. Значительно улучшилось продовольственное положение города, пошли трамваи, в квартирах зазвонили телефоны, почта приносила газеты, выходили новые книги, в Филармонии начались концерты. Конечно, и трамваи пошли не везде, и света до поздней осени не зажигали в большинстве квартир. Но ленинградцы уже чувствовали себя победителями, они общались между собой, все дальше уходя от той жизни, которую вели зимой.

Теперь радио уже не могло заменять все источники информации, все виды искусства, оно не играло прежней, совершенно исключительной роли. Тем не менее ленинградское радио продолжало оказывать огромное влияние на всю жизнь города. Это понимал враг, который все еще пытался вывести его из строя. П. Лукницкий 28 сентября 1943 года записал в своем дневнике: «Мне, пожалуй, понятен смысл обстрела 25 сентября моего квартала: в этот день был взят Смоленск, немцы, очевидно, хотели уничтожить ту радиостанцию, которая могла возвестить об этой нашей победе, они, конечно, знают, эта радиостанция расположена «где-то неподалеку». [148]

За двадцать с лишним месяцев — с апреля 1942 по январь 1944 года город сдержал вражеский штурм (август 1942), пережил несколько неудавшихся попыток прорвать блокаду, знал периоды особенно ожесточенных обстрелов, — и все это отражалось в передачах радио, которые прерывались сообщениями об очередном артиллерийском обстреле.

Одной из характерных особенностей всех передач ленинградского радио после первой блокадной зимы стали воспоминания о ней. Это была точка отсчета, с которой началось возрождение города. Воспоминания о прошлом были буквально во всех выступлениях. Ленинградцы оглядывались назад с удивлением, болью, гордостью за пережитое. Эти чувства выражались и в стихах: «Когда- нибудь про наш малейший миг, про время то, что нам в удел досталось, про нашу жизнь, про бодрость, про усталость напишут люди много мудрых книг» (Л. Успенский).

Воспоминания о прошлом помогали бороться сегодня. Сами эти воспоминания — свидетельства нового этапа блокадной жизни.

В 1942–1943 годах претерпели изменения основные формы радиопередач. В 1942 году впервые за всю историю ленинградского радио отмечается превалирование объема политического вещания над художественным. Такое положение было вызвано особыми условиями Ленинграда. Вот несколько цифр, характеризующих вещание в 1942 году. Из 5290 часов — 2830 составили передачи политвещания, при этом на долю иноредакций пришлось 877 часов, 2301 час велось вещание художественное, в том числе передачи для детей заняли 174 часа. В 1943 году положение изменилось, главным образом за счет увеличения передач музыкальных и литературно-драматических.

Менялось и само политическое вещание. Если, например, зимой 1942 года выпуски Красноармейской газеты складывались в основном из статей и корреспонденции, то уже летом в газету включали стихи, песни, а иногда, по просьбе бойцов, и музыкальные произведения.

С первых военных дней радио не только рассказывало о моряках Балтики, но и посвящало им специальные передачи, в которых, как правило, участвовали писатели — балтийцы из группы В. Вишневского. Передачи [149] начинались словами: «Слушай нас, Краснознаменный Балтийский флот!» Они представляли из себя своеобразную радиогазету, которая с осени 1942 года стала постоянным радиожурналом для Балтфлота. В него включались очерки А. Тарасенкова, Г. Мирошниченко, A. Крона, стихи Н. Брауна, В. Азарова, корреспонденции флотских журналистов.

В книге воспоминаний член Военного Совета Балтийского флота Н. Смирнов писал о неоценимой помощи, оказанной морякам ленинградским радиоцентром, и прежде всего теми, кто непосредственно был связан с флотом: «Это энтузиаст ленинградского радиовещания Николай Дмитриевич Синцов и главный редактор политического вещания старший лейтенант Борис Ефимович Лифшиц, состоявший в штате Пубалта, Радиотрансляции ежедневно слушали на кораблях и в частях...» По свидетельству Н. Смирнова, в передачах для флота участвовали те, кто вернулся с боевого задания, выступали артисты и писатели, читались стихи и рассказы на флотские темы, исполнялись песни. Была в этих передачах особая рубрика «Балтика смеется». Там находили место задорная шутка, басня, фельетон, памфлет. Уже в первое военное лето работники радио считали необходимым давать сатирические материалы. Но вот настала трагическая зима. И вдруг пришло на радио письмо от бойцов, с одного из «горячих» участков фронта. Они просили организовать юмористические, сатирические передачи. Их организацию поддержали

