Перелом в войне
С середины мая горные тропы, ведущие из Бирмы в Индию, превратились в непроходимые грязевые потоки. Дальше Калевы, снабжать которую можно было по реке, японцы не двинулись. Линии их коммуникаций были настолько растянуты, что вопрос о вторжении в Индию, на которое надеялся Гитлер и которого страшились англичане, японским командованием всерьез не рассматривался, хотя некоторые горячие головы пытались склонить Тодзио к наступлению, полагая, что в таком случае вся Индия поднимется против английского господства. Однако Япония и без того уже поглотила территории, во много раз превышающие ее площадью и населением. Японские войска были разбросаны на огромном пространстве — от границ с Советским Союзом до берегов Австралии. Вместе с тем экономические выгоды, которые японские стратеги рассчитывали извлечь из завоеваний, так и не были достигнуты. Одно дело подсчитать на бумаге, сколько тысяч тонн нефти даст захват промыслов Калимантана или Енанджауна, сколько риса можно вывезти из Бирмы и олова из Малайи, другое — реально получить эти богатства. Начать с того, что практически все месторождения, [344] заводы и плантации достались Японии в разоренном состоянии — в первые месяцы следовало думать об их восстановлении, а не об использовании. Когда же японцам удалось восстановить шахты и нефтепромыслы, перед ними встала не менее важная проблема, значение которой все увеличивалось с ходом войны, — проблема доставки. Переправить нефть, скажем, из Бирмы в Японию, означало преодолеть путь в несколько тысяч миль, и в любой момент можно было ожидать встречи с американской подводной лодкой или самолетом.
Существование империи, разбросанной на таких расстояниях, могло быть обеспечено лишь полным превосходством в воздухе и на море. Однако уже 7-8 мая 1942 г. японская эскадра, направленная для захвата Морсби на юго-востоке о-ва Новая Гвинея, столкнувшись с американским флотом в битве в Коралловом море, которая впервые в морской истории велась лишь самолетами с авианосцев, не смогла одержать победы. Японцы даже были вынуждены отложить десант в Морсби. Вслед за битвой в Коралловом море последовала операция по захвату атолла Мидуэй, для которой адмирал Ямамото, рассчитывая окончательно уничтожить американский флот, собрал соединение в составе 11 линкоров, шести авианосцев и сотен более мелких кораблей. Однако американцы заранее узнали о движении японских авианосцев и линкоров и, пойдя на значительный риск, стянули к Мидуэю все три имевшиеся в наличии авианосца, стаи подводных лодок, перебросили на аэродромы Мидуэя авиацию. Исход сражения был решен американскими самолетами, которые тремя волнами обрушились на японский флот. Две первые волны были практически уничтожены японскими истребителями и зенитной артиллерией; зато третьей, ударившей в то время, когда японские истребители были вынуждены опуститься на палубы для заправки, были потоплены четыре [345] авианосца и крейсер. Японскому флоту, лишившемуся в этой битве 4-6 июня 1942 г. своей ударной силы, пришлось отказаться от высадки на Мидуэе и повернуть обратно. С этого момента японская экспансия была остановлена. И если на американских верфях и в доках в течение 1942 г. быстро и эффективно возмещалось то, что было потеряно в Перл-Харборе, Яванском и Коралловом морях, и строились новые корабли, если экономика Британской империи — не только метрополии, но и Индии, Австралии, Канады — в ходе войны также могла компенсировать потери и постоянно увеличивать техническое оснащение армии и флота, то Япония так и не сумела возместить своих потерь на море. Хотя численность личного состава японского флота в течение 1942—1943 гг. увеличилась с 429 тыс. человек до 708 тыс., состав флота Японии по судам основных классов к 1943 г. уменьшился, а это означало, что с каждым днем все труднее будет охранять бесконечные пути, по которым ползли в Японию транспорты с рудой и танкеры с нефтью. В последние годы войны Япония, как и Германия, была вынуждена отказаться от строительства крупных кораблей и основное внимание уделяла созданию подводных лодок. В 1943 г. на Тихоокеанском театре в составе союзных флотов насчитывалось 19 авианосцев, а в японском флоте — только 10; на 18 союзных линкоров приходилось лишь девять японских. Почти вдвое меньше было и эсминцев и подводных лодок. Но главное, по боевым и техническим характеристикам японские корабли все больше уступали кораблям союзников — для технического прогресса в Японии не было возможностей.
Таким образом, уже к середине 1942 г. наступательный порыв Японии иссяк. Наступил этап сохранения достигнутого периметра и укрепления власти над завоеванными странами, превращения их в источники сырья для японской военной машины. Однако планы японского командования не [346] были известны властям Британской Индии. Английские войска, находившиеся на границе с Бирмой, были слабы, а те, что вырвались из Бирмы, — деморализованы и нуждались в отдыхе и переформировании. Подкреплений с Запада ждать , не приходилось. В то же время внутриполитическая обстановка в Индии внушала британской администрации опасения, как бы в случае вторжения туда японцев население страны не поддержало их еще активнее, чем в Бирме.
Отказ правительства Великобритании рассматривать вопрос о предоставлении независимости Индии до окончания войны вызвал недовольство даже тех компрадорских кругов индийской буржуазии, которые были склонны поддерживать Англию. Однако прояпонские тенденции в стране были выражены относительно слабо, и создание в Таиланде Индийской национальной армии под руководством С. Ч. Боса ни о чем еще не говорило. Крупнейшая и влиятельнейшая партия Индии, Национальный конгресс, устами одного из своих лидеров, Джавахарлала Неру, таким образом определила отношение индийцев к войне: «Распространение войны на Советский Союз усилило симпатии индийских народов к прогрессивным силам, но не изменило нашего отношения к политике английского правительства в Индии, ибо она базируется на иных основах... Вступление Японии в войну сделало ее мировой войной, приближающейся к нашим границам... Наши симпатии непременно должны быть на стороне нефашистских государств. Помощь, которую мы можем оказать им в соответствии с нашими собственными принципами, была бы им оказана, если бы мы могли действовать как свободный народ».
