Советский Союз
Воздушно-десантные войска
Зарождение ВДВ
Первый случай применения советскими войсками посадочного воздушного десанта (по примеру англичан) зафиксирован весной 1929 года, когда в осажденный вторгшимися в Таджикистан басмачами город Гарм несколькими самолетами был высажен отряд красноармейцев, совместно с силами местной самообороны разгромивший противника. В это же время в СССР начала активно изучаться возможность использования в боевых операциях групп парашютистов.
Первым парашютистом Красной Армии по праву может считаться комбриг Леонид Григорьевич Минов. [334] По заданию тогдашнего начальника ВВС РККА П. И. Баранова в 1929 году в составе Амторга (советской торговой делегации в США, занимавшейся, в частности, закупкой парашютов для нужд военной авиации) он побывал в Америке и совершил там три прыжка с парашютом (по сути, не имея специальной подготовки). Во время пребывания комбрига в Буффало, где находился завод компании «Irvin», изготовлявшей парашюты и снаряжение для военных летчиков, ведущий представитель фирмы «Форд» (Ford) предложил ему самому опробовать качество предлагаемого товара, что Минов и сделал.
Пережитые ощущения настолько захватили его, что по прибытии в СССР комбриг развернул активную деятельность по пропаганде парашютного дела, в том числе неоднократно совершив показательные прыжки. Летом 1930 года из числа добровольцев 11-й авиационной бригады Московского военного
округа он подготовил 30 парашютистов. 2 августа 1930 года во время войсковых учений МВО под Воронежем впервые для выполнения тактической задачи было выброшено с парашютами воздушно-десантное подразделение. Самолет Farman «Goliath», в единственном экземпляре закупленный во Франции в 1927 году (других машин подобного класса в Советском Союзе тогда не было), двумя рейсами выбросил 12 парашютистов, которые приземлились у небольшого хутора. Таким образом была воплощена в жизнь идея создания ВДВ, авторство которой было высказано еще в 1928 году М. Н. Тухачевским (в то время командующим Ленинградским округом). Дата 2 августа, как известно, официально считается днем рождения советских ВДВ и профессиональным праздником десантников.
В том же 1930 году приказом Народного комиссариата обороны (НКО) СССР и с личного благословения Тухачевского на территории Ленинградского ВО в составе 11-й стрелковой дивизии был сформирован внештатный опытный авиамотодесантньп отряд — моторизованная стрелковая часть, личный состав которой был подготовлен для выполнения прыжков с парашютом. Отряд, по численности близкий к батальону, стал первой в мире парашютно-десантной боевой единицей, его создание пре следовало цель: отработку тактики действий ВДВ, изучение возможности взаимодействия с другими родами войск.
В прочих военных округах европейской части Советского Союза с аналогичными целями начали создаваться отдельные авиадесантные отряды, вскоре переименованные в авиационные батальоны особого назначения (БОН). Всего их было четыре: 1-й БОН сформирован в Приволжском ВО, 2-й — в Бе- лорусском, 3-й — в Украинском (Киевском) и 4-й -в Московском. Как следует из названия, эти части [335] организационно относились к ВВС и дислоцировались в военных городках летчиков (например, 2-й БОН — в Бобруйске).
В 1932 году Реввоенсовет СССР постановил перевести авиамотодесантный отряд ЛВО на штаты бригады. Последняя все еще оставалась опытно-экспериментальной войсковой частью, основными функциями ее личного состава являлись подготовка инструкторов и выработка оперативно-тактических нормативов, которые должны были предшествовать массовому развертыванию воздушно-десантных войск. 11 декабря 1932 года постановлением РВС к уже существующим штатным батальонам было решено сформировать 29 внештатных. В конце следующего года в рамках этих планов в составе некоторых стрелковых дивизий началось создание внештатных отдельных батальонов особого назначения (батальонов ОСНАЗ). В частности, в Белорусском особом военном округе эти части сформированы при 5-й сд в Полоцке, 4-й в Слуцке, 8-й в Бобруйске и 64-й сд в Смоленске. Впоследствии такие батальоны создавались во всех стрелковых корпусах и кадровых дивизиях на территории Московского, Ленинградского, Украинского, Среднеазиатского, Северо-Кавказского, Приволжского и Белорусского округов{23}.
В связи с этим имевшиеся четыре БОНа передали часть своего подготовленного личного состава в ОСНАЗ ы и впоследствии, пополнившись до штатной численности, были переименованы (например, 4-й [336] БОН в Белорусском ВО стал 7-м — в/ч 2513). В 1936 году принято решение сформировать на базе многочисленных отдельных батальонов авиационные бригады особого назначения (АБОН). В соответствии с планом по одной бригаде создавалось в Белорусском и Киевском округах, а на Дальнем Востоке (в составе Отдельной Краснознаменной Дальневосточной Армии) — три отдельных авиационных полка особого назначения (АПОН). В 1938 году эти бригады были преобразованы в воздушно-десантные. Начался резкий рост численности ВДВ: если в 1934 году в маневрах РККА приняли участие 600 парашютистов, то в 1935 и 1936 годах на учениях Киевского и Белорусского округов с парашютами было сброшено в общей сложности 3000 солдат, не считая 8200 человек посадочного десанта. Учения Киевского округа, проведенные 12 — 17 сентября 1935 года в районе Бердичева, Сквиры и Киева и получившие название больших Киевских маневров, были направлены на отработку основных положений теории «глубокой операции» и привлекли к себе внимание военных специалистов всего мира (на них присутствовали наблюдатели из Франции, Италии и Чехословакии). Помимо всего прочего, на учениях впервые в мировой практике была проведена выброска крупного парашютного десанта — бомбардировщики ТБ-3 десантировали в тыл «противника» парашютно-десантный полк (1188 человек) и после захвата площадок высадили посадочным способом два стрелковых полка (без одного батальона) с частью тяжелого вооружения: станковыми пулеметами, плавающими танками Т-37, орудиями и автомобилями — всего 2500 человек. Приобретенный под Киевом опыт был развит во время сентябрьских маневров Белорусского округа в 1936 году. На них была осуществлена выброска 1800 парашютистов и [337] высажено посадочным способом 5700 бойцов и командиров.
Основы боевого применения воздушно-десантных войск были закреплены временным Полевым уставом 1936 года (ПУ-36; впоследствии развит и дополнен уставом 1940 года) и другими нормативными документами. Согласно этим актам, основной тактической единицей ВДВ являлась воздушно-десантная бригада, число которых в 1938 году достигло шести (впоследствии высшим оперативно-тактическим соединением стал корпус). Численность вдбр достигала 4000 человек; состояла она из четырех воздушно-десантных стрелковых батальонов (по 700 человек каждый) и различных частей и подразделений поддержки. Общее число бригад к 1938 году уже равнялось шести — в их состав влились и авиационные десантные полки.
В рамках этой доктрины предусматривались как высадка войск и боевой техники посадочным способом, так и применение (впервые в мире) массированных парашютных десантов. Все эти воззрения тесно увязывались с господствующей в Советском Союзе перед Великой Отечественной войной доктриной «глубокой наступательной операции» (кстати, по своей сути напоминающей современную американскую концепцию «воздушно-наземного сражения»), согласно которой высаженные во вражеском тылу десантные части должны были активными действиями сковывать на себя часть сил и средств, воспрепятствовать или предельно затруднить подход к линии фронта резервов и снабжения противника, а также дезорганизовывать управление его войсками, уничтожать связь, штабы и т. д. Основным сторонником и пропагандистом этой теории был упоминавшийся маршал Тухачевский, но и с его арестом и расстрелом в 1937 году темпы создания «мобильных» войск в СССР не уменьшились (вопреки [338] общепринятому мнению, расправа с Первым замнаркома обороны и его приближенными вовсе не означала безоговорочного торжества в отечественной военной мысли «буденновско- ворошиловской школы»).
Первые экспериментальные прыжки с парашютом в России после революции состоялись уже в 1917 году, но наиболее впечатляющее развитие парашютного спорта в Советском Союзе началось с 1930 года. Большую работу по его пропаганде сыграл ОСОАВИАХИМ — Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству, образованное в 1927 году (в 1948-м его сменил ДОСААФ). К 1941 году через систему ОСОАВИАХИМа прошли, получив различные военные специальности, свыше 2 600 000 человек. Потребность вооруженных сил в огромном количестве парашютистов отозвалась беспрецедентной кампанией по пропаганде нового вида спорта.
Массированной подготовкой парашютистов и планеристов занялся созданный в 1935 году Центральный аэроклуб СССР (ЦАК), которому в 1938 году присвоено имя В. П. Чкалова. Ему подчинялась разветвленная система местных аэроклубов. Помимо обучения летчиков, все они занимались конвейерной подготовкой будущих бойцов ВДВ. Еще с 1932-го регистрируются всесоюзные рекорды по парашютному спорту; через два года введено звание мастера парашютного спорта СССР (первым его получил известный спортсмен С. Н. Афанасьев). В августе 1935 года под эгидой ЦАК проведены первые всесоюзные парашютные соревнования. Небезызвестный Виктор Суворов был совершенно прав, когда говорил о настоящем парашютном психозе, царившем в течение десяти предвоенных лет в Советском Союзе. Парашютная вышка торчала в каждом парке, а носить на груди значок парашютиста считалось [339]
делом чести не только для юношей, но и для девушек. Получить этот знак можно было, только совершив прыжок с самолета, но допускались к нему лишь лица, сдавшие комплекс зачетов по ряду военно-спортивных дисциплин: физподготовке, вождению автомобиля, стрельбе из винтовки и т. д. Основой отечественного парашютного спорта стало так называемое парашютное многоборье, включавшее выполнение прыжков на точность приземления, стрельбу из винтовки, кросс и плавание. Чисто военная подоплека этих нормативов видна невооруженным глазом. Если во всех без исключения иностранных армиях подготовленных солдат-парашютистов ценили буквально на вес золота и комплектование строевых частей ВДВ по причине нехватки кадров шло очень медленно, то у нас можно было набрать отделение десантников в любом дворе. Многие кадровые военнослужащие ВДВ, например начальник штаба 214-й бригады А.Ф. Казанкин, еще до войны совершили свыше ста прыжков, получив квалификацию «инструктор-парашютист».
Различные варианты знака парашютиста (1 прыжок) — 1931 год
Различные варианты знака Инструктор-парашютист с подвесками по числу прыжков — 1931 год [340]
Только на Украине и только в течение 1934 — 1936 годов было подготовлено 500 тысяч парашютистов! (Если эти цифры тогдашней пропагандой и преуве-
личены, то незначительно). В предвоенные годы ответственность за подготовку будущих бойцов ВДВ лежало на командующем войсками соответствующего военного округа, волонтеров поставлял все тот же ОСОАВИАХИМ.
Варианты серебряного знака «Инструктор-парашютист»: слева — 193 5 года; справа — 1941 года
ОСОВИАХИМовские знаки «Мастер парашютного спорта СССР» — 1934 год
Во исполнение планов развертывания ВДВ в апреле 1941 года в Киевском особом военном округе был создан 1-й воздушно-десантный корпус. В него вошли: 204-я воздушно-десантная бригада округа, [341] 211-я воздушно-десантная бригада, переброшенная с Дальнего Востока, и личный состав, высвободившийся при переформировании четырех стрелковых дивизий КОВО в облегченные горнострелковые. В течение месяца все имевшиеся в наличии части ВДВ были сведены в корпуса трехбригадного состава. Последние могли решать тактические, а также некоторые оперативные задачи. Примерная организация вдк образца 1941 года была следующей: штаб, три воздушно-десантные бригады, артиллерийский дивизион, танковый батальон (до 50 танков) и подразделения обслуживания. На вооружении корпуса состояли ручные и станковые пулеметы, 50- и 82-мм минометы, 45-мм противотанковые и 76-мм горные пушки, ранцевые огнеметы и легкие плавающие танки Т-38 и Т-40 (на практике при боевых десантированиях во время войны артиллерийские орудия и танки почти не применялись, а к 1942 году были сняты с вооружения корпусов, в которых остались только три минометных дивизиона). Для десантирования использовались в основном бомбардировщики ТБ-3, ДБ-3 и пассажирские самолеты ПС-84 (лицензионные Douglas DC-3). Численность соединения [342] превысила 10 000 человек. В скором времени этот корпус был отведен в Одесский ВО (для обеспечения возможного вторжения в Румынию), а в приграничных округах началась лихорадочная деятельность по формированию очередных трех: 3-го в Киевском, 4-го в Белорусском и 5-го в Ленинградском (впоследствии переведен в оккупированную Прибалтику). Под Харьковом в это же время разворачивалось создание 2-го вдк. К 1940 году численность ВДВ была увеличена вдвое.
Говоря о формировании в Советском Союзе воздушно-десантных корпусов, уместно вспомнить боевой путь единственной немецкой парашютной дивизии, чьи солдаты держали в страхе своих противников в Норвегии, Голландии и на Крите. ВДВ СССР к началу сороковых располагали силами, совершенно не сравнимыми по своей мощи с горсткой десантников люфтваффе: многотысячная армада советских «крылатых пехотинцев», обрушившись с небес на головы врага, могла смести любое организованное сопротивление. Правда, справедливости ради следует сказать, что в каждом вновь созданном вдк полностью укомплектована была только одна бригада, на базе которой он и формировался. Летом 1941-го часть корпусов пошла в бой, имея в своем составе лишь по 8000 человек — менее 80 % штатной численности. Но и в таком «урезанном» виде каждый воздушно-десантный корпус практически равнялся по численности всем немецким ВДВ (кроме «привлеченных» к парашютно-планерной подготовке горнострелковых частей).
Боевой путь
Боевое крещение советские ВДВ получили осенью 1939 года, когда в составе вновь образованных [343] Западного и Юго-Западного фронтов приняли участие в походе на территории Западных Украины и Белоруссии. В ходе этой акции было высажено несколько тактических воздушных десантов, проведенных без существенного противодействия со стороны разваливающейся польской армии. Первым настоящим боевым испытанием стало участие воздушно-десантных войск в советско-финской войне. Для участия в боевых действиях в Детское Село (под Ленинградом) были переброшены 214-я вдбр БОВО и 204-я вдбр КОВО. Личный состав разместился в казармах 201-й вдбр ЛВО.
Во время наступления на главную оборонительную полосу «линии Маннергейма» (так называемого «наступления под Сумма») 1 февраля 1940 года в тылу финских войск был высажен парашютный десант 201-й бригады. Олерация окончилась неудачей: несмотря на 90 тысяч снарядов, выпущенных по вражеским позициям в ходе артподготовки и воздушную поддержку более чем ста боевых самолетов, серьезно потеснить противника не удалось. Упорный бой продолжался до наступления темноты, после чего советские войска отошли на исходные позиции. Десантникам, действующим в тылу, пришлось самим пробиваться на соединение с пехотой, что удалось далеко не всем...
204-я и 214-я бригады вошли в состав вновь сформированной 15-й армии под командованием командарма 2-го ранга М. П. Ковалева (15 февраля 1940 года). Обеим бригадам было предписано прибыть в Лодейное Поле, где десантники, встав на лыжи, совершили переход через замерзшую реку Свирь. Судьба их сложилась по-разному. 204-я (киевская) бригада была в качестве обычной пехоты брошена в бой против укреплений «Линии Маннергейма», где в тяжелейших боях почти полностью погибла. 214-я бригада вплоть до конца войны находилась [344] во втором эшелоне армии, ее участие в боевых действиях ограничилось небольшой стычкой с финским гарнизоном одного из островков у северного берега Ладоги (13 марта). Встретив сопротивление противника, десантники по приказу командования отошли. В дальнейшем бригада наступала в район Питкярант, где закрепилась. На этих позициях ее подразделения оставались до подписания перемирия.
