Часть пятая.
Стрельба артиллерии
Общие основания
Успех боевой работы артиллерии всецело зависит от искусства ведения ею огня.
В отношении искусства стрельбы специальная стрелково-техническая подготовка русской артиллерии доведена была к началу первой мировой войны до высокой степени совершенства и в полной мере себя оправдала на опыте войны.
По беспристрастному свидетельству одного из виднейших русских артиллеристов, побывавшего три раза в 1914 г. в командировке в действующей армии в Галиции, вполне осведомлённого в действительном положении артиллерийского дела на фронте, — «блестящие, выше всяких похвал, действия артиллерии в техническом (стрелковом) отношении заслужили полное одобрение и восхищение; наши артиллеристы стрелять умели, они не забыли уроков полигонных стрельб, и каждый раз, когда надо, они давали то, что может дать современная артиллерия в умелых руках».{672}
Гинденбург, известный представитель командования германской армии в мировую войну, давая оценку русской армии в 1915 г., выразился, между прочим, так: «Русская артиллерия стреляет хорошо, хотя с огромным расходом снарядов».
В июне того же 1915 г. в журнале «Stuttgarter Neues Tageblatt» появилась статья военного корреспондента при главной квартире австро-венгерской армии, в которой говорилось, между прочим, следующее:
«Надо признать, что в последних боях русские обнаружили неожиданную мощь. В особенности следует отметить необычайную силу артиллерии... у Олыки, на фронте Луцка, огонь русской артиллерии оказался столь интенсивным, что создалось впечатление, будто перед нами одна митральеза, без передышки извергающая бесчисленные снаряды ... Во многих местах победа решалась неприятельской артиллерией». [294]
История мировой войны знает немало примеров ужасающих действий русской артиллерии по открыто расположенным или открыто двигающимся неприятельским войскам.
В первых же боевых столкновениях маневренного периода мировой войны выяснилась чрезвычайная сила огня русских полевых батарей особенно против открытой живой силы в густых построениях, в каких действовали в начале войны австро-германские войска. Наступающая пехота австро-германцев обычно представляла исключительно выгодные цели для артиллерии: боевой порядок в виде ряда сплошных густых цепей с интервалами между отдельными пехотинцами всего в один шаг, двигавшихся открыто одна цепь за другой на дистанции 100–200 шагов. Шрапнель 76-мм полевых пушек, эта «коса смерти», как её называли, находила себе обильную жатву в скоплении 3000–4000 людей открыто наступавшего неприятельского пехотного полка на площади до 2 км по фронту и не более 1000 шагов в глубину. Не исключением бывало, что наступавшая таким образом австро-германская пехота, попадая под убийственный огонь шрапнели 76-мм полевых пушек, уничтожалась почти до последнего человека.
Полевая русская артиллерия наносила жестокое поражение и неприятельским батареям, располагавшимся в начале войны на открытых или маскированных позициях, особенно в тех случаях, если они попадали под огонь русских 122-мм гаубиц.
В бою 27 августа 1914 г. у Майдан-Гурно в Восточной Галиции австрийская 15-см тяжёлая батарея была расстреляна перекрёстным огнём русских лёгких 76-мм батарей и вся осталась на месте. При осмотре её оказалось: одно из орудий, видимо, пытались выкатить из окопа; около этого орудия валялась сражённая вся шестёрка лошадей подъехавшего передка и лежало несколько человек убитых. На позиции австрийской батареи были воронки от разрывов фугасных гранат, и всюду, даже на дне орудийных площадок, валялись шрапнельные стаканы. Найденная тут же неразорвавшаяся шрапнель имела дистанционную трубку, поставленную на удар. Очевидно русские батареи за недостатком гранат вели стрельбу шрапнелью на удар на большую дальность, превышающую дальность с максимальной установкой дистанционной трубки.
«Наставление для действия полевой артиллерии в бою» 1912 г., которым руководствовалась русская артиллерия в маневренный период войны, указывало, что артиллерия должна вести огонь непременно в видах определенных боевых задач, по вполне выясненным, достаточно важным целям, с расстояний, позволяющих нанести противнику существенный вред, и что результаты артиллерийского огня сильно повышаются при совместной стрельбе многих артиллерийских частей, «объединённых общим управлением». Требовалось такое общее распределение артиллерийского огня, чтобы противник ни на одном боевом участке не мог действовать беспрепятственно, избегая, однако, «чрезмерного дробления [295] огня» так как при этом нельзя «своевременно и быстро достигать решительных результатов».
«Наставление» указывало, что быстрое подавление неприятеля лучше всего достигается «сосредоточением огня» многих артиллерийских частей, в особенности «при сочетании фронтального огня с фланговым» (косоприцельным или продольным).
Сосредоточение огня легко достигается при численном превосходстве артиллерии, при отсутствии же численного превосходства может быть осуществлено последовательно путём переносов огня.
«Наставлением» 1912 г.{673} указывалось, что средством для обеспечения действительности и своевременности огня артиллерии служат: а) непрерывное наблюдение за противником и за местностью; б) связь и взаимный обмен результатами наблюдения между различными артиллерийскими частями и между артиллерией и войсками других родов; в) возможно более полная подготовка стрельбы; заблаговременное накопление данных для стрельбы путём пристрелки по возможно большему числу пунктов.
Артиллерии предлагалось, в виде общего правила, стрелять не стесняясь нахождением своих войск под траекториями её снарядов, и во всяком случае вести стрельбу через головы атакующей пехоты до последней возможности. Артиллерия обязана была принимать все меры во избежание случайного поражения своих. Пехота, со своей стороны, должна была принимать меры для обозначения мест своего нахождения с помощью опознавательных флагов, сигнальных ракет и других средств. При невозможности продолжать стрельбу через головы своих артиллерия переносила огонь на тыл и фланги неприятеля.
Лучшим средством для обеспечения возможности продолжать огонь до последнего предела служит непрерывная связь артиллерии с передовыми линиями пехоты. С этой целью в стрелковые цепи высылаются артиллерийские наблюдатели; они должны продвигаться вместе с пехотой, следить за стрельбой своих батарей, оценивать степень её безопасности для своих и результаты своих наблюдений передавать к стреляющим.
Для безопасности стрельбы через головы своих войск необходимо, чтобы они находились в достаточном удалении от орудий и от обстреливаемых целей и чтобы дальность стрельбы была не слишком мала. На ровной местности при стрельбе из полевых пушек безопасная зона начинается с расстояния около 600 м от стреляющих орудий, наименьшая дальность стрельбы около 2 км. Неровности местности значительно изменяют эти величины. Предел приближения наступающей пехоты к цели, по которой ведётся огонь, зависит от местности, видимости цели и своей пехоты, точности пристрелки, расположения стреляющих батарей и других условий, и не может быть точно установлен. [296]
При первом открытии огня, указывалось «Наставлением» 1912 г., следует избегать дальней стрельбы по маловажным и трудноуязвимым целям и во избежание преждевременного обнаружения общего расположения нашей артиллерии соразмерять число батарей, открывающих огонь, с предстоящей задачей.
Открытие огня на большие дальности допускалось в соответствии с боевой обстановкой с целью вынудить противника к преждевременному развёртыванию или для поражения особенно выгодных целей (войска в походных колоннах, кавалерия в крупных массах и т. п.) Предлагалось иметь в виду, что дальний огонь вообще не приводит к решительным результатам и увеличивает расход боеприпасов.
Огонь по данной цели продолжался, если боевая обстановка не требовала немедленной перемены цели, до тех пор, пока не. будет исполнена поставленная задача, после чего переносился на новую цель или прекращался. Огонь прекращался также в случаях исчезновения цели или укрытия её от поражения, наступившей опасности для своих войск быть поражёнными своими снарядами, несоответствия результата огня с тратой снарядов и пр. Во всех случаях прекращения огня личный состав артиллерии пользовался укрытиями от неприятельского огня.
В случае прекращения огня подавленной неприятельской целью за ней организовывалось огневое наблюдение. Это особенно важно при подавлении неприятельской артиллерии, прекращение огня которой еще не служит признаком её полного расстройства. Наблюдение имели задачей удержание подавленных целей с парализованном состоянии. Для наблюдения за подавленными целями назначались батареи, без дробления их огня по различным целям. Однако, при наблюдении нет необходимости огонь этих батарей держать всё время направленным по подавленным целям; делались перерывы, во время которых наблюдающие батареи могли вести огонь и по другим целям. Допускалось ведение по подавленным целям медленного огня с включением в необходимых случаях коротких огневых налётов.