B. Ходоренко, Г. Макогоненко. Вишневский восторженно говорил: «Сатиру запрягаем! Юмор даем!.. Ах, как это здорово и сколько в этом победного смысла! Да будь я на месте Гитлера, я бы, услышав юмористическую передачу из осажденного Ленинграда, отдал бы приказ войскам уходить отсюда немедленно, пока не поздно! Идея! Я напишу для этой передачи сценку, как Гитлеру докладывают, что Ленинград смеется». Передачи для флота, в том числе сатирические, стали регулярными. Потом эти материалы издавались отдельными брошюрами. Благодаря радио, печати флот слышал дыхание города, знал о его напряженной жизни и борьбе.

В разделе «Последних известий» в 1942 году шли только материалы ТАСС о жизни страны, а в 1943-м радио получало уже сообщения своего корреспондента [150] из Москвы, Появилась информация, полученная специально для ленинградского радио из Челябинска, Свердловска.

Все шире становился отклик ленинградского радио на события в стране и на всем театре военных действий. Радио укрепляло в сердцах горожан и бойцов фронта мысль о том, что, вопреки блокаде, страна связана с городом на Неве. Шолоховские слова, прозвучавшие по радио в мае 1942 года, выражали общее отношение Родины к городу-герою: «Мы жадно ждем тот час, когда кольцо блокады будет разорвано и великая страна прижмет к груди исстрадавшихся героических сынов и дочерей овеянного славой Ленинграда». И так же Ленинград ощущал себя участником жестоких боев, в которых решалась судьба Родины. Еще в одной из первых передач осени 1941 года говорилось: «Для нас слились теперь в одно оборона Москвы и оборона Ленинграда». В трудные месяцы 1942 года во многих очерках и корреспонденциях, передававшихся по радио, говорилось о том, как бойцы погибали все до одного, но выполняли приказ.

Во всех материалах этой поры чувствуется напряжение битвы на юге страны: «Товарищ боец, ни на миг не забудь, судьбу защищая свою: у нас остается единственный путь — победа в смертельном бою». Стихи А. Гитовича звучали рядом с другими материалами, отражавшими те же настроения.

Со временем еще более проявлялась связь художественного и политического вещания. В статьях и корреспонденциях цитировались стихи, призывающие громить врага, в очерках и публицистических выступлениях писателей назывались имена героев, выступавших по радио. «Последние известия» сообщали о подвиге летчика, а вскоре исполнялась песня о герое.

С апреля 1942 года постепенно меняется характер передач литературных, все чаще звучит литературный монтаж.

По существу, монтажом была и сама Радиохроника. Но теперь монтажи становятся тематическими, их объединяют не только рамки одного журнала. 5 апреля 1942 года Радиохронику № 215 посвятили семисотлетию Ледового побоища. Это была цельная передача, которую открыл Всеволод Вишневский. Он говорил о русской [151] истории, о значении Балтики для России, о потомках героев Ледового побоища. Затем АН. Тарасенков читал свое стихотворение о том, как разыскал в одной из башен Вышгорода старинный шлем: «...лежал он, символ славы нашей, глава неписаных поэм». Стихотворение АН. Тарасенкова, как и рассказ А. Зонина (он также читал его сам), развивало тему статьи Всеволода Вишневского. Литературный монтаж был глубоко продуманным, начиная с подбора авторов, которые вместе работали в Политическом управлении Балтийского флота. Редакция учитывала близость творческих интересов писателей. Это относилось, в частности, и к Вс. Азарову, прочитавшему свои стихи, и к Г. Мирошниченко, автору очерка «Вороний камень». Итог всей передачи подвел А. Яшин: «Немцам старый бой знаком — грянет не такой еще: скоро будет на Чудском новое побоище».

