29-й Генералъ-Фельдмаршалъ и 3-й Генералиссимусъ

Князь Александръ Васильевичь Италійскій, Графъ Суворовъ-Рымникскій

Князь Александръ Васильевичь Италійскій, Графъ Суворовъ-Рымникскій, сынъ Генералъ-Аншефа, Сенатора и кавалера ордена Св. Александра Невскаго, Василія Ивановича Суворова{336}, родился въ Москвѣ 13 Ноября 1729 года. Отецъ его, человѣкъ просвѣщенный и зажиточный, приготовлялъ сына къ гражданской службѣ; но Суворовъ, съ самыхъ юныхъ лѣтъ, оказывалъ предпочтеніе военной: обучался съ успѣхомъ Отечественному языку, Французскому, Нѣмецкому, Италіянскому, Исторіи и Философіи, и съ жадностію читалъ Корнелія Непота, Плутарха, описаніе походовъ Тюреня и Монтекукули; говорилъ съ восхищеніемъ о Кесарѣ и Карлѣ XII, заставилъ отца своего перемѣнить намѣреніе. Онъ былъ записанъ лейбъ-гвардіи въ Семеновскій полкъ солдатомъ (1742 г.)., продолжая учиться въ Сухопутномъ Кадетскомъ Корпусѣ. Между тѣмъ попечительный родитель преподавалъ ему самъ инженерную науку; каждый день читалъ съ нимъ Вобана, котораго Василій Ивановичь перевелъ въ 1724 году съ Французскаго на Россійскій языкъ по приказанію своего крестнаго отца, Петра Великаго; заставлялъ сравнивать переводъ съ подлинникомъ. Одаренный отъ природы необыкновенною памятью , молодой Суворовъ зналъ Вобана почти наизусть{337}.

Еще въ юномъ возрастѣ, Суворовъ строго соблюдалъ военную дисциплину. Однажды, стоя съ ружьемъ на караулѣ въ Монъ-плезирѣ, отдалъ онъ честь Императрицѣ Елисаветѣ Петровнѣ. Она спросила: какъ его зовутъ? и пожаловала ему крестовикъ; но Суворовъ осмѣлился сказать: «Всемилостивѣйшая Государыня! Законъ запрещаетъ солдату принимать денъги на часахъ.» - « Ай, молодецъ! — произнесла Государыня, потрепавъ его по щекѣ и давъ поцѣловать Ея руку — «Ты знаешь службу. Я положу монету здѣсь на землю: возьми, когда смѣнишься.» — Суворовъ почиталъ этотъ день счастливѣйшимъ въ своей жизни, хранилъ даръ Елисаветинъ, какъ святыню, каждый день цѣловалъ его{338}.

Медленно возвышался Суворовъ: современные ему Полководцы: Румянцовъ былъ Полковникомъ на девятнадцатомъ году отъ рожденія; Потемкинъ Подпоручикомъ Гвардіи и Камеръ-Юнкеромъ Высочайшаго Двора въ чинѣ Бригадира, на двадцать шестомъ своего возраста; Репнинъ въ тьхъ же лѣтахъ пожалованъ Полковникомъ. Суворовъ служилъ Капраломъ (1747 г.); Унтеръ-офицеромъ (І749); Сержантомъ (1751) и только въ 1754 году выпущенъ въ армію Поручикомъ; произведенъ черезъ два года въ Оберъ-Провіантмейстеры (1756 г.); потомъ въ Генералъ-Аудиторъ-Лейтенанты и имѣлъ чинъ преміеръ-Маіора въ І759 году, когда побѣдоносныя войска наши въ третій разъ вступили въ Пруссію.

Первымъ руководителемъ его на военномъ поприщѣ былъ знаменитый Ферморъ, извѣстный Цорндорфскою побѣдой{339}, сражавшійся въ 1759 году подъ предводительствомъ Графа Салтыкова. Суворовъ участвовалъ въ пораженіи Фридриха Великаго при Франкфуртѣ и сказалъ, когда Главнокомандовавшій повелъ обратно армію за Одеръ: я бы прямо пошелъ къ Берлину. Столица Пруссіи была завоевана только въ слѣдующемъ году Генераломъ Тотлебеномъ (1760). Суворовъ служилъ въ то время подъ его начальствомъ.

Въ 1761 году любимецъ славы, будучи Подполковникомъ, находился въ легкихъ войскахъ, ввѣренныхъ Генералъ-Маіору Бергу, который прикрывалъ отступленіе Россійской арміи къ Бреславлю. Подъ Рейхенбахомъ, Суворовъ участвовалъ въ пораженіи Прусскаго Генерала Кноблоха; обратилъ въ пепелъ, въ виду многочисленнаго непріятеля, большой магазинъ съ сѣномъ; потомъ, съ сотнею козаковъ, переправился вплавь чрезъ Нейсу при Дризенѣ; перешелъ ночью шесть Нѣмецкихъ миль къ Ландсбергу; разбилъ городскія ворота; вошелъ въ городъ; захватилъ въ плѣнъ Прусскихъ гусаръ, тамъ находившихся; сжегъ половину моста на Вартѣ. Тогда велѣно ему тревожить Прусскій корпусъ, состоявшій подъ начальствомъ Платена. Суворовъ, съ тремя гусарскими и четырмя козацкими полками, устремился, чрезь Регенсвальдъ, кь Колбергу; опередилъ Прусскаго Генерала; ударилъ, подъ Фридбергомъ, изъ лѣса на фланговые его отряды, опрокинулъ ихъ, преслѣдовалъ подъ самыя пушки непріятельскія, захватилъ двѣсти драгунъ и гусаръ; атаковалъ (въ Октябрѣ), въ окрестностяхъ Старгарда, съ саблею въ рукѣ съ однимъ эскадрономъ драгунъ и нѣсколькими козаками, батальонъ корпуса Генерала Шенкендорфа; истребилъ значительное число Пруссаковъ; остальныхъ, загнавъ въ болото, принудилъ положить оружіе; сразился съ Прусскими драгунами: разбилъ ихъ, взялъ два орудія, двадцать плѣнныхъ и, окруженный многочисленнымъ непріятелемъ, прорубилъ себѣ дорогу; бросилъ пушки, но не плѣнныхъ своихъ. Въ этотъ день Пруссаки потеряли ранеными и плѣнными до тысячи человѣкъ.

Отважность, быстрота, внезапностъ еще въ то время были принадлежностію Суворова. Онъ имѣлъ разныя стычки съ непріятелемъ: разбилъ Полковника делаМотъ-Курбіера, командовавшаго авангардомъ Генерала Платена; напалъ, потомъ, на Прусскую конницу, взялъ 800 плѣнныхъ, захватилъ фуражировъ; ворвался съ тремя батальонами въ Глогау, подъ сильнымъ огнемъ Пруссаковъ; гналъ непріятеля въ улицахъ и черезъ мостъ. Тогда убита подъ нимъ лошадь и онъ самъ раненъ отъ рикошета. Вслѣдъ за тѣмъ Суворовъ атаковалъ близь Нейгартена два Прусскихъ батальона и часть драгунскаго полка съ двумя стами человѣкъ; прорубился между драгунами, ударилъ на батальонъ принца Фердинанда, положилъ многихъ на мѣстѣ, взялъ болѣе ста человѣкъ въ плѣнъ. Подъ нимъ снова убита лошадь. Эти мужественные подвиги пріобрѣли ему въ слѣдующемь году (1762) чинъ Полковника Астраханскаго пѣхотнаго полка, расположеннаго въ Новой Ладогѣ; въ 1763 году пожалованъ онъ командиромъ Суздальскаго полка, также пѣхотнаго, смѣнившаго Астраханскiй. Доказательство, что Суворовъ выходилъ изъ круга обыкновенныхъ Полководцевъ и могъ нести всякую службу. Екатерина, при самомъ началѣ, постигла его.

Ему было тогда тридцать четыре года. Потемкинъ, будущій начальникъ его, служилъ еще Камеръ-Ювкеромъ и не имѣлъ значенія при Высочайшемъ Дворѣ; но въ то время, какъ предпріимчивый Царедворецъ, въ послѣдствіи водитель къ побѣдамъ и утонченный Министръ, пролагалъ себъ дорогу по паркетамъ придворнымъ, Суворовъ приступилъ къ исполненію обдуманнаго имъ плана; рѣшился быть единственнымъ, ни на кого не походить: отличался отъ всѣхъ своими странностями, проказами; старался, по видимому, смѣшить, не улыбаясь, и въ это самое время трунилъ надъ другими, осмѣивалъ, порочныхъ или вещь предосудительную, получалъ желаемое или отклонялъ непріятный разговоръ; забавлялъ и кололъ; не боялся простирать, иногда, слишкомъ далеко своихъ шутокъ, ибо онѣ обратились для него въ привычку, удивляли каждаго оригинальностію, переливались въ сердца солдатъ, которые говорили о немъ съ восторгомъ въ лагерѣ и на квартирахъ, любили его языкъ и неустрашимость, были веселы, когда находились съ нимъ. Онъ учредилъ для дѣтей ихъ училище въ НовойЛадогѣ, выстроилъ домъ на своемъ иждивеніи, и былъ самъ учителемъ Ариѳметики.

Держась правила: что солдатъ и въ мирное время на войнѣ, Суворовъ обучалъ воиновъ своихъ разнымъ маневрамъ и весьма желалъ показать имъ штурмъ. Мысль эта пришла ему въ голову, когда онъ проходилъ съ полкомъ мимо одного монастыря: въ пылу воображенія, тотчасъ составилъ онъ планъ къ приступу и полкъ, исполняя повелѣнія его, бросился по всѣмъ правиламъ штурма, овладѣлъ монастыремъ. Екатерина пожелала увидѣть чудака. Это первое свиданіе — говорилъ Суворовъ — проложило ему путь къ славѣ {340}.

Прошло шесть лѣтъ по окончаніи военныхъ дѣйствій въ Пруссіи и Суворовъ, съ чиномъ Бригадира (1768 г.), отправленъ, въ половинѣ Ноября, съ величайшею поспѣшностію къ Польскимъ границамъ. Не смотря на едва замерзшія рѣки и болота, онъ въ мѣсяцъ, прошелъ съ ввѣренною ему бригадой тысячу верстъ (238 миль); зимою продолжалъ обучать солдатъ стрѣлять въ цѣль, дѣйствовать штыками; совершалъ съ ними ночные переходы, дѣлалъ фальшивыя тревоги. Въ слѣдующемъ году (1769), Суворовъ двинулся къ Оршѣ, потомъ къ Минску, командуя авангардомъ корпуса Генералъ-Поручика Нумерса, котораго въ скоромъ времени смѣнилъ Генералъ Веймарнъ. Тогда продолжалась въ Польшѣ война конфедератовъ. Суворовъ получилъ приказаніе идти къ Варшавѣ съ Суздальскимъ полкомъ и двумя драгунскими эскадронами; раздѣлилъ войска свои на двѣ колонны и въ двѣнадцать дней перешелъ шестьсотъ верстъ, явился подъ Прагою. Онъ, безъ пролитія крови, отдѣлилъ отъ конфедератовъ два уланскихъ полка, Пеліаки и Корсинскаго; разбилъ близь Варшавы Котелуповскаго; въ Литвѣ обоихъ Пулавскихъ, разсѣявъ ихъ войска, которыя состояли изъ шести тысячь человѣкъ; награжденъ чиномъ Генералъ-Маіора (1770 г.).

Въ Апрѣлѣ (1770), Суворовъ, переправясь чрезъ Вислу съ двумя ротами, тремя эскадронами и двумя пушками, пошелъ ночью къ Клементову : встрѣтился съ Мошинскимъ, расположившимъ, близь лѣса, тысячу человѣкъ конницы въ боевый порядокъ при шести орудіяхъ и, не взирая на безпрестанную пальбу, опрокинулъ штыками ряды непріятельскіе, преслѣдовалъ Поляковъ, захватилъ ихъ пушки; разбилъ вторично, при Опатовѣ, Мошинскаго, получившаго подкрѣпленіе; взялъ въ плѣнъ до двухъ сотъ человѣкъ; награжденъ (въ Сент.) орденомъ Св. Анны. Тогда Суворовъ былъ боленъ около трехъ мѣсяцевъ, получивъ сильный ударъ въ грудь объ понтонъ, при переправѣ черезъ Вислу.

Новыя побѣды вѣнчали его въ 1771 году. Онъ выступилъ, въ Мартѣ, изъ Люблина съ четырмя ротами пѣхоты, нѣсколькими пушками и съ пятью эскадронами; переправился чрезъ Вислу у Сендомира; разбилъ отдѣльныя партіи конфедератовъ, атаковалъ Ландскрону, овладѣлъ городомъ, не смотря на сильное сопротивленіе, но не могъ взять замка. Въ этомъ дѣлѣ шляпа и мундиръ Суворова были прострѣлены пулями. Вслѣдъ за тѣмъ онъ вступилъ, неожиданно, въ городъ Казиміръ, захватилъ въ плѣнъ лучшій Польскій эскадронъ Маршала Жабы; разсѣялъ конфедератовъ, которые нѣсколько дней осаждали три роты его полка въ Красникѣ; переправился вплавь чрезъ рѣку Дунаецъ; занялъ Краковъ; овладѣлъ въ разстояніи на одну милю отъ этого города редутомъ, въ которомъ находились двѣ пушки и сто человѣкъ; разбилъ, обратилъ въ бѣгство четырехъ тысячный отрядъ конфедератовъ; преслѣдовалъ ихъ до предѣловъ Шлезіи; положилъ на мѣстѣ пятьсотъ человѣкъ; взялъ въ плѣнъ двѣсти; сразился съ Пулавскимъ у Замостья: опрокинулъ своею кавалеріей пѣхоту его; разсѣялъ близь Красностава отрядъ Полковника Новицкаго; награжденъ военнымъ орденомъ Св. Георгія третьяго класса (Авг. 19).

Около этого времени Императрица опредѣлила Главнокомандующимъ расположенныхъ въ Польшѣ войскъ, вмѣсто Веймарна, Генералъ-Поручика Александра Ильича Бибикова, начальствовавшаго, до того, полкомъ на Цорндорфскомь сраженіи (1758 г.); раненаго при Франкфуртѣ (1759); одержавшаго совершенную побѣду при городѣ Трептау надъ Прусскимъ Генераломъ Вернеромъ (1760); славнаго, въ послѣдствіи, пораженіемъ полчищъ Пугачева. Конфедератами управлялъ тогда извѣстный Косаковскій, который волновалъ умы своими огненными обнародованіями, именовался Литовскимъ Гражданиномъ и самопроизвольно жаловалъ въ Маршалы; одѣвалъ въ черные мундиры формируемыя имъ войска; возмутилъ всѣ регулярные полки Польскіе; имѣлъ въ товарищахъ великаго Гетмана Литовскаго Графа Огинскаго. Суворовъ рѣшился самъ собою предупредить соединеніе ихъ и съ девятью стами воиновъ напалъ, 12 Сентября, при Столовичахъ, на пятитысячное войско Огинскаго, разбилъ его, овладѣлъ двѣнадцатью пушками, Гетманскимъ жезломъ, многими знаменами, взял въ плѣнъ болѣе семисотъ человѣкъ въ томъ числѣ тридцать Штабъ и Оберъ-офицеровъ и Дежурнаго Генерала Литовскаго Гетмана. Послѣдний едва успѣлъ ускакать отъ преслѣдовавшихъ его двухъ козаковъ, удалился, потомъ, въ Данцигъ. Косаковский бѣжалъ въ Венгрiю. Мѣсто битвы усѣяно было трупами непріятельскими. Поляки потеряли до тысячи человѣкъ убитыми ; мы лишились только 80 человѣкъ; но около 400 переранено{341}. Суворовъ, въ чинѣ Генералъ-Маiора, награжденъ (20 Дек.) орденомъ Св. Александра Невскаго, котораго не имѣлъ еще Главнокомандующій Бибиковъ и Потемкинъ, служившій тогда подъ знаменами Румянцова.

Неожиданное событіе постигло Суворова въ 1772 году: Полковникъ Штакельбергъ, человѣкъуже немолодыхъ лѣтъ, начальствовалъ въ Краковѣ и преданный нѣгѣ надѣясь на сильное покровительство, лежалъ у ногъ прекраснаго пола, раболѣбствовалъ, думая повелѣвать. Одна женщина, подъ видомъ человѣколюбия, уговорила его свесть часовыхъ отъ подземнаго прохода, сдѣланнаго для выбрасывания нечистоты. Французы, высланные въ Польшу на помощь конфедератамъ, составили заговоръ противъ безпечнаго градодержателя и, нарядясь въ бѣлую одежду Ксензовъ, прокрались ночью, чрезъ оставленное отверзстіе, въ Краковскій замокъ съ 21 на 22 Января. Неусыпные козаки первые примѣтили обманъ и произвели стрѣльбу. Мятежники и заговорщики быстро напали на часовыхъ и всѣхъ изрубили. Узнав оплошность свою, Штакельбергъ старался отразить непрiятеля, но принужденъ былъ оставить замокъ. Главнокомандующій сдѣлалъ замѣчаніе Суворову, который поклялся отомстить Французамъ: немедленно осадилъ Краковъ; покушался (18 Февр.) взять замокъ приступомъ, но не имѣлъ успѣха; держалъ его въ осадѣ до половины Апрѣля; сдѣлалъ въ двухъ мѣстахъ проломъ и принудилъ, въ исходѣ мѣсяца, Французскаго Коменданта Шоази положить оружiе, объявить себя и весь гарнизонъ плѣнными. Наказывая Французовъ за употребленную ими хитрость, Суворовъ заставилъ ихъ выдти тѣмъ самымъ нечистымъ проходомъ, которымъ они прокрались въ замокъ; а уважая мужественную оборону, возвратилъ офицерамъ шпаги, пригласилъ ихъ къ обѣду и, потомъ, отправилъ въ Люблинъ. Уронъ нашь в продолженiе осады простирался до двухъ сотъ человѣкъ убитыхъ и до четырехъ сотъ раненыхъ. Вcлѣдъ за тѣмъ Суворовъ овладѣлъ Заторомъ(въ двѣнадцати миляхъ отъ Кракова), велѣлъ взорвать тамошнiя укрѣпленія и взялъ двѣнадцать пушекъ.Императрица изъявила ему Свое благоволеніе въ милостивомъ рескриптѣ отъ 12 Мая; пожаловала тысячу червонныхъ, а на войско его десять тысячь рублей.

Кончилась война съ конфедератами и Суворовъ, надѣявшійся увидѣть берега Дуная, получилъ другое назначеніе: перемѣщенъ въ корпус Генералъ-Поручика Эльмта, которому приказано было идти къ границамъ Швеціи{342}. Онъ писалъ тогда къ Бибикову изъ Вильны: «Съ сожалѣніемъ оставляю этотъ край, гдѣ желалъ дѣлать только добро или, по крайней мѣрѣ, всегда о томъ старался. Безукоризненная моя добродѣтель услаждается одобреніемъ моего поведенія. Но когда разсматриваю неправедныхъ оскорбителей моей невинности, начинаю свободнѣе дышать. Какъ честный человѣкъ оканчиваю здѣсь мое поприще и отъ нихъ избавляюсь. Женщины управляютъ здѣшнею страною, какъ и вездѣ. Мнѣ не доставало времени заниматься съ ними, и я страшился ихъ, не чувствовалъ въ себѣ достаточной твердости защищаться отъ ихъ прелестей{343}».

Суворовъ — по собственнымъ его словамъ — готовился сражаться среди льдовъ, шелъ туда, какъ солдатъ {344}; но слава ожидала его не на Сѣверѣ. Екатерина поручила ему (1773 г.) обозрѣть Финляндскую границу и узнать мнѣніе тамошнихъ жителей о послѣдовавшей перемѣнѣ въ правленіи Шведскомъ{345}. Тогда имѣлъ онъ случай перейти въ армію Задунайскаго, поступилъ въ корпусъ Генералъ-Аншефа Графа Салтыкова{346}.

Первый шагъ Суворова въ предѣлахъ Турціи ознаменованъ побѣдой. Салтыковъ отрядилъ его къ Туртукаю: онъ въ одну ночь прискакалъ на почтѣ въ Негоиштъ, въ три дни осмотрѣлъ мѣстоположеніе, все устроилъ и, не взирая на приказаніе Румянцова отступить, рѣшился ослушаться его, овладѣлъ (10 Мая) Туртукаемъ, прекратилъ Туркамъ сообщеніе между Силистріей и Рущукомъ, обезопасилъ отряды, посылаемые отъ устья Аргиса и, вмѣсто обыкновеннаго донесенія, увѣдомилъ Румянцова стихами:

Задунайскій представилъ Императрицѣ оригинальный рапортъ: «какъ безпримѣрный лаконизмъ безпримѣрнаго Суворова» — ; но, вмѣстѣ, долженъ былъ предать ослушника суду. «Римъ — говорилъ, потомъ, Суворовъ — «менябы казнилъ. Военная Коллегія поднесла докладъ, въ которомъ Секретарь ея не выпустилъ ни одного закона на мою погибель; но Екатерина написала: побѣдителя судить не должно и я остался въ арміи на служеніи моей Спасительницѣ{347}.» — Военный орденъ Св. Георгія большаго креста втораго класса увѣнчалъ (30 Іюня) его знаменитый подвигъ.

Туртукай, отданный на жертву солдатамъ, былъ обращенъ ими въ пепелъ. Съ нашей стороны убито 60 человѣкъ; ранено 150. Суворовъ увезъ десять знаменъ и шесть мѣдныхъ пушекъ изъ числа отнятыхъ у непріятеля ; бросилъ въ Дунай восемь тяжелыхъ орудій; овладѣлъ 50 судами; укрѣпилъ монастырь Негоешти; но, обучая войска свои , не смотря на полученную имъ контузію въ ногу, разстроилъ здоровье, занемогъ лихорадкою и отправился въ Букарестъ для излѣченія.

Герой перемѣнилъ тогда образъ войны: въ Польшѣ, усмиряя нѣпріятеля, охранялъ онъ селенія; въ Турціи желалъ, чтобы одно имя его приводило въ трепетъ невѣрныхъ и достигнулъ цѣли своей.

Онъ, снова, выступилъ на поле брани, чувствуя еще чрезвычайную слабость, поддерживаемый двумя солдатами: переправился ночью на правый берегъ Дуная, овладѣлъ, 17 Іюля, нѣсколькими шанцами непріятельскими, лагеремъ Турецкимъ, 18 мѣдными пушками, 26 лодками. Уронъ Турокъ простирался до двухъ тысячь человѣкъ ; въ числѣ убитыхъ находился храбрый СариМехметъ Паша, извѣстный силою и красотой своей. Суворовъ предалъ тѣло его землѣ съ должными военными почестями. Побѣда эта, одержанная во время неудачнаго покушенія на Силистрію, обрадовала Задунайскаго; такъ умѣлъ Суворовъ, пользуясь случаями, соединять славу свою съ славой главнаго Предводителя нашихъ войскъ.

