Пли... Пли... Пли!
В 8.30 утра, когда «Обдьюрейт» заметил эсминцы за кормой конвоя, адмирал Барнетт с Соединением R двигался на северо-запад, как он считал — пересекая кильватерную струю конвоя. Через четверть часа, когда «Обдьюрейт» получил приказ проверить принадлежность эсминцев, адмирал Барнетт полагал, что находится в 10 милях севернее курса конвоя и примерно в 30 милях позади него. Как он объяснял ранее, это была очень хорошая позиция, с которой он мог перехватить вражеские корабли, пытающиеся атаковать конвой сзади. К несчастью, как мы уже видели, его план был скомкан. Конвой оказался значительно южнее предполагаемого курса и заметно отставал от графика. Поэтому адмирал Барнетт оказался в 30 милях прямо на север от него.
Северная сторона горизонта оставалась темной, однако на юге светлело. Температура опустилась до 16° ниже нуля. Крейсера «Шеффилд» и «Ямайка» покрылись льдом, исключая стволы орудий и антенны радаров.
Адмирал Барнетт и капитан 1 ранга Кларк, который командовал «Шеффилдом», находились на мостике. Адмирал был коренастым человеком, всегда приветливым, готовым в любую минуту весело рассмеяться. Подчиненные любили его и считали счастливчиком, в отличие от предшественника — контр-адмирала С. С. Бонхэм-Картера. [228] Бонхэм-Картер поднял свой флаг на крейсере «Эдинбург», прикрывавшем конвой PQ-15, и крейсер был торпедирован и потоплен. Адмирал перенес флаг на «Тринидад», но и этот крейсер через пару недель тоже был потоплен. Такая цепь несчастных совпадений оказалась слишком тяжелой для суеверных моряков. Они с мрачным юмором начали называть спасательные жилеты «бонхэмами».
Адмирал Барнетт на мостике вел себя спокойно, он никогда не раздражался, не вмешивался и не сыпал выговорами, а потому был очень популярен среди офицеров. В его отношении к физическим упражнениям и спорту, особенно к теннису и гольфу, сохранилось нечто мальчишеское. Он любил выпить стаканчик вина, и был компанейским парнем. Барнетт не был новичком в Арктике. Держа флаг на крейсере «Сцилла», он, вместе с 16 эсминцами, провел конвой PQ-18.
Капитан 1 ранга Кларк был человеком совсем иного склада: худощавый, с тонкими чертами лица, он обладал огромным запасом нервной энергии. В этот момент около 60 процентов команды крейсера состояло из мобилизованных по случаю войны. Совсем недавно они были гражданскими людьми, но поразительно быстро сплотились с кадровыми моряками в единую команду. Даже самые придирчивые офицеры уже не могли отличить их на боевых постах.
«Я считаю, что это следует объяснять существовавшей на кораблях атмосферой постоянных тревог и учений. Влияние тех, кто прослужил на крейсере довольно долго и хорошенько «просолился», придавало уверенность новичкам», — писал позднее Кларк.
«Шеффилд» после начала войны участвовал во многих операциях. Исключая недолгое пребывание в доке, он почти постоянно находился в море с сентября 1939 года. Крейсер участвовал в Норвежской операции, сыграл видную роль в охоте за «Бисмарком», помогал с боем проводить конвои на Мальту, попал под серьезный обстрел во время высадки десанта в Северной [229] Африке. А теперь пришло время познакомиться с Арктикой. Все эти испытания помогли команде прибрести стойкость и упругость. Хотя большинство моряков не участвовало в этих операциях, они насквозь пропитались победным духом «Сверкающего Шефа»{23}.
В результате команда крейсера стала опытной и самоуверенной, хотя и позволяла себе иногда добродушно ворчать. То же самое можно сказать о команде «Ямайки», которая следовала в кильватер «Шеффилду». Необходимо отметить, что именно такого опыта и уверенности не хватало офицерам и матросам германского флота — от главнокомандующего до последнего юнги.
В 8.38 матрос 1 класса Джордж Паркинсон и матрос 2 класса Джон Мур, операторы радара на «Шеффилде», засекли какой-то корабль в 7,5 милях на северо-запад. Сообщение немедленно было передано на «Ямайку», и на обоих крейсерах сыграли боевую тревогу.
На мостике рядом с адмиралом Барнеттом и капитаном 1 ранга Кларком находился штурман «Шеффилда» капитан-лейтенант Эрик Бек, который фактически управлял кораблем во время боя. Капитан-лейтенант Орфорд Камерон, находившийся в КДП, приказал снять пробки, закрывающие дула орудий.
