Адмирал Критский
Корабли IX серии имели буквенное обозначение «С», что означало «средняя». Десятки побед одержали эти лодки. Огромную роль в их создании сыграл советский конструктор, моряк-подводник, член партии с 1939 года, инженер-контр-адмирал Владимир Федорович Критский (1898–1966).
...Эшелон был такой тяжелый, что, казалось, под ним прогибаются мосты и вот-вот хрустнут рельсы... 56 вагонов: теплушки двухосные с надписью «40 человек — 8 лошадей», четырехосные пульманы, цистерны с бензином, платформы с «ньюпорами» и снятыми с них крыльями, вагоны-мастерские и, наконец, штабной вагон. Стучали колеса. Эшелон 2-го авиационного дивизиона истребителей спешил на фронт. На полустанках [206] в двери промахоренных теплушек, перебивая каменноугольную горечь паровозного дыма, вливался волнами цветочный дух. Эшелон шел к югу.
Одни и те же сцены разыгрывались в дежурках узловых станций, где меняют паровозы. Исправный локомотив — на вес золота и даже дороже его, поскольку затянутые в кожанки начальники эшелонов всей душой презирали буржуйский металл. Наганы и маузеры начальников мало действовали на притерпевшихся ко всему железнодорожников. И поди разберись с ходу — контра ли засела в дежурках или и впрямь нет ни одного мало-мальски годного локомотива.
А этот высокий и ладный парень в бушлате и бескозырке, на которой еще не затерлась позолота «Морское инженерное училище», этот требует не один, а два паровоза: один-де не вывезет его 56 вагонов! И хотя моряк не тряс ни наганом, ни маузером и не поминал родословную дежурных по станциям, паровозы ему давали. Другие составы, даже прибывшие раньше, оставались, а эшелон 2-го дивизиона получал отправление. Начальник эшелона, тот самый стройный и высокий моряк, покуривал на площадке штабного вагона и улыбался чему-то, известному только ему одному. Никто не знал, как ухитряется добывать паровозы начальник эшелона и адъютант дивизиона Владимир Критский.
В 1919-м ему двадцать один. Он энергичен, бодр, неистощим на выдумку, не лезет в карман за словом. Хотя Критский родился в городе Моршанске неподалеку от Тамбова и очень далеко от всех морей, окончив в 1916 году реальное училище, он отправляется в Кронштадт и сдает экзамены в Морское инженерное училище. Спустя два года училище прекратило свое существование. Критский идет добровольцем в Красную Армию. Он предъявляет военкому удостоверение, выданное судовым комитетом линейного корабля «Полтава». После училища Критский недолго, до того, как линкор встал на прикол, служил на этом корабле.
«Судовой комитет линейного корабля «Полтава». 1 октября 1918 года. Удостоверение № 1730.
Дано сие согласно постановлению общего собрания 7-й роты линейного корабля «Полтава» от 1-го октября с. г. военному моряку Владимиру Критскому в том, что ни в каких контрреволюционных выходках замечен [207] не был и агитации против Советской власти за время пребывания на корабле с 15 июля до 15 сентября с. г. не вел». Заверено печатью судового комитета линкора «Полтава»...
Удостоверение вместе со многими другими документами хранит вдова Владимира Федоровича Критского — Мария Николаевна. Поистине нет цены старым документам. В них дух времени, колорит эпохи. У Марии Николаевны много писем и документов Владимира Федоровича, десятки фотографий. Вот хозяйка дома в кожаной тужурке внакидку стоит на открытой площадке (таких теперь не увидишь) пассажирского вагона. На этой самой площадке и покуривал Критский, отдыхая после баталий в дежурках. В вагоне — штаб 2-го авиационного дивизиона истребителей. Мария Николаевна служила в штабе. Так и познакомились Мария Николаевна и Владимир Федорович.
— Я до сих пор не представляю, как Володя добывал паровозы, — вспоминает Мария Николаевна. — Это просто непостижимо. Однако эшелон продвигался, дивизион своевременно попадал куда надо, и летчики вступали в бой.
