28-й Генералъ-Фельдмаршалъ

Князь Григорий Александровичь Потемкинъ-Таврическій

Князь Григорій Александровичь Потемкинъ-Таврическій, сынъ отставнаго Маіора, служившаго въ гарнизонномъ полку, родился, Смоленской губерніи, Духовщинскаго уѣзда, въ небольшой деревнѣ отца своего, Чижовѣ, въ Сентябрѣ 1736 года. Онъ произошелъ отъ древней дворянской фамиліи, переселившейся изъ Польши въ Россію и въ малолѣтство Петра Великаго довольно знаменитой{312}. Назначаемый въ духовное званіе, Потемкинъ обучался сначала въ Смоленской Семинаріи, потомъ отправленъ въ Московскій Университетъ. «Здѣсь посѣщалъ онъ съ большимъ прилежаніемъ лекціи Профессоровъ, оказалъ быстрые успѣхи въ наукахъ, желая, — какъ твердилъ товарищамъ своимъ — бытъ непремѣнно Архіереемъ, или Министромъ; получилъ золотую медаль (1756 г.) и вскорѣ соскучился единообразнымъ ученіемъ, пересталъ ходить въ Университетъ, выключенъ изъ онаго{313}, обращался съ одними монахами, бесѣдуя въ Заиконоспасскомъ и Греческомъ монастыряхъ о догматахъ вѣры. Казалось, юноша, одаренный отъ природы колоссальнымъ ростомъ, мужественною красотой, умомъ бѣглымъ, памятью необыкновенною, готовилъ себя къ ношенію митры: вышло противное. Честолюбивый нравъ его не могъ довольствоваться саномъ пастыря Церкви, желалъ повелѣвать многими, гонялся за славою и внушилъ ему счастливую мысль сблизиться съ Дворомъ военною службой. Въ числѣ духовныхъ, которыхъ посѣщалъ Потемкинъ, находился Амвросій Зертисъ-Каменскій, бывшiй тогда Архіепископомъ Крутицкимъ и Можайскимъ: онъ одобрилъ его намѣреніе и далъ ему на дорогу пятьсотъ рублей{314}. Изъ келліи монастырской Потемкинъ перенесся къ берегамъ Невы и вскорѣ принятъ въ Конную гвардію; обучался Французскому языку въ свободное время. Онъ былъ Вахмистромъ этого полка, когда вступила на Престолъ Екатерина II (1762 г.), находился въ Ея свитѣ и услышавъ, что Императрица желаетъ имѣть темлякъ на шпагѣ, сорвалъ свой собственный, подъѣхалъ къ Государынѣ и осмѣлился поднести оный. Ретивая лошадь Потемкина, привыкшая къ эскадронному ученію, поравнялась съ лошадью Императрицы и, не смотря на всѣ усилія его, упорствовала удалиться. Екатерина улыбнулась, взглянула на отважнаго всадника, спросила о его фамиліи, произвела на другой день (29 Іюня) Потемкина офицеромъ гвардіи, потомъ Подпоручикомъ и Камеръ-Юнкеромъ, приказавъ выдать ему двѣ тысячи рублей. Онъ былъ отправленъ въ Стокгольмъ къ Министру нашему при Шведскомъ Дворѣ, Графу Остерману, съ увѣдомленіемъ о послѣдовавшей перемѣнѣ въ Правленіи.

Возвратясь въ С. Петербургъ, Потемкинъ старался сблизиться съ Орловыми, которые находились во всей своей силѣ, былъ принятъ въ общество Императрицы, гдѣ любезность и простота замѣняли принужденныя обыкновенія, прикомандированъ, потомъ, будучи Поручикомъ, къ Оберъ-Прокурору Св. Синода Ивану Ивановичу Мелисино. Въ 1768 году онъ имѣлъ уже чинъ Дѣйствительнаго Камергера и Секундъ-Ротмистра Конной гвардіи. Тогда началъ Потемкинъ обдумывать планъ своего возвышенія и могущества, не довольствуясь полученными наградами; желалъ большаго и, чувствуя свои преимущества передъ другими, увѣренъ былъ въ успѣхѣ.

Въ 1769 году возгорѣлась война съ Турціею. Потемкинъ воспользовался этимъ случаемъ, чтобы удалиться на нѣкоторое время изъ столицы ; служилъ сначала подъ знаменами Генералъ-Аншефа Князя Голицына, потомъ въ арміи Генералъ-Фельдмаршала Графа Румянцова: участвовалъ 19 Іюня, въ пораженін Генералъ-Маіоромъ Княземъ Прозоровскимъ двадцатитысячнаго Турецкаго войска, перешедшаго у Хотина на лѣвый берегъ Днѣстра и желавшаго пробраться къ КаменцуПодольскому; въ овладѣніи, 2 Іюля, Турецкими укрѣпленіями подъ Хотинымъ; пожалованъ въ Генералъ-Маіоры за оказанную храбрость и опытность въ военныхъ дѣлахъ; предводительствуя отрядомъ конницы, отличилъ себя въ сраженіи, 29 Августа, на которомъ Верховный Визирь, Молдованджи Паша, и Крымскiй Ханъ были совершенно разбиты и обращены въ бѣгство.