Внизу, в пороховых и снарядных погребах, матросы начали грузить на элеваторы заряды беспламенного пороха и бронебойные снаряды СРВС{24}. В каждой башне снаряд центрального орудия имел мгновенную установку взрывателя, а снаряды крайних орудий — с замедлением. При этом к центральным орудиям башен В и X подавались снаряды с трассерами, которые были четко видны в полете. На «Ямайке» 8 из 12 орудий имели снаряды с трассерами, чтобы отличать свои падения от снарядов «Шеффилда». [230]
Каждый снаряд весил 112 фунтов, а кордитовый заряд в шелковом картузе — 30 фунтов. Система управления огнем в целом была похожа на ту, которая использовалась на эсминцах, хотя имела множество усовершенствований. Для передачи данных использовались адмиралтейские столики управления огнем вместо артиллерийских циферблатов.
Командир «Ямайки» капитан 1 ранга Джоселин Стори прекрасно знал свою задачу. В артиллерийском бою он должен был держаться в 5 кабельтовых за кормой «Шеффилда» и повторять все маневры флагмана. На мостике рядом с ним находился штурман капитан-лейтенант Хью Мур, который должен был следить за компасом и маневрами «Шеффилда», чтобы «Ямайка» могла удержать свое место в строю. В КДП капитан-лейтенант Джон Скотланд занимался подготовкой своих орудий к бою.
Радарные установки передали пеленги, и КДП развернулись в указанном направлении, за ними туда же повернулись башни.
Тем временем с радаров поступили новые данные. На экранах появились две метки, большая и маленькая, обе двигались на восток. По размерам эха можно было сделать вывод, что это не подводные лодки. На крейсерах все еще считали, что конвой далеко впереди, поэтому метки могут принадлежать либо отставшим судам, либо вражеским кораблям.
На мостик поступила новая информация. Метки следуют курсом 90° и, судя по всему, имеют скорость 25 узлов. Это было слишком много для транспортов.
Адмирал Барнетт позднее писал: «Этот контакт оставался слишком неопределенным. Я сначала отвернул прочь на юго-восток, а потом пошел на сближение, чтобы установить визуальный контакт».
В 9.04, когда крейсера поворачивали на новый курс, таинственные объекты оказались у них на траверзе. КДП и орудия обоих крейсеров были наведены на него. Открытие огня было задержано, чтобы уточнить величину ВИР и ВИП. [231]
Но вскоре стало ясно, что эти два корабля, обнаруженные радаром, имеют скорость всего 10 узлов, а не 25. Барнетт решил следовать далее на юго-восток, не выпуская их из поля зрения радаров.
В течение получаса ничего не происходило. Таинственные корабли продолжали следовать на восток, не меняя курса и скорости. Дистанции и пеленги аккуратно наносились на карту, но это никак не могло помочь опознать цели. Единственное, что было ясно, — они следуют тем же курсом, что и конвой.
Затем в 9.32 далеко на юге были замечены вспышки орудийных выстрелов. Барнетт позднее писал, что принял это за огонь зениток по русскому самолету. «Однако я остался не удовлетворен неясными сведениями о первом радарном контакте и продолжал следить за ним». Он [232] повернул крейсера на северо-восток, чтобы сблизиться с неизвестными кораблями.
Барнетт не знал, что корабли, которые крейсера засекли на севере, были транспортом «Честер Вэлли», который прикрывал маленький траулер «Визалма». Залпы на юге принадлежали 3 германским эсминцам, которые обстреливали «Обдьюрейт».
Адмирал оказался в сложном положении. Он не знал истинного места нахождения конвоя, обеспечение безопасности которого было его главной задачей. Барнетт полагал, что конвой находится восточнее. Прежний опыт подсказывал, что отставшие суда могут появиться после тяжелых штормов. Короткую перестрелку на юге могли вести отделившиеся корабли сопровождения.
В 9.46 на юге были замечены вспышки выстрелов тяжелых орудий. Это «Хиппер» открыл огонь по «Акейтесу»{25}. Почти в этот же момент было получено донесение капитана 1 ранга Шербрука о 3 вражеских эсминцах. Его сразу передали на мостик «Шеффилда».
Однако адмирал все еще не представлял, где находится конвой. Хотя Барнетт допускал, что он может оказаться далеко на юге, он еще несколько минут шел на северо-восток. Только после расшифровки немецкой радиограммы, когда «Онслоу» и «Оруэлл» ринулись в торпедную атаку на «Хиппер», в 9.55 «я повернул на курс 170°, увеличил скорость до 25 узлов и пошел на вспышки выстрелов. К этому времени мы решили, что первые обнаруженные корабли отстали от конвоя, а сам конвой отклонился далеко на юг от намеченного курса».
