1916 год
11-20 января
Теперь Северный фронт вооружен японскими винтовками и нашими трехлинейными, Западный — только трехлинейными, Юго-Западный — австрийскими и трехлинейными; все германские ружья и берданки переданы в тыловые части.
Какое совпадение! Меня просят из Петрограда навести справку, действительно ли мой двоюродный братец Александр Александрович Братолюбов был в Ставке и благодаря вел. князьям Борису Владимировичу и Михаилу Александровичу принят Алексеевым, получил большие суммы на свои бронированные автомобили, горючее, масло и пр. А как раз вчера вел. князя Михаил Александрович, пользуясь предоставленным ему правом лично обращаться к царю, просил его телеграммой совершенно предать забвению свою рекомендацию Братолюбова и извинить за вышедшие неприятности (?). А военный министр прислал телеграмму нач. штаба, указывая, что дело с Братолюбовым надо считать оконченным ввиду полученных сведений «об этом господине», а его непомерные требования сооружения четырех домов для рабочих — «не подлежащими вниманию». Очевидно, была какая-то великокняжеская афера...
Генерал По будет здесь, как во Франции Жилинский, представителем всей своей армии. Жилинский все мучает наших дежурных офицеров по аппаратной своими путаными шифрованными [142] телеграммами, в которых сообщает мало дельного и интересного.
Симпатичен генерал-майор Николай Александрович Степанов, помощник дежурного генерала Кондзеровского, прибывший к нам в октябре 1915 года в качестве командира 19-го уланского полка.
Удачи наши на Кавказе нужно всецело приписать плану Алексеева, отвлекшего немцев от Балканского полуострова, и исполнителю плана — Николаю Николаевичу Юденичу, которому великий князь иногда мешает-таки.
Сегодня начальник штаба написал генералу Беляеву о привлечении к законной ответственности виновных в допущении опубликования статьи «Подарки Москвы» в «Русском слове» от 8 января, на что его внимание обратил начальник штаба Западного фронта Квецинский. В статье наивно указано расположение частей гренадерского и соседнего корпусов.
Вел. князь Кирилл Владимирович очень недоволен Алексеевым, особенно за то, что из-за него не состоялась миссия его жены в Румынию. Царицей Александрой был составлен проект послать родственную румынской королеве жену Кирилла Викторию Федоровну для убеждения Румынии нарушить нейтралитет в нашу пользу. Алексеев воспротивился такой миссии вообще, пока союзники не выполнят своего обещания прислать десантом 200 000 чел. (до сих пор ограничились 60 000), и во всяком случае отверг миссию именно Виктории и Кирилла; царь согласился не без тайного удовольствия, потому что не любит их обоих за позицию в деле распутинской интриги.
Недавно в последний свой приезд сюда Кирилл сказал своему другу светл. князю Ливену, что царь уже косится на своего начальника штаба и скоро его уволит. Ливен горячо ответил, что этого не будет. Пока дело требует устроения армии, никто на место Алексеева не захочет пойти; вот начнутся победы, — ну, тогда охотников будет сколько угодно. А так [143] как побед — скажу я от себя — конечно, не будет, то Алексеев будет сидеть.
Пустовойтенко не решается сам говорить с офицерами генерального штаба, пишущими в газетах, и просил Ассановича «честно, по-товарищески» сказать полковнику Корсуну, чтобы тот бросил писать о Кавказском фронте, а лучше занимался бы службой. Конечно, Ассанович отказался от такого поручения.
В газетах помещено письмо Льва Клячко. Не поняв его глубокого смысла, Носков стал им козырять, говоря, что вот и Гурлянд не мог справиться с печатью, а ведь он держался именно той тактики в отношении прессы, что и он, Носков...
Письмо в редакцию
Милостивый государь! По полномочию лиц, участвовавших в нижеуказанных собраниях, покорно прошу напечатать следующее.Лица, состоящие учредителями «Петроградского общества журналистов», обсудив в ряде совещаний положение, создавшееся в профессиональной работе петроградских журналистов со времени вступления И. Я. Гурлянда в должность директора Бюро печати, и не входя в обсуждение деятельности бюро, как такового, пришли к следующим заключениями.
1) что помимо официальных бюллетеней, предоставляемых бюро редакциям газет, директор бюро И. Я. Гурлянд ввел систему частного информирования печати путем личного обращения к сотрудникам газет;
2) что в целях понуждения к пользованию этой его, И. Я. Гурлянда, информацией и ввиду концентрации в его руках материала, правительственным учреждениям, откуда сотрудники до сих пор получали информационный материал непосредственно, вменено в обязанность, по настоянию И. Я. Гурлянда, сообщать все сведения исключительно в Бюро печати;
3) что, как выяснилось, сообщения, даваемые И. Я. Гурляндом, носят систематически тенденциозный и противообщественный характер; [144]
4) что таким образом И. Я. Гурлянд стремится создать из печати орудие для достижения указанных выше целей;
5) что создавшееся положение резко противоречит идее независимости печати.
Ввиду чего постановили: считать в будущем частные сношения сотрудников с И. Я. Гурляндом противоречащими журнально-профессиональной этике.
Председательствовавший в совещаниях Лев Клячко (Л. Львов).
Строевых офицеров очень беспокоит проект закона, по которому все раненые будут призваны в части или уволены. Точно так же беспокоит их и служба в таких частях и управлениях, которые в мирное время подлежат расформированию. Это и понятно. Люди не прятались, честно шли в бой, лишены возможности быть дальше в строю — и вот после войны им предстоит прямое голодание. Ну, а участь таких же солдат? Конечно, их вовсе забудут, выдавая в год пенсию от 5 до 15 рублей...
Сегодня сербский представитель Лонткиевич получил от посланника Сполайковича телеграмму, пересланную последнему Пашичем. Это вопль отчаяния. Сербская армия терпит страшные лишения, ежедневно умирают от голода более 100 человек, все изнурены, больны, без амуниции... Союзники заставили ее пойти в Дагач, теперь предлагают отправиться в Вендону. Такого марша армия не может совершить, ей грозит полное уничтожение, а с нею уже и всей Сербии. Надо «благодарить» союзников за все испытанное армией и народом, надо просить прощения у сербского короля, отказаться от управления армией и страной, просить выбрать других правителей, а союзников — хоть теперь сделать что-нибудь для спасения Сербии... Другая телеграмма была на сербском языке.
Пустовойтенко заметил, что одни офицеры нашего управления не всегда делятся своими секретными сведениями с другими офицерами управления, и сказал, что это ненормально. Непонятно. Уж и так болтают больше, чем можно. [145]
Книжка Чуковского «Заговорили молчавшие» уже переведена в Англии, и скоро особо командированный английский офицер проедет по нашему фронту для раздачи ее командующим армиям.
Щолоков получил назначение начальником штаба особой бригады, формируемой для отправления во Францию (мимо мыса Доброй Надежды). Это не очень-то ему нравится и, конечно, не является повышением...
Член английской военной миссии капитан Макоо нетактичен. Как-то Янушкевич просил его съездить в Петроград по вопросу о покупке у Англии каких-то вещей; он согласился, но сказал Андерсу. «Так как я еду по русским делам, то, конечно, мне заплатят за дорогу»... В другой раз он назвал дураком своего начальника Вильямса, говоря о нем с тем же Андерсом.
Марсенго Андерс хвалит; говорит, что он не глуп и не нахал, каким кажется; что он сам не одобряет линии поведения итальянской армии в отношении союзников и т. п. Я не верю в его искренность, — это дипломатия.
Сегодня отправлена телеграмма:
«Париж Генералу Жилинскому. Пашич телеграфирует, что сербы совершенно изнурены, не имеют хорошего вооружения, амуниции, продовольствия и лишены возможности защищаться. Это абсолютно исключает всякую возможность для сербов дальнейшего отступления на юг от Дагача и Сан-Джиовани-ди-Медуа, куда они постепенно сосредоточиваются. Австрийцы заняли Бар и дошли до Клеена и Генсича (Домсича). Черногорцы нигде не оказывают сопротивления. Между тем союзники требуют, чтобы сербы из Дагача перешли в Валону, откуда обещают перевезти их в Корфу. Приняв во внимание крайнее изнурение сербов, Пашич не рассчитывает, что войска дойдут до Валоны, а, имея в виду близость австрийцев, уверен, что остатки армии вынуждены будут капитулировать. Единственным средством спасения армии считает немедленную посылку союзниками судов в Дагач и Сан-Джиовани-ди-Медуа, с тем чтобы перевезти оттуда сербов по [146] назначению. Государь имп. изволил получить ответные телеграммы от короля английского и президента республики с уверением, что все необходимое для спасения сербской армии будет ими сделано. Его вел. поручил мне просить вас сделать со своей стороны настойчивые представления о необходимости скорейшего осуществления данных Сербии обещаний, имея в виду, что не только чувства человеколюбия и уважения к доблести остатков храброй армии, но и простой расчет побуждают нас не останавливаться ни перед какими средствами для спасения кадров армии, могущей вновь возродиться, не ведя их походом в Валону. Алексеев».
Сегодня генерал Беляев сообщил Пустовойтенко:
«Ходатайство румынской миссии о новой покупке 1000 лошадей в Одесском округе, сверх разрешенных ранее, отклонено с разрешением приобрести то же число во внутренних районах».
А. Н. Куропаткин пользуется любовью в гренадерском корпусе; он много сделал для порядка в службе и в довольствии и устроил тыл корпуса; отношения его к начальству простые; начальство (Рагоза — командующей IV армией, Эверт — главнокомандующий фронтом) подчеркивает свое уважение к нему. Он работает целый день и аккуратно рассчитывает каждый час. Теперь вот уже 10 дней, как корпус сидит без сена, лошади дохнут. Общий вопль — железные дороги.
