1916 год
21–30 апреля
Странный тон в телеграммах вел. кн. Николая Николаевича к царю. Вот, например, сегодня:«Дерзаю всеподданнейше просить в. и. в. об оказании высокой монаршей милости: произвести подполковника 18-го драгунского Северского полка князя Абашидзе Александра в чин полковника за военное отличие. Дерзаю лично всеподданнейше ходатайствовать перед в. в. за этого во всех отношениях достойного штаб-офицера потому, что это есть единственный выход из создавшегося положения, вследствие двукратного похода Кавказской кавал. дивизии на Западный фронт и ненормального [577] движения по этой причине наградных представлении. Генерал-адъютант Николай».
Ответ царя: «Ввиду твоего ходатайства согласен» и т. д...
Куропаткин на днях уже сообщал о недовозе продовольствия на 75%, а сегодня дает знать, что в XII армии лошади уже 7 дней получали всего по 5 ф. сена, а с 20-го пришлось давать по 2 ф.; «они слабеют и болеют».
За неделю 13–19 апреля на Северный фронт не довезено сена 671, а на Западный фронт — 504 вагона. Ронжин донес из Петрограда, что подвоз на Северный фронт усилен, а в частности будет добавлено в сутки 2 поезда с зерновым фуражом.
Алексеев дал телеграмму главнокомандующим фронтами:
«По доходящим до меня сведениям, убытки, причиненные местному населению рытьем окопов и возведением других сооружений военного характера, не везде оплачиваются. Владельцы уничтоженного и поврежденного имущества обращаются с ходатайством о скорейшем возмещении им его стоимости. Прошу сообщить, последовали ли какие-либо распоряжения по вверенному вам фронту об уплате за уничтоженное и поврежденное при указанных обстоятельствах имущество. У меня имеются сведения, что губернаторы, хотя и назначают для обследования убытков особые комиссии, но направлять дальше эти дела затрудняются за недостатком будто бы на этот предмет ассигнований».
Брусилов телеграфирует Алексееву: «Хотя обмен пленных в принципе и не желателен, но ввиду особых обстоятельств, не считаю возможным препятствовать обмену Рутковского на Д. Г. Янчевецкого». Последний — сотрудник «Нового времени»; Иванов недавно категорически отказался выдать Рутковского; теперь Алексеев запросил Брусилова.
После смерти адмирала Маулера, на которого австрийцы согласились обменять Янчевецкого, министерством иностранных дел были последовательно предложены для обмена: присужденный к смертной казни Павел Лысый, обвиняемый в шпионаже Гробович, присужденные к смертной казни Бережанский и Недзельский и монахи Антоний Корытко и Юзеф Навалко, привлеченные к суду по делу шпионской организации [578] ксендзов Тарнопольского монастыря. Сверх того, предлагалась выдача Лысого с одновременной заменой смертной казни Бережанского. Ввиду неподатливости смекающих австрийцев, наше министерство заявило, что готово обменять на Янчевецкого «одного из выдающихся деятелей Галиции», президента львовского магистра Рутковского, но встретило новый отказ. Единственное пожелание, полученное от австрийцев, заключалось в просьбе освободить львовского митрополита графа Шептицкого, но оно не было нами принято. Предупредив об этом испанского посла, министерство обратилось к австро-венгерскому правительству с предложением, чтобы оно само указало другое лицо, на которое согласно обменять Янчевецкого.
Фролов, который еще не сдал свою должность главного начальника снабжении Северного фронта, доносит, что «в эвакуационно-санитарном отношении Северный фронт находится в крайне тяжелом состоянии».
Эверт, имея мало тяжелой артиллерии, просит усилить авиационные средства фронта, чтобы достичь более меткой стрельбы и тем, хотя отчасти, возместить этот недостаток. Куропаткин находит, что два аэроплана военно-авиационной школы, не обладающее боевыми качествами, не могут быть признаны достаточной защитой Петрограда от воздушной атаки, и потому просит о скорейшем сформировании особого авиационного отряда для обороны столицы. Алексеев запросил мнение вел. князя Александра Михайловича.
Последний стоит в заслуженном своей глупостью положении: теперь усилилась воздушная разведка, нужны корректоры для стрельбы, в Белое море пришли 58 аэропланов и около 150 двигателей, но разгрузка идет тихо и вообще порядка там мало. Он просит Шуваева разрешить отправить туда к адмиралу Угрюмову особых офицеров, которые и ведали бы авиационной разгрузкой. Шуваев отвечает ему через начальника штаба:
«Адмирал Угрюмов сам отлично исполняет возложенную на него трудную задачу и если есть недочеты, то происходят они от общих причин, преодолеть которые не в силах человек»...
Доезжаем везде до стены. [579]
«Может быть, — заканчивает Шуваев, — при таких условиях (о которых хлопотал великий князь) выиграло бы дело перевозки специального авиационного имущества, но безусловно проиграло бы общее дело снабжения армии всем необходимым, идущим из-за границы; распоряжения о последовательности и срочности перевозок даются по моему указанию».
Впрочем, можно послать работников в помощь Угрюмову и его людям, но в полное его подчинение, и притом его одного... Прав, однако, и Шуваев, спасая все. Другое дело — спасет ли...
Вопрос о сокращении мясной порции свелся к тому, что взамен отнятой ¼ фунта мяса добавлено ½ фунта хлеба, 12 золотников крупы и 3 золотника сахара.
Дело со следствием о злоупотреблениях в артиллерийском ведомстве стоит так. Шуваев направил следователя Якоби к Гарину. Последний прежде всего выдрал из дела бумагу, в которой сказано, что многие из замешанных были уже в свое время под его следствием, но, не понеся наказания и оставленные при деле снабжения армии артиллерийским питанием, попались опять. Затем Гарин стал выражать Якоби свое недоумение, как он мог из ничего в сущности создать такое громадное по кругу лиц дело; советовал ему не идти очень далеко; давал понять, что от него ждали более скромной работы, и в конце концов заявил, что удивляется, как министерство юстиции не понимает, что вскрытие такого большого дела будет только на руку всем врагам правительства и верховной власти, имея в виду усиливающееся революционное брожение в стране... Возмущенный Якоби донес об этом министру юстиции Хвостову и было решено составить громадный доклад обо всем уже исследованном и представить его царю, чтобы получить указание, что же делать дальше. Доклад в 54 машинописных листа был представлен, и царь написал на нем, что такое мерзкое дело надо вести до конца. Теперь оно опять пошло. Сергей Михайлович пока в стороне, ничего компрометирующего его еще нет, но пользование его именем, влиянием на него имеется. [580]
На что же нужны были деньги всем этим мерзавцам? Отчасти — на удовлетворение самых низменных и извращенных страстей. Оказывается, господа воры образовали кружок педерастов, нечто вроде какой-то организации, каждый член которой имел у себя эмблему, найденную при обысках, — золотой мужской член с крылышками...
Из их переписки установлено, что между членами кружка были такие отношения на почве влюбленности, писались такие ревнивые письма, что не всякий здоровый человек способен так ревновать к любимой женщине... Да, мы идем под гору, мы катимся с нее с быстротой европейского поезда... Совершенно эпоха падения римской империи...
Строевое начальство очень обеспокоено сведениями о пропаганде в войсках на почве польского вопроса. Ходят якобы прокламации от австрийских поляков о том, что кто сейчас перейдет в царство Польское, занятое немцами, и поможет полякам оставить его за собой, тот навсегда будет освобожден от воинской повинности... Разумеется, спасителем отечества и теперь, как в 1901–1905 гг., является... ротный командир, на которого возложена непрестанная беседа с солдатами для уяснения им истинного положения отечества и т. п.
Получил сегодня записку Климовича о съездах земского и городского союзов в марте 1916 г. Она размножена на ротаторе и занумерована; номера идут до 500. Это, с одной стороны, желание очернить всю работу союзов, с другой — скомпрометировать ее видных руководителей, с третьей — подчеркнуть опасную роль Николая Николаевича, особенно на Кавказе...
Недавно министерство внутренних дел разъяснило губернаторам:
«Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам представляет собой не предусмотренную законом организацию объединения земств и потому принадлежит к установлениям не публичного, а частноправового характера, каковое обстоятельство само по себе исключает возможность [581] приравнять лиц, состоящих на службе этого союза, к служащим земских учреждений. А следовательно, означенные служащие за неправомерные действия подлежат ответственности в общем порядке и притом без квалификации их действий по признакам, указанным в разделе 5-м Уложения о наказаниях».
Оказывается, при начале войны Николай Николаевич предложил Гулевичу, бывшему тогда нач. штаба Петроградского военного округа, с которым он на «ты», штаб IX армии и на выбор двух командующих: Лечицкого или Эверта Гулевич остановился на первом. Они жили ладно, насколько барин Гулевич мог быть близок с грубым сибиряком Лечицким. Однако бывало, что недели по две они не разговаривали друг с другом. Когда к Гулевичу приехала жена, Лечицкий протестовал тем, что не выходил к столу, за которым она, конечно, не появлялась. Потом Гулевича перевели начальником штаба Северо-Западного фронта, где он был при Рузском и все время при Алексееве. С последним он тоже на «ты», но не мог мириться с положением, которое выпало на его долю с приездом Алексеева в компании с Пустовойтенко и Борисовым. Все важное, особенно оперативное, делалось раньше, Гулевичу давали только подписывать. Он часто протестовал, говорил, что не может подписывать то, с чем не согласен, — а это было особенно при отступлении, потому что Гулевич считал, что часто оно не вызывалось надобностью. Пустовойтенко Гулевич не ставил ни в грош, потому что не считал его умным и способным человеком. Под конец своего пребывания главнокомандующим Алексеев признал Гулевича полезным человеком и стал с ним советоваться. Носкова Гулевич просто не замечал, понимая его истинную роль. Сам Гулевич Пустовейтенко почти не звал к себе, ограничиваясь его письменными докладами. Потом и это сгладилось. Разумеется, Алексееву не следовало бы навязывать своего квартирмейстера начальнику штаба, который имел законное право выбирать своих подчиненных.
Барство Гулевича не было почвой для особого сближения с Алексеевым и какого бы то ни было — с Пустовойтенко и Борисовым. Но это не значит, что Гулевич ничего не делал, — [582] он работал, много, гораздо больше Пустовойтенко, который ложился спать регулярно в 12 часов, и на вызовы его к начальнику штаба получались ответы денщика: «Их превосходительство уже легли». Гулевич умный человек, широко военно-образованный, понимающий часто с полуслова и не отказывающийся от своей власти. Он наивен, иногда азбучен, но выше очень многих. Когда Алексеев ушел, то прежде всего, зная, что Гулевич не будет служить с Эвертом, он просил фронты дать Гулевичу первый свободный корпус. Эверт давал и не давал вакантные корпуса, сохраняя с Гулевичем внешне хорошие отношения, показывая, однако, что предпочел бы видеть на его месте другого. Этим другим и был Квецинский, рекомендованный ему Гулевичем же.
Квецинский подошел к Эверту прежде всего тем, что совершенно отказался от своих прав и всякой самостоятельности, — настолько, что фактически даже расход в 25 коп. представляет на доклад Эверту, очень это ценящему. (За длинные веки и брови Квецинского прозвали «Вием».)
Вчера приехал сюда Беляев. Он уже менее важен, за руку здоровается со многими из младших, лично ему не знакомыми, но все-таки хранит на челе ту высшую премудрость, которая так и должна быть присуща начальнику нашего генерального штаба. Сергей Михаилович с ним сух, Алексеев тоже довольно сдержан.
Только из «Русского слова» от 21 апреля мы узнали, что 20-го арестован Сухомлинов. Никто не знал здесь этого не только раньше, по даже 21-го. Это для всех здесь совершенная неожиданность. Ни в одной другой газете об этом ни слова; даже в вечерних «Биржевых» и «Вечернем времени» от 21-го нет того, что Москва знала ночью 20-го. Здесь фурор громадный; это первое известие с 26 сентября 1915 г., которое так занимает всех и заставляет о себе говорить. Разумеется, два основных отношения: большинство радо и видит в этом средство выгородить правительство, которое, признав негодяя, показало, что оно выше его; меньшинство осуждает такое дискредитирование самого понятия власти и полагает, что оно на руку только революционерам и немцам. Единицы вносят [583] еще и другие мысли: это признание, что мы проиграем воину, и потому заранее выставлена мишень и создан отвод народного грома. Другое мнение: это ловкий ход, чтобы удовлетворить общественное мнение... Уже называют и других, кто должен сидеть рядом: Кузьмин-Караваев, Жилинский.