Если кто-то захочет поставить под сомнение действия адмирала Барнетта, он может сказать, что крейсера должны были вступить в бой гораздо раньше. Для этого адмирал должен был только вспомнить старый принцип британских моряков: «Когда сомневаешься — иди на выстрелы [233] «. Или другой: «В бою один британский корабль всегда помогает другому».
С другой стороны, следует помнить, что его главной задачей было «своевременное и безопасное прибытие конвоя». А вот как раз конвой до сих пор не был обнаружен.
Капитан 1 ранга Кларк позднее писал:
«Если судить по расстоянию до вспышек и верить переданной позиции конвоя, нам предстояло пройти от 40 до 50 миль. Это могло занять полтора часа, в течение которых противник был волен делать все, что ему заблагорассудится. Неприятная мысль. И опять же: кто наш противник? Было много шансов на то, что из Альтенфиорда вышла вся эскадра. Насколько мы знали, это могли быть карманный линкор «Лютцов», тяжелый крейсер «Хиппер», легкий крейсер «Нюрнберг» и флотилия эсминцев. Не следовало забывать и о возможности тактического взаимодействия немецких кораблей со своими подводными лодками.
Со своей стороны мы имели только 5 эсминцев, 2 корвета и 1 траулер, шедшие вместе с конвоем. Отогнать противника предстояло «Шеффилду» и «Ямайке», которые были всего лишь легкими крейсерами.
Когда мы повернули на юг, на всех нас спустилось странное, неестественное спокойствие. По внутрикорабельной связи я описал команде сложившуюся ситуацию, как мы ее видели на мостике. Изменить что-либо было не в наших силах.
Линии связи были проверены и перепроверены. Башни несколько раз провернули с борта на борт, чтобы убедиться, что им не мешает толстый слой льда, которые покрывал надстройки. Старшина сигнальщиков Фуллер вспомнил, что следует поднять наш шелковый боевой флаг — дар города Шеффилда. Врачи начали раскладывать свои инструменты. В каждом наглухо задраенном отсеке, под тяжелыми крышками люков люди напряженно следили за приборами.
Что они думали о предстоящей неизбежной битве, причем битве с превосходящим противником? Каждый, [234] кто сам хоть раз прошел через это, ответит на этот вопрос по-своему. Лишь один ответ будет общим. Все боялись. Не противника, а самого страха.
Лично у меня неприятно засосало под ложечкой, мысли в голове помчались стремительным галопом. В такой момент я не должен забыть ни одной мелочи из того, чему меня учили. Один личный промах, одна профессиональная ошибка, одно упущение, один неправильный вывод — и я подведу остальных. Эти ощущения стали более отчетливыми, когда я посмотрел вокруг.
Адмирал выглядел как обычно. Он уже бывал под огнем. И все это его не беспокоило. Мы знали его репутацию. Он не из тех, кто делает ошибки. Мои офицеры опытны и надежны. Здесь тоже не будет ошибок. Все эти люди закалены в боях и просолены во время многих плаваний. Такой командой мог гордиться любой корабль. На левой раковине у нас в темноте смутно виднелся носовой бурун «Ямайки». Крейсер четко держал строй. «Помни о следующем мателоте». Полагаю, я никогда не забуду это поучение. Я познакомился с капитаном «Ямайки» в Военно-морском колледже 32 года назад. Мы отлично знали друг друга. И это тоже помогало.
Следующие полчаса пролетели незаметно. Вспышки выстрелов становились все ближе. Никто не замечал сильного холода. Когда мы повернули на юг, адмирал сообщил об этом по радио, отчасти, чтобы приободрить корабли сопровождения, отчасти, чтобы облегчить опознание, когда мы встретимся. Оставалась лишь пара часов сумерек, и отличить своих от чужих в такой сложной обстановке было очень непросто.
Наша цель была совершенно ясной — обеспечить благополучное прибытие максимального количества судов конвоя, который сейчас был атакован. Кроме того, следовало прикрыть обратный конвой RA-51, который вышел из Мурманска день назад и пока еще не был замечен противником Для этого нужно было потопить вражеские корабли или отогнать их. Предпочтительнее первое. [235]
Однако следует заметить, что наши силы были слишком слабы для такого дела. Чтобы уравнять шансы, мы были обязаны добиться внезапности. К счастью, в начале боя на светлой стороне горизонта находился противник, а не мы. Мы научились вести огонь башнями одной оконечности, так как в этом случае перед противником находилась минимальная по площади мишень. Наконец, у противника были все основания полагать, что за нами следуют другие корабли».
