ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА --[ Военная история ]-- Итоги Второй мировой войны. Выводы побеждённых

Генерал в отставке
Хассо фон Мантейфель

На переломе

Перед нами, подобно разноцветным кускам большой мозаичной картины, прошли отдельные главы настоящей книги, и каждая из них представляет собой отчетный доклад о накопленном опыте и уроках, извлеченных из событий второй мировой войны, доклад, обнимающий какую-либо одну конкретную область жизни. Дорогой ценой заплатили мы за то, чтобы научиться вести маневренную войну (особенно в России), чтобы понять исключительное стратегическое значение средиземноморского театра военных действий, чтобы, наконец, осознать те особенности ведения войны в России, с которыми столь роковым образом встречались все наступавшие здесь, будь то Карл XII, Наполеон или Гитлер. Впервые за всю историю войн партизанская борьба приобрела совершенно небывалые размеры, поразив всех и опрокинув все имеющиеся положения и нормы права своей трезвой и суровой реальностью. И нет никаких гарантий, что такая борьба не повторится в будущем. Хорошо освещены в книге различные проблемы, которые в то или иное время возникали перед штабом оперативного руководства войной на море в вопросах использования тяжелых кораблей и подводных лодок против господствующих на море держав. Понятными становятся также и те причины, по которым прекрасная немецкая авиация, с одной стороны, могла стать решающим фактором молниеносных войн, а с другой — во второй фазе войны превратилась в фактор, мешавший успешной борьбе. Большое место в книге отведено парашютным войскам. Это сделано не только потому, что их появление в этой войне явилось новшеством, но и потому, что в будущих войнах операциям воздушно-десантных войск, к которым относятся и парашютные войска, и их взаимодействию с бронированными подвижными соединениями будет [606] придаваться исключительно большое значение. Не менее важным было показать и колоссальную революционизирующую роль военной техники и одновременно доказать, что там, где люди слепо следовали устаревшим традициям и из-за этого недооценивали возможности использования современной техники на поле боя, чаще всего войска теряли превосходство, несли потери и терпели поражение. Но эти возможности техники можно было использовать только в том случае, если политические и военные руководители страны постоянно направляли и регулировали развитие науки и военной промышленности, если силы и средства народа правильно распределялись и использовались в масштабах, необходимых для четкого ведения войны.

Теперь уже нам всем становится ясно, что в условиях современных войн прежнее различие между военным и гражданским секторами совершенно неприменимо и что из-за недооценки того, что раньше называлось «гражданским», мы вынуждены были испытать много самых различных неприятностей. Поэтому итоги второй мировой войны были бы неполными без отчетов об опыте, полученном экономикой, промышленностью, органами снабжения, транспорта, финансов, равно как и без описания достижений в области психологического воздействия, которое дало возможность бросить на чашу весов — то ли к счастью, то ли к несчастью — все духовные силы нашего народа.

Мы рассмотрели по частям всю картину прошедшего исторического события. В заключение хочется сделать несколько шагов назад, чтобы увидеть ее всю целиком, чтобы за многими деталями и отдельными штрихами не упустить главного, не проглядеть основных признаков превращения мира, овладеть ими и уметь легко ориентироваться в них. В этом состоит основная задача немцев, живущих в середине XX века.

Преобразованный мир

1. Вторая мировая война завершила собой период развития, начавшийся не в 1939 и не в 1933, а в 1914 году. Попав в сети противоречивых идей национализма, европейские народы оказались втянутыми в братоубийственные войны, исход которых пришлось решать не им самим, а чуждым Европе державам и континентам. Результатом обеих европейских [607] войн, которые каждый раз превращались в мировые, является то, что вся Европа в целом, а не только побежденные, лишилась своей руководящей функции, которой она обладала в течение нескольких веков. Европа перестала быть центром мира. Та Европа, в которой наследие античной культуры в сочетании с христианством привело вначале к средневековью, а затем, подобно вулкану, извергало из своих плодотворных недр одну за другой такие эпохи, как Ренессанс, Реформацию, Просвещение, Французскую революцию, гуманизм XVIII века, современный либерализм, эпоху естественных наук и, наконец, преобразующую весь мир эпоху технического прогресса; та Европа, с берегов которой путешественники, исследователи и колонизаторы отправлялись во все страны света, открывали новые континенты, проникали в них и отчасти преобразовывали их; та Европа, чья культура, цивилизация и экономика распространяли свои лучи во все концы земли, была действительно сердцем мира, его руководящим и оплодотворяющим центром. Эта Европа начиная со второй мировой войны пришла к своему концу, она потеряла свои позиции и теперь уже ничем не выделяется из общего ряда прочих континентов.