В петроградских газетах от 22 апреля все еще ни слова о Сухомлинове; ясно, что было запрещено; только в вечерних телеграммах агентов от 22 апреля появилось несколько строк, а завтра, вероятно, последует разрешение писать и в петроградских газетах.
Сегодня вечером у меня сидел М. С. Попов, которому я дал Записку о земском и городском съездах союзов. Вдруг входят М. И. Терещенко и его коллега по земскому союзу на Юго-Западном фронте Сергей Поликарпович Шликевич. Терещенко выглядит молодцом, глаза ясные, как всегда говорящие, настроение бодрое, молод, оживлен. Шликевич усталый, не очень подвижный, но преисполненный понимания долга земской работы на фронте, в чем отлично дополняет Терещенко. Оба они были рады увидеть у меня на карте, что Рига не сдана и пр. — на Юго-Западном фронте ходили басни о сдаче на Северном фронте наших позиций далеко вглубь. Я прочел всем троим Записку. Они ее не знали, несмотря на большую вообще осведомленность Терещенко. Конечно, возмущались, несмотря на то что по тону и содержанию Записка вполне под стать, разве только какому-нибудь провинциальному приставу.
Они пришли ко мне прямо от Алексеева, у которого пробыли около 20 минут. Он подчеркнул им свое сочувственное отношение к земскому союзу и, я думаю, на этот раз был неискренен: скоро я достану документы, удостоверяющие мое предположение. Они оба обратили внимание, что Алексеев сидел у себя не в генерал-адъютантских погонах, но не заметили, что он был в погонах генерального штаба с вензелями.
Об Иванове оба отзываются, как о человеке очень мелочном, безо всякого кругозора и широкого понимания дела, мелком формалисте, думавшем, что приближением к себе свиты [584] генерал-майора князя Барятинского и поднесением Георгия царю и Георгиевской медали наследнику он упрочивал свое положение. О Брусилове мнения различны: Терещенко считает его ограниченным, Шликевич — умным, но оба сходятся на честности и понимании момента в отношении пользования общественными средствами и силами.
Говорили о безлюдье в Ставке; согласны, что высоко ценимый ими Алексеев не умеет выбирать людей.
Терещенко занят киевским военно-промышленным комитетом и земским союзом, ложится в 2 ночи, встает в 6 утра; работает много и хорошо себя чувствует. Между прочим, земский союз занят мыслью использовать днепровские пороги на 60 верстах устройством сети электрических силовых станций по проекту, который будет давать общую энергию в 1 000 000 сил, поднимет воду в Днепре на 18 вершков и потребует отчуждения у графа Воронцова-Дашкова земли на сумму около 4 000 000 руб.; стоимость проекта — 52 миллиона. Другой проект, правительственный — сила станций 101 000, подъем на 10 вершков, цена 12 000 000. Только теперь, во время войны, и можно осуществить этот грандиозный замысел, который неузнаваемо поднимет донецкое горное и металлургическое дело, и потому им очень заняты. М. С. Попов дал Терещенко и Шликевичу указания, как провести это дело по инстанциям.
Только вчера в петроградских газетах появилось официальное сообщение о Сухомлинове, а в «Вечернем времени», попробовавшем перепечатать статьи «Русского слова», — громадные белые плеши.
На совещание о постановке технических организаций, председателем которого назначен генерал Залесский, съехалось почти 60 человек; открыл его Алексеев перед обедом, потом обедали, потом начали деловую часть. Разумеется, в таком громадном составе настоящая работа невозможна.
Приехал, по вызову Пустовойтенко, полковник Терехов. Штаб II армии все хочет от него отделаться, так как он занят [585] делом, предписанным ему нашим штабом и может быть менее полезен своему штабу. У него дело идет, но с массой трений.
12 января 1905 года Голомбиевский привозил царю письмо от Вильгельма П.
Н. А. Данилов решил уйти; роль начальника снабжения урезана отнятием части дел по интендантству, по артиллерийскому делу, а теперь и по инженерному. Он просит дать ему корпус.
Сегодня на рассвете «Бреслау» подошел к Евпатории под русским флагом, открыл огонь, повредил банк, гимназию, больницу и пр. и спокойно скрылся... Эбергард донес об этом. Алексеев написал на его телеграмме: «Действия Черноморского флота инертны до позора...» Разумеется, Русину эта телеграмма не дана — у него есть своя. В сообщении (№ 651) это изображено жалостливо: «Вчера крейсер «Бреслау» бомбардировал беззащитный морской курорт Евпаторию»...
Сегодня у Алексеева был Вырубов.
Терехов возмущался теми удобствами, которые имеют теперь агенты немцев в Спб. в военной гостинице «Астория». Там полный интернационализм: масса военных, масса иностранцев, всякие представители общественных организаций, жены и под видом жен всякие дамы — словом, почва самая удобная для работы разведки. Иначе сделано у немцев. Если гостиница занята каким-нибудь штабом или просто приезжающими военными, то в нее не попадет уже никто; немецкий офицер никогда ни слова никому не скажет и, если только замечает, что кто-нибудь задает ему какие-нибудь военные вопросы, немедленно принимает меры для ареста такого любопытного.
Приведу расположение противника на нашем фронте по данным фронтовых сводок на 20 апреля.
Фронт Гинденбурга (штаб в Ковно):а) 8-я герм. армия Белова (штаб в Шавли): Рижская группа, от Раггацем до Берземюнде, 34–46 бат., 38 эск.; Фридрихштадтская группа, от Берземюнде до ст. Даудзевас, 31 бат., [586] 4 эск.; Якобштадтская группа, от Даудзевас до Ливенгофа, 34–41 бат., 41 эск.;
б) герман. армейская группа Шольца (штаб в Уцяны): Еглоньская группа, от Ливенгофа до Саркани, 8 бат., 47–55 эск.; Двинская группа, от Саркани до оз. Дрисвяты, 61 бат., 9 эск.; от оз. Дрисвяты до Медзяны 51 бат., 24 эск.;
в) 10-я герм, армия Эйхгорна (штаб в Вильно): от Медзяны до Нефеды, 112–121 бат., 72 эск.
г) 12-я герм, армия (штаб в Лиде): от Нефеды до Бакшты, 72 бат.
Фронт принца Леопольда Баварского (штаб в Белостоке):
а) 9-я герм, армия (штаб в Слониме), от Бакшты до Барановичей, 67–71 бат.;
б) герман. армейская группа Войрша (штаб?), от Барановичей до середины Огинского канала, 50–53 бат.
Фронт Линзингена (штаб в Ковеле):
а) группа от середины Огинского канала до Кухоцка Воля, 20–22 бат., 48 эск.;
б) 4-я австр. армия Иосифа-Фердинанда, от Кухоцка Воля до Олык (штаб в Лунке);
в) 1-я австр. армия Пухалло (штаб в Корестечко), от Олык до Детиничей, вместе с Пухалло 175 бат., 74 эск.;
г) 2-я австр. армия Бем-Эрмоли (штаб в Бродах), от Детиничей до Заложца;
д) южная герм армия (штаб в Брежане), от Заложен до Подгайц; вместе с Бем-Эрмоли 145 бат., 48 эск.;
е) 7-я австр. армия Пфланцера (штаб в Коломне), от Беняевы до Черновиц, 230 бат., 114 эск.
Но все это не совсем точная сводка противоречивых сводок трех фронтов. Дело разведки все еще до того не направлено, до того не скоординировано, что все три сводки говорят о разных армиях, локализируют штабы в разных городах и дают очень несхожие цифры состава неприятельской армии.
Еще одна «записка» из недр департамента полиции прислана сюда для того, чтобы окончательно подорвать всякое доверие к общественной работе на пользу армии и стране. Тоже нумерованное и весьма секретное издание. [587]
Обзор политической деятельности общественных организаций за период времени с 1 марта по 16 апреля 1916 г.
Деятельность происходившего в Петрограде с 26 по 29 февраля 1916 г. Всероссийского съезда представителей военно-пром. комитетов и состоявшихся затем в Москве с 12 по 14 марта Всерос. съездов уполномоченных общеземского и общегородского союзов носила определенно выраженный политический характер.Целью упомянутых съездов, помимо обсуждения вопросов, непосредственно касающихся их специальных дел, была разработка мероприятий по подготовлению в России прочного и дисциплинированного объединения так назыв. обществен, организаций (уже созданных и имеющих возникнуть в ближайшем будущем) для оказания решительного давления на существующее ныне правительство ввиду введения в России нового ответственного перед народным представительством правительства и переустройства выборов в Гос. Думу и органов земского и городского самоуправлений на началах всеобщего и равного избирательного права с прямой и тайной подачей голосов.
Основные принципы противогосударственного направления деятельности названных съездов нашли себе выражение в суждениях о том, что существующее ныне бесцветное правительство привело Россию к разгрому, что родина ныне находится в опасности и путь спасения ее лежит в привлечении к этому делу всех народных сил и в их объединении; что общественные организации все в государстве должны взять в свои руки и настойчиво заявить требование об установлении нового ответственного перед страной и Гос. Думой правительства.
Из рассуждений на съездах с определенностью выяснилось, что представители земской и городской России и военно-промышл. комитетов уже объединились в мощные организации и что участникам последних необходимо под прикрытием занятий по обороне страны провести создание целого ряда новых [588] всероссийских организации и союзов, а равно и учредить объединяющий все эти организации высший центральный орган.
Такими задачами намечен был на съездах дальнейший путь деятельности участников указанных уже объединившихся организаций, причем в этом направлении за период времени с 1 марта по 17 апреля 1916 г. отдельными организациями было выполнено нижеследующее.
Военно-промышленные комитеты
Петроград. 5 марта 1916 г. состоялось заседание продовольственного отдела Центр, военно-пром. комитета для обсуждения вопроса о мерах и способах создания мощной всероссийской организации по продовольствованию всей страны вообще и в частности — действующей армии. По этому вопросу было постановлено: образовать самостоятельную организацию, которая в своей деятельности должна объединить все ныне существующие продовольственные комитеты и получить право вести свою работу самостоятельно, по собственному почину и не считаясь с политикой министерства земледелия. Для выработки положения об этой новой организации была избрана комиссия из 13 человек, в число которых вошли: член Гос. Думы Виноградов, народоволец Чайковский, члены рабочей группы Центр, военно-пром. комитета социал-дем. Абросимов и Брейда и др.8-го и 9 марта 1916 г. также происходили в Петрограде собрания продовол. отдела Центр. воен.-пром. комитета. На этих собраниях был доложен членом Гос. Д Виноградовым и затем обсуждался затронутый упомянутой комиссией проект Положения о новой организации по продовольств. делу, названный в проекте Центр, комитетом объединенных общ. организаций по снабжению армии и населения продовольствием.
Как дословно изложено в проекте, «Ц. к. объедин. обществ, орг. имеет своей задачей обеспечение армии и населения предметами продовольствия во время войны. Выполняя эту задачу, Ц. К. заготавливает, закупает и распределяет по стране предметы [589] продовольствия и в целях большей планомерности в работе имеет право обследовать размеры потребления производства, наличных запасов, существующих цен на рынках производства и потребления, условий транспорта». «Ц. К. должен быть организацией совершенно самостоятельной, не входящей как часть ни в одну из существующих крупных общественных организаций, он сам объединяет их для выполнения новой обществ, задачи». «В состав Ц. К. как равноправные члены входят представители Ц. военно-промышл. комитета, всерос. земского и городского союзов, комитета военно-технической помощи, сельскохоз. организаций, кооперативных союзов и комитетов и рабочих организаций». «Представители объединенных организаций составляют руководящий орган Комитета (Совет) и работают безвозмездно. Для ведения дела ими создается исполнительный орган (Правление), труд членов которого подлежит оплате». «Ц. К-ту принадлежит объединение и руководство деятельностью местных организаций». «Местные организации комитета образуются не по принципу административного деления России, а по районам производственным (областные и более мелкие, доходящие до волостных групп). Организация местных групп — дело Ц. К. Состав их аналогичен составу военно-промышл. комитетов. Для правильного ведения работы созываются съезды общеимперские, областные и мелкорайонные».
«Для работы организации нужны финансы — как для содержания самой организации, так и для ведения операций. Для первой цели средства должны быть даны потребителями, получающими предметы продовольствия от организации. К заготовительной стоимости продуктов должен прибавляться тот или другой процент, по определению Ц. К.». «Средства для ведения операций могут быть получены различными путями: их должны дать города, земства, кооперативы, закупающие продукты через объединенную организацию; может дать государственное казначейство, дадут банки и, наконец, может быть создана система расплаты по взаимным расчетам по мере обмена товарами между отдельными районами страны». [590]
Описанный проект положения, несмотря на то что с осуществлением его связывалось уничтожение ряда правительственных учреждений, был принят, причем было постановлено отослать его для окончательного рассмотрения и принятия в Москву на съезды представителей «Земгора» (земского и городского союзов). Вышеуказанный Центральный продовольств. комитет должен будет находиться в Москве.