Настроения в Индии в период войны в значительной степени определялись положением дел на фронтах. Падение Сингапура и неудачи в Бирме не только развенчивали тщательно взлелеянный колониальной пропагандой образ «всепобеждающего белого человека», но и наводили на невеселые размышления. Если Великобритания не смогла выполнить обязательств [347] по защите своих колоний в Юго-Восточной Азии, где гарантия того, что она сможет их выполнить в Индии? Неужели Индии суждена судьба Бирмы и Сингапура — вынести все горести войны чужих держав на собственной земле? Индийцы были неравнодушны и к судьбе своих соотечественников в Бирме и Малайе — сведения об их бедствиях докатились до Индии и вызвали там дополнительную волну возмущения. Наконец, не было секретом, что война в Юго-Восточной Азии ведется в основном ценой жизни индийцев, что многие части английской армии набраны в Индии, что именно индийцы составили большинство пленных в Сингапуре и убитых в Бирме.
Рост антианглийских настроений в Индии не мог не беспокоить Лондон. Пытаясь снизить их накал, колониальная администрация арестовала Ганди, Неру и других лидеров Национального конгресса, призвавшего в начале августа к борьбе за независимость «на основе принципа ненасилия». Это дало результат, противоположный желаемому. Начались волнения, которые быстро вышли за рамки ненасильственных действий. В результате в те дни, когда японские дивизии стояли на границе страны, большая часть войск, которые должны были охранять Индию, занималась карательными экспедициями. Фактически было прервано сообщение на железных дорогах, разрушены многие почтовые отделения, разгромлены полицейские участки. Однако выступления народных масс были разрозненными, политическая активность Конгресса упала, и, хотя в течение нескольких последующих месяцев продолжались крупные крестьянские волнения и стачки в городах, колониальной администрации удалось подавить выступления.
Планируя предстоящую кампанию, английское командование в Индии предполагало в течение лета 1942 г. укрепить свои силы и затем начать небольшого масштаба операции в Ассаме, с тем чтобы выйти вновь к верховьям Чиндуина у Калевы в сухой период, с декабря 1942 по май 1943 г. Однако в Лондоне думали иначе. Рассматривая сокрушительные [348] поражения в Юго-Восточной Азии с точки зрения не столько военной, сколько политической, Черчилль и его правительство мечтали о крупной победе, которая могла бы восстановить репутацию английской армии. Британский премьер полагал, что, поскольку после поражения у Мидуэя японский флот уже не в состоянии вести активные действия в Индийском океане, у англичан появилась возможность массированным ударом из Индии в Аракан выйти к Рангуну и Моулмейну, отрезать японские войска от моря и затем совершить рейд к Бангкоку. Разумеется, добавлял Черчилль в послании к Уэйвеллу, эта операция (получившая название «Анаким») будет успешной лишь в том случае, если обстановка на советско-германском фронте и на Ближнем Востоке сложится благоприятно. Без энтузиазма согласившись с планом Черчилля, Уэйвелл информировал Лондон, что никакая операция крупного масштаба не будет успешной, если он не получит в свое распоряжение достаточной авиационной поддержки. В ином случае рывок к Рангуну окончится провалом, что не только не принесет успокоения в Индии, но и может иметь далеко идущие печальные последствия.
Подготовка к операции «Анаким» шла в сложной обстановке. В Северной Африке в июне 1942 г. итало-немецкие войска овладели Тобруком в Ливии и заставили англичан отступить в Египет. На советско-германском фронте гитлеровцам удалось в течение летних месяцев прорвать оборону советских войск на юге и продвинуться к Волге и на Северный Кавказ. Подготовка к операции «Анаким» замедлилась — было ясно, что необходимых сил и поддержки Уэйвелл получить не сможет. Тем не менее от операции не отказались, а лишь уменьшили ее масштабы, решив для начала овладеть портом Ситуэ (Акьяб), расположенным на побережье Аракана.
В первые же дни операции, начавшейся 21 сентября 1942 г., выяснилось, что она не была обеспечена даже на [349] предварительных этапах. В частности, не были подготовлены дороги, по которым войска должны были достичь границы с Бирмой. Невероятно, но даже в долине Читтагонга, где нет никаких препятствий к сооружению дороги, она кончалась в 15 км от границы; не менее невероятно, что отсутствие дороги оказалось полной неожиданностью для командира 14-й дивизии генерала Ллойда, перед которым была поставлена задача наступать на Акьяб. В результате почти месяц ушел только на то, чтобы проложить путь для повозок и легких машин к индийско-бирманской границе. В распоряжении японского командования в Аракане был лишь 213-й пехотный полк, да и тот без одного батальона. Тем не менее японцы, искусно маневрируя, так умело оборонялись, что 14-я дивизия в течение ноября смогла продвинуться лишь до середины намеченного пути. Одновременно японские самолеты как бы в ответ на английское наступление начали совершать налеты на Читтагонг и Калькутту. Повреждения городам были нанесены небольшие, но повторилась «рангунская история»: в течение нескольких дней в конце декабря почти полмиллиона перепуганных жителей покинули Калькутту, и вся жизнь в городе замерла. Лишь к концу 1942 г., когда японское командование в связи с ухудшением положения на Тихом океане было вынуждено взять из Бирмы большую часть самолетов, англичане получили преимущество в воздухе.
В течение первого месяца боев в Аракане генерал Йида наблюдал за ними без особого беспокойства, так как полагал, что английские войска не сделали должных выводов из уроков, полученных в Бирме, и продолжают придерживаться старой тактики, не учитывающей местных условий. Только по получении разведданных о том, что на помощь 14-й дивизии направляются все новые бригады, он приказал перебросить в Аракан через хребет Ракхайн-Йома по горным тропам 55-ю дивизию. Еще до ее прибытия, 9 января, командующий английской армией генерал Ирвин (по отзывам современников, [350] солдафон «старой закалки»{9}) прилетел в штаб 14-й дивизии и приказал Ллойду штурмовать японские позиции в лоб. Однако ни одна из многочисленных атак, несмотря на участие в них танков, прибывших из Индии, не увенчалась успехом. Что касается танков, то почти все они были уничтожены японцами, создавшими систему узлов сопротивления, в которых находились небольшие автономные группы солдат.