К сегодняшнему заседанию комиссии по продовольственному вопросу в связи с перевозками Куропаткин прислал свои соображения, которые сам писал три дня, а переписывали их в штабе корпуса пять дней. Совещание очень многочисленное, но не затронувшее Юго-Западного фронта. Железные дороги — это наш бич; хаос и закупорка их неописуемо сказочны. Войска передвигаются по 100 верст пешком параллельно железнодорожному пути, по которому их нельзя провезти; сапоги снашиваются, части расстраиваются, обозы портятся... Несчастная страна, она во главе со своим дураком никак не может понять, что все Рухловы, Треповы, Ронжины и т. п. давно должны быть повешены как государственные преступники I разряда — кто по бесчестию, кто по неспособности испакостившие все средства ее транспорта. [147]
Во время совещания начальник снабжения Северного фронта генерал Фролов очень недвусмысленно указал на роль члена госуд. совета Офросимова, мастера обделывать казну за счет ее кожи и пр. Тот хлопотал об отмене реквизиции скота в Витебской губ. и пробовал пойти в этом вопросе мимо Фролова, за что и получил реприманд от честного генерала. Офросимов держал себя очень недостойно. Данилов-рыжий хорошо одернул Паукера, пробовавшего оправдать свое бездействие указанием, что Западному фронту совершенно достаточно того, что подают железные дороги.
На продовольственное совещание вчера приехал и московский городской голова M. B. Челноков; он был у Алексеева, предварительно переговорив с С. М. Крупиным, удобно ли сейчас представиться и пр. Войдя в кабинет начальника штаба, он прочел ему следующее приветствие московской городской думы:
«Собравшись 8 января в первом открывающем занятия 1916 г. собрании своем, московская городская дума с радостью выслушала сообщение уполномоченного своего по доставке рождественских подарков города Москвы армии С. В. Пучкова о теплом радушии, с которым было встречено пребывание его и его товарищей на фронте, о впечатлениях бодрости и твердой уверенности русских войск в победе и переданный им по поручению представителей армии привет Москве и благодарность за ее заботы об армии.Московская городская дума поручила мне поклониться от лица населения первопрестольной столицы доблестной русской армии, ее мужеству, стойкости и самоотвержению, являющимся залогом полной победы, без которой не может быть достигнута святая цель всеобщего мира на основах права и справедливости».
Разговор их был очень дружественный; начальник штаба заявил, что к городским организациям в Ставке самое доброжелательное отношение. При уходе Челнокова он спросил его, где тот остановился, и затем позвонил министру двора Фредериксу и просил пригласить Челнокова к царскому обеду и устроить так, чтобы «при прощании после обеда царь сказал ему несколько слов, высказав, что в его лице он благодарит [148] Москву за заботы об армии. Фредериксу все это было не по носу; он допытывался, есть ли у Челнокова дела к самому царю, нельзя ли обойтись без обеда и аудиенции и т. д., но начальник штаба был тверд и настоял на исполнении обеих своих просьб... В 5 часов дня Челнокову дали знать об обеде, который назначен, как всегда, на 7 ч 30 мин, и все было исполнено по желанию Алексеева. Перед обедом камердинер, войдя в зал, громко провозгласил; «Его величество изволит просить к себе в кабинет московского городского голову г. Челнокова». Там царь говорил с ним четверть часа Прием был очень благосклонный. Николаем было указано на значение работы общественных организаций, спрошено, продолжается ли тот диаграммный учет деятельности городского союза, который обратил на себя внимание его во время последнего пребывания в Москве, и т. п. Ответив на вопросы, Челноков предоставил постановление думы и сообщил о тех затруднениях, которые Москва испытывает в продовольствии и топливе. На это было твердо заявлено, что для полного удовлетворения Москвы будет сделано все, что в человеческих силах. Думаю, что ровно ничего сделано не будет, ибо человеческим силам делать уже нечего: все требует силы сверхчеловеческой или, по крайней мере, народной, которой Николай не признает.
За обедом Челноков рассказал, как Москва, сшив 3 000 000 солдатских папах в размере интендантского отпуска сукна, все-таки, получила прикрою... 30 верст (=15 000 саж. = 45 000 арш. = 720 000 верш. = 24/100 вершка х 3 мил.). Царь и за ним все хохотали, не исключая и приятеля Челнокова — главного интенданта Шуваева.
Вечером Челноков был в театре, где сидел впереди меня; давали фарс «Что вы имеете предъявить». Он очень хохотал, громко делясь своими впечатлениями с соседями, расспрашивал солдат оркестра об их инструментах и пр.
Для чинов штаба это такая радикальная фигура, левее которой они ничего никогда и не видели.
Первое продовольственное совещание в Ставке происходило 7 апреля 1915 г. Оно очень интересно, и потому я приведу наиболее ценное из секретного журнала. [149]
В совещании участвовали: председатель — Янушкевич, члены: главный интендант Шуваев, главные начальники снабжении армий Юго-Западного и Северо-Западного фронтов Маврин и Н. А. Данилов, генерал-квартирмейстер при Верховном Ю. Н. Данилов, дежурный генерал при Верховном Кондзеровский, начальник военных сообщений при Верховном Ронжин, начальники военных сообщении армий Северо-Западного и Юго-Западного фронтов Дернов и Павский, помощник главного интенданта Егорьев, интендант армий Юго-Западного фронта Эрдман, и. д. интенданта армий Северо-Западного фронта Немов, управляющий министерством торговли и промышленности Шаховской, начальник переселенческого управления Глинка, член совета главноуправляющего землеустройством и земледелием Ленин, начальник управления железных дорог Борисов и член совета министра внутренних дел Муратов.
Ознакомившись с представленным на одобрение Верховного главнокомандующего проектом особого журнала Совета министров о предоставлении управляющему министерством торговли и промышленности особых полномочий по общему руководству продовольственным делом в империи, Ник. Ник. вполне разделил предположения Совета министров об объединении этого дела в лице главного начальника торгово-промышленного ведомства и состоящего при нем особого комитета, образованного из старших представителей всех заинтересованных ведомств. Но, имея в виду необходимость полного согласования принимаемых в этом направлении отдельных мероприятий с нуждами армии, Ник. Ник. повелел образовать особое совещание в Ставке под председательством начальника штаба и указал, что при рассмотрении и решении различных вопросов, связанных с продовольственным делом в империи, необходимо прежде всего иметь в виду потребность армии, которая подлежит удовлетворению преимущественно по сравнению с потребностью населения.
Образованное под председательством Янушкевича и состоявшееся 7 апреля 1915 г. совещание прежде всего обратилось к рассмотрению проекта, представленного Советом [150] министров. Председатель предложил совещанию выслушать имевшиеся у главного интенданта соображения.
Совет министров предполагает сосредоточить распорядительную власть всецело и единственно в руках управляющего министерством торговли и промышленности, а намеченному к образованию под председательством князя Шаховского комитету присвоить исключительно совещательные функции.
Принимая, однако, во внимание, что для осуществления различных продовольственных мероприятий и согласования их с продовольственной потребностью армии необходимо иметь полное знакомство с теми данными, на основании которых можно было бы судить о могущих последовать со стороны органов военного снабжения нарядах. Такие данные, являясь сведениями специального, а иногда и секретного характера, не всегда могут быть сообщены лицам, не принадлежащим к составу военного ведомства. Поэтому генерал Шуваев находил необходимым осведомлять военное ведомство о могущих последовать со стороны главного начальника торгово-промышленного ведомства отдельных, связанных с делом снабжения армии продовольственными и другими продуктами распоряжениях посредством обсуждения соответственных вопросов в заседаниях главного продовольственного комитета при участии представителя от военного министерства. В случае заявления последним по какому-либо вопросу особого мнения, разрешение его ставят в зависимость от последующего соглашения председателя комитета с военным министром.
Выслушав объяснения управляющего министерством торговли и промышленности, сводившиеся к тому, что Совет министров полагал изложением соответствующих статей проекта установить ускоренный порядок проведения различных продовольственных мероприятий, имеющих весьма часто значение только в случае незамедлительного приведения их в действие, и принимая во внимание необходимость согласовать продовольственные мероприятия с требованиями военного времени, совещание, ввиду согласия князя Шаховского, [151] предположило ввести в этом смысле в проект надлежащие указания.
Обращаясь к устройству, характеру и составу комитета и принимая во внимание вполне основательные пожелания Совета министров проводить разрешения продовольственных вопросов ускоренным порядком, который, естественно, будет затруднен при внесении означенных вопросов на обсуждение столь значительного по своему составу комитета, совещание остановилось на мысли об установлении наряду с заседаниями главного продовольственного комитета частных заседаний этого комитета из представителей министерств: военного, морского, финансов, путей сообщения, торговли и промышленности и внутренних дел, государственного контроля и главноуполномоченных главного управления землеустройства и земледелия. В частных заседаниях подлежат обсуждению различные вопросы, касающиеся заготовления и отправки в район театра воины продовольственных и иных продуктов, а также вопросы, связанные с намеченными выс. утв. 17 февраля 1915 г. положением Совета министров мероприятиями. Установление частных заседаний комитета представляется необходимым ввиду обеспечения от разглашения имеющих секретный характер сведений, которыми по мере возможности будет располагать комитет.
Затем совещание обратилось к рассмотрению отдельных предположений.
