Последние сражения
Наступление в Арденнах
Я не собираюсь подробно рассказывать о том, что произошло сразу же после смещения меня с должности начальника штаба группы армий "Г". Меня не только отстранили от должности, но и исключили из офицерского корпуса генерального штаба — случай, типичный для того мрачного периода беззаконий и произвола, который наступил в конце 1944 года.
Рождество я провел в Вартегау, где в то время жила моя семья. Конечно, нам было не до веселья: обстановка на Восточном фронте внушала мне серьезное беспокойство, так как было ясно, что русские сосредоточивают огромные силы и собираются нанести сокрушительный удар. Я не мог примириться с мыслью, что моя семья останется в Восточной Германии, и поэтому использовал свой вынужденный отпуск для того, чтобы перевезти семью к своим друзьям севернее Берлина. Как говорится, нет худа без добра. Я успел устроить семью как раз вовремя, потому что через три недели началось наступление русских на Висле и они вторглись в Силезию.
Хотя генерал Гудериан не смог добиться моего официального восстановления в правах офицера генерального штаба, ему в конце концов разрешили дать мне новое назначение, и в один из рождественских дней я получил приказ отправиться в 9-ю танковую дивизию в Арденны. Мне надлежало немедленно явиться в штаб группы армий "Б", размещавшийся где-то западнее Кельна. Я прибыл туда 28 декабря и представился генералу Кребсу, начальнику штаба фельдмаршала Моделя{284}. Меня волновала мысль, что после долгих лет работы в штабах я наконец буду непосредственно командовать войсками. Однако мой энтузиазм спал, когда Кребс объяснил мне, что происходило в это время в Арденнах.
Уже несколько месяцев тому назад я знал о готовящейся операции. Фактически все наши действия в Эльзас-Лотарингии были направлены на то, чтобы выиграть время для подготовки к Арденнскому наступлению. Кроме генерала Балька и меня, никто в группе армий "Г" не знал об этом замысле. По приказу Гитлера каждый посвященный в подготовку наступления офицер обязан был подписать документ, в котором говорилось, что в случае малейшего нарушения секретности он будет подвергнут тяжелейшим наказаниям. Однако эти драконовские меры себя оправдали, и когда 16 декабря войска перешли в наступление, была достигнута полная внезапность. Немецкие войска добились такой же внезапности, какая была достигнута в том же самом районе в мае 1940 года{285}, и в обычных условиях при примерно равном соотношении сил мы добились бы очень крупной победы. С точки зрения тактики прорыв [277] в Арденнах явился последним большим успехом германского генерального штаба. Это был удар в духе лучших традиций Гнейзенау, Мольтке и Шлиффена. В то же время в стратегическом отношении это наступление представляло собой опасную авантюру и в конечном итоге оказалось очень серьезной ошибкой. Когда после войны я находился в лагере для военнопленных, генерал Вестфаль рассказал мне, что и Рундштедт и Модель были категорически против грандиозного плана Гитлера форсировать Маас и совершить победный марш на Антверпен. Они предупреждали Гитлера, что имеющихся в наличии сил совершенно недостаточно для подобной операции, и предложили план, получивший название "Kleine Lösung"{286}, целью которого было уничтожение американского выступа у Ахена. Такого рода наступление привело бы к окружению пятнадцати дивизий противника и к высвобождению крупных резервов для переброски на Восток. Подобное решение вопроса Гитлер назвал "малодушным". Следует признать, что как бы резко мы ни осуждали Гитлера как стратега, его сила воли и решимость соответствовали грандиозности его замыслов{287}. [278]
Гитлер собрал все наличные дивизии в кулак и бросил их в последний, колоссальный по силе удар с целью прорыва сравнительно неглубокой обороны 1-й американской армии на участке фронта Монжуа, горы Эйфель. Справа наступала 6-я танковая армия СС, левее ее — 5-я танковая армия. В то же время 7-я армия должна была войти в Люксембург для обеспечения южного фланга немецких войск. Гитлер рассчитывал не только овладеть Антверпеном, но и уничтожить четыре армии: 1-ю канадскую, 2-ю английскую, 1-ю и 9-ю американские.
