(Октябрь 1943 г.)

(Листовка)

Глубокоуважаемый господин Модель!

Как командующий 9-й армией вы в своем приказе от 16.9.1943 г. предпринимаете попытку объяснить отступление Восточной армии и поставить задачи на будущее. Однако противоречия в вашем изложении столь очевидны, что я не могу избавиться от впечатления, что здесь, несмотря на ваше более глубокое понимание ситуации, представлена иная точка зрения, ибо даваемое вами обоснование противоречит в ней столь часто доказанной вами способности видеть вещи ясно и без самообмана. Прошедшие со времени составления этого приказа несколько недель доказали несостоятельность вашего обоснования.

Как это часто бывает в военной истории, а также и в ходе данной войны, базирующееся на неправильной оценке решение высшего командования оплачено кровью многих немцев. О том свидетельствуют Сталинград, Дон, Кавказ, Африка, провал летнего наступления нынешнего года, а прежде всего широко задуманное русское наступление. Как видно, германское высшее командование дошло до того, что ставит на карту само существование немецкого народа.

Это и побудило меня высказать свое мнение о вашем приказе.

Вы утверждаете, что любой выигрыш времени на пользу Германии. Этот взгляд легко опровергнуть. У противников времени больше, чем у нас. Ведь это факт, что наши противники за последний год стали несравнимо сильнее, а мы несравнимо слабее. Если в истории со Сталинградом еще можно было придерживаться мнения, что речь идет о невезении, какое бывает в любой войне, то последний год показал, что Германия постоянно катится по наклонной плоскости на всех фронтах. Непрерывная цепь поражений не случайное явление. Оно проистекает из прогрессирующего и все более угрожающего истощения германских сил, между тем как резервы наших противников еще не исчерпаны. Как обстоит дело с резервами, которые гитлеровское правительство в ходе тотальной мобилизации выжимает из нашего народа, вы знаете сами. С другой стороны, благодаря "гибкой обороне" Красная Армия ослаблена столь мало, что теперь может вести свое наступление усиленным образом.

Столь же легко опровергнуть и вашу ссылку на преимущество большого пространства для германской стороны. Никто не может оспаривать утверждение, что в первые годы вермахт захватил русский простор ценой неслыханных жертв и крови, потери огромных ценностей. Кроме того, важнейшее преимущество большого пространства отпадает, если не иметь достаточных резервов.

Своим утверждением, что отступление Восточной армии стало необходимым в результате угрозы высадки американо-английских войск [на Европейском континенте], т.е. еще до того, как возник второй фронт, вы сами признаете, сколь бесперспективно стало положение для Германии. А что же будет, когда война на многих фронтах станет реальностью?

Верно говорят" что путь в рейх дорого обойдется русским войскам. Но германское войско, сражающееся на Востоке, понесет еще более тяжкие жертвы.

Русским возместить свои потери будет легче, а вот нам все труднее. Есть опасность, что война проложит себе путь к рейху. Германский вермахт может эту опасность устранить, но не продолжением ставшей бесперспективной и противоречащей здравому смыслу войны, а отказом от повиновения Адольфу Гитлеру.

Доверие к нынешнему германскому политическому и военному руководству уже поколеблено сильнейшим образом и, как мы убеждены, также и у вас лично, господин генерал-полковник. Все надежды на непогрешимость Адольфа Гитлера привели к страшному разочарованию. Если вермахт будет держаться за него и дальше, будущее Германии неутешительно и внушает отчаяние.

После опыта последних двух месяцев весьма сомнительно, способен ли вермахт, как вы утверждаете, в любое время стабилизировать линию фронта. Днепр уже форсирован русскими в нескольких местах. За германским восточным войском никаких резервов, которые могли бы существенно изменить положение, нет. Оно стоит перед лицом угрожающей зимы и опасности уничтожения материальной и живой силы.

Катастрофическим развитием военной и политической обстановки Германия обязана исключительно безраздельному и диктаторскому руководству Адольфа Гитлера. Требовать от немецких солдат доверия к такому "мудрому" руководству просто наглость. Вы часто доказывали свою способность к ясному осознанию действительности. Вы, как я убежден, также осознали, что Адольф Гитлер войну выиграть уже не может, а способен лишь без всякого смысла затягивать ее, ибо испытывает ужас перед ее концом. А то, что Германия от недели к неделе испытывает все больший ужас перед необходимостью жертвовать своими людьми, на него никакого впечатления не производит.

Поэтому, господин генерал-полковник, действуйте в соответствии с вашим пониманием вещей. Как и все мы, командующие соединениями и частями германского вермахта, вы несете всю тяжесть ответственности за судьбу Германии. Заставьте Адольфа Гитлера уйти в отставку! Покиньте русскую землю и отведите Восточную армию назад на германские границы! Таким решением вы создали бы политические предпосылки для почетного мира, который даст немецкому народу права свободной нации. Такое деяние при условии окончания войны возымеет решающее значение для дальнейшей судьбы Германии. Это больше, чем то, на что мы можем надеяться в нашем сегодняшнем положении.

Но все будет потеряно и всякая надежда исчезнет, если Адольф Гитлер с вашей помощью сможет продолжать войну и, как и прежде, увлекать немецкий народ за собой в неминуемую пропасть.

фон Зейдлиц,
генерал артиллерии,
председатель "Союза немецких офицеров".

Privatarchiv Model.

Из доклада начальника штаба оперативного руководства вермахта генерал-полковника Альфреда Йодля на совещании рейхсляйтеров и гауляйтеров в Мюнхене 7 ноября 1943 г.

[...] Рейхсляйтер Борман попросил меня сделать сегодня вам обзор стратегического положения к началу пятого года войны. Должен сознаться, я не без колебаний согласился выполнить эту нелегкую задачу. Тут общими словами не отделаешься. Не надо говорить о том, что еще должно быть, но надо откровенно сказать о том, что есть. Никто, так приказал фюрер, не должен знать и узнавать больше, чем это необходимо ему для выполнения своих задач. Но мне ясно, что вам, господа" надо знать очень многое, чтобы быть на уровне ваших задач. В ваших гау и среди вашего населения концентрируется все то, что пытается широко распространять среди нашего народа вражеская пропаганда: малодушие, злонамеренные слухи и т.п. То тут, то там дает о себе знать дьявол разложения. Все трусы ищут выхода или, как они говорят, политического решения. Они говорят: надо повести переговоры, пока еще не разрушена наша субстанция, и при помощи всех этих громких слов ведется бурное наступление на естественное ощущение нашим народом того факта, что в этой войне есть только борьба до последнего. Капитуляция это конец нации, это конец Германии. Против этой волны вражеской пропаганды и трусости вам нужна не только сила, но и нечто большее. Вам нужно знание действительного положения, а потому я полагаю, что могу взять на себя ответственность дать совершенно откровенную и неприукрашенную картину нынешней обстановки. Это отнюдь не запрещенное разглашение тайны, а орудие, которое, вероятно, может помочь вам укрепить позицию народа. Ведь исход этой войны решается не только оружием, но и волей всего народа к пониманию ее задач.