Временное прекращение огня допускалось в тех случаях, когда огонь неприятельской артиллерии становился подавляющим.
Согласно «Наставлению» 1912 г. право отдачи приказания о временном прекращении огня принадлежало командирам артиллерийских дивизионов и высшим над ними начальникам под их ответственность. Командиры дивизионов должны быть осведомлены, что батареи должны вести огонь до последней возможности, если можно предвидеть, что даже временное прекращение стрельбы пойдёт в ущерб выполнению общей задачи войск и намерениям начальника отряда, например, при поддержке атаки пехоты, при отражении атаки противника и т. п.
Главными целями для артиллерии служат неприятельские войска, при действии по которым необходимо уметь правильно выбирать: стрелять ли по неприятельской артиллерии, чтобы подавить её огонь, или непосредственно поражать пехоту противника. [297]
Стрельба артиллерии по местным предметам и фортификационным сооружениям признавалась полезной, если этим облегчались действия своих войск. Разрушительная способность орудий, назначаемых для стрельбы по таким целям, должна соответствовать их прочности, в противном случае результат не может быть достигнут ни увеличением продолжительности стрельбы, ни увеличением количества выпускаемых снарядов.
Особенно необходимо вести стрельбу по наблюдательным пунктам артиллерийских и других войсковых начальников противника, их штабов, неприятельских разведчиков, воздушных шаров и самолетов. Требовалось обращать самое серьёзное внимание артиллерии на уничтожение неприятельских пулемётов, принимать все меры к отысканию мест их расположения.
Согласно «Наставлению» 1912 г., обязанности по управлению огнём распределяются между начальником артиллерии, командирами дивизионов и командирами батарей.
Начальник артиллерии, руководствуясь указаниями начальника отряда и общим планом боя: а) объединяет огневую работу подчинённых ему частей артиллерии и обеспечивает своевременное развитие наибольшей силы огня по важнейшим боевым участкам неприятеля, организуя сосредоточение огня по ним групп артиллерии; б) руководит огневой работой своей артиллерии, чтобы она постоянно отвечала требованиям войск других родов; в) периодически осведомляет начальника отряда о результатах, достигнутых огнём артиллерии.
Начальник артиллерии обязан проявлять самую широкую инициативу, идя навстречу нуждам других войск и намерениям начальника отряда, испрашивая в необходимых случаях новых его приказаний и не останавливаясь перед принятием вполне самостоятельных решений.
На командирах дивизионов лежит тактическое управление огнём подчинённых им батарей.
Командир дивизиона, руководствуясь указаниями командования: а) указывает командирам батарей цели для стрельбы, время и порядок открытия огня и его возобновления, а в некоторых случаях и прекращения огня; б) даёт указания относительно скорости стрельбы, усиления и ослабления огня в соответствии с боевой обстановкой; наблюдает за ведением огня батареями, следя и за тем, чтобы батареи своей стрельбой не стесняли одна другую; в) периодически осведомляет начальника артиллерии о результатах, достигнутых огнём дивизиона.
Внезапные изменения тактической обстановки дают командиру дивизиона право, а иногда обязывают его самостоятельно перенести огонь за пределы участка, назначенного старшим начальником для стрельбы дивизиона. «Наставлением» требовалось, чтобы о каждом таком случае командир дивизиона доносил начальнику артиллерии.
Техника ведения стрельбы предоставляется командирам батарей, Командир дивизиона вмешивается в их стрельбу лишь при [298] очевидных ошибках, приводящих к бесполезной трате снарядов. В тех исключительных случаях, когда указанная цель не понята командиром батареи — по её плохой видимости, трудности обозначения и т. п., командир дивизиона принимает меры для направления огня батареи на цель, беря иногда временное командование её огнём, но когда цель будет понята командиром батареи и стрельба по ней обеспечена, ведение огня по ней передаётся батарейному командиру.
На обязанности командира батареи лежит ведение огня по указанной батарее цели.
Согласно «Наставлению» 1912 г., командиры батарей имеют право оставить назначенную цель и самостоятельно перенести огонь на другую: при появлении неприятельских стрелков или пулемётов в опасной близости и при кавалерийской атаке — в случае самообороны батареи или в случае содействия соседним войскам. Но о таких переносах огня командиры батарей обязаны были донести командиру дивизиона. При разрыве же с ним связи командиры батарей могли самостоятельно переносить огонь в ближнем бою.
Относительно проявления инициативы при выборе целей для стрельбы в «Наставлении» 1912 г. имелось указание, что «командиры батарей могут, под своей ответственностью, самостоятельно перенести огонь для использования выгодных, важных и в то же время скоропроходящих моментов боя», например, в случае замеченного выезда или снятия с позиции неприятельской артиллерии, появления пулемётов в расстоянии их действительного огня, появления важной цели в мёртвом пространстве соседних батарей и т. п.
«Наставление» указывало, что в этих случаях командиры батарей «должны сознавать всю принимаемую ими на себя ответственность, взвешивать относительную важность целей и оценивать требования данного боевого положения» и что во всяком случае «они обязаны немедленно донести командиру дивизиона о самостоятельно исполненной перемене цели».
Такое указание «Наставления» значительно связывало командиров батарей в отношении проявления ими личной инициативы, так как офицеры старой русской армии, не исключая артиллеристов, вообще не были склонны к проявлению инициативы, а из боязни ответственности да ещё в боевой обстановке — в особенности.
Переносы огня по инициативе командиров батарей признавались «Наставлением» безусловно «недопустимыми в минуты поддержки атаки своей пехоты и отражения удара противника».
Офицерская артиллерийская школа при подготовке офицеров в мирное время придавала большое значение проявлению инициативы в широком смысле этого понятия, признавая её особенно необходимой при выборе целей для стрельбы в маневренных [299] условиях борьбы и прежде всего в условиях встречного столкновения.
Школа внушала проходившим курс командирам, что артиллерийский начальник обязан проявить инициативу и принять самостоятельное решение в тех случаях, когда требуется немедленная помощь соседним войскам или когда обстановка изменилась, а новых приказаний не получено. Проявление инициативы артиллерийскими начальниками школа признавала необходимым всемерно развивать, так как случаи выгодного действия артиллерии представляются в бою часто совершенно неожиданно и бывают обычно скоропреходящими, а свойства артиллерийского огня позволяют наносить поражение в самый короткий срок. Несмотря на всю желательность объединения управления артиллерийским огнём в руках старших начальников, школа считала необходимым предоставить свободу в выборе целей для стрельбы и командирам батарей. Но все артиллерийские командиры и начальники при выборе целей для стрельбы по личному почину обязаны были: руководствоваться прежде всего долгом взаимной выручки и поддержки своих войск; помнить, что в бою усилия всех войск должны быть направляемы к достижению одной общей задачи; доносить непосредственному старшему начальнику о принятии решения стрельбы по личной инициативе и не обстреливать по своему почину фронтальным огнём те цели, против которых уже рвутся снаряды своей артиллерии, допуская обстрел таких целей лишь фланговым огнём.
В маневренный период войны бывало немало положительных примеров уместного проявления личной инициативы со стороны командиров батарей и других артиллерийских начальников.
В бою у м. Тышовцы (в Восточной Галиции) 7 сентября 1914 г. командир одной из батарей 3-й артиллерийской бригады, заметивший вдалеке открыто стоящую неприятельскую батарею, стал её обстреливать. Расстояние до этой батареи оказалось так велико, что при максимальном угле возвышения орудия (76-мм пушки) с неподрытым сошником давали недолёты при верном направлении стрельбы. Командир батареи приказал подрыть сошники. После нескольких выстрелов гранатой при подрытом сошнике батарея противника, видимо обеспокоенная разорвавшимися вблизи гранатами, — спешно снялась с позиции и ушла, не открывая огня против русских.
Но бывали и отрицательные примеры, когда некоторые артиллерийские начальники не проявляли инициативы в необходимых случаях, отговариваясь в большинстве случаев неполучением приказания.
Например, из переписки начальника штаба Юго-Западного фронта с начальником штаба 40-го армейского корпуса в мае 1915 г. по поводу неудачного расположения батарей в отношении организации анфиладного огня видно, что некоторые батареи не были пристреляны по ясно для них видимым и анфилируемым неприятельским окопам потому, что эти «окопы находятся против [300] фронта другой дивизии», причём, судя по переписке, это считалось только «мелким недоразумением»{674}.