16 декабря туман лишил союзников возможности использовать огромную мощь своей авиации; кроме того, подготовка к наступлению 5-й танковой армии Мантейфеля была проведена с исключительным мастерством. Его войска имели замечательных командиров, а моральный дух солдат был очень высок. Прорвавшись через боевые порядки пришедших в полное замешательство американцев, передовые отряды Мантейфеля сумели быстро продвинуться по трудным горным дорогам и к 20 декабря овладели Уффализом, после чего продолжали наступать к переправе через Маас у Динана. Если бы войска Мантейфеля были должным образом поддержаны действиями с севера, трудно сказать, в каком положении оказались бы американцы{288}. Но 6-я танковая армия СС не сумела добиться серьезного успеха. Правда, 1-я танковая дивизия СС действовала замечательно и за первые два дня продвинулась на 40 км, однако другие дивизии армии Дитриха продвигались медленно. Гитлер совершил крупную ошибку, выбрав для нанесения главного удара 6-ю танковую армию СС. Командующий армией был очень храбрым человеком, но не понимал особенностей ведения танковой войны. Кроме того, упорное сопротивление 101-й американской воздушно-десантной дивизии и боевого командования "Б" 10-й американской бронетанковой дивизии у Бастони оказало парализующее воздействие на продвижение Мантейфеля.
Когда я представлялся генералу Кребсу в штабе группы армий "Б", он сообщил мне, что, несмотря на большой первоначальный успех, фельдмаршал Рундштедт уже 22 декабря считал, что наступление кончится неудачей. Того же мнения держался и Модель. 3-я армия Паттона начала решительные действия против левого фланга 7-й армии и вынудила Мантейфеля направить туда войска, в результате чего наш главный удар на Динан был ослаблен. Покрытые льдом узкие горные дороги затрудняли движение транспорта, образовывались огромные пробки. В довершение всего части 9-й американской армии усиливали свои контратаки против войск нашего правого крыла{289}.
22 декабря Рундштедт посоветовал Гитлеру прекратить наступление, так как вскоре все равно пришлось бы снять крупные силы для отражения ударов русских на Восточном фронте. Гитлер не желал и слышать об этом, поэтому еще несколько дней мы продолжали вести решительные атаки. Но 26 декабря Паттон освободил Бастонь, над Арденнами очистилось небо, и в действие вступила грозная авиация союзников. 28 декабря, в тот самый день, когда я представлялся Кребсу, Гитлер согласился на прекращение наступления, но категорически запретил какой-либо отход. [279]
29 декабря я отправился в 9-ю танковую дивизию, которая располагалась яа поросших лесом высотах северо-западнее Уффализа. Покрытые льдом дороги блестели на солнце, и я собственными глазами видел, как американская авиация беспрестанно бомбила дороги и наши полевые склады. В воздухе не было ни одного немецкого самолета, повсюду валялись исковерканные черные остовы сгоревших машин. В штабе дивизии я узнал, что мы удерживаем самые передовые позиции 5-й танковой армии. Посмотрев на карту, я увидел, что американцы вели решительные атаки против наших флангов и что дивизиям, находившимся в вершине выступа, угрожала серьезная опасность. Но нам было приказано держаться на занятых позициях, что мы и делали, прибегая к тактике маневренной обороны.
В большинстве своем мои солдаты были австрийцами, и, несмотря на большие потери, их боевой дух был еще высок. В танковом полку оставалось 20 танков, а в каждом из мотострелковых полков насчитывалось до 400 солдат. Артиллерийский полк был очень сильной и опытной боевой частью. Мы отбивали атаки американцев до 5 января, пока не получили приказа оставить ставшие бесполезными позиции и отойти в восточном направлении. На меня возложили командование арьергардом 5-й танковой армии. Много пользы принес мне опыт боевых действий в России. Я хорошо знал особенности передвижения войск по снегу и льду, в чем американцам нужно было у нас многому поучиться. В дневное время наша танковая группа оборонялась, ночью двигалась, чтобы таким образом избежать налетов истребителей-бомбардировщиков. Но даже и при этих условиях сосредоточенный огонь артиллерии наносил нам на флангах серьезные потери. К середине января 9-я танковая дивизия достигла реки Ур, откуда в свое время немецкие войска начали Арденнское наступление.
