Предлагаемый сборник, подготовленный в связи с XVII Международным конгрессом исторических наук, посвящен тематике одной из секций конгресса «Союзные договоры накануне и во время второй мировой войны».
Как видно из содержания сборника, большинство рефератов касается событий кануна второй мировой войны.
В последние годы предыстория войны стала предметом острого общественного внимания и интереса; были изданы десятки книг, статей и сборников документов, прошли многочисленные конференции и «круглые стопы» в нашей стране и за рубежом. На них выявились различные точки зрения и позиции как между западными и советскими историками, так и между советскими учеными.
Острота и необычная актуальность обсуждавшихся проблем явилась одной из причин неослабевающего интереса историков и общественности. Наметился даже определенный парадокс: чем больше издается книг, чем шире круг документов и материалов, вводимых в научный оборот, тем острее идут споры и столкновения точек зрения.
Дискуссии вокруг предыстории войны приобрели новый характер в связи с перестройкой в СССР, с теми процессами критического переосмысления и обновления, которые характеризуют развитие исторической науки в Советском Союзе и в других странах Восточной Европы.
Постепенно и сфера внешней политики и международных отношений перестает быть запретной, стоящей вне критики; мы во все большей степени говорим о том, о чем раньше умалчивали, — о проявлении сталинских, деформаций социализма во внешнеполитической области, об ошибках и просчетах СССР на международной арене.
В связи с анализом предыстории второй мировой войны в советской историографии сейчас обсуждаются вопросы методологического характера, связанные с выработкой новых подходов к внешней политике СССР во второй половине 30-х годов.
Прежде всего отметим, что большинство историков согласны с тем, что необходим серьезный пересмотр наших взглядов на развитие исторического процесса в целом. Речь идет о необходимости анализа различных альтернатив, всегда существовавших в истории.
Некоторые, правда, скептически относятся к возможностям сослагательного наклонения в истории, но поиск истины в истории как раз и предполагает анализ всех возможных альтернатив и тщательное выяснение, почему развитие событий пошло именно этим, а не каким-либо иным путем. В этом контексте важно внимательно исследовать все различные альтернативы, существовавшие в развитии международных отношений 30-х годов, в том числе и в политике Советского Союза.
Методологический вопрос связан и с диалектикой внутренней и внешней политики. В принципе это достаточно тривиальное положение, но оно имеет ныне особый смысл применительно к истории нашей страны, к пониманию того, как сталинские деформации во внутреннем развитии страны воздействовали на внешнеполитическую сферу. Абсолютная бесконтрольность деятельности Сталина во внутренних делах имела определенные пределы в международной сфере, где его намерения и действия лимитировались политикой других государств. И изучение всей этой специфики диалектики внутренней и внешней политики составляет важную задачу историков-международников, исследующих предысторию второй мировой войны.
Сравнительно новая, но необходимая в наше время тема взаимоотношения политики и морали, политики и правовых норм, ее разработка крайне важна для оценки международного развития 1938–1939 гг., когда мир был свидетелем многих политических акций, носивших противоправный и аморальный характер. Вопрос об этических нормах в международных отношениях существен и при анализе антивоенных пацифистских движений 20–30-х годов, для уяснения той роли, которую эти движения могли бы сыграть в создании антифашистского блока.
Наконец, историки внимательно исследуют и международное коммунистическое движение, и эволюцию концепции мировой революции в 30-е годы, ее воздействие на развитие событий и на советскую политику, и на действия Коминтерна в канун второй мировой войны.
Сейчас многие историки внимательно изучают развитие международных отношений и внешнюю политику СССР в середине 30-х годов.
Теперь всем очевидно, что после прихода фашизма к власти в Европе складывались определенные предпосылки для антифашистской альтернативы. Они получили выражение прежде всего в проектах коллективной безопасности, в попытках объединения общественных сил на антифашистской и антивоенной основе.
Реальным проявлением этого стали и некоторые договоры, такие, как советско-французский и советско-чехословацкий (1934), проект Восточного пакта и т. п. И в этом плане историки многих стран справедливо видят в них известную возможность новой расстановки сил, которая могла бы создать существенный барьер на пути фашистской угрозы.