От операции, которая фактически стала мясорубкой для английских частей, никто не желал отказаться. Черчилль настаивал на ее продолжении из соображений политических. Последнее наступление на Акьяб было предпринято 18 марта 1943 г. и, как предыдущие, провалилось. Тем временем прибывшие в Аракан части японской 55-й дивизии начали теснить противника и уничтожать одну английскую бригаду за другой. 6 апреля была разбита 6-я бригада, на следующий день — 47-я. Когда же Ллойд отказался вести в безнадежный бой свои силы, Ирвин сместил его и временно сам принял командование, что не улучшило состояния дел. Наконец, уже перед самым началом муссона 1943 г. Ирвин был вынужден под давлением штаба в Дели назначить для контроля над операцией генерала Слима. Ознакомившись с положением дел и поняв, что, как только начнутся ливни, английские части, лишенные подкреплений и снабжения, будут окончательно истреблены японцами, Слим приказал отступать из Аракана. В докладе Ирвину он сообщал, что «войска были в боях уже много недель и настолько потрепаны, что нельзя надеяться с их помощью удержать что бы то ни было». Взбешенный Ирвин прислал Слиму телеграмму, в которой объявлял, что тот лишается командования и будет отдан под суд. [351]
Однако Слим не успел вернуться в штаб армии, как пришла другая телеграмма, сообщавшая, что генерал Ирвин снят с должности. Эпоха генералов «старой школы» подошла к концу.
Санкции, последовавшие за провалом операции «Анаким», явились ее единственным положительным итогом. Естественный процесс устранения командиров, не соответствовавших новым условиям, был ускорен тем, что «Анакиму» придавалось большое политическое значение. Перемены в командовании прошли на всех уровнях. Дошла очередь и до Уэйвелла, с именем которого были связаны поражения первых месяцев войны, падение Сингапура и Бирмы. И хотя Черчилль высоко ставил способности Уэйвелла и поддерживал его в трудные минуты, было ясно, что его нельзя оставлять дольше на посту командующего фронтом. Оставалось подыскать для Уэйвелла почетную должность, на которой он не мог бы оказывать влияния на судьбы войны. В октябре 1943 г. истекал срок правления очередного вице-короля Индии. Уже в июне было объявлено, что Уэйвелл получает титул виконта и с октября займет пост вице-короля в звании фельдмаршала.
В дни, когда союзные правительства и штабы, обеспокоенные провалом операции «Анаким», решали вопрос о дальнейшем направлении действий на Бирманском театре войны, на авансцену этого театра выдвинулись две фигуры авантюристического плана, обещавшие (каждый по-своему) быструю и решительную победу: англичанин Уингейт и американец Ченно.
Генерал Ченно, возглавлявший в Чунцине отряд американских летчиков-добровольцев, пользовался добрым расположением Чан Кайши и его супруги (которая зачастую решала политику страны), так как постоянно утверждал, что может обеспечить победу гоминьдановскому Китаю в войне с Японией с помощью одной только авиации. Для проведения в жизнь своей стратегической концепции Ченно требовал поставки ему 500 американских самолетов с экипажами и соответственного [352] количества грузов, доставлять которые после закрытия Бирманской дороги можно было лишь самолетами через «горб» — из г. Ледо в Ассаме, до которого вела узкоколейка, в Чунцин и Куньмин. Маршрут пролегал над отрогами Гималаев в сложных метеоусловиях, за самолетами охотились японские истребители из Мьичины. В итоге за три года поставок в Китай транспортная авиация США потеряла 468 машин, в среднем по 13 в месяц, и мало кому из состава экипажей удалось спастись. Что касается грузов, то в первой половине 1943 г. таким образом удалось перебросить чуть более 100 т. На каждый литр бензина, доставленного в Чунцин, американские самолеты сжигали не меньше литра. Тем не менее американцы, поддаваясь напору Чан Кайши, который заявлял, что без воздушного моста он будет вынужден заключить сепаратный мир с японцами, продолжали использовать этот способ снабжения.
Американское командование предпочло бы открыть наземный путь через Северную Бирму, но для этого ее следовало отвоевать. Чан Кайши, будучи заинтересован в снабжении, в то же время не хотел рисковать своими армиями; тем более не хотели опасной войны его генералы. В декларациях и письмах Чан Кайши изъявлял готовность в любой момент начать боевые действия в Бирме и даже выделил для этого 30 дивизий. На деле, однако, ничего предпринято не было. К тому же Чан Кайши не выносил Стилуэлла, который был ярым сторонник ком и автором плана наступления китайских войск в Бирме. Впрочем, неприязнь была взаимной. Стилуэлл записывал в своем дневнике: «Соединенные Штаты влезли в дружбу с бандой фашистов под командованием тоталитарного правительства, схожего в основных чертах с нашим немецким врагом»{10} [353]
18 октября 1942 г. Стилуэлл прилетел в Дели с планом вторжения в Бирму крупными китайскими силами, однако поддержки у англичан не нашел. Те понимали, что вступление китайских войск в Бирму в дни, когда память о позорном бегстве англичан еще не изгладилась, может означать потерю страны для Британской империи. К тому же претензии Китая на Северную Бирму будут подкреплены китайской оккупацией этих районов. Да и стратегической необходимости в начале большой кампании по возвращению Бирмы англичане не видели — для них куда важнее были другие фронты. Иное дело — операции типа проводившейся в это время «Анаким», направленные на отвоевание стратегически важных районов страны, к тому же значительно удаленных от зоны действия китайских войск.
Поскольку высказать все эти соображения вслух было нельзя, Уэйвелл внимательно изучил план Стилуэлла и обратился за разъяснениями к Объединенному комитету начальников штабов в Вашингтоне. Американцы поддержали Стилуэлла, и Объединенный комитет согласился в принципе на такую операцию при условии (надо было как-то подсластить пилюлю для англичан), что общее оперативное командование на этом театре останется за Уэйвеллом. На следующем совещании договорились о том, что снабжение операции берут на себя американцы, которые основывают главную базу снабжения в Ледо. Они же обеспечивают воздушную поддержку. Оставались детали: проложить за зиму дорогу от Ледо к границе и выполнить еще одно условие, которое поставил Чан Кайши — обеспечить поддержку союзного флота, который лишил бы японцев возможности подвозить подкрепления в Рангун.
Зимой тон английских генералов начал меняться. Сначала Уэйвелл сообщил, что дорогу кончить в срок не удастся, нельзя и организовать базу в Ледо из-за плохих транспортных условий. Когда Стилуэлл попытался обойти эти [354] трудности, в дело вступил адмирал Соммервилл, командующий союзным флотом в Индийском океане. Он сообщил, что имеющимися силами поддержку с моря не обеспечить, а подкреплений ему не обещают. Наконец, еще один удар нанес Уэйвелл, который заявил в конце декабря, что, если китайские войска встретят серьезное сопротивление японцев в Верхней Бирме, английские войска поддержки им оказать не смогут.