При обсуждении этого проекта 9 марта на заседании продовольств. отдела Ц. военно-промышл. комитета председательствовал Гессен и участвовали, в числе прочих, Коновалов; евреи Маргулиус, Рахович, Португес, Рыс; из членов рабочей группы Комитета соц.-дем Абросимов и Емельянов. В этом заседании открыто говорилось, что существующее ныне в России правительство «никуда не годно и нужно его заменить другим, ответственным перед народными представителями»; что «есть два способа добиваться чего-либо: способ поклонов и способ организованных требований»; что «последний способ был испытан 10 лет назад и дал результаты»; что «поклоны или путь соглашения с правительством надо бросить, нужно объединиться, и лозунги объединения найдут отклики во всех слоях населения»; что «на почве продовольствия власть затрещит»; что «резолюции воен.-пром съезда — плод обществ, воли и энергии»; что «нечего ждать, а надо приступать к действованию»; что «обществ. организации, объединенные Ц. К., будут будить дух, и в конце концов раскроются уши, заткнутые ватой», и что «нужно забивать клин его острым концом, а острый конец — это продовольственный вопрос».
Надлежит обратить особое внимание на то, что приведенные фразы содержались в речах, главным образом, рабочих и евреев, из которых все принимали участие в прениях.
9 того же марта состоялось в Петрограде собрание членов бюро образовавшейся во время бывшего в феврале съезда военно-пром комитетов «Организационной комиссии по созыву всероссийского рабочего съезда». На собрании этом присутствовали представители рабочей группы Ц. в.-пр. к., в числе которых были соц.-дем Гвоздев, Брейда, Абросимов и Емельянов и секретарь группы Богданов. [591]
На этом собрании было решено: 1) разослать различным существующим в империи рабочим организациям (больничные кассы, профес, союзы и т. п.) проект «Программы и организационною устава Всерос. рабочего съезда», выработанный названной комиссией и одобренный рабочей делегацией состоявшегося в феврале съезда военно-пром. комитетов; 2) поручить секретарю разработать смету расходов по созыву съезда и 3) пригласить в организационную комиссию четырех представителей от трудовой и ликвидаторской соц.-дем. фракций Гос Думы, трех от страхового совета и по одному представителю от пяти кооперативов г. Петрограда и одного от профес. органа «Печатник».
Во исполнение первого пункта приведенной резолюции от 19 марта на бланках «Рабочей группы Ц. п.-пр. ком.» за соответствующими исходящими номерами (№ 52226 и др.) был разослан в разные города России вышеуказанный «Проект программы и организ. устава всерос, рабочего съезда» с препроводительным отношением следующего содержания: «Уважаемые товарищи. Посылая вам проект программы и орган, устава всерос раб. съезда, извещаем вас, что сделаны уже первые шаги по осуществлению этого проекта По инициативе рабочей делегации на втором съезде воен-пром комитетов, в которую входили представители 20 городов, уже образована при нашей группе организационная комиссия по созыву всерос. рабочего съезда с исполнительным органом во главе — Бюро, состоящим из 7-и человек: 5-и членов нашей группы и 2-х членов рабочей группы московского воен-пром. комитета Мы выражаем уверенность, что вы поставите присланный вам проект на рассмотрение вашей организации и о всех своих пожеланиях по поводу основ, на которых должен быть созван всерос. рабочий съезд, а также и о конкретном отношении к нашему проекту, доведете до нашего сведения».
Как видно из упомянутого проекта, первым вопросом, подлежащим обсуждению рабочего съезда, поставлено «отношение рабочих к современному положению страны». Состав же членов этого съезда представляется весьма значительным в количественном отношении и неопределенным в качественном: [592] по § 1 раздела III проекта устава, «правом участия в съезде пользуются профес. союзы, культурно-просветительные рабочие общества, рабочие кооперативов и другие самостоятельные и независимые рабочие организации, насчитывающие не менее 100 членов». А по § 6 того же раздела, «лица, не предусмотренные этим положением, но могущие оказать содействие в работах съезда, могут принимать участие в съезде по приглашению организационного бюро комитета». Благодаря этому параграфу, качественный состав участников съезда зависит исключительно от усмотрения организ.-комитета, который, как представляющий собой часть рабочей делегации второго съезда в.-пр. ком., является, судя по содержанию объявленной на съезде декларации этой делегации, революционно настроенной группой, стремящейся к ниспровержению установленного в России основными законами государств, строя.
На заседании бюро рабочей группы Ц. в.-пр. к, происходившем 12 марта, было решено послать председателю Гос. Думы письмо от имени рабочей группы с критикой линии поведения большинства представителей Гос. Думы, с запросом по еврейским делам и с указанием на недопустимость выступлений, могущих вызвать обострение отношений между различными национальностями. Кроме того, на том же заседании было заслушано письмо А. И. Гучкова, обратившегося к рабочей группе Ц. в.-пр. ком. с призывом к социальному миру и указанием на недопустимость выступлений и недоразумений, вредящих делу государственной обороны. Это письмо А. И. Гучкова было вызвано дошедшими до него сведениями о трениях между рабочей группой и большинством Ц. в.-пр. ком. в области вопросов рабочего законодательства. Бюро при этом решило ответить Гучкову, что со своими советами о сохранении социального мира он обратился не по адресу.
12 того же марта представители рабочей группы Ц. в.-пр. комитета Гвоздев, Абросимов, Брейда и Богданов принимали участие в собрании партийных соц.-дем. деятелей, происходившем в помещении ликвидаторской думской фракции при членах Гос. Думы Скобелеве, Хаустове, Чхенкели и Тулякове, [593] представителях организационного комитета ликвидаторов, Центральной инициативной группы, с участием партийного работника из евреев по имени Яков Моисеевич и других. Главным предметом обсуждения на этом заседании был вопрос о координации действий между представителями всех представленных на этом собрании организаций, особенно между рабочей группой Ц. в.-пр. к. и Центр. инициативной группой. Благодаря большим спорам, определенной резолюции по данному вопросу на этом заседании вынесено не было.
12 того же марта состоялось собрание рабочей группы Ц. в.-пр. к., на котором было решено отправить к Председателю Совета министров особую делегацию для оповещения о том, что сформировался орган, комитет по созыву рабочего съезда и что скоро будет возбуждено ходатайство о разрешении этого съезда. Как выяснилось впоследствии, этот съезд подлежащей властью принципиально решено не допускать.
19 марта на заседании бюро рабочей группы Ц. в.-пр. к. было одобрено составленное секретарем группы Богдановым, ответное письмо Гучкову и выработан проект по поводу недоброжелательного отношения к рабочим со стороны промышленников, стремящихся не допустить последних в правительственную комиссию по рабочему законодательству.
Означенное письмо, подписанное председателем рабочей группы Ц. в.-пр. к. Гвоздевым и обращенное к Александру Ивановичу Гучкову, начинается так: «Получив ваше письмо, я почел своею обязанностью довести его до сведения моих товарищей по группе, и ответ мой является не только моим ответом, он выражает и мнение всех моих товарищей».
Далее в письме этом обращают на себя внимание нижеследующие рассуждения: «В своем письме вы выражаете уверенность, что светлую будущность России можно построить на одолении врага, на победе над Германией. Исходя из этого положения, вы сочли возможным обратиться к нам, организованным рабочим, со словом убеждения... Вам, конечно, известно, что положение страны... вселяет и в нас великую тревогу. Но вы знаете также и то, что выводы из этого признания мы делаем совершенно иные... На последнем съезде военнопром. [594] комитетов рабочая делегация 20-и крупных городов страны огласила известную вам декларацию. Рабочие, стоя за ликвидацию войны самими народами, совмещают это свое стремление с защитой страны, когда ей угрожает опасность разгрома Одоление же врага или победа над Германией, если в это понятие вкладывать такое содержание, какое вкладывают в него имущие классы, может толкнуть Россию на путь завоевании, военного насилия, авантюр. Светлое будущее не на пути империализма... В своем письме вы говорите о социальном мире... Я и мои товарищи по группе считаем необходимым твердо и категорически заявить: ни мира, ни перемирия с руководителями того устаревшего уклада русской жизни, который был всегда враждебен интересам страны и привел ее ныне к катастрофе, мы не признаем. Установление социального мира возможно лишь при изменении всех общественных условий... Ваши указания нам на опасность каждого безработного дня для русской армии... направлены не по адресу. Вы признаете, что накопилось много счетов и многое наболело и что сводить эти счеты и врачевать эти недуги теперь не время... Я убежден, что такой социальный мир, если бы он осуществился, обратился бы в патриотическую ширму для холодной и беспощадной эксплуатации народных масс... Письмо заканчивается утверждением, что «политика социального мира приведет лишь к порабощению рабочих» и что «классовая борьба» представляет собой «нормальное и неустранимое явление современного порядка, отнюдь не уничтожая возможности координирования прогрессивных общественных сил с силами рабочего класса для осуществления общей им всем задачи».
Письмо это, как представляющее по существу своего содержания революционное сочинение, возбуждающее к ниспровержению существующего в России общественного строя, было разослано в копиях рабочей группой в агитационно-пропагандистских целях из Петрограда в провинциальные города Так, 31 марта одна из таких копий была получена с почты в Вятке в простом письме с бланком «Ц. в.-пр. к., Литейный пр., 16», и с адресом на имя рабочей группы Вятского областного в.-пр. комитета (ст. 129 Уг. Улож.) [595]
22 марта происходило также заседание бюро рабочей группа Ц. в.-пр. комитета На этом заседании было доложено о результатах собрания бюро Ц. в.-пр. комитета, на котором определенно выяснилось, что представители промышленников высказались против всех предложений рабочих — института старост, примирительных камер и т. д. Кроме того, на этом же заседании бюро группы были заслушаны письма заграничных партийных деятелей, между прочим, письмо Мартова, который упрекает русских партийных работников меньшевистского лагеря за их оборонческие тенденции и грозит им исключением из партии.
23 марта состоялось собрание рабочей группы Ц. в.-пр. к. На этом собрании было одобрено группой вышеприведенное ответное письмо Гучкову и затем было выяснено, что предполагавшийся в конце марта съезд бирж труда будет съездом всех вообще рабочих организаций. (Съезд этот также не был разрешен правительственной властью.) Кроме того, тогда же группа постановила осведомиться, не представят ли заседания предположенного к открытию 14 апреля в Петрограде Пироговского съезда интереса с точки зрения рабочих, и в утвердительном случае добиться участия в этом съезде ее представителей.
Москва. 12 марта в Москве в помещении в.-пр. к. (Солянка, д. Купеческого о-ва) состоялось собрание членов рабочей группы в.-пр. к. при участии выборщиков от рабочих и представителей 4-х больничных касс и общества взаимопомощи коммерческих служащих. Это собрание, в котором участвовало 44 чел., формально было созвано для ознакомления выборщиков и представителей больничных касс и профес, организаций с постановлением состоявшегося в Петрограде в конце февраля с г. съезда в.-пр. к. об учреждении при последних примирительных камер. По существу же дела в данном случае преследовалась цель объединения рабочих масс вокруг рабочей группы в.-пр. к. Докладывал на этом собрании секретарь рабочей группы Моносзон, который указал на то, что главное значение для рабочих примирительных камер — это использование их как легальной возможности для сплочения рабочих масс. [596]
29 марта при московском в.-пр. к. состоялось организационное заседание особого отдела по мобилизации промышленного труда. В личный состав этого отдела вошло до 10 чел. разных обществ, деятелей и рабочих Председателем этого отдела был избран проф. А. Л. Мануйлов, а заместителем его — проф. В. Я. Железнов. Рабочая группа в.-пр. к, сохранив свою самостоятельность, вошла в состав отдела по мобилизации промышл. труда в качестве подотдела.
На описанном заседании проф. Мануйлов, поблагодарив за свое избрание, заявил, что будущая работа отдела приведет к благим результатами в смысле устранения трений между предпринимателями и рабочими, что необходимо использовать труд рабочих в максимальной степени для обороны и что, раз мобилизована промышленность, необходимо мобилизовать и труд.
В ответ на эту речь председатель рабочей группы комитета В. А. Черегородцев заявил, что война начата не рабочими, а буржуазией и бюрократий, почему русские рабочие примут все меры к скорейшему заключение мира без аннексий и контрибуций; что перед рабочими лежат ныне две задачи: 1) содействовать защите страны от неприятеля, 2) освободить Россию от бюрократии; и что необходимо координировать обществ, силы для осуществления этих задач.
