«Подводная техника довольно далеко шагнула вперед. Чтобы стать хорошим командиром корабля, нужно было уметь с закрытыми глазами найти любой механизм подводной лодки, расположенный по всей ее восьмидесятиметровой длине, разделенной стальными переборками на шесть отсеков. Надо было изучить всю сложную систему канализации электротока, схемы воздухопровода высокого, среднего и низкого давления... Очень сложным оказался заново переоборудованный центральный пост подводной лодки... В нем появились совершенно новые приборы современной радиоэлектроники. По-новому были установлены перископы». (Из воспоминаний известного советского подводника, командира Л-3 П. Д. Грищенко «Соль службы». Л., Лениздат, 1979.)
««Декабристы» были вполне совершенными для своего времени лодками. Они существенно отличались от старых «Барсов» и «АГ» — лодок дореволюционной постройки... Новые корабли значительно превосходили своих предшественников по скорости надводного хода, дальности плавания и глубине погружения. Они были способны выдержать любой шторм. Лодки несли солидное вооружение».
«Годились «Щуки» и для того, чтобы тихо подкрасться к вражескому берегу и незаметно для чужих глаз высадить разведывательную группу или же, наоборот, принять ее на борт после выполнения спецзадания».
«...»Катюши» — великолепные подводные крейсера, которые могут сделать честь флоту любой нации. Эти корабли... очень мореходцы, обладают большой автономностью, что позволяет им действовать в океане, далеко от своих баз. Соответствует этим задачам и вооружение.
...С чем сравнить боевой поход подводной лодки? Это две или три недели ежедневного, ежеминутного неослабного напряжения, постоянного ожидания неведомой опасности... А сам бой, требующий полной концентрации моральных и физических сил, морской бой, который называют не иначе, чем скоротечным! У подводников он отнюдь не скоротечен: атака длится порой больше часа, а если прибавить сюда и уклонение от ударов противолодочных сил, то все вместе занимает иногда сутки с лишним... Думается, что почести, оказываемые воинам подводного флота, не были преувеличением. Они отвечали той мере духовных [239] и всех прочих испытаний, которые выпали на долю людей, выходивших в море». (Герой Советского Союза, контр-адмирал И. А. Колышкин. «В глубинах полярных морей». М., Воениздат, 1970.)
«И вдруг я увидел ее, «катюшу» — подводную лодку К-52, которой мне отныне предстояло командовать. Она прижалась к борту плавучей базы. Стою и смотрю, как зачарованный... Какая она громадная!... Массивная рубка, широкий мостик, четыре орудия, в том числе две могучие «сотки». Я знаю, что у «катюши» десять торпедных аппаратов, большой запас торпед, превосходная скорость, — в надводном положении она может помериться в быстроте хода даже с некоторыми миноносцами по своим маневренным возможностям, по мощности механизмов и вооружения. Лодки типа «К» — подводные крейсера — значительно отличались от «Щук»...
Учились мы настойчиво, напряженно. С утра до позднего вечера пропадали на полигоне. Постепенно открывались все новые возможности нашего корабля. Для того времени это были первоклассные лодки. И мы все больше гордились нашей «катюшей». (Герой Советского Союза капитан 1-го ранга И. В. Травкин. «Всем смертям назло». М., Воениздат, 1976.)
«Я могу вспомнить по дням почти всю свою жизнь на фронте, но когда я мысленно возвращаюсь к плаванию на подводной лодке, то дни и ночи были там так перепутаны, что вспоминаются все вместе...
На лодке все наоборот: самые рабочие часы — ночные, когда она всплывает на поверхность и оказывается наиболее уязвимой, часы зарядки аккумуляторов. Поэтому в распорядке дня во время плавания все перевернуто: завтрак в шесть часов вечера, обед — в полночь, ужин в шесть утра.
Я пошел на лодке, потому что мне было интересно принять участие в плавании. Но когда я уже оказался на ней, мне сразу же захотелось, чтобы плавание поскорее кончилось. Я готов был пройти через все, что положено проходить в таких случаях, пережить все то, что переживают люди, идущие в поход, но при этом непременно хотелось остаться в живых и чтобы все положенное на поход время миновало как можно скорее...
...Роль командира на подводной лодке напоминает роль пилота, только здесь, на лодке, власть еще безграничнее, чем на самолете. Командир — это единственный зрячий на лодке. Только он в решительные секунды смотрит в перископ, следовательно только он может принять в эти секунды решение, и зачастую никто не может ему помочь советом, если бы он даже этого и хотел. Даже в момент наивысшего напряжения боя, когда, скажем, торпедируется неприятельское судно, цель видит только он, командир. Но даже и он не видит результата, самого мгновения потопления. Этого на подводной лодке не видят, а слышат, потому что, торпедировав, она тотчас уходит под воду на большую глубину, чем перископная...
...Хотя мы шли на большой лодке типа «Л», мне казалось, что на ней очень тесно. Бесконечное количество приборов, труб, [240] каких-то медных шлангов, клапанов, рычагов. Наконец, узкие люки, ведущие из отсека в отсек. Все это без привычки делало лодку почти непроходимой.
Система моего знакомства с ней заключалась в следующем простом способе. Когда я ударялся обо что-нибудь головой, плечом, носом, ногой или какой-нибудь другой частью тела, ближайший подводник с невозмутимым видом говорил: «А это, товарищ Симонов, привод вертикального руля... а это клапан вентиляции». А когда я, не заметив, что люк открыт, шагнул и провалился до пояса в аккумуляторное отделение, старший помощник Стршельницкий сначала сказал: «А это аккумуляторное отделение», — и только потом протянул мне руку, чтобы я мог вылезти из этого отныне знакомого мне отделения.
...К концу суток, когда нужно было подниматься на поверхность заряжать аккумуляторы, воздух в лодке становился тяжелым, сдавленным. Было не только душно, но чувствовалась какая-то тяжесть в движениях, в разговоре, даже, я бы сказал, в мыслях. Наверно, это было у меня с непривычки». (Константин Симонов. «Разные дни войны». Дневник писателя, т. 1. 1941 год. М., 1982.)
«Оценивая итоги действий подводных сил Балтийского флота летом и осенью 1942 года, руководство вермахта на совещании в ставке 22 декабря отмечало, что каждая советская подводная лодка, прорвавшаяся в Балтийское море, представляла собой угрозу судоходству на всем море и подвергала опасности транспортные суда, которых уже не хватало для перевозок воинских грузов и стратегического сырья». «История второй мировой войны 1939–1945, т. 5. М., Воениздат, 1975.)