Крылатый артиллерист
Монотонный перестук колес скорого поезда навевал дремоту, убаюкивал. Витрук стряхивал с себя сонливость, вспоминал недавнее. Вновь и вновь мысленно возвращался в свой полк, и всякий раз на память приходило душевное напутствие комиссара полка Макарова, опытного артиллериста.
— Нелегко расставаться с вами, — прощаясь и пожимая руку, говорил комиссар. — Вы требовательный командир и человек хороший. Но, как говорится, кому до завальни, а кузнецу к наковальне, — улыбнулся он. — Правда, теперь кузнец мечтает подчинить своей воле не молот, а боевой самолет. Ну что ж, дерзайте, — сказал он. И, помолчав, добавил: — Только учтите, Андрей Никифорович, ведь вы командир, а у летчика нет ни наводчика, ни заряжающего. В небе он сам себе и командир, и подчиненный...
Новое назначение Андрея Витрука не было случайным. В связи с недостатком командных авиационных кадров было признано целесообразным комплектовать командные должности в ВВС страны не только за счет летного состава, а широко привлекать также лучших общевойсковых командиров.
За окном проносились запорошенные снегом леса, время от времени их сменяли необозримые белые просторы полей. [19]
От приглашения соседей по купе пойти в вагон-ресторан Андрей отказался. Оставшись один, решил прочитать письма из дома, которые получил перед самым отъездом.
Витрук достал из сумки небольшие треугольнички, исписанные знакомым почерком. Один из них — от брата Петра. В письме брат подробно рассказывал о новостях в селе. Великий поворот в жизни села — коллективизация — увлек своими масштабами всех в родных Андрушках. Витрук чувствовал гордость за своих земляков.
Новости из дома радовали: колхоз помог семье вспахать огород, дал лошадей свезти сено. В случае нужды можно было и на базар съездить.
Вернулись соседи по купе.
— Зря, старшой, не пошел с нами, — не успев прикрыть дверь, громко заговорил чубатый, крепкого сложения парень. — Борщ мировой был, знаменитый, украинский.
— Против хорошего борща я бы не возражал. А вы где к борщу пристрастились, если не секрет? — с невинным видом спросил Андрей.
— Ну, моя Полтава славится не только галушками, — парировал шутливый выпад чубатый парень.
— Так мы почти соседи! Я с Житомирщины.
— Ну вот, привет земляку! — звонко захохотал чубатый полтавчанин и представился: — Иван Корниенко. А то мой коллега Анатолий Демкин всегда спорит, что тамбовские блины лучше полтавских галушек.
Андрей назвал свою фамилию и пожал руку Ивану Корниенко и Анатолию Демкину.
— Куда едешь, уточнять не положено, — заговори опять Корниенко. — Сам не один год был таким, правда с крыльями на фуражке. А теперь работаю на заводе.
Витрук понимающе опустил взгляд на стакан с горячим чаем и ждал, о чем сосед поведет речь дальше.
— Дорога в небо оборвалась, летчик — без самолета, — улыбнувшись одними губами, снова заговорил Корниенко.
Андрей вдруг отчетливо почувствовал за нарочито веселостью этого парня глубоко скрытую боль. Все молчали, и Корниенко продолжил:
— Помню себя мальчонкой с ниткой и бумажным змеем. Где только не побывали мои «самолеты»!.. Любимая книга у меня была — «Воздушный флот в [20] мировой войне». Позже, уже парнями, мы распевали под гармошку:
Есть теперь стальные птицы,— Потом аэроклуб, — продолжал Корниенко. — Военная школа пилотов. Летать любил. А главное, стремился блеснуть. Выжимал из машины все, на что она способна. А когда меня хотели приструнить, «загнать» в приказ или инструкцию, сопротивлялся, пытался доказать, что в небе хозяин я: как хочу, так и лечу. Вот и подломился... Пришлось распрощаться с голубыми петлицами.