В апреле — июле прошли творческие отчеты писателей у микрофона. С отчетами выступили Б. Лихарев, А. Прокофьев, В. Саянов, А. Гитович, Н. Тихонов, Н. Браун. Целая передача посвящалась одному писателю. Такие отчеты были просто невозможны первой блокадной зимой. Они прозвучали бы неуместной похвалой кому-то одному, когда бедствовали все вместе. В изменившейся обстановке уже можно было говорить об искусстве, как таковом.

В начале сентября 1942 года радиовещание из Ленинграда стало значительно устойчивее, надежнее. Ценой огромных усилий в северо-западном районе города, в здании бывшего буддийского храма, на базе оборудования РВ-53, своевременно демонтированного, была построена новая мощная радиостанция. Место выбрали не случайно: здание находилось довольно далеко от вражеских орудий, хотя и было достижимо для них, огромный зал храма позволял связистам не так чувствовать высокие температуры, наконец, просто решалась проблема воды, рядом текла Невка. Вода подходила по составу, была почти дистиллированной (мало работающих заводов, мало промышленных стоков).

Станция не только в десять раз превосходила по мощности средневолновую РВ-70, коротковолновые передатчики, но обладала и другими преимуществами. Вот что писал маршал войск связи И. Пересыпкин: «Ленинградцы впервые в нашей стране применили на [152] этой радиостанции оригинальную антенную систему: подвесили антенное устройство на тросе, привязанном к одному из аэростатов воздушного заграждения... Такое новшество обусловливалось военными соображениями. Стометровая мачта демаскировала бы место расположения радиостанции, и противник мог легко вывести ее из строя»{26}. Правда, при сильных ветрах с залива аэростат приходилось спускать, случались обрывы троса. Тогда радиостанция временно прекращала работу. Но зато на РВ-53 не упало ни одной бомбы, хотя противник, естественно, ее запеленговал, и снаряды падали на близлежащие острова. После того как РВ-53 вновь вступила в строй, ленинградское радио звучало в эфире так же, как в довоенное время.

И все же летом и осенью 1942 года влияние радио на слушателей несколько ослабело: регулярнее приходили газеты, в городе стало больше работающих телефонов. Однако представить себе жизнь без радио ленинградцы не могли. Оно несло информацию, предупреждало об опасности, давало духовную пищу. В дневнике В. Инбер («Почти три года») многократно упоминается: «слушаю радио», «радио грозное», «у нас испортилось радио, не знаю, что происходит на фронтах. Достоверно знаю только, что второго фронта нет» (6 октября). Ко второй военной осени относится и следующая запись: «Возвращаясь... пропустили на Введенской два трамвая, слушая Тихонова по радио. Это было обращение к Кавказу... На темной ленинградской площади, осенним вечером, под далекий орудийный гул, много народу стояло и слушало это выступление».

В начале 1943 года ленинградское радио обрело прежнюю притягательную силу. Конечно, к нему прислушивались и в августе сорок второго, когда была сорвана попытка немецкого штурма, и осенью, когда решалась судьба Сталинграда. Но 15, 16, 17, 18 января ленинградцы буквально не отходили от репродукторов. В эти январские дни 1943 года В. Инбер записала в своем дневнике: «Каждый точно заряжен электричеством ожидания... А вдруг сегодня «Последний час» будет про нас?» И вот этот час настал: «Первое мое движение тоже было на радио». Таким был порыв многих [153] ленинградцев. О. Берггольц, незаменимый свидетель и участник тех событий, писала об удивительных ощущениях той ночи. «И в воспоминания об этой светлой ночи обязательно вплетется радио, которое пело и говорило первый раз до самой зари, и весь мир слышал, как говорит Ленинград». Сразу же после сообщения о прорыве блокады началась полуимпровизированная передача. Как ни готовились к этому часу, как ни ждали его, он все-таки потряс людей. В ту ночь выступали по радио рабочие, бойцы, писатели. В ту ночь плакали и пели, незнакомые обнимались на улицах. По радио лилась музыка Чайковского и Скрябина. Это был, по словам Берггольц, «сплошной ликующий поток».

