Организация войска, воздаяние. Наказание Э-Лангени и аннексия их территории
Чака жил теперь в Булавайо. В возвышенной части крааля он обнес оградой хижин двадцать. Это была его личная резиденция и зародыш Ум-Длункулу — сераля для его женщин или «сестер», как он называл их. Пока что он жил там со своей матерью, сестрой, Пампатой и слугами. Большую часть остальных восьмидесяти хижин крааля занимали молодые воины полка Фасимба, которому впоследствии суждено было стать знаменитой лейб-гвардией Чаки.
Чака был неутомим в стараниях превратить свое маленькое войско [83] в серьезную боевую силу. Почти ежедневно он посещал один из двух других своих военных краалей. Горе нарушителям его воли! Королевство Чаки было так мало — территория его составляла едва десять миль на десять — что, находясь в центре, он за какой-нибудь час мог достигнуть любой его границы.
Чтобы представить себе задачи, стоявшие перед Чакой и его «армией», или, вернее, унаследованным им сбродом численностью пятьсот человек, следует забежать вперед. Для завоевания страны зулусов шестьдесят три года спустя — в 1879 году — понадобилась целая британская армия в составе двадцати тысяч имперских пехотинцев и кавалеристов, вооруженных винтовками, заряжающимися с казенной части, а также нескольких артиллерийских и ракетных батарей, отрядов колониальной конницы и многотысячного ополчения туземцев Натала (многие ополченцы также имели винтовки). Для питания этих войск потребовалось более тысячи запряженных быками фургонов грузоподъемностью три тонны каждый. Британской армии не пришлось искать зулусов, ибо они всегда атаковали первыми. Несмотря на это, кампания затянулась на целых шесть месяцев из-за тяжелых поражений, нанесенных британским силам на первом этапе войны.
Сопротивление англичанам оказали нация и армия, созданные Чакой.
Однако, прежде чем Чаке удалось сковать различные племена в однородную зулусскую нацию, ему пришлось сражаться с воинственными ревнителями старины, располагая для этого всего лишь пятьюстами необученных воинов с легкими метательными копьями. Маленькое королевство его со всех сторон окружали неизмеримо более сильные племена и конфедерации, которые в результате войн, происходивших при Дингисвано, значительно улучшили свою военную организацию и стали сражаться куда более ожесточенно, чем прежде. К тому же если британская армия завоевала только область нынешнего Зулуленда (около десяти тысяч квадратных миль), то Чака полностью подчинил своей власти территорию в десять раз большую, а «тень» его распростерлась над обширной страной, которая могла вместить двенадцать таких территорий или сто двадцать современных Зулулендов. Между тем владения, унаследованные Чакой, составляли всего один процент одного Зулуленда (около ста квадратных миль). [84]
Гениальность Чаки сказывалась прежде всего в пристальном внимании к мелочам и в его трудолюбии. При малейшей возможности он во все вникал лично. Перед каждым решающим сражением сам занимался рекогносцировкой местности и расположения сил противника. Все поступавшие донесения он проверял, сопоставляя с другими сведениями. Он твердо верил в истинность изречения: «От хозяйского глаза и бык добреет».
Через два месяца после «вступления на трон» Чака объявил сбор всех полков для проведения маневров. Общая численность его сил по-прежнему составляла около пятисот человек. Он разъяснил им преимущества короткого массивного ассегая для нанесения ударов перед метательным копьем и тут же продемонстрировал боевые приемы.
После этого новое оружие иква поступило на вооружение полка Фасимба и следующего за ним по возрасту полка У-Дламбедлу. Кузнецы еще не успели выковать столько иква, сколько требовалось на всю армию, и переделывали метательные копья. Как и предполагал Чака, молодые воины полка Фасимба с энтузиазмом приняли новое оружие. Вскоре их примеру последовали воины старших возрастов, и в конце концов короткий ассегай проник и в части, состоявшие из старейших и наиболее консервативных членов племени.
Затем Чака приказал всем полкам отказаться от сандалий. Это сначала не понравилось воинам — особенно старшим. Тогда Чака напомнил, что сам ходит необутый, и устроил состязание в беге, которое выиграли он и другие босоногие воины.
Месяц спустя Чака заметил, что упразднение сандалий все еще вызывает недовольство и даже ропот. Тогда он поручил воинам полка Фасимба собрать много корзин нкунзана, трехконечных «колючек дьявола», один шип которых всегда направлен вверх. Эти колючки встречаются в большом количестве в некоторых местах, и любители гулять босиком обходят их стороной. Средняя длина шипов достигает у этих растений трех шестнадцатых дюйма.
