Общее заключение

Организация русской артиллерии за последние 20 лет перед первой мировой войной отличалась крайней неопределенностью и несоответствием требованиям того времени, что неблагоприятно отражалось на ее боевой подготовке.

Высшее руководство в артиллерии возглавлялось генерал-инспектором артиллерии. Но по существовавшему закону он не являлся начальником артиллерии и не имел права самостоятельно проводить в жизнь мероприятия для усовершенствования той или иной отрасли артиллерийского дела. Он был подчинен военному министру и через него только мог «возбуждать вопросы». Вопросы эти, относящиеся главным образом к боевой подготовке артиллерии, мало интересовали военного министра, так как по закону он обязан был лишь «наблюдать за благоустройством войск», а понятие «благоустройство» не включает ни руководства, ни наблюдения за боевой подготовкой войск и, следовательно, ни то, ни другое не входило в его прямые обязанности. Вопросы, возбуждаемые генерал-инспектором артиллерии, военный министр (в особенности генерал Сухомлинов) в большинстве случаев передавал на рассмотрение в главные управления военного министерства, где они нередко получали несвоевременное или неправильное разрешение, а иногда даже «клались под сукно».

Несмотря на дефекты организации высшего управления артиллерией, генерал-инспектор артиллерии все же осуществлял руководство ею в довоенное время. Но с объявлением войны, оставаясь в глубоком тылу в подчинении военному министру, он лишался возможности руководить и влиять на целесообразность боевого использования артиллерии действующей армии.

Главными строевыми начальниками артиллерии и прочих войск, находящихся в пределах того или иного военного округа, являлись командующие войсками округа, но они не в состоянии были лично руководить подготовкой подчиненной им артиллерии, так как у них не было ближайших помощников специалистов артиллерийского дела.

Во время войны такие артиллеристы в особенности были необходимы в высших войсковых штабах русской армии ввиду слабой подготовки в артиллерийском отношении общевойсковых начальников, [397] не исключая и тех, которые имели подготовку Генерального штаба. Между тем в 1914–1915 гг. таких артиллеристов не было ни при штабе верховного главнокомандующего, ни при штабах главнокомандующих фронтами и командующих армиями.

Один из выдающихся артиллеристов того времени, командированный в октябре 1914 г. на Юго-Западный фронт, в своем отчете докладывал верховному командованию: «отсутствие артиллеристов при штабах и управлениях высших и старших войсковых начальников, при недостаточном знакомстве последних со свойствами современной артиллерии, привело к тому, что неправильная постановка задач артиллерии и многие ошибки в отношении применения ее в бою оставались без исправления, не устранялись и повторялись в еще большей степени».

Потребовались еще все поражения 1915 г., чтобы, наконец, в связи со сменой верховного командования русской армии, созрело решение пересмотреть вопрос организации управления артиллерийским делом на театре военных действий.

В январе 1916 г. при верховном главнокомандующем создана была должность полевого генерал-инспектора артиллерии, которому предоставлены были широкие полномочия в отношении общего руководства и наблюдения по всем вопросам артиллерийской части действующей армии. Исполнительным органом полевого генерал-инспектора артиллерии служило его управление (Упарт), сформированное при штабе главковерха. Затем в первые два месяца существования Упарта созданы были должности инспекторов артиллерии фронта и армии и разработаны новые положения об инспекторах артиллерии фронта, армии и корпуса.

При разработке этих положений существенным упущением являлось то, что везде, где в положениях говорилось об обязанностях того или иного инспектора наблюдать за правильным использованием в бою артиллерии, сохранена была рутинная приписка: «в техническом отношении». Оговорка эта была вредным пережитком того времени, когда Генеральный штаб считал тактику, так сказать, «своей монополией». В старой русской армии указанная оговорка понималась командным и начальствующим составом в том смысле, что инспектор артиллерии вправе был наблюдать только за правильностью разведки, выбора и занятия позиций, установления связи, ведения стрельбы, применения того или иного типа орудий и снарядов и т. п., но не за правильностью боевого использования артиллерии в тактическом отношении. Между тем никакая самая совершенная техническая работа артиллерии не обеспечит правильности ее боевого использования, если артиллерии будут ставиться несообразные боевые задачи. Такая оговорка до некоторой степени позволяла артиллеристам считать себя не ответственными за тактическую сторону боевых действий своей артиллерии, а с другой стороны, позволяла общевойсковым начальникам иногда перекладывать свои тактические ошибки на технику артиллерии. [398]

Опыт первой мировой войны указал на безусловйную необходимость единой организации высшего управления артиллерии как в мирное, так и в военное время. Управление артиллерией должно быть объединено в руках единого, на мирное и на военное время, начальника, подчиненного непосредственно верховному командованию армии. Начальник артиллерии обязан ведать всей строевой и боевой службой артиллерии, ее техникой и тактикой, а также снабжением артиллерии предметами материальной части и боеприпасами, понимая под снабжением расчет потребности, требование и отпуск предметов частям артиллерии, но не заготовление предметов снабжения артиллерии. Дело заготовления их должно находиться в ведении особого артиллерийского управления заготовлений (ГАУ), подчиненного отдельному своему начальнику, непосредственно подчиненному верховному командованию армии.

Несовершенство организации и недостаточность артиллерии русской армии сказались с первых дней войны. Тогда же началось и в течение 1914–1915 гг. войны продолжалось поспешное бесплановое, от случая к случаю, осуществление организационных мероприятий и формирований новых артиллерийских частей как во внутренних округах, так и на театре военных действий, и нередко, особенно в начале войны, распоряжением главнокомандующих фронтами, командующих армиями и других начальников, которым не было предоставлено право формирований. При этом мало считались с основными принципами организации, и даже такими, как: «правильная организация не терпит импровизации».

Не считались и с тем, что новые формирования, производившуюся за счет существующих артиллерийских частей и войсковых артиллерийских запасов, расстраивают эти части и истощают запасы.

С 1916 г. Управление полевого генерал-инспектора артиллерий стремилось внести планомерность в дело организации и формирования артиллерии, но это ему далеко не всегда удавалось.

Опыт первой мировой войны указал на необходимость избегать новых формирований артиллерийских частей во время войны вообще и в особенности на фронтах действующей армии за счет фронтовых артиллерийских запасов и находящихся на фронтах частей артиллерии.