Графъ Румянцовъ, принявъ главное начальство надъ арміею послѣ Князя Голицына и угадывая, какая участь ожидала Потемкина, доставлялъ ему случаи пожинать лавры; онъ увѣнчалъ себя новою славой, въ началѣ Января 1770 года, въ окрестностяхъ Фокшанъ, опрокинулъ (4 числа) за рѣку Милку, вмѣстѣ съ Генералъ-Маіоромъ Графомъ Подгоричани, Турецкій десятитысячный корпусъ, предводимый Сулиманъ Пашею и Сераскиромъ РумелиВаласи; положилъ на мѣстѣ тысячу человѣкъ, отнялъ пять орудій, два знамя и пять фуръ съ порохомъ; содѣйствовалъ (4 Февраля) Генералъ-Поручику Штофельну въ овладѣніи Журжею; преслѣдовалъ непріятеля, обращеннаго въ бѣгство Румянцовымъ, 17 Iюня, близь РябойМогилы; участвовалъ въ битвахъ Ларгской (7 Іюля) и Кагульской (21 Іюля); отразилъ на послѣдней Хана Крымскаго, намѣревавшагося ударить въ тылъ Русской арміи; награжденъ орденами Св. Анны и Св. Георгія третьяго класса; принялъ дѣятельное участiе въ занятіи Измаила Генералъ-Поручикомъ Княземъ Репнинымъ; первый вступилъ въ предмѣстье Киліи, когда оно было объято пламенемъ; съ успѣхомъ отразилъ (1771 г.) нападенія Турокъ на Краіовъ; вытѣснилъ ихъ изъ Цимбры; освободилъ находившихся въ этомъ городѣ Христіанъ; сжегъ нѣсколько непріятельскихъ судовъ на Дунаѣ и четыре магазина, наполненные мукою и сухарями; обратилъ въ бѣгство четырехътысячный отрядъ Турецкій (17 Мая) на походѣ къ рѣкѣ Ольтѣ; держалъ въ осадѣ крѣпость Турну, вмѣстѣ съ Генералъ-Маіоромъ Гудовичемъ; предводительствуя небольшею флотиліею (въ Октябрѣ), дѣлалъ поиски на правомъ берегу Дуная, подходилъ къ Силистріи. Въ 1772 году происходили переговоры о мирѣ, и Потемкинъ провелъ это время, большею частію, въ шлафрокѣ или лежа на софѣ, погруженный въ размышленіе. Между тѣмъ онъ произведенъ въ Генералъ-Поручики за прошедшую службу.

Съ возобновленіемъ военныхъ дѣйствій (1773 г.) Потемкинъ снова обнажилъ мечь свой: переправился черезъ Дунай въ виду многочисленнаго непріятеля, 7 Іюня; участвовалъ въ разбитіи Османа Паши подъ Силистріей, въ овладѣніи его лагеремъ. Эти подвиги Потемкина остались безъ награжденія. Оскорбленный Полководецъ, всегда предпріимчивый, отправился въ С. Петербургъ и рѣшился написать слѣдующее письмо къ Императрицѣ{315}: «Всемилостивѣйшая Государыня! Опредѣлилъ я жизнь мою для службы Вашей, не щадилъ ее отнюдь, гдѣ только былъ случай къ прославленію Высочайшаго Имени. Сіе поставя себѣ простымъ долгомъ, не мыслилъ никогда о своемъ состояніи и если видѣлъ, что мое усердіе соотвѣтствовало Вашего Императорскаго Величества волѣ, почиталъ уже себя награжденнымъ. — Находясь почти съ самаго вступленія въ армію Командиромъ отдѣленныхъ и къ непріятелю всегда близкихъ войскъ, не упустилъ я наносить оному всевозможнаго вреда: въ чемъ ссылаюсь на Командующаго арміею и на самихъ Турокъ. — Отнюдь не побуждаемъ я завистію къ тѣмъ, кои моложе меня, но получили лишніе знаки Высочайшей милости, а тѣмъ единственно оскорбляюсь, что не заключаюсьли я въ мысляхъ Вашего Величества меньше прочихъ достоинъ? Симъ будучи терзаемъ, принялъ дерзновеніе, павъ ко священнымъ стопамъ Вашего Императорскаго Величества, просить, ежели служба моя достойна Вашего благоволенія и когда щедрота и Высокомонаршая милость ко мнѣ не оскудѣваютъ, разрѣшить сіе сомнѣніе мое пожалованіемъ меня въ Генералъ-Адъютанты Вашего Императорскаго Величества. Сіе не будетъ никому въ обиду, а я приму за верхъ моего счастія, тѣмъ паче, что находясь подъ особливымъ покровительствомъ Вашего Императорскаго Величества, удостоюсь принимать премудрыя Ваши повелѣнія и, вникая въ оныя, сдѣлаюсь вяще способнымъ къ службѣ Вашего Императорскаго Величества и Отечества.» — На другой день Потемкинъ удостоился получить слѣдующій собственноручный рескриптъ: «Господииъ Генералъ-Поручикъ! Письмо ваше Г. Стрекаловъ Мнѣ сего утра вручилъ и Я просьбу вашу нашла столь умѣренною въ разсужденiи заслугъ вашихъ, Мнѣ и Отечеству учиненныхъ, что Я приказала изготовить указъ о пожалованіи васъ Генералъ-Адъютантомъ. Признаюсь, что и сіе Мнѣ весьма пріятно, что довѣренность ваша ко Мнѣ была такова, что вы просьбу вашу адресовали прямо письмомъ ко Мнѣ, а не искали побочными дорогами. Впрочемъ пребываю къ вамъ доброжелательная Екатерина.»{316}

Вслѣдъ за тѣмъ, Потемкинъ получилъ орденъ Св. Александра Невскаго (1774 г.); началъ посѣщать по прежнему общества Императрицы; былъ веселъ, занималъ собою другихъ; потомъ сдѣлался пасмурнымъ, задумчивымъ, оставилъ совсѣмъ Дворъ, удалился въ АлександроНевскій монастырь; объявилъ, что желаетъ постричься, учился тамъ церковному уставу, отростилъ бороду, носилъ монашеское платье. Такъ необыкновенный человѣкъ этотъ пролагалъ дорогу къ своему возвышенію! Душевная скорбь его и уныніе не остались сокрытыми отъ Двора, возбудили любопытство и жалость онаго, и вскорѣ временный отшельникъ сбросилъ черную одежду и явился среди изумленныхъ царедворцевъ во всемъ блескѣ любимца счастія. Въ томъ же году пожалованъ онъ Генералъ-Аншефомъ, Военной Коллегіи Вицъ-Президентомъ, лейбъ-гвардіи Преображенскаго полка Подполковникомъ и (25 Декабря) кавалеромъ ордена Св. Апостола Андрея Первозваннаго. Въ слѣдующемъ году (1775) получилъ орденъ Св. Георгія втораго класса за ратные подвиги противъ Турокъ въ прошедшую кампанію; назначенъ Генералъ-Губернаторомъ Новороссійской, Азовской и Астраханской губерній, съ властію и преимуществами Царскаго Намѣстника, а по заключеніи съ Портою Оттоманской мира, награжденъ (10 Іюля): за споспѣшествованiе къ оному добрыми совѣтами Графскимъ достоинствомъ Россійской Имперіи; за храбрые и пеутомимые труды шпагою, осыпанною алмазами, и въ знакъ Монаршаго за то благоволенія портретомъ Императрицы для ношенія на груди.

