Глава XII.

Историческое значение разгрома немецко-фашистских захватчиков под Москвой

Военно-политические итоги и выводы

В конце 1941 — начале 1942 г. Советские Вооруженные Силы в битве под Москвой одержали победу всемирно-исторического значения. В страшной по напряжению борьбе с экономически и технически мощным, использовавшим для ведения войны ресурсы всей Европы, опытным в военном деле врагом Красная Армия достигла весьма большого успеха. Впервые за весь истекший к тому времени период второй мировой войны было нанесено сокрушительное поражение дотоле непобедимой гитлеровской армии.

«Весь мир, — писал Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский, — убедился в высокой боевой способности наших Вооруженных Сил, которые смогли сокрушить первоклассную гитлеровскую военную машину и отбросить ее назад»!{493}.

Красная Армия, перейдя в декабре 1941 г. от обороны к контрнаступлению, развернувшемуся затем в общее наступление, нанесла мощные удары по глубоко вторгшемуся в пределы Европейской части Советского Союза врагу, отбросила его далеко от Москвы (по наибольшему направлению до 350 км) и положила начало освобождению советской земли от гитлеровского нашествия.

Немецко-фашистские захватчики были полностью изгнаны из Московской, Тульской и ряда районов других областей. Было освобождено от противника более 11 тыс. населенных пунктов, в том числе свыше 60 городов.

В ходе до предела напряженной борьбы на подступах к Москве германская группа армий «Центр» потеряла огромное количество личного состава и военной техники. Общие боевые потери только сухопутных войск, как это отмечал Гальдер, с 30 сентября [400] 1941 г. по 28 февраля 1942 г. составили около полумиллиона человек{494}. По свидетельству того же Гальдера, процент потерь офицерского состава по отношению к общему их количеству был выше, чем в прошлых кампаниях. В связи с этим небывалым уроном высшее германское командование уже в середине декабря 1941 г. пришло к заключению, что «на фронт должны перевозиться не дивизии целиком, а только пехота как таковая. Фронту нужны люди»{495}.

Все это свидетельствует о том, что в сражениях под Москвой кадровый состав немецко-фашистских армий понес тяжелый урон и перед гитлеровским командованием впервые весьма остро встал вопрос о восстановлении боеспособности своих войск. Вместо выбывших из строя опытных солдат, унтер-офицеров и офицеров в части поступал недостаточно подготовленный контингент, что вело к снижению их боевой ценности. Армии группы «Центр», понесшие поражение под Москвой, примерно на 80% утратили артиллерию, танки, автотранспорт, а также другую военную технику. О характере потерь можно судить на примере хотя бы одной немецко-фашистской армии.

Артиллерия	Имелось к началу декабря 1941 г.	Осталось к началу января 1942 г.
Тяжелые гаубицы	48	5
100-мм и 150-мм пушки	48/9	17/2
Штурмовые орудия	84	12
Минометы	36	8
Тракторы-тягачи	252	22

Примерно такое же положение наблюдалось и в других армиях.

Решительность задач, выдвинутых обеими сторонами, и сосредоточение для этого больших сил определили гигантский масштаб этой исторической битвы, явившейся главнейшим, решающим событием первого периода Великой Отечественной войны, до того времени не имевшим себе равных во второй мировой войне на всех театрах. [401]

Исход битвы под Москвой имел крупнейшие политические и стратегические последствия. Победой наших войск была ликвидирована смертельная угроза, нависшая над столицей первого в мире социалистического государства — Москвой. Наступление на Москву главных и лучших сил немецко-фашистского вермахта (в частности, на Москву наступало три четверти танковых и моторизованных соединений немецко-фашистской армии) полностью провалилось, вместе с ним рухнул пресловутый план «Барбаросса», воплощавший в себе гитлеровскую идею «блицкрига». Хвастливое заявление Адольфа Гитлера о том, что новую территорию в Европе он приобретет за счет России германским мечом, оказалось таким же мыльным пузырем, как и его разрекламированный геббельсовской пропагандой военный гений.

Отводя в планах осенних операций центральное место захвату Москвы, гитлеровцы надеялись, что с ее падением война будет быстро закончена. Об этих надеждах противника, связанных с наступлением на Москву, западногерманский военный историк и участник войны генерал фон Бутлар пишет следующее:

«...Группа армий «Центр», получив большие подкрепления, перешла силами трех полевых и трех танковых армий в наступление на Москву. С величайшей надеждой следили за ее действиями немецкое руководство и весь немецкий народ. Это наступление... должно было полностью решить исход кампании и вместе с тем, как все надеялись, значительно приблизить конец всей войны... Она (группа армий «Центр». — Ред.) являлась такой мощной ударной группировкой, которая, как казалось, сможет выполнить поставленную ей задачу. В ее состав входили три танковые армии (танковые группы были переименованы в армии){497}. Войска были очень сильно насыщены техникой. Танковые и артиллерийские части и соединения были полностью доукомплектованы»{498}.

Насколько далеко заходили надежды гитлеровцев, видно и из того, что в самой Германии и на всех оккупированных территориях уже разработали широкую программу торжеств по поводу ожидавшегося в ближайшее время падения Москвы.

Еще в июле 1941 г. в некоторых немецких документах была расписана церемония «московских торжеств» в центре «генерал-губернаторства» — Кракове и в других местностях. Предусматривалась манифестация на Адольф Гитлер-плац (так нацисты переименовали краковский рынок) с участием частей вермахта, СС, полиции, «особой службы», а также фейерверк, концерты военных оркестров на улицах и площадях, бесплатные сеансы в кино для гитлеровских солдат, радиопрограммы, чрезвычайные выпуски газет, плакатов, кинохроники и т. д. «Немцы! Вывесьте флаги! Москва взята!» — гласили заранее заготовленные плакаты. Подробный план содержал детали вступления гитлеровских войск в [402] Москву. По этому плану предполагалось, что о полной победе возвестит сам фюрер в Москве, на Красной площади.

Но по обстоятельствам, от Гитлера не зависящим, программа торжеств так и осталась на бумаге, как оказались только бумажными и планы гитлеровского командования, рассчитывавшего с захватом Москвы победоносно закончить войну против СССР.

Победа наших войск на центральном (московском) направлении оказала решающее влияние на дальнейший ход войны. Полный и окончательный провал плана «молниеносной» войны против СССР поставил гитлеровское руководство перед неизбежностью ведения длительной затяжной войны со всеми вытекающими из этого сложнейшими политическими, экономическими и стратегическими проблемами.

Военные действия на западе Европы для гитлеровцев, как известно, были непродолжительны и победоносны, а созданных резервов и запасов было достаточно для их успешного завершения. Кроме того, успеху операций на Западе во многих случаях способствовала деятельность так называемых «пятых колонн», созданных фашиствующими прогитлеровскими элементами в странах, воевавших с нацистской Германией{499}. В войне же против Советского Союза получилось иное — фашистскую агрессию встретило сплоченное Коммунистической партией Советского Союза единство советского народа и упорнейшее, героическое сопротивление его Вооруженных Сил.

Подготавливая нападение на СССР, гитлеровское руководство, конечно, провело соответствующие мероприятия по расширению производства вооружения, боевой техники и боеприпасов, но это было осуществлено в основном в рамках программы общего увеличения вооруженных сил и с учетом опыта войны в Западной Европе. Но, как показала вооруженная борьба на советско-германском фронте, эти расчеты в данном случае оказались неверными и выпускаемая военная продукция не могла в полной мере удовлетворить действительные и прогрессивно возраставшие потребности германских войск, в связи с чем пришлось экстренно проводить дополнительные мероприятия в этой области.

Гитлеровское правительство, используя производственные мощности Германии, а также оккупированных и зависимых стран, несомненно, было в состоянии увеличить дальнейший выпуск вооружения и боевой техники. Однако у него в данном случае имелись значительные трудности, которые были вызваны мобилизацией из всех отраслей промышленности большого количества рабочей силы для пополнения войск на советско-германском фронте и для новых военных формирований. [403]

Быстро восполнить недостающее число рабочих рук за счет рабского принудительного труда военнопленных, «перемещенных лиц» и насильственного привлечения населения оккупированных территорий нацистскому руководству в полной мере не удалось, несмотря на применявшиеся зверские приемы принуждения. После поражения под Москвой в оккупированных фашистской Германией странах резко возросла антифашистская борьба и усилилось общее движение сопротивления нацистскому режиму. С этими трудностями гитлеровское руководство столкнулось уже в конце 1941 г., в дальнейшем они все больше и больше разрастались.

Красная Армия своей победой под Москвой развеяла пропагандистский миф о непобедимости германской армии и особой одаренности ее военных руководителей во главе с самим «гениальным» фюрером.

Сорвав с врага этот ореол, наши Вооруженные Силы показали всеми миру, что гитлеровская военная машина, являвшаяся главной силой всего фашистского блока, умела быстро и легко достигать крупных решительных целей только там, где не могла по разным обстоятельствам встретить действительного сопротивления и воли противника к борьбе.

Поражение, «цвета» германского вермахта под Москвой надломило дух и боеспособность немецко-фашистских войск, в которых впервые за истекший период войны стали появляться панические и пораженческие настроения, снижалась дисциплина, началось моральное разложение. Среди верхушки руководящего командования выявились резкие разногласия как в оценке причин поражения под Москвой, так и в вопросах организации дальнейшего ведения войны против Советского Союза.

Чтобы оправдать и прикрыть просчеты в руководстве военными действиями, а также снять с себя ответственность за провал плана «молниеносной» войны, за поражение под Москвой и за общий упадок боеспособности войск, Гитлер, 'в свойственной ему манере, постарался переложить вину за это на своих фельдмаршалов и генералов, занимавших наиболее видные посты. Зимой 1941–42 г. было заменено почти все высшее командование сухопутных войск, прославленное победами в Польше, Скандинавии, Франции и на Балканах.

«Такого разгрома генералов, — пишет Фуллер, — не видывали со времен битвы на Марне» (в 1914 г. — Ред.){500}. Был снят со своего поста главнокомандующий сухопутных войск (ОКХ) генерал-фельдмаршал фон Браухич. Такая же судьба постигла командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Бока, а также командующих 2-й и 4-й танковыми и 9-й полевой армиями (генерал-полковников Гудериана, Гёпнера и Штрауса) и многих других генералов рангом пониже. Приняв на себя в дополнение к должности верховного главнокомандующего обязанности главнокомандующего [404] сухопутных войск, Гитлер еще более расширил полноту своей диктаторской власти, стараясь этим подчеркнуть, что его личная гениальность позволит исправить ошибки неспособных фельдмаршалов и генералов.

Бывшие гитлеровские генералы всеми способами и приемами пытались и пытаются найти «объективные» причины, приведшие к грандиозному краху их войск под Москвой. Большинство из них стремятся объяснить причину ошибками персонально Гитлера, который якобы не внял умным советам своих генералов и с опозданием нанес удар на Москву. Так, например, Ф. Меллентин пишет:

«Удар на Москву, сторонником которого был Гудериан и от которого мы в августе временно отказались, решив сначала захватить Украину, возможно, принес бы решающий успех, если бы его всегда рассматривали как главный удар, определяющий исход всей войны. Россия оказалась бы пораженной в самое сердце...»{501}

Примерно так же стараются объяснить это фон Манштейн, фон Рендулич, фон Бутлар и вообще большинство западногерманских военных писателей, ныне пытающихся изо всех сил «спасти честь» германского генералитета, переложив всю вину за неудачи на Гитлера, Геринга и других нацистских лидеров, которым в свое время они служили верой и правдой.

