Глава 1.

Первые месяцы войны

Военная гроза, собиравшаяся над Европой весной 1939 года, застала меня в отпуске, который я получил за службу за границей. После двухлетнего командования эскадренным миноносцем «Дифендер» это было настоящим наслаждением.

С тех пор, как я получил звание младшего лейтенанта, прошло тринадцать лет. Около шести лет я плавал на эскадренных миноносцах, а остальные годы прослужил в военно-воздушных силах флота. Это дало мне возможность получить подготовку, необходимую для той роли, которую мне было суждено сыграть в приближавшейся войне.

Сразу же после выпуска меня назначили на эскадренный миноносец на Средиземное море, которое и тогда было основным районом боевой подготовки нашего флота. Под руководством опытных командиров, начавших службу во флоте еще в первую мировую войну, я обучался управлению кораблем, идущим полным ходом, а также совместному плаванию, когда только натренированный морской глаз и мгновенная реакция на малейшие изменения в обстановке могут обеспечить безопасность и поддержание строя. Мы учились ведению ночного боя и ночной разведки, и через некоторое время я уже распознавал в темноте корабли и определял их курс и скорость по слабо видневшимся буруну и кильватерной струе. [18]

В дальнейшем все это мне очень пригодилось. Однако вскоре после того, как в 1926 году я был произведен в лейтенанты, у меня появилось новое увлечение, против которого я не смог устоять. Морская авиация после включения ее в 1918 году в состав вновь сформированных королевских военно-воздушных сил комплектовалась личным составом армейской авиации. Позднее летный состав авиации флота «оморячился» — половина летчиков и все летчики-наблюдатели были морскими офицерами. Завербовавшись летчиком в военно-воздушные силы флота, я вскоре отправился на родину. Так началась моя семилетняя служба в военно-морской авиации.

В те дни наша летная подготовка регламентировалась командованием английских военно-воздушных сил, и поэтому весь следующий год моя жизнь протекала на аэродромах в Нетеравоне, Льюхарсе и в Ли-он-те-Соленте.

Наша подготовка должна была полностью соответствовать требованиям устава военно-воздушных сил, поэтому военно-морским летчикам в дополнение к их морским званиям присваивали первое офицерское звание в английской авиации — младшего лейтенанта. Это создавало кое-какие ненормальности, так как авиационное звание не повышалось с получением очередного морского, и были случаи, когда капитан-лейтенант или даже капитан 3 ранга все еще имел звание младшего лейтенанта авиации и, находясь временно на службе в авиационных частях, исполнял обязанности младшего офицера и находился под командованием более молодых офицеров. При взаимном проявлении благоразумия все это сглаживалось само собой, но иногда подобные ситуации были причиной нездоровых настроений.

Наша летная подготовка подходила к концу, и близился день, когда впервые надо было самостоятельно сесть на палубу авианосца. Мною до сих пор овладевает чувство ужаса и страха при воспоминании, как первый летчик из моей группы при посадке на палубу свалился за борт «Фьюриес» прямо в море. Правда, для меня этот день кончился благополучно, и именно с этого дня я стал считать себя настоящим летчиком-истребителем военно-воздушных сил флота.

Последовавшие за этим годы службы на авианосцах «Гермес» и «Корейджес» в водах метрополии принесли мне много пользы. В войне на море авиация играла чрезвычайно [19]важную роль, и это придавало всему тому, что мы делали, большое значение. Но нередко приходилось сталкиваться с недооценкой возможностей авиации, и это выводило нас из себя. Как и до появления паровых двигателей, артиллерия была божеством морских офицеров, и не случайно в списке флагманов того времени преобладали артиллеристы.

Артиллеристы гордились своей профессией и с презрением отвергали мысль о том, что жалкое противовоздушное вооружение кораблей бессильно против атак авиации. В результате средства, которые могли бы пойти на строительство военно-воздушных сил флота, отпускались на строительство и содержание линейных кораблей, роль которых во время войны была незначительной.