Во время оккупации Прибалтики в середине июня 1940 года 214-я вдбр БОВО, спешно погрузившись на ТБ-3, прибыла в Лиду, а оттуда — в Шяуляй. Вечером того же дня бригада была высажена в Латвии, откуда через неделю по железной дороге переброшена в район Винницы. Вступив в ряды Южного фронта под командованием генерала армии Г. К. Жукова, 214-я вдбр («киевская» бригада после бойни на Карельском перешейке еще не успела полностью восстановить боеспособность) приняла участие в походе в Бессарабию и Северную Буковину, где самолеты ТБ-3 вновь провели выброску ряда тактических парашютных десантов.
Таким образом, к началу Великой Отечественной войны Советский Союз располагал пятью практически полностью сформированными воздушно-десантными корпусами, входившими в состав соединений окружного подчинения пяти военных округов европейской части СССР. Их дислокация и подчиненность были следующими:
в Прибалтийском особом военном округе (с 22 июня 1941 года — Северо-Западный фронт) числился 5-й вдк в составе 9, 10 и 201-й воздушно-десантных бригад;
в Белорусском особом военном округе (с 22 июня — Западный фронт) находился 4-й вдк в составе 7, 8 и 214-й вдбр; [345]
Киевский особый военный округ (Юго-Западный фронт) располагал 1-м вдк, в составе которого числились 1, 204 и 211 -я вдбр;
кроме этого, два корпуса находились во «внутренних» округах на территории Украины: 2-й вдк (2, 3 и 4-я вдбр) в Харьковском ВО и 3-й вдк (5, 6 и 212-я вдбр) в Одесском. Столь высокая концентрация воздушно-десантных соединений на южном стратегическом направлении наглядно показывает сущность тогдашней наступательной доктрины Советского Союза: после начала войны высадить массированные воздушные десанты на территории Румынии, куда должен был быть направлен главный удар огромных сил Юго-Западного фронта. Эти невероятные по тем временам массы десантников вскоре должны были пополниться еще пятью корпусами (нумерация с 6-го по 10-й), дислоцированными преимущественно во все тех же западных округах: созданное в июне 1941 года Управление воздушно-десантных войск Наркомата обороны срочно взялось за их комплектование, сроком завершения которого была определена осень того же года. События 22 июня перечеркнули амбициозные планы советского командования — многочисленные и отлично подготовленные соединения ВДВ так и не пришлось применить по назначению.
С началом боевых действий на советско-германском фронте элитные воздушно- десантные формирования поначалу находились в тылу, но к осени, в связи с резким ухудшением обстановки и острой нехваткой резервов, были направлены на передовую в качестве пехотных соединений. Впоследствии Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение о переформировании понесших большие потери или не полностью сформированных десяти воздушно-десантных корпусов в более мобильные и хорошо управляемые соединения, пригодные для [346] боевых действий на сухопутном фронте. Летом 1942 года начался процесс расформирования всех вдк. Примерно три четверти их личного состава, управление и части корпусного подчинения направлялись на создание гвардейских стрелковых дивизий (из расчета одна дивизия на один корпус). Из сформированных таким образом в шестидневный срок (!) десяти дивизий девять направили на Сталинградский, а одну — на Северо-Кавказский фронт. Оставшиеся силы оставались в кадрах ВДВ — на их основе в будущем предполагалось развернуть ряд новых воздушно-десантных корпусов (третьего, а в некоторых случаях уже четвертого формирования), но фактически они использованы для укомплектования вновь создаваемых гвардейских воздушно-десантных стрелковых полков.
На этом боевой путь «классических» советских ВДВ практически завершился. За исключением крайне неудачных Вяземской (1942) и Днепровской (1943) операций советские десантники в своем настоящем качестве практически не применялись. Личный состав вновь сформированных осенью 1942-го восьми воздушно-десантных корпусов и трех маневренных воздушно-десантных бригад, как правило, наиболее хорошо подготовленный и отличившийся в бою, в конце года был направлен на укомплектование создававшихся гвардейских воздушно-десантных стрелковых полков{24}, аналогичных по своей организации и численности гвардейским стрелковым полкам. Наименование «гвардейский» было присвоено всем вновь формируемым частям в порядке признания выдающихся заслуг их предшественников в кампаниях 1941 — 1942 годов и [347] в качестве аванса за боевые заслуги в будущем. Гвардейские полки изначально предписывалось использовать в качестве ударных пехотных частей на наиболее ответственных участках фронта с сохранением возможности их использования при проведении воздушно-десантных операций. Например, три бригады вновь сформированного (уже в четвертый раз — после его преобразования в 38-ю гвардейскую стрелковую дивизию) 4-го вдк, находившегося в Тейковских лагерях, были превращены в полки. Кроме того, формировался артиллерийский полк и до десяти отдельных батальонов и рот.
Как и прежде, части и соединения ВДВ укомплектовывались преимущественно добровольцами (по призыву Центрального Комитета ВЛКСМ), в них существовал строжайший отбор, допускавший в ряды десантников только цвет «человеческого материала» армии. Личный состав отлично вооружался, обмундировывался и проходил тщательную боевую подготовку, в том числе парашютную (в ходе войны, когда воздушно-десантные дивизии направлялись на самые горячие участки и несли огромные потери, от первоначальных принципов их комплектования поневоле пришлось отступить). Командиры готовились на Объединенных курсах усовершенствования командного состава ВДВ в подмосковном Нахабино. Таким образом, сохранялась теоретическая возможность применения воздушно-десантных частей по их прямому назначению.
Той же осенью 1942 года сформированные гвардейские полки стали сводиться в гвардейские воздушно-десантные дивизии — высшие оперативно-тактические единицы ВДВ, числившиеся в резерве Ставки ВГК. Их организационная структура и вооружение изначально предполагали основное использование этих соединений на сухопутном фронте в качестве отборной пехоты. Понятие «воздушно-десантный [348] корпус» более не применялось, в ходе боевых действий на сухопутных фронтах дивизии включались в состав обычных гвардейских стрелковых корпусов с «сухопутными» частями корпусного подчинения. В состав воздушно-десантных дивизий обычно входили стрелковые и артиллерийские части, подразделения специальных войск. Дивизионная, полковая и батальонная артиллерия имела до 90 стволов, в том числе и 120-мм дивизионные гаубицы. Каждое соединение получило отдельный истребительно-противотанковый дивизион (ОИПТД), вооруженный «сорокапятками». Вместо трех минометных дивизионов, числившихся ранее в вдк, были созданы полковые батареи 120-мм минометов, 76-мм полковых и 45-мм противотанковых пушек, а также роты 14,5-мм противотанковых ружей. При транспортировке орудий использовалась конная тяга. В 1942 году для этого применяли маленьких монгольских лошадок (76-мм пушки буксировали шесть таких лошадей вместо четырех по расчету), затем они были заменены на 2,5-тонные грузовые «студебеккеры». Все эти силы подчинялись командующему артиллерией дивизии.
Отдельный дивизионный медико-санитарный батальон (ОМСБ) включал в себя медицинскую роту и госпитальный взвод. Кроме того, в стрелковых полках числились санитарные роты, снабженные для действий в отрыве от медсанбата.
В числе прочих отдельных частей имелись учебный батальон, занимавшийся подготовкой младших, командиров (создан взамен бригадных школ младшего комсостава), и саперный батальон. Для придания особой ударной мощи этим дивизиям нередко придавались и танковые части. Всего было сформировано десять гвардейских вдд (с 1-й по 10-ю). Боевой путь этих соединений, уже не имевших ничего общего с силами специальных операций, подробно [349]
рассмотрен в моей книге «Воздушно-десантные войска во второй мировой войне».
Горькая судьба, постигшая советские ВДВ (как и всю армию) в летних сражениях 41-го года, заставила командование РККА позаботиться о сохранении уцелевших элитных частей — в августе практически все воздушно-десантные корпуса и отдельные части, за исключением увязших в обороне Киева на южном направлении, были выведены из состава фронтов и направлены в резерв Ставки ВГК. Новая концепция применения ВДВ предусматривала их использование в боевых действиях на важнейших направлениях в качестве отборной пехоты при сохранении возможности задействования в десантных операциях. Для осуществления общего руководства воздушно-десантными соединениями в конце августа 1941 года была введена должность командующего ВДВ, в чьих руках сосредоточены функции комплектования, боевой подготовки и вооружения воздушно-десантных войск, а также вопросы, связанные с непосредственным боевым применением десантных соединений. Первым пост командующего занял генерал-майор В. А. Глазунов{25}. Этот шаг ознаменовал превращение воздушно-десантных формирований в самостоятельный род войск, что было официально [350]
закреплено приказом Ставки Верховного Главнокомандования в октябре 1941-го. В. А. Глазунов находился на должности командующего ВДВ до 1943 года, после чего его сменил генерал-майор А. Г. Капитохин, а в 1944 году командующим стал генерал-майор (с октября 1944 — генерал-лейтенант) И. И. Затевахин — бывший командир 212-й воздушно-десантной бригады 3-го корпуса. Последний исполнял обязанности командующего до 1946 года.
После тяжелого поражения, понесенного советскими войсками летом 1941-го, о широкомасштабных наступательных действиях пришлось надолго забыть. Началась длительная оборонительная война, которая потребовала создания огромных масс пехоты, артиллерии и танков. Узкоспециализированные части, в изобилии существовавшие в РККА перед июнем 1941 года (горнострелковые, горнокавалерийские, мотострелковые НКВД и прочие), к середине войны в массе своей исчезли, переродившись в общевойсковые соединения. Не избегли этой участи и ВДВ — значительная часть воздушно-десантных частей была перекована в пехоту и направилась в окопы Сталинграда. Но все же советское командование всегда отличало десантников и старалось по возможности беречь ценные кадры ВДВ и применять их по прямому назначению. Небольшие воздушные десанты с тактическими задачами высаживались и в начальный период войны.
4-й батальон 214-й вдбр 4-го вдк под командованием Ильи Полозкова, поступив в распоряжение нового командующего Западным фронтом Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко (вступил в должность после смещения, ареста и расстрела генерала Павлова), летом 1941-го совершил первый с начала войны воздушный десант. Одна из рот батальона (командир — старший лейтенант Николай Романенко) получила задачу высадиться с Климовичского [351] аэродрома в район сосредоточения немецких танков, остановившихся ввиду отсутствия топлива у поселка Горки в Могилевской области. Десант численностью 64 человека понес тяжелые потери еще перед началом выброски и во время ее проведения: операция проводилась в дневное время с использованием огромных тихоходных ТБ-3 без какого-либо истребительного сопровождения. Выброшенная группа парашютистов еще в воздухе была встречена плотным огнем стрелкового оружия. Оставшиеся в живых парашютисты, вооруженные бутылками с зажигательной смесью, сумели вывести из строя несколько танков, после чего, преследуемые противником, начали отход. В расположение советских войск в районе Климовичей вместе с командиром роты вышли лишь немногие. Как вспоминали участники десанта, после прибытия в штаб корпуса, расположенный под Климовичами, никто даже не спросил их о количестве уничтоженных немецких танков...
За организацию этой акции начальник ПДС бригады капитан Максим Коцарь был награжден медалью «За боевые заслуги», Иваненко и его люди были только отмечены в приказе. Затем по приказу Тимошенко 4-й батальон совершил еще несколько диверсионных парашютных десантов в районы Духовщины и Демидове. 10-я рота под командованием политрука Диденко и лейтенанта Иванченко была выброшена на железную дорогу у станции Торопа. После выполнения последней операции бойцы батальона отдельными группами вышли из боя, достигли линии фронта и были направлены под Энгельс, где понемногу собирались уцелевшие подразделения 4-го вдк.
Подобные операции были осуществлены под Киевом, Одессой, на Керченском полуострове и т. д. Одной из наиболее примечательных, хотя и очень [352]
небольшой по масштабам, акцией стала выброска штурмовой группы во время тактического морского десанта под Григорьевкой 22 сентября 1941 года. Десант был предпринят с целью нанесения отвлекающего удара по тылам группировки румынских войск, наступавших с северо-запада на Одессу (одновременно на сухопутном фронте в контрнаступление должны были перейти части Приморской армии, оборонявшие город). В 1 час 30 минут после полуночи вслед за бомбовым ударом в тылу румын (в районе деревень Булдинка и Шуцли) самолетами была высажена парашютная группа численностью 23 человека — все, что смогло наскрести советское командование в то время. Ее задачей было нарушение телефонной связи противника и проведение ряда налетов на небольшие военные объекты. Действия диверсантов увенчались полным успехом — румынские штабы охватила паника, усилившаяся после высадки основного, морского десанта (3-й полк морской пехоты при поддержке двух крейсеров и двух эсминцев). В результате операции противник был отброшен от Одессы на 5 — 8 километров, потеряв на некоторое время наступательный порыв. Десантные части, в том числе оставшиеся в живых парашютисты, на следующий, день прорвались к боевым порядкам Отдельной Приморской армии.
Кроме этих акций, руководство РККА наметило широкое привлечение строевых воздушно-десантных частей к выполнению диверсионных заданий. П. А. Судоплатов, длительное время возглавлявший-деятельность советских диверсантов, а во время войны в звании комиссара госбезопасности 3-го ранга занимавший должность руководителя Особой (разведывательно-диверсионной) группы при наркоме внутренних дел СССР (с 1942 года преобразована в 4-е Управление НКВД — НКГБ), вскользь упоминает в своей книге: «В 1942 году под мое начало [353] было передано отборное подразделение десантников. Им была придана эскадрилья транспортных самолетов и бомбардировщиков дальнего действия. На протяжении всей войны мы поддерживали тесное сотрудничество с командующим авиацией дальнего действия маршалом Головановым...»
Одной из важных составляющих этой деятельности являлась организация на базе многочисленных частей и соединений Красной Армии, попавших в окружение в первые месяцы войны, партизанских отрядов. Переход отрезанных войск на партизанские методы борьбы мог, во-первых, спасти их от неминуемого уничтожения противником, а во-вторых, развернуть в местах их расположения широкомасштабную диверсионно-саботажную деятельность. С этой целью в различные «котлы», находившиеся в тылу немцев, с парашютами выбрасывались отряды диверсантов, усиленные строевыми подразделениями десантников с тяжелым вооружением. Результаты этих намерений описывает тот же Судоплатов: «До августа мы предприняли несколько диверсионных операций по спасению частей Красной Армии, попавших в окружение, однако наши планы не удались: эти части оказались рассеянными и больше не могли быть базой для развертывания партизанской войны».
В осенних оборонительных сражениях под Москвой части ВДВ приняли ограниченное участие: их основные силы уже были выведены в резерв. Но свою лепту в оборону столицы десантники все-таки внесли. После неожиданного прорыва немецких танков и мотопехоты к Юхнову в первых числах октября авангард противника захватил важный мост на реке Угре, заняв плацдарм на ее восточном берегу. Этот успех немцев было необходимо ликвидировать любой ценой, поэтому к Угре был переброшен специальный отряд майора И. Г. Старчака, начальника [354] парашютно-десантной службы Западного фронта, численностью 400 человек. Отряд был сформирован 4 октября по личной инициативе Старчака из числа бойцов пограничных войск НКВД, которые готовились к действиям по вражеским тылам.
В результате внезапной атаки отряда мост был взорван. После его уничтожения группа Старчака заняла оборону по берегу Угры; вскоре к ней присоединился сводный отряд курсантов подольских военных училищ под командованием капитана Я. С. Россикова и старшего лейтенанта Л. А. Мамчика. Все попытки наступающих немецких частей форсировать реку и прорваться на Медынь и далее к Москве успешно отражались действиями этих отрядов. Г. К. Жуков подвел такой итог действиям десантников: «В результате пятидневных боев немногие остались в живых, но своим героическим самопожертвованием они сорвали план быстрого захвата Малоярославца и помогли нашим войскам выиграть, необходимое время для организации обороны на подступах к Москве. Тем временем в районе Малоярославца, на его укрепленный рубеж, вышли и развернулись артиллерийское и стрелково-пулеметное училища Подольска».