Результаты этого наступления были более чем неутешительными. Мы понесли крупные потери в живой силе и технике, а выиграли лишь несколько недель передышки{290}. Следует признать, что американцы были вынуждены вывести части из Лотарингии и ослабить давление на группу армий "Г"{291}; правда, эта разрядка напряженной обстановки носила лишь временный характер. Те же самые результаты можно было бы получить гораздо меньшим по масштабу наступлением у Ахена, после которого наши оперативные резервы могли бы быть переброшены в Польшу. Арденнское сражение еще раз подтвердило правильность того положения, что крупное наступление танковых масс не имеет надежды на успех, если оно предпринято против противника, обладающего господством в воздухе. Необходимые для нас резервы были израсходованы, и нам нечем было предотвратить неминуемую катастрофу на Востоке.
Катастрофа на Востоке
12 января наступлением войск Конева с баранувского плацдарма началось давно ожидаемое наступление русских. Сорок две стрелковые дивизии, шесть танковых корпусов и четыре механизированные бригады ворвались в Южную Польшу и устремились в промышленный район Верхней Силезии. Я очень хорошо помнил этот плацдарм, так как когда Бальк командовал 4-й танковой армией в августе 1944 года, он делал все возможное, чтобы сократить его размеры, и предпринимал неустанные атаки против этого опаснейшего [280] форпоста русских. Бальк предвидел, что прорыв русских в этом районе поставит в тяжелое положение все немецкие войска в Южной Польше, но после нашего перевода на Запад русским позволили методически укреплять свои позиции на западном берегу Вислы.
9 января Гудериан предупредил Гитлера, что "Восточный фронт напоминает собой карточный домик"{293}, но Гитлер упрямо продолжал думать, что подготовка русских — всего лишь гигантский блеф. Он требовал тверда удерживать занимаемые позиции и перебросил танковые резервы из Польши в Венгрию, тщетно пытаясь облегчить положение войск в Будапеште{294}. В результате через несколько дней фронт немецких войск на Висле рухнул. 17 января пала Варшава, 18 января русские овладели Лодзью и Краковом, а 20 января наступающие войска Жукова перешли границу Силезии. Замерзшая земля благоприятствовала быстрому продвижению, и русское наступление развивалось с невиданной силой и стремительностью. Было ясно, что их Верховное Главнокомандование полностью овладело техникой организации наступления огромных механизированных армий и что Сталин был полон решимости первым войти в Берлин. 25 января русские стояли уже под стенами моего родного города Бреслау, а к 5 февраля Жуков вышел на Одер у Кюстрина, всего лишь в 80 км от столицы Германии. Здесь он был на некоторое время задержан умелыми действиями генерала Хейнрици. Зато в Восточной Прусии войска Рокоссовского прорвались к Балтийскому морю и отрезали двадцать пять немецких дивизий. В то же время наши армии в Силезии и Венгрии испытывали страшный натиск русских войск.
Подобно тысячам других людей, я с чувством полного отчаяния следил за этими событиями, ибо все мы понимали, какой страшной опасности подвергаются наши семьи. Прошли недели, прежде чем я узнал, что моей жене и детям удалось благополучно эвакуироваться. Невозможно описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала ничего подобного с времен гибели Римской империи.
Битва за Рейн
8 февраля ударом 1-й канадской армии в направлении леса Рейхсвальд, у пересечения Рейна с голландской границей началось последнее наступление союзников на Западе. Этот удар был первым в серии запланированных Эйзен-. хауэром ударов многих английских и американских армий, растянувшихся вниз по Рейну до Страсбурга. 30-й английский корпус, действовавший в составе канадской армии, после самой сильной за все время кампании на Западе артиллерийской подготовки прорвался к Рейхсвальду. Наша 1-я парашютно-десантная армия оказывала упорнейшее сопротивление, и в течение двух недель противнику удалось лишь незначительно продвинуться по этой лесисто-болотистой местности. Бои по своему характеру напоминали боевые действия на Западном фронте в 1916 — 1917 годах. Здесь, как в свое время на реке Сомме и у Пасхендаля, проведенная англичанами артиллерийская подготовка невероятной силы помешала их собственному продвижению из-за разрушения всех дорог в тылу немецких войск.