В последующие годы все отчетливее определялось значение авианосцев, но все требования постройки их оказывались напрасными, пока мы не стали свидетелями потопления новейшего линейного корабля «Принс ов Уэлс» и линейного крейсера «Рипалс». Эти любимцы приверженцев артиллерии выявили свою слабость при первом же столкновении с торпедоносцами-бомбардировщиками. Моя служба в авиации флота пришла к концу в в 1935 году, когда серьезная болезнь временно не позволила мне летать. Но, к моей радости, когда я снова был признан годным к морской службе, счастливый случай помог мне получить желанную должность командира корабля. На верфи Фэрфилд на реке Клайд строился первый противолодочный корабль нового типа «Кингфишер». Я внимательно следил за его постройкой и заводскими испытаниями. Вскоре наступил день, когда я приказал поднять на нем кормовой флаг и вымпел.

За семь лет службы в авиации мои познания в кораблевождении стали очень скудными. Пришлось срочно учиться заново. Позже я с ужасом вспоминал о некоторых непрофессиональных методах, с помощью которых лишь по счастливой случайности мне удавалось выбираться из затруднительного положения.

Вскоре я впервые по-настоящему увлекся охотой за подводными лодками. Этому во многом способствовал тот факт, что «Кингфишер» стал опытовым кораблем противолодочной школы в Портленде. К тому же на «Кингфишер» устанавливалось только что изобретенное приспособление для борьбы с подводными лодками. Вместе [20]с профессором Андерсеном — «крестным отцом» гидролокатора — я в течение многих дней с волнением испытывал новую технику.

Асдик в его первоначальной примитивной форме был изобретен в конце первой мировой войны. Основной принцип его действия остался неизменным до настоящего времени. Однако за прошедшие годы эффективность гидролокатора значительно возросла, расширились масштабы его использования, а также увеличилось число классов кораблей, с которых он мог применяться для проведения поиска и атак лодок врага. Основу асдика составляет приемопередатчик, который посылает звуковые импульсы в требуемом направлении, а также принимает отраженные импульсы, если посылка, встретив на своем пути какой-либо объект, отразится от него. Эти посылки и отраженные сигналы после преобразования звучат очень похоже на то, как произносится слово «пинг». Поэтому асдик стали называть «пингсетом». Работу на асдике назвали «пингинг», а офицера-специалиста по противолодочной борьбе — «пингер». Вращая приемопередатчик подобно прожектору, мы можем определить по компасу направление, в котором послан «пинг», а следовательно, и направление объекта, от которого «пинг» отражен Заметив промежуток времени между посылкой импульса и приемом отраженного сигнала, можно определить расстояние до обнаруженного объекта.

Теоретически все это выглядит очень просто, но на практике создается ряд таких обстоятельств, которые усложняют работу гидролокатора. Совершенно очевидно, что приемопередающее устройство должно находиться под водой. Являясь по природе своей разновидностью гидрофона, приемопередатчик воспринимает шумы от движения своего корабля, причем они могут затруднить прием «пинга», если не будут приняты соответствующие меры.

Во избежание приема посторонних шумов излучатель заключен в металлический колпак-обтекатель, находящийся под днищем корабля. Колпак заполнен водой. В результате при движении корабля излучатель находится в относительно неподвижной воде. Но так или иначе лишь при умеренных ходах корабля уровень шумов в асдике может быть снижен до степени, обеспечивающей гидролокатору нормальные условия работы. Поэтому если предполагается, [21]что корабль будет вести поиск или поддерживать контакт с обнаруженной подводной лодкой, он должен уменьшить скорость до определенных пределов