Впрочем, не всегда только летчики. Порой весь личный состав дивизиона брался за оружие, независимо от должности и пола. Приходилось занимать оборону. Отбивались от банд, сражались с конными группами противника, проникавшими в наш тыл, выводили эшелон из-под огня.
Критскому доверяют ответственные поручения:
«РСФСР. Штаб Красного Воздушного Флота 13-й армии по части строевой. Апрель 27 дня 1920 года. Действительно по 31 августа 1920 года. Удостоверение №6723.
Предъявитель сего фотограмметрист тов. Критский действительно командируется в город Харьков в штаб Красного воздушного флота Юго-Западного фронта по делам службы, а посему прошу все гражданские и военные учреждения оказывать тов. Критскому всемерное содействие к скорейшему следованию по назначению, а также не делать ему препятствия при посадке его в вагоны, что подписью и приложением печати удостоверяется».
Фотографии, фотографии... Пропеллеры над могильными холмиками. Площадка, на которой дивизион хоронил [208] в Харькове погибших пилотов. Стоят «ньюпоры» — в ряд, словно на параде. Критский в комбинезоне возится с двигателем истребителя.
На войне люди быстро взрослеют. Гражданская война закалила характер Критского. Об этом можно судить хотя бы по письму к жене, написанному 22 августа 1921 года:
«Помни еще одну неизменную и неопровержимую истину: спокойствие и хладнокровие победят все. Уныние же и растерянность отнимают последние силы и увеличивают плохое. Поэтому всегда, всеми средствами, рассуждениями и доводами надо успокаивать себя, напрягая для этого всю свою волю, и добиваться спокойного хладнокровного отношения к событиям. Ты и я знаем, что не всегда это удается, но нельзя поддаваться унынию, тогда и здоровый человек делается больным и неспособным к жизни и борьбе. И если у человека хватит сил и энергии, он выйдет победителем. Если быть слабым, то вся жизнь будет сплошным мучением и неудачей во всем. Если же спокойно, стойко встречать каверзы судьбы, то все будет легко. Помни только это все и будешь всегда находить в себе силы для борьбы».
В августе 1920-го Критского, как бывшего гардемарина, возвращают во флот. Сначала — соединенные классы для подготовки специалистов командного состава, потом — Военно-морская академия. Он заканчивает ее блестяще. Диплом Критского — проект быстроходного двухтактного лодочного дизеля. С дипломом красного инженера он приходит на лодки. Сначала это черноморские «АГ».
Из воспоминаний Критского, хранящихся в его бумагах:
«После гражданской войны на Черном море осталась одна подводная лодка «Нерпа». На одном из заводов лежали в совершеннейшем беспорядке листы общего набора, детали механизмов, систем и устройств подводных лодок «АГ», купленных в США царским правительством во время первой мировой войны. Часть наиболее ценных механизмов была разграблена и уничтожена, сам завод сильно пострадал. В таких условиях началось восстановление флота и, в частности, подводного.
Несмотря на крайнюю ограниченность технических [209] средств, рабочий коллектив восстановил поврежденные механизмы, возродил уничтоженное. Рабочие не останавливались перед казавшимися неразрешимыми проблемами, как, например, воссоздание материалов поршней, цилиндров дизелей, поршневых колец, бронзовых вкладышей и подшипников и пр.
В течение нескольких месяцев в чугуно — и бронзолитейном цехах шла круглосуточная работа по воспроизводству американских сортов чугуна и бронзы. С большим упорством рабочие решали эту задачу и разрешили. В результате напряженного труда коллектива рабочих и краснофлотцев подводные лодки «АГ» были выстроены и с хорошими качественными показателями вступили в строй, подняв боевой флаг».
Все это так, но лодка, на которую попадает Критский, не развивает необходимой надводной скорости, ее дизель не дает мощности, предусмотренной проектом. На маневрах возрождающегося Черноморского флота в 1924 году лодка не поспевала за эскадрой. И тогда Критский стал добиваться разрешения на переделку двигателей. Он рисковал отчаянно: если не получится — дизель будет безнадежно испорчен.