Офицерская артиллерийская школа обращала также большое внимание на предоставление командирам, проходящим курс школы, практики в управлении группами батарей, объединяемыми в целях достижения сосредоточенного массового огня. Однако вследствие крайне ограниченного отпуска снарядов на практические стрельбы и недостаточного числа батарей, прикомандировываемых к школе, групповые стрельбы производились обычно в составе лишь одного дивизиона и только два-три раза в период лагерного сбора в составе нескольких (3–5) дивизионов.
В маневренный период мировой войны бывали примеры вполне целесообразного применения сосредоточенного артиллерийского огня под объединённым управлением почти исключительно командиров дивизионов и редко под управлением более старших артиллерийских начальников.
Согласно «Уставу полевой службы», изданному для руководства в 1912 г., артиллерия должна: «всегда иметь в виду облегчение наступления пехоты; для этого она в начале боя обстреливает преимущественно артиллерию неприятеля, чтобы отвлечь её от своей пехоты, а когда пехота подойдёт на действительный ружейный огонь, действует преимущественно по пехоте неприятеля».
В отношении выбора целей для стрельбы артиллерии в общем не было расхождения между «Уставом полевой службы» 1912 г. и теми указаниями, какие проводились офицерской артиллерийской школой при боевой подготовке командиров русской полевой артиллерии.
Артиллерия при наступлении на заранее укреплённую позицию противника должна была, согласно тому же полевому уставу 1912 г., группироваться «предпочтительно на закрытых позициях и притом так, чтобы её охватывающее расположение способствовало перекрёстному обстреливанию опорных пунктов». Уставом предусматривалось, что «для разрушения опорных пунктов, укреплений и блиндажей особенно ценно применение мортирных и полевых тяжёлых батарей, соответственно расположенных». В этом указании устава возможно усмотреть необходимость подготовки атаки укреплённой позиции артиллерийским огнём, но лишь при широком понимания устава и при наличии способности к проявлению инициативы. Между тем, в общем то и другое отсутствовало среди большинства начальствующего и командного состава русской старой армии.
Согласно «Наставлению для действия полевой артиллерии в бою» 1912 г. выбор целей для стрельбы артиллерии: «всегда должен соответствовать тактической обстановки; артиллерия постоянно должна иметь в виду потребности войск других родов, стремясь поражать те цели, которые наиболее им вредят или наиболее, стесняют их действия», «Наставлением» подчёркивалось, [301] что для артиллериста существенно важно уметь различать цели, более и менее важные в тактическом отношении, и что в равной степени важно уметь отказываться от выгодной в техническом отношении цели, если тактические требования побуждают направить огонь на другую цель, хотя бы и менее выгодную в смысле техники стрельбы. Для правильного понимания и целесообразного исполнения этих указаний «Наставления» 1912 г. необходима была достаточно высокая подготовка артиллерийских начальников и командиров в тактическом отношении, требовалось воспитание в них воли к безбоязненному проявлению личной инициативы. Между тем тактическую подготовку офицеров русской артиллерии к началу мировой войны нельзя считать в полной мере достаточной, а к проявлению инициативы они вообще, и старшие начальники в особенности, были мало склонны.
В период борьбы за укреплённые полосы русская артиллерия после мартовской и других боевых неудач 1916 г. стала действовать, особенно в позиционных условиях 1917 г., по строго продуманному и заранее составляемому плану, разрабатываемому в некоторых частях до мелочей.
В позиционный период войны такая постановка данного вопроса являлась необходимой, так как она была обоснована боевым опытом. К этому же стремились как союзники, так и противники России. Но и французы и германцы в своих инструкциях и директивах, изданных в последний год мировой войны, стали внушать своим войскам необходимость инициативы и решительности действий, как бы подчёркивая необходимость того и другого с неизбежным переходом от позиционной к маневренной войне. В германской инструкции «Наступательное сражение в позиционной войне», утверждённой 1 января 1918 г., говорилось между прочим: «Войсковым начальникам, не исключая низших, предоставляется полная инициатива».
В русских наставлениях, изданных в позиционный период войны (в 1916–1917 гг.)., не было определённых указаний ни относительно необходимости проявления инициативы со стороны артиллерийских начальников и командиров, ни о методах сосредоточения огня артиллерии. В «Наставлении для борьбы за укреплённые полосы» 1917 г. (ч. II и III) только во введении имелся намёк на необходимость проявления инициативы артиллерийскими начальниками. В ч. II «Наставления» указывалось, что нормы «Наставления» «не могут освободить начальствующих лиц от обязанности размышлять и руководить боем», а в ч. III указывалось, что заблаговременно продуманные и разработанные планы действий артиллерии для борьбы за укреплённые полосы «не освобождают начальников от обязанности непрерывно руководить боем» и что «одновременно они и не стесняют их творчества в бою, лишь значительно облегчая последнее и делая его вполне отвечающим обстановке боя...»
Несмотря на указания «Наставления для борьбы за укреплённые полосы», со стороны артиллерийских начальников и командиров [302] должное проявление инициативы далеко не всегда замечалось во время мировой войны, даже при необходимости взаимной выручки в. бою.
Во вступлении ко второй части своей брошюры «Выводы из применения артиллерийских масс» подполковник Кирей свидетельствует, что «следя с наблюдательных пунктов за атаками наших позиций австрийцами и германцами, неоднократно приходилось видеть грустное явление: по наступающим цепям вели огонь только те батареи, которые были расположены позади атакуемого участка. Артиллерия соседней дивизии, а иногда и соседнего полка участия в отражении атаки либо совсем не принимала, либо оказывала самую незначительную поддержку, несмотря на полную пассивность противника на фронте».
«Между тем, отрешившись от сепаратизма, — продолжает Кирей в своём вступлении, — от обязательного заключения артиллерии в узкие рамки тыловых разграничительных линий своей дивизии и приложивши небольшой сравнительно труд старших и младших командиров, можно и должно встретить врага заранее организованным огнём всех батарей, дальность орудий которых позволяет стрелять по атакуемому участку».
Во время мировой войны повторялась иногда та же возмутительная картина отсутствия взаимной выручки, какая наблюдалась во время русско-японской войны.
16 февраля 1905 г. во время Мукденского сражения японцы атаковали деревню Безымянную, занятую двумя ротами русских стрелков. Вследствие уничтожения закрытий артиллерийским огнём японцев и тяжёлых потерь (в одной из рот осталось только 37 стрелков) оборонявшиеся роты вынуждены были отступить. Во время этого боя, длившегося с раннего утра до полудня, в борьбе с японской артиллерией принимал участие лишь один артиллерийский дивизион. Стоявший же на позиции рядом с ним другой артиллерийский дивизион, вероятно, в силу своей принадлежности к составу другой стрелковой бригады, совершенно не угрожаемой атакой, не поддержал боевого соседа, хотя Безымянная от него находилась в сфере действительного артиллерийского огня (дальность около 2 км) и была хорошо видна{675}.
«Наставление» 1912 г., которым русская артиллерия должна была руководствоваться до официального издания указаний и наставлений 1916–1917 гг., от неё требовало: стрельбу на поражение вести преимущественно «сильными, короткими взрывами огня (ураганами)», при которых определённое число выстрелов выпускалось бы в возможно меньший промежуток времени. Считалось, что огонь «ураганами» вызовет сильное моральное потрясение и материальное расстройство противника. Вместе с тем требовалось, чтобы ураганы выпускались только «при наличности твердого убеждения в верности данных для стрельбы»; возмещать [303] же неверность данных увеличением количества выпускаемых снарядов или увеличением продолжительности ураганной стрельбы запрещалось. Для удержания противника в подавленном состоянии в промежутках между ураганами, которые по самой сущности своей должны были быть кратковременными, а также для уточнения пристрелочных данных рекомендовалось вести медленный артиллерийский огонь.
Вопреки этим указаниям «Наставления» 1912 г., в русской артиллерии под давлением общевойсковых начальников, большинство которых почти не знало ни «Наставления», ни свойств артиллерии, установилось во время войны вредное начало непрерывного обсеивания снарядами цели, а иногда даже довольно больших районов расположения противника массой снарядов, как это делалось во французской артиллерии, не особенно считаясь ни с важностью цели, ни с верностью данных для стрельбы и злоупотребляя во вред орудиям их скорострельностью.
В 1916 г. пришлось, чтобы положить этому предел, особым приказом наштаверха и «Указаниями для борьбы за укреплённые полосы» предписать «вывести из обихода ураганный и подобные ему виды огня, порождаемые неспокойным состоянием духа» и при этом подчеркнуть, что «стрельба без ясно поставленной цели — преступная трата снарядов».