С самого начала войны выяснилось, что артиллерийский огонь наносит наибольшие потери и является самым уничтожающим. В первую мировую войну потери пехоты от артиллерийского огня доходили до 75% и в среднем почти в три раза превышали потери от ружейного и пулеметного огня. Огонь артиллерии, особенно тяжелой, действовал потрясающе на пехоту, нередко совершенно подрывая ее моральные силы. В период позиционной борьбы артиллерия получила почти решающее значение, так как только ее мощным огнем можно было подготовить прорыв сильно укрепленной оборонительной полосы противника и обеспечить возможность атакующей пехоте занять без тяжелых потерь неприятельскую позицию, разрушенную и обезвреженную огнем артиллерии. [399]

Между тем недооценка руководящими кругами царской русской армии значения техники в военном деле, господствующее стремление к «единству калибра и единству снаряда» в артиллерии, гипноз кажущихся несомненными преимуществ 76-мм полевой пушки для решения задач маневренного боя быстрыми, внезапными ударами и многое другое, о чем говорилось выше в этом труде, — все это привело к тому, что русская армия начала первую мировую войну, будучи весьма слабо обеспеченной артиллерией вообще, и по числу орудий и их мощности значительно уступала армиям своих противников.

Еще в 1900 г. с принятием на вооружение русской артиллерии полевых скорострельных 76-мм пушек было признано, что громоздкие 8-орудийные батареи совершенно не отвечают свойствам этих пушек. Но необходимая реорганизация этих батарей была осуществлена лишь во время войны: в первый год войны перешли к 6-орудийным, а в последний 1917 г. — к 4-орудийным батареям.

С целью усиления полевой артиллерии в количественном отношении во время войны были сформированы 583 полевые батареи, в том числе: 368 легких пушечных, 138 легких гаубичных, 35 горных и 42 конных и казачьих, причем 3 конные батареи были вооружены 114-мм английскими гаубицами (это был первый сформированный в русской армии конно-гаубичный дивизион).

Недооценка преобладающей роли тяжелой артиллерии сказалась особенно скоро и крайне остро. Под впечатлением первых боевых неудач пришлось создавать тяжелую артиллерию с самого начала и во все время войны наспех, и еще более путем импровизации, чем формирование полевой легкой артиллерии. В первое время войны тяжелые батареи вооружались орудиями старых образцов крепостного и берегового типа, и только с 1916 г. орудиями новейших образцов, поступавшими главным образом по заказам из-за границы.

В 1916–1917 гг. дело формирования тяжелой артиллерии было упорядочено, установлены были определенные организационные формы, штаты и табели. В эти годы распоряжением Упарта создана была тяжелая артиллерия особого назначения (ТАОН) в виде артиллерийского резерва верховного главнокомандующего, на вооружение которой переданы были более мощные орудия.

Идея сформирования ТАОН в виде сильнейшего ударного артиллерийского «кулака» для прорыва укрепленной полосы противника в районе, намеченном для нанесения решающего удара, оправдала себя в полной мере. В июле 1917 г. огнем тяжелых батарей ТАОН в оборонительной полосе австро-германцев на Юго-Западном и Западном фронтах были образованы широкие бреши, неприятельские укрепления были разрушены и во многих местах были сравнены с землей; русская пехота, не встречая сопротивления и почти без потерь, заняла позиции противника.

К июльскому наступлению 1917 г. ТАОН состояла из 176 батарей с 632 орудиями разных образцов и калибров — от 4 противосамолетных (зенитных) 76-мм пушек до 32 тяжелых 305-мм гаубиц. [400]

В общем за период 1914–191? гг. было сформировано 547 тяжелых батарей, на вооружение которых выделено огромное для России того времени число — 2 096 разных орудий. В процентном отношении в тяжелой артиллерии число батарей увеличилось на 548%, а число орудий на 495%.

Полевая легкая артиллерия увеличилась за время войны по числу батарей почти вдвое — на 580 батарей и на 1958 орудий. Причем в легкой артиллерии наибольший процент увеличения приходился на гаубичную артиллерию (162%), что вызвано было, с одной стороны, бессилием легких и конных 76-мм пушек, имеющих настильную траекторию, против укрытых целей, с другой стороны, необходимостью применения более мощного снаряда для разрушения прочных сооружений, создаваемых в период позиционной борьбы.

В тяжелой артиллерии процент гаубиц должен быть еще выше, чем в легкой. Между тем в русской тяжелой артиллерии к концу войны в 1917 г. пушечных батарей было, наоборот, больше, чем гаубичных (234 пушечных и лишь 155 гаубичных). Это объясняется необходимостью восполнить недостаток тяжелой артиллерии всякими сколько-нибудь подходящими орудиями, имеющими более мощный снаряд и достаточную дальность. Поэтому в состав тяжелой артиллерии пришлось включить много пушечных батарей, вооруженных пушками устаревших систем: 107-мм обр. 1877 г., 152-мм в 120, 190 и 200 пуд. обр. 1877 и 1904 гг., 229-мм береговые обр. 1867 г., 155-мм французские обр. 1877 г., 127-мм английские и другие.

К марту 1916 г. на всех русских фронтах имелось 516 тяжелых устаревших орудий, взятых главным образом из крепостей, и лишь 440 полевых тяжелых орудий современных образцов калибром не свыше 152 мм. Словом, артиллерийские средства, имевшиеся в то время в распоряжении русской армии, далеко не соответствовали поставленной русским командованием грандиозной наступательной задаче прорыва сильно укрепленной неприятельской позиции.

Наштаверх генерал Алексеев, сообщая весной 1916 г. французскому главнокомандующему генералу Жоффру о бедности русской армии тяжелыми орудиями, заканчивал свое письмо: «...Отсюда понятны те трудности, с которыми приходится иметь дело нашей пехоте при атаке укрепленных позиций противника».

К началу первой мировой войны русская армия имела в общем слабо вооруженную артиллерию, очень мало полевых легких гаубиц, еще меньше полевых тяжелых батарей, и вовсе не была обеспечена организованной тяжелой артиллерией осадного типа; вооружение же русских крепостей было устарелым, совершенно не отвечающим современным требованиям, и служило источником скорее слабости, чем силы крепостей.

До самого конца войны, несмотря на значительное увеличение числа батарей — на 95% и числа орудий — на 45%, все же русская армия оставалась сравнительно слабо обеспеченной артиллерией вообще и тяжелой в особенности. [401]

Основные образцы орудий полевой легкой и полевой тяжелой русской артиллерии не уступали в общем однотипным орудиям австро-германской артиллерии, а в некоторых отношениях по своим балистическим данным даже превосходили их. Но вооружение русской тяжелой артиллерии более мощными орудиями осадно-позиционного типа оставалось до самого конца войны значительно более слабым по сравнению с вооружением артиллерии германской, австрийской и даже французской.

Для ТАОН назначено было из крепостей лишь 6 пушек 254-мм, а потому правильнее, считать, что наибольший калибр русских тяжелых пушек — 152 мм, тогда как у германцев имелись пушки 210-мм, 240-мм и 380-мм калибра. Что же касается тяжелых гаубиц, то на вооружении русской артиллерии их не было крупнее 305-мм калибра, тогда как у германцев имелись 42-см мортиры, а у французов к концу войны появились 400-мм и даже 520-мм гаубицы. Русская артиллерия не имела сверхдальнобойных пушек, подобных германской пушке «Колоссаль», стрелявшей по Парижу с расстояния 100–120 км, или французской 210-мм пушке на железнодорожной установке с дальностью до 120 км.