Другие немецко-фашистские генералы (Г. Гот, Г. Гудериан, К. Типпельскирх и др.) стремятся с той же целью доказать, что основной причиной поражения под Москвой, конечно наряду с ошибками Гитлера, явилась суровая русская зима. К этой же «зимней теории» по понятным обстоятельствам склоняется и бывший премьер-министр Великобритании У. Черчилль. Однако даже он не смог противоречить очевидному факту и был вынужден признать, что Красная Армия, а не зима гнала «непобедимые» немецкие войска от Москвы.

Несмотря на весьма тяжелый исход летне-осенней кампании 1941 г., в результате чего мы понесли очень большие потери и вынуждены были отходить до Москвы и Ленинграда, временно уступая врагу значительную территорию с важнейшими в экономическом отношении районами, напряженные усилия всего советского народа, руководимого ленинской Коммунистической партией Советского Союза, дали возможность усилить нашу армию вновь сформированными резервами и обеспечить ее насущно необходимыми средствами для продолжения вооруженной борьбы с немецко-фашистскими захватчиками.

Благодаря геройскому сопротивлению наших войск, остановивших и обескровивших ударные группировки противника у «ворот» самой Москвы, правильной оценке стратегической и оперативной обстановки советским командованием, а также своевременно и целеустремленно предпринятому контрнаступлению на самых уязвимых [405] для противника направлениях враг потерпел сокрушительное поражение и в беспорядке был отброшен от столицы нашей Родины. Не суровая зима, а проигрыш битвы за Москву был причиной краха гитлеровской стратегии «блицкрига». Следует помнить, что этот проигрыш определился вполне еще до наступления морозов, в ходе ноябрьского сражения в Подмосковье, когда измотанные нашей активной обороной немецко-фашистские войска выдохлись, растянулись, понесли огромные потери и были вынуждены перейти к поспешной, неорганизованной обороне на всем фронте группы армий «Центр». Это было началом конца гитлеровского похода на Москву. Русская же зима наступила позднее. Причем нужно подчеркнуть, что наступившие в декабре — январе суровые морозы, а также исключительно глубокий снег сильно осложняли маневр и тормозили темпы продвижения советских войск в ходе контрнаступления. В очень многих случаях именно эти условия спасали гитлеровские войска от полной гибели.

Одержанную Советскими Вооруженными Силами крупнейшую победу под Москвой и ее огромное влияние на судьбы войны вынуждены признать даже и гитлеровские генералы, являвшиеся непосредственными участниками борьбы на подступах к столице нашей Родины. Так, бывший в период битвы под Москвой начальником разведывательного управления (оберквартирмейстер IV) сухопутных войск фашистской Германии генерал К. Типпельскирх в своем труде признает: «...Для дальнейшего ведения боевых действий исход этой зимней кампании имел гибельные последствия...»{502}. «Наступление на Москву, — пишет бывший командующий 2-й танковой армией генерал Г. Гудериан, — провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьезное поражение...»{503}. Генерал фон Бутлар подчеркивает, что, поскольку наступление на Москву провалилось и намеченной цели на решающем направлении достигнуть не удалось, «для немцев начались дни величайших испытаний»{504}.

Английские и американские исследователи второй мировой войны также не могли не признать поражения немецко-фашистской армии на советско-германском фронте. Фуллер, например, отмечает, что после поражения зимой 1941–42 г. «германская армия так и не вернула утраченную энергию, а в глазах всего мира она лишилась ореола непобедимой армии»{505}.

Первая большая стратегическая победа, одержанная нами в великой битве под Москвой, имела крупное международное значение. Она показала, что СССР и его Вооруженные Силы явились единственной силой, которая способна нанести поражение немецко-фашистской армии. Ведущую роль Советского Союза в борьбе против фашистской Германии и ее союзников не могли не признать [406] политические руководители крупнейших стран мира. О провале германского «блицкрига» в итоге шести месяцев борьбы на советско-германском фронте говорит в своих мемуарах У. Черчилль.

Бывший президент Соединенных Штатов Америки Ф. Рузвельт в послании на имя Председателя Совета Народных Комиссаров СССР, полученном 16 декабря 1941 г., писал:

«Я хочу еще раз сообщить Вам о всеобщем подлинном энтузиазме в Соединенных Штатах по доводу успехов Ваших армий в защите Вашей великой нации»{506}.

Все это неоспоримо свидетельствует о том, что Советский Союз, ведя в то время войну с гитлеровской Германией, по существу, в одиночестве внес громадный вклад в дело борьбы с фашистским агрессором. В результате нашей победы под Москвой укрепился и возрос авторитет СССР и его влияние на решение международных проблем, связанных с борьбой против фашистского блока.

Советское правительство всемерно стремилось к скорейшему и полному разгрому нацистской Германии и ее союзников. Поэтому оно в целях общей победы сосредоточивало усилия своей внешней политики на укреплении политических, экономических и военных связей между странами, над которыми нависла угроза порабощения фашизмом.

Возглавляя борьбу за создание антифашистской коалиции, основой которой был справедливый, освободительный характер войны, Советский Союз нашел поддержку и сочувствие среди всего прогрессивного человечества. Благодаря его усилиям и международному влиянию 1 января 1942 г. была подписана декларация 26 государств{507}, которая отвечала надеждам и чаяниям народов всех стран. Участники декларации — СССР, Англия, Китай и другие государства обязались использовать все свои ресурсы для борьбы против фашистской Германии и ее союзников и не заключать с ними сепаратного мира или перемирия.

Таким образом, все расчеты немецко-фашистского руководства на международную изоляцию СССР под флагом «антикоммунизма» и «нового» порядка рухнули.

Крупные военные победы Вооруженных Сил Советского Союза зимой 1941–42 г. укрепили уверенность народов порабощенных стран Европы в неизбежном разгроме нацистской Германии, оказали большое влияние на усиление национально-освободительной борьбы и открыли новый этап в развитии этого движения. Характерной его чертой явилось организационное сплочение народных сил в освободительной борьбе против фашистских захватчиков. При этом ведущей, наиболее последовательной и стойкой силой [407] выступали коммунистические и рабочие партии, возглавившие развертывание партизанского и национально-освободительного движения.

Оценивая вклад Коммунистической партии Франции в освободительное движение, представитель генерала де Голля в Москве Роже Гарро от имени Французского национального комитета заявил, что «ее роль является тем более замечательной, что как немцы, так и правительство Виши обрушили всю тяжесть своих репрессий прежде всего на эту партию»{508}.

После победы Советских Вооруженных Сил под Москвой движение Сопротивления в оккупированных странах стало организованнее, мощнее и приобрело подлинно народный характер, несмотря на предательскую работу фашиствующих элементов и всякого рода буржуазных коллаборационистов. Прямая зависимость между успехами Красной Армии и развитием национально-освободительной борьбы не ускользнула от внимания самих гитлеровцев. Так, например, бывший посол Гитлера в Париже Отто Абец отмечал, что рост сопротивления французских патриотов «новому» порядку в 1942 г. совпал с ухудшением военного положения Германии на фронтах.

Наша победа под Москвой, означавшая перелом в войне, обострила противоречия внутри фашистского блока и сорвала расчеты гитлеровского командования на вступление в войну против СССР Японии и Турции. Она явилась решающим фактором, заставившим правительства данных государств воздержаться от агрессии против СССР. Однако полностью опасность такого нападения еще не была устранена, так как войска Японии и Турции продолжали находиться вблизи восточной и южной границ Советского Союза. Это, конечно, вынуждало советское Верховное Главнокомандование держать в Закавказье и на Дальнем Востоке значительное количество войск, которые при других условиях могли бы быть использованы на советско-германском фронте.

Союзное с Гитлером правительство Японии пыталось блокировать порты Советского Союза на Дальнем Востоке, задерживая торговые корабли и предъявляя наглые требования о прекращении морских перевозок через Владивосток. В ответ на это Советское правительство со всей твердостью заявило о том, что «попытки воспрепятствовать осуществлению нормальных торговых отношений между Советским Союзом и США через дальневосточные советские порты оно не могло бы не рассматривать иначе, как недружелюбный по отношению к СССР акт»{509}.

Попытки фашистской Германии распространить свое влияние на Иран и использовать его территорию как плацдарм против Советского Союза также были решительно пресечены. [408]

Значительно осложнились отношения фашистской Германии с ее сателлитами. Гитлеровское командование, вставшее перед неизбежностью затяжной войны, весьма нуждалось в усилении своих ослабленных поражением войск. Поэтому оно требовало от Венгрии, Румынии, Италии и других союзных стран выставления на театр войны новых войсковых соединений, а также увеличения поставок сырья и продовольствия для Германии. Это, конечно, ложилось тяжелым бременем на указанные страны, которые и без того уже понесли большие потери и основательно подорвали свою экономику. Отсюда усиление недовольства войной и пассивное сопротивление немецко-фашистскому диктату. Ухудшались отношения между Финляндией и Германией. Никакой нажим и пропаганда тогдашнего финского правительства не были в состоянии подавить недовольство населения, вызванное тяжелой войной, большими потерями и все усиливающимся давлением Германии на экономику страны.

Поражение лучших сил гитлеровского вермахта под Москвой обострило противоречия не только между фашистской Германией и ее союзниками, но и между отдельными членами фашистского блока.

Фашистская Германия, учитывая растущие силы образовавшейся по инициативе СССР коалиции, стремилось укрепить созданный ею агрессивный блок. 25 ноября 1941 г. правительство Гитлера добилось от своих союзников продления на 5 лет «анти-коминтерновского пакта»{510}. Это мероприятие временно предотвратило распад фашистского блока, но оно не могло устранить трудности, возникшие после первого крупного поражения фашистской Германии, и особенно противоречия среди участников этого блока.

Путем мобилизации внутренних ресурсов, дальнейшего ограбления оккупированных стран и политического давления на своих союзников фашистской Германии удалось укрепить свое пошатнувшееся положение. Но, несмотря на это, гитлеровская армия после понесенного ею небывалого по размерам поражения под Москвой, которому подверглись ее лучшие войска, вынуждена была на всю зиму и весну перейти к обороне и уже больше не могла в дальнейшем вести наступление сразу на всем стратегическом советско-германском фронте, как это имело место в 1941 г. Такова была сила полученного ею удара под Москвой. Именно это являлось, наряду с устранением смертельной угрозы столице нашей Родины, важнейшим стратегическим результатом одержанной нами победы, которая свидетельствовала о мощи Советского Союза и вошла в историю Великой Отечественной войны как величайший патриотический подвиг народов первого в мире социалистического государства и его Вооруженных Сил. [409]

Вдохновителем и организатором исторической победы Советских Вооруженных Сил в битве под Москвой была Коммунистическая партия, которая подняла и объединила весь советский народ на решительную борьбу против немецко-фашистского агрессора. Невозможно переоценить ее роль и значение «в укреплении, подготовке и повышении боевой стойкости войск, самоотверженно защищавших Москву. Коммунисты повсеместно проявляли личное воинское мужество, самопожертвование, находчивость и инициативу, укрепляли дисциплину, упорство и организованность воинов Красной Армии. Они, находясь непосредственно в рядах защитников Москвы, разъясняли воинам характер и цели борьбы, своим примером вселяли в них волю и веру в нашу победу, воодушевляли на боевые подвиги и самоотверженное сопротивление жестоким и беспощадным захватчикам.

Находившиеся на партийной, советской и хозяйственной работе в тылу страны наши партийные кадры сплотили и организовали советский народ на трудовые подвиги для обеспечения действующей армии всем необходимым во имя защиты Родины и достижения победы.

Невозможно в кратком изложении перечислить трудовые подвиги и самоотверженность советских людей в это тяжелое для страны время. Отдавая своих сыновей и дочерей на фронт, терпя всякие лишения, нуждаясь в самом необходимом, весь советский народ не покладая рук трудился на заводах и в сельском хозяйстве, налаживал производство эвакуированных предприятий, обеспечивал бесперебойную работу железных дорог, добычу металла, угля, нефти и другого сырья, необходимого для промышленности и обеспечения нужд войны.