Другой характерной особенностью гидролокатора является то, что посылаемый им акустический луч имеет коническую форму. Чем дальше отходит импульс от передатчика, тем больший объем водного пространства он охватывает. Таким образом, если объект на глубине, например, 150 метров будет находиться в луче на дистанции 900 метров, по мере уменьшения расстояния он окажется под нижней границей звукового конуса и, таким образом, выйдет из «поля зрения» гидролокатора. Эта особенность, с одной стороны, является преимуществом — она дает возможность приближенно определять глубину погружения подводной лодки, но, с другой стороны, она является большим недостатком, так как при атаке глубинными бомбами, прежде чем корабль достигнет точки сбрасывания, на длительный промежуток времени теряется контакт с целью. Эта особенность создавала для нас значительные трудности, поскольку немецкие подводные лодки в случае атаки, как правило, уходили на большие глубины. В конце концов нам пришлось перейти к новым методам атаки.

При ведении поиска асдиком просматривается сравнительно большая дуга горизонта справа и слева по курсу корабля. Посылка импульсов производится ступенями через несколько градусов. Затем осуществляется прослушивание, после чего процесс повторяется снова. Таким путем обследуется довольно широкая полоса водного пространства.

Если поиск вели совместно несколько кораблей, они обычно следовали строем фронта с интервалом между кораблями 1 — 1,5 мили. При этом поиск велся таким образом, чтобы полоса, просмотренная асдиком одного корабля, перекрывалась полосами просмотра соседних кораблей. В этом случае между кораблями не должно было оставаться непросмотренного водного пространства.

Если получали эхо, акустический луч некоторое время удерживали в соответствующем направлении, чтобы можно было успеть снять с прибора расстояние и пеленг и передать полученные данные на прокладочный планшет. Получив несколько расстояний и пеленгов, оператор на планшете определял курс и скорость цели. Если цель перемещалась, [22]установить ее характер было трудно, поскольку киты и косяки рыбы также отражают импульс. Если же объект оказывался неподвижным, тем более трудно было предположить в нем подводную лодку, так как она должна иметь некоторое движение вперед, чтобы горизонтальные рули могли удерживать ее на заданной глубине. Следует, однако, учитывать, что в районе с малыми глубинами эхо, полученное от неподвижного объекта, может исходить от подводной лодки, лежащей на грунте.

Таким образом, теоретически принцип действия асдика довольно прост, но практическое его использование представляет значительные трудности.

Неопытному оператору все многообразные по своему характеру эхо — от подводных лодок, рыб, приливных струй, скал и даже воображаемые — кажутся одинаковыми. У опытного гидроакустика развивается нечто вроде шестого чувства. Для него эхо от подводной лодки каким-то необъяснимым образом отличается от любого другого. Но так или иначе поиск подводных лодок является очень сложным делом. Поэтому, прежде чем принимать какое-либо решение, необходимо взвесить ряд обстоятельств. Во-первых, надо помнить, что со временем может представиться более подходящий момент для атаки, поэтому следует разумно расходовать имеющийся запас глубинных бомб. Во-вторых, необходимо учитывать, что при выходе из завесы охранения в ней образуется разрыв и что ложная тревога может вызвать панику в конвое.

Но если принято решение атаковать, корабль должен немедленно идти на сближение с целью, причем с умеренной скоростью. Ко времени, когда расстояние между ними уменьшится примерно до 900 метров, на планшет поступит достаточное количество данных, которые позволят определить скорость и курс цели. Затем курс корабля изменяется таким образом, чтобы «столкнуться» с подводной лодкой. В тот момент, когда корабль проходит над целью или, вернее, немного не доходит до нее, чтобы дать время глубинным бомбам погрузиться до намеченной глубины, сбрасывается серия бомб. Бомбы с кормовых бомбосбрасывателей сбрасываются через равные промежутки времени прямо за корму в кильватерную струю. В это же время бомбометы выстреливают бомбы примерно на расстояние 15 метров от каждого борта. Правильно [23]сброшенная серия бомб обычно образует фигуру, напоминающую вытянутый восьмиугольник, в центре которого, предположительно, должна находиться цель. Причем бомбы должны взрываться вблизи подводной лодки как по глубине, так и в плане, только в этом случае она будет уничтожена. Так как глубину погружения подводной лодки трудно определить точно, бомбы с целью увеличения шансов на успех обычно сбрасываются с различными установками глубины.