Киев. В Киеве 12 марта возвратившиеся из Петрограда члены рабочей группы областного в.-пр. к. Алферов и Незлобии роздали на собрании этого комитета полученные ими в Петрограде резолюции второго всерос. съезда в.-пр. к. и в том числе декларацию рабочей делегации на втором всерос. съезд в.-пр. к., в которой содержится революционный призыв к ниспровержению существующего в России государственного строя (ст. 129 Уг. Улож.).
Тула. 30 марта и 6 апреля в Туле, в чайной профес. общества рабочих вел собесдование с рабочими приезжавший из Петрограда член рабочей группы Ц. в.-пр. к. Кузьмин, причем огласил перед ними вышеупомянутую революционную декларацию рабочей делегации на втором всерос. съезде в.-пр. к. (129 ст. Уг. Улож.) [597]
Харьков. Из Харькова в апреле с. г. поступили сведения о том, что стремления рабочей группы Ц. в.-пр. к. к наиболее устойчивому объединению провинциальных рабочих масс ввиду большего удобства при революционной агитации нашли себе выражение в учреждении в Харькове, по инициативе названной рабочей группы, «Местного объединенного рабочего комитета», в который вошли представители: 1) рабочей группы областного в.-пр. к., 2) профессиональных организаций, 3) больничных касс, 4) рабочих кооперативов, 5) бывшей группы содействия Голоса социал-демократа, 6) железнодорожной инициативной группы, 7) видных обществ, деятелей. Харьковский местный объединенный комитет взял на себя инициативу созыва совещания представителей южных рабочих организаций для обсуждения вопросов: а) связанных с созывом рабочего съезда, б) координации действий рабочих групп Юга и в) создания Южного рабочего центра Одним из видных деятелей этого комитета является Федор Исаев Цедербаум (организационная кличка «Пантелей»).
Омск. Наконец, 24 марта в Омске в местном в.-пр. к. были заслушаны доклады делегатов о поездке их в Петроград на второй всерос. съезд в.-пр. к., причем делегаты ознакомили собрание со всеми резолюциями бывшего съезда, в которых указывается на необходимость немедленной реорганизации в России власти на началах ответственности ее перед народным представительством и создания в целях спасения России от экономического, разрухи мощной общественной организации, ведающей всем делом продовольствия армии и населения.
Из всего вышеизложенного с несомненностью и достаточной определенностью вытекает то положение, что рабочая группа Ц. в.-пр. к. самостоятельно и при содействии представителей рабочих групп весьма энергично и планомерно, в соответствии с резолюциями второго всерос. съезда в.-пр. к., продолжала свою противоправительственную работу агитационно-пропагандистско-организационного характера по отношению к широким рабочим массам империи.
К изложенному надлежит еще добавить, что 24 марта на заседании бюро Ц. в.-пр. к. А. И. Коновалов и В. В. Жуковский, [598] возвратившиеся из поездки в Ставку в. г. и штабы главноком всеми действующими армиями, сделали доклад о результатах своей поездки. Общий вывод из этого доклада таков, что время от времени руководителям Ц. в.-пр. к. необходимо повторять такие поездки для установления более тесного и непосредственного общения с фронтом.
Всероссийские Земский и Городской союзы
Идеи организованного и строго дисциплинированного объединения народных сил империи для скорейшего достижения замены существующего правительства новым, ответственным перед народным представительством, положенные в основу деятельности рабочих групп в.-пр. к., направленной на тесное сплочение специально рабочих масс, были также руководящими принципами и в мероприятиях обществ, деятелей земской и городской России, предположенных к осуществлению по отношению ко всем классам населения империи в соответствии с резолюциями и суждениями участников состоявшихся в Москве 12–14 марта съездов общеземского и Общегородского союзов.В указанное время на заседаниях съезда общего союза было принято весьма важное постановление безотлагательно приступить к организаций Ц. Ком, объединяющего деятельность всех уже существующих (земский и городской союз, в.-пр. к.), а равно и имеющих возникнуть (кооперативный, рабочий, торгово-промышленный и крестьянский союзы) общественных организаций.
Официально мотивами образования такого комитета приводились указания на настоятельную необходимость создания руководящего органа по ведению продовольственного дела во всей империи (Ц. прод. к.). Данный вопрос, как это указано выше, был предметом особого внимания в вышеописанной деятельности рабочей группы Ц. в.-пр. к. Конспиративно же задачей этого начинания является организация «Союза союзов» с целями политического характера, направленными к достижениям изменения существующего в России госуд. строя. [599]
В силу означенного постановления, немедленно по окончании вышеупомянутого съезда прежде всего приступили к подготовительным работам по созданию Ц. прод. к. и намеченных новых всерос. союзов.
Прежде всего Глав. К. союза городов распространил в общ. организациях Москвы циркуляр за №23805, в котором изложено, что существующее ныне правительство оказалось несостоятельным в деле планомерной организации продовольствия страны, почему это дело надлежит передать в руки обществ. учреждений, создав для этого особый орган в виде Ц. прод. к. Основная мысль этого циркуляра устанавливала известную преемственную связь его с вышеупомянутыми работами по данному предмету рабочих групп Ц. в.-пр. к. Существо же содержания этого циркуляра, продиктованного стремлением подорвать доверие общества к органам правительства, столь необходимое для ближайшего осуществления Государственного управления, указывало на создание означенного комитета как единственного целесообразного выхода из затруднений продовольственного дела страны.
Затем было выяснено, что организация рабочего, кооперативного и торгово-пром. союзов не представит особых трудностей. Рабочий союз был намечен к созданию членом Гос Д. А. И. Коноваловым на всерос. рабочем съезде. Возникновение кооперативного союза ставилось в зависимость лишь от легализации Ц. кооперативного комитета. В деле же сформирования торг.-пром союза приняли большое участие столь видные обществ, деятели, как А. И. Гучков и П. И. Рябушинский, избрав для этой цели путь устройства частных совещаний и рассылки циркулярных писем.
Более сложным является дело создания всерос. крестьянского союза, которому руководители современного обществ, движения в России придают несомненно принадлежащее ему огромное значение. По этому поводу, вскоре по окончании съезда представителей общегородского союза в Москве, в квартире члена кадетской партии князя Д. И. Шаховского во второй половине марта с. г. состоялось несколько совещаний крестьянского союза. [600]
На этих совещаниях, кроме соображений бывшего эмигранта народовольца, а ныне известного петроградского кооперативного деятеля Н. В. Чайковского о том, что «единственный подход к крестьянской деревне лежит через мелкие кооперативные организации, было одобрено предложение популярного общ. деятеля С. Н. Прокоповича о необходимости привлечения к делу создания крестьянского союза «земских агрономов и вообще третьего земского элемента», причем решено было обратиться к содействию Московского общества сельского хозяйства (МОСХ) президентом которого состоит бывший председатель 2-й Гос. Д. известный кадет Ф. А. Головин. Под флагом этого общества можно было бы созвать всероссийский сельскохоз. съезд с участием агрономических деятелей, а также наиболее сознательных крестьян, и на этом съезде окончательно заложить основы крестьянского союза, о необходимости создания которого заявил в Гос. Думе лидер трудовой ее фракции Дзюбинский. Ввиду этого князю Шаховскому было поручено повести соответствующие переговоры с МОСХ, результатом чего и были состоявшиеся 25–27 марта совещания при названном обществе.
На одном из этих совещаний был оглашен президентом упомянутого общества Ф. А Головиным вышеозначенный циркуляр главного комитета союза городов за № 23805. Совещание разделило предложение съезда о необходимости создания Ц. прод. к., причем, согласно принятой на том же совещании резолюции, Ц. прод. ком-ту поставлена была задача «совершенно изъять из рук правительства продовольственное дело и передать его группе общественных организаций».
Хотя официально эти совещания и преследовали узкопрактические задачи, однако «кулуарные» разговоры участников явно обнаруживали их политические мотивы, соответствующие охарактеризованным в записке от 30 марта 1916 г. политическим стремлениям, проявившимся в заседаниях мартовского съезда представителей общегородского союза.
На случай осуществления изложенных предположений составлен был проект организации продов. дела в России по следующей схеме. [601]
На местах продов. функции будут выполнять местные кооперативы, санитарные попечительства, обывательские комитеты, попечительства о бедных и комитеты избирателей в Гос. Думу; вся работа этих учреждений будет централизирована в областных и общегородских организациях, и, наконец, объединяющим центром деятельности этих последних учреждений будет вышеуказанный Всероссийский центральный продовольственный комитет, в состав которого должны войти представители общеземского и общегородского союзов, военно-пром, к., кооперативных рабочих и торгово-пром организации. Подробную разработку всего описанного плана должен будет сделать всерос. сельскохоз. съезд, предварительная же подготовка по проведению в жизнь означенного плана обществен, организаций по продов. делу производилась на районных собраниях членов Москов. об-ва кооперации и в моск. санитарных попечительствах.
На всерос. сельскохоз. съезде возможно ожидать создания нового обществ, органа — Ц. прод. комитета вышеописанного состава, и таким образом тогда будет учрежден тот самый высший объединяющий местные учреждения и руководящий ими центр, проект создания которого был предметом успешных, энергичных и по основной идее тождественных работ представителей Ц. в.-пр. к и общеземского и общегородского союзов.
Параллельно с подготовкой организации всерос. Центр, продов. к., по мысли петроградского кооперативного деятеля Чайковского, организовался особый комитет для устройства в Москве Всероссийского съезда кооперативных союзов. В состав этого комитета вошли представители от наиболее крупных кооператив, учреждений империи. По словам некоторых участвующих в этом деле московск. кооператоров, намеченный коопер. съезд в действительности не преследует никаких творческих целей и будет носить исключительно демонстративный характер.
Далее, в течение марта Всероссийское бюро труда, организованное при отделе по устройству беженцев Всерос земского и городского союзов, производилось подготовительные работы по устройству в Москве Всерос совещания деятелей бюро и бирж [602] труда, каковое совещание предполагалось первоначально созвать 17 марта, а затем созыв его был отложен до 31 марта Под видом предполагавшегося к созыву Всерос. совещания деятелей бюро труда имелось в виду провести объединение и организацию главным образом социал-демократических сил. На такую цель этого совещания указывало то обстоятельство, что для участия в нем были приглашены представители по преимуществу тех кооперативных организаций, которые по своему составу являются вполне демократическими, т. е. рабочие кооперативы, профес. общества и больничные кассы, а также «сведущие лица», без всякой процентной нормы, причем в числе последних приглашенными оказались известные соц.-дем. деятели: Хинчук, Цедербаум, Коган, Лунц, Верховский, Колокольников, Яхонтов и другие.
Во главе организ. комиссии по созыву всерос. совещания деятелей бюро труда стал избранный в председатели ее член Исп. комитета Всерос. бюро труда А. П. Гельфгот (сын прис. поверенного), который заготовил к означенному совещанию свой печатный доклад.
Сделав общий обзор деятельности Всерос. бюро труда, Гельфгот в докладе своем доказывает, что «основная задача, которая выдвигается в настоящее время жизнью, — это превращение беженских бюро в нормальные муниципальные биржи труда». «Не надо, — поясняет далее автор доклада, — закрывать глаза на то, что хаос современного рабочего рынка — ничто по сравнению с тем, что произойдет на нем на другой день по окончании войны, когда миллионы снявших военный мундир рабочих вернутся домой и будут искать работу. Страшная безработица и все, что с ней обычно связано, ожидает тогда рабочий класс. Только нормальные биржи труда могут ослабить последствия безработицы. Но для этого Россия должна покрыться густой сетью мощных организаций». В заключение своих рассуждений Гельфгот предполагал предложить совещанию принять такие тезисы:
1. Ввиду того, что интересы беженцев-рабочих тесно соприкасаются с интересами всего остального трудящегося населения Рос империи и общими условиями трудового рынка, собрание признает необходимым распространение деятельности [603] бюро труда при отделе не только на беженцев, но и на всех нуждающихся в работе.
2. Собрание считает, что при этих условиях является целесообразным выделение бюро труда из отдела по устройству беженцев в самостоятельное учреждение, организация которого должна быть установлена Главным комитетом земского и городского союзов.
Надлежит еще отметить, что в программу всерос. совещания бюро труда включен был вопрос о принципах объединения местного, областного и всероссийского и что рабочие организации, избравшие своих делегатов на это совещание, дали им наказы о необходимости использовать совещание исключительно в классовых целях и для объединения рабочих масс.