Оба крейсера развили скорость 31 узел, что совсем немного уступало максимальной скорости в идеальных условиях. Топливо расходовалось с фантастической скоростью — каждый корабль сжигал до 30 тонн в час, превращая воду в перегретый пар, который вращал турбины. Нефть проходила через подогревательную цистерну, чтобы вязкость уменьшалась и топливо легче было распылить. Оттуда по полудюймовым трубам нефть шла к 8 топкам, в каждой из которых было установлено 9 форсунок. Воздух нагнетался вентиляторами диаметром 8 футов. В топках он смешивался с нефтяными парами в нужной пропорции, чтобы при горении не образовывался дым. Вода превращалась в пар с температурой 700° по Фаренгейту, что в 3 раза превышало температуру кипения, и шла в турбины. Шум был почти непереносим для человеческого уха. Разговаривать в машинных отделениях было невозможно.
На мостиках было более чем холодно. Крейсера мчались с высокой скоростью, и находиться на открытом мостике было равносильно тому, чтобы встать во весь рост в автомобиле, несущемся холодным зимним днем по дороге со скоростью 55 км/час. Адмирал Барнетт и капитан 1 ранга Кларк стояли в носовой части мостика за бронестеклом ветрового экрана. Им казалось, что до форштевня можно дотронуться рукой. Из-под него вылетали огромные фонтаны брызг, которые хлестали по палубе, тут же застывая ледяной коркой.
Операторы поисковых радаров напряженно следили за экранами, чтобы не пропустить даже самое слабое эхо. [236]
Находящиеся в КДП старший артиллерист и его подчиненные обшаривали южный горизонт биноклями. Наверное, это был самый холодный из постов на корабле, так как ветер бил в открытые люки, превращая людей, сидящих за приборами в ледяные статуи. Разумеется, при этом покрывались льдом и все линзы. Дальномер, выдающийся по обе стороны КДП, вышел из строя еще до начала боя, потому что покрылся сплошной коркой льда. Теперь все зависело от точности артиллерийских радаров, которые должны были измерять дистанцию и передавать ее к орудиям. Правда, оставалась надежда, что противник испытывает точно такие же проблемы.
В 10.20 адмирал Барнетт заметил то, что вполне могло оказаться вспышками выстрелов. В нескольких милях к Югу, видимо, разворачивались сразу два боя: один — прямо по курсу, второй — чуть левее. Южный горизонт был заметно светлее, но лишь относительно полумрака, стоящего вокруг. Адмирал мог видеть дым, стелющийся над морем, подобно клочьям черного тумана. Этот дым скрывал и своих, и чужих. Позади него, а может быть, и в нем находился Шербрук со своими эсминцами, которые сейчас пытались защитить конвой. Прорвались ли немцы к транспортам? Если это произошло, Шербрука обвинять нельзя, так как эскорт был слишком слаб.
Барнетт понимал, что теперь все зависит от него. Однако он не мог мчаться полным ходом прямо в гущу дыма, не опознав находящиеся перед ним корабли. Он мог появиться с одного направления, а угроза могла исходить совсем с другого. Как все адмиралы и капитаны прошлых столетий, Барнетт должен был использовать преимущества, которые предоставляют ему погода и освещенность. Он должен был атаковать противника с севера, чтобы немецкие корабли вырисовывались на южной, светлой стороне горизонта. В этом случае Барнетт мог компенсировать относительную слабость своих крейсеров, захватив противника врасплох. Может быть, он даже сумеет нанести немцам решающий удар до того, как они опомнятся? И разумеется, не следовало бросаться в бой, [237] очертя голову, чтобы нарваться на нокаутирующий встречный удар.
В 10.30 невидимые щупальца радарных волн «Шеффилда» нашли что-то в темноте и вернулись на приемную антенну. Судя по размерам эха, это был какой-то крупный корабль. Оператор по меткам на экране определил, что цель находится в 10 милях от «Шеффилда», и сообщил об этом на мостик.
Этот контакт получил название «Цель А». Через 2 минуты радар «Шеффилда» обнаружил другую цель в 15 милях слева по носу. Она получила название «Цель В».