Когда было собрано достаточно «колючек дьявола», Чака велел рассыпать их на, поле для парадов в Булавайо. Всем полкам было приказано построиться немного в стороне, и Чака обратился к воинам со следующими словами:
— Дети мои, я слышал, что у некоторых из вас нежные [85] ножки. Эта весть наполнила мое сердце скорбью. И решил я как отец помочь вам закалить ноги, чтоб никогда впредь вам не пришлось больше жаловаться на них. Поле для парадов усыпано нкунзана, и вам предстоит вытоптать их босыми ногами, да так, чтоб ни одной не осталось. К тому же, дети мои, я желаю, чтоб вы делали это весело и чтоб я видел, как приятно вам выполнять мои приказания. Кто станет колебаться или топтать колючки с осторожностью — тот, значит, ослушник моей воли, а ослушание заслуживает смерти. Палачи мои на месте. А теперь веселее принимайтесь за дело.
Воины с боевой песней перешли на поле для парадов. Впереди шагал сам Чака, но он давно уже не носил обуви, подошвы его ног затвердели, загрубели, стали нечувствительными. Повернувшись лицом к воинам, он первым начал втаптывать колючки, и орлиный взор его мгновенно заметил тех, кто не сразу решился последовать его примеру. Подходя в сопровождении палачей к этим воинам, он приказывал им выйти из строя, и они тут же падали с размозженными черепами. Некоторое время Чака ходил вдоль рядов, выискивая виновных, но шести казней оказалось достаточно для того, чтобы все принялись с величайшим ожесточением затаптывать колючки, стараясь перещеголять друг друга.
Удостоверившись, что ни одной колючки не осталось, Чака велел разойтись, сказав при этом:
— Спасибо, дети мои, за то рвение, с которым вы исполнили мою волю. Скоро вы убедитесь, что воля эта единственный закон для вас и для всей страны. А теперь берите быков, ешьте вволю, да по жалейте и пива, которое уже ждет вас. Вы верны долгу и заслужили награду.
Зулусский хронист передаст, что во время пира воины полка Фасимба стали высмеивать воинов старших возрастов, с обеих сторон посыпались оскорбления, и началась драка. Фасимбовцы, которых, по некоторым сведениям, подстрекал Мгобози (!), сумели постоять за себя. Говорят также, что, когда Чака, узнав от Пампаты о драке, явился на место схватки и прекратил ее, Мгобози сказал своему вождю:
— Баба, не пройдет и одной луны, как у тебя будет войско настоящих мужчин. Ради тебя воины полка Фасимба затопчут огонь, охвативший целый крааль. Старшие чувствуют боль там, где нкунзана их поцарапала. Но это пустяки. Еще больное им там, куда кололи их [86] мои ребята. Но и это пустяки — через несколько дней раны заживут. Однако самая сильная боль — в их сердцах, и она пройдет лишь после того, как в настоящем бою против врага они вернут свою честь, превзойдя фасимбовцев. Сегодняшняя стычка — лучшее из всего, что могло случиться. Когда Великий приказал вдосталь напоить нас крепким пивом и накормить мясом, усадив вплотную друг к другу, словно мужей и жен, мне померещилось, что в сердце его зародилось такое желание: пусть подерутся немного, это пойдет старшим воинам на пользу. Теперь они вложат в учение всю душу.
Чака со вниманием прислушивался к мудрым советам Мгобози и предложил ему пост главнокомандующего, подчиненного только ему. Но Мгобози отказался.
— Нет, отец мой, — сказал он, — это было бы ошибкой, ибо в бою я вижу только свой ассегай и того, кто передо мной, а об остальном забываю. На войне я могу командовать лишь небольшим отрядом — и только! В мирное же время я могу учить воинов и заседать в совете — это я сумею; но, когда дойдет до драки, — пусть я буду только воином, идущим впереди всех.
Чака с уважением относился к мнению Мгобози по всем вопросам, связанным с военным делом, и редко обрывал его речи; что же касается управления племенем, то здесь главным, хотя и неофициальным, советником Чаки стала Пампата. Во время его частых ночных визитов она передавала ему слухи, которые ходили в народе, знакомила со всеми оттенками общественного мнения, сообщала, как относятся к его политике, и вообще информировала обо всем, что занимало умы его подданных. Ее исключительная интуиция всякий раз удивляла и радовала Чаку. Пампата читала его мысли и всегда исполняла его желания, прежде чем он успевал их высказать. Ей исполнилось двадцать четыре года, он был на пять лет старше ее.
