Китчен М.
Книга канадского историка Мартина Китчена, состоявшая из 11 глав и заключения, посвящена одному из важных направлений внешней политики Великобритании в годы второй мировой войны.
Вторжение Красной Армии в Польшу 17 сентября 1939 г. не явилось большой неожиданностью для британского правительства, хотя оно и не знало о содержании секретного протокола к советско-германскому пакту о ненападении. Однако мнение Лондона о советском военном потенциале было весьма низким, так что СССР не рассматривался как серьезная угроза. Играла свою роль и заинтересованность в сохранении торговли с Советским Союзом. В результате официальная позиция британского правительства была очень осторожной.
Дальнейшее ухудшение англо-советских отношений было связано с нараставшей угрозой конфликта СССР с Финляндией. Анализируя британскую позицию в отношении [148] начавшейся советско-финской войны, автор приходит к выводу, что «в течение кризиса с Финляндией британское правительство было неспособно сформулировать ясную и последовательную политику в отношении Советского Союза. С одной стороны, оно подталкивалось общественным мнением к поддержке Финляндии, а с другой, оно стремилось не разорвать торговые переговоры с Советским Союзом» (с. 13). К тому же британское правительство считало, что финны потерпят поражение в течение нескольких недель. Однако еще в октябре 1939 г. в Лондоне появилась идея осуществлять бомбардировку советских нефтепромыслов на Кавказе, этот замысел обсуждался и во время советско-финской войны.
Разгром Германией Франции резко изменил всю международную ситуацию. СССР не хотел дальнейшего усиления «третьего рейха», но в то же время опасался раздражать нацистского партнера. В этих условиях Советский Союз предпринял собственные военно-политические акции, в частности в отношении прибалтийских государств. Сообщения из Москвы усилили убежденность министра иностранных дел Великобритании Галифакса в том, что укрепление советского военного присутствия в прибалтийских государствах носило оборонительный характер. Он говорил на заседании кабинета 17 июня 1940 г.: «Не может быть сомнений, что за действиями России скрывается стремление усилить ее позиции против Германии, чьи военные успехи ей совершенно не нравятся» (с. 32). Однако дальнейшее развитие событий в Прибалтике осложнило советско-английские отношения. В руководящих кругах Великобритании преобладала точка зрения, что включение прибалтийских государств в состав СССР являлось результатом «открытой агрессии и мошеннических выборов» (с. 35). Британское правительство наложило арест на авуары и золотые фонды прибалтийских государств, задержало их суда в британских портах. Советское правительство протестовало против этих мер.
Еще ранее британское правительство сочло подходящим момент для политической инициативы в отношении [149] СССР. В ночь с 24 на 25 июня 1940 г. британскому послу в Москве С. Криппсу был передан текст личного послания премьер-министра Черчилля Сталину. В послании подчеркивалась опасность германской гегемонии над европейским континентом и выражалась надежда, что, несмотря на различие позиций и взаимное недоверие, Великобритания и Советский Союз смогут действовать совместно перед лицом общей угрозы.
Сталин принял Криппса, очевидно, 1 июля и беседовал с ним в течение трех часов «в дружеском и предельно откровенном» тоне. Сталин утверждал, что пока Германия не господствует на море, она не сможет доминировать в Европе. Однако практических результатов для развития советско-английских отношений эта беседа не имела, тем более что и британское правительство отказывалось всерьез обсуждать с СССР интересовавшие его проблемы Турции, Балтийского региона или Дальнего Востока. Форин оффис решительно возражал против уступок Советскому Союзу, Основной причиной было отсутствие перспективы на улучшение советско-английских отношений. «Если бы Форин оффис считал, что уступки в отношении прибалтийских государств существенно изменяет отношения с Советским Союзом, то он бы быстро забыл про возражения, с точки зрения морали и закона, и конечно пренебрег бы тем воздействием, которое окажет подобная акция на отношения с Соединенными Штатами» (с. 47).
В британском МИД считали, что Сталин сделал ставку на взаимное ослабление Великобритании и Германии в войне. Однако своим основным соперником при этом он видел Британскую империю.