Подъ Гирсовымъ ожидало Турокъ, 3 Сентября, новое пораженіе: ихъ войско простиралось до одиннадцати тысячь; Суворовъ имѣлъ: три эскадрона гусаръ, сто козаковъ, четыре пѣхотныхъ полка и нѣсколько орудій. Онъ заманилъ непріятеля къ укрѣпленному стану своему и когда невѣрные, преслѣдуя бѣжавшихъ, покушались ворваться на валъ, вдруг двинулись штыки Рускіе, опрокинули ихъ, между тѣм какъ пѣхотный полкъ Князя Гагарина, обойдя высоту, напалъ кареемъ на лѣвое крыло Турецкое, а Баронъ Розенъ врубился въ ряды Музульманъ съ конницею. Турки, наступавшіе строемъ, по примѣру Европейскому, и не привыкшіе сражаться такимъ образомъ, не могли выдержать сильнаго натиска противниковъ, смѣшались, приведены были въ совершенный безпорядокъ, обратились въ бѣгство, преслѣдуемые побѣдителями за тридцать верстъ. Болѣе тысячи человѣкъ пало на мѣстѣ битвы, въ томъ числѣ двое Пашей. Съ нашей стороны ранено двѣсти человѣкъ. Трофеи того дня состояли изъ восьми пушекъ, одной мортиры и девяти знаменъ; въ плѣнъ взято около ста человѣкъ. Суворовъ произведенъ былъ въ Генералъ-Поручики.

Онъ содѣйствовалъ въ 1774 году Каменскому въ одержаніи (9 Іюня) блистательной побѣды подъ Козлуджи надъ сорокатысячнымъ Турецкимъ корпусомъ{348}. Два героя сражались единодушно, хотя не любили другъ друга: одинъ завидовалъ славѣ младшаго товарища; другой, чувствуя свое превосходство, тяготился подчиненностію. — Вскорѣ Кочукъ-Кайнарджійскій договоръ положилъ (10 Іюля) конецъ кровопролитной брани.

Умолкли громы на берегахъ Дуная и еше продолжались въ нѣдрахъ нашего Отечества: Донской козакъ, служившій въ Турецкую войну, бѣжавшій, потомъ, въ Польшу, укрывавшійся между раскольниками, явился на Яикѣ; началъ возмущать тамошнихъ козаковъ; пойманъ; бѣжалъ, снова, на Яикъ изъ темницы Казанской (1773 г.) ; дерзнулъ выдавать себя Императоромъ Петромъ III и съ горстію отчаянныхъ сообщниковъ началъ опустошительныя свои дѣйствія: вступилъ въ Илецкій городокъ; взялъ приступомъ крѣпость Разсыпную; овладѣлъ крѣпостями: НижнеОзерною, Татищевою, Чернорѣченскою, Пречистенскою; принятъ въ Сакмарскомъ городкѣ съ колокольнымъ звономъ и дарами; осадилъ Оренбургъ; ворвался въ крѣпость Ильинскую; занялъ крѣпости Тоцкую и Сарачинскую; потерпѣлъ совершенное пораженіе отъ храбраго Генералъ-Маіора Князя Голицына (1774 г.){349}; бѣжалъ за рѣку Сакмару въ степь; собралъ новую сволочь; занялъ Сакмарскій городокъ; возмутилъ Башкирцевъ; разорилъ Магнитную крѣпость; устремился къ Карагайской Уральскими горами; обратилъ ее въ пепелъ; разорилъ, сжегь крѣпости: Петрозаводскую, Степную, Троицкую; разбитъ на голову Генералъ-Поручикомъ ДеКолонгомъ и, потомъ Михельсономъ{350}; удалился къ Башкирцамъ; собралъ свѣжее войско: завладѣлъ, на рѣкѣ Камѣ, большимъ дворцовымъ селомъ Каракулинымъ; выжегъ городокъ Осу; разорилъ до основанія казенные винокуренные заводы: Ижевскій и Воткинскій; взбунтовалъ работниковъ; осадилъ Казань: ворвался въ городъ, предалъ его огню и мечу, готовился овладѣть крѣпостью, былъ обращенъ въ бѣгство, преслѣдованъ мужественнымъ Михельсономъ; возмутилъ Заволжскихъ жителей; ограбилъ Цывильскъ и Курмышъ; опустошилъ: Алатырь, Саранскъ, Пензу, Петровскъ и Саратовъ; умерщвлялъ вездѣ градодержателей, духовныхъ, чиновниковъ, купцовъ, дерзавшихъ противиться ему.

Въ это время Императрица ввѣрила главное начальство надъ войсками, высланными противъ Пугачева, Графу Петру Ивановичу Панину, который готовился тогда идти на встрѣчу бунтовщнкамъ съ вооруженными служителями, намѣревался, присоединясь къ первой командѣ, подчинить себя младшему его чиномъ{351}. Устрашенный именемъ Панина, самозванецъ, бывшій свидѣтелемъ завоеванія Бендеръ — бѣжалъ изъ Саратова къ Царицыну, преслѣдуемый, тѣснимый на всѣхъ пунктахъ.

Въ числѣ вождей, подчиненныхъ Панину, который въ одинъ мѣсяцъ даровалъ спокойствіе и тишину Россіи — находился Суворовъ. Военная Коллегія, еще въ продолженіе Турецкой войны, вызывала героя на новый подвигъ, видя важность возмущенiя, но Румянцовъ удержалъ его въ своей арміи, чтобы не подать Европѣ слишкомъ великаго понятія о внутреннихъ безпокойствахъ Государства. — «Такова была слава Суворова! — восклицаетъ Пушкинъ въ Исторіи Пугачевскаго бунта{352}. Кончилась война и Суворовь получилъ повелѣніе немедленно явиться къ Графу Панину. Онъ принялъ начальство надъ Михельсоновымъ отрядомъ, посадилъ пѣхоту на лошадей, отбитыхъ у Пугачева; переправился чрезъ Волгу въ Царицынѣ; взялъ, подъ видомъ наказанія, въ одной изъ бунтовавшихъ деревень, пятьдесять паръ воловъ и съ этимъ запасомъ углубился въ пространную степь, гдѣ, нѣтъ ни лѣса, ни воды и гдѣ днемъ должно было ему направлять путь свой по солнцу, а ночью по звѣздамъ. Тамъ скитался Пугачевъ. Злодѣй надѣялся еще укрыться между Киргизами отъ заслуженной казни, продолжалъ обманывать ссобщниковъ; но послѣдніе лишились терпѣнія и выдали своего предводителя Яицкому Коменданту Симонову, славному обороною ввѣренной ему крѣпости, которую мятежники держали въ тѣсной осадѣ семь мѣсяцевъ; отразившему, съ горстію людей, два приступа самозванца; утолявшему голодъ лошадинымъ мясомъ, овчинными кожами, костями и, наконецъ, землею! . . . .

Суворовъ, поспѣшая къ тѣмъ мѣстамъ, сбился ночью съ дороги, и нашелъ на огни; напалъ неожиданно на ворующихъ Киргизовъ; разсѣялъ ихъ; прибылъ черезъ нѣсколько дней въ Яицкій городокъ; принялъ Пугачева; посадилъ его въ деревянную клѣтку на двуколесной телѣгѣ; окружилъ сильнымъ отрядомъ при двухъ пушкахъ; не отлучался отъ него; самъ караулилъ ночью и, въ началѣ Октября, сдалъ въ Симбирскѣ Графу Панину. Въ Москвѣ совершилась казнь надъ самозванцемъ 10 Января 1775 года.

Вскорѣ въ древней столицѣ, осчастливленной присутствіемъ Екатерины, праздновали (10 Іюля) миръ съ Портою Оттоманской. Суворовъ былъ награжденъ золотою шпагой, осыпанною бриліантами и наименованъ, потомъ, начальникомъ С. Петербургской дивизіи.

Тогда Потемкинъ, съ которымъ сравнялся было Суворовъ на полѣ чести, вдругъ предпріимчивымъ умомъ и отважностію опередилъ многихъ, сдѣлался главнымъ вельможею въ Государствѣ и, среди нѣги и роскоши, приступилъ къ исполненію гигантскихъ предпріятій относительно изгнанія невѣрныхъ изъ Европы. Войска наши вступили въ Крымъ подъ предводительствомъ Князя Прозоровскаго (1776 г.). Явился Суворовъ и разсѣялъ (І777) скопища Хана Девлетъ-Гирея, преданнаго Портѣ; заставилъ его бѣжать въ Константинополь; содѣйствовалъ Прозоровскому въ утвержденіи Ханомъ Шагинъ-Гирея, малодушнаго и неспособнаго управлять народомъ, котораго политическое существованіе исчезло съ возстановленіемъ мнимой независимости. Турція готовилась къ новой войнѣ. Суворовъ укрѣпилъ правый берегъ Кубани; сдѣлалъ также укрѣпленія въ разныхъ пунктахъ полуострова и даже въ горахъ. Въ началѣ 1778 года Князь Прозоровскiй отозванъ въ Петербургъ и войска, находившіяся въ Крыму, были ввѣрены Суворову. Турецкій Флотъ, подъ предводительствомъ Капитана Паши крейсировалъ въ Черномъ морѣ, подступилъ къ берегу Крыма, угрожалъ высадкою и удалился безъ боя. Между тѣмъ неутомимый Полководецъ занялся переселеніемъ двадцати тысячь Грековъ и Армянъ въ Екатеринославскую губернію. Духовенство содѣйствовало ему; но Министры, управлявшіе новымъ Ханомъ, явно возстали противъ распоряженія, долженствовавшаго уменьшить получаемые ими доходы. Суворовъ окружилъ жилище ихъ солдатами, приставилъ пушку и Министры на все согласились{353}. Въ половинѣ 1779 года Порта признала Шагинъ-Гирея Ханомъ; Суворовъ выѣхалъ изъ Крыма, вслѣдъ за тѣмъ присоединеннаго къ Имперіи. Государыня наградила труды его: табакеркою съ портретомъ Ея, осыпаннымъ бриліантами; возложила на него въ Петербургѣ, бриліантовую звѣзду Александровскаго ордена, которую сама носила на орденской одеждѣ; назначила командиромъ Малороссійской дивизіи. Въ 1780 году онъ осмотрѣлъ, по приказанію Императрицы, берега Каспійскаго моря; переведенъ былъ, потомъ, въ Казанскую дивизію (1781 г.); наименованъ командиромъ пятаго корпуса, расположеннаго на Кубани (1782 г.).

Дѣятельно вспомоществовалъ Суворовъ Потемкину въ знаменитыхъ предпріятіяхъ: ласками, дарами и угощеніемъ склонилъ онъ Нагайскихъ Татаръ къ принятію Россійскаго подданства (1783 г.); награжденъ орденомъ Св. Владиміра большаго креста первой степени (28 Іюля); разбилъ Нагайцевъ, возмущенныхъ Шагинъ-Гиреемъ; привелъ ихъ въ повиновеніе.

Россія наслаждалась миромъ и Суворовъ, обучавшій въ это время ввѣренныя ему войска Владимірской и С. Петербургской дивизій, пожалованъ былъ Генералъ-Аншефомъ въ 1786 году. Вскорѣ Императрица предприняла путешествіе въ полуденный край (1787 г.){354}; Суворовъ находился въ Малороссіи. Она спросила его въ Кременчугѣ: «не имѣетъ ли онъ какой просьбы?» — Заслуженный воинъ бросился къ ногамъ Государыни и умолялъ о заплатѣ за нанятую имъ въ томъ городѣ квартиру. Въ тотъ же день выдано ему изъ казны, по его показанію, двадцать пять рублей съ копѣйками{355}, но вслѣдъ за тѣмъ удостоился онъ получить табакерку съ вензеловымъ именемъ Императрицы, осыпанную бриліантами. Тогда ввѣрены ему были войска, стоявшія въ Херсонѣ и въ Кинбурнѣ. Разрывъ съ Турціей казался неизбѣжнымъ. Суворовъ, всегда дѣятельный и осторожный, укрѣплялъ берега Днѣпра, особливо Буга, на которомъ было много удобныхъ переправъ; приказалъ заложить передъ гаванью Глубокою большую батарею о двадцати четырехъ 18 и 24 фунтовыхъ пушкахъ, для защищенія обоихъ Фарватеровъ; а на островѣ подъ Херсономъ построилъ пять батарей съ меньшимъ числомъ пушекъ, для произведенія крестообразнаго огня; старался также о безопасности полуострова Кинбурнскаго. Городъ былъ окруженъ ничтожными стѣнами, землянымъ гласисомъ, мѣлкимъ рвомъ. Суворовъ остался въ Кинбурнѣ, предвидя нападеніе.

Турки, дѣйствительно, при самомъ началѣ войны, намѣревались овладѣть Кннбурномъ, какъ слабымъ укрѣпленiемъ; потомъ надѣялись ворваться въ Херсонь и Крымъ; располагали сжечь корабли наши. Предводимые Французскими офицерами, они приплыли, 30 Сентября къ Косѣ и начали укрѣпляться. Войска Суворова состояли только изъ 1000 человѣкъ, къ которымъ подоспѣли 4 козачьихъ полка и еще 1000 человѣкъ конницы. Число Турокъ, вступившихъ на берегъ, 1-го Октября, простиралось до 6 тысячь. Главный предводитель ихъ, Юсъ-Паша, знавшій соворшенно Кинбурнъ, рѣшился побѣдить или умереть, велѣлъ своимъ перевознымъ судамъ удалиться. Турки начали бомбардировать; но имъ не отвѣчали ни однимъ выстрѣломъ изъ крѣпости; копали ложементы, безъ всякаго препятствія съ нашей стороны. Суворовъ далъ приказаніе дѣйствовать, когда непріятель подойдетъ на двѣсти шаговъ; назначилъ сигналомъ залпъ со всѣхъ крѣпостныхъ полигоновъ, находившихся на той сторонѣ; между тѣмъ молился въ церкви, велѣлъ, когда кончилась литургія, пѣть молебенъ. Въ часъ по полудни Турецкій авангардъ подошелъ къ назначенному разстоянію; сигналъ былъ данъ: Полковникъ Иловайскій, съ двумя козачьими полками и двумя эскадронами легкой конницы, объѣхавъ крѣпость съ лѣвой стороны по берегу Чернаго моря, напалъ на непріятельскія войска, которыя состояли изъ нѣсколькихъ сотъ человѣкъ, несшихъ лестницы, изрубилъ ихъ, въ томъ числѣ Юсъ-Пашу, не хотѣвшаго сдаться. Между тѣмъ Орловскій пѣхотный полкъ, предводимый Генералъ-Маіоромъ Рекомъ, сдѣлалъ вылазку изъ крѣпости и устремился на непріятеля съ правой стороны, проложилъ себѣ штыками дорогу въ ложементы, очистилъ половину оныхъ, подъ громомъ шести сотъ орудій съ Турецкихъ кораблей. Въ это время храбрый Рекъ, опасно раненый, былъ вынесенъ за фрунтъ. Суворовъ подкрѣпилъ сражавшихся батальономъ Козловскаго полка, но со всѣмъ тѣмъ, Рускіе отступили; герой остался впереди съ горстію людей. Мушкатеры бросились выручать своего Генерала; подъ нимъ убита тогда лошадь; уже одинъ Турка готовился поразить его, какъ былъ поверженъ на землю унтеръ-офицеромъ Новиковымъ. Наши сражались еще нѣкоторое время, но, подавляемые силою, принуждены были отступить. Суворовъ, не смотря на полученную имъ рану картечью въ бокъ, вывелъ свѣжія войска. Отчаянная битва возобновилась въ третій разъ. Побѣда казалась на сторонѣ Турокъ, какъ вдругъ подоспѣли къ нашимъ десять эскадроновъ легкой конницы, стоявшихъ въ тридцати верстахъ за Кинбурномъ. День склонился уже къ вечеру. Пѣхота, получивъ подкрѣпленіе, ударила на непріятеля съ большимъ ожесточеніемъ; козаки устремились во фланги. Турки, ободряемые дервишами, продолжали нападеніе, бросались съ отчаяніемъ въ ряды наши. Суворовъ былъ, снова, раненъ пулею въ лѣвую руку, но не оставилъ поля сраженія. Вскорѣ сдѣлалось совершенно темно: въ девятомъ часу присоединились еще триста человѣкъ Муромскаго полка, лишь только прибывшіе изъ Херсона и рѣшили побѣду. Турки отступили къ морю, оборонялись съ полчаса и, потомъ, принуждены были искать спасенія въ волнахъ, гдѣ погибло ихъ множество. Въ десять часовъ все утихло.

Потеря наша убитыми простиралась до двухъ сотъ человѣкъ, въ томъ числѣ десять Штабъ и Оберъ-офицеровъ; ранено восемьсотъ. Изъ шести тысячь Турокъ, высадившихъ на берегъ, едва десятая часть спаслась отъ пораженія. Императрица, получивъ донесеніе Князя Потемкина объ одержанной побѣдѣ Суворовымъ, принесла (17 Окт.) благодареніе Всевышнему съ пушечною пальбой и сказала, потомъ, приближеннымъ: «Александръ Васильевичъ поставилъ н асъ на колѣни; но жаль, что старика ранили. »{356}Она собственноручнымъ рескриптомъ блародарила его, на другой день, за оказанные имъ и ввѣреннымъ ему войскомъ мужественные подвиги; изъявила искреннее соболѣзнованіе о полученныхъ Суворовымъ ранахъ; желала скораго выздоровленія и, вслѣдъ за тѣмъ, наградила его (9 Ноября) орденомъ Св. Апостола Андрея Первозваннаго, который онъ — по выраженію Екатерины — заслужилъ вѣрою и вѣрностiю {357}; препроводида къ нему шесть Георгіевскихъ крестовъ, длп раздачи, по собственному его выбору, отличившимся офицерамъ. — Суворовъ писалъ (20 Декабря), изъ Кинбурна, къ своей дочери, которая еще воспитывалась вь Смольномъ монастырѣ: « У насъ были драки сильнѣе, нежели вы деретесь за волосы; а какъ въ правду потанцовали, въ боку пушечная картечь, въ лѣвой рукѣ отъ пули дырочка, да подо мной лошади мордочку отстрѣлили: насилу часовъ чрезъ восемь отпустили съ театра въ камеру. Я теперь только, что возвратился; выѣздилъ близь пятисотъ верстъ верхомъ, въ шесть дней и не ночью. Какъ же весело на Черномъ морѣ, на Лиманѣ! вездѣ поютъ лебеди, утки, кулики; по полямъ жаворонки, синички, лисички, а въ водѣ стерледи, осетры: пропасть! Прости, мой другъ Наташа и проч.»

Въ 1788 году, Потемкинъ повелъ ввѣренную ему армію къ Очакову. Еще въ Апрѣлѣ мѣсяцѣ Суворовъ вызывался овладѣть этою крѣпостью, но получилъ отказъ: 28 Августа, преслѣдуя Турокъ, сдѣлавшихъ вылазку, онъ, въ жару сраженія, съ нѣсколькими гренадерскими батальонами ворвался въ непріятельскій ретраншаментъ, почти овладѣлъ онымъ, но былъ раненъ пулею, которая попала на два пальца отъ горла и остановилась въ затылкѣ. Тогда нѣсколько сотъ человѣкъ погибли, во время безпорядочнаго отступленія.

Герой находился у вратъ смерти: пуля вынута; онъ велѣлъ везти себя въ Кинбурнъ; занемогъ горячкою; сдѣлалось воспаленіе; прибѣгнули къ новой операцiи: вырѣзали изъ раны нѣсколько кусковъ сукна и подкладки отъ мундира, которыхъ не примѣтили при первой перевязкѣ. Ожидали кончины страдальца; но благодѣтельный сонъ возвратилъ ему силы и опасность миновалась. Во все время лѣченія, которое продолжалось три недѣли, Суворовъ не лежалъ въ постелѣ; уже начиналъ выздоравливать, какъ одна бомба, изъ числа взорванныхъ отъ загорѣвшагося пороховаго магазина, разбила часть стѣны той комнаты, въ которой онъ находился: Суворовъ еще слабый на ногахъ, хотѣлъ выдти и былъ засыпанъ множествомъ щепъ, раненъ ими въ лицо, въ грудь и въ колѣно.

Къ тѣлеснымъ страданіямъ присоединились душевныя, которыя болѣе первыхъ подавляютъ человѣка: «Мнѣ страшно — писалъ гордый Князь Тавриды къ безстрашному Полководцу — «что въ присутствіи моемъ дѣлается движеніе безъ моего приказанія пѣхотою и конницею..... Извольте меня увѣдомлять, что у васъ происходить будетъ; а не такъ, что даже и не прислали мнѣ сказать о движеніи впередъ.» - Суворовъ заговорилъ: что желаетъ удалиться въ Москву для лучшаго излѣченія ранъ. — «Невинность не терпитъ оправданій — отвѣчалъ онъ Потемкину. — «Всякiй имѣетъ свою систему, — такъ и по службѣ я имѣю мою.  — Мнѣ не переродиться, — и поздо! Свѣтлѣйшій Князь! успокойте остатки моихъ дней! — Шея моя не оцараплена, — чувствую сквозную рану, — тѣло изломано. — Коли вы не можете побѣдить свою немилость, удалите меня отъ себя. — Добродѣтель всегда гонима. — Вы вѣчны, вы кратки!» — Такъ, стараясь смягчить оскорбленнаго вельможу, герой напоминалъ ему о смерти, которая прерываетъ навсегда земное значеніе.... Потемкинъ забылъ прошедшее, называлъ Суворова въ письмахъ сердечнымъ своимъ другомъ, призывалъ его, снова, къ Очакову — черта похвальная въ жизни Князя Таврическаго! Между тѣмъ Суворовъ имѣлъ пребываніе въ Малороссіи, возстановлялъ силы свои и не гонялся за славою, которая ожидала его на каждомъ шагу съ распростертыми объятіями. Въ началѣ 1789 года отправился онъ въ С. Петербургъ для свиданія съ дочерью; былъ отлично принятъ Императрицею; получилъ бриліантовое перо на каску съ литерою К (Кинбурнъ).

Новая блистательнѣйшая кампанія ожидала его. Суворовъ отправился въ армію, которою предводительствовалъ одинъ только Потемкинъ: Задунайскій вложилъ въ ножны мечь, испытывая разныя непріятности по службѣ со стороны Президента Военной Коллегіи{358}, жилъ тогда на одной мызѣ въ окрестностяхъ Яссъ. Тамъ посѣтилъ Кагульскаго героя достойный ученикъ его, Суворовъ, который видѣлъ въ немъ бывшаго своего начальника, непобѣдимаго вождя, и не смотрѣлъ на отношенія къ нему Князя Таврическаго.