Получив все эти сообщения, Чан Кайши, очевидно, вздохнул с облегчением. 28 декабря он телеграфировал Рузвельту и Черчиллю, что отсутствие морской и сухопутной поддержки англичан сделает наступление китайских дивизий невозможным. Уэйвелл также с облегчением отметил: «Стилуэлл не сумел объяснить толком генералиссимусу (Чан Кайши. — И. М.) состояние дел на море, а тот теперь старается воспользоваться этой возможностью, чтобы свалить на нас вину за трудности, которые он только сейчас начинает осознавать». 16 января 1943 г. Чан Кайши информировал Рузвельта, что отказывается от наступления. Стилуэлл был краток: «Англичане, — записал он в своем дневнике, — не хотят, чтобы китайские войска участвовали в освобождении Бирмы».
После провала планов вторжения в Бирму перед Чан Кайши встали две главные задачи: как увеличить американские поставки и избавиться от неприятного Стилуэлла. Решение обеих задач он видел в замене Стилуэлла на Ченно, который больше его устраивал и который в отличие от Стилуэлла, обратившего с зимы 1943 г. основное внимание на устройство в Индии учебных лагерей для китайских дивизий, отступивших туда из Бирмы, предлагал простой и соблазнительный план помощи Китаю: если ему дадут самолеты, заявлял Ченно, он уничтожит японское судоходство в Южно Китайском море и разгромит наземные японские силы. Шумная кампания, которую развязали Ченно и его сторонники в Вашингтоне и Чунцине, оказала влияние и на Рузвельта, крайне разочарованного [355] результатами «Анакима». Опасаясь выхода Китая из войны, президент США был склонен любой ценой обласкать Чан Кайши, так как полагал, что он — единственный лидер в Китае, который сможет обеспечить стабильность дружественного к США режима после войны. Ради этой перспективы стоило пожертвовать Стилуэллом с его планами и несдержанным языком. Однако на стороне Стилуэлла находился американский Генеральный штаб, который состоял из профессиональных военных, понимавших, что кинуть тысячи транспортных самолетов через «горб» — значит потерять половину их в первые же месяцы и при этом никакой пользы войне в целом не принести. К тому же ни для кого в американском военном руководстве не было секретом, что подчиненные Ченно не столько воюют, сколько спекулируют в Китае и активно участвуют в разбазаривании помощи, поступающей по ленд-лизу. Позднее, в 1944 г., комиссия, прибывшая из США, открыла против пилотов Ченно около 300 дел на общую сумму 4 млн. долл. Наиболее скандальный оборот приняло дело о публичном доме, организованном при отряде Ченно. Девушек, скупленных в Индии и по китайским городам, свозили туда на военных самолетах, причем этот публичный дом был и одним из крупнейших центров контрабанды. В ходе расследования, которым по долгу службы пришлось заниматься Стилуэллу, выяснилось, что Ченно не только обо всем знал, но и сам был замешан в этих махинациях. Дело замяли, так как сочли наносящим урон престижу американской армии, китайские же власти отнеслись ко всему этому спокойно — коррупция была основным занятием чунцинских бонз. Впоследствии Ченно, уподобившись китайским генералам, считавшим главной задачей сохранение в неприкосновенности своих маленьких царств — источников богатства и спокойствия, стал энергично препятствовать использованию его самолетов в бирманской кампании. Его нежелание воевать привело в 1945 г. [356] к тому, что у него отняли командование американской авиацией в Китае, однако для «среднего» американца он остался одним из героев войны.
В дни, когда в Аракане еще продолжалась операция «Анаким», английское командование предприняло отвлекающий маневр в Северной Бирме. Человек, руководивший этим маневром, во многом напоминал Ченно. Однако если между Ченно и американским командованием всегда было состояние скрытой войны и поддерживали его только политики — Чан Кайши, Рузвельт и Гопкинс, то на стороне Уингейта были поначалу и Уэйвелл, и некоторые другие британские военачальники.
Подполковник (впоследствии генерал-майор) Уингейт считался специалистом по партизанским действиям в тылу противника. Известность как таковую он получил в Палестине в 30-е годы. Прибыв в Индию, Уингейт организовал там отряд «чиндитов» (от слова «чинте» — бирманский мифический лев), задачей которого были действия в тылу противника. Генерал Слим и другие командиры отнеслись к планам Уингейта положительно. В июле 1942 г. была создана и начала обучение 77-я индийская бригада в составе английского и индийского батальонов с приданным каждому из них взводом бирманских горцев, которые должны были служить проводниками.
Первая большая операция под руководством Уингейта состоялась в феврале 1943 г., когда его бригада общей численностью 2300 человек двумя колоннами проникла в Бирму с целью взорвать железную дорогу в тылу у японцев. За два месяца, проведенные в стране, чиндитам удалось пройти за Чиндуин, а некоторым группам — к Иравади в районе г. Ката, взорвав в двух местах полотно железной дороги. Японцы, полагая, что имеют дело с небольшими группами разведчиков, поначалу не обращали особого внимания на появление диверсантов в их тылу. Однако постепенно они [357] поняли, что это — армейская операция, снабжение которой происходит по воздуху. После этого они предприняли ряд карательных акций против чиндитов, которым с трудом удалось вырваться обратно в Индию. Батальоны Уингейта потеряли 800 человек убитыми и пленными и никакого ущерба японцам, кроме взрывов на железной дороге, не нанесли — большая часть времени ушла на блуждания по лесам и ожидание, когда с самолетов будет сброшен очередной груз. Однако пропагандистский эффект этого похода, особенно в свете провала наступления в Аракане, был велик. Встреченный в Индии как герой, Уингейт начал ратовать за создание нескольких таких бригад, заявляя, что с их помощью он отвоюет Бирму. Конечно, опытные военачальники понимали, что дешевый и легкий путь к победе, который предлагает Уингейт, — это фикция. Но Уингейт был нужен политикам, и потому его активно поддержали в Лондоне. В США также раздавались голоса о создании отрядов чиндитов и посылке добровольцев к Уингейту. Стилуэлл был резко против участия в этой авантюре, но должен был уступить из политических соображений. Свое мнение об Уингейте он выразил следующим образом: «После неоднократных попыток заполучить сюда хоть сколько-нибудь американских войск мы их, наверное, получим, но только для того, чтобы они воевали под началом Уингейта! Он... попался японцам на восточном берегу Иравади и выбрался с потерей 40 % личного состава. И стал теперь экспертом. Этого достаточно, чтобы и самого Христа разочаровать в человечестве».