Означенное совещание бюро труда не состоялось, так как на открытие его не последовало надлежащего разрешения административной власти. Причины неразрешения созыва в Москве совещания бюро труда были предметом особых обсуждений на одном из состоявшихся в марте собраний при общегор. союзе, при которым имеется «отдел информации», находящийся в заведовании литератора, кандидата историч. наук А. Е. Дживилегова. В рабочем кабинете последнего при названном отделе еженедельно по субботам происходят собрания московских выдающихся обществ, деятелей, на которых обсуждаются текущие политические вопросы. Эти собрания придают означенному кабинету Дживилегова характер небольшого политического клуба Вышеуказанное собрание и происходило именно в этом кабинете. Результатом рассуждения членов этого собрания было поручение Дживилегову собрать все сведения по истории созыва упомянутого совещания бюро труда в особую записку, в которой доказать всю необходимость созыва совещания по оказанию помощи сельскому хозяйству организацией рабочего труда. Записка эта через проф. Кизеветтера будет доложена московскому комитету кадетской партии и послужит материалом для запроса об этом совещании в Гос. Думе.
Далее, в апреле в Москве было несколько частных собраний торговцев и промышленников по вопросу о создании [604] особого торгово-пром. союза. Собрания эти явились как последствия известных постановлений мартовских общегород. и общезем. союзов о необходимости объединения торг.-пром. класса и делегирования представителей этого класса в особый Ц. комитет, предположенный для объединения всех общественных организаций в деле урегулирования тяжелого экономического положения страны и продов. вопроса. Большую поддержку этой идее объединения под политическим углом зрения оказали известные обществ, деятели П. П. Рябушинский и А. И. Гучков, которые разослали многочисленные письма с таким предложением.
Происходившие по этому поводу частные собрания в известной степени уже определили отношение торговцев и промышленников к намеченному мероприятию политически настроенных деятелей земского и городского союзов. Отношение это такого рода, что вызывает плохо скрываемое раздражение и разочарование в кадетских кругах.
Одно из таких частных совещаний происходило у товарища председателя московск. в.-пр. ком. С. Н. Третьякова. На это собрание из 120 приглашенных явилось около 30 человек. Из обсуждения вопроса, сводившегося к идее объединения, на этом собрании выяснилось, что политические мотивы этого объединения не вызывают особого энтузиазма и, наоборот, наводят многих из участников собрания на размышления об опасности практических его последствий.
Характерно и показательно объясняет позицию массы торговцев и промышленников к делу проектируемого объединения их видный представитель, издатель газеты «Русское слово» И. Д. Сытин.
«Полагаю, — говорит он, — что в задуманных размерах из этого дела ничего не выйдет. Как политическую декорацию, торгово-пром. класс организовать можно, но в смысле поддержки массы торговцев и промышленников в нем не будет никакого содержания... Торгово-пром. класс очень не прочь объединиться, сложиться в мощную всерос. организацию, но у него нет ни малейшего желания идти в этом отношении на поводу на помочах интеллигентов — политических [605] теоретиков из городского и земского союзов; у них одни задачи, у нас другие. Пока война, конечно, у всех одна общая политическая задача А дальше, ясно, все пути врозь. Они пойдут рука об руку с рабочими и революционерами, а нам это не по пути. Да и сейчас разве не наивность с их стороны надеяться оседлать представителей торгового класса? Зовут войти в Цен. ком. для урегулирования эконом, положения и борьбы с дороговизной. Ясное дело, что большинство торговцев и промышленников сразу насторожится, испугавшись, как бы не связать себя, не оказаться под началом у не имеющих никакого отношения к тор.-пром. интересам интеллигентов, которые начнут устанавливать цены, диктовать обязательства, вводить новые порядки. И выйдет объединение на свою же голову, объединение против своих же интересов. Довольно того, что военно-промышл. комитеты заваривают с рабочими такую кашу, что после и не расхлебаешь; а тут еще и торговцам преподнесут политическое объединение приказчиков. Это слишком опасно, очень далеко они заходят. Так смотрит подавляющая масса средних торгово-промышленников, крупные же представители класса согласны поиграть в союз, вот из них он и сорганизуется. А широкие массы пока подождут и приглядятся».
Хотя первые шаги работы по созданию торг.-пром. организации и принесли неожиданное разочарование кадетам, однако эта работа все-таки не оставлена.
Выявившиеся в мартовских съездах общеземского и общегородск. союзов политические планы заставили опасливо насторожиться не только торг.-пром. класс. Предположения о создании крестьянского съезда заметно встревожили дворянскую помещичью среду. По этом поводу в апреле в Москве было небольшое собрание у одного видного представителя дворянства, где высказывались опасения, что «игра начинает заходить слишком далеко и безграничным мечтам нужно было бы вовремя положить предел».
Кроме вышеприведенных данных, надлежит еще отметить, что в апреле в Москве имел место съезд земских, городских и переселенческих статистиков, открывшийся 10 апреля при [606] главном комитете союза городов. На съезд этот прибыло свыше 200 человек.
Съезд был открыт главноуполномоченным союза городов М. В. Челноковым, сделавшим в своей речи характеристику предыдущих съездов статистиков и отметившим чрезвычайную важность настоящего съезда, которому предстояло выполнить большую задачу в деле учета сельскохоз. интересов, а также выяснения рабочих сил с.-хоз. производства и количества населения, связанного с сельским хозяйством. По предложению М. В. Челнокова, председателем съезда был избран состоящий на службе в статист. бюро москов. губ. зем. управы Н. А. Вихляев, который, по сведениям департамента полиции, представляется лицом, явно политически неблагонадежным, и является автором брошюры «Право на землю», трактующей о необходимости полной социализации всей земли и изданной в Москве книгоиздательством «Молодая Россия», входившим в преступный союз издателей соц.-революционеров (ст. 102 Уг. Улож.).
Одновременно с вышеописанным съездом в Москве же происходил и съезд представителей фельдшерских организаций, на который собралось 40 делегатов.
Учитывая значение этих устроенных самовольно представителями обществ, организаций съездов с точки зрения ст. 110–20 Уст... Пред. прест., т. XIV, Св. зак., по прод. 1912 г., гласящей о том, что «разрешение съездов, в том числе и съездов лиц определенных званий или занятий, если порядок созыва этих съездов не установлен законом или высочайше утвержденным уставом, предоставляется министру вн. дел», — нельзя не прийти к заключению, что представители обществ, организаций делают попытки обходить приведенный выше закон, устраивая съезды без испрошения на то надлежащего разрешения, преследуя, таким образом, цель мобилизации обществ, сил и самочинно создавая благоприятные для себя прецеденты ввиду беспрепятственного разрешения в дальнейшем политической деятельности общ. организаций.
Далее в начале апреля в департамент полиции поступили сведения о том, что в учреждениях всерос. земского союза Западного [607] фронта важные отрасли канцелярского труда (в том числе и секретная часть) находятся в руках евреев, что вызывает среди войска и русского народа справедливые нарекания ввиду предположения о предательстве и известной доступной союзу по характеру его работы на фронте осведомленности в военных тайнах. Так, например, вся переписка комитета Западного фронта всерос. союза проходит через руки журналиста-регистратора Самуила Иудовича Фрумана и заведующего подшивкой бумаг Соломона Борисовича Членова, Информационный отдел комитета находится в заведовании Хаима Янкелева Израиля, имеющего по обязанностями своей службы свободный доступ в разные тыловые армейские и районные управления.
Распоряжение военных властей об удалении евреев, обслуживающих обществ, организации на фронте, было встречено представителями последних несочувственно и вызвало такое постановление, значащееся в журнале происходившего 23 марта заседания Управы комитета Западного фронта Всерос. земского союза:
«Установить как общее правило, что все лица иудейского вероисповедания, удаляемые из учреждений Комитета Западного фронта по распоряжению властей, увольняются в 2-месячный отпуск с сохранением жалования и суточных и с возбуждением ходатайства перед Главным комитетом о предоставлении тем из них, которые пожелают, занятий в учреждениях Веер, земского союза в первую очередь. Если в течение 2 месяцев эти лица не устроятся в учреждениях Веер, зем. союза, то они будут считаться уволенными окончательно». Таким образом всем уволенным евреям выдан двухмесячный оклад и предоставлено право на внеочередное занятие ими мест в тыловых учреждениях.
Кроме того, в связи с вышеуказанным распоряжением военных властей, во второй половине марта состоялось общее заседание уполномоченных Комитета Зап. фр. Всер. зем союза с участием всех евреев, оставляющих службу по комитету; на этом заседании после произнесения речей революционного содержания была вынесена такая резолюция: [608]
«Мы, служащие неевреи Комитета Западного фронта, считаем невозможным обойти молчанием массовое удаление евреев, состоящих на службе в учреждениях Всер. зем. союза и усматриваем в этом факте одно из многих проявлений современной русской реакции: 1) с пренебрежением отбрасываем всякие огульные клеветнические обвинения, выдвигаемые против евреев, в данном случае наших товарищей по работе; 2) выражаем горячее сочувствие пострадавшим товарищам; 3) констатируем, что массовое увольнение и замена подготовленного и опытного персонала значительно затрудняет осуществление целей и задач, поставленных Веер, зем союзу, и может повлечь за собой полную ликвидацию многих учреждений; 4) считаем, что Управа Комитета Западного фронта, беспрекословно подчиняясь внешнему давлению, не защищает хотя бы того минимума условий, который, даже с точки зрения прогрессивных земских деятелей, казалось бы, необходим для ограждения достоинства, авторитета и внутренней автономности Земского союза; 5) доводим до сведения широких слоев общества, что в связи с создавшимся положением в среде служащих Веер, зем союза возникает настроение неуверенности и опасения возможных неожиданностей, при которых становится все труднее продолжить работу в рядах Земского союза».
Приведенную резолюцию собрание постановило огласить в печати, в Гос. Думе, в различных обществ, организациях и с докладной запиской препроводить в Управу Комитета Зап. фронта.
Составляя все вышеприведенные данные, касающиеся деятельности участников Ц. в.-пр. к. общегородск. и общезем. союзов за подвергнутый обзору период времени, нельзя не усмотреть, что конспиративно проектируемое обществ, деятелями предположение о беззамедлительном создании в России необходимого для учинения государственного переворота высшего руководящего центра, состоящего из участников разных обществ. организаций и направляющего деятельность последних на началах известного объединения и дисциплины, [609] будет, по-видимому, осуществлено в области урегулирования в России продовольственного дела.
В указанном отношении, очевидно, доминирующее значение должны иметь результаты заседания в Москве 13 марта участников съезда общегородского Союза.
На этом заседании, на котором обсуждались «основные мероприятия, определяющие план продовольствия страны», было выдвинуто руководящим такое положение: «Чтобы вывести страну из настоящего все усугубляющегося хозяйств, кризиса, необходима система государств, органов, объединяющих все дееспособные силы нации в лице обществ, организаций, обнимающих все слои населения, и переход власти в руки ответственных выразители мысли и воли борющихся за достойное историческое существование народа».
В связи с этим положением съездом была принята по продовольственному вопросу такая резолюция:
«Для объединения продов. деятельности общ. организаций в связи с войной, для осведомления их по продов. вопросу и для введения общих распределительных и закупочных операций, учреждается Продовольственный комитет общественных организаций. В состав этого комитета входят по 3 члена от земского и городского союзов, 5 членов от Центр. в. пр. к. (в том числе 2 от рабочей группы), 3 члена от Центр. Рос. кооператив, учреждений, 3 члена от центр, общественно-промышленных учреждений и 3 члена от центральных общественно-торговых учреждений (всего 21 член). Местопребывание комитета — Москва, отделения комитета — в губерниях и городах. Средства на первоначальные расходы назначаются учреждениями, представители которых входят в комитет».
Обществ, движение первой половины апреля закончилось состоявшимися в Петрограде 14–16 числа заседаниями Пироговского съезда, на котором особенно резко проявилось левое, радикально-демократическое направление, выразившееся в провозглашении политической, обращенной ко всем сознательным элементам страны резолюции с призывом требовать неотложно «полной реорганизации государственного строя, приемов и навыков государств, управления, центральных [610] и местных государств, учреждении, переустройства государств, законодательных учреждений на основе всеобщего избирательного права без различия пола, осуществления гражданских свобод, равноправия всех национальностей, политической амнистии, рабочего и кооперативного законодательства и соответствующих прав организаций и коалиций».
Пироговский съезд врачей и представителей врачебно-санитарных организаций земств и городов по врачебно-санитарным вопросам в связи с условиями настоящего времени был открыт 14 апреля в присутствии 1500 чел. его участников в помещении Женского медиц. института приветственной речью директора института проф. Верховского.