Именно такой характер носила атака с применением асдика и глубинных бомб в первые дни битвы за Атлантику. В дальнейшем, конечно, методы атаки и расчетов были значительно усовершенствованы. Прежде всего, охотники за подводными лодками стали учитывать влияние, оказываемое на корабль ветром и волной. Именно от этого во многом зависел выбор наиболее выгодного направления атаки. Чрезвычайно важную роль играло также умение уклоняться от торпедных ударов подводной лодки.

Трудно переоценить значение фактора внезапности — от него во многом зависел успех атаки.

Во время войны мне здорово везло на специалистов-гидроакустиков.

На «Уокер» старший гидроакустик прекрасно знал свое дело. В тревожное ночное время, когда атаки конвоя были наиболее вероятны, он мог с необыкновенной точностью классифицировать приходящие сигналы. На «Хесперус» гидроакустик Костер отличался способностью различать первое самое слабое эхо от подводной лодки, полученное на максимальной дальности от цели Костер, мой помощник и офицер-специалист по противолодочной борьбе представляли собой страшную угрозу для немецких подводных лодок, находящихся поблизости «Хесперус».

В 1937 году я был переведен на эскадренный миноносец «Дифендер». Он мало походил на мой маленький 785-тонный «Кингфишер», скорость которого равнялась 20 узлам. Мощность его механизмов достигала 35 000 лошадиных сил, и он имел 32-узловой ход. Когда наша флотилия находилась в Южно-Китайском море, я благодарил судьбу за то, что уже имел опыт плавания на эскадренных миноносцах в Средиземном море. С началом войны между Японией и Китаем наша учеба прекратилась, [24]так как каждый корабль флотилии должен был оказывать поддержку многочисленным иностранным колониям, разбросанным по китайскому побережью.

В настоящее время «дипломатия с помощью канонерских лодок» вышла из моды, но в те дни многие европейские коммерсанты, находившиеся в Китае, были рады видеть британский или американский флаг, развевающийся на военном корабле.

Мюнхенский кризис застал «Дифендер» в роли ангела-хранителя иностранной колонии в Амое. В случае войны жители этой колонии оказались бы в довольно щекотливом положении; это стало особенно ясно после нашего ухода в базу военного времени Сингапур. Однако мне не суждено было принять участие в военных действиях. Весной 1939 года по независящим от меня обстоятельствам я передал «Дифендер» своему преемнику и вскоре отплыл домой.

В дальнейшем я рассчитывал получить назначение на один из новых эскадренных миноносцев. Однако вскоре была объявлена мобилизация резервного флота, и мне приказали направиться в Розайт, чтобы ввести в строй эскадренный миноносец «Веномес», принимавший участие в первой мировой войне. Смирившись и успокаивая себя тем, что «Веномес» все ж таки эскадренный миноносец, я направился к месту назначения. Трудно представить мое состояние, когда я, приехав в Розайт, отыскал среди старых эскадренных миноносцев, стоявших в заводском бассейне, корабль, которым мне предстояло командовать.

«Веномес», построенный в конце первой мировой войны, был оборудован экспериментальной машинной установкой. Для имеющих отношение к инженерному делу следует добавить, что это был первый эскадренный миноносец, котлы которого получали питание по системе замкнутого цикла. Эта система имела множество недостатков. Поэтому, когда кончилась первая мировая война, «Веномес» поспешно вывели в резерв, что вызвало у механиков корабля вздох облегчения.

С тех пор «Веномес», в отличие от других кораблей, находился в резерве. Механики флота, привыкшие к более современным типам машинных установок, смотрели на его необычные механизмы с большим недоверием. По этой причине на нем не производилось никаких усовершенствований. Это означало, в частности, что он не был [25]вооружен асдиком — единственной в то время установкой, предназначенной для обнаружения подводных лодок.