Сначала Потемкинъ не имѣлъ большаго вліянія на дѣла Государственныя, хотя и пользовался совершенною довѣренностію Екатерины, жилъ въ Дворцѣ, гдѣ ежедневно поклонники раболѣпствовали передъ нимъ, въ то время какъ онъ, лежа на диванѣ, не обращалъ на нихъ вниманія. Въ 1776 году, Императрица пожаловала его Поручикомъ Кавалергардскаго Корпуса и исходатайствовала ему Княжеское достоинство Имперіи Римской съ титуломъ Свѣтлѣйшаго. Между тѣмъ возраставшее могущество Потемкина заставило и другихъ Государей искать въ немъ: Король Польскій препроводилъ къ нему ордена Бѣлаго Орла и Св. Станислава; Фридрихъ Великій поручилъ брату своему, Принцу Генриху, возложить на него ленту Чернаго Орла; Датскій Король прислалъ орденъ Слона, Шведскій орденъ Серафима.

Сдѣлавшись необходимымъ для Екатерины Великой, гордый вельможа, увѣренный въ своей силѣ, отправился (1777 г.) въ подчиненное ему Намѣстничество для поправленія разстроеннаго здоровья. Царедворцы, враги Потемкина, радовались удаленію его; но путешествіе это было основано на утонченной политикѣ: онъ уклонился на время для того только, чтобы достигнуть потомъ вѣрнѣе предположенной цѣли. На дорогѣ вездѣ строили въ честь его тріумфальныя ворота, говорили ему привѣтственныя рѣчи, давали праздники. Екатерина подарила ему Аничковскiй дворецъ и пожаловала восемдесять тысячь рублей на поправку мебелей; но Потемкинъ, возвратясь въ столицу, остановился по прежнему въ Зимнемъ дворцѣ и потомъ переѣхалъ въ смежный съ онымъ, принадлежащій Эрмитажу (1777 г.). Здѣсь приступилъ онъ къ давно обдуманному имъ плану относительно изгнанія Турокъ и Татаръ изъ Европы, возстановленія Греческой Имперіи. Увѣряютъ, будтобы Потемкинъ намѣревался основать тамъ независимое Государство. Положено было, прежде, овладѣть Крымом; Екатерина вооруженною рукою утвердила (1777 г.) Ханомъ Шагинъ-Гирея, не смотря на угрозы Порты. Многія семьи Грековъ и Армянъ переселены изъ Тавриды въ Россію. При устьѣ Днѣпра основанъ Потемкинымъ Херсонь съ корабельною гаванью (1778 г.). Тщетно Фридрихъ Великій старался убѣдить Императрицу къ постановленію оборонительнаго союза съ Турціею, лаская честолюбіе Потемкина Курляндскимъ Герцогствомъ; онъ не перемѣнилъ образа мыслей и умѣлъ склонить на свою сторону Императора Іосифа II въ бытность его въ Россіи (1780 г.). Столь же неудачны были и усилія Англійскаго Министерства отвлечь Россійскій Дворъ посредствомъ Потемкина отъ вооруженнаго неутралитета: вѣрный исполнитель великихъ намѣреній Екатерины не пожертвовалъ выгодами Отечества для своихъ собственныхъ. Въ 1782 году, по его представленію, какъ Екатеринославскаго Генералъ-Губернатора, многія пустыни Новороссійскія заселены людьми, вышедшими изъ разныхъ другихъ областей Имперіи. Тогда Екатерина II учредила орденъ Св. Равноапостольнаго Князя Владиміра и возложила оный на Потемкина. Вскорѣ Крымскія дѣла отозвали его въ Херсонь. Между тѣмъ, какъ происходили переговоры съ Ханомъ и верховными начальниками народовъ Кубанскихъ, Потемкинъ нѣсколько разъ ѣздилъ въ С. Петербургъ; наконецъ ласкою, убѣждениями, золотомъ и грознымъ вооруженіемъ умѣлъ онъ склонить Шагинъ-Гирея къ уступкѣ полуострова Россіи{317}. Важный подвигъ этотъ, къ безсмертной славѣ Потемкина, совершенъ (1783 г.) безъ всякаго кровопролитія. Тамань и вся страна Кубанская присоединены также къ Имперiи нашей. Твердость и дѣятельность Булгакова{318}упрочили эти пріобрѣтенія за Россіею на вѣчныя времена.

Въ началѣ 1784 года (2 Февраля) Екатерина, признательная къ заслугамъ, пожаловала Потемкина Президентомъ Военной Коллегіи съ чиномъ Генералъ-Фельдмаршала, Екатеринославскимъ и Таврическимъ Генералъ-Губернаторомъ и Шефомъ Кавалергардскаго полка. Тогда открылось новое поле изобрѣтательнаго ума его: онъ выдалъ (1786 г.) уставъ, въ которомъ съ великою точностію означены были издержки каждаго полка; перемѣнилъ невыгодную одежду войскъ Русскихъ, велѣлъ отрѣзать косы, бросить пудру; одѣлъ солдата въ куртку, покойныя шаравары, полусапожки и удобную, красивую каску; передвигалъ безпрестанно полки съ одного мѣста на другое, чтобы они въ мирное врема не пріучились къ нѣгѣ. Въ Тавридѣ, ввѣренной его попеченiю, дикія степи превратились въ плодоносныя поля, гдѣ повсюду видны были многочисленныя, прекрасныя стада, благословенныя нивы, богатыя селенія, возвышались многолюдные города. Чтобы прикрыть границы отъ непріятельскихъ нападеній и содержать въ страхѣ Татаръ и другіе хищные народы онъ протянулъ цѣпь войскъ на берегу Кубани; Севастополь и Херсонь наполнились флотами; Русскій Флагъ развѣвалъ свободно на Черномъ морѣ.