Весной 1943. г. в Лондоне стали получать все больше сообщений о готовившемся нападении Германии на Советский Союз. В начале июня стала ясна очевидность скорого германского нападения. Считалось, что Германия одержит победу в течение нескольких недель. В целом «накануне германского нападения на Советский Союз британское правительство ожидало наихудшего. Оно чувствовало, что Германия не встретит больших трудностей в захвате ресурсов [150] Советского Союза. Оно видело мало шансов для оказания Советам какойлибо реальной помощи и не хотело стать союзником Советского Союза. Оно также очень опасалось, что Соединенные Штаты могут прекратить оказывать поддержку, которая была необходима для продолжения Великобританией войны. С поражением Советского Союза, казалось, уже ничего не могло остановить германского продвижения на Ближний Восток и в Индию. На этот случай никаких планов не было выработано. Представлялось невозможным предпринять что-либо, оставалось лишь ждать и надеяться на лучшее» (с. 54–55).
22 июня 1941. г. Черчилль выступил по Би-би-си с речью, подготовленной без консультаций с военным кабинетом. Он заявил о поддержке Советского Союза в отражении германского вторжения. Эта речь «была выдающимся проявлением его качеств государственного деятеля» (с. 57).
Вскоре в Москву была послана британская военная миссия, а в конце сентября было подписано соглашение о сотрудничестве между британским Управлением специальных операций и НКВД.
7 июля Черчилль направил Сталину телеграмму с обещанием сделать все, чтобы помочь СССР. В результате обмена мнениями Криппса со Сталиным было предложено заключить двустороннее соглашение с обязательствами взаимопомощи и не вести с Германией сепаратных переговоров, не заключать перемирия или мира. Это соглашение между правительствами СССР и Великобритании было подписано 12 июля в Москве.
Советское руководство обращалось к Великобритании с настойчивыми призывами о помощи. Британские силы не могли в гот момент предпринять наступление против немцев, но в Англии росло понимание необходимости чем-то помочь Советскому Союзу.
На встрече Черчилля с Рузвельтом в августе 1941 г. решено было оказать СССР помощь военными поставками. Для реализации этих договоренностей в Москву выехали британская и американская миссии во главе с лордом [151] Бивербруком и А. Гарриманом. Московская конференция представителей трех держав продолжалась четыре дня и завершилась несомненным успехом. «Московский протокол, казалось, был новым обнадеживающим началом в англо-советских отношениях, — пишет автор. — Его тепло приветствовала советская пресса, а британское общественное мнение восприняло его с энтузиазмом. Однако вскоре стало ясно, что легче давать обещания, чем поставлять товары» (с. 79).
Одной из немногих совместных англо-советских военных акций за время войны стал рейд на остров Шпицберген, где действовала германская метеостанция и радиостанция. Рейд на Шпицберген продемонстрировал возможность совместных договоренностей.
Германское нападение на СССР сделало также возможным англо-советское соглашение о будущем Ирана, где нарастала подрывная деятельность нацистов. 25 августа 1941 г. советские войска перешли северную границу Ирана, а британские войска вошли в страну с юга. «Великобритания и Советский Союз достигли своих целей при минимуме трений» (с, 95).
В связи с продвижением германских войск к Кавказу поздней осенью 1941 г. группа британских специалистов посетила Баку для оказания помощи в подготовке взрыва нефтепромыслов (миссия 131). Однако осуществлять уничтожение нефтепромыслов не пришлось.
Британское общественное мнение активно выступало за самое тесное сотрудничество с СССР. Возраставший энтузиазм в отношении Советского Союза побудил Черчилля дать министерству информации указание «рассмотреть, какие акции требовалось осуществить, чтобы противодействовать нынешней тенденции британского общественного мнения забывать об угрозах коммунизма» (с. 102).