Совет министров полагал предоставить управляющему министерством торговли и промышленности право требовать от всех казенных учреждений сведения о запасах продовольственных и фуражных продуктов и назначать поверку таковых, не исключая и запасов военного и морского ведомств. Принимая во внимание, что непосредственной задачей князя Шаховского и комитета будет выполнение нарядов, даваемых военным ведомством по снабжению действующей армии различными продуктами, не входя в обсуждение правильности заявленной потребности, совещание не могло не обратить внимания на наличие противоречия приведенных постановлении с установившейся практикой, [152] дававшей до того времени вполне благоприятные результаты. Совещание полагало, что меры этого порядка не должны получить применения в отношении запасов военного и морского ведомств.
Совещание остановилось на предположениях Совета министров о предоставляемых князю Шаховскому полномочиях по направлению деятельности военных властей, в частности командующих войсками военных округов.
Принимая во внимание, с одной стороны, что объединение в одном органе исходящих ныне от различных лиц отдельных мероприятий в принципе не может оказаться нежелательным, нельзя было, однако, с другой стороны, не признать, что высказанные Советом министров предположения поставят в очень затруднительное положение отдельных представителей военной власти на местах, так как распоряжения их по вывозу продовольственных и фуражных припасов из пределов вверенных им округов, а также назначение реквизиции их должны находиться в полной согласованности с требованиями военного времени на основании сведений, доставляемых им военным начальством.
Вследствие этого совещание, желая согласовать деятельность управляющего министерством торговли и промышленности с продовольственными требованиями действующей армии, безусловно не подлежащими оглашению, полагало необходимым поставить распоряжения князя Шаховского в зависимость от наличия соглашения по указанным предметам с представителями военного ведомства, посредством предварительного обсуждения означенных вопросов в частном заседании главного продовольственного комитета.
Останавливаясь на указании о предоставлении управляющему министерством торговли и промышленности полномочий по разрешению вывоза продовольственных и фуражных продуктов за границу и считая этот вопрос делом первостепенной важности, совещание полагало необходимым ходатайствовать пред Верх. гл. о том, чтобы рассмотрение указанных мер оставалось бы по-прежнему в ведении Совета министров. [153]
В конце концов, совещание полагало проект Совета министров изложить так, как он и получил высоч. утверждение 19 мая 1915 г. (Собрание узак. 1915 г. № 152). Для справки укажу, что все это положение Сов. мин. было отменено законом от 17 авг. 1915 г.
Вслед за обсуждением проекта совещание остановилось на некоторых вопросах подвоза продовольственных и фуражных грузов и снабжения армии в связи с теми недочетами и осложнениями, которые встречаются в этой области.
Представитель министерства путей сообщения доложил, что на железных дорогах, как показал опыт истекших 8 месяцев войны, периодически наблюдаются накопления груженых вагонов с продовольствием, загромождающих железнодородные пути, стесняющих движение поездов и имеющих следствием недостаток вагонов для погрузки на всей сети. Указанное накопление вагонов обычно начинается на дорогах района театра войны, вызывает загромождение узловых станций и распространяется на дороги восточного района. В периоды таких скоплений железные дороги театра войны ограничивают или вовсе прекращают прием грузов от дорог восточного района, в соответствии с чем от управлений военных сообщений фронтов поступают требования сократить погрузку и приток грузов к базисным магазинам, тогда как почти одновременно другие органы — управления главных начальников снабжений — предъявляют требование усилить погрузку до полуторного иногда против обычной нормы размера. Для устранения такого разночтения в требованиях главных начальников снабжения, удовлетворение которых ставит министерство путей сообщения в крайне затруднительное положение, по мнению названного представителя представлялось бы необходимым: 1) разделив все движение поездов с продовольственными и фуражными грузами на две самостоятельные группы — от мест погрузки до базисных магазинов и от базисных до расходных магазинов армий, — предъявлять к министерству путей сообщения более определенные требования о количестве груза и числе вагонов, необходимых для подвоза отдельно к магазинам [154] первой и второй категории; и 2) принять меры к беспрепятственной доставке груженых вагонов до станций назначения и более интенсивной их разгрузке для освобождения возможно большего числа вагонов и незамедлительного использования их для дальнейшей перевозки интендантских грузов.
Главный интендант высказал убеждение, что отмеченное скопление груженых вагонов на узловых станциях может быть устранено лишь путем расширения существующих, а в потребных случаях — и образования новых базисных магазинов, которые должны быть оборудованы с таким расчетом, чтобы быть в состоянии в кратчайший срок исправить нарушенное по тем или иным причинам правильное движение поездов и восстановить равномерный приток продовольственных и фуражных грузов на фронты.
По мнению главного начальника снабжении армий Юго-Западного фронта, причину скопления груженых вагонов на узловых станциях нужно искать в неравномерном направлении грузов к базисным магазинам с дорог восточного района, из-за чего, в то время как отдельные базисные магазины, обладающие значительно большей, нежели им положено, приемной и выгрузной способностью, оказываются забитыми грузом, установленные для других магазинов нормы далеко не заполняются, и в общем итоге базисные магазины всего фронта недополучают назначенного для них числа вагонов с грузом Отсюда и противоречивые требования к железным дорогам главных начальников снабжения: с одной стороны, сокращения притока груза по тем магазинам, которые получают таковой сверх нормы, и одновременно — увеличения общего размера прибытия по всем магазинам фронта.
Главный начальник снабжений армий Северо-Западного фронта, подтвердив сделанное генералом от инфантерии Мавриным указание на безусловную неравномерность в прибытии грузов к базисным магазинам, заявил о хроническом и определенном недовозе для последних как продовольственных, так в особенности и фуражных продуктов с дорог восточного района, что объясняется безусловной недостаточностью [155] имеющихся в его распоряжении только двух входных пунктов на четыре железнодорожные колеи, обслуживающие Северо-Западный фронт, в пользование которого необходимо, по его мнению, предоставить, по крайней мере, еще один входный пункт — Смоленск и связанную с ним магистраль Александровской дороги.
Однако, по заключению помощника главного интенданта генерал-майора Егорьева, этой мерой едва ли исчерпывается задача устранения на будущее время возможности неудовлетворительного снабжения грузом Северо-Западного фронта, полагая, что коренная причина рассматриваемого явления кроется в присвоении фронтам лишь строго определенных путей сообщения и необходимости благодаря этому для каждого фронта производить подвоз потребных для него грузов только из определенных районов, вне зависимости от наличия в них требуемого количества тех или иных продуктов и возможности вывоза последних. Генерал-майором Егорьевым было высказано пожелание, чтобы по соглашению между главными начальниками снабжении обоих фронтов были изысканы пути для доставки по кратчайшему направлению грузов из южного и юго-западного районов в распоряжение Северо-Западного фронта и чтобы для указанной цели были по возможности использованы также и водные пути сообщения.
Начальник управления железных дорог обратил внимание совещания на чрезвычайную удаленность от базисных магазинов Северо-Западного фронта районов их питания, каковыми в значительной мере являются восточные губернии Европейской России и Сибирь; а также на то обстоятельство, что правильное движение грузов по железным дорогам периодически, и при этом всегда неожиданно, нарушается экстренными перевозками воинских поездов. Кроме того, большое значение имели, конечно, и снежные заносы. Возвращаясь к вопросу о неравномерной подаче вагонов с грузом к отдельным магазинам, вопреки установленной для каждого из них суточной нормы, Борисов пояснил, что случаи недовоза груза имели место с магазинами, лежащими в стороне от главных грузовых [156] течений, в которые во избежание бесполезного пробега вагонов направляется только избыток груза, не вмещающийся в магазины, лежащие на главных грузовых путях.
По мнению начальника военных сообщений при Верховном главнокомандующем, имея сравнительно недостаточно развитую сеть стратегических железных дорог, нельзя, конечно, не считаться с постоянной возможностью оперативных перевозок воинских эшелонов, из-за секретного и срочного характера которых совершенно не представляется возможным принимать какие-либо предупредительные меры, и поэтому остается лишь все усилия и как военного и железнодорожного начальства направлять к наискорейшему устранению неизбежного в таких случаях скопления груженых вагонов путем возможно интенсивной выгрузки последних и соответственной регулировки притока их к базисным магазинам.
Всем довольный Ронжин счел долгом отметить, что в настоящее время в пределах дорог района театра войны каких-либо задержек в движении грузов или скоплений вагонов не наблюдается и перевозка таковых производится вполне нормально. Со своей стороны Борисов удостоверил, что равным образом не наблюдается в данное время и задержек в приеме грузов от дорог восточного района, которые благодаря успешному погашению вагонных долгов имеют возможность усилить погрузку продовольственных и фуражных продуктов.