2. Параллельно с утратой Европой своей функции центра мира в первой половине нашего века, ознаменовавшегося частыми европейскими братоубийственными войнами, проходил еще один процесс, также имеющий мировое значение: эмансипация остальных континентов. Перемещение политического центра тяжести и явилось тем фоном, на котором пылали европейские братоубийственные войны. Чем ожесточеннее бились друг с другом европейские нации, тем важнее казалась им задача мобилизации сил своих колониальных владений и заокеанских партнеров, для того чтобы бросить их на свою чашу весов и тем решить исход войны. Именно таким было вступление Америки в первую мировую войну. Своей военной техникой Америка решила и исход второй мировой войны, подготовила самое сердце Европы для штурма как на сухопутных фронтах с запада и востока, так и путем воздушных бомбардировок.

Поддержка Америкой европейских войн способствовала тому, что страны других континентов получали все большую экономическую самостоятельность. Количество [608] крупных индустриальных городов с населением более ста тысяч человек выросло за период с 1900 по 1950 год в Европе на 137%, в Америке — на 280%, в Африке — на 457%, в Азии — на 219% и в Австралии — на 200%. Это означает, что во всех других странах света индустриализация в первую половину XX века проходила гораздо интенсивнее, чем в старой Европе.

Параллельно с этим развитием и как частный его аспект шел и рост населения. Естественный прирост населения в первой половине века составил: в Европе — 35%, в Америке — свыше 127%, в Африке — 70%, в Азии — 48%, в Австралии — 133%. Таким образом, и рост населения в других частях света происходил гораздо быстрее, чем в Европе.

Уменьшилась и политическая роль Европы. Если до первой мировой войны Европа была руководящим политическим центром, то теперь она представляет собой нечто вроде политического вакуума силы, очага скрытой угрозы войны или магнитного поля между двумя противоположными полюсами, которые, подобно огромным конденсаторам, изо дня в день накапливают материальные и моральные силы. Из обоих этих источников в Европу устремились крайние, полярные силы: политическая, экономическая и духовная поддержка Америки, с одной стороны, империалистические социально-революционные и классовые устремления Советского. Союза — с другой. В этом и заключается третий и самый главный результат второй мировой войны.

3. Результатом этой войны явилось также и колоссальное увеличение мощи и влияния Советского Союза. Излишне сравнивать нынешнюю сферу влияния Советского Союза со сферой его влияния в годы Октябрьской революции. Она простирается сегодня от самого сердца Германии, от Вартбурга и города Гете и Шиллера{175} до Тихого океана, и от Северного Ледовитого океана через Китай до ворот Индии. В эту сферу влияния входят народы молодой неисчерпаемой биологической силы. Все достижения западной науки подвергаются здесь острой критике, направленной против всей западной культуры, против всякой иллюзии [609] цивилизации и прогресса. Однако эти же самые научные достижения, перенесенные в Советский Союз и сознательно стимулируемые его политическим руководством, вызвали в наивном советском народе прямо-таки упоение техникой и индустриализацией. Там царит сейчас один бог — мотор, там вырастают из земли промышленные комбинаты, там сознательно культивируется фанатическая вера в прогресс. Русский полковник Кирилл Калинов в своей книге «Слово имеют советские маршалы» пишет о выступлении Сталина перед слушателями военной академии следующее: «Сталин говорил медленно. Без всяких ораторских приемов комментировал он лозунг Ленина: «Коммунизм есть марксизм плюс электрификация»{176}. Испанский представитель культурфилософии Сальвадор де Мадариага начинает свою книгу «Портрет Европы» словами: «Моторизованный Чингис-Хан угрожает Европе...» Вот в чем заключается третий компонент силы Советского Союза. Потрясения и кризисы, которым на протяжении пятидесяти лет подвергаются европейские народы и которые они понимают как призыв к созданию нового, стабильного порядка, правителями Советского Союза объясняются как закономерное историческое явление, как движущая сила перманентной революции во всем мире. Следовательно, сознательно способствовать этим кризисам и потрясениям повсюду — значит создавать предпосылку для успеха мировой революции, для создания «бесклассового общества».

Функция центра мира и защитного вала против наступающего Востока, которая еще со времен Великого переселения народов принадлежала Европе, отнята теперь у нее историей и передана Америке. В связи с этим Америка не может пожинать плоды своей победы в этой войне и заниматься укреплением мира и разрядкой международного напряжения. Наоборот, она должна использовать все свое могущество и направить все свои усилия на создание еще большего напряжения сил, дочти не уступающего напряжению военного времени, чтобы быть в состоянии выполнить эту задачу. Решение этой задачи Америка не может передать никому другому, так как [610] своим непосредственным участием в мировых войнах она сама поставила ее перед собой.