Германия была разбита в 1918 г. не на фронте, а в тылу, Италия разгромлена сейчас не военным образом, а моральным. Она рухнула изнутри. Результат нежелаемый мир; нет, в результате преступления этих предателей на долю итальянского народа выпала судьба в тысячу раз тяжелее, чем продолжение войны на нашей стороне. [...]

Необходимость и целеустановка этой войны были понятны каждому еще тогда, когда мы вступили в великогерманскую освободительную борьбу и своим агрессивным ведением войны воспрепятствовали той опасности, которая столь зримо грозила нам со стороны Польши и западных держав. Вторжение в скандинавское пространство, рывок к Средиземному морю и нападение на Россию не вызывали никакого сомнения в правильности ведения войны до тех пор, пока мы побеждали. И только в связи с усиливающимся обострением нашего положения в целом в немецком народе стали звучать вопросы, уж не перехватили ли мы и не слишком ли большие цели поставили перед собой.

I. Ретроспективный взгляд.

1. О том, что национал-социалистское движение и его борьба за власть внутри страны являлись предварительной ступенью внешнеполитического освобождения от оков версальского диктата, в этом кругу мне говорить нет надобности. Но я ощущаю внутреннюю потребность сказать, что все дальновидные кадровые военные ясно видят, какую значительную роль сыграло национал-социалистское движение в пробуждении вновь воли к воссозданию военной мощи, в культивировании военной силы и новом вооружении немецкого народа. Однако небольшой рейхсвер при всех его достоинствах не был способен разрешить эту огромную задачу из-за отсутствия возможностей широкого развития. Теперь же произошел тот синтез обеих сил, к которому стремился и который столь счастливым образом осуществил фюрер.

2. С приходом [нацистов] к власти обозначаются прежде всего возвращение военной суверенности (всеобщая воинская повинность, занятие Рейнской области) и начало нового вооружения; особое значение приобретает создание современных танковых сил и люфтваффе.

3. Аншлюс Австрии принес не только осуществление старой национальной цели, но и наряду с возрастанием нашей военной силы значительное улучшение нашего стратегического положения. Если до тех пор чехословацкий район угрожающим образом вклинивался в территорию Германии (служа осиным гнездом для Франции и авиационной базой для союзников, особенно для России), то теперь Чехия оказалась зажатой в клещи. Ее собственное стратегическое положение стало настолько неблагоприятным, что она должна была пасть жертвой энергичного нападения раньше, чем получит действенную помощь от Запада.

Эта возможность для Запада оказать помощь Чехословакии затруднялась, кроме того, строительством Западного вала, который в противоположность линии Мажино был задуман не как маложизнеспособная и примирившаяся с судьбой оборонительная мера, а как прикрытие с тыла нашей активной политики на Востоке.

4. Бескровное урегулирование чешского конфликта осенью 1938 г. и весной 1939 г., а также присоединение Словакии настолько округлило великогерманское пространство, что возникла возможность иметь в виду также (при более или менее благоприятных стратегических условиях) решение польской проблемы.

5. Таким образом, я подошел к собственно началу нынешней войны. Прежде всего возникает вопрос, был ли удачно выбран момент для непосредственного столкновения с Польшей. Ответ на этот вопрос тем более несомненен потому, что все еще заставлявший считаться с собой противник был сломлен неожиданно быстро, а дружественные ему западные державы, хотя и объявили нам войну и создали второй фронт, не использовали имевшуюся у них возможность выбить инициативу из наших рук. О ходе Польской кампании достаточно сказать лишь то, что она (а это отнюдь не было ясно с самого начала!) показала мощь молодого великогерманского вермахта в такой мере, что весь мир затаил дыхание.

6. Главный результат этого успеха заключался, однако, в том, что восточного противника больше не существовало и проблема второго фронта на основании соглашений с Россией поначалу могла рассматриваться как решенная раз и навсегда.

7. Тем самым центр тяжести ведения войны естественным образом переместился на Запад, где в качестве самой первоочередной задачи вырисовалась защита Рурской области от вторжения англичан и французов в Голландию. Еще до завершения польского похода фюрер принял решение о нападении на этого врага; целью нападения могло быть только его полное сокрушение. То, что это решение не было (как первоначально предусматривалось) осуществлено еще поздней осенью 1939 г., объясняется преимущественно погодными условиями, а частично и состоянием нашего вооружения.

8. Однако тем временем выдвинулась еще одна подлежавшая решению проблема: захват Норвегии и Дании. [...] Ход и результат этой кампании известны. Она была в основном закончена столь своевременно, что можно было осуществить Западную кампанию с наступлением благоприятного времени года в мае 1940 г.

9. Ошеломляющий успех этой кампании улучшил наши позиции самым благоприятным образом. Мы получили в свои руки не только французский военный потенциал, который призван сослужить нам большую службу в дальнейшем ходе войны, но и прежде всего Атлантическое побережье с его военными портами и военно-воздушными базами. А это дало возможность непосредственно угрожать английской метрополии. Тут возникает вопрос: должны ли были мы высадкой крупного масштаба перенести войну на территорию самой Англии? Точно так же (учитывая возможное вступление в войну Соединенных Штатов Америки) следовало взвесить возможность захвата ряда передовых опорных пунктов в Атлантике (например, Исландии и Азорских островов, на которые тем временем наложил свою руку противник). С этих островов мы могли бы как с особым натиском вести борьбу против английского снабжения морем, так и оборонять европейское пространство подобно тому, как охраняет Великую Восточную Азию Япония на далеко выдвинутых вперед островах в Тихом океане. В разумном самоограничении фюрер этими целями пренебрег. [...] Они бы потребовали столь большого напряжения сил, выдержать которое длительное время наше морское и воздушное вооружение еще не было способно.