1787 годъ достопамятенъ въ жизни Потемкина: Екатерина осчастливила своимъ посѣщеніемъ Херсонь и Тавриду. Тогда большія дороги и хребты горъ освѣщены были разноцвѣтными огнями; Днѣпръ покрытъ великолѣпными галерами; вездѣ сооружены дворцы; лѣса превращены въ Англійскіе сады. «Путешествіе Императрицы — описываетъ сопровождавшій Ея Принцъ де Линь — «можно назвать волшебствомъ. На каждомъ почти шагу встрѣчали мы нечаянное, неожиданное. Тамъ видѣли эскадры, тамъ конные отряды, тамъ освѣщеніе, на нѣсколько верстъ простиравшееся; здѣсь сады, въ одну ночь сотворенные! Повсюду увѣнчалась Екатерина торжествами, изъявленіями благодарности, благоговѣнія и восторговъ.» На воротахъ: въ Перекопѣ изображена была слѣдующая надпись, сочиненная Потемкинымъ: Предпослала страхъ и принесла миръ (1787 г.); въ Кременчугѣ: Возродительницѣ сихъ странъ. Въ проѣздъ черезъ Таврическую область сопутникомъ Императрицы былъ Іосифъ, прибывшій подъ именемъ Графа Фалкенштейна. Возвратясь въ С. Петербургъ, Екатерина повелѣла Правительствующему Сенату изготовить похвальную грамоту, съ означеніемъ подвиговъ Генералъ-Фельдмаршала Князя Потемкина: въ присоединеніи Тавриды къ Имперій Россійской, въ успѣшномъ заведеніи хозяйственной части и населеніи губерніи Екатеринославской, въ строеніи городовъ и въ умноженіи морскихъ силъ на Черномъ морѣ, съ прибавленіемъ ему именованія Таврическаго. - Англія и Пруссія вооружили въ томъ году Порту Оттоманскую противъ Россіи: въ Константинополѣ требовали отъ нашего Посланника Булгакова возвращенія Крыма, заключили его въ семибашенный замокъ. 9-го Сентября былъ обнародованъ Манифестъ о войнѣ съ Турками. Предводителями войскъ назначены Румянцовъ-Задунайскій и Потемкинъ — Таврическій. Первому ввѣрена Украинская армія; второму Екатеринославская.

28 Іюня (1788 г.) Потемкинъ явился подъ Очаковымъ и въ виду этого города занялъ станъ свой при Днѣпровскомъ устьѣ. 25 Іюля, онъ обозрѣвалъ устроиваемый редутъ къ берегу Чернаго моря на пушечный выстрѣлъ отъ непріятеля. Ядры сыпались изъ крѣпости со всѣхъ сторонъ; находившіеся въ свитѣ Главнокомандовавшаго Генералъ-Маіоръ Синельниковъ и Козакъ были смертельно ранены; послѣдній испустилъ жалостный вопль. «Что ты кричишъ?» — сказалъ ему Потемкинъ съ твердостію духа и хладнокровно распоряжалъ работами. Дорожа кровью себѣ подобныхъ, онъ не хотѣлъ изъ честолюбивыхъ видовъ жертвовать жизнію человѣческою и рѣшился тѣсною осадой принудить Турокъ къ сдачѣ. Въ половинѣ Августа кончены были батареи наши. Гарнизонъ Очаковскій защишался отчаянно, повторялъ свои вылазки. 7 Сентября, Потемкинъ открылъ сильный огонь со всѣхъ своихъ батарей, для воспрепятствованія осажденнымъ поправлять поврежденныя укрѣпленія. Между тѣмъ Турецкій флотъ потерпѣлъ сильное пораженіе, на Лиманѣ; отдѣльные отряды Потемкина наносили страхъ и опустошеніе за Кубанью и на берегахъ Анатолійскихъ; Березанскій островъ съ крѣпостью занятъ храбрыми Черноморскими Козаками (7 Ноября). Въ великолѣпной землянкѣ своей, подъ громомъ пушекъ, среди движеній ратныхъ, Князь Тавриды находилъ время беседовать съ Музами, писалъ стихи, переводилъ Церковную Исторію Аббата Флери. Настала сильная стужа, сопровождаемая большими снѣгами. Непріятель сдѣлалъ изъ Очакова вылазку (11 Ноября), но былъ отбитъ. Положеніе войска становилось безпрестанно тягостнѣе. Усилившіяся болѣзни каждый день похищали множество людей. Солдаты просили своего Полководца вести ихъ противъ нечестиваго города, который хотѣли превратить въ гробъ врагамъ Христіанства. Ледъ, покрывшій Лиманъ, представлялъ удобство напасть на Очаковъ съ той стороны, укрѣпленной слабѣе прочихъ. Потемкинъ рѣшился взять крѣпость приступомъ, назначилъ для сего день Св. Николая и на канунѣ нѣсколько разъ осматривалъ непріятельскіе ретраншаменты, подъ самыми пушками; ободрялъ солдатъ: обѣщалъ имъ отдать городъ въ полную волю, если только они возьмутъ его. Всѣ приготовленія къ приступу были сдѣланы. Положено въ одно время напасть на ретраншаментъ нагорный, на Гассанъ Пашинскій замокъ и на самую крѣпость. Потемкинъ раздѣлилъ армію на шесть колоннъ: четыре, подъ предводительствомъ Князя Репнина, должны были дѣйствовать на правомъ крылѣ; двѣ, подъ начальствомъ Генерала отъ артиллеріи Меллера{319}на лѣвомъ; обратилъ остальные полки въ два резерва; велѣлъ быть при нихъ конницѣ, а легкимъ войскамъ наблюдать со стороны Днѣстра. Наступилъ роковый день (6 Декабря): Главнокомандовавшій повторилъ приказаніе , чтобы войска, назначенныя на приступъ, не занимаясь перестрѣлкою, дѣйствовали штыками со всевозможною быстротой; отпѣтъ молебенъ и въ семь часовъ утра началось нападеніе. Непріятель отчаянно защищался; но огонь его орудій, глубина рвовъ, высокіе валы и палисадникъ, адскій зѣвъ взорванныхъ подкоповъ не остановили Русскихъ воиновъ: они шли впередъ по грудамъ непріятельскихъ тѣлъ и по трупамъ своихъ братьевъ, опрокидывали все, попадавшееся имъ на встръчу — и Очаковъ завоеванъ! — Потемкинъ оставался во время приступа на одной батареѣ и, подперши рукою голову, повторялъ безпрестанно: Господи помилуй! Онъ принужденъ былъ сдержать свое роковое слово: позволилъ ожесточенному войску три дни грабить взятый городъ ...... Кромѣ богатой добычи, триста десять пушекъ и мортиръ, сто восемдесять знаменъ и множество оружій достались побѣдителямъ. Въ числѣ плѣнныхъ находились: Главный Начальникъ крѣпости, трехъ-бунчужный Паша Гюссенъ и три ЧектырьБея, командовавшіе на галерахъ и имѣвшіе достоинство двухъ-бунчужныхъ Пашей. Жестокая зима не позволила зарыть въ землю всѣхъ труповъ: Фельдмаршалъ приказалъ бросать убитыхъ непріятелей на ледъ, чтобы они приплыли къ Турецкимъ берегамъ. — Многіе изъ нихъ служили пищею голоднымъ волкамъ и хищнымъ птицамъ. — Онъ получилъ за взятіе Очакова давно желанный имъ орденъ Св. Георгія первой степени и сто тысячь рублей; а за побѣды на Лиманѣ осыпанную бриліантами и украшенную лаврами шпагу въ двадцать тысячь, съ надписью: Командующему Екатеринославскою сухопутною и морскою силою, успѣхами увѣнчанному. Она прислана къ нему на золотомъ блюдѣ, на которомъ было вырѣзано: Командующему Екатеринославскою сухопутною и морскою силою, яко строителю военныхъ судовъ.