4. Что касается нас, немцев, то мы как раз находимся на самой границе, -разделяющей силы двух противоположных полюсов, это также есть один из результатов второй мировой войны. Разграничительная линия проходит через самое сердце нашей страны. По последним данным, потери только одного немецкого народа во второй мировой войне составляют 6,6 млн. убитыми. Тысячелетняя история немецких колонизаторов на Востоке окончена, немцы изгнаны из этих районов. Немецкие поселения и даже целые области, в которых преобладает немецкое население, на Балканах и в Советском Союзе можно за небольшим исключением считать потерянными.

5. В общем итоге войны имеется еще один результат, еще одна особенность, характеризующая всю вторую мировую войну. Хотя орудия молчат уже девять лет, мира до сих пор нет. Если в прежние времена заключение мира, создававшего новый порядок и делавшего жизнь людей стабильной, являлось как бы запоздавшим, но вместе с тем более глубоким оправданием войны, то окончание этой войны мира не принесло. Если раньше война была преддверием к миру. подобно ночи, за которой следует новый день, то 1945 год имел скорее характер перемирия, за которым в дальнейшем должна последовать перегруппировка сил воюющих держав. Два новых мировых центра соревнуются между собой в перетягивании каната, которым являются отдельные народы и страны. Это перетягивание сменяется иногда открытым использованием военной силы, где пробуются новые средства и методы. И все это вместе взятое называется «холодной войной». Если вторая мировая война была начата нашими противниками ради уничтожения фашизма и национал-социализма, если в ходе ее предполагалось, что после их уничтожения ни одна из этих побежденных идеологических систем не будет мешать немецкому народу заключить мир с другими народами, то уже сама война вызвала к жизни так много новых сил, новых идей и новых противоречий, что сейчас, в 1953 году, разговор о заключении мира и окончании спора с фашизмом и национал-социализмом прозвучал бы настоящим анахронизмом. Возможность заключения мирного договора сведена [611] на нет гораздо более глубокими противоречиями. И они не только не приближают этот мир, но с каждым годом все более и более отдаляют его от нас.

Силы, преобразующие мир

В настоящее время по сравнению с 1914 и 1939 годами наблюдается принципиальное изменение в общей расстановке сил. Сейчас не только отдельные народы, но и целые континенты коренным образом изменили свое политическое лицо. И это стало возможным отнюдь не в результате действия всех стихийных сил, выпущенных на свободу войной, а скорее представляет собой следствие глубоких изменений, которым подверглись активные исторические силы и идеи. Сам процесс этой эволюции носил двоякий характер: старые идеи, некогда творившие историю, постепенно утрачивали свою силу, им на смену появлялись новые революционные идеи. И для того, чтобы научиться правильно ориентироваться в современном мире, нужно постараться осознать эти идеи.

1. События двух мировых войн положили конец веку европейского национального империализма. Теория национального государства сложилась в Европе в XVIII — XIX веках не только в виде идеи, но и как реальная, творящая историю сила, которая нашла свое завершение во Французской революции XVIII века, сделавшей Францию единым национальным государством. В XIX веке национальными государствами стали Италия и Германия. Соперничество европейских национальных государств, стремление к политическому равновесию и ограниченность территории Европы толкнули ключевые державы Европы в конце XIX века на путь захвата колоний и упрочения своего влияния на других континентах, то есть к политике, нашедшей, по выражению Дизраэли, свою классическую форму в политике Британской империи. Первая мировая война явилась борьбой европейских национальных государств за гегемонию. Точно так же и вторая мировая война была вначале войной между национальными государствами. С потерей европейскими народами во второй мировой войне 17,9 млн. человек и, следовательно, с беспрецедентным биологическим ослаблением западных народов по [612] сравнению с народами других континентов стремление к гегемонии независимо от того, из какого европейского государства оно исходило, довело себя до абсурда, превратившись в смертельную опасность для всей Европы. После окончания второй мировой войны колонизаторские идеи старого стиля и империалистические устремления, с помощью которых раньше намеревались упрочить мир между народами на более длительное время, исчезли. Их сменили новые идеи и силы, которые теперь определяют всю внешнюю и внутреннюю динамику развития мира.

2. С индустриализацией стран и континентов социальный вопрос получил характер проблемы мирового масштаба, тем более что из старого духовного наследия Европы были вновь вытащены на свет основные права человека, которые, кстати сказать, были тут же подхвачены и соответствующим образом изменены воинствующим марксизмом. Социальные проблемы занимают сегодня все народы и государства, и государственные границы уже не представляют для этих проблем непреодолимых барьеров. Когда с вступлением в войну Советского Союза и Америки война в Европе в 1941 году превратилась в мировую, для всех союзников основной идеей войны стала мысль о крестовом походе против фашизма. Считали, что война ведется не против немецкой нации, что исторической целью этой войны является искоренить фашистскую идеологию. После войны образовались новые идеологические группировки. Мир разделился на две сферы: коммунистическую и антикоммунистическую. Исторически «новым явлением оказалось то, что над нацией была возведена так называемая «идеологическая надстройка». Теперь принято говорить о «народах свободного мира» и «народах, лишенных свободы». Иными словами, мы вступаем в век, в котором первичными становятся идеологические противоречия. Умерший недавно представитель культур-философии Гендрик де Ман называет это «модернизированной формой религиозных войн с той лишь разницей, что вместо религиозных догматов и ереси речь идет только о политических «измах» и «антиизмах», связанных с различными мировоззрениями».{177} [613]

