На южных рубежах

В начале 1777 года Платов возвратился на родной Дон. В феврале он женился на двадцатилетней казачке Надежде Степановне Ефремовой. Вначале были смотрины; Матвей Иванович под благовидным предлогом с тремя родственниками пришел в дом невесты. Надежда Степановна понравилась старшим, и они многозначительно сказали: «Бог даст, она и нас полюбит».

Через несколько дней Матвей Иванович прислал к Ефремовым своих сватов. Получив согласие родителей, сваты ушли с рукопожатиями и словами: «В добрый час!»

А затем жених и невеста прошли «сговор», во время которого все веселились, пили вино, танцевали казачка и «Журавель». За два дня до свадьбы смотрели приданое, празднуя, как говорили казаки, «подушки». Накануне торжества для невесты и ее подружек устроили девичник.

Свадьба праздновалась в воскресенье. Невесту обрядили в брачную одежду — богатый парчовый кубилек и такую же рубаху. На голову надели высокую шапку из черных смушек с красным бархатным верхом, убранным цветами и перьями, а также лучшими украшениями из золота.

Матвей Иванович, празднично одетый, получив родительское благословение, вместе со священником, дружками и свахами пошел в дом невесты.

Из ее дома молодые отправились в церковь (венчание происходило скорее всего в Донской домовой церкви, построенной отцом невесты — бывшим атаманом Степаном Ефремовым — для своего семейства). В церковном притворе Надежду Степановну подготовили к венцу: сняв шапку, расплели девичью косу надвое. Так ее обычно носили замужние женщины.

После венчания молодых на крыльце дома Платовых встретили родители. Над головами они держали хлеб-соль. Молодые проходили, осыпаемые пшеницей, перемешанной с хлебом, орехами, мелкими деньгами.

Родители, угостив дружков, отвели жениха и невесту в брачную комнату. Появились они за столом только перед подачей жаркого... [16]

Так Матвей Иванович породнился со знаменитым атаманским родом Ефремовых. Правда, к этому времени Ефремовы уже растеряли свое могущество, влияние и богатство. В прежние же годы дед Надежды Степановны, Данила Ефремов, был первым на Дону генерал-майором и тайным советником. Он доблестно сражался в Северной войне со шведами, участвовал в нападении на штаб-квартиру шведского короля Карла XII. В 1738 году Данилу Ефремова назначили войсковым атаманом, и только в 1754 году, по старости лет, он добровольно передал этот чин своему сыну Степану. Однако и после этого до самой смерти (1760 г.) Данила Ефремов оставался почтеннейшим человеком на Дону.

После смерти Данилы Ефремова полновластным атаманом стал Степан Ефремов. Благодаря связям отца он еще в 27 лет был походным атаманом в прибалтийских губерниях. Во время Семилетней войны Степан Ефремов участвовал в нескольких сражениях, но особо себя не проявил и вскоре возвратился на Дон.

28 июня 1763 года Степан Ефремов участвовал вместе с отрядом донцов в походе на Петергоф, в результате чего на российском престоле оказалась Екатерина П. За деятельное участие в этом походе Степан Ефремов был «всемилостивейше» награжден императорской золотой медалью.

Как известно, Екатерина II жаловала фаворитов, не забывала и тех, кто помог ей прийти к власти.

Степан Ефремов почувствовал неограниченную власть, что помогло ему очень быстро обогатиться, часто незаконным путем.

Скоро вести о его многочисленных злоупотреблениях дошли до Екатерины П. Было решено назначить комиссию по проверке деятельности атамана. На Дон посыпались приказы из Военной коллегии о том, чтобы Ефремов незамедлительно прибыл в Петербург. Но атаман откладывал поездку, пытаясь распространить слухи среди казаков, будто правительство хочет записать их в «регулярство».

Назревал бунт.

Тогда правительство отправило на Дон отряд регулярных войск под командованием поручика Ржевского, который и арестовал Степана Ефремова в его загородной Зеленой даче. Атаман [17] был заключен в крепость Димитрия Ростовского, а оттуда доставлен в Петербург.

Следственная комиссия выяснила, что Ефремов получал взятки за производство казаков в старшинский чин, растрачивай крупные суммы войсковых денег. Самым же главным явилось обвинение в стремлении одновластно править Доном. За все эти преступления Степан Ефремов был приговорен к смертной казни. Но Екатерина II, видимо, вспомнив Петергофский поход донского атамана, заменила смертную казнь ссылкой в Пернов (Прибалтика).

Платов женился на дочери опального атамана именно в то время, когда Ефремов находился в ссылке.

Однако семейное счастье Платова было недолгим. Его жена умерла 15 ноября 1783 года, когда Матвей Иванович воевал на Кубани.

Долгих семь лет, с 1778 по 1784-й, Платов участвовал в многочисленных сражениях против чеченцев, лезгин и других горских народов, постоянно нападавших на русские кордонные линии. Здесь в 1778 году он познакомился с Александром Васильевичем Суворовым, командовавшим с 1782 по 1784 год Кубанским корпусом.

Суворов уже на Кубани увидел силу и мощь донского оружия. В одном из приказов по корпусу он писал: «Казаков обучать сильному употреблению дротика, по донскому его размеру, в атаке, сшибе и погоне». Далее в этом же приказе полководец отмечал: «Казакам непременно быть всегда дротиком вооруженными, яко наисильнейшим их оружием для поражения всякого противника».