Андрей слушал рассказ неудачливого военлета и будто видел кусочек своей биографии — мечты об авиации почти у всех ребят его поколения начинались с бумажного змея.
В Борисоглебск поезд пришел утром. Витрук не спеша вышел из вагона, обдумывая, как ему лучше добраться до школы. Решил ехать автобусом, у которого заметил несколько авиаторов. В пути Витрук успел определить, что у него еще три попутчика: два артиллериста и танкист.
Два дня ушло на формальные процедуры: сдачу аттестатов, получение обмундирования и многое другое. Знакомство со школой произошло только на третий день.
Вступительное слово начальника летной, школы П. В. Скробука было кратким. Зачитав приказ о зачислении курсантов на учебу, он рассказал об учебном отделении: когда было создано, кого готовит, какие требования предъявляются к ним, курсантам и слушателям особой группы.
— Мы не говорим, что будет трудно. Не напоминаем о строгой уставной службе. Это вы знаете сами, — сказал начальник школы. — Так что, если кто приехал к нам ради романтики, красивой формы, мы сделаем ему две отметки: «прибыл», и «убыл» к месту прежней службы...
По-иному знакомился с курсантами комиссар В.В. Кузнецов.
— Освоить воздушную стихию, подчинить своей воле самолет, ребята, — задушевно сказал комиссар, — дело увлекательное и интересное. Наша школа вступила в свое второе десятилетие. Из нее вышли такие летчики, как Валерий Чкалов, Николай Каманин, Владимир [21] Коккинаки. Опыт и знания этих пилотов служат примером для летчиков Военно-Воздушных Сил.
Комиссар рассказал об учебной базе, о кадрах инструкторско-преподавательского состава. Напомнил о спортивных традициях школы.
— Со всем этим вы познакомитесь в процессе учебы, а сейчас, если нет вопросов, — закончил он свое выступление, — ясного вам неба и мягкой посадки.
«Уже тогда я твердо усвоил, — вспомнит много лет спустя Андрей Никифорович Витрук, — что у неба свои суровые законы, оно покоряется отважным, но тем, кто повинуется законам летной службы».
Занятия начались через несколько дней, 1 марта 1933 года. Витрук вновь сидел в учебном классе и внимательно вслушивался в слова преподавателей. Все лекции — о материальной части самолета, о конструкции мотора и теории полета — аккуратно конспектировал. Специальные термины, нужные цифры, характерные примеры старательно подчеркивал, выделял в тетради с тем, чтобы сразу же, в перерыве, прочитать еще раз, прочно усвоить.
Андрей внимательно присматривался к бывалым авиаторам, прислушивался к их советам, пожеланиям, сознавая, что какую бы работу в первый раз ни начинал человек, ему всегда трудно. Тем более, если это твой первый полет на учебно-боевой машине, а тебе уже за тридцать. Но Андрей работал без оглядки. Учился, не давая себе поблажек, приближаясь к поставленной цели.
В тот день он вернулся домой несколько раньше и удивился, застав жену расстроенной, печальной. Это было так непохоже на внимательную, не унывающую никогда Наташу.
— Что-то случилось? — с тревогой в голосе спроси Андрей. — Не заболела ли? Может, Нина нездорова?
— Ничего, Андрюша. Здоровы и я и Нина, все хорошо. Обзавожусь знакомыми на новом месте. Просто сегодня Нина, не задумываясь, на вопрос соседки «Где твой папа?» ответила: «А он от нас уехал...». И главное, дочь ни в чем не виновата. Действительно, она тебя давно не видела. Ты уходишь на занятия, когда она еще спит, а возвращаешься, когда уже спит...
Только сейчас Андрей вспомнил, что за все эти дни он ни разу не побывал за пределами школы. Но и в [22] ближайшее время вряд ли удастся выкроить время для семьи, для отдыха — учеба шла в напряженном ритме, нагрузки не снижались. Да и сам он не мог дать себе ни малейшего послабления — еще столько предстояло изучить!