3. Следует отметить и еще одно явление, имеющее всемирный характер. В истории человечества не наблюдалось еще ни одного события религиозного порядка, ни одной революции или какого-либо другого проявления власти, которое смогло бы в столь короткий срок и столь существенно изменить лицо земного шара, как это сделали современная техника и развивающаяся на ее основе цивилизация. Изобретенные европейскими и американскими учеными и исследователями, принесенные ими в дар народам мера, как. евангелие, расширенные и усовершенствованные в результате двух мировых войн шоссейные и железные дороги, каналы, авиалинии, радиостанции и телецентры создали вокруг земного шара густую сеть путей для передвижения людей и передачи звука и изображения во все концы мира. Развитие машин, рост индустриальных центров, более или менее одинаковые жизненные привычки цивилизованного человека и многое другое все больше способствовали унификации, выработке единых шаблонов, нивелированию, взаимному проникновению самых различных культур. Все это ведет к тому, что именно сейчас понятие единого человечества в отличие от абстрактной, теоретически-космополитической идеи «объединенного человечества» эпохи гуманизма начинает становиться реальной исторической действительностью. Национальные культуры независимо от того, хотим мы этого или не хотим, начинают взаимно уподобляться, приспосабливаться друг к другу и выравниваться.

4. Исчезновение у отдельных наций способности творить историю, могущество новых, распространяющихся по всему миру идеологий, рост техники и индустриализации, знаменующий во всем мире начало коренного преобразования мира, — все это вместе взятое представляет собой в социологии нечто совершенно новое. В ходе этих процессов структура человеческого общества существенно изменилась. Современная техника и цивилизация выработали у людей более или менее однообразные жизненные устои и привычки, сгладили разницу между отдельными формами экономической и культурной жизни, превратили человечество в серую, однообразную массу. Современные средства связи и управления дают возможность влиять на массы, направлять и организовывать их деятельность из немногих [614] мировых центров: радио доносит вести о событиях между народного характера почти до каждого уголка земли. В представлениях человека о пространстве и времени мир сократился до таких размеров, которые составляют лишь незначительную часть того, каким он был для него прежде. Если наши отцы еще безразлично относились к тому, что происходит за Уралом, в Канаде или на Цейлоне, если мнения или решения какой-нибудь отдельной личности или политической группы не имели тогда непосредственного влияния на судьбы отдельных людей на нашем континенте, то сегодня решения, принятые в Москве или Вашингтоне, могут повлиять на судьбу людей всего земного шара в течение нескольких часов и могут оказаться роковыми для каждого из нас. Структура современного преобразованного человеческого общества выглядит сейчас так: огромные массы людей, населяющие тот или иной крупный район или политическую сферу влияния, а над ними — отдельные, немногие центры власти.

Новое лицо Земли и новые действующие во всем мире силы и законы неизбежно влияют и на характер войны, на ее стратегию, формы и функции военной организации. Поэтому все законы войны должны быть приспособлены к этой новой международной ситуации.

Преобразованная война

В одной из глав этой книги говорится о том, что во второй мировой войне, совершенно независимо от того. о какой из воюющих сторон здесь идет речь, настоящий успех имели лишь те страны и народы, которые правильно поняли смысл тотальной войны, и что поражения и кризисы переживали чаще всего те, кто в силу нежелания освободиться от старых традиций или из-за своей нерешительности и узости кругозора нарушал внутренние законы тотальной войны.

Главными чертами этой войны явились: во-первых, тотальное использование всех материальных и моральных сил и средств, которыми располагали воюющие государства, во-вторых, тотальная мобилизация населения, в-третьих, тотальный перевод экономики на военные рельсы, обусловленный экономической и военной блокадой и [615] экономической войной на море, в воздухе и на суше, в-четвертых, развертывание всех средств пропаганды для поддержания и укрепления морально-боевого духа, в-пятых, устранение различий между воюющими войсками и гражданским населением как в отношении участия их в боевых действиях, так и в отношении опасностей, которым они подвергались (воздушная война), и. наконец, в-шестых, использование боевых средств не столько для уничтожения живой силы и техники противника, сколько для уничтожения его военного потенциала, совершенно независимо от того, идет ли при этом речь о материальных ценностях или о самих людях.

На это можно жаловаться, этим можно возмущаться, ссылаться на различные требования этики, обращаться с заклинанием к рыцарскому духу прошлых войн, можно, наконец, делать прогнозы о гибели человечества, но в облике современной войны от этого ничего не изменится.