Особенно внимателен был Матвей Иванович к наставлениям, которые давал Суворов командирам казачьих полков: «Донским господам полковникам их особами помещаться и быть помещенным там, где более в начальнике казачьего войска нужда, как и их старшинам, по распределению оных, коль паче на часах. Обыкновенно в середине его передовых строек, а не всегда там, где временная застава кажется сильнее быть; но не постоянно, ибо обстоятельства счисления людей переменяют в неспокойствиях сих». [18] Советы и указания Суворова Платов помнил всю жизнь.

В 1784 году Матвей Иванович вернулся на Дон. К этому времени Черкасск значительно разросся. Столица донских казаков делилась на отдельные станицы, каждая из которых имела свое название.

Средняя станица Черкасска располагалась между Черкасской и Павловской станицами и тянулась вверх до Соборной улицы, а вниз — до торговой площади. Павловская станица, названная так по имени первого станичного атамана, начиналась от атаманского подворья и тянулась до Петропавловской церкви, где был крещен Платов. Далее простиралась Прибылянская станица, заселенная вновь прибывшим людьми. Следом шла Дурновская станица. Так она была названа потому, что жители ее поселились на «дурном», затопленном, месте. Здесь в основном жили торговцы-старообрядцы. Скородумовская станица Черкасска начиналась от протоки и заканчивалась Танькиным ериком, где, по преданию, утопилась некая казачка Танька, не дождавшаяся своего суженого, погибшего в походе на чужбине. Здесь была деревянная церковь, позднее перенесенная в Новочеркасск.

Кроме того, в Черкасске были еще Тютеревская, три Рыковские и Татарская станицы. В последней, располагавшейся за протокой, жили татары, переселенные сюда Петром I.

Через всю столицу с юга на север тянулся громадный дубовый мост с перилами. По обеим сторонам моста располагались войсковая аптека с госпиталем, гауптвахта и войсковая канцелярия. Между Прибылянской и Дурновской станицами находился пороховой погреб, который в 1744 году взорвался, вызвав страшный пожар. Тогда сгорел весь Черкасск, кроме немногих каменных построек.

Своеобразной была архитектура казачьих домов Черкасска. Они стояли на высоком фундаменте, называемом «подклет». Длинная лестница вела на верхнюю площадку. Отсюда начинался коридор — казаки называли его «галдарея», — зашитый досками. Вокруг дома тянулся узкий балкончик — балясник, на котором казаки и казачки отдыхали.

Дома так тесно лепились друг к другу, что соседи, не выходя от себя, здоровались за руку. [10]

Скопление домов приводило к нередким пожарам, иногда уничтожавшим большую часть города. Это заставило войсковую канцелярию учредить должности «огневщиков» — караульных казаков, обязанных наблюдать за обращением жителей города с огнем, предупреждать и тушить пожары. На колокольне круглосуточно нес вахту караул, следивший за обстановкой в городе и поднимавший тревогу при первых признаках пожара. На лето есаулы опечатывали все печи в Черкесске, варить разрешалось только во дворе в землянках, служивших летними кухнями. Нарушителей противопожарных мер войсковой палач принародно сек кнутом на рыночной площади — Сенном базаре.

Несмотря на тесноту и скученность строений, жители города соблюдали в домах и на улицах удивительную чистоту. Современники отмечали, что «черкасцы по нескольку раз в неделю моют полы и внутренние стены домов, которые не имеют ни штукатурки, ни обоев; но даже наружные стены самых малых домов моют с песком по нескольку раз в год. Часто покривившийся уже от ветхости дом покажется новым».

За время отсутствия Платова произошли и некоторые изменения в управлении Войском Донским. В 1775 году, сразу же после разгрома Пугачевского восстания, по предложению Г. А. Потемкина Екатерина II издала указ, по которому военная власть на Дону отделялась от гражданской. Во главе управления военными делами был поставлен войсковой атаман, которым стал «испытанный в верности» А. И. Иловайский.

Для ведения земских дел создали Войсковое гражданское правительство, состоявшее из атамана и шести старшин: двух по назначению и четырех выбранных на год. Так Войско Донское превратилось в административную единицу Российской империи со своим управленческим аппаратом, регалиями и печатью.

Старые печати заменили новой, на которой был изображен двуглавый российский орел и выбита надпись по ободу: «Печать Войска Донского».

До этого казаки имели две печати. На одной из них мчался олень, пораженный стрелой, что символизировало вольного казака, убегающего от неволи в глубь степей Дикого поля, раненого, но свободного. [20]

Другая печать была «дарована» донцам Петром I в 1704 году. Предание гласит, что во время своего пребывания в Черкасске Петр I, проходя по торговой площади, заметил казака верхом на бочке. Вид его поразил Петра I: казак был совершенно голым, но с дорогим ружьем в руке и саблей на боку. Царь обратился к казаку с предложением продать оружие, одеться и продолжить пир, на что тот с гордостью ответил: «Без оружия я не казак! С оружием я добуду себе одежду, послужу Войску Донскому и царю».

Ответ очень понравился Петру I, и он велел выбить новую печать Войска Донского, на которой изобразили обнаженного казака верхом на бочке.

Много нового увидел Платов на Дону. Но вскоре на юге России обстановка вновь обострилась. В апреле 1783 года простым указом Екатерины II некогда грозное Крымское ханство присоединялось к России. Занятие Крыма оформили договором, заключенным с ханом Шагин-Гиреем. К концу 1783 года этот договор вынуждена была признать и Турция. Народы Кавказа видели в России защитника от военных агрессий Порты (Турции). В том же, 1783 году был подписан Георгиевский трактат о переходе Грузии под покровительство России. Договор предусматривал помощь грузинскому царю Ираклию II в воссоединении всех грузинских земель. С просьбой о покровительстве к России обратились также царь Имеретин Соломон и правитель Кубинского ханства Фатали-хан.