Затем члены совещания обменялись мнениями по вопросам снабжения действующей армии некоторыми видами провиантского и фуражного довольствия. Представитель главного управления землеустройства и земледелия Ленин доложил, что вопрос о снабжении армии мясом с самого начала войны служил предметом особых забот правительства и обсуждался в Совете министров. Главные затруднения, встречаемые в этой области, заключаются в доставке скота по железным дорогам, которые не в состоянии подвозить на фронты всего нужного количества последнего. Так, при суточной потребности всей армии в 15 000 голов, железные дороги могут подвозить всего лишь 5000 голов в сутки. [157] Равным образом недостаточно производительной является и деятельность скотобоен. При таком положении представляется необходимым: 1) возможно интенсивное использование наличия местного скота, имеющегося в большом количестве в районе Юго-Западного фронта, особенно же в Волынской губернии и 2) широкое применение суррогатов мяса. К последней категории следует отнести прежде всего рыбу, заготовка которой не представляет каких-либо затруднений, причем является вполне возможным использование для этой цели высоких, наиболее ценных сортов так называемой «красной» рыбы, отличающейся отсутствием костей и потому наиболее пригодной для консервов, а также кеты, заготовку которой, согласно предложению приамурского генерал-губернатора, возможно было бы произвести в большом количестве. Однако вследствие отрицательного отношения главного интендантского управления к проекту широкого использования рыбы вообще для продовольствия армии ввиду того, что употребление ее вызывает чрезмерную жажду, главное управление землеустройства и земледелия было вынуждено уведомить Гондатти, что поставка кеты в войска представляется нежелательной. Далее следует отметить свинину и баранину. Последняя по качеству в отношении питательности не уступает мясу, но употребление как свинины, так и баранины затруднительно, так как свиньи не выносят перегона и требуют перевозки опять-таки по железной дороге; что же касается баранины, то из нее, по свидетельству главного начальника снабжении армий Северо-Западного фронта, выходит настолько малое количество порций, что довольствие его обошлось бы чрезвычайно дорого. По мнению генерала от инфантерии Данилова, единственной действенной мерой восполнить недостаточный приток мяса по железным дорогам из внутренних районов империи является реквизиция местного скота в пределах театра войны. Причем мера эта должна быть распространена, согласно с заключением главного управления землеустройства и земледелия, на весь местный скот, не исключая и метизированного, с тем, чтобы освобождению от реквизиции подлежали [158] только бычки-производители и племенной скот, записанный в специальных племенных книгах. На осуществление данной меры генералом Даниловым испрашивается соизволение Верховного главнокомандующего.
В отношении фуражного довольствия совещанием была отмечена желательность более широкого применения ячменя, с каковой целью и для рационального его использования вообще войска Северо-Западного фронта снабжены необходимым количеством дробилок. Что же касается сена, то, если в количественном отношении снабжение им не всегда было удовлетворительно, зато в качественном, по свидетельству главного интенданта, оно за редким исключением превосходно, доказательством чему служит сравнительно ничтожное число браковок сена, которые к тому же производились не всегда с достаточным основанием.
Далее совещание коснулось вопроса снабжения дровами Киевского военного округа и в частности города Киева, в связи с распоряжением главного начальника Минского военного округа о запрещении вывоза дров из пределов вверенного ему округа. Данным распоряжением имелось в виду обеспечить топливом местные линии железных дорог ввиду общего недостатка каменного угля. Находя, что вследствие запрещения своевременного сплава дров наряду с г. Киевом и сами железные дороги по спаде весенней воды не в состоянии будут воспользоваться этим запасом топлива, главный начальник снабжений армий Юго-Западного фронта полагал более целесообразным производить реквизицию дров по мере сплава их на главные водные артерии, дабы в любой момент иметь возможность использовать их для той или иной цели. Однако предложение это встретило возражение со стороны начальника военных сообщений при Верховном главнокомандующем, который заявил, что сплав дров лесопромышленниками возможен только при условии освобождения сплавленных дров от реквизиции. Со своей стороны, начальник управления железных дорог заявил, что как г. Киеву, так и прочим городам Киевского военного округа в случае недостатка в топливе может быть предоставлено право воспользоваться теми [159] дровяными остатками, которые окажутся на железнодорожных складах к наступлению холодов.
В заключение генералом Мавриным было обращено внимание совещания на чрезмерное подорожание сахара в районе Юго-Западного фронта, охватывающего крупнейшие центры русской свеклосахарной промышленности, в то время как в других местностях империи значительного повышения цен на сахар не наблюдается. Отметив всю ненормальность рассматриваемого явления, представляющего собой продукт спекуляции местных промышленников и торговцев, совещание высказало пожелание, чтобы впредь цены на сахар были нормированы правительством.
Итак, каждый умеющий читать видит, что уже год назад все хозяйство страны было расшатано, все пришло в полный хаос, не выдержало испытанных потрясений, и России грозили неисчислимые бедствия. И однако никто из министров этим именно вопросом не занялся, убаюкивая царя и Государственную Думу своими подлыми колыбельными песнями. А то ли еще будет...
11 января морской министр Григорович писал Председателю Совета министров Горемыкину:
«Вполне соглашаясь с начальником штаба Верховного главн., что борьба с враждебной деятельностью упомянутых в его письме электротехнических предприятий должна быть смела и решительна, я в то же время считаю необходимым заметить, что она должна быть, однако, весьма осмотрительна, дабы необдуманными мерами не нанести вреда государственной обороне. Прежде всего не следует забывать, что к началу настоящей войны большая часть крупных электротехнических предприятий, действуя по утвержденным русским правительством уставам и именуясь «русскими» акционерными обществами, были, конечно, в тесной связи — как финансовой, так и технической — со своими германскими родоначальниками. Ввиду этого большинство заказов по электрическому оборудованию спешно строящихся судов военного флота, а также электротехническое снабжение армии оказалось в руках этих предприятий. Морское ведомство [160] всегда старалось поддержать чисто русские предприятия, но как возникновению, так и расширению их препятствовало, главным образом, отсутствие в стране свободных капиталов, находивших себе более выгодное помещение в других областях промышленности. А кроме того, развитию их мешал недостаток опытных технических сил для руководства самостоятельными и самодовлеющими предприятиями.Очевидно, с началом военных действий, когда экстренная потребность в различных предметах электротехнической индустрии возросла до крайне больших размеров, необходимо было использовать все имеющиеся в стране технические средства, чтобы по возможности удовлетворить насущные нужды флота и армии. К таким средствам принадлежат и выше упоминаемые так называемые русские предприятия».
Туда с начала войны назначены инспекторы и поэтому, по мнению морского министра, нечего опасаться, что деньги идут к врагу — между тем они полностью работают на оборону.
«За время воины ни одно из упомянутых в письме обществ не дало повода заподозрить себя в каком-либо вредном направлении своей деятельности не только активном, но даже и пассивном». «Одним словом, я не считаю себя вправе поставить этим обществам какого-либо упрека в их деятельности не на пользу обороны государства».«Для наибольшего обеспечения государства от возможности нанесения ему непоправимого вреда от тайной деятельности врага в тылу армии полагал бы принять следующие экстренные меры:
1. Тщательно просмотреть списки всех лиц, участвующих в управлении делами упоминаемых обществ и всего высшего и среднего технического персонала. Списки этих лиц можно получить без особой огласки от правительственных инспекторов.
2. Над лицами малоизвестными учинить тщательный негласный надзор.
3. Предложить обществам переработать свои уставы в таком направлении, чтобы и после войны хозяевами дела безусловно были русские участники предприятия, а иностранцы [161] не могли бы иметь возможности направлять деятельность обществ по своему усмотрению.
4. Проекты переработанных таким образом уставов внести в общее собрание акционеров.
5. Если проекты эти не будут одобрены общим собранием акционеров, то наложить на эти общества секвестр».
По поводу полученной на днях телеграммы генерал-квартирмейстера генерального штаба Леонтьева приведу здесь последовательно развитие вопроса о выдаче заграничных паспортов во время войны.
13 апреля 1915 г. генерал Беляев сообщил нач. штаба Верховного Янушкевичу, что через Швейцарию едет в Германию немало русских подданных; надо думать, что это в большинстве шпионы, и потому необходимо организовать надзор за ними на месте.
16 апреля начальник штаба VI армии донес Янушкевичу, что через Финляндию едут евреи из Германии; надо следить за ними и в Финляндии и в России и ставить на их паспортах штамп: «Вернулся из германского плена».
6 мая генерал-квартирмейстер Ставки Данилов сообщил начальнику гражданской канцелярии штаба Верховного, что не следует пропускать евреев в район военных действий и накладывать на их паспорта указанный штамп.
14 июля утвержден особый журнал Совета министров от 7 июля «Об установлении временных правил о выдаче заграничных паспортов и свидетельств на въезд в империю».
25 июля генерал Леонтьев сообщил Данилову, что ныне при получении просьбы кого-либо о выдаче заграничного паспорта гражданские власти района военных действий запрашивают главное управление генерального штаба, не имеется ли у него сведений о скомпрометированности этих лиц в сношениях с неприятелем. Такая переписка идет иногда настолько долго, что просители начинают догадываться о наведении о них каких-то справок и поэтому вовремя прячут концы в воду. Поэтому он предполагал, что было бы целесообразнее при получении прошений о выдаче заграничного паспорта немедленно телеграфировать [162] главному управлению генерального штаба только имя, отчество, фамилию и звание просителя, что и служило бы знаком особого опроса, а затем не ранее как через 3 дня со дня отправки такой условной телеграммы беспрепятственно выдавать паспорт; главное же управление само непосредственно будет уведомлять пограничные пункты о необходимости задержания или обыска следующего за границу лица. Такой порядок надлежало бы практиковать уже не только для района военных действий, но и для всей империи.
1 августа Янушкевич выразил на это свое полное согласие, а 20 августа министр внутренних дел циркулярно уведомил о введении нового порядка всех губернаторов, градоначальников и начальников областей.
8 сентября министр внутренних дел князь Щербатов просил начальника штаба Верховного Алексеева, чтобы при невыдаче паспорта на территории театра военных действий об именах таких лиц сообщалось в министерство. Это было Ставкой одобрено.
Наконец, на днях, 9 января, Леонтьев сообщил Пустовойтенко, что штаб Юго-Западного фронта ратует за необходимость запретить выезд за границу всем неприятельским подданным, проживающим в местностях, включенных в театр военных действий, хотя бы они и пользовались правом выезда за границу в силу имеющихся международных соглашений; департамент полиции запрашивает главное управление штаба, как в таких случаях поступать, а потому и Леонтьев просит Ставку дать свое заключение.
