Несчастное положение христиан в Святой земле. — Восьмой Крестовый поход. — Вторая экспедиция Людовика Святого. — Французские крестоносцы перед Тунисом. — Смерть Людовика Святого. — Окончание Восьмого Крестового похода (1268-1270)

После отъезда Людовика IX христианские колонии продолжали подвергаться тем же бедствиям и тем же опасностям. Не стало больше ни короля, ни королевства Иерусалимского; каждый город имел своего владетеля и свое управление; в приморских городах население состояло из венецианцев, генуэзцев, пизанцев, принесших с собою из Европы дух зависти и соперничества; нигде не было сильной власти, которая могла бы заставить уважать законы внутри страны и договоры, касающиеся внешних отношений. Одна церковь в Птолемаиде, находившаяся в общем владении у генуэзцев и пизанцев, сделалась предметом кровопролитной борьбы, настоящей войны, которая в продолжение нескольких лет производила смуты во всех христианских городах Сирии и распространилась до самого Запада. Раздоры между храмовниками и иоаннитами, утихшие на короткое время, возобновились с яростью; в современной летописи говорится, что в одной битве не осталось ни единого храмовника, чтобы возвестить о поражении рыцарей этого ордена.

Главные опасности угрожали палестинским христианам со стороны Египта. Безобразное управление мамелюков, образовавшееся во время плена Людовика Святого, возросло и укрепилось даже среди насилий и разгара страстей, которые содействуют обыкновенно ослаблению и разрушению государств. Среди неурядицы партий и междоусобной борьбы народ сделался воинственным, и преобладание власти досталось самым храбрым и самым искусным. Женщина, ребенок, несколько человек, имена которых даже неизвестны в истории, последовательно занимали престол султанов, пока, наконец, он не достался одному вождю, более неустрашимому, более предприимчивому, более смелому, чем все другие. Бибарс, невольник, купленный на берегах Окса, изучил, в лагерях и среди разных партий, все, что нужно знать, чтобы управлять варварским народом, к которому он принадлежал. Он воскресил могущество Саладина, и все силы новой империи были употреблены на борьбу с колониями франков.

Первым враждебным действием со стороны Бибарса было взятие Назарета и сожжение великолепной церкви Божией Матери. Потом он устремился на Кесарию, где все население было предано смерти или рабству, и на Арзуф, который был обращен в развалины. Множество дервишей, имамов, благочестивых мусульман присутствовали при осаде этих двух христианских городов и воодушевляли воинов своими речами и молитвами. Бибарс, совершив паломничество в Иерусалим, для того чтобы призвать себе на помощь Мухаммеда, предпринял осаду города Сафеда, выстроенного на самой высокой горе в Галилее; храмовники, которым принадлежал этот город, были принуждены сдаться и, несмотря на капитуляцию, погибли все от меча. Когда же отправили к султану послов с жалобой на это нарушение международного права, то он, во главе своих мамелюков, начал обходить всю страну, убивая всех встречавшихся ему и повторяя, что он хочет опустошить христианские города и населить их гробницы. Вскоре и Яффа, укрепленная Людовиком Святым, попала в руки мамелюков, которые перерезали всех жителей и предали город пламени.

Самым великим бедствием этой войны было взятие Антиохии: город этот, стоивший столько крови и страданий товарищам Готфрида Бульонского, в продолжение двух веков отражавший нападения варваров с берегов Евфрата и Тигра, не дольше недели смог сопротивляться солдатам Бибарса. Так как граф Триполийский, владетель Антиохии, бежал из города, то султан письменно уведомил его о своей победе. «Смерть, — писал он, — пришла со всех сторон и по всем путям; мы умертвили всех тех, которых ты избрал для охраны Антиохии; если бы ты видел рыцарей своих, попираемых ногами коней, жен подданных твоих, продаваемых с молотка, опрокинутые кресты и кафедры церковные, рассеянные и разлетающиеся по ветру листы из Евангелия, дворцы твои, объятые пламенем, мертвецов, горящих в огне мира сего, то, наверное, ты воскликнул бы: «Господи! Пусть и я превращусь в прах!».