Значительно укрепились в это время экономические и культурные связи России с Арменией. Увеличились старые армянские колонии в Астрахани и Кизляре. В 1778 году появились армянские поселения на Дону. Вблизи крепости Димитрия Ростовского было поселено более тридцати двух тысяч человек из Крыма, в том числе двенадцать тысяч армян, выходцев из Акмечети, Бахчисарая, Карасубазара. Свое поселение они назвали Нахичеван — «Первый перевал». Переселенцам было предоставлено право самостоятельного управления, они освобождались от рекрутских повинностей и различных государственных податей.

Турция не хотела мириться с утратой своего господства на Черном море и усиленно готовилась к новой войне. Готовилась [21] к войне и Россия. В 1787 году Екатерина II предприняла пут» шествие по Днепру в Крым. К императрице присоединился австрийский император Иосиф II, а на Днепре ее встретил польский король Станислав-Август. Екатерина II тем самым показывала туркам, что устремления России на юге поддерживаются ее союзниками.

Во время поездки по югу России императрица собиралась посетить и Дон. Платов был свидетелем, как в Черкесске срочно сооружались триумфальные («крухмальные» — так называл их Матвей Иванович) ворота, а в галерею Войскового собора срочно перенесли останки атамана Корнилы Яковлева, пленившего Степана Разина. Однако ухудшение отношений с Турцией заставило Екатерину II отказаться от поездки на Дои и вернуться в Москву, а затем в Петербург.

В июле 1787 года Турция предъявила России ультиматум, потребовав возвращения Крыма, восстановления ее вассалитета над Грузией, права осмотра русских кораблей, проходивших через Дарданеллы. Этот ультиматум был отклонен, и 13 августа 1787 года Турция объявила России войну.

Для России обстановка сложилась неблагоприятно: неурожай привел к голоду в ряде губерний, резко обострились отношения I со Швецией, и теперь нельзя было использовать Балтийский флот против турок.

Начиная войну, турки решили главными силами наступать на Правобережной Украине и одновременно высадить крупные силы в Крыму, в устье Днепра и на Черноморском побережье Кавказа.

В числе первых массированный удар турок на Кинбурнской косе 1 октября 1787 года приняли донские казаки. Русскими войсками здесь командовал А. В. Суворов. Днем 1 октября турки начали высадку, проходившую при активной поддержке корабельной артиллерии. Три донских полка под командованием полковников Орлова, Исаева и Сычева ожидали высадки, выполняя приказ Суворова: «Пусть вылезут!» Дав возможность противнику выйти на берег, Суворов отдал приказ атаковать его. Казаки сражались доблестно. В одном из донесений Потемкину Суворов сообщил: «Орлова полку казак Ефим Турченков, видя отвозимую нашу пушку, при ней одного из них сколол и с последующим [22] за ним казаком Нестором Рекуновым скололи четырех. Казаки сломили варваров...»

Но силы турок значительно превосходили русских. В рядах русской армии было много убитых и раненых. Был ранен и А. В. Суворов. И тогда он приказал своему ординарцу, донскому казаку Ивану Краснову, повести в бой последние резервы. Прискакав к ближайшему батальону, Краснов лично повел солдат в атаку. В дальнейшем Иван Краснов дослужился до звания генерал-майора, командовал бригадой в корпусе Платова. Он погиб накануне Бородинского сражения в августе 1812 года.

В битве на Кинбурнской косе отличился и другой донской казак — Дмитрий Кутейников, впоследствии друг и сподвижник Платова.

Кинбурнское сражение закончилось разгромом турок. Эта победа очень скоро стала известна в русской армии, она вдохновила солдат и офицеров на дальнейшие подвиги.

* * *

Платов прибыл в действующую армию в конце 1787 года. Князь Потемкин поручил ему формирование полка из «охочих людей».

Весной 1788 года полк был сформирован. После учений в ноябре полк Платова перебросили под Очаков, сильную турецкую крепость. Еще в июне русские войска под командованием князя Потемкина осадили ее, но турки отбили все атаки. Русские войска усиленно готовились к новой осаде.

Ноябрь 1788 года под Очаковом отличался большой стужей и сильными метелями. Казакам приходилось рыть землянки, утеплять их сухим камышом, заготавливать топливо из травы и камыша. Казачьи лошади бродили по степи и, не находя корма, гибли. Казаки страдали от холода и недостатка пищи, которую невозможно было привезти из-за снежных заносов.

В конце ноября русское командование решилось на штурм. По диспозиции полк Платова занял место на правом фланге колонны генерал-майора Палена. 6 декабря в четыре часа утра войска построились перед фронтом лагеря. В 6 часов колонны заняли свои места. Сигналом к атаке должны были служить три [23] выстрела из орудий. По первому выстрелу солдатам и офицерам предписывалось сбросить на землю шубы и меховые башмаки, по третьему — атаковать. Несмотря на глубокий снег, казаки Платова, снабженные лестницами, быстро преодолели расстояний до крепостных стен. Турки открыли сильный артиллерийский] и ружейный огонь. Казаки стремительно зашли в тыл неприятеля, находившегося в окопах перед замком Гассан-паши. Вступив в рукопашную схватку, донцы выбили турок из земляных укреплений. Тогда около трехсот турок укрылось в замке. Пален, считавший, что основную задачу казаки Платова выполнили, оставил их для блокады замка. За этот подвиг Матвей Иванович Платов получил «георгин» 4-й степени.