В 1917 г. в «Наставлении для борьбы за укреплённые полосы» было довольно подробно разъяснено, что действительность стрельбы достигается не безудержным расходом снарядов, а методическим ведением огня, целесообразным его распределением по заданному фронту противника, тщательным наблюдением каждого выстрела и производимого им разрушения. Методичный и длительный огонь давал возможность корректировать стрельбу каждого орудия и к тому же, как показал опыт войны, сильно действовал на психику противника. В условиях позиционной борьбы стрельба артиллерии имела задачей последовательное уничтожение или расстройство сил неприятеля, причём расход снарядов ставился в зависимость от важности задачи и от наличия запасов снарядов.
В обход указания «Наставления» прекратить ведение «ураганного» и ему подобных видов артиллерийского огня войсковые начальники ставили артиллерии задачи вести огонь: «интенсивный», «напряжённый», «барабанный» и т. п. Методичный артиллерийский огонь вообще не удовлетворял общевойсковое командование, не исключая высших начальников. Например, в июле 1917 г. при подготовке прорыва 10-й русской армией германской укреплённой позиции на фронте Шалудьки, Геверишки методический огонь артиллерии произвёл на самого главнокомандующего Западным фронтом впечатление «недостаточно интенсивного». По его мнению, противник под таким огнём «сидел на многих участках спокойно, хотя и достигнуты намеченные результаты разрушения». Главнокомандующий требовал вести огонь и во время артиллерийской подготовки такой интенсивности, чтобы всегда [304] держать противника в тревожном состоянии и воодушевлять свои войска «видимым эффектом и непрерывностью звуков от выстрелов и разрывов»{676} (см. ниже седьмую часть).
Методы стрельбы{677}
Русская артиллерия во время первой мировой войны придерживалась хорошо освоенных ею методов стрельбы, основанных на «пристрелке» путём наблюдения «знаков разрывов» (недолётов и перелётов) или, иначе говоря, путём «захвата цели в вилку». Довоенные правила стрельбы русской артиллерии заключали в себе основательно разработанные указания главным образом о задачах и способах ведения пристрелки, затем о подготовке батареи к открытию огня, о наблюдении разрывов, о разделении огня, о признаках успешности стрельбы и скорости огня; что же касается методов ведения огня на поражение, то о них правила стрельбы содержали краткие и мало определённые указания.
С 1900 г., с началом перевооружения русской полевой артиллерии скорострельными 76-мм пушками, техническая подготовка к стрельбе получила первенствующее значение в деле обучения артиллерии, а угломер (впоследствии панорама), дающий возможность вести стрельбу с закрытых огневых позиций по невидимой для наводчика цели, получил самое широкое применение. За границей угломерные прицельные приспособления стали применяться позже, чем в России, за исключением Франции, артиллерия которой имела угломерный прибор гониометр с 1896 г.
Обучение артиллерии стрельбе проводилось при посредстве офицерской артиллерийской школы, которая разработала изданные в 1911 г. «Правила стрельбы и указания по применению угломера» с объяснительной запиской, составила и издала «Сведения по стрельбе полевой артиллерии», служившие настольной книгой для строевого артиллерийского офицера.
В том же 1911 г. было издано «Пособие по стрельбе полевой артиллерии» (см. выше), составленное под руководством генерала Краевского группой артиллерийских офицеров (руководители офицерской артиллерийской школы — полковники Клейненберг 1-й, Барсуков, Гобято и Синеоков, подполковник Добророльский и начальник артиллерийского полигона Петроградского военного округа полковник Лукашевич). «Пособие» состояло из четырех частей: ч. I «Общие сведения о стрельбе», ч. II «Ведение стрельбы», ч. III «Позиции», ч. IV «Обучение стрельбе».
В предисловии от составителей говорилось: «Цель издания «Пособия», кроме желания принести посильную помощь службе [305] полевой артиллерий, заключается в искреннем стремлении получить самое широкое освещение затронутых вопросов путём обмена мнений и всесторонней критики», чтобы откровенные отзывы о «Пособии» послужили необходимым материалом для комиссии (образованной при Арткоме ГАУ под председательством генерала Краевского; авторы «Пособия» были членами комиссии) по пересмотру руководств и наставлений службы полевой артиллерии при разработке ею отдела о стрельбе.
В ч. I «Пособия» было пять разделов: раздел 1 — «Траектория полевых снарядов»: А) Общие понятия и термины, Б) Зависимость между некоторыми величинами, входящими в вопрос о полёте снарядов); раздел 2 — «Рассеивание траекторий и разрывов снарядов»: А) Рассеивание траекторий, Б) Рассеивание разрывов шрапнелей; раздел 3 — «Вероятность попаданий»: А) Общие понятия о вычислении вероятности, Б) Определение положения цели относительно центров падения и разрывов по результатам стрельбы; раздел 4 — «Таблицы стрельбы»; раздел 5 — «Действие полевых снарядов». В ч. II «Ведение стрельбы» заключались: «Правила стрельбы» (лёгкой, конной и горной артиллерии) с объяснительной запиской; «Указания к употреблению угломера» и «Управление огнём» — глава I — «Общие указания» о площадях, поражаемых шрапнелью и осколками тротиловых снарядов, о силе огня батареи, о значении флангового и косого огня, о сосредоточении огня и пр.; глава II — «Способы целеуказания» (по карте, по ориентиру, при помощи буссоли, графически, угломером, трансформатором, высокими разрывами); глава III — «Выбор целей для стрельбы». Часть III — «Позиции» и ч. IV — «Обучение стрельбе».
Изданные в 1911 г. официальные «Правила стрельбы» полевой артиллерии состояли из трёх отделов: в первом отделе имелись общие указания о задачах пристрелки, подготовке батареи к открытию огня, наблюдении разрывов, разделении огня, признаках успешности стрельбы и скорости огня; во втором отделе «Стрельба по войскам» заключались: а) правила пристрелки угломера (направления выстрелов), трубки (высоты разрывов) и возвышения (по дальности) при стрельбе по неподвижным войскам, видимым и невидимым с батареи, б) краткие указания по стрельбе на поражение, сущность которых сводилась (§ 99) к тому, что после получения вилки (в 5, 10 и иногда больше делений) следовало переходить на поражение с малого предела вилки, обстреливая площадь между пределами найденной вилки скачками в 2 или 3 деления, причём получающимися наблюдениями по дальности пользовались для сужения границ обстреливаемой площади; в) особенности стрельбы по движущимся войскам; в третьем отделе «Особые виды стрельбы» помещены были способы пристрелки и ведения стрельбы по дирижаблю, привязному воздушному шару, стрельбы ночью и для разрушения препятствий.
Строевые артиллерийские офицеры в общем плохо разбирались в сравнительной ценности указаний третьего отдела и мало [306] ими пользовались, так как в довоенное время практические стрельбы указанного «особого» вида производились очень редко, в виде исключения.
Также редко, за недостатком снарядов, отпускаемых на практические стрельбы, производились стрельбы на поражение и на них почти не обращалось внимания.
В общем, «Правила стрельбы» 1911 г. заключали в себе главным образом правила пристрелки и содержали мало определённых указаний о ведении стрельбы на поражение, что было их недостатком.
Во введении к «Правилам стрельбы» 1911 г. указывалось, что стрельба состоит из пристрелки и стрельбы на поражение и что задача пристрелки заключается в определении направления, возвышения и установки трубки (при дистанционной стрельбе).
Там же имелись следующие общие указания:
а) Стрельба по войскам, незащищённым прочными закрытиями, ведётся шрапнелью; разрушение местных предметов производится гранатой. Граната назначается также для стрельбы по артиллерии, прикрытой щитами, но для окончательного её расстройства необходима комбинированная стрельба гранатой и шрапнелью. Такая же комбинированная стрельба может потребоваться по селениям и земляным закрытиям, занятым противником
б) Пристрелка и стрельба на поражение ведётся командиром батареи. В случае же разделения батареи на части или одновременного обстреливания различных целей частями батареи стрельба ведётся начальниками этих частей, а на обязанности командира батареи лежит тактическое управление огнём.
При удалении наблюдательного пункта командира батареи непосредственное наблюдение за действиями батареи на огневой позиции возлагается на старшего, оставшегося на батарее, который должен принимать и передавать команды и следить за правильным и своевременным их исполнением.