Таков был враг франков, такова была война, которую он вел с христианскими колониями на Востоке. Всего печальнее то, что современная история не упоминает ни об одной битве, данной христианами; каждый город, казалось, ждал в своих стенах наступления последнего часа; в предшествующее столетие подобные бедствия воспламенили бы весь Запад; в настоящее же время к варварским действиям неверных относились равнодушно, и воинственный энтузиазм, который произвел столько чудес во время первых Крестовых походов, казалось, перешел теперь на сторону мусульман. Во всех мечетях проповедовали войну против христиан; со всех народов собирали десятину в пользу священной войны, и эта десятина называлась «Божьим налогом». Все слухи, доносившиеся из христианских колоний, возвещали, что могущество христиан падает со всех сторон и что не остается почти никаких следов завоеваний героев Креста. После известия о падении Антиохии пришла весть, что Византия перешла во власть греков; эта латинская Восточная империя, не просуществовав даже века человеческой жизни, тихо угасла; нам едва известны обстоятельства, сопровождавшие конец ее; чтобы выразить, до какого унижения дошла она во всех отношениях, история ограничивается сообщением, что греки вошли в императорский город, как тати ночные, и что воины Палеолога пробрались туда через сточную трубу, находившуюся недалеко от Золотых ворот.

Снова явился на Запад император Балдуин, испрашивающий милостыню и умоляющий папу о сострадании к своему бедственному положению. В то же время прибыли сюда с берегов Сирии архиепископ Тирский и великие магистры храмовников и иоаннитов, которые возвестили, что империя франков за морем неизбежно погибнет, если ей не будет оказана помощь. Во многих государствах начали опять проповедовать Крестовый поход, но никто не принял креста. Чтобы объяснить это равнодушие народов, о котором мы уже говорили и которого не могли тронуть даже великие бедствия, необходимо сделать одно замечание. Пока ворота Иерусалима держали открытыми для христиан, из всех стран Запада отправлялось множество паломников с целью поклониться Гробу Господню; но с тех пор, как Иерусалим снова перешел под власть мусульман, завистливое и подозрительное варварство загородило совсем путь к Сиону христианам и, в особенности, франкам; почти не встречались больше пилигримы по дороге к священному городу; и даже те из них, которые приходили в Палестину или жили в городах, принадлежавших христианам, не ходили больше на поклонение Святому Гробу; усердие к паломничеству ослабевало, таким образом, с каждым днем, а с ним и энтузиазм к священной войне, возбуждаемый этим паломничеством.

На священные войны смотрели тогда как на роковое несчастие, и только недоставало того, чтобы обвинять Провидение, отступившееся, по-видимому, от своего собственного дела; кафедры, с высоты которых так долго провозглашались Крестовые походы, хранили теперь унылое молчание; один поэт того времени, описывая несчастия Святой земли, восклицал в своей сатире: «Неужели приходится верить тому, что сам Бог покровительствует неверным?» Тот же поэт или трубадур выражал отчаяние христиан в таких словах, которые в настоящее время показались бы безбожными. «Безумен тот, — говорил он, — кто пожелал бы вступать в борьбу с сарацинами, когда сам Иисус Христос оставляет их в покое и допускает их торжествовать одновременно и над франками, и над татарами, и над народами Армении, и над народами Персии. Всякий день христианский народ подвергается новому унижению; потому что Он спит, тот Бог, которого свойством было бодрствование, между тем как Магомет является во всей своей силе и ведет все вперед свирепого Бибарса».

Среди смут в Европе, раздираемой разнородной борьбою, один только монарх еще заботился об участи христианских колоний на Востоке. Само воспоминание о несчастиях, вынесенных им за достояние Иисуса Христа, привлекало благочестивого Людовика IX к тому делу, от которого, казалось, все отступились. Когда он посоветовался с папой о своем намерении возобновить войну с неверными, Климент IX колебался относительно своего ответа и долго старался убедить себя, что намерение монарха внушено Богом. Наконец, 23 марта 1268 г., когда парламент королевства собрался в одной из зал Лувра, французский король, сопровождаемый папским легатом, который нес в руках терновый венец Иисуса Христа, объявил о своем намерении помочь Святой земле. Людовик IX обратился ко всем окружающим и увещевал их принять крест; посланник главы церкви говорил речь после него и в патетическом увещании призывал всех французских воинов вооружиться против неверных. Людовик получил крест из рук легата; примеру его последовали три сына его; вслед за тем легат принял клятву от многих прелатов, графов и баронов. Между теми, кто принял крест в присутствии короля и в следующие за проповедью дни, история упоминает об Иоанне, графе Бретонском; Альфонсе Бриеннском, Тибо, короле Наваррском; герцоге Бургундском, графах Фландрском, де Сен-Поле, де ла Марше, Суассонском. Женщины высказали не меньшее рвение: графини Бретонская и Пуатьерская, Иоланта Бургундская, Иоанна Тулузская, Изабелла Французская, Амелия Куртнейская и многие другие решились последовать за своими мужьями в эту заморскую экспедицию. Все те, кто поступали таким образом в крестоносцы, действовали не под влиянием энтузиазма к Крестовым походам, но из любви к святому королю и из уважения к его воле. Никто не мечтал теперь о завоевании богатых владений в стране сарацин; Святая земля предлагала только пальмы мученичества тем, кто обнажал меч для ее защиты. Все были разочарованы в надеждах на успех на Востоке; королева Маргарита, столько выстрадавшая в Дамиетте, не могла решиться сопровождать в этот раз своего супруга; сир Жуанвилль, верный товарищ Людовика IX, не согласился покинуть своих вассалов, которые уже испытали тягость его отсутствия; по мнению, составленному им о новом Крестовом походе, он не боялся говорить, что «те, кто посоветовали королю предпринять путешествие за море, смертельно согрешили».