Пампата, видимо, давно примирилась с мыслью, что никогда не станет женой Чаки, но твердо решила быть его первой и главной наложницей и силой, действующей за кулисами. Она сумела стать для него необходимой. В разлуке с Пампатой Чака тосковал не столько по ее телу, сколько по ее рассудительным речам, по ее умению предсказывать события, читая его мысли. Благодаря дружбе с Нанди, которая имела влияние на Чаку, как никто другой, Пампата могла сдерживать своего друга. [87]
Осуществив намеченные реформы на территории зулусов, Чака решил распространить свою деятельность за ее пределы. До этого времени он занимался отдельными людьми, а теперь решил взяться за целые кланы, и прежде всего за клан Э-Лангени, дочерью которого была его родная мать; именно среди э-лангени оба они провели первые ужасные годы изгнания и горя, познали жестокость. Собрав свою армию, которая теперь превратилась в настоящую военную машину, Чака совершил ночной марш протяжением двадцать пять миль. Преодолев высоты Мтонджанени, его войско очутилось в земле э-лангени. Еще до рассвета оно бесшумно окружило крааль Эсивени — ставку Македамы — вождя э-лангени. Как только рассвело, вождю было предложено сдаться, что он и сделал не теряя времени.
Чака приказал всем жителям крааля явиться и отобрал из них тех, кто много лет назад причинил неописуемые страдания ему и его матери. Несколько других краалей, где находились люди, мучавшие его в детстве, были окружены отрядами Чаки. Всех жителей этих краалей тоже заставили прийти в Эсивени для проверки и суда.
Перед Чакой предстали те, с кем у него были старые счеты, остальных же освободили, приказав им, однако, присутствовать при разборе дел и последующих событиях. Человек сорок выстроились перед своим обвинителем и судьей.
Чака мягко напомнил им о днях детства и с поразительной точностью вспоминал один инцидент за другим. Закончив свою речь, он отослал большинство обвиняемых налево, остальных же — направо. Каждому он задал вопрос: может ли тот припомнить хоть один случай, когда проявил доброту к Чаке, его матери или сестре. Кто-то из обвиняемых заявил, что притащил издалека для Найди особо добротный имбогото (обточенный водой круглый камень для растирания зерна). Чака велел этому человеку отойти в сторону. Другой утверждал, что спас от огня любимого козленка Номц'обы. Этому человеку Чака также велел стать в сторону. Больше подобных заявлений сделано не было. Все подсудимые были на три-восемь лет старше Чаки, которому шел тридцатый год.
Вождь начал обвинительную речь. Он говорил таким мягким тоном, что никто не подозревал, чем все это кончится. Первым Чака назвал человека, подарившего его [88] матери камень для растирания зерна, и заметил, что это был добрый поступок. Он почти забыл о нем, но теперь вспомнил. Далее Чака сказал подсудимому, что, проявив заботу о его матери Найди, он позаботился и о Чаке, а потому воспоминания о былых обидах, которые причинил ему тот же подсудимый, изгладятся из памяти вождя. Обвиняемый может вернуться домой и получит в подарок быка. Однако, прежде чем уйти восвояси, пусть он немного задержится, чтобы увидеть, сколь многим он обязан этому имбогото.
Повернувшись ко второму обвиняемому, Чака сурово сказал:
— А ты, спасая козленка от огня, только выполнил свой долг, так как был пастухом. Поэтому у тебя нет никаких заслуг. Иди к тем, кого я послал направо.
Теперь к Чаке подвели всю группу подсудимых, и он обратился к ним с такой речью:
— Много лет назад вы не думали, что пастушонок, над которым вы издевались и насмехались, нередко избивая его без всякой надобности, когда-нибудь будет властен над вашими жизнями. Правда, вы не были столь безжалостно жестоки, как те, кто стоит слева. Однако и для вас наступило время уплатить свой долг. Еще до захода солнца вы станете «есть землю» (умрете). В милосердии своем я решил, что вас постигнет быстрая смерть от удара палицей. Однако, прежде чем расстаться с землей, вы увидите кончину тех, кто стоит слева, и умрете, прославляя меня за доброту к вам.