23 февраля 9-я американская армия Симпсона (находившаяся в подчинении Монтгомери) нанесла удар через реку Рур в направлении Дюссельдорфа и Крефельда. В то время я был назначен начальником штаба 5-й танковой армии Мантейфеля, и мы как раз были заняты приемом участка обороны от Дюрена до Рурмонда, который удерживался частями 15-й армии. Изменения [281] в командовании в такие критические моменты были характерны для фельдмаршала Моделя, который всегда хотел видеть своих лучших генералов на самом опасном участке. Тем не менее такие действия были глубоко ошибочными. Для обеспечения должного управления армейские штабы и особенно подразделения связи должны хорошо срабатываться с войсками.
9-й американской армии удалось добиться внезапности, и за первые два дня своего наступления она захватила много плацдармов на реке Рур. 25 февраля сильный удар танковых частей с плацдарма у Линниха привел к тому, что прекратилась всякая связь между 12-м корпусом СС на нашем правом фланге и 81-м корпусом в центре. 12-й корпус СС понес большие потери, а 338-я пехотная дивизия, пытавшаяся закрыть брешь, была атакована американскими танками и отброшена назад к Рейну. Командование перебросило учебную танковую дивизию из состава 1-й парашютно-десантной армии к городу Мюнхен-Гладбах, где 1 марта она была атакована крупными силами американцев. Вечером того же дня этот город был оставлен, а попытки контратаковать прорвавшихся американцев во фланг не имели успеха и 2 марта прекратились. 3 марта американские танки возобновили дальнейшее наступление и достигли Рейна южнее Дюссельдорфа.
12-й корпус СС был отброшен противником в полосу обороны 1-й парашютно-десантной армии и перешел в ее подчинение. Тем временем в центре и на левом фланге 5-й танковой армии развернулись тяжелые бои. Вначале попытки американцев продвинуться к Кельну с плацдарма между Дюреном и Юлихом были отбиты, но 1-я американская армия под командованием генерала Ход-жеса продолжала оказывать здесь сильное давление. Наши войска были слишком слабы, чтобы выдержать непрекращавшиеся атаки, и прибывшей танковой группе Байерлейна (в составе 9-й и 11-й танковых дивизий и 3-й гренадерской моторизованной дивизии) пришлось лишь прикрывать наш отход. К 1 марта основные силы 81-го армейского и 58-го танкового корпусов были оттеснены на реку Эрфт.
В первые недели марта обстановка на всем рейнском фронте значительно-ухудшилась. 4 марта 1-я американская армия форсировала реку Эрфт и стала стремительно продвигаться к Кёльну. Было ясно, что 5-я танковая армия больше уже не в состоянии оказывать серьезное сопротивление западнее Рейна, а дальнейшее пребывание там может повлечь за собой ее уничтожение. Однако 5 марта из ОКВ был получен приказ, который требовал прочно удерживать занимаемые позиции и запрещал всякую переброску тяжелого вооружения или штабов на другой берег реки. Нам не оставалось ничего другого, кроме как ввести в Кёльн 81-й корпус с тем, чтобы он сделал все от него зависящее. Танковая группа Байерлейна была блокирована на небольшом плацдарме у Дормагена, примерно в 20 км севернее Кёльна, и получила разрешение переправиться через реку в ночь с 5 на 6 марта.
Пока в Кёльне шли уличные бои, 58-й корпус тщетно пытался удержать плацдарм южнее города. К 8 марта сопротивление наших войск западнее Рейна было полностью сломлено, и остатки двух корпусов переправились через Рейн. Из-за бессмысленного приказа Гитлера мы потеряли много орудий и танков, и только благодаря инициативе наших командиров удалось спасти большую группу пехотинцев и некоторое количество тяжелого оружия. Насколько позволяли условия, армия была приведена в порядок, организовала оборону на участке между Дюссельдорфом и рекой Зиг. На наше счастье, в этот период, американская авиация не проявляла особой активности.