При виде устаревшего вооружения «Веномес», которое состояло из 102-мм орудий (к тому же корабль не имел противолодочного оружия), почему-то вспоминалось едкое замечание герцога Веллингтона по поводу некоторых частей, находившихся под его командованием, которые вместо того, чтобы пугать противника, «черт бы их побрал», одним своим видом пугали его самого.

Но так или иначе пришлось ввести «Веномес» в состав действующего флота, и команда корабля, состоявшая в основном из опытных резервистов, уже отслуживших срок службы в запасе и прекрасно знавших корабельную службу, привела его в полный порядок. Вскоре из труб начал валить дым, машинная установка неохотно возвратилась к жизни и заставила корабль вибрировать, что является первым отличительным признаком действующего корабля. В назначенное время мы проложили курс в Ферт-оф-Форт для проведения испытаний и боевой подготовки.

На первых порах все шло удивительно гладко, и этим мы были обязаны нашему инженер-механику, который с большим мастерством управлял допотопной машинной установкой «Веномес». Вскоре мы вошли в состав флотилии, которой командовал капитан 2 ранга Холси, державший флаг на «Мэлколм». Через некоторое время мы должны были принять участие в смотре резервного флота в бухте Веймут. Главная цель смотра состояла в том, чтобы представить его величеству всех командиров кораблей, а также некоторых офицеров и рядовых. Когда подошла моя очередь, я обратил внимание на озлобленное покрасневшее лицо адмирала Дарлана, командующего французским военно-морским флотом, которого пригласили присутствовать на смотре. В то время я не знал, какую жгучую ненависть питал он к английскому военно-морскому флоту. Теперь, когда я вспоминаю все это, мне кажется, что он и не стремился скрыть свои истинные чувства. Из Веймута наша флотилия направилась в Портсмут, и там мы услышали, как Невилл Чемберлен объявил, что мы находимся в состоянии войны с Германией.

Нашей флотилии поручили эскортировать суда, перевозившие войска через пролив Ла-Манш во Францию. Это была крайне неблагодарная работа. Каждую ночь [26]два или три корабля флотилии встречались у ворот бокового заграждения с быстроходными пакетботами из Гарвича или с линии Дувр — Кале, которые использовались теперь в качестве войсковых транспортов.

Собрав пакетботы за пределами бона, мы обычно направлялись 25-узловым ходом в Шербур или Гавр, куда прибывали в светлое время суток. Разгрузка обычно занимала не так много времени — час или два.

Нам было трудно серьезно относиться к нашим обязанностям по эскортированию, так как противник не делал даже малейших попыток помешать этим ночным переходам.

На мой взгляд, вся сложность нашего дела заключалась в том, чтобы преодолеть многочисленные препятствия на берегу, созданные военной лихорадкой, а затем в условиях ночной темноты и дождевых зарядов выйти из гавани и нащупать проход между слабо освещенными буями, обозначавшими ворота бонового заграждения. Сильнейшее боковое течение у ворот бонов заставляло совершать замысловатые маневры, чтобы дождаться, пока пройдут войсковые транспорты.

Лишь обогнув Наб-Тауер (маяк на подходах к Портсмуту), наш конвой, состоявший из быстроходных пакетботов, которые шли без огней и, конечно, не имели радиолокаторов, начинал пересекать главный маршрут конвоев, двигавшихся по каналу. Однажды, идя 25-узловым ходом, мы пересекли под прямым углом курс большого конвоя, и было просто чудом, что не произошло столкновения. Все это давало хорошую практику в условиях военного времени. А пока на старом «Веномес» я заботился лишь о том, чтобы не отстать от наших быстроходных подопечных: О защите их мы как раз думали меньше всего.