На Западном фронте состоит сверх комплекта 36 000 чел., безоружных же за недостатком оружия — 286 000. Если первое, пожалуй, и отрадно, то второе очень грустно.
Архитектор Лазарев едет теперь в гренадерский корпус, где в бою и произведет опыт с горящей нефтью. На Северном фронте ему не дали сделать все как надо и тоже создали канцелярщину. Наивный человек, он все еще ужасается нашей [163] медлительности и поражен спокойствием, с которым военные власти относятся ко всякой новизне в боевом деле...
После получения чина генерал-лейтенанта Борисов исправно ходит на высочайшие завтраки... Алексеев сказал, что только теперь увидел, как Борисов честолюбив. Довольно часто приглашается к высочайшему завтраку и граф Капнист. Министр иностр. дел Сазонов переслал сегодня нач. штаба вчерашнюю телеграмму нашего посланника в Бухаресте Станислава Альфонсовича Поклевского-Козелл. Немцы очень недовольны продажей Румынией Англии хлеба и пр. Братиано сказал Поклевскому, что главной его целью является продолжение Румынией политики на стороне четверного согласия. Он отлично сознает, что лучшей для этого гарантией является удержание им власти в своих руках. Если же увидит, что его заместители смогут вести такую же политику и вовремя стать на сторону России, — а до тех пор так выдержать свою роль в отношении Германии и Австрии, чтобы они не потребовали более решительного заявления румынского «сочувствия» германским планам, — то он готов уйти в отставку и просто наблюдать за дальнейшими шагами своей родины. Король вполне (до 12 января) одобряет его политику. Алексеев находит, что Поклевского, как и нашего военного румынского агента Семенова, Братиано водит за нос. Семенов как-то сообщил, что в Румынии имеется небольшой запас бензина, и высказал мнение, что, если не приобрести его вовремя, он будет куплен немцами. Разумеется, приказано было купить. С тех пор Семенов все покупает и покупает откуда-то появляющийся бензин и, наконец, доносит, что его так много, что весь не перекупишь... Разумеется, военный коммерсант плохо понимал, что попался на удочку бухарестских спекулянтов.
Бежавший из австрийского плена поручик 2-го Финляндского стрелк. полка Поляков показал, между прочим:
«Единственно, что возбуждает недоумение румын, — это деятельность посланника Поклевского-Козелл. Румынский офицер генерального штаба передавал, что 11 октября, когда в демонстрации интеллигентных классов против немцев были [164] проявлены перед зданием русского посольства русофильские чувства, посланник даже не вышел на балкон, что произвело очень тяжелое впечатление. Вообще, существует мнение, что деятельность посланника носит явно германофильский характер. По словам офицеров, в Румынии обращает на себя внимание холодность отношений между русским посланником и военным агентом полк. Семеновым, который, по мнению румынских офицеров, является действительным представителем русских интересов».
Сегодня царь уедет и будет в 10 ч утра 15-го в Бобруйске, а в 1 ч 45 мин дня 16-го — в Орше, где и посмотрит казачьи части; в Царское Село он отправится из Орши в 6 час. вечера.
Приехал главноуполномоченный земского союза князь Г. Е. Львов. Ввиду отъезда царя он не был приглашен к высочайшему столу и обедал с нами в собрании. На продовольственном совещании под председательством Шуваева обсуждался вопрос о снабжении всем необходимым общественных учреждений на фронте. В итоге его работы Львов усмотрел общее расположение к земскому союзу, в особенности в чисто военных сферах. Все пришли к единогласному решению, что союзы по обеспеченности провиантом и продуктами должны стоять наравне с армией. Это значительно, по его мнению, меняет дело в прежнем их положении. Вообще, Львов поверил всем тем басням, которыми его кормили на совещании, держа камень за пазухой.
Сделаны распоряжения об аресте германского шпиона Моезера, если он прибудет в Россию.
Флигель-адъютант полковник Силаев производит хорошее впечатление — простой человек.
Каждый шаг Николая II заносится на фотографию или пленку кинематографа; он это очень любит и нисколько не стеснен; наоборот, более развязен, чем следует.
Офицеры генерального штаба не очень-то лестно отзываются о Брусилове, который, в свою очередь, не жалует их. «Лошадиная морда», «берейтор офицерской школы» — вот их эпитеты к его имени. Каждый выдвинувшийся мимо академии генер. штаба испытывает на себе уколы этой жреческой [165] касты. А из них надо назвать Н. И. Иванова, А. А. Брусилова, П. А. Лечицкого, В. Н. Горбатовского и Н. А. Бржозовского.
Сегодня видел документ, как раз рисующий отношение к делу нашего генерального штаба, всюду ведающего службой связи... Помощник начальника Новогеоргиевской искровой станции штабс-капитан Федоренко донес 6 января 1916 года:
«По аппарату Морзе передавались диспозиции по правительственной линии нешифрованными; протяжение самой линии было около 80 верст. С появлением аппаратов Юза в штабах корпусов составилось мнение, что эти аппараты универсальны, совершенно не требуют шифрования и благодаря скорости печатания позволяют передавать депеши, не стесняясь количеством слов и самого секретного содержания». И передается по Юзу без шифра буквально все из армий в корпуса и из корпусов в армии. Если считать, что в 70 корпусах стоит 70 аппаратов Юза и 70 же в армиях на приемке, то «вообще говоря, все сведения проходят приблизительно через 150 аппаратов. Считая на каждом аппарате 3 смены юзистов и столько же смен контролеров, видно, что все сведения, передаваемые по аппарату Юза, прочитывают около 1000 чиновников. Если только один среди этой тысячи будет шпион, — а это явление нельзя считать невероятным, так как противник и в мирное время среди них, вероятно, имел своих агентов, — то при наличии такого юзиста при штабе корпуса можно объяснить то явление, что многие говорят: «Немцам все известно».
Из-за трудностей продовольствия на Кавказский фронт нельзя послать сколько-нибудь значительные пополнения; например, на южном берегу Ванского озера войска по неделям не получают ни крошки хлеба и провианта.
Барон Штакельберг, исполняющий здесь обязанности директора канцелярии министра двора, около которого, как и около Воейкова, выплясывает Носков, открыто говорил за обедом у царя о «несерьезности» Носкова. Гофмаршал князь Долгоруков считает Щолокова знающим, серьезным офицером... [166]
Был петроградский митрополит Питирим, приезжавший с каким-то докладом к Николаю. Алексеева он демонстративно не посетил.
Командующему III армией Леониду Вильгельмовичу Лешу разрешено именоваться по отчеству «Павловичем»...
Эверт поднял вопрос, который еще раз показывает, насколько до сих пор у нас не налажен элементарный порядок; в стране канцелярщины его-то, когда надо, конечно, и нет, ибо бумага — беспорядок. «Большое число офицеров отсутствует с фронта, и местонахождение их неизвестно, так как они давно эвакуированы и потеряли всякую связь со своими частями. Необходимо общее по империи распоряжение вернуть отовсюду эвакуированных офицеров, выздоровевших к настоящему времени и способных нести службу в строю, а о прочих уведомить части, какие офицеры где находятся на излечении. Вместе с тем необходимо установить на будущее время порядок, чтобы все лечебные заведения уведомляли части о принятых ими на излечение офицерах». До сих пор никакой регистрации не существует и при старательности почтовой цензуры писем вы можете месяцами не знать, где лежит дорогой вам раненый.
На Западном фронте к 15 января сапоги в таком виде: 44% хороших, 32% годятся на короткое время, а 24% солдат вовсе без обуви...
Сазонов телеграфировал начальнику штаба со слов Поклевского:
«В Бухаресте все уверены, что Германия подстрекает против Румынии Болгарию, которая не поддается просьбам германского правительства о принятии ею участия в экспедиции против Салоник до окончательного выяснения положения Румынского королевства»; «Германия очень недовольна продажей хлеба Англии».
За это Румыния и продала Германии 6000 волов, 20 000 баранов и 104 000 свиней...
Дитерихс сообщил генерал-квартирмейстеру:
«В Бухарест прибыл германский полковник фон дер Буше с письмом Вильгельма II к королю Румынскому. Вильгельм грозит прислать [167] 200 000 войск, если Румыния не прекратит франкофильской политики и продажу хлеба союзникам. Король на охоте. Буше, знавший содержание письма, сообщил его Братиано, который ответил посылкой войск по Дунаю к границам Болгарии и саперов для укрепления позиций на австрийской границе».
Сведение это агентурное, требует проверки, но частью верно.
Другая телеграмма Дитерихса:
«В штабе Юго-Западного фронта от агента получены сведения, ничем пока не подтвержденные, что в одном германском разведывательном бюро, находящемся в Бухаресте, организуются террористические акты над лицами, принадлежащими к высшим контрразведывательным отделениям Петрограда и при штабе Северного и Западного фронтов и округов, входящих в район фронта».
Это никого не испугало.
Приехал и будет здесь пребывать постоянно фон Кауфман-Туркестанский, получивший 10 декабря 1915 года звание главноуполномоченного Красного Креста при Верховном.
Приехал генерал-адъютант Хан-Гуссейн-Нахичеванский; он командовал корпусом, смещен, вел поход против Юденича на Кавказе, не преуспел в этом и теперь здесь ищет нового назначения.