Если бы мы могли укрыться на таком сказочном острове, где нет ни забот, ни тревог, тогда, разумеется, мы избавились бы от всех неприятностей современной международной ситуации. Если бы, изучив опыт этой войны, мир настолько «поумнел», что нам не пришлось бы больше говорить о войнах, то все обсуждаемое. на этих страницах осталось бы исключительно объектом истории. Но в том-то и дело, что, победив в этой войне, большевизм развернулся в воинствующую мировую силу первой величины. Его программа классовой борьбы и мировой революции выходит далеко за пределы географических границ своей сферы влияния. К тому же руководители Советского Союза настолько извратили в своей практической деятельности основной принцип Клаузевица — война есть продолжение политики другими средствами, — что они и мир используют для «продолжения войны другими средствами». Поэтому во всем мире и во всех областях жизни: духовной, моральной, экономической, политической и, наконец, военной — должны быть найдены и развиты такие формы защиты, которые целиком бы соответствовали современной международной обстановке.

В настоящее время отдельные нации с их примитивными армиями старого стиля просто не в состоянии обеспечить свою безопасность. В этих новых условиях предпосылкой для создания настоящей безопасности становятся уже [616] крупные континентальные и зональные военные союзы, в которых нации, находясь в тотальной боевой готовности, приспособленной к их географическим условиям, могут объединиться для совместной борьбы за свое существование.

К этому прибавляется второе обстоятельство. Непрерывное взаимное стимулирование политической активности и одновременное развертывание военного могущества коммунистического лагеря принуждают нас — если мы вообще хотим оказать какое-либо сопротивление этой силе — выбросить за борт устаревшее представление о вооруженных силах, стоящих вне политики. Под этим, конечно, не следует понимать, что армия должна насквозь состоять из партийно-политических работников, но в век идеологических войн, в предполагаемой борьбе против военной силы, которая, как губка, пропитана коммунистическими идеями, успех может иметь только такая армия, которая в свою очередь до конца убеждена в ценности тех идей и нравственных принципов, которые она призвана защищать.

Оборона больших пространств приведет к возникновению новых оперативно-тактических идей и положит конец устаревшим понятиям и формулам. Использование в войне крупных войсковых соединений и тактические приемы отдельных родов войск будут решающим образом зависеть от соотношения сил в воздухе над предполагаемым противником.

Однако даже при достижении кем-либо из противников абсолютного превосходства в воздухе и несмотря на наличие у него новых бомб, обладающих большим разрушительным действием, он все же непременно должен будет иметь наземные войска. При этом решающим родом войск будет уже не пехота, как это было в 1939 — 1945 годах, а воздушно-десантные войска, оперирующие в теснейшем взаимодействии с авиацией, а также мотомеханизированные соединения. Указанные роды войск (воздушно-десантные, парашютные и мотомеханизированные), оснащенные превосходными, по всей вероятности, какими-то новыми боевыми средствами, будут в состоянии самым лучшим образом выполнить те изначальные требования военного искусства, согласно которым «внезапность» и «сосредоточение сил на направлении главного удара» являются главными предпосылками для победы. [617]

При этом, конечно, следует рассчитывать на появление новой, еще более усовершенствованной военной техники. Так, например, можно ожидать, что в недалеком будущем для изготовления шасси артиллерийских орудий, боеприпасов и т. п. будут применяться легкие металлы, что для увеличения эффективности стрельбы будет применен ракетный двигатель, что интенсивность действия взрывчатых веществ будет увеличена за счет использования атомной энергии, что еще большее развитие получит радиолокационная техника, что будут значительно улучшены средства связи и техника передачи сообщений. Реактивные двигатели, различное оружие, управляемое на расстоянии, дальнобойные реактивные снаряды, посылаемые даже через материки и океаны, найдут широкое применение как весьма эффективные боевые средства для поражения жизненных центров и центров военной промышленности противника.

Правда, у миллионов людей свободного мира — и в этом надо честно признаться — страх уже вошел в кровь. Это объясняется тем, что они рассматривают современную обстановку не как преддверие новой войны, а как состояние скрытого самоуничтожения, делая отсюда вывод, что пушки заговорят сами собой, как только будут созданы новые армии. Подобным соображениям противоречат, однако, мнения и доводы многих ведущих ученых современности. В итоге двух прошедших мировых войн, во-первых, появилась возможность распространения войны на весь земной шар и, во-вторых, выяснилось, что, несмотря на огромные материальные разрушения и душевные переживания, вызванные второй мировой войной, и появление в конце ее атомной бомбы, способной сильно сократить население нашей планеты, ни одна из прошедших войн не привела к ослаблению международного напряжения и к заключению приемлемого для всех конструктивного мира. Итог всякой современной войны очень убедительно показывает, что «горячая война» будущего потребует таких колоссальных жертв, что в ней не останется ни «победителей», ни «побежденных», и поэтому подобная война как конструктивное средство политики может привести к абсурду. Как сказал президент США в своем послании конгрессу, «будущая война создаст такие возможности, что человек одним ударом сможет уничтожить жизни миллионов людей, разрушить [618] крупнейшие города мира, уничтожить многие достижения культуры прошлого, сможет даже уничтожить всю культуру, которая с большим трудом создавалась сотнями поколений. Такую войну разумный человек не сделает средством своей политики. Нам это известно, но мы не должны полагать, что другие не поддадутся искушению испробовать на деле достижения современной науки».{178}