10. Вместо того зимой 1940/41 г. возникла другая возможность для борьбы с Англией. Если чисто внешне это происходило только в форме помощи нашему итальянскому союзнику в Северной Африке, то в конечном счете речь шла о борьбе против английского господства на Средиземном море, означавшего сильную угрозу южному флангу Европейского континента.

По мере того как все отчетливее проявлялись слабости и несостоятельность Италии, Северная Африка становилась германским театром войны. [...]

11. Менее желательной была необходимость нашей союзнической помощи на Балканах, где итальянцы выкинули свой экстратур против Греции, хотя наступление, которое они начали в октябре 1940 г. из Албании совершенно недостаточными силами, противоречило всем договоренностям. В конце концов оно привело с нашей стороны к такому решению, которое с точки зрения перспективы было раньше или позже необходимым. Запланированное наступление на Грецию с севера играло роль не только союзнической помоши. Оно призвано было не допустить, чтобы Англия укрепилась в Греции и оттуда угрожала нашим румынским нефтяным районам.

12. Одновременно росло осознание все более приближающейся опасности с большевистского Востока, которую в Германии видели слишком мало и из дипломатических соображений до последнего момента сознательно замалчивали. Однако сам фюрер эту опасность постоянно из виду не упускал. Уже во время Западной кампании он изложил свое основополагающее решение: энергично приняться за устранение этой опасности лишь только это как-то позволит наше военное положение. [...]

13. После интермедии с переворотом в Югославии и примыкающего к нему похода на Балканы, а также захвата Крита это решение было проведено в жизнь. Осуществление его неизбежно должно было привести к глубокому проникновению в русское пространство, что несло с собой опасности, которые не имели столь ясно выраженного характера в предшествующих кампаниях.

14. Хотя нам ни в 1941, ни в 1942 г. не удалось полностью уничтожить вооруженную силу этого противника и тем самым поставить Россию на колени, все же следует считать нашим позитивным результатом то, что большевистская опасность отброшена далеко от наших границ.

Если сегодня, учитывая неоднократные и продолжающиеся в 1943 г. отступления, вновь и вновь возникает вопрос, не недооценили ли мы в принципе силу противника, то в отношении отдельных этапов операций на этот вопрос следует ответить утвердительно. Но на решение о нападении на [СССР] и на его постоянное соблюдение в целом это сомнение не распространяется. Точно так же как и политика, ведение войны состоит не только из арифметических задачек, и важнейший опыт всех войн говорит о том, что правильная оценка противника принадлежит к тяжелейшим из тяжелых решений; здесь многое еще зависит от вещей, не поддающихся предварительному расчету, а выясняется это только в ходе самой борьбы.

Решающую ясность вносит то, что наступательным продвижением в глубь русского пространства мы определили не только людские резервы противника, но и техническое состояние его вооружения. Это вынудило нас к проведению тотальной войны и к таким техническим контрдействиям, на которые мы по собственной инициативе едва ли были бы способны. Можно лишь с некоторым содроганием думать о том, что произошло бы, если бы мы выжидательно стояли перед лицом этой опасности и рано или поздно были бы сметены ею. [...]

15. Еще раз кратко подытожу ход крупных военных событий до осени 1943 г.

Оба первых военных года [1939-1941 гг.] — это почти беспрецедентный триумф Германии и ее будущих союзников. Походы в Польшу, Норвегию, Францию, Северную Африку, на Балканы и нападение на Россию с продвижением до Донца, до самых ворот Москвы и на Волхове создали для обороны Европы широкое предполье, а благодаря захвату и обеспечению богатых источников сырья и продовольствия предпосылки для ведения войны длительное время. Превосходящее командование, лучшее применение современных боевых средств, превосходство авиации и на редкость высокие боеспособность и боевой дух наших войск по сравнению со всеми этими более слабыми противниками вот что привело к этим победам. В этот временной отрезок войны, когда наше неоспоримое превосходство на суше и в воздухе смогло даже компенсировать наше безнадежное отставание на море (хотя бы в прибрежных водах), пальма первенства в последнем рывке к ней не досталась нам.

На высадку в Англии, продуманную до последних деталей, при помощи импровизированных переправочных средств мы не могли рискнуть до тех пор, пока не было полностью ликвидировано британское господство в воздухе. Это удалось нам столь же мало, как и полное уничтожение советской военной силы. Будущие поколения не смогут упрекнуть нас в том, будто бы для достижения этой цели, решающей исход войны, мы не шли на самые крайние меры и не приложили всех своих сил.

Но на риск того, чтобы германская люфтваффе полностью истекла кровью в борьбе в небе Англии, учитывая предстоящую борьбу против Советской России, никто пойти не смог.

Однако на Востоке стихийное бедствие зимы 1941 г. властно воспрепятствовало даже самой сильной воле, заставив нас остановиться.

Тем самым стало ясно, что на быстрое окончание войны рассчитывать более не приходится, что нам предстоят суровые и тяжелые времена и всему народу придется приложить немалые усилия. Ведь любое наступление, не приведшее к перемирию или миру, говорит Клаузевиц, неизбежно должно закончиться обороной.

После первых неудач на Восточном фронте и на Северо-Африканском театре войны зимой 1941 г. рейх и его союзники еще раз собрали в кулак все свои силы, чтобы окончательно разбить новый натиск восточного противника, а также отнять у англичан их египетскую операционную базу. Крупные операции против Кавказа и против дельты Нила провалились из-за нехватки сил и недостаточного снабжения. Впервые на Средиземном море проявилось техническое и численное превосходство наших западных противников в воздухе. Советскому командованию удалось остановить фронт под Сталинградом и в предгорьях Кавказа, а затем зимой с вновь созданными сильными резервами прорвать застывший и слишком растянутый, большей частью занимаемый нашими союзниками фронт на Волге и на Дону. Состоящая из лучших немецких соединений 6-я армия уступила вражескому превосходству в силах, оставшись при леденящих душу морозах без достаточного снабжения.

[...] Военная сила Германии и ее союзников на исходе зимних боев 1942/1943 г. и после потери Африканской армии [Роммеля] оказалась в состоянии чрезвычайного напряжения. Правда, 5-ю танковую и 6-ю армии удалось сформировать снова, но четырех союзных армий мы лишились. Хотя оперативные резервы на Востоке удалось превосходно вооружить, численность их уже не смогла быть увеличена для проведения операций широкого размаха. Были утеряны большая подвижность сухопутных войск и, не говоря о русском фронте, также превосходство в воздухе. Стали заметны превосходящая промышленная сила наших противников и их гораздо больший человеческий резервуар в Европе. [...] Вполне естественно, инициатива перешла в руки противника, а рейх и сражающиеся на его стороне европейские нации оказались в обороне.