Осматривая въ началѣ 1789 года Очаковскую степь, Князь Таврическій обратилъ особенное вниманіе на удобство мѣста, гдѣ рѣка Ингулъ впадаетъ въ Бугъ, и приступилъ къ заложенію при ономъ корабельной верфи. Мѣсто это Потемкинъ наименовалъ Николаевымъ, желая воздать долгъ благодарности покровителю Русскаго оружія, Св. Чудотворцу Николаю. Вскорѣ получилъ онъ позволеніе явиться въ С. Петербургъ, гдѣ ожидалъ его блистательный пріемъ. Нѣсколько дней до пріѣзда покорителя Очакова освѣщаема была каждую ночь дорога, ведущая въ столицу, на разстояніи двадцати верстъ. Императрица предупредила его своимъ посѣщеніемъ и потомъ объявила на придворномъ балѣ: что пришла отъ Князя Потемкина. Такъ Екатерина умѣла награждать заслуги подданныхъ! Царедворцы давали ему праздники, стараясь на перерывъ превзойти другъ друга великолѣпіемъ и пышностію. Передъ отъѣздомъ изъ С. Петербурга Потемкинъ получилъ отъ Государыни сто тысячь рублей, Фельдмаршальскій жезлъ, украшенный бриліантами и обвитый богатымъ лавровымъ вѣнкомъ, орденъ Св. Александра Невскаго, для ношенія на груди, укрѣпленный къ драгоцѣнному солитеру, стоившему сто тысячь рублей{320}и шесть милліоновъ на продолженіе военныхъ дѣйствій.

Въ Турціи владычествовалъ тогда Селимъ III, племянникъ Абдулъ-Гамида, Государь юный лѣтами, но отважный. Расточая золото, чтобы щадить кровь человѣческую, Потемкинъ умѣлъ склонить на свою сторону Султаншу Валиду и Капитана Пашу, который содѣйствовалъ потомъ въ умерщвленіи Верховнаго Визиря, явнаго врага Россіи. Побѣды при Галацѣ Генерала Дерфельдена; при Фокшанахъ и подъ Рымникомъ Суворова; на рѣкѣ Салчѣ Репнина и сдача Бендеръ (5-го Ноября) Князю Таврическому — ознамевовали кампанію 1789 года. Любопытно, что во время осады этой крѣпости, Потемкинъ осматривалъ работы въ Фельдмаршальскомъ мундирѣ и въ орденахъ: ядра свистѣли около него; одно упало въ нѣсколькихъ шагахъ и забросало его землею. «Турки въ меня цѣлятъ — сказалъ съ спокойнымъ видомъ герой, — но Богъ защитникъ мой: Онъ отразилъ этотъ ударъ.» — Потомъ не сходя съ мѣста, сѣлъ на лошадь и продолжалъ обозрѣвать производимыя работы. — Въ Бендерахъ найдено триста орудій, двадцать пять мортиръ, нѣсколько тысячь пудъ пороха, множество бомбъ, ядеръ, гранатъ, ружей, сабель, двадцать двѣ тысячи пудъ сухарей и двадцать четыре тысячи четвертей муки. Императрица прислала завоевателю сто тысячь рублей, лавровый вѣнокъ, осыпанный изумрудами и бриліантами въ полтораста тысячь и золотую медаль, выбитую въ честь его{321}. Взятіе Бендеръ довершило завоеваніе Молдавіи и большой части Бессарабіи. Расположивъ войска свои на зимнихъ квартирахъ, Потемкинъ отправился въ Яссы, гдѣ производилъ переговоры съ Константинополемъ.

9 Февраля 1790 года прекратилась жизнь вѣрнаго союзника Екатерины II, Императора Іосифа. Потемкинъ, возведенный на степень Великаго Гетмана Козацкихъ Екатеринославскихъ иЧерноморскихъ войскъ, открылъ, въ Маѣ, военныя дѣйствія въ предѣлахъ Турціи: Контръ-Адмиралъ Ушаковъ поразилъ Оттомановъ на водахъ Чернаго моря; Генералъ-Маіоръ Германъ разбилъ на Кубани славнаго Сераскира Баталъ-Пашу и взялъ его въ плѣнъ; Генералъ Гудовичь овладѣлъ Киліею; Контръ-Адмиралъ Рибасъ Тульчею; братъ его Исакчею; Суворовъ Измаиломъ. Потемкинъ проводилъ это время въ Яссахъ съ великолѣпіемъ и пышностію, ему одному свойственными; но среди различныхъ увеселеній, Князь Тавриды былъ мраченъ, задумчивъ, искалъ разсѣянія, и вездѣ уныніе, грусть преслѣдовали его. Шестнадцать лѣтъ онъ первенствовалъ въ Россіи, не страшась совмѣстниковъ: явился Зубовъ{322}и могуществомъ своимъ пробудилъ сладостную дремоту самонадѣяннаго вельможи. — «Матушка, Всемилостивѣйшая Государыня! — писалъ тогда къ Императрицѣ Потемкинъ — «Матушка родная! При обстоятельствахъ, Васъ отягощающихъ, не оставляйте меня безъ увѣдомленія. Не ужели Вы не знаете мѣру моей привязанности, которая особая отъ всѣхъ? Каково слышать мнѣ со всѣхъ сторонъ нелѣпыя новости и не знать: вѣрить ли, или нѣтъ? Забота въ такой неизвѣстности погрузила меня въ несказанную слабость. Лишась сна и пищи я хуже младенца. Всѣ видятъ мое изнуреніе. Ѣхать въ Херсонь сколь ни нужно, не могу двинуться. Ежели моя жизнь чего нибудь стоитъ: то въ подобныхъ обстоятельствахъ скажите только, что Вы здоровы и проч.»{323}. Онъ отправился въ С. Петербургъ, въ Февралѣ 1791 года, былъ принятъ съ отличнымъ уваженіемъ Императрицею, получилъ отъ Нея въ подарокъ дворецъ, извѣстный подъ именемъ Таврическаго; платье, укращенное алмазами и дорогими каменьями, въ двести тысячь рублей.