5 декабря 1941 г, Великобритания объявила войну Финляндии, Румынии и Венгрии, но этот шаг не устранил разногласий в англо-советских отношениях. Их основные причины, как показывало послание Сталина Черчиллю от 8 ноября, были связаны с вопросом о целях войны и послевоенном урегулировании. [152]
Во время визита А. Идена в Москву в декабре 1941 г. эти проблемы стали главным предметом его дискуссий со Сталиным. В первую очередь Сталин добивался признания советских границ 1941 г. в Прибалтике и Финляндии, присоединения к СССР Петсамо и Мемеля (Клайпеды), изменения в пользу СССР линии Керзона на границе с Польшей, передачи Польше Восточной Пруссии. Идеи не мог согласиться с этими требованиями. Тогда Молотов предложил приемлемые для Идена проекты соглашений о взаимопомощи и о послевоенных проблемах. В целом поездка Идена в Москву не была успешной.
Позиции Черчилля и военного кабинета в отношении непризнания советских границ 1941 г. оставались неизменными. Обсуждения британским правительством этого вопроса ни к чему не привели. Между тем с весны 1942 г. Форин оффис начал считаться с возможностью приближения советской победы на Востоке. В феврале 1942 г. Идеи, обращаясь к Галифаксу, предупреждал: «Победоносный Советский Союз будет обладать громадным престижем и влиянием, он сможет установить коммунистические режимы во многих европейских странах. Таким образом, важно установить с ним хорошие отношения на этой стадии войны до того, когда станет слишком поздно» (с. 118).
Во время визита Молотова в Лондон в мае 1942 г. его беседы с британскими руководителями начались обсуждением вопросов о втором фронте и о советско-польской границе. 22 мая Идеи предложил выход из тупика в виде нового проекта англо-советского договора о взаимопомощи, обходившего все спорные вопросы послевоенного урегулирования. По оценке автора, договор мало соответствовал советским ожиданиям и не устранил советских подозрений, но все же являлся явным шагом вперед. Для британских руководителей это был почти триумф, так как им удалось убедить Молотова принять этот компромисс.
С возобновлением германского наступления на Восточном фронте летом 1942 г. советское руководство все более настойчиво добивалось открытия второго фронта. Советско-британские разногласия еще более усилились после [153] катастрофы в июне конвоя PQ-17, потерявшего 23 судна из 34. Отсрочка отправки конвоя PQ-18 вызвала резкие возражения Сталина.
Неблагоприятное развитие советско-английских отношений побудило Черчилля согласиться на визит в Москву для встречи со Сталиным. Он прибыл 12 августа 1942 г. и в тот же день встретился со Сталиным. Они обсуждали главным образом перспективы развития военных действий против Германии, при этом Черчилль отстаивал замысел англо-американской операции «Торч» в Северной Африке. Как отмечал британский посол в СССР К. Керр, в беседе были спады и подъемы. Но в конце превалировала позитивная струя» (с. 133).
На следующий день вторая встреча Черчилля со Сталиным завершилась полным провалом. Сталин настаивал на скорейшем открытии второго фронта в Западной Европе, не желая слушать аргументы собеседника. Черчилль был рассержен и готов к полному разрыву со Сталиным. Однако Керр уговорил его еще раз побеседовать с советским лидером. Этой третьей беседой и ужином со Сталиным Черчилль был очень доволен. Он поверил, что Сталин его друг, хотя это мнение и не разделяли члены британской делегации.
В целом, как отмечает автор, визит Черчилля в Москву не принес никаких конкретных решений и не стал поворотным пунктом в англо-советских отношениях.
С поражением немцев под Сталинградом энтузиазм в отношении Советского Союза достиг в Великобритании наивысшего уровня. Но именно в это время операция союзников в Северной Норвегии представлялась невозможной, а отправка конвоев в советские порты откладывалась. Единственная возможность чем-то помочь СССР состояла в посылке британских военно-воздушных сил на южный фланг советского фронта. Такая операция обсуждалась, но была окончательно отвергнута Молотовым 13 декабря 1942 г.