Дистанции и пеленги сразу наносились на карту, как только они поступали от операторов радара. Прокладка показала, что цель А быстро движется на восток и режет курс «Шеффилду». Цель В идет на северо-восток встречным курсом. Однако радар пока не обнаружил никаких других кораблей, кроме этой пары, поэтому Барнетт не [238] представлял, где находится конвой, эсминцы Шербрука и немецкие эсминцы.
Однако «Шеффилд» и «Ямайка» сокращали расстояние до неприятеля на 1 милю каждые 2 минуты. Если Барнетт будет следовать прежним курсом прямо на юг, противник окажется к востоку от него, поэтому возможность использовать выгодные условия освещенности будет утеряна. Кроме того, клубы дыма слились в непроницаемую пелену, в которой мелькали вспышки выстрелов, и картина боя выглядела совершенно запутанной. Поэтому Барнетт приказал крейсерам повернуть на восток, чтобы лечь на курс, параллельный курсу цели А. В этом случае противник оставался на светлой стороне горизонта, и на какое-то время дистанция сохранялась. Часы показывали 10.35. (Напомним, что с 10.36 по 10.42 «Хиппер» обстреливал «Брэмбл».)
Через несколько мгновений цель А была замечена с мостика «Шеффилда». Хотя опознать корабль не удалось, размерами он явно превосходил эсминец и потому мог быть только немецким. (В действительности это был «Хиппер».) Радар показал, что в 10.54 цель повернула вправо и стала удаляться от Соединения R. Поэтому Барнетт тоже повернул вправо, повторяя маневр противника. Радар также обнаружил 2 небольших корабля, сопровождающие цель А. Судя по всему, это были немецкие эсминцы.
В течение четверти часа британские крейсера шли на юг. Они видели, что цель А ведет огонь в восточном направлении. С мостика «Шеффилда» были хорошо видны следы трассирующих снарядов, летящих по высокой траектории. Это означало, что цель находится на значительном расстоянии. Немцы не использовали беспламенного пороха и стреляли довольно быстро, давая по 7 залпов в минуту. В 11.12 адмирал Барнетт повернул на курс 190?, прямо на цель А.
Ситуация на данный момент складывалась следующая. «Шеффилд» и «Ямайка», находящиеся севернее, следили за «Хиппером», который сближался с конвоем, ведя [239] огонь по неизвестной цели. Цель В, обнаруженная радаром «Шеффилда», была, вероятно, «Лютцовом». Карманный линкор двигался слева от конвоя, терпеливо ожидая улучшения погоды. Кинлох с «Обидиентом», «Обдьюрейтом» и «Оруэллом» маневрировал между «Лютцовом» и транспортами.
Когда Барнетт повернул прямо на ничего не подозревающий «Хиппер», немецкий крейсер перенес огонь на «Акейтес». Немецкий корабль сейчас был виден с «Шеффилда» и «Ямайки» как мутная клякса на черном фоне, ведь дым закрывал почти весь южный горизонт. Однако «Хиппер» держался кормой к англичанам, поэтому опознать силуэт было невозможно.
В 11.28 «Хиппер» повернул вправо и открыл огонь по «Обидиенту». Теперь он показал англичанам полный профиль и был немедленно опознан. [240]
Настал черед Соединения R нанести свой удар. Барнетт действовал без промедления. Он приказал «Шеффилду» повернуть право на борт. «Ямайка» последовала за ним. Чуть ранее старший артиллерист «Шеффилда» Камерон сообщил, что сможет видеть падения снарядов.
КДП передавал информацию в ЦАП. По радару дистанция составляла 16900 ярдов, или 8 миль, курс противника был 270°, скорость 30 узлов. В вычислитель следовало внести курс и скорость «Шеффилда». Горизонтальный и вертикальный наводчики КДП поймали на перекрестия визиров основание фок-мачты «Хиппера».
Камерон на «Шеффилде» и Скотланд на «Ямайке» скомандовали: «Залпом». Снаряды и заряды скрылись в орудиях, замки были закрыты. Сработали прерыватели, и перед старшими артиллеристами вспыхнули по 12 лампочек, сигнализируя, что орудия к стрельбе готовы.
На мостике «Шеффилда» капитан 1 ранга Кларк, который следил за противником, спросил адмирала: «Разрешите открыть огонь, сэр?»
Барнетт кивнул.
Кларк нагнулся над переговорной трубой и крикнул в КДП: «Открыть огонь!»
Камерон немедленно скомандовал в микрофон: «Пли!»
Зазвенели артиллерийские гонги. Вертикальный наводчик КДП, вращая левой рукой штурвальчик, правой нажал гашетку, замыкая цепи электроспуска орудий. 12 снарядов покинули стволы и полетели к «Хипперу» со скоростью, втрое превышающей скорость звука. Это произошло в 11.30.