Видный английский военный писатель генерал Фуллер выразил это мнение в своей статье «Третьей мировой войны не будет» в следующих словах:

«Хотя это часто отрицается, однако всякая реальная война сегодня, как и в прошлом, является дипломатической войной, и поскольку в международных делах нельзя аргументировать с позиции слабости, постольку всякий спор должен потенциально поддерживаться вооруженной силой... Однако в настоящее время дипломатическая война претерпевает целый ряд коренных изменений... Ее целью теперь является уже не разрешение спорных вопросов путем переговоров, как это было раньше, а скрытый подкоп, выражающийся в агитации среди народа противника, рассчитанный на то. что под ее воздействием народ сам свергнет свое правительство... В этом и заключается новая дипломатия, которую обычно называют «холодной войной». Война как инструмент политики стала настолько обоюдоострой, что применять ее становится опасно... Огромная разрушительная сила новейших средств войны стала тормозом для самой войны. Если люди хотят продолжать свой спор, не подвергая себя риску уничтожения, они вынуждены ограничиться психологическим театром военных действий — сражением принципиальных идей. И если концентрическая «холодная война» ведется под защитой атомной бомбы и других нормальных боевых средств против непримиримого врага западной культуры и цивилизации, то атомное оружие вместо проклятия может стать настоящим благословением. Под такой «защитой» войну можно оттянуть, а затем она станет настолько невыгодной, что к ней не будут больше прибегать. Война ограничится областью идей».{179} [619]

Стратегия идей

Мы неправильно поймем высказывания Фуллера. если станем успокаивать себя надеждой, что третьей мировой войны не будет уже потому, что война в ее наивысшей стадии развития сама лишает себя всякого смысла, что она никому не может принести пользы и поэтому становится. совершенно нерентабельной.

Фуллер говорит о новой форме мировой дипломатии — о «холодной войне» и о «сражении принципиальных идей». Для этого сражения нужно быть достаточно сильным. Все политические и другие коалиции, которые общим знаменателем имели одно лишь «анти», никогда на протяжении всей истории не были прочными и никогда не имели никакой преобразующей силы. И если в новой широкой коалиции «антибольшевизма» будут представлены самые крупные силы, самая передовая техника и самая современная стратегия, все равно ее механизм не будет иметь основного стержня, он останется телом без сердца, строением без всеоживляющего, формирующего и всепроникающего духа.

Где взять этот новый дух, эту движущую силу новых идей? Потеря Европой своих позиций на международной арене, предоставление самостоятельности другим континентам и расам, усиление мощи Советского Союза, учащение внутриевропейских кризисов, расчленение Германии, лишение миллионов людей крова и родины, уничтожение в ходе войны бесчисленного количества людей произвели на народы, как и следовало ожидать, самое ужасное впечатление. Они породили чувство полной покорности судьбе и абсолютное безразличие к заключаемым ныне договорам и обязательствам. Еще в конце первой мировой войны Освальд Шпенглер{180} пытался научно обосновать закономерность гибели Запада. Гендрик де Манн назвал первую главу своей книги, в которой он пытается поставить диагноз обстановке, сложившейся после второй мировой войны, «Век страха». Вся ныне модная философия экзистенциализма [620] также проникнута глубочайшим пессимизмом, что особенно сильно выражено у французов Сартра, Марселя и Камюса.

К тому факту, что люди теряют сейчас всякую уверенность в жизни, следует относиться со всей серьезностью, потому что это явление имеет подчеркнуто европейский характер. Ведь новые полюса мира: Америка, с одной стороны, и Советский Союз — с другой, преисполнены не только кипучей верой в жизнь, но и сознанием своей исторической миссии. Еще Бенджамен Франклин на исходе XVIII века охарактеризовал отношение американца к жизни следующими словами: «Внести ясность в природу вещей, усилить власть человека над материей, умножить удобства и радости жизни». Современный американец, исходя из своих колонизаторских и христианских убеждений и демократических идеалов, также верит в то, что найдет «правильный выход» из создавшегося положения, если будет «правильно» искать его. На другом же полюсе, в Советском Союзе, у людей сложились оптимистические взгляды на всеспасительный характер воспитания. Миллионы людей пропускаются там через новые школы, рабочие факультеты, профсоюзные организации, союзы молодежи, пятилетние планы культурного строительства, через всю эту мельницу схематического, но целеустремленного формирования людей. Эта вера в воспитание человека соединилась там с верой в технический прогресс, с политической догмой о создании нового мирного порядка и с верой в освободительную миссию, которая в будущем якобы будет возложена на славян, и в частности на русских. Всё это вызывает у них некоторое опьянение от величия своих задач по переустройству мира и от своего собственного величия.