Между отдельными выступлениями зачитывались лозунги, которые тут же, на ходу писали В. Ходоренко и комиссар Дома радио Е. Прудникова. «Спасибо вам, родные бойцы и командиры Ленинградского и Волховского фронтов, прорвавшие блокаду Ленинграда!» Лозунги воздавали должное партизанам, морякам, строителям оборонительных рубежей, героям-бойцам и героям-гражданам. Над январским ночным Ленинградом неслось: «Да здравствуют славные советские полководцы, маршалы Советского Союза товарищи Жуков и Ворошилов». И уже совсем в другом, скорбном ключе диктор произносил: «Ленинградцы чтят память героев, отдавших свою жизнь за великое дело освобождения нашей Родины».

Никто не знал, сколько еще народу выступит по радио. Хотя без пропусков ходить по Ленинграду ночью не разрешалось, идущих на радио милиционеры пропускали. «Внимание! К нам в студию пришли славные артиллеристы-балтийцы... У микрофона старшина батареи товарищ Ворогушин», «Слушайте выступление рабочего товарища Широкова», «У микрофона Владимир Александрович Серов».

Участник боев по прорыву блокады Цветков был ранен 17 января. Он сказал: «Привет вам, дорогие товарищи ленинградцы! Разрешите доложить, как бойцы моей роты участвовали в прорыве блокады Ленинграда». Цветков после ранения оставался в строю, пока не взяли населенный пункт, лишь затем он пошел в полевой госпиталь. Боец говорил: «Сегодня вечером меня доставили на лечение в один из ленинградских госпиталей. Только [154] я вошел в палату, как услышал, что по радио сообщают о прорыве блокады! Если бы видели, товарищи, что только делалось у нас в палате! Бойцы повскакали со своих коек, глаза у всех горят, каждый снова рвется в бой».

Речи эти удивительно разные, хотя всех переполняли одни чувства. Их невозможно читать без волнения даже сейчас. Каково же их было слушать. Так и хочется привести выдержки из всех выступлений, но это, конечно же, невозможно. Импровизированный радиомитинг продолжался до утра. Работница Таня Серова с энского завода сказала: «Дорогие наши, родные товарищи! Что за ночь сегодня радостная! Как долго мы ждали ее. Дождались наконец. Прорублена черная петля...» От имени летчиков Ленинградского фронта выступал товарищ Ерлыкин: «Музыка, которая гремит в эту ночь на улицах нашего любимого города, звучит сейчас в сердце каждого из нас. Запомните эту ночь, товарищи, — 18 января 1943 года, ночь, которая войдет яркой страницей в золотую летопись наших побед».

Работники Радиокомитета были счастливы, что люди пришли к ним в эту ночь. То была награда прежде всего за поддержку, которую оказало радио всем ленинградцам в первую блокадную зиму.

В дни прорыва блокады, как всегда, прежде всего выплеснулся поэтический отклик. По радио читали стихи, напечатанные в газетах и написанные тут же, в Радиокомитете. Одна из передач так и называлась: «Стихи, написанные 18 января». Это были стихи О. Берггольц, Е. Рывиной, В. Зуккау-Невского, П. Ойфы, Е. Вечтомовой, В. Мануйлова, Б. Лихарева, Д. Левоневского.

В праздничные для Ленинграда дни вновь прозвучало по ленинградскому радио слово Ильи Эренбурга. Однажды он прислал телеграмму, переданную в очередном выпуске «Последних известий». Она заканчивалась так: «Будет свет на Невском!» Работники радио вспоминают, как потрясло их в холодном, лишенном и хлеба, и электричества городе это пожелание света, пожелание победы.

Наибольшим успехом у ленинградцев пользовались статьи Эренбурга, посвященные защитникам города. Характер выступлений писателя был таков, что казалось, они предназначены для радио. В статье Эренбурга [155] о прорыве блокады говорилось: «Вчера вечером мы услышали радостную весть. Мы не знали, что сказать, мы потеряли слова от счастья. Мы столько ждали этого дня. И вот прозвучали слова: «В последний час... Красная Армия рассекла петлю. Путь свободен».

Январь сорок третьего ленинградцы восприняли как большой праздник. Однако жизнь и быт города остались почти без изменений. Продолжались изнурительные артиллерийские обстрелы, враг по-прежнему стоял у городских стен. И ленинградское радио продолжало действовать в условиях фронтового города.