Кроме дивизий, в основном предназначенных сражаться на сухопутных фронтах, в войну был сформирован ряд более мелких воздушно-десантных частей (в частности, отдельных бригад и батальонов), которые готовились исключительно для проведения десантно-диверсионных операций. На первые формирования такого рода легла серьезная боевая нагрузка еще во время битвы за Кавказ, где им пришлось противодействовать многочисленным специальным соединениям немецких вооруженных сил. Комиссар госбезопасности 3-го ранга Судоплатов, находившийся в это время на Кавказе, свидетельствует: «Сразу после нас в Тбилиси прибыла [355] группа опытных партизанских командиров и десантников, руководимая одним из моих заместителей, полковником Орловым. Они не дали немцам вторгнуться в Кабардино-Балкарию и нанесли им тяжелые потери перед началом готовящегося наступления».
Многочисленные акции по доставке в тыл противника диверсионных отрядов, сформированных ВДВ и пограничными войсками НКВД, провела сформированная в мае 1943 года 105-я отдельная эскадрилья ночной дальней разведки, укомплектованная американскими самолетами С 47 (от трех до пяти единиц в разное время). До мая 1944 года «дугласы» совершили 294 полета по доставке людей и грузов на оперативные аэродромы. Войдя затем в состав 2-й авиационной дивизии особого назначения, эскадрилья в течение лета выбросила в немецком тылу 213 разведчиков и диверсантов и 90 тонн различного снаряжения.
Участвовали парашютисты и в обеспечении высадки неудачного морского десанта в Южную Озерейку (февраль 1943-го), неожиданно приведшего к образованию известной «малой земли». Дело в том, что десанты на западе Таманского полуострова планировались с целью оказания содействия войскам 47-й армии (Черноморская группа Северо-Кавказского фронта) в предполагаемом окружении и разгроме новороссийской группировки немецко-румынских войск. Основной десант направлялся в Южную Озерейку, отвлекающий — на побережье Цемесской бухты в районе Станички (окрестности Новороссийска). Высадка тесно увязывалась с действиями сухопутных войск и должна была состояться после того, как части 47-й армии прорвут оборону противника и оседлают важный в тактическом отношении перевал Маркотх. 1 февраля советские войска начали наступление, но оно было отбито немцами [356] и вскоре прекращено. Тем не менее командующий Северо-Кавказским фронтом приказал начать высадку двух бригад морской пехоты,одной стрелковой бригады и танкового батальона (около 17 000 человек) в Южную Озерейку и отряда особого назначения в Цемесскую бухту. Надлежащую подготовку в очередной раз провести не удалось. Утром 4 февраля 1-й эшелон десанта из Геленджика подошел к побережью, занятому подразделениями 10-й румынской пехотной дивизии и прикрытому батареями береговой обороны, причем сильный шторм задержал выход в море кораблей и судов, поставив под угрозу срыва сроки проведения операции. В тылу противника вслед за бомбовым ударом перед рассветом уже были высажены группы парашютистов из состава 31-го отдельного гвардейского воздушно-десантного полка общей численностью 57 человек (в населенных пунктах Глебовка и Васильевка) с задачей нарушить линии связи обороняющихся и организовать ряд засад и диверсий. На побережье в это время разворачивался тяжелый бой. Как писал Штеменко, «плохо организованное взаимодействие между кораблями флота и десантом, а главное, то, что огневые средства противника не были подавлены корабельной артиллерией, привело к плачевным результатам». Под сильным артобстрелом на берег к половине четвертого утра смогли высадиться только 1427 человек и 10 танков, с ходу захватившие Южную Озерейку. Суда со вторым эшелоном десанта, подошедшие из Туапсе, были встречены орудийным огнем и вернулись на базу.
Удержаться на побережье эти небольшие силы, конечно, не сумели и, не закрепив за собой базы высадки, стали пробиваться в северном направлении к Глебовке, где действовали парашютисты. Последние в связи с задержкой сроков соединения с морским десантом в это время попали в тяжелое положение: [357]
из Васильевки парашютисты были выбиты, а уцелевшие сосредоточились в Глебовке, заняв круговую оборону. Туда-то и вышли отрезанные от берега и основательно потрепанные подразделения морской пехоты. Объединенными усилиями десантники продержались в тылу противника трое суток, после чего, понеся тяжелые потери и израсходовав боеприпасы, стали пробиваться в восточном направлении к Станичке. Несколько десятков человек из этой группы удалось снять с берега катерами, а около 900 человек вышли к плацдарму в Цемесской бухте{26}.
Ближе к концу войны советские военачальники были достаточно научены горьким опытом и крупных воздушно-десантных операций в Европе не проводили, ограничиваясь высадкой небольших групп, выполнявших специальные задачи. Так, в сентябре 1944-го экипаж С-47 2-го транспортного авиаполка под командованием А. П. Дымова провел уникальную операцию по обнаружению и захвату на территории Болгарии поезда с немецкими дипломатами — сотрудниками посольства и военной миссии, эвакуировавшимися из Софии незадолго до вступления в нее советских войск. «Дуглас» сопровождали четыре бомбардировщика «Бостон» из 499-го полка. Состав был обнаружен у самой турецкой границы, в районе города Свиленград. Дымов сумел посадить самолет на небольшую площадку возле [358] железной дороги. Десант,состоявший из 25 пограничников войск охраны тыла 3-го Украинского фронта под командованием подполковника И. 3. Котелкова, занял станцию. На месте выяснилось, что поезд, ранее действительно находившийся здесь, только что выбыл в направлении греческой границы. При допросе болгарских железнодорожников выяснилось, что сотрудники германского посольства ожидали в Свиленграде получения турецких виз в течение недели, не покидая вагонов. Однако турки, 2 августа 1944 года разорвавшие дипломатические отношения с рейхом, под разными предлогами оттягивали выдачу виз. Израсходовав запасы продовольствия и получив известие об их розыске, немцы изменили первоначальные планы и направились к греческой границе.
Группа Котелкова, предварительно потребовав от служащих железной дороги заблокировать состав на ближайшем разъезде, организовала погоню, в результате которой поезд был задержан на станции Раковская. Весь состав посольства во главе с послом Бекерле и военным атташе полковником фон Хюльзеном был интернирован. Вместе с немцами в руки десантников попали некоторые лица из представительства Итальянской социальной республики и два сотрудника шведского посольства. Вскоре задержанных доставили в Добрич, где они были переданы в руки советских войск.
Беспрецедентное количество тактических воздушных десантов было высажено во время скоротечного советского «блицкрига» в Манчьжурии. Правда, значительная часть войск в этой операции десантировалась посадочным способом, далеко не все солдаты и офицеры высаженных групп относились к ВДВ, а сама высадка производилась в условиях [359] отсутствия организованного сопротивления японских войск.
Как известно, 9 августа 1945 года началось массированное вторжение войск трех советских фронтов: Забайкальского (с северо-запада) и двух Дальневосточных (с севера и востока) при поддержке монгольских вооруженных сил — на территорию оккупированной японцами части Китая. В течение недели многократно превосходящие противника в количественном и качественном отношении советские войска разгромили противостоящие им части японской Квантунской армии и формирования марионеточных государств Маньчжоу-Го и Внутренней Монголии, прорвали линию мощных пограничных укрепленных районов и вышли на оперативный простор в глубине манчьжурской территории. 17 — 19 августа японцы, получившие к тому же из Токио приказ императора о капитуляции, начали массовую сдачу в плен.
Однако ситуация осложнялась рядом факторов. Многие японские гарнизоны, в том числе довольно крупные, занимавшие опорные пункты в различных городах и окруженные пустыней, не получили приказа о сдаче. Некоторые командиры отказались выполнять распоряжение штаба Квантунской армии о капитуляции. Кроме того, существовала опасность уничтожения или вывоза архивов, военно-промышленного оборудования и других материальных ценностей в Японию (на море продолжал господствовать японский флот). Быстрое продвижение в удаленные от линии фронта районы колонн сухопутных войск не представлялось возможным в связи с огромными размерами театра военных действий. Чтобы ускорить процесс сдачи, в короткие сроки принять официальную капитуляцию и пресечь деятельность, противоречащую ее условиям, в ключевые пункты, занятые крупными гарнизонами [360] противника, было намечено осуществить высадку воздушных десантов. Поддержка их действий возлагалась на армейские передвижные передовые отряды, выдвинутые далеко вперед и имевшие в своем составе сильные подразделения танков и бронеавтомобилей. Для официального принятая капитуляции группы десантников возглавляли высокопоставленые офицеры штабов соответствующих объединений Красной Армии. Для предупреждения больших потерь эти силы были направлены в тыл японцам только после формального приказа о прекращении сопротивления, отданного главкомом Квантунской армией генералом Отодзо Ямадой (Otozo Yamada) в 17 часов 17 августа.
Забайкальский фронт (командующий — Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский), действовавший вместе с монгольской армией и проводивший Хингано-Мукденскую наступательную операцию, обеспечил высадку десантов в следующие районы:
16 августа — в город Тунляо (опорный пункт 2-й японской пехотной дивизии). В составе десанта и в авангарде моторизованных частей фронта действовали подразделения 1-й гвардейской воздушно-десантной дивизии;
19 августа — в расположенный неподалеку Шуан-ляо (дислоцирована 63-я пд). В оба этих района в скором времени подошли подвижные части 5-го гвардейского танкового корпуса 6-й гвардейской танковой армии;
19 августа десант вылетел в Чанчунь, где располагался штаб Квантунской армии. Перед его вылетом, на рассвете, на самолете С-47 в сопровождении четырех офицеров и шести солдат охраны туда же направился особоуполномоченный штаба Забайкальского фронта полковник И. Т. Артеменко, которому предстояло принять капитуляцию гарнизона (148-я пехотная дивизия) и всех других японских войск, [361] находящихся в окрестностях города. Воздушный эскорт составляло звено истребителей.
Группа Артеменко неожиданно появилась над Чанчуньским центральным аэродромом, где базировалось около 300 самолетов противника. «Дуглас» вместе с истребителями сделал несколько кругов, после чего пошел на посадку. Советские самолеты заняли взлетную полосу и некоторое время держали аэродром под прицелом своего оружия. Убедившись, что обстановка не является угрожающей, Артеменко передал условленный сигнал на вылет в Чанчунь основного десанта, а сам направился в штаб командующего Квантунской армией генерала Ямады.
В разгар переговоров с последним (Артеменко появился в штабе во время совещания) над городом появились транспортные самолеты и бомбардировщики сопровождения. Генерал первым снял саблю и передал ее советскому представителю, признавая себя военнопленным. То же самое сделали и другие японские генералы, находившиеся в кабинете. К 11 часам дня на городском аэродроме высадились главные силы десанта из состава 30-й гвардейской механизированной бригады под командованием гвардии майора П. Н. Авраменко. Десантники сняли сложившую оружие японскую аэродромную охрану, заняли круговую оборону и приступили к разоружению частей Квантунской армии и манчьжурских войск. За это время генерал Ямада и премьер-министр Манчьжоу-Го подписали акт о полной капитуляции. Вечером над штабом армии был спущен японский флаг и поднят советский. Подразделения десанта заняли банк, почту, радиостанцию, телеграф и железнодорожный узел. Войска противника выводились из города (правда, дом, где находился Артеменко и его штаб, во избежание терактов находился под охраной специально выделенного особого самурайского [362] взвода; часовым у входа, по древней японской традиции, встал маленький внук Ямады). Утром 20 августа в город вошли авангарды 6-й гвардейской танковой армии.
Вечером того же дня десант (225 человек вместе с особоуполномоченным — начальником политотдела штаба Забайкальского фронта генерал-майором А. Д. Притулой) высажен в столицу государства Манчьжоу-Го Мукден (Шэньян). На аэродроме десантников вышли встречать начальник японского гарнизона (130-я пехотная бригада) и представитель манчьжурского императора. При осмотре аэродромных помещений был неожиданно обнаружен и сам император Пу И, который вместе со свитой и советниками готовился к отлету в Японию. Последний был немедленно интернирован, причем десантники после занятия города во избежание каких-либо неожиданностей поместили его в тюрьму под усиленной охраной — потребовалось личное вмешательство маршала Василевского, чтобы император был переведен в более комфортабельую резиденцию. Впоследствии Пу И на транспортном самолете С-47 был вывезен в Советский Союз.
С. М. Штеменко, принимавший участие в планировании этих операций, так описывает последовавшие за десантом события: «Положение в Мукдене было очень сложным. Население города составляло 1 700 000 человек, из них 70 000 японцев (не считая отходившие сюда войска) и около полутора тысяч русских белоэмигрантов. В городе функционировали немецкое консульство и даже «фюрер» немецко-фашистских организаций. На ходу были 180 различных промышленных предприятий, в том числе авиаремонтный и танкоремонтный заводы...
Управиться в таком городе 225 десантникам было просто невмоготу. На следующий день к ним прибыло подкрепление. Но даже и тогда советский гарнизон [363] в Мукдене насчитывал всего тысячу человек, а разоружать ему пришлось 50 000 японских солдат. Инцидентов при этом не произошло, но забот было по горло».
Размещенные в городе основные силы японской 130-й пехотной бригады и манчьжурской гвардии капитулировали и были разоружены с помощью подоспевшего передового отряда 5-го гв. тк. С 20 августа в Мукдене стала действовать советская «десантная» военная комендатура во главе с генерал-майором А. И. Ковтун-Станкевичем. В тот же день над центром города появился американский самолет и сбросил листовки с обращением союзного командующего в Китае к генералам японской армии. В листовках сообщалось, что «... американское военное командование, стремясь установить связь с солдатами и офицерами союзных войск, оказавшимися в японском плену, намеревается высадить на Мукденский аэродром своих прдставителей. Притом оговаривалось, что никаких иных целей эти представители не преследуют, и предлагалось в случае согласия выложить белое полотнище. Наши солдаты полотнище выложили. Американский самолет приземлился. Каково же было удивление прибывших, когда их встретили советские военнослужащие».
После завершения разгрома и пленения основных сил Квантунской армии в материковой части Китая воздушные десанты 21—22 августа высадились на территорию принадлежащего с 1905 года Японии Гуаньдунского полуострова: соответственно в Дайрене (Даляне, или Дальнем) и Люйшуне (бывший Порт-Артур), где подавили последние очаги сопротивления врага. Выходом к морскому побережью у Люйшуня передовых частей 6-й гв. ТА завершились боевые действия Забайкальского фронта в стратегической Манчьжурской операции. Высадку 364] воздушных десантов обеспечивали части ВТА 12-й воздушной армии.
1-й Дальневосточный фронт, под командованием Маршала Советского Союза К. А. Мерецкова осуществлявший так называемую Харбине-Гиринскую операцию, в свою очередь (с использованием транспортных самолетов 9-й воздушной армии), направил группы десантников в следующие объекты:
18 августа — в важный административный центр Манчьжоу-Го Харбин (вторая волна десанта высажена 20 августа), при поддержке кораблей и катеров Сунгарийской речной флотилии. Первая группа десантников чисенностью 120 человек под командованием подполковника Забелина поднялась в воздух с аэродрома Хороль в 17 часов. В задачу десанта входили захват Харбинского аэродрома и некоторых других военных объектов, обеспечение сохранности мостов на Сунгари и их удержание до подхода главных сил. С первым эшелоном десанта вылетел заместитель начальника штаба 1-го Дальневосточного фронта генерал-майор Г. А. Шелахов, назначенный особоуполномоченным Военного совета фронта. В обязанности генерала входило предъявление японскому командованию в Харбине ультиматума о капитуляции. Кроме того, ему было предписано выяснить судьбу членов советского консульства в городе, интернированных в начале войны. Ситуация осложнялась тем, что к Харбину отходили понесшие поражение в приграничных боях главные силы 1-го фронта Квантунской армии.
В 19 часов десант, большую часть которого составляли пограничники из особых частей по охране тыла фронта, высадился на Харбинском аэродроме и неожиданно обнаружил находящегося там начальника штаба Квантунской армии генерал-лейтенанта X. Хата (Hata). Во время кратких переговоров Шелахов передал ему ультиматум, после чего японцы [365] запросили три часа на подготовку необходимых материалов. В 23 часа десантники взяли под охрану (скорее символическую) все намеченные военные объекты, в том числе мосты и здание консульства, куда прибыл сам Шелахов. Там же находился советский консул Г. И. Павлычев. К 23 часам в этот импровизированный штаб прибыл командующий 4-й японской армией генерал-лейтенант У. Микио (Mikio), доставивший приказ о капитуляции всех японских войск в Манчьжурии, именные списки генералов и сведения о численном составе Харбинского гарнизона.