После того как выдвинутые на юг, за пределы европейского фронта, позиции были взяты противником, в июле 1943 г. началось вражеское наступление на Востоке с целью возвращения потерянных областей, а на юге континента против собственно "Крепости Европа", причем в ее самом слабом месте. В это же время англо-американская авиация совершила крупный налет на производственные объекты в Германии, стремясь также подорвать моральное состояние немецкого народа. [...]

В заключение, характеризуя наше положение в целом, хочу со всей откровенностью назвать его трудным и никоим образом не могу умолчать о том, что считаю возможными дальнейшие тяжелые кризисы. [...]

Мы победим потому, что должны победить, ибо иначе вся мировая история потеряла бы свой смысл.

IMT. Dok. L-172.

Положение на фронте в Нормандии становится с каждым днем все труднее, оно приближается к тяжелому кризису.

Собственные потери при такой ожесточенности боев, чрезвычайно сильном использовании противником техники, особенно артиллерии и танков, а также при таком массированном воздействии господствующей над всем этим районом вражеской авиации настолько велики, что боеспособность дивизий быстро падает. Пополнение из тыла приходит очень скупо и при трудном положении с транспортом доходит до фронта только через несколько недель. Потеряно около 97 000 человек, из них-2160 офицеров, в том числе 28 генералов и 354 командира частей, т.е. в среднем в день от 2500 до 3000 человек, при полученном на сегодняшний день пополнении численностью всего 6000 человек. Чрезвычайно велики и потери техники, замена же ее происходит в малом объеме например, из 225 танков пока всего 17.

Вновь подброшенные дивизии к боевым действиям непривычны и при незначительном оснащении артиллерией, противотанковым оружием и средствами борьбы против танков не в состоянии долгое время успешно отражать крупные вражеские атаки, осуществляемые после ураганного артогня и сильных налетов бомбардировщиков. Как показали бои, при таком применении противником техники "поштучно" разбивается даже самое храброе войско.

Со снабжением войск, ввиду разрушения железнодорожных путей, большой угрозы шоссейным и грунтовым дорогам на глубину до 150км от линии фронта со стороны вражеской авиации, дело обстоит настолько плохо, что подвозить удается только самое необходимое, в результате чего приходится крайне экономить артиллерийские и минометные боеприпасы.

Новые более или менее крупные силы фронту в Нормандии подброшены быть не могут. У вражеской стороны на фронт каждый день прибывают новые войска и масса военных материалов. Снабжению противника наша авиация помешать не в состоянии. Вражеский нажим становится день ото дня все сильнее.

При этих условиях следует считаться с возможностью того, что врагу в обозримый период времени от 14 дней до 3 недель удастся прорвать нашу тонкую линию фронта, прежде всего в полосе 7-й армии, и вырваться на оперативный простор Франции. Последствия непредсказуемы.

Войска повсюду сражаются героически, однако неравная борьба идет к концу. Должен просить вас сделать выводы из этого положения незамедлительно. Как командующий группой армий чувствую себя обязанным высказать это ясно.

Роммель,
генерал-фельдмаршал.

H.Speidel. Invasion 1944. Tubingen — Stuttgart. 1949.

[...] Кое-что нам было ясно и раньше. Через эти штабы в 1941, 1942 и 1943 гг. постоянно сверху донизу в войска проникал растущий дух пораженчества. Фронт на Востоке был здоровым. Но когда какой-нибудь бравый командир прибывал в этот штаб с передовой, к нему подходил начальник штаба (во многих случаях член не распущенной нами в 1933/34 г. масонской ложи "Шлиффеновское объединение") и с озабоченным лицом, наморщив лоб, для подкрепления боевого духа этого солдата-фронтовика подводил его к карте с нанесенной обстановкой и разъяснял ему, насколько тяжелым, критическим стало нынешнее положение и каково было исходное. И все это, знаете ли, в таких деликатных выражениях, что им просто место в толковом словаре. Так вот, он разъясняет ему, как, собственно, если придерживаться тактических соображений, должна была бы проходить линия фронта, но, к сожалению ах, к сожалению! (об этом, разумеется, нельзя говорить вслух, ведь это приказ ставки), — сделано это вопреки всем разумным военным правилам, которыми мы так хорошо владеем; но совершенно ясно, что делать это было никак нельзя, но мы же солдаты, мы подчиняемся. [...]

Понимание долга именно в штабах во многих случаях было катастрофическим. Я говорю для офицерского корпуса совершенно открыто, что отныне буду привлекать за это к ответственности, буду воспитывать.[...]

Если посмотреть на аэрофотоснимки, мы сразу сможем сказать: вот это русские позиции, а это немецкие! Немецкие это те, где только одни стрелковые ячейки. Потому что господа офицеры в это время пребывают в деревне, в русских домах, живут с русскими женщинами, а вовсе не находятся на передовой со своими людьми. Ну, а если офицер не на переднем крае, то и рядовой тоже. Солдаты его зарылись в несколько одиночных ячеек, потом русские начинают артподготовку, и всё — и люди, и автомашины, и танки — накрыто этим артогнем, а потом русские наносят свой удар. А у солдата даже нет заранее отрытой противотанковой щели! Само собой разумеется, его сминают или же он, в лучшем случае, драпает оттуда. Ему приказано удирать, ведь в ячейке он ничего сделать не может. Ну, а затем следует прорыв. С большим трудом то там, то тут нам удается заутюжить дыру. Это еще удавалось нам в 1941/42 г., иногда даже в 1943-м, пока пехота имела силы. Но это стоило нам массы бесполезно потерянных людей. А потом люди опять залезали в окопы.