Но необходимо отметить, что русские артиллеристы представляли себе большое значение орудий крупных калибров еще до мировой войны 1914–1918 гг. и раньше германцев.

Русские артиллеристы узнали об опытах в Германии с 42-см мортирами в 1913 г. Но на основании березанских опытов, произведенных в России еще в 1912 г., они пришли к заключению, что для разрушения прочных укреплений, сооруженных с применением железобетона, необходимо ввести на вооружение тяжелой осадной артиллерии 420-мм гаубицу. Проект такой гаубицы был тогда же разработан членом Артиллерийского комитета ГАУ профессором Дурляховым, но ввиду низкого уровня производственной техники орудийных заводов России опытный экземпляр 420-мм гаубицы (мортиры) пришлось заказать во Франции заводу Шнейдера, как приходилось заказывать иностранным заводам большинство других образцов орудий для русской тяжелой артиллерии. Вообще, если бы русская индустриальная промышленность стояла в то время на должной высоте, то в деле развития и усовершенствования русской артиллерии не пришлось бы тогда плестись в хвосте европейских армий, постоянно запаздывая с осуществлением идей усовершенствования своего вооружения, часто зарождавшихся у русских артиллеристов, но за неимением своих необходимых производственных возможностей становившихся достоянием заграничных заводов.

Главной причиной слабости русской артиллерии как в отношении количественного обеспечения армии артиллерийскими орудиями и прочими средствами вооружения, так и в особенности в отношении образцов тяжелых орудий являлось недостаточное развитие техники и производительных сил промышленности старой России. [402]

Россия оказалась к началу первой мировой войны неподготовленной в артиллерийском отношении к борьбе с воздушным врагом и, слабая техническими средствами, оставалась до конца войны позади своих врагов.

Военная авиация ввиду огромного ее значения как нового могучего боевого средства быстро развивалась во время первой мировой войны. Создалась такая угроза удара с воздуха, с которой необходимо было серьезно считаться. В России только во время войны стали изыскиваться средства для борьбы артиллерии с самолетами.

Первые 12 экземпляров специальных зенитных 76-мм пушек системы Тарновского-Лендера были изготовлены Путиловским заводом лишь в марте 1915 г. За время войны было изготовлено только 76 таких пушек, тогда как по минимальному расчету требовалось для армии 584 таких пушек. Пришлось сформировать 220 батарей для стрельбы по воздушным целям, вооружив их приспособленными полевыми 76-мм пушками на кустарных установках, но ввиду ничтожной продуктивности стрельбы из таких приспособленных пушек по быстро летящим целям батареи эти нельзя считать «зенитными».

Русская армия не имела к началу войны артиллерии для непосредственного действия с пехотой в бою — полковой, батальонной, траншейной, не имела ни бомбометов, ни минометов.

Опыт войны заставил серьезно задуматься над вопросом о придаче пехоте таких частей артиллерии, которые были бы органически с нею связаны и действовали бы с нею в бою плечо к плечу, немедленно отвечая на все ее запросы и решая огнем поставленные ею боевые задачи.

Такую артиллерию пришлось создавать во время войны, наспех заказывая сколько-нибудь подходящие орудия русским заводам или получая их от заграничных заводов.

Первая мировая война поставила артиллерийской технике множество самых разнообразных задач, потребовавших для разрешения предварительной научной разработки и привлечения к исполнению почти всех научно-технических, изобретательских и производственных сил страны. Но ввиду слабого развития этих сил в царской России она оставалась в отношении достижений военной техники на одном из последних мест среди европейских государств того времени.

Во время войны русская научно-техническая и изобретательская мысль работала для нужд своей артиллерии в следующих направлениях: а) в отношении изобретения новых средств разрушения и уничтожения, б) в области усовершенствования существующей техники артиллерии, в) в отношении облегчения и упрощения производства предметов артиллерийского вооружения с целью получения массового выхода этих предметов в кратчайшие сроки.

Во время войны Артиллерийскому комитету ГАУ и Упарту приходилось давать заключения и производить испытания по чрезвычайно [403] большому числу вопросов артиллерийской техники, возникающих по заданиям из действующей армии, по инициативе ГАУ и отдельных научно-технических работников и по инициативным предложениям изобретателей, нередко не имевших надлежащей технической квалификации.

Разработка многих вопросов, не исключая некоторых заслуживающих серьезного внимания, осталась незаконченной или в стадии испытания вследствие больших трудностей разрешения этих вопросов или даже непосильности их осуществления для русской техники. Многие вопросы отклонялись как не заслуживающие внимания или признаваемые несвоевременными. Только немногие из них получили положительное разрешение и были проведены в жизнь, причем важнейшее значение имели химические средства борьбы, относившиеся в то время к средствам артиллерийским.

Русскими учеными химиками и техниками во время войны был разрешен и практически осуществлен ряд химических задач большого научного и практического значения — не только военного, но и общегражданского. Образованный при ГАУ Химический комитет организовал, попутно с развитием производства пороха, взрывчатых и отравляющих веществ, производство кислот и других химических продуктов, необходимых для целей мирного времени.

Результаты работы Химического комитета ГАУ, оказавшего немалую услугу армии и стране, были бы неизмеримо больше, если бы русская химическая промышленность была подготовлена для обороны еще в мирное время. Тогда не приходилось бы большую часть огромного количества химических веществ, требующихся для армии, получать по заграничным заказам, главным образом из Америки.

Генеральный штаб царской русской армии при руководстве подготовкой обороны страны допустил глубокую ошибку в предположении кратковременности предстоящей войны и ведения ее за счет заготовляемых в мирное время мобилизационных запасов предметов артиллерийского вооружения. Колоссальные потребности современной большой войны, продолжительность которой нельзя к тому же предусмотреть, нельзя покрыть никакими заблаговременно заготовленными мобилизационными запасами. Такие запасы необходимы только для начала войны, а затем война ведется на те средства, какие будут предоставлены производительными силами своей страны.

Правящие верхи царской России и ее Генеральный штаб не предусмотрели и не учли первенствующего значения экономики для современной войны, не подготовили к обороне промышленность и все хозяйство страны. В результате Россия во время войны оказалась в экономическом отношении и особенно в отношении заготовления предметов вооружения армии в полной зависимости от иностранных капиталистов и заводчиков. [404]

Русские, готовясь к войне, не предвидели ни ее продолжительности, ни колоссальности масштаба, ни огромного расхода предметов боевого снабжения вообще и в особенности расхода боевых припасов, достигшего по тому времени «чудовищных размеров». В течение всей мировой войны было израсходовано в общей сумме выстрелов всех калибров: русской артиллерией до 50 миллионов, австро-венгерской до 70 и германской около 272 миллионов; французская артиллерия израсходовала выстрелов только 75-мм и 155-мм калибров около 192 миллионов.