В тылу врага под руководством партии развернулось мощное партизанское движение, создававшее для противника большие затруднения на его коммуникациях. Наша победа под Москвой еще более усилила размах и активность партизанской борьбы. Именно в это время были начаты крупные мероприятия по приданию партизанскому движению соответствующих организационных форм и созданию централизованного руководства.

Высокий патриотизм и организованность советского народа, проявленные им в самое тяжелое, критическое для страны время, наглядно показали всему миру в ходе великой битвы под Москвой огромные преимущества первого в мире социалистического государства, основанного на единстве, дружбе и братстве всех народов нашей Родины.

Красная Армия, опираясь на крепость советского общественного строя, на морально-политическое единство и всестороннюю поддержку советского народа, ведя напряженную и тяжелую борьбу, непрерывно укрепляла силы и повышала свою боеспособность.

Непоколебимая стойкость и выдержка советского народа, отвага и воинская доблесть его армии дали возможность остановить [410] наступавшего врага у порога Москвы и нанести ему сокрушительный удар.

Руководящая и организующая сила нашей славной Коммунистической партии, патриотизм всего советского народа, стальная крепость советского строя и возрастающая военная мощь были главными основами победы под Москвой, которая еще более укрепила уверенность советских людей в неизбежности конечного и полного разгрома немецко-фашистского агрессора и воодушевила их на дальнейшую борьбу.

Советское военное искусство в битве под Москвой

Битва под Москвой была одним из первых и убедительных примеров успешной борьбы Красной Армии против немецко-фашистских войск и суровой проверкой советского военного искусства в тяжелых условиях первого года Великой Отечественной войны, когда враг имел общее превосходство в силах и средствах вооруженной борьбы и обладал инициативой действий.

В напряженной борьбе с превосходящими силами противника летом и осенью 1941 г. войска Красной Армии понесли значительные потери в людях, вооружении и военной технике. Хорошо подготовленный кадровый состав войск быстро выбывал из строя; ослабленные в боях соединения и части в связи с тяжелой обстановкой в большинстве случаев не могли выводиться в тыл для доукомплектования, и их приходилось пополнять в самом ходе напряженных боев. Поступавшие в действующую армию маршевые пополнения, а также вновь сформированные соединения и части нередко из-за недостатка времени и средств оказывались не вполне подготовленными, недостаточно вооруженными, слабо сколоченными и большей частью вводились в боевые действия с ходу.

В этих условиях для достижения успеха громадное значение приобретало искусное, умелое руководство войсками и изыскание наиболее эффективных способов боевых действий, соответствовавших обстановке и боевому опыту, который, как правило, всегда вносит свои поправки в уставы и теоретические положения мирного времени.

Битва под Москвой была по своему характеру весьма сложным комплексом операций и боев, охватившим различные по содержанию виды военных действий, в которых с обеих сторон принимали участие огромные массы войск. По ходу и характеру событий эта битва для нас состояла из двух основных периодов: оборонительного и наступательного. Масштаб и напряжение операций обусловливались особой важностью центрального (московского) стратегического направления, на котором осенью 1941 и зимой 1941–42 г. обе стороны стремились достичь решительных целей. При этом в период своего наступления противник имел [411] абсолютное военно-техническое превосходство, мы же могли противопоставить ему только весьма ограниченные военно-технические средства.

В последовательности по времени этих основных периодов битвы под Москвой и будут освещены ниже наиболее важные вопросы, характеризующие советское военное искусство в то время, а также влиявшие на него причины{511}.

Советское военное искусство в оборонительных операциях

Оборона в битве под Москвой была нами применена как временный, вынужденный обстановкой способ действий, когда наши войска, используя ее сильные стороны, стремились измотать и обескровить врага, остановить его наступление, прикрыть столицу и создать условия для последующего перехода в контрнаступление.

Для проведения наступления на Москву (так называемая операция «Тайфун») гитлеровское командование сосредоточило весьма значительные силы, объединенные в группу армий «Центр» и насчитывавшие 75 дивизий. Кроме того, в наступлении на центральном (московском) направлении принимали участие три дивизии группы армий «Север». Эти силы, развернутые на фронте около 650 км, составляли от всего количества немецко-фашистских войск, действовавших на советско-германском фронте: по людям — 42,3%, по танкам — 75%, по орудиям и минометам — 45,1%, по самолетам — 31,2%. В целом они превосходили противостоявшие им советские войска Западного, Резервного и Брянского фронтов: по количеству людей в 1,4 раза, танков — в 2,2 раза, орудий и минометов — в 2 раза, самолетов — в 2,6 раза. На направлениях главных ударов количественное преимущество противника было еще более высоким, доходя, особенно в танках, до четырех-, шести-, восьмикратного. Преимущество по укомплектованности войск и тактико-техническим данным материальной части танков и самолетов также бесспорно было на стороне противника.

Наше положение, кроме того, ухудшалось и тем, что одновременно с операциями на московском направлении развернулись тяжелые оборонительные сражения в районе Тихвина, в Донбассе и в Крыму. Это потребовало переброски туда части стратегических резервов советского Верховного Главнокомандования.

Немецко-фашистское командование стремилось достичь решающего успеха посредством нескольких одновременных прорывов сильными и подвижными ударными группировками, активно поддержанными авиацией. Целью прорывов являлось стремительное продвижение этих группировок в оперативную глубину с последующим рассечением и окружением крупных групп наших войск и захватом важных объектов и рубежей в их тылу. На языке [412] тогдашней немецкой военной теории это называлось «стратегией танковых клиньев и клешей». Развивать эти танковые удары и создавать плотные «котлы» окружения наших группировок должны были наступавшие за танковыми группами полевые армии.

Советское командование, не располагавшее в то время для соответствующего контрманевра танковыми объединениями и даже крупными танковыми соединениями, а также достаточно мощной авиацией, противопоставило глубоким оперативным прорывам противника многополосную, эшелонированную в глубину оборону. Территория за линией фронта заранее подготавливалась в инженерном отношении к обороне (на московском направлении имелось три основных оборонительных рубежа, составлявшие вместе глубину от 160 до 230 км). Однако вследствие общего недостатка сил и средств ни один из этих рубежей не мог быть заблаговременно занят достаточными силами. Организация же обороны на них в тяжелой обстановке отхода наших войск и преследования противником являлась весьма трудным и сложным делом: войска не успевали освоить позиции, организовать на них систему огня и провести другие оборонительные мероприятия. Там же, где отдельные участки указанных оборонительных рубежей были заблаговременно заняты войсками, противник был вынужден их преодолевать с тяжелыми боями, неся большие потери.

Оперативное построение обороны советских войск ко времени наступления группы армий «Центр» в октябре 1941 г. на западном (московском) направлении было двухэшелонным. Первый эшелон составляли войска Западного, Брянского и часть сил Резервного фронтов. Во втором эшелоне были главные силы Резервного фронта, общее расположение войск которого в то время никак нельзя признать целесообразным. Оно включало под одним командованием три разобщенные между собой группировки: две его дивизии располагались на стыке Северо-Западного и Западного фронтов; две армии — на стыке Западного и Брянского фронтов; четыре армии — во втором эшелоне за Западным фронтом. Такое разбросанное построение Резервного фронта исключительно осложняло управление войсками и организацию взаимодействия, что весьма отрицательно сказалось на ходе оборонительного сражения, начавшегося 30 сентября и 2 октября 1941 г. на рубеже оз. Селигер, Ярцево, западнее Брянска, Путивль.

Общая глубина построения советских войск на направлении главного удара противника достигала 100 км при ширине полосы обороны более 600 км.

Руководство фронтами осуществлялось Ставкой ВГК, так как Главнокомандование войск Западного стратегического направления к этому времени было ликвидировано.

Стратегическое взаимодействие между фронтами, а также между ними и авиацией ВГК организовывалось Ставкой посредством соответствующих директив и отдельных указаний командованиям фронтов. [413]

В ходе оборонительных сражений в октябре — ноябре обстановка несколько раз резко менялась, и это требовало от Ставки Верховного Главнокомандования проведения крупных организационных мероприятий и изменения группировок наших фронтовых объединений.

Так, в результате нашего вынужденного отхода в первой половине октября на вяземском, юхновском и брянском направлениях Резервный фронт пришлось расформировать, а его войска передать Западному фронту. Это положительно сказалось и на управлении войсками, и на объединении их усилий на подступах к столице под одним командованием.

17 октября 1941 г. в связи с определившимся стремлением противника развить удар частью сил через Калинин во фланг и тыл нашим Северо-Западному и Западному фронтам из войск правого крыла Западного и части сил Северо-Западного фронтов был создан новый — Калининский фронт. Это мероприятие значительно укрепило центральное стратегическое направление советско-германского фронта. Оно позволило надежно связать центральное «(московское) и северо-западное направления, а также устранило опасность левому флангу Северо-Западного фронта. Создание Калининского фронта благоприятно отразилось на ходе обороны подступов к Москве. Войска этого фронта прочно сковали сильную немецкую 9-ю полевую армию и не допустили переброски даже части ее сил под Москву.

Необходимо также указать, что наши наступательные операции, проведенные в ноябре 1941 г. в районах Тихвина и Ростова-на-Дону, а также стойкая оборона Ленинграда имели существенное значение. Они придали нашей стратегической обороне в целом активный характер и не позволили немецко-фашистскому командованию перебросить какие-либо силы с этих участков под Москву, где решалась главная задача.

С целью улучшить управление всеми силами, действовавшими на западном (московском) направлении, 10 ноября Ставка упразднила Брянский фронт, передав его правофланговую 50-ю армию в состав Западного фронта, а 3-ю и 13-ю армии в состав Юго-Западного фронта, что было также вполне целесообразным.

Перечисленные мероприятия свидетельствуют о верной оценке советским Верховным Главнокомандованием тогдашней общей стратегической ситуации и своевременном и целесообразном реагировании на происходившие в ней изменения. Однако при этой сложной и быстро менявшейся обстанс&ке не обошлось и без крупных ошибок.

Перед началом операции противника под кодовым названием «Тайфун» стык между Брянским и Юго-Западным фронтами оказался весьма недостаточно обеспеченным. Наша стратегическая и оперативная разведка своевременно не раскрыла перегруппировку 2-й танковой армии генерала Гудериана в район Глухова. Это, [414] как известно, привело к внезапности ее удара по флангу и тылу Брянского фронта в общем направлении на Севск, Орел и создало крайне грозное положение на южном фланге западного направления.

Допущены были также существенные просчеты в определении районов сосредоточения и ближайших целей немецких ударных группировок против Западного и Резервного фронтов, что также тяжело отразилось на результате наших оборонительных действий в первой половине октября на этих фронтах. О неудачном построении и использовании войск Резервного фронта, что явилось одной из главных причин нашей октябрьской неудачи, уже упоминалось выше.

В ходе Московской битвы во второй половине ноября Ставка не всегда достаточно быстро реагировала на стремительно развивавшиеся события. Так, левофланговая 30-я армия Калининского фронта, в полосе которой противник нанес один из своих главных, наиболее мощных ударов, была с запозданием (только через 2,5 суток) передана в состав Западного фронта, и это сильно осложнило проведение наших ответных контрмероприятий на стыке двух фронтов. Примерно то же произошло с сильно ослабленной в предшествовавших тяжелых боях 50-й армией Брянского фронта, которая фактически была включена в состав Западного фронта лишь за три дня до начала ноябрьского наступления немецко-фашистских войск{512}. В это же время вследствие отхода на восток армий правого крыла Юго-Западного фронта на стыке между ними и Западным фронтом был допущен никем не прикрытый разрыв шириной в 40–50 км, который противник немедленно использовал для своего удара на Москву с юга, действуя в обход левого крыла Западного фронта. Вследствие этого на обоих флангах Западного фронта, где противник наносил главные удары, сразу же создалась тяжелая обстановка.