Однажды утром в первых числах января, просматривая почту, я почувствовал некоторое волнение: мне бросился в глаза уже знакомый официальный конверт. Вскрыв его, я узнал, что меня назначили на должность командира «Харти», который строился тогда на верфи Торникрофт в Вулстоне, близ Саутгемптона. Название корабля ни о чем не говорило и, казалось, больше всего подходило буксиру. Поэтому для меня было приятной неожиданностью узнать, что «Харти» — эскадренный миноносец, [27]очень похожий на наши миноносцы типа «Н», правда, несколько модифицированный в угоду бразильцам, для флота которых он строился вместе с пятью другими миноносцами.

Передав «Веномес» своему преемнику, я поспешил на верфь Торникрофт и здесь увидел стоящим на бочке корабль, который произвел на меня сильное впечатление.

Это был эскадренный миноносец, имевший классические обводы кораблей, построенных Торникрофтами, которые, как мне кажется, являются лучшими конструкторами эскадренных миноносцев. Незначительные дефекты, которые вначале имел «Харти», были в основном следствием того, что Адмиралтейство самовольно передвинуло дату окончания его постройки. Оно делало все возможное, чтобы поскорее вывести корабли в море, где ощущалась острая нехватка сил и средств для преследования немецких подводных лодок и эскортирования конвоев. Тем не менее ходовые и артиллерийские испытания, а также ряд других проверок, которые требуется провести перед формальным вводом корабля в строй, прошли хорошо, и вскоре я от имени Адмиралтейства расписался в принятии эскадренного миноносца. Оставалось посмотреть, как у ребенка прорезываются зубы.

Практика показала, однако, что из-за поспешного окончания постройки корабля стальные листы верхней палубы не были должным образом зачеканены, в результате чего на всех находившихся на нижней палубе непрерывно лила вода. Наш гирокомпас не принадлежал к уже испытанным гирокомпасам Сперри, установленным почти на всех военных кораблях, и предназначался для тихоходных торговых судов. Монтаж системы управления артиллерийским огнем не был закончен, не успели установить и прицела центральной наводки. Шкалы приборов и орудийные прицелы были отградуированы вместо градусной по какой-то десятичной системе, которую мы так и не смогли понять. В связи с этим наводка орудий на цель могла осуществляться лишь допотопными методами — указаниями рукой или фуражкой.

Что касается торпед (их было восемь), то они, как и артиллерийские системы, принадлежали к распространенному типу и свободно продавались по коммерческим ценам. Для моих же торпедистов, привыкших к торпедам, которые выпускались Адмиралтейством, они были чем-то [28]вроде закрытой книги. Откровенно говоря, мы и не прикасались к ним, так как в их боевые зарядные отделения не входило предохранительное устройство, предназначенное для предотвращения их взрыва при ударе бомбой или осколком в случае атаки корабля с воздуха. Наши опасения не были напрасны. Как мы узнали позже, во время боевых действий в норвежских водах польский эскадренный миноносец, вооруженный подобными торпедами, развалился от взрыва на две части в результате попадания бомбы в его торпедный аппарат.

Все это вместе взятое раздражало нас. Радовала лишь новейшая гидроакустическая аппаратура, а также машинная установка, которая мчала нас 30-узловым ходом, при этом корпус корабля вибрировал очень незначительно,

Через несколько дней после вступления в строй мы узнали, что наш корабль стал называться «Хесперус». Вообще говоря, перемена названия считается плохой приметой, но это никак не относилось к нашему эскадренному миноносцу, которого первоначально окрестили каким-то непонятным португальским именем. Однако его название было изменено вторично не в целях благозвучия, а потому что «Харти» легко можно спутать с «Харди» — лидером эскадренных миноносцев, которому предстояло отличиться в бою за Нарвик. Другой корабль нашей флотилии, носивший название «Хэнди», находился в таком же затруднительном положении, так как при передаче по азбуке Морзе его название всего лишь на одну точку отличалось от «Харди». Его переименовали в «Харвестер». В дальнейшем ему предстояло прославиться в битве за Атлантику.