Через пару секунд грохнули орудия «Ямайки».
При выстреле каждое орудие, весящее почти 7 тонн, силой пороховых газов было отброшено назад, но остановилось, пройдя ровно 30,5 дюймов. После этого пружина накатника вернула ствол обратно.
Элеваторы подали новые снаряды и заряды, лязгнули, открываясь, замки, и горячий воздух продул орудия, очищая зарядные каморы от тлеющих остатков картузов. [241]
Толкатель вбил в орудие новые снаряд и заряд. Появился новый детонатор. Лязгнул замок, замкнулись контакты прерывателя.
Одна за другой вспыхнули лампочки на пультах КДП перед Камероном и Скотландом. Наводчики КДП продолжали удерживать «Хиппер» на прицеле. Офицеры-корректировщики напряженно ждали падения снарядов.
Внезапно оператор радара сообщил старшему артиллеристу «Шеффилда», что видит собственные снаряды.
«Пли!» — снова скомандовал Камерон. «Пли!» — тут же повторил Скотланд. Время 11.31.
Оба артиллериста с нетерпением ждали падения снарядов. Огоньки трассеров лениво ползли по высокой дуге к цели, но все это напоминало учебные стрельбы. Однако крейсера вели огонь по реальному противнику, что было несколько непривычно. [242]
Место падения первого залпа «Шеффилда» никто не увидел. Скорее всего, снаряды легли перелетом, и их закрыл корпус «Хиппера». Второй залп тоже дал перелет, третий ушел вправо, падение четвертого не удалось увидеть за дымом выстрелов «Хиппера», но пятый накрыл цель. По крайней мере один снаряд попал между трубой и грот-мачтой, за ним последовало еще одно попадание. С мостика «Шеффилда» увидели тусклое красное свечение. Первые 3 залпа «Ямайки» прошли мимо, но, по крайней мере, по одному снаряду из четвертого, пятого и шестого залпа попали в цель. Оба корабля давали залпы с интервалами менее 20 секунд.
Барнетт добился полной внезапности. 203-мм башни «Хиппера» были развернуты влево и вели огонь по «Обидиенту». «Шеффилд» и «Ямайка» дали по 4 залпа, прежде чем немцы начали разворачивать башни.
До какой степени немцы были потрясены этой внезапной атакой, лучше всего расскажет бортовой журнал «Хиппера».
«Противник приближался на высокой скорости. 6 снарядов легли недолетами под бортом крейсера. Противника не удалось опознать. Условия наблюдения в северной части горизонта были гораздо хуже, чем на юге. Кроме того, адмиральский мостик оказался в зоне воздействия ударной волны и газов наших собственных орудий.
11.33. «Хиппер» получил попадание в правый борт в отсек VIII. Котельное отделение № 3 было постепенно залито нефтью и водой, котел отключили, команда оставила отсек. Правая турбина встала, скорость снизилась до 23 узлов.
11.34 «Хиппер» дал залп главным калибром по противнику с правого борта, а затем повернул вправо.
11.37. «Хиппер» получил 2 попадания в левый борт. Начался пожар в самолетном ангаре».
Когда «Хиппер» начал поворот вправо на Соединение R, сопровождающие его эсминцы поставили дымзавесу, чтобы прикрыть крейсер. [243]
Адмирал Барнетт немедленно повернул вправо, чтобы удержать дистанцию 4 мили. Ему было крайне сложно догадаться, что намерен делать «Хиппер». Но, как бы то ни было, дистанция была небольшой, поэтому, повторяя маневры «Хиппера», адмирал получал возможность держать противника под огнем всех орудий.
В Адмиралтейство Барнетт радировал:
«Веду бой».
Так как дистанция сократилась до 4 миль, 152-мм орудия британских крейсеров уже могли нанести определенные повреждения хорошо забронированному немецкому крейсеру. Англичане ждали, что противник ляжет на параллельный курс. Однако он сначала повернул прямо на них, а потом скрылся в дымовой завесе, поставленной эсминцами.
Что он делал позади завесы? Завершил циркуляцию и лег на прежний курс? Или попытался отойти? Куда? На [244] восток, на запад, на юг? Действительно ли он пытается удрать?
Барнетт решил, что немцы намерены описать циркуляцию, и приказал капитану 1 ранга Кларку тоже описать циркуляцию. Однако «Шеффилд» прошел только три четверти окружности, когда слева по носу был замечен низкий черный силуэт. Это мог быть только эсминец. Но свой или чужой?