С русским населением, если вместе с ним жили и развлекались, обращаться сурово уже не могли. Когда мы говорим: давайте сюда русских баб, пусть они копают для нас позиции, в ответ слышали: не можем же мы так обращаться с женщинами этого народа! Когда я однажды в Мариуполе спросил: а почему вы не приведете в порядок дорогу в Таганрог, она же просто в свинском состоянии, здесь любой автомашине капут, мне отвечали: да, конечно, надо бы, только у нас рабочей силы нет. Да у вас же целый город Мариуполь, полный людей, берите их! Мне опять отвечают: а кто же должен организовать снабжение продовольствием? Я говорю: вы что думаете, его вам организуют русские? Тут уж я не выдерживаю: вызывайте сейчас же старосту или [немецкого] комиссара этого города и прикажите, чтобы завтра рано утром, в 6.00, здесь было 10000 женщин и мужчин с лопатами и кирками. А если они не явятся, я вас самих загоню в Сибирь, в лагерь на Ледовитом океане и еще куда подальше! Они сразу будут тут как тут. Этим бабам надо только сказать: вот здесь ройте пулеметное гнездо, сделать надо то-то и то-то. [...]

Vierleljahrshefte fur Zeitgеschichtе. 1953.

После пятилетней тяжелейшей борьбы, в результате несостоятельности всех наших европейских союзников, противник на некоторых фронтах стоит вблизи германских границ или на них самих. Он напрягает все свои силы, чтобы разгромить наш рейх, уничтожить немецкий народ и его социальный строй. Его конечная цель уничтожение германского человека.

Как и осенью 1939 г., мы снова совершенно одни противостоим фронту наших врагов. За небольшой срок нам удалось первым крупным использованием нашей немецкой народной силы решить важнейшие военные проблемы рейха, а тем самым и всей Европы на многие годы.

В то время как противник считает, что он уже может нанести нам последний удар, мы полны решимости осуществить второе крупное использование всех сил нашего народа. Нам должно удаться, и нам удастся, как в 1939-1941 гг., полагаясь исключительно на нашу собственную силу, не только сломить стремление врага к нашему уничтожению, но и снова отбросить его и сохранить рейх настолько, чтобы он смог гарантировать будущее Германии, ее союзников, а тем самым обеспечить Европе прочный мир.

Известному нам стремлению наших еврейско-интернациональных врагов к нашему тотальному уничтожению мы противопоставляем тотальное использование всех германцев.

Для усиления активных сил нашего вермахта, а особенно для ведения неумолимой борьбы повсюду, где враг хочет вступить на германскую землю, я призываю всех способных носить оружие немецких мужчин к участию в борьбе.

Приказываю:

1. Во всех гау Великогерманского рейха сформировать из числа способных нести военную службу мужчин в возрасте от 16 до 60 лет германский фольксштурм. Он будет всем оружием и всеми пригодными к тому средствами защищать родную землю.

2. Формирование германского фольксштурма и руководство им берут на себя в своих гау гауляйтеры. При этом они используют прежде всего самых способных организаторов и руководителей зарекомендовавших себя учреждений партии, СА, СС, НСКК и ГЮ {Аббревиатуры от немецких названий различных нацистских организаций: СА (Sturmabteilungen) — штурмовые отряды; СС (Schutzstaffein) — охранные отряды; НСКК (Das Nationalsozialistische Kraftfahrercorps) — национал-социалистический автомобильный корпус; ГЮ (Hitlеrjugend) — гитлеровская молодежь; НСДАП (National-sozialistische Dеutsche Arbeiterpartеi) — Национал-социалистическая немецкая рабочая партия.}.

3. Назначаю начальника штаба СА Шепмана инспектором фольксштурма по обучению стрелковому делу, а начальника штаба НСКК Крауза — инспектором по обучению мотоавтоделу.

4. Военнослужащие германского фольксштурма во время своего использования числятся солдатами в соответствии с законом о военной службе.

5. Принадлежность военнослужащих германского фольксштурма к внепрофессиональным организациям не затрагивается. Однако служба в фольксштурме имеет приоритет по сравнению со службой в других организациях.

6. Рейхсфюрер СС как командующий армией резерва несет ответственность за военную организацию, боевую подготовку, вооружение и оснащение германского фольксштурма.

7. Боевое использование германского фольксштурма осуществляется по моему указанию рейхсфюрером СС как командующим армией резерва.

8. Военные инструкции дает как командующий армией резерва рейхсфюрер СС Гиммлер, политические и организационные по моему указанию рейхсляйтер Борман.

9. Национал-социалистская партия выполняет свой высший почетный долг перед немецким народом тем, что использует свои организации в первую очередь как главных носителей этой борьбы.

Фюрер
Адольф Гитлер

Начальник партийной канцелярии
Мартин Борман

Начальник штаба верховного главнокомандования
Кейтель

Имперский министр и начальник Имперской канцелярии
д-р Ламмерс

Reichsgesetztblatt 1944, I.

Мой фюрер!

Если я еще раз обращаюсь к вам письменно, то это потому, что из-за внутреннего волнения не смогу выразить мои мысли устно.

Заранее должен подчеркнуть: я был бы горд и счастлив, если бы и дальше смог отдавать свои силы Германии в качестве вашего сотрудника. Даже оставление мною своего поста по вашему приказанию я в это решающее время считал бы дезертирством по отношению к немецкому народу, а также и к верным мне сотрудникам.

Несмотря на это, я чувствую себя обязанным, невзирая на последствия для самого себя, сурово и без прикрас изложить мое собственное мнение о происходящих событиях. Я один из тех ваших сотрудников, кто всегда открыто и честно высказывал свое мнение, таким я хочу оставаться и впредь.

Вчера во время нашей беседы вы провели различие между реальным осознанием положения, в результате которого можно прийти к убеждению, что войну уже нельзя выиграть, и все еще имеющейся верой в то, что все еще может кончиться хорошо. Вы задали мне вопрос, надеюсь ли я еще на дальнейшее успешное ведение войны, или же моя вера в это поколеблена трезвыми констатациями в той специальной области, которой я занимаюсь.

Моя вера в благоприятный поворот нашей судьбы оставалась несломленной до 18 марта. Это могут подтвердить все мои сотрудники и все благожелательно настроенные по отношению ко мне политики и солдаты. Эту мысль необходимо здесь несколько развить.

Я художник, и потому поставленная передо мной задача оказалась мне совершенно чужда и тяжела. Я сделал для Германии много. Без моей работы война, вероятно, была бы проиграна еще в 1942/43 г. Я справился с этой задачей не в силу моих специальных знаний, а благодаря тем качествам, которые присущи художнику. С верой в мою задачу и в мой успех, с инстинктом находить правильный выход и с той внутренней порядочностью, без которой художник не может прийти к правильным выводам. Я верю в будущее немецкого народа. Я верю в Провидение, справедливое и неумолимое, а значит, верю в Бога.