Принявъ въ Берладѣ отъ Генералъ-Поручика Дерфельдена ввѣренный ему корпусъ, Суворовъ, по приказанію Князя Репнина, начальствовавшаго въ Молдавіи и въ Бессарабiи, вступилъ въ сношенія съ Принцемъ Саксенъ-Кобургскимъ, который командовалъ вспомогательными Австрійскими войсками. Онъ находился въ Валахіи, не зналъ еще лично Суворова, но уважалъ его: вскорѣ тѣсная дружба соединила ихъ.

Турецкая армія, подъ предводительствомъ Сераскира, двинулась отъ Браилова къ Фокшанамъ и угрожала нападеніемъ на корпусъ Принца Кобургскаго: Суворовъ поспешилъ къ нему и, проходя ближайшею дорогой, горами и лѣсомъ, сдѣлалъ восемьдесять верстъ въ 36 часовъ. Тогда оба корпуса переправились за рѣку Стратушъ въ двухъ колоннахъ: авангардъ состоялъ изь однихъ Австрійцевъ, чтобы Турки не знали о прибытіи союзниковъ.

21 Іюля произошло сраженіе при Фокшанахъ, на которомъ 18,000 Австрійцевъ и 7000 Рускихъ совершенно разбили 40,000 Турокъ; обратили ихъ въ бѣгство; преслѣдовали по двумъ дорогамъ: Букарестской и Браиловской; положили на мѣстѣ до двухъ тысячь человѣкъ; взяли въ плѣнъ около трехъсотъ; отняли 16 знаменъ, 12 пушекъ; овладѣли богатымъ лагеремъ. Императоръ Іосифъ наградилъ Принца Кобургскаго большимъ крестомъ ордена Маріи Терезіи и прислалъ Суворову, при лестномъ рескриптѣ, табакерку съ вензеловымъ именемъ, осыпанную бриліантами. Въ столицѣ ожидали дальнѣйшихъ извѣстій о его побѣдахъ.

Вскорѣ Всрховный Визирь съ шестидесятитысячнымъ войскомъ, переправясь отъ Браилова чрезъ рѣку Бузео, сталъ лагеремъ при деревнѣ Граденешти, въ близкомъ разстояніи отъ Австрійцевъ. Принцъ отправилъ нарочнаго къ Суворову, который находился въ Берладѣ. Россійскій Полководецъ, сначала, не спѣшилъ походомъ; но получивъ второе увѣдомленіе, отвѣчалъ двумя словами: Иду, Суворовъ; полетѣлъ на помощь союзникамъ и 9 Сентября, вечеромъ, соединился съ ними, въ виду непріятельскаго стана. Принцъ, тотчасъ, пригласилъ къ себѣ Генералъ-Аншефа; послѣдній велѣлъ ему доложить: Суворовъ Богу молится. Принцъ отправилъ другаго посланнаго: Суворовъ ужинаетъ — сказалъ герой. Явился третій и услышалъ: Суворовъ спитъ. Между тѣмъ, не помышляя о снѣ, дѣятельный Полководецъ обозрѣвалъ съ высокаго дерева мѣстоположеніе непріятельское и, на разсвѣтѣ, явился къ Принцу Кобургскому, условился съ нимъ о нападеніи. — «Еслибъ при самомъ началѣ — произнесъ Суворовъ Генераламъ — «пошелъ я къ Принцу, мы провелибы всю ночь въ толкованіяхъ тактическихъ; мы спорили бы и упустили время. «

Союзныя войска, въ двухъ колоннахъ, перешли вечеромъ, 10 Сентября, Милковъ въ бродъ и по наведеннымъ мостамъ; приблизились, въ глубочайшей тишинѣ, къ крутымъ берегамъ Рымника и совершили переправу черезъ эту рѣку 11 числа на разсвѣтѣ.

Рускіе двинулись впередъ вь трехъ линіяхъ: пѣхота, находившаяся въ первой и второй, шла шестью кареями; конница подвигалась за ними въ третьей. Число войскъ простиралось, какъ и подъ Фокшанами, только до семи тысячь человѣкъ, при двадцати орудіяхъ. Австрійцы слѣдовали также тремя линіями: девять кареевъ составляли двѣ первыя, а конница третью. Всѣхъ ихъ было до 18,000. Визирь, узнавъ, что долженъ будетъ сразиться съ Суворовымъ, сказалъ: «Это навѣрно другой Суворовъ, потому, что первый умеръ отъ ранъ въ Кинбурнѣ.»

Лишь только Русскіе подошли къ непріятельскому лагерю на полторы версты, Турки открыли сильный огонь изъ своихъ орудій; но солдаты не смотря на рытвины, затруднявшія артиллерію, быстро подвигались впередъ. Между тѣмъ конница, бывшая на правомъ крылѣ подъ командою Бригадира Бурнашева, начала атаку. Турки стоявшіе на возвышеніи, зашли лощиною нашимъ въ бокъ и ударили на каре Шастакова, который также находился на правомъ крылѣ. Ихъ было до семи тысячь человѣкъ: янычары сидѣли на однѣхъ лошадяхъ съ спагами и, приближась къ Русскимъ, тотчасъ соскочили, напали на противниковъ съ ожесточеніемъ; но число невѣрныхъ не устрашило храбрыхъ воиновъ, предводимыхъ Суворовымъ: они приняли Турокъ холоднымъ оружіемъ и отбросили назадъ; янычары спасались отъ смерти на лошадяхъ спаговъ и первые падали подъ саблею нашей конницы. Въ это время Османъ Паша, съ 5,000 охотниковъ изъ спаговъ, потерпѣлъ пораженіе на лѣвомъ крылѣ нашемъ. Въ непріятельскомъ лагерѣ не найдено ни одной пушки. Когда происходила битва при Тиргокули, Принць Кобургскій, переправившійся чрезъ Рымникъ, версть на семь ниже Суворова, не успѣлъ еще соединиться съ нимъ и находился верстахъ въ четырехъ. Османъ Паша съ 15,000 чел. конницы намѣревался возобновить нападеніе на Рускихъ и неожиданно сошелся съ Австрійцами, былъ во вторый разъ обращенъ въ бѣгство.

Давъ огдохнуть войскамъ, Суворовъ, въ первомъ часу по полудни, выступилъ къ деревнѣ Боксѣ. Австрійцы стояли отъ него верстахъ въ трехъ; Визирь расположился за Крингумеларскимъ лѣсомъ на Рымникѣ, въ десяти верстахъ отъ союзниковъ, Турки выкопали вдоль по опушкѣ лѣса шанцы, за которыми намѣревались 12 числа оставить тяжелый обозъ передъ нападеніемъ на Принца Кобургскаго; но Суворовъ не любилъ откладывать и, между тѣмъ, какъ Австрійцы вступили въ бой съ Визиремъ, обошелъ непріятельскія батареи, поставиль свои шесть каре полукружіемъ и повелъ ихъ скорымъ шагомъ къ укрѣпленному лѣсу. Сильная пальба не остановила безстрашныхъ: чтобы сберечь людей, Суворовъ приказалъ конницѣ нападать на лѣсъ чрезъ интервалы между кареями. Въ укрѣпленіяхъ находилось болѣе 15,000 янычаръ; конница Турецкая стояла по бокамъ. Принцъ Кобургскій, отразивъ шесть сильныхъ атакъ, также двинулъ свои полки къ лѣсу. Конница наша быстро перенеслась чрезъ рвы и валы и врубилась въ толпы янычаръ: завязался рукопашный бой; Турки отчаянно защищались саблями и кинжалами; многіе изъ нихъ изрублены на пушкахъ, которыхъ не хотѣли покинуть. Стародубскіе карабинеры, предводимые храбрымъ Миклашевскимъ и Венгерскіе гусары первые бросились на непріятеля. Козаки, Австрійскіе уланы и Арнауты ударили на Турецкую конницу, смяли ее и окружили лѣсъ слѣва и сзади. Устремилась пѣхота и въ четыре часа соединенные корпусы совершенно овладѣли лѣсомъ. Турки были вездѣ опрокинуты и искали спасенія въ бѣгствѣ. Тщетно Визирь убѣждалъ свое войско возвратиться на поле битвы, заклиная алкораномъ, который держалъ въ рукѣ; наконецъ, обратилъ на малодушныхъ два орудія: ничто не помогло. Суворовъ самъ преслѣдовалъ бѣжавшихъ по трупамъ убитыхъ, не давалъ никакой пощады непріятелю, приказывалъ рубить всѣхъ и запретилъ брать въ плѣнъ. Визирь, прогнанный въ Браиловъ, заперся въ крѣпости. Турки лишились убитыми болѣе десяти тысячь человѣкъ. Потеря союзниковъ не превышала 600 человѣкъ убитыми и 300 ранеными. Въ числѣ трофеевъ было: восемьдесять пушекъ и сто знаменъ; весь лагерь, обозъ и множество рогатаго скота достались побѣдителямъ. Взятіе Бѣлграда Лаудономъ и сдача Бендеръ и Акермана Князю Потемкину были слѣдствіемъ Рымникской битвы.

И здѣсь, какъ подъ Кинбурномъ, угрожало Суворову пораженіе: вечеромъ, 11 Сентября, Принцъ Кобургскій получилъ, съ курьеромъ, выговоръ отъ Князя Таврическаго за то, что понтоны не были готовы и, будучи Имперскимъ Княземъ, находясь въ службѣ Римскаго Императора, не считая себя подчиненнымъ Россійскому Фельдмаршалу, чрезвычайно оскорбился; сказаль Суворову: «что еслибъ курьеръ пріѣхалъ по утру, то онъ не вступилъ бы въ дѣло съ Турками{359}.»

Екатерина наградила Суворова бриліантовыми знаками ордена Св. Андрея Первозваннаго; шпагою, украшенной бриліантами и лавровыми вѣнками, съ надписыо: Побѣдителю Верховнаго Визиря и, вслѣдъ за тѣмъ, препроводила къ нему дипломъ на Графское достоинство Россiйской Имперіи, съ наименованіемъ Рымникскимъ, также орденъ Св. Великомученника Георгія перваго класса (18 Окт.). Послѣдняя награда чрезвычайно обрадовала героя, Онъ писалъ тогда къ дочери своей: «Слышала ли, сестрица {360}, душа моя? Отъ моей щедрой Матушки{361}: Рескриптъ на полулистѣ, будто Александру Македонскому; знаки Св. Андрея тысячь въ пятьдесять, да выше всего, голубошка, первый классъ Св. Георгія. Вотъ каковъ твой папинька за доброе сердце. Чуть, право, отъ радости не умеръ. « — Іосифъ возвелъ Суворова въ Графское достоинство Римской Имперіи (19 Окт.); пожаловалъ Принца Кобургскаго Генералъ-Фельдмаршаломъ. Онъ получилъ отъ Екатерины одинакую шпагу съ Суворовымъ. Послѣ одержанной ими побѣды, Принцъ пришелъ въ палатку нашего Полководца, сопровождаемый своимъ Штабомъ, и оба вождя бросились въ объятія другъ друга.

Австрійцы расположились въ Валахіи. Корпусъ Принца Кобургскаго увеличился до сорока тысячь человѣкъ. Новый Визирь Юсуфъ Паша двинулъ сильную армію къ Рущуку (І790 г.). Суворовъ поспѣшилъ къ Букаресту. Въ это время скончался вѣрный союзникъ Россіи, Императоръ Іосифъ II, и Леопольдъ, постановивъ перемиріе съТурціею, отозвалъ Принца въ Венгрію. Онъ изъявилъ въ письмѣ своемъ къ Суворову душевную скорбь; называлъ его достойнымъ, драгоцѣннымъ другомъ, несравненнымъ учителемъ; увѣрялъ: что не въ силахъ проститься съ нимъ лично; просилъ о продолженіи къ нему дружбы, которая одна услаждаетъ военную жизнь его.

Между тѣмъ оружіе наше торжествовало въ Турціи: КонтрьАдмиралъ Рибасъ овладѣлъ Тульчею; братъ его вступилъ въ Исакчу, Гудовичь въ Килію. Тогда Потемкинъ, въ глубокую осень, приказалъ Суворову взять Измаилъ во чтобъ то ни стало. За двадцать лѣтъ передъ тьмъ эта крѣпость, имѣющая семь верстъ въ окружности; восемь бастіоновъ; валъ, вышиною въ три и четыре сажени; рвы отъ шести до семи саженей — сдалась на условіяхъ Репнину. Турки гордились, потомь, два раза неудачною осадой Рускихъ. Въ 1790 году Измаилъ, сильно укрѣпленный Французскими инженерами, почитаемый неприступнымъ Турціей и Европою, вмѣщалъ въ себѣ тридцати пяти тысячный гарнизонъ, который состоялъ большею частію изъ янычаръ, подъ предводительствомъ Сераскира Аудузлу Паши, стараго воина, отказавшагося отъ Визирскаго достоинства.

Армія Суворова простиралась только до 28,000 человѣкъ, изъ которыхъ около половины были козаки. Она расположилась полукружіемъ въ трехъ верстахъ отъ Измаила и занимала почти двадцать верстъ отъ одного берега Дуная до другаго: въ ней свирѣпствовали разныя болѣзни по причинѣ ненастной погоды; претерпѣвали недостатокъ въ фуражѣ. Холодъ увеличивался; Суворовъ приказалъ нарѣзать тростнику, чтобы солдаты могли грѣться у огня; приготовилъ лѣстницы и фашины; обучалъ ночью войска дѣйствовать ими; осматривалъ мѣстоположеніе; отражалъ вылазки; построилъ батареи въ сорока саженяхъ отъ Измаила, желая обмануть Турокъ правильною осадой; велѣлъ стрѣлять въ крѣпость, откуда также отвѣчали жестокимъ огнемъ и начертилъ, между тѣмъ, планъ приступа. Контръ-Адмиралъ Рибасъ дѣйствовалъ со стороны Дуная: укрѣпилъ островъ, лежащій противъ Измаила, построилъ на немъ батареи, бросалъ бомбы въ крѣпость, сжегъ и потопилъ почти всю Турецкую Флотилію.

7-го Декабря Суворовъ вступилъ въ сношенія съ Сераскиромъ; два раза убѣждалъ его сдать крѣпость. Гордый АудузлуПаша отвѣчалъ: «Скорѣе Дунай остановится въ теченіи своемъ и небо преклонится къ землѣ, нежели сдастся Измаилъ.» — Суворовъ въ третій разъ увѣдомиль Сераскира: что если въ тотъ же день не выставитъ онъ бѣлаго флага, то крѣпость будетъ взята приступомъ, а гарнизонъ сдѣлается жертвою ожесточенныхъ воиновъ. Паша оставилъ отзывъ Главнокомандовавшаго безъ отвѣта.

Въ это время Князь Таврическій, страшась помрачить неудачею славу оружія Рускаго, вдругъ отмѣнилъ данное приказаніе и совѣтовалъ Суворову: «не отваживаться на приступъ, если онъ не совершенно увѣренъ въ успѣхѣ.» — «Мое намѣреніе непремѣнно» — отвѣчалъ Суворовъ :

— два раза было Россійское войско у воротъ Измаила — стыдно будетъ, если въ третій оно отступитъ не вошедши въ него.» — Собранъ былъ военный совѣтъ: Бригадиръ Платовъ (прославившійся, потомь, въ Отечественную войну) первый написалъ: штурмовать. Всѣ то же подтвердили. Суворовъ вбѣжалъ въ ставку, перецѣловалъ всѣхъ и сказалъ. «Одинъ день Богу молиться ; другой день учиться; въ третій день славная смерть или побѣда {362}!»

Ночью съ 10 на 11 Декабря передъ приступомъ Суворовъ велѣлъ изрѣдка бомбардировать крѣпость, чтобы обмануть Турокъ недостаткомъ пороха и другихъ артиллерійскихъ снарядовъ: онъ не сомкнулъ вѣждей своихъ, сидѣлъ у огня съ нѣсколькими офицерами и ожидалъ сигнала. Въ пять часовъ утра, когда пущена была третья ракета , вдругъ шесть колоннъ, среди которыхъ находился Суворовъ, сухимъ путемъ, и три на судахъ двинулись къ Измаилу; первыми тремя или правымъ крыломъ командовалъ Генералъ-Поручикъ Потемкинъ, двоюродный братъ Фельдмаршала; лѣвымъ родный племянникъ Князя Таврическаго Генералъ — Поручикъ Самойловъ. Подъ начальствомъ послѣдняго находился Голенищевъ-Кутузовъ{363}. Онъ предводительствовалъ шестою колонною. Конница расположилась въ одной верстѣ, подъ пушками крѣпости; козаки, назначенные для приступа, спѣшились, укоротили свои пики.

Темнота и туманъ продолжались до девяти часовъ утра. Лишь только Русскіе подошли на четыреста шаговъ, Турки открыли сильный картечный огонь, причинившiй большое опустошеніе въ рядахъ нашихъ. Секундъ-Маіоръ Неклюдовъ, вызвавшійся съ егерями въ охотники, первый бросился въ ровъ, наполненный водою и изъ глубииы онаго, безъ лѣстниц, съ помощiю только копий и штыковъ, взобрался на валъ подъ пушки непріятельскія; приказалъ егерямъ, къ ободренію товарищей, стоявшихъ у рва, выстрѣлить въ промежутки Турецкой батареи; вскочилъ, потомъ, на бастіонъ, овладѣлъ оружіями и тяжело раненъ{364}. Генералъ-Маіоръ Ласси, начальствовавшій второю колонною, прежде всѣхъ взошелъ на валъ въ шесть часовъ: первая колонна, подъ командою Генералъ-Маіора Львова и третья, предводимая Генералъ-Маіоромъ Мекнобомъ, должны были его подкрѣпить; но нѣсколько опоздали. Львовъ и Мекнобъ были тяжело ранены; Ласси, слегка, въ руку и, продолжая нападеніе, захватилъ многія батареи за Хотинскими воротами. Между тѣмь, лѣвое крыло дѣйствовало съ одинакимъ мужествомъ: Генералъ-Маіоръ Голенищевъ — Кутузовъ, преодолѣвъ сильный картечный и ружейный огонь, овладѣлъ бастіономъ; но въ первое мгновеніе удержанъ былъ многочисленными толпами непріятелей, которые сильною вылазкой остановили четвертую и пятую колонны. Ими предводительствовалъ Безбородко, братъ знаменитаго Канцлера, получившій тогда тяжелую рану. Суворовъ наблюдалъ каждый шагъ подчиненныхъ ему вождей, немедленно велѣлъ поздравить Кутузова Комендантомъ Измаила и прибавилъ, что онъ уже отправилъ нарочнаго съ вѣстію о покореніи крѣпости. Усиливъ свои войска Херсонскимъ полкомъ, Кутузовъ возобновилъ отчаянную битву, опрокинулъ янычаръ и довершилъ побѣду штыками. Турки старались взорвать пороховые магазины, находившіеся подъ валомъ каждаго бастіона и устремились на лагерь осаждающихъ, но были отражены Рускими съ значительной потерею. Въ восемь часовъ Суворовъ овладѣлъ крѣпостными укрѣпленіями съ сухаго пути и съ рѣки; началось сраженіе во внутренности города: Турки въ узкихъ улицахъ стрѣляли изъ оконъ, оборонялись съ ожесточеніемъ; между ними было множество женщинъ, вооруженныхъ кинжалами. Рускіе вошли въ Измаилъ четырмя воротами. Сераскиръ долго защищался въ каменномъ строеніи и, потомъ, палъ героемъ. Въ четыре часа по полудни крѣпость была совершенно завоевана. Въ числѣ девяти тысячь плѣнныхъ, положившихъ оружіе (изъ которыхъ двѣ тысячи умерли отъ ранъ въ тотъ же день), находились: трехъ-бунчужный Паша Мустафа, одинъ Султанъ, сынъ Сераскировъ, Капиджи Баша и множество Бимъ Башей; болѣе четырехъ тысячь Христіанъ и сто тридцать пять Евреевъ, жительствовавшихъ въ Измаилѣ прибѣгнули къ покровительству Суворова. Во время штурма погибло до 26,000 Турокъ и Татаръ; въ числѣ трофеевъ находились: 245 пушекъ и мортиръ, 364 знамени, семь бунчуговъ, два санджака, множество пороху и другихъ военныхъ снарядовъ, полные магазины съѣстныхъ припасовъ для людей и лошадей. Солдатамъ позволено было грабить, согласно данному обѣщанію, три дни сряду; они получили въ добычу болѣе милліона рублей и множество прекрасныхъ Турчанокъ. Нашихъ убито на приступѣ 1880 человѣкъ; ранено: три Генералъ-Маіора, около 200 Штабь и Оберъ-Офицеровъ и 244 рядовыхь.

«Гордый Измаилъ палъ къ стопамъ Вашего Императорскаго Величества» — донесъ Государынѣ Суворовъ и, въ то же самое время, написалъ къ Фельдмаршалу: «Россiйскiя знамена на стѣнахъ Измаила!»

Тогда Князь Таврическій имѣлъ пребываніе въ Яссахъ, гдѣ, среди блеска и пышности окружавшихъ его, предавался внутренней скорби, страшился пережить свое значеніе. Онъ пригласилъ къ себѣ покорителя Измаила; желалъ сдѣлать ему почетную встрѣчу; велѣлъ разставить по дорогѣ нарочныхъ сигналыциковъ и поручилъ любимцу своему, Боуру, доложить лишь только Генералъ-Аншефъ будетъ подъѣзжать къ городу. Суворовъ нарочно пріѣхалъ въ Яссы ночью и на другой день отправился къ Фельдмаршалу въ длинной Молдавской повозкѣ, заложенной парою лошадей въ шорахъ, съ кучеромъ и лакеемъ, одѣтыми въ широкихъ платьяхъ. Проницательный Боуръ, не смотря на странный экипажъ, узналъ Суворова, когда онъ въѣхалъ въ ворота Княжескаго дворца и поспѣшилъ увѣдомить Фельдмаршала. Нсмедленно Потемкинъ вышелъ на парадное крыльцо, но не успѣлъ сойти съ трехъ ступепей, какъ увидѣлъ передъ собой Суворова, обнялъ его и произнесъ: «Чѣмъ могу я васъ наградить за ваши заслуги?» — Нѣтъ, Ваша Свѣтлость — отвѣчалъ поспѣшно Суворовъ — я не купецъ и не прiѣхалъ съ вами торговаться. Меня наградить, кромѣ Бога и Всемилостивѣйшей Государыни, никто не можетъ. - Потемкинъ перемѣнился въ лицѣ, замолчалъ и пошелъ въ залу. Тамъ Суворовъ подалъ ему рапортъ. Фельдмаршалъ принялъ его съ примѣтной холодностію и они, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ въ залѣ, разстались не говоря ни слова{365}.