В речи своей названный профессор указал, что грозные события, переживаемые Россией, поставили перед всем русским обществом и, в частности, перед врачами небывалую задачу. Русские врачи, естественно, не могли остаться равнодушными свидетелями того горячего порыва к работе, который охватил обществ. деятелей, почему настоящий съезд не является очередным съездом Пироговского общества — он имеет определенные задачи выяснить дальнейшую работу врачей в условиях врачебно-санитарной помощи в связи с обстоятельствами военного времени.
Затем на съезде выступали с речами доктора представители Земского и Городск. союзов и доказывали наряду с другими ораторами необходимость реформ земского и городского положения на широких демократических основах.
Далее ораторы съезда предлагали выразить военному ведомству негодование за его бесчеловечное обращение с жертвами войны — военнопленными.
На съезде выступал и известный народоволец-кооператор Н. Чайковский, читавший доклад «По продовольственному вопросу и по борьбе с дороговизной». Докладчик считал главной причиной обострения продов. вопроса отсутствие планомерной организации по этому делу и обвинял резко бывшего министра путей сообщения Рухлова, по вине которого якобы в стране совершенно расстроился транспорт. Доктор Игумнов, касаясь вопроса о пьянстве, докладывал, что [611] необходимы в данном деле не принудительные меры, а социальные реформы. На заседании 4-й секции Пироговского съезда обсуждался вопрос о реорганизации Всерос. союза врачей, причем было постановлено обратиться к Пироговскому обществу врачей с просьбой взять на себя инициативу объединения врачей на местах. По еврейскому и женскому вопросам были вынесены съездом резолюции с требованиями полного равноправия. По вопросам же жилищному, продовольственному и об условиях охраны труда было постановлено: передать все дело в руки обществ, организаций с широким привлечением к участию в этих организациях демократических элементов.
Закончив чтение постановлений по заслушанным докладам, д-р Дурново при полной тишине и крайне напряженном внимании публики громким голосом отчетливо прочел составленную президиумом всех секций и членами распорядительного комитета Пироговского съезда общую политическую резолюцию. Чтение этой резолюции вызвало продолжительные и шумные овации.
Свое заключительное слово председатель съезда доктор Диатропов произнес по заранее приготовленной и утвержденной всем президиумом съезда записке, в которой указывалось, что первый экстренный Пироговский съезд был созван в 1905 году, в момент необычного обществ, подъема, обещавшего большие надежды на полное обновление политического строя России; что настоящий второй экстренный съезд созван еще при более исключительных условиях и что вновь происходит организация и объединение общественных сил и резко намечается рознь между правительством и обществом. Далее в записке проводилась широкая параллель между политическими событиями 1905 года и политической обстановкой настоящего момента, и заключался призыв врачей и других участников съезда при возвращении на места приложить все усилия к тому, чтобы в народ возможно глубже проникли те идеи, которые так ярко было выявлены на Пироговском съезде. «Предстоящая громадная работа обновления родины, — так заканчивалась записка, — может идти продуктивно [612] только при полном осуществлении всех тех пожелании, которые были высказаны в принятых съездом постановлениях и в особенности в последней политической резолюции».
По просьбе большинства членов съезда, д-р Диатропов предложил секретарю озаботиться рассылкой всем участникам съезда вышеупомянутой политической резолюции.
Обращаясь к общей оценке значения настоящего съезда, необходимо отметить нижеследующее: закончившийся Пироговский съезд врачей несомненно является одним из крупных и серьезных обществ, событий последнего времени; им как бы заканчивается полоса общественных съездов, начавшаяся в начале текущего года.
Определенно левое радикально-демократическое направление деятельности настоящего Пироговского съезда резко отличается таковой от прежних съездов. Съезд в.-пр. комитетов и съезды союзов земств и городов, будучи ярко опозиционными, велись строго по деловой программе. Политические резолюции приняты на этих съездах под влиянием выступления, главным образом, представителей рабочих организаций и носили явно компромиссный характер. Занятия Пироговского съезда с первого же дня были отмечены крайним радикализмом и левизной. В первых прениях по докладам о деятельности санитарной части военного ведомства и союзов земств и городов уже ясно определился противоправительственный характер деятельности съезда и отрицательное отношение участников его к буржуазным цензовым, общественным организациям «Мы демократы, мы третий элемент», — так называли себя пироговцы, как бы стараясь этим самым подчеркнуть самобытность проявившейся ими левизны и радикализма.
Деловым вопросам специального характера члены съезда уделяли фактически очень мало внимания. Заседания секций посвященные специальным докладам, скудно посещались, происходили в полупустых аудиториях и доклады в таковых принимались почти без прений. Доклады же по общественно-политическим вопросам (а их оказалось большинство) делались обычно в обширном актовом зале, вызывая наплыв сочувствующих [613] слушателей, сопровождались страстными и горячими прениями.
Не менее характерным в данном случае является замечавшееся на съезде стремление ораторов отмечать свою близость к народу (вернее, к народным низам) и неоднократные указания на участие врачей в организации народного движения. «Врачи лечат не только телесные недуги народных масс, но и душевные», — так сформулировал один из постоянных участников Пироговских съездов земский врач д-р Игумнов отношение врачей к вопросу об условиях охраны труда. Этим как бы подчеркивались не только возможность, но и фактическое проявление земскими врачами широкой пропаганды противоправительственных идей в народе...
Выступления на съезде представителя от рабочих Кисиленко не внесло особого оживления. Большинство пироговцев отнеслось критически к выступлению Кисиленко. «Мы и сами великолепно знаем, чего желает народ», — говорили они в ответ на возгласы Кисиленко «Мы рабочие, требуем» и т. п. И в этом отношении Пироговский съезд резко отличался от съездов в.-пр. к. и союзов земств и городов, где, как известно, все речи представителей от рабочих носили характер деклараций и учитывались в соответствующих постановлениях.
Подводя итоги настоящего съезда, нельзя не подчеркнуть характерного мнения самих участников съезда относительно того, какие результаты может иметь этот съезд и в какой форме врачам придется воплощать в жизнь политические постановления такового. «Недели через две мы, земцы, будем на местах, — высказывали свои заветные мечты участники съезда. — Земские работники и крестьяне жадно ждут известий из столицы. Что думают, говорят, делают в Петрограде? — вот каковы будут их первые вопросы, обращенные к нам. И мы, земские врачи, пироговцы, должны ответить всем так, как этого требует наш гражданский долг. Мы ознакомим провинцию с работами съезда, мы сообщим народу о постановлениях съезда, мы будем призывать к борьбе с произволом правительственной власти, к объединению и организации народных масс». [614]
Подобный призыв к ниспровержению существующей власти и подобная революционная пропаганда на языке «истинных общественных деятелей называется выполнением гражданского долга перед родиной» и заслуживает более чем серьезного и сосредоточенного внимания, так как участники Пироговского съезда, выполняя начертанную последним общеполитическую программу, возвратясь домой, несомненно займутся самой широкой агитацией и пропагандой противоправительственных идей.
Вышеупоминаемая политическая резолюция Пироговского съезда редактирована в следующих словах: «Заслушав ряд докладов и сообщений по различным вопросам общественно-врачебно-санитарной жизни, Пироговский съезд врачей констатирует, что несмотря на грозные и великие задачи, поставленные ныне войной перед русским народом, правительственная власть ведет прежнюю политику произвола и репрессий, национальных и иных ограничений и преследований, экономической разрухи и неустройства Все попытки общественных сил и широких народных масс к самоорганизации и самодеятельности по-прежнему встречают тот же отпор и запрещение со стороны правительственной власти, преследующей лишь свои узкие, корыстные интересы самосохранения и незыблемости своих прав и привилегий.
Пироговский съезд врачей считает своим гражданским долгом в этот тяжелый момент в жизни русского народа перед новыми и великими надвигающимися историческими событиями выразить свой горячий протест против всей системы правительственной политики, ведущей, по глубокому его убеждению, к гибели страны.
Вместе с тем съезд считает, что никакие частичные реформы государственного строя страны, никакие частичные обновления власти, указанные предшествующими съездами общественных организаций, не дадут должного результата в деле переустройства русской жизни, пришедшей в столь глубокое расстройство. Лишь полная реорганизация государственного строя, приемов и навыков государственного управления, центральных и местных государств. учреждений может быть достойным [615] ответом страны на переживаемые ею события. Переустройство госуд. законодательных учреждений на основе всеобщего избирательного права, без различия пола, осуществление гражданских свобод, равноправие всех национальностей, политическая амнистия, рабочее и кооперативное законодательство и соответствующие права организаций и коалиций — вот пути, по которым должна идти народная жизнь в настоящее время и немедленное осуществление которых одно лишь может спасти страну.
Чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер. Съезд не может не высказать своего глубокого убеждения, что во имя спасения страны выполнение всех указанных условий неотложно. Необходима активная решимость населения путем организованной широкой самодеятельности изменить нетерпимые условия внутренней жизни страны. В этот грозный момент государственного существования России, в полном сознании своей ответственности, съезд обращается ко всем сознательным элементам страны, ко всем ее гражданам, ко всем ее общественным организациям с горячим призывом сплотиться и объединить свои силы для работы на будущее страны».
Сводя воедино все выводы, которые естественно вытекают из характеристики описанного в настоящем обзоре общественного движения, нельзя не признать, что весьма энергичные и планомерные действия руководителей и главных участников этого движения, направленного под предлогом обороны и спасения России от гибели к изменению существующего в ней строя, приняли угрожающие для государственного порядка размеры, почему и представляется настоятельно необходимым принятие соответствующих целесообразных мер предупреждения и пресечения дальнейшего развития общеопасной их деятельности.
16 апреля 1916 года.
Слепой только не видит, как в стране кипит грозящий взрывом котел, и на этот раз департамент полиции не преувеличивает [616] опасности для Николая, скорее — уменьшает ее. Здесь, конечно, этого никто не понимает и все убеждены, что все это большие глаза у страха из-за пустяков.
Среди массы остробольных вопросов стоит и вопрос о радикальной реформе всего генерального штаба, начиная с академии и кончая всей его службой. По остроумному замечанию пессимиста Пустовойтенко, ее нельзя будет, однако, осуществить за отсутствием в России лица, которое можно было бы назначить начальником генерального штаба... Да, этот недостаток людей ужасен. Сколько зла происходит только потому, что ничего не стоящих людей некем заменить. Здесь, в Ставке, это особенно ощущается, и сознание такого безлюдья просто давит и до боли сжимает сердце; начинаешь впадать в какую-то ужасающую пессимистическую полосу.
Да, тысячу раз правы те, кто верит в истину, отлично известную швейцарам и дворникам: лестницу метут сверху... Без этого ничего, ничего, ничего нельзя сделать. Здесь это бьет в глаза.
В вопросе войны каста «моментов» совершенно забывает о стране, о народе. Эти категории для них просто странны, чужды и совершенно непонятны. Они никак не могут понять, что воюет страна, она начинает и кончает войну, предоставляя само выполнение ее армии, как определенному ремесленнику. А они думают, что эти вопросы решаются также ими, что они должны решать сам вопрос о войне и мире. Это все есть следствие полного отсутствия гражданского элемента в их скудном образовании и кастовых чувствах...
Когда вы наблюдаете этих людей сотнями, а близко изучаете десятками, вам делается до очевидности ясно, что они — враги родины и армии, что они в шорах, не знают азбуки; что их образование — кастовая задрессированность, полное уничтожение в личности всего человеческого; для них нет России, она им чужда, они шарлатаны и жрецы, враги ее...
И в значительной мере из-за этих людей и создавших их условий Россия переживает все то, что творится теперь в ее глубоком тылу. Потому что в академии их учили о тыле в 25–40 верст; все позади него, отданное под их безапелляционное [617] управление, им совершенно непонятно и неизвестно. Кто создал голодовки, дороговизну, полное расстройство промышленности? кто заставил железные дороги работать по идиотскому военному графику, самоубийственно прекратившему транспорт? Все это они — все эти академики!... Кто создал беженцев? кто создал ежедневно миллионные убытки на том, что сегодня покупается, а завтра бросается или портится и дохнет (как скот в армии)? Все это дело их рук, их ужасающего невежества и тупоумия! Не Сухомлиновы виноваты — вина на всей этой аристократии армии, на всей системе, этой же аристократией созданной. Хотели создать касту и создали крах армии и страны, конечно, при благосклонном участии судьбы, стремящейся сбросить авторитет коронованною идиота.
Генеральный штаб поражает своим бессердечием и сухостью в отношении к нуждам и жизни своих подчиненных и товарищей не этой касты. Вы ясно видите, что вы нужны, когда им надо поручить вам их собственную работу; а когда она сделана — вас уже не видят и не знают. Никакое ваше личное дело никто из них не принимает близко к сердцу. Какой-то вопиющий эгоизм, которого нельзя встретить ни в одной строевой части, даже в ополченской, где все сошлись ненадолго из разных слоев и обстановок. Эта черствость — лишь наружное проявление выработанного всей кастой правила: «Пользуйся всеми и всем, чтобы облегчить жизнь себе; иди мимо чужой жизни и да не коснется она тебя, чтобы ты вдруг не вздумал расчувствоваться и стать хоть на секунду истинным человеком.