Зимой 1788/89 года полк Платова находился на левой стороне Днестра. В кампании 1789 года русским войскам необходимо было овладеть нижним течением Днестра и захватить две сильные крепости — Бендеры и Аккерман. Для пресечения коммуникаций между Бендерами и Каушанами Потемкин направил к Каушанам два отряда: во главе со своим однофамильцем генерал-поручиком Потемкиным и принцем Ангальт-Бернбургским. В составе последнего отряда находился Платов со своими казаками.

13 сентября 1789 года оба отряда подошли к Каушанам. Казаки Платова совместно с конными егерями решительно бросились на противника, засевшего в окопах перед крепостью. Несмотря на сильный артиллерийский и ружейный огонь противника, этот бросок решил исход сражения. Турки, потеряв 700 человек убитыми, оставили окопы. Казаки захватили более 160 пленных. Победителям достался весь неприятельский лагерь; два знамени и три орудия были захвачены в качестве трофеев. Вскоре пала и сама крепость Каушаны. За отличие в сражении Платова произвели в бригадиры.

После падения Каушан настала очередь Аккермана. Для его взятия князь Потемкин назначил отряд во главе с генерал-аншефом Долгоруковым. В состав этого отряда вошел и казачий полк Платова.

23 сентября отряд выступил из Каушан. На пути к Аккерману находился замок Паланка, захватить который поручили Платову. [24] Его отряд, состоящий из двух донских казачьих и Чугуевского полков, а также небольшого кавалерийского отряда майора Грижева, быстрым маршем достиг Паланки и стремительным ударом занял ее. Победители взяли в плен коменданта замка, захватили восемь пушек и много боеприпасов. Оставив в Паланке Чугуевский полк, отряд Платова двинулся к Аккерману.

Эта крепость представляла собой сомкнутое укрепление, защищавшееся выдающимися вперед башнями. С равнинной стороны крепость была обнесена глубоким рвом, на северной ее стороне возвышался каменный замок, служивший цитаделью крепости. На окраине оборона усиливалась земляными укреплениями, прикрывавшими городские здания с равнинной стороны. Под крепостью, у берега моря, стояла часть турецкой флотилии.

25 сентября отряд Платова подошел к Аккерману, и Матвей Иванович сразу же потребовал у турок немедленной сдачи.

Турки ответили сильной канонадой из крепостных и корабельных орудий. Тогда казаки выставили на позиции орудия и открыли ответный огонь по крепости. Вскоре к Аккерману подошли и главные силы русской армии. Турки, поняв бесполезность дальнейшего сопротивления, 30 сентября начали переговоры. 2 октября Аккерман был сдан на условии свободного отхода к Измаилу трехтысячного турецкого гарнизона.

После падения Аккермана Бендеры оказались в полной изоляции. Кольцо блокады вокруг крепости сжималось с каждым Днем. Русское командование усиленно готовилось к штурму. Тогда турки пошли на переговоры и вскоре сдались.

Наступила дождливая осень 1789 года. Военные действия прекратились. Русская армия была отведена на зимние квартиры.

Кампания 1789 года закончилась. Она не принесла русской армии решающих побед, но имела важные последствия для общей победы в войне. Матвей Иванович был доволен прошедшим годом: он принял участие во всех главных сражениях кампании и стал бригадиром; его авторитет в армии и особенно среди донских казаков и казачьих военачальников еще более возрос.

В 1790 году военные действия возобновились. К этому времени [25] относится знакомство Платова с М. И. Кутузовым. С конца сентября и до декабря казаки Платова входили в состав его КОРпуса и действовали на коммуникациях противника между Килией и Измаилом.

Поражения турецкой армии Батал-паши на Кубани и потерей сильно укрепленных крепостей Бендеры, Каушаны, Аккерман Килии, Тульчи, Исакчи сильно ослабили дух турецкой армии.

Казалось бы, верховный визирь Шериф-паша должен был пойти на условия мирных переговоров, предлагаемых Россией, он отказался от них и возлагал все свои надежды на несокрушимость крепости Измаил.

А она действительно была величайшей на Дунае. Расположенная на левом берегу Килийского рукава, на плоской косе крепость напоминала прямоугольный треугольник, вершина которого лежала на севере, западная же сторона почти под прямым углом упиралась в Дунай, а северо-восточная соединяла вершину треугольника с южной стороной крепости.

Гарнизон крепости достигал 35 тысяч, в том числе 8 тысяч кавалерии. Измаил был сильно укреплен: главный оборонительный вал тянулся на 6,5 километра, имея семь бастионов. В юго-восточной его части, фронтом к реке, было сооружено укрепление высотой 11 метров с 22 орудиями. Высота вала достигала примерно 8 метров, а глубина рва — 10 метров. Военных припасов было в изобилии, продовольствия имелось на полтора месяца. Главным начальником крепости был твердый и бесстрашный Айдос-Магомет-паша. Решимость турок держаться до последнего подкреплялась приказом Шериф-паши, грозившим всем смертной казнью в случае сдачи крепости.

В начале октября отряд Платова подошел к крепости и влился в состав войск, уже осаждавших ее.

— Пока не пал Измаил, переговоры с Шериф-пашой будут только потерей времени. Нужен Измаил, тогда — мир, — говорил князь Потемкин своим подчиненным.

Но взять Измаил было нелегко. Дважды русская армия пыталась это сделать, но так и не смогла. Наступила глубокая осень, лили холодные ноябрьские дожди. В рядах армии распространялись болезни, солдаты стали роптать. [26]

На военном совете приняли решение отказаться от продолжительной осады Измаила, отступить от него и занять зимние квартиры. Узнав об этом, Потемкин крайне встревожился и решил поручить это важнейшее дело знаменитому Суворову, который в то время стоял со своими войсками в районе Галаца. «Турецкая флотилия под Измаилом почти вся истреблена, — писал Потемкин Суворову. — Остается предпринять на овладение городом, для чего, Ваше сиятельство, извольте поспешить туда для принятия всех частей в вашу команду».

