Фолклендский бой 1 декабря
Когда адмирал Шпее после боя у Коронеля пришел в Вальпараисо, он отменил торжества, которые немецкая колония непременно хотела устроить в честь его победы. В местном немецком клубе он даже отказался присоединиться к предложенному тосту и поднять бокал за «посрамление британского флота». В разговорах с окружающими сказывалось его предчувствие, что его деятельности скоро придет конец.
С самого начала операций он не имел никаких иллюзий относительно сокрушающего превосходства сил союзников на океанах, теперь же он ждал расплаты за тот удар, который ему посчастливилось нанести престижу Великобритании. В предчувствии этого он не хотел идти на Фолклендские острова, но все-таки пошел, если верить показаниям пленных, под влиянием уговоров собственного штаба и командира «Гнейзенау».
Немецкая эскадра подходила к островам не без предосторожностей. «Гнейзенау» и «Нюрнберг» были высланы вперед, на разведку, с приказанием в первую очередь разрушить артиллерийским огнем радиостанцию. Эти два корабля и были замечены наблюдательным постом, который в 7.50 8 декабря поднял сигнал о появлении на горизонте неизвестных кораблей.
Неожиданность была полной: адмирал Стэрди не собирался уходить ранее вечера, к тому же за последнее время фальшивые тревоги бывали неоднократно. Флагманский крейсер настолько увлекся погрузкой угля, что на нем не сразу заметили сигнал, и Glasgow, стоявший во внутренней гавани, вынужден был пушечным выстрелом привлечь внимание.
Стэрди благодаря счастливому стечению обстоятельств, обязанных главным образом энергии и правильному решению Адмиралтейства, пришел на Фолклендские острова [454] как раз вовремя, однако был бы застигнут неприятелем почти врасплох, если бы не его предусмотрительность.
После длительных переходов механизмы требовали переборок, судовые инженеры-механики рассчитывали на то, что им будет дан соответствующий срок для работ, однако адмирал не счел возможным согласиться на это и предписал судам оставаться в двухчасовой готовности. Не сделай Стэрди такого распоряжения, результаты могли быть весьма плачевны.
Glasgow и Bristol получили приказание спешно поднимать пары для полного хода, причем Glasgow, перебиравший механизмы, мог быть готов лишь через два часа, а Bristol, у которого были вскрыты цилиндры обоих машин, не мог двинуться раньше 11 часов.
Линейные крейсеры еще не закончили погрузку, когда подняли общий сигнал «приготовиться сняться с якоря»; в 11.30 горнисты заиграли боевую тревогу, и погрузка прекратилась.
В этот момент сигнальный пост донес о замеченных новых дымах в юго-западном направлении, поэтому Kent, заступившему на дежурство, приказали выйти из гавани и совместно с Macedonia, стоявшей на якоре при входе, следить за неприятелем. Одновременно Canopus сообщил, что «Гнейзенау» и «Нюрнберг» находятся в 8 милях, а главные силы неприятеля — в 20.
Как только головные суда немцев около 9.15 приблизились, Macedonia отозвали в гавань, а угольщики отошли от борта крейсеров, чтобы не мешать им открыть огонь. Пока они отходили, на горизонте опять показались дымы, вероятно, это шли три угольных транспорта Шпее, направляясь на рейд Pleasant в 20 милях на SW от Порт-Стэнли. «Гнейзенау» и «Нюрнберг» подходили все ближе и ближе, держа курс на радиостанцию, расположенную близ Hooker Point, и командир Canopus в 9 часов запросил разрешения открыть огонь. Четверть часа спустя головные неприятельские суда повернули на NO и у Wolf Rocks, не доходя 6 миль до Саре Pembroke, начали уменьшать ход; было видно, что орудия направлены на радиостанцию. К этому времени флагманский крейсер адмирала Стоддарта Carnarvon был в полной готовности [455] и получил приказание открыть огонь по неприятелю, как только тот обогнет мыс Pembroke. Но орудия Canopus заговорили первыми, причем старший артиллерийский офицер управлял огнем с берега из устроенного заранее специального поста.
Как только расстояние достигло 55 кабельтов, он произвел залп из носовой башни, но дал большой недолет. Неприятель поднял стеньговые флаги, положил лево на борт и начал уходить на SO. Canopus сделал еще один залп при максимальном угле возвышения, но снова получил недолет. На этот раз снаряды легли не далее полкабельтова от борта, и многим наблюдателям казалось, что один снаряд рикошетом попал в основание кормовой трубы «Гнейзенау».
Дальнейшая стрельба, однако, не имела смысла.
В 9.31 неприятель повернул обратно на 8 R и уменьшил ход, как бы собираясь атаковать Kent, вышедший к этому времени из прохода Порт-Вильям. Поворот казался настолько угрожающим, что Стэрди поднял Kent сигнал «возвратиться». Но не прошло и нескольких минут, как опасность миновала.
В 9.40 с «Гнейзенау» увидели внутренность гавани. Помимо высоких столбов дыма, валивших из труб наших судов и наводивших неприятельских командиров на мысль, что в гавани стоит не то, что они ожидали, они увидели нечто гораздо худшее — характерные мачты-треноги. Вряд ли когда-либо пылкий, полный надежд командир «Гнейзенау» получал столь тяжкий удар.
Правда, в американских газетах появилось сообщение о выходе Invincible, но Шпее не имел об этом ни малейшего понятия, и все, что знал о нашем крейсере командир «Гнейзенау», советуя своему адмиралу идти на Фолклендские острова, сводилось к тому, что, по последним сведениям, Invincible находился в Средиземном море. Поняв теперь, к чему привели его советы, он без дальнейших задержек повернул и полным ходом пошел на присоединение к флагману; «Нюрнберг» шел за ним.
Было уже 9.45, т. е. прошло почти два часа с момента обнаружения первых дымов на горизонте. Все суда, кроме [456] Bristol, подняли пары. Glasgow уже снялся с якоря и пошел на присоединение к Kent, адмирал Стоддарт получил приказание выйти и принять командование над разведчиками.