За короткое сравнительно время я много раз был. свидетелем, как черной кости офицеры правления просили свое кастовое начальство о той или другой любезности для своей, например, жены или о чем-нибудь подобном. Ответ всегда один: «Нет, что вы! Этого нельзя». А завтра для своей жены офицер белой кости сделает не только это, а втрое больше, и притом у всех на глазах. Беременную на последнем сроке женщину сегодня нельзя посадить в поезд с офицером-мужем черной кости, а завтра свою «красавицу» не только можно, но еще и в особом купе. Женам черной кости ни под каким видом нельзя [618] жить в гостинице, отведенной для чинов штаба, а женам этих чинов, конечно, можно. И так во всем. Вполне понимаю, почему строевые офицеры так ненавидят генеральный штаб. Мне, человеку совершенно самостоятельному, материально обеспеченному, конечно, никто из них не показал себя с этой стороны, но ведь это еще гаже, отвратительнее...
Об отношении белой кости к нижним чинам я уж не говорю. Оно не грубо, нет; но возмутительно холодно и эгоистично. Для них не существует обеда, ужина, сна солдата или писаря. Это все забыто гениями генерального штаба, если им «надо», чтобы он торчал около них для какого-нибудь пустяка. Исключения есть, но их так мало, что общая скобка не будет ошибкой.
В 1913 году у начальника разведывательного отделения генерального штаба полковника Самойло была выкрадена масса секретных бумаг и продана немцам. Тогда это опровергалось ложным заявлением, что пропали бумаги несерьезного содержания. И это результат общего поведения офицеров генерального штаба: они мечутся в Петрограде по урокам (главным образом, по подготовке «с ручательством» в военные училища) и частным делам, а дело за них делают писаря, включительно до составления и прочтения секретных бумаг, на что у гг. офицеров не хватает времени: они являются на службу только вечером, когда идут какие-нибудь заседания комиссий и пр.
История секретной телеграфной аппаратной Ставки отражает в себе как в зеркале всю негодность этой касты для управления и организации армии. Когда была объявлена война, в штате Ставки никакой телеграфной не предвиделось. В Барановичах стояли тогда 2-й, 3-й и 6-й железнодорожные батальоны. Штаб прибыл туда окончательно 4 августа 1914 г. (а в Могилев — 9 августа 1915 г.). Заведовавший службой его связи полковник генерального штаба Костяев обратился за помощью к командиру 3-го батальона; тот дал ему поручика Лемешинского и от каждого из трех батальонов было взято по два нижних чина, умевших работать на аппарате Морзе. Механики были присланы из Минска. [619]
6 августа поставили один Морзе для связи с Северо-Западным фронтом, штаб которого был в Белостоке; 7 августа — другой — для Юго-Западного фронта (штаб в Ровно). Недели две работали на Морзе, пока, наконец, не увидели того, что должны были предвидеть задолго до войны: эти аппараты не гарантируют тайну передачи, не дают возможности применять цифровой шифр и почти исключают шифр буквенный, потому что очень трудно принимать бессвязные буквы. Тогда для Белостока поставили аппарат Юза, а еще через две недели — и другой, для Ровно... Через полгода связались с Одессой, но уже сразу Юзом. Мало того: когда поставили Юза, поняли, что к нему нужны специалисты, которые есть только среди чиновников телеграфного ведомства и вовсе отсутствуют в армии. Экспедитора для учета и записи депеш вовсе не было, все делали два офицера: Лемешинский и прикомандированный позже Алферов, которые полгода несли на себе каторжный труд суточного дежурства через сутки. Аппаратная была помешена в какой-то лачуге, бывшей прачечной без печей, без пола, тесной, вонючей, — словом, так, как ни у одного офицера штаба буквально не жили собаки. Когда Данилов говорил по аппарату часа 2–3 подряд, все, кроме одного телеграфиста, должны были выходить на воздух и мокнуть под дождем или мерзнуть в ожидании, пока его высокопревосходительство кончит свою глубокомысленную стратегическую беседу. Комфортабельно устроенные офицеры управления (генерального штаба) просто не видели, в каких ужасных условиях работают офицеры и чиновники (последних было тоже на две смены)... Можно представить, как они в таких условиях передавали депеши государственной важности.
Когда в Барановичах решено было уж под конец все-таки построить специальную аппаратную и приступили к плотничным работам, Данилов сказал, что ему мешает стук топоров... и все было прекращено. Телеграфные чиновники вообще отмечают, что раньше Ставка была барская, несмотря на свой походно-игрушечный тон.
Когда Алексеев пришел в аппаратную и побеседовал с чиновниками и дежурными, офицерами, все было поставлено [620] иначе; дали хорошее помещение, светлое, теплое, свободное, установили три смены офицеров и чиновников, устроили общую для чиновников столовую и т. п. Конечно, это все было щелчком Пустовойтенко, который в течение месяца совершенно не интересовался жизнью подчиненных ему людей, обслуживающих всю армию.
До Алексеева оперативные телеграммы с фронта поступали только раз в день, после 12 ч ночи, армии же ничего сюда не сообщали. Директива была редкостью, о которой говорили даже телеграфные чиновники.
До него же почти не употреблялся шифр ни к нам, ни от нас, все шло в открытую. Гораздо больше было и разговоров по прямому проводу, особенно с Огенкваром, и, конечно, совершенно частного характера. Вел. князь Николай Николаевич говорил дважды в день всегда в одни и те же часы с Киевом, где жила Анастасия Николаевна.
Иосиф-Сигизмунд Александрович Наимский служит по разведке в Бухаресте (по «Нордзюду»).
Капнист повез подарки импер. Александры Федоровны. Приехав в штаб VII армии, он потребовал пропуска своего поезда раньше всех; ему сказали, что сначала пойдут снаряды; тогда он пожелал быть принятым Щербачевым. Тот, чувствуя себя нездоровым, никого не принимал. Капнист сказал, что телеграфирует, что VII армия не нуждается в подарках, и уехал, увезя их с собой. Щербачев сообщил обо всем этом Алексееву, прибавив, что его адъютант кричал, возмущался в штабе и т. д. Доверившись письму, Алексеев приказал отчислить Капниста от должности адъютанта, выразив Конлзеровскому желание устроить его при складе подарков. Несмотря на приказание Алексеева вернуть поезд подарков в VII армию, Капнист послал туда только один оставшийся вагон.
Когда-то на Северо-Западном фронте Алексеев приказал по телефону полковнику Амбургеру, ведавшему передвижением войск и грузов, экстренно подвезти куда-то и какие-то орудия. Тот заявил, что это невозможно, так как движение [621] невозможно нарушить без вреда для дела. Алексеев спокойно ответил ему; «Ну, хорошо. Если батарея не придет в срок, вы будете повешены»... Батарея была на месте на полтора часа раньше назначенного времени. И все это сказано было тихо, без шума.
Московский старообрядческий архиепископ Мелетий просит назначить в каждую армию по одному старообрядческому священнику; сейчас их всего трое, а на Кавказе ни одного.
Алексеев телеграфировал главнокомандующим фронтами, чтобы они подтвердили командующим армиями и командирам корпусов, что нельзя делать без разбора эвакуацию жителей в 3-верстной и шире полосе по фронту; чтобы они помнили ст. 415 пол. упр. войск, т. е. 1) выселяли бы только отдельных лиц, пребывание которых в районе своей части считают неудобным, 2) сплошное выселение допускали бы в исключительных случаях, и то с согласия главнокомандующего фронтом, 3) давали бы срок для приготовления к выезду, ликвидации и хранению имущества и 4) оплачивали бы убытки по ст. 11 Правил о местностях, объявленных на военном положении.
Очевидно, Ставка еще побудет в Могилеве: наши дома подкрашиваются снаружи, для царя делают асфальтовую дорожку в церковь, очень тщательно чистят его садик...
Сегодня в 5 ч 30 м дня приехал царь.
Куропаткин на днях просил Алексеева устроить телеграфный разговор о впечатлениях осмотра им своего фронта Разговор был в 9 вечера Куропаткин нашел настроение войск отличным, но жалуется на недостаток тяжелых снарядов, мяса и сена Алексеев успокоил его, сказав, что как раз сегодня вызваны из всей армии токаря, которые нужны для артиллерийских заказов... А какая дубовая голова сняла всех токарей с фабрик и заводов? Конечно, идиотски слепой мобилизационный отдел главного штаба, руководимый «моментами».
Сегодня перед завтраком царь просил губернатора Явленского ускорить работы по устройству асфальтовой дорожки, сказав, что их надо сделать из его собственных сумм Губернатор [622] ответил, что городская дума решила сделать это от себя в память его пребывания в городе; Николай ответил, что сам думал оставить эту память думе.
Сегодня Беляев телеграфировал Алексееву:
«Необходимые распоряжения по принятому мероприятию (об объявлении на военном положении города Мариуполя. — М. А.) сделаны с принятием мер сохранения тайны. Ввиду того, что по установленному порядку высочайшее повеление об объявлении местностей на военном положении объявляется указом правительствующему сенату, и принимая во внимание, что таковое мероприятие налагает целый ряд новых обязанностей и полномочий на подлежащих должностных лиц администрации и увеличивает ответственность населения, прошу ваше выс-во не отказать сообщить, каким порядком было испрошено упоминаемое в телеграмме вашей высочайшее соизволение 22 апреля, на тот случай, если бы Совет министров, до сведения которого доводится о принятой мере, признал необходимым объявить установление таковой меры указом, не распубликовывая его во всеобщее сведение в целях сохранения тайны».
Болховитинов сообщил Алексееву, что в числе военных инженеров, командированных с фронта в Кавказскую армию, оказался полковник Смирнов из VII строительной партии по укреплению тылового района Юго-Западного фронта Вел. князь Николай Николаевич не нашел возможным предоставить ему должность на Кавказе и приказал откомандировать его обратно. «Если вашему высо-ву угодно будет знать причины, то испрашиваю указания, и тогда великий князь сообщит их в. в. особым письмом».
Покотилло телеграфирует Алексееву:
«Сейчас получил предложение от генерал-адъютанта Куропаткина должности главного начальника снабжении. Я с радостью согласился, считая себя счастливым. Телеграфировал генералу Куропаткину, военному министру и усердно прошу в. в. всеподданнейше ходатайствовать, если благоугодно будет меня на эту должность, что должность войскового атамана считать вакантной. Для пользы дела считаю безусловно необходимым не оставлять [623] на Дону временного заместителя, а назначить нового постоянного атамана, полного хозяина дела{83}. Явите милость, не откажите мне телеграфировать».
Сегодня впервые дежурил при царе новый флигель-адъютант князь Игорь Константинович. Молодой, с виду симпатичный юноша. Держит себя относительно офицеров очень вежливо, а к старшим в чине почтительно. Воейков его третирует: не встает, когда тот, еще издалека держа руку у козырька, подходит к скамейке, где он сидит, между тем как все остальные сидящие, и в их числе Граббе, конечно, встают. Штакельберг, подходя, также здоровается сначала с Воейковым, а потом уже с Игорем. Очевидно, Константинович не в особой чести.
Стокгольмский посланник Нелидов доносит:
«Я не придаю непосредственно угрожающего значения агитации по поводу Аландских островов. Но, с одной стороны, она указывает на военные планы Германии в сторону Финского побережья, с другой же — она направлена против Валленберга. Шансы активистов и Луциуса (германский посол в Швейцарии. — М. Л.) на удаление Валленберга малы; но если это тем не менее случится, то тогда положение следовало бы безусловно считать весьма ненадежным и даже опасным. Полагаю, что нам все-таки необходимо принять меры защиты в озерной Финляндии и на берегах Белого моря между Кандалакшей и Колой, так как я осведомлен, что есть удобопроходимые пути между Ботникой и Белым морем на Ровениеми. Там неприятель, конечно, может подвигаться лишь малыми отрядами и без больших тяжестей, но шведские войска именно к такого рода маневрам приучены и нарочито способны. Только отнюдь не следует сосредоточивать наши войска в Северной Финляндии. Военный агент разделяет мою точку зрения».