Одним из побочных результатов набега Уингейта было то, что японцы из допросов многочисленных пленных чиндитов наконец-то смогли составить представление о положении дел в Восточной Индии и состоянии подготовки английских войск к войне. Они поняли, что имеют еще по крайней мере полгода спокойной жизни. В то же время, опасаясь повторения подобных набегов, они решили несколько изменить тактику и перейти от пассивной обороны к упреждающим ударам, с тем [358] чтобы в следующем сухом сезоне разгромить английские базы в Ассаме, о расположении которых они получили исчерпывающие сведения от чиндитов. Другим побочным результатом набега стало осознание обеими враждующими сторонами факта изменения общественного мнения в Бирме. Обнаружилось, что не только горцы, но и бирманцы охотно дают приют чиндитам и ждут прихода англичан, считая их меньшим злом. Таким образом, даже неполный год оккупации показал бирманцам все блага жизни в «сфере сопроцветания».
Провал араканской операции вызвал резкое недовольство в Лондоне прежде всего потому, что осложнил положение Великобритании на переговорах с американскими союзниками, так как опроверг оптимистические заверения об улучшении подготовки и вооружения английской армии в Индии и о ее будущих успехах. Черчилль назвал араканский провал одним из наиболее разочаровывающих и позорных поражений войны. Оправдывая поражение недостатком вооружения и боевых сил, низким качеством подготовки войск, неумением рекрутов воевать в джунглях и т. д., руководители английской армии в Индии выдвинули аргумент, имевший политический характер, с помощью которого они рассчитывали серьезно напугать правительство. В докладе генерала Хартли (его поддержал и министр по делам Индии Эмери) указывалось, что с расширением индийской армии пришлось отойти от старого и проверенного принципа комплектования индийских частей из представителей тех народностей, где военная служба является наследственным занятием мужчин, и обратиться к слоям населения и национальным группам, которые таких традиций не имеют. В результате этого и ввиду нехватки английских командных кадров индийская армия превратилась во «второсортную армию», а после араканских поражений ее моральный уровень опасно снизился, в ее среде царит разочарование, и потому она потенциально подвержена влиянию Индийского национального конгресса и пропаганде [359] антианглийских агентов. Эмери и Хартли подчеркивали, правда, что тревожных признаков в армии еще нет, но это не означает, что индийская армия останется надежной к далее, особенно технические части сухопутных сил, а также авиация и флот, так как туда приходится привлекать образованных индийцев. Именно в летных и морских частях, отмечали они, можно ожидать политических выступлений.
Дополнительным основанием для тревоги были сообщения, что японское командование с некоторым опозданием, но весьма активно начало подготовку антианглийских индийских групп в Таиланде и Малайе, вербуя в Индийскую национальную армию военнопленных и индийцев, оставшихся на оккупированных территориях. В ходе этой подготовки японцы пришли к выводу, что им требуется популярный лидер, который мог бы стать во главе движения. Таким лидером был Субхас Чандра Бос, в прошлом видный деятель Национального конгресса, полагавший возможным опереться на державы Оси ради достижения свободы Индии. В то время он находился в Берлине, где организовал Индийский легион, который Гитлер надеялся использовать при вторжении в Индию через Советский Союз. Однако к 1943 г. надежд на такое вторжение не оставалось, и Гитлер согласился уступить Боса японцам.
1 июля 1943 г. Бос уже был в Сингапуре, где возглавил Временное правительство Свободной Индии. Бос настаивал, чтобы вторжение в Индию началось как можно скорее и чтобы его армия в этом вторжении играла решающую роль. Однако, соглашаясь принять поддержку Боса, японское командование не намеревалось доверять столь важную операцию ненадежным и плохо подготовленным союзникам.
Инициатива вторжения в Индию исходила от нового командующего 15-й японской армией — генерала Мутагучи. Являясь до 1943 г. командиром 18-й дивизии, которая базировалась в Западной Бирме, т. е. в зоне действия отрядов Уингейта, Мутагучи учитывал опыт английских рейдов. Считая, [360] что лишь наступление может сорвать планы англичан, японский командующий предлагал оккупировать рисопроизводящие долины Ассама, разрушить английские базы, разорвать воздушный мост между Индией и Китаем и вызвать в Индии восстание против английского господства. Мутагучи был убежден, что победа в Индии сможет компенсировать неудачи на Тихом океане. Однако планы генерала натолкнулись на возражения офицеров его собственного штаба, не говоря уже о других японских командующих в регионе. Перевеса в технике, который японская армия имела в начале войны, уже не существовало, и, по мнению большинства японских генералов, молниеносные кампании 1942 г. стали невозможны.
После долгих дебатов и совещаний, военных игр и просьб о подкреплениях Токио дал согласие на проведение операции в ограниченных масштабах. Основной целью согласованной к концу лета операции «У-Го» было наступление на Импхал, с тем чтобы разрушить и захватить базы в Импхале и Кохиме и остановиться на линии западнее этих городов.
Опасения японцев, приведшие к ускорению подготовки наступления на Импхал, были вызваны переоценкой серьезности намерений западных союзников. Японское командование не знало, что их враги увязли в разногласиях по поводу того, как и куда наступать в Юго-Восточной Азии. Эти разногласия объяснялись тем, что страны Юго-Восточной Азии (за исключением Филиппин) находились вне зоны американского влияния и изгнание из них японцев не представлялось американцам первоочередной задачей. Бирманский же театр войны имел для них смысл лишь постольку, поскольку через него шло снабжение Китая. Следовательно, с точки зрения американского командования, все операции в Бирме должны были вестись именно в северной части страны. Противоположного мнения придерживались Черчилль и влиятельные силы в английском [361] командовании. Несмотря на провал операции «Анаким», основным направлением наступления они считали южное — если не на Акьяб, то на Северную Суматру, захват которой открывал путь к Сингапуру.