Время чередовало зачеты и экзамены, приближалась заветная пора практики. Полеты! Счастливый финиш, к которому идет по тернистой дороге каждый, кто решил обрести профессию мужественных и отважных — стать пилотом.
Об Андрее Витруке говорили в учебном отделении и во всей школе, как об одном из лучших слушателей. В канун Дня Воздушного Флота СССР его фотография была помещена на доске отличников. Курсант-командир был избран в состав партийного бюро школы.
В предновогодний декабрьский вечер Андрей вернулся с занятий раньше обычного. По его довольному сияющему лицу можно было догадаться о каком-то сюрпризе. Первой это почувствовала, как всегда, дочь.
Улыбаясь, Андрей достал что-то завернутое в бумагу. Сказал торжественно:
— Вот тебе, Нина, подарок к Новому году. Вручив игрушку дочери, он извлек из портфеля небольшой сверток — и Наташа ахнула. В руках мужа пылал всеми цветами радуги нарядный шерстяной платок.
— Спасибо, Андрюша! Как же ты догадался купить именно то, о чем я давно мечтаю.
— Интуиция, Наташа, интуиция, — не скрывая удовольствия, отвечал Андрей. — Сегодня сдал последний теоретический предмет! — объявил он торжественно.
Уложив дочь в постель, они принялись писать поздравительные письма родным и друзьям по случаю наступающего 1934 года.
Новогоднее письмо родителям у Андрея получилось кратким, его дополнила жена. Затем написали в Сумы: там, в школе, осталось много хороших друзей-артиллеристов.
Весна рано заявила о своих правах. Уже в конце марта в лесу забелели подснежники, ярко зазеленел чистотел, поднялись над землей одуванчики. Нарядным стало и очистившееся от снега широкое поле аэродрома.
В то утро летчик-инструктор А. Н. Чернышев выпускал в самостоятельный полет новый отряд курсантов. Приняв от механика рапорт о готовности самолетов к [23] полетам, он не спеша, со всей тщательностью произвел предполетный осмотр. Своими руками проверил каждый шплинт, каждую контровочную булавку. Замерил в баках наличие бензина и масла. Ногой попробовал упругость колес. Лично убедился в готовности каждой машины к полету.
Утреннюю тишину вспугнула строевая песня. Чеканя шаг, к стоянкам самолетов приближалось несколько групп слушателей и курсантов. Одну из них вел командир отделения А. Н. Витрук.
— Товарищ командир, группа слушателей и курсантов третьего отделения первой учебной роты прибыл для проведения самостоятельных полетов, — доложил Витрук и сделал шаг в сторону.
— Вольно! — скомандовал инструктор Чернышев и, окинув взглядом притихших курсантов, заговорил:
— Итак, с полетами во второй кабине покончено. Все вы получили определенные навыки полетов. Оценки полетных заданий свидетельствуют, что вами все достаточно усвоено и отработано. Теперь вам предстоит сделать первый самостоятельный шаг, с которого и начинается дорога каждого в небо. А теперь вопрос: кто может кратенько охарактеризовать нашего «зеленого кузнечика»? — инструктор кивнул на самолет.
— Разрешите мне, — шагнул вперед Андрей Витрук и, получив разрешение, отчеканил:
— Самолет У-2, «учебный второй», биплан конструкции Поликарпова. Двухлонжеронные крылья. С двигателем М-11 в 100 лошадиных сил. Скорость 120 километров в час. На вооружении с января 1928 года. Испытывал самолет летчик Михаил Громов.
— Все правильно, — одобрительно кивнул Чернышев. — Даже про испытателя не забыл. А если мы сегодняшние «испытания» начнем с вас, слушатель Витрук?
— Есть вылететь первым! — ответил Андрей. Не спеша забрался в переднюю кабину. Осмотрелся и приступил к работе. «Главное — последовательность», — рассуждал про себя.