К 10 часам снялись остальные суда эскадры и вышли в следующем порядке: Inflexible, Invincible и Cornwall. Пока они еще продвигались по гавани, Glasgow донес, что неприятель старается уйти на SO, и дал самый полный ход, чтобы не потерять связь с противником. Kent последовал за ним.
Погода прояснилась — море стало совершенно спокойным, небо — голубым. Дул легкий холодный бриз от NW. Видимость была великолепная, и неприятель прекрасно вырисовывался в SO части горизонта. Glasgow, значительно опередивший Kent, все время докладывал о движении немцев.
Как только адмирал Шпее рассмотрел наши суда и мачты линейных крейсеров, он увеличил ход, чтобы скорее соединиться с выдвинутыми вперед крейсерами.
Считалось, что ближайшее из его судов не подходило ближе чем на 15 миль, но, возможно, расстояние это и преувеличено.
Во всяком случае немцы имели некоторый запас времени. Погода в этих широтах очень ненадежна, и никогда нельзя предугадать, какая перемена произойдет через час-другой.
Линейные крейсеры, стараясь как можно скорее нагнать больше пару, так дымили, что уже через полчаса неприятель совершенно скрылся за дымом, и только в 10.48 Glasgow донес, что немцы в 12 милях. Становилось ясно, что мы нажимаем, и в 10.50 адмирал просигналил Inflexible, что он в целях уменьшения дыма убавляет ход до 24 узлов. Glasgow получил приказание держаться в 3 милях впереди, а Infleocible — на правой раковине.
Carnarvon и Cornwall, несмотря на уменьшение хода линейными крейсерами, все время отставали. На запрос адмирала Стэрди, какой максимальный ход они могут развить, первый ответил — 20, а второй — 22 узла. В 11.07 Стэрди приказал Cornwall занять место на правой раковине Carnarvon и уменьшил ход до 19 узлов. Он не хотел растягивать эскадру, да к тому же не было причин слишком торопиться. С флагманского корабля неприятель был хорошо [457] виден, трубы и мостики ясно вырисовывались над горизонтом. Glasgow доносил, что ход неприятеля не превышает 15 узлов, так что не оставалось никаких сомнений в нашем явном преимуществе в скорости.
Требовалось дать Carnarvon и Cornwall, находившимся в 5 милях позади, время подтянуться, и адмирал решил не спешить с началом боя.
В 11.26 был поднят сигнал «эскадренный ход 20 узлов».
В это время внимание командующего .эскадрой оказалось несколько отвлечено новым обстоятельством.
Bristol благодаря исключительно молодецкой работе машинной команды успел закончить ремонт, вышел в море и доносил, что у Port Pleasand появились три неизвестных судна. Сведения поступили от двух дам из Port Darwin, наблюдавших с берега за подходом немецких угольщиков. Одна из них осталась на берегу, а другая побежала к телефону предупредить губернатора. Известие дошло до Canopus в 10.50 и было немедленно передано на Bristol, который в этот момент выходил из гавани. Немцы беспрерывно перебивали наше радиотелеграфирование, почему прошло немало времени, пока адмирал узнал об этом событии. Требовалось действовать, не теряя ни минуты. В южноамериканских портах находилось много немецких резервистов, и, хотя была большая вероятность того, что неизвестные пароходы — угольщики, не исключалась возможность, что они везут десант для захвата островов. Ввиду этого командир Bristol капитан 1-го ранга Феншоу получил приказание совместно с Macedonia «отыскать и уничтожить транспорты».
Решив не спешить с началом боя, Стэрди в 11.30 поднял сигнал «команда имеет время обедать». Такое распоряжение оказалось весьма кстати — люди после погрузки не успели помыться и были покрыты угольной пылью, т. е. находились в состоянии, весьма нежелательном для боя. Одновременно адмирал изменил курс на сближение с неприятелем.
Вначале передвижения немцев были плохо обнаруживаемы, и наша эскадра до 11.15 шла параллельным с ними курсом, приблизительно на Ost, но затем, когда Glasgow донес, что неприятель поворачивает вправо, Стэрди в 11.25 повернул на OS. Через пять минут эскадра взяла еще на 2 R [458] вправо и таким образом оказалась на сходящемся с неприятелем курсе.
Немецкая эскадра становилась видна все яснее и яснее, она хорошо держала строй — «Гнейзенау» и «Шарнхорст» шли головными. Наша же растянулась. Несмотря на уменьшение хода, адмирал Стоддарт не нагонял: Carnarvon никак не мог дать больше 18 узлов. Cornwall, имевший в запасе 4 узла, получил приказание выйти вперед.
Стэрди до 12.05 не увеличивал хода, продолжая делать 20 узлов, но затем в 12.20, когда неприятель начал менять курс вправо, как бы с намерением перестроиться, адмирал увеличил ход до 22 узлов. Дольше поджидать своего несчастливого коллегу, который отстал на 6 миль, командующий эскадрой не мог.
Немцы шли в юго-восточном направлении, прямо против ветра, окутанные клубами собственного дыма. Адмирал приказал Inflexible отойти до 5 кабельтов, увеличил ход до 25 узлов (12.50) и поднял сигнал «открыть огонь». Концевой неприятельский крейсер «Лейпциг», самый тихоходный в эскадре, заметно отставал.
Когда расстояние между ними и Inflexible дошло до 80 кабельтов, капитан 1-го ранга Филлимор открыл огонь.
Через минуту-две флагманский крейсер сделал то же самое и увеличил ход до самого полного. Одновременно с этим курс был изменен еще на 2 R в сторону неприятеля. Попаданий хотя не замечалось, но «Лейпциг» совершенно скрылся в водяных столбах разрывающихся снарядов.
Было очевидно, что такой неравный бой долго продолжаться не сможет, и адмирал Шпее принял решение, делающее честь его доблести и германскому флагу.
Сознавая, что легкие крейсеры, если им дать уйти, смогут нанести врагу больший вред на торговых путях, он решил пожертвовать собой и двумя большими крейсерами. Около 13.20 он поднял сигнал легким крейсерам уходить к южноамериканскому побережью, а сам повернул на 6 R и в строе кильватера пошел полным ходом на NO в океан.