Эти расходы артиллерийских выстрелов покрывались не мобилизационными запасами, заготовленными в довоенное время, а производительностью заводов, мобилизованных для изготовления боеприпасов и работавших во время войны.

Расход артиллерийских снарядов, казавшийся «чудовищным» в первую мировую войну, при современных условиях, когда появились новые массовые объекты артиллерийского поражения — воздушный флот, танки, автоброневые части, когда увеличились дальнобойность, мощность и скорострельность орудий и пр., принял несравненно еще более колоссальные размеры. Достаточно указать, что во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. при штурме Берлина советская артиллерия обрушила на него «многие сотни тысяч мин и снарядов, общим весом в 1 600 000 пудов!»{843} и что советскими заводами «только в 1944 г. было выпущено свыше 240 миллионов снарядов, бомб и мин и 7 миллиардов 400 миллионов патронов»{844}. Возникшие в период Отечественной войны колоссальнейшие, действительно «чудовищные» расходы предметов боевого снабжения покрывались производительными силами Советского Союза.

Опыт первой мировой войны совершенно ясно указал, что при современных условиях вести войну на запасы боевого снабжения, образованные в мирное время, нельзя. Необходимо соответствующие заводы заблаговременно так подготовить к войне, чтобы они отмобилизовались одновременно с войсками и одновременно с ними же вступили в работу. Чем скорее и чем на большую производительность развернутся заводы, тем скорее и полнее будет обеспечена артиллерия боеприпасами и прочими предметами боевого снабжения.

Запасы снарядов и прочих предметов необходимо заготовлять для артиллерии и в мирное время, но не на полную потребность войны, так как определить эту потребность и невозможно, а лишь на первый период войны, пока мобилизованная промышленность станет подавать боевые припасы и прочие предметы боевого снабжения в достаточном количестве. И чем короче будет мобилизационный период развертывания производства промышленности, тем меньше может быть размер мобилизационного запаса [405] боевого снабжения, заготовляемого на случай войны в мирное время.

Особенно больным местом боевого снабжения во время первой мировой войны было обеспечение русской артиллерии боевыми припасами (выстрелами).

Высшее руководство русской армии, подготавливаясь к будущей большой войне на основе опыта минувшей войны с Японией, должно было предвидеть, что расход боеприпасов в предстоящей войне в значительной степени превзойдет расход русско-японской войны. Оно должно было считаться также и с тем, что стеснение батарей в расходовании боевых припасов во время боя действует угнетающим образом на войска и приводит к упущению возможностей нанести неприятелю существенный вред внезапным массированным огнем.

Руководители русской армии, не обращая внимания на указанные соображения, решили вести войну за счет мобилизационных запасов орудийных выстрелов, заготовленных в мирное время по расчету, определенному в зависимости от расхода выстрелов в период русско-японской войны. При этом они базировались на господствующем в то время убеждении генеральных штабов, что предстоящая война будет «молниеносной» и продлится несколько месяцев, так как во всяком случае ранее годичного срока войны наступит истощение воюющих сторон.

В результате остановились на том: а) что для мобилизационного запаса должно быть заготовлено по 1000 выстрелов на 76-мм легкую и конную пушку, на 122-мм и на 152-мм гаубицу и по 1200 выстрелов на 76-мм горную пушку и на 107-мм полевую тяжелую пушку; б) что для пополнения расхода снарядов во время войны заводы должны изготовлять в среднем по 100 патронов на 76-мм пушку в месяц (или лишь по 3 патрона в день).

В первый период войны и почти до 1916 г. в деле снабжения действующей армии пушечными патронами царил полный беспорядок. Получалось так, что при наличии вообще довольно значительного количества 76-мм патронов на фронтах и в тылу в армии нередко их не оказывалось там, где в них была острая нужда.

Благодаря неудовлетворительной организации снабжения и бережливости в расходовании боеприпасов, доходящей иногда до скопидомства, израсходовано было в течение первых 5 месяцев войны лишь около 2 1/2 миллионов 76-мм патронов и к январю 1915 г. оставался неизрасходованным запас до 4 1/2 миллионов патронов этого калибра. Сверх этого запаса ГАУ в начале 1915 г. могло давать на фронт ежемесячно лишь 300–400 тысяч 76-мм патронов. С такими ресурсами нельзя было решаться на сколько-нибудь серьезные боевые операции. Тем не менее русское командование задумало в начале 1915 г. вести операции на Карпатах и в Восточной Пруссии, закончившиеся крайне неудачно и приведшие к катастрофе в питании 76-мм патронами. После тяжелых [406] дней поражения и отступления в 1915 г. русская армия перешла к позиционной борьбе.

Лишь к третьему году войны русская легкая пушечная артиллерия, благодаря наступившему некоторому затишью операций на фронтах и усилившемуся поступлению 76-мм патронов от русских и заграничных заводов, стала довольно обеспечена патронами и со второй половины 1916 г. до конца войны не терпела в них недостатка.

Но в выстрелах для легких гаубиц и для тяжелых орудий, в особенности для орудий крупных калибров, русская артиллерия терпела большой недостаток во все время первой мировой войны. В начале войны этот недостаток не вызывал тревоги, так как русское командование полагало, что в условиях полевого маневренного боя главную и почти решающую роль будет играть полевая пушечная 76-мм артиллерия.

С 1915 г. снарядный голод был причиной ослабления боевой деятельности русской артиллерии. Нередко легкие полевые гаубицы, а иногда и легкие полевые пушки открывали огонь лишь по особому разрешению с указанием ограниченного расхода снарядов; что же касается тяжелой артиллерии, то ей разрешалось вести огонь всегда ограниченным числом выстрелов и только непосредственно перед и во время той или иной (серьезной боевой операции, тогда как немцы ежедневно усиленно обстреливали русские позиции тяжелыми снарядами.

Орудия крупных калибров получали в общем лишь одну десятую долю того количества выстрелов, какое им требовалось по самому осторожному, почти минимальному расчету. И если бы не кое-какие запасы подходящих снарядов береговых крепостей, а также не некоторая помощь со стороны военно-морского флота, то находящаяся на фронтах тяжелая артиллерия крупных калибров была бы обречена на молчание.

Недостаток легких гаубичных и всяких тяжелых снарядов объясняется прежде всего слабостью технического оборудования и производительности русских снарядных заводов. В России лишь один завод морского ведомства и два горных завода могли изготовлять снаряды 152-мм и более крупных калибров, причем производили их, особенно горные заводы, в крайне ограниченном количестве. Мобилизованная русская промышленность могла производить во время войны, начиная с 1916 г., почти достаточное число 76-мм снарядов, так как производство их было доступно для русских заводов; производство же снарядов крупного калибра чрезвычайно трудно и требует мощного заводского оборудования, а потому русская артиллерия получала такие снаряды главным образом от иностранных заводов, причем получала весьма мало — обычно вместе с орудиями, изготовленными ими же.