Но люди и народы, которые находятся в магнитном поле этих великих государств и которые в собственном развитии [621] не видят никаких перспектив, должны будут погибнуть, если они окончательно не изживут свой пессимизм. Европейским народам поможет не тенденциозный оптимизм лозунгов, пропаганды и иллюзий, а только глубокое осознание своего положения, чтобы, трезво оценив действительность, занять свое новое место в мире. Это значит, что из всего имеющегося опыта второй мировой войны должны быть сделаны соответствующие выводы. Обе мировые войны означают для Европы не завершение, а начало перелома, начало коренного преобразования существующих порядков. И этот процесс преобразования должен вполне соответствовать новому положению Европы на международной арене и должен стимулироваться не столько правительствами и конгрессами, сколько самими людьми и народами.

В этом и заключается задача Европы. Она должна найти сама себя, потому что до сих пор этого еще не произошло. Было бы ошибкой и ложным выводом надеяться на то, что холодная война уводит нас от горячей войны. Нет. В действительности она только приближает нас к ней. Питать иллюзию, что холодная война до известной степени безвредна, означает быть безответственным и практически способствовать большевикам в выполнении их задач.

«Сохранится Старый Свет или погибнет? Да, сохранится, потому что он существует сейчас и, следовательно, должен существовать дальше». Такими словами начинает свою книгу о Европе испанский представитель культур-философии Мадариага. «В первую очередь, — продолжает он, — мы должны любить Европу. Ведь именно в Европе звучал смех Рабле, именно здесь светила улыбка Эразма, именно здесь искрились остроты Вольтера. На духовном небосводе Европы, подобно звездам, сверкают пламенные очи Данте, ясные глаза Шекспира, веселые глаза Гёте и страдальческие глаза Достоевского. Вечно улыбается нам лик Джиоконды; вечны для нас, европейцев, мраморные образы Моисея и Давида, созданные великим Микеланджело. В Европе звучали фуги Баха, покоряющие слух своей математически четкой гармонией звуков; в Европе ломал себе голову Гамлет над тайной своей апатии; здесь гётевский Фауст пытался перейти от мучительных раздумий к действию; здесь Дон-Жуан искал в каждой встречной женщине ту, которую он так и не мог найти; [622] по европейской земле скитался с копьем наперевес Дон-Кихот, упорно стремясь добиться справедливости. Но та Европа, в которой Ньютон и Лейбниц измеряли бесконечно малые и бесконечно большие величины и где кафедеральные соборы, по словам Альфреда де Мюссе, «склонились в каменных одеждах на колени», где «на серебряные ленты рек нанизаны кристаллы городов»... эта Европа еще спит, ее время еще не настало. Она проснется только тогда, когда испанец скажет «мой Шартр», когда англичанин заговорит о «нашем Кракове», итальянец станет рассказывать о «своем Копенгагене», а немец — о «нашем Брюгге». И когда это будет действительно так, тогда Великий дух, направляющий нас и руководящий нами, скажет свое магическое слово Fiat Europa!{181}.

Разумеется, это будет лишь тогда, когда европейцы забудут военный клич своих древних предков, кое-как прикрытый «историками» всех наций фиговым листком псевдонауки. Европа должна вновь продумать и прочувствовать свою историю».