19 августа в 7 часов утра Хата с группой сопровождающих генералов и офицеров на советском самолете С-47 были отправлены на КП командующего 1-м ДФ К. А. Мерецкова (вместе с японским консулом в Харбине Миякавой — Miyakawa), где оформили окончательные условия капитуляции Квантунской Армии. Туда же прибыл главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке маршал А. М. Василевский. Согласно достигнутой договоренности, сдача в плен и разоружение всех наличных частей японской армии и флота должны были закончиться не позднее 12 часов 20 августа. Это послужило сигналом для целой волны десантов во все ключевые пункты Манчьжурии и севера Кореи:
20 августа — в Гирин (дислоцировалась 138-я пехотная дивизия) при поддержке подвижных соединений 10-го механизированного корпуса;
23 августа — на линию укреплений южнее Дунь-хуа (заняты 79-й и 127-й пехотными дивизиями 3-й японской армии) и в близко расположенный город Тумынь (входил в Кенхынский укрепленный район). Вскоре к этим пунктам вышли авангарды 25-й Советской Армии.
После захвата этих объектов боевые действия были перенесены на территорию Кореи, где 22 августа [366] был высажен морской десант (в порту Вонсан). Для его поддержки с парашютами и посадочным способом отряды войск 1-го Дальневосточного фронта 24 августа десантировались в районы:
— Хамхына (Канко), где размещались основные силы 59-й и 137-й японских пехотных дивизий. В дальнейшем высаженные войска соединились с подошедшими мобильными группами 25-й армии и начали продвижение к Вонсану и далее на юг;
— столицы Кореи Пхеньяна (дислоцирован штаб 34-й японской армии). В дальнейшем во взаимодействии с 25-й армией десант наступал в направлении Сеула.
Все посадочные десанты, высаженные в сентябре, проводились группами Ли-2 и С-47 (от двух до десяти машин каждая). В 9-й воздушной армии этим занимался сводный отряд из семи С-47. Кроме этого, транспортники обеспечивали пополнение запасов горючего и боеприпасов в подвижных танковых и моторизованных отрядах, совершавших стремительные глубинные рейды для поддержки десантников. Темпы продвижения этих групп были столь высоки, что их снабжение могла проводить только авиация (Ли-2 мог брать на борт до 10 бочек солярки, С-47 — 12 бочек).
Во время боев по овладению территорией Южного Сахалина с целью оказания содействия войскам 56-го стрелкового корпуса 16-й Советской Армии (командующий — генерал-лейтенант Л. Г. Черемисов), ведущим бои против 88-й усиленной пехотной дивизии, составлявшей гарнизон японской части острова, 255-я смешанная авиационная дивизия ВВС 2-го Дальневосточного фронта высадила два тактических парашютных десанта. Исход сражения был практически предрешен заранее: советские войска обладали значительным превосходством (в танках — абсолютным), кроме того, имели полное [367]
господство на море и в воздухе. Но японцы по традиции сражались яростно, поэтому через две недели после начала операции, 24 августа, на южной оконечности острова выбросили до батальона парашютистов из состава 113-й стрелковой бригады. Первая группа высадилась у селения Отиай, в тылу последнего Сакаэхамского оборонительного рубежа противника (к нему как раз подошли наши танки и пехота 56-го ск). Совместными действиями десантников и наземных войск японские позиции были быстро прорваны, открыв дорогу к административному центру Южного Сахалина — Тойохаре (ныне Южно-Сахалинск).
Вторая группа была выброшена непосредственно у Тойохары. В ее задачу входило содействие основным силам 113-й стрелковой бригады и сводного батальона морской пехоты Тихоокеанского флота, перешедших морем из порта Советская Гавань и высадившихся поочередно в Маока (20 августа), Хонто (24 августа) и Отомари (залив Анива, 25 августа). Тойохара была отрезана от моря, эвакуировать остатки своих сил на Хоккайдо японцы не сумели. При поддержке десантных сил и кораблей Тихоокеанского флота основная ударная группа советских войск утром 25 августа ликвидировала последние очаги сопротивления императорской армии и вошла в Тойохару, пленив в общей сложности более 18 000 солдат и офицеров противника.
Послесловие
Личный состав ВДВ всю войну отличался высочайшей степенью боевой выучки и храбростью. Об этом ясно говорит тот факт, что действующие против десантников немецкие части почти никогда не пытались захватить «языков» из их числа (в 1-й гвардейской [368] дивизии, например, первый случай такого рода отмечен только в начале 1945 года, во время оборонительных действий по берегам реки Грон в Чехословакии. Причем тогда в плен попала сама немецкая разведгруппа).
Итак, к концу второй мировой войны, как и перед ее началом, Советский Союз располагал наиболее мощной в мире группировкой воздушно-десантных войск — девятью дивизиями. Все соединения получили наименование гвардейских и приобрели огромный боевой опыт в сражениях Великой Отечественной (196 солдат и офицеров ВДВ получили звание Героя Советского Союза). Признавал их мощь и противник: германская разведка сообщала, что парашютные части Красной Армии «представляют собой лучший образец советской пехоты».
Комментируя эти слова, можно добавить, что к середине Великой Отечественной гвардейские воздушно-десантные дивизии прошли ту же эволюцию, что и сейчас, в 90-е годы: превратились в обыкновенную хорошую пехоту, которую и учили, за редким исключением, уже как пехоту, и использовали вместо стрелковых частей. О широкомасштабных десантных операциях после Вязьмы забыли надолго. Во время войны десантники, превращенные в ударные отряды, несли огромные потери: не только в ротах, но и в батальонах после боев часто оставалось по 15 — 20 активных штыков с одним офицером. С ВДВ произошло то же, что и с военно-морским флотом СССР — практически лишенные возможности с 1942 года действовать по прямому назначению, они истратили драгоценные высокопрофессиональные кадры в мясорубке сухопутных фронтов. В. Н. Пигунов, в прошлом офицер-минометчик 13-го полка 1-й гвардейской вдд, в своих мемуарах написал: «..., в
1943 году на Северо-Западном фронте в тяжелейших условиях лесисто-болотистой местности все 10 [369] воздушно-десантных дивизий действовали как стрелковые соединения. Но ведь предназначались они для парашютных десантов по тылам врага. С большими трудностями были подготовлены десятки тысяч парашютистов-десантников. А обучать бойца крылатой пехоты — это не одно и то же, что подготовить рядового стрелка.
Верховное Главнокомандование, несомненно, знало, что для парашютного десанта в тыл врага даже одной воздушно-десантной дивизии у нас не было транспортной авиации. Там, наверху, также знали, что парашютисты-десантники пойдут на самопожертвование, но любую задачу выполнят.
Не зря же всем этим дивизиям без каких-либо боевых заслуг авансом присваивалось гвардейское звание».
Английский историк Э. Молло так охарактеризовал действия советских ВДВ в 1941 — 1945 годах: «В течение второй мировой войны был предпринят ряд амбициозных воздушно-десантных операций, которые были подробно спланированы и частично выполнены, но под влиянием различных трудностей, включая нехватку достаточного количества транспортной авиации, плохую погоду и отсутствие воздушной поддержки, все они не стали особенно успешными». К этим словам можно добавить, что обе крупные высадки парашютных десантов (под Вязьмой и у Канева на Днепре) готовились скоропалительно, с расчетом на русский авось и проводились крайне неорганизованно, в результате чего отборные формирования ВДВ попадали в мясорубку и нередко уничтожались по частям.
С 1946 года началась активная работа по превращению имевшихся пресловутых «стрелковых» соединений ВДВ в подлинно воздушно-десантные со своими особыми тактикой действий, характером боевой подготовки и традициями. Все имеющиеся [370] соединения прошли очередное переформирование, избавившись от пережитков общевойсковой организации. Работа эта в основном завершилась к началу 70-х, когда значительно сокращенные силы «крылатой пехоты» стали элитой Советской Армии, наиболее надежными и боеспособными ее частями.
Средства десантирования
Местом изобретения ранцевого парашюта свободного действия считается Россия, а его создателем — Глеб Евгеньевич Котельников (1872 — 1944). В 1894 году Котельников закончил Киевское военное училище, после чего серьезно заинтересовался модной тогда аэронавтикой. Плодом его научных изысканий в области повышения уровня безопасности полетов стало создание первого в мире авиационного парашюта свободного действия РК-1 (Русский; Котельникова; модель 1), на который он вскоре получил патент. Изобретенный им парашют с большим цилиндрическим жестким ранцем, весьма неудобным в обращении, успешно применялся в воздухоплавательных частях российской императорской армии во время первой мировой войны, в частности, на четырехмоторных «воздушных кораблях» «Илья Муромец». Уже после революции Котельников создал усовершенствованный вариант — РК-2 (с полумягким ранцем), РК-3 и некоторые другие образцы, в том числе и грузовые. После этих работ в Советской России наступил продолжительный застой в работах по созданию новых типов парашютов, что объяснялось тогдашним низким техническим уровнем производственных линий, полным отсутствием запасов парашютного шелка и т. д. В связи с этим в 20-е — начале 30-х годов все потребности военной и гражданской авиации, [371] воздушно-десантных частей и аэроклубов удовлетворялись исключительно поставками из-за границы, что было чрезвычайно дорого. Только к середине 30-х было на широкую ногу развернуто серийное производство отечественного перкаля, позволившее наладить массовый выпуск парашютов по иностранным лицензиям.
Основным десантным парашютом в начале войны был ГТД-6, представлявший собой лицензионный американский «Irvin», первоначально предназначавшийся для экипажей самолетов (первые подразделения советских десантников прыгали еще с парашютами американского производства, пока налаживался выпуск отечественных). Парашют был достаточно надежен, но несколько сложен в обращении. Программа подготовки десантников мало отличалась от нынешней и на первом этапе включала обучение действиям при развороте в воздухе, раскрытии запасного парашюта, а также тренировочные прыжки с трехметровой вышки. Едва ли не самым серьезным отличием тогдашних городков десантников от современных было отсутствие лопингов.
Тренировочные прыжки выполнялись с самолетов П-5, У-2, подъемных привязных аэростатов — «колбас» и планеров А-7, буксируемых теми же У-2. Впоследствии все шире использовались самолеты ПС-84 и Ли-2 (С-47). Зачетное количество прыжков равнялось трем, но во время войны допустимым считалось выполнение хотя бы одного (да и такого уровня часто не удавалось достичь). Привязные аэростаты (модификация обычных наблюдательных) применялись в особенности для отработки навыков ночных прыжков. В Советском Союзе использовались даже стратостаты (по конструкции подобные известному СССР-1, на котором воздухоплаватели Г. А. Прокофьев, К. Д. Годунов и Э. К. Бирнбаум 30сентября 1933 года [372] поднялись на рекордную высоту около 19 километров) — спортсмены-парашютисты выполняли с них затяжные высотные прыжки с кислородными масками. Значительная подъемная сила этих аппаратов позволяла использовать их и для подъема в воздух планеров{27}.
При выполнении прыжка парашюты укладывались на принудительное раскрытие (для этого в каждом взводе готовился штатный укладчик парашютов, совместно с начальником ГТДС осуществлявший практические занятия по их изучению). Второй прыжок выполнялся уже с личным оружием и вещевым мешком. Кроме чисто парашютной подготовки личный состав обучался проведению марш-бросков, ориентированию на местности, движению по азимуту и т. д. Огромное внимание придавалось проведению диверсионных актов, изучению оружия (с начала войны — и трофейного, в том числе артиллерийских орудий).
Оба парашютных ранца окрашивались в цвет хаки. Лямки подвесной системы, изготовленные из нескольких слоев часто простеганной льняной материи, — светло-серые.
В конце 1942 года ПД-6 стали заменять на упрощенную модель — ПД-41-1. Новый парашют не обеспечивал возможности сложного маневрирования в воздухе, но значительно упрощалась его укладка, а устройство купола (без центрального отверстия) обеспечивало разворот парашютиста по ветру без его вмешательства. Был учтен и опыт эксплуатации ПД-6 — новый образец раскрывался только принудительно (вытяжное кольцо имелось на запасном — ПЗ). [373]
В течение десятилетия до начала второй мировой войны советская военно- транспортная авиация достигла небывалого расцвета. В середине тридцатых годов военная мысль в СССР выработала новую наступательную стратегию, базирующуюся на понятии «глубокой операции». Это повлекло за собой детальную разработку проведения крупномасштабных воздушно-десантных операций, которые предусматривали переброску по воздуху огромных по тем временам масс пехоты, значительного количества военного материала и бронетехники, включая танки и самоходные артиллерийские орудия.
Первыми военно-транспортными самолетами ВВС РККА стали тяжелые двухмоторные цельнометаллические бомбардировщики ТБ-1 конструкции А. Н. Туполева. Эти машины, выпущенные в 1929 — 1932 годах в количестве 218 единиц, довольно быстро устарели (в особенности их скорость и потолок) и были нереданы на вооружение военно-транспортной авиации.
Поскольку объем фюзеляжа ТБ-1 не позволял относительно комфортабельно разместить в нем достаточное количество парашютистов, а выполнение прыжка было весьма затруднено, подразделение десантников располагалось в так называемой «гробнице» (или «лимузине» — кому как больше нравилось) конструкции П. И. Гроховского. Сооружение представляло собой фанерную люльку на 12 мест, подвешивавшуюся между стойками шасси бомбардировщика. С использованием этого приспособления совершали прыжки бойцы первых регулярных частей ВДВ.
Двухмоторные ТБ-1, имевшие массивное шасси с очень высокими стойками, оборудовались для перевозки тяжеловесных грузов путем установки под фюзеляжем съемного контейнера обтекаемой формы. [374] В него можно было уложить до 1200 кг различных грузов (вооружения, боеприпасов и т.д.). После посадки экипаж самолета мог сбросить контейнер на землю и снова взлететь.
Основным транспортным самолетом предвоенных советских воздушно-десантных войск по праву считается четырехмоторный тяжелый бомбардировщик ТБ-3 (АНТ-6), созданный в 1930 году. ТБ-3 выпускались в нескольких вариантах, в том числе и специальном военно-транспортном, приспособленном для перевозки тридцати парашютистов или пехотинцев с полной экипировкой либо 3500 килограммов военных грузов. 16 человек из этого числа, согнувшись, размещались в крыльях самолета. Значительный объем грузовой кабины позволял перевозить в ней станковые пулеметы, минометы, ящики с боеприпасами, топливные баки и легкие орудия (например, 45-мм противотанковые пушки). Более крупные по размерам артсистемы прицеплялись к нижней поверхности фюзеляжа самолета в особой каплевидной капсуле с отверстием для ствола и двумя небольшими колесами. Перед войной проводились опыты по беспосадочному десантированию этого устройства (с использованием экспериментальных грузовых парашютов или без них). В середине 30-х годов под фюзеляж ТБ-3 стали подвешивать 1,7-тонные танкетки Т-27, легкие плавающие танки и бронеавтомобили, десантируемые посадочным способом.
При транспортировке парашютного десанта самолет брал на борт 18 (образец 1935 года 30 — 35) десантников с полным вооружением. Каждой авиационной бригаде ОСНАЗ, а затем воздушно-десантной бригаде по штату придавался полк ТБ-3 и эскадрилья бипланов П-5 (Р-5) и У-2. С помощью этих маленьких двухместных машин отрабатывались тренировочные прыжки. [375]
Дальняя бомбардировочная авиация (ДВА), формирование которой началось с принятием на вооружение ТБ-3, с самого начала своего существования начала применяться и как военно-транспортная. С участием ТБ-3 проводился ряд крупных учений и маневров с выброской значительных парашютных десантов. Перед войной средства транспортировки личного состава и техники ВДВ организационно входили в части Авиации особого назначения (АОН), впоследствии ее сменила Авиация дальнего действия (АДД), включавшая в себя тяжелые бомбардировщики и военно-транспортные самолеты (в том числе и Ли-2). Кроме того, значительным количеством транспортных машин располагали вспомогательные части Гражданского воздушного флота (ГВФ), с начала Великой Отечественной действовавшие в интересах РККА. В ГВФ были сформированы отдельные полки, работавшие на фронтах, и даже транспортные авиационные дивизии (как, например, 1-я трад ГВФ, впоследствии 10-я гвардейская, базировавшаяся во Внукове под Москвой).