Эти серьезные ошибки, несомненно, влияли на ход наших оборонительных операций на московском направлении и на обострение здесь обстановки до критических положений. Однако следует отметить, что для исправления указанных просчетов и ошибок принимались решительные меры в пределах тогдашних наших возможностей, что значительно содействовало преодолению кризиса и созданию предпосылок для нашей победы под Москвой.

Важнейшей из этих мер явилась подготовка и своевременное использование стратегических резервов, созданию которых исключительное внимание уделяли Центральный Комитет КПСС и Ставка Верховного Главнокомандования.

Несмотря на тяжелые условия, явившиеся следствием глубокого вторжения противника в пределы страны и временной утраты значительной по пространству и важной в экономическом отношении территории, в тылу непрерывно формировались и подвозились [415] к фронту новые резервы; целые армии, отдельные соединения, части всех родов войск, маршевые пополнения, которые в целом вовремя и целесообразно вводились в сражения и бои. Примерами удачного их использования являются контрудары войск 1-й ударной, 20-й, 33-й армий и группы генерала Белова, проведенные в конце ноября — начале декабря на обоих крыльях и в центре Западного фронта.

В общем можно утверждать, что целеустремленное использование указанных резервов для контрударов по наиболее сильным и опасным группировкам противника было одним из главнейших факторов, обеспечивших перелом в обстановке в битве под Москвой в нашу пользу. При этом решающее значение для успеха имели их внезапность для противника, правильный выбор направлений и энергия проведения.

Эти контрудары явились также одним из показательных примеров органической связи стратегии и оперативного искусства. Проведенные в рамках оборонительной операции Западного фронта, они кардинально повлияли на улучшение общей критической обстановки на центральном стратегическом направлении советско-германского фронта.

Важное место среди мероприятий, проведенных для срыва вражеского наступления на Москву, имело также более эффективное, чем раньше, использование авиации.

Своевременное сосредоточение большинства имевшихся тогда Военно-воздушных сил под Москвой, включение в боевые действия истребительной авиации ПВО Москвы и централизованное их применение позволили к концу ноября, впервые за время войны, добиться некоторых успехов в воздушных боях. Имела также значение и ошибка гитлеровского командования, которое, переоценив свой октябрьский успех, ослабило 2-й воздушный флот отправкой одного воздушного корпуса (2-го) в район Средиземного моря.

Основной задачей наших ВВС являлось противодействие авиации противника и поддержка своих оборонявшихся войск бомбовыми и штурмовыми ударами по наступавшим наземным войскам врага. Главные усилия при этом сосредоточивались против наиболее опасной северной немецкой группировки, что замедляло ее продвижение и облегчало положение наших войск. За 20 дней сражения в ноябре и начале декабря наша авиация произвела около 10 тыс. самолето-вылетов: из них по войскам противника — 49,5%, для прикрытия своих войск — 26%, для разведки — 10% и 6,5% для ударов по тыловым объектам врага. Приведенные цифры говорят не только о высокой активности наших ВВС на завершающем этапе оборонительной операции в битве под Москвой, но и свидетельствуют о целесообразном распределении ее ресурсов.

Авиация противника действовала также активно, поддерживая свои наземные войска, нанося удары по Москве (с 4 октября по 6 декабря было 53 налета) и по железным дорогам Московского [416] района. Однако всеми средствами нашей ПВО и ночными ударами наших бомбардировщиков по аэродромам ей были нанесены тяжелые потери, и достичь ощутительных результатов она не смогла. «Зимой 1941 года немецкой бомбардировочной авиации был нанесен первый сокрушительный удар», — пишет западногерманский военный историк Греффрат{513}.

Таким образом, советское командование в решении стратегических вопросов на центральном (московском) направлении в октябре и ноябре 1941 г., несмотря на ряд допущенных ошибок, сумело добиться крупных результатов, особенно принимая во внимание всю неблагоприятную тогдашнюю стратегическую обстановку. Хотя в оборонительных сражениях, происходивших в первой половине октября, мы не смогли предотвратить глубоких прорывов противника и крупных потерь, нам удалось довольно быстро восстановить стратегический фронт обороны на так называемой можайской линии. С началом же битвы под Москвой в ноябре 1941 г. мы уже вовсе не допустили оперативных прорывов фронта, несмотря на крайне тяжелые условия и вынужденный отход на направлениях главных ударов противника. Это позволило до конца истощить силы наступавшей группы армий «Центр» и выиграть в стратегическом плане оборонительную операцию в битве под Москвой.

Советское оперативное искусство в области подготовки и ведения оборонительных операций в битве под Москвой также сделало шаг вперед в своем развитии благодаря громадному опыту, приобретавшемуся в самых тяжелых условиях. Организация и ведение фронтовых и армейских оборонительных операций в первую очередь определялись фактическим боевым составом оперативных объединений и степенью их военно-технического оснащения. И то и другое, как правило, было недостаточным. Для проведения мероприятий по подготовке обороны перед началом октябрьского и ноябрьского наступлений противника наши войска в каждом случае имели по 2–3 недели передышки, когда противник вел себя относительно спокойно, сам будучи занят подготовкой к наступлению. Это обстоятельство давало возможность командованию наших фронтов и армий приводить в порядок войска, до некоторой степени пополнять их личным составом, вооружением и боевой техникой, а также осуществлять хотя бы часть мероприятий по инженерному усовершенствованию позиций.

Главная цель наших фронтовых и армейских оборонительных операций состояла в том, чтобы задержать на обороняемых рубежах наступавшего противника, измотать его ударные группировки, нанести им возможно большие потери и выиграть время, обеспечивающее возможность сосредоточить в район Москвы стратегические резервы из глубины страны. [417]

Вследствие тяжелой общей обстановки и недостаточности сил и средств операции носили предельно напряженный характер и были связаны с вынужденным отходом. Это приводило к значительным территориальным и материальным потерям и требовало от войск и их командования особой стойкости, дисциплины, предусмотрительности, присутствия духа и непреклонной воли к сопротивлению в любых условиях.

Фронты, в составе четырех — шести армий, действовали обычно в полосах 300–350 км. Их ограниченные силы и средства позволяли создавать относительно небольшие средние плотности: одна дивизия на 10–15 км и более, 5–6–8 орудий и минометов (от 76-мм) и не свыше 1,5 танка на 1 км фронта. Обороняя одновременно четыре — шесть операционных направлений, фронты, как правило, имели только одноэшелонное построение при наличии в резерве всего лишь двух — четырех дивизий.

В этих условиях общая глубина обороны фронтов, как и летом 1941 г., на основных направлениях составляла 30–35 км и была недостаточной. Подобное положение, конечно, противоречило нашим теоретическим взглядам на построение оперативной обороны, по которым она предусматривалась как глубоко эшелонированная, с наличием во вторых эшелонах фронтов и армий до одной трети всех сил, кроме резерва. Однако осуществить в то время принципы теории на практике не представлялось возможным из-за общей нехватки сил и средств. Одним из главных недостатков при этом являлось также отсутствие у нас крупных танковых соединений и достаточных подвижных противотанковых резервов, что лишало нас возможности, маневрируя ими из глубины обороны, активно противодействовать оперативным танковым «клиньям» противника.

Имевшиеся в распоряжении фронтового командования резервы были недостаточны, чтобы оказать решительное воздействие на ход оборонительных сражений. Малочисленная фронтовая и армейская авиация, вынужденная действовать в значительных по ширине полосах, не могла оказать существенной помощи войскам на всех угрожаемых участках.

Опыт оборонительных операций фронтов в битве под Москвой еще раз подчеркнул, что в создании перелома в ходе боевых действий, наряду со стойким удержанием оборонительных рубежей, большую роль сыграли энергичные контрудары наших войск, проводившиеся как в полосах обороны оперативных объединений, так и на стыках между фронтами и армиями. Обычно они наносились силами от двух-трех дивизий до общевойсковой армии с целью поражения прорвавшихся группировок противника или для локализации его прорывов. Примерами поражения прорвавшегося противника могут служить контрудары в районе г. Калинин, под Каширой, севернее Тулы, у Мордвеса и у Кубинки в конце ноября — начале декабря. Примеров нанесения контрударов с целью локализации прорывов противника было очень много, [418] но основные из них — контрудары в районах Яхромы и Лобни, которые наносились с задачей задержать натиск 3-й и 4-й танковых групп противника на северных и северо-западных подступах к Москве, а также западнее Серпухова в конце ноября 1941 г. Эти контрудары, характерные, главным образом, для заключительного этапа оборонительного периода, в значительной степени содействовали срыву наступления противника, причиняя ему большие потери и снижая его темп продвижения, вплоть до полной остановки или даже частичного отхода назад.. Общевойсковые армии, состоявшие в среднем из четырех — шести стрелковых дивизий и одной — трех танковых бригад, большей частью оборонялись на одном операционном направлении в полосах 30–40 км. На важнейших направлениях фронта в исключительных случаях развертывались две армии.

Оборона армий на наиболее важных направлениях, как правило, строилась в два эшелона, а при одноэшелонном построении (при широкой полосе обороны) в распоряжении командующего армией оставался общевойсковой резерв — одна-две дивизии.

Главную полосу армейской обороны готовили и занимали дивизии первого эшелона, стремясь иметь ее по возможности сплошной и наиболее подготовленной в инженерном отношении. Вторая оборонительная полоса оборудовалась из-за недостатка сил в основном лишь на важнейших направлениях. Глубина обороны общевойсковых армий достигала 20–25 км, но на особо важных направлениях в ноябрьских оборонительных сражениях она бывала большей, в редких случаях достигая даже 40 км (16-я армия Западного фронта к концу оборонительного сражения).

Таким образом, общевойсковые армии, имея указанный выше состав, наиболее прочно занимали лишь главную полосу обороны. Для поражения противника в случае его прорыва в глубину сил в армиях было уже недостаточно. Вследствие этого на глубине около 20 км, а нередко и раньше, фронтовому командованию приходилось вводить в сражение свои резервы.

Однако, как показал ход боевых действий, для преодоления и такой глубины обороны армий противник вынужден был привлекать крупные силы и средства и создавать значительное количественное превосходство над нашими войсками. Так, например, против 43-й армии Резервного фронта противник создал к началу наступления в октябре 1941 г. ударную группировку, которая превосходила наши войска: в людях — в 3,2 раза, в танках — в 8,5 раза, в орудиях и минометах — в 7 раз. Примерно такие же плотности создавались и на других направлениях его главных ударов в ходе операции «Тайфун».

В этих условиях особое значение приобретало своевременное и искусное использование обороняющимся резервов и средств противотанковой обороны как в рамках армейской, так и фронтовой обороны. Основным их назначением являлось — не допустить развития тактических прорывов противника в глубокие оперативные, [419] сохранив цельность фронта обороны. Если в первой половине октября, по ряду описанных выше причин, эта задача осталась неосуществленной и противник добился крупного оперативного успеха, то во второй половине октября и особенно во второй половине ноября, благодаря маневренному и целесообразному применению резервов в сочетании с упорной обороной войсками своих позиций, ни на одном направлении оперативный прорыв не был допущен{514}. В тех районах, где противнику удавалось создавать тактические прорывы, он, как правило, тут же подвергался контратакам или встречал организованную оборону переброшенных туда командованием армий и фронта резервов. Мобильное маневрирование резервами из глубины и по фронту, быстрое их создание за счет менее активных участков фронта и немедленное восстановление израсходованных является одним из наиболее поучительных примеров. Под натиском вражеских группировок наши войска вынуждены были отходить, фронт обороны сильно прогибался и иногда даже «трещал», часто создавались весьма критические положения, но в оперативном отношении он держался и сохранялся как единое целое. В этом главным образом и заключалось основное условие, обеспечившее советским войскам конечный выигрыш оборонительной операции под Москвой в ноябре — начале декабря 1941 г. и создание выгодной обстановки для перехода в контрнаступление.