в) До открытия огня должно принять меры к подготовке данных, обеспечивающих успех стрельбы. Причём при занятии позиции командир батареи, в зависимости от обстановки и имеющегося в его распоряжении времени, обязан был: выбрать или занять указанный ему наблюдательный пункт и установить непрерывное наблюдение за полем; указать место для постановки батареи на огневой позиции, при этом для обеспечения надлежащего направления фронта батареи, занимающей закрытую позицию, признавалось выгодным пользоваться буссолью; указать места передков и батарейного резерва, если он оставлен при батарее; распорядиться о порядке занятия позиции и пополнения боеприпасов; организовать связь своего наблюдательного пункта с огневой позицией батареи, с непосредственным своим начальником, с передовыми и соседними частями, а также с высланными им передовыми и боковыми наблюдателями; путём изучения местности выяснить возможные пункты появления или расположения противника и подступы к ним; направить батарею [307] в ориентир и подготовить исходные данные для открытия огня по важнейшим целям; выяснить данные о мёртвом пространстве и непоражаемых участках впереди своей позиции, а также о возможной поддержке своим огнём соседних частей; принять меры непосредственного охранения батареи.
Старший на огневой позиции батареи, в зависимости от обстановки и указаний командира батареи, обязан при занятии позиции: установить связь с командиром батареи и принять меры к непрерывному её поддержанию: строить параллельный веер, указывая, если найдёт необходимым, общую точку наводки; организовать связь с передками и батарейным резервом; организовать питание батареи боевыми припасами; распоряжаться маскировкой орудий и рытьём окопов.
(Командиры взводов исполняют указания старшего на батарее, а начальники орудий (орудийные фейерверкеры) исполняют указания командиров взводов, ставят свои орудия на места, обеспечивая возможную горизонтальность их боевых осей; помогают орудийному расчёту уяснить точку наводки; следят за измерением наименьших прицелов и докладывают их командирам взводов.
До открытия огня по назначенной цели командир батареи: отыскивает цель, высылая для этого в случае надобности разведчиков и не останавливаясь перед переменой наблюдательного пункта; определяет протяжение цели по франту, её фланги и глубину, положение её фронта относительно фронта батареи, род закрытий, прикрывающих цель, положение цели относительно закрытий и ближайших местных предметов, характер местности вблизи цели; подготовляет по местным предметам масштабы высот и боковых отклонений; выбирает способ ведения стрельбы, способ наводки и снаряд для стрельбы, если он не указан командиром дивизиона; определяет исходные данные для стрельбы, а в случае прямой наводки непосредственно по цели принимает меры к тому, чтобы весь личный состав батареи верно и быстро отыскал данную цель.
При наводке по угломеру стрельба, как общее правило, велась параллельным веером. Стрельба прямой наводкой в цель производилась с разделением огня по всей цели или по избранному её участку.
Для пристрелки командир батареи мог направить выстрелы против того избранного пункта или участка цели, который представлял особые выгоды для наблюдения.
Согласно «Наставлению для действия полевой артиллерии в бою» 1912 г., «наиболее точным приёмом для указаний целей, в особенности при удалении командира дивизиона от командира батареи, является передача последнему цифровых данных утломерного прибора, определяющих направление на цель относительно направления на какой-либо ориентирный пункт»; при этом требовалось сообщать сведения о роде и свойствах цели, ее удаления и пр. Передаваемые данные трансформировались командирами [308] батарей при помощи приборов или же числовым или графическим приёмом.
Хорошим средством для указания цели считались выстрелы уже направленной на неё каким-нибудь способом батареи. Но это было применимо лишь при условии, что открытие огня других батарей может быть допущено. Указание целей по местным предметам считалось ненадёжным, так как могло повести к недоразумениям, в особенности при значительном удалении принимающего указания командира от передающего.
При распознавании и указании целей необходимо пользоваться планами и картами.
В русской артиллерии для горизонтальной наводки и для отметки орудий назначался угломер. В довоенное время создалась чуть ли не целая «угломерная наука»: ряд книг об угломере, статей, мнемоников, графиков и разных угломерных приборов. Способы для направления орудия в цель основывались на геометрических началах подобия треугольников, свойств углов, вписанных в круг и описанных, на тригонометрических формулах и решениях треугольников и т. д. Причём все угломерные приборы служили для направления на цель разными способами одного орудия. Для целой батареи, расположенной на закрытой огневой позиции, строился «веер» — параллельный, сходящийся или расходящийся. Построение «вееров» основывалось также на геометрических началах.
Для угловых измерений пользовались биноклем, переносным угломером, стереотрубой или буссолью, а также простым приёмом — кулаком или ладонью и пальцами.
Целеуказание производилось: 1) по карте, 2) по угловой величине между какими-нибудь резко заметными предметами (ориентирами) и целью, 3) по буссоли и целлулоидному транспортиру графически или с помощью параллелограмм, 4) по буссоли к угломеру Михаловского-Турова, 5) высокими разрывами пристрелявшейся батареи.
При целеуказании с помощью буссоли трансформацию, т. е. решение треугольника для определения необходимых данных, делали графически, пользуясь угловым планом и целлулоидным транспортиром. Угловой план требовал аккуратного прочерчивания линий и навыка для точной работы при измерении углов целлулоидным транспортиром.
Параллелограм даёт верное показание только в том случае, когда командир дивизиона и все командиры батарей находятся на одной линии. Для передового наблюдателя параллелограм не может применяться
Угломером-трансформатором Михаловского-Турова можно определить все необходимые данные для придания батарее желаемого направления, — но он не давал наглядности при решении треугольника, требовал довольно сложных манипуляций и был удобен в обращении при открытой установке, когда можно видеть цель. [309]
Измерение баз и проведение телефонов для связи с командиром дивизиона требовали продолжительного подготовительного периода; при измерении баз и дистанций до цели без дальномера получались крупные ошибки, ведущие к большой неточности при целеуказании.
В батареях полевой артиллерии имелись дальномеры системы Обри, довольно простой, но несовершенной конструкции, которыми вообще не пользовались.
В крепостной артиллерии, особенно в береговых крепостях, были хорошие дальномеры системы Лауница и другие, сложного устройства, по своей громоздкости для полевой артиллерии непригодные.
Наблюдение производилось при помощи оптических приборов, призматических биноклей шестикратного увеличения и больших и малых стереотруб десятикратного увеличения с вращающимися на шарнирах правой и левой половинами, позволяющими по образцу перископа наблюдать из-за закрытия.
В призматических биноклях и стереотрубах были нанесены на особом стекле или на диафрагме деления, позволявшие измерять горизонтальные и вертикальные углы. Некоторым недостатком биноклей и труб являлось сравнительно небольшое поле зрения, неизбежное при большом увеличении.
Наблюдение с привязного аэростата только ещё начинали применять. В 1912 г. впервые на Лужский полигон офицерской артиллерийской школы была командирована учебно-воздухоплавательная рота, и только с 1913 г. в школе началось обучение наблюдению с привязного аэростата.
Пристрелка с помощью наблюдения с самолёта стала производиться на некоторых артиллерийских полигонах лишь за год до начала войны; например, на Клементьевском полигоне Московского округа только в 1914 г.
Офицерская артиллерийская школа неоднократно ходатайствовала о прикомандировании в её распоряжение на летний период практических стрельб авиационной части, но ходатайство школы не было удовлетворено.
Согласно «Правилам стрельбы» 1911 г. положение разрывов снарядов относительно цели по направлению, высоте и дальности определяется посредством наблюдения выстрелов.
Величина боковых отклонений снарядов оценивалась в делениях угломера при помощи бинокля с нанесённой сеткой делений, ладонью или на-глаз, если раньше подготовлен угловой масштаб боковых отклонений по местным предметам. Для более верной оценки величины бокового отклонения снаряда выгоднее находиться по возможности ближе к стреляющему орудию. Находясь в стороне от орудия, следует иметь в виду, что при правильном направлении выстрелов недолёты будут казаться отклонениями в сторону стреляющей батареи, а перелёты — в противоположную сторону. [310]
Оценка высот разрывов производилась преимущественно при помощи бинокля с нанесённой сеткой делений или на-глаз, если раньше был подготовлен угловой масштаб высот разрывов по местным предметам. Высоты разрывов считаются от подошвы цели, если она видима. При расположении цели позади закрытия высоты разрывов считаются от верхнего края закрытия. Но при стрельбе на поражение принималась во внимание разница уровней закрытия и цели.
При клевках (разрывах при падении шрапнели) облако дыма тотчас поднимается кверху, часто имеет малую густоту и тёмную окраску вследствие перемешивания дыма с пылью или грязью. Разрывы до падения дают плотное белое облако дыма, несколько опускающееся вниз тотчас после своего появления.