К июню 1941 года как бомбардировщик ТБ-3 безнадежно устарел, поэтому основной работой, выполняемой им, стали транспортные и транспортно-десантные операции. Эти машины принимали участие в снабжении блокированного Ленинграда и советских частей, окруженных под Москвой. В период контрнаступления зимой 1941/1942 годов они широко привлекались к высадке воздушных десантов и последующему снабжению высаженных частей продовольствием и боеприпасами. Последнее упоминание о ТБ-3 относится к октябрю 1944 года — в это время в авиации ВДВ еще числилось 22 самолета этого типа.
Гонка за увеличением размеров предвоенных советских бомбардировщиков и создаваемых на их основе военно-транспортных самолетов привела к [376] появлению в 1933 году семимоторного монстра К-7 конструкции Константина Алексеевича Калинина. По проекту он мог брать на борт до 19 тонн бомб, а в десантном варианте — до 100 парашютистов. Десант, вооружение, двигатели, топливные и масляные баки размещались в крыле самолета с очень толстым профилем. От заднего лонжерона шли две трехгранные хвостовые балки, на которых крепился стабилизатор с двухкилевым вертикальным оперением. Шесть звездообразных двигателей М-34Ф устанавливались в носке крыла, а седьмой — в его задней части, между хвостовыми балками.
Под крылом находились две тележки шасси (колеса большого диаметра закрывались гондолами) с пустотелыми опорами и восемью мощными подкосами. На левой гондоле находилась входная дверь, внутри была установлена лестница, ведущая внутрь машины. Впереди крыла, по оси самолета, оборудовалась кабина экипажа, где размещались два летчика, штурман, радист, бортмеханик и стрелок. Другие шесть стрелков (оборонительное вооружение включало в себя четыре пушки и восемь 12,7-мм пулеметов) располагались за крылом, на хвостовых балках и в гондолах шасси. Размеры К-7 были такими большими, что на свой пост в конце хвостовой балки стрелок передвигался из крыла на особой электротележке, разъезжавшей по рельсам. 11 августа 1933 года самолет выполнил первый полет под Харьковом. Обнаружившаяся сильная вибрация оперения заставила провести срочные работы по доводке машины, но во время одного из полетов, 21 ноября, опытный образец упал с высоты 100 метров и загорелся (погибло 15 человек из 20, находящихся на борту). По этой и другим причинам работы над К-7 были прекращены (и слава богу — появление летом 1941-го над немецкими позициями подобного чудовища, [377] как водится, без истребительного прикрытия, разом привело бы к гибели всех находящихся в его чреве).
В числе других конструкций предвоенного периода любопытно отметить попытку использовать в качестве десантно-транспортного самолета четырехмоторный дальний бомбардировщик ТБ-7. В начале 1939 года на государственные испытания была предъявлена опытная машина под индексом «42», оборудованная десантно-грузовой кабиной. Последняя (длиной в 5,6 м и шириной 1,27 м) крепилась к лонжеронам фюзеляжа на место демонтированных створок бомболюка. Внутри кабины размещались 12 десантников с парашютами и личным оружием. Летные испытания проводили летчики Дацко, Стадник и парашютист-инструктор В. Г. Романюк. В отчете по результатам испытаний отмечено, что «выброска парашютистов одиночно или группами безопасна». Образец «42» рекомендовали к принятию на вооружение, но по невыясненным причинам эти намерения не были реализованы, а работа над проектом приостановлена.
20 марта 1941 года (в соответствии с постановлением правительства) на государственные испытания предъявили транспортно-десантный вариант ТБ-7 (Пе-8) с двигателями АМ-35А. В его хвостовой части были сделаны две двери размером 1150x750 мм для десанта и грузов, усилены лонжероны центроплана, каркас планера и обшивка. В бомбоотсеке установили узлы крепления подвесной грузовой платформы для перевозки грузов массой до четырех тонн. Машину оборудовали откидными сиденьями для 32 десантников, а сверху прорезали люк для выхода на крыло. Кроме того, вместо установленных на серийных бомбардировщиках ТБ-7/Пе-8 высотных компрессоров АЦН-2 по бортам кабины установили сиденья для еще 8 парашютистов. Был проведен ряд дополнительных доработок винтомоторной группы: [378] самолеты были оборудованы системой заполнения топливных баков выхлопными газами моторов и антиобледенителями на воздушные винты. Нижняя люковая стрелковая установка (7,62-мм пулемет ШКАС) была снята. Несмотря на значительный объем переделок, была сохранена возможность подвески в бомбоотсек наиболее тяжелой отечественной авиабомбы ФАБ-2000 (2 тонны). В связи с этим на ТБ-7 сохранены бомбовые прицелы и электросбрасыватель.
Вооружение самолета включало в себя носовую турель со спаренными пулеметами ШКАС, кормовую с 20-мм пушкой ШВАК и две шассийные (установлены в кормовой части внутренних моторных гондол для обстрела нижней полусферы) с 12,7-мм пулеметами УБ. Испытания этого варианта ТБ-7 прошли со 2 марта по 5 июня 1941 года. На вооружение самолет принят так и не был.
Практически все транспортно-десантные самолеты ВВС РККА, переделанные из бомбардировщиков, обладали одним существенным недостатком: затрудненным выходом десанта из машины. Для совершения прыжка парашютисту было необходимо вначале выбраться на крыло самолета или фюзеляж самолета. Это производилось после приближения к району выброски, о чем штурман ТБ-3 извещал поднятым белым флажком. По цепочке быстро передавалась команда «Приготовиться!», после чего десантники начинали выбираться наружу для прыжка. Проще всего было занять правую плоскость — туда вел люк из грузовой кабины. На левое крыло было необходимо вылезать через кабину командира экипажа (при этом последний рисковал получить увесистый удар прикладом винтовки или каблуком сапога). Самым же сложным был выход через пулеметные фюзеляжные турели — десантники осторожно выбирались наверх через узкие лазы, после чего [379] садилиеь верхом на обшивку фюзеляжа. Для турельного десантирования назначали только самых сильных и ловких бойцов. Кроме того, по два человека становилось у раскрытых бомболюков, а у посадочной дверки экипажа — десантники, находившиеся в рубке радиста и грузовом отсеке. Каждый парашютист надевал на кисть правой руки страховочную резинку, неофициально именовавшуюся «соской», после чего, ухватившись за скобы, борясь с сильными порывами ветра и потоками воздуха от двигателей, ожидал команды выпускающего. Последний находился в носовой турели, высунувшись из нее по пояс (чтобы быть на виду у всех), и держал поднятый вверх флажок. При выходе в точку десантирования штурман самолета взмахивал своим флажком, выпускающий повторял этот жест и немедленно начиналась выброска со всех точек. Последними машину покидали выпускающий и командир взвода — сверху они наблюдали за своими людьми.
Такая методика десантирования объяснялась тем, что весь десант внутри тесного и набитого разным оборудованием фюзеляжа даже такого крупного, как ТБ-3, бомбардировщика не удавалось сконцентрировать в одном месте, чтобы обеспечить возможность оставления самолета через удобную грузовую дверь (которой, впрочем, и не было), — личный состав по нескольку человек размещался в различных отсеках ТБ. Выброска грузов с использованием бомболюков сильно ограничивала их габариты и общее количество. Поэтому военное руководство СССР настоятельно потребовало создать на замену бомбардировщикам машину с достаточно большими грузовой кабиной и люком в борту, через который можно быстро осуществлять десантирование людей и контейнеров с грузами. Долго искать не пришлось — с 1940 года гражданскими авиалиниями эксплуатировался пассажирский самолет ПС-84. [380]
Эта машина представляла собой не что иное, как лицензионный вариант знаменитого американского транспортного Douglas DC-3 («дакота»). Во второй половине 30-х годов Советский Союз купил у фирмы «Дуглас» около 20 DC-3, представлявших собой дальнейшее развитие довольно удачного транспортника DC-2 (эти машины тоже были приобретены СССР). Использовались они как Гражданским воздушным флотом (ГВФ), так и авиацией Красной Армии, приняв участие в перевозке войск и грузов во время боев на Халхин-Голе и в «зимней войне» на Карельском перешейке.
Одновременно с закупкой самолетов СССР в 1938 году приобрел лицензию на производство модификации DC-3-196, которое в следующем году , было развернуто на авиационном заводе № 84 в подмосковных Химках. Лицензионный вариант получил обозначение ПС-84 (пассажирский самолет, 84-й завод), с началом войны выпуск несколько измененных машин был перенесен в Ташкент, где они переименованы в Ли-2 (в честь инженера Б. П. Лисунова, первоначально руководившего наладкой их производства). Новое обозначение официально принято 17 сентября 1942 года. Всего до 1945 года выпущено около 3000 Ли-2.
Ли-2 изначально предполагалось использовать в качестве дальнего ночного бомбардировщика. С .этой целью он оборудовался узлами подвески авиабомб, бомбовыми прицелами и электросбрасывателями. Устанавливалось и оборонительное вооружен ние: верхняя турель УТК-1 с крупнокалиберным пулеметом УБТ и пулемет ШКАС, установленный в носовой части самолета. Имелись и машины с дополнительной парой ШКАСов в задних окнах грузовой кабины.
Несмотря на планы командования ВВС, в основном Ли-2 применялись в качестве военно-транспортных [381] самолетов. Причем одной из их главных функций стало снабжение за линией фронта партизанских отрядов. При наличии подходящих площадок люди и грузы доставлялись в немецкий тыл посадочным способом, при их отсутствии все это сбрасывалось на парашютах. Вариант Ли-2, приспособленный для выброски воздушных десантов, назван Ли-2Д. Колесное шасси могло в случае необходимости заменяться на лыжное.
Наравне с Ли-2 после вступления СССР в антигитлеровскую коалицию и развертывания программы ленд-лиза в советской военно-транспортной авиации стали использоваться их американские прародители, получившие военное обозначение С-47. Первые шесть машин этого типа прибыли с Аляски по «Алсибу» (воздушной трассе Фэрбенкс — Красноярск) в октябре 1942 года. В результате различных проволочек Советский Союз получил до марта 1943-го только 30 С-47, но впоследствии масштабы их поставок постоянно увеличивались. Всего ВВС РККА получили 704 «Дугласа» (только С-47 модификаций А и В; вопреки первоначальным намерениям, вариант С 53 в СССР не поставлялся), последний из которых прибыл в Красноярск через Берингов пролив 8 сентября 1945 года.
Поскольку Ли-2, как ночной бомбардировщик, состоял на вооружении преимущественно частей дальнебомбардировочной авиации, С 47 направлялся в транспортные авиаполки. Как лицензионные, так и американские «дугласы» составляли ядро советской ВТА. На их долю приходится более половины всех авиационных перевозок в 1941 — 1945 годах.
Американские самолеты в специальной советской литературе того времени обозначались как Си-47, а неофициально (как и Ли-2, и ПС-84) — «дуглас». Борис Полевой в своей книге «Эти четыре года» упоминает о том, что Ли-2, резко отличавшиеся [382] в худшую сторону по качеству исполнения и техническому оборудованию, летчики называли «дугласятами».
Действительно, самолеты отечественного производства сильно уступали однотипным американским. Двигатели М-62ИР, обладавшие худшими тяговыми характеристиками, были более сложными в обслуживании. Например, на замену одного мотора на Ли-2 затрачивалось 62 человеко-часа (на С-47 при съеме вместе с моторамой — 10). Кроме того, моторы Ли-2 перед взлетом приходилось прогревать 40 — 45 минут (американские двигатели развивали необходимую мощность практически сразу после запуска). Более высокая культура производства в США обеспечивала и более высокое качество изготовления планера самолета. С-47 был надежнее, его наружные поверхности обладали меньшим аэродинамическим сопротивлением. Максимальная скорость американских машин несколько снижалась даже при перекрашивании в СССР (иностранная эмаль была более гладкой). Значительно более совершенной были топливная и гидравлическая системы ленд-лизовских машин. Последняя значительно надежнее функционировала в условиях русских морозов, так как заполнялась морозостойкой смесью. Лучше работали и антиобледенители (гидравлические вместо тепловых), и калориферное отопление кабины (отечественное паровоздушное с водяным котлом требовало больших усилий в обслуживании, чтобы пилотскую кабину не заполняло* облако горячего пара).
Люк с поднимавшейся вверх створкой, которым оборудовался Ли-2, был гораздо уже, чем грузовая дверь С-47 ,раскрывавшаяся в стороны. «Лисуновы» получили его только в 1945 году. Традиционно богаче было приборное и радиооборудование американских машин, причем их радиостанции имели в 5 — 6 [383] раз большую мощность и прочие показатели (при меньших габаритах и массе). Правда, на экспорт С-47 шли с неполным комплектом оборудования. Уровень комфортности, продуманность конструкции и тщательность изготовления «дугласов» долгое время (вплоть до начала 50-х годов) не были превзойдены отечественной авиапромышленностью.
Штатного оборонительного вооружения С-47 не имели, как и прочие американские транспортные самолеты. На Западном фронте и Тихоокеанском ТВД (где союзники уже с 1943-го пользовались практически полным господством в воздухе, а военно-транспортная авиация летала преимущественно над своей территорией или с мощным истребительным сопровождением) такое положение дел в целом удовлетворяло запросы ВВС, но в СССР, при ведении активных действий в прифронтовой полосе и над вражеской территорией, отсутствие стрелкового вооружения стало [384] существенным недостатком. Поэтому иногда на ленд-лизовских машинах устанавливалась турель с пулеметом УБ (по образцу Ли-2) и пулеметы, ведущие огонь из окон грузовой кабины. Кроме крупных самолетов, для заброски в тыл противника небольших десантно-диверсионных групп применялись машины поменьше. Например, Ще-2 — двухмоторный самолет, созданный под руководством конструктора Щербакова в 1942 году и вначале получивший обозначение ТС-1. В грузовой кабине могли разместиться 9 стрелков-парашютистов с полным снаряжением. Самолет широко применялся для осуществления связи с партизанами и высадки групп диверсантов. Существовала и его санитарная версия. Штатное вооружение на Ще-2 не устанавливалось, но в процессе эксплуатации многие машины оборудовались 7,62-мм пулеметом ШКАС на шкворне. В производстве Ще-2 находился с октября 1943 по 1946 год. Всего выпущено 550экземпляров.
Первенство в разработке буксируемых десантных планеров, как и во многих иных аспектах, связанных с ВДВ, принадлежит Советскому Союзу. Первым из них стал образец, получивший название «Яков Алкснис» (в честь тогдашнего командующего ВВС РККА командарма 2-го ранга Я. И. Алксниса, репрессированного в 1938 году). Планер разрабатывался конструктором Б. Д. Урлаповым по личной инициативе заместителя наркома обороны Маршала Советского Союза М. Н. Тухачевского, обосновавшего в одной из своих работ, датированной 1934 годом, необходимость массового строительства воздушно-десантных и транспортных планеров (сам автор идеи, как известно, тоже был репрессирован — в 1937-м).