Однако же никто не жаловался и не роптал на Людовика IX. Дух смирения, бывший одною из добродетелей монарха, казалось, сообщился и душам его подданных, и, выражаясь словами папской буллы, в самоотвержении короля французы видели только благородную и горестную жертву делу христиан, тому делу, ради которого «Господь не пощадил Единородного Своего Сына».

Выступление крестоносцев назначили на 1270 г.; таким образом, около трех лет было употреблено на приготовления к походу. Духовенство, обремененное разными налогами, не без некоторого сопротивления уплачивало предписанную папой десятину. Король прибегнул к налогу, называвшемуся поголовной податью, который, в силу феодальных обычаев, государи могли требовать от своих вассалов в чрезвычайных обстоятельствах. Знатные владетели, принявшие крест, уже больше не были воодушевлены энтузиазмом до такой степени, чтобы продавать свои земли и разоряться; Людовик взял на себя путевые издержки и назначил им жалование, о чем и помину не было во время Крестовых походов Людовика VII и Филиппа-Августа. Благочестивый монарх употребил все средства, чтобы обеспечить спокойствие королевства во время своего отсутствия; вернейшим способом для этого было составление хороших законов: были обнародованы указы (les ordonnances), которые еще до сих пор составляют славу его царствования.

Проповедовали Крестовый поход и в других государствах Европы; на Нортгемптонском соборе принц Эдуард, старший сын Генриха III, дал обет идти сражаться с неверными. Своим блистательным мужеством он восторжествовал над баронами, восставшими против короля; те, которых он победил, последовали его примеру, и все страстные увлечения междоусобной войны превратились тогда в рвение к священной войне. Каталония и Кастилия также доставили многочисленное ополчение крестоносцев; король Португальский и Иаков Арагонский пожелали сражаться под знаменами Людовика Святого и ехать с ним на Восток. Новый король Неаполитанский, Карл Анжуйский, избранием которого были недовольны, приказал также проповедовать священную войну в своих владениях; честолюбие его стремилось воспользоваться Крестовым походом с целью покорения Греции или подчинения своей власти африканского прибрежья.

Между тем, французские крестоносцы выступали в путь из всех провинций и направлялись к портам марсельскому и эгмортскому, где ждали их генуэзские корабли. Король передал управление королевством Матвею, аббату Сен-Денийскому, и Симону, сиру Нельискому. В марте 1270 г. Людовик IX поехал в Сен-Денийское аббатство и принял хоругвь; на другой день он присутствовал при литургии, совершенной ради Крестового похода в соборе Парижской Богоматери (Нотр-Дам де Пари) и ночевал в Венсене, откуда и отправился в свое дальнее странствие. Народ и двор были в великой печали. Общая скорбь еще более усиливалась от того, что не знали, куда именно направляется экспедиция; были смутные предположения относительно африканского прибрежья.

Папа написал палестинским христианам, чтобы возвестить им о помощи с Запада. Крестоносцы Арагона и многих других стран уже отплыли к берегам Сирии; но честолюбивая политика Карла Анжуйского заставила изменить все планы; он посоветовал напасть на Тунис и достиг того, что его мнение восторжествовало на совете Людовика IX. Святой король увлекся надеждою обратить в христианскую веру князя Тунисского и его народ. По совершении молебствия и обычных церемоний флот, на котором был Людовик IX со своей армией, выступил в море 11 июля и направился к берегам Африки; 14 июля он был в виду Туниса и высадился на берегах древнего Карфагена, на месте которого было теперь местечко, называемое Марза. Высадившись без всяких препятствий, крестоносцы, с мечами в руках, овладели башнею, охраняемой маврами, раскинули тут свой лагерь, и, не зная того, что они попирают ногами развалины Ганнибалова города, начали приготовляться к осаде Туниса.