Как бы откашлявшись, четко заработал мотор. Выждав заданное время, Андрей получил «добро» и плавно подал ручку сектора газа вперед. Самолет медленно тронулся со стоянки на старт...
Поднят сигнал: «Взлет разрешен». Летчик дает газ, и машина начинает разбег. Андрей сосредоточенно [24] смотрит на капот и легким движением выбирает ручку на себя. Медленно опускается нос самолета, а под крылом начинает стремительный бег земля. Толчок — и машина оторвалась от взлетной полосы и зависла в воздухе. Первый круг над аэродромом! Как жаль, что уже пора на посадку... Однако посадка сейчас — не менее сложная и ответственная задача для летчика, чем взлет.
Опять набегает земля. Отчетливо видна крупная буква «Т», выстланная из белых полотнищ. Рокот мотора сменяется каким-то глухим шелестом винта. У самой земли самолет поднимает нос, и машина мягко садится на три точки.
Друзья-курсанты, рассыпавшись по стоянке, бросают вверх пилотки в знак успешного завершения первого самостоятельного полета Андрея Витрука.
Скупой на похвалу Чернышев крепко пожал руку Андрею и коротко сказал: — Молодец!
20 апреля 1934 года страна назвала первых своих героев, отличившихся при спасении челюскинцев. Звание Героя Советского Союза было присвоено и воспитаннику 2-й Борисоглебской военной школы летчиков Николаю Каманину.
На митинге, состоявшемся в школе по этому поводу, от имени тех, кому предстояло продолжить славные традиции воспитанников школы, выступил член партбюро А. Н. Витрук.
— Высшая награда Родины, — сказал он, — которой удостоен воспитанник нашей школы коммунист Каманин, не только вселяет в нас гордость, но налагает обязанность держать равнение на героя. Скоро мы закончим курс обучения и получим путевку для дальнейшей службы. Я уверен, что крылатые борисоглебцы сделают все, чтобы приумножить славные традиции своего учебного заведения. Во всех делах и поступках мы будем равняться на первых героев Страны Советов. И, прежде всего на Николая Петровича Каманина, получившего путевку в небо в нашей летной школе.
И вот учеба закончена, получен диплом, и в декабре 1937 года А. Н. Витрук отбыл к месту назначения. Его принял командир авиабригады комбриг Степан Акимович Красовский. [25]
— Из житомирских Андрушков, значит, родом, — добродушно протянул руку комбриг. — Я из села Глухи, с Могилевщины. Считайте, почти земляки... — Помолчав, поинтересовался: — По артиллерии скучать не будете?
По всему было видно, что характер у комбрига покладистый. Приняв рапорт Витрука о его прибытии для прохождения дальнейшей службы, он пригласил садиться.
Андрей сел и, помедлив, сказал откровенно:
— Возможно, и буду, только жизнь моя теперь принадлежит авиации.
— Ответ, достойный похвалы, — довольно заметил Красовский. — Я ведь в шестнадцатом году начинал свою службу механиком беспроволочного телеграфа. Думал, лучше моей профессии на свете нет. Но так уж вышло — полюбилась и другая, и тоже, уверен, на всю жизнь.
Беседу прервал телефонный звонок. Комбриг взял трубку и, занятый разговором, повернулся к окну. Андрей огляделся. От своих знакомых и друзей он слышал много хорошего об этом боевом командире. Незаметно скользнул взглядом по лицу Красовского. — Острый взгляд, две небольшие складки на лбу. Крепко сидящая на плечах бритая голова придает ему сходство с Григорием Ивановичем Котовским, славным героем гражданской войны. На темно-синем френче алел орден Красной Звезды.
Андрей слышал, с какой решительностью и категоричностью Степан Акимович закончил разговор:
— Экспериментами заниматься нет времени. Надо летать! Как можно больше и лучше.
Повесив трубку, комбриг задумался. То ли был еще под впечатлением телефонного разговора, то ли размышлял над биографией Витрука, которая чем-то напомнила его собственную.