Чака велел принести два сосуда с водой и в присутствии всех вызванных на суд разделся донага. Связанным осужденным, стоявшим слева, было велено приблизиться к нему и сесть на корточки. После этого Чака встал во весь рост, высясь над ними, словно башня.
— Все вы умрете, — прогремел он. Затем после страшной паузы он вновь заговорил ровным гортанным голосом. — Прежде чем сообщить вам, как именно это произойдет, я хочу сказать еще кое-что. Вы такая грязная куча утуви (экскрементов), что при виде вас я чувствую себя запачканным и прежде всего должен вымыться.
Он неторопливо стал лить себе на голову воду и тщательно вымыл все тело. Опорожнив первый таз, он напомнил осужденным, как они смеялись над его физическим недостатком, и предложил убедиться в том, что они лгали.
— Вот какую смерть я для вас придумал. Палачи [89] заострят столбы ограды скотного двора — по одному на каждого. Они приведут вас к ограде, а потом станут хватать одного за другим и сажать на колья. Там вы и будете корчиться, пока не умрете, а тела ваши или то, что оставят от них птицы, послужат предупреждением всем тем, кто клевещет на меня или мою мать.
Когда палачи уводили перепуганных жертв, Чака насмешливо крикнул им вслед: «Хланани гахле!» («Счастливо сидеть!» — вместо обычного «Салани гахле!» («Счастливого пути!»). Затем он велел принести еще воды и снова вымылся с ног до головы, чтобы очиститься от последнего оскверняющего взгляда тех, кого он послал на смерть.
Сам Чака не пожелал насладиться зрелищем неописуемой агонии своих жертв. Это была его особенность: он по возможности избегал присутствовать при казнях, за исключением сравнительно гуманных, когда он приговаривал сразу несколько человек, и им в его присутствии сворачивали шеи.
Через некоторое время Чака велел палачам прекратить муки несчастных. Под них подложили охапки сухой травы и подожгли ее. Когда пламя стало лизать тела посаженных на кол, те, кто был еще в сознании, громко завопили; но теперь им оставалось мучиться недолго.
Вслед за этим двенадцать человек, которым Чака приказал размозжить головы, с громкими восклицаниями: «Баба, нкоси!» («Отец, вождь!») — поочередно приблизились к палачу. Одним ударом по черепу их отправляли на тот свет.
Македама, вождь э-лангени, был человек покладистый и вместе со своим племенем покорно принял требования Чаки. Они сводились к созданию такого тесного союза, который по существу означал слияние с кланом Зулу. Дингисвайо, которого Чака информировал о своих действиях, закрыл на них по крайней мере один глаз: превращение зулусов и соседних кланов в мощный бастион между сильными кланами Нц'обо, Ц'унУ и Г'ва-бо, с одной стороны, ндвандве и нгваанами — с другой, вполне отвечало его планам.
О том, как Чака отомстил э-лангени, распространилось много фантастических слухов, лишенных какого бы то ни было основания. Такой непревзойденный авторитет, как д-р А. Т. Брайант и все другие историки, заслуживающие доверия, признают, что Чака приказал посадить на кол и сжечь нескольких прежних своих мучителей. [90]
Но на том дело и кончилось. Ведь э-лапгени были все-таки родичами его матери, следовательно, он и сам наполовину принадлежал к этому клану. Чака не только не собирался мстить всем э-лангени, но даже предоставил клану — что было только естественно — особые привилегии, тем более что вождь Македама стал его послушным орудием. Только дураку, — а Чаку никак нельзя назвать дураком, — могла прийти в голову мысль уничтожить э-лангени: они не уступали по численности зулусам, и, присоединив их, Чака сразу удвоил свои силы.
Если же авторы популярных книг утверждают, будто он приказал сбросить в пропасть всех э-лангени — мужчин, женщин и детей, хотя, и это очень важно, в целом племя приветствовало его как героя, — то подобные заявления, не имеющие под собой никаких оснований, объясняются лишь стремлением упомянутых писателей к дешевой сенсации. Такого рода россказни, которыми пичкают доверчивую публику, породили бесчисленное множество столь же фантастических легенд. Если верить им, во всем Зулуленде и на побережье Натала нет, пожалуй, такой пропасти или такого водопада, куда Чака не сбрасывал бы отдельных осужденных, полки или даже целые племена.