Подобный маневр противника был предусмотрен в боевых приказах Стэрди, и наши легкие крейсеры без сигнала повернули в погоню за немцами, а линейные повернули [459] вдруг на 7 R и, таким образом, оказались в строе кильватера на крамболе неприятеля раньше, чем он успел закончить поворот.
В 13.20 завязался главный бой. Invincible стрелял по «Гнейзенау», Inflexible — по «Шарнгорсту». Адмирал Стоддарт находился за кормой в 10 милях, тщетно стараясь сблизиться с линейными крейсерами. Во время поворота «Гнейзенау» уменьшил ход, пропуская вперед флагман, а затем, как только «Шарнгорст» занял свое место, открыл огонь. Расстояние было около 70 кабельтов, и неприятельские снаряды не долетали кабельтов на 5. Но оно быстро падало, так как Шпее повернул на 4 R внутрь. Когда дистанция уменьшилась до 65 кабельтов, он лег на параллельный с нами курс.
В тот момент, когда наши крейсеры в соответствии с перестроением немцев меняли противников, Invincible получил первое попадание, и Стэрди немедленно (в 13.44) повернул вдруг на 2 R влево. Расстояние снова стало быстро увеличиваться. Бой продолжался.
Неприятель явно берег снаряды, не пополнявшиеся после Коронеля, но все равно стрельба его не имела успеха — дистанция была слишком велика.
Наша стрельба была немногим лучше, особенно с Inflexible, так как дым с флагманского корабля совершенно не давал возможности наблюдать падение снарядов. Кормовые орудия Invincible находились в таком же положении.
К 14 часам расстояние дошло до 80 кабельтов, и огонь с обеих сторон прекратился.
Дабы возобновить бой, Стэрди повернул последовательно на 4 R вправо, а затем, в 14.05, еще на 4 R. Вдруг, пока происходила эта эволюция, неприятель совершенно скрылся в густом дыму. Когда он снова показался, то находился в 85 кабельтов, изменив курс вправо приблизительно румбов на 10, и шел на S в направлении, в котором скрылись его легкие крейсеры.
Стэрди увеличил ход, и погоня продолжилась. На этом курсе он несколько раз поворачивал на один-два румба вправо, т. е. в сторону неприятеля, отчасти для того, чтобы немного уйти от собственного дыма. К 14.45 расстояние уменьшилось [460] до 75 кабельтов, после чего, повернув на несколько румбов влево и став к неприятелю бортом, наши крейсеры возобновили бой.
5 минут Шпее продолжал идти прежним курсом и не отвечал, но затем начал поворачивать влево на 9 R, желая пересечь наш курс. Стэрди также повернул влево, и, когда противники снова стали бортом друг к другу, немцы открыли огонь. Дистанция быстро сокращалась, но германский адмирал курса не менял. Очевидно, он хотел сблизиться, чтобы ввести в действие среднюю артиллерию и так использовать свое единственное преимущество. Отсутствие средней артиллерии в вооружении первых судов дредноутского типа многими осуждалось, и вопрос этот разделял специалистов на два лагеря. Теперь наступил момент выяснить его на практике, и Стэрди не уклонился от испытания.
В 14.59 дистанция уменьшилась до 62 ½ кабельтов, и немцы открыли огонь из 5,9-дюймовых орудий, Стэрди удерживал это расстояние, внезапно повернув в 15.10 на 2 R влево.
В этот период бой достиг наибольшего напряжение, имелись попадания с обоих сторон, но наши суда мало страдали. Имея преимущество в ходе, Стэрди свободно удерживал желаемое расстояние — предельное для 5,9-дюймовых орудий, на котором они не могли препятствовать действию нашей артиллерии. Неприятельский огонь не приносил существенного вреда. Стрельба велась при чрезвычайно трудных обстоятельствах, так как дым, валивший из труб линейных крейсеров, делал почти невозможным как для нас, так и для немцев наблюдение за падением снарядов.
Однако 12-дюймовые орудия делали свое дело: к 15.10 «Гнейзенау» начал крениться, а на «Шарнхорсте», который в нескольких местах горел и стрельба которого слабела, полетела на борт задняя дымовая труба. В 15.15 дым настолько заволок все кругом, что Стэрди быстро повернул на 18 R на ветер и оказался на противоположном курсе, имея Inflexible головным. Впервые Inflexible не мешал дым, и он смог улучшить стрельбу, но через пять минут, когда наши крейсеры пришли на траверз противника, Стэрди вдруг повернул [461] на 4 R влево, чтобы пересечь струю немецких судов, и Inflexible снова оказался в дыму.
Тем не менее попадания продолжались; крен «Гнейзенау» увеличивался, и его средняя артиллерия не могла больше стрелять. Что касается «Шарнхорста», то немецкий флагман, как теперь было видно, находился в еще худшем положении.
В 13.30, когда линейные крейсеры вышли на левую раковину адмирала Шпее, он неожиданно повернул на 16 R последовательно вправо, держа на NW, как бы желая парировать маневр Стэрди с целью пройти у него под носом. Какое намерение преследовал он этим поворотом, неизвестно, но во всяком случае пользы он ему все равно бы не принес. Его флагманский корабль совершенно закрывался дымом от разрывающихся снарядов и внутренних пожаров. «Его палубы, — пишет очевидец, — представляли собой груду развороченных перекрученных кусков стали и железа, через пробоины в борту даже с большого расстояния ясно виднелись огненные языки, пробивающиеся наверх между мачтами».
Многим казалось, что ему уже пришел конец. Однако, как только крейсер стал противоположным бортом, стрельба возобновилась с прежней энергией, и снова заговорила его средняя артиллерия — дистанция опять уменьшилась, потому что Стэрди во время последнего поворота немцев также повернул на 2 R внутрь. Этим курсом наши крейсеры шли около 5 минут, пока противник не вынужден был свернуть в сторону. Дистанция к этому времени уменьшилась до 60 кабельтов. Стэрди, видя, что немцы не пытаются больше пройти у него под носом, увеличил ее, выйдя из огня 5,9-дюймовых орудий.