Мне было тяжко на сердце, когда в победные дни 1940 г. я видел, как мы в широчайших кругах нашего руководства потеряли свою внутреннюю выдержку. Это было то время, когда мы должны были порядочностью и внутренней скромностью выдержать испытание перед лицом Провидения. Тогда победа была бы за нами.

Таким образом, в эти месяцы судьба взвесила нас на своих весах и нашла слишком легковесными. В результате своей страсти к комфорту и лености мы упустили целый год драгоценного времени для вооружения и конструирования новой техники и таким образом заложили основу для того, чтобы в решающие 1944-1945 гг. многое стало для нас уже слишком поздно. Любое новшество годом раньше и наша судьба была бы другой! Словно Провидение само хотело предостеречь нас, но с того времени все военные события вели нас к неслыханной беде. Еще никогда ни в одной войне внешние условия (скажем, погода) не играли такой решающей и несущей несчастье роли, как именно в этой самой технизированной из всех войне: мороз под Москвой, туман под Сталинградом и голубое небо над зимним наступлением 1944 г. на Западе.

И тем не менее я убежден, что судьба все же избавила нас от самого последнего следствия всего этого и что однажды все же появится возможность обеспечить нашему народу его существование. Ибо этот народ, проявивший исторически беспрецедентное мужество и героизм на фронте и в тылу, не может прийти к своему горькому концу. Эта внутренняя вера, которая позволила мне, несмотря на все влияния и осознания, продолжать быть сильным самому и вселять веру в других, оставалась непоколебимой до нескольких последних дней.

Когда я 18 марта передал вам мое письмо, я был твердо уверен в том, что выводы, сделанные мною из нашего положения насчет сохранения нашей народной силы, безусловно получат ваше одобрение. Ведь вы однажды сами констатировали, что задача государственного руководства при проигранной войне уберечь народ от героического конца. Однако вечером вы обратились ко мне со словами, из которых, если я вас правильно понял, ясно и однозначно следовало: если война проиграна, пусть погибнет и народ! Эта судьба, сказали вы, неотвратима. Нечего считаться с теми основами, которые нужны народу для его самой примитивной дальнейшей жизни. Наоборот, мол, лучше самим разрушить их. Ведь народ показал себя более слабым, и поэтому будущее принадлежит исключительно более сильному народу Востока. Те, кто уцелеет после этой борьбы, все равно малоценны, ибо все ценные погибли!

Услышав такие слова, я был сначала потрясен. Когда же через день я получил ваш приказ о разрушении [предприятий] {Приказ Гитлера «Нерон» от 9.03.1945 г.}, а вскоре и бескомпромиссный приказ об эвакуации, я увидел в них первые шаги к осуществлению высказанных вами намерений.

До тех пор я всем сердцем верил, что конец этой войны будет хорошим для нас. Я надеялся, что не только наши новые виды оружия и авиация, но и прежде всего наша фанатическая вера в свое будущее сделают народ и руководство способными на крайние жертвы. Сам я тогда твердо решил совершить на планере налет на русские электростанции и своим личным примером помочь повернуть судьбу.

Но я больше не могу верить в успех нашего доброго дела, если одновременно мы в этот решающий момент планомерно разрушаем основу нашей народной жизни. Это такая несправедливость по отношению к нашему народу, что судьба больше уже не сможет благоприятствовать нам. Мы не имеем права разрушать то, что построено целыми поколениями. Если же это делает враг, тем самым истребляя немецкий народ, то он должен взять на себя историческую ответственность за это. Я убежден в том, что Провидение покарает тех, кто посягает на наш храбрый и порядочный народ.

Я могу работать с чувством внутренней порядочности, с убежденностью и верой в будущее только в том случае, если вы, мой фюрер, как и прежде, останетесь приверженным сохранению нашей народной силы. Поэтому я не вдаюсь в подробности того, что ваш приказ о разрушении от 19 марта 1945 г. в результате поспешных мер должен лишить нас последних возможностей промышленного производства и что его опубликование вызовет у населения величайшее смятение. Все это такие вещи, которые хотя и являются решающими, но обходят принципиальные вопросы.

Поэтому прошу вас не делать самому этот шаг к разрушению в отношении народа. Если же вы в какой-либо форме решились бы отказаться от этого, я вновь обрел бы веру и мужество, чтобы с величайшей энергией работать и дальше. Поймите то, что происходит в моей душе! Я не могу трудиться в полную силу и демонстрировать необходимое доверие, если одновременно с моим призывом к рабочим давать высокую производительность труда готовится разрушение нашей жизненной базы.

Наш долг приложить все усилия, чтобы до предела повысить сопротивление врагу. И я не хочу стоять в стороне.

Военные удары, которые Германия получила в последние недели, сокрушительны. Не от нас теперь зависит, куда повернет судьба. Только более ясное предвидение может изменить наше будущее. Мы еще сможем твердым поведением и непоколебимой верой внести свой вклад в вечное будущее нашего народа.

Боже, огради Германию!

W.Baumbach. Zu spat? 2. Auflage. Munchen. 1949.

С тех пор как я начиная с 1914 г. отдавал все свои скромные силы в первой, навязанной рейху мировой войне, прошло более тридцати лет.

В эти три десятилетия все мои помыслы, все мои действия и вся моя жизнь определялись только любовью к моему народу и верностью ему. Они давали мне силу принимать такие тяжелейшие решения, какие не доводилось принимать до тех пор ни одному смертному. За минувшие три десятилетия я израсходовал сполна все мое время, всю мою работоспособность и все мое здоровье.

Это неверно, будто я или кто-то другой в Германии желал в 1939 г. войны. Ее желали и развязали исключительно интернациональные государственные деятели либо еврейского происхождения, либо работавшие на еврейские интересы. Я вносил множество предложений по сокращению и ограничению вооружения, которые грядущие поколения не смогут вечно отрицать, чтобы возложить ответственность за возникновение этой войны на меня. Далее, я никогда не хотел, чтобы после первой злосчастной мировой войны возникла вторая мировая война против Англии или тем более против Америки. Пройдут века, но из руин наших городов и памятников искусства будет постоянно вырастать обновляющаяся ненависть к тому народу, который в конечном счете несет ответственность за все это, к тому народу, которому мы обязаны всем этим: к интернациональному еврейству и его пособникам.