Всѣ продолжали раболѣпетвовать передъ Потемкинымъ и со всѣмъ тѣмъ глубокая печаль не покидала его: онъ скучалъ почестями, ласками; былъ недоволенъ всѣми, даже самимъ собою; жаловался приближеннымъ на боль зуба, говорилъ: что выѣдетъ изъ С. Петербурга тогда только, кат выдернетъ оный и, предаваясь горестнымъ предчувствіямъ, устроивалъ въ своемъ Таврическомъ дворцѣ блистательный праздникъ для Екатерины. Особливое вниманіе заслуживали двѣ огромныя залы, отдѣленныя одна отъ другой восемнадцатью колоннами. Первая изъ нихъ назначена была для танцевъ: колоссальные столбы въ два ряда окружали оную; между ими находились ложи, убранныя гирляндами и внутри богатыми штофами; на сводѣ висѣли огромные шары, служившіе вмѣсто люстръ; блескъ ихъ отражался въ безчисленныхъ зеркалахъ ; вазы Каррарскаго мрамора необыкновенной величины, и печи изъ лазуреваго камня украшали эту залу. Въ другой находился зимній садъ, наполненный лавровыми, померанцовыми и митровыми деревьями: песчаныя излучистыя дорожки, зеленые холмы и прозрачные водоемы, въ которыхъ рѣзвились золотыя и сребристыя рыбы; пріятный запахъ растѣній; восхитительное пѣніе птицъ; гротъ, убранный зеркалами съ мраморною купальнею внутри; возвышавшійся на ступеняхъ сквозный алтарь, съ восьмью колоннами, поддерживающими сводъ его; яшмовыя чаши, лампады, вѣнки и цѣпи изъ цвѣтовъ, украшавшія оный; поставленная среди колоннъ на порфировомъ подножіи съ златою надписью: Матери Отечества и мнѣ премилосердой, статуя Императрицы изъ Пароскаго мрамора; лабиринтъ, окружавшій алтарь съ жертвенниками благодарности и усердія, истуканами славныхъ мужей въ древности, драгоцѣнными сосудами, и на зеленомъ лугу высокая пирамида, обдѣланная въ злато, съ гранеными цѣпочками и вѣнцами, изъ разныхъ прозрачныхъ каменьевъ, съ лучезарнымъ именемъ Екатерины: все это напоминало о волшебныхъ замкахъ, изумляя взоры прелестнымъ соединеніемъ разныхъ климатовъ и временъ года.

На этотъ праздникъ были приглашены Княземъ Таврическимъ (28 Апрѣля) три тысячи особь обоего пола. Всѣ были въ маскарадныхъ платьяхъ. Потемкинъ явился въ аломъ кафтанѣ и богатой длинной епанчѣ изъ черныхъ кружевъ. Одежда его блистала драгоцѣнными каменьями, а на шляпѣ было ихъ столько, что одинъ Адъютантъ несъ оную. Послѣ шести часовъ прибылъ туда Дворъ. Когда карета Императрицы подъѣхала къ крыльцу, раздалось въ воздухѣ ура! загремѣли трубы на амфитеатрѣ, построенномъ противъ Дворца, и начался народный праздникъ{324}. Потемкинъ и всѣ гости его встрѣтили Государыню съ знаками глубочайшаго почтенія и преданности. Вступивъ въ залу, Екатерина взошла на приготовленное для Нея мѣсто, окруженное прозрачными картинами и надписями. Все собраніе разсѣялось подъ колоннами и въ ложахъ. Торжественные звуки музыки вокальной и инструментальной{325}разнеслись подъ сводами залы. Двадцать четыре пары знатнѣйшихъ дамъ и кавалеровъ начали танцовать балетъ, изобрѣтенный самимъ хозяиномъ. Великіе Князья Александръ и Константинъ Павловичи, своимъ участіемъ придали болѣе блеска этой прелестной труппѣ. Танцовавшіе были въ бѣлыхъ платьяхъ, украшенныхъ бриліантами на десять милліоновъ рублей. Въ концѣ балета явился славный ЛеПикъ. — Императрица удалилась потомъ въ другую залу, гдѣ богатые ковры в гобелины обратили вниманіе посѣтителей. Въ ближней комнатѣ стоялъ искусственный золотой слонъ, на которомъ висѣли жемчужныя бахрамы и множество было алмазовъ, изумрудовъ и рубиновъ. Онъ ворочалъ хоботомъ и сидѣвшiй на немъ Персіянинъ, великолѣпно одѣтый, ударилъ въ колоколъ. Тогда Потемкинъ повелъ высокихъ своихъ посѣтителей и прочихъ гостей въ театръ. Занавѣсъ поднялся: явилось лучезарное солнце, въ срединѣ котораго въ зеленыхъ лаврахъ сіяло вензловое имя Екатерины ІІ-й. Поселяне и поселянки, воздѣвая руки къ благотворному свѣтилу, показывали движеніями усерднѣйшія свои чувствованія. За симъ слѣдовала комедія, а послѣ оной балетъ, представлявшій Смирнскаго купца, торгующаго невольниками всѣхъ народовъ, между которыми не было, однакожъ, ни одного Русскаго. Изъ театра собраніе возвратилось въ большую залу и зимній садъ: сто тысячь огней освѣщали внутренность дома. Карнизы, окна, простѣнки усыпаны были кристальными шарами, наполненными воскомъ. Огромныя люстры и фонари умножали блескъ. Вездѣ сверкали яркія звѣзды или прекрасныя радуги изъ рубиновъ, изумрудовъ, яхонтовъ и топазовъ. Безчисленныя зеркала и хрустальныя пирамиды отражали это волшебное зрѣлище. «Ужели мы тамъ, гдѣ и прежде были?» - спросила Императрица Потемкина съ удивленіемъ. Между тѣмъ на хорахъ, украшенныхъ драгоцѣнными Китайскими сосудами и двумя позлащенными органами, заиграли Польской съ громомъ литавръ, пѣніемъ и пушечными выстрѣлами:

Во время бала, Государыня играла въ карты съ Великою Княгинею Маріею Ѳеодоровною. Музыка, танцы, пляски (въ томъ числѣ Русскія и Малороссійскія), качели, находившіяся внутри покоевъ, и разныя другія увеселенія занимали гостей. Въ наружномъ саду, наполненномъ толпами любопытнаго народа, зажжены увеселительные огни; пруды были покрыты флотиліею, прекрасно иллюминованною; рощи и аллеи испещрены также фонарями. Голоса пѣсенниковъ и звуки роговъ раздавались между деревьями. — По данному отъ хозяина знаку вдругъ исчезъ театръ, а на мѣсто его, и еще въ нѣсколькихъ комнатахъ, явились для шести сотъ особъ накрытые столы. Они расположены были такимъ образомъ, что взоры всѣхъ обращались къ лицу Государыни. Прочіе гости ужинали стоя: для чего разставлено у стѣнъ множество столовъ. Въ концѣ залы, на самой высотѣ, сіяли стеклянные разноогненные сосуды. Сервизъ былъ золотой и серебряный. Кушанья и напитки соотвѣтствовали великолѣпному убранству дворца, богатой одеждѣ служителей. Потемкинъ самъ служилъ Императрицѣ; но Она пригласила его сѣсть. Послѣ ужина балъ продолжался до утра. Государыня съ Августѣйшею Фамиліей уѣхала въ одиннадцать часовъ. Никто не помнилъ, чтобы Она пробыла гдѣ нибудь на балѣ такъ долго. Казалось, Екатерина удаленіемъ своимъ боялась нарушить блаженство хозяина. Когда Она выходила уже изъ залы, вдругъ раздалось нѣжное пѣніе съ тихимъ звукомъ органовъ, низшедшее съ хоровъ, которые закрыты были разноцвѣтными стеклянными сосудами, озаренными яркимъ огнемъ. Всѣ безмолвствовали и внимали пріятной гармоніи:

Императрица изъявила признательность свою Потемкину, который съ благоговѣніемъ палъ на колѣна передъ Нею, схватилъ Ея руку, оросилъ оную слезами, нѣсколько минутъ держалъ съ особливымъ душевнымъ умиленіемъ......

Такъ удивлялъ Потемкинъ своимъ великолѣпіемъ жителей береговъ Невы; между тѣмъ берега Дуная обагрялись кровiю Христіанъ и Оттомановъ. Онъ откладывалъ отъѣздъ въ армію, жертвовалъ славой своею и безъ пользы терялъ только время, Уже Репнинъ разбилъ на голову, 28 Іюня, при Мачинѣ Верховнаго Визиря Юсуфъ-Пашу, подписалъ съ Турецкими Полномочными, 31 Іюля, предварительныя мирныя статьи, какъ наконецъ прибылъ въ Галацъ Князь Таврическій. Въ досадѣ на храбраго Полководца, исхитившаго у него побѣду Потемкинъ уничтожилъ постановленный имъ договоръ, считая оный не соотвѣтственнымъ достоинству Имперіи. Предписывая тягостныя условія Турціи, онъ готовился къ новой брани, въ то время, какь смерть невидимо носилась надъ главою его а предвѣстники ея, изнуреніе силъ, тоска увеличивали душевныя страданія! Въ Галацѣ скончался Принцъ Виртембергскій: выходя (12 Августа) изъ церкви, разстроенный, огорченный Потемкинъ сѣлъ, вмѣсто своихъ дрожекъ, на дроги, приготовленныя для мертваго тѣла. .... Въ Яссахъ постигла его лихорадка: искусство медиковъ, Тимана и Массота, осталось недѣйствительнымъ. Потемкинъ, своенравный, привыкшій къ роскошнымъ обѣдамъ, давалъ пишу своей болѣзни. Между тѣмъ дѣятельность его не ослабѣвала; онъ продолжалъ вести обширную переписку; курьеры летали во всѣ концы Европы чаще обыкновеннаго; Польскіе вельможи, недовольные новыми перемѣнами, послѣдовавшими въ ихъ отечествѣ и бояре Молдавскіе — искали его покровительства. Но внутренняя скорбь не давала ему покоя; онъ чувствовалъ приближеніе своей кончины; пріобщился Св. Тайнъ 19 Августа и 27 Сентября{328}; простился съ окружавшими одръ его и, черезъ нѣсколько дней, изъявилъ желаніе выѣхать изъ Яссъ, говоря: «по крайней мѣрѣ умру въ моемъ Николаевѣ. »

4 Октября 1791 г., въ 8 часу утра, положили Потемкина въ коляску. Онъ отъѣхалъ въ тотъ день не болѣе двадцати пяти верстъ; былъ довольно веселъ; утѣшалъ себя мыслію : что оставилъ гробь свой {329}. Наступила ночь: болѣзнь усилилась. Потемкинъ безпрестанно спрашивалъ: скоро ли разсвѣтетъ? Въ шесть часовъ (5 Октября) велѣлъ вынесть себя въ коляску; повезли его далѣе: смертельная тоска продолжала его безпокоить; онъ приказывалъ останавливаться, вопрошалъ: нѣтъ ли въ близидеревни?  — велѣлъ ѣхать скорѣе и на тридцать восьмой версть отъ Яссъ, въ двѣнадцатомъ часу по полуночи, при усилившемся мучительномъ безпокойствѣ и томленіи, произнесъ слабымъ голосомъ: «Будетъ. Теперь не куда ѣхать: я умираю. Выньте меня изъ коляски; хочу умереть на полѣ.» - Исполнили волю его: положили умиравшаго на разостланный плащь близь дороги. Здѣсь лежалъ онъ три четверти часа, обращая умилительный взглядъ поперемѣнно на Небо и на предстоявшихъ и въ двѣнадцать часовъ тихо опочилъ на рукахъ любимой своей племянницы, Графини Браницкой, въ силѣ мужества, имѣя только пятьдесять пять лѣтъ отъ-роду{330}. Ночью повезли его обратно въ Яссы, въ томъ же самомъ экипажѣ, окруженномъ факелами.