30 ноября Суворов отвечал Потемкину: «...Получа повеление Вашей светлости, отправился я к стороне Измаила».

Суворов сразу же направил под Измаил Фанагорийский гренадерский полк, две сотни казаков, 1000 арнаутов и 150 охотников Апшеронского полка, а также приказал изготовить и отправить туда 30 лестниц и 1000 фашин — больших связок хвороста для забрасывания рвов Измаила.

Того же дня Суворов в сопровождении конвоя из сорока казаков выехал к крепости. По пути он встретил уже отступающие части русской армии и вернул их обратно. В дороге Суворов бросил конвой и в сопровождении одного казака, везшего его багаж, рано утром 2 декабря прибыл к русским аванпостам. Раздалась пальба с батарей, армия восторженно встретила своего любимца.

— Я вам скажу, теперь-то мы точно возьмем крепость, — сказал Платов казакам.

Генерал-поручик Самойлов начал представлять Суворову командиров: вице-адмирал де Рибас, генерал майор Марков... Очередь дошла до Платова.

— А, Матвей Иванович, батенька, дорогой мой. Помню, помню твои подвиги на Калалахе. Да неужто с такими богатырями мы не возьмем Измаила! — сказал Суворов, обнимая Платова.

После представления, не теряя ни минуты, Суворов обозрел укрепления и приказал немедленно изготовить фашины и лестницы на случай штурма крепости.

Вскоре было сделано 40 штурмовых лестниц и 200 больших фашин. По ночам непрерывно велись учения. Для этого по приказу [27] Суворова был насыпан вал и вырыт ров специально для упражнений солдат и казаков под его личным руководством.

Ежечасно Суворов объезжал полки, вспоминал прежние беды, предупреждал о серьезности предстоящего дела.

— Валы Измаила высоки, рвы глубоки, а все-таки нам надо взять, — говорил Александр Васильевич.

— Возьмем, батюшка, Лександр Васильич, с вами возьмем, уверенно отвечали солдаты.

Решив штурмовать крепость, Суворов все же попытался прибегнуть к переговорам с Айдос-Магомет-пашой о мирной ее сдаче.

7 декабря он отправил в крепость парламентеров с письмом Потемкина.

«Приближа войска к Измаилу и окружа со всех сторон сей город, — писал Потемкин Айдос-Магомет-паше, — принял я решительные меры к покорению его.

Огонь и меч уже готовы к истреблению в нем дышащей твари; но прежде, нежели употребить сии пагубные средства, я следуя милосердию всемилостивейшей моей монархини, гнушающей пролития человеческой крови, требую от вас добровольной отдачи города. В таком случае все жители и войска, измаильские турки, татары и прочие какие есть закона магометанского, ОТступятся за Дунай с их именем; но есть ли вы будете продолжать бесполезное упорство, с городом последует судьба Очакова, тогда кровь невинная жен и младенцев останется на вашем ответе.

К исполнению сего назначен храбрый генерал, граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский».

К этому письму Суворов приложил свое, написанное на греческом и молдавском языках, в котором указывалось: «Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками, в знатном числе состоящими; но соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бывающие, даю знать через сие вашему превосходительству и почтенным слугам, и требую отдачи города без сопротивления; тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей, о чем [28] и ожидаю от сего через 24 часа решительного от вас уведомления к восприятию мною действий; в противном же случае поздно будет человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но самыя женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства; и за то никто как вы и все чиновники перед Богом ответ дать должны. Декабря 7 дня 1790 года».

В конце Суворов прибавил краткое, но решительное требование:

«Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войсками сюда прибыл. 24 часа на размышление — воля. Первый мой выстрел уже неволя; штурм — смерть. Что оставляю вам на рассмотрение.

Александр Суворов».

С писем сняли копии, и все они были одновременно вручены туркам в районе четвертых ворот Измаила.

Сераскир Айдос-Магомет-паша ответил: «Скорее Дунай потечет назад и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил». Сераскир просил у Суворова десять дней на размышление.

8 декабря Суворов ответил: если сегодня не появится белое знамя — тогда штурм.

Турки молчали.

Суворов собрал военный совет. На нем присутствовали: генерал-поручики Потемкин и Самойлов, генерал-майоры Львов, Ласси, Мекноб, Кутузов, Арсеньев, Безбородко, Рибас, Тищев, бригадиры Вестфален, Орлов, Чепега, Платов.

Александр Васильевич кратко изложил обстановку и обратился к присутствующим:

— Господа! По силе четырнадцатой главы воинского устава я созвал вас. Политические обстоятельства я постигаю как полевой офицер. Австрияки замирились с турками. Поляки двояки и переменчивы. Пруссаки вооружились против нас. Англия всех мутит. Франция помогает оттоманам. Мы с турками одни — лицом к лицу. России нужен мир. Измаил наш — мир и слава! Нет — вечный срам!.. Осада или штурм — что отдаю на ваше Рассуждение...

По обычаям военных советов первым должен был высказаться младший по званию — бригадир Платов.

— Штурмовать! — резко сказал он. [29]

То же повторили остальные. Затем военный совет выработал постановление: «Приближаясь к Измаилу, по диспозиции приступить к штурму неотлагательно, дабы не дать время неприятелю еще более укрепиться, а посему нет надобности относиться к его светлости главнокомандующему. Сераскиру в его требовании отказать. Обращение осады в блокаду исполнять не должно. Отступление предосудительно ее императорского высочества войскам».

Первым постановление подписал Платов.

