Заключение
В манифесте Анны Иоанновны о заключении мирного договора провозглашалось: «Война прекращена в благополучный мир... Через оный мир границы наши таким образом распространены, что они уже претерпенным до ныне самовольным набегам и разорениям более подвержены не будут, но в потребную безопасность приведены; прежнего несчастливого Прутского трактата кондиции вовсе уничтожены, и государство наше от таких весьма обидных, предосудительных и бесславных обязательств освобождено».
14 февраля 1740 г. в Петербурге состоялся пышный праздник по поводу завершения кампании. Перед Зимним дворцом было выстроено 20 тысяч солдат и офицеров под командованием Густава Бирона. Императрица, в роскошном платье и с бриллиантовой короной на голове, прошествовала в дворцовую церковь. Там секретарь Бакунин торжественно зачитал манифест, после чего войска дали ружейный салют, а на бастионах Петропавловской крепости загрохотали пушки.
Когда пальба закончилась, епископ Вологодский Амвросий произнес торжественную проповедь. Затем императрица провела смотр войскам, а за смотром начались поздравления.
Князь А. П.Черкасский, фельдмаршалы Б.-К. Миних и П. П. Ласси, А. П. Волынский «от всех чинов Всероссийской империи яко депутаты», произносили торжественные речи и всячески превозносили императрицу. Тем временем по городу ездили, под звуки труб и литавр, герольды. Они беспрерывно читали манифест и бросали [257] в толпу народа золотые и серебряные жетоны. Вечером устроена была иллюминация с фейерверком. Все, даже самые бедные, горожане получили от полиции приказ поставить на окнах горящие свечи и масляные плошки.
15 февраля во дворце состоялся маскарад, а 17 февраля власти устроили праздник для народа. На площадях выставили столы с угощением и соорудили специальные фонтаны, которые били красным вином. Во дворце вновь состоялись бал и ужин. Особым развлечением для «высоких особ» стало созерцание толпы, рвущейся за золотыми жетонами, которые герольды вновь разбрасывали на площади.
«И понеже, писали газета «Ведомости» в примечаниях, сие в волнующемся народе производило весьма веселое движение, то Ее Императорское Величество и прочие высокие особы через довольно время смотрением из окон веселиться изволили». Вечером был зажжен большой фейерверк. В небе над Невой появились пылающие огнем слова: «Безопасность империи возвращена».
Однако колесо истории уже совершало новый поворот, и многих участников торжества ждали страшные перемены в судьбе. Несмотря на оптимистический тон манифеста, дипломаты уже знали, что Турция заключила союз со Швецией, а Швеция грозит России войной. Новые интриги замышляла Франция. В качестве посланника в Петербург прибыл ловкий политик маркиз Иоахим-Жак де ла Шетарди, известный тем, что в дни войны настраивал против России прусского короля.
Кардинал Флери снабдил Шетарди инструкцией, в которой, между прочим, говорилось: «Состояние России еще не обеспечено настолько, чтобы нельзя было ожидать внутренних переворотов. Иноземное правительство (т. е. правительство Анны Иоанновны А. М.) для своего утверждения ничем не пренебрегало в притеснении и разогнании старинных русских фамилий, но все еще [258] остались недовольные гнетом иностранцев: они, вероятно, прервут молчание и бездействие, когда увидят возможность сделать это безопасно и с успехом... Очень важно, чтобы маркиз Шетарди, употребляя всевозможные предосторожности, узнал, как можно вернее, о состоянии умов, о положении русских фамилий, о значении друзей принцессы Елизаветы, о приверженцах дома голштинского, которые остались в России, о духе в разных отделах войска и командиров его, наконец, обо всем, что может дать понятие о вероятности переворота».
На празднике в честь победы Шетарди открывал бал, и танцевал он, конечно, в паре с Елизаветой Петровной. Выполнить поставленную задачу, однако, было очень трудно. Эрнст Бирон зорко охранял власть Анны Иоанновны и собственное благополучие. В июне 1740 г. был казнен А. П. Волынский, пытавшийся бороться с всесильным фаворитом.