Тем временем соседние армии также начали отступление. 1-я парашютно-десантная армия была оттеснена к Рейну в район Дуйсбурга, а 15-я армия на нашем левом фланге была вынуждена 9 марта оставить мост у Ремагена. Значение этого факта слишком преувеличивают: Вначале американское коман-дование не предпринимало здесь никаких попыток к развитию успеха, а перебросило на захваченный плацдарм четыре дивизии и приказало на нем [282] закрепиться. Более того, в этот период 9-й американской армии было бы очень легко форсировать Рейн севернее Дюссельдорфа, однако Монтгомери запретил это делать, а Эйзенхауэр поддержал его решение{294}. Безусловно, стратегия союзников в этот период была не на высоте. Их действия были негибкими и сковывались ранее принятыми планами. Вся система обороны на Нижнем Рейне рушилась, но руководители союзных войск не позволили своим подчиненным использовать создавшееся положение для развития успеха. Все должны были ждать, пока Монтгомери не закончит тщательную подготовку к своему наступлению и не будет готов к переправе через реку в соответствии с разработанным планом. Все это дало группе армий "Б" фельдмаршала Моделя некоторую передышку, и агония на Западе затянулась еще на несколько недель.
Иначе обстояло дело в среднем течении Рейна, где благодаря инициативе генералов Брэдли и Паттона союзники быстрее продвигались вперед. Командующий американской группой армий был недоволен строгим контролем Эйзенхауэра и поэтому предоставлял Паттону право действовать самостоятельно.
5 марта 3-я американская армия начала наступление в горах Эйфель и быстро добилась успеха. 7 марта Паттон вышел на Рейн недалеко от Кобленца, а через неделю форсировал Мозель, преодолел горы Хунсрюк и вышел в Пфальц. Его удар совпал по времени с наступлением 7-й американской армии Пэтча против Западного вала между Мозелем и Рейном. Эти две американские армии разгромили нашу 1-ю армию на равнине южнее Майнца; немногие оставшиеся в живых переправились на правый берег Рейна. В ночь с 22 на 23 марта Паттон захватил свой первый плацдарм на правом берегу южнее Майнца.
В этот период 5-я танковая армия готовилась к отражению предстоящего наступления на Рур. Мы предполагали, что противник предпримет двусторонний охват, сочетая форсирование крупными силами Рейна на участке Дуйсбург, Дюссельдорф с ударом с плацдарма у Ремагена. Наша армия оборонялась на фронте Дюссельдорф (включительно), Зигбург. На правом фланге находился 12-й корпус СС, в центре — 81-й корпус, а на левом фланге оборонялся 58-й танковый корпус. Все наши соединения понесли большие потери, а 12-й корпус СС оставил на той стороне реки почти все свое тяжелое оружие. Поэтому предпринималось все возможное, чтобы восполнить потери в пехоте. Пополнения поступали из расформированного фольксштурма, зенитных и артиллерийских частей. Нам удалось до некоторой степени восполнить понесенные потери, но солдаты нового набора не хотели служить в пехоте и во всяком случае не имели необходимой для пехоты подготовки. Провал Арденнского наступления и вторжение русских в Восточную Германию отрицательно сказались на моральном состоянии солдат и офицеров, хотя большинство из них продолжали с честью выполнять свой долг и сохраняли высокую дисциплину до последних дней боев.