На это можно возразить, заявив, что все вышесказанное является проблемой преимущественно эстетического порядка. Но, ограничиваясь только европейским культурным наследием, мы хотим указать на главную задачу, стоящую перед Европой: поднять сознание всех европейцев — как отдельных людей, так и целых наций — до общеевропейского сознания. Это отнюдь не означает, что отдельная нация должна отречься от своих собственных традиций. от своего культурного наследия, от своих национальных признаков; наоборот, это означает, что при сохранении своей собственной национальной культуры каждая нация воспримет часть культурного наследия других наций. Нам нужен не процесс нивелирования, который сглаживает особенности наций, а процесс роста, который дает нациям возможность развиваться, невзирая ни на какие государственные границы, и который даже стирает эти границы и сливает все нации в одну общеевропейскую нацию, обладающую таким сознанием, которое охватит не только все культурное наследие Европы, но которое сможет критически переработать итоги прошедшей войны, сделав их [623] достоянием всей Европы для утверждения ее в своей новой роли в будущем преобразованном мире. Немцы, которые с чувством злорадства смотрят сегодня на Францию, сотрясаемую забастовками, правительственными кризисами и происками коммунистов, не сознают при этом, что угрозе подвергаются и они сами. Со своей стороны, те французы, которые сейчас говорят о гарантиях безопасности и призывают надеть на Германию новые тормозные колодки как раз в то время, когда там на фоне общего хаоса начинают вырисовываться черты нового порядка, также не понимают, что будущее Франции зависит от восстановления Германии. Если кто-нибудь в Европе наслаждается кризисами, происходящими в Англии, то этим самым он обнаруживает свою близорукость, не видя, что эти кризисы сотрясают и его собственный фундамент. Все, кто думает так, отстали от жизни, застыли во вчерашнем мире, не поняли смысла конца второй мировой войны, не сделали правильных выводов из этого события и не видят еще изменений, происшедших в мире! До тех пор, пока в любой части Европы люди не станут сочувственно относиться к несчастью каждого из их европейских соседей, до тех пор, пока они не станут переживать успехи других народов, как свои собственные, вчерашняя Европа будет продолжать жить в умах людей как призрак, именно как призрак, потому что та Европа погибла на полях сражений второй мировой войны.

Безусловно, такое перерождение потребует много времени, потребует терпения и большой осторожности, потому что в каждом отдельном европейском народе всегда будут иметься тенденции к рецидивам. Иначе и не может быть, ибо здесь столкнутся два исторических явления, две исторические эпохи: традиционная система прошлого и определенная новая система, которая из идеи должна претвориться в действительность во всех областях нашего совместного существования внутри европейского сообщества, вызванного к жизни исторической необходимостью. Задачей этого сообщества уже сейчас является развивать новые конкретные формы экономики, управления, внутренней и внешней политики, общественного строя, культурной политики, воспитания и обучения молодежи, а также военной организации. История не знает ни одного случая добровольного ухода со сцены какой-либо силы, идеи и т. п. Они всегда [624] уходят только с боем. Так было в период становления средневековья, когда ему приходилось шаг за шагом разбивать сознание родовой общины, так было и в последующие эпохи, когда идеям и силам Реформации, Ренессанса и Гуманизма приходилось бороться против уже упрочившихся и сопротивлявшихся порядков средневековья. Это обстояло не иначе и тогда, когда в борьбе с Просвещением и индивидуализмом победили те идеи и силы, из которых вышли и сформировались новые европейские национальные государства.

Нельзя втыкать штык в землю, пока над противником не будет достигнута окончательная победа, нельзя останавливаться на полдороге, потому что современная история развивается семимильными шагами. Сейчас, в период восстановления, люди не могут не мечтать о полном искоренении войны, о создании настоящего мирного порядка, ибо это лежит в их плоти и крови. Но восстановить то, что было в Европе вчера, еще не значит разрешить проблему полностью.

Она может быть разрешена только мутацией, то есть коренным преобразованием всех форм жизни: политики, экономики, религии и культуры, которые должны быть созданы заново.

Если мы достигнем этого, тогда силой, объединяющей европейские народы, уже не будет какое-то отрицательное «анти», тогда помощь, оказываемая Америкой, будет представлять собой не одну лишь пустую оболочку внешней силы, технических средств, организации и аппаратуры, тогда возникнет новая жизненная суть, новый ведущий центр, новая настоящая сила; именно тогда будет покончено с тем вакуумом, который неизбежно порождал у европейцев страх за судьбу мира. [625]

Если все это будет выполнено, то европейская оборона получит принципиально новое лицо, потому что только тогда Европа будет по-настоящему подготовлена к веку «идеологических войн», потому что тогда идеологическое наступление с Востока встретит на своем пути не явления разложения и распада, а новый растущий организм народов, который преодолел свою болезнь и теперь настолько упрочился, что не поддается больше влиянию восточной идеологии.

Если все это будет сделано, тогда итоги минувшей войны не останутся простой суммой теоретических взглядов, но будут использованы в новой практической жизни. Тогда вторая мировая война перестанет казаться нам падением и гибелью мира, а превратится в новую ступень развития. рожденную в нечеловеческих муках, принесенных ей в жертву в результате глубочайших потрясений. Тогда — как и всюду в природе — сама смерть на поле боя станет у нас в Европе предпосылкой для начала новой жизни.

Но ничто не придет к нам само собой: все будет зависеть только от наших действий. И если для достижения этого мы приложим все свои силы, тогда — и этим замыкается круг — будет, наконец, скована та неведомая сила, которая с 1914 года — очевидно, по высшим метафизическим причинам — ввергала людей и народы в одну катастрофу за другой. Сила эта будет подчинена людям, ибо они уже осознали, преобразовали и оформили то, что в нашем непрочном мире давно стремилось к единому целому — к созданию в нашей части света нового всеобъемлющего порядка.