Штурм был назначен на 1 декабря. Сподвижник Платова А. К. Денисов записал в своем дневнике: «Все войска готовили лестницы и фашины». 10 декабря русские войска усиленно бомбардировали крепость. Артиллерийская перестрелка длилась до ночи.

Ночью казаки пятой колонны, которой командовал Платов, почти все не спали. Матвей Иванович ходил от одной группы к другой, беседовал, подбадривал, вспоминал родной Дон. веселый голос молодого казака подошел поближе и стал слушать:

— Помню, батя сказывал, как деды наши женились. Казак брал невесту и вел ее в круг. Поклонившись на все четыре стороны и назвав ее по имени, говорил: «Ты будь мне жена». А та, поклонившись казаку в ноги, говорила: «Ты будь мне мужем». После этого они целовались, принимали от круга поздравления и брак считался законным. И расходились легко. Казак, взяв за руку жену, вводил ее в круг и говорил: «Друзья, верные казаки. Я некоторое время имел жену. Она была мне услужливой, верной супругой, теперь она мне не жена, а я ей не муж. Кто ее желает, может взять». Отказанную жену любой мог взять себе в жены, прикрыв ее полою своего платья.

— Вот это был обычай, — сказал, улыбаясь, Платов, покачал головой и уже серьезно добавил: — Напоминаю еще раз: по первой ракете — приготовиться, по второй — занять места по диспозиции, по третьей — вперед на крепость. Я вам скажу одно мы должны взять Измаил. А вернемся с победой — молодых женихов качать будем.

На рассвете после третьей ракеты все колонны одновременно [30] бросились на штурм. Колонна Платова попала под фланговый удар противника. Казаки карабкались под сильнейшим огнем и... отхлынули. Тогда Платов, перейдя ров по пояс в воде, с криком: «За мной!» — бросился на вал. Его пример увлек казаков, они возобновили штурм — одним сильным прорывом оказались в крепости. Там колонна Платова соединилась с четвертой колонной Орлова. Но здесь они были атакованы турками. Под грозные залпы пушек русские отбросили их.

Кровопролитная схватка продолжалась, турки отчаянно сражались за каждый дом, за каждый метр земли. Лишь к часу дня русские войска достигли центра города. Комендант крепости Айдос-Магомет-паша заперся в каменной гостинице, однако и этот оплот турок вскоре был взят фанагорийцами. В 4 часа дня вся крепость оказалась в руках русских.

11 декабря Суворов доносил в Петербург: «Гордый Измаил у ног вашего величества».

При штурме отличилось большое количество донских казаков. В донесении Потемкину Суворов отмечал: «Пятая колонна под командою бригадира и кавалера Платова... встречена была, как и прочие, сильным огнем и, будучи между двух с боков перекрестных выстрелов, при всей трудности, в порядке дошла до рва и хотя оный нашла с водою, не останавливаясь нимало, перешла и храбростию начальников взлезла на предстоящий вал, овладела на крутине пушками, где присутствовавший при ней генерал-майор и имевший над сею колонною команду граф Безбородко ранен в руку тяжело и по изнеможению отдал команду бригадиру и кавалеру Платову, мужеством и подвигами которого распространила поверхность оружия и овладела справа бастионом, а влево, прогнав неприятеля, не имевшего способу ко спасению, поражала повсюду оного храбро и мужественно и способствовала колонне генерал-майора Арсеньева».

За отличие при штурме Измаила Матвей Иванович Платов был награжден «Георгием» 3-й степени и произведен в генерал-майоры. Многие казаки получили Георгиевские кресты, а некоторые — золотые медали с надписью: «За храбрость при взятии приступом города и крепости Измаила. 11 декабря года». [31]

Вскоре султан подписал в Яссах мирный договор, по которому Россия приобретала земли Херсона, Таврии, Екатеринослава и окончательно укреплялась на Кубани.

В том же, 1791 году князь Потемкин вызвал Платова в Петербург, где он был представлен Екатерине II. По ее специальному указу герою Измаила в императорском дворце Царского Села были выделены отдельные покои.

В Петербурге и Царском Селе Платову часто приходилось посещать балы, встречаться с именитыми сановниками. Такая жизнь, безусловно, не устраивала донского казака.

— Мы не рождены ходить по паркам да сидеть на бархатных подушках, — говорил Платов казакам, сопровождавшим его в Петербурге. — Здесь вовсе можно забыть родное ремесло. Наша дело ходить по полю, по болотам да сидеть в шалашах или еще лучше под открытым небом, чтобы и зной солнечный, и всякая непогода не были нам в тягость. Так и будешь всегда донским казаком. Всякое дело тогда и хорошо, пока всегда с ним, а то ты от него на вершок, а оно от тебя на аршин, и так пойдете вы врозь: хорош будет толк.

Вскоре Платов выехал на Дон. А уже в 1796 году ему вместе с казаками вновь пришлось воевать — начался персидский поход под начальством В. А. Зубова. Платова назначили походным атаманом всех казачьих войск. Горы создавали непривычную для казаков обстановку, постоянные нападения персов и горцев заставляли их быть всегда начеку.

Но иногда выпадали свободные минуты, и тогда Платов отправлялся на охоту с Андрианом Денисовым — будущим героем Итальянского и Швейцарского походов А. В. Суворова, его любимцем.

Однажды громадный кабан свирепо ринулся на Матвея Ивановича и, очевидно, смял бы его, если бы Андриан Карпович метким выстрелом не уложил разъяренного зверя.