Генерал фон Мантейфель получил приказ принять командование одной из армий на Восточном фронте, а на его место прибыл генерал-полковник Гарпе. Мы старались сделать все возможное, чтобы наилучшим образом использовать двухнедельный перерыв в боевых действиях. Мы пополнили потери, о чем я уже говорил, а также изъяли все оружие в тыловых службах, штабах и подразделениях зенитной артиллерии. В штабах оставляли только несколько пистолетов. Основное внимание было обращено на укрепление обороны нашего правого фланга, так как по нашим предположениям противник собирался форсировать Рейн у Дюссельдорфа. Дивизиям 12-го корпуса СС назначались как можно более узкие полосы, а за этими соединениями мы расположили наш резерв — остатки учебной танковой дивизии. Мы уделяли внимание и нашему левому флангу — были все основания ждать здесь удара противника с ремагенского плацдарма. Резерв на этом фланге должна была составить 3-я [283] гренадерекая моторизованная дивизия, но 15 марта она была выведена из нашего подчинения. При организации обороны нам пришлось отказаться от ее эшелонирования, с тем чтобы разместить все наличные средства на берегу Рейна. Каждый из нас понимал, что на этом водном рубеже нам предоставляется последняя возможность оказать эффективное сопротивление. Основу нашей обороны составляли зенитные орудия малого и среднего калибров, переброшенные из Рура и используемые для стрельбы по наземным целям. Расчеты этих орудий были укомплектованы смелыми артиллеристами. Боеприпасов к ним было вполне достаточно, и в нашей системе огня им отводилась основная роль.
Вторая полоса обороны была создана вдоль автострады Дюссельдорф — Кельн. Для выяснения намерений противника за Рейном действовали разведывательные дозоры, и нам удалось установить, что американцы перебрасывают свои войска из района Кёльна к Бонну и ремагенскому плацдарму. Все попытки 15-й армии уничтожить этот плацдарм оказались безрезультатными, американцы непрерывно его расширяли. Сосредоточение крупных сил противника было также отмечено в районе Дюссельдорфа. За период с 8 по 23 марта мы были вынуждены отдать четыре дивизии и боевую группу учебной танковой дивизии, в результате чего фронт обороны каждой дивизии сильно растянулся. Фактически мы передали 15-й армии все наши подвижные части, так как они были нужны в районе ремагенского плацдарма. На фронте было спокойно, если не считать небольшой артиллерийской перестрелки.
Я горжусь усилиями 5-й танковой армии, предпринятыми в этот тяжелый. для нас период. Несмотря на катастрофу на Восточном фронте, безнадежность стратегической обстановки, нарушение нормальной работы транспорта и перебои в снабжении, многие командиры и штабы продолжали выполнять свои обязанности со спокойствием и эффективностью, которыми отличался вермахт в свои лучшие времена. Мы были глубоко уверены, что сумеем удержать свой фронт, но обстановка на флангах вызывала серьезные опасения: для их обеспечения у 5-й танковой армии, почти не имевшей танков, фактически не было никаких резервов.
10 марта фельдмаршал Кессельринг сменил фельдмаршала фон Рунд-штедта на посту главнокомандующего немецкими войсками на Западе. Прибыв в свой штаб, он приветствовал собравшихся словами: "Ну-с, господа, перед вами Фау-3".
Рурский котел
Вечером 23 марта на позиции 1-й парашютно-десантной армии обрушился шквал артиллерийского огня и град авиабомб. 2-я английская армия форсировала Рейн у Везеля, а 9-я американская армия — между Везелем и Дуйсбургом. За исключением разрушений от огня своей собственной артиллерии, ничто не могло помешать их продвижению.