— Это хорошо, что вы получили профессию артиллериста и уже прошли определенную школу, — сказал комбриг. — Артиллерийские знания летчику нужны. Наш комбриг Александр Николаевич Лапчинский уже после окончания двух университетов, Петербургского и Мюнхенского, экстерном сдал на офицера артиллерии. Неплохим был артиллеристом, затем потянулся в небо и закончил Киевскую военную школу летчиков-наблюдателей. Теперь это отличный штурман и крупный теоретик по вопросам авиации. Его труд «Тактика авиации и [26] вопросы противовоздушной обороны» удостоен премии имени М. В. Фрунзе.
А. Н. Витрук внимательно слушал Красовского и думал: «Не зря в школе говорили, что в Ленинградском военном округе люди служат особые».
Закончив беседу, Степан Акимович встал.
Мы посылаем вас в 110-й отдельный артиллерийский авиационный корректировочный отряд, — сказал в заключение. — Народ там отличный, летают, бомбят и стреляют весьма умело, так что в добрый час.
Первое, чем поинтересовался при знакомстве командир отряда майор Брынский, — где разместил Андрей семью. Брынский тоже был выпускником Борисоглебской школы летчиков, хорошо помнил своих инструкторов — боевых руководителей-наставников Костромина, Чернышева, командира звена Иванова. И это сразу придало их беседе непринужденный характер. Витрук сообщил, что многие из тех, кого назвал Брынский, продолжают трудиться в школе и слывут общими любимцами у курсантов.
...И потекли, побежали дни службы. Напряженные полеты сменяли теоретические занятия в классах, на тренажерах. Не все ладилось, особенно в первое время. Но командиры всегда приходили на помощь. Никто не прибегал к категоричному «требую», «приказываю», учили по-деловому: рассказом и показом.
Не один вечер А. Н. Витрук допоздна просидел за учебником А. Н. Лапчинского — штудировал статьи по теории полетов бомбардировочной авиации и корректировке огня артиллерии. Накануне его звено не справилось с задачей по бомбометанию. Причина неудачи была найдена. На боевом курсе летчики не выдерживали заданную высоту. Машины давали просадку, и точность бомбометания нарушалась.
Прошло немного времени, и, участвуя в разборе полетов, которые проводил Витрук, майор Брынский высоко отозвался о летчиках звена. Немаловажным было не только умение пилотов отлично летать, но и тактически мыслить. Правда, по-прежнему имела место излишняя торопливость в действиях отдельных экипажей на боевом курсе.
Закончив разбор, Андрей отпустил авиаторов, но Брынский неожиданно попросил его задержаться. [27]
— Обычно начальство скрывает от подчиненных свои добрые чувства к ним, — пошутил Брынский. — Я все же хочу сказать: командование довольно вашим звеном, вашей работой. Однако... — и он обстоятельно, спокойно изложил свою точку зрения на то, над чем, по его мнению, еще нужно поработать Витруку, на какие вопросы обратить внимание.
Перед звеном А. Н. Витрука, перед их дивизией и Военно-Воздушными Силами страны стояли большие интересные задачи.
Осень 1938 года выдалась на редкость дождливо, но в полку почти не прекращались полеты. При такой погоде А. Н. Витрук был особенно внимателен ко всему: к подготовке Р-5 к полетам, порядку выруливания на старт, взлету. Всякий раз, поднимаясь в воздух, он примечал особенности ландшафта и линейные ориентиры сообразно изменениям погодных условий. Ему крайне нужен был опыт таких полетов.
Отряд отрабатывал задачи по корректировке огня и бомбардировке малоразмерных целей — впереди предстояло участие в больших воздушных маневрах Красной Армии. В учебных классах и кабинах самолетов, на тренажерах, над картами и схемами до позднего вечера молодой командир со своими экипажами закрепляли навыки сложных полетов.