В этом походе Платов познакомился еще с одним героем, только Отечественной войны 1812 года, молодым полковником Николаем Николаевичем Раевским. Он особенно храбро сражался за Дербент. Уже после смерти Матвея Ивановича Н. Н. Раевский вместе с А. С. Пушкиным и своим семейством побывал в Черкасске, [32] где ознакомился с архитектурными памятниками и славной историей родного города Платова. Николай Николаевич писал жене: «.Старый Черкасск останется вечно монументом как для русских, так и для иностранных путешественников».

* * *

Смерть Екатерины II в 1796 году и восшествие на престол Павла 1 резко изменили порядки в русской армии. Фанатичный поклонник всего прусского, он ввел в армии жесточайшую муштру. Солдат обрядили в несуразную форму: на голову надели парик с косой и, чтобы она держалась прямо, вставили в косу железный прут. Естественно, в такой форме не то что воевать, но и передвигаться было трудно. Незамедлительно последовала унизительная опала великого Суворова, а вместе с нею опала и всех его учеников и почитателей. Среди них оказался и Платов.

После окончания персидского похода враги Платова обвинили его в том, что он якобы не выплатил казакам 2-го Чугуевского полка деньги, причитавшиеся им за службу. Клеветники, завидовавшие его успехам, распускали даже слухи, будто Платов очень популярен среди калмыков и татар, будто он что-то замышляет: возможно, решил уйти на службу к турецкому султану. Платов был посажен на гауптвахту и предан суду.

Однажды там приснилось ему, что ловит он рыбу на родном Дону. И так уж получилось: поймал вместо сазана свою саблю. Утром, взволнованный, он просил бога о помощи, вспоминал родные места, жену, детей. Вспомнил Матвей Иванович и народное предание о моменте своего рождения.

Оно гласило, будто отец его, Иван Федорович, в день его рождения вышел из дому посмотреть на свое судно, а пролетавшая в это время птица уронила к его ногам кусочек хлеба. Он поднял хлеб и двинулся дальше, а когда подошел к реке, большой сазан выпрыгнул к его ногам. Иван Федорович взял сазана и, пораженный, побежал домой. Входит в дом, а ему и говорят, что у него сын родился...

Суд при петербургском «ордонанс-гаузе» оправдал Платова, но Военный суд, хотя и пришел к заключению о его невиновности, [33] все же постановил: «За удержание сумм чрез немалое время у себя по точной силе воинского сухопутного устава 66 артикул чину его без абшиду лишить».

На этом приговоре 9 декабря 1797 года Павел I написал: «За все значащееся по сему делу, как и за консилиум, держаный в Персии, исключить из службы и Платова отправить к Орлову на Дон, дабы держать его под присмотром в Черкасске безотлучно».

Через несколько дней после суда Матвею Ивановичу принесли саблю. Он схватил ее, обнажил и радостно воскликнул:

— Вот она! Она оправдает меня!

13 декабря 1797 года Платов выехал на Дон. Однако в Москве его догнал фельдъегерь с письмом от князя Куракина, в котором сообщалось «высочайшее повеление Платову ехать в Кос трому и жить там безвыездно». Одновременно Куракин отправил секретное письмо костромскому гражданскому губернатору Островскому. В нем указывалось: «Милостивый государь мой Борис Петрович! С сим письмом явится к вам посланный от меня курьер и с ним вместе генерал-майор Платов, которому государь император повелеть соизволил жить в Костроме. Уведомляя о сем, ничего особенного вам о господине Платове сказать и поручит не имею, кроме наблюдения; о невыездном его в Костроме пребывании и за образом его жизни прошу меня уведомлять». Из Москвы на Дон войсковому атаману В. П. Орлову было отправлено известие об аресте Платова.

24 декабря 1797 года Матвей Иванович прибыл в Кострому. Здесь он сразу же явился к Б. П. Островскому и в тот же день отослал письмо Куракину с оправданием по всем пунктам своего обвинения. Потянулись томительные дни ссылки.

Платов, унылый, бродил по Костроме, посещал дом губернатора, часто встречался с А. П. Ермоловым, будущим героем Отечественной войны 1812 года, также сосланным в этот город.

Они быстро сошлись с Алексеем Петровичем.

Платов очень тосковал по Дону и часто рассказывал Ермолову о своей многочисленной семье. После смерти первой супруги

Матвей Иванович женился на вдове полковника Кирсанова Марии Дмитриевне, урожденной Мартыновой. От первого брака [34] у него был двадцатилетний сын Иван. А на Дону его ожидали одиннадцатилетняя Марфа, девятилетняя Анна, восьмилетняя Мария, шестилетний Александр, четырехлетний Матвей и двухлетний Иван.

Однажды, гуляя по городу, Платов даже предложил Ермолову после освобождения из ссылки жениться на одной из дочерей и обещал под его начало казачий полк...

В мае 1798 года Б. П. Островский, видя угнетенное состояние Платова, ходатайствовал за него перед князем Куракиным. В письме от 5 мая 1798 года он писал: «Ведая, колико вы сострадательны к несчастным, то осмеливаюсь испросить у вашего сиятельства, милостиво, буде возможно, позволения во утешение скорбной души Матвея Ивановича Платова, чтоб позволено было ему в некотором расстоянии от города, в селения к дворянам, известным по званию их, выезжать; ибо его всякий желает у себя видеть за его хорошее, тихое и отменно вежливое обращение; ему же сие послужит к разгнанию чувственной его унылости».

В ответном письме Куракин отмечал, что «касательно позволения Матвею Ивановичу Платову выезжать из города, сколь бы ни охотно желал я сие сделать, но не могу, что таковое дозволение от меня не зависит».

В июне 1799 года Платов обратился к генерал-прокурору с письмом, в котором просил вернуть его на службу или отправить на Дон к семье.