Суворовъ явился въ Петербургѣ въ началѣ 1791 года. Императрица велѣла спросить его: «гдѣ желаетъ онъ быть Намѣстникомъ?» — Я знаю — отвѣчалъ безсмертный Полководецъ — что МатушкаЦарица, слишкомъ любитъ Своихъ подданныхъ, чтобы мною наказать какуюлибо провинцію. Я размѣряю силы съ бременемъ, какое могу поднять. Для другаго не въ моготу Фельдмаршальскiй мундиръ {366}» — Но Потемкинъ, оскорбленный Суворовымъ, воспрепятствовалъ ему получить тогда Военачальническій жезлъ: онъ былъ награжденъ званіемъ Подполковника лейбъ-гвардіи Преображенскаго полка и, въ память знаменитаго его подвига, выбита медаль.

Присутствiе Суворова тяготило гордаго Вельможу, который приготовлялъ въ Таврическомъ дворцѣ своемъ волшебный праздникъ для Екатерины по случаю взятія Измаила, и намѣревался представить ей плѣнныхъ Пашей. 26 Апрѣля Суворовъ отправленъ въ Финляндію съ порученіемъ укрѣпить границу{367}; 28 числа жители Невы стеклись во множествѣ въ великолѣпные чертоги исполина тѣхъ временъ, который не воображалъ праздновать тогда скорый переходъ свой въ вѣчность.

Удаленный въ каменистую Финляндію, Суворовъ трудился для пользы и безопасности Отечества и называлъ занятія свои бездѣйствіемъ въ сравненіи съ прежнею службой. Между тѣмъ Кутузовъ разбилъ Турокъ при Бабадѣ; Князь Репнинъ одержалъ знаменитую побѣду при Мачинѣ; Потемкинъ сошелъ во гробъ; Безбородко подписалъ славный миръ съ Портою Оттоманской и вслѣдъ за тѣмъ Суворовъ назначенъ начальникомъ надъ войсками въ Екатеринославской губерніи, въ Крыму и въ новопріобрѣтенныхъ земляхъ, до устья рѣки Днѣстра (1792 г.); избралъ главною квартирою Херсонь, гдѣ покоился Князь Таврическій; получилъ тамъ (въ Сент. 1793 г.) слѣдующій рескриптъ отъ Императрицы:

«Графъ Александръ Васильевичь! День празднованія мира напоминаетъ Намъ знаменитыя заслуги и дѣла, коими вы отличились. Всемилостивѣйше жалуемъ вамъ похвальную грамоту, за собственноручнымъ Нашимъ подписаніемъ, съ означеніемъ всѣхъ ревностныхъ и мужественныхъ подвиговъ, произведенныхъ вами въ продолженіи славнаго и долговременнаго вашего служенія. Во свидѣтельство Высочайшей довѣренности къ вашему знанію и вашей справедливости, ввѣряемъ вамъ орденъ Св. Георгія третьей степени: возложите оный на того, кого почитаете достойнѣйшимъ изъ отличившихся въ военномъ званіи. Въ знакъ же Монаршаго благоволенія препровождаемъ вамъ эполетъ и перстень бриліантовые{368}.»

Суворовъ занимался укрѣпленіемъ приморскихъ мѣстъ Тавриды, между тѣмъ, какь неустройства въ Польшѣ и мятежный духъ жителей открывалъ ему новый путь къ славѣ. Служившій подь знаменами Вашингтона, Костюшко, призванный соотечественниками изъ Германіи, принялъ главное начальство, поклялся защищать мнимую независимость или погибнуть. Краковъ, Варшава и Вильно возстали на Рускихъ воиновъ; Генералъ Ферзенъ отступилъ къ Прусскимъ границамъ и, потомъ двинулся къ Варшавѣ съ вспомогательнымъ войскомъ, предводимымъ Королемъ Вильгельмомъ III. Костюшко успѣлъ перехватить паркъ осадной Прусской артиллеріи; вспыхнулъ мятежъ въ областяхъ пріобрѣтенныхъ Пруссіей отъ Польши; союзники отдѣлились отъ Ферзена. Въ это время Екатерина ввѣрила войска Свои побѣдителю при Сталовичахъ. «Я посылаю въ Польшу двѣ арміи — сказала Она приближеннымъ: — «одну армію, а другую — Суворова.»

Садясь въ кибитку, Суворовъ сказаль сестрѣ знаменитаго нашего Адмирала Круза{369}, которой мужъ, Капитанъ перваго ранга Вальронтъ, былъ вѣчно разжалованъ въ матрозы: «Молись Богу: Онъ услышитъ молитву твою » — и полетѣлъ въ армію (І794 г.). Благоразумными распоряженіями его, Польскія войска были обезоружены на разныхъ пунктахъ, между тѣмъ, какъ наши сосредоточивались въ одинъ, около Варковичь. Суворовъ, во время похода, ѣхалъ верхомь, чтобы подать собою примѣръ офицерамъ: сдѣлавъ въ три недѣли 500 верстъ, овладѣлъ въ Кобринѣ магазиномъ; разбилъ при Крупчицѣ (6 Сент.) семнадцатитысячный корпусъ Сераковскаго; положиль на мѣстѣ до трехъ тысячь человѣкъ; обратилъ его въ бѣгство; сразился во второй разъ съ нимъ и Косинскимъ (8 Сентября) при Бржецѣ; овладѣлъ всею ихъ артиллеріей, состоявшею изъ 28 орудій; донесъ Задунайскому : «Корпусъ Сераковскаго кончилъ!» — награжденъ бриліантовою петлицею на шляпу и тремя пушками. Между тѣмъ Ферзенъ поразилъ при Мачевичахъ (28 Сентября) Костюшко; взялъ его въ плѣнъ и присоединился, 14 Октября, въ Станиславовѣ къ Суворову съ десятитысячнымъ корпусомъ{370}. Тогда войска послѣдняго увеличились до семнадцати тысячь, съ которыми онъ пошелъ къ Варшавѣ, и на другой день (15 Окт.) разсѣялъ при Кобылкѣ пятитысячный отрядъ непріятельскій, взялъ девять пушекъ, 400 человѣкъ въ плѣнъ, въ томъ числѣ одного Генерала и 30 Штабъ и Оберъ-офицеровъ; овладѣлъ обозомъ.

Вскорѣ Суворовъ подступилъ къ Прагѣ, защищаемой 30,000 лучшихъ Польскихъ войскъ и 104 пушками. Отличаясь быстротой и внезапностію, герой осмотрѣлъ укрѣпленія, начертилъ планъ атаки, раздѣлилъ войска свои на семь колоннъ и назначилъ день приступа 24 Октября. Въ пять часовъ утра была пущена ракета: колонны двинулись не смотря на сильный крестообразный огонь съ разныхъ батарей; по сбитіи переднихъ ретраншаментовъ, Польскія войска, построясь въ боевой порядокъ передъ вторымъ и третьимъ окопами, защищались отчаянно; но мужество ихъ и сильный взрывъ магазина съ порохомъ и бомбами, не остановили безстрашныхъ воиновъ Суворова: въ три часа Прага взята въ виду столицы Польши, полагавшей на нее всю надежду. Четыре Генерала: Ясинскій, Корсакъ, Квашневскій и Грабовскій съ 13,540 воинами погреблись подъ развалинами крѣпости; въ числѣ плѣнныхь были: три Генерала, 29 Штабъ-Офицеровъ, 413 офицеровъ и 14,000 рядовыхъ; до двухъ тысячь потонуло въ Вислѣ и не болѣе тысячи человѣкъ спаслось въ Варшаву; 104 пушки, множество знаменъ и орудій разнаго рода достались побѣдителямъ. Съ нашей стороны убито 580 человѣкъ; ранено 960. На приступѣ было 22,000 человѣкъ, въ томъ числѣ 7000 человѣкъ конницы. Суворовъ приказалъ разбить на окопахъ палатку и отдыхалъ въ ней на соломѣ!

На другой день явились депутаты изъ Варшавы. Щадя кровь человѣческую и желая побѣдить Поляковъ ужасами войны, Суворовъ не велѣлъ хоронить убитыхь, далъ приказаніе, чтобы войска находились въ готовности. Депутаты проходили въ ставку Рускаго военачальника по грудамъ тѣлъ, среди грознаго вооруженія и дымившихся развалинъ. Суворовъ вышелъ къ нимъ вь курткѣ, безъ орденовъ, въ каскѣ, съ саблею; сбросилъ послѣднюю, произнеся: миръ, тишина и спокойствіе! — и съ этими словами обнялъ представителей народа, цѣловавшихъ его колѣна. Графъ Потоцкій, присланный отъ Короля, желалъ вступить въ переговоры о мирѣ; но Суворовъ отвѣчалъ: «съ Польшею у насъ нѣтъ войны; я не министръ, а военачальникъ: сокрушаю толпы мятежниковъ и жслаю мира и покоя благонамѣреннымъ. » — 28 Октября прибыли прежніе Депутаты съ предоставленіемъ жребія Варшавы великодушію Екатерины и добродѣтелямъ побѣдителя. Король убѣждалъ Суворова немедленно вступить въ столицу. Онъ имѣлъ торжественный въѣздъ 29 числа, предшествовалъ войскамъ верхомъ, въ простомъ мундирѣ, безъ знаковъ отличій. На берегу Вислы встрѣтилъ его Магистратъ, поднесшій хлѣбъ-соль и ключи городскіе. Суворовъ поцѣловалъ ихъ и, воздѣвъ руки къ небу, произнесъ: «Боже! благодарю Тебя, что эти ключи не такъ дорого достались, какъ . . . .» Здѣсь слезы прервали рѣчь человѣколюбиваго героя, который обратилъ горестный взоръ на развалины Праги. Громкія восклицанія : да здравствуетъ Екатерина! да здравствуетъ Суворовъ! — сливались съ радостнымъ ура нашихъ воиновъ. 1376 Рускихъ плѣнныхъ, 500 Пруссаковъ и 80 Австрійцевъ, обреченныхъ на смерть, томившихся въ оковахъ, получили свободу.

Донеся Императрицѣ о новыхъ завоеваніяхъ тремя словами: Ура! Варшава наша! — Суворовъ, среди полнаго торжества, вспомнилъ о Херсонскомъ изгнанникѣ. «Знаю — писалъ онъ въ Петербургъ — «что МатушкаЦарица меня наградитъ; но величайшая для меня награда — помилованіе Вальронта.»

Екатерина отвѣчала побѣдителю (19 Ноября) также тремя словами: «Ура! Фельдмаршалъ Суворовъ!» — и, вслѣдъ за тѣмъ, удостоила его слѣдующимъ рескриптомъ: «Вы знаете, что Я не произвожу никого чрезъ очередь, и никогда не дѣлаю обиды старшимъ; но вы, завоевавъ Польшу, сами себя сдѣлали Фельдмаршаломъ» — пожаловала ему военачальническій жезлъ, осыпанный бриліантами; семь тысячь крестьянъ около Кобрина и возвратила чинъ Капитана перваго ранга Вальронту, Императоръ Францъ прислалъ Суворову портретъ свой, украшенный бриліантами; Король Прусскій: ордена Чернаго и Краснаго Орловъ.

Въ Варшавѣ Станиславъ просилъ Суворова возвратить шпагу одному плѣнному офицеру: онъ освободилъ, вмѣстѣ съ нимъ, пятьсотъ человѣкъ; смѣялся, потомъ, надъ сдѣланнымъ, подаркомъ Королю.

Во всѣхъ дѣйствіяхъ своихъ единственный, Суворовъ праздновалъ полученіе Фельдмаршальскаго достоинства слѣдующимъ образомъ: приказалъ поставить въ походной церкви нѣсколько стульевъ соотвѣтственно числу лицъ, которыхъ онъ обошелъ; потомъ явился въ палатку въ камзолѣ; началъ перепрыгивать черезъ стулья, именуя, по одиначкѣ, старшихъ Генералъ-Аншефовъ: двухъ Салтыковыхъ (1773 г.); Репнина (1774); Долгорукаго (1774); Эльмта (1780); Прозоровскаго (1782); МусинаПушкина (І782); Каменскаго (1784); Каховскаго (1784 г.){371}и, послѣ, надѣлъ Фельдмаршальскій мундиръ, всѣ свои ордена, принялъ поднесенный ему жезлъ, велѣлъ служить благодарственный молебенъ, вышелъ къ войску! Тогда въ Россіи были только три Генералъ-Фельдмаршала: Разумовскій, Задунайскій и Рымникскій.

Онъ пробылъ цѣлый годъ въ Варшавѣ; осенью дѣлалъ смотръ полкамъ, занималъ ихъ маневрами; въ Ноябрѣ (1795 г.) приглашенъ былъ въ Петербургъ. Въ проѣздъ Суворова чрезъ Литву и Лифляндію, крестьяне выходили толпами на дорогу, чтобы его видѣть. Императрица выслала ему на встрѣчу карету; но Фельдмаршалъ въѣхалъ въ столицу ночью и на другой день палъ къ стопамъ Екатерины. Она приказала ему имѣть пребываніе въ Таврическомъ дворцѣ, гдѣ четыре года передъ тѣмъ всѣ поклонялись Потемкину.

Три мѣсяца Фельдмаршалъ задержанъ былъ въ Петербургѣ, откуда отправился для осмотра пограничныхъ крѣпостей со стороны Швеціи и, вслѣдъ за тѣмъ, назначенъ Главнокомандуюшимъ восьмидесятитысячной арміи, расположенной въ губерніяхъ : Брацлавской, Вознесенской, Харьковской и Екатеринославской (1796 г.).

Вскорѣ Императрица переселилась въ вѣчность, 6 Ноября, къ неописанной горести Россіянъ, тридцать четыре года блаженствовавшихъ подъ Ея Скипетромъ. Фельдмаршалъ неутѣшно оплакивалъ невозвратную потерю. «Безъ МатушкиЦарицы — говорилъ онъ со слезами — «не видать бы мнѣ Кинбурна, Измаила и Варшавы!

По военной части послѣдовали разныя перемѣны. Суворовъ наименованъ Предводителемъ Екатеринославской дивизіи и получилъ маленькія палочки для мѣры косъ и буклей солдатскихъ. Не терпя нововведеній, онъ сказалъ: «пудра не порохъ, букли не пушки, коса не тесакъ, я не Нѣмецъ, а природный Русакъ {372}.» — Слова эти, обратившіяся въ пословицу, перелетѣли въ столицу въ то самое время, какъ Фельдмаршалъ изложилъ въ письмѣ къ Императору: что онъ скучаетъ своимъ бездѣйствіемъ. Тогда послѣдовало Именное повелѣніе (6 Февр. 1797 г.): «за сдѣланный отзывъ Фельдмаршаломъ Графомъ Суворовымъ ЕгоИмператорскому Величеству, что такъ какъ войны нѣт, ему дѣлать нечего — онъ отставляется отъ службы{373}»

Суворовъ, оставляя дивизію, собралъ полки; велѣль сдѣлать передъ фрунтомъ пирамиду изъ литавръ и барабановъ; вышелъ въ простомъ гренадерскомъ мундирѣ, но во всѣхъ орденахъ; привѣтствовалъ солдатъ въ самыхъ трогательныхъ выраженіяхъ: «Прощайте, ребята! друзья! чудобогатыри — сказалъ онъ имъ — «Молитесь Богу; мы дрались со славою и будемъ опять вмѣстѣ!» — потомъ снялъ съ себя знаки отличія, положилъ ихъ на пирамиду въ видѣ трофеевъ и произнесъ: «Настанетъ время когда Суворовъ снова явится среди васъ, и возметъ назадъ то, что теперь оставляетъ вамъ. » — Мужественные воины не могли удержаться отъ слезъ, разстались съ Главнокомандовавшимъ, какъ съ отцомъ своимъ.

Онъ избралъ пребываніемъ Москву, гдѣ имѣлъ небольшой домъ; но Частный Маіоръ объявилъ Фельдмаршалу приказаніе отправиться съ нимъ въ деревню, по случаю скораго прибытія Императора въ столицу. «Сколько назначено мнѣ времени — спросилъ хладнокровно Суворовъ Полицейскаго чиновника — «для приведенія въ порядокъ дѣлъ?» — «Четыре часа» — отвѣчалъ Маіоръ. — «О! слишкомъ много милости — продолжалъ Фельдмаршалъ; — для Суворова довольно одного часа.» — Дорожная карета ожидала его у крыльца. «Суворовъ, ѣдущій въ ссылку — сказалъ онъ — не имѣетъ надобности въ каретѣ; можетъ отправиться туда въ томъ экипажѣ, въ какомъ ѣздилъ ко Двору Екатерины или въ армію » — Подвезли кибитку и Маіоръ принужденъ былъ проѣхать въ ней пятьсотъ верстъ съ Фельдмаршаломъ{374}.

Удаленный въ село свое Кончанское (Новогородской губерніи, Боровичскаго уѣзда), побѣдитель Турціи и Польши проводилъ въ бѣдной хижинѣ остатокъ знаменитыхъ дней: звонилъ въ колокола; пѣлъ на клиросѣ; читалъ въ церкви Апостолъ; примирялъ семейства; соединялъ юныя четы брачными узами; восхищался счастіемъ крестьянъ своихъ; писалъ свои замѣтки и съ немногими особами, которыя посѣщали его, любилъ бесѣдовать о дѣлахъ Европы; смотря на ландкарту, восклицалъ: « О! далеко шагаетъ мальчикъ! пора унять его {375}!» Такъ говорилъ Суворовь о Бонапарте.

Протекло нѣсколько времени и къ опальному явился курьеръ съ рескриптомъ отъ Императора. Суворовъ былъ тогда въ банѣ, куда велѣлъ придти посланному. На пакетѣ было написано большими буквами: Генералъ-Фельдмаршалу Графу СуворовуРымникскому. — «Это не ко мнѣ — сказалъ хладнокровно старый герой, прочитавъ надпись: «Фсльдмаршалъ при войскѣ, я въ деревнѣ.» Изумленный курьеръ тщетно увѣрялъ его, что присланъ къ нему, а не къ другому; — Суворовъ рѣшительно отказался отъ рескрипта и нарочпый, пропотѣвъ довольно долго въ банѣ, отправился обратно въ Петербургъ съ чѣмъ пріѣхалъ. Государь не обнаружилъ досады своей, но съ того времени надзоръ за изгнанникомъ усиленъ{376}.

Лишась надежды быть полезнымъ Отечеству, Суворовъ обратился къ Императору съ просьбой: дозволить ему удалиться въ Нилову пустынь {377}. — «Я намѣренъ — писалъ онъ — «окончить тамъ краткіе дни въ службѣ Богу. Неумышленности прости, милосердый Государь!» — Отвѣта не было: его ожидалъ лучшій жребій!

Еще въ Государствованіе Екатерины II, Суворовъ желалъ идти противъ Французовъ{ 378*}, но Императрица медлила явною войной. Между тѣмъ оружіе республики торжествовало въ Европѣ, ниспровергало алтари и престолы. Обитая подъ соломенной крышею, знаменитый Полководецъ начертилъ (1798 г.) средства остановить и отразить властолюбцевъ:

«Австрійцы и Рускіе — писалъ онъ — будутъ дѣйствовать противъ Франціи каждые со ста тысячами.

1. Ничего, кромѣ наступательнаго.

2. Быстрота въ походахъ, натискъ въ нападеніяхъ, холодное ружье.

3. Не нужна методика; глазомѣръ.

4. Полная мочь Главнокомандующему.

5. Нападать и бить непріятеля въ полѣ.

6. Не терять время въ осадахъ, развѣ Маинцъ, какъ пунктъ для депо. Иногда обсерваціоннымъ корпусомъ предпринять блокаду. Брать крѣпости приступомъ или штурмомъ; менѣе теряешь.

7. Никогда не раздѣлять силъ, дабы стеречь разные пункты. Если непріятель ихъ перейдетъ, тѣмъ лучше: онъ приближится, чтобы его разбить.

8. Такимъ образомъ нуженъ только обсерваціонный корпусъ на Страсбургъ; еще одинъ летучій къ Луксенбургу. Идти далѣе, сражаясь, не останавливаясь, прямо до Парижа, какъ главный пунктъ, не останавливаясь въ Ландау; развѣ, чтобы наблюдать оный, а не для ретирадъ, о которыхъ никогда не должно мыслить, но для транспортовъ, и никогда не заниматься пустыми маневрами , контрмаршами, или такъ называемыми военными хитростями, которыя годны только для бѣдныхъ Академиковъ.

9. Италія, Нидерланды послѣдуютъ легко въ Парижъ. Король Сардинскій соединится. Въ Италіи есть еще довольно пылкихъ головъ, а остальныя вступятся за общее благо.

Король Неаполитанскій возродится. Англичане очистятъ Средшемиое море. Не мѣшкать. Ложная осторожность и зависть, — Головы Медузины въ Кабинетѣ и Министерствѣ. Суворовъ и Кобургскій родятся какъ юный Малборугъ.»

Канцлеръ Князь Безбородко и союзныя державы отдали справедливость безсмертнымъ дарованіямъ Суворова; но планъ его оставленъ безъ исполненія{379}. Пользуясь бездѣйствіемъ сильнѣйшихъ государствъ Европы, республика Французская продолжала свои завоеванія, угрожала Австріи. Принцъ Оранскій, назначенный Вѣнскимъ Дворомъ предводителемъ войскъ въ Италіи, скончался; Баронъ Меласъ заступилъ его мѣсто. Императоръ Павелъ I, не желая пріобрѣтеній, но имѣя въ виду безопасность Европы и полагая, что другіе Монархи послѣдуютъ Его великодушному примѣру, двинулъ (1799 г.) въ Австрійскія наслѣдственныя владѣнія вспомогательный корпусъ подъ начальствомъ Генерала отъ инфантеріи Розенберга. Французскою арміей, долженствовавшею дѣйствовать въ Германіи, предводительствовалъ Журданъ : ему были подчинены Массена и Бернадотъ. Эрцгерцогъ Карлъ вступилъ въ Швабію: въ это время Австрія и Англія обратились къ Императору Павлу І-му съ просьбою ввѣрить начальство надъ союзными войсками Суворову. — «Вотъ, Рускіе на все пригожаются» — сказалъ Государь Графу Растопчину, управлявшему тогда иностранными дѣлами и, взявъ перо, написалъ слъдующій лестный рескриптъ, исполненный краснорѣчія и высокихъ чувствъ:

«Графъ Александръ Васильевичь! Теперь намъ не время расчитываться. Виноватаго Богъ проститъ. Римской Императоръ требуетъ васъ въ начальники своей арміи и вручаетъ вамъ судьбу Австріи и Италіи. Мое дѣло на сіе согласиться, а ваше спасти ихъ. Поспѣшите пріѣздомъ сюда и не отнимайте у славы вашей время, у Меня удовольствія васъ видѣть. Пребываю вамъ доброжелательнымъ Павелъ.»