Разрывы на воздухе (до падения) делятся по высоте на: а) разрывы ниже цели, облако дыма которых видно ниже цели или ниже гребня закрытия; б) низкие разрывы, дым которых виден на одном уровне с целью или гребнем закрытия; в) нормальные разрывы, которые происходят выше уровня цели или гребня закрытия до высоты в 5 делений угломера, считая эту высоту от подошвы цели или закрытия; г) высокие разрывы — до высоты от верхнего края нормальных разрывов в 10 делений угломера, считая эту высоту от подошвы цели или гребня закрытия; д) очень высокие разрывы — разрывы выше последней границы.{678}
При значительной разности уровней наблюдательного пункта и цели указанные высоты разрывов могут отличаться от их действительной величины.
Наблюдения по дальности производились относительно самой цели, если она видна, или относительно прикрывающего её закрытия. При недолёте облако дыма разорвавшегося снаряда закрывает цель или закрытие, если же облако дыма закрыто целью или закрытием, то получился перелёт.
При стрельбе по целям, расположенным на передних склонах высот, недолёт может показаться ниже, а перелёт — выше цели. В таких случаях возможно бывает судить о величине отклонения снаряда по дальности.
Вследствие тщательности применения войск к местности наблюдения по дальности относительно самой цели представляют затруднения, поэтому для таких наблюдений следует пользоваться местными предметами, положение которых относительно цели известно достоверно. [311]
Иногда разрывы вовсе не видны, что показывает одно из двух: либо получаются заглухания (или неразрывы) снарядов, либо облако дыма скрывается от глаз впереди лежащими предметами, причём в последнем случае видно бывает разреженное облако дыма, поднимающееся иногда по истечении некоторого времени. Вообще в таких случаях рекомендовалось: при отыскании возвышения дистанционными выстрелами поднимать разрывы уровнем, при ударной же стрельбе или изменять возвышение, соображаясь со свойствами местности, или переходить к отысканию возвышения дистанционными выстрелами.
Попадания в цель признавались только по ясно наблюдённым результатам.
При дистанционной стрельбе могут получаться «клевки», которые дают вообще менее надёжные наблюдения по дальности, чем воздушные разрывы, так как видимость клевков в большой степени зависит от неровностей местности и свойств грунта в точке падения снаряда.
В некоторых случаях указания относительно перелётов и недолётов можно получить, наблюдая тень от облака разрыва, пыль, куски земли, брызги воды или грязи, поднимаемые при падении снарядов или осколков и пуль.
Не следует долго смотреть на цель в бинокль или зрительную трубу перед выстрелом, чтобы избежать излишнего утомления глаз. Облако дыма предпочтительно наблюдать в самый момент его появления, когда дым имеет наибольшую густоту. Некоторое выслеживание облака дыма бывает полезно только при боковом ветре, когда дым разрыва проносится мимо цели. При ветре, дующем приблизительно в направлении выстрелов, долгое наблюдение в бинокль после разрыва снаряда лишь замедляет стрельбу, напрасно утомляет зрение и даже может привести к ошибочному наблюдению, если ветер перенесёт дым на другую сторону цели.
Выстрелы, при которых различение перелёта от недолёта сомнительно, не принимались в соображение при отыскании возвышения.
В отношении признаков успешности стрельбы имелись следующие указания в «Правилах стрельбы» (лёгкой, конной и горной артиллерии), изданных в 1911 г. Самым надёжным признаком успешности стрельбы служит наносимое поражение или разрушение, производимое снарядами, если наблюдаемые результаты могут быть несомненно приписаны собственному огню.
При невозможности наблюдать поражение цели верное направление орудия характеризуется получением разрывов против обстреливаемого пункта и вместе с тем получением приблизительно равного числа отклонений снарядов вправо и влево. Правильность веера батареи характеризуется приблизительно равномерным распределением разрывов по фронту цели или обстреливаемого её участка. [312]
Правильная установка дистанционной трубки (средняя высота разрывов) при дистанционной стрельбе на поражение характеризуется для разных дальностей различно:
а) На дальностях до 1 000 м высоты разрывов не должны превосходить 5 делений угломера; разрывы выше этой границы и клевки могут появляться лишь в виде исключения, как результат не вполне тщательной наводки и установки трубки вследствие волнения людей орудийного расчета, нередко охватывающего их при стрельбе на малые дальности.
б) На дальностях от 1 000 до 2 000 м (для горных 76-мм батарей обр. 1904 г. до 800 м) нормальные и низкие разрывы преобладают; на 2000 м (для горных батарей обр. 1904 г. на 800 м) низкие разрывы составляют около половины выстрелов. Высокие разрывы и клевки могут происходить на этих дальностях как случайность.
в) На дальностях, превышающих 2 000 м (для горных батарей обр. 1904 г. 800 м), правильная установка трубки характеризуется преобладанием нормальных разрывов. Суммарное число разрывов низких и клевков при обыкновенной величине вертикального рассеивания должно составлять около четверти всех выстрелов. С увеличением дальности количество низких разрывов уменьшается, а количество клевков увеличивается за счёт низких разрывов.
Для оценки возвышения (средней траектории) при дистанционной стрельбе служит наблюдение недолётов и перелётов при разрывах, дающих наблюдения по дальности.
Непосредственная оценка величин интервалов разрывов признавалась возможной лишь при стрельбе на самых малых дальностях, при больших боковых смещениях или с пунктов, значительно превышающих цель, а также, иногда, при стрельбе по целям, расположенным на склонах.
При правильно отысканной трубке возвышение считалось верным, если при разрывах, дающих наблюдения по дальности, замечалось преобладание недолётов над перелётами. Если же при правильно отысканной трубке наблюдаются только недолёты, то такое возвышение считается верным, когда после увеличения высоты прицела на 3 деления с параллельным изменением установки трубки наблюдаются перелёты или преобладание перелётов. Возвышение признавалось малым лишь в том случае, если после увеличения возвышения на 3 деления всё-таки получались одни недолеты или преобладание их над перелётами.
При дистанционной стрельбе преобладание перелётов над недолётами считалось показателем того, что возвышение велико; при преобладании разрывов в воздухе равенство чисел недолётов и перелётов также считалось показателем того, что возвышение велико, особенно при короткой трубке.
При ударной стрельбе признаком правильно отысканного возвышения служит приблизительно одинаковое распределение снарядов на перелёты и недолёты. Чем ниже средняя высота разрывов [313] при дистанционной стрельбе, тем более признаки правильного возвышения для дистанционной стрельбы приближаются к признакам: для ударной стрельбы.
В отношении скорости ведения огня в «Правилах стрельбы» 1911 г. имелись следующие общие указания. В течение пристрелки скорость огня ограничивается возможностью наблюдения отдельных выстрелов и выполнения требуемых поправок.
В целях увеличения скорости и надёжности пристрелка производилась группами выстрелов (батарейными очередями) при одинаковых возвышении и установке трубки, с настолько малыми промежутками между отдельными выстрелами, чтобы успеть лишь различить направление каждого орудия.
В некоторых случаях, например, с целью заблаговременного накопления данных для стрельбы по разным пунктам местности: или при нежелании обнаруживать численность своих орудий, вели пристрелку одиночными выстрелами.
При стрельбе на поражение порядок и скорость огня обусловливаются тактической обстановкой.
Излишний расход снарядов в бою предупреждался своевременным замедлением скорости или прекращением огня. Отсутствие результатов после продолжительной стрельбы может служить, признаком грубой ошибки в пристрелке, которую нельзя возместить большим количеством выпускаемых снарядов.
Для развития наибольшей скорости стрельбы, чтобы воспользоваться скоропреходящими обстоятельствами боя или достичь, поражения в самый короткий промежуток времени, применялся «беглый» огонь, но с назначением не более двух патронов на 76-мм орудие. Непрерывный «беглый» огонь применялся лишь при самообороне батареи; для производства такого огня подавалась команда «Картечь».
В старой русской артиллерии запрещалось скорость стрельбы увеличивать в ущерб точности наводки и установок трубок.
Основным средством связи русской артиллерии служил проволочный телефон удовлетворительной конструкции типа «Ордонанс» с зуммером. На войну русские батареи выступили, имея каждая по две телефонных единицы с 12 км облегчённого кабеля (французские батареи имели лишь по 2000 м провода). Кроме того, русская артиллерия умела применять сигнализацию — флажками по системе Морзе и символическую — и цепь передатчиков, но результаты работы флажками и передатчиками оказывались медленными и ненадёжными, в особенности при большом удалении; наблюдательных пунктов от батареи, вследствие чего к этим двум средствам связи прибегали весьма редко. Оптические средства связи не применялись. О применении в артиллерии радиотелеграфии и радиотелефонии в довоенное время не было и речи.