Обычно таких ищущих, по выражению Алексеева, здесь называют «нанимающимися». «Наниматься» приезжают: кто постарше — сюда, помоложе — на фронты, но из тех, кто «отдохнул» в резерве и не склонен ограничиваться уменьшенным содержанием, когда можно сорвать побольше. Эти наймиты держат себя без всякого достоинства, готовы лебезить перед каждым поручиком штаба, смотрят в рот Алексееву, Кондзеровскому, Пустовойтенко и Ронжину, живут здесь с таким расчетом, чтобы как-нибудь попасться на глаза если не царю, то хоть кому-нибудь из свиты. Некоторые успевают получить новое назначение, другие уезжают не солоно хлебавши, но тогда скоро возвращаются и т. д. [168]
В VII армии сейчас налицо:
ружейных патронов:
русских — 19 000 000
японских — 1 000 000
австрийских — 6 000 000
берданочных — 22 000 000
орудийных снарядов:
легких — 687000
48-линейных — 26 000
горных — 760000
6-дюймовых — 12 000
42-линейных — 15 000
легких японских — 48 000
6-дюймовых крепостных — 8000
10 января Белецкий писал начальнику штаба:
«В ноябре 1915 г. в Швейцарии состоялся съезд швейцарской социал-демократической партии, на котором присутствовало 430 делегатов, а также значительное число приглашенных лиц в качестве гостей. Из числа вопросов, подвергнутых обсуждению на съезде, заслуживает внимания вопрос о реорганизации швейцарской социал-демократической партии, при разрешении которого большинство присутствовавших высказалось за немедленную реорганизацию партии. В прениях по этому поводу обратило на себя внимание выступление представителя левого течения партии, который на заявление правого крыла о желательной отсрочке реорганизации партии до наступления более спокойного и благоприятного времени объяснил, что в ближайшем будущем ожидать такого момента нет никаких оснований, ибо с продолжением войны возбуждение и недовольство среди рабочих возрастет еще больше как в Швейцарии, так и в воюющих странах, и что в связи с этим в 1916 г. возможно ожидать больших революционных выступлений, в особенности в России и Германии, после чего революционная волна может переброситься из Германии и России в Швейцарию, и тогда швейцарская соц-дем. партия как часть Интернационала будет занята более существенными вопросами. [169]В дальнейшем съездом был подвергнут обсуждению вопрос об отношении швейцарской соц.-дем. партии к состоявшейся в сентябре минувшего года в Швейцарии, в Циммервальде, интернациональной социалистической конференции пораженческого направления, издавшей манифест с призывом пролетариев Европы к борьбе за скорейшее прекращение войны. Для освещения этого вопроса надлежит иметь в виду, что швейцарская соц.-дем. партия не приняла участия в циммервальдской конференции и не прислала на нее своего официального представителя, а затем в лице своего центрального правления, придерживающегося правого направления, отказалась подписать вышеозначенный манифест. Съезд подавляющим большинством голосов решил приветствовать циммервальдскую конференцию, выразил полное согласие с ее постановлениями и признал необходимым всеми средствами способствовать проведению в жизнь ее решений.
Кроме того, съезд выразил всем социалистическим партиям воюющих стран, оставшимся верными соц.-дем. принципам, признательность и симпатию, указав в своем постановлении на то, что «мир может быть достигнут лишь революционным выступлением пролетариата всех стран» и что швейцарская соц.-дем. партия обязана оказать моральную поддержку товарищам в воюющих странах и облегчить им борьбу с социал-патриотами и тем самым ускорить их выступление за прекращение войны и против своих правительств».
Сегодня Алексеевым совершен шаг, которым я страшно возмущен, но... что значит мое штабс-капитанское возмущение при равнодушии генерала Пустовойтенко и при желании Алексеева не сталкиваться на «мелочах» с Горемыкиным, который все равно добился бы своего, но при видимом умалении авторитета начальника штаба... Типичное компромиссное соображение, показывающее, что Алексеев постепенно начинает проникаться ложной теорией уступок в малом (если это именно малое), чтобы одерживать победы в большом, чего, конечно, никогда на практике не будет: Горемыкины твердо ведут свою линию и всегда имеют поддержк. [170]
Вот бумага, отправленная начальником штаба главнокомандующему Сев. фронтом о недопущении впредь белых мест в газетах, так как:
«1) они производят неприятное впечатление на общество, думающее, что от него что-то скрывается; 2) этим пользуется противник для наглядного указания на стеснения нашей прессы; 3) они возбуждают в обществе волнение и даже возбуждение против цензурных учреждений»...
Копии этой бумаги, над которой витает дух Носкова, посланы Председателю Совета министров и министру внутр. дел.
Вчера вечером царь вернулся из Бобруйска, переночевал в вагоне и сегодня утром уехал в Оршу.
Чтобы в сообщениях о его поездках, составляемых в главной квартире, не было ничего неудобного в военном отношении (как уже случалось раньше, например, о поездке в армию Щербачева в Бессарабию), теперь дворцовая часть представляет их сначала на просмотр нашего штаба.
Генерала По держат здесь не очень-то помпезно: в собрании сидит он за столом с другими представителями военных миссий, Алексеев не делает ему никаких исключений. Андерс сострил: даже и здесь нас надули союзники — вместо представителя с двумя руками, дали нам с одной рукой, — правда, зато с головой (Жилинский и По).
Алексеев просил командира корп. Абрама Михайловича Драгомирова, когда он был здесь, взять его сына из полка в штаб корпуса для отдыха. Драгомиров понял просьбу иначе и взял корнета в штаб совсем. (Варшавская гвардейская кавал. бригада у него в корпусе и не вошла в гвардейский отряд, как и вся гвард. кирасирская дивизия, вошедшая в VII армию.) Теперь сын просит отца вытребовать его в Ставку, чтобы дать ему возможность съездить в Смоленск и обвенчаться там с m-elle Немирович-Данченко.
Наш румынский военный агент Семенов удален, на его место назначен полковник Татаринов, бывший болгарским агентом. [171]
Царь не поверил, когда Алексеев доложил ему, что на продовольственное совещание приезжало около 50 человек, — так показалась ему велика эта цифра, а он так мало кого видел из них. Для дворца они, конечно, были отсеяны Алексеевым. Вообще аудиенции у царя приезжающим в штаб (не министрам) устраивает начальник штаба.
12 января Дитерихс уведомил Пустовойтенко:
«Главнокомандующий согласен в виде исключения на выезд графа и графини Потоцких за границу, но возвращение их затем в Подолию нежелательно. К этому считаю необходимым добавить, что Потоцкие обслуживаются в своих имениях почти исключительно австрийскими подданными».
14 января эта телеграмма была показана барону Штакельбергу, которому и было вручено удостоверение, что к выдаче двухмесячного заграничного паспорта через Торнео в Лондон, Париж и обратно для шталмейстера двора е. и. в. графа Иосифа Альфредовича Потоцкого, жены его Елены Антоновны, урожденной княжны Радзивилл, горничной Станиславы Пташковской и камердинера Кацера Иосифовича Михальского препятствий не встречается.
Все хотел сделать несколько общих записей о жизни нашего штабного офицерства, да как-то не хватало времени. Сделаю сегодня.
Живут офицеры нашего управления разно: Алексеев, Пустовойтенко, Борисов, Носков и Щепетов — в здании управления, как указано на плане, остальные в реквизированных: гостиницах или, при желании, по частным квартирам. Город вообще обилен гостиницами, и лучшие из них реквизированы. Так, «Франция» — для дворцовых чинов и приезжающих к царю лиц; «Бристоль» — для военных представителей союзников и лиц, около них находящихся; «Орловская», «Метрополь», «Тульская», «Петроградская», «Польская» и др. — для офицеров и генералов штаба Один я живу на особой квартире, отведенной мне одновременно и под службы (Бюро), и для личной жизни.
Служебный день обычно начинается в 10 ч утра, все же собираются только к 11. Те, которые должны «поднимать карту» [172] (нелепое выражение, слепо заимствованное из терминологии топографов, что означает указать на карте наше расположение по фронту), иногда приходят к 8 утра, но зато говорят об этом до 8 ч вечера. Это «поднятие» — дело совершенно простое, но на словах офицеры генерального штаба придают ему очень большое значение, так как должны вставать не в 9 ч 30 мин, а в 7 ч 30 мин утра, хотя само поднимание делают опять-таки не они, а черная кость — топографы и чертежники.
До службы кто дома, кто в собрании пьет кофе или чай. Пустовойтенко и Алексеев встают в 8 ч, и первый сейчас же идет гулять, возвращаясь к 9 ч 30 мин — 10 ч. Служба никого, кроме Алексеева, не утомляет, часами во время занятий разговаривают о совершенно посторонних предметах, преимущественно о повышениях и пр., читают газеты, телеграммы агентов, вообще работают с большой прохладцей.
В 1 ч 15 мин идут в собрание завтракать. Тогда во всем управлении не остается ни одного офицера, кроме дежурного по аппаратной внизу, который и не обязан караулить что бы то ни было. В это время можно сделать что хочешь со всем, что не заперто, да и запирается все довольно примитивно. После завтрака, не оканчивающегося позднее 2 ч 15 мин, почти все идут по домам, Пустовойтенко и Алексеев вместе гуляют, кое-кто тоже гуляет, и только к 4 ч начинают сходиться, а все собираются лишь к 5 ч. Опять те же беседы, то же переливание из пустого в порожнее. В 7 ч 15 мин идут на обед, после которого в управление изредка приходят очень немногие и сидят там не позднее 11 час.
Общая производительность работы поразительно ничтожна, что не мешает, однако, почти всем считать себя — и, главное, искренно — очень занятыми. Действительные работники, хотя бы просто по затрачиваемому добросовестно времени — это Скалон, Щепетов, Пиковский, Протопопов, Кожевников и Тихобразов. Борисов занят целый день, но его никто не видит.