Основанием для определения мобилизационного запаса артиллерийских выстрелов и мобилизационного задания для снарядной промышленности может служить ежемесячная потребность в выстрелах [407] в военное время, исчисляемая по современным данным с учетом данных минувшего опыта войны. Ввиду крайне изменчивой обстановки и разнообразия задач, какие выпадали на долю артиллерии в маневренных условиях первой мировой войны, попытка Упарта установить ежемесячный размер расхода артиллерийских выстрелов оказались довольно сомнительными.

Во всяком случае при установлении нормы ежемесячного расхода артиллерийских выстрелов необходимо всегда иметь в виду, что экономия выстрелов неуместна в тех случаях, когда от артиллерии требуется мощная огневая поддержка и когда от ее поддержки может зависеть участь решения сражения и, в частности, уменьшение потерь своей пехоты. В подобных случаях приходится использовать в полной мере скорострельность орудий, даже ни считаясь с тем, что при этом можно в сравнительно короткий срок расстрелять то предельное число выстрелов, за которым следует, порча орудий. При оборонной подготовке заводов необходимо поэтому иметь в виду, что им придется во время войны изготовлять и исправлять большое число орудий, чтобы своевременно пополнять убыль их в частях артиллерии, и что еще в мирное время нужно образовать некоторый мобилизационный запас орудий, чтобы покрывать ими потребность артиллерии в первый период войны, пока орудийные заводы отмобилизуются и развернут свою производительность.

Что касается недочетов в организации питания артиллерии боеприпасами, способствовавших возникновению «снарядного голодая в 1914–1915 гг., то они были устранены в 1916 г., когда была установлена определенная правильная схема снабжения армии боеприпасами и прочими предметами вооружения, вполне оправдавшаяся на опыте войны в 1916–1917 гг.

Подготовка русской армии к предстоящей войне с Германией велась в общем в духе решительных наступательных действий, поддерживаемых артиллерийским огнем. Но в чем именно должна выражаться артиллерийская поддержка — это предоставлялось решать самим артиллеристам.

Оборона признавалась только активная, имеющая в виду расстроить неприятеля огнем и, подорвав его силы, перейти в наступление и разбить его.

Русские артиллеристы, выступая на фронт мировой войны 1914–1918 гг., своей основной обязанностью в бою считали огневую поддержку пехоты и других войск во всех случаях. Они представляли себе поддержку атаки так: артиллерийский огонь должен загнать обороняющегося за закрытия, лишить его возможности стрелять и тем обеспечить атакующей пехоте безопасное продвижение вперед.

В первых же сражениях первой мировой войны выяснилось огромное значение артиллерии. Опыт войны показал, что центр тяжести сражения заключается в самом широком применении артиллерийского огня, так как без этого нельзя было достигнуть сколько-нибудь существенных результатов. [408]

В сфере сильного артиллерийского и пулеметного огня противника войска не могли продвигаться и выполнять поставленные им задачи. Продвижение вперед пехоты в бою оказывалось возможным лишь при непрерывном и самом энергичном огневом содействии артиллерии, расчищающей подступы к противнику. Необходимо было добиваться огневого превосходства своей артиллерии над огнем неприятеля путем уничтожения его огневых средств и живой силы или хотя бы путем нейтрализации последней.

В период маневренных боевых действий в самом начале войны от артиллерии потребовалась не только огневая поддержка, но и предварительная подготовка атаки огнем, а для атаки укрепившегося противника потребовалась планомерная артиллерийская подготовка — довольно длительная, уничтожающая и истощающая.

Уже в маневренных условиях выявилось чрезвычайное разнообразие задач артиллерии, потребовавших для их разрешения огромного числа орудий разных систем и калибров, обладающих и отлогой и крутой траекториями, обильно снабженных различного типа снарядами. В период позиционной борьбы для прорыва сильно укрепленной полосы противника и для разрушения бетонных, железобетонных и других особо прочных сооружений, созданных по последнему слову военно-инженерной техники, потребовалось применение орудий самой большой мощности.

Между тем в довоенное время громадные успехи артиллерийской техники отражались на русской армии далеко не в такой степени, как это требовалось в предвидении большой войны и как это требовал жестокий урок минувшей русско-японской войны.

Опыт мировой войны 1914–1918 гг. указал на безусловную необходимость организованности боевых действий артиллерии, выражающейся прежде всего в объединении управления огнем большей части артиллерии в руках старшего артиллерийского начальника и в своевременном сосредоточении артиллерийского огня по важнейшим целям в решающем направлении.

Централизованное управление огнем артиллерии, необходимое в целях достижения сосредоточенного, массированного, уничтожающего огня, не должно, однако, ограничивать проявление личной инициативы артиллерийских начальников и командиров в пределах поставленной артиллерии задачи.

Первая мировая война подчеркнула в резкой и ясной форме основные идеи тактики артиллерии: внезапность, массирование, сосредоточение и глубина поражения огня; объединение боевых действий артиллерии. Идеи эти проводились в русской артиллерии еще в довоенное время, в 1906–1914 гг.

Война подтвердила, что основное значение артиллерии: оказывать могущественную огневую помощь своим войскам — в наступлении расчищать им путь огнем, уничтожая живую силу неприятеля [409] и разрушая создаваемые им преграды и укрепления; в обороне преграждать путь наступающему неприятелю, уничтожая его.

Война ярко подчеркнула, что артиллерия должна быть проникнута стремлением выполнять поставленные ей задачи в полном взаимодействии со всеми другими войсками — в общих интересах и в первую очередь в интересах пехоты.

При всех условиях боевых столкновений боевая деятельность артиллерии неотделима от действий пехоты. В сражениях первой мировой войны одним из крупных недочетов русской армии являлось недостаточное взаимодействие артиллерии с пехотой.

Для обеспечения возможности своевременного сосредоточения уничтожающего артиллерийского огня по важнейшим целям в решающем направлении необходимо в большинстве случаев управление артиллерии объединять в руках старшего артиллерийского начальника. Когда же взаимодействие артиллерии с другими родами войск и прежде всего с пехотой не может быть обеспечено при централизованном управлении артиллерией, часть ее должна быть переподчинена войсковым начальникам.

Успех боевых действий артиллерии основан главным образом на внезапности применения сосредоточенного массированного мощного огня и не столько на массировании артиллерийских средств.

Наивыгоднейшее использование огня артиллерии обеспечивается: целесообразной организацией управления огнем, правильным распределением артиллерии по задачам соответственно расчленению боевого порядка войск, взаимодействием орудий разных образцов и калибров сообразно их свойствам.

Важнейшей задачей артиллерии в бою является уничтожение огнем живой силы противника. Вместе с тем неизбежна и необходима борьба с неприятельской артиллерией с целью ее уничтожения или хотя бы подавления ее огня. Успех этой борьбы обеспечивается воздушным наблюдением с самолетов и привязных аэростатов, а также наличием химических снарядов и дальнобойных орудий.