Практические ночные стрельбы полевой артиллерии производились вообще редко; при этом для освещения целей обыкновенно не пользовались ни прожекторами, ни светящимися ракетами или [314] снарядами, ни другими осветительными средствами и в большинстве случаев освещали цели зажжёнными возле них кострами.
Артиллерия должна вести огонь по целям, наиболее сильно поражающим или наиболее мешающим движению своей пехоты. Этим основным указанием руководствовались русские артиллеристы при выборе целей для стрельбы.
Предлагалось иметь в виду, что полевые гаубицы и тяжёлая полевая артиллерия прежде всего должны назначаться для разрушения оборонительных сооружений и местных предметов, и только если разрушение их не требуется или после того как они будут разрушены, огонь гаубиц и полевых тяжёлых орудий разрешалось направлять по неприятельской щитовой артиллерии и всем другим прикрытым и открытым целям.
Выбор снаряда делался в зависимости от рода цели и её свойств.
Пушечная дистанционная шрапнель считалась главным снарядом полевой артиллерии, служащим для поражения всевозможных живых целей, за исключением лишь защищённых закрытиями.
Ударная шрапнель признавалась пригодной для поражения живых целей, защищённых плетнями, дощатыми заборами, живой изгородью, тонкими глинобитными стенами и т. п., а также для стрельбы на расстояниях, превышающих дальность дистанционного действия трубки.
Шрапнель с установкой трубки на картечь назначалась для самообороны батареи.
Пушечная граната назначалась для разрушения деревянных или не особенно прочных каменных построек и, отчасти, земляных сооружений, для действия по сельским населённым пунктам, по щитовой артиллерии; применялась при стрельбе на расстояния, превышающие дальность дистанционной шрапнели. Граната производила значительное моральное впечатление на необстрелянные войска.
Граната полевой гаубицы назначалась для стрельбы по опорным пунктам, укреплённым местным предметам, блиндированным постройкам, для разрушения земляных и других не особенно прочных фортификационных сооружений; производила при разрыве сильное моральное действие.
Шрапнель полевых гаубиц применялась для поражения войск, укрытых крутыми скатами высот, берегами оврагов, брустверами полевых укреплений, а также для поражения орудийного расчёта, прикрытого щитами.
По «Наставлению» 1912 г. (§ 96) «участок, назначенный дивизиону для действия или для наблюдения, как общее правило, не делится между батареями». Командир дивизиона обязан был принимать меры, чтобы огонь любой батареи мог быть направлен по любой цели в пределах всего дивизионного участка. Командир дивизиона устанавливал общий способ обозначения местных предметов и ориентирных пунктов литерами или названиями, а целей — номерами. Для облегчения переносов и сосредоточения огня [315] командиры батарей представляли командиру дивизиона пристрелянные ими данные для действия по различным целям или местным пунктам. Данные эти сообщались командирам батарей и ими выверялись. Командиры батарей должны были вести «табели» (схемы) своей стрельбы произвольной формы, в которые заносилось всё, что могло облегчить ведение огня, его переносы и сосредоточение (номера и названия целей и местных предметов, данные стрельбы по ним и пр.).
При сосредоточении огня нескольких батарей на общей цели, при малой её ширине, не превосходящей фронта батареи, веера батарей совмещались. В этом случае действительность сосредоточенного огня обеспечивалась более надёжно заблаговременной пристрелкой батарей. Фронт более широких целей делился на батарейные участки. В том случае, если батарее назначался участок или цель, шириной больше её собственного фронта, обстреливание производилось последовательным переносом параллельного веера. При этом могло быть обеспечено поражение участков до двойной ширины по сравнению с фронтом батареи. При действии батареи по весьма широкой цели допускалось распределять огонь по всему её фронту, назначая каждому орудию определённый участок и постепенно меняя, в пределах участка, направление выстрелов орудия. В исключительных случаях применялась одновременная стрельба частями батареи по разным целям вместо последовательных переносов огня целой батареи, причём огонь вёлся самостоятельно командирами полубатарей и взводов или даже орудийными начальниками, при общем руководстве командира батареи.
Офицерская артиллерийская школа рекомендовала сосредоточивать огонь нескольких батарей только по таким укрытым целям, с которыми отдельные батареи не могут справиться, причём огонь рядом стоящих батарей выгодно сосредоточивать при стрельбе разнотипными снарядами (шрапнель — граната) или при стрельбе из разнотипных орудий (пушка — гаубица). Шрапнельный огонь из однотипных орудий признавалось выгодным сосредоточивать при условии, чтобы взаимный уклон огня был не менее 1 : 4.
Во избежание непроизводительного расхода снарядов при ведении огня по собственной инициативе батарей, офицерская артиллерийская школа предлагала держаться следующих положений. При близком расположении батарей, когда можно определить, какая из соседних батарей ведёт огонь по цели, на которую сосредоточивают огонь, левая батарея должна уступать или применяться к огню правой. Если же нельзя определить, с какой стороны находится стреляющая удалённая батарея, то батарея, открывающая огонь позднее, применяется к огню ранее стреляющей батареи.
При открытии огня двух рядом стоящих батарей (уклон огня менее 1:4) по целям, по которым выгодно стрелять не только шрапнелью, но и гранатой, как, например, щитовая батарея противника, расположенная на открытой позиции, окоп или постройки, [316] занятые неприятельской пехотой, одна батарея (правая или левая) ведёт огонь шрапнелью, а другая гранатой.
В том случае, если цель плоха видна (например, пехота за гребнем высоты, щитовая артиллерия на хорошо маскированной позиции) и приходится вести только шрапнельный огонь, то сосредоточенный огонь рядом стоящих батарей ведёт к бесцельному расходу снарядов и потому левая батарея должна прекращать огонь. Если же по одной укрытой цели одновременно открыли огонь две удалённые друг от друга батареи (уклон огня более 1 : 4), то батареи огня не прекращают, но батарея, открывшая огонь позднее, применяется к огню уже стреляющей батареи.
При переносах огня с одной цели на другую признавалось выгодным, чтобы батареи переносили огонь по целям, расположенным по возможности в одном направлении, так как в этом случае получается наименьшая задержка в огне и каждая батарея может держать под сильным шрапнельным огнём несколько прикрытых целей.
В общем «Правила стрельбы» 1911 г. русской артиллерии, несмотря на отсутствие в них определённых указаний о ведении стрельбы на поражение по разным целям и другие некоторые недостатки, признавались вполне целесообразными и в маневренный период мировой войны, как. неоднократно приходилось об этом упоминать, русская артиллерия стреляла по этим «Правилам» весьма успешно.
Но с переходом к позиционной борьбе, когда для разрушения неприятельских укреплений и заграждений потребовалась очень точная стрельба, в особенности при сближении окопов своих с неприятельскими иногда до нескольких десятков шагов и риске при этом нанести поражение своей пехоте, необходимы были новые методы более точной пристрелки и определённые методы ведения стрельбы для поражения разнообразных целей, а для обеспечения внезапности нанесения поражения появилась необходимость ведения стрельбы даже вовсе без предварительной пристрелки, на основании исчисленных данных.
При сосредоточении значительного количества артиллерии на небольших участках позиционного фронта обычная пристрелка всех батарей затягивалась иногда на несколько часов, отнимая до 15% всего времени, назначенного для артиллерийской огневой подготовки прорыва укреплённой полосы противника. Продолжительная пристрелка обнаруживала неприятелю направление прорыва и исключала внезапность атаки. Наконец, данные для стрельбы, полученные заблаговременной пристрелкой, нередко оказывались несоответствующими, особенно если требовалась весьма точная стрельба: по данным пристрелки, полученным ранним утром, стрельба днём давала перелеты снарядов вследствие уменьшения плотности воздуха, а стрельба по данным пристрелки, полученным днём, давала вечером и ночью недолёты, иногда же приводила к опасным разрывам снарядов в расположении своей пехоты. В отношении обеспечения точности стрельбы играли роль [317] не только метеорологические условия, но и индивидуальные свойства каждого отдельного стреляющего орудия (расстрелянное орудие сообщает снаряду меньшую скорость и, следовательно, бросает снаряд не на ту дальность, какая указана в таблицах стрельбы, и пр.), свойства боевого заряда данной партии пороха, свойства данных партий дистанционных трубок иИли взрывателей и т. д.