Облобызавъ рескриптъ, Суворовъ прижалъ его къ ранамъ своимъ, немедленно отслужилъ молебенъ въ сельской церкви и, готовясь къ неимовѣрнымъ подвигамъ, продолжалъ отличаться оригинальностію, отдалъ слѣдующій приказъ старостѣ: «Часъ собираться, другой отправляться. Поѣздка съ четырью товарищами; я въ повозкѣ, они въ саняхъ. Лошадей осмнадцать, а не двадцать четыре. Взять денегъ на дорогу двѣсти пятьдесять рублей. Егоркѣ бѣжать къ старостѣ Фомкѣ и сказать, чтобъ такую сумму «повѣрилъ, потому, что я ѣду не на шутку. Да яжъ служилъ за дьячка, пѣлъ басомъ, а теперь поѣду пѣтъ Марсомъ.»

Въ Петербургѣ Суворовъ повергнулся 18 Февраля (1799 г.) къ стопамъ Императора. Поднявъ престарѣлаго героя, Павелъ I возложилъ на него большой крестъ Св. Іоанна Іерусалимскаго. «Господи! Спаси Царя! » — воскликнулъ тогда Фельдмаршалъ. — «Тебѣ спасать Царей!» — отвѣчалъ Императоръ. — «Съ Тобою, Государь, — возразилъ Суворовъ — «возможно.»

Пользуясь благоволеніемъ Царскимъ, безсмертный Полководецъ, который торопился дѣлать добро {380}, исходатайствовалъ прощеніе сосланному въ Сибирь Капитану лейбъ-гренадерскаго полка Синицкому, возвратилъ его несчастной матери, схоронившей шестнадцать взрослыхъ дѣтей и остававшейся безъ всякой подпоры. — Императоръ, согласно желанію Суворова, не велѣлъ объявлять въ приказахъ о вторичномъ принятіи его въ службу.

Завистники утверждали, что побѣдитель неустроенныхъ войскъ Турецкихъ и Польскихъ, утратитъ всю свою славу передъ искусными вождями Франціи. Нелѣпые отзывы доходили до Суворова: онъ отомстилъ тайнымъ врагамъ — дѣлами.

Съ молитвой отправился герой на новое поприще, долженствовавшее передать имя его позднѣйшему потомству. Въ Митавѣ посѣтиль онъ Лудовика ХѴIII. — «Тотъ день почту счастливѣйшимъ въ моей жизни — сказалъ ему Суворовъ — «когда пролью послѣднюю каплю крови, способствуя, вамъ взойти на престолъ знаменитыхъ вашихъ праотцевъ.» — «Я уже не несчастливъ — отвѣчалъ Лудовикъ — «ибо судьба отечества моего зависитъ отъ Суворова.»

Въ Вѣну Суворовъ въѣхалъ поздно вечеромъ, 15 Марта, и остановился въ домѣ нашего Посла. Зная, что Фельдмаршалъ былъ врагъ роскоши, Графъ Разумовскій приготовилъ для него комнаты безъ зеркалъ, картинъ, драгоцѣнной мебели и бронзы; велѣлъ, вмѣсто кровати, разложить сѣно: на немъ опочилъ будущій освободитель Италіи.

Въ слѣдующее утро, народъ обширной столицы Австрійской окружилъ домъ Графа Разумовскаго, бѣжалъ за каретою, въ которой ѣхалъ Фельдмаршалъ во дворецъ. Вездѣ раздавались восклицанія : да здравствуетъ Суворовъ! — на которыя Руской Полководецъ отвѣчалъ: да здравствуетъ Императоръ Францъ II ! У оконъ, даже на крышахъ тѣснились зрители. Императоръ принялъ Суворова съ отличнымъ уваженіемъ; возвелъ его на степень РимскоИмператорскаго Фельдмаршала; назначилъ жалованья въ годъ двадцать четыре тысячи Флориновъ и восемь тысячь на путевыя издержки. Въ этомъ новомъ званіи, Суворовъ торжественно присягалъ въ церкви Св. Марка.

Рускія вспомогательныя войска вступили въ Вѣну. Трогательно было свиданіе съ ними Фельдмаршала въ Шенбрунѣ. Полководецъ привѣтствовалъ героевъ Кинбурна, Фокшанъ, Рымника, Измаила и Праги, послѣ горестной, долговременной разлуки, словами: «Здравствуйте чудобогатыри, любезнѣйшіе друзья мои» — и слезы показались на мужественныхъ лицахъ воиновъ.

Зная медленныя дѣйствія Гофкригсрата {381}и сильное вліяніе на дѣла онаго Барона Тугуга, Суворовъ испросилъ позволеніе относиться во всемъ непосредственно къ самому Императору. Тугутъ, желавшій исторгнуть у него тайну военныхъ предположеній, получилъ свитокъ бѣлой бумаги: «вотъ мои планы!» — сказалъ Фельдмаршалъ и убѣжалъ отъ перваго Министра.

Въ день своего отъѣзда изъ Вѣны, Суворовъ, садясь въ дорожный экипажъ, велѣлъ принесть на золотомъ блюдѣ сердечко, надѣлъ его, въ знакь благодарности за гостепріимство, на Графиню Разумовскую, заперъ ключемь и, положа ключь въ карманъ, уѣхалъ.

Согласно мнѣнію Фельдмаршала, рѣшено начать военныя дѣйствія въ Верхней Италіи. Тогда Эрцгерцогъ Карлъ принудилъ Журдана отступить за Рейнъ. Суворовъ ѣхалъ къ арміи съ величайшею поспѣшностію, не смотря на темныя ночи и дурную дорогу. Въ Веронѣ народъ отпрягъ лошадей отъ кареты его и повезъ ее на себѣ до приготовленнаго для Суворова дворца. Австрійскіе Генералы Меласъ и Край явились къ нему съ рапортами. Ночью городъ быль торжественно освѣщенъ: вездѣ горѣлъ щитъ или вензель Фельдмаршала, вездѣ воспѣвали ему похвальныя пѣсни.

Суворовъ сдѣлаль смотръ Австрійскимъ полкамъ и сказалъ окружавшимъ его Генераламъ : «Шагъ ихъ хорошъ: побѣда!»

Вскорѣ Розенбергъ вступилъ въ Верону съ двадцати двухъ тысячнымъ корпусомъ. Число Императорскихъ Королевскихъ войскъ, ввѣренныхъ Суворову, простиралось до 66,084 человѣкъ{382}. 3 Апрѣля Фельдмаршалъ обнародовалъ воззваніе къ Италійскимъ народамъ: приглашалъ ихъ соединиться подъ знамена, несомыя на брань за Бога и Вѣру, для возстановленія законнаго правительства; угрожалъ смертію вѣроломнымъ и содѣйствующимъ намѣреніямъ Республики.

Непріятель утвердился въ многочисленныхъ крѣпостяхъ Италіи, ожидая свѣжихъ войскъ. Суворовъ счелъ нужнымъ раздѣлить силы свои, чтобы дѣйствовать вдругъ противъ крѣпостей и отступавшей Французской арміи; Баронъ Край отряженъ былъ для занятія Бресчіи, важнѣйшаго пункта въ сообщеніи съ Тиролемъ: онъ овладѣлъ этою крѣпостью, при содѣйствіи храбраго Князя Багратіона; взялъ въ плѣнъ 1064 человѣкъ, захватилъ 46 орудій и получилъ приказаніе отъ Главнокомандующаго осадить Мантую и Пескьеру. Число ввѣренныхъ ему войскъ простиралось до двадцатипяти тысячь человѣкъ.

Французскою арміею предводительствовалъ въ то время Генералъ Моро, который утвердился на правомъ берегу Адды. Главная квартира его была близь Кассано въ мѣстечкѣ Инсаго; дивизіи Серюрье около города Лекко и Дельмаса у крѣпости Лоди составляли лѣвое и правое крылья. Все протяженіе Адды, широкой, быстрой рѣки, имѣющей крутые берега, приведено было въ оборонительное состояніе; пункты, удобные для переправы, охранялись сильнѣйшими батареями. «И здѣсь вижу я — сказалъ Суворовъ — «перстъ Провидѣнія. Мало славы былобы разбитъ шарлатана {383}. Лавры, которые похитимъ у Моро, будутъ лучше цвѣсти и зеленѣть.»

Авангардъ нашей арміи, предводимый Княземъ Багратіономъ, двинулся чрезъ Бергамо къ городу Лекко и, въ предмѣстіи онаго, ударилъ 15 Апрѣля въ непріятеля штыками; покололъ до 800 человѣкъ; отразилъ съ помощію козаковъ нападеніе Французовъ, сосредоточившихся въ одинъ пунктъ; вступилъ въ городъ, преслѣдовалъ стрѣлковъ, разсыпанныхъ по горамъ въ садахъ и ущельяхъ. Французы возобновили нападеніе съ большимъ стремленіемъ, но, вскорѣ, подкрѣпилъ Багратіона Милорадовичь съ гренадерскимъ батальономъ и, не смотря на свое старшинство, великодушно оставилъ первому главное начальство. Упорное сраженіе продолжалось двѣнадцать часовъ: Французы поспѣшно отступили правымъ берегомь внизъ по рѣкѣ Аддѣ, потерявъ убитыми до двухъ тысячь человѣкъ и плѣнными сто. Фельдмаршалъ отпустилъ ихъ въ Парижъ, сказавъ: «Идите домой и объявите землякамъ вашимъ, что Суворовъ здѣсъ.» — Нашихъ легло на мѣстѣ до 135 человѣкъ. Между тѣмъ Австрійцы овладѣли Кремою и Кремоною.

Средняя колонна союзныхъ войскъ получила отъ Главнокомандующаго приказаніе переправиться черезъ Адду противъ Треццо, и, сдѣлавъ рѣшительное нападеніе на непріятельскую армію, отдѣлить ея лѣвое крыло отъ центра. Пользуясь безпечностію Французовъ, Генералъ-Квартирмейстеръ Австрійскiй Маркизъ Шателеръ совершилъ это движеніе 16 Апрѣля, ночью, по наведенному чрезъ рѣку понтонному мосту. Немедленно упорная битва загорѣлась: Французы имѣли нѣкоторое время поверхность; но Австрійцы, сильно подкрѣпленные, ударили на непріятеля холоднымъ ружьемъ, ворвались въ его лѣвое крыло, смяли, жестоко поразили. Храбрые Донскіе козаки мужественно содѣйствовали имъ, предводимые походнымъ Атаманомъ Денисовымъ и Полковникомъ Грековымъ. Сломленная первая линiя Французская была подкрѣплена второю; сраженіе возобновилось и непріятель былъ снова опрокинутъ, обращенъ въ бѣгство къ Милану. Генералъ Моро едва спасся отъ преслѣдовавшихъ его гусаръ; убито Французовъ болѣе трехъ тысячь; взято въ плѣнъ: Бригадный Генералъ, семдесять штабъ и оберъ-офицеровъ и до двухъ тысячь нижнихъ чиновъ. Уронъ союзныхъ войскъ простирался болѣе тысячи человѣкъ. На другой день побѣдители двинулись колоннами къ Милану. Денисовъ первый вступилъ въ столицу Ломбардіи. Въ это время Австрійскій Генералъ Меласъ разбилъ Французовъ при мѣстечкѣ Касано; правая колонна, подъ начальствомъ нашего Генерала отъ инфантеріи Розенберга перешла черезъ Адду въ Бривіо; Серюрье съ остальными войсками своей дивизіи укрѣпился, подъ защитою артиллеріи, при деревнѣ Вердеріо. Австрійскій бригадный Генералъ Вукасовичь первый напалъ на него (17 Апрѣля) съ трехъ сторонъ и, подкрѣпленный Розенбергомъ, принудилъ положить оружіе: Серюрье и Генералъ Фрезье съ тремя тыс. войска и осмью пушками, сдались въ плѣнъ; офицерамъ позволено возвратиться во Францію, по размѣнѣ, съ условіемъ не служить противъ союзныхъ Государей. Чтя превратность счастія въ плѣнномъ {384}, Суворовъ вручилъ шпагу Генералу Серюрье, сказавъ: «Кто ею такъ владѣетъ какъ вы, у того она не отъемлема.» — Серюрье просилъ освободить его войска. «Эта черта дѣлаетъ честь вашему сердцу — отвѣчалъ Фельдмаршалъ; — «но вы лучше меня, знаете, что народъ въ революцiи есть лютое чудовище, которое должно укрощать оковами.» — Потомъ, обнадеживъ, что Французамъ не будетъ причинено ни какихъ обидъ, произнесъ стихи Ломоносова:

«Переведите эти стихи Французскому Генералу — продолжалъ Фельдмаршалъ — «Я читалъ ихъ наизусть, по взятіи Варшавы, и Депутатамъ Польскимъ.» — Съ этими словами Суворовъ вышелъ изъ комнаты. «Quеl hоmmе{385}!» — воскликнулъ Серюрье.

Императоръ Павелъ I препроводилъ къ Фельдмаршалу портретъ Свой, въ перстнѣ, осыпанный бриліантами. «Примите его — упомянулъ Государь въ рескриптѣ — «въ свидѣтели знаменитыхъ дѣлъ вашихъ и носите на рукѣ, поражающей врага благоденствія всемірнаго.» — Тогда сынъ Суворова пожалованъ былъ Генералъ Адъютантомъ и получилъ приказаніе находиться при отцѣ. — «Поѣзжай и учись у него — сказалъ ему Государь. — «Лучшаго примѣра тебѣ дать и въ лучшія руки отдать не могу.»

Союзныя войска вступили въ Миланъ въ день Св. Пасхи{386}. Суворовъ въѣхалъ верхомъ позади свиты своей, въ Австрійскомъ бѣломъ мундирѣ и остановился въ домѣ прежде занимаемомъ Моро. На другой день Фельдмаршалъ, надѣвъ парадный мундиръ и ордена, украшенные бриліантами, отправился, въ великолѣпной каретѣ между рядовъ выстроеннаго войска, въ соборную церковь Миланскую. Громкія восклицанія ура! и жителей: Д а здравствуетъ Суворовъ! п ривѣтствовали его на улицахъ. Католическое духовенство встрѣтило Суворова, при входѣ въ храмъ, въ полномъ облаченіи. «Господь да благословитъ шествіе твое, добродѣтельный Полководецъ!» — произнесъ Архіепископъ — «Молитесь — отвѣчалъ выразительно и важнымъ голосомъ, на Италіянскомъ языкѣ Фельдмаршалъ — «да поможетъ мнѣ Богъ спасти ваши храмы и престолы Государей!» — и, войдя въ соборную церковь, преклонилъ съ благоговѣніемъ колѣна предъ священнымъ жертвенникомъ. Въ Миланѣ нѣкоторые Австрійскіе Генералы просили Суворова дать отдохнуть войску; но онъ отвѣчалъ имъ словомъ: впередъ и, пробывъ въ этомъ городѣ не болѣе четырехъ дней, обнародовалъ воззваніе къ Французамъ, которое не имѣло, однакожъ, успѣха; составилъ планъ для дальнѣйшихъ дѣйствій противъ непріятеля. Армія его, названная операціонною (кромѣ войскъ осадныхъ, предводимыхъ Барономъ Краемъ и находившихся также въ Венеціи), состояла только изъ 18 тысячь Рускихъ и 18 тысячь Австрійцевъ. Оставивъ 4500 человѣкъ подъ начальствомъ Генерала Латермана для блокады Миланской цитадели, Суворовъ предположилъ перейти По и Тичино и разбить Моро до присоединенія къ нему Макдональда, идущаго изъ Южной Италіи. Между тѣмъ, Эрцгерцогъ Карлъ долженъ былъ вторгнуться въ Швейцарію съ сѣвера и тѣснить со всѣхъ сторонъ Массену, который, покоривъ Швейцарію, расположилъ ввѣренныя ему войска, числомъ до ста тысячь, по лѣвому берегу Рейна до самой Голландіи. Тирольская армія, предводимая Графомъ Беллегардомъ, надлежала присоединиться къ Италіянской{387}; послѣдняя, разбивъ Макдональда, обязана была занять Туринъ; осадной арміи, по взятьи Пескьеры и Мантуи, слѣдовало обложить Тортону; отдѣльному корпусу Графа Клейнау, съ подкрѣпленіемъ Англійскаго Флота, идти для занятія Генуи; Рускимъ, Англійскимъ и Турецкимъ войскамъ, сдѣлавшимъ высадку въ южной Италіи, преслѣдовать Макдональда.

Моро, отступивъ отъ Милана, остановился при Александріи на рѣкѣ Бормидѣ съ собраннымъ имъ семнадцатитысячнымъ войскомъ. Фельдмаршалъ повелъ свою армію къ Тортонѣ, сдѣлалъ воззваніе къ обитателямъ Піемонта, убѣждая ихъ взять оружіе на защиту законнаго Государя. Баронъ Край дѣятельно продолжалъ осадную войну, открыль траншеи противъ Пескьеры. Въ это время прибылъ въ Италію Великій Князь Константинъ Павловичь, сопровождаемый Генераломъ отъ кавалеріи Дерфельденомъ. Пріѣздъ его былъ ознаменованъ сдачею осаждаемой крѣпости: 90 орудій, множество съѣстныхъ и другихъ припасовъ, большое количество пороха и флотилія изъ осмнадцати канонерскихъ лодокъ увеличили трофеи союзниковъ, которые открыли для себя сообщеніе съ Тиролемъ и Швейцаріею. Вскорѣ Великій Князь явился въ главную квартиру Фельдмаршала, находившуюся въ Вогерѣ. 28 Апрѣля храбрый Маркизъ Шателеръ покориль эту крѣпость, ключь Піемонта. Другая крѣпость Пичигетона, сдалась въ тотъ день на капитуляцію ФельдмаршалуЛейтенанту Кейму. Между тѣмъ Вукасовичь овладѣлъ въ Верхней Италіи крѣпостями: Ивреею и Ароною; поселяне вездѣ вооружались противъ Французовъ и союзная армія безпрепятственно получала продовольствіе изъ плодородныхъ областей: Феррарской, Болонской и Моденской.

Среди повсемѣстныхъ успѣховъ, Розенбергъ, увлекаемый храбростію, сразился 20Апрѣля при Басиньяно съ Французами; сбилъ ихъ передовые отряды, но, стѣсненный, близь Пичетто, многочисленнымъ непріятелемъ, послѣ упорной обороны, продолжавшейся восемь часовъ, переправился обратно чрезъ По, оставивъ двѣ пушки. Въ этомъ дѣлѣ Милорадовичь, подъ которымъ убиты были три лошади, съ малыми силами нанесъ чувствительный вредъ противникамъ: увидя замѣшательство рядовъ нашихъ, онъ схватилъ знамя, бросился впередъ, закричавъ: «Солдаты! смотрите какъ умретъ Генералъ вашъ!» — и опрокинулъ Французовъ шгыками. Смерть щадила безстрашнаго, чтобы онъ сь большею славой палъ (1825 г.) за Царя и отчизну. — Розенбергь занялъ крѣпости Валенцу и Касаль, осгавленныя непріятелемъ, а Вукасовичь Веррую; Піемонцы овладѣли замкомъ Чевою. Другой ученикъ Суворова, храбрый Князь Багратіонъ, сь шестью батальонами и двумя козачьими полками, вступилъ въ Генуезскую крѣпость Нови; сразился съ Французами при рѣкѣ Танаро; положилъ на мѣстѣ до 2500 человѣкъ; взялъ въ плѣнъ 200. Крѣпость Александрія сдалась Генералъ-Лейтенанту Повалошвейковскому; Миланская цитадель Генералу Графу Гогенцоллерну; Феррара (въ Верхней Италіи) Графу Клейнау. — Передъ Туриномъ нѣкоторые Генералы осмѣлились представить Суворову затрудненія, препятствующія взять этотъ городъ. Онъ разсердился и вскрикнулъ: «Пустое! Аннибалъ, прошедъ Испанію, переправясъ чрезъ Рону, поразивъ Галловъ, перешедъ Алъпы, — взялъ въ три дни Туринъ. Онъ будетъ моимъ учителемъ. Хочу бытъ преемникомъ его генія {388}.»

Вскорѣ столица Сардинскаго Королевства увеличила завоеванія Суворова: Вукасовичь, начальствовавшій передовыми Австрійскими войсками, первый вступилъ въ Туринъ 14 Мая, прогнавъ непріятеля въ замокъ. На другой день Фельдмаршалъ имѣлъ торжественный въѣздъ въ сопровожденіи Великаго Князя, при радостныхъ восклицаніяхъ народа. Получено въ добычу 382 пушки, 15 мортиръ, двадцать тысячь ружей и арсеналъ, наполненный множествомъ припасовъ. Изъ цитадели, въ которую удалился трехтысячный гарнизонъ Французскій, безпрестанно сыпались градомъ бомбы, картечи и каленыя ядра. Суворовъ велѣлъ объявить Коменданту Фіореллѣ: что если онъ не прекратитъ палъбы, то подъ выстрѣлы будутъ выведены Французскiе плѣнные. Тишина водворилась. — Духовенство Католическое, при входѣ Суворова въ каѳедральный храмъ, въ угодность ему, благословило его по обряду Греческой Церкви. Туринъ поднесъ побѣдителю шпагу, украшенную бриліантами.

По прошествіи нѣкотораго времени, Главнокомандующій удостоился получить слѣдующій рескриптъ отъ Императора: «Графъ Александръ Васильевичь! Въ первый разъ увѣдомили вы Насъ объ одной побѣдѣ, въ другой о трехъ, а теперь прислали реестръ взятымъ городамь и крѣпостямъ. Побѣда предшествуетъ вамъ всемѣстно, и слава соооружаетъ изъ самой Италіи памятникъ вѣчный подвигамъ вашимъ. Освободите ее отъ ига неистовыхъ разорителей; а у Меня за сіе воздаяніе для васъ готово. Простите. Богъ съ вами. Пребываю къ вамъ благосклонный Павелъ.»

Тщетно Генералъ Викторъ сь шеститысячнымъ войскомъ покушался взять замокъ Чеву: Вукасовичь и Фрейлихъ, отряженные Суворовымъ, принудили Французовъ отступить, овладѣвъ 14 пушками и двумя мортирами.