Тактика оборонительного боя общевойсковых соединений совершенствовалась в направлении создания устойчивой, активной обороны, способной отразить удары превосходящих сил противника, нанести ему потери и этим создать условия для перехода к наступательным действиям. Общевойсковой оборонительный бой соединений отличался применением различных форм и способов боевых действий, а также инициативой солдат и офицеров. Героизм, высокая сознательность, дисциплинированность и беззаветная преданность советских воинов Родине явились решающими в борьбе с противником, имевшим большой опыт наступательных действий, хорошую обученность своих войск, напористость и достаточно четкое управление ими.

Основную трудность при ведении оборонительных боев представляла частая необходимость оборонять слишком широкие полосы местности при недостатке войсковой боевой техники. В октябрьских боях средняя ширина полосы обороны стрелковых дивизий первого эшелона армий составляла 12–15 км при глубине до 3 км. При общем, как правило, некомплекте личного состава и средств вооружения такая ширина обороняемых полос была, конечно, слишком большой и не обеспечивающей необходимую тактическую глубину и плотность огня всех видов. Во второй половине [420] ноября, когда стали прибывать на фронт резервы, дивизии получили возможность иметь на главных направлениях более узкие полосы (8–10 км), и устойчивость их обороны сразу же повысилась. К тому же решительный отказ в это время от равномерного распределения сил по фронту и сосредоточение их для удержания наиболее важных рубежей и районов на основных направлениях оказал весьма положительное влияние на создание необходимых условий, позволивших остановить вражеское наступление. Следует отметить, что оборонительные бои под Москвой подтвердили правильность наших тогдашних теоретических взглядов, предусматривавших целеустремленное сочетание огневых средств и живой силы в системе обороны.

Для боя пехоты подтвердились значение сосредоточенного и фланкирующего автоматического огня, необходимость увеличения в стрелковых подразделениях пистолетов-автоматов и особенно резко выявилось значение минометного огня. Основной задачей всей войсковой артиллерии являлась прежде всего борьба с танками противника и отсечение наступавшей вслед за ними пехоты. Однако недостаточное количество материальной части в артиллерийских частях и подразделениях, весьма ограниченный лимит боевых припасов не позволяли создавать необходимые плотности огня как полевой, так и противотанковой артиллерии. Но все же по мере приближения боевых действий к столице эти плотности постепенно возрастали. Если к началу октября средняя плотность артиллерии не превышала 6–8 орудий и минометов (всех калибров) на 1 км фронта, а к началу ноября она составляла не более 5–6 орудий, то во второй половине ноября за счет ввода новых артиллерийских частей из резерва ВГК ее средняя плотность достигала 10, а на некоторых важнейших направлениях даже 20–30 орудий и минометов на 1 км фронта обороны. Медленный, но непрерывный рост количества артиллерии явился одним из крупных факторов, обеспечивавших нашим войскам успешную борьбу с танками и пехотой противника. Средний темп продвижения противника в ноябре стал ниже, чем в октябре, в 4 раза и не превышал 3–5 км в сутки, и то лишь на отдельных направлениях.

Опыт борьбы с танками в летне-осенних боях показал, что создание системы противотанкового огня главным образом перед передним краем главной полосы обороны приводило к равномерному расположению противотанковых средств и не обеспечивало эффективной борьбы с прорвавшимися в глубину обороны танками противника. Такое линейное расположение противотанковых средств, особенно при широких полосах, в которых часто оборонялись наши войска, и общем недостатке противотанковых средств, снижало целенаправленность и плотность противотанкового огня. Так, например, средняя плотность противотанковой артиллерии в полосе Западного фронта на 1 октября 1941 г. составляла всего лишь 1,5 орудия на 1 км фронта обороны, что было [421] примерно в пять раз ниже минимальной нормы по теоретическим расчетам предвоенного времени.

В ходе обороны средства борьбы с танками стали распределяться и использоваться с учетом наиболее вероятных направлений танковых ударов противника. На танкоопасных направлениях в глубине обороны создавались дивизионные, армейские и фронтовые противотанковые районы и опорные пункты. Их гарнизоны составляли подразделения противотанковой или полевой артиллерии, стрелковые войска и подразделения инженерных войск под общей командой одного начальника. Широкое применение при этом получили инженерные противотанковые заграждения, создававшиеся на вероятных направлениях наступления танковых группировок врага. В общевойсковых соединениях создавались дивизионные (бригадные) артиллерийские противотанковые резервы. Все это существенно укрепило систему противотанковой обороны, она стала более глубокой, устойчивой и способной к отражению массированных атак танков противника. Во многих случаях противотанковую оборону эффективно усиливали батареи зенитной артиллерии как войсковой, так и ПВО Москвы, расположенные в районах к северу, западу и югу от столицы. Особо следует отметить также создание и эффективное применение в ноябре — начале декабря на Западном фронте противотанковых батальонов, вооруженных противотанковыми ружьями, для ближнего боя с танками противника. Являясь в то время резервным фронтовым средством, они по обстановке быстро перебрасывались штабом фронта на танкоопасные направления и существенно усиливали на них нашу противотанковую оборону. По опыту боев под Москвой формирование этих подразделений было распространено впоследствии и на другие фронты (батальон на армию и отдельная рота на каждую дивизию).

В целом необходимо особо подчеркнуть, что артиллерия, полевая, противотанковая, резерва ВГК и зенитная, в битве под Москвой действовала доблестно, умело и в весьма большой степени оказала влияние на исход оборонительных боев. Во многих случаях она, можно сказать, составляла основу боевых порядков обороны.

В оборонительных операциях на западном направлении командование фронтов и армий пыталось иногда активно воздействовать на готовящегося к наступлению противника путем проведения артиллерийской контрподготовки. Так, например, 30 сентября 1941 г. в 16-й армии по указанию командования Западного фронта впервые за время войны была проведена артиллерийская контрподготовка с целью срыва атаки противника. Но из-за недостаточного количества артиллерии и ограниченного лимита боеприпасов она дала незначительные результаты.

Применение бронетанковых войск в оборонительных операциях вследствие их малочисленности было довольно ограниченным. Из шести общевойсковых армий, входивших в состав Западного [422] фронта к началу наступления противника в октябре 1941 г., три армии (29, 30 и 20-я) вообще не имели танков, в 16-й армии на 1 км фронта в среднем имелось 1,7 танка. Такое же положение было и на Брянском фронте: в 50-й и 3-й армиях танков не было, в 13-й армии плотность танков составляла 0,2, а в группе генерала Ермакова — 0,8 танка на 1 км фронта.

Во время битвы под Москвой мы не имели, как уже указывалось выше, не только танковых армий, но и корпусов. Танковые же бригады и отдельные танковые батальоны ввиду их слабого состава (особенно по средним танкам{515}) не могли быть применены для самостоятельных действий. В большинстве случаев они использовались во взаимодействии со стрелковыми и кавалерийскими соединениями при нанесении контрударов.

В связи с потерями и недостатком материальной части для пополнения наши танковые бригады, как правило, действовали в большом некомплекте. Но все же они сыграли значительную роль в ходе оборонительных боев, подавляя при контратаках пехоту противника и ведя борьбу с его танками (следует отметить, что наши средние танки Т-34 показали полное тактико-техническое преимущество над средними немецкими танками, но, к сожалению, у нас тогда их было еще слишком мало).

Примеров доблестной боевой деятельности наших танковых бригад и отдельных батальонов очень много, достаточно отметить их участие в боях под Мценском, в оборонительных сражениях 30-й и 16-й армий на северо-западных и северных подступах к Москве, а также при контрударах под Каширой, севернее Тулы и в районе Кубинки.

Опыт битвы под Москвой еще раз подтвердил наши довоенные взгляды о необходимости иметь крупные танковые соединения и объединения. Как известно, начиная с лета 1942 г. это стало постепенно осуществляться в наших Вооруженных Силах.

Большое значение для повышения устойчивости обороны имело инженерное оборудование местности и правильное использование при оборонительных действиях инженерных войск.

Инженерное обеспечение обороны во фронтах и армиях к началу наступления врага на Москву в целом значительно улучшилось, но все же еще оставалось во многих отношениях недостаточным. В законченном виде удавалось в основном создавать лишь первую — главную полосу обороны. Оборудование местности в глубине обороны армий и тыловых оборонительных рубежей фронтового назначения, несмотря на большой объем выполненных там работ, было еще далеко от завершения из-за недостатка сил и средств. Основным недочетом являлась малая насыщенность [423] перед позициями и в их глубине противотанковыми заграждениями и препятствиями.

Практика оборонительных действий под Москвой подтвердила целесообразность устройства сплошных траншей с развитой системой ходов сообщения, которые обеспечивали не только удобство ведения огня и укрытое расположение войск, но и позволяли проводить маневр силами и средствами по фронту и из глубины во время боя. В последующие годы войны система траншей как основа инженерного оборудования позиций получила широкое распространение как при организации обороны, так и при подготовке исходного положения для наступления в условиях непосредственного соприкосновения с противником{516}.

Инженерные войска в битве под Москвой во фронтах и армиях использовались также для устройства заграждений, особенно противотанковых, как при подготовке обороны, так и в ходе сражений и боев. В качестве примера следует отметить создание на Западном фронте 19 ноября подвижной фронтовой оперативно-инженерной группы, которая сыграла весьма положительную роль в борьбе с 3-й и 4-й танковыми группами противника во время сражения на северных и северо-западных подступах к Москве. Эта группа, имея в своем составе шесть саперных и инженерных батальонов, действовала тремя отрядами. Она быстро создавала на направлениях танковых ударов противника полосы противотанковых заграждений и маневрировала средствами заграждения по обстановке. Действиями этой группы руководил начальник инженерных войск Западного фронта по заданиям штаба фронта.

Таким образом, во второй половине октября и в ноябре нам удалось посредством эшелонированной в глубину оперативной обороны, продуманной системы противотанковых мероприятий, усовершенствования противовоздушной обороны и целесообразного использования резервов в значительной степени лишить противника его основного преимущества — широкого использования танковых и моторизованных соединений для маневренных наступательных действий в высоких темпах. Он был принужден вести главным образом лобовые атаки, втягиваться в напряженные затяжные бои, преждевременно расходовать резервы и нести при этом тяжелые потери. Исключение в этом отношении, как уже отмечалось, представляли события на левом крыле Западного фронта, где противник (2-я танковая армия), использовав 50-километровый разрыв между фронтами, нанес удар посредством обхода в направлении Каширы и окружил г. Тула. В этом случае командованию Западного фронта пришлось в чрезвычайном порядке изыскивать резервы для организации вначале заслонов, а затем [424] контрударов (группа Белова и ее контрудар от Каширы на Мордвес и контрудар в районе Лаптево).

Управление войсками в ходе оборонительных операций фронтов и армий во второй половине октября и особенно в ноябре было в целом твердым и непрерывным. Если в первой половине октября, в связи с чрезвычайно тяжелой обстановкой и вынужденным отходом, управление войсками зачастую нарушалось и с затруднениями восстанавливалось, то в последующих операциях оно уже было более устойчивым. В тех случаях когда связь в некоторых армиях по условиям обстановки временно нарушалась (30, 16, 50-я армии), управление их войсками принимал на себя штаб Западного фронта, используя для этой цели свои технические средства связи и штабных офицеров. Нередко командование и штаб фронта в критические моменты непосредственно связывались с командованием дивизий и отдавали им не терпящие отлагательств боевые распоряжения, одновременно информируя о них командование и штабы армий. При этом штабом фронта был организован и проводился строжайший и действенный контроль передачи и исполнения всех боевых приказов и распоряжений. В сложной, быстро меняющейся обстановке широко применялась практика отдачи кратких боевых распоряжений, передаваемых через средства технической связи, а нередко через специальных офицеров связи, посылаемых в войска на самолетах, автомобилях и мотоциклах.