К концу 1942 г. стали вырисовываться перспективы некоторого улучшения советско-английских отношений. В то же время победы под Сталинградом и в Северной Африке [154] вновь поставили в повестку дня обсуждение проблем послевоенного урегулирования. Идеи считал, что три державы могут заранее договориться между собой хотя бы об основах послевоенного урегулирования. «Черчилль постепенно стал принимать тот факт, что Советский Союз будет играть ведущую роль в послевоенном мире. В апреле 1943 г. он писал: «Подавляющее превосходство России явится в будущем доминирующим фактором» (с. 150).
После победы под Сталинградом Советское правительство вновь поставило вопрос о границах и потребовало от польского правительства согласия на установление границы примерно по линии Керзона. Однако эмигрантское правительство в Лондоне упорно требовало возврата к линии границы, существовавшей до 1 сентября 1939 г. Что касается британского и американского правительств, то они готовы были удовлетворить советские притязания на прибалтийские государства и принять линию Керзона как советско-польскую границу при соответствующих компенсациях Польше в Восточной Пруссии и Силезии. Проблема заключалась в том, как побудить польское правительство больше считаться с реальностями, а Советское правительство — изменить его резкое и бесчеловечное отношение к полякам.
В этот сложный политический момент нацисты подняли шум о «Катыньском деле». Позиция британского правительства состояла в том, что «Катыньское дело» чрезвычайно затруднительно и необходимо максимально игнорировать его. Личный секретарь Идена О. Харвей резюмировал в своем дневнике: «Поляки прекрасно расстроили все наши планы. С ними надо обращаться очень жестко, чтобы они не сорвали все мирное урегулирование и не ослабили англо-русский союз» (с. 154). Британское правительство стремилось не допустить разрыва отношений между СССР и польским эмигрантским правительством, но не смогло этого добиться. Опасаясь, что Советский Союз постарается привести к власти в Польше марионеточный режим, военный кабинет предполагал решить вопрос о польских границах до конца войны, с тем чтобы не побуждать Сталина прибегнуть к жестким мерам в отношении Польши. Однако [155] предполагавшееся изменение состава польского правительства не было осуществлено в связи с гибелью премьер-министра В. Сикорского.
Помимо польского вопроса определенные сложности в англо-советских отношениях возникли также в связи с действиями союзных войск в Италии.
Форин оффис проявлял готовность искать соглашения с Советским Союзом по вопросам послевоенного урегулирования на основе признания включения в состав СССР прибалтийских государств, Бессарабии и Северной Буковины, а также принятия линии Керзона в качестве советско-польской границы. Но Черчилль летом 1943 г. не интересовался этими вопросами, а правительство США стремилось отложить их решение на послевоенный период. В результате степень англо-советского сотрудничества была недостаточной. Британский посол в Москве Керр утверждал: «Мы консультируемся с Вашингтоном, но мы информируем Москву... Мы должны научиться не быть снобами и более того — не быть дураками» (с. 165).
Перед началом Московской конференции министров иностранных дел трех держав (октябрь 1943 г.) Черчилль опасался, что она провалится из-за советских претензий в отношении второго фронта и послевоенных границ СССР. Однако встреча завершилась успешно. Советские представители были настроены необычайно примирительно,
Впрочем, польский вопрос не был решен в Москве. Тем не менее перед встречей со Сталиным и Рузвельтом в Тегеране главной заботой Черчилля была не Польша, а Италия, где наступление союзников развивалось очень плохо. «Черчилль прибыл в Тегеран усталым, расстроенным, с мыслями о серьезной болезни, плохо подготовленным». Рузвельт, казалось, не желал всерьез заниматься реальными проблемами и все еще рассчитывал, что он сможет одержать верх над своим другом, «дядей Джо». Сталин был, как всегда, чрезвычайно краток, он гораздо более уверенно владел военной и политической ситуацией в целом и без труда доминировал на конференции» (с. 174).
В Тегеране было подтверждено решение, принятое в [156] Каире, о вторжении союзников в Западную Европу в мае 1944 г. По вопросу о польских границах было достигнуто соглашение, что восточная граница Польши пройдет примерно по линии Керзона.