Если это противник, он находится в идеальной позиции, чтобы атаковать «Шеффилд» торпедами.
Адмирал Барнетт немедленно приказал повернуть прямо на него и уклоняться от торпед, если те будут замечены.
К этому времени артиллеристы «Шеффилда» и «Ямайки» снова увидели «Хиппер» и дали еще 9 залпов, прежде чем узнали, что впереди появился эсминец.
«Шеффилд», а следом за ним и «Ямайка», пошел прямо на эсминец, сохраняя 30-узловую скорость. Все, кто стоял на мостике, вглядывались в неясный силуэт, стараясь опознать корабль.
«Мне кажется, две трубы...»
«Онслоу» имеет только одну».
«Точно — две!»
Сигнальщик заметил: «Не думаю, что это кто-то из наших. Трубы разнесены слишком широко».
«Цель поймана, готов открыть огонь!» — доложил Камерон из КДП.
«Запросите опознавательные», — приказал капитан 1 ранга Кларк.
Вспыхнула цепочка цветных огней. Этот сигнал менялся ежедневно.
Все на мостике ждали условленного ответа.
На мостике эсминца зажглись 3 белых огня, образовав треугольник. Неправильный ответ...
«Открыть огонь!» — рявкнул Кларк.
Шесть орудий носовых башен грохнули. Снаряды пошли почти параллельно воде, так как до цели было менее 2 миль.
«Тарань ублюдка, Нобби», — проворчал Барнетт. [245]
Капитан 1 ранга БКларк повернул «Шеффилд» на встречный курс.
Внезапно в бинокли стали видны фонтаны искр. Это снаряды попали в эсминец. Тут же мелькнуло оранжевое пламя разрывов. Начались пожары.
Носовые башни дали второй залп, но снаряды легли недолетом. Камерон приказал: «Больше 400». Прогремел третий залп. Фонтаны красного пламени показали, что еще несколько снарядов попали в эсминец. Вокруг передней трубы бушевал пожар. Второй пожар вспыхнул на квартердеке.
Барнетт сказал: «Поворачивайте. Теперь нет смысла портить себе форштевень».
Через 18 секунд раздался четвертый залп, который был дан с дистанции чуть больше мили. Он тоже поразил эсминец. Затем прогремели пятый и шестой. Когда крейсер дал седьмой залп, «Фридрих Экольдт» был полностью охвачен дымом и пламенем. «Шеффилд» повернул влево, чтобы не врезаться в него, дав еще 3 залпа. «Мы проскочили мимо, и цель скрылась из вида», — писал позднее капитан 1 ранга Кларк.
Изуродованный «Экольдт» был так близко, что открыли огонь 102-мм зенитные установки правого борта. Раздался даже характерный ритмичный треск пом-помов. «Башни А и В постоянно поворачивались, чтобы удержать эсминец на прицеле, однако были вынуждены прекратить огонь, чтобы орудийные газы не повредили собственную надстройку. К этому времени «Экольдт» сильно сел кормой и пылал от носа до кормы. Башни X и Y развернулись в нос и с помощью радара дали еще 5 залпов.
152-мм, 102-мм и 2-фн снаряды нанесли «Экольдту» тяжелейшие повреждения. Удар был таким внезапным и мощным, что эсминец не получил шанса использовать свои орудия или торпеды. Когда мимо горящего корабля проходила «Ямайка», в небо взлетели желтые и зеленые ракеты.
На «Шеффилде» несколько человек успели отпустить в адрес «Ямайки» довольно крепкие замечания за то, что [246] этот крейсер не стал стрелять по «Экольдту». Но когда флагман проходил мимо тонущего корабля, все выяснилось. За кормой «Экольдта» находился второй эсминец (это был «Рихард Бейтцен»). Видя, что первые же снаряды «Шеффилда» полностью вывели из строя головной корабль, Скотланд обстрелял потенциально более опасный второй. Однако немецкий эсминец круто повернул влево, поставил дымовую завесу и скрылся во мраке, уйдя на юго-запад.
Стрельба «Шеффилда» дает некоторое представление о том, какие повреждения может нанести крейсер эсминцу, если им командует умелый и решительный капитан.
После поворота вправо на британские крейсера Кумметц укрылся в дымовой завесе. Он все еще думал, что атакован эсминцами. Когда через несколько минут он вышел из дыма и завязал перестрелку с «Шеффилдом» и «Ямайкой» (до того, как они обрушились на «Экольдт»), немецкий адмирал решил, что это уже совсем другое соединение. Он писал:
«Появился новый противник, хотя класс этого корабля определить было затруднительно. Он обстрелял «Хиппер» с севера. Судя по методу ведения огня, это был крейсер.