На фронте 5-й танковой армии противник не вел наступательных действий, но 23 марта 1-я американская армия генерала Ходжеса перешла в наступление с ремагенского плацдарма и вышла на реку Зиг по обе стороны Зигбург га. 24 марта американцы прекратили свое продвижение на север, а повернули на восток к Альтенкирхену. Мы получили приказ отправить один пехотный полк из состава 12-й фольксгренадерской дивизии для оказания помощи 15-й армии, но это не помогло: 1-я американская армия, наступавшая превосходящими силами, неуклонно продвигалась на восток. Между тем правее частей Ходжеса вперед вырвалась 3-я армия Паттона. Эйзенхауэр полностью отдавал себе отчет в значении этого района, и поэтому 28 марта 1-я американская армия повернула на северо-восток к Касселю и Падернборнус тем, чтобы отрезать Рур от Центральной Германии. В тот же день танки Монтгомери вышли на Вестфальскую низменность. [284]
До сих пор противник не предпринимал никаких действий между Дуйсбургом и рекой Зиг — видимо, он был заинтересован в том, чтобы 5-я танковая армия и левый фланг 1-й парашютно-десантной армии оставались в этом районе. Поэтому мы предложили фельдмаршалу Моделю оставить на Рейне только небольшие отряды прикрытия, а основные силы вывести и попытаться восстановить положение в долине реки Зиг. Модель дал свое согласие на выделение из состава 5-й танковой армии подкреплений для 53-го корпуса, находившегося в то время на южном берегу реки Зиг в районе Эйторфа. Одновременно Модель приказал нам сменить части 1-й парашютно-десантной армии южнее Дуйсбурга. Но эти меры оказались бесполезными. Благодаря смелому и уверенному руководству бронетанковым дивизиям 1-й американской армии удалось за один день покрыть расстояние около 90 км и 1 апреля овладеть Падерборном. В тот же день части 1-й и 9-й американских армий соединились и замкнули кольцо окружения вокруг Рура. Свыше 300 тыс. человек, составляющих большую часть сил группы армий "Б", оказались в котле.
Мы обратили внимание Моделя на то, что наших запасов хватит не больше чем на три недели, и предложили предпринять попытку прорваться всеми силами на юго-восток. Однако фельдмаршал был связан в своих действиях приказами Гитлера, которые требовали рассматривать Рур как "крепость". В первую неделю апреля мы провели перегруппировку своих войск. Теперь 12-й корпус СС вместе с 3-й парашютной дивизией и полицейскими и охранными батальонами удерживал берег Рейна от Дуйсбурга до Зигбурга, а 58-й танковый корпус совместно с остатками семи дивизий оборонял рубеж реки Зиг, На Рейне все было спокойно, но зато американцы предпринимали неоднократные попытки закрепиться на северном берегу реки Зиг. 3 апреля они захватили плацдарм у Бетцдорфа, но около Зигена 12-я фольксгренадерская дивизия отбросила их назад за реку, захватив при этом несколько сот пленных.
Большая часть войск группы армий "Б" была теперь окружена между реками Рур и Зиг. Трудно было представить себе более удручающую обстановку. Туман стелился над замерзшей землей, а мрачные развалины городов Рура составляли подходящие декорации последнего действия этой трагедии. Огромные горы угля и шлака, разбитые здания, вывороченные железнодорожные рельсы, разрушенные мосты — все это создавало зловещую картину. Мне приходилось не раз видеть поля сражений, но ни одно из них не выглядело так страшно, как огромный промышленный район Рура в последние дни существования группы армий "Б".
В 5. 00 6 апреля 18-й американский воздушно-десантный корпус начал свое наступление на реке Зиг. Американцы натолкнулись на упорное сопротивление, и в результате боев были задержаны в нескольких километрах севернее реки. Вновь прекрасно проявила себя в боях 12-я фольксгренадерская дивизия. Однако на восточном фланге 3-й американский корпус, наступавший против изнуренных частей 15-й армии, быстро продвинулся вперед, и вскоре мы потеряли связь с нашим левым соседом. В результате ожесточенных боев в северной части котла 10 апреля пал Дуйсбург.
Днем 9 апреля американцы вошли в Зигбург, a 11 апреля 13-я американская бронетанковая дивизия уже начала наступление из города в северном направлении. 3-я парашютная дивизия героически сражалась, а установленные на позициях восточнее Кёльна зенитные орудия уничтожили около 30 американских танков{295}. К вечеру 11 апреля американцы достигли окраины Берг-Глад-баха. 13 апреля сопротивление в северо-восточной части котла прекратилось, и остатки 183-й пехотной дивизии были окружены в Гуммерсбахе. Ударом 3-го американского корпуса на Хаген через Люденшейд весь котел 14 апреля [285]
был разрезан на две части; 5-я танковая армия и 63-й корпус оказались изолированными в его западной половине. Теперь об организованном сопротивлении не могло быть и речи — мы были в состоянии держаться лишь в отдельных опорных пунктах.