Проигрывали различные варианты поражения малых целей, и это повышало классность и мастерство авиаторов, о чем свидетельствовали результаты последующих полетов.
Вот как протекало одно из таких занятий.
— Цель, которую нам предстоит уничтожить, известна — это «вражеский» мост, — дает вводную Витрук. — Знаем мы и расположение огневых средств «противника». Спрашивается, как использовать боевую мощь Р-5, чтобы с первого захода уничтожить объект?
Командир старается подключить к решению этой задачи как пилотов, так и штурманов звена. Недолгая пауза — и появляются предложения. Кто-то предлагает вылетать на цель не всем звеном, а попарно: одна пара наносит «удар» по огневым точкам «противника», вторая, идущая за ней, бьет по «мосту».
Однако зенитчики «противника» дремать не будут. [28]
Достанет ли наши Р-5 прицельный огонь противника? Конечно, достанет.
Значит, надо учесть и использовать слабые стороны зенитных средств и прибегнуть к маневру высотой. Вылетать парами с интервалом, первая пара обнаруживает огневые точки «противника», вторая, идущая за ней наносит «удар».
Мысль правильная. Командир звена поддерживает это простое и смелое решение. Довольный, поднимается и объявляет «отбой».
Ответственные учения прошли успешно, задача была выполнена при сложных погодных условиях. Среди других отличилось и звено старшего лейтенанта А.Н. Витрука.
Несмотря на поздний час, Наталья не спала. Уложив дочку, что-то шила, штопала, коротая время.
Дождавшись мужа, сообщила: из Андрушков пришло два письма — от родителей и друга детства Федора Мельника. Все живы, здоровы. Переодевшись, Андрей вслух прочитал письмо товарища.
«Мой дорогой дружище, Андрей, — писал Федор. — Как бы хотелось взглянуть на тебя если не в небе, так хоть на земле. Увидеть твои голубые петлицы, наш андрушковский сокол! Недавно приезжал в село на побывку Сергей Дьяченко, он — летчик-истребитель. Пошел в авиацию и Володька Друзь. Только я и остался дома. Думаю, время пересесть с брички на трактор. Твои отец и мать беспокоятся о тебе. В Испании ведь война. Знаю, наши тоже туда едут...»
Наталья смотрела на мужа и удивлялась. В такие минуты Андрей преображался.
Взглянув на часы, Витрук направился к письменному столу. «Как еще много надо сделать», — сокрушался про себя.
В сентябре 1938 года старший лейтенант Витрук был назначен командиром авиаотряда. Девять боевых самолётов СБ, коллектив летчиков, техников, механиков и авиаспециалистов получил под свое начало молодой командир. Андрей Никифорович проходил мимо застывших в ровном строю мощных двухмоторных самолетов и ощущал их, как живые существа, — знал, что это боевая, сокрушительная сила. В грозной машине его привлекало все: и внешний вид, и летно-тактические данные. [29] Скорость бомбардировщика СБ в полтора раза превышала скорость тяжелого ТБ-3. Обшивка СБ была гладкой, с хорошо обтекаемым фюзеляжем. Полностью убирались шасси. Два двигателя водяного охлаждения мощностью в 760 лошадиных сил.
Но главное, что рождало у старшего лейтенанта гордость и уверенность, готовность выполнить любой приказ Родины — это боевой отряд авиаторов. С подчиненными А.Н. Витрук всегда поддерживал такие взаимоотношения, которые сплачивали отряд, воодушевляли воинов на победы в учебе и в работе: для каждого члена коллектива у него было и нужное слово, и добрый совет. Андрей умел вовремя и похвалить подчиненного, и спросить за промахи или упущения.
В один из дней, когда в полку чествовали авиаторов отличившихся на летно-тактических учениях, парторг Алексей Солошин, пожимая руку старшему лейтенанту А. Н. Витруку, сказал:
— Ты, как говорят, в рубашке родился. Все тебе по плечу. Понятно, нелегко это достается. Вижу, ребят своих приучаешь к труду, к дисциплине и самодисциплине. Большое делаешь дело!