При наступлении артиллерия должна подготовить и поддерживать атаку своим огнем на всю глубину района расположения противника, чтобы проложить своей пехоте свободный путь движения вперед и обеспечить ей победу.

При обороне задача артиллерии: решительное поражение огнем наступающей пехоты неприятеля и приведение к молчанию его артиллерии.

Во встречном бою задача артиллерии: быстрое достижение огневого превосходства над противником, обеспечиваемого быстротой введения в бой артиллерии в подавляющих силах и решительностью ее действий. [410]

Решающий удар войск должен быть поддержан и обеспечен сосредоточенным мощным огнем артиллерии, превосходящей неприятельскую в отношении искусства действий и могущества орудий, обильно снабженных снарядами.

Бережливость в расходовании снарядов необходима, но она, как указал опыт войны, неуместна в периоды упорных боев, имеющих решающее значение. Потери в рядах пехоты, неизбежные в таких решающих боях, находились в обратной зависимости от интенсивности артиллерийского огня: желая сохранить людей, нельзя жалеть снарядов.

Для ведения войны, как показал опыт сражений 1914–1917 гг., необходимо: во-первых, иметь возможно больше артиллерии — мощной, дальнобойной и вместе с тем подвижной; во-вторых, уменье артиллеристов стрелять, сосредоточивать массированный огонь в любом направлении и, внезапно обрушивая его на противника, правильно оценивать боевую обстановку и в соответствии с этим принимать целесообразные решения; в-третьих, обеспечение артиллерии по возможности неограниченным числом снарядов и необходимым запасом орудий для замены износившихся.

Успех боевой работы артиллерии всецело зависит от искусства ведения ею огня. Русские артиллеристы стрелять умели. Действия русской артиллерии в 1914–1917 гг. по открыто расположенным или открыто двигающимся неприятельским войскам были ужасающими; огнем русской артиллерии производились огромщые разрушения во время прорывов неприятельской укрепленной полосы.

В маневренный период войны стрельба велась весьма успешно по «Правилам стрельбы» 1911 г. С переходом к позиционной борьбе, когда для разрушения окопов и заграждений потребовалась очень точная стрельба, в особенности при сближении своих окопов с неприятельскими и риске при этом нанести поражение своей пехоте, русская артиллерия стала применять выработанные ею новые более точные методы пристрелки и ведения стрельбы. Методы эти основывались на исчисленных данных, учитывая метеорологические условия, индивидуальные свойства орудий, снарядов, пороха, трубок, взрывателей.

Для сокращения продолжительности стрельбы и расхода боеприпасов русские артиллеристы стремились поражать фланговым или продольным косым огнем, при обстреле которым требуется артиллерии приблизительно в четыре раза меньше, чем при обстреле фронтальным огнем. При сосредоточении огня нескольких батарей комбинировался фронтальный огонь с фланговым.

В позиционный период стал широко применяться заградительный огонь в виде огневого вала разрывающихся снарядов, прикрывающего и увлекающего за собой вперед пехоту.

Стрельба химическими снарядами, ввиду получения их армиями лишь с 1916 г. и притом в ограниченном количестве, не получила широкого применения, хотя она являлась наиболее действительным средством подавления огня неприятельской артиллерии. [411]

Зенитная стрельба была в общем на низком уровне, оставаясь в области исканий удовлетворительного разрешения вопроса.

В боевой подготовке царской русской армии отсутствовало объединяющее руководство и как следствие этого не было достаточно полного взаимодействия и взаимопонимания в боевой подготовке артиллерии с другими родами войск.

Русский Генеральный штаб почти до 1913 г., т. е. в продолжение более 7 лет после окончания русско-японской войны, не предпринял ничего определенного, чтобы рассеять туман тактических воззрений, сгустившийся в армии, в особенности в отношении боевого использования артиллерии. Поэтому артиллерии приходилось при боевой подготовке руководствоваться, так сказать, своей тактикой, проводимой в жизнь офицерской артиллерийской школой. Лишь в конце 1912 г., после издания официального «Устава полевой службы» и «Наставления для действии полевой артиллерии в бою», была зафиксирована более или менее определенная задача для тактических достижений артиллерии, и только тогда армия и общевойсковое командование узнали, да и то не во всем как следует, что можно требовать от артиллерии в бою.

Генеральный штаб старой русской армии, работая преимущественно в канцеляриях и держась в стороне от войск, не привлекал артиллеристов к своим оперативным работам даже в тех случаях, когда они были связаны с разрешением специальных артиллерийских вопросов, делая вообще из своих работ тайну даже и от тех, кому необходимо было не только быть осведомленным в оперативных замыслах Генерального штаба, но и приводить их в будущем в исполнение.

Генеральный штаб был далек от той простой истины, что при разработке вопросов обороны оперативного характера необходима считаться с новейшими достижениями военной техники, в которой более осведомлены те, которые по роду своей специальности немогут не следить за ее развитием.

Совместная работа Генерального штаба и артиллеристов особенно необходима ввиду той огромной роли, какую играет могущественная современная артиллерия, достижения техники которой непрерывно и чрезвычайно быстро растут. Между тем, этого не было в старой русской армии. Подготовка к войне в оперативном отношении и в артиллерийском отношении велась почти без всякой связи друг с другом, и в результате артиллерийская подготовка далеко не отвечала оперативным заданиям Генерального штаба.

И не только в довоенное время подготовки обороны, но и в период войны артиллеристы, за весьма редким исключением, не привлекались к разработке той или иной боевой операции, производившейся в штабах общевойсковых начальников. Даже в штабе верховного главнокомандующего в 1916–1917 гг., т. е. после учреждения при штабе должности полевого генерал-инспектора артиллерии и его управления (Упарта), ни полевой инспектор, ни начальник Упарта почти никогда не привлекались к разработке оперативных соображений и директив. И это, несмотря на то, что согласно [412] «Положению», утвержденному 5 (18) января 1916 г., начальник Упарта имел личный доклад у начальника штаба верховного главнокомандующего и обязан был «испрашивать указания начальника штаба о предположениях по части оперативной, необходимые для согласования деятельности полевого инспектора артиллерии с боевыми задачами действующей армии».

По плану обороны России, довольно неопределенному и недостаточно серьезно продуманному Генеральным штабом, без учета решающих, в современных условиях ведения войны, политико-экономических факторов, предполагалось вести наступательную «молниеносную» войну. Но, проводя в армии доктрину активности, руководители царской русской армии не подготовили соответственно в духе безбоязненного проявления активной инициативы командный состав ни в артиллерии, ни в других родах оружия. Правда, уставами старой русской армии подчеркивалось важное значение проявления инициативы начальниками, значение единства цели и необходимости взаимной поддержки. Но эти важные глубокие мысли военных уставов плохо проводились в жизнь и по большей части оставались, так сказать, «буквой устава»; среди начальствующего и командного состава старой русской армии продолжала попрежнему царить боязнь ответственности, неизбежной в случае неудачного проявления инициативы, часто рискованной в боевой обстановке.