Продолжая удерживать избранное расстояние, наши крейсеры, после последнего поворота{84} оба стреляли по Шарнгорсту, который жестоко от них терпел. К 16 часам он стал сильно отставать, и наши значительно его перегнали. Тем [462] не менее «Шарнгорст» все еще поддерживал активный огонь из оставшихся орудий... Как вдруг он неожиданно замолк, подобно «ярко горевшей свече, которую сразу задули», как писал один из наших офицеров. Одновременно он рыскнул вправо, в сторону наших судов, имея большой крен и, видимо, переживая последние минуты.
Inflexible, шедший в это время головным, немедленно повернул вправо, чтобы вступить в бой на контркурсе со своим первоначальным противником — «Гнейзенау», а затем пересечь его струю и выйти ему под ветер. Капитан 1-го ранга Филлимор полагал, что и адмирал сделает то же самое, но он повернул на «Шарнгорст». В этот момент разбитый корабль с развевающимся флагом повалился на бок. Казалось, что «Гнейзенау» собирается остановиться у гибнущего товарища, но через несколько мгновений замешательства он продолжал идти своим курсом.
Стэрди быстро повернул вправо на сближение с «Гнейзенау» и оставался на этом курсе до 16.17, пока «Шарнгорст» не скрылся под водой. Ни один человек из экипажа спасен не был, так как все внимание сосредоточилось на «Гнейзенау», Дым настолько заволок все пространство между Invincible и противником, что адмиралу пришлось повернуть вправо. Как только противник снова открылся, Invincible, идя контркурсом, открыл огонь, удерживая расстояние 50–60 кабельтов.
Неприятель сильно терпел от обоих наших крейсеров — носовая башня была сбита, одна из кочегарок затоплена водой.
Около 10 минут Стэрди держался этим курсом; расстояние увеличивалось, и он начал поворачивать обратно, намереваясь лечь параллельно противнику, но так как следить за маневрированием «Гнейзенау» из-за дыма было невозможно, он продолжал маневрировать по-старому, пока не оказался на курсе W, расходящемся с противником.
Последние движения Стэрди помогли Carnarvon значительно приблизиться к адмиралу. Inflexible, после того как флагман повернул к нему, также повернул и теперь находился на левом крамболе Invincible; Стэрди построил крейсеры [463] в кильватерную колонну, но в этом строю дым совершенно скрывал цель от Inflexible и Carnarvon.
Inflexible настолько был окутан дымом, что после нескольких попыток избавиться от него, выходя время от времени на ветер, он окончательно повернул на 14 R влево и вышел из строя. Маневр этот, произведенный без разрешения адмирала, был последним впоследствии вполне одобрен. Склоняясь влево, чтобы встать параллельно «Гнейзенау», Invincible дал затем полный ход, склоняясь время от времени внутрь, чтобы выйти на его крамболу.
Inflexible, пройдя полосу дыма, оказался в 16.50 идущим под корму противника. «Гнейзенау» все еще яростно стрелял по Invincible, и капитан 1-го ранга Филлимор, оставаясь на своем курсе, открыл огонь правым бортом. За несколько последующих минут были отмечены попадания, но противник не прекращал огня.
В 16.58 Inflexible прекратил огонь и, повернув на 12 R вправо на своего адмирала, в 17.01 открыл с 60 кабельтов огонь левым бортом. Ход неприятеля падал, и Carnarvon его вскоре нагнал. На несчастного «Гнейзенау» снаряды сыпались с трех сторон.
Пора было уже заканчивать операцию — прошло более четырех часов с момента первого выстрела, пошел сильный дождь, и противник начинал исчезать из виду. Но конец был недалек: «Гнейзенау» потерял трубу, ход уменьшился до 8 узлов, стрельба его затихала, на носу и корме дымились пожары. Однако он еще с полчаса отстреливался залпами, пока не израсходовал все 8-дюймовые снаряды. В 17.30 «Гнейзенау» повернул в сторону Invincible, который теперь находился у него почти в голове, и остановился, имея большой крен на правый борт. Адмирал Стэрди тотчас пошел к нему на сближение, Inflexible сделал тоже самое.
«Гнейзенау» кренился все больше и больше, пожар принял страшные размеры, но все же временами он открывал огонь, получая в ответ залпы с нашей стороны. Затем стрельба стихла, и Стэрди поднял сигнал «прекратить огонь». Однако противник не собирался сдаваться и снова открыл огонь. [464]
Inflexible возобновил маневрирование, поворачивая на 16 R и стреляя правым бортом. Invincible, приближаясь на правый крамбол противника, открыл огонь левым бортом. Через четверть часа доблестный бой «Гнейзенау» прекратился — он замолчал окончательно. Все наши суда пошли к нему 20-узловым ходом, но не успели еще подойти (расстояние составляло около 20 кабельтов), как он лег на борт. Несколько минут были видны люди, карабкающиеся по днищу, затем все исчезло.
Действия «Гнейзенау» вызывали одно лишь восхищение, и наши суда делали все возможное, чтобы скорее протянуть руку помощи врагу.
Из восьмисот пятидесяти человек команды шестьсот были убиты или ранены, все орудия выведены из строя, но ни у кого не возникало и мысли о сдаче. Когда не оставалось уже никакой надежды, открыли кингстоны, опасаясь, чтобы крейсер не остался на плаву и не попал нам в руки, и вызвали всех наверх. Не открой немцы кингстоны, в живых осталось бы намного больше людей.
Спустив все шлюпки и выбросив за борт концы перлиней и спасательные пояса, крейсеры спасли 200 человек, многие из которых все-таки умерли, не перенеся пребывания в ледяной воде. Всех их на следующий день похоронили в море с воинскими почестями.
Насколько неравен был бой, показывает то обстоятельство, что, несмотря на блестящую стрельбу немцев, мы потеряли только одного человека раненым.
Invincible, на котором главным образом сосредоточивался неприятельский огонь, имел массу попаданий в броневой пояс, но никаких повреждений, кроме отбитого куска фок-мачты. Inflexible получил несколько царапин, Carnarvon не имел ни одного попадания.