Но, как известно, после 1936 г. ситуация качала резко меняться. Англия явно саботировала возможные соглашения, изменилась ориентация французской политики. Господствующей линией политики этих строи стала политика «умиротворения агрессоров».
О сущности политики «умиротворения» написано немало трудов. Всем ясен ее смысл — ценой односторонних уступок «умиротворить» Гитлера, смягчить обострившиеся противоречия с рейхом за счет интересов других стран, прежде всего Восточной и Центральной Европы. Но, может быть, в меньшей мере мы пишем о политике «умиротворения» в плане серьезных стратегических просчетов, прежде всего со стороны Великобритании. В Лондоне считали, что они не дадут событиям выйти из-под контроля, что в любом случае они, но позволят Гитлеру делать то, что не будет соответствовать британским интересам. В эту политическую линию активно включились и французские политические круги.
Политика «умиротворения» должна быть оценена и как политика аморальная. Ее смысл особенно отчетливо проявился в Мюнхенском соглашении. Фактически без единого выстрела Гитлеру отдали часть суверенной европейской страны. Мюнхен сломал систему блоков и пактов, сложившуюся в Европе в 20-х — начале 30-х годов. Малые страны отныне чувствовали себя незащищенными.
В итоге идея коллективной безопасности и создания объединенного фронта антивоенных сил потерпела неудачу.
Существенным негативным фактором явились и политические установки Сталина. Несмотря на решения Коминтерна об объединении антифашистских сил, действовала инерция прежних лет. Установки Сталина, направленные против союза с социал-демократами, действовавшие еще с конца 20-х годов, не были преодолены. Продолжали действовать и установки на мировую революцию.
Серьезным препятствием к единству были массовые репрессии в СССР, деформировавшие образ социализма и наводившие ужас не европейских интеллектуалов. Кроме того, в сталинских схемах присутствовало обсуждение «абстрактного гуманизма» и «абстрактного пацифизма», мешавшие достижению единства с антивоенными силами Западной Европы. Да и сам европейский пацифизм был раздроблен. Многие представители европейской интеллигенции были солидарны с политикой «умиротворения», другие были пассивны и неактивны.
А тем временем фашистская Германия в союзе с Италией последовательно реализовывала свою агрессивную программу.
Внимание историков и политологов, общественных деятелей и публицистов обращено на события 1939 г.
Представленные в сборнике рефераты содержат, на наш взгляд, интересные дополнительные материалы, раскрывающие позиции основных участников тех трагических событий.
Прежде всего, они показывают, как в начале 1939 г., после Мюнхенского соглашения, обнаружилось стремление СССР начать контакты с Германией. Речь Сталина на XVIII съезде партии, отставка М. М Литвинова с поста наркома иностранных дел — проявления этой тенденции.
Правда, другие документы свидетельствуют, что еще ранее Гитлер и его окружение начали зондировать почву для контактов с Советским Союзом. Многие историки в этой связи пишут о дипломатическом приема в Берлине, в начале января 1989 г., где Гитлер впервые беседовал длительное время с советским послом.
Ученые анализируют причины таких контактов и намерения сторон. Наиболее активно советско-германские связи развивались в апреле и с конца июля 1939 г, В первое, время они касались по преимуществу экономических и торговых отношений.
Но в те же месяцы шел активный процесс переговоров между представителями СССР, Англии и Франции.
В связи с последними переговорами следует сказать, что, а принципе это была бы наиболее благоприятная альтернатива. Заключение политического соглашения и военного союза трех государств могло бы составить серьезный, если не решающий, противовес агрессивным гитлеровским намерениям. Сейчас история этих переговоров вновь оказалась в центре внимания.
В советской исторической литературе имеются десятки трудов, в которых аргументировано и справедливо показана неконструктивная позиция английской и французской дипломатии на политических переговорах трех сторон летом 1939 г., приведены многочисленные свидетельства критики, которой подвергались правительства Англии и Франции со стороны широкой общественности их стран. Имеется много фактов и о деструктивной позиции польского правительства.
Но нам следует теперь глубоко и непредвзято проанализировать и советскую позицию на этих переговорах. Жесткая и бескомпромиссная линия советской дипломатии, нежелание отделить возможность политического соглашения от заключения военной конвенции не содействовали плодотворному завершению переговоров. Но советской дипломатии явно не хватало гибкости и тактического мастерства, чтобы использовать и слабости в позиции партнеров, и разногласия между ними.