Вот тут и пригодились знания, которые он приобрел, работая над академическим дипломом. История с переделкой двигателя нашла отражение в одной из служебных аттестаций В. Ф. Критского за кампанию 1925 года:
«Весьма настойчив, инициативен, пользуется большим авторитетом у подчиненных: несмотря на слабое здоровье, в походах вынослив. Дисциплинирован, весьма добросовестен в исполнении обязанностей службы. Главный интерес — к технике, главным образом к машиностроению (двигателям внутреннего сгорания). Подход к техническим вопросам не только узкоспециальный. Каждый технический вопрос решает как вопрос общественный, вопрос политический... удовлетвориться ролью корабельного механика не может. Работал ранее по капитальной переделке двигателей подлодки в 1925 году. Работа эта увлекла его и дала проявить себя как безусловно талантливого инженера. Характерной чертой в его работе является отсутствие кустарничества. Вера в науку сквозит в каждой мелочи его повседневной работы».
Аттестация за 1926 год: [210]
«Июнь 1926 года. Старший приемщик по механической части Критский Владимир Федорович энергичен, весьма настойчив, инициативен, пользуется заслуженным авторитетом у подчиненных и у работников завода. Дисциплинирован и в полной мере обладает служебным тактом. Военная и техническая подготовка, а затем служба в отдельном дивизионе подводного плавания Черного моря выявили аттестуемого как безусловно ценного инженера-механика, почему он Реввоенсоветом Черного моря выдвинут на должность старшего приемщика подводных лодок на заводе. Работа в комнабе показала, что выбор РВС Черного моря весьма удачен. Толков, великолепно справляется с вверенной ему работой. В общественной жизни активен».
Мария Николаевна достает из конвертов одну фотографию за другой: лодки «Д», «Л», «Щ». В строительстве и доводке этих субмарин, в отработке их конструкций участвовал В. Ф. Критский. Еще одно фото: по крутой сходне на борт поднимается нарком обороны СССР К. Е. Ворошилов. 1936 год. Лодка — головная из серии «С».
— Мы прожили с Владимиром Федоровичем почти полвека, — говорит Мария Николаевна, — и за все это время у меня была одна только соперница — красавица «эска»...
В. Ф. Критский был одним из ведущих проектировщиков лодки «С», главным строителем первых кораблей серии.
Как вспоминает Мария Николаевна (она к тому времени закончила институт и тоже работала конструктором), был построен макет лодки из дерева в натуральную величину. Все размещение приборов, систем и устройств производилось с проверкой на макете. Критский добивался, чтобы конструкторы как можно больше времени проводили на заводах, видели, что именно проектируют, не превращались, как он говорил, в лапутян, не отрывались от действительности. Весь свой опыт мобилизовал Владимир Федорович Критский, организуя работы по проектированию IX серии, опыт не только огромный, но и разносторонний.
О технической смелости Критского рассказывает Н. С. Иссерлис:
«Осенью 1935 года я познакомился с одним из создателей [211] лодок «С» и их главным строителем В. Ф. Критским, к которому я был назначен помощником по механической части. Встретил меня человек с доброй, приветливой улыбкой, худощавый, стройный, красивый.
Человек большой культуры, очень деликатный, полный кипучей энергии, он почти все время проводил на стапелях, где строились три первые лодки IX серии. Частенько он появлялся и в чертежном зале, особенно любил заходить сюда по вечерам, охотно помогал исправить чертежи, однако делал это тактично, не навязывая своих рекомендаций. Едва ли не самой тревожное время для конструкторов — это доводка готового корабля. Так вот, когда она начиналась, Владимир Федорович перерывов в работе вообще не знал. У Критского было много забот, но он никогда не терял присутствия духа, чувства юмора».
Конструктору В. Ф. Критскому не раз понадобились и опыт, и знания, и, главное, интуиция инженера.
...Стрелки тахометров — приборов, считающих обороты, — дрожали, словно и на них непосредственно действовала сила, клокотавшая в цилиндрах дизелей. Циферблаты тахометров смотрели на дверь дизельного отсека, и потому, открыв ее и окунаясь в машинную духоту, человек в кожаном реглане прежде всего засекал положение стрелок. Они стояли как надо, а дизели грохотали, как обычно. И не было сейчас для него звуков приятнее. В ровном и монотонном шуме двигателей заключалось многое. Не заметив ничего тревожного, человек поднимался на ходовой мостик, вставал рядом с командиром лодки, закуривал. Сверкал над морем безоблачный день, бритвенно острый форштевень с плеском врубался в волны. Командир говорил:
— Хорошо идем, Владимир Федорович, хорошо!
Критский, соглашаясь, кивал головой, отогнув рукав кожанки, смотрел на часы, определяя срок следующего спуска к машинам. День сменился ночью. Точно сутки ни на секунду не снижалось число оборотов дизелей. Стрелка лага показывала 19,5 узла — прекрасную скорость для лодки.
Что предшествовало этому выходу? На испытаниях выяснилось: перегреваются головные подшипники шатунов, и, как следствие, происходят «задиры» на [212] поршнях. Комиссия, заседавшая по этому поводу, постановила снизить число оборотов двигателей.
— Но ведь лодка не даст требуемой скорости, — возмутился Критский. — Это не выход. Инженеры мы тут или школяры? Нельзя допустить потерю скорости, мы не имеем права, да нам никто и не позволит.
— Может быть, у вас, товарищ Критский, имеется другое решение? — не без иронии спросил кто-то из членов комиссии.
— Сегодня нет, завтра будет, — отрубил Критский.
Он действительно нашел решение проблемы, причем сравнительно простое. После того как с дизелями проделали все, что советовал Критский, потребовался контрольный выход. Критский сказал:
— Пойду в море сам, на сутки. И полным.
Его пытались разубедить: на карту ставится авторитет конструкторов.
— Полноте, — возразил Критский. — А какой авторитет у нас останется, если не обеспечим обещанную скорость?
Высокую профессиональную компетентность Критского моряки давно знали и потому согласились на эксперимент. И подтвердилась правота Критского.
Из воспоминаний В. Ю. Брамана, написанных для этой книги:
««В море надо воевать, а не ремонтироваться!» — Эти слова я впервые услышал в 1936 году на подводной лодке С-1 от Владимира Федоровича Критского, он являлся и строителем, и сдатчиком лодок «С».
Владимир Федорович импонировал нам, молодым подводникам, тем, что он прекрасно знал корабль, был моряком до мозга костей. Если ко всему этому добавить его интеллигентность, то нам было с кого брать пример. Он был оптимистом и обладал задорным флотским юмором, помнил десятки флотских историй. Критский умел учить. Рассказывая и объясняя новую для нас систему, он прежде всего заботился о том, чтобы все и всё поняли. Но понять его было нетрудно. Формулировки его отличались четкостью.
Как раз тогда иногда отказывали аккумуляторные батареи. Одни подводники, стиснув зубы, еще тщательнее изучали корабли и их технику, другие, случалось, колебались, сомневались, задавали и такой вопрос: «А как с лодки спастись?» Кое-кто толковал о необходимости [213] увеличить количество спасательных устройств, что могло привести к загромождению лодок и ухудшению их боевых качеств.
В борьбе с нытиками очень много сделал Владимир Федорович. Нужно было обладать определенным мужеством, чтобы сказать: «Подводная лодка служит для боя, для ведения войны, это боевой корабль, а не плавучее сооружение, предназначенное для того, чтобы с него спасаться». Конечно, к этим словам Владимира Федоровича не все относились одинаково, но большинство его поддерживало, считая, что подводное плавание — это не «общество спасания на водах».
Но в подводном плавании не должно быть места ни зазнайству, ни ухарству, ни бездумному лихачеству. Оправдан может быть только разумный, расчетливый риск. Критский много спорил, обосновывая свою точку зрения: на подводную лодку можно ставить лишь всесторонне проверенную и испытанную конструкцию, доведенную «до ума» на берегу.
Он говорил: «Нельзя переносить береговые недоделки и недоработки на корабль. Море и без того создает для подводников свои трудности. Помните, корабль должен плавать, воевать, а не ремонтироваться!»
Прошло всего пять лет, и Великая Отечественная война подтвердила правоту Критского.
— Вот именные золотые часы, которыми почти полвека назад Владимира Федоровича наградили за лодки «С», — говорит Мария Николаевна. Затем она протягивает мне туго свернутую шелковую ленту:
— Разверните...
Лента оказывается алым вымпелом, реявшим над С-1 во время испытаний. Ими тоже руководил Критский. Трещали свирепые морозы, и лед отрезал лодку от моря. Критский использовал огромную промоину на быстрине реки.
«Эски» отлично зарекомендовали себя во время войны. Самого большого успеха добилась С-13, которая 30 января 1945 года потопила лайнер «Вильгельм Густлов» — учебную базу гитлеровского подводного флота. На борту лайнера (водоизмещением около 25 500 тонн) находились более 7000 солдат, матросов и офицеров, в том числе около 1300 подводников. В Германии объявили трехдневный траур; офицер конвоя, отвечавший за безопасность перехода, был расстрелян. Командира [214] советской лодки С-13 капитан-лейтенанта А. И. Маринеско включили в список «личных врагов третьего рейха».
Критский был горячим патриотом, беспредельно любящим свою Родину. Находясь в США в служебной командировке, он написал Марии Николаевне: «Я больше ездить за границу не хочу. Попутешествовал и хватит. Все понятно, нового ничего нет. Новое и хорошее только у нас. А все остальное — муть, царство доллара...»
После войны он не переставал учить молодежь, щедро делился своим гигантским опытом инженера, подводника, конструктора.
Выступая за несколько месяцев до кончины перед выпускниками Военно-морской академии инженер-контр-адмирал В. Ф. Критский высказал примечательные мысли:
«Академия дала вам общенаучный фундамент, опираясь на который вы можете развивать и совершенствовать знания. Очевидно, эту задачу систематического развития и совершенствования своих знаний надо рассматривать, как задачу партийного порядка, ибо без выполнения этой задачи нельзя говорить о преданности партии и Родине. Было бы неправильно говорить только о знаниях. Самые блестящие знания могут оказаться бесполезными, если эти знания имеет человек пассивный, неспособный к творческой активной работе, к личному систематическому труду».
И еще одна мысль из этого выступления, весьма характерная для Критского, раскрывающая его жизненные и гражданские позиции:
«Никакие высокие посты, никакие высокие воинские звания не сделают чести человеку, если он представляет собой околосмотрящую фигуру в белых перчатках. Без активного личного участия в труде нельзя говорить о преданности Родине и партии».
Сам Владимир Федорович Критский, инженер-контр-адмирал, кандидат технических наук, лауреат Государственной премии, кавалер четырех орденов, никогда «околосмотрящей фигурой», да еще в белых перчатках, не был. Не мог быть!
Мария Николаевна Критская не спеша собирает фотографии, закрывает папки, складывает документы.
— Остается только добавить, — говорит она, — что [215] Владимир Федорович был добрым и отзывчивым человеком. Он никогда и никому не сделал ничего такого, о чем не хотелось бы потом вспоминать. Он помогал людям, и сегодня в строю немало конструкторов, которые с гордостью называют себя учениками Критского.
С Малининым у них были самые сердечные отношения, отношения двух единомышленников. Нечего и говорить о том, что Борис Михайлович бывал у нас дома. Приятно было слушать их беседы — обмен мыслями двух незаурядных людей. Малинин любил наш дом. Очень хорошо относился к нашей дочери Ларисе, которую в шутку из-за ее приверженности к фортепианной музыке называл последовательницей Софроницкого...