К 19.30 работа по спасению остатков экипажа закончилась. Стремясь использовать свой успех, адмирал Стэрди с момента гибели «Гнейзенау» начал вызывать легкие крейсеры. Kent и Cornwall молчали, но Glasgow в момент подъема последней шлюпки ответил, докладывая о результатах погони.
В 13.25, когда легкие немецкие крейсеры начали уходить, они направились на юг и к началу погони находились [465] в 10–12 милях от своих преследователей. Номинально наши крейсеры не имели преимущества в ходе, и результат погони был сомнителен.
Самым быстроходным был «Дрезден», официальный ход которого считался 24 узла, хотя фактически он давал до 27. Следующим по скорости шел наш Glasgow, имевший более 25 узлов, Kent и Cornwall — 23 узла, причем первый считался самым тихоходным из судов своего типа и редко давал контрактную скорость.
«Нюрнберг» мог развить 23,5 узла, «Лейпциг» — официально 22, но фактически на узел меньше.
К счастью, все эти немецкие крейсеры еще к началу войны требовали ремонта, а котлы после двухмесячного крейсерства не могли держать требуемого давления. Обстоятельства эти в то время нам не были известны.
Преимущества в артиллерии были на нашей стороне. В начале погони неприятель держался соединенно: «Нюрнберг» — в центре, «Лейпциг» — на правом его крамболе, «Дрезден» — в 4 милях на левом крамболе. Glasgow, делая 25 узлов, быстро нагнал и обошел идущих голова в голову оба наших броненосных крейсера и, пройдя под их носом, пошел за «Дрезденом». Однако вскоре капитану 1-го ранга Люсу, старшему из командиров, пришлось оставить это намерение. Броненосные крейсеры, если и нагоняли, то весьма медленно, и, чтобы принудить неприятеля к бою пока еще не поздно, требовалось атаковать крайний крейсер. В 14.15 Glasgow, уменьшив ход с целью дать возможность Kent и Cornwall приблизиться, продолжал преследование «Лейпцига», нагоняя его. До 14.45 неприятель, все время склонявшийся влево, держался курсом SO, и, таким образом, все суда прошли близко от того места, где потом погиб «Гнейзенау».
В 14.53, находясь в 4 милях впереди наших броненосных крейсеров и в 60 кабельтов от «Лейпцига», командир Glasgow открыл огонь из носового 6-дюймового орудия. Противник принял вызов и, повернув вправо, открыл бортовой огонь. Сразу же выяснилось, что, в то время как 4,1-дюймовых орудий немцев хватало на эту дистанцию, наши 4-дюймовые не доставали. Glasgow также повернул вправо и увеличил [466] расстояние, продолжая его удерживать, пока «Лейпциг» не прекратил огонь и не повернул вслед за своими товарищами. Капитан 1-го ранга Люс опять повторил свой маневр. Стрельба с «Лейпцига» велась прекрасно, но попаданий в Glasgow было только два с ничтожными потерями. Однако цель была достигнута: при каждом повороте «Лейпциг» отставал и давал время нашим крейсерам приблизиться; они все еще шли голова в голову, причем, к удивлению всех, Kent развивал 24 узла.
В 15.30 на запрос с Glasgow они ответили, что определенно нагоняют.
Неприятель, очевидно, понял это: «Нюрнберг» склонился влево, а «Дрезден», бывший головным, — вправо и скоро скрылся из виду в юго-западном направлении.
Командир Cornwall капитан 1-го ранга Эллертон еще ранее (15.36) уговорился с командиром Kent капитаном 1-го ранга Алленом относительно противников. Cornwall брал на себя «Лейпциг», «Нюрнберг» предоставлялся Kent. Что же касается «Дрездена», то его приходилось оставить за явной невозможностью догнать.
К 16 часам броненосные крейсеры почти подошли на дистанцию их огня. Glasgow ; шел за «Лейпцигом» на его правой раковине, не уменьшая хода, пока расстояние не дошло до 45 кабельтов, с которого он мог начать действовать своей 4-дюймовой артиллерией.
В 16.15 крейсеры открыли огонь, но снаряды не долетали. «Нюрнберг» уходил на Ost, Kent следовал за ним. «Лейпциг», склоняясь влево, лег на курс SSO, Cornwall его преследовал, не прекращая огня, но противник не отвечал, сосредоточив все внимание на Glasgow. Минут через десять Cornwall настолько явно стал нагонять, что капитан 1-го ранга Люс начал поворачивать вправо, с тем чтобы присоединиться к Cornwall и открыть огонь с одноименного борта.
Пройдя струю «Лейпцига», Glasgow открыл огонь с противоположного борта, затем, приблизившись к Cornwall, прекратил огонь и, пройдя у него под кормой, снова открыл его.
«Лейпциг» к этому времени уже вел яростный бой с Cornwall. Через четверть часа у первого была сбита фор-стеньга и убит старший артиллерийский офицер. [467]
Командир Cornwall держал несколько расходящийся с противником курс таким образом, чтобы орудия правого борта не выходили из угла обстрела, но, когда около 17 часов дистанция стала сильно увеличиваться, он быстро повернул вправо и открыл огонь противоположным бортом.
«Лейпциг» сильно страдал от перекрестного огня двух крейсеров. Ход его падал так быстро, что наши суда, поворачивая как угодно, легко сохраняли желаемую дистанцию от 35 до 50 кабельтов.
Почти около часа продолжалось такое маневрирование: время от времени Cornwall приближался, стреляя из носовых орудий, а как только «Лейпциг» пристреливался, поворачивал и отходил, стреляя из бортовых орудий. Так продолжалось до 18 часов, когда начался сильнейший дождь, угрожавший скрыть противника. Поэтому капитан 1-го ранга Люс поднял сигнал «приблизиться к неприятелю». Cornwall, подойдя на 40 кабельтов, начал стрелять лиддитными снарядами. Результат сказался немедленно: «Лейпциг» покрылся клубами черного дыма от рвущихся снарядов и через несколько минут загорелся. По словам одного из спасенных немцев, действие этих снарядов было ужасно и вызывало громадные людские потери. Однако крейсер не прекращал огня, и наши суда продолжали приближаться.