В начале октября 1740 г. императрица занемогла. После недолгих переговоров с приверженцами, она официально назначила наследником своего внучатого племянника Иоанна Антоновича (сына ее племянницы Анны Леопольдовны и Антона-Ульриха Брауншвейгского), которому в ту пору было всего два месяца от роду. Регентом до 17-летия младенца должен был стать Бирон. 17 октября государыня скончалась.
Превращение фаворита в некоронованного монарха, однако, оскорбило не только старую русскую знать, но и Миниха с Остерманом. К тому же заносчивый и самовлюбленный Бирон стал всячески притеснять и унижать родственников малолетнего императора. Не пользовался Бирон и любовью в гвардии.
Названными обстоятельствами воспользовались Миних и Остерман, которые организовали военный переворот.
В ночь с 8 на 9 ноября 1740 г. группа солдат Преображенского полка, командиром которого состоял сам Миних, [259] под началом адъютанта фельдмаршала Манштейна, ворвалась во дворец регента и арестовала его. При этом заговорщики избили бывшего фаворита и довольно грубо обошлись с его супругой. «В то время, когда солдаты боролись с герцогом, вспоминал Манштейн, герцогиня соскочила с кровати в одной рубашке и выбежала за ним на улицу, где один из солдат взял ее на руки, спрашивая у Манштейна (автор писал о себе в третьем лице А. М.), что с нею делать. Он приказал отвести ее обратно в ее комнату, но солдат, не желая утруждать себя, сбросил ее на землю в снег и ушел. Командир караула нашел ее в этом жалком положении...».
Одновременно с Эрнстом Бироном в Петербурге были арестованы: его брат Густав Бирон и А. М. Бестужев-Рюмин. В Москве арестовали Карла Бирона, занимавшего пост московского генерал-губернатора. Регентство перешло к Анне Леопольдовне, которая немедленно принялась щедро раздавать награды своим сторонникам. Б.-К. Миних стал первым министром, получил сто тысяч рублей и богатое поместье, прежде принадлежавшее Бирону. А. И. Остерману дали чин генерал-адмирала (о флоте он действительно заботился), А. М. Черкасскому чин канцлера. А. И. Ушаков, М. Г. Головкин и А. Б. Куракин были награждены орденом св. Андрея Первозванного.
Своего мужа, Антона-Ульриха Брауншвейгского правительница произвела в генералиссимусы. Надо заметить, что Миних сам хотел получить этот чин, но спорить с отцом наследника не решился. Что же касается свергнутого регента, то его ожидал острог в далеком Пелыме.
Борьба за власть на этом, впрочем, не закончилась. В январе 1741 г. А. И. Остерман спровоцировал Миниха на спор по дипломатическому вопросу. Отстаивая свое мнение и желая оказать давление на Анну Леопольдовну, полководец попросил отставки. [260]
Он был совершенно уверен, что без него не обойдутся и отставки не дадут. Но совершенно неожиданно для фельдмаршала 3 марта 1741 г. его просьбу удовлетворили. Активное участие в этой интриге принял Антон-Ульрих Брауншвейгский, который, хотя и получил от Миниха высший в русской армии чин, продолжать завидовать его военной славе.
Однако дни «Брауншвейгской фамилии» были сочтены. Многие гвардейские офицеры проявляли недовольство тем, что Анна Леопольдовна, подобно Анне Иоанновне, раздавала высокие посты и награды преимущественно выходцам из-за границы. Симпатии гвардейцев все более склонялись на сторону Елизаветы Петровны, которая стала для них символом национальной государственности. Известно, что еще в 1737 г. правительство Анны Иоанновны казнило прапорщика Преображенского полка А. Барятинского за намерение поднять «человек с триста друзей» за Елизавету. В 1740 г. многие из гвардейцев, арестовавших Бирона, надеялись, что власть перейдет именно к Елизавете Петровне. Наконец, царевну поддерживали французские и шведские дипломаты. Дополнительным ударом по правительству Анны Леопольдовны стал новый внешнеполитический конфликт. В Швеции окончательно взяла верх партия войны. В феврале 1741 г. сотрудничавший с М. П. Бестужевым секретарь шведской иностранной коллегии Гильденштерн был арестован прямо при выходе из дома русского посла. В июле Швеция объявила России войну. Наряду с военными операциями, шведы активно развернули дипломатическую борьбу.