Опытный образец построен и испытан в 1932 году. Он имел цельнодеревянную конструкцию, внутри крыла «Якова Алксниса» размахом 28 метров и с толстым профилем размещались шестнадцать индивидуальных продольных отсеков для размещения парашютистов. Последние лежали на животе, головой вперед, с парашютами, укрепленными сзади (каждый в отдельной камере). Буксировал планер одномоторный разведывательный самолет Р-5. После выхода к точке выброски десанта под парашютистами одновременно открывался длинный люк, после чего они могли свободно падать. На практике «Яков Алкснис» применялся во время общевойсковых учений Красной Армии осенью 1933 года, но надобность в столь сложном способе высадки парашютного десанта отпала после появления в достаточном количестве транспортных самолетов. [385]
После этого планеры разрабатывались только для высадки людей и грузов посадочным способом. И этот тип планера был впервые создан в СССР. Речь идет о конструкции Грошева «Г. № 4», предназначенной для перевозки четырех пассажиров или 450 килограммов груза. Г. N 4 пилотировался одним человеком, к цели его доставлял уже упоминавшийся биплан Р-5. Планер Грошева существовал только в нескольких экземплярах.
Мода на десантные планеры привела к чрезвычайному разнообразию их образцов. В. К. Грибовский предложил образец, названный им Г-29. Последний в 1932 году совершил первый в мире дальний перелет в «планерном поезде» (на буксире) по маршруту Москва — Коктебель (вскоре переименованный в честь этого перелета в Планерское). Пилот В. А. Степанчонок за 16 часов 30 минут покрыл расстояние в 1600 километров. Планеры, как и многие другие новые образцы авиационной техники, породили в СССР очередную волну рекордомании. Наиболее впечатляющим и довольно бесполезным стал рекорд количества буксируемых одним самолетом планеров: в 1940 году ТБ-3 поднял в воздух 11 аппаратов Г-29!
Конструкторы Колесников и Цыбин разработали планер КЦ-20. Известный своими экстравагантными проектами инженер П. И. Гроховский перед самой войной создал проект надувного резинового десантного планера, впрочем, оставшийся нереализованным, как и большинство других его идей.
Олег Антонов, впоследствии ставший лидером в разработке военно-транспортных самолетов и десантных планеров, в эти годы работал над проектом мотопланера Лем-2, не принятым на вооружение. Единственный двигатель Лем-2 должен был обеспечить подъем в воздух полезного груза весом до тонны. [386]
В начале Великой Отечественной несколько КБ получили срочный заказ Наркомата авиационной промышленности на создание десантно-транспортных планеров для нужд ВДВ и партизанских формирований. Забегая вперед, скажу, что наши конструкторы не преуспели в решении поставленной задачи, однако наибольших успехов на этом поприще добился Олег Антонов. Основным советским десантным планером во время войны стал А-7, разработанный в его КБ. Опыты по созданию и испытанию многочисленных образцов планерной техники в 30-е годы показали, что войскам требуется средство доставки с единым вместительным грузовым отсеком для перевозки солдат, оружия, легких транспортных средств и грузов для снабжения. Работа над «транспортным планером А-7», как официально называлось детище Антонова, началась в 1938 году, опытный образец прошел испытания в 1940 году, а к зиме 1942-го их было выпущено 50 единиц. Аппарат широко применялся для высадки десантов и снабжения партизан. В качестве буксировщика использовались двухмоторные бомбардировщики ДБ-ЗФ, СБ-2, а также ТБ-3 (длина связки-«поезда» СБ и А-7 достигала 310 метров).
Фюзеляж цилиндрического сечения опирался на двухколесное шасси и хвостовой костыль. В пилотской кабине размещался летчик, в грузовой — десант из семи человек. Большая грузовая дверь в правом борту планера позволяла осуществлять перевозку различных военных грузов, что было особенно актуально в свете использования А-7 для снабжения партизанских отрядов за линией фронта. Правда, планер не удалось приспособить под переброску по воздуху легких транспортных средств (например, «виллисов» или ГАЗ-67), а также тяжеловесных грузов. Да и перевозимый десант был невелик, что сделало А-7 ограниченно пригодным для использования [387] в ВДВ (в частности, на них перевозили минометы и громоздкие станковые пулеметы «максим» или СГ-43 со щитами). Все же опыт, накопленный при его создании, впоследствии широко использовался в СССР (и прежде всего самим Антоновым) при разработке нового поколения послевоенных планеров с повышенной грузоподъемностью.
Подводя итог сказанному, нужно отметить, что такого широкого распространения, как в армиях Великобритании и Германии, десантные планерные части у нас не получили. Основная ставка делалась на высадку личного состава с использованием парашютов, а техники — посадочным способом с самолетов ВТА. До войны артиллерийские системы и легкие танки нередко (в частности, на показательных Киевских учениях) сбрасывали с ТБ на бреющем полете (с «высоты крон деревьев») без парашютов. Отработка этих приемов осуществлялась на случай невозможности приземления тяжелых самолетов для доставки техники, но особенного распространения этот способ не получил ввиду большого количества поломок материальной части.
Вооружение и боевая техника
Специализированного стрелкового вооружения для воздушно-десантных войск в годы войны в СССР не существовало. Стрелковые подразделения ВДВ вооружались обычными драгунскими винтовками Мосина образца 1891/1930 годов — «драгунками». В 40-е годы, после появления в больших количествах на вооружении Красной Армии пистолетов-пулеметов ППД и ППШ, было принято решение о практически полном перевооружении имевшихся формирований ВДВ автоматическим оружием. Эти планы были достаточно успешно реализованы — даже [388] фотографии первых лет войны показывают очень высокую степень насыщения десантных подразделений пистолетами-пулеметами. Правда, основным стрелковым оружием «спешенных» воздушно-десантных дивизий, пришедших на смену корпусам в 1942 году, вплоть до конца войны оставались трехлинейки.
Кстати, в СССР с самого начала отказались от идеи сбрасывания индивидуального стрелкового оружия в грузовых контейнерах — винтовки и автоматы (последние — обязательно с отомкнутыми магазинами) во время прыжка с парашютом находились при бойце, будучи зафиксированными на левом боку.
Полностью экипированный парашютист нес на себе два парашюта (основной на спине, запасной, поменьше размером — на груди), вещмешок и личное оружие (автоматы — обязательно с вынутым магазином). Оружие не упаковывалось в чехлы, как это делали почти во всем мире, а просто закреплялось за левым плечом в вертикальном положении стволом вниз.
Полевое снаряжение бойцов и командиров — общеармейского образца, специализированных десантных предметов экипировки у нас так и не разработали. Исключение составлял «финский» нож, который носили все военнослужащие воздушно-десантных войск. В случае нужды ножи применялись для обрезки парашютных строп, хотя не имели выступов стропореза на лезвии.
После переформирования корпусов в дивизии личный состав ВДВ продолжал носить финки; их простые деревянные рукоятки переделывали, украшая цветным оргстеклом. Прочее снаряжение былообычным для всей пехоты: саперная лопатка, противогаз, вещевой мешок. По свидетельству многих ветеранов, каски (обычные армейские образца 1940 [389] года), которые впервые стали поступать в воздушно-десантные части зимой 1943-го на Северо-Западном фронте, популярностью у солдат не пользовались. Иногда их носили на переднем крае, но в основном предпочитали идти в бой в пилотках. Виной этому была неудачная конструкция амортизатора и подбородочного ремня — шлем все время сползал. Использовать эти каски в воздушно-десантных операциях было вообще невозможно по той же самой причине (недаром во всех ВДВ прочих стран были приняты специальные образцы стальных шлемов, при разработке которых основное внимание обращалось именно на их прочную фиксацию на голове парашютиста — болтающаяся каска от сильного сотрясения при приземлении могла даже череп разбить). Офицеры-десантники, «даже лейтенанты в первой траншее, тем более ротные или комбаты» (13, стр. 100) не носили их практически никогда. Вряд ли стоит говорить, какие лишние потери вызывались этим пренебрежением к средствам индивидуальной защиты.
За неимением лучшего десантники использовали и весьма неприспособленные для этого рода войск станковые пулеметы «максим». Часть личного оружия и другие малоразмерные грузы сбрасывались в ПДММ — парашютно-десантных мягких мешках: громоздкие, но надежные жесткие десантные контейнеры, широко применявшиеся в иностранных армиях, в СССР не прижились.
В СССР давно изучали возможность переброски по воздуху танков и другой бронированной боевой техники. Наступательная доктрина РККА предусматривала высокую степень насыщения танками соединений всех родов войск, не обошли вниманием и ВДВ. Танковые подразделения в их составе должны [390]
были значительно увеличить ударную мощь и мобильность десанта после высадки. Находившиеся в то время на вооружении военно-воздушных сил тяжелые бомбардировщики ТБ-3 обеспечивали подъем в воздух достаточно тяжелых и крупноразмерных грузов и их перевозку на значительные расстояния. Высота стоек шасси этих самолетов делала возможной подвеску под их фюзеляжи артиллерийских орудий, некоторых типов бронеавтомобилей и даже танков.
Созданный в Ленинградском ВО в 1930 году внештатный авиамотодесантный отряд (первое тактическое воздушно-десантное подразделение) располагал несколькими легкими танками МС-1. Поскольку последние не могли перебрасываться по воздуху, вскоре их заменили на танкетки Т-27 — маленькие компактные машины, лишенные вращающейся башни и вооруженные одним пулеметом винтовочного калибра. Т-27 представляли собой несколько переделанные английские танкетки Garden Loyd Mk VI, широко поставлявшиеся в конце 20-х годов на экспорт и с незначительными изменениями принятые на вооружение во многих странах мира. Выпускались они с 1931 по 1933 год и вначале предназначались для сопровождения пехоты (впоследствии — для ведения разведки). В 1933 году в каждом из четырех воздушно-десантных батальонов специального назначения Красной Армии числилось по роте Т-27, а реально техника их десантирования была отработана уже к 1935 году. Автором устройства, с помощью которого осуществлялась выброска, был А. Ф. Кравцов. С помощью этой системы танкетки могли не только десантироваться посадочным способом, но и сбрасываться на землю с малой высоты.
Основным отличием советской машины от базового британского образца стал двигатель отечественного [391] производства (лицензионный 4-цилиндровый рядный карбюраторный автомобильный Форд-АА жидкостного охлаждения, затем переименованный в ГАЗ-АА). Двигатель развивал мощность 40 л. с. при 2200 об/мин и располагался в средней части танкетки вдоль ее корпуса. Трансмиссия также автомобильная, типа ГАЗ-АА. Подвеска блокированная, на листовых рессорах. Т-27 не плавала, но могла преодолевать брод до 0,5 метра глубиной (угол подъема до 30 градусов, ров шириной до 1,2 и стенку высотой до 0,5 метра). Механик-водитель располагался в рубке справа, командир, вооруженный пулеметом ДТ с плечевым упором — слева. Боекомплект составлял 1764 патрона (на ранних образцах 2520). Экипаж защищен катаными броневыми листами максимальной толщиной 10 мм (крыша 6 мм), соединенными клепкой или на болтах. Радиостанции в танкетках отсутствовали.
Боевая масса 2,7 тонны. Габаритные размеры: 2,6 метра длина, 1,82 ширина, 1,44 метра высота. Скорость по шоссе 42 км/ч, запас хода 120 км.
Недостатки Т-27, главным из которых было отсутствие вращающейся башни, заставили уже в начале 30-х годов заменить ее специализированным разведывательным танком. В 1933 году на вооружение армии был принят легкий танк Т-37А. В соответствии с традиционной советской концепцией разработки машин для ведения разведки он мог преодолевать на плаву водные преграды значительной ширины, для чего был оборудован гребным винтом, включающимся через трансмиссию. Первые машины этого типа поступили на вооружение 47-й авиабригады специального назначения (воздушно-десантной) в 1936 году.
Т-37А имел традиционную компоновку с вращающейся башней, в которой устанавливался пулемет ДТ с плечевым упором (боекомплект — 2140 [392] патронов). Механик-водитель размещался слева, в отделении управления, командир — справа, в башне. Двигатель (ГАЗ-АА) установлен вдоль оси машины, механическая трансмиссия (сцепление, коробка передач автомобильного типа, простой дифференциал с колодочными тормозами) — в передней части корпуса. Подвеска блокированная, на пружинных рессорах.
Корпус танка герметизирован для обеспечения плавучести, броневые листы максимальной толщиной 8 мм клепаные или сварные. Командирские машины (модификация Т-37ТУ) и часть серийных Т-37А оборудовались радиостанцией с поручневой антенной, установленной на корпусе.
Боевая масса 3,2 тонны. Габаритные размеры: 3,73 метров длина, 1,94 ширина, 1,84 метра высота. Скорость по шоссе 40 км/ч (на плаву 6 км/ч). Запас хода 230 км. Преодолеваемые препятствия: угол подъема до 35 градусов, ров шириной 1,4 и стенка высотой 0,5 метра.
В 1934 году к семейству Т-37А присоединился легкий плавающий танк Т-38, разработанный под руководством видного советского конструктора Н. А. Астрова. Танк в целом повторял компоновку своего предшественника, но стал заметно шире и ниже, что повысило его остойчивость на воде. Была улучшена подвеска, благодаря чему стал более плавным ход. Облегчилось и управление машиной, осуществлявшееся теперь через бортовые фрикционы.
Боевая масса 3,3 тонны. Габаритные размеры: 3,78 метра длина, 2,33 ширина, 1,63 метра высота. Толщина брони: 8 мм лоб, борт и башня. Вооружение — 1 7,62-мм пулемет ДТ (боекомплект 1512 патронов). Двигатель — ГАЗ АА. Скорость по шоссе 40 км/ч (на плаву 6 км/ч), запас хода 220 км. Преодолеваемые препятствия: как у Т-37А. [393]
Танки Т-38 и Т-38М выпускались до 1939 года, а годом раньше в серию пошел усовершенствованный образец Т-38М2, отличавшийся новым двигателем ГАЗ-M1 мощностью 50 л. с. (вместе с коробкой передач заимствован от легкового автомобиля — «эмки»). Боевая масса машины увеличилась до 3,8 тонны, а скорость — до 46 км/ч (6 км/ч на плаву). Башня сдвинута к левому борту, практически все машины радиофицированы (громоздкая поручневая антенна на танках поздних выпусков заменена на компактную штыревую).
Машины Т-37А и Т-38 приняли участие в проводимых в 1936 году уникальных опытах по сбрасыванию плавающих танков на воду с бреющего полета. Под руководством известного танкового конструктора Ж. Я. Котина отрабатывалась возможность десантирования на поверхность реки или озера бронетехники с низколетящего бомбардировщика ТБ-3. В тактическом смысле эта операция замышлялась следующим образом: группа ТБ должна была высадить вышеописанным способом в тылу противника танковый десант, после чего, в случае надобности, приземлилась бы поблизости и провела дозаправку танков из вместительных фюзеляжных топливных баков. На испытаниях в районе подмосковных Медвежьих озер 2,5-тонный танк Т-37А (разумеется, без экипажа) был сброшен на поверхность воды с высоты одного метра. Испытания в целом прошли успешно, но глубоко погрузившаяся при сбросе машина затонула из-за негерметизированных смотровых щелей. По этой и другим причинам основным способом десантирования бронетехники оставался посадочный — все прочие не вышли из стадии опытов.
К началу 40-х годов все описанные выше машины устарели и мало подходили даже для ведения разведки. Тонкая броня и совершенно неудовлетворительное вооружение Т-37 и Т-38 заставили искать им замену. [394] В 1939 году все тем же Астровым был создан новый легкий танк, получивший обозначение Т-40, а в начале следующего года развернуто его серийное производство.
Компоновка Т-40 существенно не отличалась от его предшественников. Механик-водитель располагался справа, командир танка — слева, в башне. На сей раз вооружение машины включало в себя мощный 12,7-мм пулемет ДШКТ, надежно обеспечивавший поражение легкобронированных целей, спаренный с 7,62-мм пулеметом ДТ (боекомплект 500 12,7-мм и 2016 7,62-мм патронов). Корпус собирался из 13 — 10-мм катаных броневых листов методами клепки и сварки. Для улучшения плавучести он был значительно уширен сверху; в кормовой части машины устанавливался четырехлопастный гребной винт и рули. Командирские машины оснащались рациями.