К 18.35, в момент получение радиосообщения о потоплении «Шарнхорста» и «Гнейзенау», расстояние уменьшилось до 37 ½ кабельтов, и Cornwall, снова открыв огонь из бортовых орудий, наносил противнику тяжелые повреждения. Попадания следовали без перерыва, и «Лейпциг» весь был охвачен огненными языками, но все-таки еще, хотя и изредка, стрелял.
Только после 19 часов, т. е. четыре часа спустя после первого выстрела с Glasgow, последнее его орудие замолкло.
Более храброго и упорного сопротивления, чем оказал «Лейпциг», трудно себе представить. Когда наши суда приблизились, он представлял собою груду развалин: мачты и трубы сбиты, палуба, кроме средней части, пылала, но на остатках фок-мачты развевался флаг. Трудно оказалось решить, что делать, так как он все еще как будто [468] продвигался вперед и, возможно, был в состоянии выпустить торпеду.
Командир Glasgow, прождав с полчаса, решил прикончить «Лейпциг», и в 19.50 крейсеры возобновили огонь. Ответа не последовало.
Впоследствии выяснилось, что, выпустив последний снаряд, разбитый «Лейпциг» открыл кингстоны; оставшаяся в живых его команда в числе ста пятидесяти человек собралась посредине между двумя пылающими оконечностями корабля в надежде быть спасенной.
При таких условиях, конечно, происходило ужасающее избиение людей. К счастью, им удалось показать два зеленых фонаря, и наши суда прекратили огонь, поняв это как сигнал о сдаче.
Затем Cornwall и Glasgow подошли еще ближе, держась за кормой «Лейпцига» вне досягаемости его торпедного выстрела.
В 20.45 последовало приказание спустить шлюпки, и Люс подал сигнал, что посылает спасать людей. Ответа опять не последовало. К этому времени «Лейпциг», объятый дымом и пламенем, лег на левый борт. Шлюпки начали поднимать команду, успевшую прыгнуть за борт. В 21.23 «Лейпциг» перевернулся и медленно пошел ко дну. Несмотря на быстрый спуск шлюпок и их отважную работу, спасти удалось только пять офицеров и тринадцать матросов. Большинство попавших в воду не выдержали низкой температуры и погибли. Командир «Лейпцига», не раненый за время боя и до последней минуты подбодрявший своих людей, также погиб в ледяной воде, к великому огорчению всех свидетелей четырехчасового боя, который он вел с такой исключительной доблестью.
Потери наших крейсеров оказались ничтожны. Cornwall, хотя и получил 18 попаданий и имел небольшой крен на левый борт, не потерял ни одного человека даже раненым, a Glasgow, имевший два попадания, потерял одного убитым и четырех ранеными. Гибель «Лейпцига» произошла в 80 милях к югу от места гибели «Гнейзенау», и адмирал Стэрди, озабоченный тем, чтобы возобновить погоню за «Дрезденом» и «Нюрнбергом», запросил у Glasgow его координаты. Но после [469] бесчисленных поворотов за время боя последний не мог дать точный ответ. Кроме того, оба крейсера имели пробоины, сильно израсходовали запас угля и снарядов и все равно не могли бы начать погоню, если бы даже и знали, каким курсом надлежит следовать.
О Kent и «Нюрнберге», которые были потеряны из виду в начале боя, они также ничего сообщить не могли. На вызовы Kent не отвечал, однако беспокоиться за него не приходилось, хотя в начале погони Kent имел мало надежды на успех. Исключительно плохой ходок, он находился в 7 милях позади противника, причем до этого момента уже в течение 8 часов он шел полным ходом, поэтому машинная команда была сильно утомлена. Тем не менее люди совершили чудо — усиливая горение в топках сжиганием дерева, содранного с крейсера, они довели ход до 25 узлов, и он почти час шел таким небывалым ходом.
В 17 часов небо заволокло тучами, мокрый туман стал скрывать горизонт. Расстояние было менее 60 кабельтов, «Нюрнберг» открыл огонь из кормовых орудий. Залпы легли далеко за кормой. Kent отвечал, но наши 6-дюймовые орудия дали недолет.
При возобновлении огня через 10 минут снова были получены недолеты, туман сгустился, и наблюдать за падением снарядов стало затруднительно. Дальномеры из-за сильной вибрации корпуса не действовали.
Немецкие снаряды ложились очень хорошо, но попадание было только одно. Kent, как выяснилось впоследствии, за этот промежуток времени попал в «Нюрнберг» два раза, причем один снаряд попал в ватерлинию в кормовой части.
Около 17.30 обстоятельства изменились в нашу пользу. Kent неожиданно начал заметно нагонять противника — как оказалось, у «Нюрнберга» из-за форсированного хода вышли из строя два котла, вообще бывшие в плачевном состоянии. Ход его сразу упал до 19 узлов.
В 17.45 для неприятеля стала очевидной невозможность избежать боя, и он, повернув на 8 R влево, открыл бортовой огонь. Сумерки сгущались. Ответив на поворот «Нюрнберга» поворотом на 6 R, командир Kent лег на курс, сходящийся с курсом противника. Когда повороты закончились, [470] оба крейсера оказались на траверзе друг у друга на дистанции 30 кабельтов. Завязался горячий бой, и по мере того, как расстояние уменьшалось, стрельба Kent не оставляла желать лучшего.
Имея возможность держаться впереди крамбола неприятеля, командир Kent не опасался торпедного выстрела и продолжал сближаться. В 18 часов, когда расстояние уменьшилось до 15 кабельтов, «Нюрнберг» не выдержал и повернул вправо. Kent также повернул, но, чтобы не вывести из угла обстрела свои орудия, не столь круто, и расстояние стало увеличиваться. Однако попадания продолжались, и через 10 минут на «Нюрнберге» начался пожар. Фок-мачта полетела за борт, в действии оставались только два орудия. Ход его настолько уменьшился, что Kent обошел его и начал поворачивать на 8 R вправо, чтобы пройти под его носом. «Нюрнберг» повернул влево, желая таранить, как казалось многим, а, может, чтобы открыть огонь другим бортом. Момент этот оказался фатальным для врага — Kent накрыл его залпом всего борта с 17 ½ кабельтов.