Дипломат Э.-М. Нолькен тайно встречался с Елизаветой Петровной и убеждал ее, что шведская армия готова помочь «законной наследнице» Петра Великого вступить на отеческий престол. За это нужно лишь дать письменное обязательство вернуть земли, отторгнутые у шведской короны по Ништадтскому договору. Дела у [261] Нолькена, однако, шли неважно. Елизавета хитрила, благодарила дипломата за заботу, но обязательств не давала. 23 августа 1741 г. шведская армия была наголову разгромлена войсками П. П. Ласси у Вильианстранда.
И все же дружная поддержка гвардии и иностранных агентов заставила Елизавету поторопиться. В ночь с 24 на 25 ноября царевна в сопровождении своих сторонников (М. И. Воронцова, Х.-Я. Шварца, Г. Лестока) отправилась в казармы Преображенского полка, где, по сообщению Шетарди, обратилась к гренадерам со следующим призывом: «Проснитесь, мои дети, и слушайте меня. Хотите ли вы следовать за дочерью Петра I? Вы знаете, что престол мне принадлежит. Несправедливость, причиненная мне, отзывается на всем нашем бедном народе, и он изнывает под игом немцев. Освободимся от наших гонителей!». Большая часть солдат присягнула Елизавете, после чего они двинулись на Зимний Дворец. Вскоре Анна Леопольдовна, вся ее семья, а также Остерман и Миних были арестованы.
Командование всеми войсками в Петербурге новая императрица поручила Людовику-Вильгельму Гессен-Гомбургскому. Она превосходно знала о неприязни принца к Миниху и решила использовать это чувство в своих интересах. На верность государыне присягнули также генерал-фельдмаршалы П. П. Ласси и И. Ю. Трубецкой, генерал-адмирал Н. Ф. Головин. Должность президента Военной коллегии занял возвращенный из ссылки генерал-фельдмаршал В. В. Долгорукий.
Захватив власть, Елизавета отказалась делать какие-либо уступки шведам. Свою позицию она вполне резонно объяснила Шетарди: «...Что скажет народ, что иностранная принцесса (Анна Леопольдовна А. М.), мало заботившаяся о пользах России и сделавшаяся случайно правительницею, предпочла, однако, войну стыду уступить что-нибудь, а дочь Петра для прекращения той же самой войны соглашается на условия, противные благу России...». В [262] 1742–1743 гг. русская армия нанесла шведам еще ряд поражений, после чего страны заключили мир.
Фельдмаршалу Миниху в этой компании участвовать уже не пришлось. После ареста он, вместе с другими сторонниками Анны Леопольдовны, подвергся суду, который приговорил заслуженного военачальника к смертной казни через четвертование. 19 февраля 1742 г. он взошел на эшафот, причем держался чрезвычайно мужественно.
Британский посол Э. Финч писал своему правительству: «Четверо из осужденных стояли с длинными бородами, но фельдмаршал был обрит, хорошо одет, держался с видом прямым, неустрашимым, бодрым, будто во главе армии или на параде. И с самого начала до конца процесса он всегда также держал себя перед судьями, не изменил себе и на пути от крепости к эшафоту и обратно. Он все время как бы шутил с приставленными к нему стражами и не раз повторял им, что в походах перед лицом неприятеля, где он имел честь командовать ими, они, конечно, всегда видели его храбрым. Таким же будут видеть его и до конца».
В последний момент смертную казнь Миниху заменили ссылкой. Он был отправлен в Пелым, где прожил до 1762 г., когда император Петр III вернул его в столицу. По воспоминаниям очевидца, в ссылке фельдмаршал переносил постигшие его несчастье стоически и не терял бодрости духа. Он «не любил никаких сообществ, ни народных увеселений, и по большей части был задумчив. Иногда приходил он с удкою на берег реки, ловил с крестьянами рыбу, косил с ними траву или разводил молодые кедры. Говорят, прежде он был строг а мы видели только его доброту». На склоне жизни Миниху пришлось пережить еще одну «дворцовую революцию». В 1762 г. Петра III отстранила от власти собственная супруга, будущая императрица Екатерина II.