Боевая масса 5,5 тонны. Габаритные размеры: 4,11 метра длина, 2,33 ширина, 1,9 метра высота. 6-цилиндровый рядный карбюраторный двигатель ГАЗ-11 модели 202 жидкостного охлаждения размещался в средней части корпуса и был сдвинут вправо. Мотор развивал мощность 70 л. с. при 3400 об/мин. Трансмиссия — механическая, сцепление и коробка передач автомобильного типа (КП монтировалась непосредственно на кожухе двигателя). Подвеска индивидуальная торсионная. Скорость по шоссе 45 км/ч (на плаву 6 км/ч), запас хода 300 км. Преодолеваемые препятствия: подъем до 34 градусов, стенка высотой до 0,6 и ров шириной до 1,7 метра.
Т-40 стали основными плавающими разведывательными танками Красной Армии в начале Великой Отечественной войны, заменив в танковых [395] подразделениях воздушно-десантных войск устаревшие машины Т-37А и Т-38.
Итак, основу танкового парка ВДВ в 30 — 40-е годы составили легкие танки со слабым бронированием и неудовлетворительными боевыми качествами. Необходимо заметить, что в армиях иностранных государств парашютно-десантные части в то время вообще не имели бронетехники, что объяснялось отсутствием летательных аппаратов, могущих поднять в воздух такие сравнительно тяжелые и крупногабаритные грузы. Все же вступление СССР во вторую мировую войну показало устарелость концепции применения танков с чисто пулеметным вооружением в современных условиях. На вооружении РККА уже состояли более солидные боевые разведывательные машины, снабженные малокалиберными автоматическими пушками, но их боевая масса резко возросла и перевозка таких танков по воздуху даже с использованием гиганта ТБ-3 стала невозможной. Пришлось искать другие пути. Наиболее приемлемой оказалась идея доставки бронетехники на планерах.
Опыта создания тяжелых транспортных планеров, подобных английскому «Гамилькару» и тем более немецкому Me 321, в СССР не было. Поэтому опираясь на эксперименты Кристи (считавшимся у нас непререкаемым авторитетом в области танкостроения) в США и ряд теоретических выкладок, советские конструкторы попытались создать танк-планер путем монтажа несущих плоскостей и элементов хвостового оперения непосредственно на корпусе машины. Считалось, что легкий танк, сравнимый по массе с десантным планером, при установке крыла достаточно большой площади сможет подниматься в воздух и буксироваться [396] четырехмоторным ТБ-3. К этим работам был привлечен О. К. Антонов, имевший определенный опыт создания спортивных и десантных планеров, и в конце 1941 года он предложил свой вариант такого «гибрида». В соответствии с разработанной концепцией предполагалось, что снабженный крыльями танк будет отцепляться от буксировщика за 20 — 25 км от цели, тихо планировать и производить посадку, после чего крылья будут сбрасываться, а машина приводиться в состояние боеготовности. Проект получил наименование КТ («Крылья танка»).
Объектом исследований, проводимых КБ Антонова, стал танк Т-60, принятый на вооружение осенью 1941 года. Разработанный Н. А. Астровым, он имел боевую массу в 6,4 тонны, не плавал (преодолеваемый брод — до 0,9 метра) и был вооружен 20-мм пушкой ТНШ с ленточным питанием и пулеметом. Максимальная толщина брони достигала 35 мм, скорость по шоссе 42 км/ч.
Крыло планера представляло собой бипланную коробку, что позволило значительно уменьшить его размах. Хвостовое оперение — также бипланного типа с разнесенными килями; устанавливалось на двух балках, соединенных с нижней плоскостью крыла. Длина планера 12 метров, размах 18, площадь бипланной коробки 86 кв. метров. Общая масса КТ достигла 7,8 тонны, две из которых приходились на планерное оборудование, остальные — на облегченный танк Т-60. Удельная нагрузка на крыло составляла 90 кг/кв. метр.
В корпусе танка размещались механик-водитель (он же пилот) и командир танка (он же стрелок). Управление в воздухе осуществлялось с помощью рулей и элеронов: для обеспечения аэродинамической компенсации на них установили стабилизаторы небольшого размаха. Пилот сбрасывал крыло с помощью специального механизма, не выходя из танка. [397]
Испытания КТ начались в подмосковном Летно-исследовательском институте (ЛИИ) 7 августа 1942 года. На начальном этапе проводились пробежки облегченной машины по грунтовой и бетонной ВПП (необходимо было выяснить, выдержит ли скорость порядка 110 — 115 км/ч ходовая часть танка). После этого КТ совершил три подлета на высоте 4 метра, в которых опробовали систему управления.
Первый полет КТ состоялся 2 сентября. Буксировщик ТБ-3 с форсированными до 970 л. с. двигателями пилотировал П. А. Еремеев, в прошлом — конструктор спортивных пилотажных планеров. Танком управлял летчик-испытатель опытно- испытательного полигона ВДВ РККА С. Н. Анохин. Из-за большой массы и малой обтекаемости КТ буксировка велась на близкой к максимальной мощности моторной группы самолета со скоростью 130 км/ч. Несмотря на все старания летчика, скорость подъема связки оказалась недостаточной. Самолет едва смог набрать высоту 40 метров. Попытка увеличить скорость до 140 км/ч привела лишь к тому, что ТБ с танком на буксире начинал снижаться с вертикальной скоростью 0,5 м/с. Кроме того, сразу начинала повышаться температура воды в системе охлаждения двигателей, что грозило их перегревом. В этих условиях Еремеев решил вывести связку в район расположенного неподалеку аэродрома Быково и отцепить планер. Анохин с большим трудом посадил машину и, не отцепляя крыльев, на малой скорости двинулся к КНП аэродрома. Ничего не знавший о проходящих испытаниях руководитель полетов поднял по боевой тревоге расчет зенитной батареи, а когда Анохин вылез из машины, его немедленно «взяли в плен», откуда летчика вызволила только подоспевшая аварийно-спасательная [398] команда ЛИИ. После этого танк своим ходом перегнали в поселок Стахановск (ныне город Жуковский) на аэродром института.
Первый полет КТ оказался последним: в акте об испытаниях опытного образца указывалось, что задача создания летающего танка в целом решена, но в его конструкции допущены определенные ошибки. Представленные для продува в аэродинамической трубе модели планера и танка были выполнены в упрощенном варианте — без тросов, соединяющих коробку крыла и оперения, а также без моделирования гусениц машины. Все это привело к ошибке в расчетах аэродинамики КТ и требуемой мощности двигателей буксировщика. Кроме того, не учитывалось также влияние аэродинамического сопротивления воздуха, что не позволило ТБ-3 поднять планер на расчетную высоту и существенно затруднило управление последним.
Если конструкция самого КТ вполне позволяла довести ее до требуемых стандартов (в акте указывалось на необходимость увеличения триммера руля высоты, установки штурвального управления с червячной передачей и внесения изменений в аэродинамическую компенсацию элеронов и управления закрылками), то с буксировщиком дело обстояло сложнее. Из более мощных, чем ТБ-3, самолетов, способных обеспечить доставку КТ к цели, ВВС, РККА располагала лишь дальним бомбардировщиком Пе-8 (ТБ-7). Однако за войну было построено всего 80 таких машин, которые активно использовались в дальнебомбардировочной авиации и не могли быть задействованы для нужд ВДВ. В связи с этим дальнейшие испытания «крыльев танка» прекратились.
]399]
Униформа и знаки различия
Довоенная униформа советских ВДВ была полностью аналогична принятой для ВВС РККА (ее унаследовали от первых «авиационных батальонов особого назначения»).
Прыжковое снаряжение состояло из серо-голубого холщового (реже кожаного) шлема с мягкой подкладкой и такого же молескинового или авизентового комбинезона, на ворот которого в мирное время нашивались петлицы со знаками различия (нарукавные шевроны комсостава и комиссарские звезды с ним не носили). Комбинезоны были серо-сизого, серого или защитного цвета и по конструкции практически не отличались от летных. К началу войны комбинезон был заменен на авизентовую куртку и штаны с большими накладными карманами. В зимнее время носили утепленное овчиной обмундирование с большими меховыми воротниками коричневого или темно-синего цвета на застежках «молниях», иногда перекрывавшихся встречным клапаном. Воротники в поднятом виде стягивались внутренними хлястиками. Существовало довольно много вариантов этого обмундирования, фасон которого зависел от производителя, поэтому стандартным оно не стало.
Во время советско-финляндской войны части ВДВ, принявшие участие в боях на ее конечном этапе, были в соответствии с приобретенным боевым опытом одеты в шапки-ушанки, ватные брюки, телогрейки, полушубки и валенки, поверх которых натягивали белые маскхалаты с капюшонами (в отличие от стрелковых частей, сражавшихся с ноября 1939 года и переносивших 40-градусный мороз в буденовках, на которые нельзя было надеть каску» и сапогах). [400]
С холщовыми шлемами парашютисты носили большие пилотские очки. Кстати, парашютные комбинезоны, шлемы и очки советские десантники носили и на парадах, о чем свидетельствуют многочисленные кадры кинохроники. Многие источники отмечают, что во время войны матерчатые шлемы, как правило, не надевали. Перед прыжком командиры надевали фуражки «по-кавалерийски» (ремешок на подбородок), а красноармейцы просто засовывали пилотки за пазуху У зимних шапок опускались «уши» (так же, как и при ношении буденовки). [401]
Специальные прыжковые ботинки в то время в Красной Армий не применялись; многочисленные фотографии показывают бойцов ВДВ перед выполнением прыжка с парашютом, обутых в обычные «кирзачи» (командиры до войны — в хромовые сапоги), а зимой — даже в валенки, нередко слетавшие с ног при раскрытии парашюта. Командному составу полагались меховые унты. К слову сказать, авиационные комбинезоны, унты с резиновыми галошами и прочие предметы экипировки, унаследованные от ВВС, десантникам подходили не особенно — по высказываниям многих ветеранов отечественных ВДВ, такое обмундирование больше подходило авиационным техникам, чем бойцам-парашютистам.
Под комбинезонами десантники носили повседневную общевойсковую форму одежды с голубым (авиационным) приборным цветом. Голубыми были петлицы для всех категорий военнослужащих (окантовка золотистая — у командиров и черная — для политработников, старшин, сержантов и рядовых). Командирское обмундирование отличалось голубыми кантами: последние шли по воротнику и верхнему краю обшлагов, а также по боковым швам темно-синих комсоставских галифе. Кроме того, командиры носили с этой формой темно-синюю (образца 1938 года) или защитного цвета (образца 1941-го) фуражку с голубыми кантами на тулье и околыше. Вначале к ней прикалывали красную звездочку, а с 1939 года введена особая авиационная кокарда — красная звезда, наложенная на двойную золоченую бухточку в центре вышитого золотой канителью лаврового венка. На тулье появились вышитые золотистые крылья со звездочкой в центре. Фуражка образца 1941 года не отличалась от предыдущей, но ее околыш стал голубым. Другим распространенным головным убором была темно-синяя пилотка с голубыми [402] кантами и такой же суконной звездой, поверх которой крепилась эмалевая красная звездочка.
Главным отличием командиров-десантников от летчиков стало отсутствие на левом рукаве эмблемы (крылатый пропеллер и перекрещенные мечи), которая являлась отличительным знаком пилота. В отличие от нынешних ВДВ, на петлицах крепилась обычная авиационная эмблема: пропеллер и крылышки. Политработники получили эмблему на петлицы только в 1940 году.
Различные знаки квалификации парашютистов поначалу носились на левой стороне груди (иногда и на комбинезонах). Впоследствии, с увеличением числа наград, знак перекочевал направо, где размещался вместе с гвардейским значком ниже орденов. Двубортные командирские шинели — темно-синие с кантами по вороту (петлицы на зимней форме одежды имели ромбическую форму). С ними носили такой же расцветки буденовки с голубой суконной звездой, на которую прикреплялась эмалевая звездочка. Эти предметы обмундирования носили с любой формой одежды (полевое зимнее предусматривало ношение вместо шинелей теплых комбинезонов). Позже синие шинели сменили обычные серые общевойсковые с авиационными знаками различия, а буденовку — командирская ушанка образца 1940 года со звездой.
Обмундирование красноармейцев не отличалось от общевойскового, кроме голубых петлиц и такой же суконной звезды на зимней буденовке защитного цвета.
Во время войны широкое распространение получили различные маскировочные комбинезоны — белые зимние и пятнистые летние, поначалу принятые для войсковой разведки, а также стрелков и саперов штурмовых групп. Впервые камуфляжное обмундирование получили десантники, а впервые его [403]
продемонстрировали во время высадки воздушного десанта на общевойсковых учениях 1936 года в Белорусском военном округе.
С переориентировкой ВДВ на выполнение функций отборной пехоты, гвардейцы-десантники получили обычную общевойсковую форму. Специальное десантное обмундирование из частей было изъято и отправлено на склады — до лучших времен, тем не менее многие командиры старались не сдавать его, продолжая носить куртки с меховыми воротниками вместо шинелей и унты вместо валенок. Многие сохранили и авиационные фуражки с кокардой-«крабом» и крылышками.
Воздушно-десантное обмундирование: комбинезоны, шлемы, унты и т. д. — впредь выдавалось только при подготовке к высадке парашютных десантов (например, под Демянском зимой 1943-го или на Днепре). После выполнения ближайших задач десанта и соединения с сухопутными войсками специальное снаряжение и обмундирование изымалось и заменялось общевойсковым.
При выполнении задач по выброске в тыл противника различных диверсионных групп личный состав этих формирований носил самое различное обмундирование, особенно после длительного пребывания за линией фронта: отсутствие регулярного снабжения с «большой земли» и действия в составе партизанских отрядов делали невозможным соблюдение требований уставов.
С введением погон и последовавшим за этим изменением формы одежды десантники вновь получили авиационные знаки различия. Золотые офицерские погоны имели голубые просветы и кант, а выше звездочек размещалась серебристая эмблема ВВС. На полевых погонах защитного цвета просветы были бордового цвета, кант остался голубым. Вся металлическая фурнитура окрашивалась в цвет хаки. В [404] целом же форма одежды ВДВ стала абсолютно идентичной общевойсковой, если не считать цвета приборного сукна.
Рядовой и сержантский состав в тылу носил голубые погоны с черными кантами и лычками из желтой тесьмы — пониже их помещалось изображение авиационной эмблемы, латунное или выкрашенное по трафарету. Полевые погоны, как и у офицеров, были защитными с голубыми кантами, а лычки — кирпично-красные. Шинельные полевые петлицы защитного цвета у всех категорий военнослужащих окантовывались голубым, таким же было поле повседневных шинельных петлиц (золотистый металлический кант у офицеров, черный — у сержантов и красноармейцев).
На выходных офицерских кителях по обрезу ворота-стойки и обшлагам шел голубой кант. Фуражка, сохранившаяся с «петличных» времен: защитная с голубым околышем, кантом на тулье, кокардой ВВС и золотистыми «крылышками». Синие галифе — также с голубым кантом.
Личный состав переформированных в 1942 году из воздушно-десантных корпусов гвардейских стрелковых дивизий долгое время продолжал носить форму ВДВ (ввиду перебоев со снабжением), но постепенно переоделся в общевойсковое обмундирование.
ОМСБОН
С начала 30-х годов в СССР активно разрабатывались операции на коммуникациях противника, в его глубоком тылу. Основными задачами диверсионных групп, предназначенных для таких рейдов, естественно, были дезорганизация управления и снабжения вражеских войск. Подготовка к действиям [405] диверсионных групп на случай начала боевых действий осуществлялась двумя главными ведомствами — Разведывательным управлением Генерального штаба РККА, с одной стороны, и органами НКВД — НКГБ — с другой.
Приказом Народного комиссариата внутренних дел СССР от 27 июня 1941 года создан Учебный центр подготовки специальных разведывательно-диверсионных отрядов для действий в тылу противника. В организационном смысле вся работа по координации указанной деятельности возлагалась на 4-е Управление НКВД — НКГБ СССР под руководством комиссара госбезопасности П. А. Судоплатова.