Сиверс сообщил вел. князю Александру Михайловичу, что войска продолжают расстреливать свои аэропланы, совершенно не будучи знакомы с нашими аппаратами. Это свидетельствует о том сплошном незнании авиационного [624] дела, на которое я уже указывал. Сегодня Александр Михайлович донес об этом Алексееву и высказал мнение, что если за 22 месяца войны войска не научились отличать свои аппараты от чужих, то теперь уже поздно устанавливать какие-либо особые опознавательные знаки, тем более что пока их изучат, их будут продолжать расстреливать. Да и установление их не имело бы значения, потому что немцы сейчас же стали бы применять точно такие же знаки... Словом, получилось заколдованное кольцо романовского идиотизма.
Александр Михайлович телеграфировал также: «В доказательство интенсивности работы авиаотрядов» доношу, что за январь — март 1916 г. выполнено 3624 часа разведки, что равняется 330 000 верст, между тем как в то же время 1915 г. сделано 2408 часов или 320 000 верст... Он, несчастный, и не понимает, что все эти цифры дуты и не имеют никакого значения, если это все обожаемые им петли и круги...
Роман Александрович Емельянов как-то причастен к тереховскому делу по партизанскому разрушению в немецком тылу.
Все наши полковники генерального штаба по старшинству, кончая Корсуном (Базаров, Носков, Стахович, Кудрявцев, Корсун), сейчас уже могли бы командовать полками, но... не хотят. Один Пиковский ждет своей очереди (за Ассановичем и Щепетовым), говоря, что не хочет, чтобы после войны кто-нибудь смел ему сказать, что он прятался в штабе, что он мирный командир своей будущей дивизии; да Александров вот-вот на днях ждет бумаги о комплектовании полка второй бригады, предназначенной во Францию. Это два человека с чувством долга.
Борисов только недавно окончательно легализован — назначен исп. должн. генерала для поручений при начальнике штаба.
Единственный наш фронт, где у нас войск меньше, чем у противника, — это Юго-Западный, но там ведь австрийцы... [625]
Передо мной лежат программы курса академии генерального штаба. Все, что хоть немного ставит будущих офицеров генерального штаба рядом с гражданской жизнью страны, — это «Военное хозяйство в военное время» (младший курс, военная администрация), «Военная статистика России» (старший класс) и «Военное хозяйство в мирное время» (старший курс, военная администрация)... Ни понятия о государственном праве и хозяйстве, ни об основном законодательстве и органах управления, ни о X томе Свода Законов, ни о праве вообще, ни о финансах, ни о чем подобном они не получают никакого представления. Внутренняя политическая жизнь страны и внешняя политика — все это также terra incognita. Ясно, что подобная подготовка и не может дать людям понятия о том, что влекут за собой массовые эвакуации мирного населения, что значит заторможенное распределение продуктов внутреннего рынка, что такое печать и цензура, и прочее, и прочее. Они шли вслепую, просто не подозревая о существовании страны...
Разумеется, академия должна быть реформирована прежде всего так, чтобы каждый, кроме общего курса, проходил избранную им специальность, поступая на особое отделение. Последние должны быть таковы: строевая служба, штабная служба, военная агентура и разведка. Каждый потом и пойдет по той дороге, к которой готовился. Срок обучения три года, из них два общих; профессора «гражданских» наук и предметов — из университетов, а отнюдь не из своей безграмотной академической печи.
Сегодня приехали французский министр юстиции Рене Вивиани (адвокат и журналист, в 1906 году — министр торговли, в 1913 — министр народного просвещения, потом премьер французского кабинета) и член кабинета, заведующий организацией боевого снабжения армии Альбер Тома. Они завтракали с нами, а у царя будут обедать. С ними, кроме артиллерийского подполковника Пушкарева, прибыл генерал Беляев. Он сегодня у нас был старшим: Алексеев и Пустовойтенко были на высочайшем завтраке. Беляев суетился, ожидая запоздавших гостей, Кондзеровский исполнял свою роль — глубокомысленно обсуждал и назначал, кто где сядет. [626]
Вивиани среднего роста, с небольшими усами, коротко стриженный, лицо умное, не совсем бодрый, какой-то утомленный. Тома — плотный, оживленный, с серебряным кольцом на мизинце левой руки и с золотым — на мизинце правой, в очках, с таким видом, как наши учителя средней школы или члены уездных земских управ.
Беляев сел на место Алексеева, справа от него Вивиани, слева — Тома; справа от Вивиани Базили, слева от Тома — Кондзеровский; против Беляева — генерал маркиз де Лягиш, сопровождающий министров по России вместе с тремя французскими офицерами. Тома с любопытством посматривал на нас, Вивиани просто глядел, но видел не меньше его. Беляев говорил больше с Вивиани, который по положению старше Тома.
Здесь с их участием происходило особое совещание по артиллерийскому снабжению, продолжавшееся три с четвертью часа в штабном кабинете царя. Были они оба, вел. князь Сергей Михаилович, Барсуков и Беляев. За обедом они сидели по обе стороны царя, Вивиани справа. Царь был очень любезен с ними, давал им закуривать и т. д. Перед обедом до выхода царя из кабинета Фредерикс посвятил свой с ними разговор рассказу о том, что он 60 лет в офицерских чинах, 35 — в генеральских, 25 — министр, увенчан царскими портретами с бриллиантами, которые так великолепны и ценны, что, боясь потерять их, он заказал Фаберже копию — миниатюру из фальшивых камней, спрятав подлинник...
Зато царь был на редкость оживленным собеседником. Тома много хохотал. Фредерикс держал голову набок и, видимо, не одобрял... Тома в разговоре с Русиным высказал, что при том оборудовании, которое он видел на Обуховском заводе, и при русском рабочем производительность завода должна быть, по крайней мере, втрое больше.
Получил привет:
«Ваше благородие, спешу сообщить вам, что много, много рад, что получил письмо от вас, которое и буду хранить при себе и которое для меня очень дорого; покорнейше благодарю [627] вас и много радуюсь... что вы помните и так хорошо относитесь к вашему бывшему подчиненному; не заслужил я этого, ваше благородие; служил у вас в роте, служу и сейчас так, как должен служить каждый. Ваше письмо, ваше благородие, прямо-таки воскресило меня и укрепило меня, я готов на все и на все жертвы, которые придется перенести для блага России. Передал поклоны всем, которые вас знают и которых мне пришлось видеть. Прошу простить, ваше благородие, что беспокою, но не могу так не выразить всей моей радости, очень люблю вас. Млад. унт.-оф. Незнамов.Взводный офицер у меня прапорщик Блинов, очень хороший человек, вас знает и часто про вас говорит со мной».
Сегодня французские министры завтракают у царя. Вивиани приходил к Алексееву во время его доклада Николаю, и Стахович (дежурный) просил его обождать в дежурной комнате, занимая его там крайне бессодержательными разговорами.
Сегодня происходило совещание Вивиани и Тома с Беляевым, Ронжиным и Алексеевым. Продолжалось оно около часу. Вивиани едет с Беляевым в Петроград, а Тома — в Москву. Сначала последний хотел ехать на фронт, но потом отказался от этой мысли.
Те два немца, дело которых было поручено разбирать Кауфману-Туркестанскому, прощены... А они, состоя австрийскими офицерами, были вольноопределяющимися в автомобильной роте на Северном фронте...
Прапорщик Орлов рассказывал, что в австрийской армии разведка поставлена отлично. Она не так систематична и продумана, как у германцев, но зато внешне более ловко исполняет целый ряд серьезных поручений. Там разведка сорганизована отдельно от жандармов, ею ведают особые офицеры, проходящее основательную школу. До штаб-офицерского чина им не дается никакого ответственного руководительства; обер-офицеры, начиная с лейтенантского [628] чина, учатся и работают усиленно. Посылая в мирное время своего разведочного офицера к союзникам, австрийцы уведомляют их об этом, дают знать о месте его деятельности и о настоящей фамилии, не называя его псевдонимов. Те его ловят; если не попадается и работает, значит, стоящий разведчик и его поощряют. В военной академии специальное отделение по разведке, и вообще она так обставлена, что ее не чуждается никто, не то что у нас. О Николае Васильевиче Терехове, который, собственно, и ввел в дело Орлова, последний отзывается как о человеке, фанатически преданном своему делу. И действительно, когда говоришь с Тереховым, видишь, как он живет своим ремеслом чистого разведчика, оставаясь честным, хорошим, разумным человеком и не впадая в подлый тон жандармствующей контрразведки.
В «Dagens Nyheter» 1 мая помещена интересная статья Екатерины Кольб (княгини Радзивилл) о Штюрмере. Приведу несколько выдержек.
«Лет 25 назад Штюрмер занимал ответственный и весьма щекотливый пост церемониймейстера при русском дворе. Его обязанности, гораздо более сложные, чем многие склонны предполагать, заставляли его постоянно обращаться с иностранными дипломатами и требовали от него большого запаса такта, хорошего знания света и неисчерпаемого терпения, ибо в это время двор в Петрограде был одним из самых блестящих дворов в Европе. Приемы происходили почти ежедневно в течение всей зимы, и должность лица, на долю которого выпадало разрешение всех вопросов этикета, поистине не была синекурой. Штюрмер, который всегда был чрезвычайно вежлив и любезен, стал совсем своим человеком в Зимнем дворце и среди иностранных дипломатов, которые всегда были рады, что могут обратиться к его помощи с каким угодно сложным вопросом этикета. Он имел одаренную и любезную супругу, в значительной степени способствовавшую его карьере; по общему мнению, он должен был сделать свою карьеру при дворе, и потому все были удивлены, когда Штюрмер сделался тверским губернатором. [629]Хотя он, несомненно, и не вполне понимает великий переворот, который произошел в России со времени начала войны, но все же догадывается, что страна находится накануне кризиса, который скажется более глубоко на ее внутренней жизни, чем на внешнеполитическом положении. Само собой разумеется, что он говорит о необходимости продолжать войну до конца, т. е. до решительной победы. Но, судя по тому, что о нем вообще известно, невероятно, чтобы он отказался от почетного мира, если представится возможность заключения такового. Он человек практический, не питающий особых иллюзий, смотрит на события и на факты прямо и понимает, что иногда приходится мириться со многими вещами и делать многие уступки необходимости.
Его политическая программа и политический идеал слишком своеобразны и вряд ли будут когда-либо осуществлены. Он хочет соединить непримиримые принципы и мечты о «самодержавии, находящемся в комбинации с конституционным режимом», не желая уяснить, что два противоположных фактора не могут ужиться вместе и взаимно исключают друг друга».
Ассанович давал мне прочесть и просил высказать мое мнение о рукописи чиновника дипломатической канцелярии Карасева «Как началась современная война», предназначенной автором для распространения в армии. Вещь очень слабая, без плана, неубедительная, написанная суконным языком и стилем семинариста 50-х годов. При этом для меня выяснилось, что основа войны — борьба Германии за рынки и сопротивление этому ее противников, — совершенно не понята не только «дипломатом», но и полковником генерального штаба Ассановичем. «Какая борьба за рынки? Этого я не понимаю», — сказал он... Очень характерно для офицеров генерального штаба, которым при курсе «военной политики» не даны даже азбучные экономические знания и самое элементарное понимание экономических основ жизни Европы и России. [630]
Царь отправил Николаю Николаевичу телеграмму: «Совсем не знаю сенатора Милютина Не встречаю препятствий к назначению его на место статс-секретаря Никольского».
Алексеев срочно вызвал сюда, «с разрешения государя императора», Безобразова с его оберквартирмейстером.
Генерал По все еще болен. Кстати, говорят, что, когда в ноябре он увидел в концерте пляску конвойцев и послушал их пение, он был совершенно растерян: в его французском представлении казак не способен ни на что, кроме вспарывания чужого живота.
Алексеев просил Болховитинова сообщить ему подробности об инженерном полковнике Смирнове.
Пневский все-таки получает генерал-майора, но зато с отчислением от генерального штаба и с зачислением по армейской пехоте.
На запрос Алексеева о кандидатах на бригаду, отправляемую во Францию, Куропаткин называет командира 6-го гренадерского Таврического полка полковника Суворова, но даваемая им аттестация очень характерна для самого Куропаткина: «представителен, распорядителен, образован, воспитан»...
Алексеев просит Шуваева принять все меры «ввиду исключительной важности по военным соображениям к тому, чтобы не позднее 1 октября у Киева был готов временный железнодорожный мост, фермы которого уже раньше заказаны Путиловскому заводу».
Текст телеграммы, присланной сегодня:
«Е. И. В. Г. императору. Встречая надобность в личном докладе вашему величеству, всеподданнейше испрашиваю указания, когда повелено будет мне явиться. Председатель Гос. Думы Михаил Родзянко».
Замойский заручился письмом Фредерикса к Эверту, в котором граф просит, по высочайшему повелению, принять меры к оплате убытков Замойского.
Жене Вивиани сделан высочайший подарок — Тома холост. [631]