Между тем еще опыт русско-японской войны показал, что современная артиллерия, обладающая в скорострельных дальнобойных орудиях могучим средством внезапного и сильного поражения неприятеля, может достигать решительных результатов лишь при условии, если ее командование будет быстро разбираться в сложной тактической обстановке боя и в необходимых случаях безбоязненно принимать твердые самостоятельные решения.

Командный состав русской артиллерии в общем был хорошо подготовлен к началу войны в специальном техническом отношении, стрелял отлично, умел использовать свой огонь. Но этого недостаточно: артиллерист нашего времени должен на себя смотреть не только как на искусного машиниста пушкарского цеха, но и как на артиллериста, овладевшего в совершенстве искусством тактики, обязанного в некоторых случаях изменения боевой обстановки проявлять на поле сражения разумную инициативу без боязни ответственности.

В первую мировую войну действия в тактическом отношении русских артиллеристов, в особенности некоторых старших артиллерийских начальников, оставляли желать многого. Проявление целесообразной личной инициативы в необходимых случаях изменения тактической обстановки не было обычным явлением среди русских артиллеристов во время войны. Иногда же избираемые ими по личной инициативе цели для стрельбы не отвечали условиям сложившейся тактической обстановки. Нередко, особенно в начале войны, артиллеристы, не получая от войсковых начальников боевых [413] задач, задавались ими самостоятельно, но не всегда правильно учитывая при этом боевую обстановку. Как серьезный упрек можно поставить некоторым старшим артиллерийским начальникам и то, что они давали боевые задачи своей артиллерии, не отвечающие развитию общей задачи, поставленной общевойсковым командованием. Нельзя также не упрекнуть русских артиллеристов и за то, что они в большинстве случаев беспрекословно выполняли ни с чем несообразные или неопределенные задачи, которые нередко ставились им общевойсковым командованием, часто даже не пытаясь при этом доложить своему начальству, что эти задачи не отвечают свойствам артиллерии и потому невыполнимы.

Большинство общевойсковых начальников и войсковых командиров до самого конца войны оставалось с тем же смутным представлением о свойствах современной им артиллерии и об основах ее боевого использования, с каким они вышли на войну, причем боевые действия артиллерии мыслились ими лишь в рамках дивизии. Достаточно сказать, что со стороны войсковых начальников предъявлялись иногда настойчивые требования стрельбы для морального впечатления, для зрительного и звукового эффекта и пр. и притом нередко независимо от того, имеются ли цели, требующие обстрела артиллерийским огнем, и могут ли быть получены от обстрела какие-либо результаты.

Все это не мешало, однако, общевойсковому командованию браться иногда самому учить артиллерию не только тактике, но и тому, как ей следует стрелять, и крайне резко отрицательно отзываться о боевой работе артиллерии, часто сваливая на нее кровавые боевые неудачи, являвшиеся в большинстве случаев результатом бесталанного, а подчас даже преступного действия общевойскового командования.

По докладу Упарта штабу верховного главнокомандующего неоднократно приходилось командировать комиссии для выяснения правильности обвинений, возводимых на артиллерию общевойсковыми начальниками. Каждый раз комиссии эти обнаруживали полную необоснованность обвинений. Так было, например, после неудач мартовской операции 1916 г. на Западном русском фронте и июльской операции 1917 г. на Юго-Западном фронте.

Комиссия полевого генерал-инспектора артиллерии, производившая расследование о действиях артиллерии в мартовской операции 1916 г., пришла к заключению, что несмотря на продолжительный опыт войны, давший немало новых ценных указаний и подтвердивший правильность большинства основных положений в отношении применения артиллерии в бою, проводимых настойчиво в жизнь в довоенное время, все же многие старшие общевойсковые и пехотные начальники и даже некоторые старшие артиллерийские начальники не умели целесообразно использовать могущество огня артиллерии.

Основы довоенной подготовки русской артиллерии в значительной мере оправдались в начальный, маневренный период первой мировой войны, когда не приходилось стесняться в расходовании [414] боеприпасов и когда артиллерия имела дело с открытой живой силой или только с легкими укреплениями полевого типа. Чрезвычайно искусные действия, русской артиллерии в начале войны получили должную высокую оценку не только со стороны своей пехоты и общевойсковых начальников, но и со стороны австро-германцев, испытавших на себе грозную силу уничтожающего огня русской артиллерии.

С третьего-четвертого месяца войны, когда стал остро ощущаться недостаток боеприпасов, блестящие боевые действия русской артиллерии бывали уже довольно редкими, что послужило поводом для некоторых начальников к обвинению артиллерии в неумелом действии в бою.

Наступающая пехота стала нести большие потери от огня неподавленной неприятельской артиллерии и при подходе к противнику натыкалась на уцелевшие его пулеметы, под убийственным огнем которых она погибала. Атака пехоты стала невозможной без предварительной артиллерийской подготовки, а для производства такой подготовки нехватало снарядов.

В маневренный период войны бывали примеры, когда русская артиллерия вполне целесообразно применяла сосредоточенный огонь под объединенным управлением командиров дивизионов, реже — командиров артиллерийских бригад и более высших артиллерийских начальников, но в большинстве случаев действовала побатарейно.

К боевым действиям в условиях позиционной борьбы русская артиллерия оказалась в общем неподготовленной.

Для ведения успешной борьбы за укрепленные полосы оказалось необходимым предварительно составить основательно продуманный план действий артиллерии с расчетом заблаговременного сосредоточения артиллерийских средств, обеспечивающих подавляющее огневое превосходство над противником вообще и в решающем направлении главного удара в особенности. Эта истина в полной мере была осознана лишь к началу третьего года войны, вследствие горького опыта напрасного пролития крови своей пехоты при попытках ведения операций в условиях позиционной борьбы методами маневренных действий (штурм Перемышля в октябре 1914 г., операция у оз. Нароч в марте 1916 г. и пр.).

Позиционная борьба продолжалась на русском фронте почти два года, т. е. охватила большую часть времени мировой войны 1914–1918 гг. Однако это не может служить показателем того, что позиционная борьба является основным видом вооруженных столкновений.

Борьба эта была вызвана непредвиденными исключительными условиями обстановки, сложившейся в период первой мировой войны, и представляет особый нерешительный, выжидательный или, так сказать, «окаменелый» способ ведения войны.

Необходимо, разумеется, изучать условия и особенности позиционной борьбы, так как нельзя ручаться, что она не будет повторяться. [415] Однако необходимо при этом иметь в виду, что условия позиционной борьбы отличаются относительным постоянством и потому допускают такие методы применения и боевой работы артиллерии, которые невозможны в условиях быстро и непрерывно меняющейся обстановки маневренных подвижных действий.

Тактика позиционной борьбы, перенесенная в маневренные условия, может оказать неблагоприятное влияние на боевые действия и приведет во всяком случае к весьма нежелательному переходу инициативы в руки более подвижного энергичного противника.