Ритм жизни в Доме радио был в 1943 году весьма напряженным. Передачи в эфир вели несколько станций, шло, теперь уже без больших перерывов, вещание по городской сети. Радио прочно связало районы области, отрезанные друг от друга и от Ленинграда. Вот началась специальная передача для северо-восточных районов области. Из нее жители Тихвина и Новой Ладоги получали представление о военном Ленинграде. В этот же час в одной из студий могли звучать начальные такты русской народной песни «Рябина»: начиналась передача для партизан. В диспетчерской раздавалась команда: «Аппаратная, подготовьте станции на «Бориса». Сейчас прозвучат голоса Фрица Фукса или Армаса Эйкия.

На протяжении всей блокады радио и печать, руководимые из одного центра, координировали свою деятельность. Давая обзор «Ленинградской правды», например, радио не просто сообщало материал передовицы, определяющий задачи сегодняшнего дня. Было естественно, что и последующие передачи так или иначе оказывались связанными и с этими задачами, и с этой статьей. Бывали и непосредственные контакты между редакциями, когда материал, начатый на газетной полосе, находил продолжение на радио. Интересный эпизод изложен в книге Н. Шумилова, ставшего в апреле 1942 года редактором «Ленинградской правды», 12 сентября 1943 года газета напечатала стихотворное послание сержанта-зенитчика Чистова. В нем автор жаловался, что ему не от кого получать письма, и обращался с просьбой: «Девчата родины моей, чтоб в яростной войне я стал к врагу в три раза злей, пишите письма мне». Редакция указала под письмом сержанта номер [156] его полевой почты. Автор надеялся, что ему ответит «хоть одна» девушка. Но писем пришло 2806. Как пишет Н. Шумилов: «Сержанту было не под силу написать всем ответ. Он выступил по радио»{27}. И снова шли письма: «Голос Ваш услышан теми, кто любит Родину, кто чтит и от души уважает своих славных воинов... О Вас думают, желают Вам счастья и наилучших боевых удач». Так печать, радио связывали воинов с тружениками, крепили их боевую дружбу.

Помимо конкретных статей, основанных на материалах Ленинградского фронта, редакция политвещания давала публицистические выступления, обобщающие положение на всем театре военных действий, международные обзоры за неделю. Работники Политуправления, выступая по радио, широко использовали признания немецких военнопленных. Все передачи носили характер информационный, коммуникативный, но главным было организационно-пропагандистское начало.

В 1943 году значительно усилилась роль художественного вещания в общем объеме передач, произошли изменения форм этого вещания. Хотя поэзия и публицистика были весьма заметны, они не занимали уже прежнего места. Постепенно художественное чтение, музыка, театр — все виды искусства выходят на радио на первый план. Характерная особенность этой поры — обилие инсценировок, радиопьес, литературных монтажей. Активизация такой работы, как известно, началась еще в апреле 1942 года. Примером эволюции форм литературного вещания может служить передача «Фронтовая лирика» (1943). Ее нельзя было представить, скажем, летом 1942 года, когда решалась судьба страны. Целый час, отданный лирическим стихам, отражал новый этап в развитии поэзии военных лет, да, пожалуй, и всей нашей литературы. После военного перелома радио в союзе с искусством и литературой искали новые пути воздействия на читателя и слушателя.

Заметнее стала деятельность детской редакции. Длительное время она практически осуществляла ту же работу, что и литературная. Это объяснялось рядом причин. Передач для дошкольников не велось совсем. Многие ребята были эвакуированы еще летом 1941 года, [157] другие — зимой и весной по Дороге жизни. Оставшиеся в городе дети повзрослели раньше времени. К ним, наряду с детскими писателями Н. Дилакторской, Е. Борониной, Н. Владимирской, М. Эрбштейн, Н. Паперной, часто обращались литераторы, уже знакомые нам по другим передачам ленинградского радио.

Из материалов вещания для детей в 1942 году можно отметить лишь несколько. Выступления ребят в передаче 30 марта «Сделаем Ленинград чистым и красивым», две трансляции из госпиталей, в которых побывали школьники, и, наконец, трансляцию 2 июля торжественного вечера выпускников ленинградских школ Смольнинского района. Их было совсем немного, десятиклассников, окончивших школу летом 1942 года, но они были, и ленинградцы с радостью восприняли эту весть.