Советские руководители убедились в Тегеране, что западные союзники признают их право утвердить в Восточной Европе то, что они эвфемически называли «дружественными правительствами». Тем самым Сталин одержал на конференции победу.
После Тегерана Советское правительство усиливало нажим на Лондон по польскому вопросу, а польское эмигрантское правительство не желало идти ни на какие уступки и компромиссы. Это вызывало растущее раздражение Черчилля, который писал Идену 7 января 1944 г.: «Я весьма обдуманно заявлял миру, что мы объявили войну из-за Польши и что польский народ будет иметь собственную землю, на которой ему жить. Но мы никогда не брали обязательства защищать существующие польские границы, а что касается России, то после двух войн, которые стоили ей от двадцати до тридцати миллионов русских жизней, она имеет право на полную безопасность своих западных Границ... Они (поляки) должны быть очень глупы, если они воображают, что мы собираемся начать новую войну против России, чтобы отстаивать восточную польскую границу» (с. 177). Ситуация в Польше еще больше осложнялась позицией польской подпольной армии (Армия Крайова), в которой были сильны антисоветские настроения.
Одним из немногих положительных моментов для развития англо-советских отношений стало в то время заключение союзного договора между СССР и Чехословакией 11 декабря 1943 г., который рассматривался в Лондоне как возможная модель для урегулирования советско-польских отношений.
Только к 1944 г. британское правительство стало всерьез размышлять над проблемами послевоенного устройства мира. При этом осознавалось укрепление позиций Советского Союза.
Форин оффис считал, что сохранение англо-советского союза в послевоенном мире будет являться одной из основных [157] задач британской политики. В МИД не думали, что какие-либо советские территориальные требования создадут серьезную угрозу британским интересам. СССР воспринимался как прагматическая националистическая держава, озабоченная обеспечением собственной безопасности и не занимающаяся больше распространением мировой революции. Сотрудничество с такой державой казалось возможным и желательным. Взгляды Форин оффис в отношении будущего Балкан были отражены в меморандуме одного из его сотрудников Дж. Вильсона: «Устремления русских на их европейских границах — это стабильные правительства, дружественные или по крайней мере не враждебные (с. 207).
Вместе с тем в руководящих кругах Великобритании усиливались опасения в связи с возможным ростом влияния СССР в послевоенном мире. Выступая за англо-советское взаимопонимание, Идеи отмечал 31 мая 1944 г.: «Но я признаю растущие опасения, что Россия имеет далеко идущие намерения, и что они могут включать господство в Восточной Европе и Средиземноморье и «коммунизацию» многого из того, что остается за их пределами» (с. 211),
Враждебность в отношении Советского Союза особенно ярко проявлялась в позиции комитета послевоенного планирования и военного руководства. По словам одного из ответственных сотрудников Форин оффис, начальники штабов и их подчиненные воспринимали» Советский Союз «как врага номер один» и даже обсуждали, «как обеспечить против него германскую поддержку» (с. 217). В комитете послевоенного планирования все больше осознавали ключевую роль Германии в системе послевоенной безопасности и предполагали включить ее в западноевропейский блок. В случае подобного развития событий, по оценкам специалистов МИД, вырисовывалась перспектива создания западноевропейского блока под эгидой Великобритании и восточноевропейского блока под эгидой Советского Союза. Противостояние двух военных блоков создавало бы угрозу миру, если бы только Великобритания и СССР не были очень тесно связаны между собой и в политическом, и в военном отношении. [158]
Надежды Лондона на то, что успешная высадка в Нормандии улучшит англо-советские отношения и создаст благоприятные условия для решения польского вопроса, оказались иллюзиями.
Новое ухудшение англо-советских отношений было связано с Варшавским восстанием. В Лондоне с самого начала восстания не было ясного представления о том, что же там происходит. Все британские демарши в Москве об оказании помощи Варшавскому восстанию были безрезультатны. «Трудно переоценить тот ущерб, который был нанесен англо-советским отношениям реакцией Советов на Варшавское восстание» (с. 231). Британское общественное мнение считало, что советские войска остановились под Варшавой по чисто политическим соображениям, чтобы ослабить Армию Крайову и навязать полякам Люблинский комитет. Некоторое изменение позиции советского руководства произошло, когда участь восставших была предрешена. Для лондонского эмигрантского правительства Варшавское восстание стало не только военным поражением, но и политической катастрофой.