В день переворота 83-летний фельдмаршал находился [263] при императоре и проявил большую твердость, чем многие молодые придворные. Он призывал Петра III пробиваться на имевшейся яхте в Ревель, а оттуда ехать в Пруссию, где стояла русская армия. Малодушный император к совету не прислушался, что стоило ему не только короны, но и жизни. Екатерина II не стала подвергать Миниха ссылке, но назначила его заведовать строительством Рогервикской гавани, удалив, таким образом, от двора. Скончался Миних в 1765 г., в возрасте 85 лет. Он погребен в Эстонии, в местечке Лунья, недалеко от современного Тарту.
Андрей Иванович Остерман, также как Миних, был сначала приговорен Елизаветой к смерти, затем помилован и сослан. В то время он уже давно и на этот раз непритворно болел. Э. Финч сообщал, что на эшафот Остермана подняли на носилках, но приговор он выслушал «внимательно и спокойно». Из ссылки бывшему первому кабинет-министру вернуться было не суждено. Он умер в 1747 году в Березове. Фельдмаршал Петр Петрович Ласси, по окончании войны со Швецией, занял пост генерал-губернатора Лифляндии. Он дожил до 74 лет и скончался в Риге 19 апреля 1751 года. Его сын, Франц Мауриций Ласси, перешел на австрийскую службу и достиг там чина фельдмаршала.
Правитель Персиии Надир-шах продолжал вести долгие и утомительные войны со своими соседями. Его войска захватили значительную часть Индии, Бухарское и Хивинское ханство, пытались покорить горцев Аварии и Дагестана. В результате Надир-шах создал огромную империю. В ее состав, кроме Персии, входили земли Армении, Грузии, Азербайджана, Дагестана, Хивинского и Бухарского ханств, Афганистана, Белуджистана.
Но в этих обширных владениях постоянно бушевали мятежи и смуты. Летом 1746 года вспыхнуло крупное восстание в Систане. Племянник Надира, Али-Кули-хан, которому было поручено подавить бунт, присоединился [264] к его участникам. Тогда шах сам двинулся в Систан. Его путь был отмечен страшными расправами. «Направляясь из одной местности в другую, писал персидский историк, он повсюду убивал виновных и невинных, знатных и бедных, везде сооружал пирамиды из человеческих голов; не было ни одной деревни, жители которой не испытали бы на себе гнева Надир-шаха».
На следующий год шах узнал, что восстали курды Кучана (Хабушана), которые совершали набеги даже на шахский лагерь и угоняли лошадей. Он решил перебить афганских и узбекских наемников, но на этот раз заговорщики опередили сурового правителя. Ночью группа воинов ворвалась в палатку Надира в лагере под Кучаном и убила его. Отрезанную голову Надира правители послали его мятежному племяннику Али-Кули-хану. В том же году один из афганских военачальников, Ахмед-хан, захватив часть артиллерии и сокровища Надира, ушел в Кандагар, где создал независимое афганское государство. Огромная, созданная в ходе кровавых войн, держава Надир-шаха вступила в период развала.
По-разному сложились и судьбы противников России. Крымский хан Менгли-Гирей скончался еще до окончания войны, в декабре 1739 года, в Бахчисарае. Султан Махмуд I правил Турцией до 1754 г. и умер собственной смертью, находясь на престоле, большая редкость для повелителя Блистательной Порты. Все свое правление он вел политику нейтралитета, не позволяя втянуть государство в новую войну. В Багдаде власть находилась в руках правителей, которые лишь номинально признавали власть султана, в Египте бунтовали янычары, ширилось освободительное движение на Балканах. Проводить столь нужные стране реформы Махмуд I не решался, напротив он награждал янычар все новыми и новыми привилегиями. Государственный аппарат и экономика страны продолжали ветшать и распадаться. [265]