Побѣды Суворова угрожали границамь Франціи; но Вѣнскій Дворъ, щадившій войска свои, препятствовалъ дальнѣйшимъ его успѣхамъ, предписывалъ ему: не отваживаться на предпріятія слишкомъ отдаленныя и не вѣрныя; ограничивать дѣйствія покореніемъ Мантуи и цитадели Миланской, также обороною завоеванныхъ крѣпостей. Разныя распоряженія Суворова въ Піемонтѣ были уничтожены Римскимъ Императоромъ. Россійскій Самодержецъ приказывалъ Фельдмаршалу водворить Короля Сардинскаго въ его владѣніяхъ; Францъ II посягалъ на Піемонтъ въ вознагражденіе понесенныхъ потерь Австріею въ продолжительную войну противъ Франціи; отмѣнилъ составленіе Піемонтской арміи. Гофкригсратъ, безъ всякаго сношенія съ Фельдмаршаломъ, прислалъ повелѣніе Краю, тѣснившему Французовъ изъ области Болонской, возвратиться къ осадѣ Мантуи{389}. Суворовъ негодовалъ и противъ Эрцгерцога Карла, которому — по словамъ нашего знаменитаго Полководца — «давно слѣдовало бы, завоевавъ Швейцарію, дароватъ вольность тамошнимъ храбрымъ народамъ и, съ помощію ихъ, господствовать на Рейнѣ.»

Обезпечивъ правое крыло союзной арміи со стороны Альпiйскихъ горъ, Фельдмаршалъ имѣлъ безпрестанное наблюденіе за дѣйствіями Моро и Макдональда, старавшихся соединиться. Для открытія сообщенія съ послѣднимъ, Моро отрядилъ Виктора съ десятитысячною дивизіею, а самъ занялъ Геную и намѣревался идти къ Александріи. Главнокомандующій, поручивъ осаду Туринской цитадели Кейму и предписавъ Краю поспѣшить на помощь противъ Моро, приказалъ привести въ оборонительное состояніе крѣпости Валенцу и Павію, и съ 14 Рускими батальонами, съ полками драгунскимъ Австрійскимъ Карачая и козачьимъ, выступилъ на встрѣчу Французскаго Генерала. Въ Александріи Суворовъ узналъ 4 Іюня, что армія Макдональда стремится въ трехъ сильныхъ колоннахъ на Модену и Парму къ Мантуѣ и, немедленно, оставивъ тяжелые обозы, повелъ войка свои усиленными маршами къ СенДжіовани. Тогда, прибывшій въ главную квартиру Фельдмаршалъ-Лейтенантъ Беллегардъ, который командовалъ до того въ Тиролѣ, принялъ начальство надъ осадою Тортонской и Александрійской цитаделей. Ему поручено было также наблюдать за арміею Моро: корпусъ его простирался до девяти тысячь человѣкъ; авангардомъ предводительствовалъ храбрый Вукасовичь.

Стремительно шествовалъ изъ Неаполя Макдональдъ, преодолѣвая всѣ препятствія: онъ присоединилъ къ своимъ двумъ дивизіямъ еще двѣ, Тосканскую и Виктора, также Польскiй легіонъ Домбровскаго, увеличилъ силы до двадцати восьми тысячь; для облегченія похода уменьшилъ обозы; вытѣснилъ Австрійцевъ изъ Понтремоли; занялъ Болонь; принудилъ Клейнау снять осаду Урбано и отступить къ Феррарѣ; окружилъ подъ Моденою Графа Гогенцоллерна, сразился съ нимъ, раненъ, отбросилъ его къ Мирандолѣ; вступилъ въ Піаченцу; сдѣлалъ распоряженіе къ осадѣ цитадели; готовился подавить пятитысячную дивизію ФельдмаршалаЛейтенанта Отто: послѣдній, оставивъ форпосты свои при Требіи, принужденъ былъ удалиться за рѣку Тидону и едва держался противъ шестнадцати тысячнаго непріятельскаго войска, какъ явился Суворовъ съ Россійскимъ авангардомъ, предводимымъ Княземъ Багратіономъ (6 Іюня). Козаки ударили на Французовъ въ лѣвый флангъ; Князь Горчаковъ, подкрѣпленный Великимъ Княземъ, атаковалъ правый: сражались болѣе холоднымъ ружьемъ. Кровавая битва продолжалась шесть часовъ; Багратіонъ содѣйствовалъ побѣдѣ. Непріятель отступилъ къ рѣкѣ Требіи, лишась убитыми 600 человѣкъ; въ плѣнъ взято 400.

На другой день (7 Іюня) союзная армія перешла тремя колоннами вбродъ чрезъ Тидону. Макдональдъ сосредоточилъ всѣ свои силы на этой сторонѣ рѣки Требіи, построилъ въ боевый порядокъ двадцать восемь тысячь человѣкъ. Не смотря ва невыгодное мѣстоположеніе, Князь Багратіонъ, подкрѣпленный Австрійскимъ Генераломъ Карачаемъ и козачьими полками Грекова и Поздѣева, быстро атаковалъ холоднымъ ружьемъ лѣвое крыло непріятельское, которое состояло изъ семи тысячь пѣхоты и тысячи чел. конницы, опрокинулъ ихъ за рѣку Требію, положилъ на мѣстѣ болѣе 500 человѣкъ, отнялъ двѣ пушки и знамя, взялъ въ плѣнъ 600 Поляковъ. Непріятель усилился на этомъ пунктѣ до пятнадцати тысячь человѣкъ: Розенбергъ подоспѣлъ къ Багратіону, ударилъ въ штыки и общими силами сбилъ Французовъ за Требію, истребилъ 800 чел., увеличилъ число плѣнныхъ 400. — Генералъ-Лейтенантъ Ферстеръ атаковалъ, между тѣмъ, непріятельскій центръ, также опрокинулъ его за рѣку, положилъ на мѣстѣ до 500 человѣкъ. Правое крыло Французское, состоявшее изъ десяти тысячь, сразилось съ Генераломъ отъ кавалеріи Меласомъ и послѣ упорной битвы, часъ продолжавшейся, принуждено было отступить за Требію. Сильная пальба на обоихъ берегахъ продолжалась до полночи. Союзная армія отдыхала на этой сторонѣ рѣки.

8 Іюня произошло третье сраженіе, съ большимъ, противъ прежнихъ двухъ, пролитіемъ крови: Макдональдъ ночью соединился съ послѣдними силами своей арміи и, имѣя уже до тридцати трехъ тысячь противъ двадцати двухъ тысячь союзныхъ войскъ{390}, началъ колоннами переправляться черезъ Требію. Сраженіе возобновилось въ десять часовъ утра и продолжалось до седьмаго по полудни. Домбровскій съ Польскимъ легіономъ хотѣлъ обойти правое крыло наше: Багратіонъ, прежде всѣхъ, встрѣтилъ его штыками; Розенбергъ, подкрѣпленный Милорадовичемъ, атаковалъ и сломилъ въ линіи. Ферстеръ, который командовалъ центромъ союзныхъ войскъ, принялъ также въ штыки и сабли дивизію Монришара, опрокинулъ ее и преслѣдовалъ, между тѣмъ какъ на лѣвомъ крылѣ Меласъ разбилъ и обратилъ въ бѣгство правый непріятельскій флангъ подъ начальствомъ Оливье. Нѣсколько разъ Французы отступали за рѣку, возвращались оттуда, возобновляли атаку съ большимъ ожесточеніемъ и въ одномъ бѣгствѣ искали спасенія своего. Фельдмаршалъ, пользовавшійся рѣшительными мгновеніями, во время трехъ дневныхъ битвъ не сходилъ съ козачьей лошади, забылъ преклонныя л ѣта, одушевлялъ войска своимъ присутствіемъ, спѣшилъ туда, гдѣ они начинали только разстроиваться и, тотчасъ, возстановлялъ порядокъ. Макдональдъ явилъ себя достойнымъ соперникомъ Суворова: страдая отъ полученной раны подъ Моденою, онъ командовалъ на носилкахъ; оспоривалъ побѣду; собралъ военный совѣтъ въ Піаченцѣ, объявилъ оному намѣреніе свое: сразиться съ Суворовымъ въ четвертый день, чтобы побѣдить или умереть; но военачальники Французскіе не согласились на это предложеніе и для блага республики, для спасенія арміи, требовали отступленія. Макдональдъ принужденъ былъ покориться жестокой судьбѣ своей. Рускіе преслѣдовали враговъ за рѣку Нуру. Приказывая сильно и неутомимо гнать бѣжавшаго непріятеля, Суворовъ требовалъ, чтобы щадили и миловали покорныхъ. Макдональдъ удалился съ семнадцатитысячнымъ войскомъ въ Тосканскую область; потомъ, сдѣлавшись боленъ отъ ранъ и тягостныхъ трудовъ, отправился въ Парижъ, приказавъ арміи своей соединиться съ Моро.

Въ эти убійственные дни погибло войска республики до шести тысячь; въ плѣнъ взято побѣдителями: 4 Генерала, 8 Полковниковъ, 502 Штабъ и Оберъ-офицеровъ и 11,766 нижнихъ чиновъ; получено въ добычу семь знаменъ и шесть пушекъ. Союзники потеряли убитыми менѣе тысячи человѣкъ; ранено на ихъ сторонѣ до четырехъ тысячь, въ томъ числѣ Князь Багратіонъ.

Узнавъ о походѣ Суворова противъ Макдональда, Моро устремился съ десятитысячнымъ войскомъ, черезъ Бокетту, Гави и Нови, къ Тортонѣ; занялъ этотъ городъ, перешелъ чрезъ Скривію, сразился съ Беллегардомъ, принудилъ его отступить за Бормиду и, потомъ, предпринялъ обратный путь, удалился, чрезъ Бокетту, въ горы, избавивъ Макдональда посредствомъ этого движенія отъ дальнѣйшаго преслѣдованія Россійскаго Фельдмаршала.

Во время Требійской побѣды Кеймъ овладѣлъ Туринскою цитаделыо, въ которой найдено: мѣдныхъ мортиръ 148, пушекъ 384, гаубицъ 30, ружей 40,000; столько же тысячь пудовъ пороху и множество военныхъ снарядовъ. Союзники имѣли въ своей власти всю рѣку По. Для осады цитадели Александрiйской и Тортоны отправлена была водою артиллерія Туринская. Между тѣмъ оставшіяся безъ защиты послѣднія крѣпости Республики Чизальпиской, Болонь и ФортеФранко или Урбано, сдались Клейнау и Отто.

Италія, внимая воззваніямъ Суворова, вооружилась: составились противъ Французовъ народныя арміи подъ предводительствомъ Лагоца и Кардинала Руффо. Первый имѣлъ подъ ружьемъ двадцать двѣ тысячи Неаполитанцевъ; послѣдній болѣе тридцати тысячь вооруженнаго народа. Въ числѣ отдѣльныхъ предводителей Кардинала находился молодой монахъ, по прозванію ФраДіаволино, до того содержавшійся въ тюрьмѣ и загладившій, потомъ, вины свои неимовѣрною храбростію: разбившій непріятеля на берегу Адріатическомъ, въ Пескарѣ, учредившій блокаду крѣпостей Капуи и Гаэты. Въ освобожденіи отъ Французовъ Королевства Неапольскаго и владѣній Папы содѣйствовали Руффо РоссійскоТурецкій и Англійскій Флоты, которыми предводительствовали Ушаковъ (подчиненный Суворову) и Нельсонъ.

Преслѣдовавшій Макдональда съ легкимъ корпусомъ Графъ Клейнау занялъ Ливорну, крѣпости Сарцанеллу, Леричи, СенТерезу; окружилъ блокадою крѣпость СенМарію, которую защищалъ гарнизовъ изъ 380 человѣкъ. Неприступная цитадель Александрійская, устроенная на высотѣ и защищаемая съ двухъ сторонъ рѣкою Танаро, послѣ сильнаго сопротивленія, сдалась Графу Беллегарду на капитуляцію. Тогда прибылъ въ Верону вспомогательный десятитысячный Россійскій корпусъ, высланный Императоромъ Павломъ I-мъ къ Королю обѣихъ Сицилій. Имъ предводительствовалъ Генералъ-Лейтенантъ Ребиндеръ, котораго, по распоряженію Фельдмаршала, смѣнилъ Генералъ Розенбергъ. Главный корпусъ нашихъ войскъ перешелъ подъ начальство Генерала отъ кавалеріи Дерфельдена. Розенбергу велѣно прикрывать осаду Мантуи и на время остановиться при Піаченцѣ.

Наконецъ и твердая Мантуа покорилась оружію Императорскому. Десятитысячный гарнизонъ ея, въ половину больной и израненый, сдался 17 Іюля на капитуляцію Генералъ-Фельдцейхмейстеру Краю, съ тѣмъ, чтобы оставаться военноплѣннымъ въ Германіи. Въ крѣпости найдено болѣе 300 пушекъ.

Суворовъ продолжалъ испытывать разныя неудовольствія отъ Гофкригсрата, который, останавливая полетъ непобѣдимаго Полководца, вязалъ его — какъ изъяснялся онъ. «Робость Гофкригсрата — писалъ къ Императору Павлу I Фельдмаршалъ; — «зависть ко мнъ, какъ чужестранному; интриги частныхь, двуличныхъ начальниковъ, относящихся прямо въ Гофкригсратъ; безвластіе мое въ производствѣ операцій, прежде доклада, на тысячи верстахъ, принуждаютъ меня всеподданнѣйше просить В. И. В. о моемъ отзывѣ, ежели сіе не перемѣнится. Я хочу кости положить въ моемъ Отечествѣ и молить Бога за моего Государя.»

Въ это время Король Сардинскiй Викторъ — Эмануилъ прислалъ Суворову ордена: Анонсіады, Св. Маврикія и Лазаря, дипломъ на чинъ Генералъ — Фельдмаршала Королевскихъ войскъ, также на достоинство Князя съ титуломъ его двоюроднаго брата (cousin) и съ предоставленіемъ онаго изъ рода въ родъ перворожденнымъ; сверхъ сего изъявилъ желаніе служить въ арміи Италійской подъ его начальствомъ. Императоръ Павелъ I согласился на полученіе Суворовымъ лестныхъ отличій и, увѣдомляя его о томъ, изъяснилъ: «что чрезъ это, онъ и Ему войдетъ въ родство, бывъ единожды принятъ въ одну Царскую Фамилію, потому, что владѣтельныя Особы между собою всѣ почитаются роднею{391}.» — За пораженіе Макдональда, Фельдмаршалъ награжденъ 13 Іюля портретомъ Государя, осыпаннымъ бриліантами, для ношенія на груди; а за освобожденіе всей Италіи, въ четыре мѣсяца, отъ безбожныхъ ея завоевателей пожалованъ (8 Авг.) Княземъ Россійской Имперіи съ титуломъ Италийскаго, который распространенъ и на его потомковъ мужескаго и женскаго родовъ. Въ Англіи на всѣхъ праздникахъ пили здоровье: 1) Короля; 2) Императора Россійскаго и 3) избавителя Италіи; сочиняли въ похвалу Суворова пѣсни. — Императоръ повелѣлъ Фельдмаршалу, въ случаѣ продолженія дѣлаемыхъ ему непріятностей отъ Вѣнскаго Кабинета, собрать въ одно мѣсто ввѣренныя ему Россійскія войска и дѣйствовать, по обстоятельствамъ, независимо; но, вмѣстѣ, совѣтовалъ остерегаться союзниковъ, продолжая сношенія съ Англійскимъ Министерствомъ. Суворовъ просилъ Государя наградить Генералъ-Фельдцейхмейстера Края и получилъ въ отвѣтъ: «Я ничего ему не дамъ: потому, что Императоръ Францъ трудно признаетъ услуги и воздаетъ за спасеніе своихъ земель учителю и предводителю его войскъ.»

Успѣхи союзниковъ въ Италіи произвели переворотъ въ Французскомъ Правительствѣ: Директоры Республики были смѣнены; начальство надъ арміею ввѣрено Жуберту, котораго Бонапартъ называлъ наслѣдникомъ славы своей. Юный герой, не задолго передъ тѣмъ сочетавшійся бракомъ, надѣлъ на грудь портретъ обожаемой имъ супруги, поклялся именемъ ея побѣдить или умереть и полетѣлъ въ Италію. Моро сдалъ ему начальство и, соединенный съ нимъ тѣсною дружбой, остался въ главной квартирѣ, чтобы вмѣстѣ отомстить честь Французскаго оружія. Между тѣмъ городъ Сераваль, находящійся у подошвы утесистой горы, послѣ кратковременнаго бомбардированія, отворилъ вороты Багратіону. Рускій авангардъ, подъ начальствомъ послѣдняго, занялъ позицію передъ Нови. Вскорѣ Жубертъ и Моро появились на хребтахъ высокихъ горъ, надъ обширною равниной, простирающеюся до Тортоны и Александріи. «Юный Жубертъ — сказалъ Суворовъ — пришелъ учиться; дадимъ ему урокъ. »

Выступя изъ горъ съ 45 тысяч. чел., Главнокомандующій Французскихъ войскъ занялъ выгодное положеніе по хребту на Нови къ Серавалѣ, оставя въ тылу Гави. 4 Августа начался кровавый бой, шестнадцать часовъ продолжавшійся. Центромъ союзной тридцативосьмитысячной арміи предводительствовалъ Дерфельденъ; правымъ крыломъ Край, лѣвымъ Меласъ. Войска Розенберга составляли обсерваціонный корпусъ: ему поручено было прикрывать осаду Тортоны и, въ случаѣ надобности, подкрѣплять сражающуюся армію. На разсвѣтѣ, лѣвое крыло непріятельское было сильно атаковано Крайемъ, который овладѣлъ ближайшими высотами; но принужденъ уступить превосходнымъ силамъ Французовь. Жубертъ самъ повелъ на штыкахъ противъ Австрійцевъ колонну пѣхоты, стремился, верхомъ, съ нею при восклицаніяхъ солдатъ: да здравствуетъ Республика! да здравствуетъ Жубертъ / . . . . Пуля мгновенно рѣшила блистательную судьбу его; послѣднія слова его были: впередъ, впередъ!. . Моро снова принялъ начальство. — Чтобы облегчить препятствія, встрѣченныя Крайемъ, Князь Багратіонъ сдѣлалъ атаку на центръ непріятельскій. Французы начали дѣйствовать правымъ крыломъ своимъ въ лѣвый флангъ Императорскихъ войскх, овладѣли всѣми возвышеніями въ окрестностяхъ Нови, составляющими подошву Генуэзскихъ горъ. Тамъ ударилъ на нихъ Генералъ-Маіоръ Князь Горчаковъ, подкрѣпленный, потомъ, Меласомъ и Дерфельденомъ. Вся Императорская армія двинулась впередъ. Градъ ядеръ и картечи привелъ въ замѣшательство Рускія колонны; но, усиленныя свѣжими полками, онѣ снова устремились на смертоносныя горы, три раза возобновляли нападенія на центръ непріятельскій. Французы, казалось, мстили за смерть Жуберта; колонны Дерфельдена, открывая путь къ убійственнымъ высотамъ подъ личнымъ предводительствомъ Суворова, котораго сопровождалъ Великій Князь, какъ будто наказывали за дерзновенное намѣреніе помрачить славу Россійскаго Полководца. Моро, Сенъ-Сиръ и начальннкъ Французскаго Главнаго Штаба Дессоль, видя послѣднія усилія союзной арміи, бросились сами противъ Рускихъ съ новыми колоннами. Съ такою же твердостію противъ лѣваго крыла Французской арміи, которое получило подкрѣпленіе, возобновляли атаку войска Края, нѣсколько разъ отраженныя. Лѣвое крыло союзниковъ сражалось на берегахъ рѣки Скривіи противъ Домбровскаго. Меласъ принудилъ его отступить и снять блокаду Серавали. Нападенія на центръ Французскихъ войскъ требовали безпрестанныхъ подкрѣпленій съ праваго ихъ крыла, которое ослабѣло до того, что не могло сопротивляться стремленію лѣваго крыла соединенныхъ войскъ. Пользуясь обстоятельствами, Меласъ предпринялъ движеніе на дорогу между Серавалію и Гави, въ тылъ правому Французскому крылу. Стѣсненная этимъ движеніемъ Республиканская армія не могла сопротивляться нападеніямъ на центръ; Рускіе достигли высотъ; Французы начали отступать, склоняясь къ лѣвому крылу своему на деревню Пастурану. Тамъ отряды Австрійской кавалеріи и козаковъ, подъ начальствомъ Карачая, довершили пораженіе непріятеля, который удалился чрезъ Боккету къ Савонѣ, чтобы сблизиться съ своими подкрѣпленіями, собранными на границѣ Піэмонтской. Мракъ ночи покрылъ бѣгство враговъ.

Потеря Французовъ простиралась до двадцати тысячь чел., въ томъ числѣ убитыми до семи тысячь, плѣнными болѣе 4600, ранеными болѣе 5000, пропавшими безъ вѣсти около 4000. Въ числѣ плѣнныхъ находились четыре Генерала; пушекъ взято 39, ящиковъ съ снарядами 54. Союзныя войска потеряли убитыми до 1300 чел., ранеными болѣе 4700. Побѣда при Нови заставила непріятеля заключить капитуляцію о сдачѣ Тортоны, крѣпости неприступн ой, стоящей на высотѣ скалы, которую ни гаубицы, ни бомбы не достают, стоившей Королю Сардинскому пятнадцать милліоновъ {392}.

Императоръ Павелъ I повелѣлъ (24 Авг.) гвардіи и всѣмъ Россійскимъ войскамъ, даже и въ присутствіи Своемъ, отдавать Князю Италійскому, Графу Суворову-Рымникскому всѣ воинскія Почести, подобно отдаваемымъ Особѣ ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА. — «Князь Александръ Васильевичь! — писалъ Государь къ Фельдмаршалу — «Я получилъ извѣстіе о знаменитой побѣдѣ, вашей надъ упокоеннымъ вами Генераломъ Жубертомъ. Радъ весьма, а тѣмъ болѣе, что убитыхъ немного и что вы здоровы. Не знаю, что пріятнѣе ? Вамъ ли побѣждать или Мнѣ награждать за побѣды? Но мы оба исполняемъ должное: Я какъ Государь, а вы какъ первый Полководецъ въ Европѣ. Посылаю награжденіе за взятіе Серавали; а вамь не зная, что уже давать, потому, что вы поставили себя свыше награжденій, опредѣлили почесть военную, какъ увидите изъ Приказа, вчера отданнаго. Достойному достойное. Прощайте, Князь! Живите, побѣждайте Французовъ, и прочихъ, кои имѣютъ въ виду не возстановленіе спокойствія, но нарушеніе онаго.»

Между тѣмъ Генералъ-Лейтенантъ Германъ сдѣлалъ неудачную высадку въ Голландіи; другой вспомогательный тридцатитрехъ тысячный корпусъ, подъ начальствомъ Нумсена, иотомъ Генералъ-Лейтенанта РимскагоКорсакова, двинулся въ Швейцарію, гдѣ Эрцгерцогъ Карлъ занялъ Цирихъ; третій, пятитысячный, изъ эмигрантовъ, подъ предводительствомъ Принца Конде, находился въ Волыніи.