Постройка двух первых кораблей флотилии, бразильских эскадренных миноносцев — «Хесперус» и «Хэвант» — была завершена. В ожидании окончания постройки остальных кораблей флотилии эти два эскадренных миноносца должны были нести противолодочное патрулирование Скапа-Флоу. Однако наша первая боевая задача носила совершенно иной характер. «Хесперус» и «Хэвант» приказали направиться в Торсхавн — главный город Фарерских островов, где мне предстояло информировать губернатора о том, что для предупреждения движения немцев в этом направлении союзники намеревались оккупировать его владения и что крейсер «Суффолк» с [29]символическим десантом английской морской пехоты прибудет на следующий день.

Вскоре мы прибыли в Торсхавн. На пристани нас приветствовала веселая толпа жителей, которые хотели проводить нас до консульства. Избежать этого стоило больших трудов. Из консульства я вместе с командиром «Хэвант» отправился к губернатору. Консул и губернатор встретили нас очень радушно. Однако когда губернатору стала известна цель нашего визита, атмосфера сердечности и гостеприимства на мгновение исчезла. Губернатор произнес небольшую речь. Из сказанного им мы поняли, что ему ничего не остается делать, как смириться с создавшимся положением.

После окончания официального визита мы вернулись на корабли и в ожидании прибытия «Суффолк» качали вести противолодочное патрулирование.

Тем временем началась норвежская операция, и «Хесперус» был включен в состав охранения линейного корабля «Резолюшн», который направлялся в Нарвик, чтобы огнем своих орудий калибра 381 -мм поддерживать наши войска на берегу. В фиордах мы занялись патрулированием входов в целях предупреждения прорыва немецких подводных лодок, чередуя выполнение этой задачи с несением прибрежного дозора у города Нарвик, который был окружен тесным кольцом союзных войск. Здесь наши орудийные расчеты получили первое боевое крещение. Экипажи кораблей, находившихся в Нарвике, горели одним желанием — взорвать железнодорожный туннель, который укрывал немецкие полевые орудия. Когда немцы полагали, что мы не наблюдаем за ними, они выкатывали из туннеля орудие и выпускали пару снарядов. Поэтому мы должны были всегда держать наши орудия наготове. Довольно примитивная система управления артиллерийским огнем была нам большой помехой, и ко времени нашего ухода из этого района мы могли претендовать лишь на крайне скромные лавры.

Мои воспоминания о тех днях наполнены беспрерывными звонками колоколов громкого боя, означавшими воздушную тревогу, которая могла быть объявлена в любое время дня и ночи, поскольку в это время года в тех широтах темноты не бывает. Находясь в Нарвике, мы оказывались за пределами радиуса действий немецких пикирующих [30]бомбардировщиков, поэтому нас aтaкoвывaли более тяжелые самолеты, которые производили бомбометание с горизонтального полета.

По действовавшим в то время наставлениям для уклонения от удара с воздуха кораблю следовало увеличить ход до 20 узлов, а затем, когда самолеты достигнут точки сбрасывания, которую мы могли определить довольно точно, если даже не успевали уловить момент сбрасывания бомб, изменить курс на 90°. Если все шло правильно, бомбы падали как раз в том месте, где мы находились бы, если бы продолжали идти прежним курсом.

Однако иногда случалось, что нас атаковывали одновременно две группы самолетов, и я до сих пор слышу возгласы своего старшего помощника: «Не оглядывайтесь сейчас, сэр, но имейте в виду, что за нами следят». Через секунду на траверзе упало несколько бомб, правда, на таком расстоянии от корабля, на котором ему трудно было причинить повреждения.

Однажды, когда наводчики не могли увидеть цель, я, помню, крикнул им: «Наводите в солнце!» Эффект был такой же, как если бы стрельба велась в любом другом направлении. Но как ни странно, этот смехотворный прием в нескольких случаях давал возможность сорвать атаку противника, что способствовало укреплению нашего морального духа.