Среди других попаданий два разорвавшихся вместе на полубаке 6-дюймовых снаряда смели носовую артиллерию. Все-таки «Нюрнберг» закончил поворот, и минуту-две бой велся на контркурсах. Перед тем как пройти перед носом «Нюрнберга», командир Kent быстро повернул, чтобы избежать торпедного выстрела, и открыл огонь левым бортом.
К 18.25 противник настолько потерял ход, что Kent пришлось повернуть на 16 R, чтобы не уйти от него. Не успел он закончить поворот, как «Нюрнберг» замолк, и Kent прекратил огонь.
Немецкий крейсер стоял недвижим, весь разбитый, в 27 ½ кабельтов, имея большой крен и сильно опустившись кормой; из-под полубака и мостика вырывалось громадное пламя. Никаких признаков жизни он не обнаруживал.
Все же Нюрнберг еще не тонул. Приблизившись до 15 кабельтов, Kent снова открыл огонь, так как флаг оставался поднятым.
Через несколько минут, около 19 часов, флаг спустили, и наши шлюпки начали спасать людей. Шлюпок было только две — все остальные оказались разбиты во время боя. В [471] 19.30 «Нюрнберг» перевернулся, повалившись на правый борт. Поиски экипажа продолжались до полной темноты, т. е. до 21 часа, но спасти удалось мало. Поднимали людей, плававших привязанными к койкам, но большинство, как и экипажи других немецких крейсеров, умирали от пребывания в холодной воде. Стаи кружащихся альбатросов накидывались даже на плавающих живых людей. Всего было спасено семь человек пленных, оставшихся в живых.
Kent получил около 40 попаданий, но, кроме разрушенной радиотелеграфной рубки, серьезных повреждений не имел.
Бронирование и казематы, несмотря на прекрасную стрельбу немцев, отлично защитили крейсер. Потери в личном составе сводились к четырем убитым и двенадцати раненым.
С угольщиками адмирала Шпее было покончено еще раньше. Получив в 11.25 приказание от адмирала Стэрди идти за ними вместе с Macedonia, командир Bristol капитан 1-го ранга Феншоу, немедленно повернув на WSW, в 12.30 встретился с Macedonia, и оба судна направились курсом S, пройдя порт Pleasant. Хотя они и прошли его не далее как в 12 милях, никаких признаков угольщиков обнаружено не было. До 14 часов, не видя пароходов, они оставались на прежнем курсе, а затем повернули на SO — по направлению, в котором скрылась германская эскадра. Почти тотчас после поворота капитан 1-го ранга Феншоу принял радиосообщение, что из поселка Fitzroy близ порта Pleasant видели пароходы, уходящие полным ходом. Через минуту-две на горизонте слева по носу показались дымы, и крейсеры бросились в погоню.
Угольщиков было только два — «Баден» и «Санта-Изабелла». В момент появления нашей эскадры они стояли на якоре, ожидая приказаний, третий же — «Зейдлиц» — имел распоряжение держаться в видимости своей эскадры в качестве госпитального судна. Видя, что английские крейсеры находятся к нему ближе, чем собственные, он ушел в юго-восточном направлении. Через полчаса погони Bristol нагнал пароходы и несколькими выстрелами принудил остановиться. Ввиду того что сигналом Стэрди было приказано «потопить транспорты», капитан Феншоу оказался в затруднении, [472] как с ними поступить, потому что они оказались не транспортами в военном значении этого слова, а были полны углем, весьма ценным для эскадры. Тем не менее командир Bristol, считая себя связанным формальным смыслом приказания, не выждав дальнейших событий, потопил их, пересадив предварительно команды на Macedonia и приказав последнему доставить пленных в Порт-Стэнли. Сам он направился догонять эскадру и через полчаса узнал о результате боя и о том, что им напрасно уничтожен полезный и ценный груз.
Сообщение о результатах боя были посланы Bristol открытым радиосообщением, и «Зейдлиц» его принял.
Вскоре после 20 часов, скрытый дождевыми шквалами, он услышал выстрелы милях в четырех по носу. По-видимому, это был бой «Лейпцига» с Cornwall и Glasgow. He будучи замечен, «Зейдлиц», повернув на West, благополучно ушел на юг в район льдов.
Следов «Дрездена» не было. Тотчас после гибели «Гнейзенау» Стэрди, беспокоясь за судьбу Orama и 8 угольщиков, пытался узнать от легких крейсеров, по какому направлению он ушел.
В 8.30 он приказал Carnarvon идти на север навстречу угольщикам и вести их в Порт-Стэнли. Сам же он направился с линейными крейсерами 18-узловым ходом в поиск к островам Staten с целью отрезать путь «Дрездену» на случай, если он попытается обогнуть мыс Горн; Bristol было приказано присоединиться.
О Kent с «Нюрнбергом» Стэрди сведений не имел, но как только узнал, что Glasgow и Cornwall покончили с «Лейпцигом», он приказал им (11.25) следовать в Магелланов пролив. Glasgow отвечал, что оба крейсера расстреляли почти все снаряды и что у Cornwall остается не более 250 тонн угля. Поэтому адмирал отменил распоряжение, приказав им вернуться в Порт-Стэнли и грузиться углем. Invincible и Inflexible продолжали свой поход, причем Bristol никаких новых указаний не получил, и, таким образом, проливы остались без наблюдения со стороны наших судов. Впоследствии адмирал Стэрди объяснил принятые им меры следующими соображениями. Не имея в это время сообщений [473] от Kent, он находился под впечатлением, что ушли не один, а два неприятельских легких крейсера. Располагая в тот момент только тремя судами, он мог осмотреть лишь ограниченный район, а так как германская эскадра перед боем грузилась углем у острова Огненная Земля, он считал, что вероятнее всего найти крейсеры в этом районе. Поэтому он продолжал идти избранным курсом, держа все три крейсера при себе.