При осуществлении необходимого контроля сверху шире, чем раньше, стала проявляться и поощряться инициатива в подчиненных звеньях командования. Особенно это относится к ноябрьскому периоду битвы под Москвой, когда в соответствии с обстановкой, зачастую становившейся критической, командованию Западного фронта нередко приходилось принимать весьма ответственные решения на организованный отвод войск на подготовленные позади оборонительные рубежи из-под ударов превосходящих сил противника. Благодаря этому удавалось предотвращать прорывы противника и создавать такие условия, когда он сам попадал в «мешки» вместо ожидаемого окружения наших войск. Конечно, это делалось в тех случаях, когда обстановка явно показывала, что упорное «цепляние» за тот или иной рубеж приведет только к окружению и поражению, а это, к сожалению, довольно часто случалось летом 1941 г. из-за нередко необоснованных требований И. В. Сталина «удерживаться любой ценой». Как известно, удерживать тот или иной район часто бывает более выгодно посредством активного контрманевра своих войск, чем пассивной обороной.

С другой стороны, «ключевые» рубежи и пункты обороны упорно удерживались даже в условиях окружения их противником. Как пример такой обороны, следует указать на оборону г. Тула, стойкое удержание которого раскололо наступление 2-й танковой армии противника и позволило нам затем нанести ей удары и разбить по частям. [425]

Большое внимание в оборонительном периоде битвы под Москвой уделялось вопросам пополнения и восстановления боеспособности соединений и частей, а также материального обеспечения войск. Условия для проведения этих мероприятий были очень сложные: не хватало вооружения, боеприпасов, автотранспорта. Штаб и управление тыла фронта{517} принимали самые энергичные меры по использованию для пополнения войск выздоравливающих раненых из фронтовых госпиталей, по ограничению эвакуации раненых в глубь страны и но срочному ремонту вышедших из строя предметов вооружения, танков и другого военного имущества во фронтовых мастерских и на заводах Москвы. Был организован сбор оружия на поле боя. Использование автотранспорта пришлось строго централизовать; подвоз всего необходимого проводился в первую очередь на самые важные участки фронта с фронтовых складов прямо на позиции. Поступавшие в ограниченном количестве боеприпасы и вооружение распределялись и направлялись в войска штабом фронта в соответствии с конкретными условиями боевой обстановки. Для обеспечения быстроты перевозки войск на опасные участки фронта широко использовались автомобильный и железнодорожный транспорт, причем имели место случаи, когда войска подвозились в поездах непосредственно на поле боя.

Опыт оборонительных операций фронтов и армий в битве под Москвой имел большое значение для дальнейшего развития советского военного искусства. В ходе этой битвы особо выявились: важность глубокого эшелонирования войск и организации сильной и глубокой противотанковой обороны во всех звеньях от полка до фронта; необходимость подготовки и заблаговременного занятия войсками оборонительных рубежей в глубине на важнейших направлениях; значение немедленных контрударов по вклинившимся в оборону вражеским группировкам; необходимость постоянной заботы командования и штабов о создании и быстром восстановлении резервов, об умелой организации эффективного маневра ими из глубины и по фронту.

Советское военное искусство в период наступления и контрнаступления

Истощив в напряженных оборонительных сражениях наступательные возможности группы армий «Центр» и остановив ее на ближних подступах к Москве, советские войска 5–6 декабря 1941 г, перешли в контрнаступление на западном (центральном) направлении. Это означало, что в операциях наших войск под Москвой наступила новая фаза, в которой стратегическая инициатива была утрачена противником и перешла в наши руки. Начавшееся контрнаступление являлось первой крупной наступательной операцией стратегического значения в Великой Отечественной войне. [426]

Подготовка и проведение контрнаступления осуществлялись в исключительно трудной для нас обстановке и потребовали от страны и ее Вооруженных Сил огромных усилий и большой организаторской работы.

Наши войска были утомлены тяжелыми, длительными боевыми действиями в октябре и ноябре 1941 г. В распоряжении Верховного Главнокомандования к началу декабря хотя и имелось несколько резервных армий, но входившие в их состав соединения испытывали большой недостаток в вооружении, снаряжении, транспорте, лошадях, не были еще достаточно подготовлены и сколочены как боевые организмы и вовсе не имели боевого опыта.

К 5 декабря 1941 г. общее превосходство в количестве сил и средств на западном направлении все еще оставалось на стороне противника и обстановка была крайне напряженной. Ввод в сражение на завершающем этапе оборонительного периода двух новых армий (1-й ударной и 20-й) на Западном фронте, несомненно, улучшил наше положение, но все же создать выгодное для нас соотношение в силах и средствах над противником, даже на наиболее важных направлениях, в то время не было возможности. Наступившая к этому времени суровая многоснежная зима также значительно затрудняла действия войск, особенно артиллерии, танковых, моторизованных частей и всех видов транспорта. Все это наряду со сложной обстановкой оказывало большое влияние на определение целей контрнаступления, его размах и способы действий.

Несмотря на необычайные трудности общей стратегической обстановки к началу зимы, перед советским командованием стояла неотложная необходимость — прежде всего, притом немедленно, отбросить назад наиболее сильную вражескую группировку, охватившую с севера и юга Москву, и устранить смертельную опасность, нависшую над столицей я Центральным промышленным районом. Промедление означало бы стабилизацию фронта противника в непосредственной близости от Москвы в самых выгодных для него условиях для нового наступления. Важными задачами в это время являлись также восстановление коммуникаций блокированного Ленинграда и срыв вражеских планов наступления на Кавказ.

Чтобы добиться решительного перелома в обстановке на всем стратегическом фронте, необходимо было в первую очередь разгромить наиболее мощную по составу и техническому оснащению группу армий «Центр», где действовали лучшие войска противника. Западное стратегическое направление являлось важнейшим, так как дальнейшее продвижение здесь противника угрожало тяжелыми политическими и стратегическими последствиями. Потеря Москвы, как уже указывалось, явилась бы серьезным моральным ударом для советского народа и могла отрицательно сказаться на международных отношениях Советского Союза. Захват противником столицы — важнейшего промышленного центра и [427] мощного узла железных и шоссейных дорог — исключительно затруднил бы для нас маневр силами и средствами вдоль фронта между стратегическими направлениями и привел бы к разрыву стратегического фронта на самом главном его участке.

Все это обусловливало необходимость нанесения главного удара именно на этом направлении, чему способствовало также создавшееся здесь к тому времени выгодное начертание линии фронта. В конце оборонительного периода битвы под Москвой советские войска, остановив противника, заняли по отношению к его ударным группировкам охватывающее положение. Эти группировки, образовав глубокие выступы на крыльях Западного фронта, сильно растянулись и сами оказались охваченными нашими войсками.

Таким образом, главный удар на западном направлении при успешном его выполнении должен был привести к перелому в обстановке в нашу пользу не только на этом направлении, но и благоприятно отразиться на стратегическом положении всего фронта.

Исходя из этого, советское командование, несмотря на свои тогдашние ограниченные возможности, поставило перед войсками решительные задачи. Ближайшая цель контрнаступления заключалась в том, чтобы, нанеся решительное поражение главным силам группы армий «Центр», бесповоротно сорвать наступление противника на столицу, не дать ему возможности перегруппироваться для обороны и закрепиться на рубежах в непосредственной близости от Москвы. При этом имелось в виду раньше всего разгромить ударные подвижные группировки врага, глубоко охватившие Москву с севера и юга.

Успеху контрнаступления должна была в значительной мере содействовать внезапность. Поэтому подготовка его производилась с соблюдением всех мер скрытности. К тому же командование противника, считая наши силы уже исчерпанными, было убеждено в невозможности перехода советских войск к широким активным действиям. Даже «донесения летчиков о сосредоточении крупных сил (советских. — Ред.) на флангах и к востоку от Москвы рассматривались немецким верховным главнокомандованием как «бредни» и «бабьи страхи». У немцев никак не укладывалось в уме, чтобы русские могли сосредоточить здесь какие-то новые значительные силы после своего, казалось, окончательного краха»{518}, — замечает в этой связи Греффрат.

Характерную особенность нашего контрнаступления под Москвой составляло начало его — без паузы, непосредственно после длительных и напряженных оборонительных действий, связанных с отходом до ближних подступов к столице. Наши войска находились в оперативном построении для ведения обороны, войска противника имели наступательную группировку. Все это создавало [428] весьма сложную обстановку, затруднявшую подготовку контрнаступления. Ее приходилось осуществлять в процессе тяжелых оборонительных сражений, в непосредственной близости от столицы, когда инициатива находилась в руках врага. В этих условиях советское командование испытывало весьма большие трудности с созданием резервов и накоплением необходимых запасов материальных средств. Оно было ограничено в выборе мест ударов и определении времени для перехода в контрнаступление. Ему приходилось в значительной степени исходить из той группировки войск, которая сложилась в ходе обороны, и наносить удары прежде всего там, где назрела наибольшая опасность. Острое кризисное положение, сложившееся под Москвой в конце ноября — начале декабря, вынуждало советское командование к переходу в контрнаступление еще до завершения всех намеченных мероприятий по его подготовке, тем более что часть стратегических резервов (1-я ударная и 20-я армии) была уже введена в сражение и никак нельзя было допустить возможности для противника перегруппировать его силы, растянувшиеся на большом фронте, для обороны.

Усиление фронтов западного направления, осуществленное Ставкой Верховного Главнокомандования к концу оборонительного периода битвы под Москвой, позволило создать достаточно крупные группировки на крыльях Западного фронта и достигнуть некоторого перевеса в силах над врагом на намеченных направлениях ударов. Однако противник на западном направлении, при общем равенстве сторон в людях, сохранял еще общее превосходство по артиллерии в 1,8 раза и по танкам — в 1,4 раза; на его стороне оставалось и превосходство по числу качественных боевых самолетов, хотя по общему их количеству соотношение было 1 : 1,9 в пользу советской авиации. В составе наших Военно-воздушных сил оставалось много еще самолетов устаревших конструкций, в том числе таких, как По-2 (У-2), боевая ценность которых была, конечно, крайне ограниченна.

На направлениях главных ударов советских войск удалось достичь полуторного превосходства над противником в личном составе, но по артиллерии и танкам соотношение сил продолжало оставаться в его пользу и здесь.

Таким образом, контрнаступление Красной Армии под Москвой начиналось в очень трудных условиях.

Однако решение советского командования на переход в контрнаступление было, безусловно, правильным. Превосходство в силах, конечно, является важным, но не единственным условием, обеспечивающим достижение успеха. И при равенстве сил можно добиться успеха за счет их правильного и целесообразного применения. Подготавливая контрнаступление под Москвой, советское командование учитывало, как уже говорилось, элемент внезапности и то, что немецко-фашистские войска, будучи остановленными, не успели перегруппироваться для обороны и оказались на [429] не подготовленных для этого позициях. Это дало нам возможность в некоторой мере компенсировать отсутствие решительного превосходства в силах и средствах.

Контрнаступление под Москвой было первой совместной наступательной операцией трех фронтов, охватившей своими действиями все западное (центральное) направление. Главная задача возлагалась на наиболее сильный Западный фронт, перед которым находились основные силы группы армий «Центр» и которому предстояло в связи с этим решать наиболее сложные и трудные проблемы.