После многократного успеха неизбежно приобретаешь репутацию специалиста по уклонению. Однако эта оценка теряет свое первоначальное значение, когда узнаешь, что каждый командир эскадренного миноносца имеет на своем корабле точно такую же репутацию. В этот же период я сделал одно очень интересное открытие. Во время бомбардировки страх охватывает всех, кто находится на корабле. Тем не менее каждый считает, что это чувство присуще только ему одному. Однажды, когда во время короткой передышки мы стояли на якоре, я спустился в кают-компанию. В разговоре с офицерами я заметил, что их спокойствие в самые напряженные моменты боя, когда сам я дрожу, как осиновый лист, просто раздражает меня. После минутного молчания раздался взрыв хохота. Кто-то сказал: «Как раз перед вашим приходом мы говорили о том, что завидуем вашему спокойствию». Мне кажется, что после этого разговора все мы стали чувствовать себя гораздо увереннее. [31]

На мой взгляд, самым невозмутимым членом команды был вестовой. Сразу же после отбоя воздушной тревоги он обычно появлялся на мостике с огромной кружкой горячего чая, при этом лицо его сияло довольной улыбкой. Мне часто приходят на память дни жестоких штормов, когда вестовой, пунктуальный до минуты, просто чудом добирался с горячей пищей до моей каюты, в то время как корабль выделывал бог знает что. Я никогда не мог себе представить, каким образом он избегал волн, перекатывающихся через палубу, пробираясь в носовую часть корабля из офицерского камбуза. Однажды, правда, его чуть было не смыло за борт. Но ничто не могло умерить его энтузиазма. «Еда должна подаваться командиру так же, как и почта, — несмотря ни на что», — любил говорить он.

Точность бомбометания высотных бомбардировщиков противника даже по неподвижным целям была удивительно низкой. Когда флагманский корабль «Эффингем» находился в Харстаде, неподалеку от Нарвика, его атаковали почти ежедневно, но я не помню, чтобы в него когда-нибудь попадали. Когда я впервые прибыл в Харстад, я сразу же поставил «Хесперус» на якорь. Мне повезло: я нашел сравнительно свободный участок акватории, где можно было стать. Однако вскоре какой-то завсегдатай этих мест сказал мне, что мы находимся под ветром у «Эффингем» и что бомбы, сброшенные на него, обычно падают в нескольких кабельтовых по ветру, так как немецкие летчики, очевидно, были неспособны учесть отклонение бомб под влиянием ветра.

В скором времени мы приняли участие в высадке войск в город Мё, расположенный на некотором расстоянии к югу от Нарвика. В связи с этим мы оказались в пределах радиуса действия немецких пикирующих бомбардировщиков. 120-мм пушки — наше основное оружие — не имели достаточного угла возвышения, необходимого для ведения прицельного огня, и мы могли рассчитывать лишь на малонадежный многоствольный 12-мм пулемет и на два пулемета системы Льюиса.

За все это время мы ни разу не видели ни одного самолета союзников, но, тем не менее, каждый вечер Би-би-си сообщало о каких-то необычайных подвигах английских летчиков. Когда мы находились у Мё, до нас дошли радостные вести о том, что авианосец «Глориес» находится [32]где-то рядом и что мы можем рассчитывать на воздушное прикрытие Но мы слишком понадеялись на помощь «Глориес», и когда над нами появилась группа самолетов, летящих друг за другом с выпущенными шасси (в то время это был опознательный сигнал наших самолетов), мы приняли их за самолеты нашей морской авиации типа «Скуа».

Лишь когда самолеты начали разворачиваться для бомбометания с пикирования, мы поняли, что ошиблись Эскадренному миноносцу удалось уклониться от прямых попаданий, однако две бомбы, разорвавшиеся у кормы, вынудили нас снизить скорость, а в дальнейшем даже поставить корабль в док на ремонт. Поэтому неделей или двумя позже, когда был сформирован конвой, возвращавшийся домой, нам было приказано войти в состав эскорта, а затем идти в Данди на ремонт. [33]