9 декабря в 10.30 он находился в 50 милях от островов Staten. Погода резко ухудшилась, туман настолько сгустился, что дальнейший осмотр представлялся бесцельным. По показаниям пленных с «Лейпцига», легкие крейсеры немцев имели приказание уходить на юго-восточное побережье Америки, и Стэрди повернул, производя глубокий поиск в направлении на NNW. Bristol отправили радиосообщение идти на север и осмотреть западную группу Фолклендских островов. Поиск продолжался 24 часа, но безрезультатно, и около 10 часов 10 декабря Стэрди направился в Порт-Стэнли, куда вскоре прибыл Kent и сообщил о потоплении «Нюрнберга». О «Дрездене» стало известно лишь два дня спустя.
В целях поиска последнего адмирал намеревался после погрузки угля разделить эскадру на три отряда. Один отряд должен был искать «Дрезден» в районе острова Огненная Земля, другой — на восточном побережье до высоты Монтевидео, а третий — на побережье Бразилии. Но полученные им инструкции Адмиралтейства, которое еще не вполне было осведомлено о подробностях дела, привели к изменению этих намерений. В инструкциях требовали предпринять операции против трех крейсеров, не входивших в состав сил Шпее, — «Принца Эйтеля» (считалось, что он в районе Вальпараисо), «Карлсруэ» (о гибели которого не было известно) и «Кронпринца Вильгельма». О последнем ничего не было слышно со времени потопления им парохода Cerrentina у Монтевидео. Против «Принца Эйтеля» должна была действовать соединенная Северная тихоокеанская эскадра, за исключением Australia, имевшей предписание пройти Панамским каналом в Атлантический океан. Остальные — Newcastle, Idzumo и Asama — должны были произвести поиск [474] с юга с островов Галапагос, причем им навстречу надлежало выслать Kent со вспомогательным крейсером для предварительного осмотра Чилийского побережья. Самому Стэрди предписывалось искать два других неприятельских крейсера и для этой цели разделить эскадру на два отряда. Для обслуживания юго-восточного района оставались Carnarvon и Glasgow с двумя вспомогательными крейсерами под начальством адмирала Стоддарта.
Всем остальным судам надлежало идти на север, а Canopus — на охрану в Abrolhos Rock, куда в скором времени должен был прийти с мыса Доброй Надежды Dartmouth.
На следующий день (12 декабря) инструкции были изменены. Адмиралтейство уже знало, что «Дрезден» ускользнул; к тому же вызывало беспокойство положение в отечественных водах.
Линейные крейсеры требовались Гранд-Флиту как можно скорее, и Стэрди получил приказание сдать Стоддарту командование над всеми остальными крейсерами для поисков «Дрездена», чтобы, как только с последним будет покончено, Стоддарт шел на север искать остальные крейсеры немцев. В дальнейшем ему сообщалось, что Australia слишком велика и не пройдет через канал. Потому она отправится в Англию с заходом на Фолклендские острова, а Melbourne, пришедший в Гибралтар, имеет приказание спешить на Бермуды, так как получены сведения о появлении «Карлсруэ» на Багамах.
Через час после отправления телеграммы с последними инструкциями Стэрди в Лондоне получили срочную телеграмму нашего консула в Пунта-Аренас, сообщавшего, что «Дрезден» Магеллановым проливом не проходил. Немедленно инструкции Стэрди были изменены с приказанием использовать линейные крейсеры против «Дрездена». Четыре часа спустя, когда выяснилось, что чилийские власти собираются разрешить «Дрездену» грузиться углем, Стэрди получил вторичное подтверждение приказания немедленно гнаться за «Дрезденом».
Последнее распоряжение Стэрди предупредил. Сообщение о появлении «Дрездена» в Пунта-Аренас он получил в 15 часов 13 декабря, на 1 час 45 минут раньше телеграммы [475] Адмиралтейства (учитывая, что это сообщение уже запаздывало на 36 часов). Единственным крейсером, готовым в этот момент к выходу в море, был Bristol. Через два часа он вышел, а в 20.30 за ним последовали Inflexible и Glasgow под общим командованием командира Inflexible. Позже адмирал Стоддарт с Carnarvon и Cornwall были послан на осмотр побережья Патагонии, а на следующее утро, по приказанию из Лондона, Kent и Orama пошли на западное побережье на поиски «Принца Эйтеля».
Адмирал Стэрди считал, что лучшим выходом из положения будет его немедленное возвращение на Invincible в Англию, a Inflexible пойдет затем самостоятельно, но не позднее 29 декабря.
16 декабря Стэрди снялся с якоря. 17 декабря пришло окончательное приказание Адмиралтейства о срочном возвращении обоих крейсеров с заходом в Сан-Висенти для приема боевых припасов. Поиски «Дрездена» возлагались на адмирала Стоддарта.
К этому времени выяснилось, что «птичка улетела» из Пунта-Аренас, и Inflexible, 19 декабря вышедший в Тихий океан, повернул обратно.
Так закончилась операция, известная под названием Фолклендского боя. Из пяти неприятельских крейсеров и трех угольщиков, составлявших эскадру адмирала Шпее, один крейсер и один угольщик ускользнули. По британским понятиям, победа не могла считаться полной — один легкий крейсер остался, и море не освободилось от опасности, но серьезное препятствие было устранено.
В стратегическом отношении, как признавали и немцы, мы одержали большой успех. В тактическом вследствие большого нашего преимущества в силах он был невелик.
Стоит отметить немалую заслугу адмирала Стэрди, уничтожившего сильную неприятельскую эскадру без всяких повреждений столь ценных для Гранд-Флита боевых единиц.
Риск, связанный с посылкой линейных крейсеров, был велик, но Адмиралтейство, взвесив все обстоятельства, пошло на него, и сделало это вовремя.
Могут сказать, что встреча на Фолклендских островах произошла только благодаря счастливому стечению обстоятельств, [476] но как бы то ни было достижением этого мы обязаны золотому правилу Нельсона: «Не терять задувшего ветра», которым руководствовались те, кто разрабатывал план всей широкой операции, выполненной столь удачно без всякого ослабления боевой мощи флота.
После Фолклендского боя появилась возможность сосредоточить на главном театре военных действий все силы флота. А это было весьма значимым результатом, достигнутым в ходе войны.