Я обнаружил, что нахожусь между вражеским крейсером и эсминцами конвоя, которые оставались на юге.
Мне нужно было вывести крейсер из этого тактически невыгодного положения. Кроме того, оценивать ситуацию стало еще сложнее, так как начало темнеть.
Направиться на юг, уходя от крейсера и сближаясь с конвоем, я, разумеется, не мог, так как это ставило под сомнение судьбу «Хиппера». Более того, я не мог отпустить эсминцы для самостоятельных действий, так как они охраняли крейсер. Поэтому я решил отвести все корабли из района боя на запад».
В 11.37 с «Хиппера» по радиотелефону был отдан соответствующий приказ всем кораблям немецкой эскадры:
«Прекратить бой и отойти на запад». [247]
В это время эсминец «Фридрих Экольдт», на котором находился командир 5-й флотилии капитан 1 ранга Шеммель, и «Рихард Бейтцен» шли на северо-запад. Их направили для уничтожения «Брэмбла», а теперь они разыскивали «Хиппер».
Заметив впереди «Экольдта» 2 корабля, Шеммель сообщил по радиотелефону на «Хиппер»:
«Видны крейсер и эсминец по пеленгу 300. Это вы?»
«Хиппер» ответил не сразу, поэтому Шеммель задал второй вопрос:
«По какому пеленгу относительно конвоя вы находитесь?»
«Я к северу от конвоя», - ответил «Хиппер».
И тут командир «Экольдта» увидел, что находящиеся впереди корабли открыли по нему огонь. Он подумал, что «Хиппер» сделал это по ошибке, и завопил в микрофон:
«Вы стреляете по мне!»
Через пару секунд командир шедшего сзади «Рихарда Бейтцена» понял допущенную ошибку и сообщил:
«Нет! Это британский крейсер!»
Но, как уже говорилось, предупреждение запоздало. «Экольдт» сразу получил очень тяжелые повреждения — это была цена за то, что он ошибочно принял 2 британских крейсера за «Хиппер», — но «Бейтцен» сумел спастись.
Командир «Хиппера» начал вызывать «Экольдт», но ответа не получил.
Еще через 4 минуты, то есть через 12 минут после приказа всем кораблям отходить, адмирал Кумметц снова передал всему соединению:
«Прервать бой и отходить на запад».
«Лютцов» сообщил:
«Я иду на сближение с вами».
Кумметц так описал положение в бортовом журнале: «Положение «Экольдта» на данный момент было неизвестно. Установить связь по радио не удалось, и его точные координаты были неизвестны. В последний раз с адмиральского мостика он был виден в 1.15, когда пытался потопить британский корвет или эсминец (на самом деле «Брэмбл»). [248]
Позднее в этом направлении был виден пожар. Вероятно, к этому времени помочь ему уже было невозможно. Я больше не мог составить для себя общую картину происходящего. Я не мог прояснить ситуацию, не мог отправить эсминцы на помощь «Экольдту», так как они требовались для защиты моих собственных кораблей, поскольку они могли оказаться в довольно опасном положении».
Кумметц также заметил: «Хиппер» получил попадание, которое могло иметь далеко идущие последствия. Начал пожар в самолетном ангаре. Огонь вырвался из-под контроля. Еще одно попадание пришлось в котельное отделение. В результате из трубы и вентиляционных шахт повалил густой черный дым, который скрыл все за кормой».
Пока «Хиппер» уходил на запад с той скоростью, какую позволяли развить его поврежденные машины, адмирал Барнетт, разделавшись с «Фридрихом Экольдтом», тоже повернул на запад, чтобы возобновить бой. В 12.00 Барнетт находился в 13 милях на правой раковине «Хиппера». Операторы радара «Хиппера» сообщили, что за кормой корабля работает какой-то радар, но его сигнал глохнет. В 12.02 Барнетт радировал Адмиралтейству и в Мурманск:
«Поврежден вражеский крейсер. Потерял контакт. Оставил тонущий вражеский эсминец...»
Через 17 минут, в 11.45, U-354 лейтенанта Хершлеба, которая все еще крутилась рядом, послала радиограмму адмиралу Клюберу в Альтен-фиорд. Позднее она была переправлена Гитлеру и сыграла роковую роль в судьбе надводного флота Германии. В ней говорилось:
«По нашим наблюдениям, битва достигла апогея. Я вижу только красное зарево». [249]