Решение Ставки ВГК на проведение крупной стратегической операции усилиями трех фронтов — Калининского, Западного и Юго-Западного, — осуществленное впервые в ходе Великой Отечественной войны, определялось, как уже указывалось выше, важнейшими военно-политическими событиями, которые имели место на центральном участке советско-германского фронта. Планирование такой операции было новым явлением в практической деятельности командования советских войск. Оно началось в штабах фронтов в конце ноября 1941 г. в соответствии с выдвинутыми предложениями командования фронтов и указаниями Ставки Верховного Главнокомандования.

Основу общего плана контрнаступления составлял план Западного фронта. Он планировал два одновременных сильных удара на своих крыльях. Центральные армии фронта должны были в первое время активными действиями сковать противостоящие им войска противника. Из девяти армий фронта и группы генерала Белова в первом этапе контрнаступления должны были принять участие шесть армий и группа генерала Белова. Войска Калининского и Юго-Западного фронтов наступлением войск своих крыльев, смежных с Западным фронтом, должны были на первом этапе активно содействовать соответствующим ударным группировкам Западного фронта. Конечно, если бы Ставка ВГК смогла к этому времени усилить фронты крупными резервами, то общий размах контрнаступления был бы значительно большим. Но этой возможности не имелось (другие резервные армии еще находились в стадии формирования), откладывать же начало контрнаступления было нельзя.

Планирование контрнаступления и проведение всех подготовительных мероприятий фронтам пришлось осуществлять в очень короткие сроки и в процессе непрекращавшихся напряженных сражений, что, впрочем, является характерным для контрнаступления, начинаемого без оперативной паузы.

В соответствии с первой целью контрнаступления — разбить и отбросить ударные группировки противника, охватившие с севера и юга Москву, — -глубина ближайшей задачи войск правого крыла Западного фронта составляла 35–50 км, а левого — 80–100 км, что следует признать правильным и отвечавшим нашим возможностям того времени, а также конкретной обстановке. [430]

Ставка Верховного Главнокомандования в ходе начавшегося контрнаступления в целом добилась достаточно четкого взаимодействия между Калининским,. Западным и Юго-Западным фронтами, правильно согласовывая их усилия по целям, времени и объектам.

Уже отмечалось, что успеху контрнаступления под Москвой весьма содействовала стратегическая и оперативная внезапность. При решении этой важной проблемы имело значение и то, что до перехода в контрнаступление на западном направлении советские войска вели активные действия на флангах стратегического фронта — на ростов-донском и тихвинском направлениях. Эти удары сковали противника, не позволив ему перебросить ни одной дивизии под Москву.

Достижение внезапности во многом зависело также от работы командования и штабов фронтов и армий, которые сумели скрытно осуществить подготовку войск к переходу в наступление.

Неожиданность контрнаступления под Москвой для немецко-фашистского командования явилась также следствием его грубого просчета в оценке военных возможностей Советского Союза. Слишком переоценивая свой октябрьский успех, оно считало, что Красная Армия доведена до полного истощения и уже не способна к активным действиям. Даже в первых числах декабря гитлеровское командование считало еще возможным продолжать наступление, а 4 декабря 1941 г. в донесении командующего группой армий «Центр» указывалось, что боевая мощь Красной Армии не может быть настолько высоко оценена, чтобы считать, что противник с находящимися в настоящее время на фронте силами смог бы приступить к большому контрнаступлению.

Стратегическая цель контрнаступления под Москвой, продолжавшегося с 5–6 декабря 1941 г. по 7–8 января 1942 г., была в основном достигнута. Победа, одержанная огромными усилиями войск, явилась следствием их высокого духа, правильного выбора направлений главных ударов, своевременного перехода в контрнаступление в наиболее выгодный момент, целесообразного использования резервов для создания ударных группировок и накопления, хотя и минимальных, средств для материально-технического обеспечения операций.

В период контрнаступления впервые за время Отечественной войны удачно была решена проблема целеустремленного и согласованного объединения усилий войск трех фронтов для достижения крупной стратегической цели. Практические результаты этого свидетельствовали о дальнейшем росте искусства советского командования в деле вождения крупных масс войск в сложных и весьма трудных условиях общей стратегической обстановки. Богатый опыт подготовки и ведения крупных наступательных операций, полученный в великой битве под Москвой, имел большое значение для развития советского военного искусства в дальнейшем ходе Великой Отечественной войны. [431]

Однако, несмотря на одержанную крупнейшую по масштабам победу под Москвой, окончательно уничтожить группу армий «Центр» противника не удалось. Это объяснялось прежде всего тем, что в ходе наступательных действий кроме допущенных промахов, о которых говорилось выше, продолжал еще сказываться острый недостаток материальных средств всех видов, и прежде всего средств вооружения, боевой техники, транспортных средств и боеприпасов. Из-за отсутствия танковых объединений и крупных танковых соединений не было возможности наносить мощные и глубокие удары, направленные на расчленение оперативного построения врага для последующего окружения и ликвидации его крупных группировок с созданием внутреннего и внешнего фронтов окружения. Артиллерии также было крайне недостаточно, вследствие чего не достигались необходимые огневые плотности для эффективного подавления тактической обороны противника на всю ее глубину. Ограниченное количество боеприпасов не позволяло развивать огонь до необходимой интенсивности, не говоря уже о создании «огневого вала» и мощных сосредоточений огня в ходе наступления. Авиация, вследствие ее малочисленности и наличия большого количества самолетов устаревших систем, не была в состоянии в должной степени воздействовать на оперативную и даже тактическую глубину обороны противника. Большой недостаток испытывали войска в автоматическом оружии и автотранспорте. Все это крайне ограничивало возможности наступательных операций по их размаху и темпам. К этому необходимо добавить, что вновь сформированные соединения и части не были в должной степени сколочены, не обладали боевым опытом и, вследствие спешности их формирования, имели существенные пробелы в своей боевой подготовке. А командный состав младшего и среднего звеньев в большинстве своем успел пройти только ускоренную подготовку военного времени.

При этих неблагоприятных для нашей армии условиях Ставка Верховного Главнокомандования под влиянием одержанных успехов слишком переоценила наши возможности и недооценила еще сохранившуюся силу сопротивления врага. В ходе начавшегося контрнаступления под Москвой Верховное Главнокомандование одновременно готовило крупные наступательные операции под Ленинградом, у Демянска и на юге, куда были направлены значительные силы. В результате на центральном направлении не было создано необходимое превосходство в силах. При общем наступлении, начавшемся 7–8 января 1942 г., советские войска, действовавшие на решающем, западном направлении, не только не были усилены, но даже ослаблены снятием с правого крыла Западного фронта в решающей фазе наступления 1-й ударной армии и переброской ее на северо-западное направление. Три вновь сформированные армии (24, 26 и 60-я), находившиеся в Резерве Ставки Верховного Главнокомандования в районе Москвы, также были переброшены на другие направления. Своевременный ввод [432] этих крупных сил для наращивания ударов на западном направлении мог бы привести к полному разгрому главных сил группы армий «Центр» и позволил бы затем развить дальнейшее наступление на запад и юго-запад в тыл брянско-орловской группировки противника.

Как известно, проведение одновременного наступления на нескольких стратегических направлениях дает наиболее решительные результаты. Из этого и исходила Ставка Верховного Главнокомандования. Однако зимой 1941–42 г. для выполнения таких задач время не назрело: слишком еще велики были возможности противника для оказания противодействия и далеко не достаточными оставались силы советских войск. Правильнее было бы сосредоточить максимум имевшегося вначале на московском направлении и только после окончательного разгрома группы армий «Центр» следовало перенести усилия на другие стратегические направления и объекты.

Выше уже говорилось, что в сложившейся под Москвой обстановке наши фронты и армии, имея для подготовки весьма ограниченное время, переходили в наступление в основном в той группировке своих войск, которая образовалась в период обороны. Еще раз подчеркнем, что такой способ действий характерен для контрнаступления, начинаемого без оперативной паузы, когда успех, как правило, достигается немедленным, внезапным ударом по не подготовившемуся к его отражению противнику и быстрым вводом в сражение на решающих направлениях новых дополнительных резервов.

Поэтому фронтовая и армейские наступательные операции под Москвой начались в довольно широких полосах, достигавших для Западного фронта 600 км и для армий до 100 км. Это показывает, что переход в контрнаступление для них начался, в сущности, из положения обороны, в тот момент когда противник перед ними находился еще в наступательном построении, но от продолжения наступления вынужден был уже отказаться. Вследствие этого фронт и армии наносили удары на нескольких направлениях, используя промежутки между растянувшимися на большом пространстве войсками противника, перегруппировываясь на ходу и также с ходу вводя в сражение подходившие резервы.

Нанесение нескольких одновременных ударов по слабым местам противника является также одной из наиболее характерных особенностей контрнаступления такого типа. Но необходимо отметить, что в данном случае, из-за ограниченности сил, и прежде всего недостатка танков и артиллерии, в армиях, некоторые удары оказывались недостаточно мощными и заканчивались только отбрасыванием противника.

Оперативное построение фронтовых объединений было одно-эшелонным, с наличием в резерве командования фронта 2–4 дивизий, что не давало возможности быстро развить удар в глубину и снижало темп наших операций. Это объяснялось широким фронтом [433] наступления и, главное, недостатком сил, особенно же отсутствием крупных механизированных соединений.

Несмотря на ограниченные возможности наших фронтов и армий, они тем не менее применяли подвижные фронтовые и армейские группы. Так, на Западном фронте была создана и успешно действовала группа генерала Белова (фронтового подчинения) в составе гвардейского кавалерийского корпуса, усиленного одной-двумя стрелковыми дивизиями, танковой бригадой, двумя отдельными танковыми батальонами и несколькими лыжными батальонами. Группа эта сыграла весьма важную роль в поражении 2-й танковой армии противника, а также в дальнейшем развитии нашего наступления. В армиях также создавались подвижные группы в составе одной-двух танковых бригад и одной-двух кавалерийских дивизий. Но малое количество средних танков Т-34, полное отсутствие самоходной артиллерии и недостаток автотранспорта снижали их ударную силу и маневренность и весьма ограничивали возможности для действий в отрыве от своей пехоты. Однако применение таких групп даже в небольших масштабах содействовало успеху наших операций, и опыт их использования оказался ценным при дальнейшем развитии в ходе войны советских танковых соединений и объединений и выработке способов их действий.

В ходе московского контрнаступления имелись недостатки и допускались ошибки, о которых немало говорилось в настоящем труде. Основными из них являлись нередкие случаи равномерного распределения сил и средств по фронту, что приводило к слишком линейному построению войск, а ударные группировки оказывались недостаточно сильными. Вследствие этого возникали затяжные бои, снижались темпы наступления и противнику удавалось, хотя и с большими потерями, уходить от окружения.

Соединения и части всех родов войск в битве под Москвой получили большой опыт в организации и ведении разнообразных боевых действий. Здесь имели место: наступление на противника, как на поспешно перешедшего к обороне, так и в условиях заранее подготовленной обороны; бои за укрепленные населенные пункты; преследование отходящего противника, как параллельное, так и фронтальное; бои на окружение (например, в районах Кубинки, Каширы, Клина, Сухиничи); действия конницы во вражеском тылу.

Боевые действия происходили в условиях суровой зимы, днем и ночью, на открытой и среднепересеченной местности и в лесах, на сплошном фронте и по отдельным направлениям. Такое многообразие боевых действий, развернувшихся в относительно короткий период времени, дало войскам, командирам и штабам всех степеней большую боевую практику и способствовало выработке наиболее целесообразных способов организации и ведения боя в различной обстановке. Полученный опыт обобщался в штабах и использовался в дальнейшем. [434]

Артиллерия, являясь основным решающим средством «огневого воздействия на противника, оказывала большую помощь наступавшим войскам. Основными ее задачами в ходе наступательных действий были: подавление и уничтожение живой силы, огневых средств и танков противника при подготовке атак, огневое сопровождение войск в ходе преодоления обороны, борьба с вражеской артиллерией и минометами. Малое количество артиллерии и ограниченный лимит боеприпасов зачастую не позволяли решить большой объем огневых задач. Несмотря на достаточно широко применявшийся маневр в ходе операций артиллерийскими частями фронтового подчинения, редко удавалось создавать плотности хотя бы в 40–45 орудий и минометов на 1 км фронта главного удара армий{519}. Достаточно эффективно применялась в ходе контрнаступления реактивная артиллерия, придававшаяся армиям распоряжением штабов фронтов для огневых налетов на направлениях главных ударов. Но ее также не хватало, и, кроме того, ее боеприпасы тогдашних систем имели только осколочное действие, вследствие чего были весьма эффективны только при применении по открыто расположенным целям, хотя и давали большой моральный эффект, как новое средство борьбы.