Получив письмо от Платова, генерал-прокурор наложил на нем резолюцию: «Оставить без ответа, как дело, в которое я вмешиваться не смею».

Вскоре, 9 октября 1800 года, Платова отправили в Петербург и заключили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Платов не мог понять, что опять случилось.

Только в январе 1801 года на суде он узнал о причине своей очередной опалы. Еще в сентябре 1800 года войсковой атаман В. П. Орлов, видевший в Платове своего главного соперника на атаманский пост, в рапорте Павлу I обвинил Платова в том, что он якобы принимал чужих крестьян, а в дальнейшем, чтобы запутать возможное следствие, подменил «ревизские сказки». На [35] основании этого рапорта 1 октября 1800 года генерал-прокурор сделал императору доклад, в котором говорилось: «Вследствие донесения генерала Орлова, что исключенного из службы генерал-майора Платова ревизские сказки, хранящиеся в ведении казначея войскового старшины Слюсарева 2-го переменены другими для исключения умерших и внесения на места их других, по высочайшему Вашего императорского величества повелению, отправлен мною нарочный в Кострому для взятия исключенное генерала-майора Платова и посажения его по привозе в равелин».

С 14 октября 1800 года по 16 апреля 1801 года Платов находился в заключении в тесном каземате Петропавловской кре пости. Тяжело пришлось лихому казаку вдали от родных степей, любимого Дона, милого семейства.

Вспоминая тяжелые дни заточения, сам Матвей Иванович говорил: «Летом в этом каменном мешке была холодная, пронизывающая сырость, от которой узник хворал жестокою горячкою, а зимой от печей несло таким чадом, от которого глаза ело как от хрена. Стены были мокры и скользки, а по полу бегали крысы. Сначала мне это казалось гадким, а напоследок я к этому гаду и он ко мне друг к другу привыкли».

11 января 1801 года Платова судил сенатский суд. Он вынес решение: «...Не находя таких дел, по коим бы генерал-майор Платов подлежал суду, о сем обстоятельстве всеподданнейше донести на благоусмотрение Вашего величества».

На сенатском рапорте была наложена резолюция: «Высочайше поведено освободить и из равелина выпустить, о известной же экспедиции объявить».

* * *

Павел I, раздраженный провокационным поведением своих союзников, Англии и Австрии, порвал с ними отношения и почти одновременно оформил союз с Наполеоном I. Одним из условий этого союза являлось немедленное нанесение удара по Индии — богатейшей колонии Англии.

Первыми в Индию должны были вступить донские казаки. Для этого похода требовался храбрый предводитель. Советники государя предложили Платова. Император немедленно потребовал его к себе.

Когда комендант крепости сообщил Матвею Ивановичу об этом, тот не поверил и даже подумал, что его хотят казнить.

Перед выходом из крепости цирюльник побрил, постриг атамана, повел в баню и принес ему новую генеральскую форму. Интересно, что этот мундир принадлежал одному из преследователей Платова, который потом и сам был арестован.

Матвея Ивановича в сопровождении фельдъегеря доставили к императору.

— Здравствуй, Матвей Иванович. Очень рад тебя видеть, — сказал государь, подводя Платова к карте, где изображался путь от Оренбурга до Индии. — Видишь эту дорогу, знаешь ты ее, она тебе знакома?

— Да, знакома, — растерянно ответил Платов, не зная ее совершенно.

— Пойдешь с казаками по этой дороге в Индию, Матвей Иванович?

— Пойду, ваше величество, — ответил тот.

Павел I, видимо пытаясь помириться с опальным казачьим [37] атаманом, возложил на него командорский крест ордена св. Иоанн на Иерусалимского и разрешил трехдневное свободное пребывание в Петербурге. А потом он должен был ехать в Черкасск поднимать донских казаков в поход.

— Там ты посадишь на коня всех, кто только сидеть может и копье держать, и с этим деташементом (отрядом. — М. А., В. Л.) иди ты немедля с Дона через Урал на Оренбург. В Оренбурге губернатор Бахметев даст тебе «языков» (переводчиков. — М. А., В. Л.) и все нужное для похода. От Оренбурга ты пустишься степями, мимо Хивы и Бухары, до самой Индии.

10 января 1801 года Платов уже мчался на почтовых в Черкасск. Туда еще до его приезда пришел именной высочайший указ: «Собрать все Донское войско на сборные места: чтоб) все наличные обер-офицеры и нижние чины непременно в 6 дней выступили о двух конях и с полуторамесячным, провиантом».

В январе 1801 года донские казаки, возглавляемые Платовым, двинулись в дальний путь.

До Оренбурга они шли весело, с песнями. Но дальше открылись неизведанные заволжские степи. Начались бедствия: казаки голодали, заболевали. Лошади и верблюды падали ежедневно. Дорогу на Хиву и Бухару искали наугад. На карте, которую прислал Павел I, дорога от Оренбурга до Бухары и Хивы и далее на Индию была обозначена тонкой линией, а что скрывалось за ней — никто не знал.

За три недели казаки по тяжелой дороге прошли 700 верст. Многие умирали от болезней и холода. Падеж лошадей усилился. В войске поднялся ропот, были даже случаи открытого неповиновения не только среди рядовых казаков, но и среди офицерства. Все стали просить Матвея Ивановича вернуться на Дон.

Наконец 23 марта, когда передовые отряды войска уже достигли верховьев реки Иргиза (в селе Мечетном Вольского уезда Саратовской губернии), гонец из Петербурга догнал их и объявил о смерти Павла I и о восшествии на престол нового государя — Александра I, который повелел донцам вернуться на родину.

Так окончился этот трагический и в то же время легендарный поход. [38]