Штаб-офицеры генерального штаба по очереди дежурят сутки по управлению. Тогда им надо являться к 9 утра и безвыходно находиться (хотя умудряются сбегать в кинематограф, [173] домой и в теплую компанию) в управлении, отлучаясь на завтрак и обед во дворец или в собрание. Все дежурство, по существу очень ответственное в смысле наблюдения за целостью документов и пр., на практике сведено к машинальному подписыванию без проверки телеграмм, проверяемых иногда помощниками, и на вручение их Алексееву и еще кому следует. Редко кто из дежурных шифрует или дешифрует — обычно весь этот труд исполняет дежурный по аппаратной. Вообще, белая кость так устраивается, чтобы во время дежурства иметь только одни удовольствия. Секретность поступающих документов обеспечивается помощниками, в противном случае офицеры генерального штаба не прочь дать переписать расшифрованную телеграмму любому писарю, с чем я постоянно воюю.
Никто ничего серьезного и порядочного не читает. Любимые газеты — «Новое время» и реже «Русское слово». Покупают всякую пошлятину в киосках или [174] на вокзале, рассказывают друг другу часами скабрезные военные и партикулярные анекдоты, притом всегда самые грубые, и приключения; готовы говорить о женщинах, которых были бы почти лишены, если бы не крайняя легкость могилевских нравов... Вообще, я не заметил умственного уровня выше строевого полкового ординара, а о нравственном лучше и не говорить — здесь он гораздо ниже. На порядочных пьесах в театре не бывают, предпочитают кинематограф и зеленое поле.
Офицеры имеют право сноситься по прямому проводу с фронтами и Петроградом особыми записками или разговорами. И это все просьбы об устройстве того или другого, о личном награждении и т. п. Я не видал ни одной записки, которая заключала бы в себе какую-нибудь самостоятельную мысль о каком-нибудь военном вопросе, полезном для дела, которую один передал бы другому для проведения и пр. Все такое не в природе офицеров генерального штаба{74}.
Постоянно в отпуску один-два штаб-офицера генерального штаба; так уж и очередь ведется. А дело частенько брошено.
Расхваленный в свое время на всю Россию вел. князем Николаем Николаевичем, по протекции Янушкевича, генерал Ронжин, никуда не годится; это пузо, а не деятель.
Теперь в главном управлении военных сообщений будет еще новая должность строителя, которую займет инженер Чаев; ему предлагают 18 000 р. жалованья, но, дорожа делом, он готов от них отказаться, говоря о патриотическом долге и пр. Посмотрим, что выйдет. В его обязанности будет входить постройка дорог (железных и других) по мере нашего... наступления и закупка дров для них. Ну, значит, дела не будет вовсе.
15 января Плеве уведомил начальника штаба, что он прекратил выезд финнов призывного возраста (18–35 лет) из Финляндии за границу, считая это предупредительной мерой [175] для борьбы с новым маневром немцев: они открыли у себя военные школы для финнов, чтобы таким образом подготовить кадры обученных офицеров и унтер-офицеров. Нач. штаба довел об этом до сведения Председателя Совета министров и главного управления генерального штаба.
Здесь сейчас находится академик князь Борис Борисович Голицын, обедает и завтракает с нами; защитная форма при высоких сапогах очень молодит его и очень ему идет.
12 января Плеве отставил генерал-майора Дмитрия Петровича Струкова от должности председателя петроградской военно-цензурной комиссии, возложив ее на его помощника генерал Адабаша. 15-го Плеве сообщил начальнику штаба, что за 18 месяцев войны петроградская военно-цензурная комиссия пришла «совершенно в неудовлетворительное состояние»; работа производится спустя рукава; «выем внутренних почтовых отправлений и телеграмм не производился»; письма до востребования не вскрывались. Вообще надзор за корреспонденцией почти отсутствует; линия датского кабеля, принадлежащего Северной телеграфной компании, без надзора часто прерывалась, так как ею пользовались немецкие агенты и т. п. Что председатель комиссии Струков единолично решал все дела, не считаясь с комиссией; приблизил к себе писаря-еврея Познанского, который и был его правой рукой, ведая и всеми секретными делами; некоторые дела пропали; при ежемесячном расходе в 100 000 рублей нет даже шнуровых книг; «почти все свое время Струковым уделяется приему просительниц»; прием цензоров (и женщин) делается без предварительных сношений с контрразведывательными отделениями, отчего многих приходилось увольнять; были и агенты противника. «Постоянно нуждаясь в деньгах, Струков поддерживал особенно близкие отношения с правлениями страховых обществ, которые и во время войны не прерывали сношений с германскими обществами». «Терье, владелец отеля «Астория», устраивал для него пиршества, желая расположить его в свою пользу». Резолюция начальника штаба: «Если все это точно, то предать суду». Все дело создал начальник разведывательного отделения Северного фронта полковник Батюшин (он же поднял дело Васильчиковой). [176] Этот полковник — очень ловкий человек; так, до войны, во время маневров у нас в присутствии императора Вильгельма Батюшин сумел достать на час его записную книжку, которую и сфотографировал.
Недели две назад в № 217 «Армейского вестника» была напечатана статья И. Родионова «Конец «Нового времени», начинавшаяся словами:
«Последний влиятельный русский орган печати перешел в еврейские руки. Операция эта совершилась не безболезненно. Между сыновьями покойного основателя газеты А. С. Суворина, всю свою жизнь боровшегося с еврейским засильем, произошло бурное столкновение, которое факту перехода газеты в инородные руки, конечно, помешать не могло. Евреи теперь вправе торжествовать победу».
Общий тон статьи был очень удобен для того, чтобы, по просьбе Б. Суворина, Носков представил ее Пустовойтенко и без труда добился следующей его телеграммы генерал-квартирмейстерам Юго-Западного и Западного фронтов Дитерихсу и Лебедеву:
«Начальник штаба ознакомился со статьей «Армейского вестника» «Конец «нового Времени» и находит, что начинать травлю газеты не время, да и впутываться в такой тонкий вопрос казенной газете, имеющей официозный характер, неосторожно. Поэтому просит воздержаться от разбора таких вопросов, в которых газета штаба не вполне осведомлена»...
Русский сановник может быть любых убеждений, но «Новое время» всегда близко его глубоко бюрократической душе.
Жилинский донес, что 140 000 сербов влились в армию союзников, и теперь союзная армия на Балканском полуострове достигла 500 000 чел.; ее можно было бы и еще усилить, но французы опасаются ослабить свой основной фронт, позиции которого всего в 80 километрах от Парижа.
А. А. Лодыженский сделан исполняющим должность начальника канцелярии по гражданскому управлению — князь Оболенский окончательно ушел. Недавно Алексеев и посылал [177] Лодыженского к Барку для уяснения финансовой стороны войны, кредитов и пр.
Князь Кудашев нравится Алексееву тем, что все дипломатические вопросы представляет ему ясно и просто.
Бродяжничество на фронте солдат сильно сокращено, теперь фронты задерживают в месяц по 1000–1200 чел., а было по 12 000.
Когда Северный фронт получит все японские винтовки, переданные ему еще не окончательно, он будет вооружен вполне. На Юго-Западном тоже не особенно жалуются на число невооруженных людей. Упорная, лишенная эффектов работа Алексеева постепенно приводит к положительным результатам. Везде начинает чувствоваться появление хоть какого-то порядка, хаос и бесхозяйственность понемногу исчезают. Только бы он был более чутким, если не знающим и понимающим в вопросах внутренней политики, которые ему приходится разрешать ежедневно и ежечасно, особенно по соседству их с вопросами стратегическими, хозяйственными и военными вообще. Правда, я с ним ни разу не говорил на эти темы, никогда сам не мог убедиться, насколько мало осведомлен он в политике нашего дня и как представляет наше ближайшее будущее. Но поскольку приходится видеть его деятельность и слышать о нем от Крупина, Пустовойтенко и других, я все больше и больше начинаю приходить к заключению, что он в самом полном неведении политических партий, группировок, течений, программ и пр. Все указанные лица, наоборот, находят, что он и здесь как дома в военном деле. Но уже наличие такого микроскопа для рассматривания гражданской жизни, т. е. жизни страны, как положительно неспособный разбираться в ней Лодыженский, приводит меня к выводам очень неутешительным. Переписка с Родзянко и Гучковым, тяготение к октябристам и кадетам и т. п. — все это не может свидетельствовать о его понимании. Я думаю, что он уже находится под определенным влиянием, но из разговоров, бывших с И. В. Гессеном, вижу, что «Речь» пока не состоит с ним в контакте, но, может быть, готовится к нему — так чувствуется из расспросов [178] и намеков... Да, людям дано быть выдающимися только в каком-нибудь одном направлении.
Ввиду скорого наступления Квецинский просил дать генералу Дернову право проверить все дороги Западного фронта.
Братиано ожидает с нетерпением приезда в Бухарест Татаринова; командирование Румынией к нам ее доверенного лица откладывается до приезда туда нового военного агента, чтобы сначала они могли столковаться между собой, а потому генерал-квартирмейстер просил Леонтьева не задержать выезд Татаринова из Петрограда; из Ставки он выедет 19 февраля.
Перевозимые в Дайрен для следования во Францию управление и 1-й полк отдельной бригады следуют тремя эшелонами и отправляются из Москвы 21-го и 22 января, а прибывают в Куаньченцзы 13-го и 14 февраля.
Военный агент Потоцкий доносит 17 января:
«В германских палатах прений по вопросу о мире в связи с трудным экономическим положением еще не было. В бюджетной комиссии установлено, что собственного хлеба до урожая не хватит на три месяца; за отсутствием корма для скота к лету должно исчезнуть мясо. Прения в закрытом заседании комиссии будут на будущей неделе, т. е. теперь, с 31 января по 5 февраля нов. стиля».