Новые методы стрельбы, к которым перешли австро-германцы и англо-французы во время войны 1917–1918 гг., основаны были: на топографическом определении исходных данных — расстояния от орудий до цели, направления на цель, разности высот орудий и цели; на метеорологических данных состояния атмосферы — ветер, температура, влажность и плотность воздуха; на поправках, учитывающих свойства поступающих в батарею боеприпасов (расчёты этих поправок сводились в таблицу).
Русская артиллерия во время войны не имела систематических сводок и данных опытно-полигонных исследований для производства стрельбы без пристрелки. Впрочем, новые способы артиллерийской стрельбы, принятые бывшими союзниками и противниками России, не могли в полной мере заменить пристрелку, так как до самого конца войны данные топографической, метеорологической и балистической подготовки получались не настолько верными, чтобы по ним безошибочно производить все необходимые расчёты. Новые методы стрельбы всё-таки требовали пристрелки, но значительно её облегчали и позволяли выполнить в более короткий срок и с меньшим расходом снарядов. По этому поводу во французской инструкции по стрельбе артиллерии говорится:
«Подготовка и пристрелка взаимно дополняют друг друга: как общее правило, стрельба должна быть подготовлена так, как если бы она должна была бы вестись без пристрелки; затем следует пристрелка, выполняемая так, как будто бы ей не предшествовала подготовка».
Стрельба по сближенным участкам неприятельской укреплённой позиции, производившаяся, за недостатком у русских траншейных орудий, батареями дивизионной артиллерии, требовала весьма тщательных строгих расчётов, являлась весьма сложной и ответственной и сводилась к учёту индивидуальных свойств каждого отдельного орудия, т. е. к назначению при стрельбе разных установок прицела и уровня, принимая при этом во внимание изменение метеорологических условий (температуры, влажности и плотности воздуха, направления и силы ветра). Русская артиллерия в общем справлялась с этой трудной задачей, хотя случаи попадания в свою пехоту не были исключены. Считалась русская артиллерия и с разнообразием метеорологических условий. Батареи при обстреле сближенных передовых окопов обычно меняли установки прицелов (уровней) в ясные дни до трёх раз.
Стрельба с корректурой каждого орудия, необходимая для обстрела сближенных участков, вырабатывала в артиллеристах при её проведении напряжённую внимательность, постепенно воспитывая [318] в них уверенность в своих знаниях, уменье и наблюдательность.
Австро-германская артиллерия вообще избегала обстрела участков, сближенных менее чем на 200 шагов, так как при таком обстреле часто случались разрывы снарядов в районе первых укреплённых линий своей пехоты. Для обстрела таких весьма сближенных участков австро-германцы обычно применяли огонь миномётов.
Особенности пристрелки и техники стрельбы артиллерии на поражение, выявленные в позиционный период войны на русском фронте, были зафиксированы «Наставлением для борьбы за укреплённые полосы» 1917 г., особенно в ч. II («Действия артиллерии при прорыве укреплённой полосы») и отчасти в ч. III («Действия артиллерии при обороне укреплённой полосы»).
При обороне требовалось, чтобы местность и сооружения противника были тщательно изучены и чтобы батареи и отдельные взводы были пристреляны по всем целям, предназначенным им по плану артиллерийских действий. Эта пристрелка, говорилось в «Наставлении», «должна дать возможность направить огонь в любое место совершенно точно или только с самой краткой пристрелкой».
При обороне требовалось определять «прицел дня» проверочной пристрелкой по определённой, ясно видимой цели. Эта проверка выполнялась одним орудием на группу однотипных орудий и обычно на три различных дальности. Данные проверки сообщались батареям.
Несоответствие дневного и ночного прицелов также принималось во внимание.
Все полученные данные стрельбы помещались в виде сводок R дивизионные и групповые таблицы, в которых указывалось, по каким целям (цели занумеровывались) и какие именно батареи (взводы) пристреляны.
При прорыве укреплённой полосы заблаговременная пристрелка всей массы артиллерии, как явно подчёркивающая район предполагаемого удара, не допускалась. Разрешалось получать заблаговременно лишь грубые пристрелочные данные для орудий только некоторых батарей (ограничиваясь вилкой около 200 м) и при этом распределять время для пристрелки между батареями так, чтобы она имела характер и напряжённость стрельбы, производившейся к ранее.
Для орудий крупных калибров, чтобы не тратить напрасно их дорогих снарядов, рекомендовалось первоначальные данные подыскивать стрельбой однотипных орудий малого калибра.
Окончательную пристрелку предлагалось тщательно «выполнить в день боя, непосредственно перед подготовкой атаки» (в течение около 2–4 час.).
На второстепенных участках, удалённых от места намечаемого главного удара, разрешалось производить пристрелку накануне боя, чтобы обмануть противника. [319]
«Наставление» (ч. 11, § 128) указывало: «Пристрелять надо каждое орудие, для чего батарейный участок делят на орудийные. Пристрелка «батареею» недопустима».
В случае сближения с противником менее чем на 400 шагов требовалось перед началом пристрелки и артиллерийской подготовки атаки отводить незаметно назад пехоту, чтобы не поражать её своим огнём и не нервировать её.
Наблюдатели с самолётов и змейковых аэростатов должны были следить за пристрелкой и стрельбой на поражение и предупреждать стреляющего командира в том случае, если будет замечено неудовлетворительное распределение разрывав снарядов.
Начальники артиллерийских групп обязаны были о ходе пристрелки доносить начальникам артиллерии ударных корпусов и от них получали указания о переходе на поражение.
При стрельбе на поражение пыль и дым мешали наблюдениям; поэтому требовалось окончательную пристрелку выполнить тщательно.
«Наставлением для борьбы за укреплённые полосы» (ч. II, изд. 1917 г.) подчёркивалось, что, во-первых, действительность стрельбы достигается методическим ведением огня, целесообразным его распределением по задачам, тщательным наблюдением каждого выстрела и производимого им разрушения и что, во-вторых, «стрельба без ясно поставленной цели — преступная трата снарядов».
Стрельбу на разрушение требовалось вести орудиями с возможно равными промежутками между выстрелами; батарейные очереди и залпы не допускались. Методичный и длительный огонь действует на психику противника и позволяет корректировать каждое орудие. Предлагалось вести редкий огонь (примерно 10 выстрелов на орудие в час) по окопам и в первый час артиллерийской подготовки атаки, чтобы возможно было продолжать корректуру пристрелки.
В течение подготовки атаки признавалось полезным вводить противника в заблуждение. С этой целью в точно указанный командованием момент все батареи постепенно переносили огонь в тыл неприятельского расположения и значительно усиливали темп огня, подчёркивая этим как бы начало атаки.
Ночью подготовка и поддержка атаки артиллерийским огнём считалась вообще невозможной и недопустимой. «Ночная стрельба открывает расположение батарей», говорилось в «Наставлении» 1917 г. (ч. II, § 138); прибегать к ней разрешалось лишь при настоятельной надобности и как исключение, например: стрельба из орудий малых калибров для демонстрации, отбитие ночных атак по заблаговременно пристрелянным данным, чтобы мешать работам противника и беспокоить его в особенно важных участках его позиций или тыла, уничтожать неприятельские прожекторы и т. п. В отношении продолжительности артиллерийской подготовки в «Наставлении» 1917 г. указывалось, что артиллерия должна выполнить поставленную ей задачу возможно скорее, «но связывать [320] артиллерию точным, чисто чрезмерно коротким сроком подготовки атаки нельзя» (ч. II, § 139).
Продолжительность подготовки зависит от наличия орудий и боеприпасов, свойств укреплений противника, поставленной задачи, грунта и пр. Предполагалось, что летом возможно подготовку закончить в один день (в течение 8–10 часов) и в тот же день атаковать, чтобы противник не успел подвести большие резервы. В короткие зимние дни или при недостаточном числе орудий подготовку приходилось растянуть на два дня, причём на второй день проделывались проходы в заграждениях.
Разведку для проверки результатов произведённой артиллерийской подготовки требовалось «выполнить быстро и энергично».
В период позиционной борьбы 1916–1917 гг. на русском фронте известны были недопустимые «случаи намеренной оттяжки атаки, влекущие за собой томление войск перед атакой и непроизводительный расход снарядов».
«Наставлением» 1917 г. требовалось (ч. II, § 142) час атаки назначать с таким расчётом, чтобы «распоряжение об атаке заведомо успело дойти по назначению». На это необходимо было обычно не менее двух часов; в это время артиллерия обязана была продолжать огонь неизменно, хотя бы артиллерийская подготовка атаки и считалась законченной. [321]