В свете всего изложенного появление Уингейта на конференции союзников в Квебеке, открывшейся 14 августа 1943 г., можно считать инспирированным англичанами, которые рассчитывали отделаться от американской настойчивости «малой кровью». Уингейт, оказавшись в Квебеке, начал доказывать, что он сможет освободить Северную Бирму и обеспечить открытие сухопутного пути из Индии в Китай — если, разумеется, его отряды усилят и обеспечат воздушной поддержкой. Уингейт американцам понравился — они увидели в нем единственного человека в английском стане, который был согласен отвоевать путь в Китай. Решено было перебросить на помощь Уингейту американских добровольцев. К тому времени в тренировочном лагере в Северной Индии находились около 3000 человек, которые именовались «5307 временный соединенный отряд». Состав отряда был весьма случайный. В него попали и ветераны боев в джунглях, прошедшие Филиппины и Новую Гвинею, а также новички в военном деле, стремившиеся к авантюрам. Репутация у этого отряда была сомнительной, однако Стилуэлл связывал с ними свои надежды в овладении Северной Бирмой и потому был возмущен, когда отряд был передан в оперативное подчинение Уингейту. После отчаянных интриг и подковерных боев Стилуэлл выцарапал добровольцев. Их командиром был поставлен друг и ученик Стилуэлла бригадный генерал Френк Меррил и отряд получил куда более звучное название — бригада «Галахад». Под этим названием, следует признать, его никто не знал и не знает. Дело в том, что еще до переброски этой бригады в Бирму там побывал американский журналист и в своем очерке назвал их Мародерами Меррила. Это название приклеилось к бригаде и сами добровольцы так себя называли. [362]
Решение в Квебеке было компромиссом. В нем предусматривались операция на Северной Суматре весной 1944 г., наступление в Северной Бирме в ноябре 1944 г., а также операция в Южной Бирме и Малайе без указания срока. Кроме того, на конференции было принято решение о создании отдельного командования Юго-Восточной Азии, во главе которого был поставлен вице-адмирал лорд Маунтбеттен.
Как уже отмечалось, после битвы у атолла Мидуэй Япония перешла к обороне. Принятая перед войной стратегическая концепция японцев, предусматривавшая создание грандиозного оборонительного периметра, могла иметь смысл при условии, если бы война в Китае кончилась победой Японии, а успехи Германии были таковы, что союзники не могли бы уделять достаточного внимания Японской империи. Однако к середине 1943 г. ход войны в Европе изменился не в пользу держав Оси. Немецкие армии, потерпевшие поражение под Сталинградом, а затем на Курской дуге, начали откатываться на запад. К октябрю 1943 г. советские войска уже вернули Донбасс, освободили Харьков, Смоленск, подошли к Киеву. Средиземное море полностью перешло в руки союзников, Италия должна была вот-вот выйти из войны, и было ясно, что окончательный разгром Третьего рейха — дело времени.
Каждый месяц, каждый день войны увеличивали разрыв в экономических и военных возможностях союзников и Японии. То, что не было совершено японской армией и флотом в первые дни войны, уже не могло быть достигнуто в 1943 г., и дальнейшее сопротивление лишь оттягивало окончательное поражение Японии и вело к громадным жертвам и потерям.
С того момента, когда американские войска начали высаживаться на Соломоновых островах, на Новой Гвинее и постепенно — атолл за атоллом, остров за островом — уничтожать отчаянно сопротивлявшиеся японские гарнизоны, ход войны стал односторонним, как бы ни стремились японские [363] генералы и адмиралы одной, последней битвой решить исход войны в свою пользу. Они могли предполагать, где последует новый удар американцев, но не имели сил защитить все подвергающиеся опасности острова и атоллы. Попытки укрепить их, перебросить войска в наиболее опасные места чаще всего проваливались, так как, располагая все растущим превосходством на море и в воздухе, американцы уничтожали японские конвои до того, как они добирались до места назначения.
Не в силах обеспечить снабжение гарнизонов Соломоновых островов, японцы решили бросить их на произвол судьбы. Имперский штаб в середине августа прекратил посылку подкреплений на острова, приказав их гарнизонам сражаться до последнего солдата. В то время как американские войска генерала Холси буквально выкуривали эти гарнизоны, на Новой Гвинее Макартур, пользуясь подавляющим превосходством в воздухе и на море, смог после долгих, ожесточенных боев преодолеть японские опорные зоны и приготовиться к высадке на о-ве Новая Британия. Движение к северу от острова к острову продолжалось, набирая силу, всю вторую половину 1943 г., но результаты были куда более скромными, чем рассчитывали американцы. Высадки на островах производились ими лишь в тех случаях, когда превосходство в технике и числе войск было подавляющим, причем американцы предпочитали действовать наверняка, уничтожая японские гарнизоны авиацией, артиллерией и танками.
Чем хуже становилось положение на фронтах, тем с большим упорством командования Японии и Германии разрабатывали планы, главная слабость которых заключалась именно в надежде разрешить свои проблемы одним ударом. Оба Генеральных штаба все более теряли связь с реальностью, полагая, что решающее сражение или чудодейственное оружие изменит течение войны. В частности, японские стратеги в отчаянных попытках переломить ход войны пришли к [364] выводу, что первостепенное внимание должно быть уделено производству самолетов. Память о победах при Перл-Харборе и у берегов Малакки вселяла надежду на то, что и в будущем с помощью авиации можно будет ликвидировать преимущество союзников на путях сообщения. Однако производство самолетов само по себе ничего не решало. Японский истребитель «зеро», хорошо зарекомендовавший себя в первый период войны, к ее середине уже устарел, и в индивидуальном бою американские самолеты были гораздо сильнее. К тому же острый недостаток в пилотах и механиках становился все более угрожающим. К 1944 г. японские летчики садились в самолеты, налетав лишь несколько часов в воздухе, тогда как американцы могли готовить пилотов профессионально.
Увеличивая производство истребителей за счет других важных отраслей военной техники, японцы оказались в обманчивом плену больших чисел. Несмотря на то что данные по производству самолетов, приводимые в различных источниках, не совпадают (что, видимо, связано с разрывом между планами и их выполнением), очевидно, что число истребителей в Японии росло быстрее, чем других средств вооружения. Если в 1942 г. было произведено 10 тыс. машин, то в 1943 г. — вдвое больше, а в 1944 г. — 26,5 тыс. В то же время производство танков, для которых требовался дефицитный броневой лист, все время падало. В 1942 г. их было произведено более 1 тыс., в 1943 г. — 770, в 1944 г. — лишь 352. Производство орудий достигло максимума в 1943 г. — почти 6 тыс. стволов и уже в 1944 г. упало до 4,5 тыс. стволов.