В последние дни борьбы мне неоднократно случалось вести частные беседы с фельдмаршалом Моделей, который обладал сильным характером и не был чужд иронии. Он славился сверхестественной способностью восстанавливать фронт в самом, казалось бы, безнадежном положении. Так, например, он сколотил фронт наших войск на Востоке после страшного поражения в июне — июле 1944 года, а затем то же самое сделал на Западе после боев в Нормандии. В апреле он неоднократно бывал в нашем штабе, и у меня создалось впечатление, что он борется сам с собой, стремясь найти решение какого-то внутреннего конфликта. Как и перед всеми высшими офицерами, перед ним стояла неразрешимая дилемма: с одной стороны, будучи высоко квалифицированным специалистом, он не мог не понимать безнадежности дальнейшего сопротивления, а с другой стороны, он был связан со своими начальниками и подчиненными долгом и честью. Немецкий солдат выполняет свой долг до самого конца с присущей ему беспримерной дисциплинированностью. В этот период я много раз бывал в частях и никогда не видел чего-либо похожего на разложение или недовольство, хотя даже самый покорный солдат не мог не понимать, что через несколько дней все будет кончено.
Модель никогда не нарушал строгих требований военной дисциплины, но, будучи верным слугой своей страны, он старался несколько обезвредить бессмысленные директивы, поступающие сверху, и стремился свести до минимума излишние разрушения. Гитлер требовал создания "зоны пустыни" и хотел, чтобы мы разрушили все заводы и рудники Рура, но Модель ограничился только теми разрушениями, которые были необходимы с военной точки зрения. Фельдмаршал был полон решимости сохранить промышленный центр Германии. Теперь он уже больше не вел упорных боев за каждое здание и не обращал внимания на приказы, отдаваемые фюрером в последнем припадке безумной жажды разрушения.
Модель задумывался над тем, не следует ли ему проявить инициативу, начав переговоры с противником, и откровенно спросил мое мнение. Исходя из соображений военного порядка, мы оба отклонили эту мысль. Фактически фельдмаршал Модель знал общую обстановку не лучше, чем любой командир роты в его группе армий. Его неосведомленность объяснялась требованиями "Директивы фюрера № 1" от 13 января 1940 года, в которой указывалось, что "ни один командир или начальник не должен знать больше того, что абсолютно необходимо для выполнения поставленной перед ним задачи". Модель не знал, идут ли политические переговоры, и очень беспокоился о том, чтобы наши западные армии продолжали до конца оказывать сопротивление для обеспечения тыла нашим товарищам на Востоке, которые вели отчаянную борьбу, прикрывая бегство миллионов немецких женщин и детей от русских войск. Вечером 15 апреля был отдан приказ о создании небольших групп под командованием специально выделенных офицеров, которые должны были попытаться пробиться на восток. Солдаты, не имеющие ни оружия, ни боеприпасов, были оставлены на произвол судьбы. 17 апреля командование группы армий "Б" объявило об увольнении из вооруженных сил самых младших и старших возрастов и о прекращении сопротивления. 18 апреля фельдмаршал Модель покончил жизнь самоубийством.
В итоге в Рурском котле было захвачено все, что оставалось от двадцати одной дивизии. Американцы взяли в плен 317 тыс. человек, в том числе двадцать четыре генерала и одного адмирала. Эта была самая крупная капитуляция за всю историю.
Лично я не испытывал никакого желания оставаться в котле и решил попытаться избежать общей участи. Вместе с небольшой группой офицеров [286] я пошел на восток. Мы прошли свыше 250 миль, днем прячась, а ночью пробираясь дальше. Но наша надежда добраться до восточных армий оказалась тщетной. 3 мая мы были взяты в плен американцами у Хекстер Везеля.
Мне не хочется вспоминать обстоятельства этого чрезвычайно прискорбного-случая в моей жизни. Все, за что я боролся и воевал, превращалось в прах. В то время будущее представлялось мне совершенно безнадежным и мрачным, но теперь я отдаю должное справедливости замечания Эрцбергера{296}, сделанного им Фошу в железнодорожном вагоне в Компьенском лесу: "Семидесятимиллионный народ страдает, но не умирает". [287]