Сегодня, анализируя весь комплекс событий тех лет, можно констатировать: если бы даже на том уровне договоренности, который существовал в июле 1939 г., была бы обнародована, хотя бы и в общей форме, декларация или заявление о готовности трех стран совместно на определенных условиях противостоять агрессии, это имело бы большое значение на пути возможности создания антигитлеровской коалиции. Но участники переговоров не сделали этого.
Положение явно ухудшилось на последовавших вскоре переговорах военных миссий трех стран.
Мы сейчас должны на основе новых архивных документов, ставших известными после выхода в свет французских и английских публикаций, дать более глубокий анализ позиции Англии и Франции на этих переговорах.
Документы показывают, что необходимо модифицировать наши представления о французской позиции. В одном из рефератов приводятся интересные данные о тех инструкциях, которые получали французские и английские участники переговоров и из которых видны различия в позициях этих стран. В отличие от своих английских коллег, французы испытывали все возрастающую озабоченность агрессивными действиями Германии. Историкам важно глубоко и аргументирование проанализировать позиции Англии. Франции, Польши, учитывая даже незначительные сдвиги, оттенки в поведении Лондона, Парижа и Варшавы в те драматические месяцы. [10]
Нам необходимы новые документы, которые дали бы возможность более тщательно раскрыть советскую тактику на Московских переговорах в августе 1939 г. Складывается впечатление, что жесткая и ультимативная позиция советских представителей не способствовала конструктивному завершению переговоров и заключению соглашений.
В целом напрашивается вывод, что все участники тройственных переговоров весной и летом 1939 г. недооценили опасность фашизма и для всего человечества и для каждой из стран — участниц переговоров, они больше думали о собственных интересах, чем о судьбах мира.
В международных отношениях преобладали цинизм и национальный эгоизм, активно эксплуатировались геополитические теории, что выражалось в многочисленных соглашениях о разделе сфер влияния и разграничении сфер интересов.
Одно из центральных мест в реферируемых книгах принадлежит советско-германскому договору от 23 августа 1939 г.
Представленные рефераты не так много добавляют к тем фактическим материалы, которые уже публиковались в 1989 г.
Однако они нам интересны общими оценками и анализом позиций различных сторон.
В этом плане был бы важен глубокий разбор целей СССР и Германии при подписании договора. Сам по себе договор был довольно распространенным в международной практике явлением (подобные декларации были у Англии и Франции с Германией; была и польско-германская декларация о ненападении). Но договор имел серьезные негативные последствия. К ним следует отнести, в частности, шок в мировом прогрессивном общественном мнении и в коммунистическом движении от самого факта, что страна, которую считали флагманом борьбы с фашизмом, подписала договор с нацистской Германией.
Но главное внимание в этой связи, естественно, обращается на секретный протокол к договору, который справедливо оценен Вторым съездом народных депутатов СССР как [11] противоправный и недействительный с самого начала его подписания. Важно продолжить исследования истории протокою', его последствий и его органической взаимосвязи с договором о «дружбе и границе» между двумя странами от 28 сентября 1939 г. и секретных протоколов к нему.
Важный вопрос состоит и в выяснении тех более длительных последствий, которые имел договор и секретный протокол для СССР и для Германия, и в частности для подготовки СССР к войне.
Сравнительно недавно в советской историографии начал активно обсуждаться вопрос о соотношении политики и морали. И с особой силой этот вопрос имеет отношение к событиям августа-сентября 1939 г. Сама идея о разграничении сфер интересов социалистической страны с нацистской Германией была проявлением сталинского пренебрежения принципами и нормами нравственности к морали.
Несколько рефератов сборника посвящено союзным договорам периода второй мировой войны. Соединение столь разных договоров в рамках одного сборника отражает противоречивый характер предстоящей дискуссии на конгрессе историков в Мадриде.
Военные договоры имели совершенно иную основу, цели, задачи и последствия.
В целом представляемый сборник помогает советским историкам ознакомиться с новыми публикациями в западной историографии и лучше представить себе ход возможных дискуссий на международной встрече историков в августе 1990 г.