Пустовойтенко сегодня первый раз поехал в Петроград (до пятницы).
Петроградская обсерватория всегда сообщает о погоде следующего дня на фронты и в Ставку.
В связи с желанием интендантства предоставить всероссийскому земскому союзу исключительное право на поставку для армии полушубков и перчаток, в помещении московского главного комитета союза состоялось совещание, на котором присутствовали представители интендантства и тех земских управ, которые ранее принимали участие в выполнении крупных заказов интендантства.
Между прочим, было единогласно решено послать Шуваеву следующую телеграмму:
«Представители губернских земств, собравшиеся в Москве для обсуждения вопросов, связанных с выполнением земским [179] союзом нового огромного заказа главного интендантства, поручили мне приветствовать ваше превосходительство, как энергичного, неутомимого руководителя интендантского ведомства, искренно и целиком преданного служению армии и родине, сумевшего путем широкого привлечения всех общественных живых сил страны к делу снабжения нашей несравненной армии обеспечить ее всем необходимым. Объединенные в земский союз, земства приложат все свои силы к выполнению возлагаемой на них ответственной задачи».
Шуваев ответил Г. Е. Львову:
«Приношу сердечную благодарность как представителям губернских земств, собравшимся в Москве, так и вам, глубокоуважаемый князь Георгий Евгеньевич, за оказанные мне честь и внимание. Прошу не отказать впредь в том же искреннем, дружном и дорогом сотрудничестве, которое принесло уже благие плоды нашей родной, неоцененной армии и доставило радость и утешение нашему возлюбленному государю».
Телеграмма начальника штаба начальнику главного артиллерийского управления Маниковскому:
«В течение декабря не выпущено из ремонта ни одного тяжелого орудия; при условии полного расстройства нашей полевой тяжелой артиллерии создается опасное положение — до двух третей 42-линейных неисправно. Как же атаковать противника?»
Воейков что-то устраивает с участием генерала Борисова, который теперь и к нему стал повнимательнее. Вот какую телеграмму первый прислал ему сегодня: «Очень благодарю за согласие, отдал все в печать, надеюсь кончить издание на этой неделе».
Носков говорил сегодня по прямому проводу с начальником цензурного отделения Юго-Западного фронта подполковником Сахаровым относительно вчерашней телеграммы Пустовойтенко об «Армейском вестнике». Он предложил ему перепечатать заявление Бориса Суворина, бывшее в других [180] газетах, а Сахаров, находя, что ошибка уже сделана, полагает, однако, что надо получить опровержение лично от Суворина. Носков не скрыл, что он с Сувориным «в близких, товарищеских отношениях». Позже Сахаров сообщил, что Дитерихс ничего не имеет против помещения письма Суворина, но считает необходимым, чтобы письмо было препровождено с указанием или просьбой напечатать его в «Вестнике».
Сегодня нам раздали большой в паспарту снимок группы нашей с царем. По этому поводу Фредерикс написал Алексееву 8 января:
«Милостивый Государь Михаил Васильевич, ввиду выраженной Е. И. В. воли пожаловать от Имени Е. В. всем участникам снятой на Царской Ставке группы с изображением Е. В. и Наследника Цесаревича с чинами штаба Верховного Главнокомандующего экземпляры означенного снимка, — имею честь препроводить при сем к Вашему Высокопревосходительству 98 экз. группы, ныне изготовленные фотографом Его В. Ягельским. Примите уверение в истинном почтении и совершенной преданности. Граф Фредерикс».
Это буквально. Наш фотограф, капитан Сычугов, подарил нам фотографию этой бумаги, не видя в ней всей дворцовой немецкой безграмотности.
Помощника управляющего эксплуатационным отделом управления железных дорог инженера путей сообщения Эраста Петровича Шуберского Ронжин должен называть не своей правой рукой, а единственной головой. Бывало, во время отступлений Шуберский получал до 500 телеграмм в сутки и умел выходить из весьма тяжелых положений, о которых армия так никогда и не узнавала.
Алексеев недавно писал Поливанову о своем неудовольствии распоряжениями принца Ольденбургского по санитарной части.
Телеграмма нач. штаба председателю комитета земского союза Западного фронта Вырубову:
«По требованию военного начальства прошу о немедленном увольнении из инженерно-строительных дружин всех без исключения евреев; если же без евреев нельзя обойтись, то лучше совершенно [181] отказаться от помощи таких дружин».
Копия отправлена к Данилову-рыжему в Минск.
В декабре приступили к формированию 15 инженерных дружин; в их составе указаны особые специалисты, которые могут быть приглашены и по вольному найму. Эту-то категорию лиц и взялись пополнять общественные организации.
Данилов дал ответ:
«Главнокомандующий (Эверт. — М. Л.), по соглашению с князем Львовым, решил; 1) во вновь формируемые инженерные дружины евреев вовсе не допускать; 2) из существующих их послать на необоронительные работы в тыловом районе; 3) врачей, фельдшеров и фельдшериц из евреев оставить в дружинах и санитарных организациях; 4) из питательных организаций перевести в тыловой район. Не найдете ли возможным согласиться с такими вложениями главнокомандующего?»
На Западный фронт за последнюю неделю, с 10 по 17 января, доставлено: муки 13%, соли 67% и мыла 100%; за последние два месяца вместо 180 вагонов мыла прибыло всего 25 — санитарная опасность очевидная.
Нахождение штабов армий на 20 января:
| XII | Венден | Северный фронт |
| V | Двинск | |
| VI | Псков | |
| I | господ. дв. Каменка | Западный фронт |
| II | Минск | |
| X | Минск | |
| IV | Станьков | |
| III | Слуцк | |
| VIII | Ровно | Юго-Западный фронт |
| XI | Волочиск | |
| VII | Гусятин | |
| IX | Каменец [182] |
Нач. штаба просил министра путей сообщения Трепова дать с Волги на Днепр 12 пароходов для обслуживания нужд армии. Трепов находит, что обессиливать бассейн Волги ввиду его громадного значения для всей страны совершенно невозможно, тем более что часть судов взята уже на Сев. Двину. Следует искать суда на Нарове, Луге, Эмбахе и др. реках, что одновременно им и предписано.
В Одесском военном округе при участии поехавшего от нас представителя полковника сербской армии Лонткиевича и майора Пеиовича формируется сербский отряд из трех батальонных полков. Если удастся, то сформируют целую дивизию; офицеры — из военнопленных и сербов, находящихся в России; все должности (начальника дивизии, полковых и батальонных командиров) будут пополнены из сербов (1 полковник, 4 штаб-офицера и 20 обер-офицеров). Для лучшей подготовки младших офицеров будет устроена школа с месячным курсом под руководством Пеиовича, Снаряжение и обмундирование наше, фуражки сербские, вооружение — австрийские ружья. Содержание офицеров из военнопленных — за наш счет, а прибывших из Сербии — за ее; надо выдать по 100 руб. на экипировку.
В «Одесском листке» напечатано интервью одесского сербского консула Цемовича, бывшего на днях у Алексеева. Приведу выдержку.
«Сущий наш воевода — Путник. У меня составилось представление о лучшем типе русского человека. Мое славянское сердце почувствовало глубокую радость при первом обращении М. В. Алексеева ко мне. Он сразу стал мне близким и тесно родственным. Он говорил со мной, как родной отец, а я ему отвечал, как любящий сын.Иностранцу, которому не понятна славянская душа в творениях Толстого и Достоевского, сразу станет понятным наш «восточный мир» в общении с людьми, каковы наши Алексеевы и Путники.
Мы говорили о текущих политических событиях за чашкой чая в монашески скромной приемной комнате начальника штаба великой русской армии. [183]
Через военные тучи он ясно видел, что творится в дебрях дипломатических кабинетов. Конечно, я не пропустил случая, чтобы перед ним не открыть своего убеждения, основанного на опыте, о вредных пережитках дипломатической школы. Не дипломатия, а стратегия должна теперь решать и предрешать все дипломатические вопросы.
М. В. Алексеев на лету схватывал каждую мою мысль, всякое мое желание и немедленно же, насколько наш разговор был деловым, выносил решения, простые и естественные. Счастье, прямо-таки счастье и для России, и для всех союзников, что государь император выбрал себе ближайшим сотрудником такого человека, каков генерал Алексеев».
Жилинский телеграфирует начальнику штаба:
«По сегодня (18 января) высажено на Корфу сербов 18 500, на пути в море — 5200; теперь ежедневно будет перевозиться по 5000; от Дураццо к Валоне старый путь исправлен и сегодня заканчивается устройство второго пути; на Корфу умерло сербов 722; больных 4500, из которых 2000 легко. В Валоне, Дураццо и к северу от Скунби сербов теперь более 90 000 и к югу от Скунби и на пути к Валоне — 12 000. Получено сведение, что 800 австрийцев перешли реку Маей и двигаются на юг. В Салониках сформирован сербский полк в 3 батал., силой в 3600 чел.»
Горемыкин ушел, пришел Штюрмер... Разве это может иметь хоть какие-нибудь положительные последствия. Никто их и не ждет, даже офицерство.
Горе мыкали мы прежде,С приездом сюда старика Шуваева все мы, столкнувшиеся во второй очереди, потеряли часть дневного свободного времени. Он до того болтлив, что завтрак и обед тянутся по четверти часа лишних. Алексееву неловко встать, а старик сам не видит и не понимает, что задерживает всех нескончаемыми разговорами. [184]
Представители военных миссий уехали сегодня осматривать фабрики в Одессе.