Въ то время какъ Россійскій Самодержецъ, желая утвердить спокойствіе Европы, возстановлялъ вѣру и низверженныхъ Государей, Вѣнскій дворъ продолжалъ противудѣйствовать, достигнувъ своей цѣли. Генералъ Графъ Клейнау, долженствовавшій, при пособіи Англійскаго Флота, тѣснить непріятеля на берегахъ Генуэзскихъ, находившійся уже на одинъ переходъ отъ Генуи, поступилъ подъ начальство ФельдмаршалаЛейтенанта Фрейлиха, который былъ отозванъ отъ главной союзной арміи въ Герцогство Тосканское; Суворовъ, по приказанію Императора Франца II, сдалъ начальство надъ Австрійскими войсками Генералу Меласу и двинулся съ своими полками въ Швейцарію. Піемонтъ остался во власти союзниковъ. Къ довершенію непріятностей, Эрцгерцогъ, до соединенія нашего Фельдмаршала съ Римскимъ-Корсаковымъ, удалился изъ Швейцаріи въ Швабію.

Такъ кончился знаменитый походъ 1799 года, въ которомъ союзники подъ главнымъ предводительствомъ Суворова выиграли десять сраженій, пріобрѣли около трехъ тысячь огнестрѣльныхъ орудій, двѣсти тысячь ружей, восемдесять тысячь плѣнныхъ и покорили двадцать пять крѣпостей, лишась убитыми и ранеными только восемь тысячь человѣкъ{393}.

Не отступая отъ предположеннаго плана Государь, съ своей стороны, предоставилъ всѣ Россійскія войска въ Швейцаріи и корпусъ Принца Конде главному начальству Суворова, съ тѣмъ, чтобы эта армія, усиленная Швейцарами, которыхъ вооружала Англія, составивъ центръ Австрійскихъ войскъ Эрцгерцога и Меласа, стремилась чрезъ Франшъ-Конте во Францію.

Оставляя Италію, Фельдмаршалъ простился съ Австрійцами приказомъ, исполненнымъ признательности. «Никогда — упомянулъ Суворовъ — не забуду я храбрыхъ Австрійцевъ, которые почтили меня довѣренностію и любовію; не забуду воиновъ побѣдоносныхъ, содѣлавшихъ меня побѣдителемъ.» — Непріятная вѣсть объ удаленіи Россіянъ привела въ уныніе обитателей Піемонта и Ломбардіи.

Руская армія выступила въ походъ къ границамъ Швейцаріи двумя колоннами: первою предводительствовалъ Дерфельденъ, второю Розенбергъ. Полевыя орудія отправлены, подъ прикрытіемъ войска, чрезъ Миланъ и Комо, откуда положено перевести ихъ на судахъ. Въ замѣнъ этихъ пушекъ корпусъ Дерфельдена долженъ былъ получить 15 горныхъ, а корпусъ Розенберга 10. Австрійское начальство обязалось снабдить мулами подъ орудія и для подвоза провіанта. Меласъ увѣрилъ Суворова, что они выставлены въ городѣ Белинцонѣ, лежащемъ у подошвы Сен-готарда. Быстро шествовалъ Суворовъ: въ шесть дней совершилъ переходъ для котораго нужно было восемь; но въ Белинцонѣ не нашелъ онъ обѣщанныхъ муловъ, потерялъ пять дней, обнадеживаемый Австрійскими коммиссіонерами и въ такой крайности исполнилъ полезный совѣтъ Великаго Князя добавить недостававшее число муловъ козачьими лошадьми.

Приближаясь къ Альпійскимъ горамъ, одушевляя Россіянъ чрезвычайными дѣлами, недавно совершенными въ Италіи, опытный Полководецъ не скрывалъ отъ военачальниковъ своихъ печальныхъ слѣдствій удаленія изъ Швейцаріи Эрцгерцога; предвидѣлъ, что Массена устремится со всѣми силами своими на Корсакова, потомъ на Конде.

Наконецъ показались грозные утесы и скалы Сен-готарда, котораго вершина возносится выше облаковъ. Осенняя, ненастная погода придавала еще болѣе мрачности дикой громадѣ. Между солдатами, утомленными отъ дальнихъ походовъ, возникъ ропотъ на трудный переходъ. Услышавъ негодованіе, Суворовъ предоставилъ имъ избрать любое: безпрекословно повиноваться ему или предать его землѣ у подошвы Сен-готарда; велѣлъ рыть для себя могилу. «Здѣсь похороните меня — произнесъ герой:

— «вы болѣе не дѣти мнѣ — я болѣе не отецъ вамъ — мнѣ ничего не остается кромѣ смерти!» — Изумленные, растроганные солдаты, зная рѣшительность вождя своего, бросились къ нему съ громкими восклицаніями: веди, веди насъ! подняли его на руки. «Вотъ — говоритъ очевидецъ Фуксъ — «первый шагъ Суворова къ побѣдамъ на горахъ Альпійскихъ{394}!»

Въ донесеніи своемъ Государю отъ 3 Октября (1799 г.), Суворовъ описалъ знаменитый переходъ свой: «На каждомъ шагѣ въ этомъ царствѣ ужаса, зіяющія пропасти представляли отверстые и поглотить готовые гробы смерти. Дремучія, мрачныя ночи, непрерывно ударяющіе громы, ліющіеся дожди и густый туманъ облаковъ, при шумныхъ водопадахъ, съ каменьями съ вершинъ низвергавшихся, увеличивали трепетъ. Тамъ явилась зрѣнію нашему гора Сен-готардъ, этотъ величающійся колоссъ горъ, ниже хребтовъ котораго громоносныя тучи и облака плаваютъ, и другая, уподобляющаяся ей, Фогельсбергъ. Всѣ опасности, всѣ трудности

были преодолѣны, и при таковой борьбѣ со всѣми стихіями, непріятель, гнѣздившійся въ ущелинахъ и въ неприступныхъ, выгоднѣйшихъ мѣстоположеніяхъ не могъ противостоять храбрости воиновъ, явившихся неожиданно на зтомъ новомъ театрѣ: онъ всюду прогнанъ. Войска В. И. В. прошли чрезъ темную горную пещеру УрзернЛохъ, заняли мостъ удивительною игрой природы изъ двухъ горъ сооруженный и проименованный Тейфельсбрике {395}Оный разрушенъ непріятелемъ; но это не остановило побѣдителей: они связываютъ доски шарфами офицеровъ; бѣгутъ по этимъ доскамъ, спускаются съ вершинъ въ бездны, и, достигая врага, поражаютъ его всюду. Напослѣдокъ надлежало восходить на снѣжную гору Биншнеръ-Бергъ, скалистою крутизной всѣ прочія превышающую; утопая въ скользкой грязи, должно было подыматься противъ и посреди водопада, низвергавшагося съ ревомъ, и низрывавшаго съ яростію страшные камни, снѣжныя и земляныя глыбы, на которыхъ много людей съ лошадьми съ величайшимъ стремленіемъ летѣли въ преисподнія пучины, гдѣ многіе убивались, а многіе спасались. Всякое израженіе недостаточно къ изображенію этой картины во всемъ ея ужасѣ. Единое воспоминаніе преисполняетъ душу трепетомъ и теплымъ благодарственнымъ моленіемъ ко Всевышнему. Его же невидимая, всесильная десница видимо охраняла воинство В. И. В., подвизавшееся Святою Его Вѣрою.»

Суворовъ совершилъ неимовѣрный походъ среди своего войска на лошади, едва влачившей ноги, въ синемъ обветшаломъ плащѣ, который достался ему

послѣ отца и былъ извѣстенъ подъ названіемъ родительскаго въ круглой большой шляпѣ, взятой у одного капуцина. Ропотъ воиновъ, отчаяніемъ исторгаемый, доходилъ до него: «Старикъ нашъ — говорили они вслух — «выжилъ уже изъ ума: Богъ вѣсть, куда насъ завелъ!» — Суворовъ спрашивалъ: что они говорятъ? — Ему отвѣчали: «вы слышите сами» — «Да!  — кричалъ онъ:

— «Помилуй Богъ! они меня хвалятъ; такъ хвалили они меня въ Туретчинѣ и Польшѣ.» — И утомленные солдаты хохотали, забывали свою усталость, радостно повторяли слова Предводителя: Впередъ! съ нами Богъ! Руское войско побѣдоносно. Ура! — «Здѣсь нѣтъ dеs bеllеs retіrаdеs {396}. — говорилъ Суворовъ улыбаясь, приближеннымъ; — «развѣ въ пропастяхъ. » — Одно слово ретирада приводило его въ гнѣвъ и изступленіе. Окруженный со всѣхъ сторонъ непріятелемъ и оставленный союзниками, онъ повторялъ: «не дамъ костей своихъ врагамъ; умру здесь, и изсѣките на камнѣ : Суворовъ — жертва измѣны, но не трусости {397}.» — Великій Князь проводилъ съ Фельдмаршаломъ ночи подъ открытымъ небомъ: иногда, въ равнинахъ только, имѣли они пристанище въ сараяхъ, гдѣ въ лѣтнее время укрываются отъ непогоды пасущіяся стада.

Вытѣснивъ Французовъ изъ горныхъ ущелій, обративъ ихъ въ бѣгство, сначала, къ долинѣ Урзернъ, потомъ чрезъ Чертовъ мостъ за мѣстечко Вазенъ, къ Амстегу; занявъ городъ Альтдорфъ, Суворовъ преодолѣлъ съ войскомъ своимъ чрезвычайныя трудности при переходѣ черезъ гору Кольмбергъ, высочайшую по Сен-готардѣ. Въ продолженіи этихъ битвъ герои его, Багратіонъ и Милорадовичь, покрыли себя новою славой: послѣдній, найдя въ Амстегѣ сосженный мостъ, полетѣлъ по тлѣвшимся бревнамъ; спускался на спинѣ съ утесистыхъ горъ.

Армія вступила въ долину Мутенъ. Здѣсь Фельдмаршалъ извѣстился отъ жителей окрестныхъ селеній о печальной участи корпусовъ РимскагоКорсакова и Фельдмаршала-Лейтенанта Готце. Слѣдуя повелѣніямъ Гофкригсрата, Эрцгерцогъ оставилъ Швейцарію въ то самое время, когда, соединивъ силы свои съ Римскимъ-Корсаковымъ и Готце (кои всѣ составили бы до ста тысячь), могъ разбить Массену, имѣвшаго подъ ружьемъ только шестьдесять тысячь. Французскій Генералъ, узнавъ о приближеніи Суворова, рѣшился внезапнымъ нападеніемъ отвратить угрожавшую ему опасность: Готце, храбро обороняясь противъ Сульта, палъ при деревнѣ Шаннисъ героемъ; РимскійКорсаковъ, распространившій силы свои въ Швейцаріи по случаю удаленія изъ оной Эрцгерцога, былъ, послѣ упорныхъ битвъ (14 и 15 Сент.) окруженъ въ Цирихѣ многочисленнымъ непріятелемъ, не согласился на постыдныя условія и съ десятитысячнымъ войскомъ, съ 12 орудіями, проложилъ себѣ дорогу штыками къ Эглизау сквозь сорокатысячную армію{398}. Жители Швейцаріи не отважились возстать единодушно: нѣсколько тысячь сражались подъ знаменами Французовъ и не щадили Россіянъ, пришедшихъ защищать ихъ свободу.

У Суворова оставалось менѣе двадцати тысячь войска, утомленнаго отъ непрестанныхъ сраженій и дальнихъ походовъ, почти безъ патроновъ и пороху: онъ не могъ предпринять наступательныхъ дѣйствій въ открытыхъ равнинахъ противъ Массены, въ трое сильнѣйшаго и, вмѣстѣ съ военнымъ Совѣтомъ, рѣшился идти на Гларисъ горами, открыть себѣ путь оружіемъ. Непріятель нападалъ на Рускихъ днемъ и ночью со всѣхъ сторонъ: въ мокрую, холодную погоду, они должны были подниматься на утесы, покрытые снѣгомъ, проходить по тѣснымъ, болотистымъ дорогамъ, и вправо отъ Глариса вооруженною рукой пробираться къ Коиру. Безпрестанно происходили кровопролитныя сраженія, на которыхъ воины Суворова всегда оставались побѣдителями: подъ Мутенталемъ Розенбергъ, начальствовавшій нашимъ арріергардомъ, заманилъ Массену съ 10 тысяч. человѣкъ въ долину, выждалъ, ударилъ съ тремя тысяч. Рускихъ въ штыки, разбилъ его, обратилъ въ бѣгство до самаго Швица, потопилъ болѣе двухъ тыс. человѣкъ, взялъ въ плѣнъ: Генералъ-Квартирмейстера Лекурба, двухъ Шефовъ бригады, одного батальоннаго командира, 13 офицеровъ и 1200 рядовыхъ; отбилъ пять пушекъ{399}. За Гларисомъ Князь Багратіонъ, командовавшій авангардомъ, подкрѣпленнымъ Генераломъ Дерфельденомъ, стремительно напалъ въ дефилеяхъ на Молитора, опрокинулъ его, положилъ на мѣстѣ тысячу человѣкъ, взялъ въ плѣнъ: Шефа бригады, 7 офицеровъ, 347 солдатъ, отбилъ двѣ пушки и одно знамя. Наконецъ, послѣ шестнадцатидневнаго побѣдоноснаго странствованія по Альпійскимъ горамъ, Рускіе достигли Хура, откуда выступили чрезъ Маенфельдъ и Бальцеръ въ Фельдкирхенъ.

Въ достопамятный походъ чрезъ Швейцарію непріятель потерялъ: убитыми, Генерала Лягурье, множество офицеровъ и болѣе четырехъ тысячь солдатъ; плѣнными, одного Генерала, трехъ Полковниковъ, 37 Штабъ и Оберъ-Офицеровъ и 2778 нижнихъ чиновъ; пушекъ отбито 10, одна мортира и одно знамя. Съ нашей стороны пало 661 чел., ранено 1369, вь томъ числѣ Генералъ-Маіоры: Князь Горчаковъ, Князь Багратіонъ, Курнаковъ, Харламовъ и Мансуровъ. — Сынъ Суворова, во все время сраженiя и погони, находился при Великомъ Князѣ, который не переставалъ одушевлять войско напоминаніемъ о любви кь Августѣйшему его Родителю. Между тѣмъ РимскійКорсаковъ разбилъ, при деревнѣ Шлатѣ, три дивизiи Французскія: Менара, Лоржа и Гацана; преслѣдовалъ ихъ кавалеріею, прогналъ до рѣки Тура, отбилъ двѣ пушки, положилъ на мѣстѣ до тысячи человѣкъ, взялъ 50 въ плѣнъ, сосредоточилъ силы свои на правомъ берегу Рейна. Принцъ Конде потерпѣлъ пораженіе при Костницѣ.

Не теряя еще надежды соединиться съ Австрійской арміею и дѣйствовать снова къ освобожденію Швейцаріи, Фельдмаршалъ выступилъ изъ Фельдкирхена къ Линдау, гдѣ получилъ письмо отъ Эрцгерцога Карла, назначавшаго ему свиданіе въ Штокахъ. Ссылаясь на слабость здоровья, Суворовъ просилъ Эрцгерцога сообщить ему письменно виды и предположенія для дальнѣйшихъ дѣйствій, и въ присутствіи Графа Коллоредо (который былъ присланъ съ письмомъ) произнесъ:

— «Эрцгерцогъ Карлъ не при Дворѣ, но на войнѣ, такой же Генералъ какъ Су»воровъ, кромѣ того, что послѣднiй старѣе его по своей опытности.» — Вознокшая между, обоими Полководцами переписка не имѣла никакихъ успѣховъ: Эрцгерцогъ настоятельно требовалъ содѣйствія Суворова, не объявляя ему числа войскъ, которыми самъ намѣревался вспомоществовать. Фельдмаршалъ рѣшился перенесть главную квартиру въ Аугсбургъ, гдѣ вступилъ въ столь же безполезные переговоры съ Австрійскимъ Министромъ Княземъ Эстергази. Вскорѣ послѣдовало формальное объявленіе Императора Павла I, что Онъ прекращаетъ общее дѣло. — «Государь, Братъ мой! — писалъ великодушный Монархъ Россіи къ Императору Францу II — «Ва

шему Величеству должно уже быть извѣстно о послѣдствіяхъ удаленія изъ Швейцаріи Вашей арміи подъ начальствомъ Эрцгерцога Карла — совершившагося вопреки всѣхъ причинъ свѣта, по коимъ оная оставалась тамъ до соединенія Фельдмаршала Князя Италійскаго съ Генералъ-Лейтенантомъ Корсаковымъ. Видя войска Мои оставленныя, и такимъ образомъ преданныя непріятелю — политику, противную Моимъ намѣреніямъ, и благосостояніе Европы, принесенное на жертву, имѣя совершенный поводъ къ негодованію на поведеніе Вашего Министерства, коего побужденій не желаю знать, Я объявляю Вашему Величеству съ тѣмъ же чистосерде — чіемъ, которое заставило Меня летѣть на помощь къ Вамъ и споспѣшествовать успѣхамъ Вашего оружія, что отнынѣ общее дѣло прекращено, дабы не утвердить торжества въ дѣлѣ вредномъ. Пребываемъ съ должнымъ къ Вамь почтеніемъ и проч.{400}».

Суворовъ получилъ Высочайшее повелѣніе возвратиться въ Россію и, читая въ будущемъ, произнесъ: «Я билъ Французовъ; но не добилъ. Парижъ мой пунктъ — бѣда Европѣ!» — Признательный къ заслугамъ Государь, возвелъ героя въ почетное достоинство Россійскаго Генералиссимуса 29 Октября 1799 года. «Побѣждая повсюду и во всю жизиь вашу враговъ Отечества — писалъ къ нему Павелъ І-й — «не доставало вамъ еще одного рода славы: преодолѣть самую природу; но вы и надъ нею одержали нынѣ верхъ. Поразивъ еще разъ злодѣевъ вѣры, попрали вмѣстѣ съ ними козни сообщниковъ ихъ, злобою и завистію противъ васъ вооруженныхъ. Нынѣ, награждая васъ по мѣрѣ признательности Моей, и ставя на вышній степень, чести и геройству предоставленный, увѣренъ, что возвожу на оный знаменитѣйшаго Полководца сего и другихъ вѣковъ.» — Это много для другаго — произнесъ тогда Императоръ Графу Растопчину — «а Суворову мало: ему быть Ангеломъ» — и велѣлъ вылить бронзовую статую его для украшенія столицы, въ память знаменитыхъ подвиговъ. Императоръ Францъ II препроводилъ къ Суворову орденъ Маріи Терезіи первой сгепени большаго креста, предоставилъ ему по жизнь званіе своего Фельдмаршала и сопряженное съ онымъ жалованье. Великій Князь Константинъ Павловичь за храбростъ и примѣрное мужество получилъ отъ своего Августѣйшаго Родителя титулъ Цесаревича.

Вь Прагѣ Генералиссимусъ провелъ время очень весело (въ Декабрѣ) ; завелъ у себя на банкетахъ святочныя игры: фанты, жмурки, жгуты и проч.; бѣгалъ, мѣшался вь толпѣ подчиненныхъ, съ точностію исполнялъ, что ему назначалось дѣлать, когда вынимали его фантъ; пустился въ танцы: люди въ право, а онъ влѣво; такую — какъ изъясняется очевидецъ Фуксъ — причинилъ кутерьму, суматоху, штурмъ, что всѣ скакали, прыгали и сами не знали куда. Знатнѣйшія Богемскія дамы, Австрійскій Генералъ Графъ Беллегардъ, Англійскій Посланникъ при Вѣнскомъ Дворѣ Лордъ Минто и множество иностранцевъ путались въ нашихъ простонародныхъ играхъ. Кто бы подумалъ тогда, что Суворовъ находился у вратъ смерти?

«Князь! — писалъ собственноручно Императоръ къ Суворову 29 Декабря. — «Поздравляю васъ съ новымъ годомъ, и желая его вамъ благополучно, зову васъ къ себѣ. Не мнѣ тебя, герой, награждать. Ты выше мѣръ Моихъ; но Мнѣ чувствовать сіе и цѣнить въ сердцѣ, отдавая тебѣ должное. Благосклонный Павелъ.»

Сдавъ команду Генералу Розенбергу Генералиссимусъ простился въ Прагѣ съ войсками, горестно и трогательно: солдаты предчувствовали, что не увидятъ болѣе своего водителя къ побѣдамъ!

Въ городъ Нейтитшенѣ (въ Моравіи), Суворовъ желалъ поклониться праху Лаудона. Приближившись къ надгробному памятнику, онъ прочелъ со вниманіемъ Латинскую надпись, въ которой описаны титулъ и заслуги знаменитаго Полководца и произнесъ сопровождавшему его Фуксу{401}: «Нѣтъ! Когда я умру, не дѣлайте на моемъ надгробіи похвальной надписи; но скажите просто: Здѣсь лежитъ Суворовъ.»

Начало болѣзни Генералиссимуса, называемой фликтеною, оказалось въ Краковѣ: сыпь и водяные пузыри покрыли все тѣло его. Онъ поспѣшилъ въ имѣніе свое Кобрино{402}и тамъ слегъ въ постель, велѣлъ отыскать аптечку блаженной памяти Екатерины. — «Она надобна мнѣ только на память» — говорилъ Суворовъ, не любившій лѣкарствъ. Тотчасъ отправлена была съ печальнымъ извѣстіемъ эстафета къ Генералъ-Прокурору Обольянинову. Императоръ прислалъ Лейбъ-Медика Вейкарта къ больному. — «Молю Бога — писалъ Онъ къ нему — «да возвратитъ Мнѣ героя Суворова. По пріѣздѣ вашемъ въ столицу узнаете вы признательность къ вамъ Государя, которая, однакожъ, не сравняется съ вашими великими услугами, оказанными Мнѣ и Государству.» — Суворовъ получилъ облегченіе, началъ выздоравливать и большую часть времени, по случаю наступившаго тогда великаго поста, проводилъ въ молитвахъ, заставлялъ Вейкарта участвовать въ нихъ три раза въ день, бить земные поклоны, употреблять самую строгую постную пищу, не смотря на отговорки; велѣлъ ему говорить по Руски, хотя онъ съ трудностію изъяснялся на нашемъ языкѣ; продолжалъ въ церкви пѣть съ пѣвчими, сердился когда они не согласовались съ нимъ, читалъ Апостолъ съ великимъ напряженіемъ голоса, безпрестанно перебѣгалъ съ одного клироса на другой или въ аларь и молился мѣстнымъ образамъ. Иногда герой предавался мечтаніямъ о новой кампаніи, диктовалъ отвѣты на письма знаменитыхъ особъ Европы, разговаривалъ о приготовленіяхъ, которыя дѣлались къ торжественному въѣзду его въ С. Петербургъ.