К осени 1941 года в составе центра числились две бригады и несколько отдельных рот: саперно-подрывная, связи и автомобильная. В октябре он переформирован в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения НКВД СССР (ОМСБОН).
Сам Судоплатов так описывает эти события: «В первый же день войны мне было поручено возглавить всю разведывательно-диверсионную работу в тылу германской армии по линии советских органов госбезопасности. Для этого в НКВД было сформировано специальное подразделение — Особая группа при наркоме внутренних дел. Приказом по наркомату мое назначение начальником группы было оформлено 5 июля 1941 года. Моими заместителями были Эйтингон, Мельников, Какучая. Начальниками ведущих направлений по борьбе с немецкими вооруженными силами, вторгшимися в Прибалтику, Белоруссию и на Украину, стали Серебрянский, Маклярский, Дроздов, Гудимович, Орлов, Киселев, Масся, Лебедев, Тимашков, Мордвинов. Начальники всех служб и подразделений НКВД приказом по наркомату были обязаны оказывать Особой группе содействие людьми, техникой, вооружением для [406] развертывания разведывательно-диверсионной работы в ближних и дальних тылах немецких войск.
Главными задачами Особой группы были: ведение разведопераций против Германии и ее сателлитов, организация партизанской войны, создание агентурной сети на территориях, находящихся под немецкой оккупацией, руководство специальными радиоиграми с немецкой разведкой с целью дезинформации противника.
Мы сразу же создали войсковое соединение Особой группы — отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН НКВД СССР), которой командовали в разное время Гриднев и Орлов. По решению ЦК партии и Коминтерна всем политическим эмигрантам, находившимся в Советском Союзе, было предложено вступить в это соединение Особой группы НКВД. Бригада формировалась в первые дни на стадионе «Динамо». Под своим началом мы имели более двадцати пяти тысяч солдат и командиров, из них две тысячи иностранцев — немцев, австрийцев, испанцев, американцев, китайцев, вьетнамцев, поляков, чехов, болгар и румын. В нашем распоряжении находились лучшие советские спортсмены, в том числе чемпионы по боксу и легкой атлетике — они стали основой диверсионных формирований, посылавшихся на фронт и забрасывавшихся в тыл врага.
В октябре 1941 года Особая группа в связи с расширенным объемом работ была реорганизована в самостоятельный 2-й отдел НКВД по-прежнему в непосредственном подчинении Берии» (затем — 4-е Управление — Ю. Н.).
В состав ОМСБОН вошли:
— управление;
— 1-й и 2-й мотострелковые полки трехротного состава (в каждой роте три мотострелковых и пулеметный взводы); [407]
— минометная и противотанковая батареи;
— автомобильная рота и подразделения материально-технического обеспечения.
Личный состав бригады комплектовался сотрудниками аппарата НКВД — НКГБ, в том числе из Главного управления пограничных войск, курсантами Высшей школы НКВД, личным составом органов милиции и пожарной охраны, добровольцами-спортсменами Центрального государственного института физической культуры, ЦДКА и общества «Динамо», а также мобилизованными по призыву ЦК ВЛКСМ комсомольцами. Небольшая, но очень важная часть, бригады была укомплектована иностранными коммунистами, состоявшими в Коминтерне. Первым командиром ОМСБОН стал полковник М.Ф. Орлов, ранее занимавший должность начальника Себежского военного училища войск НКВД.
Для личного состава бригады разработали специальную программу боевой подготовки. В задачи ОМСБОН вошли устройство минно-инженерных заграждений, минирование и разминирование особо важных военных объектов, парашютно-десантные операции, проведение диверсионных и разведывательных рейдов. Кроме общей программы, бригада проводила подготовку специалистов для выполнения на передовой и за линией фронта особых задач.
По своей штатной организации бригада фактически являлась обычным мотострелковым соединением, каких в рядах войск НКВД в начале войны было много. Во время битвы за Москву ОМСБОН в составе 2-й мотострелковой дивизии войск НКВД особого назначения использовалась на передовой, но и в
]408] этот период в ее составе формировались боевые группы, предназначенные к заброске во вражеский тыл. В типовой состав группы входили командир, радист, подрывник, помощник подрывника, снайпер и два автоматчика. В зависимости от выполняемых задач боевые группы могли объединяться или дробиться.
В критический период боев за Москву, зимой 1941/1942 годов, мобильные отряды ОМСБОН провели множество дерзких рейдов и налетов в тылу немцев. Некоторые группы использовались для ведения разведки и диверсий в интересах штабов общевойсковых армий. Большинство рейдов закончилось успешно, но диверсанты понесли большие потери.
С 1942 года основной задачей бригады стала подготовка отрядов для действий в тылу противника. К началу осени в тыл врага было заброшено 58 таких отрядов. Как правило, выведенная в немецкий тыл разведгруппа становилась ядром для образования партизанского о гряда. Рост численности последнего был обусловлен притоком отставших в 1941 — 1942 голах от своих частей военнослужащих РККА, совершивших побег военнопленных, просто местных жителей, недовольных немецким оккупационным режимом. В конечном итоге многие отряды превратились в крупные партизанские соединения, достаточно уверенно контролировавшие обширные районы в глубоком немецком тылу. За время войны сформировано 212 отрядов и групп общей численностью 7316 человек. Всего же кадры ОМСБОН подготовили по различным специальностям свыше 11 000 командиров и красноармейцев. Основную часть из этого количества составляли подрывники (5255 человек) и десантники-парашютисты (более 3000 человек). В числе других военно-учетных специальностей числились радисты, инструкторы-подрывники, [409] снайперы, минометчики, водители, санинструкторы и химики. Кроме того, инструкторы специальных опергрупп, действовавших в тылу противника за два-три года из гражданских лиц и партизан подготовили еще 3500 подрывников. На базах ОМСБОН диверсионно-разведывательную подготовку прошло 580 стажеров из личного состава гвардейских частей РГК (в основном десантников).
Парашютно-десантная служба бригады занималась материально-техническим и учебно-методическим обеспечением операций в тылу противника, а также снабжением находящихся за линией фронта групп. За всю войну самолетами Ли-2 и С-47 проведено 400 боевых вылетов, на оккупированные территории доставлено (с посадкой на партизанские аэродромы или на парашютах) 1372 человека, перевезено порядка 400 тонн спецгрузов.
Итогом боевой деятельности ОМСБОН за четыре года войны стало уничтожение 145 единиц танков и другой бронетехники, 51 самолета, 335 мостов, 1232 локомотивов и 13 181 вагона. Бойцы бригады осуществили 1415 крушений воинских эшелонов противника, вывели из строя 148 километров железнодорожных путей, провели около 400 иных диверсий. Кроме того, 135 опергрупп ОМСБОН передали 4418 разведывательных донесений, в том числе 1358 — в Генштаб, 619 — командующему Авиацией дальнего действия и 420 — командующим фронтами и Военным советам.
В начале 1943 года ОМСБОН была переформирована в Отряд особого назначения при НКВД — НКГБ СССР (ОСНАЗ). Эта войсковая часть была более четко ориентирована на решение разведывательно-диверсионных задач. В конце 1945 года ОСНАЗ расформирован. Некоторые его функции перешли к спецотрядам МВД—МГБ, которые вели тяжелую «лесную войну» с отрядами прибалтийских и [410] украинских националистов. Эти силы сосредоточили в своих рядах самый отборный личный состав: еще в разгар войны, при анализе тяжелых потерь, понесенных резведгруппами СД, Вальтер Шелленберг отметил «трудность противодействия специальным силам НКВД, чьи части почти на
100 % укомплектованы снайперами».
В 30-е годы в диверсанты были зачислены и служебные собаки. Зимой 1934 — 1935 годов в районе подмосковного городка Монино специалисты РККА провели ряд испытаний собак, обученных для осуществления диверсионных актов. Принцип их применения почти не отличался от использования в 40-е годы на фронте собак — истребителей танков. На спине, в устройстве седельного типа, каждый четвероногий диверсант перевозил заряд взрывчатки (общая масса седла с зарядом достигала 6 кг). Дот ставив груз к объекту диверсии, специально обученное животное с помощью челюстей приводило в действие устройство, которое освобождало шпильки крепления и сбрасывало седло. После отхода собаки часовой механизм приводил в действие подпружиненный боек, ударявший по капсюлю, и производил подрыв заряда. Таким образом, дорогостоящая служебная собака не погибала вместе с противником, а была готова к выполнению новых задач. Стремительно перемещавшиеся и небольшие по размерам собаки, к тому же не боящиеся погибнуть от огня охранения, по мысли руководства РККА, должны были заменить при проведении диверсий людей. В случае массовой заброски в места расположения, например, крупных авиабаз, собаки могли нанести серьезный урон вражеским ВВС. В тыл противника собаки должны были сбрасываться на парашютах — в этом случае животные находились внутри специальных [411] контейнеров (после приземления последние автоматически раскрывались).
Во время упомянутых выше испытаний (конец декабря,— начало января) собаки были десантированы на Монинском аэродроме с целью проведения учебной атаки против самолетов-мишеней. Их действия подробно описывались в рапорте: «Две собаки породы немецкая овчарка, сброшенные с 300 метров, после раскрытия коробов уверенно пошли на цель. Альма немедленно сбросила седло рядом с целью, Арго не сумел сбросить из-за неисправности механизма». На следующий день испытания были продолжены: с 300-метровой высоты вновь были сброшены две овчарки, которые сбросили подрывные заряды на рельсы железной дороги. При этом собаки преодолели 400 метров по рыхлому снегу за 35 секунд; одна из них волокла в зубах седло, свалившееся с ее спины при раскрытии парашютного контейнера.
Результаты испытаний были признаны успешными. 4 января 1935 года заместитель начальника Штаба ВВС РККА Лавров направил на имя главкома авиации Я. Алксниса и Маршалов Советского Союза М. Тухачевского и А. Егорова доклад, в котором изложил следующие тезисы: «Проведенные испытания показали пригодность программы подготовки собак... для выполнения следующих актов диверсионного порядка в тылу противника:
— подрывы отдельных участков железнодорожных мостов и железнодорожного полотна, разных сооружений, автобронетанковых средств и т. д.;
— поджоги строений, складов, хранилищ жидких горючих веществ, нефтяных приисков, железнодорожных станций, штабов и правительственных учреждений;
— отравление при помощи сбрасывания устройств с отравляющими веществами водоемов; скота и местности, когда сама собака является источником заразы, возможное распространение эпидемий.
Полагал бы целесообразным... организовать в 1935т. школу Особого Назначения, доведя количество подготовленных людей до 500, а собак до 1000-1200...
В целях предварительной охраны наших объектов оборонного значения от диверсионных собак теперь же дать директивные указания приграничным округам уничтожать собак в любом месте их появления, особенно в районе аэродромов, складов, железнодорожных линий и бензохранилищ...»
После фактической ликвидации в конце 30-х годов всех советских наработок в области диверсионно-партизанекой войны опыты с использованием служебных собак угасли. Второе рождение эта, безусловно любопытная, идея получила во время Великой Отечественной, когда в Красной Армии началась массированная подготовка собак — саперов, санитаров и истребителей танков.
Экипировка
В войсках НКВД снабжение оружием, боеприпасами и обмундированием было поставлено заметно лучше, чем в Красной Армии. В зафронтовых условиях широко использовалось трофейное оружие, особенно автоматы МР 38/40 и пулеметы MG 34/42. Подразделения ОМСБОН были насыщены пистолетами-пулеметами ППШ (затем ППС-43) практически на 100 %, за исключением пулеметчиков, бронебойщиков и некоторых других специалистов. Все военнослужащие носили, кроме автоматов, кобурное оружие: пистолеты ТТ либо револьверы, а также всевозможные трофейные образцы. Диверсанты из состава бригады, как и бойцы других подразделений [413] глубинной разведки, в обязательном порядке вооружались так называемыми ножами разведчика (HP).
Униформа
Бойцы и командиры ОМСБОН носили форму войск НКВД: пограничных или внутренних (с цветными фуражками, кантами и приборным сукном, положенными этим родам войск). Свою форму с особыми знаками различия носили и сотрудники Главного управления госбезопасности НКВД, проходившие службу в опергруппах бригады. Следует заметить, что в целях конспирации часто вместо ведомственного обмундирования носилась униформа РККА.
Личный состав органов милиции, включенный в состав ОМСБОН, получил защитную форму одежды с милицейскими знаками различия. К голубым петлицам с красными кантами прикалывались эмалевые знаки различия, аналогичные армейским, но залитые голубой эмалью с красным металлическим бортиком. На локтевом сгибе левого рукава командиры носили цветное изображение герба СССР, а политработники — голубую суконную звезду с золотистыми кантом и изображением серпа и молота в центре. Голубой кант нашивался на боковые швы синих комсоставских галифе. В качестве головного убора мобилизованные на службу сотрудники милиции носили защитные фуражки с голубым околышем и таким же кантом на тулье. Кокарда — алая эмалевая звездочка с цветным изображением герба посредине (металлические части звезды и герба были латунными у командиров и никелированными у рядовых). Это обмундирование отменено после введения погон в феврале 1943 года, кроме того, большинство привлеченного из милиции личного состава [414] к тому времени уже перевели в войска НКВД либо госбезопасность.
Советские десантники и спецназовцы располагали значительной номенклатурой летнего и зимнего камуфляжного обмундирования: халатами и костюмами. С конца 30-х годов в армии и войсках НКВД широко применялись так называемые мочальные маскировочные костюмы, изготовленные из пучков мочала и сухой травы как на фабриках, так и в кустарных условиях. Во время боев в степях это приспособление хорошо маскировало владельца в зарослях травы, что широко использовалось во время боев на озере Хасан и реке Халхин-Гол. Все прочие образцы костюмов, как белых, так и пятнистых, как правило, выполнялись из бязи — весьма непрочного, но дешевого материала.
В 30-е — начале 40-х годов встречалось два варианта рисунка ткани. Их официально именовали осенним и летним, хотя на практике в теплое время носили обмундирование с обоими вариантами расцветки. Летний камуфляж имел травянисто-зеленую основу с нанесенными на нее крупными амебооб-разными пятнами черного цвета. Осенний вариант отличался песочно-оливковой расцветкой с такими же по форме пятнами, но коричневого цвета.
До начала войны маскировочные костюмы широко применялись в ВДВ и пограничных войсках. С июня 1941 года ношение камуфляжного обмундирования распространено на подразделения войсковой разведки (в том числе и ОМСБОН), группы снайперов, подрывников и другие части специального назначения. Кроме того, оперативные части ВВ МВД СССР, после войны занимавшиеся ликвидацией националистических формирований в Прибалтике и на западе Украины, в обязательном порядке снабжались маскировочными костюмами. Расцветка [415] обмундирования образца 1943 года была разработана под сильным влиянием мелкопятнистого эсэсовского камуфляжа: на базовую травянистую основу желтой или светло-оливковой краской наносились контуры веток и листьев. В некоторых случаях поверх этой композиции изображались амебообразные черные или коричневые пятна, как на старых масккостюмах.
Летний камуфляжный костюм состоял из свободной блузы и брюк. Застежка блузы доходила до середины груди; по бокам имелись два вместительных прорезных кармана. Полы и рукава снабжались затяжными тесемчатыми кулисами. Низки штанин заправлялись в кирзовые сапоги.
Летние маскировочные костюмы часто снабжались мешковатыми капюшонами: размеры последних позволяли натягивать их на стальной шлем. Капюшоны пришивались по окружности к плечам блузы. Вырез капюшона, одновременно являвшийся планкой блузы, застегивался на три-четыре пластмассовые пуговицы, а небольшая лицевая часть закрывалась частой марлевой сеткой в маскировочной окраске. В походном положении капюшон расстегивался до самого низа и отбрасывался за спину. В воздушно-десантных частях, в особенности до войны, часто носили блузы без капюшона: шейный вырез затягивался на кулиску.
Нередко в частях специального назначения вместо костюмов носили халаты: накидку с рукавами и капюшоном, которая спереди застегивалась на пуговицы до низа.