Магическая надежда на самолеты вызвала к жизни отчаянные бои между флотом и армией. Обе враждующие партии были уверены, что победа будет добыта в первую очередь в воздухе. На 1944 г. было запланировано изготовить 45 тыс. самолетов и поделить их поровну между армией и флотом. На пороге года флот потребовал, чтобы ему было передано не 22 тыс., а 26 тыс., обещая с помощью такого количества [365] машин разгромить американцев и спасти погибающие гарнизоны далеких островов. После долгих споров японские генералы решили увеличить производство истребителей до 50 тыс. и таким образом удовлетворить обе стороны. Однако они делили то, что существовало лишь на бумаге, — несмотря на строжайшую экономию и отказ от производства многих товаров гражданского назначения, планы не выполнялись и не могли быть выполнены.
Важным фактором, который с каждым днем играл все большую роль, оказалась неспособность доставлять награбленное сырье к месту обработки. Нефть должна была доставляться из Бирмы и Индонезии, цветные металлы и каучук — из Малайи и Бирмы, продовольствие — из различных уголков империи. Поскольку в первые месяцы войны обстановка складывалась благоприятно для Японии, никаких мер по охране торгового судоходства не было принято. Имея превосходство в линейных кораблях и в авианосцах, японцы уже с первых дней войны отставали от американцев в развитии подводного флота. В последующие годы это отставание стало катастрофическим, когда же исчезло превосходство в надводных кораблях и в авиации, обнаружилось, что японский торговый флот, с помощью которого в первые месяцы войны в Японию хлынул поток сырья и материалов из Юго-Восточной Азии, стал беспомощной жертвой американского рейдерства.
Японские транспорты долгие месяцы пробирались в одиночку по проливам и внутренним морям Юго-Восточной Азии, мимо берегов Китая. Их владельцы были убеждены, что одному судну легче добраться до Японии, и потому первые попытки собрать пароходы в конвои проваливались. Только через полгода после начала войны, когда потери от американских подводных лодок стали угрожающе расти, был создан 1-й конвойный флот с базой на Тайване. Однако это ничего не могло изменить, так как флот состоял из нескольких старых канонерок и восьми эсминцев, а экипажи были [366] набраны из резерва. Не имели возможности бороться с намного превосходящими силами противника и 16 эсминцев и несколько небольших кораблей 2-го конвойного флота, созданного в марте 1943 г. В результате в сентябре 1943 г. были потоплены транспорты общим водоизмещением 172 тыс. т. Меры, принимавшиеся японским командованием, все время отставали от требований реальности. В частности, создание в ноябре 1943 г. Верховного командования конвоями и передача ему четырех авианосцев (все поврежденные и требовавшие ремонта) и нескольких десятков самолетов, пилоты которых не имели никакого опыта борьбы с подводными лодками, не изменили картины — в ноябре потери торгового флота поднялись до 266 тыс. т. Лишь в марте 1944 г., когда потери уже были невосполнимы, было принято решение об обязательном движении торговых транспортов в конвоях числом не менее 20 судов в каждом. Эффект сказался немедленно. В течение последующих двух месяцев потери японского торгового флота были незначительны. Но радость в Токио по поводу этого была кратковременной: уже весной американцы ввели новую систему охоты на японские конвои, против которой японцы так и не смогли найти противоядия, — начали сводить подводные лодки в «волчьи стаи».
Таким образом, японская колониальная империя, фактически отрезанная от метрополии, оказалась грандиозной фикцией. То, что она могла дать, до страны (а тем более до гражданского населения) не доходило; при этом покоренные страны Юго-Восточной Азии также были лишены возможностей товарообмена и в значительной степени перешли к натуральному хозяйству. Тот факт, что большая часть награбленного Японии не достигала, не означал, что вывозилось и отбиралось меньше, чем при нормальном функционировании морского транспорта. Напротив, потери в пути старались компенсировать усиленным изыманием сырья.
Экономическое положение самой Японии становилось все хуже, жизненный уровень населения — все ниже. Производство [367] риса к 1945 г. упало почти вдвое по сравнению с началом войны, и дневной паек рабочего в военных отраслях производства снизился с 600 до 300, а в гражданских — до 200 г. При такой норме производительность труда поддерживать было нелегко. Поэтому в течение всей войны шел процесс милитаризации гражданской жизни — создавались военизированные организации рабочих и крестьян типа «гражданского добровольческого корпуса», «крестьянского трудового корпуса» и т. д. Однако и полная милитаризация экономики не обеспечивала необходимого увеличения военного производства. К тому же никакие меры по усилению контроля над умами и ликвидации любого инакомыслия не могли поднять моральный дух населения и подавить пораженческие настроения. Понимая все это, японское командование не переставало думать о решающем сражении, искать «последний барьер», дальше которого отступление продолжаться не будет. Наиболее настойчиво отстаивало эту идею руководство японского флота. Поэтому неудивительно, что новый командующий японским флотом адмирал Тойода (оба предыдущих, адмирал Ямамото и адмирал Кога, погибли в течение нескольких месяцев при одинаковых обстоятельствах — самолеты, на которых они летели, были сбиты американскими истребителями) сразу же по вступлении в должность принялся разрабатывать планы такого сражения. Ареной решающей битвы было суждено стать водам у Марианских островов. К началу 1944 г. стало ясно, что основной удар американцев будет направлен против большого острова Сайпан, полученного Японией под опеку после Первой мировой войны как бывшее германское владение, освоенного и заселенного японцами и имевшего решающее стратегическое значение — с его аэродромов американские бомбардировщики дальнего действия могли беспрепятственно наносить удары по самой Японии. Сайпан защищали чуть более 30 тыс. солдат, тогда как на 535 американских кораблях, приблизившихся к нему, было 128 тыс. десантников. [368] 7 июня на судах было объявлено, что открылся второй фронт в Европе — началась высадка в Нормандии. Как только голоса репродукторов разнесли эту новость, наступила тишина — десантники думали и о товарищах, сражающихся на пляжах Нормандии, и о том, что ждет их самих.
11 июня американской авиации удалось застать врасплох японские самолеты на аэродромах и сжечь более 100 из них, вскоре семь американских линкоров начали обстреливать с близкого расстояния город и укрепления японских войск. Однако урон для защитников острова был сравнительно невелик, так как большая часть их укрывалась в пещерах, которыми были пронизаны холмы острова. На кораблях десанта в это время проходили беседы о том, что ждет моряков и солдат на Сайпане. Выслушав речь врача о том, что кроме врага американцев там поджидают при посадке акулы, барракуды и морские змеи, а на самом острове — проказа, тиф, дизентерия, змеи и т.д., кто-то из слушателей заметил: «Может быть, оставим этот остров японцам, пускай мучаются?»