Несмотря на успех высадки в Нормандии и приближение окончания войны, англо-советские отношения к осени 1944 г. ухудшились. Главными причинами были события в Польше, но сказывалась также нерешенность вопроса о сферах влияния на Балканах и в Восточной Европе.
В этих условиях Черчилль решил еще раз посетить Москву. Он прибыл с Иденом 9 октября и в тот же вечер имел беседу со Сталиным. Они обсудили положение в Польше, Румынии и Греции, а также в Италии и Болгарии. При этом Черчилль заявил, что он поддерживает ту линию советско-польской границы, которая была согласована на Тегеранской конференции. Сталин со своей стороны заверил, что он приложит все усилия, чтобы свести вместе лондонских и люблинских поляков. Черчилль и Сталин обменялись также мнениями о том, как не допустить возрождения германской мощи, и о Японии.
Самым важным результатом этой беседы было соглашение о разделе сфер влияния. «Черчилль подвинул Сталину [159] через стол небольшой листок бумаги, на котором были написаны следующие цифры: Румыния — 90% России, Греция — 90% Великобритании, Югославия 50% на 50%, Венгрия — 50% на 50%, Болгария — 75% России. Переводчик Сталина Павлов поспешно написал названия стран кириллицей. Сталин прочитал листок, изменил Болгарию на 90% и выразил свое одобрение «птичкой» синим карандашом» (с. 233–234).
Следующим вечером листок с этими цифровыми данными обсуждался Молотовым и Иденом. Молотов настаивал на пересмотре цифр в отношении Венгрии — 75% России, 25% — Великобритании. Идеи соглашался рассмотреть этот вопрос, но добивался увеличения британского влияния в Болгарии. Молотов ссылался на то, что Черчилль уже согласился на 90% России. Идеи пытался торговаться, предлагая изменить соотношение в Болгарии на 80% 20% в обмен на Венгрию: 75% — 25%. Тогда Молотов потребовал большего влияния для СССР в Югославии, на что Идеи не соглашался. Стало ясно, что проблему Болгарии не удается решить. Был устроен перерыв.
Через некоторое время Молотов вернулся за стол переговоров и предложил 80% на 20% для Болгарии и Румынии, а для Югославии — 50% на 50%, «После некоторой дискуссии, в ходе которой Молотов пытался изменить процентное соотношение для Венгрии, Идеи согласился на эти предложения» (с. 234).
После успешного обеда в британском посольстве Сталин и Черчилль в неофициальной беседе обсудили вопросы, касающиеся Югославии, Италии и Швейцарии.
На следующую встречу Черчилля со Сталиным 13 октября были приглашены премьер-министр польского правительства С. Миколайчик и министр иностранных дел Ромер. Польские деятели соглашались на создание коалиционного правительства с участием коммунистов и на союз с СССР, но отказались принять линию Керзона как границу Польши. Все настойчивые попытки Черчилля убедить Миколайчика пойти на уступки и использовать последний шанс для установления нормальных отношений с СССР оказались [160] безрезультатными. В конце концов Миколайчик согласился принять линию Керзона лишь как «демаркационную линию», что было отвергнуто Сталиным.
Несмотря на отсутствие соглашения по польскому вопросу, Черчилль был доволен визитом в Москву. Одним из важнейших результатов он считал обещание Сталина вступить в войну против Японии после разгрома Германии. «Он верил, что те отношения, которые он установил со Сталиным во время его недавнего визита в Москву, обеспечивали надежную базу для укрепления англо-советских отношений, и ничто не должно было предприниматься, что могло бы привести к расколу мира на два враждебных лагеря» (с. 239).