Опыт наших наступательных действий в битве под Москвой выявил необходимость перестройки системы огневого обеспечения наступления пехоты и танков артиллерийским огнем.

Исходя из этого, Ставкой Верховного Главнокомандования в директиве от 10 января 1942 г. были даны указания войскам об «артиллерийском наступлении», основным содержанием которого являлась непрерывная поддержка наступающих войск артиллерийским огнем до полного преодоления тактической зоны обороны противника на всю ее глубину. Этот метод использования артиллерии в наступлении применялся в течение всей Великой Отечественной войны.

Бронетанковые войска, поскольку их было очень мало, использовались в основном для решения тактических задач и лишь в весьма ограниченной степени — для оперативных. И все же в сражениях под Москвой нами был получен ценный опыт, использование которого в дальнейшем помогло улучшить организацию Наступательные операции фронтов и армий протекали в условиях все еще недостаточной авиационной поддержки из-за того, что не хватало боевых самолетов, и из-за ее организационного распыления по фронтам и армиям. Однако следует указать, что на первом этапе контрнаступления массирование усилий авиации на главных направлениях было решено довольно успешно благодаря привлечению к боевым действиям авиации 6-го истребительного авиационного корпуса ПВО Москвы., В дальнейшем ходе наступления, [435] по мере удаления линии фронта на запад от столицы, возможности нашей авиации все более и более сокращались, и к январю 1942 г. нашего преимущества над авиацией противника уже не чувствовалось.

В связи с малочисленностью авиации во фронтах она применялась главным образом для ударов по боевым порядкам противника с целью оказать непосредственную поддержку сражающимся войскам на поле боя. Сосредоточенные авиационные удары по объектам, расположенным в оперативной глубине обороны, применялись относительно редко и чаще всего ночью, так как большинство бомбардировщиков было старых систем. Опыт применения авиации в битве под Москвой послужил основой для перехода в начале 1942 г. к новым методам ее использования — «авиационному наступлению», формы и способы которого развивались в дальнейшем по мере количественного и качественного возрастания наших ВВС. Централизованное использование авиации в битве под Москвой послужило основой для расформирования весной 1942 г. армейских ВВС и объединения всей авиации фронтов в воздушные армии.

На завершающем этапе битвы под Москвой впервые в ходе войны были применены воздушные десанты для взаимодействия с войсками, прорвавшимися в оперативную глубину противника (с группой генерала Белова и вяземской группой 33-й армии). Эти десанты вследствие их малочисленности и недостаточности военно-технического оснащения не смогли сыграть особенно крупной роли, но все же они вызвали сильную тревогу у гитлеровского командования за свои коммуникации и потребовали выделения для их охраны довольно значительных сил.

В ходе наступательных операций продолжали совершенствоваться методы управления войсками. Это нашло выражение в повышении четкости работы штабов всех степеней и в улучшении контроля за выполнением боевых распоряжений, приказов, в более своевременной и четкой постановке задач войскам во всех звеньях командования, в совершенствовании организации взаимодействия войск и обеспечения их действий во всех отношениях. В начале контрнаступления задачи войскам в армейском звене ставились на одни-двое суток. Но опыт наступательных операций показал, что в условиях быстрых и резких изменений обстановки и при неизбежных перерывах в работе средств связи такой метод постановки задач не всегда удобен, так как он связывает инициативу подчиненных. Более целесообразной оказалась постановка командирами соединений последующих задач или оперативное ориентирование на несколько дней вперед, что позволяло командованию соединений проявлять инициативу в рамках общей цели операций и в случае временной утраты связи с высшим командованием.

Из-за глубоких снегов технические средства связи часто не успевали перемещаться за продвигавшимися вперед войсками. [436]

Особенно это имело место на левом крыле Западного фронта (в группе генерала Белова, в 50-й и 10-й армиях). В данных условиях вполне оправдала себя посылка офицеров связи на самолетах и обеспечение руководящих командиров и начальников индивидуальными портативными радиостанциями, которые должны были всегда находиться при них.

В целом опыт битвы под Москвой дал весьма много ценного для дальнейшего улучшения управления войсками в сложной обстановке. Он в большой степени помог решить многие важные вопросы в отношении выработки наиболее целесообразных способов построения боевых порядков войск, общей организации боя и операции, улучшения организационно-штатной структуры войск в соответствии с требованиями войны, дальнейшего совершенствования системы командных пунктов во всех звеньях управления, штабной службы и служб обеспечения войск. Наконец, он нанес сильный удар по излишней централизации и опеке в управлении войсками, насаждавшимся у нас с 1937 г. под влиянием культа личности Сталина.

***

В битве под Москвой советское военное искусство успешно выдержало испытание на полях сражений и сделало значительный шаг вперед. Советская стратегия, оперативное искусство и тактика в наиболее тяжелый период борьбы, несмотря на имевшиеся многие недостатки и ошибки, в целом успешно сумели осуществить стоявшие задачи, а полученный опыт был использован для дальнейшего развития военного искусства и строительства Вооруженных Сил во время Великой Отечественной войны.

Необходимо подчеркнуть, что в успехе советского военного искусства в битве под Москвой основная роль принадлежала в первую очередь нашим героическим войскам, а также их командирам, политработникам, штабам и политическим органам, являвшимся непосредственными организаторами операций и боев. Как в период обороны, так и при контрнаступлении войсками и их начальниками всех степеней была проявлена 'несгибаемая воля и энергия для достижения победы над врагом. Следует при этом особо отметить, что в рядах наших войск в битве под Москвой плечом к плечу с молодыми бойцами геройски сражались старшие поколения наших воинов — «обстрелянные» участники первой мировой и гражданской войн, которые проявляли в боях особую стойкость и упорство. И «отцы» и «дети» в тяжелых, кровопролитных боях, в условиях стужи, недостаточного снабжения и других невзгод равным образом показали свою беззаветную преданность Родине, партии, высокую воинскую доблесть, политическую сознательность, дисциплину и выносливость.

Важнейшим же и главным условием, обеспечившим успех в битве под Москвой, был высокий патриотический подъем всего советского народа, личного состава Красной Армии, его боевая [437] активность и самоотверженная, напряженная работа тружеников нашей промышленности и сельского хозяйства, стремившихся обеспечить свои Вооруженные Силы в самый тяжелый период войны всем необходимым.

Город Москва, его героическое население, руководимое Московской парторганизацией, всемерно поддерживали сражавшиеся войска. Славные железнодорожники Московского узла в исключительно тяжелых условиях работы железных дорог, перегруженных и бомбардируемых вражеской авиацией, самоотверженно трудились, обеспечивая стратегические, оперативные и даже тактические перевозки войск и военного снабжения. Все рабочие, служащие, инженерно-технические и медицинские работники, представители советской науки и искусства непрерывно, не считаясь со временем и силами, вносили свою лепту в дело обороны столицы. Поэтому, говоря о битве под Москвой, никогда нельзя забывать о том, какое огромное значение имела для ее успеха сама Москва. Также нужно помнить всегда о героической обороне г. Тула, прочно сковавшей главные силы 2-й немецкой танковой армии в момент наибольшего обострения кризиса битвы под Москвой.

Основным организатором и вдохновителем нашей победы под Москвой была великая Коммунистическая партия Советского Союза, проведшая поистине титаническую работу в области развертывания военного производства, укрепления боевой мощи Красной Армии, в мобилизации всех народных сил для победы над врагом.

Великая победа советских войск под Москвой явилась выдающимся событием первого года Великой Отечественной войны. Она привела к решительному перелому в стратегической обстановке и изменила на длительное время ход событий в пользу Красной Армии. Разгром наиболее сильной вражеской группировки под Москвой означал не только крах плана «молниеносной» войны, но и провал всех стратегических планов вражеского командования.

В ходе беспримерной ожесточенной борьбы немецко-фашистские войска понесли огромные потери: около полумиллиона человек личного состава убитыми, умершими от ран, пленными, тяжелообмороженными; около 1300 танков; около 2500 орудий; более 15 тыс. единиц автотранспорта и очень много другого вооружения и военной техники. Силы противника оказались настолько надломленными, что в летней кампании 1942 г. он смог осуществить наступление не на всем советско-германском фронте, а только лишь на одном южном стратегическом направлении.

Под Москвой зимой 1941–42 г. явно наметился общий перелом в ходе войны в пользу Советского Союза. Здесь было заложено начало нашей победы над гитлеровской Германией. В битве на Волге в 1942 г. эта победа вполне определилась, после битвы на Курской дуге в 1943 г. она стала несомненной. Но в периоды между этими знаменательными историческими этапами происходи — [438] ла упорнейшая, напряженная борьба с врагом, стремившимся изо всех сил удержать в своих руках стратегическую инициативу и повернуть ход военных действий в свою пользу.

Говоря о советском военном искусстве в битве под Москвой -и перечисляя его достижения и недостатки, было бы ошибочным думать, что все способы и формы его зародились только в ходе войны. Наоборот, многие из них явились подтверждением разработанных советской военной теорией положений еще задолго до начала войны. Так, у нас имелась разработанная в законченном виде в первой половине тридцатых годов теория так называемой «глубокой наступательной операции» фронта и армии. Такие же разработки имелись и в отношении оборонительных операций. Что касается способов организации и ведения общевойскового боя, то наш Полевой устав (ПУ-36) являлся, пожалуй, самым совершенным из тогдашних уставов всех армий.

Еще в предвоенные годы советской военной наукой были разработаны новые формы и способы подготовки и ведения операции и боя, основанные на принципах одновременного подавления обороны противника на всю ее оперативную и тактическую глубину, осуществления глубоких, рассекающих расположение противника прорывов подвижными объединениями и соединениями при мощной поддержке артиллерии, авиации и применении воздушных десантов, а также на поддержании высоких темпов в наступлении и активности в обороне. Утверждение некоторых буржуазных историков о приоритете в этом отношении немецкой военной теории по меньшей мере безосновательно. У немцев их теория была разработана только к началу войны и во многом являлась заимствованием уже разработанных у нас положений.

К сожалению, печальные события 1937–1938 гг. и их последствия, связанные с культом личности, а также тяжелые ошибки, допущенные И. В. Сталиным в начальном периоде войны, создали для нас такие условия, в которых наша передовая военная теория не смогла быть осуществлена на первом, летне-осеннем этапе войны в 1941 г. Конечно, конкретный опыт военных действий внес и в эту теорию необходимые поправки, но ее основные положения оказались верными, в меру наших тогдашних возможностей они успешно применялись в битве под Москвой и получили свое дальнейшее совершенствование и развитие в ходе войны.

Передовой общественный строй страны социализма закономерно обеспечил для своих Вооруженных Сил, несмотря на тяжелые общие условия и ошибки, допущенные в результате культа личности, развитие передового военного искусства, и поэтому наша выдающаяся победа в великой битве под Москвой, развеяв миф о непобедимости немецко-фашистской армии, показала, что Советский Союз и его Вооруженные Силы являются такой могучей силой, которая способна разгромить фашистского агрессора и оправдать надежды народов оккупированных стран на освобождение. [439]