Среди других передач лишь регулярные выпуски «Костер» по радио» были действительно рассчитаны на школьную, пионерскую аудиторию (передача не только заменила переставший выходить журнал «Костер», но и стала на время единственной трибуной для детских писателей). Все остальное могло бы с тем же успехом быть передано другими редакциями.

В 1943 году главное место в работе детской редакции занял рассказ о том, как ребята помогают Родине в трудные дни. Вот некоторые, самые характерные передачи: «Наши тимуровцы», «Чем ты поможешь фронту», «За наши дела пионерские спасибо нам Родина скажет». Все чаще к микрофону подходят сами ребята. В один из июньских дней в студию пришли школьники Петя Бабурин и Юра Артюхин, награжденные медалями «За оборону Ленинграда». Это были сверстники бывшего блокадного мальчишки, ныне поэта Юрия Воронова, который написал: «Нам в сорок третьем выдали медали и только в сорок пятом паспорта».

Перед ребятами выступали герои Ленинградского фронта, для них передавались очерки о подвигах бойцов и командиров, в передачах использовали и материалы других редакций. В то же время голоса подростков, работавших на заводах, звучали в передачах для взрослых.

Осенью 1943 года были осуществлены постановки радиопьес по произведениям Г. Андерсена и Конан-Дойля — «Дюймовочка» и «Лига красноголовых». Эти [158] передачи свидетельствовали об огромных изменениях, произошедших в Ленинграде за два блокадных года. Теперь детская редакция, вопреки продолжающейся осаде города, вела свой, особый разговор с детьми. Но в 1941–1943 годах она выполняла главным образом непосредственно политические задачи.

На протяжении всей блокады самой регулярной передачей и в 1941 и в 1944 годах оставались «Последние известия». Они составляли существенную часть всего радиовещания. Можно было пропустить что-либо другое, но не этот важный отчет о происходящем в городе и в мире. Ленинградцы были вознаграждены за свою верность «Последним известиям» в январе 1944-го. И тогда же продолжением самого значительного известия, которое услышал Ленинград в те годы, стали все другие передачи.

Впрочем, о январских передачах 1944 года следует говорить особо. Именно в январе пришли дни, когда артиллерийский гул слышался совсем не так, как во время почти ежедневных артиллерийских обстрелов. Встречаясь на улице, люди понимающе улыбались друг другу, знали — сбывается мечта о полном разгроме врага у стен города. Это настроение ленинградцев и все события тех дней запечатлело радио. Вновь говорила Берггольц: «И все свершилось, все настало, и правдой сделалось все то, что бредом гордости казалось». Поэтесса читала стихи и, как обычно, обращаясь к другу-ленинградцу, беседовала с ним: «В Ленинграде тихо. Это так удивительно, так хорошо, что минутами не верится даже... А когда подумаешь, что это не та коварная тишина, которая устанавливалась между обстрелами и не радовала, а томила, так хочется смеяться и плакать от радости...»

Выступала Вера Инбер: «Впервые в приказе по войскам есть обращение к гражданскому населению города. Эта честь выпала на долю Ленинграда». И она же говорила о первом салюте, первом мирном залпе освобожденного города: «Кто видел сияние всех этих человеческих глаз, тот уже никогда не забудет этого. Такое можно пережить только раз в жизни».

Передачи второй половины января 1944 года очень разнообразны по форме. Здесь и отдельные выступления, и корреспонденции, и очерки, и литературные монтажи. [159] С 18 по 28 января было создано семь литературных монтажей, «На Запад» (18 января), «За Ленинград, за город русской славы» (20 января), «Новые стихи советских поэтов» (23 января), «Освобождение города» (25 января), специальная передача о Новгороде (26 января), «Праздник Ленинграда» (28 января) и, наконец, «Салют над Невой» (28 января).

В радиопередаче «Салют над Невой» участвовали поэты и журналисты, которые до этого не один раз говорили о победном дне, ждали его, как и весь город. Читал стихи А. Прокофьев, выступали М. Дудин и Б. Тимофеев. «Говорит свободный Ленинград» — называлось стихотворение И. Авраменко: