Чистота Филиппович
«Краснознаменный Балтийский флот, 8 июня (по телефону от корр. «Красного флота»). Высокий седоусый человек с орденом Ленина на кителе пристально осматривал подводную лодку, потопившую за последние месяцы 8 немецких кораблей. Он внимательно проверял агрегаты и механизмы, настойчиво расспрашивал инженера-механика и командира подводной лодки о том, как она вела себя в штормовую погоду, при бомбежке и торпедных атаках противника.
— Замечательный корабль, Константин Филиппович, — ответил командир лодки. — От имени экипажа большое вам спасибо за постройку и высокое качество механизмов.
Константин Филиппович Терлецкий крепко пожал руку офицеру. Десятки различных кораблей построил он за свою многолетнюю деятельность в Военно-Морском Флоте. Больше половины своей 60-летней жизни К. Ф. Терлецкий отдал флоту. Еще во время первой мировой войны был старшим офицером лодки «Барс», командовал подводной лодкой «Окунь», в гражданскую сооружал плавучие батареи для Волжской флотилии. [183] Одним из первых он взялся за восстановление предприятия, на котором за годы Советской власти построил немало первоклассных кораблей для Военно-Морского Флота.
Подводники с большим уважением встречают заслуженного кораблестроителя». (Газета «Красный флот». 9 июня 1945 года.)
Услышав щелканье замка, Ольга Николаевна вышла в коридор встретить мужа. Терлецкий вкатывал велосипед. Мокрые шины прочертили грязную линейку по паркету. И шляпу, и пальто можно выжимать — так они пропитались холодным осенним дождем.
— Бог мой, Костя, как ты непохож сейчас на того аккуратиста, которого матросы называли Чистота Филиппович!
Константин Филиппович Терлецкий устало улыбнулся:
— Было, дорогая, было и, надеюсь, снова будет, но сейчас не до того, надо потерпеть. Вот уже одно достижение имеется — выдали справку, чтобы больше не пытались отбирать велосипед.
Он бережно развернул бумагу:
«Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика. Морской комиссариат. 14 октября 1918 года. Удостоверение № 960.Сие дано военному моряку Константину Филипповичу Терлецкому в том, что находящийся у него велосипед фабрики «Лива», заводской номер № 13579, необходим ему для ежедневных служебных поездок по заводам.
Член коллегии Народного комиссариата по морским делам Вахрамеев».
Ольга Николаевна вздохнула и помогла мужу повесить пальто на плечики.
— К утру не просохнет, в квартире холодно... Опять целый день будешь, как в компрессе. Переоцениваешь ты свое здоровье, да и не забывай — пальто у тебя единственное.
Терлецкому меньше всего хотелось говорить на эту тему. В сравнении с тем, чем он сейчас занимался, все остальное — дождь, многокилометровые поездки с завода на завод через весь город, вечно мокрые ноги и спина, патрули, не раз пытавшиеся реквизировать «буржуйский транспорт», — все это было совершенно [184] несущественно и отступало на задний план. Константин Филиппович Терлецкий входил в группу людей, которые непосредственно выполняли задание Владимира Ильича Ленина по переброске на Каспий подводных лодок. И не было сейчас дела важнее.
Критически осматривая прохудившиеся башмаки, Терлецкий видел и не видел грозно расползавшиеся дыры. Все мысли были на заводе. Сумеют ли там найти чертежи гребного винта «Миноги?» В последнюю минуту, уже на Волге, выяснилось: винт требует замены, а запасного нет и никто не знает, где чертежи. Как поступить, если они не найдутся? Значит, надо срочно снять размеры, заново вычерчивать лопасти, делать формы, отливать... А технология? Где мастера, работавшие еще при Бубнове? И если бы только эти заботы... Успеют ли к сроку отремонтировать главный электродвигатель «Миноги», который надо высылать вдогонку лодке, отправленной без электромотора? А как заделать отверстия, обнаруженные в картере дизеля «Окуня»?
И это опять далеко не самые сложные вопросы, решения которых искал Терлецкий. Ведь он еще отвечал и за подготовку транспортеров, на которых везли лодки на Волгу... Приходилось вникать во все мелочи, думать даже о том, где достать самого хорошего масла для букс транспортеров...
26 октября 1918 года на станции Увек близ Саратова спустили «Макрель», а 2 ноября — «Миногу». Вскоре туда выехал по приказу руководства и Терлецкий. Он не мог тогда предвидеть, что практика, полученная во время переброски и сборки лодок, еще пригодится ему в тридцатые годы, когда он будет отвечать за сборку на берегах Тихого океана лодок, построенных в Европейской части СССР.
Из материалов рукописного фонда ЦВММ:
«За время совместной работы с ним на заводе и наблюдая его работу на других заводах, даю лучший отзыв о его деятельности, как большого специалиста-судостроителя. Тов. Терлецкий создал институт строителей в нашей судостроительной промышленности, будучи первым главным строителем на одном из заводов, он воспитал не один десяток строителей, вышедших впоследствии в большие руководители. Тов. Терлецкий — крупный специалист, активно и вдумчиво относящийся [185] к воспитанию молодежи, пользуется большим авторитетом среди рабочих и инженерно-технических работников, исключительно внимательно относится к запросам рабочих. Его знают десятки тысяч судостроителей.Заканчивая далеко не полную характеристику, мне хочется занести его в золотой фонд наших старейших судостроителей. Сам я в работе часто руководствуюсь принципами личной дисциплины, перенятыми от К. Ф. Терлецкого».
Такую характеристику дал Константину Филипповичу директор завода, на котором он трудился в 1949 году. Терлецкий строил и первые советские лодки — «Декабристы». Терлецкий счастливо сочетал качества моряка-подводника, конструктора и производственника-строителя, имел немалый опыт и в том, и в другом, и в третьем. Опыт, добытый всей его жизнью.
Поначалу путь Терлецкого вел не к технике. В 1906 году Константин Терлецкий окончил реальное училище в Саратове, переехал в столицу и поступил на юридический факультет Петербургского университета. Со второго курса пришлось уйти, поскольку отец бедствовал и помогать сыну не мог. В автобиографии (она хранится в рукописном фонде Центрального военно-морского музея) Терлецкий пишет: «Побочные заработки во время учения в университете были случайны, редки и очень малы, и, так как мой возраст призывался в 1908 году, я решил посвятить себя морской службе». Он выдержал конкурсные экзамены в гардемаринские классы Морского корпуса и спустя три года окончил их с отличием. Фамилию Терлецкого занесли на мраморную доску, а он получил премию адмирала Нахимова — 297 рублей.
Снова конкурсный экзамен: на этот раз на курсы инженеров-механиков подводного флота. Спустя год окончил их также с отличием. Первая должность его в, подплаве — старший механик «Акулы». Но до этого еще было спасение «Миноги», затонувшей во время учебного погружения. «Молите всевышнего, господин лейтенант, что на море полный штиль», — сказал он тогда, помогая Гарсоеву выбраться из поднятой лодки. Той тревожной ночью на Либавском рейде молодой мичман проявил смелость и находчивость, за что и получил орден. [186]
Первую мировую войну он почти всю провел на лодках.
4 декабря 1914 года. Вечер. Подводная лодка «Акула» в открытом море. Зимняя Балтика штормит, бушует пурга. Ветер мчит плотный, словно спрессованный, снег. Моментами видимость нулевая. На мостике — командир лодки капитан 2-го ранга С. Н. Власьев, вахтенный начальник мичман К. Ф. Терлецкий и унтер-офицер рулевой Иван Пастэ. Волны захлестывают лодку, но она упрямо продвигается вперед, Власьев ищет врага. Перед выходом командир получил в штабе сведения: замечен немецкий крейсер «Аугсбург». Заманчивая цель! Вот и идет в надводном положении «Акула», хотя в подобных условиях давно пора погрузиться. Все равно ничего не разглядишь сквозь снежную мглу. Но нет, оказывается, можно!
— Справа судно! Двадцать — двадцать пять кабельтовых! Идет встречным курсом!
Один из лучших рулевых-сигнальщиков подплава Балтики Иван Пастэ, только недавно произведенный за заслуги в унтер-офицеры, не подвел и в этот раз.
— Молодец, — откликается командир, напряженно всматриваясь вдаль. — Вижу! «Аугсбург»! Все вниз!
Пастэ и Терлецкий нырнули в люк. Прежде чем последовать за ними, командир рукавицей смахнул снег с головки перископа. Но пурга усиливалась с каждой минутой. Спустившись в рубку и задраив за собой люк, Власьев приник к окуляру перископа, но ничего решительно не увидел. Снег мгновенно покрыл линзы. Лодка ослепла. Можно ли атаковать в таких условиях?
— Что будем делать, Константин Филиппович? — спросил командир Терлецкого и, не дожидаясь ответа вахтенного начальника, сказал: — Выход один: надо снова выбираться на мостик, лодку — в позиционное положение, а командовать сверху. Рулевой останется здесь. Пошли!
Зашумели насосы. «Акула» принимала воду в концевые цистерны. Долго, очень долго продолжалось погружение на первых лодках И. Г. Бубнова — три минуты — и потому командир решил привести лодку в позиционное положение, когда над водой остается одна [187] рубка. В этом случае на погружение уйдет не более минуты. Даже если крейсер обнаружит субмарину, что в подобных условиях сомнительно, она успеет уйти на глубину.
Откинув верхний люк, Власьев с Терлецким снова заняли свои места на крохотном мостике, львиную долю площади которого занимали тумбы двух перископов. И море, и небо обрушились на офицеров. Ураганный ветер гнал снег, волны яростно штурмовали мостик. Его заливало и в обычном походном положении, а в позиционном, когда он оказался почти вровень с поверхностью, практически ничто не ограждало офицеров от ударов волн. Они шли в атаку буквально «верхом» на лодке. Малейшая ошибка рулевого-горизонтальщика — лодка зароется носом и офицеров смоет. Однажды произошло подобное с «Пескарем». Остановка буксира (лодку буксировали), просчет рулевых, и командир с механиком, находившиеся на мостике, нашли могилу в волнах. Власьев и Терлецкий помнили тот случай. Но тогда стояла июльская жара, а сейчас — декабрь, мороз, пурга. На мостике «Акулы» в ревущем море двое словно состязались в храбрости. Состязались. Была причина... Рядом с ними здесь как бы находился еще один человек — жена Власьева, Иоанна Александровна...
Терлецкий преданно любит ее. Власьев об этом знает, однако не питает к подчиненному никакой вражды: место Иоанны Александровны в его сердце заняла другая женщина. Обозначившийся разрыв неизбежен, но Власьеву не безразлично, кто станет воспитывать его детей — дочь и двух сыновей. Дети, это решено, останутся с матерью. Командир давно знаком с Терлецким, уверен в нем, но не может упустить возможность еще раз проверить душевные качества человека, которого его, Власьева, дети станут называть отчимом. Вот почему не одна боевая необходимость заставляет командира решиться на отчаянный шаг и выходить в атаку «верхом» на лодке.
Волна за волной... Потоки ледяной воды падают через открытый люк. Плохо. Лодка принимает лишнюю воду именно в тот момент, когда она в цистернах точно сбалансирована и учтена.
— Так не пойдет, — крикнул Власьев, — Утопим лодку. Надо задраить люк! [188]
— А связь с рубкой? — прокричал Терлецкий едва ли не в самое ухо командира: море ревело.
— Будем командовать через верхний вентиляционный клапан, благо он сейчас открыт. Задрайте люк!
Терлецкий выполняет приказ.
Крейсер приближался. Силуэт его то вдруг возникал, когда, словно исчерпав злость, пурга делала передышку, то снова исчезал в снежной пелене. Атака. Торпеды прошли мимо. Власьев докладывал в рапорте: «Вероятные причины неудачи следующие: плохое прицеливание из-за малой видимости, меняющейся от пурги, и то, что, оставшись наверху, приходилось главное внимание уделять тому, чтобы не быть смытому перекатывающимися волнами за борт, — в момент выстрела я едва успел ухватиться за поручни». Будут в рапорте и такие строки: «Считаю своим нравственным долгом отметить самоотверженную работу гг. офицеров и команды лодки при плавании в столь тяжелых условиях... считаю долгом отметить особенно полезную и самоотверженную деятельность вахтенного начальника мичмана Терлецкого, офицера выдающегося во всех отношениях, заслуживающего по своим знаниям, характеру и способностям особого отличия по службе».
Вскоре Иоанна Александровна, забрав детей, ушла от Власьева к Терлецкому. Невенчанные (развода по договоренности пока не затевали), они вместе жили в Ревеле. Но тут Терлецкий получил в командование лодку «Окунь», которая базировалась на Аландских островах. В конце ноября 1916 года Иоанна Александровна отправилась на Аланды навестить Терлецкого. Быстро промелькнули несколько дней. 1 декабря Терлецкий проводил Иоанну Александровну на транспорт «Шифтет», который направлялся в Ревель, а сам побежал в гавань. Предстоял боевой выход.
Утренний туман поднимался словно занавес, открывая гранит и сосны Аландов. Терлецкий вел «Окуня» к выходу из гавани. В нескольких кабельтовых впереди шел «Шифтет». Терлецкий с мостика рассматривал пароход в бинокль. Офицеру казалось, что именно Иоанну Александровну он видит на корме судна. Ведь она знала, что Константин Филиппович некоторое время, до точки погружения, пойдет в кильватер пароходу. И вдруг — всплеск огня под кормой транспорта. До лодки докатились взрывная волна, «Окуня» [189] положило на борт. Транспорт вздыбился носом к небу и почти мгновенно затонул. И тут снова раздался глухой гул — это взорвались котлы в ледяной воде Ботники.
В числе немногих спасенных Иоанны Александровны не было.
Из рапорта командира 5-й отдельной роты артиллерии Приморского фронта Або-Аландской позиции. 2 декабря 1916 года:
«В 9 часов 35 минут пароход, идущий из Мариенгамна, покрылся густым дымом, и видны были летящие в разные стороны предметы, а затем слабый звук взрыва. Спустя секунды три из дыма видна была только корма, а секунд через 10 все погрузилось в воду».
Из списка погибших на пароходе «Шифтет»:
«IX. Подводной лодки «Окунь» рулевой боцманмат Иванов Сергей, сопровождавший жену капитана 2-го ранга Власьева.X. Гражданские чины и частные лица:
9. Жена капитана 2-го ранга Власьева.
Всего погибло 65 человек. Спаслось примерно 10 человек. Один вскоре скончался по дороге в Мариенгамн».
Так погибла женщина, которую любил Терлецкий. Двое из троих детей Власьева (старший сын к этому моменту уже поступил в Морской корпус) оказались на руках командира «Окуня».
Терлецкий был глубоко верен памяти Иоанны Александровны, и дети Власьева долго находились под его опекой. Младший — Ростислав — десятки лет считал его своим отцом, никогда не замечая разницы в отношении Терлецкого к нему и к собственному сыну от второго брака — Борису. Танкист лейтенант Борис Терлецкий пал смертью храбрых в первые дни Великой Отечественной войны. Сам Константин Филиппович ремонтировал корабли; несмотря на то, что был уже немолод, участвовал в боевых походах.
Поистине удивительна жизнь подводника Терлецкого.
Когда Адмиралтейство, убедившись в недостатках имеющихся лодок, срочно провело в 1915 году конкурс на проект новой лодки, было представлено одиннадцать проектов. Один из них носил странное наименование «ТЯТ». Это были первые буквы фамилий корабельного [190] инженера штабс-капитана Янькова, поручика Токмакова и лейтенанта Терлецкого.
Архивные документы свидетельствуют:
«Большой интерес представляет собой проект лодки «ТЯТ», как удовлетворяющий всем главным основным заданиям при сравнительно малом водоизмещении. Особенностями проекта следует отметить систему погружения, которая благодаря централизации, несмотря на значительное количество цистерн, обеспечивает быстрое и простое погружение. Хорошо разработана погрузка мин в траверзные трубчатые аппараты.
Морской генеральный штаб полагает желательным принять во внимание этот проект при заказе первой опытной лодки».
«Проект «ТЯТ» хотя не был выбран для постройки, но очень выделялся в выгодную сторону перед остальными забракованными проектами, на что и было обращено внимание комиссии по разбору проектов... По отношению к означенному проекту надлежит быть Также отмечено, что в него внесены многие поправки, явившиеся следствием опыта настоящей войны, а таковые поправки приняты во внимание и для опытных лодок, положенных к постройке».
Служба продолжалась, однако потрясение от гибели Иоанны Александровны не осталось без последствий. Сказалась и контузия, полученная в бою. Терлецкого признали негодным для плавания на лодках. Видимо, в Адмиралтействе учли успехи «ТЯТ», и Терлецкого назначили в отдел подводного плавания Главного управления кораблестроения. Из строевого командира он превращается в наблюдающего за постройкой подводных лодок, потом становится помощником начальника отдела подводного плавания ГУКа.
Терлецкий преданно служит новой России. Ему доверяют. Сначала он непосредственно отвечает за выполнение приказа Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ленина о переброске подводных лодок с Балтики на Каспий. Когда петля интервенции и белогвардейских фронтов все туже стягивается вокруг молодой Страны Советов, Терлецкий идет на передний край. В тот момент для него передний край — производство, где ремонтируются старые лодки.
Терлецкий строил многие субмарины отечественного [191] флота. До революции пять лодок типа «Барс». А потом?
«С возобновлением подводного судостроения в нашей стране тов. Терлецкий явился первым строителем подводных лодок, работал беспрерывно с 1927 года. Награжден орденами Ленина, Отечественной войны I степени. Построил три лодки типа «Декабрист», 29 знаменитых «Щук» разных серий, пять «Ленинцев», пять подводных крейсеров серии «К». (Из справки, хранящейся в рукописном фонде ЦВММ).
Терлецкий — по всей вероятности, единственный русский подводник, занимавший за свою службу должности командира электромеханической части и помощника командира, старшего помощника и командира подводных лодок. Он плавал на лодках почти всех типов, имевшихся в русском флоте, — на «Почтовом» и «Сиге», «Белуге», «Стерляди» и «Миноге», на «Макрели» и «Окуне», «Крокодиле», «Акуле», «Барсе»... Потом проектировал лодки и, наконец, строил.
...Листая списки инженеров одного из заводов, хранящиеся в Центральном государственном архиве Октябрьской революции, я увидел фамилию Терлецкого. Мое внимание привлекла графа «Семейное положение»: «Женат. На иждивении жена, сын, два с половиной года, сестра безработная, мальчик, круглый сирота, Ростислав Власьев...»
Я еще ничего не знал тогда о личных отношениях между Терлецким и Власьевым, но был твердо уверен, что это не совпадение. Только одного сироту по фамилии Власьев мог воспитывать Терлецкий — сына своего бывшего командира. Однако эту уверенность следовало подтвердить. В ЦГАВМФ снова взял полный послужной список Сергея Власьева и в составе семьи командира «Акулы» увидел третьего, младшего ребенка — сына Ростислава, 1907 года рождения...
Найти Ростислава Сергеевича Власьева было, как говорится, делом техники. И вот мы уже беседуем о делах прошлых лет. Сын Власьева называет Терлецкого то отцом, то отчимом, чаще, пожалуй, отцом. Лауреат Ленинской премии, кавалер орденов Ленина и Трудового Красного Знамени, ветеран судостроения, проработавший в отрасли пять с половиной десятилетий, Ростислав Сергеевич Власьев хорошо помнит прошлое... [192]
— В тысяча девятьсот пятнадцатом году развод не был оформлен, и мать просто уехала к Терлецкому. Перед Октябрем он был лейтенантом. Отчим хорошо относился к матросам, и они любили его. После революции первой тревожной зимой у нас на квартире по поручению судового комитета «Окуня» находился «человек с ружьем» — машинный электрик Дмитрий Иванович Понарьин, умерший не так давно. Из-за постоянных облав отчиму — бывшему офицеру — могло прийтись не сладко. Но на звонки: «Открывай, облава!» выходил Понарьин, предъявлял мандат, выданный судовым комитетом, и улаживал вопрос.
Отчим тогда служил в Главном управлении кораблестроения. Время голодное. Крепко выручали нас матросы, ездившие по своим деревням за продуктами. Отчима вообще любили. Вот примеры... Скажем, придут в Ревеле подсобить что-то по хозяйству. Ну, сделают что надо, он отправит нас с сестрой гулять, а сам с матросами садится за стол. Тогда это случалось нечасто, хотя позади была Февральская революция. Или вот... Сколько надо людей, чтобы привезти и распилить-расколоть воз дров? Ну от силы двое-трое, чтобы быстрее управиться. К отцу приходили человек десять — двенадцать, и всем он рад, будто и не офицер, а просто старший товарищ. Строгий на службе, он и дома никакого панибратства с матросами не позволял, однако валили к нему, что называется, толпой.
Однажды я среди всякой рухляди нашел старую записную книжку отчима. Он знал счет деньгам, но одалживал матросам. В книжку заносил: на свадьбу, на перевод больной матери или для поправки хозяйства. Не жадничал, однако счет вел. И далеко не все записи в книжке оказались вычеркнутыми, что означало возвращенные деньги. Тем не менее он не скупился, хотя его мичманское жалованье особого простора в этом смысле не давало.
Что еще запомнилось? Со времени службы на подводных лодках да и вообще от природы уважал чистоту и порядок. Матросы его так и называли Чистота Филиппович. Позднее, на заводе, его звали Чапаем (за усы). И тут повторялось то же самое, что на лодках. Ходили к нему советоваться по своим делам, хотя это не означало, что завтра в цехе или на стапеле Терлецкий не «даст разгон» за какое-то упущение. Греков не [193] отпускал. Тогда подводные лодки строились на клепке, потому, прежде чем проверять отсек на давление, мастера молотком обстукивали заклепки — поставленная плохо заявляла о себе дребезжащим звуком. Так вот, несмотря на всю свою занятость, Терлецкий тоже брал ручник и шел простукивать лодку. И несмотря на высокую квалификацию мастеров, отчим после них находил дефектные заклепки, помечал мелом. Наступала пора подбирать очередную сдаточную команду на лодку, Терлецкий садился вместе с начальником цеха и начиналось составление списка. А потом еще лично беседовал с каждым кандидатом.
Любопытный факт, который говорит о высоком уровне подготовки Терлецкого. Когда одна за другой стали появляться новые советские лодки, сдача их порой задерживалась из-за... девиаторов. Представителей этой редкой специальности, устраняющих погрешности компасов, не хватало. Терлецкий, получив специальное удостоверение от Главного гидрографического управления, самостоятельно устранял девиацию.
— Я в те годы, — продолжает Ростислав Сергеевич, — отца почти не видел: с завода он приходил часов в девять-десять вечера, а в семь утра отправлялся снова на работу.
В двадцать четвертом году отец определил меня в профессионально-техническую школу при одном из заводов. Поскольку я уже имел восьмиклассное образование, то меня приняли сразу во второй класс той школы. Она готовила, в частности, чертежников. Когда я окончил школу, требовались люди Малинину. Так я и попал к нему. Желания, прямо скажу, не было, — я хотел идти плавать. Но все сложилось иначе. К Малинину явились впятером, остались двое — я и Федор Полушкин. Спрашивает нас Малинин: «Что умеете? На линейке считать? Чертить?» А мы чертежниками выпущены из школы. И линейку знаем. У Малинина как раз был «завал» чертежей с несосчитанными «весами». Коллеги-то наши старшие могли только по бумажке считать. Малинин нас посадил в свой кабинет, говорит, чтобы мы быстренько «веса» сосчитали. «Старики» то и дело в дверь заглядывали, смотрели, как мы линейками орудуем...
Малинин мне сразу очень понравился. Вежливый, добрый, однако, если о чем-то распорядился, надо обязательно [194] исполнять. Строгость и требовательность у него сочетались с вежливостью. Хотя он не оказал никому из нас резкого слова, но мы, мальчишки, его побаивались.
Однажды Малинин вызвал нас с Федором Полушкиным, принесли ему чертеж общего расположения «Ленинца» — лодки второй серии. Он посмотрел и говорит: «Слушайте, ребята, а ведь придется кое-что переделать». И объяснил, почему. Мы обалдели. Но надо исполнять... Пришлось скребком и резинкой счищать тушь с кальки. Счистим — остается желтое пятно. Ну мы потом сообразили парафиновой свечкой, подобранной по тональности, затирать пятно. Лучше стало. Заметно, конечно, но только если присматриваться очень внимательно. Я ему сказал: «Борис Михайлович, это же египетская работа». Малинин усмехнулся, но когда сделали, был очень доволен, выписал премию.
У Малинина Р. С. Власьев прошел «азы» конструкторской науки. Потом их пути разошлись, и Ростислав Сергеевич десятки лет работал в другом коллективе.
Вспоминая прошлое в одной из бесед с приемным сыном, Терлецкий вернулся к тем дням, когда он руководил срочным ремонтом лодок, отправлявшихся по приказу Ленина на Каспий. Вспомнил поездки на велосипеде по мокрому осеннему городу, как ворчала на него Ольга Николаевна, заставившая, наконец, подать докладную записку и попросить по казенной расценке продать ему бушлат и высокие сапоги.
История спрессована в архивах... Я нашел эту докладную записку Терлецкого, сквозь сухой и официальный тон которой пробивается настоящее отчаяние человека, который холодной осенью целыми днями ходит в единственном, никогда не просыхающем пальто и в разбитых башмаках, мечется между цехами, где изготовляют все необходимое для лодок, и заводами, ремонтирующими транспортеры. Видимо, можно было в конце концов установить даже столь маломасштабный факт, получил или нет Терлецкий бушлат с сапогами. Я не стал этого делать. Все житейское проходит. Жизнь сама фильтрует то, что преходяще, а что навеки, для истории.
Для истории — благодарность Реввоенсовета Республики [195] за образцовое выполнение задания Совнаркома.
Для истории — десятки лодок, построенных Терлецким, и ордена, которые он получил за это.
Для истории — его имя.