Процесс освобождения Европы создавал новые проблемы в англо-советских отношениях и обострял нерешенные вопросы. 27 декабря Сталин официально признал Люблинское правительство. Британское правительство продолжало поддерживать отношения с лондонским правительством, правда, без особого энтузиазма.
Англо-советские расхождения не повлияли на ход Ялтинской конференции, которая проходила в обстановке необычайной сердечности. «В ретроспективе конференция выглядит скорее как заседание комитета, чем как важная конференция на высшем уровне. Трудные решения просто откладывались до следующей конференции, и три лидера, казалось, были удовлетворены расплывчатыми общими местами. Ялта подтвердила то, что уже было решено, а не означала новое начало» (с. 247–248). Сталинское расположение на Ялтинской конференции создало у британских руководителей состояние эйфории, но оно скоро рассеялось.
В конце февраля 1945 г. в Румынии произошла смена правительства, инспирированная Советским Союзом. Однако, как подчеркивал Идеи на заседании военного кабинета, британское правительство было не в состоянии предпринять что-либо, так как оно согласилось предоставить Советскому Союзу свободу рук в Румынии в обмен на гарантии советского невмешательства в греческие дела. В этой ситуации Великобритания тем более не могла изменить ход [161] событии в Болгарии, так как события в Румынии представлялись более важными, но советская сторона, выполняя свои обязательства, занимала позицию невмешательства в отношении Греции.
В целом, как пишет автор, в Великобритании к концу войны имелось два подхода к Советскому Союзу. Большинство специалистов Форин оффис считало, что СССР заботился о своей собственной безопасности. И хотя его методы в Восточной Европе были жесткими, а его пренебрежение к мнению союзников заслуживало порицания, тем не менее его политика была вполне понятна и не представляла угрозы интересам Великобритании. Сторонники другого подхода считали Советский Союз потенциальным смертельным врагом, создавшим угрозу для британского сообщества, против которого необходимо было предпринять все необходимые оборонительные меры.
Что касается Черчилля, то его главной задачей было достижение победы над нацистской Германией. И хотя советский режим оставался ему глубоко антипатичен, он научился уважать Сталина и даже переоценивал якобы Дружеские отношения с ним.
В целом взаимодействие СССР и Великобритании во время войны было недостаточным. «Хотя заключение англо-советского союза рассматривалось как знаменательный отправной пункт новых отношений, две страны продолжали вести две отдельные войны, и уровень сотрудничества между двумя союзниками был минимальным» (с. 270).
В центре союзнических отношений важное место занимала проблема второго фронта, открытия которого Советский Союз добивался в 1941–1943 гг. Однако после Тегеранской конференции эта проблема утратила свою остроту. Наибольшую важность в отношениях Великобритании с СССР приобрели вопросы послевоенного мирного урегулирования. Знаменитый раздел на сферы влияния с указанием процентов, осуществленный Черчиллем в Москве в октябре 1944 г., был не просто случайным актом, а результатом заранее обдуманной политической линии. Было признано, что требования Советского Союза в отношении [162] безопасности его западной границы были совершенно законными и что Восточной Европе — при всех сожалениях по этому поводу — предстояло войти в советскую сферу влияния. В обмен Великобритания получила свободу рук в Греции, а коммунистам Италии и Франции была предписана примирительная линия.
Польша представляла особый случай и стала источником наибольших разногласий между двумя странами.
«Пока продолжалась война против Германии, ничто из этого не создавало серьезной проблемы, и участники англо-советского союза, рожденного необходимостью и целесообразностью, действовали совместно. Когда Германия перестала представлять собой угрозу, союз стал распадаться» Британцы начали представлять Советский Союз как агрессивную, экспансионистскую и жестокую державу, вынашивающую замыслы подчинения мира агрессивному коммунизму. Советы начали представлять западных союзников как коварных империалистов, высасывающих железные соки из рабочих всего мира, заставляющих их служить и поклоняться капиталистическому Молоху. Но понадобилось еще несколько лет, чтобы этот абсурдный манихейский взгляд на мир достиг своей зрелой формы в виде холодной войны» (с. 273).
М. М. Наринский