Екатерина оплакала кончину Потемкина, повелѣла въ день мирнаго торжества съ Портою Оттоманской (1793 г.): въ память его заготовить грамоту съ прописанiемъ въ оной завоеванныхъ имъ крѣпостей въ прошедшую войну и разныхъ сухопутныхъ и морскихъ побѣдъ, войскалш его одержанныхь; грамоту сiю хранить въ Соборной церкви града Херсона, гдѣ соорудить мраморный памятникъ Таврическому, а въ арсеналѣ тогожъ града помѣстить его изображеніе и въ честь ему выбить медаль.

Гробница Потемкина поставлена на катафалкѣ въ склепу, обитомъ чернымъ бархатомъ и находящемся подъ алтаремъ Соборной церкви воздвигнутаго имъ Херсона{331}. Нынѣ сооруженъ ему въ этомъ городѣ колоссальный памятникъ, изваянный славнымъ художникомъ нашимъ, Мартосомъ.

Князь Григорій Александровичь Потемкинъ-Таврическій имѣлъ прекрасную, мужественную наружность, крѣпкое сложеніе тѣла, ростъ величественный. Въ молодыхъ лѣтахъ повредилъ онъ себъ одинъ глазъ, но это не уменшало красоты лица его. Онъ выходилъ изъ круга обыкновенныхъ людей своего вѣка, отличаясь разительными противоположностями: любилъ простоту и пышность; былъ гордъ и обходителенъ; хитръ и довѣрчивъ; скрытенъ и откровененъ; расточителенъ и часто скупъ; съ жестокостію соединялъ состраданіе, робость съ отважностію. Ничто не могло равняться съ дѣятельностію его воображенія и его тѣлесною лѣностію. Въ его дѣлахъ, удовольствіяхъ, нравѣ, походкѣ — примѣтенъ былъ какойто безпорядокъ. Иногда мечталъ онъ о Герцогствѣ Курляндскомъ, коронѣ Польской; въ другое время желалъ быть Архіереемъ, простымъ монахомъ; строилъ великолѣпные дворцы и, не окончивъ, продавалъ оные; посылалъ курьеровъ въ отдаленнѣйшія мѣста за нѣкоторыми потребностями для своего стола и часто, прежде нежели посланные возвращались, терялъ охоту отвѣдать привозимое ими{332}. То занимался онъ одною войной, окруженный офицерами, Козаками и Татарами, или политикою: хотѣлъ дѣлить Оттоманскую Имперію, завоевать Персію, взволновать кабинеты Европейскіе; въ другое время проводилъ цѣлый мѣсяцъ вечера въ гостяхъ, забывая, по видимому, всѣ дѣла. То затмѣвалъ придворныхъ блестящею своею одеждой, орденами разныхъ Державъ, алмазами величины необыкновенной; давалъ, безъ всякой причины, очаровательные праздники — и послѣ нѣсколько недѣль сряду оставался дома, въ кругу родныхъ и приближенныхъ, лежа на софѣ въ шлафрокѣ, съ босыми ногами, обнаженной шеей, съ нахмуреннымъ челомъ, повислыми бровями и молча игралъ въ шахматы или карты. Онъ любилъ обѣщать, но не всегда держалъ данное слово. Никто не читалъ меньше его; не многіе могли равняться съ нимъ въ знаніяхъ. Они были поверхностны, но весьма обширны. Въ разговорахъ онъ изумлялъ литтератора, артиста, богослова. Слогъ его былъ отрывистый, сильный. — «Презирайте происки Французовъ» — писалъ онъ (1783 г.) въ Константинополь къ Посланнику нашему Я. И. Булгакову — «вѣрьте, что все обратится къ стыду ихъ и гибели. Французы у васъ мутятъ, здѣсь кланяются, а дома погибають.» — Любя пламенно Отечество, онъ отдавалъ полную справедливость достоинствамъ Суворова, писалъ къ нему: «Вѣрь мнѣ, другъ сердечный! что я нахожу мою славу въ твоей.» — Дорожилъ солдатами: «Они не такъ дешевы, — упомянулъ въ одномъ письмѣ къ томужъ Полководцу — «чтобы ихъ терять по пустякамъ.» — Императрица Екатерина II удостоивала Потемкина неограниченной довѣренностью, пожаловала ему кромѣ значительныхъ суммъ и подарковъ, множество деревень. Увѣряютъ, будто въ десять лѣтъ (съ 1774 по 1784 г.) получено имъ наличными деньгами и драгоцѣнными вещами на восьмнадцать милліоновъ рублей. Онъ имѣлъ бланки отъ Государыни, и могъ, сверхъ того, обращаться въ Казенныя Палаты съ своими требованіями. Въ началѣ 1791 года опредѣлилъ онъ на умноженіе капитала Московскаго Университета, въ которомъ обучался, доходы съ Ачуевской своей дачи{333}.

«Потемкинъ былъ Мой воспитанникъ — говорила Императрица Екатерина II. — «Я произвела его во всѣ чины: изъ унтеръ-офицера до Генералъ-Фельдмаршала. Онъ имѣлъ необыкновенный умъ, нравъ горячій, сердце доброе; глядѣлъ волкомъ и потому не былъ любимъ; но, давая щелчки, благодѣтельствовалъ даже врагамъ своимъ. Его не льзя было подкупить; трудно найти другаго, подобнаго ему{334}.»

Императрица также отзывалась о Потемкинѣ: что онъ страстно любилъ Великаго Князя Александра Павловича и называлъ его Ангеломъ, воплощеннымъ для блаженства Имперіи Іе Рrіnсе dе sоп соеиr.

Суворовъ говорилъ, что Потемкинъ быль: великій человѣкъ и человѣкъ великій; великъ умомъ, великъи ростомъ; не походилъ на того высокаго Французскаго Посла въ Лондонѣ, о которомъ Канцлеръ Баконъ сказалъ: что чердакь обыкновенно худо меблируютъ {335}.

Къ числу знаменитыхъ подвиговъ этого исполина ХVIII столѣтія, принадлежитъ и преобразованіе суровой Запорожской Сѣчи въ общежительное сословіе Черноморскихъ Козаковъ. Онъ хлебнулъ только нѣсколько ложекъ ухи съ Кошевымъ Атаманомъ и батько Грицко (такъ называли Князя Таврическаго Запорожцы) сдѣлался властелиномь необузданной вольницы, безпокоившей до того предѣлы Россіи.