Витрук знал: если их партийный вожак обращался к кому-то на «ты», значит, говорил с ним, как товарищ с товарищем, по велению сердца.
Из служебной и партийной характеристики старшего лейтенанта Витрука:
Октябрь 1938 г.«...За время командования авиаотрядом добился значительных успехов в боевой и политической подготовке. Вывел подразделение в число передовых. Руководит правильно. Добился хороших результатов в подготовке артиллерийских летчиков-наблюдателей. На полковых учениях и стрельбах работа авиаотряда полностью обеспечила выполнение артстрельб. Дисциплинирован, инициативен, аккуратен, тактичен...»
Как один из лучших командиров отрядов Андрей Витрук вскоре возглавил эскадрилью скоростных бомбардировщиков СБ. Ему присвоили очередное воинское звание — капитан.
И снова новые люди. Новые обязанности. Новые задачи. Он работал, учил и учился, Прошло немного [30] времени, и о мужестве и отваге молодого комэска заговорили далеко за пределами полка.
Август 1939 года. Эскадрилья скоростных бомбардировщиков СБ возвращалась с полигона после учебного бомбометания. Уже на подходе к аэродрому командир эскадрильи капитан Витрук заметил, как дернулась и поползла к красной черте стрелка манометра, предупреждая: температура масла левого мотора угрожающе растет.
Командир корабля сообщил штурману о случившемся. Уточнили местонахождение. Капитан Витрук выключил левый двигатель. У экипажа это не вызвало тревоги. И штурман и стрелок-радист хорошо знали своего командира, верили в него.
Вот и аэродром. Сделав разворот, капитан привычно поставил кран шасси на выпуск и продолжал заход на посадку. Но что это? Красная лампочка на приборной доске известила о том, что левое шасси не вышло из гнезда.
Андрей резко послал сектор газа вперед, мотор потащил машину в набор высоты.
Руководитель полетов по радио давал команды пилоту, как можно исправить положение. Витрук выполнял их четко и спокойно.
Для аварийного выброса «ноги» рекомендовалось усиленно покачать гидропомпой. Капитан Витрук проделал и это. Но сигнальная лампочка не гасла. Винт левого мотора неохотно вращался под напором встречного ветра. Ситуация становилась критической. Однако командир не сдавался. Главное — выпустить застрявшее шасси!
В который раз самолет набирает высоту и резко, со свистом, идет вниз, покачиваясь с крыла на крыло, с тем чтобы встряхнуть заклинившее шасси.
— Уходите в зону. Наберите высоту и прыгайте! — приказывает земля. И все же Андрей решается:
— Разрешите посадку!
— Посадку запрещаю, — отрезал командир, но после небольшой паузы четко произнес:
— Я «Буран-десять», посадку разрешаю. Будьте внимательны.
К месту посадки, набирая скорость, устремляются санитарная и пожарная машины. [31]
Толчок, еще толчок, и тяжелый двухмоторный самолет на одном работающем моторе и одном колесе катится по взлетной дорожке. Посадка произведена смело и мастерски, как это удавалось только летчикам чкаловского класса. Бомбардировщик, поддерживаемый в равновесии силой инерции, погасив скорость, валится на крыло и, чиркнув консолью о землю, останавливается.
Это был отважный поступок, достойный летчика-аса, но Андрей не любил вспоминать о нем. Позже, в Андрушках, когда земляки расспрашивали его об успехах на службе, он, как правило, отшучивался, когда вопросы были адресованы лично к нему, но зато увлеченно, с необыкновенным подъемом и воодушевлением рассказывал о Валерии Чкалове, Николае Каманине, о Григории Кравченко, Сергее Грицевце, Иване Лакееве, о героях неба республиканской Испании, о подвигах крылатых воинов в боях у озера Хасан и на Халхин-Гола.