Только маневренные боевые действия могут привести к окончательному и сравнительно быстрому решающему успеху на войне. Недаром в период позиционной борьбы каждый из противников не только на русском, но и на всех фронтах первой мировой войны стремился вырваться из «позиционного сиденья» и перейти к подвижным маневренным боевым действиям путем широкого развития тактического успеха, достигнутого при прорыве укрепленной полосы неприятеля.

И в прошлом, и в современных условиях войны окончательная решающая победа над врагом достигалась и может быть достигнута только в полевых маневренных сражениях, как бы ни совершенствовалась военная техника, сколько бы ни увеличивалась численность армий. Такие последние достижения, как авиация, танки, самоходные орудия, механизация и моторизация армии и пр., облегчая ведение наступательных операций, только подтверждают, что участь войны и при современных условиях решается в маневренных сражениях.

Только самый смелый наступательный маневр, только беззаветное стремление сразиться с неприятелем в решающем полевом бою может привести к разгрому и захвату живой силы противника, его важных стратегических пунктов, его источников снабжения.

Военные действия всегда начинались и кончались и будут начинаться и кончаться решающим полевым маневренным сражением.

Русская артиллерия вышла в 1914 г. на фронт мировой войны в общем с очень хорошо подготовленным личным составом солдат и офицеров. Подготовка пополнений личного состава, прибывающих в части артиллерии действующей армии из внутренних военных округов, была неудовлетворительной. Тем не менее уровень подготовки артиллерии действующей армии оставался на должной высоте, что и подтвердилось весьма удачными действиями русской артиллерии в июльских операциях 1917 г.

Война подчеркнула необходимость прочного взаимодействия артиллерии с пехотой. Вернейшим залогом достижения взаимодействия служит внутренняя органическая связь между артиллерией и другими войсками, достигаемая совместной жизнью и работой войск еще в мирное время, взаимным знакомством со свойствами и условиями боевого их использования. Этого почти не было в старой царской армии. [416]

Несмотря на слабость вооружения по сравнению с вооружением противников, недостаток снарядов, далеко не всегда правильное понимание задач современной артиллерии многими старшими начальниками и целесообразное ее использование в бою, несмотря на недостатки воспитания армии, на некоторые недочеты в боевой подготовке и на многие другие неблагоприятные условия — русские артиллеристы в 1914–1917 гг. войны показали, что в обстановке современной войны столь мощное оружие разрушения и уничтожения, каким является артиллерия, может дать многое и получить почти решающее значение в сражениях, если управление ею находится в умелых руках, в совершенстве овладевших искусством артиллерийской стрельбы. Русские артиллеристы были большими мастерами стрельбы и оправдали свое мастерство в сражениях первой мировой войны.

Русская артиллерия в войне 1914–1917 гг. вписала немало ярких страниц доблести и славы в историю русского военного искусства, несмотря на довольно бездарное руководство общевойскового командования и некоторых, правда немногих, старших артиллерийских начальников.

* * *

Боевые действия старой русской армии закончились в июле 1917 г. неудавшейся попыткой ее наступления на фронтах. Старая армия перестала существовать. Остатки ее, охваченные волной стихийной демобилизации, безудержно устремились с фронта по родным своим домам.

На развалинах старой армии стала создаваться молодая Советская Армия. С 1918 г. Советская Армия со своей артиллерией непрерывно развивалась во всех отношениях, ширилась и росла гигантскими шагами, как и вся великая родная ее Советская страна. Осуществление в короткие сроки ленинско-сталинского плана индустриализации страны совершенно изменило лицо нашей Родины. Уже в 1933 г. великий вождь Советского Союза И. В. Сталин, подводя итоги первой пятилетки, заявил: «...из страны слабой и не подготовленной к обороне Советский Союз превратился в страну могучую в смысле обороноспособности, в страну, готовую ко всяким случайностям, в страну, способную производить в массовом масштабе все современные орудия обороны и снабдить ими свою армию в случае нападения извне».

Наша Советская Родина вынесла тяжелые испытания длительной Отечественной войны небывалых в истории огромных размеров и закончила ее полным разгромом врагов благодаря доблести нашего народа и его покрывшей себя неувядаемой славой Советской Армии, благодаря высоко развитой экономической базе Советской страны, определяющей в огромной степени ее военное могущество, обеспечивающей производство в необходимых количествах наиболее совершенной боевой техники, отвечающей требованиям современной войны. [417]

Артиллерия Советской Армии со дня ее создания в 1918 г. постоянно стремилась совершенствоваться в своем искусстве, чтобы уметь использовать в полной мере все огромные достижения современной военной техники, чтобы стать и всегда быть неизмерима впереди и могущественнее артиллерии своих противников. Стремление ее оправдалось на полях сражений Великой Отечественной войны, победно законченной Советской страной и ее доблестной армией. Артиллерия Советской Армии была всесокрушающей грозой для врагов нашей Родины; она стала, по выражению И. В. Сталина, богом современной войны.

Советская артиллерия сильна высоким искусством своих артиллеристов, их знанием использования боевой техники, их мужеством и отвагой; она сильна высоким качеством и огромным количеством своего вооружения. Опираясь на достижения современной науки, советские инженеры и техники создали за время Отечественной войны новые типы различного оружия, превосходящие боевую технику врагов.

Генералиссимус И. В. Сталин так высоко оценивает артиллерию Советской Армии: «Всем известно, что советская артиллерия добилась полного господства на поле боя над артиллерией врага, что в многочисленных боях с врагом советские артиллеристы и минометчики покрыли себя неувядаемой славой исключительного мужества и героизма, а командиры и начальники показали высокое искусство управления огнем».

В приказе Народного Комиссара Обороны Союза ССР, объявленном в день праздника советской артиллерии 18 ноября 1945 г., сказано: «В Великой Отечественной войне наша славная артиллерия выполнила свой долг перед Родиной.

На полях сражений Великой Отечественной войны советская артиллерия выросла в грозную, главную ударную силу Красной Армии, которая в тесном взаимодействии с нашей пехотой, танками и авиацией отстояла свободу и независимость нашей Родины и сыграла выдающуюся роль в деле полного разгрома фашистской Германии и Японии...

Советский народ гордится заслуженной славой и доблестью своих артиллеристов и минометчиков, вписавших блестящие победы, в историю Великой Отечественной войны».

Артиллерия Советской Армии, созидая свое грандиозное могущество и славу, не только использовала все достижения настоящего, не только заглядывала в будущее, но черпала также все полезное и необходимое из прошлого. Она впитала в себя высокие боевые традиции и все лучшее, что было в старой русской артиллерии.

Боевой опыт Великой Отечественной войны подтверждает, что доблестная артиллерия Советской Армии в отношении своего мастерства и мужества не только не уступает былой славной русскою артиллерии, но и в огромной степени ее превосходит.

Май 1946 г.

Москва. [418]