Наконецъ Докторъ позволилъ ему отправиться въ дорогу съ тѣмъ, чтобы ѣхать въ сутки не болѣе двадцати пяти верстъ, о чемъ донесено Государю. Передъ отъѣздомъ Генералиссимусъ спросилъ: не забылъ ли кого наградить? Онъ не могъ уже путешествовать по своему обыкновенію, ѣхалъ не въ кибиткѣ, а въ дормезѣ, лежа на перинѣ и въ сопровожденiи врачей; на пути получилъ Высочайшій рескриптъ, въ которомъ Государь изъявлялъ величайшую радость, что вскорѣ обниметъ героя всѣхъ вѣковъ, Суворова. При выѣздѣ изъ Вильно, болѣзнь его вдругъ усилилась: великій Полководецъ остановился въ бѣдной хижинѣ, легъ на лавку и, прикрытый полотномъ, съ тяжелыми вздохами произносилъ: «за что страдаю?» — Въ Ригѣ собравшись съ силами, онъ надѣлъ въ первый день Пасхи свой Фельдмаршальскій мундиръ, всѣ знаки почестей, слушалъ Божественную Литургію и разговѣлся у Губернатора. — «Ахъ! старъ я сталъ!» — повторялъ Суворовъ во время двухнедѣльнаго путешествія своего отъ Риги до С. Петербурга. Народъ вездѣ толпился съ нетерпѣливымъ любопытствомъ взглянуть на непобѣдимаго вождя. Въ Стрѣльнѣ дормезъ его былъ окруженъ многими жителями столицы, выѣхавшими къ нему на встрѣчу: дамы и дѣти подносили фрукты и цвѣты; слабымъ, болѣзненнымъ голосомъ благодарилъ онъ ихъ, и съ умиленіемъ благословлялъ дѣтей. Избѣгая уже всѣхъ почестей, Генералиссимусъ желалъ въѣхать въ Петербургъ вечеромъ; приближился, 20 Апрѣля, къ тріумфальнымъ воротамъ въ десять часовъ: поднялся шлагбаумъ, солдаты выступили въ рядъ безъ ружей. Въ Зимнемъ Дворцѣ были приготовлены для него комнаты: Суворовъ остановился въ домѣ своего племянника Графа Дмитрія Ивановича Хвостова{403}, гдѣ отъ увеличившейся болѣзни слегъ въ постель. На другой день явился къ нему ВицеКанцлеръ Графъ Растопчинъ съ собственноручнымъ рескриптомъ Лудовика ХVІІІ, при которомъ Король Французскій препроводилъ къ нему орденъ Св. Лазаря. Суворовъ лежалъ въ совершенномъ разслабленіи; долго не могъ понять, зачѣмъ Растопчинъ пріѣхалъ; наконецъ велѣлъ прочитать письмо, взялъ орденъ, заплакалъ, спросилъ о мѣстѣ изъ котораго онъ присланъ, и съ ироническою улыбкой сказалъ : «Такъ ли прочитали? Французскiй Король долженъ быть въ Парижѣ, а не въ Митавѣ.» — Не задолго передъ тѣмъ, Курфирстъ Баварскій Максимиліанъ-Іосифъ прислалъ Суворову орденъ Св. Губерта{404}.

Онъ уже обѣдалъ не въ семь часовъ утра, а во второмъ по полудни; спалъ не на сѣнѣ; часто вставалъ съ постели, садился въ большія кресла, въ которыхъ возили его по комнатѣ; продолжалъ, для препровожденія времени, заниматься Турецкимъ языкомъ; сохранилъ въ памяти всѣъ подробности о походахъ противъ Поляковъ и Турокъ и забывалъ названія покоренныхъ имъ городовъ и крѣпостей въ послѣднюю кампанію, также имена Генераловъ, надъ которыми одержалъ свѣжія, блистательныя побѣды. «Для чего — говорилъ Суворовъ — не умеръ я на поляхъ Италіи!»

Тщетны были старанія искуснѣйшихъ врачей; болѣзнь день ото дня усиливалась и смерть приближалась скорыми шагами. Однажды вошелъ къ больному племянникъ его и сказалъ ему: «До васъ есть дѣло.» — Окинувъ его быстрымъ взглядомъ, Суворовъ отвѣчалъ твердымъ и рѣшительнымъ голосомъ: «Дѣло? я готовъ!» — Но узнавши, что Баронъ Бюллеръ желалъ получить изъ рукъ его Баварскій орденъ Золотаго Льва, опустилъ голову на подушку и слабо, едва внятными словами, произнесъ: «хорошо; пусть войдетъ {405}.»

Уговорили Суворова исповѣдаться и причаститься Св. Тайнъ. Онъ исполнилъ послѣдній долгъ, какъ истинный христіанинъ, простился съ окружавшими одръ его. Наступила ночь: въ безпамятствѣ, умиравшій пронзносилъ слабымъ голосомъ разныя приказанія, какъ бы находясь съ военачальниками въ главной квартирѣ, твердилъ о Генуѣ, о новыхъ своихъ военныхъ планахъ. Бредъ продолжался и утромъ — наконецъ Суворовъ умолкъ — и навсегда .... 6 Мая 1800 года, во второмъ часу по полудни, на 72 году своей жизни.

Огорченный смертію Генералиссимуса, Императоръ послаль своего Генералъ-Адъютанта утѣшить родственниковъ и объявить имъ, что Онъ наравнѣ съ Россіею и сь ними раздѣляетъ скорбь о потерѣ великаго человѣка. Великолѣпный гробъ былъ поставленъ въ богатоубранной залѣ, гдѣ въ продолженіе семи дней жители столицы орошали слезами признательности бренные останки.

Въ назначенный день, вельможи, чиновники и всѣ сословія двинулись къ Александроневской лаврѣ. Императоръ, окруженный блистательною свитой, ожидалъ печальное шествіе у Публичной Библіотеки, и, по приближеніи гроба, снялъ шляпу, низко и почтительно поклонился праху знаменитаго мужа, который прославилъ Его царствованіе. У монастырскихъ воротъ высокій балдахинъ затруднялъ входъ дрогамъ ; уже хотѣли снимать его, какъ одинъ унтеръ-офицеръ, находившійся во всѣхъ походахъ съ Суворовымъ, вскрикнулъ: «Оставьте! Онъ пройдетъ, какъ и вездѣ проходилъ.» — Двинулись — и гробъ проѣхалъ благополучно.

Останки Генералиссимуса покоятся въ церкви Св. Благовѣщенія. Долго простая, но краснорѣчивая надпись: Здѣсь лежитъ Суворовъ — украшала мѣсто его погребенія. — Въ 1826 году нынѣ благополучно царствующій Государь Императоръ, въ честь непобѣдимому Полководцу и для возбужденія, въ молодыхъ воинахъ воспоминанiя о безсмертныхъ подвигахъ, Высочайше повелѣть соизволилъ (17 Авг.) именоваться впредь Фанагорійскому гренадерскому полку (съ которымъ Суворовъ взялъ Измаилъ, разбилъ при Рымникѣ Визиря) гренадерскимъ Генералиссимуса Князя СувороваИталійскаго полкомъ.

Князь Александръ Васильевичь Италійскій, Графъ Суворовъ-Рымникскій, средняго роста, взлизистый, сухощавый, имѣлъ лице покрытое морщинами, большой ротъ, взглядъ быстрый и часто грозный, волоса сѣдые какъ лунь; былъ жестокъ и сострадателенъ, гордъ и доступенъ, снисходителенъ и склоненъ къ насмѣшкамъ; скоръ во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ: никогда не ходилъ, а бѣгалъ; не ѣздилъ верхомъ — скакалъ; одаренъ счастливою памятью : въ Турціи выучился по Турецки, въ Польшѣ по Польски, въ Финляндіи по Чухонски. Воспитанный среди битвъ, получивъ всѣ высшіе чины и знаки отличія на бранномъ полѣ, онъ жилъ въ арміи какъ простой солдатъ, употреблялъ суровую пищу, хлѣбалъ солдатскія щи и кашицу, спалъ на соломѣ; часто являлся въ лагерѣ въ одной рубашкѣ или солдатской курткѣ, иногда въ изодранномъ родительскомъ плащѣ, съ опущенными чулками и въ старыхъ сапогахъ; былъ доволенъ когда его не узнавали; ѣздилъ на неосѣдланной козацкой лошади и по утру, до зари, пѣлъ три раза пѣтухомъ, пробуждая такимъ образомъ войско; при Дворѣ, боялся скользкаго паркета, перебѣгалъ изъ угла въ уголъ; былъ неловокъ въ обращеніи съ женщинами, говорилъ: «отъ нихъ мы потеряли рай!» — дышалъ лишь славолюбіемъ. Онъ ложился спать въ шесть часовъ вечера, вставалъ въ два часа по полуночи, купался или окачивался холодною водой, обѣдалъ утромъ въ семь часовъ. Камердинеръ Прошка уполномоченъ былъ отнимать у него тарелку съ кушаньемъ и на вопросъ: по чьему приказанію онъ это дѣлаетъ? отвѣчалъ: «по приказанію Фельдмаршала Суворова.» — «Ему должно повиноваться» — говорилъ Суворовъ{406}.

Императрица Екатерина II, узнавъ, что Графъ Рымникскій ѣздитъ и ходитъ въ трескучіе морозы въ одномъ мундирѣ, подарила ему черную соболью шубу. Суворовъ принялъ съ должнымъ благоговѣніемъ даръ Монархини, возилъ его съ собою на колѣнахъ; но никогда ие дерзалъ — какъ изъяснялся — возлагать на грѣшное свое тѣло. — Выпарившись въ банѣ, онъ бросался въ рѣку или въ снѣгъ и, между тѣмъ, переносилъ въ горницѣ ужасную теплоту. Однажды Правитель его канцеляріи Фуксъ закапалъ потомъ донесеніе, которое докладывалъ Суворову: «Вотъ, Ваше Сіятельство — сказалъ онъ ему — «я не виноватъ, а ваша Этна» — указавъ на печь. — «Ничего, ничего — отвѣчалъ Суворовъ; — «въ Петербургѣ скажутъ, или, что ты до поту лица работаешъ, или что я окропилъ эту бумагу слезою. Ты потливъ, а я слезливъ.» — Въ другое время Австрійскій Генералъ-Квартирмейстеръ Цахъ до того распалился въ кабинетѣ его, что снялъ съ себя галстукъ и мундиръ. Фельдмаршалъ бросился его цѣловать, произнеся: «Аюблю кто со мною обходится безъ фасоновъ. » — «Помилуйте — вскрикнулъ Цахъ — «здѣсь можно сгорѣть!» — « Что дѣлать! — возразилъ Суворовъ. »Ремесло наше такое, чтобъ быть всегда близь огня, а потому я и здѣсъ отъ него не отвыкаю. »

Суворовъ презиралъ роскошь, не терпѣлъ лести, любилъ давать милостыню; но здоровому нищему дарилъ топоръ, говоря: Руби дрова; не умрешь съ голоду; присылалъ нѣсколько лѣтъ сряду въ С. Петербургскую тюрьму, отъ неизвѣстнаго, по десяти тысячь рублей на искупленіе содержащихся за долги{407}; отличался рѣдкимъ безкорыстіемъ; примѣрнымъ безстрашіемъ и самоотверженіемъ; во всю жизнь поражалъ непріятеля многочисленнаго меньшими силами; былъ любимъ, боготворимъ войскомъ; наказывалъ солдатъ, за неисправность, отечески; офицеровъ арестами — никого не погубилъ: только одинъ разъ въ жизнь свою вынужденъ онъ былъ удалить Полковника, присвоившаго себѣ солдатскія артельныя деньги, но и тутъ велѣлъ написать просто, что онъ увольняется за немогузнайство. Генералы Дерфельденъ, Розенбергъ, Меласъ и другіе обращались съ нимъ съ нѣкоторою боязнію, страшась его насмѣшекъ. Отличаясь благочестіемъ, часто кричалъ онъ своимъ воинамъ: Начало премудрости естъ страхъ Господень; умѣлъ бесѣдовать съ ними въ ихъ вкусѣ, слогѣ, языкѣ. Солдаты отзывались: «Нашъ Суворовъ съ нами въ побѣдахъ и вездѣ въ паю, только не въ добычѣ, она вся наша. Онъ не спитъ, когда мы спимъ; не ѣстъ, когда насъ угощаетъ, и еще въ жизни своей ни одного дѣла не проспалъ.»

Тактика Суворова состояла въ трехъ словахъ: Быстрота, глазомѣръ, натискъ. Пѣхота его дѣйствовала штыками, конница саблями. «Ошибки великихъ Полководцевъ поучительны — говорилъ онъ. — «За ученаго даютъ трехъ неученыхъ. Намъ мало трехъ! Давай намъ шесть, давай намъ десять на одного.... всѣхъ побъемъ, повалимъ, въ полонъ возьмемъ. Береги пулю на три дни, а иногда и на цѣлую кампанію, когда негдѣ взять. Стрѣляй рѣдко да мѣтко — штыкомъ ко.ш крѣпко. Пуля обмишулится, а штыкъ не обмишулится; пуля дура, штыкъ молодецъ.» — Въ Рымникскомъ сраженіи, замѣтивъ ужасныя лица Янычаръ, Суворовъ тотчасъ приказалъ солдатамъ: не смотрѣть бусурманамъ въ лице, а колоть ихъ прямо въ грудь.

Онъ не терпѣлъ ретирадъ и оборонительной войны. «Словъ : ретирада (которое произносилъ всегда зажмурясь и съ насмѣшливымъ протяженіемъ), «дефансивъ въ моемъ Словарѣ нѣтъ» — повторялъ Суворовъ. — Генералъ Меласъ, называвшій его Гепераломъ впередъ и которому нашъ Полководецъ сказалъ: «Правда, впередъ! но иногда оглядываюсь и назадъ, «не съ тѣмъ, однакожъ, чтобъ бѣжать, но чтобъ напасть,» — тѣснимый подъ Требіею Французами, прислалъ къ нему за повелѣніемъ: «куда отступать?» — «Въ Піаченцу» — отвѣчалъ Суворовъ, приказавъ, такимъ образомъ, разбить непріятеля и обратить его въ бѣгство{408}.

«Непріятель думаетъ, что ты за сто, за двѣсти верстъ — говорилъ Генералиссимусъ — «а ты, удвоивъ, утроивъ шагъ богатырскій, нагрянь на него быстро, внезапно. Непріятель поетъ, гуляетъ, ждетъ тебя съ чистаго поля, а ты изъ за горъ крутыхъ, изъ за лѣсовъ дремучихь налети на него, какъ снѣгъ на голову; рази, стѣсни, опрокинь, бей, гони, не давай опомниться: кто испуганъ, тотъ побѣжденъ въ половину; у страха глаза болъшіе, одинъ за десятерыхъ покажется. Будь прозорливъ, остороженъ, имѣй цѣль опредѣленную. Возьми себѣ въ образецъ героя древнихъ временъ, наблюдай его, иди за нимъ въ слѣдь, поровняйся, обгони — слава тебѣ! Я выбралъ Кесаря. Альпійскія горы за нами — Богъ передъ нами: ура! Орлы Рускіе облетѣли орловъ Римскихъ!»

Все Руское было близко къ сердцу Суворова; любя родину, онъ часто повторялъ: «Горжусь, что я Россіянинъ! » — Подражавшихъ Французамъ въ выговорѣ и ухваткахъ спрашивалъ : «Давно ли изволили получить письма изъ Парижа отъ родныхъ? Италіянскія простонародныя пѣсни чрезвычайно нравились ему, сходствуя нѣсколько съ Рускими, особливо когда Италіянецъ поетъ вдали, въ чистомъ полѣ. Онъ переписывался съ Державинымъ и Костровымъ: первый воспѣлъ его знаменитые подвиги въ безсмертныхъ стихахъ; Костровъ посвятилъ ему переводъ свой Оссіана. Книга эта была любимымъ его чтеніемъ{409}; онъ бралъ ее во всѣхъ походахъ. «Оссіанъ, мой сопутникъ, — говорилъ Суворовъ — «меня воспламеняетъ; я вижу Фингала, въ туманѣ, на высокой скалѣ сидящаго, слышу слова его: «Оскаръ, одолѣвай, силу въ оружіи; щади слабую руку. Честь и слава пѣвцамъ! Они мужаютъ насъ и дѣлаютъ творцами общихъ благъ.» — Но съ умомъ образованнымъ, сѣ начитанностію, Суворовъ имѣлъ предразсудки: не терпѣлъ, чтобъ за столомъ его брали соль ножемъ изъ солонки; двигали ее съ мъста или ему подавали: каждый долженъ былъ отсыпывать себѣ на скатерть соли сколько ему угодно и тому подобное.

Екатерина Великая, желая вывесть Потемкина изъ ошибочнаго его мнѣнія объ умѣ Суворова, присовѣтовала ему подслушать ихъ разговоръ изъ сосѣдней комнаты. Удивленный необыкновеннымъ остроуміемъ и глубокомысліемъ Рьмникскаго, Князь Таврическій упрекнулъ его зачѣмъ онъ съ нимъ не бесѣдуетъ такимъ образомъ. — «Съ Царями у меня другой языкъ» — отвѣчалъ Суворовъ. Проказничая въ обществахъ и передъ войскомъ, онъ въ кабинетѣ диктовалъ диспозиціи къ сраженіямъ, взвѣшивалъ въ умѣ своемъ силы непріятельскія, назначалъ позиціи полкамъ, предписывалъ имъ новыя дѣйствія, чертилъ самъ планы или поправлялъ ошибки искуснѣйшихъ своихъ Генералъ-Квартирмейстеровъ, Шателера и Цаха, которые за то не сердились, но изумлялись и благодарили его.

Упоминая о корыстолюбіи Массены, Суворовъ присовокуплялъ: «Не помѣстятся въ тѣсномь гробѣ его заграбленные имъ и кровію обагренные милліоны!»  — О Моро отзывался: «Онъ меня, сѣдаго старика, нѣсколько понимаетъ; но я его больше. Горжусъ, что имѣлъ дѣло съ славнымъ человѣкомъ!» — Румянцова называлъ своимъ учителемъ; Петра Великаго первымъ Полководцемъ своего вѣка. «Мнѣніе мое о Государѣ — прибавлялъ онъ — и Графъ Петръ Александровичь {410}удостоилъ одобрить.»

Однажды, разговаривая о самомъ себѣ, Суворовъ сказалъ окружавшимъ его: «Хотите ли меня знать? Я вамъ себя раскрою: меня хвалили Цари, любили воины, друзья мнѣ удивлялисъ, ненавистники меня поносили, при Дворѣ надо мною смѣялись. Я бывалъ при Дворѣ; но не придворнымъ, а Эзопомъ, Лафонтеномъ: шутками и звѣринымъ языкомъ говорилъ правду. Подобно шуту Балакиреву, который былъ при Петрѣ Первомъ и благодѣтелъствовалъ Россіи, кривлялся я и корчілся. Я пѣлъ пѣтухомъ, пробуждалъ сонливыхъ, утомлялъ буйныхъ враговъ Отечества. Если бы я былъ Кесаръ, то старался бы имѣть всю благородную гордость души его; но всегда чуждался бы его пороковъ {411}» — Въ другое время, когда живописецъ Миллеръ явился къ нему въ Прагѣ (1799 г.) отъ Курфирста Саксонскаго, Суворовъ привѣтствовалъ художника: «Ваша кисть изобразитъ черты лица моего; онѣ видны; но внутреннее человѣчество мое сокрыто. И такъ скажу вамъ, любезный господинъ Миллеръ, что я проливалъ кровь ручъями. Содрогаюсъ. Но люблю моего ближняго, во всю жизнь мою никого не сдѣлалъ несчастнымъ; ни одного приговора на смертную казнь не подписывалъ ; ни одно насѣкомое не погибло отъ руки моей. Былъ малъ, былъ великъ (тутъ вскочилъ на стулъ); при приливѣ и отливѣ счастія уповалъ на Бога и былъ непоколебимъ (сѣлъ на стулъ), какъ и теперь {412}» — Онъ умолкъ и сидѣлъ неподвижно. Восхищенный Миллеръ написалъ прекрасный портретъ, хранящійся въ Дрезденскомъ Музеумѣ.

«Суворовъ — передалъ намъ Генералъ Дерфельденъ, тридцатипятилѣтній спутникъ его — «пробѣжалъ обширное поле Исторіи всѣхъ вѣковъ; со вниманіемъ читалъ, слушалъ біографіи великихъ мужей; хвалилъ примѣры ихъ величія; но для своей славы проложилъ новую, дотолѣ неизвѣстную тропу. Не имѣя сановитости и дара слова Румянцова, милліоновъ Потемкина и одаренный отъ природы не видною наружностію, онъ началъ играть ролю, ни отъ кого не заимствованную, а самимъ имъ для себя сотворенную и выдержалъ ее во всѣхъ превратностяхъ долговременной жизни: былъ героемъ и казался чудакомъ.»

Графъ Сегюръ справедливо замѣчаетъ въ своихъ Запискахъ {413}: что Суворовъ прикрывалъ блестящія достоинства странностями, желая избавить себя отъ преслѣдованія сильныхъ завистниковъ.

Потемкинъ говорилъ объ немъ: «Суворова никто не пересуворитъ. »

Моро отзывался о Суворовѣ: «что никто лучше его не умѣлъ одушевлять войскъ, не соединялъ въ высшей степени качествъ военачальника; что главные его подвиги въ Италіи: сраженія при Нови и при Требіи, особенно маршъ на Требію, который есть совершенство въ военномъ искуствѣ{414}.»

Въ числѣ почитателей Князя Италійскаго находился безсмертный Нельсонъ, который писалъ къ нему: «Нѣтъ въ Европѣ человѣка, любящаго васъ такъ какъ я не за одни великіе подвиги, но и за презрѣніе къ богатству. Горжусь тѣмъ, что по увѣренію видавшаго васъ въ продолженіе многихъ лѣтъ, имѣю сходство съ вами ростомъ, видомъ и ухватками.»

Князь Александръ Васильевичь былъ женатъ на дочери Генералъ — Аншефа Князя Ивана Андреевича Прозоровскаго, Княжнѣ Варварѣ Ивановнѣ, отъ которой имѣлъ дочь, Княжну Наталью Александровну, вышедшую за Оберъ-Шталмейстера Графа Николая Александровича Зубова и сына, Князя Аркадія Александровича: онъ подавалъ большія надежды, но преждевременно лишился жизни въ волнахъ Рымника.