Еще за несколько дней до того, как разразилась германо-польская война, я предложил британскому послу в Берлине решение германо-польской проблемы как и в случае с Саарской областью под международным контролем. Это предложение тоже не может отрицаться. Но оно было отвергнуто, потому что влиятельные круги английской политики желали войны, а отчасти подгонялись к ней организованной интернациональным еврейством пропагандой.

Но я не оставлял также сомнения и на тот счет, что, если народы Европы рассматриваются как пакеты акций для интернациональных финансовых и промышленных заговорщиков, будет привлечен к ответственности и тот народ, который является единственным виновником этой смертоубийственной войны: еврейство! Я также не оставлял никакой неясности насчет того, что на сей раз настоящий виновник пусть и гуманными средствами, но будет наказан и поплатится за то, что миллионы детей европейцев арийской расы умрут от голода, что свою смерть найдут миллионы взрослых мужчин, а сотни тысяч женщин и детей сгорят в наших городах или погибнут от бомбежек.

После шестилетней борьбы, которая, несмотря на все неудачи, войдет в историю как самое славное и отважное выражение жизненной силы немецкого народа, я не могу оторвать себя от того города, который является столицей рейха. Поскольку силы наши слишком слабы, чтобы и дальше выдерживать натиск врага именно здесь, а собственное сопротивление постепенно обесценивается столь же ослепленными, сколь и бесхарактерными субъектами, я хотел бы, оставшись в этом городе, разделить судьбу с теми миллионами других людей, которых уже постигла смерть. Кроме того, я не хочу попасть в руки врагов, которым, на потеху ими науськанным массам, нужен новый, поставленный евреями спектакль.

А потому я решил остаться в Берлине и здесь по собственной воле избрать смерть в тот момент, когда увижу, что резиденция фюрера и рейхсканцлера удержана больше быть не может. Я умираю с радостным сердцем, зная о неизмеримых деяниях и свершениях наших солдат на фронте, наших женщин в тылу, наших крестьян и рабочих, а также о беспримерном участии во всем этом молодежи, носящей мое имя.

То, что всем им я выражаю идущую от всего сердца благодарность, столь же само собою разумеется, как и мое желание, чтобы они ни в коем случае не прекращали борьбы, а всюду продолжали вести ее против врагов фатерланда, оставаясь верны заветам великого Клаузевица. Из этих жертв наших солдат и из моей собственной связи с ними до самой моей смерти в германской истории так или иначе, но взойдет однажды посев сияющего возрождения национал-социалистского движения, а тем самым и осуществления подлинно народного сообщества.

Многие храбрейшие мужчины и женщины полны решимости до последнего мига связать свою жизнь с моею. Я просил их и под конец даже приказал им не делать этого, а принять участие в дальнейшей борьбе нашей нации. Командующих армиями, военно-морским флотом и люфтваффе я прошу самыми крайними мерами укрепить у наших солдат дух сопротивления в национал-социалистическом смысле этого слова, указав на то, что я, как основатель и создатель этого движения, предпочел смерть трусливому бегству, а тем более капитуляции.

Пусть это станет однажды частью понятия чести германского офицера, как то уже имеет место в нашем военно-морском флоте: сдача какой-либо территории или города невозможна, а командиры должны быть впереди и служить ярким примером верного исполнения своего долга вплоть до собственной гибели.

Перед своей смертью я изгоняю бывшего рейхсмаршала Германа Геринга из партии и лишаю его всех прав, которые могли бы вытекать из указа от 29 июня 1941 г., а также из моего заявления в рейхстаге от 1 сентября 1939 г. Я назначаю вместо него гроссадмирала Дёница рейхспрезидентом и верховным главнокомандующим вермахта.

Перед своей смертью я изгоняю бывшего рейхсфюрера СС и имперского министра внутренних дел Генриха Гиммлера из партии, а также лишаю его всех государственных постов. Я назначаю вместо него гауляйтера Карла Ханке рейхсфюрером СС и шефом германской полиции, а гауляйтера Пауля Гизлера имперским министром внутренних дел.

Геринг и Гиммлер без моего ведома вели тайные переговоры с врагом и вопреки моей воле предприняли попытку в нарушение закона захватить власть в государстве в свои руки, чем причинили стране и всему народу необозримый вред, совершенно не говоря уже о попрании верности мне лично. Желая дать немецкому народу состоящее из достойных людей правительство, которое выполнит свое обязательство продолжить борьбу всеми средствами, я назначаю руководителями нации следующих членов нового кабинета: рейхспрезидент — Дёниц, рейхсканцлер — д-р Геббельс, министр по делам партии — Борман, министр иностранных дел — Зейсс-Инкварт, министр внутренних дел — гауляйтер Гизлер, военный министр — Дёниц, главнокомандующий сухопутными войсками — Шёрнер, главнокомандующий авиацией — Грайм, министр юстиции — Тирак, культов — Шеель, министр пропаганды — д-р Науман, министр финансов — Шверин-Крозиг. рейхсфюрер СС и шеф германской полиции — Ханке, министр хозяйства — Функ, министр сельского хозяйства — Бакке, министр труда — д-р Хупфауэр, министр вооружения — Зауэр, руководитель Германского трудового фронта и член имперского кабинета — имперский министр д-р Лей.

Хотя некоторое число таких людей, как Мартин Борман, д-р Геббельс и другие, решили по своей воле считать себя, вместе с их женами, неразрывно связанными со мною и не желают ни при каких обстоятельствах покидать рейх, а готовы погибнуть вместе со мною, я все же вынужден просить их подчиниться моему требованию и в этом случае поставить интересы нации выше своих чувств. Благодаря своей деятельности и своей верности соратников они и после моей смерти останутся мне столь же близки, ибо, как я надеюсь, дух мой пребудет с ними и всегда будет сопровождать их. Да будут они твердыми, но никогда неправедными! Пусть никогда страх не станет советчиком в их действиях, пусть превыше всего на Земле для них стоит честь нации. И пусть, наконец, они сознают, что наша задача построение национал-социалистского государства является делом грядущих поколений, которое обязывает каждого в отдельности служить общим интересам, не противопоставлять им свои собственные выгоды. От всех немцев, от всех национал-социалистов, от всех мужчин и женщин, от всех солдат вермахта я требую, чтобы они были верны новому правительству и новому президенту и повиновались ему до самой смерти.

Но прежде всего я обязываю руководство нации и общества строжайшим образом соблюдать расовые законы и оказывать безжалостное сопротивление всемирным отравителям мира для всех народов интернациональному еврейству.