Несмотря на непрерывную бомбардировку, американцам не удалось подавить все огневые точки японцев, и волны десанта при поддержке танков-амфибий с большими потерями продвигались в глубь острова. Адмирал Нагумо, находившийся в тот момент на Сайпане, обратил внимание, что из семи американских линкоров, обстреливавших остров, четыре были потоплены в 1941 г. в Перл-Харборе. Это грустное открытие было лишним свидетельством того, что к 1944 г. успехи Перл-Харбора были практически сведены к нулю.
В последующие дни защитники острова постепенно отступали в горы под натиском американцев, прижимавших японцев, среди которых было несколько тысяч гражданских лиц, к высоким, нависшим над морем скалам. Стало очевидно, что дальнейшее сопротивление приведет к бессмысленной гибели многих тысяч людей. Однако из Токио пришла радиограмма следующего содержания: «Так как судьба [369] Японской империи зависит от ваших боев, пусть солдаты и офицеры проникнутся духом сражаться до конца. Уничтожайте врага беспощадно и отважно и соответствуйте надеждам нашего императора». Командование японских войск на Сайпане ответило, что, пока не погибнет последний защитник острова, гарнизон не сдастся.
В эти дни японский флот готовился по приказу своего командующего атаковать американцев всеми имеющимися силами. Командование флота полагало, что в битве у Марианских островов оно может рассчитывать на 500 своих самолетов и на 500 машин, расположенных на Марианских и соседних островах. Однако этот расчет был ошибочен: на островах самолетов было уже гораздо меньше.
Утром 19 июня более 200 самолетов двумя волнами поднялись с палуб японских авианосцев. В этот момент японский флагман был атакован американской подводной лодкой. Первую торпеду перехватил японский самолет, который успел спикировать в воду и принять удар на себя. Вторая торпеда повредила авианосец. Но и эта неудача не снизила восторженного нетерпения, царившего на борту, — ждали победоносного возвращения самолетов. Прошло два часа. Нетерпение все росло.
Американский радар засек приближение японских самолетов за сотню километров до цели. Навстречу им поднялись американские истребители, и из всех самолетов первой волны лишь один смог проникнуть сквозь завесу американских истребителей и сбросить бомбу на «Южную Дакоту». Новые и новые волны японских самолетов, которые поднимались с авианосцев и береговых аэродромов, ждала та же участь. К концу дня выяснилось, что японцам не удалось потопить ни одного американского военного корабля, зато сами они потеряли 346 самолетов, в то время как американцы — всего 15. Кроме того, американская подводная лодка потопила авианосец «Секаку», а флагманский авианосец «Тайхо», поврежденный торпедой, взорвался от скопившихся [370] внутри газов. На следующее утро погиб японский авианосец «Хийо» и было продолжено истребление японских самолетов, старавшихся защитить остатки своего флота. Всего за два дня битвы японцы потеряли 475 самолетов.
Поражение японского флота в Филиппинском море подписало смертный приговор защитникам Сайпана. Их последняя атака, отчаянная и бессмысленная, привела лишь к тому, что почти все японцы, которые еще могли держать оружие, погибли, бросаясь на американские пулеметы. Приказ не сдаваться живьем выполнялся на Сайпане буквально. Раненым в госпиталях выдавались гранаты, чтобы они взрывали себя, как только американцы войдут в пещеру. Тысячи мирных жителей, в основном женщины и дети, кончили жизнь самоубийством, бросаясь со скал в море. Командиры японских войск в последний день боя сделали себе харакири. Еще в течение нескольких недель американцы выкуривали последних защитников из ям и пещер. В общей сложности в битве за Сайпан погибли практически все 30 тыс. солдат и матросов, его защищавших, и более 20 тыс. мирных жителей. Потери американцев составили около 7 тыс. человек.
Поражение ударило в первую очередь по репутации самого непреклонного из милитаристов — премьер-министра Тодзио. В эти дни один за другим организовывались и проваливались попытки покушения на него — многим в Японии хотелось найти козла отпущения, на которого теперь сваливали все ошибки. На стенах домов появлялись надписи: «Убьем Тодзио!» Тодзио называли «унтером». Быстро тускнел ореол диктатора. К тому же в Генеральном штабе и военном министерстве наиболее разумные офицеры проникались убеждением, что война проиграна (хотя причины поражения отыскивались в ошибках Тодзио или в коварстве американцев). Сознание того, что войну уже не выиграть, все глубже овладевало и верхушкой японской бюрократии. [371]
Разговоры о необходимости убрать Тодзио были настолько распространены в Японии в 1944 г., что эту точку зрения не боялись высказывать даже в беседах с советскими дипломатами. М. Иванов, проведший в Японии всю войну, вспоминает, что встретился на пароходе с крупным японским чиновником, который достаточно откровенно утверждал, что «Тодзио накануне войны был нужен всем, так как устраивал все группировки в японском руководстве. Тодзио был человеком временных успехов, поднявшимся на гребне событий 1942 г.».
Положение в Японии все ухудшалось. Для рабочих и служащих были отменены выходные дни, вся страна катастрофически недоедала, транспортные проблемы превратились в постоянный кошмар, даже фобы было приказано использовать по нескольку раз, пока не развалятся.
В заговоры против Тодзио были втянуты даже члены императорской семьи, и один из заговоров провалился лишь потому, что в последний момент сплоховал брат императора, выдавший «кэмпейтай» своих соратников.
Наконец, под председательством Коноэ собрался «дзюсин» (совет бывших премьеров), на котором после долгих споров было решено убрать Тодзио, и соответствующая резолюция была передана императору. 18 июля 1944 г. Тодзио пришлось подать в отставку. На следующий день было сформировано новое военное правительство («дзюсин» не посмел портить отношения с армией) под началом генерала Койсо. И это правительство, несмотря на то что с тех пор разговоры о достижении почетного мира стали обычными, в целом не изменило политики предшественника — война продолжалась, продолжались и попытки еще туже подкрутить гайки для того, чтобы улучшить снабжение армии и устоять перед американским наступлением. Продолжалось сражение в горах Бирмы и Ассама — малоизвестное, но одно из самых кровопролитных и жестоких сражений Второй мировой войны, во многом решавшее судьбы Юго-Восточной Азии. [372]