Совершено в Берлине 29 апреля 1945 г. в 4.00.

Адольф Гитлер

Свидетели:

д-р Йозеф Геббельс
Мартин Борман
Вильгельм Бургдорф
Ганс Кребс

Dokumente der deutschen Polilik. Tagebuch des Chefs des Generalstabes des Heeres Generaloberst von Halder. Bundesarchiv Koblenz, Nachlass Greiner.

Немцы и немки!

Верховное главнокомандование вермахта по приказанию гросс-адмирала Дёница заявило о безоговорочной капитуляции германских войск. Как руководящий министр имперского правительства, образованного гросс-адмиралом для завершения всех военных задач, я обращаюсь в этот трагический момент нашей истории к немецкому народу. После почти шестилетней героической войны, ведшейся с ни с чем не сравнимой твердостью, сила Германии оказалась сломленной превосходящей силой наших противников. Продолжение войны означало бы бессмысленное кровопролитие и бесполезное разрушение наших городов. Правительство, обладающее чувством ответственности за будущее нашего народа, должно было сделать вывод из краха всех физических и материальных сил и обратиться к противнику с просьбой о прекращении военных действий.

Благороднейшей целью гросс-адмирала и поддерживающего его правительства было после тех страшных жертв, которых потребовала война, сохранить в последней ее фазе жизнь как можно большего числа немцев. То обстоятельство, что война не может быть немедленно закончена и на Западе, и на Востоке, объясняется только этой целью.

В этот тяжелейший для немецкого народа и его рейха час мы склоняем головы перед погибшими в этой войне, чьи жертвы обязывают нас превыше всего. Наше участие и наша забота прежде всего инвалидам, семьям, лишившимся кормильца, и всем тем, кому эта борьба нанесла раны. Никто не должен заблуждаться насчет тяжести тех условий, которые наложат на нас наши противники. Необходимо без всяких громких фраз, ясно и трезво смотреть им в лицо. Никто не может сомневаться в том, что грядущие времена будут для каждого из нас суровы и во всех областях жизни потребуют от нас жертв. Мы обязаны принести их и лояльно отнестись ко всем обязательствам, которые на себя берем. Но мы не смеем отчаиваться и предаваться тупой покорности судьбе. Мы должны найти путь, чтобы из этого мрака выйти на дорогу нашего будущего. Пусть тремя путеводными звездами, которые всегда были залогом подлинно германской сущности, нам послужат единение, право и свобода.

Из краха нашего прошлого мы хотим спасти и утвердить единение, ту идею народного сообщества, которая в годы войны находила свое прекраснейшее воплощение во фронтовом товариществе, во взаимной готовности прийти на помощь в любых бедственных ситуациях. Это товарищество и эта готовность оказать помощь потребуются нам в голоде и нищете точно так же, как они нужны были нам во времена битв и бомбежек. И только если мы сохраним это единение, мы сможем выстоять в надвигающиеся суровые времена.

Мы должны положить в основу нашей народной жизни право. Высшим законом и главной направляющей нитью для нашего народа должна стать справедливость. Мы должны признать право и по внутреннему убеждению, и как основу наших отношений с другими народами. Уважение заключенных договоров должно быть для нас таким же святым, как и чувство принадлежности к европейской семье народов, являясь членом которой мы хотим привести к расцвету все наши человеческие, моральные и материальные силы, чтобы залечить ужасные раны, нанесенные войной.

Тогда мы сможем надеяться, что атмосфера ненависти, которая ныне окружает Германию во всем мире, уступит место тому примирению народов, без которого немыслимо оздоровление мира, и что нам снова подаст свой сигнал свобода, без которой ни один народ не может жить прилично и достойно.

Мы хотим видеть будущее нашего народа в осознании глубочайших и лучших сил каждого живущего, кому мир дал непреходящие творения и ценности. С гордостью за героическую борьбу нашего народа мы будем сочетать стремление в качестве звена западно-христианской культуры вносить свой вклад в честный мирный труд в духе лучших традиций нашего народа.

Да не покинет нас Бог в нашей беде, да освятит он наше трудное дело!

W.Ludde-Neurath. Regierung Donitz. Gotlingen. 1952.

Акт о военной капитуляции

1. Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени Германского Верховного Командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, Верховному Главнокомандованию Красной Армии и одновременно Верховному Командованию Союзных экспедиционных сил.

2. Германское Верховное Командование немедленно издаст приказы всем немецким командующим сухопутными, морскими и воздушными силами и всем силам, находящимся под германским командованием, прекратить военные действия в 23 — 01 часа по центральноевропейскому времени 8 мая 1945 года, остаться на своих местах, где они находятся в это время, и полностью разоружиться, передав все их оружие и военное имущество местным союзным командующим или офицерам, выделенным представителями Союзного Верховного Командования, не разрушать и не причинять никаких повреждений пароходам, судам и самолетам, их двигателям, корпусам и оборудованию, а также машинам, вооружению, аппаратам и всем вообще военно-техническим средствам ведения войны.

3. Германское Верховное Командование немедленно выделит соответствующих командиров и обеспечит выполнение всех дальнейших приказов, изданных Верховным Главнокомандованием Красной Армии и Верховным Командованием Союзных экспедиционных сил.

4. Этот акт не будет являться препятствием к замене его другим генеральным документом о капитуляции, заключенным Объединенными нациями или от их имени, применимым к Германии и германским вооруженным силам в целом.

5. В случае, если немецкое Верховное Командование или какие-либо вооруженные силы, находящиеся под его командованием, не будут действовать в соответствии с этим актом о капитуляции, Верховное Командование Красной Армии, а также Верховное Командование Союзных экспедиционных сил предпримут такие карательные меры или другие действия, которые они сочтут необходимыми.

6. Этот акт составлен на русском, английском и немецком языках. Только русский и английский тексты являются аутентичными.

Подписано 8 мая 1945 года в гор. Берлине.

От имени Германского Верховного Командования:
Кейтель, Фридебург, Штумпф

в присутствии:

По уполномочию Верховного Главнокомандования Красной Армии
Маршала Советского Союза Г. Жукова

По уполномочию Верховного Командующего экспедиционными силами союзников
главного Маршала авиации Теддера

При подписании также присутствовали в качестве свидетелей:

Командующий стратегическими воздушными силами США
генерал Спаатс

Главнокомандующий французской армией

генерал Делатр де Тассиньи

Цит. по: Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. Т. III. М., 1947. С. 261-262.